Сейф командира «Флинка»

ПОДВИГ МИРНОГО ВРЕМЕНИ

— Вира помалу!..

Матрос-крановщик включил лебедку — трос напрягся, пошел, роняя капли, и поднял со дна большую, бурую от ржавчины фугаску. Под нею гамаком провисала сетка — вдруг бомба да сорвется со стропов!..

Манипулируя рычагами, матрос повернул стрелу и плавно, тихонечко опустил бомбу в кузов грузовика. Придержал. Солдаты в кузове отвели страховочную сетку, бомба мягко улеглась на смесь опилок и песка. Махнули крановщику: «Забирай снасть!»

Стоявший у пульта связи вахтенный офицер поднес к губам микрофон, предупредил:

— Внимание, водолазы. Майна строп.

Описав в воздухе дугу, сетка легонько шлепнула по воде и скрылась в ней, увлекая за собой гак со стропами.

«Есть строп майна», — отозвался динамик.

...Еще в годы войны здесь, на берегу укромной бухты Южная, немцы соорудили большой бетонный причал с пакгаузами — какую-то перевалочную базу. Отгрохотала война... Демобилизованный в числе первых моряк главстаршина Шарипов не поехал домой: война осиротила его. Он остался у моря и из таких же демобилизованных сколотил здесь первый рыболовецкий колхоз. Проявив флотскую находчивость и разумную инициативу, он сразу прибрал к рукам эту временно ничейную базу. С годами артель крепла, росла, флот ее увеличился — Южная стала солидным колхозным портом. И вот на днях обнаружилось, что гитлеровцы, драпая, заминировали причал, превратив одну его секцию в крюйт-камеру[1] огромного фугаса! Долгие годы, оказалось, рыбаки хозяйствовали буквально на бочке с порохом!

Конечно же, военные моряки и армейцы-саперы тотчас пришли на помощь. Первым делом эвакуировали все население колхозного поселка. Неподалеку от причала врыли бетонные укрытия. В них развернули компрессорную, пункт снаряжения водолазов, камбуз, кубрики питания и отдыха, командный пункт с узлом связи. Глубже в тылу расположили гараж, техобеспечение, кубрики шоферов, комендантского взвода, солдат и матросов подвахты.

Причал пустовал. Рыболовные сейнера и траулеры маячили на якорях далеко на рейде. У берега бесстрашно летали, зависая, радужные стрекозы, за работой разминеров бдительно наблюдали любопытные скворцы.

...На дне матросы-водолазы приняли снасть, подтянули и расстелили ее возле промоины под бетонной стенкой причала.

— Гамак готов, старшина.

— Пусть лежит. Все, кончились «поросята», — ответил старшина Сафонов. — Фонарь мне... Ствол... Самим приготовиться к подъему.

— Товарищ старшина...

— Довольно канючить! — оборвал Сафонов. — Сказано — приготовиться! На стенке! Поднять водолазов. Иду на отмывку.

Сейчас Сергею Сафонову предстояло самое противное: в тесноте бетонной каморы, заполненной миллионом смертей, отмыть очередной ряд бомб и снарядов. А кто знает — где, какой и в каком ряду заделан тут общий взрыватель?..

— Водолазы вышли, — сообщил Сергею вахтенный капитан-лейтенант.

— Добро.. На стенке, прошу всех в укрытия.

— Понял, — отозвался офицер и нажал тумблер ревуна.

Стенка вовсе опустела. Хотя отмывка эта не первая уже, хотя все продумано, предусмотрено, отработано и водолазы натренированы, а в укрытиях всё же замерли все в тревоге. Не за себя, нет, — хотя бункер тоже не спасение — за водолаза, представляя, каково там сейчас ему!

А он, пробравшись в камору, осветил сильным фонарем штабель фугаса, примерился, зрительно запоминая, где и как отмывать. Попросил воду. Ствол в руках чуть дрогнул, напрягся — и через секунду уже камору заполнил непроглядный буран песка и мути, ни на дюйм не пробиваемый никаким фонарем! И это даже при самом слабом напоре струи.

Сергей работал вслепую, ориентируясь лишь по памяти. Рисковал он страшно. Снаряды следовало со всеми предосторожностями извлекать по одному, обнажив общий взрыватель — обезвредить его. А тут штабель может посыпаться, заставив сработать взрыватель. Одна эта мысль обжигала. Раньше, когда командование поднимало добровольцев на это дело, можно было все много раз взвесить. А когда уже вызвался, захотел проверить себя на подлинно боевое мужество — тут уж держись!

— Не увлекайтесь, Сафонов, кончайте, — сказал ему прямо в ухо телефон.

Сергей не ответил — не мог почему-то. Легкое шипение струи тотчас смолкло, ствол в руках водолаза обмяк.

— Сафонов! Почему молчите?.. Сергей, ты меня слышишь? — тревожно спросил офицер.

— Слышу, — как-то лениво промямлил Сафонов, почувствовав вдруг чугунную усталость, будто он на предельной глубине полчаса камни ворочал. Привалился плечом к стене. Перевел дух. — Слышу, — повторил, тупо уставясь в ржавую тушу, скатившуюся прямо под ноги. Из-под вязаной фески по вискам и за ушами противно поползли капельки холодного пота.

промелькнули в памяти почему-то строки песни комсомольцев гражданской...

День, другой, третий на пустынном далеком мысу, куда саперы отвозили ржавую смерть, громыхали взрывы, напоминая многим войну. Наконец пришел черед последнего.

...Утром колхозный порт заполнили принаряженные женщины, рыбаки, ребятишки, районные и областные власти, военное начальство. Усердно дудел клубный оркестр, дымили трубы колхозной столовой.

Лучшие водолазы по-братски бросили жребий, кому из них в составе комиссии подписать акт сдачи разминированного объекта. Выпало Сафонову.

— Судьба была к нему щедра, но справедлива, — высказал общее мнение старшина Чуриков, разведя руками.

Простую формальность правление колхоза и райком решили сделать колхозным праздником. Военное командование охотно дало «добро». Сообща наметили нехитрую программу.

— Внимание! Водолаза — к спуску! — объявил вахтенный офицер.

В прорезиненный комбинезон скафандра водолаза втряхивают, как в мешок, растянув широкий резиновый ворот. Затем надевают на плечи «манишку» — нечто вроде овального медного подноса с дырой посредине, согнутого так, чтобы он двумя полукругами прикрывал грудь и спину водолаза. В дыру-флянец этой манишки вытягивают кромку резинового ворота комбинезона, расправляют по окружности флянца и насаживают дырками на три болта, торчащие из флянца. Надевают просторный шарообразный медный шлем с тремя смотровыми иллюминаторами, насаживают его на те же болты и затягивают гайками. Резиновый ворот комбинезона оказывается плотно зажатым между флянцами манишки и шлема, и теперь эти составные комбинезон — манишка — шлем образуют уже единое целое — скафандр. Из-за этих болтов и пошло его прозвище — «трехболтовка». Ну, а потом еще обувают водолазу свинцовые «галоши», навешивают на грудь и спину груза́, опоясывают ножом, снабжают фонарем, сумкой с инструментами — в общем, снаряжения ему хватает.

Сафонова одели по всем правилам в скафандр, и он, как статуя командора, грузно зашагал по бетонной стенке к трапику.

— Боже ж мий! Так вин же утопне, серденько, такый важкый! — испугалась какая-то бабуся.

Колхозники притихли, наблюдая. Большинство из них впервые видели спуск водолаза.

Сергей сошел по трапику в воду — по пояс. Матросы накрыли его голову шаровым медным шлемом, затянули гайки флянца. Чуриков ополоснул водой — чтобы не запотело — круглое стекло в медной оправе, крикнул:

— Воздух водолазу!..

Компрессорщик включил подачу. Сзади в шлем впаян рожок, на который насажен и закреплен шланг воздухопровода. Через невозвратный клапан этого рожка в шлем поступает нагнетаемый компрессором воздух. А на груди и спине рубахи есть другие невозвратные клапаны, которые, наоборот, выпускают лишний воздух. Таким образом комбинезон не раздувает и водолаз все время дышит свежим проточным воздухом. Но этого мало: в самом шлеме есть еще клапан с пружинкой — золотник. Вот им-то, главным образом, и регулирует количество воздуха в рубахе и свою плавучесть водолаз, то и дело нажимая головой на пуговицу золотника.

Женщины в удивлении ахали, девчата прыскали, пацаны застыли благоговейно, даже перестав шмыгать носами. Военные снисходительно улыбались этому маленькому спектаклю.

Чуриков ввинтил Сергею в шлем передний смотровой иллюминатор, затянул, шлепнул ладонью по медной лысине — и Сафонов ушел под воду, травя золотником лишний воздух.

— Ой, лышенько! — всплеснула руками та же бабуся.

Придя на грунт, Сергей взял заранее оставленную там латунную полированную пластинку и стал ждать сигнала. На ней было выгравировано:

Тем временем наверху секретарь парткома колхоза Соловецкий открыл митинг, публично высказал морякам и армейцам-разминерам сердечную благодарность за их подвиг.

Офицер скомандовал «Подъем!», водолаза подняли, сняли с него шлем, и, тяжело топая, оставляя на сером бетоне мокрые темные следы, Сергей подошел к столу комиссии.

— Товарищ председатель, причал рыболовецкого колхоза «Балтиец» разминирован и взрывоопасным больше не является! — отрапортовал он и подал латунную пластинку.

Шарипов громко прочитал текст и высоко поднял пластинку, показывая собравшимся.

— Ура гвардейцам! — провозгласил усатый рыбак с боевыми наградами, и все восторженно подхватили.

Парни в гимнастерках и синих фланельках смущенно улыбались. Они не думали, что газеты назовут их работу подвигом, были польщены и чувствовали себя именинниками.

За официальной частью последовал праздничный обед в колхозной столовой — столь щедрый, что потом всем морякам и солдатам пришлось предоставить продленный адмиральский час отдыха.

Спасательная экспедиция внесла, конечно, яркое разнообразие в повседневную монотонность их служебных буден, но моряки и солдаты все же рады были уже вернуться в свои подразделения. И сейчас, разделясь на две бригады, авралили вовсю, свертывая остатки своего выездного хозяйства.

Смекалистый Шарипов снова пришел на причал, подсел к отдыхающей бригаде — будто бы тоже передохнуть. Впрочем, он и впрямь упарился, надев сегодня по случаю торжества синий морской китель с золотой медалью «Серп и Молот», которой был недавно удостоен. И сейчас, распахнув китель, сидел, обмахиваясь его бортами.

— Уф-ф... Ну и денек выдался — лето, да и только!

— Сплюньте, Солтан Мустафович, а то еще снег повалит, — улыбаясь, посоветовал Чуриков. — Прибалтийская весна — баба капризная.

— Это точно. Тьфу-тьфу-тьфу! — шутливо сплюнул рыбак. Посмотрел, щурясь, на небо, на бухту. — Да нет: чайки садятся на воду — жди хорошую погоду! Примета верная... А скажите-ка, братцы-водолазы, ваше слово — олово. Винт у нас на «Сириусе» бить стал. Гребной вал как струна, а винт молотит! Вы не могли бы в порядке шефства...

— Есть о чем говорить! — перебил Сафонов, нежась на солнце.

Чуриков подтвердил:

— Запросто. И посмотрим и сделаем, что там надо. Только я, Солтан Мустафович, распоряжения такого дать не могу: прав у меня еще как-то маловато. А вот если начальство...

— Так я и нацелился с Ладогой потолковать... А то, понимаете, гнать траулер в док — это же простой минимум неделю. Да и дорого чертовски. А водолазов от отряда ПТР вызывать — вовсе без штанов останешься. В прошлом году за пустяковину такой счет выставили — нас с главбухом чуть кондрашка не хватила!.. Ты чему радуешься?

Покусывая травинку, Сергей смотрел на председателя смеющимися глазами.

— Чудно: такой рачительный хозяин, а... Сколько у вас в артели получает самый ценный специалист?.. Так. Умножаем на двенадцать... Кондрашка не хватает? Прекрасно! Так почему бы вам не заиметь собственных двух-трех водолазов-совместителей, которые бы работали кем-либо, а по мере надобности выполняли бы и все подводные работы? Прикиньте-ка на круг разницу-выгоду...