Серебряный леопард

Глава 2 ИМПЕРСКИЙ ШТАБ

В этой схватке погиб один сержант-викинг. Стрела сельджука пронзила ему левый глаз. Бедный парень умирал на протяжении целой ночи. Он в беспамятстве бормотал непонятные скандинавские слова и отхаркивал большое количество крови. В числе других потерь оказалась пара пораженных стрелами боевых коней. Они жалобно ржали, когда сэр Гастон из Бона вырезал стрелы из их крупов. Однако этот франко-норманн, самый знающий коневод, утверждал, что через несколько дней лошади снова будут готовы для сражений.

В тот вечер турки снова атаковали лагерь крестоносцев, но на этот раз они начали наступление на сектор, который удерживали флегматичные рейнландцы герцога Готфрида. Франки вскочили на своих коней, не успев как следует вооружиться. Однако они так хорошо работали шпорами и мечами, что зеленое знамя ислама вновь откатилось за холмы.

Эти стычки были настоящими сражениями, навязанными турецкой армией, пытавшейся помочь гарнизону Красного Льва в Никее. В ту ночь в лагере христиан, который уже объединил силы двухсот тысяч человек, повсюду распевали победные гимны.

Сэр Эдмунд присутствовал на совете в шатре графа Танкреда. Здесь он узнал, что последняя турецкая колонна, увидев, что путь в Никею ей прегражден, отступила, потеряв сотни мертвых и много пленных бойцов.

На следующий день поток франков устремился дальше по волнообразным желто-зеленым холмам, следуя берегом большого, заросшего осокой озера. На его поверхности качались многочисленные парусные лодки. Несомненно, большинство принадлежало туркам, и лишь на некоторых можно было различить византийские флаги и кресты.

Блестящий штабной офицер Византии объявил на совете, что Алексей Комнин решил лично принять участие в операциях и создал имперский штаб в городе Кивитот. Вокруг него располагался в большом порядке лагерь византийских частей с императорской гвардией в центре. Следуя примеру своего императора, его знать и военачальники отказались от роскоши, но не от интриг.

Боэмунд был с Алексеем. Очевидно подкупленный его золотом и лестью, рычал Танкред, потрясая соломенными волосами, свободно ниспадавшими ему на плечи.

Наутро волны франкских воинов стали подкатываться к высоким стенам Никеи. Этот город, как вскоре узнали осаждавшие, был защищен двойным рядом стен. Двести сорок шесть различной высоты башен города-крепости находились друг от друга на расстоянии всего лишь полета стрелы.

Турецкие защитники сделали вылазку, но были полностью разбиты тучами распевавших псалмы фанатиков. Но как только ворота Никеи захлопнулись, западное воинство уже ничего не могло поделать. Оно не располагало осадными машинами. Такие машины, оснащенные всевозможными военными приспособлениями, были только у Алексея.

Трижды крестоносцы приступали к осаде крепости, но безуспешно. Их осадные лестницы были переломаны, а бойцы ослеплены или сожжены потоками горящей смолы или серы. Тогда герцог Готфрид Бульонский, номинальный предводитель сил крестоносцев, созвал военный совет. На нем было решено одолжить у византийского императора не только осадные машины, но и хорошо подготовленного знатока, умеющего с ними управляться.

Граф Танкред пристально посмотрел в загорелое лицо сэра Эдмунда де Монтгомери.

– Вы проявили немалые способности на поле боя, милорд, – сказал он. – И потому решено отправить вас с отрядом в лагерь императора. Вы передадите нашу просьбу. Будьте готовы выступить через час.

У Эдмунда упало сердце. Для него вступить в императорский лагерь было равносильно тому, чтобы сунуть голову в пасть льва. Ведь там находился граф Лев, командуя одной из частей мусульманских наемников. И, конечно, он все еще испытывал унижение и ярость из-за черной, как ему казалось, неблагодарности англо-норманна.

– Я выбрал вас еще по двум причинам, – продолжал Танкред. – Как мне известно, вы можете говорить и писать не только по-латыни, но также и на греческом языке. Мне бы хотелось, чтобы в лагере императора вы воспользовались еще и своими ушами. Третья причина состоит в том, что ваш отряд хорошо управляем. Поэтому вы должны пробиться через бродячие части турецкой кавалерии. И, что еще важнее, через скопища проклятых христианских мародеров, которые следуют за ними по пятам.

Эдмунду ничего не оставалось, как только кивнуть.

Ричард из Принципата поднял перевязанную руку.

– Прежде чем отправиться, сэр Эдмунд, вам придется выучить на память наше послание, чтобы передать его герцогу Боэмунду. Скажите ему: мы настаиваем, чтобы он прекратил постыдную болтовню с византийским императором и немедленно занял принадлежащее ему по праву место во главе своих законных вассалов.

– И еще, – загрохотал епископ Ариано, сжимая рукоятку боевой булавы, – мы больше не станем следовать за его красным знаменем. Мы встанем под желтое знамя лорда Танкреда.

Созерцать реакцию Боэмунда Могучего на такой ультиматум – занятие малоприятное, подумал Эдмунд, когда во главе отряда двинулся в путь.

Проследить путь наступления франкского войска на восток было не трудно. Даже слепец заметил бы страшные следы разрушений, которые оно оставляло за собой в долинах, в горах и у подножия холмов.

Лишь голые пни да жалкие обрубки древесных стволов торчали по пути их следования. Где прошли тысячи лошадей, быков, овец и коз, не осталось ни кустика, ни жалкого пучка травы.

Отряд Серебряного Леопарда выступил из лагеря сберегающей энергию рысцой и ехал, минуя разбросанные повсюду биваки странствующих и совершенно незнакомых сил крестоносцев. Нередко им встречались разрозненные отряды запыленных, голодных ратников с испуганными глазами. По разным причинам они не смогли держаться вместе с основным войском и поэтому постоянно подвергались опасности быть уничтоженными быстрыми на удар сельджуками.

Чаще всего такие группы изможденных людей понуро брели, волоча по земле заржавевшие алебарды, пики и секиры, которые они притащили с собой из центра Европы… По пути следования отряда Эдмунда земля была усеяна обглоданными костями животных, убитых и съеденных христианами. Нередко высокие всадники в грязных плащах проезжали мимо раздетых донага смердящих трупов, покрытых тучами мух. Жалобные мольбы о помощи и о куске хлеба подчас раздавались из уцелевших остатков кустарника. Но отряд не обращал на них никакого внимания. Таких было слишком много. Поэтому закованные в сталь всадники, пришпоривая коней, продолжали свой путь.

Герт, обрадованный, что наконец находится среди собратьев-саксонцев, внимательно рассматривал отбросы, оставленные проходившим войском.

– Клянусь святым Олафом! – смеялся он. – Нам просто повезло, что мы следуем за лордом, который умеет смотреть дальше острия своего копья!

– Это правда, – оскалился светло-русый гигант, – но все равно, пусть его Дьявол заберет.

Чего ради было полосовать мне спину только за то, что я доставил себе маленькое удовольствие.

Герт усмехнулся и указал на побрякивающий мешок у пояса парня:

– Разве не стоит нескольких ударов ремнем превосходное содержимое твоего мешка, все эти броши, кольца, ожерелья?

– Мне приходилось страдать побольше и за меньшее, – сказал саксонец. – А ты? Тоже поживился?

– Вот и нет. Мне пришлось трубить в этот проклятый рог и присматривать за лошадьми милорда.

Оруженосец опустил глаза и ничего не сказал о котомке, прикрепленной к его поясу. Там лежало ожерелье из странных зеленых искристых камней. И латный воротник, на котором, как снежинки, блистали жемчужинки.

Внимание оруженосца переключилось на сэра Эдмунда, который скакал впереди отряда рядом с Железной Рукой и сэром Этельмом.

Проехав минут двадцать рысью и примерно сорок шагом, участники отряда спешились. По настоянию сэра Гастона, ветерана-коневода, всадники освободили подпруги, а потом с четверть часа вели своих животных по пыльной, каменистой дороге.

Череда покинутых лагерей, которые они проезжали, как будто была бесконечной. Грифы уже очистили от мяса кости палых лошадей и скота. То тут, то там грубо связанные кресты отмечали места, где покоилось очередное незадачливое существо. Преодолев нескончаемый путь откуда-нибудь из Дании, чей-то сын или муж лежал здесь в ожидании трубы архангела Гавриила.

Нередко в придорожных кустах на склонах холмов можно было заметить легкое движение, а иногда – и тень человека, тут же снова исчезающую среди пыльных валунов. Эти едва различимые тени принадлежали не мусульманам, а несомненно франкам. Как заметил Рюрик, сержант из норвежцев, это были, вероятно, сторонники влиятельного и не лишенного чувства юмора отщепенца, известного как «король» Тафур. Орды его последователей включали убийц, плакальщиков, актеров, фокусников, карманников, жонглеров и проституток выползших из сточных канав Парижа, Лиона и других французских городов.

Эти подонки следовали за Петром Пустынником в его катастрофическом и неоконченном крестовом походе, но не были настолько ему преданы, чтобы разделить участь погибших.

Норвежец высморкался при помощи пальцев.

– Горе тому честному пилигриму без друзей и оружия, который повстречается с этими подонками. Они легки на расправу.

Ехавший в начале маленькой колонны сэр Арнульфо из Бриндизи высвободил сведенную судорогой ногу из стремени.

– Чума забери этого графа Танкреда. Отослал нас приказом с места сражения. От этого нам будет мало чести и никакой добычи.

– Полное безобразие, – мрачно согласился с ним Железная Рука. – Я только начал работать мечом в последней схватке, а она уже кончилась.

– Эти турки, – заметил он, когда каменистая дорога перед ним сделала поворот, – оказались прекрасно вооруженными и более богато одетыми, чем те, которых мы встречали в сражениях под знаменами сьёра де Морона еще в восемьдесят пятом году. Эти дети Сатаны гораздо крупнее тех и не такие уродливые. Почему это? – Нос норманна, когда-то давно срезанный жестоким ударом, нервно подергивался. – Всевышний Бог! Достаточно повидать турка, только что прибывшего из Азии. Он страшен как смертный грех. И, поскольку никогда не моется, вонь от него распространяется на пол-лиги…

Молодой сэр Рейнар из Беневенто ехал молча. Его долговязое тело мерно раскачивалось в такт шагам коня.

– Мне любопытно посмотреть на лагерь императора, – задумчиво сказал он. – Клянусь верой! Говорят, что это настоящий город. Мне не довелось сражаться против греков. И я не понимаю их стратегию.

– Если они решают дать сражение, то превосходно с этим справляются. Они прекрасные солдаты, – сообщил сэр Арнульфо из Бриндизи; тощий, как выпь, итало-норманн отличался большим клювообразным носом, который еще больше подчеркивал сходство с птицей. На поле боя его взгляд никогда не останавливался на одной точке, а перебегал из стороны в сторону. – Но у этих византийцев полностью отсутствует любовь к риску. Как люди восточные, они не понимают законов рыцарской чести. Им представляется, как объяснял наш лорд Эдмунд, что нельзя снискать славу, сразив в одной схватке дюжину человек. Они не ценят искусства удара хорошо закаленного меча по шлему. Или одного взмаха булавы, достаточного, чтобы выбить всадника из седла.

– Но тогда, сэр рыцарь, им, должно быть, недостает силы духа…

– Достает или нет, но они веками били болгар, турок, словен, печенегов – даже нас, франков. Как в Кастории.

Во второй половине дня отряд достиг того места, где еще не проходили крестоносцы: деревья росли по обеим сторонам дороги, кругом цвели цветы, журчали чистые ручейки и пели птицы. Запах конского навоза и нечистот не отравлял воздух.

Отряд двигался у основания крутого холма, мимо озера, плескавшегося справа. Внезапно в лесу протрубил рог. Почти мгновенно воины отряда Эдмунда собрались вместе и образовали такой же широкий клин, который они использовали в первой схватке. Бело-голубые флажки повисли на опущенных копьях. Воины придерживали коней, пропуская вьючных животных под прикрытие ощетинившейся сталью колонны. Затем отряд возобновил свое продвижение, пока из леса не появились тяжело вооруженные конники императора.

С их копий свисали желто-зеленые вымпелы. Такого же цвета были и их плащи и кольца на тяжелых круглых щитах.

У всех всадников на головах были стальные ермолки, увенчанные короткими перьями тоже зеленого и желтого цвета. Стальные кольчуги всадников доходили до бедер, стальными были и поножи. Византийские лошади крупнее, чем турецкие, но мельче боевых коней франков. Грудь и лоб каждой лошади защищали железные пластины.

Эдмунд видел, как эти всадники вскачь пересекали поле. В дополнение к кавалерийским лукам и дротикам они были вооружены широкими мечами и кинжалами.

Вскоре стало ясно, что эти всадники не питают враждебных намерений. Остановившись на некотором расстоянии от отряда Эдмунда, они привстали на стременах и дружественно помахали копьями.

Наконец вперед выдвинулся офицер в сером плаще поверх серебристых лат. На греческом языке он прокричал, что хочет поговорить с вожаком франков. Эдмунд поднял копье, опустил щит и выехал вперед, сожалея, что его плащ и алый крест сильно потускнели от пыли и пота.

Командующий византийцами, нервный молодой человек с оливковой кожей и четким, как на камее, профилем, выкинул перед собой руку в древнем римском приветствии.

Узнав, что рыжеволосый франк везет послание для самого императора, молодой офицер немедленно отрядил двух всадников и приказал им предупредить другие передовые посты по пути следования отряда Эдмунда.

– Его святейшее величество, – пояснил он, – особенно заинтересован, чтобы не было никаких столкновений между братьями-христианами.

…Отряд Серебряного Леопарда миновал заслоны лагеря византийской армии в те вечерние часы, когда багрово-красная пыль уже начала оседать над озером, а на ближайшие холмы упали голубые тени.

Эдмунд и его рыцари уже легко различали состав имперского войска. Там были тяжело вооруженные пехотинцы в гребенчатых шлемах и коротких кольчугах, имевшие длинные щиты. Главным оружием этих мускулистых солдат были секиры с длинными древками, широким полукруглым лезвием с одной стороны и острием – с другой.

Внутренняя охрана имела по два или по три метательных копья, легкие секиры и круглые щиты, закинутые за плечи.

Однако изумление, если не зависть, у франков вызвал сам лагерь. Там не было мусора, беспорядочно разбросанных палаток и кольев для лошадей. По существу, лагерь воспроизводил каструм – укрепленный лагерь древнеримских легионеров. Судя по рисункам, которые Эдмунд видел в рукописи императора Маврикия, такое укрепление обносилось рвом и оградой со сторожевыми башнями по углам. Все палатки были определенных размеров, в них хорошо проникал свет. Коновязи устанавливались вдоль проходов в каждой части. Палатка командира находилась впереди, охраняемая неподвижно застывшими часовыми.

Каждое подразделение имело свои особые по звуку трубы и своих трубачей, которые особыми сигналами передавали задания на вечер. Простые солдаты не устраивали ссор и драк вокруг котлов с остывшим и вонючим тушеным мясом, а выстраивались в очередь с деревянными плошками, чтобы получить хлеб и мясо, приготовленное поварами, которые занимались только этим делом.

Отряд графа Эдмунда был встречен у ворот славонским офицером охраны. Он приветствовал прибывших и согласился проводить франков к месту, отведенному для посетителей. Там уже были сложены поленницы дров, лежала куча фуража и были вбиты колья для коновязи.

Как только отряд спешился и занялся заботами о лошадях, Эдмунд подозвал Железную Руку и, зная о нерушимых порядках находящихся в походе византийцев, запросил немедленной аудиенции у Алексея.

Перед шатром императора развевалась священная хоругвь. Но это была не та хоругвь, которую, по преданию, Константин Великий получил из рук архангела, – она была, к несчастью, утеряна за двадцать семь лет до этого в результате сокрушительного поражения Романа Диогена при Манзикерте. Копия священного знамени выглядела, однако, весьма внушительно с орнаментом из чистого золота и драгоценных камней. В самом центре хоругви выложен был крест из рубинов.

Неподвижно, как статуи, застыли на страже у знамени гиганты-варяги. Их увенчанные крыльями шлемы тускло поблескивали в сумерках. Стоявшие плечо к плечу гвардейцы со всех сторон окружали шатер. Даже кошка не прошмыгнула бы мимо них. Перед входом в шатер Железная Рука сжал локоть Эдмунда.

– Смотрите! – прошипел он. – Видите вон там? В сумерках проступали странные мощные контуры, которых англо-норманн никогда раньше не видел. Под усиленной охраной там стояли осадные машины, которые нужно было бы доставить к стенам Никеи, чтобы проникнуть за них.

Толстые, мягкие, как пуховая постель, ковры покрывали имперскую приемную. В ней толпились высокопоставленные офицеры в боевых доспехах. И эти доспехи не были похожи на украшенное золотом и серебром личное снаряжение, в котором они были в Священном дворце в Константинополе. Не было на их лицах и следов румян и помады, которыми пользовался любой византиец.

Едва Эдмунд успел снять каску и пробежать пальцами по своим сбившимся и потным волосам, как его попросили пройти во внутреннее помещение. Через минуту бывший граф и сэр Уильям остановились перед длинным столом, освещенным десятками тонких свечей, горевших в золотых канделябрах.

За столом сидел Алексей Комнин в пурпурном с золотом плаще, надетом поверх лат из позолоченной стали. Он был без головного убора, браслетов или нашейных цепей. Лишь несколько перстней сверкали на широких волосатых руках. По одну сторону от императора стоял Мануэль Бутумит, по другую – граф Лев Бардас, чьи классические черты застыли словно маска.