Глава 17 Десять тысяч «зеленых» за любимую дочку

После ухода Ремезова Светлану долго не покидало ощущение, будто ее публично высекли. Выставили на всеобщее обозрение и высекли. Или оттаскали за волосы, а может, и то, и другое. Разумеется, она сознавала, что у сыщика имелись достаточно веские причины для того, чтобы столь нелицеприятно ее характеризовать. И все же сжатая пружина оскорбленного самолюбия грозила распрямиться в любой момент и ударить по ней. Она успокаивала себя, бормоча, словно молитву:

— Плевать, главное, чтобы он Катьку нашел.

Но ее независимость, та внутренняя «вихрастость», что она культивировала в себе с упорством и самоотверженностью натуралиста-экспериментатора, оказалась посрамленной. Ее задевало, что представитель не слишком уважаемого ею противоположного пола столь основательно и спокойно поставил на место ее, Светлану Коноплеву, которой — а это общеизвестно! — пальца в рот не клади. Что он там себе воображает, этот доморощенный Шерлок Холмс! Ведь пока что он, кажется, ни разу не продемонстрировал ни своей индукции, ни дедукции в действии. Хотя нет, ее-то он вывел на чистую воду, к тому же выяснил, что возле школы Катьку поджидала не профессорская дочка, а кривоногая коза бывшего Ольгиного муженька. Что, кстати, ей понадобилось? Тут Светлана вспомнила, что клятвенно пообещала Ремезову больше не вмешиваться в ход следствия, и совсем загрустила.

Оставалось только блуждать по комнате и бормотать под нос:

— Только бы он нашел Катьку, только, только бы он нашел Катьку…

Стоп! А почему она ничего не знала о том, что Чернов предлагал Ольге разменять квартиру? Опять она последняя спица в колеснице?

Ольга только развела руками:

— Какое это сейчас имеет значение?

— Имеет-имеет, если эта задрыга, нынешняя сожительница твоего Игорька, паслась возле Катькиной школы. Уверена, она пела ей о том, как плохо им с ее папочкой живется в однокомнатной квартире, в то время как вы жируете в двухкомнатной!

Ольга пристально на нее посмотрела:

— Ты думаешь?

— Черт! Да я просто уверена!

Ольга зябко запахнулась в стеганый халат:

— И ты считаешь, что она… причастна к исчезновению Кати?

— Хватит спрашивать, думаешь, не думаешь… — оборвала ее Светлана. — Лучше все расскажи. Я вообще не понимаю, почему ты молчала до сих пор?

— Честно говоря, я об Игоре, несмотря ни на что, лучше думала. Рассчитывала, что это у него временное затмение. Он поймет и откажется от претензий на жилплощадь. Поэтому я и тебе ничего не говорила, и Кате. Все-таки он ее отец, и я не хотела, чтобы она считала его…

— Подлецом, каковым он в действительности всегда и был, — услужливо подсказала Светлана.

— До сих пор он вел себя корректно и только недели две назад заявил, что потребует размена через суд. Ну, тогда мы сильно поругались, наговорили друг другу кучу гадостей, но Катя при этом не присутствовала. Ее как раз дома не было, так что она ничего не знала.

— Я убью, убью этого козла! — взорвалась Светлана и снова забегала по комнате. — Мало ему было десять лет просидеть на твоей шее, ничего при этом не делая и ни копейки не зарабатывая, так он еще на что-то претендует. Сволочь! Я ему устрою суд, я ему устрою!

Неизвестно, как долго Светлана продолжала бы свою обличительную тираду, если бы не раздавшийся точно гром среди ясного неба телефонный звонок. Телефон, кстати, молчал с утра, и они обе как-то о нем подзабыли, хотя его пронзительные трели были и для Ольги, и для Светланы сущей пыткой. Кто знает, какое известие приготовил им тот, кто столь требовательно взывал с другого конца линии?

— Слушаю, — Светлана вцепилась в трубку мертвой хваткой, в душе умоляя судьбу послать весть, по крайней мере, не убийственную.

— М-м-м… это Светлана Николаевна?

— Да.

— Вас беспокоит профессор Караянов.

Надо же, какие мы вежливые! Пенек трухлявый!

— Я по поводу нашего вчерашнего разговора… Смею вас уверить, я поговорил с дочерью со всей возможной строгостью. Она поклялась, что не имеет отношения к исчезновению девочки, и у меня нет оснований ей не верить. Кстати, может, девочка уже нашлась?

Светлана грохнула трубку на рычаг, не удостоив широко известного во всем мире профессора Караянова ответа.

— Кто звонил? — отозвалась с дивана Ольга, и неизвестно, чего в ее голосе было больше — надежды на лучшее или ожидания самого плохого.

— Один старый кобель. К тому же широко известный во всем мире, — выстрелила в сестру желчью Светлана.

В квартире опять воцарилась тишина, тягучая, как смола.

«Пожалуй, надо бы завтра выйти на работу, толку от меня все равно чуть. К тому же Ремезов с таким же успехом сможет связаться со мной и в редакции, через того же Барсукова», — подумала Светлана, тоскливо прикидывая, много ли она наработает, зацикленная все на том же: где все-таки Катька и что еще предпринять, чтобы ее найти?

Телефон прозвенел снова. Светлана, уверенная в том, что это опять Караянов, который, очевидно, жаждет снова заполучить Ольгу не столько в объятия, сколько в качестве малооплачиваемой рабочей силы, приготовилась облаять его на полную катушку.

Но голос был совершенно другой и какой-то странный, словно с ней разговаривал удавленник, висящий на веревке, привязанной к люстре:

— Квартира Черновых?

Светлана внутренне напряглась:

— Да, это квартира Черновых.

— Если желаете увидеть любимую дочку, — заявил удавленник, — приготовьте десять тысяч «зеленых». Я вам еще перезвоню, а пока не вздумайте сообщать в милицию, а то я вашу Катьку порублю на мелкие кусочки и пущу на фарш…

И отключился. Светлана застыла с пикающей трубкой в руках, не в силах положить ее на место. Ей казалось, что в действительности пикает в ее голове, а не в трубке.

«Это уж слишком. Выкуп? Где взять такие деньги? — замельтешили в голове отчаянные мысли. — Да кто вообще мог подумать, что за Катьку дадут такую сумму! Впрочем, есть ли что-то такое, чего бы я с радостью не отдала за Катькино возвращение?»

Светлане на какую-то минуту стало дурно, и она присела на тумбочку для обуви, вспоминая все, что когда-нибудь слышала о похищениях и выкупах, требуемых за возвращение похищенных. Мгновенно просмотрев внутренний компьютер, она с сожалением пришла к выводу, что ее сведения на этот счет ограничивались информацией, почерпнутой из скучного детектива, который она даже не удосужилась досмотреть до конца, сраженная усталостью. В той, увиденной ею части фильма, обаятельный представитель правоохранительных органов, кажется, только и делал, что тянул время и призывал к тому же окружающих, в том числе и ближайших родственников жертвы. Мысль о тянущемся времени, соотнесенная с Катькиной судьбой, была невыносимой. Пока они будут старательно выполнять все рекомендованные криминалистикой процедуры, Катька останется в руках маньяков, и неизвестно, чем это для нее кончится.

«Черт, — затосковала она, — может, и правда раздобыть где-нибудь деньги, отдать им и забрать Катьку, не вмешивая милицию. А вдруг сорвется? Пожалуй, тогда у Ремезова будут все основания для того, чтобы умыть руки со словами: «Вы сами этого хотели».

Светлана собиралась уже звонить Ремезову, когда вспомнила, что, во-первых, она не поставила в известность Ольгу, а у той может быть собственное мнение, отличное от ее. Во-вторых — это тоже пришло в голову из детектива, но уже другого, — кажется, нельзя звонить в милицию с домашнего телефона, из опасений, что он может прослушиваться бандитами.

— Еще немного, и я свихнусь, — пообещала она своему отражению в зеркале, висящем на стене в прихожей.

Оттуда на нее смотрела бледная, взлохмаченная девица с ошалелыми глазами, нисколько не похожая на обозревателя газеты «Курьер» Светлану Коноплеву.

Загрузка...