Шесть тетрадок

«Анна унд Марта ба-аден»

Во дворе у стены лежит куча песка. Его привезли для ремонта, но пока он лежит здесь, в него можно играть.

Жёлтый, влажный, послушный песок. Если сделать подкоп и копать терпеливо, получится тоннель.

Я сижу на земле. Я копаю и забыла, что мама не разрешает сидеть на земле: пачкается новое пальто. Песок скользит сквозь пальцы, забивается в рукава.

— Так и есть, — говорит над моей головой Мишкина бабушка. — Маленькая девочка должна делать куличики, а она строит метро. Ведь ты строишь метро?

— Да, — отвечаю я. Стараюсь говорить смело, хотя боюсь Мишкину бабушку.

— Помешанные дети, — говорит бабушка и идёт к своему парадному.

— Куличики, — бормочу я, — подумаешь, куличики.

Я прорыла уже глубоко. Ещё немного, и тоннель пройдёт насквозь. Только длины рук не хватит, придётся копать с другой стороны. Тогда можно будет потом провести торжественную сбойку.

Подумаешь, какое дело — куличики. Я давно умею делать куличики, в детском саду научилась. Они получаются ровные, кругленькие. Каждый дурак умеет делать куличики. Только метро копать в сто раз интереснее.

— Метро копаешь? — говорит Мишка.

Я и не заметила, как он появился во дворе. Сразу становится весело. Мишка кладёт портфель на землю и говорит строго:

— Встань, всё пальто вывозила.

Потом он садится на песок рядом со мной.

— Копай с другого конца, — говорю я ему. — У нас получится настоящее метро, будет сбойка в торжественной обстановке.

Мишка копает быстро, песок летит из-под его рук в разные стороны.

— Смотри, Мишка, портфель засыплешь.

— Ничего. Немного осталось.

Я лежу животом на песке и заглядываю в наш тоннель. Он узкий и тёмный, и вдруг я вижу в глубине Мишкину руку.

— Готово! — кричит Мишка.

Он вытягивает руку из тоннеля и весело смотрит на меня. Блестят на солнце Мишкины волосы, подстриженные ровной чёлкой. Блестит буква «М» на Мишкиной беретке.

— Построили метро, — говорит он.

И в эту секунду наш тоннель обрушивается. Обваливается свод, сыплется песок. Снаружи получилась круглая воронка, в неё сыплется, сыплется песок.

— Обвалился. — Я растерянно опускаю руку, стою и не знаю, что делать.

— Надо было крепить деревяшками! — говорит Мишка. — Ничего. Это же не настоящее метро. Песок, и всё.

Мишка берёт свой обсыпанный песком портфель.

— Я сегодня к немцу пойду, к Гансу Митке. Сейчас отнесу портфель и пойду. Хочешь пойти со мной?

— Хочу. Настоящий немец? — спрашиваю я.

— Настоящий. Приехал из Германии и работает на метро.

Мишка нарочно говорит так, как будто в этом нет ничего особенного. Ему и самому, конечно, удивительно, что настоящий немец Ганс приехал к нам в Москву из Германии. Мишка немного воображает передо мной, но я не обижаюсь.

— Немец, перец, колбаса, — не очень решительно заявляю я. Чувствую, что как-то это некстати, но не понимаю почему.

— Дура ненормальная, — вносит ясность Мишка. — Ганс Митке — за нас. Он там, в Германии, был безработным. Он — герой нашего Метростроя. А ты — «перец», «колбаса». Как тупой попугай, честное слово, повторяешь всякую буржуазную чушь. Все нации равны, запомни на всю свою жизнь, балда.

— Больше не буду, — обещаю я.

— Смотри у меня.

Мишка уже не сердится. Вдруг он спохватывается:

— Слушай, а как ты собираешься с ним разговаривать? Я-то хоть немецкий язык знаю, мы его учим в школе.

Вот так раз. Значит, он не возьмёт меня с собой? Он убежит к этому Гансу, а я опять буду одна?

— Чего-чего? Не вздумай реветь. Я тебя сейчас научу немецкому.

Он достаёт из портфеля учебник. Даже на обложке написано непонятно. Отдельные буквы я могу почти все прочитать, а слово — нет.

Мишка открывает первую страницу.

— Повторяй за мной. Анна унд Марта — ба-а-аден. Анна и Марта купаются. Ба-а-аден. «А» говори длинно. Наша немка, Ольга Николаевна, велит, чтобы в этом слове буква «а» была долгая.

Я повторила:

— Анна унд Марта ба-а-аден.

Мне очень понравилось говорить по-немецки.

Мишка сказал, что я очень способная.

Он показал мне картинку в учебнике. Была нарисована серая речка, и две девочки в трусах стояли по колено в воде. Я сразу подумала, что весёлая — Анна, а серьёзная — Марта.

— Вот это Анна, — сказала я. — А вот это Марта.

— Не ищи развлечения, когда делом занимаешься, — строго сказал Мишка. — Как ты только будешь в школе учиться со своим легкомыслием? Повторяй за мной. Ес лебе геноссе Будённый! Да здравствует товарищ Будённый!

— Про нашего Будённого? В немецкой книге? Честное слово?

— Ну да. А чего ты удивляешься? Немецкий язык богат и разнообразен, — сказал Мишка тоном учительницы. — Повторяй.

Я повторила.

Мишка закрыл учебник.

— Остальное. Я знаю только в стихах. «Весна, весна, весна уже здесь!» и ещё про колокольчик-цветок на лесной полянке. Это нам сегодня ни к чему.

— Значит, ты не весь немецкий язык знаешь? — спросила я.

— Не весь. Его до десятого класса учить.

— Мне тоже учебники купят. Букварь и арифметику. И альбом для рисования.

В комнате Ганса Митке светло, белая прозрачная занавеска, а за ней солнце.

Ганс молодой, в лыжном костюме, синяя куртка на «молнии». У моего папы похожая куртка — синяя, бумазейная, на «молнии». Он в ней на работу ходит.

Ганс смотрит на нас с Мишкой и улыбается, у него морщинки, но не от старости, а от улыбки.

Мишка набрал воздуха и выпалил:

— Анна унд Марта ба-а-аден. — «А» он сказал длинное, как велела Ольга Николаевна.

Я тоже захотела что-нибудь сказать.

— Ес лебе геноссе Будённый, — сообщила я.

Ганс засмеялся и сказал на русском языке:

— Садитесь, дети. Ты садись на стул, а ты вот сюда, на подоконник. У меня пока один стул. И я сяду тоже на подоконник. Теперь давайте разговаривать.