5.38.32 Галерея Георга 15го и портрет юного министра Шена

Он молча повёл её в безлюдные коридоры, через какие-то узкие неприметные двери, потом вверх по лестнице, и ещё выше. Она уже запуталась в этих галереях, когда они внезапно вышли на балкон над танцевальным залом, только не на второй этаж, а на третий. Снизу этого балкона было не видно, но здесь ослепляющие люстры висели на уровне пола, и вверх почти не светили, давая возможность рассмотреть затейливо расписанный потолок. Вера ахнула и чуть не упала, засмотревшись, министр остановился, усмехнулся и повёл её к балюстраде. Она взялась за перила и утонула в этой росписи — среди облаков летали ангелы, демоны и боги, их одежды струились, между ними лилась вода и вино, гравитации не было, от этого кружилась голова.

«Лейла.»

Богиня с фонтана смеялась, пытаясь отобрать у одного демонёнка свою расчёску, в то время как другой демонёнок стягивал с неё платье, она держала его на груди одной рукой, второй почти дотянувшись до расчёски. Демонёнок показывал ей язык, на него смотрел и хохотал Винни, вылитый, как будто он художнику позировал — тога, серебряный кубок, голливудские зубы и укладка. Воспользовавшись тем, что Винни отвлёкся, голубоглазый ангелёнок тянул вино из его кубка через трубочку, с опаской глядя на сурового тощего мужчину, который видел безобразие и грозился свитком, не замечая, как ему связывают шнурки на сандалиях двое ехидных ангелят. Богов было около пятнадцати, демонов и ангелов раз в пять больше, Вера скользила взглядом от одного к другому, сюжетные линии закольцовывались и пересекались, она поняла, что простоит тут полдня, и всё равно не изучит всё. С трудом оторвалась и размяла шею, поймала весёлый взгляд министра, улыбнулась и опустила голову, разминая плечи. Кивнула на роспись и восхищённо спросила:

— Сколько лет это рисовали? И кто этот великий человек?

— Восемь, — довольно засиял министр, — здесь работали лучшие мастера со всего мира. Пойдёмте, покажу вам другие их работы, отец был ценителем. Раз уж Рональд вам уже показал галерею в восточном крыле, я, так уж и быть, покажу западное.

Прозвучало сварливо и уязвлённо до глубины души, Вера попыталась не улыбнуться, сделала невинные любопытные глаза:

— Они отличаются?

— Да не особенно.

«Дзынь.»

— Всего лишь уровнем исполнения, на порядок. Западное крыло отец собирал для себя, там картины, которые нравились лично ему, я запретил Георгу там что-то трогать, и распорядился на третий этаж никого не пускать. Я бы вообще всё западное крыло закрыл, но там музыкальные комнаты, все бы взбунтовались, так что второй этаж со стороны сада пришлось отдать. Но галерею я оставил себе.

Он повёл её через пустые коридоры в ту сторону, где начинался тот приятно успокаивающий интерьер, который так понравился Вере — тёмное дерево, изогнутые балки потолка где-то высоко, ткань в тёплых оттенках серого, и полированный мрамор с редкими прожилками. Перед роскошной аркой в следующий коридор министр остановился, загадочно улыбнулся и сказал:

— Знаете, за что мне нравится ваш телефон? Он фотографирует быстро. То, что вы сейчас увидите, я ненавижу всем сердцем, сколько его во мне есть.

Она заинтригованно округлила глаза, он пафосным жестом указал за арку, Вера вошла и замерла — первым в ряду картин был полупарадный портрет господина министра внешней политики, ещё юного, но уже злого. Он стоял у окна в кабинете и смотрел на залив с кораблями, небрежно повесив на локоть алый китель с шевронами и медалями, Вера таких сегодня не видела. На столе рядом небрежно валялись книги и карты с пометками, на стене сзади висели картины с лошадьми, на полке толпились кое-как утрамбованные кубки за победы, пыльные и свежие. Чем дольше она смотрела, тем больше видела деталей — сапоги в песке, немного чернил на пальцах, незаконченная модель корабля под столом, там же мятые чертежи и карандашные стружки. На столе пресс-папье из нефрита, которое она видела сегодня в его кабинете, на шее у змеи иронично блестит кольцо с рубином, которое сейчас было на его пальце.

— С ума сойти, — прошептала Вера, с трудом отрываясь от картины, — можно я это сфоткаю?

— Зачем? — он выглядел довольным, хотя и пытался изображать небрежность, Вера улыбнулась:

— На аватарку вам поставлю.

Он пожал плечами, она достала телефон и стала целиться, вспомнила и спросила:

— А почему вы сказали, что ненавидите это? По-моему, в этом шедевре прекрасно всё.

— Картина, может, и ничего, — вздохнул министр, — её я не ненавижу. Я ненавижу позировать.

Она опустила телефон, ещё раз посмотрела на выражение лица юноши у окна, и многое вдруг стало понятно. Она начала неудержимо улыбаться, кусая губы, опять попыталась сфотографировать, но рука дрожала и камера не ловила фокус. Министр поизображал возмущение, отобрал у Веры телефон, сам сделал фото, вручил и с ненавистью уставился на портрет, бурча:

— Очень смешно. Вы просто не делали этого никогда. Приглашают именитого, как конь лучших кровей, художника, сто раз напоминают, что у нас сегодня портрет, поэтому надо сидеть дома и ждать, а перед этим две недели не драться и не падать. Художник опаздывает на четыре часа, потому что он медитировал в поисках вдохновения, но попробуй ему намекни, что это слегка неприлично. Он ведёт себя, как оперная дива, истерит и капризничает, требует каких-то дико странных вещей, вплоть до дыры в стене, чтобы свет красиво падал, переставляет всю мебель в доме, требует перешить шторы, ковёр и мундир, а потом, когда всё наконец-то так, как он хотел, оказывается, что у меня щетина успела с утра отрасти, и меня отправляют бриться. А когда я возвращаюсь, то художник уже распсиховался, два раза отказался работать в таких ужасных условиях, уехал, вернулся, заявил, что ему совесть не позволяет бросить проект на полпути, закрыл мой кабинет, потребовал отдать ему все ключи, и улёгся спать под дверью, чтобы точно быть уверенным, что туда никто не войдёт и ничего не испортит.

Вера смеялась, глядя на лицо жертвы искусства на картине, скосила глаза на министра Шена, жалким голосом прося:

— Скажите мне, что это вымышленная история?

— Нет, Вера, это история создания вот этой конкретной картины, абсолютно реальная. Её рисовали трое суток, и всё это время я не мог попасть в кабинет, а после этого пришлось ремонт делать, потому что он реально пробил в стене дыру.

Она смеялась почти до слёз, министр делал вид, что возмущён.

— И это только начало. Там же не только фон, там ещё и я. Отец меня учил, что когда тебя рисуют, нужно думать о своих достижениях и планировать будущие победы. А портрет — это несколько часов минимум, как поставили, так и стой. А любая, даже самая удобная поза, через полчаса становится неудобной. И художник просит то подбородок поднять, то плечо расслабить. Я на этом портрете психанул и недостоял, он с меня нарисовал только лицо и позу, а потом поставили другого парня моего роста, я отдал ему одежду, и с него дорисовывали. Я потом всегда так делал, я не выдерживаю. Стой не шевелись, ещё и лицо держи, ещё и в руки дадут то собаку, то знамя. А они так медленно рисуют. Я уже мысленно весь континент поработил, а он только контур набросал. Пойдёмте, хватит, — он взял умирающую от смеха Веру за локоть и потащил дальше.

Картины были, в целом, не намного круче тех, которые ей показывал Рональд, но с таким экскурсоводом она готова была бродить, не щадя гудящих ног, хоть всю ночь. Они прошли где-то треть коридора, когда министр посмотрел на часы, на Веру, и опять на часы, она спросила:

— Вам пора бежать?

— Нет, это вам пора бежать, мы ушли час назад, пропустили танец, а два подряд пропускать нельзя. У вас кто-нибудь записан?

Она задумалась, достала книжку и пролистала.

— Нет, никого.

Он тоже заглянул в её книжку, поморщился и буркнул:

— Запишите всех, с кем танцевали, а то бывает очень неудобно, когда забывают партнёров. Мужчины, теоретически, обязаны помнить, кого приглашали, но они тоже ведут записи, просто не открыто.

Вера достала карандаш и записала всех, убрала книжку, поймала недовольный взгляд министра, вопросительно подняла брови. Он сначала сделал вид, что ничего не собирался говорить, потом всё-таки не выдержал и сказал:

— Зачем вы пошли танцевать с Рональдом второй раз? Я же говорил.

Она поморщилась:

— Он спас меня от разборок с унылыми матушками, которые специально ради этого спустились со второго этажа, я не могла ему отказать.

Министр резко окаменел лицом, ровным тоном спросил:

— Матушки вас оскорбляли?

— Пытались, — беззаботно отмахнулась Вера, — но я не оскорбилась.

— По какому поводу?

— По поводу моей репутации и бесплодия.

— Я вас предупреждал, — он мрачнел всё сильнее, Вера улыбалась всё беззаботнее:

— А что я должна была делать?

— Мы можем уйти хоть сейчас.

— И как это будет выглядеть? Подтвердим слухи?

Он нахмурился ещё сильнее, помолчал и спросил чуть спокойнее:

— О чём ещё говорили?

— У вас нет записи?

— Есть, я ещё не слушал.

— Послушайте, — загадочно улыбнулась Вера, — вам понравится.

— Что там было? — он тоже начал улыбаться, Вера сделала лицо вредины и отвела глаза:

— Ничего серьёзного, так, болтовня. Но вы послушайте.

Он улыбнулся шире и кивнул, порассматривал стены, как будто собираясь с силами, наконец собрался, и с тщательно скрытым напряжением спросил:

— И как я вам теперь?

— В смысле? — она осмотрела его с ног до головы, убеждаясь, что он выглядит так же, как в начале вечера. Он невесело усмехнулся:

— Моё болото внутри, Вера, вы же всё слышали. Мой амулет доработали, и я вас спрашиваю — теперь лучше, чем было?

Она задумалась, даже глаза закрыла, чтобы сосредоточиться.

— Такое ощущение, что вас здесь нет.

— Превосходно.

«Дзынь.»

Она открыла глаза, он что-то писал в блокноте, посмотрел на Веру и спросил:

— На балконе с королём что произошло?

— Я сама не поняла, — опустила глаза Вера, — что-то очень странное. Я половины не помню, что он говорил.

«Дзынь.»

— Понятно, — он дописал и осторожно посмотрел на Веру: — Телепортироваться с Доком правда легче..?

Она мысленно добавила: "…чем со мной", он сам услышал эту ошибку интонации, стал внимательно смотреть в блокнот, Вера тихо сказала — Не таскайте меня через портал… так. Это воспринимается, как будто меня танк переехал.

— Мы опаздывали…

— Вот не надо, а?

— Вера… — он закрыл блокнот и с силой потёр лицо, медленно выдохнул и сказал: — Теперь вас будет телепортировать Док. Довольны?

— Да.

Он продолжил что-то писать, а она вспоминала свои последние несколько телепортаций, вдруг задумавшись, откуда в её кошмарах так часто замелькал дворец Кан. Во время телепортации она воспринимала всё как должное, а сразу после обычно были другие проблемы.

«Это началось после экскурсии в его дом. Но не сразу, в то утро было как обычно, что-то кровавое. А потом…»

Странное "потом" в её памяти размазалось в неразборчивое месиво из боли и слёз, она не спала очень долго, у неё вроде бы даже были видения, вроде бы даже про дворец Кан, она ходила по нему, и там шёл снег…

«Мне это просто приснилось. А потом приснился его святящийся дракон.»

Память откопала другой сон — полёт, без цели и смысла, на бешеной скорости.

«Это было до дворца Кан. Или нет? Чёрт…»

— О чём задумались?

Вера обратила внимание на министра, не поднимая головы и не фокусируя глаз, и там, где до этого ощущала темноту и пустоту его щита, теперь увидела красную искру сердца дракона.

«А эту штуку амулет не скрывает. Но чтобы её увидеть, надо настроиться. Лучше ему об этом пока не знать.»

— А? Просто задумалась, — она сделала невинные глаза, он нахмурился:

— А давайте вы поспите пару часов? Я отправлю Лайнис танцевать с Артуром и слушать музыку, а вы отдохнёте.

«Можно попытаться помедитировать и найти внутри дворец, или птицу, или дракона.»

Её так взволновала эта мысль, что хотелось заняться этим немедленно, она кивнула:

— Хорошо.

— Пойдём, — он потянулся взять её за руку, но на полпути задумался и вопросительно посмотрел ей в глаза, Вера чуть улыбнулась и сама взяла его руку, он так очевидно расслабился и обрадовался, что она пыталась справиться с улыбкой всю дорогу к его покоям. Он молчал, она тоже — в голове зрел план, больше похожий на бестолковые мечты без капли логики, она мысленно уже нашла вход во дворец, вскарабкалась и просочилась, пока ещё не представляя, что будет делать дальше, но уже видя себя гордо пинающей каменных драконов по лапам.

Министр отвёл её в свою синюю спальню, разобрал причёску, расшнуровал платье, попросил телефон, и предложил располагаться с комфортом, и звать, если что-нибудь понадобится. Уже почти ушёл, но остановился в дверях, указал Вере на окно и сказал:

— Это иллюзия. — Вера подняла брови, он кивнул: — Здесь нет окна, точнее, когда-то было, но отец распорядился заложить все окна на этаже, он был параноиком, его это не раз спасало. Там метр кирпича, и на стенах столько щитов, что полный список даже я не знаю. Это самое безопасное помещение во дворце. А я буду сидеть под дверью в компании Тедди и вот этих ребят, — он распахнул пиджак, показывая две рукоятки револьверов, Вера улыбнулась и сделала хитрые глазки:

— Во дворце же нельзя носить оружие?

Он фыркнул и закатил глаза, она рассмеялась, он кивнул на кровать:

— Отдыхайте.

Она начала снимать платье, министр закрыл дверь и чем-то загрохотал, как будто двигал мебель, Вера улыбалась всё время, пока складывала платье на кресло, снимала всё остальное и забиралась под одеяло. Бельё пахло лавандовой свежестью и почти хрустело от чистоты, Вера улеглась поудобнее и начала делать упражнение на концентрацию, которое в последний раз делала на тренировке, много лет назад, но уснула раньше, чем прошла хотя бы первую ступень.

Загрузка...