Синие шинели

И. Антипов БОЕВЫЕ ПОМОЩНИКИ

В дни своего дежурства дружинник Полеонов испытывает особое чувство торжественности. Люди обращают внимание на его красную нарукавную повязку, видят в шахтере блюстителя правопорядка, своего защитника.

Вот и сегодня дружинник в назначенный час вышел на свою вахту, заторопился по знакомым улочкам шахтерского поселка Шахан… Свернул к штабу дружины, как вдруг неподалеку раздался крик: навстречу бежала испуганная женщина.

— Шабанов буянит, с топором, — волнуясь, сообщила она дружиннику. — Жену избил, пьяный…

Полеонов подбежал к хулигану в тот момент, когда он занес топор над головой беззащитной женщины. Несколько напряженных и опасных секунд, ловкий прием — и хулиган обезоружен…

А вот еще случай, происшедший в Карагандинской области.

Молодой монтажник Владимир Питенко, возвратившись с работы, вспомнил о купленных билетах в кино. Открыл чемодан, чтобы достать выходной костюм и переодеться, но, к великому удивлению, чемодан был пуст. Исчезли шерстяной свитер, новые брюки… Вскоре пришли товарищи по общежитию. Они тоже не досчитались многих ценных вещей.

Не снимая спецовки, Питенко направился к Михаилу Орловскому — командиру оперативной комсомольской дружины.

Орловский созвал дружинников. Пришли самые крепкие и инициативные: Виктор Панфилов, Николай Стариков, Евгений Сазонов. Сообща обсудили план розыска преступников.

У дружинников давно на примете тунеядцы Яненков и Разельянов. В этот день их видели на вокзале станции Караганда-пассажирская. Дело ясное: дружки собрались покинуть Караганду. Но почему так срочно?

…Станцию Мурза поезд Караганда — Москва проходит в полночь. Дружинники решают выехать туда и дождаться прихода поезда. На Мурзе они перехватят грабителей.

Но вот беда: скорый не останавливается на этой станции. Зашли к диспетчеру… Орловский посвятил его в свои планы, поведал оперативную обстановку. Железнодорожники обещали сделать трехминутную стоянку поезда на Мурзе.

«А хватит ли этих минут, чтобы проверить вагоны?» — задумались ребята. Кто-то из них предложил сесть на поезд в Караганде, в пути «прочесать» состав. Так и сделали. На одном полустанке дружинники задержали Яненкова и Разельянова. При них оказались вещи, украденные из общежития.

Два факта. Они свидетельствуют о той неоценимой помощи, которую оказывают милиции энтузиасты общественного правопорядка. В Алма-Ате, Караганде, Темир-Тау, Павлодаре, Усть-Каменогорске, Экибастузе, Целинограде и других городах и рабочих поселках Казахстана созданы и успешно действуют добровольные народные дружины, оперативные комсомольские отряды. Работники милиции помогают им организовывать свою службу, вооружают дружинников правовыми знаниями.

Одно время участились правонарушения в поселке Каменка, что близ Алма-Аты. Участковый уполномоченный милиции Ю. Гуменюк решил посоветоваться с комсомольцами, как лучше организовать охрану общественного порядка. Состоялось собрание. На нем избрали штаб добровольной народной дружины. Участковый уполномоченный провел с дружинниками занятия, разъяснил им права и обязанности, познакомил с советскими законами.

Молодежь горячо взялась за дело. Ребята патрулировали по улицам, дежурили в клубе, не давали спуску хулиганам. С помощью комсомольцев предотвращены злостные хулиганские проявления, раскрыта не одна кража. Ряды дружины пополнились молодыми энтузиастами.

Как-то ребята узнали, что в совхозе «Горный гигант» злоумышленники готовятся похитить зерно нового урожая. Предупредить преступление не удалось. Решили устроить засаду…

В полночь заметили, как несколько человек, сгорбившись под тяжестью мешков, появились со стороны совхозного склада. Дорогу им преградили дружинники. Один из воров выхватил нож, но был схвачен за руку. Преступников скрутили и доставили в поселковое отделение милиции.

Особую храбрость при задержании грабителей проявили дружинники Щербаков, Ефремов, Кондратов и другие. Все они награждены грамотами областного управления охраны общественного порядка и Каскеленского райкома комсомола.

Шло время. Комсомольская оперативная дружина приобрела большую силу, стала надежным подспорьем у милиции.

Грозой хулиганов и пьяниц стали дружинники и в молодом городе Рудном. Здесь многие помнят героический поступок слесаря «Востокметаллургмонтажа» товарища Пагула. Дружинник вступил в схватку с тремя вооруженными хулиганами, которые жестоко избивали машиниста электровоза Васильковского. Тяжело раненный дружинник не отступил, помог задержать преступников.

Добровольные народные дружины Казахстана накопили немалый опыт борьбы по укреплению общественного порядка. Их ряды с каждым днем становятся сплоченнее и организованнее. Все труднее вершить свои темные дела рецидивистам, ворам, грабителям. Земля горит под их ногами.

…Навстречу проводнику вагона Анатолию Ивановичу Смыслову шел мужчина с увесистым чемоданом в руках. «Наверное, новенький», — подумал проводник. Но человек с чемоданом не задержался в вагоне. Прошел в тамбур и стал кого-то ждать.

Смыслов перебрал в памяти пассажиров своего вагона. «Нет, такого не видел…» Поинтересовался: откуда и куда едет? Тот назвал станцию. Но, странно, ее не было на железнодорожной магистрали Москва — Павлодар.

«Может быть, человек заблудился и поэтому попал не на тот поезд?» — продолжал размышлять проводник. Тем не менее позвал дружинников из поездной бригады. Разговор продолжили в служебном купе.

Пассажир отрекомендовался отпускником. Едет к родным, в чемодане — подарки. Он даже попытался перечислить их. Да вот, мол, с билетом некрасиво получилось… Не успел купить на той станции, где садился на поезд.

Дружинники попросили открыть чемодан… В нем оказались не те вещи, что называл задержанный. Сомнений не оставалось: перед ними вор… Вскоре нашелся и пострадавший, хозяин чемодана. Им оказался пассажир этого же поезда.

Работники органов милиции Казахстана проявляют постоянную заботу об укреплении связи с общественностью. Наглядным примером тому служит опыт целиноградцев. Не так давно они провели встречу с горожанами, рассказали о своей нелегкой службе.

Огромный зал Дворца целинников заполнили более двух тысяч человек различных возрастов и профессий. Встрече с огромной аудиторией предшествовала вдумчивая и кропотливая работа. Сотрудники милиции нашли интересную форму собрания. Так и назвали этот вечер: «Поговорим начистоту».

В фойе Дворца демонстрировались выставки и диаграммы «Пьянство — путь к преступлению», фотоснимки с острыми заметками о посетителях медвытрезвителя. Стенд «Наука на службе милиции» рассказал о «тайнах» раскрытия преступлений. Здесь же, не отходя от стендов, работники уголовного розыска, следователи провели консультации по правовым вопросам.

Короткометражные фильмы поведали присутствующим о нелегкой и напряженной службе целиноградской милиции.

Участникам вечера были розданы анкеты. В них всего семь вопросов. Но каждый из их проникнут заботой о будущем города, его людях.

Несколько часов подряд шел принципиальный разговор о больших и малых проблемах. Выступающие клеймили позором тех, кто забыл честь и совесть — хулиганов, рвачей, взяточников.

Безусловно, подобные встречи с общественностью принесут пользу, милиция будет «доступнее» для населения. Поэтому и неслучайно за последние годы в городе покорителей целины становится все меньше любителей рюмки, дебоширов, хулиганов, нарушителей покоя людей.

В 1962 году в республике создан институт внештатных участковых уполномоченных милиции. Его права и функции определяются местными Советами депутатов трудящихся. Внештатные участковые несут свою службу в тесном контакте с дружинниками, у них одни цели — борьба с преступностью.

…В камеру хранения Алма-Атинского аэропорта вошел человек с бородкой.

— Выдайте чемодан, — обратился он к кладовщице Ольге Кошелевой, подавая квитанцию.

Кладовщица поспешила выполнить просьбу, но вернулась с пустыми руками.

— К сожалению, чемодан выдать не могу, — сказала она. — На нем не ваша фамилия.

— Это недоразумение. Еще раз убедитесь по квитанции, — и человек с бородкой, порывшись в карманах, выложил десятирублевку.

— Держите, не помешает…

— Зря беспокоитесь, — заявила кладовщица. — С чемоданом надо разобраться.

Когда странный посетитель удалился, Кошелева пошла к внештатному уполномоченному милиции Ивану Хвастунову. Тот помогал разгружать самолет, прибывший из Павлодара. «Странно», — подумал Иван, разглядывая чемодан… На клочке бумаги, наклеенном на нем, было написано: Котов. Носильщик поднял его. Чемодан был тяжелый, точно налитый свинцом.

В зале ожидания аэропорта Хвастунов встретил постового милиционера старшину Рутковского и рассказал ему о недоразумении с чемоданом.

— Дело нечистое, — сказал старшина, — понаблюдай-ка, Иван, за этим человеком.

Шел двенадцатый час ночи. Хвастунов обошел вокзал, оглядел площадь. Там, на скамейке, одиноко сидел человек. Иван подошел ближе. Нет, приметы, кажется, не совпадают. Не стал беспокоить отдыхающего: впереди, очевидно, трудный рейс.

Прошелся по аллее, вернулся на площадь. Но куда же исчез сидевший на скамейке человек? Вон он! Бежит?!

Иван кинулся следом. Легко перемахнул живую стену из кустарника и сразу же столкнулся с мужчиной. Только теперь носильщик разглядел его кучерявую бородку. Значит, он.

В милиции задержанному Вольхину предложили написать заявление на имя начальника смены, чтобы выдали чемодан. Но он отказался. Почему? Объяснения были путанные. Дескать, квитанция у сына, который где-то в городе. А в чемодане сало и варенье.

А так ли? Все стало ясно после вскрытия чемодана. В нем найдены предметы, которые разоблачили Вольхина как опасного преступника.

Немало надежных помощников у казахстанской милиции среди пионеров и школьников. Юные друзья активно участвуют в профилактических мероприятиях по предупреждению правонарушений, помогают находить нити и раскрывать подчас тяжкие и завуалированные преступления.

…Это случилось зимой в Целинограде. Молодая женщина Тамара Вовкова погибла от руки насильника. Более месяца работники уголовного розыска пытались напасть на след убийцы. Но тщетно…

На одном из оперативных совещаний начальник краевого управления охраны общественного порядка генерал С. И. Затолокин посоветовал работникам милиции обратиться к населению.

— Будьте уверены, — сказал генерал, — люди помогут вам…

Генерал не ошибся. Вскоре к старшему оперуполномоченному уголовного розыска Н. Ф. Крылову пришла двенадцатилетняя Галя Заводчикова. Она робко прошла к столу и положила перед капитаном клочок бумаги.

— Что это? — спросил оперативник, с любопытством разглядывая девочку.

— Здесь записан номер автомашины, — тихо сказала Галя. — Я видела эту «Волгу» на вокзале, в нее садилась та самая девушка, которую вы называете Тамарой Вовковой.

А было так. Вместе со своей мамой Галя провожала родственников. Приблизительно за час до прихода поезда из дверей вокзала вышла девушка. Галя видела, как она то и дело прикладывала к глазам носовой платок, и плечи ее чуть-чуть вздрагивали.

Плачущую девушку заметили и Галины родители. Они подошли к ней и стали расспрашивать, что случилось. Придя в себя, девушка рассказала, что едет в Астрахань. Но вот когда подошла очередь брать билет, у нее не оказалось денег. Где они, она и сама не знает. От двадцати рублей, лежавших в сумке, осталось всего лишь сорок копеек.

— Как помочь девушке? — задумались женщины. Ведь дорога предстоит дальняя…

Но сначала решили пригласить девушку домой. Она переночует у Галиных родителей, а наутро они помогут ей деньгами.

И только собрались уходить с вокзала, как «Волга», мягко шурша колесами, остановилась в двух шагах от женщин. Щелкнув, открылась дверца, и перед Галей вырос дядя в черном полупальто и белой кепке. Лицо его светилось открытой улыбкой.

— А ну, кого здесь подбросить? — весело спросил он и шагнул к Тамаре Вовковой. Он сделал это, может быть, потому, что в руках у нее был чемодан.

Женщины ответили, что они вовсе не такси ждали. Вот, мол, у этой девушки несчастье случилось. Какие-то негодяи обокрали ее.

Водитель «Волги» на минуту задумался и, сняв кепку, долго ерошил чубатую голову. Потом сказал:

— Садись-ка со мной, красавица. С нами не пропадешь! Стоит ли из-за денег плакать?! Сами золото…

То ли обходительность молодого человека, или его непринужденная шутка расположила людей… Теперь трудно сказать. Словом, Тамара Вовкова согласилась ехать с ним. «Волга», мигнув подфарниками, скрылась в темноте.

Придя домой, Галя взяла синий карандаш и на белой стене написала цифру 00-46. Это был номер знакомой ей автомашины.

Рассказ Гали Заводчиковой помог работникам милиции распутать сложный клубок преступления. Водитель «Волги» 00-46 некто Давыденко оказался убийцей…

Напасть на след опасных преступников Дмитриева и Кома, от руки которых погиб инкассатор Николай Власов, помог алма-атинской милиции второклассник из 38-й школы Валерий Гноевых. Произошло это осенью 1964 года.

…В школьном коридоре раздался звонок. На улицу высыпала шумная детвора. Решил порезвиться и Валерий. Свернул за угол большого дома. Здесь знакомы ему каждое деревце, каждый камень на дороге. Ну а вон там что такое лежит? Подошел и увидел чемоданчик. Его вихрем окружила ватага ребятишек.

— Смотрите, Валерка чемодан нашел!

— Чего разглядываешь? Тащи домой!

Валерий поднял испуганные глаза:

— Зачем домой? Надо в милицию отнести. Может быть, там ищут его.

Да, действительно, милиция нуждалась в этом чемоданчике. Он оказался ценной находкой для оперативников.

В чемоданчике были письмо и печать Талгарского комитета ДОСААФ, откуда преступники Ком и Дмитриев выкрали пистолеты системы «марголина». Письмо помогло оперативникам обезвредить преступников.

Не счесть благородных дел и героических поступков, совершаемых боевыми помощниками милиции во имя защиты достоинства советского человека, ради покоя и охраны правопорядка. И это понятно: советская милиция неразрывно связана с народом.

И. АНТИПОВ, сотрудник МООП.

г. Алма-Ата.

Н. Янина ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ

Характеристика хотя и не ахти каким языком написана, но довольно лестная: примерная работница, чуткий и отзывчивый человек… Замечаний, собственно, никаких, а вот благодарностей в ее адрес хоть отбавляй… Перо, видно, так и бежало безо всякой запинки, и стандартные фразы, много раз писанные, свободно выливались на бумагу руководителями базы, где она работала уборщицей.

Вера Антоновна, инспектор детской комнаты милиции, недоуменно вертела эту бумагу в руках, присланную по просьбе совета общественности, словно разбирала что-то непонятное, сразу не доходящее до сознания, а потом с чуть заметной улыбкой передала ее дальше. Она оказалась в руках Артеменко. «Ну и ну!» — покачал он головой, — складно получается — дай бог, чтоб о каждом так говорили…»

— Дайте, дайте!

Характеристика шла по кругу членов совета общественности, вызывая у одних недоумение, у других удивление.

— Да ничего они о ней не знают! — запальчиво сказала Ольга Васильевна. — Я у нее была два раза. Все, что написано в заявлении жильцов, верно.

— Ну что же, — сказала Вера Антоновна, когда исписанные листы возвратились к ней, — может, все это и есть: и чуткость, и отзывчивость. Ведь не будем же мы ставить под сомнение элементарное поведение человека в обществе, но, вероятно, проявлялось все это в рабочее время, а что «до» и «после» — им неведомо.

А рядом лежало заявление от соседей, жильцов того дома, где проживала Буторина Любовь Андреевна.

Первым сигналом был звонок из школы. Звонила классная руководительница старшего из братьев Буториных — Владимира. Просила обратить внимание — злостный нарушитель дисциплины, не считается ни с кем и ни с чем… Но о нем, равно как и о его младшем брате, позже.

Вторым сигналом о неблагополучии в семье Буториных было заявление от соседей. В тот же день инспектор поручила Ольге Васильевне с этим заявлением разобраться, и она отправилась по указанному адресу.

Постучала в дверь, на стук отозвались не из этой квартиры, а что напротив. Выглянула женщина с ребенком на руках.

— Если к Буториным, то и стучаться не надо, всегда открыто — заходи кто хочет…

— Значит, любому гостю рады…

— Любому не любому, — зачастила женщина, оглядывая Ольгу Васильевну, — а только их ребята целый день на улице бегают взад и вперед, а мать к вечеру еле на ногах.

Разговор у двери Буториных привлек и других жильцов. Открывались двери, показывались головы, и люди выходили на площадку. Мужчина в полосатой пижаме свесился через перила прямо со второго этажа.

— Володька ее на днях нам веревку бельевую срезал — и все простыни в грязь…

— Сорви-головы…

— Растут, как сорная трава в поле…

— Заявление вы писали? — спросила Ольга Васильевна.

— Ну а как же? — будто обижаясь, что могут подумать на кого-то другого, проговорил мужчина в пижаме.

— А как нам было не писать? — раздалось враз несколько голосов.

— У нас ведь тоже, поди, свои растут, а тут такое…

— Одно развращение…

— Выселить их…

Хор голосов усиливался, как бы припирая Ольгу Васильевну к стене, и она стояла с растерянным лицом, не улавливая и не имея возможности осмыслить все сразу. Эта ее растерянность подействовала на жильцов по-своему, они поутихли, словно выплеснули все бурлящее в них через край, и, освободившись, стали расходиться, теперь уже обеспокоенно поглядывая на Ольгу Васильевну: «Вот ведь, сколько вас тут переходило, а что изменилось?». «Ничего и не изменится, — подумала она, — если будем вот так воевать — бороться одними упреками…»

Из квартиры Буториных донесся детский плач, она перешагнула через порог. Маленькие глаза под припухшими веками колюче смотрели на нее. Хозяйка сидела у стола и кормила ребенка. Острый нос, впалые щеки, на лбу с продольными бороздками прядка рыжеватых волос, выбившихся из-под косынки.

— Вы что на меня так смотрите? Уже натрещали вам на площадке? Слышала, да выходить не стала. Я у них бельмом на глазу. А только что людям надо? Я, если выпить, на их деньги, что ли? Муж у меня работает, сама тоже, поди, не сижу дома…

На столе грязные стаканы, над остатками еды рой мух, ребенок тянется ручонками к обглоданному хвосту селедки.

— Кыш, вы-ы! — замахала хозяйка руками над столом. — С работы сейчас, еще убраться не успела. Вот так и живем: и постирать некогда и полы помыть. Ребятишки да работа — вот вся и жизнь…

Она уводила разговор в сторону, выгодную для нее, ссылками на занятость, жалобами на наговоры соседей. Сколько раз Ольга Васильевна сталкивалась с этим — с такими жалобами и причитаниями и с такими глазами. Вот ведь идет поговорить строго, иной раз крикнуть так и хочется: «Да вы родители или нет? Какими людьми вырастут дети ваши?» Да только теряется, и весь порыв гаснет.

— Очень вы деликатничаете с ними, — иногда заметит ей инспектор Кира Устиновна, — там, может, детей калечат, а вы к совести взываете. Да откуда у них совесть, у пьяниц? Лишать их материнских прав всех подряд…

Разные они — два инспектора — Вера Антоновна и Кира Устиновна. И внешне, и по характеру, и по отношению к одному и тому же вопросу, к своим обязанностям. Кира Устиновна с копной пшеничных волос, изящная, в строгого покроя милицейском кителе — и идет же такая форма красивым женщинам! — вопреки мягким, обаятельным чертам лица в делах сурова и даже придирчива. Побаивались ее мальчишки, но ни один душу свою перед ней не раскрыл. Объяснения писали безропотно, под пристальным взглядом.

Вера Антоновна бумагу пододвинет и скажет: «Пиши!» Мальчишка поднимет голову и встретит открытые карие глаза под пушистыми ресницами на круглом лице. И взгляд такой — не выворачивает тебя наизнанку, а как будто бы сочувствующий: вот ты сделал плохо, мне жаль тебя и я хочу тебе помочь.

— А можно я вам так расскажу?

— Ну давай, только начистоту. А потом вместе решим, что дальше делать будем.

Выслушает, поговорит, а лист все-таки положит перед ним. «Ты мне кратенько напиши объяснение, мне ведь работать с тобой надо, а так и забыть про тебя могу».

Чаще она договаривалась с мальчишками, не принимая мер.

— Я тебе верю, знаю — ты меня не подведешь. Иди и чтобы тебя не приводили, а приходи сам, как гость. Всегда буду рада.

И редко такое доверие не оправдывалось. Как-то один парнишка после такой беседы заявился через несколько дней и, глядя прямо ей в глаза, признался:

— Я сегодня с одними мальчишками в краже участвовал, затянули. Вещи на чердаке, не мог я вам про это не сказать.

Да, у Веры Антоновны другой взгляд на лишение материнских прав.

— Для одних это наказание, а для других — избавление. Выходит, государство воспитывай, а они, эти горе-родители, будут еще более беспечную жизнь вести. Нет, будем заставлять их воспитывать своих детей как надо.

Буторина уложила ребенка в постель и нетвердыми шагами подошла к столу.

— Вы думаете, что выпила? Все тут шумят: пьет, пьет, — а я только что с работы. Вы там спросите на автобазе, кто обо мне плохое скажет…

— Вы не пробовали лечиться?

— Лечиться? — женщина уставилась на Ольгу Васильевну подозрительно. — А от чего мне лечиться?, Слава богу, здорова. Вы что думаете, что я…

— У вас дети, надо побеспокоиться о них. Вы хоть знаете успеваемость Володи?

— А чего мне знать? Отец в дневнике расписывается. Что не так — поколотит.

Буторины не бывали на родительских собраниях. Приходили к ним учителя и слышали упреки и обвинения. Володя в четвертом классе второй год и в третьем два года проучился, ему тринадцать лет — старше всех в классе.

— Что с ним делать? — с отчаянием говорят в школе. Звонят в детскую комнату. Сереже девятый год, второклассник. И еще придется ходить зиму во второй класс.

— Я его не переведу, — говорит Сережина учительница. И кажется, что она так устала от него, что и представить себе не может, чтобы учить его еще и в третьем классе.

— А если подтянуть?

— Кого? Буторина? Бесполезный труд. Что в школе в голову вкладывают, дома выбивают…

Редко на перемене они чего-нибудь не учинят, братья Буторины. То подножку какому-нибудь малышу подставят, растянется он, а им весело, то толкнут кого-нибудь, пошатнется он, а за спиной — довольный хохот. Володя с кем-то поссорился — обрезал все пуговицы на пальто, другому вылил в портфель бутылку чернил. Сережа изорвал у соседа по парте учебник, выбросил у одной ученицы тетради в окно. «Какие-то они мстительные», — говорят учителя.

Когда на перемене кто-нибудь из ребят заглядывает в учительскую, Сережина и Володина учительницы уже настороже, — если жаловаться, то только на Буториных.

— И что смотрит детская комната? — говорят они. — Ведь можно лишить прав таких родителей. Детям это только на пользу.

— Можно, — соглашаются с ними, — но мы должны не только наказывать, а и перевоспитывать.

А как перевоспитывать? Какими рецептами?.. И существуют ли они, эти рецепты? Вход в неблагополучную семью — это вход через лабиринт. Нужно время, чтобы добраться до сути. Доберешься, а дальше что? На столе инспектора папка — «Буторины». Тут уже все: акты обследования, характеристика на детей из школы, на родителей — с места работы, объяснения, заявления соседей… Вообще, полная картина и «благополучная» характеристика на Любовь Андреевну как случайный светлый мазок на мрачном фоне.

Папку с делом Буториных условно можно разделить на две части: в первой — семья, во второй — работа с этой семьей. Если в первой части все ясно, то вторая заставляет задуматься: все ли сделано и так ли делается? И как быть дальше? Буторина пьет — тут уж не до детей; Сережа и Володя безнадзорны, распущенны. Влияние улицы сильнее школы: школа — пять часов, все остальное время — улица, семья. В семье есть ее глава — Иван Лаврентьевич. А как он?

Начальник камнерезного цеха был несколько удивлен, когда к нему пожаловал представитель детской комнаты милиции.

— Буторин? Иван Лаврентьевич? А он вас, собственно, почему интересует?

Обстоятельно объясняют, что происходит в семье.

— Сейчас мастера вызову.

Разговор с мастером не вносит никакой ясности. Ведь Иван Лаврентьевич на работе не пьет, не дебоширит, с начальством скандалы не учиняет, ведет себя, так сказать, тише воды, ниже травы.

— Мы, к сожалению, всего этого не знали, — честно признаются и начальник, и мастер, — первый раз слышим…

Это довольно частый ответ — первый раз слышим. И нет в этом ничего удивительного: как бы родители ни вели себя в семье, они стараются, чтобы не стало это достоянием коллектива, где общественное мнение может сыграть решающую роль в судьбе людей.

Детская комната милиции решила придать работе с такими родителями гласность. Ведь что получается: акты, протоколы, а кто знает? Соседи? Но они и сами ждут мер воздействия от других. Такие семьи должны находиться под неусыпным наблюдением коллектива, быть на виду, коллектив должен знать, следить и перевоспитывать — одной детской комнате милиции это не под силу.

Общественное мнение — о нем упоминается часто в печати, на профсоюзных собраниях. Не преминут о нем вспомнить и в узком кругу товарищей, но что это такое, по-настоящему может понять только человек, стоящий перед судом общественности. И не только понять, но и испытать силу его благотворного воздействия. Тут ему нелицеприятно выскажут все, что думают. Коллектив может быть мягким, он может быть строгим, но независимо от этого человек, который стоит перед лицом его и дает о своем поведении отчет, не может не пересмотреть свою жизнь.

Н. ЯНИНА, общественный инспектор детской комнаты милиции № 2 Советского района.

г. Алма-Ата.

В. Агеев ПЕРВЫЕ ШАГИ

7 ноября 1962 года по столичной площади имени В. И. Ленина прошла необычная колонна демонстрантов. Четко печатая шаг, в одном строю шли студенты, школьники, рабочая молодежь. Их было 350 человек. А впереди — портрет первого чекиста революции — Феликса Эдмундовича Дзержинского…

Из кабинета секретаря Фрунзенского райкома комсомола они вышли поздним октябрьским вечером. Их было немного, — Кенес Бейсебаев, его брат Жан, Саша Кожевников, Володя Савченко, Валерий Садыков — всего человек двенадцать, в основном студенты горного института. Они говорили, перебивая друг друга, и трудно было разобраться в этом разноголосом шуме. По-видимому, разговор с Семеном Апполимовым, секретарем райкома, увлек этих ребят необычностью того дела, которое им предложили.

Секретарь был немногословен. Он вкратце рассказал о том, какая от них потребуется помощь, какие трудности ожидают их впереди. И в конце своей беседы спросил:

— Сможем?

— Сможем.

Так зародилась БКД — боевая комсомольская дружина при Фрунзенском районном отделе милиции. Первым ее командиром был избран Семен Апполимов.

…Они шли по ночному городу. В черном небе ярко вырисовывались колючие звезды. Кто-то сказал:

— Ребята, а ведь через три месяца Новый год.

Приближался Новый, 1958-й.

Давно лежат в архивах бумаги, свидетельствующие о делах первых дружинников. Но и сейчас, спустя девять лет, ребята, последовавшие их примеру, все еще вспоминают о Кенесе Бейсебаеве, Александре Кожевникове, Валерии Садыкове, Володе Савченко — о тех, кто начинал дело дружины.

Первым было трудно. Может быть, потому, что их было мало и не имели они никакого опыта. Но было большое желание работать рядом с теми, кто охранял покой и тишину города.

Три месяца 1957 года прошли быстро. Уехал Семен Апполимов. Командиром стал Кенес Бейсебаев. Крепла комсомольская дружина. В состав организации входили командир, оперативники, особая комиссия во главе с председателем, командиры групп, дружинники.

В 1959 году в органы милиции ушел Кенес Бейсебаев. Его место занял Владимир Савченко.

В феврале обком комсомола присвоил организации имя Ф. Э. Дзержинского. Теперь она называлась ОДД — оперативная дружина имени Дзержинского. Ребята получили удостоверения. Это был первый документ дружинника.

Дружину признали и те, кто раньше опасался только людей в синих шинелях. Хулиганы, бандиты, спекулянты поняли, что с ними повела борьбу настоящая организация, способная вылавливать даже опасных преступников.

И борьба шла по большому счету. Схватки случались нешуточные. За время существования дружины в опасных операциях были ранены Александр Кожевников, Марат Ашимбаев, Юрий Серегин.

Но каждый день уходили в ночной город патрули, и не было страха в молодых сердцах.

Казалось, что делами своими дружина завоевала себе право на существование. Но неожиданно в 1960 году ее распустили. И только в августе следующего года по инициативе органов милиции и командного состава дружины организация вновь начала жить.

Владимир Савченко окончил политехнический и уехал на полуостров Мангышлак. Командиром избрали Александра Кожевникова.

В 1961 году в каждом районе столицы были созданы линейные отряды, которые объединились в единую городскую организацию. Командиры линейных отрядов входили в состав особой комиссии. Были введены должности заместителя командира по оперативной части и заместителя командира линейного отдела.

Почти каждый год дружинники провожали своих воспитанников на работу в органы милиции. Это была своеобразная школа мужества, которая выявляла лучших дзержинцев. Валерий Садыков, Василий Грущак, Виталий Колоколов, Александр Щекочихин и многие другие пополнили ряды советской милиции.

И хотя ушедшие не порывали связи с дружиной, работать стало трудней. Условия были неважные. Правда, по мере возможности помощь оказывали Д. Кусмангалиев, начальник городского управления охраны общественного порядка, бывший командир отряда К. Бейсебаев, постоянно шефствующий над дружиной. Но этого было недостаточно. Забыли про дзержинцев комсомольские органы. Это привело к тому, что организация почти перестала существовать.

Но активисты не сдавались. Обычно они собирались на квартире Юрия Лалова (недавно он окончил политехнический институт). Приходили и командир Александр Кожевников, члены особой комиссии, оперативной части. Думали. Спорили. Наконец, решили. Как говорится, одним духом написали письмо в ЦК КПСС, ЦК ВЛКСМ, «Комсомольскую правду». Просили помощи, поддержки. Но отправить эти письма так и не успели. Как-то прибежал Кожевников.

— Ребята, комиссия ЦК ВЛКСМ здесь!

Выбежали из квартиры. В чьи-то ладони посыпалась мелочь. Наскребли на такси и из микрорайона помчались в город.

Швейцар гостиницы «Казахстан» не успел и слова вымолвить, как ребята уже промчались вверх по ступенькам. Тяжело дыша, остановились у двери. Постучали. А потом, перебивая друг друга, рассказывали, объясняли, требовали.

Вскоре состоялось бюро обкома комсомола, на котором решили возобновить дела дружины. Потом ребята вместе с представителями ЦК ВЛКСМ были приняты министром охраны общественного порядка Казахской ССР Д. А. Панковым. И, наконец, на коллегии МООП Казахской ССР совместно с ЦК ЛКСМ Казахстана был разработан, и утвержден устав оперативных комсомольских дружин. Оперативная дружина имени Дзержинского подчинялась горкому комсомола и уголовному розыску городского управления охраны общественного порядка. Ребятам была выделена машина, а позже и здание для штаба.

7 Ноября колонна дружинников должна была пройти по площади, как самостоятельная организация. Горисполком выделил средства, и появилась форма. На фабрике пластмасс были изготовлены значки — на прямоугольнике профиль Ф. Э. Дзержинского с тремя буквами внизу ОДД. На груди командира рядом со значком появилось три больших звезды. Так появились знаки различия. Начальник оперативной части и председатель особой комиссии имели право носить две звезды, члены особой комиссии и командиры линейных отрядов — одну, члены оперативной части — четыре маленьких, члены штаба линейных отрядов — три, командиры групп — две и члены основного состава — одну маленькую звездочку.

7 Ноября 1962 года по столичной площади имени В. И. Ленина прошла необычная колонна демонстрантов…

— Я «Волна». Я «Волна». Как меня слышите? Как меня слышите? Прием.

— Я «Эфир». Я «Эфир». Крошка, слышу тебя отлично. Что ты за птаха, порхающая в эфире? Может быть, встретимся? Прием.

— Я «Волна», я «Волна!» Ты, «Эфир», катись к чертовой матери!

— Я «Эфир», я «Эфир». Сволочь ты ненаглядная, а не «Волна».

Евгений Павлов медленно повернул ручку приемника и стал записывать что-то в журнале. «Волну» и «Эфир» поглотил треск. Радиохулиганы вышли в эфир.

Евгений Павлов, приехавший на каникулы в 1962 году (он учился в Московском инженерно-физическом институте), вечерами просиживал за приемником. До перевода в Москву Евгений учился в Казахском государственном университете и с 1959 года принимал активное участие в делах дружины, был членом особой комиссии. И вот теперь, приехав на каникулы, он сразу же встретился с товарищами-дружинниками и стал ловить вместе с Саяном Ташеновым радиохулиганов.

Чтобы так неграмотно выйти в эфир, хулигану особых радиотехнических знаний не требовалось. Приставка состояла из катушки, конденсаторов постоянной и переменной емкостей, сопротивлений, микрофона, радиолампы. Оставалось подключить приставку к приемнику — и радиохулиган готов к выходу в эфир. И чем только не забивались средние волны: сверхджазовая музыка, мат, ненужные разговоры.

В один из вечеров Саян Ташенов поймал джазовую музыку. Она хрипела, рычала, рассыпалась дробью минут десять. Потом все стихло. И вдруг:

— Я «Балтика», я «Балтика». Всем свободным радиооператорам. Как меня слышите? Как меня слышите? Прием.

— Я «Клен-I», я «Клен-I». Я слышу тебя отлично. Прием.

— Есть радиодетали. Могу обменять. Прием.

— Согласен. Где встретимся? Прием.

— Завтра на Коммунистическом и Гоголя. Буду на велосипеде. Прием.

— Согласен. До завтра.

Больше «Балтика» в эфир не выходила.

Так с разрешения органов милиции в эфире появился «Клен-I», радиостанция дружинников, которая вылавливала радиохулиганов их же оружием. В ход пошли и пеленгаторы.

Так начиналась их работа. Необходимо было подготовить операцию, чтобы одним разом заглушить вопли радиохулиганов.

А те долго готовились к этой встрече, чтобы обсудить свои дела. Наконец совещание состоялось. Собралось около сорока радиохулиганов. Но так ни о чем и не договорились. Потом они собрались второй раз — и снова безрезультатно. Тогда-то и появилась в эфире «Центральная». Уже как бы своим названием она брала на себя роль главенствующей.

У приемника дежурил Саян Ташенов.

— Я «Центральная». Я «Центральная». Передаем обращение от имени свободных радиооператоров. Просим органы милиции разрешения легальной работы наших радиостанций на определенных диапазонах средних волн, обещаем искоренить в эфире мат, джазовую музыку. В случае неудовлетворения наших требований будем продолжать работу нелегально.

Разумеется, на переговоры с радиохулиганами никто не пошел. Тогда «Центральная» начала готовить совещание для упорядочения радиохулиганских дел. А дела у них были неважными. Провалы следовали один за другим. Они считали, что их выдает «Кактус», которому и собирались устроить самосуд на совещании. Дату и место своего сборища «Центральная» передала в эфир. Дружинникам же ничего не стоило это подслушать, и вскоре основные силы радиохулиганов были ликвидированы. Правда, кое-кто еще выходил в эфир, но и они уже были взяты на учет. «Аида» при обыске спрятала приставку в мусорное ведро. «Центральная» хотя и не была обнаружена, но и в эфир не выходила. Изъяли приемник у «Кактуса». Долго не могли обнаружить «К-17». В эфир он передал, что живет в 500 метрах от кинотеатра «Алатау». Его погубила случайность. Дружинники заметили его в освещенном окне. В конце 1962 года был задержан и «Ягуар».

Зимой 1962 года был разграблен табачный ларек. Потом, спустя несколько дней, воры пробрались в продовольственный магазин и прихватили с собой ящик водки. Затем в одной из спортивных организаций были похищены велосипеды. И, наконец, был ограблен человек. Бандиты отобрали у него деньги, документы.

Владимир Яковлев, семнадцатилетний парень по кличке «Яша», привлек внимание милиции и дружинников тем, что нигде не работал и не учился.

Долго беседовали с ним работники милиции и дружинник Владимир Шляпников. А на следующий день было задержано около 60 человек. Группировка, руководимая Виктором Безруковым, по кличке «Вица», перестала существовать. При обыске были изъяты самодельные пистолеты, малокалиберные винтовки, ножи. «Вица» попал за решетку.

Владимир Яковлев отслужил в армии, женился, уже растут у него дети. Иногда он встречается с Владимиром Шляпниковым. От души благодарит его и дружинников за помощь, внимание, за свою наладившуюся жизнь.

В штаб начали поступать сигналы о том, что в районе проспекта Гагарина участились случаи грабежей, драк и даже применения огнестрельного оружия.

Встретились с директором школы № 22, который рассказал о том, что вечером по коридорам бродят пятнадцатилетние хулиганы, мешают работать.

…В тот вечер ярко светились окна школы, в зале играла музыка, школьники торопились на вечер, удивляясь тому, что директор сверх всякой программы организовала этот школьный бал.

Командир дружины Александр Кожевников, дружинники Валерий Садыков, Владимир Шляпников, Владимир Непомнящий, Валерий Захаров, Вадим Демин, Олег Лазур ждали в школе хулиганов. И те вскоре явились.

В дверях стояла бдительная стража из школьников, которые пропускали только по пригласительным билетам. А толпа безбилетников накапливалась. Их было уже человек сорок, и казалось, что они вот-вот прорвут заслон, и тогда, считай, все пропало. Медлить было нельзя. Дружинники вышли на улицу.

Кто-то спросил:

— Что, не пускают?

В ответ раздалось гулкое роптание.

— Провести? — спросил Александр.

— Давай, давай!

Дверь распахнулась настежь, и толпа, устроив давку, рванулась в школу. Ничего не подозревая, они шли в специально отведенный для них класс. Последними вошли дружинники.

— Раздевайтесь, — предложил Александр. — Мы дружинники.

Добыча была большая. У хулиганов были изъяты ножи, кастеты, железные прутья, самодельное оружие.

Сутки работали дружинники, выявляя остальных, не пришедших на этот вечер. Показания задержанных привели к рецидивисту, который через своего брата Марата Якубова руководил группой малолетних… нет, пока еще не преступников, но мелких хулиганов.

Был взят и еще один человек, токарь по профессии, работавший на одном из заводов. Там он вытачивал заготовки, а дома доделывал огнестрельное оружие. Здесь же его и продавал.

Нить расследования привела и к Александру Вейсу, жившему в Тастаке. Он имел на своем счету уже несколько грабежей. При обыске у него был изъят пистолет-авторучка.

Казалось, дело было закончено. Но дружинники продолжали работать. Вызывали к себе родителей, отправляли письма на производство, где те работали…

Теплым майским вечером, в пору, когда городские парки и скверы уже цвели зеленым нарядом, группа дружинников смешалась с толпой, вышедшей из кинотеатра. По ранее полученным сведениям, ребята уже знали, что в этом районе часто бывают драки, в скверах, прикрытых от постороннего глаза зеленой изгородью, ведутся азартные игры.

Операция была недолгой. Задержали человек двадцать. Привели в штаб. Беседовали. Одни не выдерживали, прятали глаза. Другие злобно и нахально смотрели на дружинников. Отрицали всякую причастность к уголовному миру. И все-таки кое-что удалось узнать. Один из юнцов рассказал, что главные организаторы преступных историй — это Неуловимый, Цыган и Нариман.

Проходили дни, месяцы, а главари оставались на свободе. Раз двадцать дружинники выезжали в район кинотеатра «Ударник». Ловилась, как говорится, мелкота, а заправилы исчезали. Но все же кое-какие подробности удалось узнать. У Неуловимого на руке нет двух пальцев, а у Цыгана на руке наколка.

В тот вечер машину оставили квартала за четыре от кинотеатра. Александр Медведев, Юрий Чуприлин, Владимир Шляпников, Виталий Худоянц вошли в сквер. На скамейке сидело человек пять.

— Привет, — небрежно бросил Владимир.

— Привет.

— Кого ждете?

— Кайф должны принести.

Владимир уже хотел предложить неудачливым конспираторам пройти с ними, как вдруг его внимание привлек здоровый парень, который, увидев приближающийся «газик», внезапно ускорил шаги.

«Он или не он? — гадал Владимир. — А вдруг просто прохожий. Скандал будет, если задержим не того, кого ищем».

В последний момент он решился.

Отпираться Леониду Мальцеву было бесполезно. Когда его везли, он пытался незаметно оставить в машине носовой платок, в котором была завернута финка. Это и явилось вещественным доказательством, что определило меру наказания — год исправительных работ.

Мальцев во всем сознался. При его допросе вновь были упомянуты клички Неуловимый, Цыган и Нариман.

Через неделю группа в том же составе вновь отправилась к «Ударнику». На этот раз вылазка окончилась более успешно. Кто-то из дружинников заметил человека, который нес небольшой сверток. На его руке вырисовывалась наколка.

— Товарищ, можно вас на минутку? — окликнул его Володя.

Он обернулся. На какой-то миг в его глазах мелькнула растерянность. Но путь к отступлению уже был прегражден. Рядом стояли трое дружинников.

В безлюдный, рядом расположенный двор он шел спокойно. Но как только дзержинцы остались один на один с бандитом, он резко сунул руку в карман, чтобы выхватить нож. Вытащить руку он так и не успел.

Цыган был передан в руки милиции.

А через некоторое время дружинниками Фрунзенского линейного отряда был задержан с поличным и Нариман.

И Цыган, и Нариман главным своим конкурентом опять назвали Неуловимого, который все еще оставался на свободе.

Он был осторожен, словно зверь, почуявший опасность. Дзержинцы продолжали поиск. Порой, далеко за полночь, обсуждали план поимки преступника. Трудности были в том, что никто не знал его в лицо. Была примета — нет двух пальцев на руке. Но этого мало. И все-таки кольцо сжималось. Теперь при допросах задержанных упоминалась только одна кличка — Неуловимый.

В октябре ребята задержали девятнадцатилетнего парня. Он обещал показать какого-то главаря. Дружинники догадывались, что это должен быть Неуловимый.

Оперативная группа выехала к кинотеатру. Шел мелкий осенний дождь. Тускло блестела опавшая листва, приглушающая звук шагов. Ребята подняли воротники плащей, надвинули на глаза кепки. Теперь они ничем не отличались от тех, кого им приходилось искать.

Дождь усиливался, барабанил по крышам домов, заставлял прохожих прятаться под зонты и карнизы. Ребята остановились под деревом. Крупные капли дождя падали с листьев.

Из-за угла вышел среднего роста человек. Он медленно направлялся к дружинникам.

— Он, — тихо прошептал парень.

Человек был уже близко. Он поравнялся с Шляпниковым и тихо произнес:

— Менты сзади.

Дальше его уже сопровождали. Когда он снял перчатку, Володя заметил, что на его руке нет двух пальцев. И невольно вырвалось:

— Неуловимый?!

Он вздрогнул, побледнел.

При обыске у Владимира Сундеева ничего не нашли. Он все отрицал и на допросах.

Решили Сундеева отпустить. Когда он уходил, с ним долго беседовал Володя Шляпников. Сундеев обещал прийти через неделю, но так и не пришел.

Через несколько дней он снова был задержан. В этот же вечер привели еще одного спекулянта, В. Суханова. И вот Неуловимый и Суханов встретились в комнате командира дружины.

— Вот кто заставлял меня идти на преступление, — зло проговорил Суханов, — Неуловимый.

Когда Суханова увели, Владимир спросил у Сундеева:

— Продавал барахло?

— Были моменты. Раза два.

— А точнее?

— Были моменты. Раз десять.

— А еще точнее?

— Были моменты. Раз двадцать.

Дело В. Сундеева было передано в следственные органы милиции.

Нет, клятва для дзержинцев не просто слова. Это смысл их жизни, своеобразный моральный кодекс, которому остались верны Кенес Масымханович Бейсебаев, заместитель начальника уголовного розыска городского управления охраны общественного порядка, оперуполномоченные Валерий Садыков, Михаил Павлюченко, Виталий Колоколов, Юрий Чуприлин, Александр Щекочихин, Иван Кузьменко, Анатолий Нестеров, Виктор Диогенов, Рахим Давлетхожаев, Анатолий Бигалиев, Василий Грущак и многие другие воспитанники оперативной дружины имени Ф. Э. Дзержинского.

Их традиции продолжают Владимир Шляпников — командир дружины, студент-заочник отделения журналистики Казахского государственного университета имени Кирова, оператор студии телевидения, Виталий Худоянц — начальник оперативной части дружины, студент института народного хозяйства, Александр Медведев — член оперативной части, закончивший в этом году школу, Зоя Саламатова — секретарь комсомольской организации школы.

Придет новое поколение. И снова будут звучать слова: «…перед Ленинским комсомолом клянусь».

В. АГЕЕВ.

г. Алма-Ата.

А. Штульберг СХВАТКА С НЕИЗВЕСТНОСТЬЮ

Сырым мартовским утром дворничиха тетя Стеша сметала с тротуара мусор. Она торопилась: скоро пойдут на работу люди.

Оставалось немного. Вот уже пролом в старом саманном заборе, потом перекресток, а там и конец участку. Уж сколько лет убирает она эту улицу, каждую выбоину знает на асфальте.

У пролома старая женщина нагнулась собрать в совок окурки. Темнеет что-то у забора. Пригляделась, близоруко щурясь. Кровь. Несколько небольших пятен.

«Ишь ты, — сердито подумала дворничиха, — подрались ночью шалопуты. Небось, носы пораскровянили».

Пятна темнеют и дальше, прерывистой дорожкой идут в пролом, за забор. Что ли, и там безобразничали? Ох, господи! Взглянула с любопытством во двор и оцепенела. На талой, недавно сбросившей снег земле лежит человек. Посмотрела на лицо и поскорей отвела глаза. Стало страшно. Голова его с растрепавшимися волосами лежит на руке, так что видно лишь пол-лица и оттого кажется — просто прилег человек. Если бы не кровь, не талый с вмятинами снег да неестественно поджатые ноги: вот-вот встанет. Попятилась дворничиха, загремел совок, выпавший из рук, и, словно забыв про свои годы, она опрометью бросилась к телефону…

Оперативники хмурились: данные осмотра уж больно скудные. Обезображенный труп и орудие преступления — увесистый, почти круглый булыжник. И больше ничего. На убитом светлая, в едва заметную полоску рубашка, шерстяные черные брюки заправлены в кирзовые сапоги. Ни пальто, ни шапки нет. В карманах тоже ничего. Разве только маленький кусочек картона — железнодорожный билет, с которым кто-то (может быть, и тот, что теперь лежит в морге) пятью днями раньше ехал из Ташкента в Самарканд.

Полковник Федоров так и сказал оперуполномоченному угрозыска Дмитрию Сурнину, поручая ему розыск:

— Знаю, капитан, нелегко вам придется. Дело, как говорится, темное…

В тот вечер после беседы Сурнин шел домой, как бы подталкиваемый целым рядом вопросов. Кто убитый? Местный или приезжий? Если приезжий, то зачем, когда и откуда пожаловал в Алма-Ату? Кто убийца? Какова причина преступления: корысть, месть, хулиганство?

«Да вот так, пожалуй, по порядку и придется отвечать на все эти неясные вопросы, потому что неизвестно еще ничего», — со вздохом подумал Сурнин.

Опытные эксперты реставрировали обезображенное лицо, изготовили фотографии, разослали ориентировки. Труп дактилоскопировали, чтобы по отпечаткам пальцев попытаться установить личность потерпевшего. Запросы отправили в соответствующие учреждения.

Побежали дни напряженной работы, поисков, ожидания.

Сурнин тем временем опрашивал жителей в районе станции Алма-Ата-I, где было совершено убийство. Но заявлений об исчезновении молодых мужчин в алма-атинскую милицию не поступало.

Предположили, что это мог быть бродяга, вор-гастролер. «Впрочем, нет, — сразу же отбросил эту мысль Сурнин. — Бродяги и воры-гастролеры, путешествуя в товарных вагонах, в тамбурах, на крышах, забираясь на ночевку в самые неподходящие места, конечно, не отличаются опрятностью. А на убитом чистая одежда, белье».

Что же дальше? Так… Посмотрим почту. Вот они лежат на столе у дежурного, письма из разных городов страны. Криминалисты пишут, что тщательные проверки, изучение отпечатков пальцев и фотографий не дают нужных результатов.

Только на третью неделю у Сурнина оказалась первая путеводная ниточка. Из Москвы сообщили, что дактилоскопические данные, присланные алма-атинской милицией, соответствуют данным Тахира Незнамова, приговоренного в 1961 году к одному году ссылки народным судом города Казалинска Кзыл-Ординской области.

Поиски стали конкретнее. Сурнин затребовал нужные ему данные: следственное дело Незнамова, справки.

Кзыл-Орда откликнулась быстро. Незнамов после отбытия срока ссылки поселился в Аральске. Прислали и фотографии. Сличив их с теми, что были изготовлены после фотографирования убитого, оперативник убедился, что Тахир Незнамов и убитый — одно и то же лицо. Об этом говорили также немногочисленные, но характерные приметы, имеющиеся в личном деле.

Не откладывая дела в долгий ящик, Сурнин по телефону связывается с линейной милицией на станции Аральское Море, где за розыск энергично берется капитан Зюзин, начальник линейного участка пункта. В Аральске к работе подключились участковые уполномоченные, дружинники, работники уголовного розыска.

Сведения, полученные от капитана Зюзина, были пока малоутешительны. Тахир Незнамов после отбытия срока наказания действительно жил в Аральске. Работал на судоремонтном заводе. Но… выбыл несколько месяцев тому назад в неизвестном направлении. Казалось, ниточка оборвалась.

Зюзин постарался как можно больше узнать о жизни Тахира, о его интересах и друзьях: у общительного парня приятелей было немало и каждый мог что-то добавить к его пока еще малоизвестной биографии.

На заводе о Незнамове говорили только хорошее. После суда он распрощался со своими прежними замашками, как говорится, взялся за ум. На судоремонтном часто бывали работники Аральского пароходства, рыбаки. Любил Тахир слушать рассказы бывалых людей, полюбилось ему и море. Не раз в компании друзей говорил парень о своей мечте — поступить в мореходное училище. Даже запрос отправлял в Херсон. И деньги на дорогу уже начал копить, завел сберегательную книжку. А получал он хорошо, человеком слыл бережливым.

Сообщил Зюзин еще и о том, что до осуждения Тахир жил в Самарканде. Это заинтересовало Сурнина: ведь у Незнамова сохранился билет от Ташкента до Самарканда. Скорее всего последним городом, где побывал Незнамов перед приездом в Алма-Ату, и был Самарканд. Итак, выясняются два города, где могли что-либо знать о Тахире Незнамове: Херсон и Самарканд.

В Херсон Дмитрий Сурнин отправляет запрос, а в Самарканд едет сам. С большим трудом находит он людей, знавших Незнамова. Но капитана ждет разочарование: Тахир в Самарканде не появлялся уже года три. Даже писем не писал.

По возвращении в Алма-Ату оперативника ждет новое разочарование, если не окончательная неудача и потеря следов, — письмо херсонских коллег сообщает, что в их городе Незнамов тоже не появлялся…

Преступление должно быть раскрыто, каким бы загадочным оно ни, оказалось, как бы ни скрывалось оно в тумане неизвестности. Даже если на первых порах у оперативника ничего нет — ни доказательств, ни сведений. И розыск людей, знавших Тахира Незнамова, не прекращается ни на один день. Его ведут алма-атинские криминалисты, капитан Зюзин в Аральске, работники милиции Самарканда, Кзыл-Орды.

Глубже всех роет эту неизвестную гору капитан Зюзин. Вот и новая весточка от него. Оказывается, в последнее время Незнамов подружился с заезжим молодым человеком — Сергеем Каргиным. Их часто видели вместе. Говорили, что Каргин и сам рвался в мореходку, потому и уехали они вдвоем.

Мало кто знал этого Каргина. По данным паспортного стола выяснили только: родом он из с. Выдриха Восточно-Казахстанской области.

Снова вопросы, вопросы… Долго ли путешествовали вместе Незнамов и Каргин? В каком городе они расстались? Где сейчас человек, близко знавший убитого?

Конечно, этот Каргин мог дать немало ценных сведений, и поэтому оперативники запросили о нем органы милиции Восточно-Казахстанской области. Кое в чем помогли сотрудники органов охраны общественного порядка Усть-Каменогорска и Шемонаихи.

Их ответ заставил насторожиться. Стало известно, что после долгой отлучки Каргин вернулся домой в Выдриху. Это было в конце марта, то есть через несколько дней после того, как в Алма-Ате был обнаружен труп Незнамова. Каргин ведет странный образ жизни — на работу не устраивается, из села часто выезжает то на рудник к родственникам, то в экспедицию — к друзьям.

Интуиция уже подсказывала Сурнину: здесь что-то есть. Насторожился он. Назавтра вылетел в Усть-Каменогорск, откуда вместе с работниками местного угрозыска проехал в Шемонаиху, а затем и в Выдриху.

Последние двадцать пять километров машина бежит по хорошо утрамбованной проселочной дороге. Кругом поля, степное раздолье… Но Сурнину сейчас не до красот природы. Как встретит оперативников Каргин? Что нового внесет он в дело, над которым ломают голову многие люди вот уже четвертый месяц?

О Каргине Сурнин знал теперь не так мало. Сидел в тюрьме. Непоседа — часто курсирует по стране, нигде подолгу не задерживается. Ленив, работы чурается. Оттого своих денег почти всегда не имеет. А выпить любит и чаще всего за чужой счет. Характеристика достаточно выразительная.

Сурнин еще раз сопоставляет факты. Сравнивает характеры Незнамова и Каргина. Думает. Мотивы убийства сомнительны. Выгодна ли была Каргину дружба с Тахиром? Ну, допустим, у Незнамова были деньги. Он хоть и бережливый, но не жадный, друзьям всегда помогал.

Так… Теперь о вещах, которые взял с собой в дорогу Незнамов. Их подробно, до мелочей, описали аральские приятели Тахира. Коричневый чемодан. Синий выходной костюм. Три тельняшки, часы, портсигар с надписью — подарок девушки… Мог позариться на них преступник? Пожалуй. Он ведь ленив, слабоволен и за чужой счет любит прокатиться…

Вот и Выдриха. Сельсовет. Еще одно короткое совещание. Из тактических соображений решили в предварительной беседе пока не открывать перед Каргиным карт, держать его некоторое время в неведении. Это не даст ему возможности сориентироваться и, если он причастен к преступлению или что-то знает о нем, выдвинуть ложную версию.

….Погожий солнечный день. Пустынны улицы села. Люди на работе: в поле, на фермах. Тишина.

Вот и дом Каргиных. У калитки остановились, прислушались. С веранды слышится перезвон гитары, кто-то поет плохим хрипловатым голосом. Сурнин усмехается: блатная музыка…

— Он, — сказал из-за плеча Сурнина председатель сельсовета. — Пошли.

— Поешь, Серега? — спросил Сурнин.

— Пою. А тебе что?

Так состоялось их первое знакомство, и тут же капитан показал Каргину ордер на арест.

— Проверим твою личность, — сказал Сурнин. — Говорят, давно уже баклуши бьешь. Знаешь ведь, что за это бывает?

Задержанного отвели в сельсовет, а в доме сделали обыск. Каргин не мог уже знать его результатов.

Опять милицейский «газик» пылит по проселочным дорогам, но теперь в нем сидит новый пассажир. Он угрюмо молчит и настороженно смотрит на коричневый чемодан, изъятый во время обыска, как бы пытаясь предугадать, что нашли у него работники милиции.

А нашли они вещи убитого: часы, портсигар, тельняшки. Теперь капитан Сурнин располагает необходимыми уликами и готовится к допросу.

Начинается допрос исподволь. Расспрашивает капитан Каргина о жизни, о бесконечных скитаниях по стране. Более подробно интересуется его жизнью в Аральске: где жил, с кем дружил, чем занимался.

Сомнительные вначале мотивы убийства становятся четкими и вполне отвратительно выраженными. Каргин рассказывает обо всем, и перед капитаном раскрывается его мелочное, корыстное нутро. И портсигар, и часы, и другие вещи Незнамова оказались у Каргина не случайно.

— Тахир Незнамов тебе знаком? — вдруг спрашивает Сурнин.

Каргин спокоен: мало ли у него знакомых? Он может рассказать и еще что-нибудь этому настырному капитану о своих поездках и друзьях.

— А, с ним мы в Херсон ездили… Там и расстались. Обратно в Казахстан я поехал один.

— А деньги на дорогу? У Тахира они были, а у тебя — нет.

Глаза Каргина забегали, понял: милиции многое известно. Еще несколько жестких и прямых вопросов, и Сурнин узнал подробности того, что произошло той злополучной мартовской ночью. Показное равнодушие Каргина улетучилось, как дым. Он говорит торопливо, проглатывая отдельные слова, опуская детали, и капитану то и дело приходится его поправлять, возвращать к пропущенным событиям, уточнять неясные данные.

«…С Тахиром познакомился в клубе. Засек, что парень мечтает о море и деньжата у него имеются. Ну, конечно, залил ему: поедем, мол, вместе, в Херсоне бывал, город знаю. Да. А в Херсоне неудача. Я ему говорю: едем в Алма-Ату, там подождем до осени, будем готовиться к экзаменам, работать…»

От Алма-Аты до Восточного Казахстана — не то что от Херсона, — много ближе. Но и на эту дорогу нужны деньги. Каргин решил завладеть чемоданом Тахира и остатком его денег. Ночью он повел Незнамова по темным улицам, к знакомым якобы. Шли они тихой узкой улочкой вдоль глинобитного забора. Хотел еще что-то Тахир спросить у дружка, но тот уже замахнулся сзади булыжником и с выдохом злобно ударил его по голове. Сноровисто затащил в пролом, трясся от возбуждения, обыскивая еще теплое тело своего бывшего попутчика…

В Алма-Ате Каргин подтвердил свои показания, показал место, где совершил преступление.

Однако одного признания подозреваемого недостаточно. Нужны определенные улики и вещественные доказательства. Важным свидетельством вины Каргина было бы пальто, сданное преступником в камеру хранения. Очень важно было его найти.

В камере хранения на станции Алма-Ата-I оперативнику объяснили, что оставленных пальто за прошедшие месяцы было немало, их, как и другие оставленные вещи, по истечении месячного срока передают на реализационный склад. Там они тоже долго не хранятся. Их сортируют, оценивают, передают торгующим организациям. Выяснили, что партию одежды в интересующее работников милиции время передали в рабкооп Алма-Атинского табаксовхоза.

…Долго припоминала продавщица ларька в Табаксовхозе, кому она продала коротенькое темно-синее пальто и наконец обрадованно сказала:

— Баранкин! Он его купил!

Пальто нашли. В карманах сохранились даже белые шерстяные перчатки и железнодорожные билеты, забытые Каргиным.

Так раскрыли очередное преступление, закончили уголовное дело. Не было ни ночных поисков с собакой, ни бешеной гонки автомобилей, ни перестрелки с озверевшими преступниками. Были напряженный поединок с неизвестностью, тяжелый труд, упорство многих людей.

Милиции помогали десятки советских граждан: рабочие судоремонтного завода, колхозники, партийные и советские работники, продавец рабкоопа, работники камеры хранения.

Победила справедливость и отзывчивость многих простых людей. Их бескорыстная помощь помогла распутать клубок преступления и сурово покарать убийцу.

А. ШТУЛЬБЕРГ, лейтенант.

г. Алма-Ата.

В. Якуб НАСЛЕДНИКИ ЖЕЛЕЗНОГО ФЕЛИКСА

Мода — вещь, безусловно, хорошая, но только тогда, когда речь идет об одежде, о прическе. Что касается серьезных дел, того, что составляет суть нашей работы, то тут модничание ничего, кроме вреда, не приносит. И, может быть, ни на чем так ярко не проявилась правильность этой мысли, как на судьбе многих и многих оперативных комсомольских отрядов, вызванных к жизни борьбой с нарушителями норм социалистического общежития. Можно привести десятки примеров, когда романтически настроенные начинающие оперативники, едва столкнувшись с необходимостью делать будничное нелегкое и зачастую опасное дело, мгновенно сникали и теряли всякий интерес к «модному начинанию».

Впрочем, опасность увлечения модой легко было предвидеть, и когда в 1961 году Саша Шалин — он был тогда секретарем Целиноградского горкома комсомола — подал идею организации оперативной комсомольской дружины, ребята, составившие ее костяк, сразу же поставили вопрос ребром:

— А не однодневкой ли будет она? Если однодневкой, то и начинать не стоит…

Их было тогда всего пятнадцать человек — Ваня Коньков, Жора Половой, Володя Пычков… Но когда у пятнадцати обнаруживаются самые серьезные намерения, когда по всем вопросам совпадают их взгляды, это уже ядро, это уже коллектив, который может уверенно планировать свое будущее.

Довольно часто приходится сталкиваться с точкой зрения, согласно которой оперативная комсомольская дружина — это группа людей, занимающаяся тем, что задерживает и, как говорится, приводит в чувство того или иного хулигана в том или ином общественном месте: в кино, на улице, на танцплощадке. В принципе все это верно, но, по-моему, однобоко. Хулиган не просто возникает, он где-то формируется, и вот засечь место его формирования и уничтожить условия, благоприятные для него, — это и есть главное содержание нашей работы.

Мы, например, установили постоянный контроль за магазинами города. Зачем? Дело в том, что сколько ни запрещают работникам прилавка продавать спиртное и табачные изделия несовершеннолетним, они, работники прилавка, неохотно подчиняются запрещению. А мальчишки, купив бутылку вина, тут же за углом распивают ее, и дальнейшее уже нетрудно себе представить… Вот мы и решили в порядке профилактики взять магазины под свой контроль. Результаты, добрые результаты не заставили себя ждать.

Возьмем теперь другую сторону нашей деятельности — «выявление людей, уклоняющихся от общественно полезного труда», — так она именуется официально. Это тоже предупреждающая мера, и значение ее весьма велико: ведь именно дармоеды толкают подростков и молодежь на нарушение норм морали. Нам удалось уже немало сделать в этой области, но мы отдаем себе отчет в том, что сделанное только начало.

У нас есть свой военно-спортивный лагерь «Факел». Рассчитан он на так называемых «трудных» подростков, и руководят всей его работой ребята-оперативники. За счет своих трудовых отпусков они уезжают летом в лагерь и командуют там отделениями, взводами, руководят футбольными и волейбольными командами, парашютным кружком.

Виталий Козлов и Володя Слобожанин — это наши оперативники — могли бы многое рассказать о том, какие сложные им попались мальчишки, как много труда пришлось затратить на них и как эти мальчишки, вернувшись из «Факела», не забывают своих командиров и стараются помочь им в их работе, то есть, по сути дела, в работе оперативной дружины.

Конечно, за всеми этими делами мы не забываем и собственно оперативную работу. Только за последнее время дружинники задержали несколько серьезных преступников, в том числе двух особо опасных, помогли разоблачить группу жуликов, орудовавших на станции Целиноград, вскрыли крупные хищения на комбинате бытового обслуживания… И все это идет наряду с повседневной работой по поддержанию порядка на улицах и в общественных местах Целинограда.

Ежедневно 114 парней и девчат — рабочие, служащие, студенты, учащиеся — надевают форму оперативника и выходят на улицы города. Для них это не повод покрасоваться, а сложная, трудная и опасная работа, и не один из них побывал уже в таких переделках, где речь шла порой о жизни и смерти. Я затрудняюсь назвать такой случай, когда бы наш оперативник струсил, и склонен отнести это за счет той атмосферы высокой требовательности, которая царит в дружине.

Мы все учимся. Кроме того, системой стали специальные занятия, которые проводят с дружинниками работники суда, прокуратуры и милиции. То тех, то других ребят мы выдвигаем на работу следователями на общественных началах в горпрокуратуре. З. Крицина и В. Арнаутов за год такой работы выполнили около двухсот заданий и раскрыли пять серьезных преступлений.

Я уже не говорю о том, что вступление в нашу дружину — дело не менее сложное, чем поступление в иной институт. Полгода — это испытательный срок, который проходят все без исключения новички, и, только выдержав испытание, они принимают присягу и получают право носить форму. Во всяком случае, те четыреста парней и девчат, которые прошли школу мужества в оперативной комсомольской за годы ее существования, никогда не забудут дружину, всегда с благодарностью будут вспоминать ее.

В феврале 1965 года решением бюро ЦК ЛКСМ Казахстана и коллегии Министерства охраны общественного порядка нашей дружине было присвоено имя железного Феликса — Ф. Э. Дзержинского. Нам вручили Красное знамя, и для любого из нас оно святыня, честь его мы не уроним. Порукой тому стремление каждого комсомольского оперативника очистить наш город от встречающихся еще хулиганов, жуликов, тунеядцев и прочей мрази, мешающей нам жить.

В. ЯКУБ, командир оперативной комсомольской дружины имени Ф. Э. Дзержинского.

г. Целиноград.