Шелк и пар

Впрочем, такой каприз отца, как игры в шахматы, Бэрронс выполнял с завидной регулярностью, сам не ведая, зачем ему это или с какой радости о них просит герцог. Они почти не разговаривали, и Кейн выигрывал чуть ли не каждую партию, браня сына за ужасную недальновидность.

Наверняка старый лис желает выведать об обстановке в России. Даже несмотря на то что из-за болезни он сидел в четырех стенах и более не вращался в светском обществе, Кейн все равно жаждал знать, что обсуждается на встречах Совета, которые в отсутствие герцога был вынужден посещать сам Лео.

Бэрронс сломал большим пальцем печать и пробежался глазами по изящным золотистым строкам. Встреча. В полдень.

— Проклятье, — буркнул он.

— Ваша светлость?

Огромные напольные часы в прихожей знай себе с наглым тиканьем отсчитывали время — точное напоминание, что на все про все у Лео оставалось от силы полчаса.

— Пошли за паровым экипажем. Где Моррисси? — Сегодня камердинеру придется поумерить свой пыл и ограничиться тем, чтобы просто выложить перед Лео что-нибудь из одежды.

— Сейчас его вызову, ваша светлость.

— Отлично. — Взлетев по лестнице, Лео еще раз взглянул на письмо. «Официальная просьба явиться по случаю поистине прискорбного события…». Лео вполне мог себе вообразить, о каком событии шла речь.

Через пятнадцать минут он уже спускался по лестнице, предоставив бедняге Моррисси волочиться позади с флаконом одеколона. Камердинеру пришлось обойтись парой черных брюк и черным же пиджаком с воротником мандарин, отчего отпадала необходимость в любых украшениях, как, например, шейный платок. Уже в цилиндре и с тростью с набалдашником из черного дерева, внутри которой таился граненый клинок, Лео распахнул входную дверь.

Он не успел толком побриться, зато изловчился заплести волосы в аккуратную косичку. Пряди отросли длиннее обычного, и Лео уже подумывал подстричься, но что-то его останавливало. Возможно, то, как герцогиня сжала их в кулак, когда потянулась к его губам. Такое мужчине при всем старании забыть не удастся.

Сегодня она будет там. Эта мысль разгорячила кровь, и, сев в экипаж, Лео стукнул по крыше и положил локоть на открытое окно. Ну хоть что-то приятное в предстоящей встрече.

***

— Вы опоздали, — заявил Мориоч, отстукивая пальцами по лакированному столу из красного дерева.

Стол тянулся во всю длину кабинета Совета, вокруг стояли девять кресел. Принц-консорт восседал на дальнем конце, а рядом и чуть поодаль располагалось пустующее место его супруги. Сама королева стояла у окна и наблюдала за городом. Быть может, желала сбежать — или лишь мечтала о побеге. Ее дыхание нередко отдавало опиумом, а в глазах частенько застывал устремленный вдаль взгляд пришельца из другого мира.

— Я получил ваше письмо лишь полчаса назад, — отозвался Лео, передавая цилиндр и трость ближайшему лакею.

Мориоч поджал губы.

— В таком случае можно объявить заседание открытым?

Бэрронс вежливо оскалился и не торопясь прошел к своему месту.

— Совет еще не в полном составе, — буркнул Линч. Волосы бывшего главы гильдии Ночных ястребов отливали черным и были аккуратно причесаны. Он сидел в простом, без всяких изысков, сером костюме с черным жилетом и вертел в руках золотые карманные часы. Взгляд его серых ястребиных глаз пригвоздил Мориоча к месту, как букашку к столу энтомолога.

Семь месяцев назад Линч вызвал на дуэль собственного дядю за главенство в доме Блайтов и показал себя как грозным противником принца-консорта, так и верным союзником Лео и его тихой революции. Учитывая недавний кризис в Совете — потерю трех герцогов за последние три года — Лео испытывал благодарность хотя бы за то, что мог рассчитывать на чей-то здравый смысл. Да, Линч не всегда выступал на его стороне (в конце концов, бывшего главу гильдии не заставишь плясать под свою дудочку, и что Лео, что Линч — оба имели собственной взгляд на вещи), однако какое это облегчение, когда кто-то еще, кроме тебя, противостоит вспышкам жестокости принца-консорта и небольшим приступам, как Лео вежливо выражался, неразумия.

Из-за угла вышел высокий мужчина, в его светлых волосах виднелись тусклые красноватые пряди. Он достал из жилета большой отрез черного шелка. Лео замер, однако через силу продолжил отбивать пальцами дробь по столу. Балфур возглавлял шпионскую сеть — и держал на поводке Соколов.

Встряхнув ткань, Балфур накинул ее на кресло Гете и отступил к стене, сцепив руки за спиной.

В комнате воцарилось молчание, которое нарушила королева, ахнув от потрясения. Лицо ее исказила гримаса ужаса, рука в перчатке взметнулась к губам. Она не знала.

Лео против воли бросил взгляд на герцогиню Казавиан, сидевшую прямо напротив него. Входя в кабинет, Лео не дерзнул посмотреть на нее; о прошлой ночи не могла прознать ни одна живая душа. Драгоценный механический паучок, который герцогиня по обыкновению прикалывала на манер брошки к груди, ползал по ее плечу. Мина сидела совершенно неподвижно, а лицо ее было таким бледным, словно на него нанесли рисовую пудру. Как будто почувствовав его взгляд, она встретилась с ним глазами. В них промелькнула скорбь, но Мина посмотрела в сторону — возможно, на королеву — и сразу взяла себя в руки.

Линч первым нарушил молчание.

— Когда это случилось?

— Мои источники докладывают, что сегодня утром. — Принц-консорт откинулся на спинку кресла, больше походившего на трон. — Над делом работает ваш молодой протеже Гаррет Рид. По показаниям молодой женщины, она видела Гете на окраине Уайтчепела, прежде чем его собственноручно убил Дьявол…

— Это сделал Блейд? — озадачился Линч. — Отнюдь не в его стиле. И какого черта Гете забыл в Уайтчепеле?

Радость принца-консорта слегка угасла.

— Таковы показания барышни.

— Хм-м-м. — Линч почесал подбородок. — Возможно, лучше обсудить дело с Гарретом.

— Уверен, ваши люди держат ситуацию под контролем…

— Разумеется, однако речь идет об убийстве герцога и вероятности войны с Уайтчепелом. — Голос Линча стал ровным и властным. — Хочется все-таки точно удостовериться в виновности Дьявола Уайтчепела, прежде чем выдвигать обвинения. Нет нужды напоминать, что случилось полвека назад, когда король Георг попытался выгнать Блейда из трущоб.

— Народ взбунтовался, — проговорил Лео, — город был весь в огне, и даже со всей нашей техникой нас все равно оттеснили к черте города.

Принц-консорт поджал губы.

— Времена сильно меняются. Техника улучшилась. Это доказывает троянская кавалерия.

В город направили полчище огромных стальных коней, железные копыта давили людей, как молотильная машина. Именно их принц-консорт первым делом приказал изготовить около тринадцати лет назад, свергнув короля и став регентом.

Пальцы Лео зависли в воздухе. Тринадцать лет назад принц-консорт поручил королевским кузнецам изготовить орудие, способное противостоять единственной угрозе Эшелону — толпе. Была ли это случайность, или кое-что куда коварнее? Первые шаги какого-то долгосрочного плана по избавлению от тех, кто подрывал его власть?

Легенда Блейда подарила людям надежду. На месте принца-консорта Лео перво-наперво разрушил бы эту легенду и показал, что даже у самого Дьявола есть уязвимые места.

А дальше? Лео кинул взгляд на отрез черного шелка. Люди на улицах могли сколько угодно перешептываться о том, что жизнь изменится, стоит королеве взять правление в свои руки, однако правда была такова: единственным барьером на пути принца-консорта, имеющим возможность при желании отстранить его от власти, оставался Совет. В течение многих лет большинство выступало на стороне принца, его поддерживало четверо из семи герцогов. За него голосовали оба почивших герцога Ланнистера, Мориоч был предан ему до фанатизма, так же, как и бывший герцог Блайт и, конечно же, Кейн. Однако за последние три года оба Ланнистера скончались, Линч сверг Блайта, и болезнь Кейна вынудила Лео вступить в Совет в качестве поверенного.

Единственным козырем в руках принца-консорта оставалась королева. При должном давлении она могла отменить решение Совета, сославшись на закон о регентстве.

Сейчас пустовало два кресла: одно принадлежало Гете, другое — герцогам Ланнистерам.

А что, если убийство Гете это просто способ сравнять счет? Если будет утвержден новый, послушный Совет, принц-консорт вернет себе абсолютную власть.

Чертовски умно, если Лео все верно понял. Тогда ход был сделан не против одного Блейда, а против всех герцогов, стоявших в оппозиции.

Лео уже хотел взять слово, но осекся, уловил краем глаза какое-то движение. К столу медленно приближалась королева.

— Вы мне не сказали, — заявила она, не отрывая взгляда от проклятого отреза ткани. — Вы ведь еще утром об этом узнали? Что он мертв. Что Мандерли мертв.

На правительнице скрестились взгляды всех присутствующих, в том числе и ее супруга. Он потянулся к руке жены, однако королева отдернула ее и прижала к груди, уставившись на него огромными, полными горя глазами.

Мандерли. Обращение куда более интимное, чем Гете. Лео сделал из этого факта свои выводы и подозревал, что некоторые последовали его примеру.

— Ваше высочество, — пробормотала герцогиня. Невероятно грациозно поднявшись с кресла, она подошла к королеве. — Думаю, нам лучше удалиться в ваши покои. У вас расстроенный вид…

— Расстроенный?!

— Александра, — с явным укором произнес принц-консорт. — Сейчас совсем не время для сцены.

Казалось, эти слова, вместо того чтобы, как это часто бывало, осадить его супругу, лишь подлили масла в огонь. В ее глазах вспыхнул живой блеск, опиумная дымка рассеялась, а на смену ей пришла ярость — такого Лео за правительницей прежде никогда не замечал.

— Да как ты смеешь так со мной разговаривать? Как смеешь?..

По комнате эхом пронесся звук нанесенной герцогиней пощечины. Все замерли, а королева всхлипнула, поднося руку к алеющей щеке.

Герцогиня собралась с духом — похоже, сама пребывала в шоке от собственного поступка — и обратилась к принцу-консорту:

— Мой принц, день выдался тяжелый, ее величество переутомилась. С вашего позволения, полагаю, королеве самое время удалиться.

— Прекрасное предложение, — пробормотал принц-консорт. — Пожалуй, вам стоит научить ее сдержанности, раз уж на то пошло. Или этим займусь я.

Он впервые недвусмысленно намекнул о том, что происходило за закрытыми дверьми. Королева не в первый раз получает синяки. И не в последний. Воздух становился все более и более разреженным, и Лео впился пальцами в край стола.

— Ваше высочество…

— Ваше мнение сейчас не требуется. Моя жена не в себе. Думаю, ей пора отдохнуть. — Принц коротко кивнул герцогине.

Та ответила более церемонным поклоном. Королева слегка дрожала, но хорошо это скрыла, сжав юбки руками в светлых шелковых перчатках.

Лео ведь ничего не мог поделать, правда? Подай он голос, заработал бы разве что устный выговор, зато королеве его слова обошлись бы куда дороже. Принц-консорт мог поступать с ней так, как ему заблагорассудится. В конце концов, она приходилась ему женой, каким бы незавидным ни было это положение. И все же единственное, что сейчас останавливало Лео, это знание, что своими словами он принесет королеве только больше боли.

«Скоро мы сможем его свергнуть». Эта мысль отчасти облегчила вину. «И больше никто не поднимет на нее руку».

Лео медленно перевел глаза на Линча, у обоих во взгляде сквозила мрачная решимость. Линч едва заметно покачал головой.

— Итак, на чем мы остановились? — протянул Мориоч, когда герцогиня повела королеву прочь, сомкнув пальцы на ее тонком запястье.

Лео медленно осел в кресле, не сводя глаз с удаляющихся дам. И не мог не нахмуриться, заметив, с каким трудом королева пытается поспеть за более высокой спутницей.

Лео впервые испытал разочарование по отношению к герцогине.

Глава 6

«Слухи беспочвенны!» — заявляет принц-консорт

Весть, разошедшаяся среди населения и в ряде публикаций, легла на правительство тяжелым бременем: ходят слухи, что за движением гуманистов на самом деле стоит отнюдь не лидер повстанцев Мордекай Хьюз, казненный восемь месяцев назад. Хотя после объявления Хьюза настоящим Меркурием и его казни за измену гуманисты растворились в толпе, среди человеческих классов активно распространяются пропагандистские брошюры, в которых поддерживаются вышеупомянутые слухи.

Недавно принц-консорт и Совет герцогов сделали заявление, в котором подтвердили, что за подрывом Башни из слоновой кости и попыткой террористической атаки в опере прошлой осенью стоит ни кто иной, как Хьюз. Однако упорные слухи среди низших слоев населения утверждают, что под именем Меркурия никогда не скрывался один человек, это лишь маска, которую носили несколько гуманистов, чтобы защитить настоящего тайного лидера.

Возникает вопрос: кто же на самом деле возглавляет гуманистов? Ведь если у «Меркурия» несколько лиц, значит кто-то должен стоять у руля. Несмотря на заверения принца-консорта, из этих доводов следует, что нам еще предстоит увидеть гуманистов — или якобы безликого зачинщика этого движения.

— «Лондон Стандарт»

В покоях было светло и просторно, когда Мина провела королеву через двойные двери. Жестом отослав служанок, она поприветствовала кивком головы единственную в комнате потенциальную противницу, герцогиню Балтимир.

Леди Балтимир не отрываясь смотрела на красный отпечаток на щеке королевы.

— Ваше величество, не желаете ли чаю? Что-нибудь…

— Можете быть свободны. — Мина говорила максимально ледяным тоном. Балтимир только щедро сдобрит чай опием. — Нам с королевой необходимо переговорить.

Леди Би вскинула подбородок.

— Выше величество…

— Вы ее слышали, — прошептала королева. При свете дня отчетливо виднелись залегшие у нее под глазами темные круги.

Кивок головы от противницы противнице, и леди Би удалилась, захлопнув за собой двери.

Внезапно у Мины будто отнялся язык. Она резко опустила плечи и часто-часто задышала.

— Ваше величество…

— Прошу. Не надо. — Королева устало подошла к туалетному столику, села и уставилась на свою щеку в зеркале. Она осторожно поднесла облаченные в перчатки пальцы к проклятущей отметине.

Ладонь у Мины закололо, словно в плоти отозвалось эхо удара. Шурша юбками, герцогиня пересекла роскошные ковры. Если бы только она отказалась передавать письма. Этого бы не случилось, и королева…

При одном взгляде на нее у Мины защемило сердце. У королевы был совершенно опустошенный вид, она больше походила на робота: двигается, дышит, говорит, но сама отсутствует. Подчиняется чужой воле.

— Мне пришлось это сделать, — прошептала Мина, поймав свое отражение в зеркале позади королевы. Она погладила подругу по бледным плечам и легонько сжала. — Ты ведь понимаешь. Нельзя было позволить ему узнать…

— Это правда? — Из зеркала на Мину смотрели безжизненные глаза. — То, что он сказал про Мандерли? Что его убил Дьявол Уайтчепела?

«Мандерли». Только королева называла его по имени. Какое-то чувство стиснуло грудь, да так там и осело. Из всех выпавших на долю королевы несчастий это было самым страшным.

— Отчасти. Он мертв. Я все видела. — И не вмешалась. — Но убил его не Блейд. Это случилось прошлой ночью в Венецианских садах, когда я собиралась передать ему твою записку.

По щеке королевы покатилась одинокая слеза.

— Кто?

— Соколы. — Мина опустила голову, большими пальцами поглаживая плечи королевы. — Я не могла вмешаться. Я сама едва оттуда выбралась, хоть и изловчилась вернуть записку…

— Мою записку. Вот почему он погиб. Он ведь погиб из-за меня, да?

Ответить на такое было невозможно, хоть Мина и попыталась, даже разлепила губы. «Конечно нет». Но она сама не до конца верила в эти слова. Мина взяла на себя часть вины, когда позволила ухаживаниям перерасти в нечто большее. С ее уст не слетело ни слова, и лицо королевы исказило такое выражение, какого Мина прежде ни разу не наблюдала: смесь ярости, горя и полного опустошения.

Одним махом подруга скинула со стола флаконы духов. Мина попыталась поймать их, воскликнув:

— Алекса!

Очередной взмах смел еще больше бутылочек, серебряная щетка полетела в другую сторону. В комнате поднялась мешанина цветочных ароматов, стекло разлетелось по полу.

Королева схватила огромный флакон французских духов, которые подарил ей супруг на день рождения — и которые она ни разу не использовала. Мина выставила вперед ладонь.

— Прошу, не надо…

Флакон врезался в зеркало, по полированной поверхности побежали трещины, уничтожая отражения женщин. Мина поймала королеву за руки в попытке остановить ее. Она могла бы одолеть подругу в два счета, человеческая сила ничто по сравнению с силой голубокровных, но у герцогини никак не получалось перебороть себя. Потому она лишь схватила Александру за руки и прижала ее спиной к своей груди. Королева принялась вырываться, стремительно теряя силы. Рывки все слабели и слабели, пока она наконец не прекратила сопротивляться и не повисла марионеткой на руках Мины.

Из Александры вырвался всхлип, как будто внутри нее что-то надломилось.

— Прошу, не надо, — прошептала Мина. Повернув королеву к себе и прижав ее лицом к плечу, она провела рукой по волосам подруги. — Мне так жаль. Я должна была спасти его ради тебя. Должна была хоть что-то предпринять. Прости меня, прости… — Мина годами копила всю эту так называемую власть — и не смогла хоть как-то исправить положение.

Если только не убить принца-консорта. Эта мысль часто крутилась у нее в голове, пока Мина наблюдала, как он превращает полную жизни, сильную девушку в слабого, с трудом держащего себя в руках человека. Принца-консорта слишком хорошо охраняют — почетный караул, Соколы. А что, если у Мины ничего не выйдет? Тогда у Алексы совсем никого не останется.

— Нет, — прошептала королева, ее слезы впитывались в платье Мины. — Нет, я знаю, что ты не могла ничего сделать. Ты ведь обязательно бы попыталась.

Они были в шаге от разоблачения, даже здесь. Мина не отрывала глаз от двери. Если кто-то войдет и застанет их в таком виде, скрыть правду больше не удастся, вот только Мина не могла заставить себя отпустить Александру. Женщины прижимались друг к другу, и Мина гладила королеву по волосам, шепча утешения.

Куда лучше дождаться подходящего момента. Свергнуть принца тщательно обдуманным способом. В груди жгло от разочарования — от того же разочарования, которое, как Мина знала, чувствовала королева.

— Мы так близки к его низвержению, — прошептала Мина. — «Смерть» Меркурия лишь короткая задержка, но наши планы активно претворяются в жизнь. Работа Меркурия по созданию армии автоматонов продолжается в других секторах гуманистов под моим руководством. Анклав кузнецов уже изготовил заказанную им партию.

Это была их общая тайна. Они собирали армию автоматов-прислужников, внутри каждого, по задумке, должно было помещаться по одному человеку, в отличие от частотно-регулируемых металлогвардейцев и Троянской кавалерии, которыми командовал Эшелон. Технология обеспечит им то, на что сама Мина была не способна: возможность уничтожить человека, которого она больше всех ненавидела. Возможность освободить самую близкую подругу.

— Не знаю, смогу ли я продолжить… теперь.

Крепко зажмурившись, Мина поцеловала Александру в лоб и горячо прошептала:

— Не сдавайся. Помнишь день нашего знакомства? — «Я гуляла по саду позади Башни из слоновой кости в день свадьбы человеческой принцессы и увидела, как та рыдает, спрятавшись за кустами роз». — Тогда я советовала тебе не терять мужества. Говорила, что ты можешь стать самой влиятельной женщиной в Империи, если только наберешься смелости. Можешь стать королевой и спасти свой народ от кровавого бремени Эшелона и его жестких законов.

Конечно, никто из них тогда и не подозревал, каким тернистым окажется их путь. Мине было полных шестнадцать лет, а королеве — всего-то на два года больше. Тогдашняя принцесса не могла похвастать союзниками. Весь Эшелон поддержал регентство принца-консорта, едва тот сверг с трона отца Алексы. Для Мины, обнаружившей зареванную принцессу, будущее не казалось таким уж мрачным. Им полагалось выйти замуж. Поскольку обе они принадлежали к высшей знати, их роли были давным-давно предрешены — пока гибель собственного отца и последовавшее за ним заражение вирусом жажды не перевернули жизнь Мины раз и навсегда.

Если бы только она знала…

«Повторила бы ты ей те же слова? Обрекла бы на такую судьбу? Подтолкнула бы выйти замуж за человека, который будет медленно подавлять ее волю к жизни?»

Герцогиня знала ответ, и это знание разбивало ей сердце.

Ведай Мина всю ту бездну зла, что таилась в принце-консорте, она бы не раздумывая протянула Алексе руку. Но вместо этого она помогла заточить подругу в оковы ужасного брака.

Мина сжала ладонь Алексы, испытывая совсем крошечную, но все же ненависть к себе. «Мне так жаль. Я знать не знала. Не понимала, каким мучением все обернется». Эти слова нельзя озвучивать ни при каких обстоятельствах. Все, что она могла сделать, это исправить причиненное зло.

— Хочу, чтобы он умер, — прошептала королева. — Я не могу… Даже не знаю, сколько еще выдержу. — Ее голос надломился. — Каждую ночь я лежу, а в голове крутится мысль: что случилось бы, храни я под подушкой нож? Что, если бы однажды он уснул, после того как насытился мной, и…

— У тебя бы ничего не вышло. — Мина крепко зажмурилась. — А если бы и вышло — тебя окружают одни лишь Соколы да Ледяная гвардия. И все они его люди. Мне нипочем не добраться до тебя прежде, чем они поступят с тобой по собственному усмотрению, а как далеко простирается их верность короне, я судить не возьмусь. — Именно эта мысль не давала ей спать по ночам. Вдруг Алекса сделает какую-нибудь глупость и поплатится за это, а Мина даже узнать ни о чем не успеет.

— Ты права, — согласилась королева, но так равнодушно, что у Мины закралось подозрение: а тревожится ли королева за собственную жизнь?

В груди кольцом свернулась паника.

— Наступит день, когда ты будешь свободна от него. Я тебе обещаю. И тогда ты сможешь править так, как всегда хотела — любимая подданными. Совсем как твой дедушка. Сможешь при первом своем желании свергнуть Эшелон и вернуть людям и механоидам места, принадлежащие им по праву. Вообрази все те жизни, что ты изменишь… — Королева лелеяла эти мечты годами, однако у Мины не получилось скрыть нотки отчаяния в голосе. «Борись, черт побери. Еще совсем чуть-чуть». — Все замыслы, что ты вынашивала… начинают осуществляться.

Королева равнодушно уставилась на собственное отражение в зеркале.

— Хотя бы раз мне хочется побыть в первую очередь женщиной, а не королевой.

— Ты и есть женщина. — Мина чмокнула ее в щеку. — Я не знаю женщины сильнее и храбрее тебя.

— А ты источник моей силы, — признала Александра, коснувшись перчаткой ладони Мины. — Если бы не ты, я давным-давно опустила бы руки.

«Опустила бы…» Мина облегченно выдохнула.

— Дай мне время. Как только циклопов будет достаточно, чтобы одолеть металлогвардейцев принца-консорта, мы сможем приступить к действиям. Я начну продавать часть наших коммерческих предприятий, а вырученные деньги вкладывать в сектора гуманистов. Чем больше у них людей и денег, тем быстрее они будут работать… Дай мне время хотя бы до конца года… Я отвоюю твою свободу, придется — собственными руками его прикончу.

Наконец-то в глазах королевы сверкнул живой огонек.

— Прикончишь, я знаю, но нам нельзя торопиться. Так мы рискуем привлечь его внимание. Я не переживу, если затея провалится.

— Тогда, возможно, мы сумеем переключить его внимание, — предложила Мина, размыкая объятия. — Направим его по ложному следу? Пускай себе гоняется за несуществующими гуманистами. Я пустила в газеты слух, якобы Меркурий лишь прикрытие и принц-консорт казнил не того человека.

— Опасный ход.

— Не опасней большинства из них. Правление принца-консорта не сильно-то нравится Ночным ястребам, и чем дальше, тем их симпатия меньше. Что-то я не вижу, чтобы они рвались искать вымышленного революционера.

Королева оглядела беспорядок в комнате.

— Спасибо тебе.

— За что?

— За то, что хоть тебе я могу доверять. Что даешь мне надежду, когда я ее теряю.

К горлу Мины подступил ком.

— Как всегда.

— Тогда, думаю… некоторое время мне хотелось бы побыть одной. Пришлешь ко мне леди Балтимир?

С ее особым чаем.

— Александра, я не вижу в этом никакой пользы…

— А я об этом и не прошу. — На сей раз в голосе королевы послышались стальные нотки. Они встретились взглядом в зеркале, глаза у королевы были покрасневшие и опухшие.

Мина склонила голову:

— Как пожелаешь.

— Всего один раз, — пробормотала Александра, ее взор стал затуманиваться. — Просто сегодня я хочу… забыться.

Мина поцеловала ее в макушку, чувствуя, как маленькая часть надежд рушится. Врачи заверили герцогиню, что настойка опия не причинит королеве вреда — само собой, все в точности до наоборот, — но Мина видела, как дурман изменил подругу, оставив на месте человека лишь пустую, грезящую наяву оболочку.

Что же от нее останется, когда принц-консорт вырежет все части ее души?

«Мы могли бы сбежать. Когда-то мы ведь об этом мечтали, помнишь?» Однако Мина промолчала, ибо правда заключалась в том, что все эти мечты — лишь красивые сказки. Принц-консорт никогда не выпустит королеву из своей хватки. Повезет еще, если они до Кале доберутся.

«Только если я не украду дирижабль». Шутка с привкусом горечи напомнила Мине, из всех возможных людей, именно о Бэрронсе.

— Приятных снов, — прошептала она, подобрав юбки и отходя. — И помни, наш день еще наступит. Скорее, чем ты думаешь.

— Мина, — дрожащим голосом позвала Александра, затем глубоко вздохнула. — Тебе рано уходить.

Герцогиня обернулась, старательно избегая смотреть на проклятую метку на щеке королевы.

— Мне надо вернуться в Совет.

— Тебе ведь известно, что он имел в виду, приказав приструнить меня. — Голос королевы снова обрел силу. Она уселась над парфюмерным полем битвы, шурша юбками по осколкам стекла.

— Прошу тебя. — У Мины перехватило горло. — Я не хочу…

— Лицо не тронь, — наказала королева. — Он не хочет, чтобы следы были заметны. Но должны остаться синяки, убедись в этом. — Она вскинула подбородок. — Так ему не придет в голову добавить парочку от себя, и если уж я могу их снести… то, ей-богу, ты сможешь их поставить.

Порой роль источника силы королевы становилась для Мины личным и весьма гнусным испытанием.

Глава 7

— Ты опоздал.

Лео застыл в дверях кабинета.

— Отец, — приветствовал родителя Лео, снимая плащ и протягивая его одной из переминающихся рядом с ноги на ногу горничных. — Я тоже по тебе скучал. Поездка вышла превосходной, — «меня пытался убить всего лишь один русский князь», — и погода благоволила к нам всю дорогу. Не стоило волноваться.

Герцог Кейн отвернулся от камина, и тени от пламени скользнули по его бледной коже. Через мгновение он поднял капюшон, скрывая лицо.

— Считаешь себя остроумным?

— Чаще всего да.

С опущенными портьерами кабинет казался задымленным, жарким логовом, которое, как подозревал Лео, герцог редко покидал. В углу комнаты, с рукоделием на коленях, сидела женщина.

— Маделайн, — негромко поприветствовал ее Лео и, подойдя, поцеловал в щеку.

Маделайн, самая старая трэль его отца, все еще красивая женщина, несмотря на появляющиеся «гусиные лапки» вокруг темных глаз, одна из немногих сносила нрав Кейна невозмутимо и спокойно.

— Лео, — ответила она, ласково потрепав его по щеке. — Только посмотри на себя. Похож на дерзкого корсара.

Лео провел рукой по волосам. Они отросли, и кончики касались воротничка.

— Мне уже говорили.

— Вы не можете обмениваться любезностями в каком-нибудь другом месте? — рявкнул на Маделайн герцог.

Перестав улыбаться, Маделайн пристально посмотрела на Кейна.

— Пожалуй, я пойду. Не буду мешать вашей игре в шахматы. — Голос ее был спокоен, но слегка приподнятая бровь ясно говорила, что она думает о грубости герцога. Собрав рукоделие, трэль улыбнулась Лео: — Ты знаешь, где меня найти.

Он бы предпочел, чтобы Маделайн осталась. Ее общество намного приятнее общества отца.

— Приду к вам после игры.

Герцог Кейн, показывая свое богатство и положение, когда-то заключил контракт с шестью трэлями. Правда, в последнее время, видимо, из-за болезни, начал потихоньку от них избавляться и уже трех отправил на покой. Они больше почти не появлялись в главном особняке, им устроили роскошные дома в Лондоне.

Лео сам содержал двух трэлей отца. То был весьма щедрый подарок на восемнадцатилетие, и сейчас Бэрронс гадал, а не пытался ли дорогой папочка сим образом скрыть появление своей загадочной болезни? Затворником Кейн стал вскоре после этого.

Из трэлей в особняке осталась лишь Маделайн. Любопытно, чье это было решение?

Лео знал наверняка, что Маделайн не согревает постель его отца. Она подписала контракт, по которому Кейн получал ее кровь в любом количестве, но традиция требовала, чтобы трэль сама решала, дарить свое тело голубокровому или нет. Дар, о котором редко говорили в обществе.

И Лео никак не мог понять, почему Маделайн терпит старого ублюдка.

— Пошлите за мной после игры, — сказала Маделайн герцогу, отодвигая его стул за шахматным столом. — Вы сегодня еще не ели.

— Выпью кровь из бутылки, — рявкнул Кейн.

— Как пожелаете, — ответила она и вышла, лишь слегка хлопнув дверью.

Лео долго смотрел на отца. Про того много чего можно было сказать, но грубость Кейн проявлял редко.

— На месте Маделайн я бы влепил тебе пощечину. Ты должен перед ней извиниться.

— Она мне не жена. — Усаживаясь на стул, герцог раздраженно укутался в плащ, будто ему по-прежнему было холодно. И это несмотря на ревущее в камине пламя! — Ей следует об этом помнить.

— А тебе следует помнить о манерах. — Лео подошел к столу. Визиты к отцу не доставляли ему большого удовольствия. То был долг, который нужно исполнять. — Или в своем старческом слабоумии ты уже ничего не соображаешь?

Кейн стиснул зубы.

— Или болезнь виновата? — спросил Лео. — Ты из-за нее такой раздражительный?

— Я полностью здоров!

Лео сел на стул напротив. Еще несколько лет назад он стал бы волноваться за герцога, но за это время Кейн уничтожил почти все чувства Лео, остававшиеся к отцу с детства. Порадовать ублюдка было невозможно, но Бэрронс старался. Каждый день, каждую минуту. А затем Кейн подстроил дуэль Блейда и Викерса, и между отцом и сыном разверзлась казавшаяся непреодолимой пропасть. Лео просто стало… все равно. Наверное, не абсолютно все равно, хотя ему часто хотелось, чтобы привязанность умерла раз и навсегда. Возможно, он просто наконец-то понял, что никогда не сможет порадовать человека, которого зовет отцом.

Они не были похожи друг на друга — ни лицом, ни сложением. Лео пошел в мать — и мужчину, который его зачал. Доставшиеся от настоящего отца карие глаза были точь-в-точь как у Онории. Иногда Лео гадал, думает ли герцог об этом сходстве всякий раз, как видит ублюдка своей жены. От этой мысли внутри него всё радостно вскипело — еще один способ ранить Кейна.

Отец и сын встретились взглядами.

— У русских нет камердинеров? Или они не признают ножниц?

— Я в последнее время полюбил длинные волосы. — Во всяком случае, прямо сейчас Лео их просто-таки обожал.

— Гм. — Герцог склонился над доской, изучая расположение фигур. — Расскажи мне о русских.

Включившись в партию, которую они прервали месяц назад, Лео начал рассказ. Он опустил все те подробности, которые скорее всего понравились бы Маделайн. Как ледяной ветер хлестал Лео по лицу, когда он склонялся над бортом дирижабля, глядя на проносящееся далеко внизу Балтийское море. Как удивителен и необычен русский двор. Как до слез жжет горло смешанная с кровью водка. Он порядочно к ней пристрастился. Вместе с капитаном Алексеем они выпили не одну бутылку, со смехом обсуждая опасности охоты на кабана русской осенью и намного более опасное увлечение — охоту на русских женщин.

Вместо этого Лео говорил о политических союзах и партиях, о самых влиятельных вельможах при тамошнем дворе. В подробностях рассказал о союзе, который принц-консорт намеревался заключить с кровожадными русскими.

Когда Лео замолчал, наступила тишина. Долгое время герцог молча глядел на шахматную доску, на которую Лео едва обращал внимание.

— Ты даже не пытаешься играть.

«Я не пытаюсь уже долгие, долгие годы». И все же от выговора задергалась жилка на виске. Годы попыток заслужить одобрение отца оставили свой отпечаток.

Грохнув ладьей о доску, Кейн с яростью посмотрел на сына.

— Шах.

— В самом деле.

Равнодушный ответ Лео, казалось, еще больше взбесил герцога.

— Возможно, ты думаешь о чем-то другом? О чем не следовало бы!

Он прекрасно понимал, на что намекает отец.

— Поделись же со мной.

— Кто она такая? Я знаю, что после возвращения ты не прибегал к помощи Сесилии и Хлои.

Его трэли! Взгляды встретились, и в глазах отца Лео увидел огонь торжества.

— Ты за мной следишь?

— Это же мои трэли, в конце концов, — пожал плечами Кейн.

— Спасибо, что рассказал. — С едва скрываемым отвращением поглядев на шахматную доску, Лео поднялся. Хлоя никогда бы не предала его доверия, к тому же она до смерти боялась герцога. А вот Сесилия наверняка знала, кому всем обязана.

— Кто она? — потребовал ответа Кейн, с почти змеиной стремительностью преградив сыну дорогу к двери. От быстроты движения отца у Лео перехватило дыхание.

— Ты бы не одобрил, — встретился он взглядом с герцогом.

— Кто знает, кто знает. Она, очевидно, не создана для роли трэли, иначе бы ты не медлил. Ты всегда был нерешителен в подобных вопросах. Я мог бы помочь с переговорами о свадьбе…

— Это называется уважение, а не нерешительность. И какие-либо переговоры будут проходить строго между мною и ней, — отрезал Лео. Он с трудом удерживался, дабы не признаться, что нарочно способствует впечатлению, будто думает о браке.

Смешно даже говорить. Мина никогда не согласится на подобный союз, да и сам Лео не был уверен, к чему стремится.

Он хотел ее. Кейну не понять. Для него отношения были важны лишь с точки зрения политической выгоды, но не чувств. Тысячи раз Кейн повторял, что вручить женщине сердце значит стать уязвимым.

— Я всё равно выясню, — пригрозил герцог.

— Не выяснишь. — Лишь Мина знала о страсти Лео. — Пока всё не будет решено. — Он протолкнулся к двери. Удивился, что Кейн не стал его останавливать.

То было единственное оружие в арсенале Бэрронса. Ему не нужно оставаться. Не нужно вымаливать жалкие крохи похвалы от герцога, как он делал раньше. И Кейн это тоже понимал.

Герцог подошел к двери и остановился, будто боясь переступить порог и оказаться в мире живых.

— Ты зайдешь к Маделайн перед уходом?

— Разумеется, — глядя через плечо, ответил Лео. — Только ради нее я по-прежнему появляюсь в этом доме.

То могла быть игра света и теней, но ему показалось, что Кейн вздрогнул.

— Передай ей, что я сожалею, — велел он.

— Сам скажи, — бросил Лео через плечо и начал спускаться, перепрыгивая через две ступеньки за раз. — Я тебе не мальчик на побегушках.

По крайней мере, больше нет.

***

Когда Лео вернулся в Уоверли-плейс, особняк, в котором жил вместе со своими трэлями Хлоей и Сесилией, день уже клонился к закату.

В это время суток лишь одна из девушек бывала дома. Сесилия обычно или ходила по магазинам, покупая драгоценности и шелковые платья, или встречалась с друзьями за чаем. Хлоя же предпочитала книги и одиночество.

Лео вошел в комнату, и лицо Хлои осветилось улыбкой. Ее белокурые локоны так ярко блестели в лучах предзакатного солнца, что Лео едва не поморщился. В отличие от Кейна, он мог переносить дневной свет, но предпочитал ночную тьму.

— Почему вы не в постели в такое время? — откладывая книгу, с игривой улыбкой спросила Хлоя. — Вы вообще сегодня ложились?

Лео покачал головой:

— Исполнял свой долг.

— Герцог, — скривилась Хлоя.

Отец девушки и герцог подписали ее контракт трэли, почти не оставив ей других путей в жизни. Хлое исполнилось семнадцать, когда Кейн передал ее Лео. Семнадцатилетняя, немного испуганная и совершенно неподходящая для роли трэли.

Лео иногда делил постель с Сесилией, но никогда не делился с ней чувствами. Хлоя же со временем, когда поняла, что Лео никогда не потребует от нее ничего насильно, стала ему другом. На ее горле не было тонких серебристых ниточек шрамов, которые Сесилия выставляла напоказ, ибо те два раза в месяц, когда надо было кормить Бэрронса, Хлоя предпочитала давать ему запястье.

Лео глубоко вдохнул. С тех пор, как он оставил Кейн-хаус, его не переставая мучили мысли.

— Хлоя, я собираюсь тебя отпустить.

В ее зеленых глазах не было удивления, лишь легкий испуг.

— Вернуть меня герцогу?

Какое облегчение — сказать эти слова вслух, и как же хорошо, что она так спокойно восприняла его решение! Сесилия отнесется по-другому.

— Нет. Если захочешь, я устрою тебе несколько встреч с потенциальными покровителями. — Передача контракта трэли другому голубокровому в Эшелоне случалась, но нечасто. Мало кто хотел получить то, что было помечено другим мужчиной. — Или я могу платить тебе годовое пособие, и тогда ты сможешь жить сама по себе, если захочешь.

— Годовое пособие, — выдохнула Хлоя, и Лео понял, что встреч с покровителями не потребуется.

— Щедрое пособие. Я очень надеюсь, что наша дружба продолжится.

— Я была бы очень рада. — Хлоя посмотрела на него искоса: — Только это зависит от вашей жены.

Лео удивленно поднял брови:

— Я не говорил, что думаю…

— А вам и не нужно было. И, полагаю, я не ошибусь, когда предположу имя той счастливицы, которая вызвала у вас интерес. — Хлоя едва заметно улыбнулась. — Герцогиня не похожа на женщину, готовую делиться своим мужем.

Герцогиня…

— Как ты?.. — Лео был потрясен.

— Все написано у вас на лице, когда вы на нее смотрите. Хотя сомневаюсь, чтобы кто-то другой заметил. Я слишком хорошо вас знаю, милорд. У вас в глазах появляется блеск, как у Сесилии, когда она видит лимонные тарталетки нашей кухарки.

Умная, наблюдательная Хлоя. Именно ее Кейну следовало бы воспитывать на роль соглядатая, только вот преданность Хлои не позволила бы ей шпионить.

— Я и сам не знаю, чего именно хочу от герцогини и выйдет ли из этого что-нибудь большее.

— Думаю, знаете. Вы бы не стали вести себя так, если бы в глубине души не были уверены.

Верно. Он хотел Мину. Хотел завоевать ее, хотел пометить как свою женщину, хотел обладать ею. Стремиться к чему-то большему значило вступить в нешуточную битву с Миной, но Лео не отвергал сходу такой вероятности. Стань она его женой, навсегда будет принадлежать ему одному. Эта мысль порадовала яростную, жадную часть его страсти к герцогине и тьму, что жила внутри и которую он с таким трудом сдерживал все эти годы.

Лео был рожден джентльменом, но голоду цивилизованные манеры были определенно чужды.

— Кроме того, я думаю, что ваши сомнения беспочвенны.

— Разве? — спросил Лео. — Мина не из тех женщин, что безропотно соглашаются на брачный договор. — Количество других препятствий, включая Кейна, вряд ли можно было назвать незначительным.

— Вы будете за ней ухаживать и вы ее завоюете.

— Тебе следует писать пропагандистские листовки для гуманистов. Или вербовочные плакаты. — Сухо пошутив, Лео поднялся. Он был признателен Хлое, что она не стала спорить с его едва оформившимся решением. — Спасибо, — сказал он, идя к двери.

— Вы должны знать, милорд, — сказала ему вдогонку Хлоя, — не только вы на нее смотрите. Особенно когда герцогиня уверена, что вы не видите. Только должна предупредить… она не вожделеет вас, как Сесилия лимонные тарталетки.

— Неужели? — Слова Хлои его немного порадовали.

— Она смотрит на вас как на загадку, которую предстоит решить. Как на льва, которого привязали рядом и который вот-вот разорвет путы. Вы и угроза, и соблазн.

— И почему мне кажется, что ты наслаждаешься происходящим?

— Наслаждаюсь. Вы всегда были слишком в себе уверены. И победа тем ценнее, когда тяжело дается, ведь так? — улыбнулась Хлоя.

***

Когда вечером Мина спустилась вниз, Гоу уже ее ждал. Мина посмотрела на него сквозь воздушные черные перья, что спускались из прически ей на лицо легким игривым облаком. Хотя почти всю вторую половину дня она отдыхала, готовясь к ночи, чувствовала Мина себя ужасно. Правда, никто, глядя на нее, этого бы не понял. Чуть-чуть подкрашенной пудры, и темные круги под глазами исчезли, а сама она сияет.

Она так и не заснула днем, хотя пыталась, лежа в обнимку с Боудиккой, чье теплое тело дрожало от довольного мурлыканья. Перед глазами Мины стояли специально оставленные на руках королевы знаки — синяки в форме ее собственных рук. От одного воспоминания Мину замутило.

— Здесь кое-что, что может вас заинтересовать, ваша светлость, — тихо сказал Гоу, когда она вышла на галерею, и похлопал папку, которую держал подмышкой.

— Надеюсь. — Из-под колес ее парового экипажа полетели камешки, один из ливрейных лакеев спрыгнул со своей подножки и поставил маленькую ступеньку, чтобы Мина смогла взобраться в экипаж. Второй лакей открыл дверь и отступил в сторону. — Рискну предположить, что ты вряд ли бы стал отвлекать меня в такое сложное время, если бы информация не была важной.

В ответ Гоу протянул папку.

Подобраться к ним достаточно близко, чтобы подслушать, в абсолютной темноте вечера было невозможно, и все равно Мина повернулась, скрывая бумаги своим телом. Открыла папку.

И у нее сперло дыхание.

Внутри лежали зернистые фотографии. С бешено стучащим сердцем она их переворачивала, одну за одной. Накрашенные губы слегка изогнулись в дьявольской усмешке.

Боже милостивый…

От такого удара герцог Кейн не оправится никогда. Способ наконец-то отомстить за смерть отца и ту роль, которую Кейн наверняка в ней сыграл.

Мина захлопнула папку.

— Фотографии лишь намекают на родство. Я хочу доказательства.

— Как пожелаете, ваша светлость, — взяв папку, Гоу растворился в темноте.

Щелкнув тончайшей работы золотыми, с драгоценными камнями когтями, что были закреплены на кончиках пальцев ее правой руки, Мина собралась с мыслями и прошествовала к экипажу.

Сегодня нельзя допустить даже намека на слабость.

***

Часы в прихожей лондонского особняка лорда Эбни пробили полночь. Прибыв столь рано, Мина нарушила все модные правила, ведь в действительности ни один приличный бал не начинался раньше двенадцати. Однако ей было все равно, слишком сильно она нервничала.

Взяв бокал шампанского с подноса скользящего по залу дрона, Мина жестом попросила одного из околачивающихся неподалеку лакеев добавить в бокал крови.

— Празднуете что-то? — раздался над ухом холодный голос.

Мина кивком поприветствовала подошедших.

— Праздную. Небольшие победы, ваша светлость. Просто разместила пешку там, где ее никто не увидит следующие несколько ходов. — Он думал, что опережает ее на несколько шагов, не так ли? Улыбаясь герцогу Блайту и его жене, Мина осушила бокал.

Женщина, держащая Линча под руку, была одета в струящееся платье восхитительного зеленого шелка, который подчеркивал огненно-рыжий цвет ее волос. Рыжие волосы самой Мины были темнее. Общего между двумя женщинами было много больше, чем лишь цвет волос. Однако Розалинда Линч никогда не узнает, сколь многое известно Мине о ее прошлом. О секретах, которые леди Блайт хранит. Ведь, в конце концов, Мордекай, мужчина, которого казнили по приказу принца-консорта, не был Меркурием. А вот Розалинда когда-то была. Мина медленно кивнула герцогине Блайт — знак уважения гуманиста гуманисту.

— Звучит зловеще, — вздернув бровь, заметила герцогиня Блайт.

— Будем надеяться, что вашим когтям суждена иная добыча. — Линч глазами указал на смертельное украшение с драгоценными камнями на кончиках ее пальцев.

— Поверьте, ваша светлость, вам нет нужды тревожиться.

Холодные серые глаза Линча впились в нее с такой пристальностью, что Мине стало слегка не по себе. Затем он улыбнулся:

— О, я и не беспокоюсь. Я всегда считал, что глупость вам не свойственна.

А только глупец может решить напасть на герцога, которого поддерживают больше четырехсот Ночных ястребов. Во всяком случае, решить напасть открыто.

Движение за спиной герцогини Блайт привлекло внимание Мины. Бэрронс. Он шел сквозь толпу, возвышаясь над группками дебютанток, облаченных в жеманный белый. Когда он проходил мимо, те принимались яростно обмахиваться веерами, провожая горящими глазами его одетую в черное фигуру. Бэрронс напоминал волка, крадущегося меж стаек беззащитных маленьких лебедей. Улыбка Мины стала хищной, и, едва взглянув на герцога и его жену, она извинилась и покинула их.

На сей раз Мина преследовала его. Их глаза встретились, и Бэрронс вопросительно поднял левую бровь, а затем направился к лестнице, оставляя ей решать, идти за ним или нет.

Мина скользила сквозь растущую толпу, идя за облаком пара, которое извергалось из дрона-слуги. В зале их было множество. Взяв очередной бокал шампанского с плоского подноса на голове автомата-прислужника, она щедро плеснула туда крови и последовала за Бэрронсом на галерею, с которой открывался вид на главный бальный зал.

Когда Мина поднималась по лестнице, ее платье все сверкало в свете газовых ламп, и каждая блестка на подоле слегка шелестела, скользя по мраморным ступеням. Пышная юбка платья состояла из отдельных лепестков, золотых у основания и постепенно переходящих в черный на кончике. Корсаж же был сплошным золотом, и натягивал тонкие лямочки цвета шампанского, что едва не соскальзывали с ее плеч,

Газовые светильники на галерее были приглушены, и там клубились тени. Красный дамаск на стенах создавал атмосферу уединения и интимности. Увидев высокую, элегантную фигуру, облокотившуюся на балюстраду и наблюдавшую за толпой в бальном зале, Мина едва не задрожала от возбуждения.

Бэрронс даже не повернул головы, но она знала, что он почувствовал ее появление. Как иначе? Напряжение будто вибрировало в воздухе, по ее коже словно пробегали электрические разряды.

— Сегодня вы смотрите как-то по-особенному, — пробормотал Лео. Его собственные глаза были полуприкрыты. Он продолжал разглядывать гостей. — Я чувствую себя жертвой.

Он не выглядел жертвой. Высокий, жилистый, сильный, на боку рапира в ножнах, Лео казался королем собственных джунглей. Медленно повернув голову, он впился в нее темными глазами. На одно мгновение из-за игры света показалось, что зрачки Лео — не черные, по крайней мере, не абсолютно черные, а словно бы в прожилку. Прожилки эти манили теплом растопленного шоколада. На Мину тотчас же нахлынули чувства. Неуверенность. Она попыталась их стряхнуть. Сегодня ей, черт побери, нужна победа. Что угодно, лишь бы не думать об отсутствии ее величества.

— Смехотворное предположение. — Мина подошла к нему сзади. Провела филигранной работы когтями по спине. Бэрронс обернулся, следя за ее движениями. — Разве мне под силу причинить вам вред?

— Сдается, вы путаете меня с этими пустоголовыми дурачками, которые считают вас премилым украшением. — Повернувшись, он схватил Мину за руку и медленно поднес когтистые пальцы к губам. Ни на мгновение не отводя глаз, прижался поцелуем к запястью, чуть выше трепещущей жилки. Легчайшее прикосновение, нежнейшая ласка. Коснись он так какую-нибудь дебютантку, та решила бы, что Лео Бэрронс намерен соблазнить ее на контракт трэли. — Я знаю, сколь опасны вы можете быть. И как умна ваша маленькая хитрость в Совете. Мина окаменела.

— Хитрость?

— Подобно маятнику, вы выступаете то за одних, то за других. Задабриваете принца-консорта, голосуя вслед ему по тем вопросам, что вам не важны. Но лишь дело касается того, что затрагивает ваше сердце — или ведомую вами игру, — вы не отступаете ни на дюйм. В Совете еще никто не разгадал эту уловку. Все считают вас марионеткой, танцующей под его дудку.

В половине своих умозаключений Бэрронс не ошибся. Потрясающая проницательность и подтверждение, сколь пристально он за ней наблюдает.

«Опасность повсюду». Если кто-нибудь поймет, что за игру ведут они с ее величеством, им обеим конец.

— Хотя мне сложно примириться с тем, что случилось в Совете сегодня. — Поглаживая запястье, где до сих пор горел след от его поцелуя, Бэрронс отвел руку Мины от своих губ и, полуприкрыв глаза, отпустил ее совсем.

«Ну разумеется. Потому что вы не понимаете». Мина залилась краской. Она не обязана была объясняться и все же…

— Если бы ее величество продолжила говорить, он бы ей навредил. Возможно, унижение от публичной пощечины его удовлетворит.

В нее впился взгляд проницательных глаз.

— Выходит, вы поступили так из милосердия?

— Какое это имеет значение?

— Огромное, — ответил Лео и, повернувшись, облокотился на балюстраду и вновь принялся следить за гостями. — Это означает, что, возможно, я не ошибся на ваш счет.

В голове закружилась тысяча мыслей. Внутри от его слов поселился легкий трепет. Что за глупости? Ей ни к чему его похвала.

— Вам не нравится, как принц-консорт обращается с ее величеством, — не удержавшись, ибо и ее мучило любопытство, заметила Мина. Одна мысль, что сегодня Бэрронс пытался заступиться за королеву… Глупость, которая только бы привела к более суровому наказанию Алексы, если бы он не остановился… В груди Мины разлилось глупое тепло. За поведением Лео не скрывался хитроумный план. То был просто поступок мужчины, не одобряющего подобное обращение с женщиной. Невероятная редкость в их время!

— Я должен был остановить его. Должен был сделать что-то еще.

— Она не ваша жена. Он бы лишь пришел в ярость от вашего противостояния и выместил злость на ней.

— Знаю. Именно поэтому я замолчал. — Лео опустил глаза. — Но своим молчанием не потакаем ли мы ему?

Будто удар кинжала в самое сердце. Пройдясь полированными когтями по балюстраде, Мина нашла взглядом среди гостей принца-консорта. Тот смеялся какой-то шутке своего любимчика, шпиона Бальфура. Поднявшаяся волной ненависть словно бы повернула нож, и на мгновение все вокруг стало черно-белым — сидевший внутри голод прорывался наружу. Закрыв глаза, Мина глубоко вдохнула и позволила ненависти уйти, оставляя вместо себя лишь печаль и вину. Быть может, она ненавидела не только принца-консорта. Быть может, она ненавидела и саму себя тоже.

— Что мы можем поделать? — к собственному удивлению, горько сказала Мина. — Он ее муж, он ею владеет. Может избивать ее величество хоть каждый день, если того пожелает, и что мы можем поделать?! — Никогда, обещала себе Мина, глядя, как все эти годы королева медленно погружается в отчаяние. Сама она никогда не окажется в подобной ловушке.

По телу забегали мурашки, и Мина осознала, сколь пристально за ней наблюдает Бэрронс. Покраснев, она вдруг поняла, что открыла больше, чем хотела.

— Я полагал, что вы по собственной воле поддерживаете такое обращение с королевой, но вам оно нравится не больше моего. — Скользнув пальцами по ее щеке, Лео медленно отвел прядь рыжих волос от лица. Мина отпрянула, и Лео опустил руку. Но не оставил разговор. — Вам оно не нравится, потому что вы видите себя в подобной ситуации. — Медленно, вопросительно, будто сам с собой, он продолжил: — Вы поэтому так и не вышли замуж?

— Что мужчина — любой мужчина! — может мне дать? — бросила вместо ответа Мина. — Я возглавляю собственный Дом, вхожу в Совет. Кто не захочет лишить меня всего этого?

Бэрронс ответил едва заметной, но искренней улыбкой.

— Не все мужчины одинаковы. Быть может, вам стоит найти того, кто не испугается ваших свершений. Кто посчитает их частью вашего очарования.

— Я бы не стала надеяться.

— Тогда, возможно, вам стоит оглядеться. Вдруг поймете, что он ближе, чем вы думаете.

Мина окаменела.

— Какая прелюбопытная мысль, — отрешенно бросила она. Потрясение, вызванное словами Лео, тотчас же сменилось подозрениями. Это все часть игры, только что он рассчитывает выиграть? Надеется убедить ее, якобы искренне ухаживает и тогда… Что тогда? Думает ли он, что однажды ночью, лежа в постели, она выдаст ему все свои секреты? Или, поддавшись чувствам, станет голосовать по его указке, желая порадовать?

Нет. Как-никак Бэрронс отнюдь не глуп. Проклятье, чего он хочет?

«Но ведь вы никогда не понимали, что мною движет…»

Мина побледнела. Она буквально почувствовала, как кровь отхлынула от лица, ослабли руки и ноги. Если Лео не играет с ней, значит, он искренен. На мгновение Мине показалось, что она увидела его истинные желания. Ее. Все это время он хотел ее.

Нет.

У Мины едва заметно участилось дыхание. Она постаралась сохранить спокойное выражение на лице, скрывая бушующий внутри шторм, ибо именно этого больше всего и боялась. Потеряться в мужчине.

В наступившей тишине Мина поймала пристальный взгляд Лео. Наверняка делает какие-то свои чертовы заключения! Внезапно ей неистово захотелось наброситься на него, вывести из равновесия, чтобы не одна она была смущена.

— Откуда такой взгляд? Наш секрет в безопасности, если вы беспокоитесь об этом, — тихо сказал Лео. — Я никому не рассказывал о случившемся.

— Интересно, что вы заговорили о секретах… — Поставив бокал на перила, Мина шагнула вперед, и ее юбка зашелестела о его брюки. — Любопытно, какие у вас.

— Почему вы решили, что они у меня есть?

— У всех есть секреты. Вопрос лишь в том, чтобы их найти.

Лео посмотрел пристальнее. Посмотрел так, словно видел ее насквозь, словно искал ее собственные тайны.

«Вам никогда их не найти». Полуприкрыв глаза, Мина встала на мысочки и нерешительно опустила руку — ту, что с когтями — ему на грудь. На мгновение она помедлила, сомневаясь, правильно ли поступает. Ладонью Мина чувствовала тепло его тела, вдыхала манящий аромат лавровишневой воды, и ее собственное тело ожило. Тут же вернулась решимость. Это ее долг перед отцом.

— У меня всегда вызывала любопытство ваша дружба с этим грязнокровным из трущоб, — шепнула Мина ему на ухо.

Лео чуть повернул голову.

— Дьяволом из Уайтчепела?

— Вы знаете, что как две капли воды похожи на одного члена его банды? Можно даже сказать, вылитая копия…

Воздух между ними переменился. От замершего мощного тела Лео исходила молчаливая опасность. Подняв руку, он мягко и бережно обхватил Мину за горло. Едва ощутимо угрожая.

— Не думал, что вы сунетесь в трущобы.

— О, я не столь глупа. Я послала туда своего человека, который блестяще выискивает то, что люди хотят скрыть. Сегодня утром он проследовал за вами, и теперь, знаете ли, у меня есть фотографии…

Лео сжал руку. Мина еще могла дышать, но сердце уже неистово застучало.

— Фотографии чего?

— Мальчика. Кто он, Бэрронс? Вряд ли ваш сын, слишком взрослый. Значит, брат… Может быть, сын Кейна? — закинула Мина приманку, но Лео на нее не попался, как она того ждала. — Нет, не Кейна, — медленно выдохнула она, перебирая варианты. Что, если… Мина вспомнила лицо герцога Кейна, его равнодушные глаза. И попыталась воскресить в памяти портрет его жены. У ее отца была копия. Боже милостивый…

— Вы ему не сын, ведь так? — О, без сомнения Бэрронс походил на герцогиню — больше всего чувственным ртом, — но не на герцога. Нет, отца он не напоминал совсем. Кровь Мины вскипела от возбуждения.

— Вы бастард.

Лео сжал пальцы.

Затаив дыхание, Мина подняла голову. Лицо Бэрронса ничего не выражало, но глаза… Господи, да она же права!

— Интересное предположение. Думаю, — его глаза засверкали, — я напугал вас прошлой ночью, да и сейчас тоже. И теперь вы пытаетесь придумать хоть что-нибудь — что угодно! — лишь бы только вывести меня из равновесия.

— Это не «да». Но и не «нет».

Внизу гремела музыка. Лео шагнул еще ближе. Давление его твердого тела гипнотизировало Мину. Склонив голову, он сказал, едва не касаясь губами ее губ:

— Вы боитесь собственного влечения ко мне?

— Я выясню правду. Вы и сами это понимаете. И неважно, сколь сложны будут поиски.

— Я — сын своего отца. Именно он сотворил меня. Если же вы осмелитесь угрожать мне, — перешел Лео на шепот, — лучше бы вам раздобыть доказательства. Теперь мне известна ваша слабость, Арамина. — Обхватив Мину за талию, он крепко прижал ее бедра к своим. — Я знаю, что вы желаете меня. Посему возникает вопрос — вы на самом деле хотите меня уничтожить или лишь пытаетесь так от меня защититься? От этого? — Лео с силой прижался к ней телом.

У Мины сперло дыхание. Спасения не было. Она промолчала, и на ее губы обрушился рот Бэрронса. Настойчиво, безжалостно. Руки стиснули в стальных объятиях. Мир вокруг закачался, или же то был Лео, заставивший ее отступить и теперь прижимавший к стене? Они стукнулись зубами, Лео ворвался языком ей в рот. Мина изо всех сил сжала воротник его сюртука. Под таким натиском ей оставалось лишь сдаться.

«Будь честной. Ты хочешь сдаться», — шепнула самая потаенная часть ее души.

Музыкальные раскаты перемежались взрывами смеха. «Господь милосердный». Каким-то чудом Мина прервала поцелуй и прошептала:

— Не здесь.

Лео дернулся. Укусив ее за мочку уха, чуть отодвинулся и обжег страстным взглядом. Глаза Мины горели тем же огнем. Она дерзко запустила руку ему в волосы и, притянув к себе, губами поймала его тихий смех.

Совсем рядом щелкнула задвижка, и Лео, потянув добычу в теплые сумерки комнаты — что за комната, она не знала, может быть, кабинет, — резко ее крутанул, Мина прижалась спиной к двери и захлопнула ее собственным весом. И теперь не просто сдавалась. О нет, его жадные и яростные поцелуи она встречала не менее жадными и яростными; ее тончайшей работы когти скользили внутри его фрака, по груди, вырывая шипение.

— Да, — прошептал Лео и, скользнув рукой под пышные юбки, обхватил Мину за ягодицы. Закинул ее ногу себе на талию и с силой прижался к ноющему местечку между бедер.

Скользя губами по ее рту, куснул за губу. Толкнулся вперед, а затем вдруг обхватил девичьи запястья, крутанул Мину и прижал к двери. Коленом раздвинул ее ноги, царапнул зубами по шее. Языком прошелся по яростно пульсирующей сонной артерии. Взяв в кулак юбки, потянул их наверх, и Мина почувствовала сквозь чулки холодный воздух.

Она застонала. Затвердевшие соски больно терлись о корсет. Дверная ручка впивалась в бедро, и Мину вдруг потрясло осознание, что если кто-нибудь повернет эту самую ручку, то увидит ее — стонущую, извивающуюся. И Бэрронса, запустившего руку ей между ног. Всего в двух шагах от них в самом разгаре бал, но кому из гостей придет в голову, что происходит сейчас за этой дверью?

Задрав подол верхней юбки, Лео без предисловий обхватил холмик между ее бедрами. Охнув, Мина открыла глаза. Всем своим весом он давил ей на спину и ягодицы, не оставляя между ними и миллиметра. Прижимая ее к своей порочной руке. Другую он положил ей на горло, заставляя герцогиню запрокинуть голову герцогини. Так ему ничто не мешало целовать ее гладкое плечо.

— Вы этого боитесь? — шепотом спросил Лео, покусывая то чувствительное местечко, где шея переходила в плечо, отчего по всему ее телу разлилась ошеломительное желание. Твердые пальцы касались Мину там, где ей больше всего этого хотелось. — Боитесь лишиться самообладания?

Она не могла говорить. Лишь приглушенно всхлипнула и уперлась лбом в дверь.

— О боже.

Эта ее слабость, это влечение… только Бэрронс о них знал. Только он мог уничтожить ее простыми ласками.

Лео притиснулся к ней бедрами, заставляя ее вжиматься в эту свою издевающуюся ладонь. Тело наполнили неописуемые ощущения. Мина знала, чего он хочет, и не смогла устоять. Она сдалась. И тотчас же почувствовала, что напряжение оставило Лео.

— Да? — прошептал он.

Мина снова задвигалась. Она терлась о его пальцы. Там, где он ее касался, все ныло и болело.

— Да? — снова потребовал он ответа.

— Да. — Будь проклято ее слабое тело!

Наступила тишина, которую нарушали лишь неясные звуки бала да их прерывистое дыхание. Мгновение Бэрронс не шевелился. Затем медленно, невыносимо медленно начал собирать ее нижние юбки и наконец с легким шелестом задрал и их. Он больше ее не касался, и Мина остро это ощущала. Представив, что случится дальше, она задрожала.

Лео поцеловал след, который остался, когда он укусил ее за шею. Убрал руку с горла и собственнически обхватил грудь.

— Я никогда не был вам врагом, Мина, — прошептал он и проник своими умелыми пальцами в разрез в ее панталонах. Коснулся горячей, влажной плоти. Греховно-влажной плоти, которая предала последний секрет своей хозяйки.

Медленно, уверенно Лео кружил пальцами вокруг той точки, что больше всего жаждала его прикосновений. С прерывистым вздохом Мина приоткрыла губы. Она не могла сдержаться. Опустив руку, нашла сквозь километры нижних юбок его пальцы и направила их туда, где хотела почувствовать.

«Наконец-то». Сорвавшийся с губ вздох больше походил на всхлип.

— Нет нужды торопиться, любовь моя. — Лео покрывал легкими поцелуями ее ушко, но пальцы… пальцы нажимали уверенно, и Мина едва удерживалась от крика.

Как давно к ней прикасался мужчина, и никто и никогда не ласкал ее, как Бэрронс. Всегда, она всегда сохраняла трезвую голову. И сейчас все в ней кричало остановить Лео.

Или нет. Ей не хватало воздуха.

Когда дело касалось Бэрронса, она лишалась воли. Он был ее господином. Он забирал каждый ее вздох, каждое слово, готовое сорваться с губ. Черт побери, он забирал все что хотел, оставляя ее беспомощно стонать, пока сам трахал ее пальцами. Пока входил в нее лишь самыми кончиками, заставляя бесстыдно двигать бедрами, облегчая ему проникновение, молча умоляя наполнить.

Мина широко раздвинула ноги. Ощущения переполняли ее. Его влажное дыхание у уха, зубы, впивающиеся в нежную плоть мочки. Она непроизвольно двигала бедрами, вжимаясь в его руку, стремясь к пику, который он обещал. Ласкающие пальцы все жарче разжигали восхитительное напряжение, и Мина едва удержалась от всхлипа. Под весом тела Бэрронса она почти совсем не могла шевелиться. Была полностью в его власти. Оставалось лишь сдаться на милость его пальцам.

— Не молчите, Мина, — раздался горячий шепот у ее уха. — Позвольте мне вас услышать.

Мина судорожно качнула головой. «О боже». Царапнула когтями дверь, впилась в дерево. Дернувшись от ласк Лео, прикусила губу и порадовалась легкой боли.

А затем ее накрыло, словно лихорадкой. Где-то раздался тихий стон. Ее собственный. Ослабев и вся дрожа, Мина прижалась к двери. С губ сорвался полузадушенный вздох. Сильные руки не давали ей упасть. По губам скользнули пальцы, и, тихонько застонав, Мина прикусила подушечки. Пальцы же другой руки продолжали скользить по влажной плоти, совершая медленные, сводящие с ума круги, вновь разжигая желание, вновь толкая ее за эту восхитительную черту. На этой раз Мина кончила с охом, почти криком, приглушенным его пальцами.

Мина тряхнула головой, и ее локоны рассыпались по плечам.

— Довольно, — взмолилась она, — хватит.

«Я не выдержу больше».

Мир вокруг исчез, осталась лишь она — дрожащая сумятица чувств и переживаний. Спустя несколько мгновений Мина поняла, что ощущает щекой его гладкую, чистую сорочку, Лео обнимает ее и шепчет тихие, успокаивающие слова. Нежно гладит по голове, словно стремясь успокоить после того, что натворил. Случившееся же между ними было столь огромно, что она едва стояла на ногах.

Время как будто замерло. Вцепившись в Лео, Мина едва осмеливалась дышать, какой-то частичкой души боясь разбить сковавшее их заклятье. Секс был ей знаком, но это… эта нежность… ее она не понимала. Но и не могла от нее сбежать. Именно нежность притягивала Мину, словно мотылька — пламя. Обнимал ли ее вот так когда-нибудь мужчина, терпеливо дожидаясь, пока она придет в чувство?

Мина знала ответ. Нет. Они никому не позволяла прикасаться к ней, даже если мужчина и хотел. Только Бэрронс не удосужился спросить.

И она хотела этого. Хотела быть слабой и опереться на него, хотела позволить ему себя держать. Опереться ненадолго, лишь на мгновение, дабы передохнуть. И пускай она знает, что никогда не сможет на него положиться. Такая вот блажь, мечта, глупая маленькая прихоть. Сжав в кулаках сюртук, Мина собралась с духом и высвободилась из объятий Лео. Задранные юбки упали вниз, скрывая ее ноги в чулках.

Мина прижала руки к обжигающе горячим щекам. Внутри у нее все болело. Тело требовало большего, твердило, что еще не конец.

— Мина, — касаясь ее лица, прошептал Лео. — С тобой все в порядке?

Его слова заставили ее тихонечко рассмеяться. В порядке? Она сбита с толку, разбита, расколота на куски. Потрясена до глубины души. Далеко не в порядке. Вряд ли она когда-нибудь снова почувствует себя прежней.

— Со мной все хорошо.

***

Обхватив ее лицо руками, Лео заставил Мину поднять голову. Он хотел увидеть правду. В темноте ее черты были едва различимы, но Лео все равно рассмотрел бездонную черноту, заполнившую ее глаза. Голод.

Его сердце застучало в ответ, собственный голод полыхнул по жилам. Осознание, что она позволила ему касаться себя… хотела этого сама… Ад и все дьяволы, он хотел большего, но нужно отступить, ибо в глазах Мины Лео увидел не только голод, но и настороженность. Она еще не готова, а Бэрронс давным-давно понял, что их отношения — это игра в терпение. В соблазнение. Или он будет продвигаться шаг за шагом, или рискует спугнуть ее.

Прерывисто дыша, Лео нежно поцеловал Мину в лоб. Почувствовал сотрясающую ее дрожь. Восемь долгих лет он желал любимую, и вот она в его объятиях, но на самом деле ему не принадлежит. И совершенно понятно, вспомнив ее угрозу, что она ищет возможность вновь стать хозяйкой положения.

Может ли он доверять Мине? Наверняка и она гадает, может ли доверять ему. Тогда как он смеет требовать, чтобы Арамина ему отдалась, когда сам не раскрыл некоторые свои намерения?

Внутренности свернуло узлом, но Лео заставил себя сказать:

— Если вы хотите правду, Мина, то знайте: в ваших силах меня уничтожить. Если хотите, вы можете нанести удар по герцогу Кейну, но отца не вернете. Никогда не утолите ту пустоту в душе, которую, думаете, заполнит месть. — Лео погладил ее по щеке. — Вы лишь уничтожите меня. Не его. Меня.

Темные глаза встретились с его. В них отразилось потрясение. Затем неуверенность.

— Выбор за вами, — прошептал Лео. — Я знаю, вас пугают чувства между нами, но тут… тут вся власть в ваших руках.

— Вы дурак, — выдохнула она, — раз говорите мне это.

— Может быть. — Он и в самом деле дурак. Когда дело касалось Арамины, Лео терял последние крупицы разума, но, черт побери, ничего не мог с собою поделать. — Или я просто верю, что знаю вас, совсем немного. Вероятно, я единственный, кто осмеливается подобраться к вам достаточно близко, чтобы узнать вас всю. Бегите от меня, уничтожьте, чтобы снова почувствовать себя в безопасности, но я не думаю, что вы того желаете. — Проведя большим пальцем по ее губам, Лео понизил голос: — Но выбор за вами, в этом и во всем, что между нами происходит. Не стану лгать, я хочу вас, Мина, но именно вам придется сделать первый шаг, и посему я выбираю доверие.

Опустив руки, Лео шагнул назад. Касаясь пальцами своих губ, словно до сих пор ощущая его ласку, Мина неотрывно смотрела ему вслед.

Открыв дверь, Лео замер на пороге.

— Вам не нужно меня бояться. Никогда не нужно было.

И закрыл за собой дверь, давая Мине взять себя в руки. Надеясь, что принял правильное решение.

***

Сидя в своем кабинете и проводя граненым хрустальным бокалом по губам, Мина пустыми глазами смотрела на огонь. С бала она уехала рано. Была слишком потрясена для расшаркиваний. Внутри бушевала буря.

Выбор.

Бэрронс буквально признался в своем незаконном происхождении, и если она того пожелает, то может открыть сей факт. Наконец у нее есть возможность уничтожить герцога Кейна — человека, приложившего руку к смерти ее отца.

Но одновременно она уничтожит и того единственного, кто, непонятно, как, но смог проникнуть за ее лощеный, безупречный фасад. Единственный мужчина, чья сила воли сравнится с ее. Мина не обманывала себя — в том была часть привлекательности Бэрронса. Живя в своей золоченой башне из слоновой кости, она была недоступна — для всех, кроме него. Никто больше не осмеливался взять штурмом ее крепость, и пожалуй, иного герцогиня не желала.

«Я не стану лгать, я хочу вас, Мина…» Но чего именно он от нее хочет? И не слишком ли высока цена?

Черт его возьми, почему Лео открыл ей правду? Почему доверил столь мощное оружие, а затем ушел? Во власти Мины его уничтожить, он должен был это понимать.

Это ее долг перед отцом.

Ведь так?

Мина медленно вынырнула из своих мыслей, и ее глазам предстало жадно пожирающее дрова пламя. Еще мгновение она смотрела на огонь, затем повернулась к столу, где лежала изобличающая папка Гоу. Дрожащими руками раскрыла ее и уставилась на фотографии.

— Будь ты проклят, — прошептала Мина. Она решилась. Не глядя швырнула папку в огонь. Не могла смотреть. Сгорала ее месть, закрывалась дверь за прошлым, а впереди маячило неопределенное будущее.

Схватив плащ, Мина поднялась наверх. Нужно переодеться в более удобный для ночного времени наряд. Наряд, в котором ее никто не узнает.

Ей предстояла работа.

Глава 8

Сэр Гидеон Скотт знал, что Арамину что-то беспокоит. Глава Первой партии человечества пользовался большим уважением среди аристократии, хоть многие голубокровые Эшелона презирали его манеру вести дела. Рожденный в незначительном доме, он заработал себя имя именно благодаря этой самой манере. Принц-консорт его терпел, ибо сэр Скотт пытался найти пути для примирения бунтовщиков и Эшелона. От него ни разу не слышали призывов к войне, которые не сходили с уст почти всех гуманистов.

По крайней мере, не слышали публично.

Гидеон щедро плеснул виски в бокал Арамины и добавил туда капельку крови. Они расположились в его кабинете, где пахло сигарами, пчелиным воском и дорогой кожей, а стены были оклеены бордовыми и кремовыми обоями. Очень мужская комната, где зачастую собирались амбициозные политики, входившие в Первую партию человечества.

Приняв бокал, Мина подошла к окну и посмотрела на улицу.

— Принц-консорт собирается увеличить кровавую дань, — сказала она наконец. Больше полугода назад гуманисты серьезно повредили все сливзаводы, что собирали и хранили кровь, которую население сдавало в качестве налогов. Не те, кто подчинялся Мине, но другие члены партии, которые взяли дело в свои руки. И в этом заключался один из главных поводов для ее раздражения — от Мины мало что зависело. Она могла направлять, тянуть за ниточки, помогать деньгами, но по сути каждый гуманист — мужчина, женщина ли — обладали своей собственной волей.

Но не в том ли сама суть их дела? Раскачать Эшелон и добиться свободы для людей?

Верно, но поджог сливзаводов повлек за собой цепочку событий, которых она надеялась не допустить. Потеря заводов и запасов крови создала пустоту, которую требовалось заполнить. Кровавая дань возрастет, и в конечном итоге пострадают именно люди. Если они сейчас осмелятся протестовать, принц-консорт просто обрушит на недовольных Троянскую кавалерию.

В детстве Мина пыталась примириться с грузом своей человеческой природы и уготованным ей будущим: контракт или трэли, или консорта с каким-нибудь влиятельным аристократом и жизнь, полная роскоши, под его защитой. Едва ли самая страшная участь, но для нее — тюрьма. Уже тогда Мина понимала, что, приняв подобную судьбу, со временем зачахнет; ее острый ум, не получая должной пищи, подведет свою хозяйку. Она, без сомнения, будет полна горечи и сожалений и вероятнее всего попытается справиться с недовольством, спуская деньги своего покровителя на наряды, которые ей на самом деле не нужны.

И когда на смертном одре отец предложил ввести ей свою кровь, она с радостью — даже нетерпением! — согласилась. Счастливица — у столь многих такого выбора не было, и Мина понимала их озлобление.

Алекса, родственная душа, тоже мечтала об иной судьбе, молила, чтобы пришло ее время — то время, когда ее участь изменится. Мечты королевы были столь заразительны, что Мина с головой погрузилась в общее дело. Почему бы и другим молодым женщинам, не только Мине, не обмануть судьбу? Почему человеку самому не выбирать свой удел?

Каких-либо обязательств перед Эшелоном Мина не чувствовала. Скорее даже она часто думала о голубокровных как о безликом враге, который издевался и передразнивал ее, когда она впервые после заражения появилась в свете.

— На сколько? — Сэр Гидеон вздохнул.

— Говорят, что в два раза…

— В два раза?! Черт побери, налог уже очень высокий! Половина жителей беднейших районов города просто не сможет сдавать больше крови! Они разорены, голодают, живут в условиях, каких я бы не пожелал даже крысам. Такое повышение налога может их убить.

— Ходят слухи, что он подумывает снизить минимальный возраст для обязательной сдачи крови, — сказала Мина и отпила огненного напитка. Горло обожгло, но ей хотя бы стало чуть теплее. — Вероятно, до двенадцати лет.

Сэр Гидеон побледнел.

— Не может быть! Вряд ли ситуация с запасами крови для Эшелона столь критична. Ни за что в это не поверю!

— Конечно, нет. Только вот тех гуманистов, которые подожгли заводы, так и не поймали. Поймали только Меркурия, их предводителя. — А точнее мужчину, который, притворившись Меркурием, пожертвовал собой. — Это возмездие. Способ наказать население за то, что спрятали гуманистов. Предупреждение, что в следующий раз подобное злодеяние не простят.

— Я сообщу об этом Партии, — заявил сэр Гидеон. — Благодаря вашему предупреждению, мы сможем подготовить возражения, возможно, даже выйти на улицы…

— Нет! — Выход на улицы никогда не заканчивался ни чем хорошим, и Мина не хотела, чтобы раздавленные, безжизненные тела оказались на ее совести.

То была одна из ее многочисленных ошибок, и она себя за нее так и не простила. Дабы свергнуть принца-консорта, лучшим орудием были скрытность и осторожность. Для победы требовалось, чтобы Эшелон не узнал о той армии автоматов-прислужников, которую гуманисты создавали в подземельях Лондона.

— Я рассказала об этом лишь затем, чтобы для вас не было сюрпризов. В Совете я проголосую против, но все будет зависеть от остальных.

— Есть что-нибудь, что я могу сделать? — горько спросил сэр Гидеон.

— Есть. Нужно, чтобы вы начали продавать некоторые наши акции… — Мина перечислила те, от которых намеревалась избавиться. Чем быстрее гуманисты и механоиды получат деньги, тем скорее завершится создание циклопов.

Мина засобиралась, и сэр Гидеон вздохнул.

— Что ж, благодарю за предупреждение. Приложу все усилия, дабы подготовить бедняков Лондона.

Мина поцеловала его в щеку. Она мало кому доверяла, но Скотт за долгие годы заслужил ее дружбу.

— Пришлите весточку, как переоформите мою собственность.

***

В девять утра следующего дня Мина направлялась на встречу. Солнце заливало карету. Двойная жизнь зачастую ее изматывала, и сейчас, под покачивание экипажа, Мина дремала.

«Воздухоплавание Галлуэя» купило в Саутварке старый заброшенный завод. Тот представлял собой несколько огромных ангаров на берегу Темзы, чьи крыши открывались с помощью сложной системы шкивов. Внутри находились десятки дирижаблей — от едва начатых до почти готовых.

За дирижаблями стояло будущее. Мина была уверена в этом как ни в чем другом. Вложения в дело Галлуэя казались весьма рискованными, но Мина не сомневалась — они окупятся сторицей.

К тому же, холодно добавила та часть ее души, что навеки принадлежала королеве, нападения с воздуха принц-консорт станет ждать в самую последнюю очередь. Его страх перед вероятной атакой французского воздушного флота все возрастал, и по всему Лондону множились артиллерийские башни, но Мина знала, где они находятся. Если возникнет надобность, то безопасный путь к Башне из слоновой кости существовал. Нужно лишь, чтобы Галлуэй построил достаточное количество дирижаблей к тому времени, когда ее гуманисты решат атаковать.

Сам он, конечно же, ее планов не знал.

Присоединившись к прочим, кто вложился в дело Галлуэя и прибыл сейчас на очередной его показ, Мина едва слушала, как шотландец рассказывает о своем последнем изобретении — корабле развлечений, вроде того, что спроектировал для лорда Матесона. Мина внезапно замерла. Искоса посмотрела по сторонам. Краем глаза она заметила темную фигуру — мужчину, пробирающегося сквозь толпу за ее спиной. Лавируя между людьми, он приближался. Желудок сжался, но Мина решительно повернулась к Галлуэю. Правда, она не понимала ни одного сказанного слова. Была слишком занята, пытаясь услышать, что делает Бэрронс.

За ее спиной возникла крепкая жаркая стена. Хищник внутри Мины чуть шевельнулся. Сперло дыхание, затвердели соски. Она стиснула ручку зонтика.

— Что вы здесь делаете?

— Я надеялся вас застать, — шепнул Бэрронс и положил ладонь ей на поясницу. — Прошлой ночью вы упомянули о Галлуэе, и я знал об этом показе. Подумал, что шансы увидеть вас здесь высоки.

— Ну и наслаждайтесь тогда показом! — рявкнула Мина, чувствуя, что ей почему-то не хватает воздуха.

— Я и наслаждаюсь. — В легчайшей ласке он прошелся пальцами по ее спине. — Но меня больше интересует, что вы думаете о будущем воздухоплавания.

Мина нервно крутила зонтик, и его кончик скрежетал о каменный пол. Она не должна была уступать ни дюйма прошлой ночью! Должна была сохранять холодность и отстраненность.

«Будто бы у тебя был выбор».

Нахлынули воспоминания. Вкус его губ… Мина вспыхнула. Как он сжимал пальцами ее волосы…

Бэрронс скользнул рукой ей на бедро, дыханием овевая шею. Будто бы почувствовал вспыхнувшее в Мине желание.

— Джентльмены… и миледи, — Галлуэй кивнул Мине. — Пожалуйста, сюда. Я хотел бы показать вам свое последнее изобретение… «Золотого сокола».

Бэрронс сжал ей руку.

— Останьтесь. Я бы хотел получше изучить «Львиное сердце».

Толпа хлынула за Галлуэем. Среди одетых в черное предпринимателей были и представители Эшелона, и люди. Впервые за долгое время экономика уравняла и тех, и других. Мина с тоской посмотрела им вслед.

— Чего вы хотите?

— Вы в опасности, — прошептал Бэрронс. — Мы все в опасности.

Лео удалось ее заинтересовать. Мина посмотрела на «Львиное сердце». Под потолком парил огромный серый баллон. Его оплетали стальные тросы, держащие закрытую гондолу. «Львиное сердце» предназначался для перевозки людей и не годился для военных действий, в отличие от других дирижаблей, чьи проекты были тщательно спрятаны во вспомогательных ангарах Галлуэя. Там шотландец строил воздушный флот, призванный сдержать французских гуманистов, вздумай те напасть на Англию. У принца-консорта было несколько всё ухудшающихся навязчивых идей и несколько личных вложений; флот был и тем, и другим. Мина редко в чем соглашалась с принцем-консортом, но в этом поддерживала — Франция была опасна.

— Я хочу посмотреть, что там внутри, — сказала она. По крайней мере, кабина дирижабля защитит их от любопытных ушей.

Бэрронс, придерживая, помог герцогине подняться по складной лестнице в кабину. Мине помощь была не нужна, но она ничего не сказала. В Эшелоне почти никто не знал о ее силе и выносливости, и она не собиралась их просвещать. Бег по крышам Лондона и проникновение в те места, куда Мине не хотелось, чтобы за ней следовали, развили в ней удивительную ловкость.

Захлопнулась дверь, и Мина, оставив зонтик в углу кабины, пробежалась пальцами по консоли управления.

— Я всегда в опасности. Подробности, будьте столь любезны.

— Это пока предположение, — сказал Бэрронс. — Почему умер Гете?

Ответ был ей известен, но Мина лишь пожала плечами:

— Кто знает?

— Гете стал возражать против повышения кровавой дани, едва принц-консорт направил нам проект закона. После гибели нескольких подчинявшихся ему герцогов ясно, что он теряет власть. Мэллорин, Гете, Линч и я не поддержали закон о налоге. Принц-консорт понимает, что из-за нас не сможет пропихнуть его в Совете. Чтобы сделать это, ему придется избавиться от нескольких препятствий на его пути.

Интересное предположение.

— Думаете, он собирается уничтожить Совет?

— Всех нас, — кивком в ее сторону подтвердил Бэрронс. — Вы не всегда голосуете согласно его воле.

Нет, лишь столько, чтобы принц-консорт верил, будто ее симпатии на его стороне.

— Я в безопасности. — Ей пришлось выстроить собственную защиту. Все эти годы многие родственники-мужчины пытались ее убить, напуганные мыслью о женщине, обладающей властью. — Но спасибо за предупреждение. Я не думала о смерти Гете с этой точки зрения. — Бэрронс загораживал дорогу к выходу, но Мина не верила, что он нарочно. — Что-то еще?

Сквозь стекло Бэрронс посмотрел вниз, обозревая ангар. Галлуэй и предприниматели ушли в сторону и изучали полужесткий каркас судна для развлечений. Широкие плечи Лео напряглись.

— Возможно, я просто хотел оказаться с вами наедине.

— Дабы предостеречь меня об опасных заговорах? — игриво спросила Мина.

Выражение его лица смягчилось, правая бровь слегка дернулась.

— Нет, герцогиня, я думал о вещах намного интереснее. Наверное, всему виной дирижабль. Он напомнил мне о некой ночи. О долгах и их оплате.

— Вы заманили меня сюда под ложным предлогом? — Мина скользнула в сторону, когда Бэрронс сделал шаг по направлению к ней.

В ответ Лео лениво улыбнулся.

— Разве вы поднялись бы сюда, признайся я, что задумал вас целовать?

«Да!» Нет. Улыбка Мины застыла.

— Я решила, что ваши поцелуи вредны для моего здоровья.

— Именно. — Еще один шаг, и она обнаружила, что прижимается к дальней стене.

— К тому же, та ночь не в счет. Я должна была вам поцелуй, а Дювали всегда платят свои долги.

— А прошлая ночь? — Мощь его тела затмевала все вокруг. Мина вдохнула аромат лавровишневой воды, и ее рот увлажнился. Немного.

— Бэрронс, — предостерегающе сказала она.

— Прошлой ночью, — шепнул он, — вы не были ничего мне должны.

Поднырнув под его рукой, Мина врезалась в панель управления.

— Прошлой ночью я узнала кое-что весьма интересное.

— Решили, как поступите с этими фактами?

— Пока нет.

«Пускай думает, что хочет».

Сложив руки на широкой груди, Бэрронс впился в нее своими суровыми черными глазами. Затем хмыкнул и посмотрел в сторону.

— Что ж, по крайней мере вы постоянны. Одно упоминание поцелуя, и вы начинаете меня шантажировать. — Полуприкрыв глаза, он посмотрел на нее искоса. У Мины перехватило дыхание. — Тогда никаких разговоров о поцелуях. Никаких игр, никаких титулов. Только вы и я. Расскажите, что вы думаете о планах Галлуэя организовать воздушный транспорт для простых людей Англии.

— Почему вам интересно, что я думаю? — с подозрением спросила Мина.

— Потому что вы вообще меня интересуете. — Бэрронс снял сюртук и повесил его на медный крючок на стене. Накрахмаленная темно-серая жилетка в тонкую кремовую полоску облегала его широкие плечи и сужалась к бедрам. Лео вздернул бровь: — Или, если желаете, можем обсудить погоду. Что-нибудь обыденное?

Мина не смогла удержаться от ответа.

— Я думаю, что Галлуэй — отличное вложение, хотя и осознаю риски. Вся Европа стремится сейчас покорить небеса, следуя примеру Франции и колоний. Сначала такие путешествия будут дороги и доступны только для пассажиров первого класса, хотя я предвижу в будущем потребность и желание простых людей пользоваться подобным способом перемещения. Разумеется, перевозка товаров на дальние расстояния станет намного проще. Наступит день, когда, поднявшись в дирижабль утром, через сутки мы окажемся на Манхеттене. Запомните мои слова.

Перед ее глазами была панель управления. Решительно непонятное зрелище для незнающих, но Мина уже несколько месяцев изучала руководства Галлуэя. Переключатель для паровых котлов, чтобы развить большую скорость… Спускающее устройство для баллона… Воздушный вентиль баллонета…

— Вам нравится мысль о полете. — Бэрронс оперся руками по обе стороны от ее бедер и склонился вперед, изучая панель управления через плечо. Мощное мужское тело окружало герцогиню, и Мина остро чувствовала, сколь близко он стоит.

Полет. В детстве, впервые услышав о французских воздушных кораблях, она мечтала о полете. Но смерть родителей разбила все ее наивные мечты. И все же… Мина погладила руль красного дерева горизонтального и вертикального стабилизаторов.

— Знаете, кем я больше всего восхищалась в детстве?

— Кем?

— Грейс О’Малли, — призналась она и убрала затянутые в кружево пальцы с руля. — Королевой пиратов.

Шагнув в сторону, Бэрронс оперся бедром о панель управления и посмотрел ей в глаза. Его лицо вдруг осветилось улыбкой.

— Вы хотели быть Грейс, верно?

— Мы играли в пиратов со Стефаном, моим братом. — Вспомнив детские игры и подумав об их нелепости, Мина не смогла удержаться от улыбки. Разве можно заподозрить в подобном безупречную графиню Казавиан?

— Что вам в ней нравилось?

— Она была храброй. Бесстрашной. Готова была бросить вызов самой королеве Елизавете. И, конечно же, у нее были рыжие волосы, как и у меня. Стефан же всегда выбирал Черную Бороду — он предпочитал злодеев. Все лето мы носились с настоящими мечами по холмам вокруг Итон-грейндж. Отец дозволял это, ибо так мы оба лучше осваивали фехтование. — Мина на мгновение приоткрыла для него дверь в свой внутренний мир. — А во что играли вы?

Скрестив на груди руки, Бэрронс посерьезнел.

— У меня не было ни братьев, ни сестер, и единственным товарищем стал мой учитель фехтования. — Лео помолчал. — Мастер Болдок, бывший Сокол, не считал, что игры очень полезны для развития ребенка.

Перестав улыбаться, Мина вглядывалась в его лицо.

— А других детей вашего возраста рядом не было?

— Только одна девочка, дочь изобретателя, которому покровительствовал герцог Кейн. Я подкидывал ей в постель механических пауков. Онория меня ненавидела.

— По описанию вы очень похожи на моего кузена Питера.

— Осторожнее, — предостерег Лео. — Я знал Питера, мы вместе учились в Итоне. Это не комплимент.

— А разве я хотела вас похвалить? — ответила Мина, игриво поводя плечами.

Глаза Лео заинтересованно вспыхнули, и она замерла. «Что ты творишь?» Отвернувшись, Мина вновь сосредоточилась на панели управления. Рядом с ним так легко было все позабыть!

— Знаете, что в полетах нравится мне? — спросил Бэрронс.

— Что?

— Отсутствие границ. Нет ни Англии, ни Франции, ни России… Лишь удивительные места, подобных которым ты ни разу не видел. Я никогда не думал, сколь много упускаю, пока не отправился в Санкт-Петербург.

У Мины сперло дыхание.

— И что там?

— Холод. — Лео хохотнул. — Поначалу жуткий холод. Уже наступил март, а мы кутались в меха. Дирижабль едва выдерживал температуру, на лопастях пропеллеров беспрестанно образовывался лед. Невероятная поездка! Санкт-Петербург называют современной Венецией. По всему городу дворцы, роскошь которых вы едва сможете вообразить. Дворцы, соперничающие с Версалем. И златоглавые монастыри. Их православная церковь не порицает голубокровных. Возможно, просто не осмеливается. Вся власть там — у голубокровных. Самое опасное место, где я когда-либо бывал.

Мыслями Мина устремилась в описываемые им места. Древние монастыри… дворцы… город каналов… В груди вспыхнула неутоленная жажда.

— Вы когда-нибудь были заграницей? — спросил Бэрронс.

— Времени на мой гранд-тур не нашлось. Когда мне исполнилось семнадцать, умер отец, и пришлось об этом забыть. — На самом деле пришлось забыть о многих вещах.

Глаза Бэрронса озорно вспыхнули, и сердце Мины забилось быстрее.

— Мне следует отвезти вас в Париж. Отправимся туда на одном из дирижаблей Галлуэя, пройдемся по Версалю — тому, что от него осталось, — и я стану пить шампанское из вашей туфельки.

Кто бы мог подумать, что ему свойственна игривость!

— Вы забываете, что Франция кишит гуманистами. Да и с чего бы мне отправляться в Париж с вами?

Глаза Бэрронса засверкали. Шагнув ближе, он скользнул пальцами по ее бедру.

— Чтобы заняться любовью на усыпанной лепестками роз кровати, потягивая шампанское и бесконечно споря, пока я извлекаю вас из всех этих верхних и нижних юбок.

— Да вы романтик, — обвинила его Мина, сама в то не веря.

— Я могу трахнуть вас здесь и сейчас, — шепнул Бэрронс. Он шагнул ближе, и Мине пришлось задрать голову. От потрясения все мысли испарились. Лео смело провел рукой по ее затянутому в корсет бедру. Скользнул пальцами по полной груди. — Но думаю, Арамина, вам в жизни не хватает немного романтики. Немного приключений. Да и мне тоже, Господь свидетель.

Склонившись ниже, он поцеловал ее в лоб гладкими прохладными губами. Закрыв глаза, Мина стиснула руль, будто пытаясь выстоять перед искушением притягательности Бэрронса. Покрывая поцелуями ее щеку, он шепнул:

— Я хочу заняться с вами любовью на шелковых простынях. Растопить весь этот лед и понять, бьется ли под вашей атласной кожей сердце из чистого пламени. Уверен, что бьется.

Пальцем Лео водил по соску, дразня его. Со стоном Мина откинулась на панель управления. Рука скользнула ниже, уверенно прошлась по животу, скрытому шелком.

— Вам понравилось, что я вчера делал с вами.

Рука опустилась, обхватила ее между бедрами. Не обращая внимания на смявшиеся юбки, нежно заскользили пальцы.

— Я никогда не скрывал, что хочу быть вашим любовником. Мина, лишь скажите «да». Уверен, если я выпишу значительный чек, мастер Галлуэй подготовит «Львиное сердце» уже к вечеру. Я даже разрешу вам встать у руля, если захотите…

О, какое искушение! Мина ответила ему беспомощным взглядом.

— Я не могу, — шепнула она, чувствуя, как груз ответственности держит ее подобно якорю.

Решив, что ее отказ — лишь вызов, Лео обжег поцелуем кожу ниже ушка. Легчайшими ласками начал касаться щек, продолжая гладить между ног, сминая ткань, стремясь страстью уничтожить ее возражения.

Вцепившись в жилет Лео, Мина бросила взгляд в окно дирижабля. Группа Галлуэя все еще изучала «Золотого сокола», напоминая стайку разодетых пингвинов.

— Бэрронс!

— Раздвиньте ноги.

Мина покачала головой. Ахнула, когда его пальцы заработали еще проворнее. Ухватила за запястье.

— Никто не увидит. Здесь только вы и я. — Глаза Лео горели дьявольским огнем и словно бы бросали ей вызов. — Поедем в Париж, — прошептал он. Вся дрожа, Мина закусила губу. — Поезжайте и предайтесь со мной любви в каком-нибудь мещанском отеле на едва заметной улочке. Едем.

Если кто-нибудь поднимет голову и увидит их… От одной мысли нутро Мины сжалось. Как огнем, все тело вспыхнуло нетерпением. Здравый смысл испарился. Она хотела лишь уничтожить разделяющую их одежду, хотела царапать его голое тело ногтями. Хотела наполнить сосущую пустоту внутри.

Хотела сказать «да».

— Кончайте.

И Мина, потеряв голову, рухнула в пропасть. Вцепившись в панель управления, вторую руку она прижала к губам и укусила собственную плоть, сдерживая рвущийся наружу хриплый стон. Убрав руку, Бэрронс прижал к ее лобку ногу, и Мина не сдержала возгласа удовольствия.

Мир вокруг нее вертелся, и лишь Бэрронс не давал упасть. От сюртука исходил темный жар его тела, и ей хотелось зарыться в объятия Лео и биться, пока не утихнет бушующий пожар в крови.

Вместо этого Мина толкнула Бэрронса, заставляя отступить. Тело ее пылало и ныло. Увидев на его лице удовлетворенную улыбку, Мина ударила Лео по руке. Он хрипло засмеялся. Ей до боли хотелось его поцеловать. Никогда, никогда прежде она не испытывала подобных чувств.

— Вы сумасшедший.

— А вы, моя герцогиня, неповторимы. — Он посерьезнел. — Поедемте со мной.

— Я не могу, — ответила она и шагнула прочь от давления его тела. Ей нужно было пространство, дабы обрести ясность мыслей. Пусть кровь успокаивалась, но едва до Мины доносился легчайший аромат его одеколона, как внутри снова все вспыхивало. — У некоторых из нас есть обязательства. И какой разразится скандал!

— Меня никогда особенно не волновало, что обо мне думают другие.

Мина пришла в ярость.

— Разумеется, не волновало! Согласись я, и это никак не повлияло бы на вашу репутацию! Я не могу стать вашей любовницей. Не могу себе позволить. И… — Мина нахмурилась, не понимая, на кого злится — на Бэрронса или на саму себя. — Не уверена, что мое падение того стоит.

Рывком поправив шляпу, в вихре юбок Мина направилась к двери. Кровь бурлила. Ей нужно оказаться от него подальше!

Бэрронс заспешил следом. Торопясь вниз по лестнице, Мина глухо стучала каблуками по металлическим ступенькам.

— Мина, подождите!

— Нет!

Заметив их, вытащив руки из-за спины, к ним заспешил один из служащих Галлуэя.

— Сэр, могу я вам помочь?

— Он как раз уходит, — холодно бросила Мина.

— На самом деле, — вклинился Бэрронс, — я хотел бы заказать что-то подобное «Львиному сердцу». — До нее донесся его тихий смех, понятный лишь ей одной. — Мне сказали, что стоимость значительная, но я живу надеждой в ближайшее время отправиться в Париж.

Глава 9

Едва переступив порог дома, Мина с облегчением выдохнула. Здесь она могла наконец потереть виски, пытаясь смягчить пульсирующую головную боль, которая появилась после слов Бэрронса.

Благодаря своему сверхъестественно острому слуху Мине удалось не столкнуться ни с кем из прислуги. Солнце уже почти достигло зенита, и она отчаянно хотела лечь. Два дня без сна не прошли бесследно, Мина чувствовала себя заторможенной и едва могла думать, чему свидетельствовал эпизод на верфях Галлуэя. В любой другой день она рассмеялась бы Бэрронсу в лицо.

А не растаяла бы, как фруктовый лед на солнце.

Что она творит?! Пусть она сама уничтожила информацию против него, однако ненависть к его отцу никуда не делась. Чувства же к самому Бэрронсу были много сложнее.

Если забыть всё случившееся между ними и взглянуть на Бэрронса как на простого мужчину, придется признать, что она находит его очень привлекательным и порой смешным.

«Поедем в Париж… Предайтесь со мной любви…» Мина с трудом сглотнула. Неразумная ее часть едва противостояла этому соблазну.

Если быть честной, Бэрронс ей почти… нравился.

Вдруг тишину дня разорвал крик. Глупые фантазии Мины испарились как дым, сердце скакнуло к горлу, сама она застыла. Кричали в ее спальне. Снова раздался крик, перешедший в беспомощный плач.

Баюкая рукоятку ножа в ладони, Мина рывком открыла дверь и вошла в спальню. Посередине комнаты, зажав рот ладонью, рыдала ее служанка Ханна. Над распахнутой створкой окна легко колыхались занавески.

— Ради всего святого, что… — Взгляд Мины остановился на кровавом месиве на кровати. Перчатки выпали из ее руки и с легким хлопком опустились на пол.

— Ваша светлость… о, ваша светлость…

Не обращая внимания на беспомощный плач Ханны, Мина шагнула к кровати. Она почувствовала, как кровь отхлынула с лица. Окровавленный мех. Она видела лишь его. Кто-то был в ее доме. В ее комнате. Кто-то… Закончить мысль Мина не смогла.

— Клянусь, я не слышала, чтобы кто-то входил! Я не знаю… не знаю, как это случилось.

Двигаясь словно в кошмарном сне, Мина подошла к окну. Чуть отодвинув занавеску, она посмотрела на улицу. Обычные утренние прохожие — мужчины в твидовых сюртуках и цилиндрах, спешащие на работу. Только вот на другой стороне улице стоял тот же мужчина, что и вчера наблюдал за домом. Оторвавшись от газеты, он встретился взглядом с Миной.

Приветственно приподняв шляпу, незнакомец едва заметно улыбнулся, сложил газету, сунул ее подмышку и насвистывая направился прочь.

Мина до боли стиснула оконную раму. Послание от Балфура или даже самого принца-консорта. Но почему? Узнай они о ее поддержке гуманистов и их планах, герцогиню ждала бы Ледяная гвардия, а не послание через убитую любимицу.

А если бы жертвой стала Ханна или кто-то еще из слуг? Если ястреб смог нанести удар здесь, что грозит тем, кто находится рядом с ней?

— Ты свободна, — хрипло выдохнула Мина.

— Да, ваша светлость. Позвольте я позову Гримсби… — Служанка сглотнула рыдание. — А затем я прослежу, чтобы бедная… бедная Боа…

— Свободна, — повернувшись к служанке, резко сказала Мина. — Тебе выдадут рекомендательное письмо и щедрое жалование, и чтобы к обеду тебя здесь не было.

От потрясения Ханна открыла рот, глаза ее вновь наполнились слезами. Мина приказала себе быть твердой. «Девочка моя, я пытаюсь спасти твою жизнь. Ты будешь в большей безопасности подальше отсюда».

— Да, ваша светлость, — прошептала Ханна и сделала реверанс. — Я пришлю к вам Гримсби.

На лестнице уже звучали его шаги. Гримсби, верный дворецкий отца, управлял их домом со дня ее рождения.

За Ханной закрылась дверь, и Мина получила секундную передышку. Устало опустив плечи, она прикрыла горящие глаза. «Это война, — твердил ей рассудок, — но она не кажется войной». Нет, казалось лишь, что уничтожили единственное место, где она когда-либо чувствовала себя в безопасности. Ради бога, они проникли в ее спальню! И ее кошка… Толстая, избалованная Боудикка… Мина не могла заставить себя на нее взглянуть.

Сделав глубокий судорожный вдох, она мысленно собралась. Для слабости нет времени. Она должна взять себя в руки. Должна защитить свой дом, своих верных слуг.

Только теперь Мина повернулась к кровати. Дрожащей рукой набросила покрывало на Боудикку. Все еще теплую Боудикку.

Осознав это, Мина сломалась.

Вырвавшееся рыдание удивило ее саму. Мина прижала кулак к губам, колени ее подогнулись. Вжавшись лицом в покрывало, она стонала и царапала ковер. От боли и ярости ей хотелось кричать диким криком. Разом вспомнились все те, кого она потеряла — брат Стефан, убитая горем мать и отец, медленно тающий на ее глазах. Она лишь хотела создать безопасную гавань для себя и близких, и вот теперь Балфур прислал своих ястребов уничтожить эту гавань.

Вцепившись в покрывало, Мина поднялась на колени. В ушах звенело предупреждение Бэрронса. Если так они вздумали ее запугать…

«Я убью принца-консорта. Убью их всех».

— Ваша светлость! — Гримсби взял ее за плечи. — Ваша светлость, вы должны встать.

Мина повернулась, и дворецкий, обняв, прижал ее к своему плечу.

— Филлипс, будь любезен, унеси покрывало и проследи, чтобы кошку ее светлости похоронили в саду. Под кустами роз, пожалуйста. Мисс Боудикка всегда любила там играть. Вы не возражаете, ваша светлость?

Мина кивнула в его накрахмаленный воротничок. Отпустить Гримсби она не могла.

— И закрой за собой дверь. Ее светлость не беспокоить, о том, что ты видел, не рассказывать, — предостерег он слугу.

Мина услышала, как Филлипс заходил по комнате. Она не хотела ничего об этом знать. Вскоре дверь в спальню захлопнулась, оставив Мину и Гримсби одних. Дворецкий по-прежнему обнимал свою измученную хозяйку.

— Ну, полно, полно, — пробормотал он. — Лакеи обыскивают каждый миллиметр дома, проверяют окна и двери. Полагаю, злоумышленники проникли через окно спальни.

— Они уже убрались, — прошептала Мина, высвободилась из объятий Гримсби и прижала ладони к своим сухим щекам. Ее замутило.

Увидев лицо хозяйки, Гримсби поспешно опустил ее голову вниз.

— Дышите глубоко, ваша светлость. Медленно и глубоко.

И она задышала, подчиняясь его хлопотам. Когда о ней последний раз заботились?

Перед глазами снова встал Бэрронс. Ванна. Сколь нежно он ее вытирал. Впервые в жизни — на мгновение, лишь мимолетная фантазия, — ей захотелось быть слабой. Слабой настолько, чтобы отвернуться, когда отец потребовал заразить ее вирусом, дабы она смогла править домом Казавиан после его смерти. Слабой настолько, чтобы подписать контракт трэли с каким-нибудь голубокровным, кто баловал бы ее и защищал до конца жизни. Или до конца контракта.

Равнодушной настолько, чтобы развернуться и уйти от принцессы, рыдающей в саду в день своей свадьбы.

Сожаления оставляли во рту горький привкус.

«Но ты так не поступила. Ты сама выбрала свой путь. Теперь же, когда он стал тяжел, даже не смей отступать».

— Вы не защитите бедняжку Ханну, отослав ее прочь, — тихо сказал Гримсби. — Сами знаете, что под этой крышей она будет в большей безопасности.

Задержав дыхание, дабы успокоиться, Мина покачала головой.

— Если вы сделаете это, она останется совсем одна, — продолжал Гримсби. — Здесь же мы сможем ее защитить. Особенно теперь, когда знаем, чего ожидать.

Прижав основания ладоней к глазам, Мина постаралась справиться с горем.

— Скажи ей… скажи ей, что я передумала.

— И только что доставили послание от герцога Мориоча. Он созывает Совет, — тихо сообщил Гримсби.

— Совет? — Чтобы Мориоч созвал Совет в разгар дня… Что-то затевалось, иначе они дождались бы ночи. Тьма, живущая в Мине, росла и ширилась, пока спальня не окрасилась в черно-белые тона. Герцогиня почувствовала густой запах крови, и с ним пришла ярость — обжигающая ярость, какой прежде она не испытывала.

— Да, ваша светлость.

Гнев бурлил и пылал, но Мина не дала ему воли. Пойдя на поводу своих желаний, она лишь принесет больше горя своему дому и разрушит тщательно взращиваемые планы.

«Будь терпелива». Собственные слова, нашептанные королеве, звучали теперь насмешкой. Теперь она на собственной шкуре прочувствовала, каково это — слышать их в ответ на испытываемую боль. Только благодаря этой мысли Мина смогла подавить бегущую по венам ярость. Смогла снова заставить себя мыслить ясно. Ее королеве пришлось вытерпеть во сто крат больше, во сто крат хуже, и лишь недавно Алекса стала показывать, сколь ей тяжело.

Мина отправится на Совет. Сядет за стол принца-консорта. Будет улыбаться, потягивая бладвейн. Это ее долг перед Александрой.

А тем временем она уймет свои горе и гнев, планируя низвержение принца-консорта во всех мучительных и подробных деталях.

Часть II

Предательство

Глава 10

Следует наносить врагу такую рану, чтобы впоследствии уже не опасаться мести с его стороны.

Никколо Макиавелли

Мина отцепила свою брошку-паука и на ходу невзначай оставила ее на стене. Крохотное устройство могло записывать все звуки в радиусе тридцати футов в течение целого часа. Владелице же оставалось активировать маячок в кармане, чтобы впоследствии найти брошь.

Бэрронс стоял на вершине лестницы, что вела в Зал Совета, и разговаривал с герцогом Мэллорином. Прежде оба джентльмена были близкими друзьями, но, как заметила Мина, отношения со временем стали несколько натянутыми.

Заметив, что собеседник смотрит куда-то ему за плечо, Бэрронс обернулся и буквально впился в Арамину взглядом. И если Мэллорин лениво оценил фигуру герцогини, то Лео посмотрел прямо ей в глаза, вопросительно изогнув бровь.

Нет, Бэрронс никак не мог прочесть по ее лицу, что с ней случилось. Арамина была безупречна: изысканно уложенные волосы, ярко-красная помада, которую лишь она одна осмеливалась носить. И все же герцогине стало не по себе. Неужели он уловил какой-то знак?

— Мэллорин, — кивком поприветствовала она другого герцога.

— Моя дорогая леди Арамина, — насмешливо протянул тот. Мэллорин редко сохранял серьезность, по крайней мере, на публике, хотя острый взгляд внимательных глаз выдавал истинную природу герцога. В стенах своей опочивальни он представал совершенно иным человеком, но то было много лет назад. — Второе собрание за двое суток. Что-то неладно.

— Возможно, Ночные ястребы узнали о последних часах жизни Гете, — предположила она.

— Возможно. — Ее версия определенно не убедила Лео.

— Сегодня утром кто-то покушался на меня, — продолжил Мэллорин. — Я как раз обсуждал это происшествие с Бэрронсом.

И Лео, и Арамина остро глянули на герцога. Тот лишь пожал плечами.

— Они и так знают, что пытались меня убить. К чему шептаться? — Он посмотрел на Зал Совета. — В конце концов, именно они там власть. А мы все лишь делаем вид, будто этого не знаем.

— На вас не покушались? — тихо спросила она Бэрронса.

— Нет. — Его глаза задали вопрос, который не посмели произнести губы.

Мина почти неуловимо кивнула, ощутив в груди острую боль. Даже Мэллорин заметил ее реакцию — впрочем, он всегда все подмечал. Слишком многие недооценивали блестящего молодого герцога. Из всех членов Совета, пожалуй, именно он был самым опасным. Знание дает власть, а Мэллорин мог похвастать шпионской сетью, не уступающей даже организации Балфура.

Герцог ближе наклонился к Бэрронсу и прошептал:

— Занятно, что вас не тронули. Похоже, кто-то пытается убрать половину Совета.

Именно в этот момент двери распахнулись, и по обе стороны проема встали два безупречных лакея. Мэллорин послал Арамине холодную улыбку:

— Схожу посмотрю, что ж там затеял Балфур.

Арамина и Лео остались наедине. В последний раз при подобных обстоятельствах он прижал ее к консоли воздушного судна и принялся жарко ласкать. Сейчас этот эпизод казался таким далеким. Ныне Арамина не могла даже изобразить улыбку.

— Ты в порядке?

Как же хотелось ему довериться! В груди снова стало больно. «Кошка, они убили мою кошку… Его человек был в моем доме, в моей комнате…» Впрочем, Бэрронс не поймет, да и слишком много лишних ушей вокруг.

Ее колебания говорили сами за себя. И все же Арамина сумела выдавить слабую улыбку.

— Я выживу. Как и всегда.

«Уж в чем-чем, а в этом я очень хороша».

— Тебе пришлось нелегко, — тихо заметил Бэрронс. — По глазам видно.

— Просто устала. Не спалось утром.

— Мина? — Не поверил.

Внезапно желание выговориться стало невыносимым.

— Они убили мою кошку. Оставили ее посреди моей кровати.

Ни единый мускул не дрогнул на лице Лео, но внимательный глаза словно заглянули Мине в душу. Мир вокруг поблек. Бэрронс будто хотел ее коснуться, но не осмелился двинуться.

— Мне жаль. — Быстрый взгляд в зал. — Они пытаются тебя запугать, Мина. Это предупреждение.

— Знаю. — Дышать почему-то стало легче. — Зря я разболталась.

— Возможно, в том и беда. Мы, советники, вечно говорим друг другу слишком мало. Вместе…

Чей-то кашель оборвал речь Лео. Здесь не место для подобных разговоров. Бэрронс кивнул Мине и вошел в зал. И все же она поняла, что он хотел сказать. «Вместе мы смогли бы выступить против них». Мысль настолько поразила Мину — она и не рассматривала такой вариант, — что герцогиня даже невольно замедлила шаг, следуя за Бэрронсом. Чтобы Совет герцогов сверг принца-консорта?

Да они же постоянно грызутся меж собой. Нелепо и предполагать, будто герцоги могут слить воедино свою власть, чтобы удалить эту раковую опухоль на теле государства. Или что у них в принципе возникнет подобное желание.

«Надо использовать любой шанс». И если это будет означать скорейшее свержение тирана и освобождение королевы…

Опасная затея. Все годы трудов могут пойти прахом, стоит кому-то распустить язык из желания выслужиться.

«Жди, — велела себе Мина. — И наблюдай».

***

Собравшихся призвали к порядку. Заседание возглавил Мориоч. От его ухмылки Лео замер. Похожий на ходячий труп ублюдок всегда презирал Бэрронса — и как-то такая радость не предвещала ничего хорошего. Бойся улыбки голубокровного, уж слишком много в ней зубов, говаривали старики на улицах.

Внезапно двери распахнулись, с грохотом ударившись о стены. Все разом повернулись на звук, и зал наполнили потрясенные вздохи. Пара гвардейцев у входа было дернулась за своими клинками, но остановилась по приказу принца-консорта.

— Это гость, — возвестил тиран.

Мужчина вошел и сбросил с головы капюшон.

— Что это, черт возьми? — прорычал герцог Кейн (а то был именно он), размахивая тисненым золотом письмом.

Впрочем, отнюдь не оно так потрясло собравшихся. Старый герцог с ног до головы был облачен в белое. Зачесанные назад напомаженные серебристые волосы, светлые брови, ни кровинки на лице, ни капли цвета на коже… Даже радужки глаз из лазурных стали молочно-белыми, точно куски кальция.

Увядание, во всей его красе. Финал, конечная стадия вируса жажды, знак, что человек бесповоротно превращается в вампира.

У Лео свело живот.

Сотню лет назад куча вампиров вырезала половину города, перебив тысячи людей. Такова была цена неуязвимости, погружение в безумную жажду крови.

Согласно закону, любого, кто приблизился к Увяданию и чей уровень вируса достиг семидесяти процентов, следовало обезглавить.

— Проклятье, — ахнул Мориоч и отшатнулся. — Стража! Стража!

— Я бы на вашем месте не утруждался. — Кейн бросил на гвардейцев исполненный презрения взгляд и прошел к столу, где, приподняв бровь, оглядел собравшихся. — Все-таки мой уровень вируса девяносто процентов. Я сильнее и быстрее любого в этой комнате. Никто меня не остановит, если решу разодрать вам глотки.

Кейн взял кресло покойного герцога Ланнистера, со скрежетом подтащил поближе, сдернул траурное покрывало и уселся в конце стола, прямо напротив принца-консорта. По-прежнему не было ни единой подсказки, что же происходит.

— Отец? — тихо окликнул Лео.

— Не сейчас.

В кои веки раз тиран пришел в замешательство.

— Как… как такое возможно?

Обычно со временем вампир скрючивался, начинал передвигаться на четвереньках, слеп и общался лишь неподвластным человеческому уху писком. Кейн также не впал в кровавое безумие, коим страдали все достигшие Увядния, хотя аппетит его и возрос.