Шесть тетрадок

«А девочка Надя, чего тебе надо?»

Мишка пришёл в редакцию и сразу покосился на маленькую дверь. Страшный плакат был на месте: череп и кости, как на столбе с проводами, по которым идёт ток. Мишка больше не мог терпеть и не знать, что за этой жуткой дверью. Он решил: «Сейчас спрошу». Но Мельниченко быстро прошёл мимо него и сказал:

— Мишка! Сейчас я спешу, не поговорим. Под выходной вечером приходи во двор на Мясницкой, сорок восемь.

— Приду, — только успел сказать Мишка, и Мельниченко сразу ушёл.

Всегда в редакции спешка…

Во дворе зашлись гармошки, отчаянно плясали парни. Мельниченко сидел на стуле, который кто-то вынес во двор, качал своей лохматой головой. Буйный пляс, смелый пляс. Мельниченко не умеет так, а то бы он сейчас всем доказал. Сидит на стуле, а ноги пританцовывают на месте.

И Мишка рядом стоит.

Аким, мастер, у которого Самойлов живёт, вприсядку вокруг двора пошёл — эх, разойдись, народ!

А вечер тёплый, тихие облака замерли на одном месте, небо светлое.

Аким топочет каблуками, кажется, сейчас под ним земля провалится. И особенно тихой кажется рядом с ним тоненькая девушка в белом платье с оборками на подоле. Она танцует застенчиво, и движения плавные, нежные. Руки лёгкие, маленькие ноги в парусиновых синих тапках. Да это же Милочка-Матрёшка.

— Милочка лучше всех танцует, — говорит Мишка.

— Да, — отвечает Мельниченко и грустно трясёт головой. Это, наверное, должно означать, что танцует-то она прекрасно, даже ребёнок понял. А к нему, Мельниченко, относится Милочка так себе. И это прискорбно.

Передёрнулась гармошка с танца на песню, запел с присвистом Серёга, все подхватили:

Эта девочка Надя понимает, что к чему — шоколада. Не сказала: «супу» или «чёрного хлеба». Мишка вспоминает, как на Новый год ел шоколад. Он мог бы съесть сто плиток или двести.

— Вальс! — кричит Серёга.

И закружились по двору люди. Старенькие кофточки. Косоворотки с мелкими перламутровыми пуговками.

Вдруг свет в фонаре стал слабым. Из белого он стал жёлтым, потом красным и совсем погас. Больше не видно на деревянном столбе фонаря под железной тарелкой. Ничего, танцевать можно и в темноте. Гармонист играет, на гармонь не смотрит.

Прибежал парень, который дежурил у телефона, еле дышит, быстро бежал:

— Ребята! Шахту затопило!

Несутся по Мясницкой люди.

Мясницкая — теперь улица Кирова. Уютный душистый магазин «Чай» — китайские фонарики, самые вкусные конфеты в нарядных бумажках. Почтамт, светлый, огромный зал, и люди идут не спеша. В магазине «Свет» продаются настольные лампы под разноцветными абажурами, пылесосы и электрические машинки, в которых жарят хлеб, они называются тостеры: от подсушенного хлеба меньше толстеют.

Девочки в дублёнках. Мальчики в ярких куртках. Ноги длинные, глаза смелые. Идут себе по улице Кирова. Почему бы им не идти в своём городе, по своей улице Кирова?

А тогда?..

— Двадцатую затопило!

Аварийная комсомольская бригада прямо с танцев — на аварию. Стали откачивать воду вёдрами: если тока нет, то и насосы не работают. На вертикальной лесенке стоит живой конвейер, вёдра идут по рукам. От Серёги к Мельниченко. Милочка. Аким. Зина Шухова. И Мишка в своей беретке. Жалко, не видит его Таня Амелькина. Пусть стоит он не в шахте, а наверху, но всё равно он таскает, передаёт вёдра, не задерживает цепочку — из шахты полные, в шахту пустые.

— Как там вода?

— Меньше не становится! Давай пустые вёдра!

Долго работают. Мишку прогнали, он сидит на ящике в стороне. Почти не убывает вода. Но нельзя перестать таскать вёдра: будет прибывать вода, погубит шахту. Не прибывает — и то хорошо.

— Ура! Ура!..

Дали свет. Сразу заработали насосы. Теперь всё. Теперь не страшно.

Мельниченко ещё больше похудел за один вечер.

— Милочка, ты куда?

— А ты?

— В редакцию. Надо написать отчёт о сегодняшней аварии. Как трудились люди! Перепечатаешь? Только срочно, прямо сейчас.

— Что делать? У тебя, Мельниченко, всегда всё срочно и всё прямо сейчас.

«Глаза у неё круглые, весёлые, щёки розовые — Матрёшка и Матрёшка», — думает Мишка.

Мельниченко вдруг спохватывается:

— А где у нас Мишка? Мишка, спать!

А Мишка вот он, здесь. Он бы и до утра не ушёл, но надо домой.

Мишка давно спит на своём сундуке. Мельниченко пишет статью, передаёт Милочке-Матрёшке листки, она печатает быстро, как всегда. Хотя пальцы дрожат от тяжёлых вёдер.

Серое утро над Москвой. На тротуаре раскричались воробьи. Из депо вышел трамвай и грохочет своими пустыми вагонами.

— Милочка, сегодня придёшь на танцы?

У неё ноет спина, болят руки. Сейчас бы приткнуться где-нибудь и уснуть. Перламутровые пуговки на косоворотке у Мельниченко. Перламутровые пуговки на гармошке у Серёги.

Тряхнула головой:

— Приду.