Сейф командира «Флинка»

ВНЕЗАПНЫЕ ВСТРЕЧИ И РАЗЛУКИ

Плотно пообедав в курортном ресторане, Оскар прошелся по бульвару, накупил свежих газет и журналов и вернулся на дачу. Там уютно устроился на диване, но, не прочтя и одной газеты, крепко уснул. Предыдущие сутки были все же очень изматывающими, и Оскар проспал до утра.

Утром еще раз «сходил на почту», позавтракал и вернулся возмущенным: телеграф переврал его фамилию и теперь до уточнения ее денег ему не выдают! Паспорт остался, конечно, опять в кармане.

Полдня провел на пляже: и приятно, и безопасно. Пофлиртовал с какой-то стройной и смазливой девицей, но в меру: завязывать знакомства не стал и даже ушел не попрощавшись, когда она купалась.

Посидел, пообедал в ресторане, прошелся, купил газеты и пошел на дачу, через сад прямо на свою веранду. Вошел — и притих: в кухне хозяйка с кем-то разговаривала. Оскар осторожно глянул в щелку меж занавесок на застекленной двери: за столом чаевничал со старушкой немолодой капитан милиции — завтрашний пенсионер.

— Не откажусь, спасибо, — сказал он, подставляя чашку. — Хотя я, так сказать, и при исполнении...

— Да когда же, батюшка, вы не при исполнении-то? Днем при исполнении, ночью обратно при исполнении. Этак и вовсе отошшаешь.

Капитан вздохнул, деликатно беря варенье:

— Участок у меня такой, частного сектору много. А где частный — там и непорядок. Вот и вы даже, Пелагея Васильевна, не в обиду сочтите. Нарушаете. Ну, как же это: дачника приняли, а не прописываете! Некрасиво.

Оскар тихонько ретировался в сад. Перемахнул через штакетник, выждал в переулке, когда уйдет участковый, деловито вошел в дом с улицы, решительный и огорченный.

— Пелагея Васильевна, голубушка, не знаете, когда вечером самолет на Ленинград?

— И-и, милай, нашел кого спросить! А пошто вам?

— Лететь надо, — меняя рубаху, ответил дачник. — Сейчас домой звонил насчет перевода. Соседка сказала — у жены приступ сердечный был, «скорая» увезла!

— Батюшки светы! И что за напасть: народ такой бессердечный пошел, у каждого, почитай, сердце! Беда! А как же...

— Не беспокойтесь, хозяюшка, деньги остаются вашими, веранда — моей. Я денька через два вернусь. Может, с женой даже, если ей разрешат.

— Дай-то бог!

Вечерело, в электричке на Балтиморск было многолюдно. Оскар неторопливо пошел по вагонам. Некоторые пассажирки задерживали на нем взгляд: высокий мускулистый шатен был красив и выглядел моложе своих сорока.

— Алексей Алексеевич! — неожиданно окликнули его. Это была пляжная знакомая. — Идите, сюда, садитесь.

Отказываться не было причин. Оскар вернулся, подсел. Припомнил: зовут ее Алисой.

...Тихий и теплый вечер застал их на открытой площадке летнего ресторана на самом берегу Серебряного озера почти в центре Балтиморска. Алексей не мелочился — ужин получился почти изысканным. Закончив его, они не спеша направились к гостинице «Москва».

— Нет, Алиса, я все-таки не понимаю: как вы могли бросить театр? Театр!

— Пришлось. Чтобы чуточку выдвинуться, молодой актрисе без диплома нужно стать угодной главрежу либо начальству повыше. А я так не могу и не желаю. Помыкалась и ушла.

В скверике возле гостиницы Оскар попросил спутницу подождать, а сам пошел оформить номер. Алиса присела на скамью и задумалась. Из вспомогательного состава местного муздрамтеатра ее просто выперли за бездарность. По той же причине не взяли ни во ВГИК, ни в одну из театральных студий столицы. Но это не остудило ее рьяной мечты стать звездой экрана и сцены. И вот — такая встреча! Ведь Алексей Алексеевич режиссер-постановщик! Одно его слово — и она в фильме! Мыслимо ли упустить такую возможность?

Тем временем Оскар постоял за углом, обдумывая встречу и знакомство с Алисой, бросил окурок и вернулся к ней, злой и возмущенный:

— Не задержал? Простите... Ну и порядочки здесь! Утром прилетел — номер еще занят. Ладно, оставил чемодан, ушел на море. Сейчас прихожу — администратор сменился и забыл передать мою бронь! Номера нет. Мне надо сценарий дорабатывать, принимать людей...

У Алисы застучало сердце. Это был ее шанс.

— Алекс... Только поймите меня, пожалуйста, правильно. Мама на лето уехала к сестре в Пятигорск подлечиться, папа — в море, вернется еще не скоро. У нас вы никого не стесните и вам никто не будет мешать. А живем мы вон, совсем рядышком...

Выйдя из вагона на перрон, Сергей поволок чемодан в камеру хранения. Гостинцев мама наготовила на весь «Абакан».

— Товарищ главстаршина!..

Сергей еще не привык: его и Чурикова только-только произвели в главных старшин. Оглянулся: патруль! Подошел, представился, предъявил документы. Офицер посмотрел, улыбнулся:

— А-а, Сафонов! Вот вы какой. Приятно встретить. И куда же путь держите в столь поздний час, позвольте все же узнать?

— Домой. К дяде то есть: у меня тут дядя живет и служит. Капитан госбезопасности Сысоев...

— Вот как. Ну, добро. У вас еще целые сутки — счастливо погостить! — пожелал, вернув документы. — Постойте! Вы сегодняшнюю газету нашу читали? Держите...

Подойдя к дому, поднял взгляд и удивился: окна дядькиной квартиры поблескивали черным лаком. Обычно два светились допоздна: дядя читал или занимался, будучи заочником Высшей школы. Сергей взбежал на третий этаж, позвонил... Еще разок... Открылась соседская дверь, и на пороге появился сослуживец дядьки.

— Сергей? С приездом! А Сысоевых нет...

Оказалось, болезненную вообще бабушку Ксению опять крепко прихватило и дядя Шура срочно повез ее в окружной госпиталь. А ключ Сергею впопыхах забыл оставить.

— Да он утром вернется уже. А ты у нас ночуй.

— Нет, нет, спасибо. Я тут... в спортроте устроюсь, — отказался Сергей, черкнул дяде записку и ушел.

«Что же делать? В гостиницу обращаться бесполезно. В спортроте его знают, конечно, как самбиста-разрядника, но кто ж туда является ночью! Придется побродить до утра...»

Ночь встретил Сергей на скамье под каштаном на трамвайной остановке возле театра. Городские куранты громко пробили час. Сергей усмехнулся: ночь только началась, а привычка к распорядку уже властно клонила в сон.

...Откуда, как она подошла — Сергей не заметил. Видимо, задремал все же. Увидел, когда незнакомка уже остановилась перед ним — невысокая, грациозная, с точеной талией и высокой грудью.

— Не скажете, трамвая давно не было? Туда, — махнула она сумочкой на длинном ремешке.

— Давно уже. Оттуда прошли недавно. Последние, надо полагать.

— Да?.. — Она посмотрела на Сергея большими, подведенными, совершенно изумрудными, но какими-то незрячими глазами: посмотрела, будто и не увидев его. Повернулась и медленно, понуро пошла дальше.

Неожиданно для самого себя, Сергей вдруг поднялся, нагнал ее:

— Извините... Вам будет страшновато одной идти, разрешите, я провожу? Мне все равно делать нечего, — смутившись, неуклюже оправдался он.

Она спокойно рассмотрела моряка, невесело усмехнулась чему-то и молча сама взяла его под руку.

За всю неблизкую дорогу они не обмолвились и десятком фраз. Сергей, правда, пытался заговорить, но девушка не поддержала беседы.

Миновав «Гастроном», охраняемый немолодой толстухой, они вскоре свернули во двор темнокирпичного дома. Собственно, от дома авиабомба оставила лишь фасадную стену. Но одноэтажный флигелек с мезонином в глубине двора-сада уцелел. Взойдя на его крыльцо, девушка приоткрыла дверь, прислушалась. Сергей мешкал в нерешительности: попросить ее о свидании или так уйти? Он медлил. Девушка смотрела на него с той же спокойной непонятной полуулыбкой. Открыв дверь, подтолкнула его, шепнув:

— Тихо только: соседи!..

На цыпочках они поднялись в мезонин. В тесной прихожей сгрудилось все: умывальник, плитка, дверь в кладовку, еще одна... Далее шла комната — невысокая, продолговатая, со скошенным по краям потолком и полукруглым окошком в торце. Обставленная просто, даже бедно, комнатка тем не менее была очень уютной.

— Ну, чего потолок подпираешь? Садись. Ты что, в самоволке? — грубовато спросила она.

— Нет, у меня отпуск. Просто ночевать оказалось негде, понимаете... — брякнул Сергей и смутился.

Она опять усмехнулась:

— Понимаю, понимаю. Так что, служивый, поужинаем? Или так перебьемся?

Непонятная, не то злая, не то дружеская ирония прозвучала в этом «служивый». Сергей промолчал, неопределенно пожав плечами.

— Надо бы, — решила она. — Только у меня нет ничего такого...

— У меня тем более.

— Да ну? — насмешливо удивилась она. — И денег, конечно, тоже.

— Деньги-то как раз есть, да где сейчас...

— Где есть: тетя Даша не зря магазин сторожит! Давай... — Взяла деньги, сумочку, кошкой выскользнула на лестницу.

Сергей нахмурился. Странная какая-то особа, двуликая. То затаенно-грустная, но естественная и располагающая к себе. То вдруг нарочито циничная, вульгарная и тем неприятная. Кто же, какая она на самом деле?

Сергей оглядел комнату, но ничего четко характеризующего хозяйку не увидел. Явно только, что живет она небогато и одна: ничего мужского, детского, семейного в комнате нет.

Над колченогим письменным столиком нависала книжная полка. В детстве Сергей читать не любил, к книгам пристрастился уже в юношестве, а на службе и вовсе заболел. И тут, конечно, подошел, полюбопытствовал. Медицинские учебники, разрозненные томики Блока, Есенина, Цветаевой, кое-какая беллетристика... Перебирая книжки, наткнулся на застекленный фотопортрет молодого офицера-моряка. Хорош! Интересно, кто это? Отец? Муж? Брат?.. Ответа портрет не давал: ни надписи, ни даты на нем не было.

Так же тихо вернулась хозяйка с покупками.

— Открывай, — распорядилась, выложив на стол консервы.

Сергей положил на стол портрет, подошел к хозяйственному — вспорол резаком жесть банок.

Сели. Девушка, видимо, не ужинала — без промедлений положила гостю и себе щедро на тарелки, налила по трети стакана водки.

С водкой у Сергея были старые счеты. Как-то уже перед окончанием школы он однажды хлопнул стакан «Столичной». А потом... Это был такой срам, такое публичное позорище, что Сергей с месяц, наверное, стыдился выйти из дому и в глаза маме посмотреть! С тех пор зарекся! И сейчас отказался. А девушка уже выпила и посмотрела на моряка удивленно и насмешливо:

— Это почему же? Больной, что ли?

— Еще чего! Просто... Просто не пью. Вообще.

Замечательные глаза ее сузились и стали колючими.

— Ну как же! Конечно. Устав-батюшка не велит, и матушка-замполит не разрешает?!

— Это само собой, но... Я же водолаз — нам нельзя, — придумал он самое простое объяснение.

— А-а... Ну, извини, не знала. А вино можно?

Видя, что его нет, Сергей кивнул. И просчитался: девушка достала из шкафчика почти пустую бутылку, вылила остаток ему. На глоток набралось. Деваться было некуда.

— Давай хоть познакомимся: Сергей...

Девушка не назвалась, а молча пристально посмотрела на моряка. «Глаза, как у хозяйки Медной горы!» — любуясь, подумал Сергей и спросил:

— А тебя как?

Девушка отвела взгляд, невесело ответила:

— Не все ли равно? Ну — Лида... Со знакомством!

Криво усмехнулась и выпила. Поморщилась, стала закусывать. Сергею не елось, хотя он тоже не ужинал. Шевельнув ногой, он задел гитару, стоявшую почему-то на полу возле стола. Подхватил, протянул Лиде:

— Может, споешь?

Лида иронически посмотрела на него, приняла гитару, еле касаясь струн, взяла аккорд. Шепотом запела:

Сергей изумился. Недавно дядя Шура познакомил его со своим приятелем — немолодым худруком флотского театра, страстным меломаном, обладателем уникальной коллекции старых, точнее, уже старинных грампластинок с записями еще Вяльцевой, Юрия Морфесси, Вари Паниной, молодого Шаляпина... Только у него Сергей смог услышать и вообще узнать о существовании этого романса. Откуда же он известен Лиде?..

Лида отложила гитару, не то вздохнула, не то сдержанно зевнула:

— Все. Вы просите песен — их нет у меня. Были, да все вышли. Давай-ка спать... — Встала, подошла к кровати и заметила возле нее на столике портрет офицера. Оглянулась на Сергея.

— Кто это? — простодушно спросил он.

Взяв портрет, Лида посмотрела на него и бросила обратно:

— Так, случайный знакомый. Вроде тебя. Только другой совсем. — Откровенно зевнула и, ничуть не стесняясь, потянула с себя платье.

У моряка дыхание перехватило. Сконфузившись, он опустил взгляд, а Лида как ни в чем не бывало откинула одеяло, взяла полотенце и вышла из комнаты, бросив на ходу:

— Ложись...

Сергей опешил: «Как ложись, куда — ложись? — Усовестил себя: — Хорош! Не успел познакомиться и сразу, как кобелишка уличный!.. И это вся любовь?»

Он лег на продавленную тахту, укрылся каким-то пледом. Нарочито зажмурился, притворился задремавшим. Услышал, как вернулась Лида, подошла к кровати. Замерла. Помедлила — и тихо легла в постель.

Как уснул, Сергей не помнил. Проснулся, почувствовав взгляд. За окном брезжил рассвет. На краю тахты сидела Лида в ситцевом халатике и смотрела на Сергея с какой-то неизъяснимой грустью, почти болью. Сергей встревожился:

— Что с тобой? Заболела? Или беда какая?

Она слабо улыбнулась, покачала головой:

— Нет. Просто встала посмотреть, не озяб ли ты?

— Ну что ты. Теплынь!

С той же улыбкой Лида мягко положила руку на его широкую сильную грудь. От прикосновения этого моряка зазнобило, но тут же он почувствовал: ласка эта — дружеская, почти материнская. Вздохнув, Лида тихо сказала:

— Сергей... Сережа... Хороший, видно, ты человек.

— Ну, так уж и хороший, — смутился он.

Оба помолчали, думая о чем-то своем.

Они были почти ровесниками. Однако — Сергей это интуитивно чувствовал — жизнь узнавали и понимали по-разному.

Лида тихо провела рукой по его груди, вздохнула, отошла и легла на свою кровать, отвернулась к стене.

Вторично проснулся Сергей точно в минуту подъема по корабельному распорядку. Лида еще спала или делала вид. Сергей мигом оделся и тихонько вышел, оставив записку:

Крадучись спустился по лестнице, надел во дворе ботинки и быстро ушел, запомнив дом и улицу.

Всю дорогу что-то неотступно мешало ему думать об этом волнующем и чрезвычайном для него событии. Что именно, он сообразил только дома, у дяди: утром, когда он торопливо писал записку, фотографии офицера на столике уже не было.