Глава 1: Конец войны у каждого — свой

— Ну и как вам? Это — Орден Щетинистого Духа[1] в комплекте с жезлом.

Гиш, задравший от гордости нос, щеголял перед одноклассниками орденом, отделанным по краю белыми перьями. "Ах", — доносились от ребят вздохи.

— Не Щетинистого, а Белокрылого, разве не так? — задал кто-то каверзный вопрос, и Гиш покраснел.

— Ага! Именно так! Орден Белокрылого Духа!

Он мельком взглянул в угол аудитории. Там находилась Монморанси. Хотя одноклассники собрались вокруг Гиша, что касается самого важного из них — его подруги, то она, облокотившись на стол, со скучающим видом смотрела за окно и еще куда-то. "Мне хочется, чтобы ты подошла и послушала мой рассказ, и, тем не менее…" — мальчик почувствовал себя слегка опечаленным.

— Поразительно… Гиш, рота под твоим командованием осуществила прорыв в город Саксен-Гота самой первой, ведь так?

— Пожалуй, — задаваясь, мальчик кивнул. Все единогласно восхваляли своего одноклассника, который достиг огромного успеха в бою.

— Ну право, Гиш. Честно, мы думали, что ты — простой болтун, тем не менее, похоже, мы должны изменить свое представление о тебе!

— Поразительно! Гиш! Ты изменился к лучшему!

Мальчик откинулся назад, всем своим видом выражая: "И при всем этом?" Затем он положил ногу на ногу и горделиво поднял палец:

— Я собираюсь рассказать о том, как я и эта отважная рота уничтожили отряд орков.

— Ого, — в толпе возникло волнение.

Гиш еще раз посмотрел в сторону Монморанси. Тогда она тяжело вздохнула. "Почему она так вздыхает…?" — мальчик все больше погружался в печаль. Чтобы привлечь ее внимание, он намеренно заговорил громким голосом:

— Когда мы достигли обрушившейся стены, из города один за другим вылезли орки! В тот момент я хладнокровно отдаю команды подчиненным мне отрядам стрелков! "Первый взвод! По врагу! Товсь! Огонь!"

Произнося последнюю команду, Гиш взмахнул сверху вниз своей палочкой в виде розы.

— И все-таки враг не бросается в бегство! И тут вступает моя магия! Вскинув свою розу, произношу заклинание! "Земляная Рука"!

Это было заклинание, от которого из поверхности земли вырастают руки, которые хватают врага за ноги.

Однако, в аудитории не было почвы. Ничего не произошло. На некоторое время по помещению распространилось странное молчание.

— Бум! Теперь — выход валькирий!

Похоже, воспрянув духом, Гиш снова взмахнул своей волшебной палочкой. Кружащиеся в танце лепестки искусственной розы превратились в семь бронзовых женщин-воинов.

— Упавших орков решительно атаковали мои отважные големы!

Валькирии начали исполнять танцевальное представление, описывающее бой.

Кто-то произнес заклинание Ветра, направленное на големов Гиша.

Отброшенные вихрем валькирии с лязгом попадали на пол.

— Кто это сделал?!

На Гиша уставился де Лоррен, на лице которого появилась улыбка, выглядевшая весьма отвратительной. Это был подросток, который некогда из зависти к делающей успехи Табите, устроил с ней дуэль.

— Твои големы, которые были сметены подобным заклинанием Ветра, смогли спокойно выдержать удар орка?

— Нууу…

У Гиша выступил холодный пот. Невольно увлекшись, он раздул свой рассказ, однако и не помышлял, что его могут так каверзно подловить.

— Нуу, знаете… это же — приманка, именно приманка! Используя моих големов в качестве приманки, подманить врагов в нужное место и там дать залп!

— Эй-эй, когда я слышал про это событие раньше, похоже, теми, кто играл активную роль, были стрелки. Твоя магия всего лишь заставила орков упасть? Тоже мне — великое дело! Гиш!

— З-заслуги находящихся в подчинении солдат — заслуги командира, разве не так?

— В таком случае, разве не было бы лучше, если бы ты не рассказывал, что это — результат примененного тобой волшебства? Тогда бы ты заставил нас восхищаться манерой своего командования. Однако, знаешь, правда ли то, что ты смог командовать? Возможно, ты доверился находившемуся рядом адъютанту, не так ли?

Эта фраза была не в бровь, а в глаз, однако Гиш перетерпел. Его возвышенный вкус восстал против того, чтобы стать серьезнее. И когда он с напускным спокойствием закинул ногу на ногу и произнес: "Итак, я продолжу рассказ"… он смог заметить, что его подруга встала и покинула аудиторию.

Гиш растерянно побежал за ней.

— Монморанси! — воскликнул он, находясь уже в коридоре, вымощенном камнем. Однако девочка не обернулась. Она торопливо пошла прочь. Ощущая негодование, исходящее от ее плеч и спины, мальчик снова погнался за ней.

— Эй-эй, подожди меня! Собственно говоря, а что произошло? Любимая! Я просто хотел, чтобы ты меня послушала, и тем не менее, ты меня совершенно проигнорировала, разве не так?!

Гиш положил руку на плечо Монморанси и вынудил ее остановиться.

— Эй, взгляни на это. Орден! Радуйся! Ведь твой возлюбленный совершил достойный подвиг! Как насчет того, чтобы ты здесь тоже обо мне…

— У меня нет причин пересматривать свое мнение о тебе, разве не так? — наконец-то обернувшись, заявила Монморанси.

— П-Почему?

— Что мне с этого ордена? Ты пошел добровольцем в армию, не посоветовавшись со мной — вот в чем проблема!

От такой непредвиденной критики Гиш даже попятился. Он даже не предполагал, что его будут вот так упрекать, хотя стоило бы именно хвалить.

— Р-разве я вовремя тебя не известил?! Разве я не написал тебе письмо о том, что вступил добровольцем в Королевскую армию?!

Монморанси сердито посмотрела на своего ухажера ледяными глазами. Ощущая, что нынешний гнев имеет совершенно иной характер, нежели обычный, Гиш замолчал.

— Только известил, не так ли?! А разве я не сказала, что это нужно было обсудить?! По сравнению с орденом есть нечто более ценное, не так ли?!

Ненадолго задумавшись, мальчик с серьезным видом задал ответный вопрос: "Например?" — из-за чего Монморанси изо всех сил дала ему пощечину.

— Аай! Почему ты меня ударила?!

— Эта ценность — я. И-мен-но я.

— У-угу.

— Ведь ты — мой рыцарь, так? Разве ты сам мне это не сказал? Раз так, когда началась война, твоя задача — быть рядом и защищать меня, так? Теперь понимаешь?

— Д-да, — стоя навытяжку, Гиш кивнул.

— Ведь когда мальчишки отправились на фронт, в Академии случилась беда! Поскольку в то время как вы потеряли голову из-за наград и подвигов, на нас напали враги!

— Вот оно что… — Гиш кивнул. Сразу после возвращения в школу он слышал эту историю.

— Вас рядом не было, поэтому учитель, рискуя своей жизнью, спас нас. Если бы я могла искуснее владеть магией…

Монморанси, закрыв глаза, вспомнила события того дня. Намереваясь вылечить Кольбера, который был ранен заколдованными стрелами, она повторяла заклинания стихии Воды, однако… в середине процесса исчерпала свою душевную энергию и, неспособная закончить лечение, упала в обморок.

Гиш тоже был растроган и потупился.

— Я собираюсь учиться более аккуратно. Несмотря на то, что я являюсь членом семьи Монморанси, в которой из поколения в поколения брали на себя обязанность вести переговоры с духом воды… я не смогла спасти. Если бы я лучше разбиралась в управлении стихией Воды… вероятно, я сумела бы спасти учителя.

Тело Кольбера, у которого не было родни, почему-то забрала Кирхе. Возможно, она сейчас едет на родину, ведь ее нигде не было видно. Вероятно, у рыжеволосой девицы было намерение похоронить его в землях Германии, ведь он также являлся магом стихии Огня. Кстати, та синеволосая девчушка тоже исчезла.

— И это еще не все. Ведь есть еще ребенок, который потерял самого дорогого для него человека. Будь же немного внимательнее к проблемам других. Это — не та ситуация, когда стоит веселиться и пребывать в упоении, не находишь? Даже ты был с ним в дружеских отношениях, не так ли?

Гиш вспомнил.

На борту корабля, отходящего из Росайта, в слухи превратился разговор о том, что именно Сайто, фамильяр Луизы, противостоял приближающейся альбионской армии.

Расстроенная хозяйка снова и снова кричала: "Дайте же мне сойти!" — и договаривалась об этом с генералами, однако флот, выполняющий эвакуацию людей, не должен был возвращаться назад ради фамильяра.

Более того, и капитан корабля, и командиры посмеивались над этим слухом. О том, что невозможно такое помыслить, чтобы слуга в одиночку отправился останавливать армию. И о том, что невозможно в одиночку суметь остановить войско численностью в семьдесят тысяч солдат.

Высшие чины, утверждавшие, что, возможно, была какая-нибудь другая причина, замедлившая натиск альбионской армии, не обращали на бьющуюся в истерике девочку никакого внимания. Появились даже люди, говорившие, что, вероятно, этот подросток-фамильяр попросту сбежал.

Итак, все вокруг Луизы высказывали подобное:

— Даже если принять тот разговор за правду, не выйдет остаться в живых, если противостоишь огромной армии численностью в семьдесят тысяч солдат. Жалко, тем не менее, лучше бы смириться с этим…

Луиза не соглашалась с таким мнением, однако больше ничего не оставалось. В эскадре, поспешно ретирующейся в Тристейн, знали о вступлении Галлии в войну и о капитуляции альбионских войск. Смятение достигло апогея, и уже не осталось людей, которые бы принимали во внимание проблемы одного юнца, превратившегося в сплетню об остановленной альбионской армии.

В конце концов, в бесконечной череде погибших в бою дело Сайто было закрыто формулировкой, близкой по смыслу к "пропал без вести".

По этим и другим причинам Луиза, вернувшаяся в Академию Волшебства, была страшно подавлена, и не стала ни с кем разговаривать. Совсем словно оставив где-то свою душу, она заперлась в своей комнате в общежитии и не выходила оттуда.

Такая судьба Сайто в Академии Волшебства тоже превратилась в слухи. Поскольку, как бы там ни было, но мальчик здесь был знаменит по двум причинам: первая — "Считается, что он — какой-то там легендарный фамильяр", и вторая — "Он совершил множество подвигов".

Слышавшая подобные сплетни Монморанси, похоже, волновалась за Луизу, которая закрылась в комнате и не выходила наружу.

— Поэтому я хочу хотя бы успокоить ее. После уроков я намерена ненадолго сходить проведать Луизу.

— Все именно так. Монморанси, ты такая добрая.

— Никакая я не добрая. Ты знаешь, даже я сражалась. Воевали не только вы. Хоть и говорю, что принимала участие в сражениях, я не имею в виду, что по-настоящему сражалась, однако…

— Угу.

— Я — маг стихии Воды. Для меня существует мой собственный метод сражаться… я всего лишь хочу стать еще более сильной.

Монморанси взглянула вверх на небо, которое проглядывало через окно, после чего пробормотала:

— Я не могу позволить, чтобы вокруг меня была печаль. Если я не смогу ее исцелить, когда она появится, я не найду себе покоя.


* * *

Завершение войны между Республикой Святого Альбиона и союзом Тристейна и Германии было объявлено одновременно с окончанием праздника Сошествия.

После того, как благодаря жертве Сайто объединенная армия благополучно эвакуировалась, флот Галлии, внезапно вступивший в войну на стороне Тристейна и Германии, разнес в Росайте здание штаба вместе с Кромвелем и принудил расквартированную в этом порту альбионскую армию к капитуляции.

Войска Белой Страны утратили боевой дух из-за хаоса, возникшего после произошедшего за один миг уничтожения Императора, и из-за подавляющей разницы в военной мощи. Вдобавок, отряды, которые, должно быть, откололись от объединенной армии, пришли в себя, словно проснулись ото сна, и снова направили свои волшебные палочки против альбионской армии. Находясь на пике этого хаоса, войска Белой Страны капитулировали без всякого боя.

Армия Галлии, все также расквартированная в Росайте, организовала чрезвычайный стол переговоров при своем посредничестве и начала урегулирование военных действий…

Соответственно, война, которая продолжалась примерно целых восемь месяцев, завершилась в таком виде, что ведущую роль в этом сыграло неожиданно вступившее в схватку Королевство Галлия.


* * *

Через две недели после капитуляции Республики Святого Альбиона…

По прошествии третьей недели, называемой Эол, месяца Яра, с которого начался нынешний год, объединенная армия была надлежащим образом расформирована. Тогда ученики Академии Волшебства, вступившие добровольцами в качестве временно исполняющих обязанности офицеров, один за другим вернулись в школу.

Если имелись такие студенты, которые возвращались, окрыленные успехом, то были и такие, кто вернулся, не сумев совершить военные подвиги. Если имелись такие студенты, которые прошли через ожесточенные сражения, то были и такие, кто выполнял свои задачи, которые не способствовали достижению военных успехов.

За исключением некоторых из них, ученики Академии Волшебства были разосланы в тыловые подразделения, связанные со снабжением или чем-либо подобным, поэтому, хоть среди них не было жертв, однако и студентов с особыми военными заслугами тоже не было.

По этой причине, что касается чванства тех учеников, которые имели военные достижения, то оно достигло небывалых высот.

Гиш таким манером тоже ужасно кичился своим подвигом, однако…


* * *

Вечером…

У Гиша, который проводил Монморанси в ее комнату, настроение стало немного тягостным, и он отправился прогуляться. Он бродил туда и обратно по двору Вестри, куда не заходило слишком много народа.

"К слову сказать… в тот день, когда я встретился с Сайто, мы дрались здесь на дуэли, даа, — подумал он. — Тогда мой соперник, получая и получая ранения, снова и снова вставал на ноги".

Следующими предметами, которые попались на глаза, были ванна, оборудованная Сайто рядом с башней Огня, и тряпичная палатка, где фамильяр некоторое время ночевал, когда был изгнан Луизой. Гиш вспомнил, что были дни, когда они вместе пьянствовали здесь до самого утра.

И вот когда он таким образом предавался воспоминаниям о Сайто…

В уголках его глаз защипало. Даже Гишу было очень грустно. Вероятно, он так расшумелся в аудитории, поскольку ему было грустно.

— Сайто. Кроме Луизы, никто не верит, однако… я полагаю, что все-таки ты остановил семидесятитысячную альбионскую армию. Ведь, что ни говори, ты был мужчиной, который, получая и получая удары от моих валькирий, снова и снова поднимался на ноги… И я считаю: нет тут ничего странного, что именно ты это сделал.

Гиш сильно потер глаза.

— Ты — простолюдин, однако я питал к тебе дружеские чувства.

И когда он вот так в одиночестве пускал скупые слезы, в палатке кто-то шумно зашевелился.

— Сайто…?

Однако, тем, кто показался наружу…

— Верданди!

Это был огромный крот, фамильяр Гиша.

— Что ты здесь делаешь…?

Мальчик присел и начал гладить своего любимого зверя.

— Все-таки ты тоже с добрыми чувствами вспоминаешь о нем?

Крот потерся носом об своего хозяина. Его круглые глаза отчего-то были печальными.

— Вот как, тебе тоже грустно…

Некоторое время Гиш обнимал Верданди, однако… затем медленно поднялся.

— Сайто, я думаю, что ты — герой. Поэтому я придумал вещь, которую смогу сделать. Верданди! Сгреби сюда столько почвы, чтобы было, словно гора!

Фамильяр кивнул, после чего начал с яростной энергией перекапывать землю. Перед Гишем начала подниматься гора почвы.

— Я — маг стихии Земли. Поэтому я выражу уважение к тебе с помощью этой почвы. Я намереваюсь создать здесь твое огромное изваяние. Чтобы не забывать тебя.

Гиш наложил заклинание на груду земли. Тогда почва трансформировалась, словно глина. Погрузив в нее обе руки, мальчик, словно осуществляя тщательное перемешивание, начал возводить статую.

— Сайто — великий парень. Возведу-ка я огромное изваяние, высотой так мейлов пять. Ты не умел пользоваться магией, поэтому… я сделаю эту статую голыми руками. Это — уважение к Сайто. Уважение, которое выражаю тебя я, дворянин. Будь счастлив!


* * *

И Гиш, и Монморанси были глубоко опечалены, однако… Все равно той, кто горевал больше всех, была Луиза.



Она сидела в своей комнате на кровати, обхватив руками колени. На девочке была повседневная школьная униформа, однако на голове был надет странный головной убор.

Это был свитер, сделанный ее руками, который она когда-то подарила Сайто. Стоит сказать, что через ворот этого предмета, который по виду был близок к произведениям искусства авангардистского течения, даже если применить силу, голову не просунешь. А вот надеть в качестве головного убора оказалось в самый раз.

Перед Луизой лежал ноутбук — единственная вещь, принадлежавшая Сайто. Электропитание не было подключено, поэтому монитор был пуст.

Девочка пристально уставилась на черный экран компьютера. Она вспомнила изображение, которое мальчик показал ей в тот день, когда впервые явился в этот мир.

Это было красиво.

От этих мыслей в глазах защипало.

Если поразмыслить, то Сайто… всегда показывал мне этот пейзаж. Непонятно почему, но он показывал изображение, которое было красивым, чем-то волновало и вызывало загадочные ощущения.

Отличающиеся друг от друга идеи, образы и поступки… одно за другим оживали в ее душе.

Луиза уставилась на кулон, который висел у нее на груди. Из ее глаз невольно потекли слезы.

Сайто… всегда защищал меня. Как этот кулон, висящий на моей шее, он всегда был рядом и служил мне щитом.

Когда голем Фуке намеревался меня раздавить.

Когда Вард собирался меня убить.

Когда мы противостояли гигантскому военному кораблю.

Когда на меня был направлен магический вихрь, созданный Анриеттой, которая была околдована врагами и поэтому была не в себе.

И… когда мне приказали умереть, чтобы дать спастись нашим войскам…

Сайто непременно становился передо мной и обнажал меч.

Легендарный Гандальв — согласно этому имени он стал моим щитом.

Но относилась ли я к такому Сайто по-доброму?

Мне кажется, что я всегда упрямилась и сваливала на него свои капризы.

— Дурак, — слезы жгли глаза. — Ведь было бы лучше, если бы ты не обращал на меня внимания. Было бы лучше, если бы ты сбежал, не обращая внимания на меня, такую неблагодарную, своенравную и совершенно не милую.

Луиза, даже не вытирая льющиеся слезы, глубоко погрузилась в свои мысли.

— Несмотря на твои высказывания о том, что выглядит глупостью умирать во имя чести… разве не удивительно, что ты сам так и поступил?

Слова, которыми она упрекала Сайто, в том же виде обращались на нее. Превратившись в пронзающие сердце копья, ее собственные слова жестоко ранили ее саму.

— При том, что ты сказал, будто любишь меня… не оставляй меня в одиночестве, — бормотала Луиза, уставившись на по-прежнему черный экран. — Когда тебя нет, я не могу даже уснуть.

Обхватив руками колени, девочка продолжала непрерывно плакать.


* * *

В Тристании, столице Тристейна, в кабинете Королевского Дворца Анриетта сидела на стуле с словно бы безжизненным лицом.

Мятеж части Королевской армии в Альбионе, гибель генерала де Пуатье и маркиза Харденберга, командующего германской армии, беспорядочное бегство всей армии… и рапорт, в котором запрашивалось разрешение на отвод войск.

Когда поступила депеша от начальника штаба объединенной армии Вимпфена, все в Королевском Дворце, включая Анриетту и Мазарини, находились в смятении. Существовало даже подозрение: не фальшивый ли это рапорт, отправленный врагами?

Эвакуация войск или продолжение боевых действий? Именно Кардинал Мазарини собрал преисполненное сложностей заседание.

— Здесь — Королевский Дворец, а не поле битвы, — эти слова обуздали министров, которые не признавали эвакуации войск.

Однако… в результате отвод армии стал бессмысленным делом.

Внезапно появившийся галльский флот принудил альбионскую армию капитулировать. Затем через некоторое время Галлия направила в Тристейн, который уже дошел до крайней степени смятения, специального курьера. Тот уведомил о проведении конференции относительно дальнейших отношений с Альбионом…

Королевский двор Тристена колебался, поскольку не был способен определить позицию Галлии, однако не следовало идти против королевства, которое окончательно уладило этот военный конфликт.

С тех пор прошло около двух недель, и сегодня Анриетта, которая должна была присутствовать на запланированной к проведению в Росайте конференции, занималась приготовлениями.

Принцесса взяла в руки лежащее на столе письмо, которое было отправлено послом королевства, остановившего Альбион.

"Монархическое правительство Галлии ощущает необходимость наладить еще более тесные связи всех составляющих Халкегинию стран в связи с тем, что нужно удержать быстрое развитие так называемого республиканского строя, который нарушает порядок в Халкегинии…" — продолжалось вступление к письму.

Однако, фразы, которые она читала, не формировали в ее мозгу нечто, имеющее смысл.

В сердце у Анриетты была дыра. Глубокая, холодная, темная пещера, ведущая неизвестно куда. Пустая дыра, в которую даже если заглянуть, невозможно было бы оценить ее глубину.

Кромвель, которого Принцесса так ненавидела, умер. Дворянская клика Альбиона разгромлена.

И тем не менее, почему мое настроение не улучшилось?

— Почему? — пробормотала она, хотя вокруг не было ни единого собеседника. — Дворянскую клику, которая убила принца Уэльса, невозможно было простить. Тех, кто играл с этой смертью и обманул меня, невозможно было простить… И что же?

Что-нибудь изменилось?

Ничего не изменилось вообще.

Анриетта закрыла лицо ладонями. Чувства хлынули наружу, словно прорвало плотину, и этому уже нельзя было помочь.

В дверь постучали, однако… Принцесса была не в состоянии ответить. Даже когда, открыв дверь, вошел Мазарини, Анриетта так и осталась, положив руки на стол и уткнувшись в них лицом.

— Похоже, вы устали, — Кардинал проговорил таким тоном, словно бы он ворчал.

Принцесса медленно подняла голову от стола, словно она здесь была впервые, а затем кивнула:

— Да. Однако, все в порядке.

— Вы не счастливы? Что бы ни случилось, война закончилась. Пусть вся армия беспорядочно отступила, однако, даже если мы победили, получив неожиданное подкрепление, победа есть победа. Что ни говори, сколько бы раз мы ни выражали благодарность Галлии, этого все равно не будет достаточно.

— Это так, — сказала Анриетта, уставившись в пространство.

Обеспокоенный ее состоянием, Мазарини продолжил свою речь:

— Однако, мы не можем стать небрежными, Ваше Величество. Галлия, которая сохраняла нейтралитет, хотя мы до такой степени принуждали ее вступить в войну, вдруг неожиданно сама ввязалась в боевые действия — для этого обязательно должны быть какие-то причины.

— Полагаю, что так, — Анриетта ответила с таким видом, словно слова собеседника влетали в одно ее ухо, а из другого тут же вылетали.

Мазарини положил большую стопку бумаг на стол, на который облокачивалась Принцесса.

— …Документы?

— Да. Документы, которые Ваше Величество непременно должны просмотреть.

— Это может подождать? Сейчас я немного…

— Нет, сейчас, вы должны их просмотреть.

— Если требуется утверждение, я предоставляю это на ваше усмотрение. Кардинал, вы лучше справитесь. Ну что за беспокойство…

— Просмотрите же их.

Анриетта помотала головой.

— Я искренне прошу меня простить. Честно говоря, я устала.

— Просмотрите же их! — твердым тоном повторил Мазарини. Под давлением гневного вида этого худого мужчины средних лет, над которым в народе подшучивали: "Птичий скелет", Анриетта взяла в руки верхний документ.

На нем сверху донизу были плотно записаны имена.

О боги, что это за имена?

— …Это? — Мазарини ледяным голосом объявил, — Это — поименный список погибших во время нынешней войны.

Анриетта потеряла дар речи.

— Дворяне, простолюдины, офицеры, солдаты… не взирая на ранги и социальное положение, все имена, которые можно было узнать, записаны здесь.

— Ооо… — Принцесса закрыла лицо руками.

— Ваше Величество знает, на основании чего они умерли?

Анриетта помотала головой:

— …Я не понимаю.

— Вы не понимаете? Нет, полагаю, вы поймете. Они умерли во имя Вашего Величества и своей Родины.

Принцесса низко поникла головой.

Мазарини заявил ледяным тоном:

— Среди министров есть субъекты, которые бредят всякое вроде: "Война тоже является внешней политикой" и, используя офицеров и солдат в роли рабочего скота, ставят под вопрос правильность военных действия, исходя из выраженных в числах материальных интересов. Ха-ха, не так уж они и ошибаются. Просто, не забывайте. О том, что даже у этих "рабочих животных" есть семья, быт, в конце концов — любимый человек. О том, что у них имелось нечто, заслуживающее того, чтобы в него верить, — Мазарини постучал по списку имен. — У лица, обличенного монаршей властью, могут иметься обстоятельства, когда оно должно решиться на военные действия. Могут иметься обстоятельства, когда оно пошлет офицеров и солдат на смерть. Просто, не забывайте. О том, что, по крайней мере, у тех, чьи имена здесь записаны, была правда и честь. О том, что, по крайней мере, у тех, чьи имена здесь записаны, был кто-то, кого они должны были защищать.

Анриетта начала плакать.

Рыдая как ребенок, она упала на колени и спрятала лицо в ногах Мазарини.

— Сколько раз мне сгореть дотла в адском пламени, чтобы стало лучше? Я все скажу. Грешная королева раскаивается у ваших ног, у ног Кардинала, который являет собой представителя бога. Ах, я скажу честно. Эта война было всего лишь отмщением, которое жило в моем сердце. Я упорно думала: если для свершения этой мести необходимо, чтобы я продала душу дьяволу, даже это меня бы не беспокоило. Однако, на самом деле, если попытаться продать душу… внутри ничего не останется. Нет даже раскаяния. Только пустота. Только простирается глубокая-преглубокая дыра.

— …

— Я… была дурой, которая не замечала всех тех вещей. Я даже не замечала, что, забывшись от любви, обрекла на смерть всех воинов из отряда Магической Стражи и ударила по своей подруге ужасающим заклинанием. Я даже не замечала, что продолжаю войну, не ставя под вопрос, нужна она или нет. Я даже не замечала, что намереваюсь использовать силу важных для меня людей для осуществления своей личной мести. И вот, месть свершилась, и я впервые… заметила. Я заметила, что ничего не изменилось, — Принцесса, захлебываясь слезами, бормотала таким голосом, словно она молила простить ее и дать ей наставление. — Пожалуйста, объясните мне. Я… что мне лучше сделать? Исчезнут ли мои грехи, если я, по крайней мере, своими руками перережу себе горло?

Мазарини оттолкнул от себя тело Анриетты. Она подняла на него взгляд напуганного ребенка.

— Только бог может осудить Ваше Величество. Ваше Величество также не вправе судить саму себя. Монаршая власть, предоставленная от бога во имя Основателя, именно таковой и является. Несите же ее. Хоть это бремя и тяжкое, хоть оно и горькое, вы его не отбросите в сторону. Даже если в дальнейшем, полагаю, будут продолжаться ночи, когда невозможно будет уснуть, ни в коем случае не забывайте этого. Ведь все эти люди умерли во имя Вашего Величества и своей Родины. Ведь даже если кажется, что вы — правитель для декорации, все эти люди умерли во имя этого декоративного монарха. Ни смерти, ни грехи никогда не исчезнут. Скорбь никогда не будет исцелена. Все это навсегда будет терпеливо сидеть здесь и пристально смотреть на Ваше Величество.

Сердце Анриетты, словно камень, похолодело и застыло, оно желало отвергнуть любые вмешательства.

Принцесса ошеломленно уставилась на список имен… и пробормотала:

— Монархом… я так и не стала.

— Не существует монархов, которые бы так не думали.

Мазарини низко поклонился, после чего покинул кабинет.

Оставленная в комнате Анриетта некоторое время сидела тихо. Она была неподвижна.

Когда Луны-Близнецы начали освещать кабинет, явившись с неба в царство ночной тьмы… Принцесса с большим трудом подняла лицо.

Через окно Анриетта… уставилась на лунных сестер.

Слезы высохли и оставили следы у нее на щеках.

— Именно так… совсем ничего нет. Я больше даже слезинки не пролью.

Затем Анриетта позвала пажа и поручила ему привести Суперинтенданта финансов. Прибежавшему впопыхах чиновнику Принцесса объявила:

— Этот кабинет и спальню… нет, все имущество Королевской семьи, которое имеется во Дворце — пожалуйста, распорядитесь им и обменяйте на золото.

— …Что?

— Все. Хорошо? Оставить одежды по минимуму вполне достаточно. Мебель тоже распродать, причем всю. И кровать, и стол, и туалетный столик…

Суперинтендант финансов с лицом, на котором читалось смятение, сказал:

— И кровать? О-однако, где Ваше Величество будет спать?

— Пожалуйста, принесите хотя бы вязанку соломы. Этого будет достаточно.

Чиновник потерял дар речи. Ему еще не приходилось слышать о Королевах, спящих на полу.

— Полученное от распродажи золото, пожалуйста, направьте в качестве соболезнования семьям погибших. Дворяне ли, простолюдины ли — без разницы. Распределите, пожалуйста, всем поровну.

— О-однако…

— Кажется, казначейство находится в тяжелом финансовом положении? Я осведомлена.

Анриетта начала снимать все драгоценности, которые были на ней.

Она отдавала их одну за другой Суперинтенданту финансов, который продолжал смотреть на нее широко раскрытыми от изумления глазами. Заметив надетый на безымянный палец левой руки прощальный подарок Уэльса — Рубин Ветра — Принцесса на мгновение закрыла глаза, однако сняла его тоже и передала чиновнику.

— Продайте также и это.

— Вы уверены?

— Да. Далее, и это тоже…

Она указала на изваяние Основателя, перед которым она возносила молитвы во время войны. Это была статуя Бримира, которая многие сотни, многие тысячи лет продолжала следить за Королевской семьей.

— Но, однако…

— Сейчас то, в чем нуждается родина — это не молитвы богам. Необходимо золото. Ошибаюсь?

Суперинтендант финансов, содрогаясь, яростно замотал головой.

Он уже намеревался покинуть кабинет, и тут Анриетта окликнула его:

— Я искренне прошу меня простить. Верните мне, пожалуйста, только это.

— Конечно, конечно! Заберите назад все, что угодно!

Принцесса протянула руку и взяла упомянутый предмет с подноса, который держал Суперинтендант финансов.

Это была корона. Оба собеседника были растеряны, поэтому не заметили подобной оплошности.

— Ведь если хотя бы этого не будет, полагаю, никто не заметит монарха в такой дуре как я.

После того, как чиновник, который демонстрировал смущение тем, что больше ничего не забрано, покинул кабинет, Анриетта начала перелистывать поименный список.

Разумеется, это был не тот объем информации, который можно запомнить.

Однако она настойчиво гравировала записи в своей душе. Она вспомнила про жизни, которые скрывались за этими именами. Она раздумывала, а не умолять ли ей о прощении, однако отказалась от этой мысли.

Когда она закончила читать поименный список, небо начало светлеть.

Анриетта взяла в руки последний лист.

Она заметила имя, написанное в конце документа, и у нее перехватило дыхание.

Там было записано имя с диковинным звучанием, которое Принцесса когда-то слышала.

Загрузка...