Синие шинели

С. Кыдырбаев КРИМИНАЛИСТИКА — НАУКА ТОЧНАЯ

В этой небольшой статье трудно хотя бы просто перечислить отрасли наук, которые сегодня приходят на помощь криминалисту в раскрытии самых сложных, самых запутанных преступлений. И мне хочется привести цитату из прочитанной однажды книги, где, как мне кажется, очень точно определена суть работы научно-технических отделов, без которых немыслима работа органов охраны общественного порядка.

За последние годы особенно возросла техническая оснащенность органов охраны общественного порядка; большой штат квалифицированных экспертов ведет кропотливую работу по расследованию преступлений. Их участие в борьбе с ^правонарушениями с каждым годом занимает все больший удельный вес.

Ночной поиск.

До войны и в первые послевоенные годы у нас в Казахстане из научно-технических средств применялись в основном некоторые виды судебной фотографии, велся дактилоскопический учет, собирались и исследовались вещественные доказательства. О широком использовании достижений отечественной и зарубежной криминалистики тогда не могло быть речи: уровень подготовки оперативно-следственных работников был низким, не хватало опытных криминалистов для подготовки кадров.

Самое первое научно-техническое отделение в составе четырех практических работников милиции было создано в оперативном отделе республиканского управления в Алма-Ате в военные годы. В 1948 году отделение было преобразовано в научно-технический отдел (НТО).

На следующий год в управлении милиции Карагандинской и Южно-Казахстанской (ныне Чимкентской) областей появились научно-технические группы (НТГ). В каждой из них работало по два эксперта-криминалиста.

Но и для того чтобы сделать эти первые шаги по организации научно-технической службы, понадобились усилия опытных криминалистов, обладавших знаниями и долголетним стажем практической работы. Это В. И. Попов, В. Я. Колдин, А. М. Агушевич. Первый из них теперь доктор юридических наук, второй — доцент Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова, А. М. Агушевич — доцент Казахского государственного университета. Подготовка кадров экспертов-криминалистов ведется на строго научной основе.

В создании научно-технических отделов, во внедрении криминалистики в практику оперативной работы большой вклад внес покойный А. М. Овечкин, один из первых начальников НТО.

С тех пор прошло не так уж много времени, но сегодня даже трудно сравнивать применение научных и технических средств лет двадцать назад и в наши дни. Сейчас количество одних только экспертов в областях увеличилось в двадцать пять раз (вспомним, что вначале их было четверо), а оперуполномоченные-криминалисты насчитываются сотнями. Теперь в органах милиции Казахстана имеется 4 научно-технических отдела и ряд отделений, групп, лабораторий в городских и линейных отделах.

Научно-технические средства в борьбе с преступностью находят все более широкое применение: если считать в среднем по республике, то в одном случае из пяти уголовных дел, возбуждаемых органами милиции. При этом необходимо учитывать возросшее качество исследований, их большую эффективность. Помимо чисто криминалистических экспертиз (дактилоскопических, графических, следоведческих, баллистических и других), научно-технический аппарат органов охраны общественного порядка теперь производит судебно-медицинские, химические и физические исследования. Выполняются эти экспертизы в специальных кустовых лабораториях НТО в Целинограде, Чимкенте, Усть-Каменогорске и в управлении милиции в Алма-Ате.

Эксперты активно и квалифицированно участвуют в осмотрах мест происшествий, проводят большую работу по обучению оперативно-следственных работников основам криминалистики, внедряют в практику новейшие достижения науки и техники.

За эти годы значительно возросла квалификация экспертов. Это относится и к представителям старшего поколения криминалистов, о которых речь уже шла вначале, и к тем, кого можно назвать средним поколением: И. С. Лычеву, В. А. Чертилину, Л. Г. Кобыще, Ю. Е. Крюкову, Т. А. Сергеевой, А. Имандиеву, К. Шаймарданову, Ю. А. Полякову, М. В. Лихачевой, Г. З. Филатову, Г. И. Кучаеву. Каждый из тех, кого я назвал, не только принимает участие в раскрытии преступлений, то есть в повседневной оперативной работе, но и продолжает славную традицию своих учителей: щедро делится опытом с молодежью, воспитывает ее в духе высокой требовательности, ответственности, преданности любимому делу.

Большой и сложной работой экспертов-криминалистов в республике руководит один из ветеранов милиции полковник П. И. Бушуев.

В задачу этой статьи не входит описание различных дел, в ведении которых были применены научно-технические средства. Но все же об одном случае хочется рассказать.

В Алма-Ате одно время участились угоны легковых автомашин, причем преступники всем другим маркам предпочитали «Волгу».

Милиции, которая вела следствие, удалось перехватить очередную угнанную машину до того, как преступники сбыли ее с рук. Сами воры скрылись, но на плафоне «Волги» эксперт обнаружил оттиск пальца. Дактилоскопическая экспертиза позволила установить, что он принадлежит некоему Мухамедееву, привлекавшемуся и ранее к уголовной ответственности.

След от него повел дальше, были арестованы его соучастники Гучигов, Бахтин, Хуриев, Исраилов и другие.

Но участие криминалистов в этом деле не ограничилось тем, что были обнаружены оттиски пальцев, что во многом помогло следствию. Было проведено пятнадцать различных экспертиз, которые установили более 10 поддельных технических паспортов. Ими преступники снабжали покупателей автомашин. В процессе исследований устанавливались вытравленные фамилии первоначальных владельцев. По почерку были установлены и исполнители подделок — Бахтин и Идигов. Рентгеноскопия помогла безошибочно доказать и подделку номерных знаков. Она производилась путем электрической сварки двух половинок разных номерных знаков. А баллистическая экспертиза пистолета, изъятого у Хуриева, показала, что этой группой было совершено еще одно преступление — ранение шофера грузового такси Шевченко.

Формы и методы применения научно-технических средств в разоблачении преступников настолько различны и многогранны, что перечислить и описать их в одной статье трудно. Экспертная работа, как уже говорилось, представляется в пределах от визуального исследования следов и вещественных доказательств до использования сложнейших современных приборов. Но это следует расшифровать. Электронно-оптический преобразователь, сложные установки для исследований в инфракрасных и ультрафиолетовых лучах, рентгеновская установка дают возможность устанавливать (прочесть и сфотографировать) скрытые тексты (залитые, подчищенные, вытравленные и т. д.), закрытые предметы и их изменения. Спектральный анализ определяет химический состав пробы, электрография — следы травмы или отложения посторонних веществ.

Сотрудники НТО (научно-технического отдела) МООП за обработкой материалов.

Перечисленные виды исследований далеко не предел. Научно-технический аппарат с каждым годом расширяет круг вопросов, разрешаемых в ходе расследования уголовных дел. В спецлабораториях НТО управления милиции республики и управления охраны общественного порядка Целиноградской области освоены новые методы исследования вещественных доказательств, в частности, метод определения пола человека по высохшим пятнам крови, метод дактилоскопирования трупов, исследования красителей по микроструктуре, исследования масел в малых количествах на одежде. В криминалистических лабораториях освоен способ опознания лиц, скрывающихся от органов власти, посредством «фоторобота».

Важным участком использования научно-технических средств в борьбе с преступностью является внедрение и применение различных сигнально-предупредительных установок. К ним прежде всего относятся средства проводной радиосвязи и сигнализации. Применение этих установок на объектах народного хозяйства не только предотвращает кражи, но и приносит экономический эффект, заменяя многих сторожей.

Вспоминаются два таких случая…

На пульт централизованного наблюдения в Алма-Ате поступил сигнал тревоги из промтоварного магазина. На место немедленно прибыла оперативная группа. Дверь магазина оказалась взломанной, а в помещении были задержаны два вора — А. Костенко и А. Грибко.

Такой же тревожный сигнал поступил на пульт наблюдения в Балхаше. Работники милиции, прибывшие на место происшествия, обнаружили в магазине преступников, тоже двоих, которые оказали вооруженное сопротивление, но все равно были задержаны.

В последние годы уверенно входят в практику работы следственных аппаратов МООП киносъемка, магнитофонная запись. Все это помогает с высокой точностью фиксировать показания свидетелей и обвиняемых, способствует установлению объективной истины.

По мере развития других наук будут совершенствоваться и научно-технические средства, применяемые в борьбе с правонарушениями. Но уже сегодня можно с уверенностью сказать, что нет такого преступления, пусть самого продуманного и изощренного, которое не было бы раскрыто с помощью точной науки — криминалистики.

С. КЫДЫРБАЕВ, подполковник милиции.

г. Алма-Ата.

К. Селиневич НОЧНЫЕ ТЕНИ

Город спит. В переулке под раскидистым карагачом стоят двое. Молчат. Все давно переговорено. Один из них, маленький сухощавый лейтенант Климов, нетерпеливо переступает с ноги на ногу. Тот, что постарше и повыше ростом, стоит прислонившись к дереву, о чем-то думает.

Вечером капитана Сергеева предупредили: в городе появились опасные преступники. Один шатен, по кличке «Шелест», другой — одноглазый брюнет — «Жорж». Вот, собственно, и все данные.

Как бы в насмешку, налетчики ограбили квартиру неподалеку от областного управления милиции. Они отравили собаку, а супругов Гришиных связали и закрыли в подполе.

Ни Андрей Семенович Гришин, ни перепуганная насмерть жена его, Вера Николаевна, ничего вразумительного сказать не могли. Их подняли с постели, пригрозили оружием, связали… Кухонная дверь оказалась взломанной. Через нее-то грабители проникли в квартиру. Все было сделано очень осторожно, так что Гришины даже ничего не слышали.

Собака-ищейка Ойра дальше тротуара не пошла. Преступники, видимо, уехали на автомашине, не оставив следов. К тому же моросил дождь.

Второй налет бандиты совершили на улице Фурманова. И здесь налетчики применили яд, чтобы разделаться с домашней овчаркой.

Мысли Сергеева прервались. Где-то совсем рядом раздался женский крик, затем прогремел выстрел. От неожиданности капитан вздрогнул. Прислушался.

К месту происшествия…

— Товарищ капитан, это во втором квартале, где майор Малахов… Идемте! — выдохнул лейтенант Климов и, вынув из кобуры пистолет, бросился вперед.

И вдруг опять раздался выстрел, второй, третий… Справа заверещал милицейский свисток. Стреляли близко, беспорядочно. Послышался топот ног, залаяли собаки. Кто-то уходил через дворы.

И вот настало время действовать. Лейтенант Климов бросился на собачий лай, капитан Сергеев — в переулок.

Климов свернул к ограде, где визжала собака. Он перемахнул через забор и тут увидел человека, отбивающегося от цепного пса.

— Стой! — крикнул лейтенант. Но в ответ раздался выстрел, другой… Собака взвыла, загремев цепью, упала, затихла. Человек перевалился через забор и исчез в темноте.

Забыв об осторожности, Климов бросился преследовать бандита. Но глаза вдруг ослепило вспышкой выстрела, что-то обожгло предплечье… лейтенант упал.

Бандит метнулся к противоположному забору и скрылся в подвале двухэтажного дома.

Вскоре прибыло подкрепление из управления милиции. Из подвала продолжали греметь выстрелы. Работники уголовного розыска оцепили дом. Но неожиданно стрельба прекратилась. Кто-то из милиционеров заглянул в подвал и увидел: мужчина лежит на спине, а рядом с ним валяется пистолет. Неизвестный был мертв.

Труп обыскали, сфотографировали, сняли отпечатки пальцев, осмотрели одежду, измерили обувь… Оказалось, что убит матерый рецидивист «Шелест», в жизни — Шелестов Иван Николаевич, сорока лет, уроженец города Калуги.

А где же его соучастник? Разыскать его было поручено капитану Сергееву.

В длинном коридоре областного управления милиции сидит пожилой мужчина в сером пальто. Рядом с ним — средних лет женщина. Женщина держится свободно. Мало ли зачем вызывают в милицию. Значит, зачем-то понадобилась, что-то нужно лично от нее, Клепиковой, врача-лаборанта галено-фармацевтической лаборатории.

Неожиданно отворилась дверь соседнего кабинета, из него вышла миловидная девушка с лейтенантскими погонами.

— Кто здесь Гришин? Зайдите к капитану Сергееву.

Капитан встретил Андрея Семеновича Гришина, стоя у стола, приветливо поздоровался, усадил в кресло.

При встрече с Гришиным Сергееву всегда становилось как-то не по себе. В его глазах он видел немой упрек, упрек человека, ожидающего помощи.

Вот и сейчас капитан ничего утешительного не мог сказать старику. Он мог только успокоить, обнадежить: дескать, найдем, разыщем ваши вещи.

Разговор был долгим и трудным. Пострадавший волновался, высказывая свои претензии к милиции. Капитан как мог успокоил Гришина, вежливо убедил его в трудностях розыска преступников. А как же иначе он мог поступить?

Следствию стало известно, что при вскрытии убитых собак обнаружилась любопытная деталь: псы были отравлены цианистым калием, ядом, достать который очень трудно. В городе цианистый калий мог быть только в галено-фармацевтической лаборатории. Было решено произвести проверку наличия и расходования сильнодействующих и отравляющих веществ в лаборатории, где работала Клепикова. При ревизии у нее была обнаружена недостача цианистого калия. Вот поэтому и пригласил капитан Сергеев гражданку Клепикову.

Входя в кабинет, она спросила:

— Скажите, по какому поводу вы пригласили меня в милицию?

Пристально всматриваясь в лицо женщины, капитан ответил:

— По поводу недостающего у вас в лаборатории цианистого калия. Надеюсь, это не будет для вас неожиданностью.

— Ах, вот вы о чем! А я-то думала, бог весть что. Это ерунда!..

— Объясните, пожалуйста, куда вы израсходовали недостающий яд? — спросил капитан.

— О, это сделать не так уж трудно. Конечно, я неправильно поступила, что так сделала, но ведь цианистым калием, который я выдала незаконно, травили не людей, а волков. Это легко проверить…

— Потрудитесь объяснить, кому вы давали цианистый калий? — настаивал оперуполномоченный уголовного розыска.

— Своему брату, Григорию Морозову. Он волков травил, а шкуры от них сдавал в «Заготпушнину». Гриша копил на автомашину, а за волков неплохо платят. Ну вот я и дала ему немножко калия. А почему вы этим интересуетесь? — дрогнувшим голосом спросила Клепикова.

— У вас недостача яда. Естественно, милицию интересует, куда он делся…

Капитан Сергеев тотчас же поехал в контору «Заготпушнина», проверил документы, но выписанных квитанций на имя Морозова за убитых волков не нашел. Правда, на этот счет возникла версия: шкуры волков от имени Морозова мог сдать кто-то другой, его друг или знакомый. Но с какой стати он стал бы скрывать его фамилию?

Капитан Сергеев решил вызвать Морозова и допросить его. Но Морозова не оказалось дома — он уехал в Саратов.

В окнах вагона проплывали убранные поля, скирды соломы. Все напоминало о глубокой осени. На душе у Сергеева хорошо, спокойно. Он был несказанно рад, когда его вызвал начальник управления. От этой командировки капитан ждет многого. В Саратове должны подтвердиться его предположения, или все полетит вверх тормашками.

В Саратовском управлении милиции Сергеева ждало разочарование. Морозова здесь не знали, сведений о нем и его жизни дать не могли. Заручившись обещанием помочь, капитан занялся розыском сам. Успех пришел подозрительно быстро. Григорий Морозов жил на улице Герцена, работал заведующим гаражом. На предприятии характеризуется положительно: не пьет, исполнителен, автохозяйство держит в руках. Соседи отзываются неплохо, но удивлены его замкнутостью. В гости никогда и ни к кому не ходит и сам не приглашает.

Прошло пять дней, а на шестой — новое дело — рано утром сообщили в милицию: ночью ограблена дача инженера Грачева. В поиски включился и капитан Сергеев.

Оперативная группа во главе с майором Шаниным прибыла на место происшествия, осмотрела дачу. Интересно, что двери дома открыты знакомым Сергееву способом: запоры выпилены, а инженер и его жена оказались связанными в подполе. Знакомая картина.

— Понятно, — в раздумье произнес капитан Сергеев. Потом предложил, обращаясь к майору Шанину: — Едемте! Но прежде дайте распоряжение о вскрытии убитой собаки. Акт вскрытия обязательно покажите мне.

Теперь у капитана Сергеева сомнений не оставалось: Морозов является одним из соучастников опасной шайки грабителей.

Оперативники разработали план задержания Морозова. Майор Шанин с капитаном Сергеевым выехали в трест «Электромонтаж», где работал Морозов. Завгара на работе не оказалось. Он уехал якобы провожать гостившую у него сестру.

Работники милиции занялись осмотром автомобиля, на котором иногда ездил сам завгар, Морозов.

— Ошибки не может быть, — сказал Сергеев майору Шанину. — Смотрите, вон тот срез угла протектора, оставившего свою метку на дороге у дачи.

— Действительно, — после некоторого раздумья сказал Шанин. — У дачи Грачевых побывала именно эта машина… Сторож гаража Безбородов показал, что на ГАЗ-69 с вечера выезжал со двора Морозов, а куда — неизвестно.

Морозова арестовали у него дома по подозрению в ограблении дачи. И уже на первом допросе он «раскаивался»:

— Да, собаку отравил цианистым калием…

— Который вы получили от своей сестры? — в упор спросил капитан Сергеев.

Этот вопрос застал Морозова врасплох. Отпираться, очевидно, было бесполезно, и он рассказал обо всем.

— Приезжал дружок, специально… Вместе на «дело» ходили. А сегодня проводил его, в Ташкент уехал…

Морозов обрисовал внешность одноглазого, своего соучастника, Жоржа Патлаха. Слушая его, капитан Сергеев вспомнил своих случайных знакомых — пассажиров, когда он ехал в Саратов. Несомненно, один из них, как это устно описал Морозов, был одноглазый.

Отложив допрос, капитан Сергеев позвонил на вокзал и справился о том, где сейчас поезд № 73, который отбыл вчера из Саратова в Ташкент. Потом он быстро собрался и выехал в аэропорт.

Утром Сергеев был уже в Ташкенте. Поезд прибыл в полдень. Сергеев вошел в вагон, представился начальнику опергруппы, рассказал о цели своей поездки. Потом пошел по вагонам, внимательно приглядываясь к пассажирам.

Раздался сигнал отправления, поезд отошел от перрона.

Но вот в тамбуре одного из купейных вагонов капитан увидел высокого человека. Мужчина стоял у окна и курил. Увидев Сергеева, он резко повернулся. Взгляды их встретились. На оперативника смотрел единственный глаз…

«Он, — мелькнуло подозрение. — Что делать? Брать в вагоне? Нельзя, слишком рискованно. Одноглазый наверняка имеет оружие». Решил пройти мимо. Но одноглазый, по-видимому, почувствовал опасность в этом блондине с военной выправкой. Волчий инстинкт матерого бандита помог почуять неладное.

Он притворно засмеялся, развел руками, идя навстречу Сергееву.

— Вот так встреча! Здравствуйте! Давно ли расстались? И вот опять в одном вагоне. Поистине только гора с горой… Вы куда? В Ташкент?

— Да, возвращаюсь домой, — сдержанно ответил Сергеев.

Одноглазый, как-то неестественно улыбаясь, стал приглашать Сергеева в свое купе. Капитан сначала отговаривался. Но когда из купе выглянула маленькая девочка, это успокоило его, и он решился пройти следом за своим «знакомым».

В купе сидели молодой лейтенант-танкист, рядом с ним миловидная девушка с книгой в руках. Было тихо, и все располагало к мирной беседе.

Присаживаясь, Сергеев заметил какую-то тревогу в поведении одноглазого. Он зачем-то открыл чемоданчик, заглянул под столик. Вот он на минуту задумался:

— Ах, ты, дьявол! Портсигар-то забыл в ресторане. Одну минуточку, я сейчас… — и он направился к двери.

«Уйдет», — мелькнула мысль у оперативника.

— Стой!..

Одноглазый обернулся, и в тот же миг Сергеев получил сильный удар в подбородок. Покачнулся. Но, ухватившись за что-то, устоял. Одноглазый выскочил в коридор, с силой захлопнул дверь вагона. Все произошло так неожиданно, что женщина и лейтенант, сидевшие в купе, ничего не поняли и с недоумением смотрели на Сергеева.

— Лейтенант, за мной! — крикнул оперативник. — Помогите задержать опасного преступника.

И он рванулся вслед за убегающим.

Настигли Жоржа, когда он открывал дверь в последний тамбур хвостового вагона. Вот-вот он спрыгнет с поезда…

Заскочив в тамбур, Сергеев увидел: бандит стоит на подножке вагона и целится из пистолета… Неожиданно грохнул выстрел, потом крик, и одноглазый полетел вниз, по насыпи…

Не раздумывая, Сергеев прыгнул за ним и, ударившись о что-то твердое, покатился…

Давно заглох шум поезда, у насыпи тихо. Сергеев очнулся.

Ломило голову. Он вскочил и увидел, как шагах в пятидесяти от него поднялся одноглазый и, припадая на левую ногу, стал удаляться, карабкаясь по насыпи. Он шел к хлопковому полю, чтобы скрыться в нем.

Превозмогая боль, оперативник побежал за ним, выстрелил:

— Стой! Руки вверх!..

Жорж злобно сверкнул глазом, нехотя, медленно поднял руки.

Через час к станции, еле переставляя ноги, приковыляли двое в изодранной одежде. Первым шел одноглазый, а сзади с пистолетом в руке капитан Сергеев.

К. СЕЛИНЕВИЧ.

г. Алма-Ата.

И. Антипов ЗАПУТАННЫМИ ТРОПАМИ

Ивадат проснулась от нестерпимой боли, полыхнувшей по лицу. С бьющимся сердцем едва отыскала дверной крючок… Но и уличная прохлада не принесла облегчения: на лицо была выплеснута серная кислота.

Что это? Несчастный случай? Но в доме Ивадат серной кислоты не было. Поэтому думать о том, что ожог лица произошел по неосторожности, нет оснований.

Тогда, может быть, в дом проник злоумышленник и совершил свое черное дело? Но и эта версия вряд ли правдоподобна. Ведь дверь спальни была заперта изнутри на крючок. Может быть, в окно?..

К сожалению, на все эти вопросы не могли ответить работники уголовного розыска, прибывшие на место происшествия. Следствие по делу о покушении на Ивадат из села Кара-Жота было прекращено ввиду «неустановления преступника».

Прошло полгода. За это время Ивадат выздоровела. Сельчане, комсомольцы побеспокоились о ее трудоустройстве, морально поддержали девушку — ведь последствия травмы были небезущербны для ее внешности.

Казалось бы, все стало на свои места. Но так ли? Можно, конечно, списать и положить дело в архив, но нельзя вычеркнуть из памяти столь злостный факт покушения, ставший роковым в судьбе человека.

О несчастье Ивадат узнали в управлении охраны общественного порядка Алма-Атинской области. Дело, успевшее покрыться архивной пылью, было затребовано из Чиликского райотдела милиции и тщательно изучено. Появилась надежда раскрыть преступление. Решить эту задачу было поручено следователю милиции Жагипару Муканову.

Следователь приехал в село Кара-Жота и начал осмотр дома, в котором жила Ивадат… Возле окна спальни, на полу, Муканов заметил несколько черных пятен с горошину величиной. Вначале они показались крохотными вытлевшими угольками, упавшими когда-то на пол. Не сразу заметил их и участковый уполномоченный Жака Ашимбаев, принимавший участие в осмотре комнаты.

Такие же некрупные пятна оказались и рядом с кроватью Ивадат. Сомнений не оставалось: в спальне — следы разбрызганной серной кислоты… Они идут от окна. Стало быть, злоумышленник проник в комнату через него и таким же путем ушел из дому.

Правда, сейчас, как заметил следователь, створки окна запираются изнутри. Но ведь запоров не было в то время, когда совершено преступление. Об этом сказано и в следственных материалах, в показаниях свидетелей.

Как рассказали родные Ивадат, окно в спальне заменено на новое незадолго до беды. Тогда, мол, у столяра, делавшего раму, не нашлось шпингалетов, а купить их в тот день не было возможности.

Столяром был пожилой человек, односельчанин. Он хорошо помнил тот день, когда менял раму в доме Ивадат. Все было в точности так: о запорах к окну хозяева не побеспокоились вовремя.

Логика событий привела следователя к выводу: об отсутствии запоров на окне знал злоумышленник. А если это так, то покушение на девушку совершил кто-то из близких людей.

До случившегося несчастья Ивадат дружила с девушкой, по имени Ахат. Но последнее время в их отношениях появилось отчуждение…

Ахат частенько бывала гостьей в доме Ивадат. Не раз сиживала она на подоконнике раскрытого окна. Может быть, она видела, что на окне нет запоров?

Среди вопросов, возникших у следователя Муканова, были и такие, ответ на которые требовал профессионального такта…

Вскоре следователю стало известно, что некто Курманов был в хороших отношениях с Ивадат. Ну и что же в этом предосудительного? Своих чувств к нему не скрывала и сама пострадавшая. Она не раз бывала в медицинском пункте, где работал фельдшером Курманов. Наведывалась туда и ее подруга Ахат.

Как-то, заглянув в медпункт и увидев там Ивадат, Ахат, не сказав ни слова, вышла из медпункта, резко хлопнув дверью… Кто знает, быть может, с того дня и появился холодок в отношениях молодых женщин…

Штрих малоприметный, но для следователя приобретает значимость. Странное поведение Ахат в медпункте не случайно. Между подругами не исключена ревность, но в силу своей непосредственности Ивадат не обратила внимания на поступок Ахат там, в медпункте.

С этого и началось распутывание дела. А окончательное убеждение в том, что Ахат причастна к покушению на девушку, пришло после посещения ее квартиры. На дне чемодана следователь Муканов обнаружил резиновую перчатку с правой руки. Даже неискушенному человеку можно было заметить на ней следы серной кислоты.

Улика веская, но до конца не раскрывает картину преступления. Требовались другие доказательства. И они пришли. При обыске Муканов обратил внимание на поношенное платье. Осмотр его оправдал версию: ниже пояса и на рукаве чернели дырочки — следы серной кислоты. Результаты экспертизы подтвердили их происхождение.

В субботний день кассир совхоза «Самарский» Елена Григорьевна Бредова спешила выдать зарплату. Но до наступления вечера ей так и не удалось раздать рабочим деньги. Она пересчитала их. В кассе осталось около двадцати двух тысяч рублей.

Уходя из конторы, Елена Григорьевна предупредила об этом сторожа. Хоть, мол, и нет особой причины беспокоиться, да чем бес не шутит…

Сторож Андрей Прокопов понимающе кивнул кассирше и, прихрамывая, проводил ее за ворота.

Наутро Елена Григорьевна пришла в контору и ужаснулась. Из окна торчали согнутые прутья решетки. Там, где стоял денежный ящик, чернели дыры от вырванных болтов.

Сбежались рабочие, пришли руководители совхоза. А спустя час к конторе подкатила автомашина с работниками милиции из Караганды.

Люди расступились. Служебно-розыскная собака Рекс, обнюхав вокруг, рванулась вперед. Капитан Кононенко едва удерживал поводок. Пробежав метров триста, собака заскулила. След преступников оборвался в приречном кустарнике.

На месте преступления никаких вещественных доказательств грабители не оставили. После бесед с кассиром, бухгалтером, руководителями совхоза и рабочими у работников уголовного розыска возникло ряд версий. Во-первых, ограбление кассы могли совершить местные преступники, потому что иначе кто мог узнать о том, что в кассе остались деньги.

Грабителями могли быть и заезжие, гастролеры. Может быть, кто-то из совхоза сделал наводку, подсказал, что в кассе оставлено более двадцати тысяч рублей денег?

В тот же день собрался совхозный партийно-комсомольский актив. Активисты помогли работникам уголовного розыска выявить лиц, злоупотребляющих выпивками. Однако ни допросы этих людей, ни беседы с рабочими не пролили свет на преступников.

Правда, до работников милиции дошли слухи, что некто Данько в одной из попоек говорил своим дружкам, что хочет «попробовать» самарскую кассу. Это, мол, такой медвежий угол, где украсть — пустяковое дело. Но пока это были только слухи.

Работники милиции решили пригласить Данько на беседу. Но его не оказалось — он был осужден и находился в местах заключения где-то в двух тысячах километров от Караганды. Проверка требовала времени.

Но между тем сотрудники уголовного розыска попытались разыскать участников той вечеринки, на которой шел разговор о самарской кассе. Им удалось узнать только одного — Володьку, который работал шофером не то в городе Сарани, не то в поселке Дубовка.

Разыскать Володьку взялись подполковник Агапитов и капитан Марков. Сначала они заехали в Дубовку. В отделе кадров автобазы стали предъявлять им личные дела, документы, но безуспешно: Володька в Саранской автобазе не работал.

Вскоре пришло письмо из колонии, где отбывал наказание Данько. Оказывается, Данько и Володька арестованы за несколько дней до кражи в Самарке… Не помог следствию и найденный рыбаками на дне Томарского озера сейф, вытащенный грабителями из конторы вместе с деньгами.

Шли дни, месяцы. Народный суд Нуринского района за халатность осудил кассира, сторожа и главного бухгалтера совхоза, а налетчики оставались загадкой.

Но вот как-то глубокой осенью работники Темиртауского горотдела милиции задержали за мелкое хулиганство Александра Адамова. Несколько дней он сидел в КПЗ с такими же парнями, попавшими в милицию за нарушение правопорядка. Адамов не отличался скромностью. В камере он хвастался своей удалью, рассказывал о похождениях.

Кто-то из ребят, расставаясь с милицией, бросил реплику:

— Вот это фрукт — Адамов! С ним держи ухо востро!.. Говорит, что в Самарке кассу к рукам прибрал…

«Может быть, это пустое бахвальство», — подумали в милиции. Но все же Адамова пригласил к себе начальник уголовного розыска Куликов.

— Это блеф! Дымовая завеса, — расплылся в улыбке парень. — А впрочем, что мне скрывать. Хотел рискнуть, да кишка тонка… Адамов разоткровенничался и назвал ребят, которые приглашали его на дело в Самарку.

Адамов оказался ценной находкой. О нем немедленно сообщили в Караганду, стали искать его друзей.

Володька Жук и Юрка Кайнов жили в Темиртау и работали — первый на Магнитке, второй на заводе синтетического каучука.

Решено было вначале встретиться с Юркой. На завод поехали работники областного отдела уголовного розыска майор Кайгородов и подполковник Агапитов. Увидев людей из милиции, Юрка бросился бежать. Его задержали в поле.

— Не люблю с милицией дело иметь, — прикинувшись простачком, объяснил он причину своего бегства. — Нет, что вы, в Самарке в жизни не бывал. Извините, здесь произошла ошибочка.

Оперативники решили пойти на квартиру к задержанному.

— Пожалуйста, интересуйтесь! — соглашался Юрка. — Живу, как подобает трудящемуся классу…

Обыск не дал результатов. Приняли решение побывать в доме старшего брата Кайнова — Александра. Он жил в Самарке и работал в конторе связи. Но на этот раз старший Кайнов спал дома после тяжелого похмелья.

Обыск длился долго. Дом Кайновых был осмотрен самым тщательным образом, но никаких доказательств того, что в нем живет один из соучастников грабежа, не было найдено. Работники милиции собрались было уезжать в Караганду, когда к ним подбежал шофер оперативной машины Георгий Балашов.

— Михаил Васильевич, пойдемте со мной, — обратился он к майору Кайгородову.

Оказывается, Балашов, побывав в курятнике, заметил мужской носок, закопанный под насестом. Он вытащил его, развязал… Там были деньги. Восемьсот рублей насчитали работники уголовного розыска.

— Я в краже не участвовал, — говорил на допросе старший Кайнов. — Деньги мне дал Юрка… на хранение. Имейте дело с ним.

Братьям пришлось сделать очную ставку. Юрка подтвердил показания брата.

— Да, я дал ему деньги, — сказал он. — Но не могу понять, зачем Сашка их в курятнике спрятал.

На вопрос майора Кайгородова, как он мог накопить такую сумму денег, младший Кайнов не мог ответить ничего вразумительного. Но на очередном допросе он признался:

— Остальные деньги на чердаке.

Кайнов не обманул. Действительно, на чердаке дома оказались спрятанными около двух с половиной тысяч рублей.

…В тот день в кабинете у начальника областного отдела уголовного розыска подполковника Курманова собрались оперативники. Они обсуждали итоги проведенной работы по розыску грабителей. За окном была осень. С деревьев падали листья, большие, яркие, как пламя. И от этого было чуть-чуть грустно. Но вместе с тем и радостно от сознания того, что этот очередной трудный поиск закончился успехом.

Несколько дней в совхозе «Минский» разыскивали неожиданно пропавшего помощника бригадира тракторной бригады Вячеслава Тимченко. И лишь на пятые сутки механизатора нашли в озере…

Для работников милиции смерть Тимченко была загадкой. Но в одном они не сомневались: помощник бригадира погиб от руки убийцы. Об этом говорили раны и ссадины на голове.

С чего начинать розыск преступников? Прежде решено было выяснить, где и с кем был помощник бригадира накануне своего исчезновения.

Вскоре стало известно, что Тимченко в ту трагическую ночь выпивал со своими товарищами — трактористами Кабуровым и Козодовским у знакомого односельчанина. Ну а что же произошло потом?

А потом вот как было. Из дому друзья вышли в полночь. Вячеслав Тимченко отстал, беседуя с хозяином, а Козодовский и Кабуров ушли вперед.

Ночь была ветреная, безлунная. Неожиданно со стороны озера донесся рокот трактора. Помощник бригадира остановился, прислушался.

— Опять этот Хакимов на промысел собрался! — чертыхнулся он.

Сказав это, Тимченко быстро зашагал к озеру, где стояли тракторы его бригады. Но что стало с ним потом, хозяин дома, в котором ужинали трактористы, не мог сказать.

Возникла версия: тракторист Хакимов убил помощника бригадира. Факт налицо. Он воровским путем пытался угнать трактор, чтобы поехать в лес. Но в этот момент появился помощник бригадира. Между ними завязалась драка, и Тимченко стал жертвой злоумышленника.

Так думали работники милиции. На допросе Хакимов говорил:

— Да, я ездил в ту ночь в лес, но Тимченко не видел.

Выяснилась и такая деталь: тракторист не привез тогда бревна домой. А почему?

— В пути порвался трос, и сутунки пришлось бросить в степи, — ответил он.

Хакимов согласился показать то место, где пришлось ему расстаться с краденым лесом. Подполковник И. Образцов и другие оперативники побывали там, но бревен не нашли. Значит Хакимов лжет.

Подозрение усилилось после того, как в руках работников милиции оказалась еще одна улика. Как-то в совхозной конторе, ожидая следователя, Хакимов снял со своих ног туфли и передал их через окно своей жене. Это увидели рабочие и рассказали следователю.

Было решено сделать обыск в доме Хакимова и найти те туфли, которые передал он в окно. Но сотрудников милиции ждала неудача: от туфель Хакимова остались одни лишь обуглившиеся подошвы. Жена сожгла их.

Теперь стоит ли сомневаться в причастности Хакимова к убийству Тимченко? Доказательство неопровержимо. Тракторист, по-видимому, не был уверен в том, что его туфли не имеют следов крови. А ведь их могут обнаружить эксперты, и тогда… Тогда не миновать сурового возмездия. Вина Хакимова будет доказана.

Но работники милиции не стали спешить с выводами. Они решили проверить другую версию. А не могло ли случиться так, что Тимченко погиб от рук своих товарищей, с которыми выпивал в ту ночь?

Смущало одно обстоятельство. По словам односельчан, все трое были хорошими друзьями, в совхозе не помнят того, чтобы они ссорились или таили обиду друг на друга.

Что ж, довод логичен. Но можно ли принять его за истину? Друзья ведь были выпивши…

А вот показания Кабурова.

После того как трактористы вышли из дому, на дороге метнулся свет грузовика. Это совхозная машина шла на центральную усадьбу. Кабуров хотел догнать ее, чтобы доехать до общежития, долго бежал, но безуспешно: автомобиль промчался не остановившись. Ему пришлось идти пешком.

Почти то же самое говорил и Козодовский. Дескать, вино сделало свое. Он попал не на ту дорогу, добирался до общежития кружным путем и не сразу пришел в общежитие… Кабуров уже спал.

Козодовский явно что-то недоговаривал… Работники милиции осмотрели его одежду. На костюме были обнаружены капли крови. Эксперты сказали свое слово: кровь принадлежит Вячеславу Тимченко.

Стало быть, в убийстве помощника бригадира повинны оба — Хакимов и Козодовский? Не случайно же первый сжег ботинки. Словом, немало поломали головы оперативники над этой загадкой…

И все же ответ был найден. Страх и ложное предчувствие быть обвиненным в убийстве заставили Хакимова искать пути самоохранения. На очередном допросе он рассказал все, как это было.

Ночью, возвратясь из леса и не подозревая о случившейся трагедии с Вячеславом Тимченко, Хакимов ходил по тому месту, где была кровь. В темноте он, конечно, не видел ее. Но кровь случайно могла оказаться на ботинках. Вот почему и решил тракторист уничтожить их.

Отстав от убежавшего за машиной Кабурова, Козодовский раньше помбригадира услышал, как Хакимов заводил трактор. А когда трактор ушел в степь, Козодовский решил пойти в парк и «порыться» в чужих инструменталках. Благо, что ночь темная, и ему удастся в отместку взять ключи, похищенные кем-то накануне с его трактора.

А что произошло там, можно сказать словами Козодовского. Вино сделало свое. Он не услышал, как сзади подошел Тимченко. Не узнал Козодовский своего помбригадира и в тот момент, когда тот хватил его кулаком по голове. Ярость ослепила тракториста. Козодовский нащупал звездчатку и со всего маху ударил Вячеслава Тимченко. А когда пришел в себя и узнал своего друга, то было уже поздно.

Однажды вечером у гастронома, что в центре Алма-Аты, остановилась автомашина. Из нее вышел инкассатор и быстрым шагом направился в магазин. Там поджидала его кассирша. Инкассатор тщательно осмотрел приготовленную сумку с деньгами и, убедившись, что пломба на месте, так же поспешно вышел из магазина…

На другой день рано утром в гастроном позвонили из Госбанка: в денежной сумке, доставленной накануне инкассатором Крючковым, недостает две тысячи рублей. Исчезновение денег загадочное: пломба не нарушена и сумка в исправности.

Подозрение пало на кассиршу. И это было логично. Как могли пропасть деньги, если никаких следов вскрытия пломбы нет? Кассиршу пригласили в милицию.

— Расскажите все по порядку, куда делись деньги? — сразу же спросил ее сотрудник ОБХСС Н. Казаков.

— Я их не брала, товарищ следователь, — спокойно ответила молодая женщина. — Поймите, какая мне от этого выгода? Ведь недостачу вносить придется мне. Да и вообще это не очень умно…

И этот довод не лишен логики. Действительно, какой смысл симулировать кражу? Версия вряд ли правдоподобна.

Сотрудники милиции побывали в магазине, побеседовали с банковскими работниками, еще раз тщательно осмотрели автомашину, на которой в тот вечер приезжали инкассаторы за деньгами. Но тщетно, никаких следов.

И все же оперативники А. Агрест и Н. Казаков снова и снова изучают обстоятельства, при которых проходили прием и сдача денег, проверяют маршрут следования автомашины и время нахождения ее в пути…

В день пропажи денег вместе со старшим инкассатором Крючковым в машине находился инкассатор Рудаков, а за рулем был шофер Рехитов. По сговору украсть деньги они не могли. Эти люди разные по возрасту, характеру, поведению. И вряд ли цель легкой наживы могла объединить их.

Водитель Рехитов и старший инкассатор Крючков считались неплохими работниками, примерными семьянинами. Третий — Рудаков работал в Госбанке около двух лет. О нем в учреждении отзывались в общем-то неплохо, но вот соседи… Те говорили по-разному. Рудаков частенько приходит домой выпивши, и вечером слышно, как плачет жена… Ходили разговоры и о сомнительных знакомствах инкассатора. Словом, у следователей сложилось весьма невыгодное мнение о Рудакове, им было над чем поразмыслить…

Как-то на очередном допросе старший инкассатор Крючков высказал интересную деталь. В тот вечер он и Рудаков ездили за выручкой еще в один магазин…

— Я и на этот раз сам ходил за деньгами, — сказал Крючков, — а Рудаков оставался в машине. Их с шофером разделяла перегородка. Когда я, значит, вернулся, товарищ следователь, — доверительно продолжал инкассатор, — и открыл дверку машины, то невольно обратил внимание на то, как Рудаков почему-то вздрогнул, засуетился. И как-то необычно себя вел в этот момент…

Ну что ж, возможно, так и было. Но принять этот аргумент всерьез за доказательство вины Рудакова вряд ли правомерно. При нем были деньги, и поведение инкассатора психологически оправдано. Человек сидел задумавшись, а когда открылась дверка автомобиля, он невольно насторожился…

И все же показания старшего инкассатора нельзя сбрасывать со счета. Подобное загадочное исчезновение денег случается не впервые. В минувшем году из сумки, полученной в одном из магазинов, пропало пятьсот рублей. Жулика не удалось схватить за руку, недостачу внес кассир.

Интересно вспомнить, кто из инкассаторов дежурил в тот день? Проверить было нетрудно. Оказывается, инкассаторскую сумку, откуда исчезли пятьсот рублей, принимал Рудаков. Что это — случайное совпадение? Решили поговорить с подозреваемым.

На допросе Рудаков старался «держать себя в руках», был подчеркнуто вежлив.

— Прямо скажу я вам, гражданин Рудаков, чудеса в решете.

Пропали деньги, и концы в воду. Все шито-крыто, — меняя официальный тон, говорил оперуполномоченный Агрест.

— Зря подозрения возводите, товарищ следователь, — ухмылялся инкассатор, стараясь побороть волнение. — Пломба-то на сумке целехонька, а мы, инкассаторы, отвечаем только за нее. Так что, извините…

Подозрения усилились после того, как из Министерства охраны общественного порядка пришел результат экспертизы. Если простому глазу пломба казалась невредимой, то микроскоп показывал обратное: пломба была несколько деформирована — она свободно перемещалась по концам шпагата. Вывод напрашивался один: в инкассаторскую сумку проникли после ее опломбирования.

Рудакова взяли под стражу.

Но и после этого он продолжал разыгрывать из себя жертву недоразумения.

— Никаких денег я не брал, — говорил Рудаков на допросе. — Ищите настоящих жуликов, а меня оставьте в покое. Никогда на чужое не зарился…

Рудаков лицемерил. На второй день из камеры, где он сидел, были освобождены двое задержанных. У одного из них дежурные милиции обнаружили крохотную записочку. Она была написана рукою Рудакова.

Все стало ясно. Рудаков обращался к жене. Вор боялся, что милиция пойдет с обыском и легко найдет деньги.

Продолжая изображать из себя невинно страдающего человека, Рудаков по-прежнему запирался. Но вот перед ним положили знакомые листы бумаги, в которые он завертывал спрятанные под известью деньги. Лицо Рудакова стало бескровным. Теперь отказываться от совершенного преступления не было смысла, и он рассказал о своих проделках…

Мошенник подыскивал такие сумки, на которых была слабо зажата пломба. В той сумке, откуда исчезли две тысячи рублей, оказалась именно такая пломба, она легко сдвинулась по шпагату. Рудаков развязал узелок, просунул пальцы в сумку и вынул оттуда первую попавшуюся пачку денег…

Финал оказался плачевным. Суд строго наказал Рудакова, приговорив его к длительному сроку заключения.

Шаги приближались. Вот уже явственно слышно, как под чьими-то ногами поскрипывает прихваченный морозом снежок… Потом хлопнула калитка, следом пропели половицы… Чувствовалось, что в коридор вошли двое.

«Странно, — подумала кассир Валентина Нилова, — сегодня инкассатор с напарником. Почему бы так?..»

Ожидая, что с минуту на минуту откроется дверь и на пороге появится знакомый сотрудник, Валентина Владимировна взглянула на документы, чтобы еще раз убедиться, все ли в порядке.

Дверь открылась, но почему-то резко, грубо. Нилова невольно вздрогнула, обернулась: на пороге стоял мужчина, но не тот, которого она ожидала, а другой, совсем незнакомый. Лицо его скрывала черная тряпка с прорезями для глаз.

— Замри, и ни звуку! — приказала маска, наставляя на кассиршу пистолет.

…Нилова пришла в себя от всего случившегося лишь после того, как в автопарк на место происшествия прибыла оперативная группа алма-атинской милиции. Валентина Владимировна сидела перед следователем Александром Гинзбургом и, напрягая память, старалась восстановить подробности нападения налетчиков.

— Да, их было двое, — говорила она. — Деньги брал тот, что с пистолетом. Другой стоял поодаль, тоже в маске. Но понимаете, товарищ следователь, — женщина на минуту задумалась, — мужчину, который угрожал оружием, я где-то видела. А вот где?..

В дверь постучали. Вошли руководители автопарка, за ними — работники уголовного розыска Петр Кузьменко и Владимир Журавлев. Беседа стала оживленнее. Отвечая на вопросы оперативников, Нилова вспомнила одну деталь. Днем, готовя деньги для сдачи инкассатору, она обнаружила разорванную пятерку. Порядок требует, чтобы в пачках не было порванных денег. Подняла валявшийся на полу какой-то лист бумаги, оторвала от него полоску и склеила им купюру… Разумеется, и эту пятерку вместе с другими унесли грабители.

Мелочь? На первый взгляд — да. Но для работников уголовного розыска находка. Следователь Гинзбург сообщил об этом в Министерство охраны общественного порядка. Вскоре в автопарк прибыла группа криминалистов во главе с начальником научно-технического отдела Петром Ивановичем Бушуевым. Криминалисты сразу же включились в работу.

Прошел час, другой. Были тщательно осмотрены корзины, урны, конторские комнаты, все закоулки. Бумаг, разумеется, много. Но среди них не было той, от которой оторвана кассиршей полоска.

Вот уже собрана порядочная бумажная коллекция… криминалисты в присутствии понятых составляют опись, опечатывают бумаги и отправляют их в лабораторию на исследование.

А тем временем оперативники П. Кузьменко и В. Журавлев отрабатывали одну из наиболее вероятных версий. До них дошли слухи, что недавно из автопарка за прогулы и пьянство уволен слесарь Истомин. Отзывы о нем в коллективе были нелестные: бездельник, мот, завсегдатай пивных…

Выслушав доводы оперработников, прокурор согласился дать санкцию на обыск. Работники милиции, взяв с собой понятых, отправились к Истомину. На стук в калитку за высоким забором отозвалась злющая овчарка. Почуяв чужих людей, она неистово рвалась с цепи. Пришлось вооружиться палками, чтобы пройти в дом и произвести тщательный обыск.

Двери были раскрыты настежь. Истомин прямо в верхней одежде спал на диване… Но, услышав пришедших людей, моментально вскочил на ноги, испуганный, взъерошенный. От него резко несло водочным перегаром.

Начался обыск. Следователь Гинзбург и оперативники Кузьменко и Журавлев простукивают стены, прощупывают постель, одежду. Безрезультатно.

— Только зря людей булгачите! — возмущается Истомин.

Ему никто не ответил. Работники милиции направляются к выходу.

— Желаю удач! — ехидно прохрипел Истомин, решив, очевидно, что обыск окончен.

Но следователь Гинзбург предлагает ему выйти во двор: дескать, там будет продолжен обыск.

Истомин, нехотя набросив на плечи пальто, чертыхаясь, выходит следом.

Во дворе внимание следователя привлекла небольшая печь. Гинзбург просунул руку в поддувало и нащупал какой-то предмет. Потянул его, и, ко всеобщему изумлению, вытащил бидон…

Следователя окружили понятые, оперативники, с нетерпением ожидая момента вскрытия бидона. Подошел Истомин. Лицо у него будто каменное.

— Чего медлите, гражданин следователь? Открывайте! — дрогнувшим голосом сказал он.

Гинзбург сделал вид, что не расслышал его слов, в которых нетрудно угадать злую усмешку, и не торопясь достал из бидона… пачку денег.

— Теперь спешить некуда, гражданин Истомин.

— Гады! — прохрипел тот и метнулся к калитке. Но убежать ему не удалось: дорогу преградило несколько оперативников…

На другой день, сидя перед следователем, Истомин изворачивался:

— Деньги накопил, в печь спрятал от жены… Хочу «когти рвать» из Алма-Аты… Прошлую ночь с дружками пьянствовал — справлял «отвальную».

Истомин внешне спокоен. Всем видом подчеркивал: докажите, мол. Накопил — и баста.

Следствие тянулось недолго. Вскоре криминалисты сказали свое слово…

В деньгах, которые найдены были в доме Истомина, действительно оказалась склеенная пятерка. Исследуя полоску бумаги, о которой говорила кассир Нилова, Петр Иванович Бушуев пришел к выводу, что она есть часть путевого листа, накануне выписанного водителю Шишкову, который работал в этом же автопарке. Сомнений не оставалось: Истомин один из грабителей.

…В тот день Истомин вошел в кабинет следователя Гинзбурга, как всегда, тихо, подобострастно наклонив голову.

— Чем могу служить? — начал он заискивающе.

— А вот, почитайте, — и следователь положил на стол акт экспертизы.

Истомин принялся медленно читать его. Было, видно, как с каждой минутой отливает с его лица кровь и нервно подрагивают губы. Он не дочитал до конца:

— Ладно, нащупали! — выкрикнул он.

— Нет, просто сняли маску… Помните? — улыбаясь одними глазами, закончил допрос следователь.

Яркий сноп света выхватил из темноты фигуру человека с поднятой рукой. Грузовик притормозил у обочины. Из кабины высунулась голова водителя.

— Куда?

— Подбрось до Карагача, браток. Два часа голосую.

— Лезь в кабину, вдвоем веселее будет.

Пассажир оказался молодым человеком. На плечи накинут поношенный плащ, на голове помятая кепка. Глаза смотрят колюче и настороженно.

В кабине тепло, и шофер, боясь дремоты, завел разговор:

— На работу, в совхоз?

— Посмотрим, — нехотя отозвался незнакомец, прижигая сигарету. — Родня у меня там…

— Издалека едешь-то?

— Везде побывал…

Беседа явно не клеилась. Вскоре показались огни поселка, и шофер облегченно вздохнул:

— Вот и Карагач. А мне дальше плыть.

Пассажир слился с чернотой пашни. Автомашина круто повернула влево и как бы на прощание мигнула красным глазком стоп-сигнала. Неизвестный шагал по вспаханному полю, темень ночи радовала его…

Где-то в селе слышались пение и звуки гармошки. Мужчина остановился прислушиваясь. Неподалеку скрипнула калитка, с хрипотцой тявкнула собака. Он свернул в узкий переулочек. В крайнем доме горел свет.

На стук в дверь вышла молодая простоволосая женщина.

— Ахмет?! — не то спросила, не то удивилась она. — Почему среди ночи?

Мужчина не ответил. Он попросил ковшик, зачерпнул воды и залпом выпил ее. Переведя дух, негромко спросил!

— Какие новости?

— Душа изболелась по тебе. Начальство на свадьбе гуляет. Деньги привезли, очень много, — сообщила Моржан.

Ахмет тяжелым взглядом смерил ее:

— Одевайся! На улице постоишь…

«Преступники путем взлома кассы похитили шестьдесят две тысячи рублей…» — так начиналось тревожное сообщение из районного отдела милиции. Оно поступило в Алма-Ату ранним воскресным утром. Тотчас же во все концы Казахстана полетели «молнии» о чрезвычайном происшествии, на автотрассы помчались автоинспектора, в розыск грабителей включились оперативники…

Капитан милиции Георгий Конин нес службу на Илийском мосту. Разненастилось. Порывистый ветер зло трепал полы плащ-накидки, по капюшону стрекотал холодный дождь. Неподалеку чернела лента реки, а за взгорьем, точно гигантская люстра, тысячами огней переливался поселок Илийск.

В полночь у моста притормозила легковая автомашина. Шофер не спеша предъявил документы. Конин, опершись на радиатор, стал читать маршрутный лист. Но странно, в нем не было разрешения на загородные рейсы.

Таксист виновато переступил с ноги на ногу:

— Думал — быстро обернусь, в Сары-Озек ездил…

Автоинспектор открыл дверцу автомашины и встретился с испуганным взглядом человека.

— Прошу документы!

— При себе не имею, капитан.

— Тогда пройдемте! — жестко сказал Конин.

В отделении милиций пассажир назвался Магомедом Бабахановым и путано объяснил цель поездки в Сары-Озек. Дескать, на днях приехал в Алма-Ату и решил съездить к родным. Они обещали помочь прописаться.

А так ли? Подозрения усилились после того, как работники милиции при обыске у него нашли пачку денег. В ней насчитали восемьсот рублей.

— Откуда у вас столько денег? — спросили оперативники.

Бабаханов молчал. Разговор на эту тему было поручено вести следователям…

Между тем оперативная группа из Алма-Аты продолжала вести тщательное расследование преступления в селе Карагач. Помочь сотрудникам милиции вызвались дружинники, рабочие совхоза. Вскоре появились и первые сообщения.

Как-то вечером к руководителю оперативно-следственной группы пришла уборщица совхозной конторы Елена Шведко. Она рассказала о странном исчезновении ключа от бухгалтерии. Случилось это дней за десять до происшествия. На квартиру к ней пришла секретарь-машинистка Моржан и попросила ключ от директорского кабинета. Уборщица не посмела отказать ей.

— Да не трудись возвращать, — сказала Шведко, подавая связку ключей. — Сама скоро в контору приду…

Так и было. Моржан не стала дожидаться уборщицу, ключи остались в двери директорского кабинета.

Утром уборщица с озабоченным видом подошла к секретарше:

— Вот беда: где-то девятый ключ потеряла. Ты не снимала его с кольца, Моржан?

— И не думала, — ответила та, продолжая стучать на машинке.

Елена Шведко не стала заявлять о пропаже. Да и нужды в этом не было. Благо, что второй ключ имели работники бухгалтерии.

Ниточка потянулась к Моржан. Может быть, ключом воспользовались злоумышленники, чтобы без лишних хлопот проникнуть в кассу? Допросили машинистку:

— Люди всякое подумают! — возмутилась она. — Этот ключ мне совсем не нужен!

Начальник областного отдела уголовного розыска П. Кузьменко после некоторых размышлений пригласил ее старшую сестру Фатиму.

— Когда последний раз приезжал брат Ахмет? — спросил он.

— Брат уехал летом, — ответила Фатима, — и вот уже три месяца мы ничего не знаем о нем. Не к делу вспомнили об Ахмете, товарищ следователь…

Некоторый свет на ход следствия пролил рассказ шофера такси, который в ту ночь обслуживал гражданина Бабаханова, задержанного госавтоинспекцией на Илийском мосту.

«Вечером подрулил к аэровокзалу. Часы показывали начало восьмого. Откинулся на сиденье, закрыл глаза. И вдруг:

— Эй, парень, счастье проспишь!

Обернулся: рядом с машиной стоит мужчина в поношенном плаще и белой кепке.

— Крути баранку, дело есть!

— Только по городу, — говорю я ему.

— Валяй, потом увидим…

И уселся рядом. Вином от него несло изрядно. Не доезжая восьмой автобазы, говорит:

— Вот что, друг, гони-ка в Баканас!

— Это зачем же? — удивился я. — Маршрут у меня только по городу…

— Зря! — говорит. — В обиде не оставлю. Запустил руку в карман и вытащил горсть денег.

— Держи! С удачной дорогой еще получишь!

Бес меня и попутал. Часов в одиннадцать вечера были мы у бензоколонки, что в трех верстах от села Карагач. Клиент вернулся через час злой и недовольный чем-то.

— Поворачивай! — говорит. Ну а потом мы с товарищем капитаном и встретились…»

Султан Мргалиевич Бисембаев допрос начал издалека:

— Итак, гражданин Бабаханов, в тот вечер вы наняли такси и решили навестить родственников. Все, казалось бы, ясно. Но следствию непонятно вот что: откуда у вас столько денег?

Бабаханов не спешил с ответом.

— Деньги к деньгам, гражданин следователь.

— Не совсем вас понимаю.

— А тут и понимать нечего! Спекулянт я. В Сары-Озеке бурками торговал… С каждой пары по два червонца…

— Вот как! И сколько вы заработали?

— Не считал.

Бисембаев снял телефонную трубку и позвонил дежурному по управлению. Вскоре в кабинет вошла молодая женщина и прямо с порога кинулась к Бабаханову:

— Ахмет, родной, почему в милиции?

Бабаханов вскочил со стула и как от наваждения попятился назад.

— Не бойтесь, гражданин Асылбеков, — спокойно сказал Султан Мргалиевич. — Разве так изменилась ваша сестра Моржан?

Ночное дежурство.

Асылбеков-Бабаханов не ответил. Он снова опустился на стул, не удостоив взглядом сестру… Его увели в камеру.

Неделя прошла в тяжелых раздумьях. Шестьдесят две тысячи рублей, украденных в кассе Баканасского совхоза, не давали покоя. На следствии Асылбеков лгал и изворачивался, но с каждым днем кольцо улик сжималось. Казалось, он еще на что-то надеется.

За свою недолгую жизнь он ни разу не встречался со следователями и потому не верил, что эти люди могут узнать все о его деле. Шли дни.

Догадки и сомнения терзали душу Ахмета. Сердце давили тоска и гнетущая неизвестность. Рушились надежды на красивую жизнь.

Он схватил чистый лист бумаги, принесенный ему накануне надзирателем, и стал лихорадочно писать, мусоля огрызок карандаша. Потом, закончив это дело, со стоном бросился вниз лицом на жесткие тюремные нары и несколько минут лежал в оцепенении, обхватив руками голову. «Шестьдесят две тысячи рублей… Да, сумма немалая! За такие деньги и пулю в лоб недолго…»

Ахмет вскочил с нар, его припухшие от бессонницы глаза округлились. Нет, он хочет жить! Пусть будет любая жизнь, но жизнь при свете и солнце.

С этими мыслями он рванулся к железной двери и стал неистово колотить в нее.

Через час Ахмет стоял в кабинете генерала.

— Пришел рассказать всю правду, — с трудом выдавил он. — Деньги мне не нужны. Они закопаны на берегу Тусмурунского канала. В ту ночь ездил за ними, хотел забрать, но помешала милиция. Судите! Но прошу сохранить жизнь!

Он был не только хорошим шахтером, но и отважным дружинником. Несколько лет Гарри Фурса добровольно нес нелегкую службу по охране общественного порядка в горняцком поселке Гвардейский. Это было его второе призвание. Он всегда спешил туда, где нуждались в его помощи.

Как-то в глухую полночь Гарри проснулся от тревожного стука в окно. Пришли дружинники. Ребята рассказали, что неизвестные пытались проникнуть в универмаг. Начальник штаба дружины собрался как по тревоге и остаток ночи провел в поисках злоумышленников.

На рассвете у магазина при осмотре места происшествия подобрал брошенную кем-то телогрейку. На рукавах ватника заметил пятна сурика. Вспомнил, что позавчера кому-то выписывали краску… Направляясь в забой, завернул в рудоуправление, потом — на склад. Проверил все накладные и нашел фамилию получателя сурика. Эта улика помогла предупредить готовящееся преступление.

А спустя несколько дней в Гвардейском узнали о героическом поступке горного мастера Фурса. Он вступил в поединок с опасным рецидивистом, вооруженным двумя пистолетами, и задержал его. Тогда-то и состоялась беседа у начальника милиции.

— Мужества тебе не занимать, смекалки тоже, — говорил капитан Хрунов, прохаживаясь по кабинету. — Ты студент, будущий юрист. Переходи в уголовный розыск, по всем статьям подходишь…

Но поработать с капитаном Хруновым пока не удалось: горный мастер Гарри Фурса уехал в Усть-Каменогорск. Там мысль о работе в органах охраны общественного порядка окрепла и оформилась более четко.

В отделе уголовного розыска областного управления беседа была недолгой.

— Знаете, как старатель работает? — говорил начальник отдела. — В нашей службе есть что-то похожее на его труд. Умейте анализировать каждый факт: ценные детали в одну сторону, ненужные — на выброс…

Первое оперативное совещание было экстренным. Гарри Фурса внимательно слушал информацию. Ночью в Аблакетке убили сторожа управления «Строймеханизация». Бандиты выдернули трактором оконную решетку и выволокли сейф. Деньги же, из-за которых совершилось гнусное дело, взять не удалось…

На совещании докладывали о ходе следствия по раскрытию другого тяжкого преступления. От рук хулиганов погиб гражданин Хорошаев.

Кому поручить вести то и другое дело? Выбор пал на молодого оперативника Фурса.

Шло время, но по делу в Аблакетке не было ни одной зацепки. Тридцать дней и ночей прошли в непрерывных поисках. «Неужели так и придется расписаться в своей беспомощности», — закрадывались иногда сомнения. Интересно, что даст сегодняшняя встреча с Тоней С.?

Хрупкая и застенчивая, она вошла в кабинет и осторожно присела на стул. Фурса заметил ее волнение.

— Я боялась говорить о нем, — начала девушка. — Но сейчас Валерки в городе нет. Мне всегда страшно с ним. Однажды пошли в кино, он выпил вина и по дороге хвастался своим геройством. А потом все же сказал мне, что со своим дружком убил человека.

И вот перед ним уже сидит Валерий Медведенко. Он молод, из-под черных вразлет бровей смотрят злые глаза. Допрос продолжается долго. Припертый неопровержимыми уликами, Медведенко, еще упорствуя и на что-то надеясь, все же сознается в своем злодеянии. Клубок разматывается.

А через день в кабинет Фурса шумно вошла уже немолодая женщина. В ту ночь, когда был убит сторож, в ее квартиру стучался тракторист Каримбаев. Да, верно, он и раньше бывал у нее: привезет краденые дрова, получит чаевые — и бывай здорова. Но это днем. А на этот раз явился ночью. Просил на бутылку водки. И уж так пристал, словно без этой водки жить не может.

— Уходи, и нечего по ночам людей булгачить! — вот что я ответила ему, товарищ следователь.

— Нет, к Пушкаревой я не стучался, — возражал на очередном допросе Каримбаев. — Это недоразумение, товарищ Фурса. Днем с работы ушел раньше времени: трактор мой на ремонте. А вечером в кино был.

Возле брошенного сейфа найдены трос и кусок трубы, которым заводят трактор. Фурса вспомнил разговор с механиком управления. Тот говорил тогда:

— Труба Каримбаева — это точно. А трос — не скажу, не знаю, кому принадлежит…

О том, что кусок трубы с его трактора, Каримбаев не отрицал:

— Ее мог взять каждый, — спокойно говорил он, сидя перед оперативником. — Ну хотя бы затем, чтобы запутать следы…

И опять поиски, беседы с людьми. На одной из строек Фурсе удалось выяснить, что, работая здесь, Каримбаев украл у своего товарища часы. Состоялся товарищеский суд. На нем всплыли и другие неприглядные факты. Об этом Каримбаев вспоминал с напускным сожалением:

— Да, было такое, чего греха таить. И краденое на производстве сбывал — деньги нужны… Но к делу в Аблакетке не имею отношения.

Однако каждый день Каримбаеву приходилось делать очередные, пусть незначительные пока признания. Теперь уже не интуиция, а целый ряд фактов говорил о том, что преступление в Аблакетке не обошлось без тракториста. «Мелочи» и отдельные факты, собранные в простенькой серой папке, уже нависли над обвиняемым тяжелым грузом улик.

Вот вспомнил Фурса еще одну «мелочь»: Каримбаев прихрамывает. Физический недостаток? Но о нем никто и никогда не говорил ему. Тогда что же?

На очередном допросе по просьбе оперуполномоченного Каримбаев показал левую ногу: там темнели раны от собачьих зубов…

Все встало на свои места. Во время разбойного нападения на сторожа была убита собака. Эксперты установили, что смерть наступила от ударов по голове. Они нанесены куском той самой трубы, которая служила для заводки трактора. Схватка с ярым псом не прошла без следа.

Да, это, пожалуй, еще один убедительный аргумент. Значит, версия доказана.

Даже маленький успех приносит человеку радость. Так бывает и у старателей, и у работников уголовного розыска. Правда, на этот раз Гарри Фурса не выдал на-гора сверхплановые тонны руды, но тем не менее от его труда жизнь людей становится спокойнее.

И. АНТИПОВ, сотрудник МООП.

г. Алма-Ата.

П. Бушуев ДЕЛО ОБ УБИЙСТВЕ

Один из них потом, когда суд предоставит ему последнее слово, скажет:

— Я прошу не приговаривать меня к расстрелу. Я молод, надо это учесть. Я не жил, а прозябал, изнурил себя тяжелым воровским трудом. Почему я выбрал этот путь, я не знаю…

А другой, немного позже, заявит:

— Виновным себя не признаю ни в чем. За Хабаровск я уже был осужден. И за Омск. От того, что я бандит, не отказываюсь. Говорить ничего не буду. Вам лучше знать.

Но у суда и без его признаний достаточно самых веских доказательств. Опровергнуть их невозможно. И он, по многолетней привычке держа руки за спиной, бросит:

— Прошу приговорить меня к высшей мере наказания.

Но пока до этих событий еще далеко.

Только что кончился рабочий день, и без того многолюдные улицы Алма-Аты превратились в сплошной живой поток. И среди спешащих людей невольно бросался в глаза высокий представительный мужчина, который неторопливо шел по тротуару. Мартовский день выдался теплый, и на мужчине был светлый габардиновый макинтош. Здороваясь со знакомыми, он по-старомодному приподнимал коричневую велюровую шляпу. Судя по тому как часто ему приходилось делать этот жест, знакомых у него было много. И не удивительно — Иван Федорович Аверин, профессор, академик, ученый с мировым именем. К тому же давно обосновался в городе, занимается общественной деятельностью…

После работы он предпочитал пешком ходить от института до своего дома. Тем более, в такой ясный весенний день, когда и дышится легко, и не покидает предчувствие близкой удачи в давно задуманном большом и сложном деле.

Так же неторопливо — все-таки пятьдесят четыре года, никуда от них не денешься — Аверин поднялся к себе на второй этаж и, пока доставал ключ, привычно скользнул взглядом по металлической табличке с витиеватой узорчатой гравировкой.

Жены дома не было: она утром уехала в командировку, дней на десять. По установившейся привычке — если тебе пятьдесят четыре, надо соблюдать режим — Аверин принял ванну. Потом прошел в детскую. Младшая дочка кинулась навстречу, вскарабкалась на плечи и принялась теребить седеющие волосы. Аверин подошел к столу посмотреть, как там двигается задача в тетрадке старшей.

— Обедать пора! — позвала тетя Катя, домработница, и все они отправились в столовую, где уже был накрыт стол.

Вечером, уложив девочек спать, Аверин устроился за письменным столом. Квартира была трехкомнатная, спальня служила ему и кабинетом. Хотелось, не откладывая на завтра, проверить расчеты, сделанные его сотрудниками. Что-то у них не получается, и они просили шефа найти ошибку в ходе их рассуждений.

Наступила ночь, а свет в аверинском окне долго не гас. Сторожиха Бондарь во дворе подумала по привычке: «И когда только профессор успевает выспаться?» Но тут как раз свет погас.

Бондарь охраняла здесь магазин и складские помещения, расположенные в подвалах. Двор большого дома был темный, застроенный сарайчиками, за ними стеной стояли деревья, рос кустарник. Во дворе Бондарь чувствовала себя неуютно и старалась больше времени проводить на улице, у освещенных витрин магазина. Здесь хоть иногда подмигнет зеленый глазок такси, прошагает запоздалый прохожий. Вот и сейчас появились двое. «Загуляли ребята, — сказала сама себе сторожиха. — Ишь, спешат по домам! Попадет им от жен — и за дело».

Мужчины молча прошли мимо, и шаги их затихли в отдалении.

Бондарь постояла у витрины, обошла дом и вернулась во двор. Все было тихо. И вдруг внезапно что-то ухнуло наверху.

— Кто?.. — на всякий случай крикнула она в темноту.

В ответ — молчание. Бондарь не знала, что и подумать. Ночь — обманщица. Чего только не чудилось сторожихе, особенно в первое время ее работы.

Ухнуло снова: раз и два — подряд и три — чуть погодя. «Да ведь это стреляют!» — подумала Бондарь, замерев на месте. Тишина стала особенно глухой. Неожиданно вспыхнул свет в окне, в аверинском, на втором этаже. «Неужели же у них что?.. Те, двое?..»

Во дворе снова стало тихо. Но вот сквозь закрытые окна донесся женский крик — сначала приглушенный, а потом громче, громче…

Бондарь бросилась в подъезд.

Крик приближался. По лестнице сбегала женщина, и лицо у женщины было такое, что Бондарь не сразу узнала Катю, профессорскую домработницу.

Она, не переставая, кричала одно и то же:

— Убили! Убили!

Бондарь быстро поднялась по лестнице на второй этаж. Дверь в квартиру Авериных была открыта, в коридоре горел свет. На шум сбегались соседи. Все вместе они вошли в спальню.

На подушке, подперев рукой голову, лежал Аверин. Лежал спокойно. Если бы не яркие красные пятна на пододеяльнике, можно было бы подумать, что профессор спит.

Не поднимая головы, он сказал:

— За что они меня убили?..

Это были его последние слова.

Кто-то кинулся в столовую — к телефону. Отрезанная трубка валялась на полу.

Звонить пришлось от соседей…

И с четырех часов до девяти оперативная группа вела подробнейший осмотр. Еще только вечером эти комнаты были квартирой профессора Аверина. А теперь, на языке протокола, они стали называться: место происшествия.

По первым впечатлениям картина складывалась такая…

Бандиты проникли в квартиру, выпилив квадрат из филенки и открыв изнутри английский замок. Очевидно, Аверин услышал их и проснулся. Тогда и раздались выстрелы. Первой кинулась в спальню к отцу старшая дочка Люда. Отец лежал на кровати. Это она подложила ему под голову подушку. А когда она еще только бежала из детской в спальню, ей послышался топот ног на лестнице.

В столовую из коридора вошел эксперт Лычев. Он осторожно держал в руке кусок выпиленной двери.

Наконец, когда на улице было уже совсем светло и за окнами шумело обычное утро, осмотр был закончен.

— Ну, давайте соберем, что у нас есть…

Эту фразу начальник отдела уголовного розыска Петр Яковлевич Кузьменко произнес уже у себя в кабинете. Ему и начальнику следственного отдела Владимиру Никитовичу Казаченко было поручено возглавить группу по розыску убийц профессора Аверина.

— Пожалуй, есть основания предположить, что мотив преступления — грабеж, — продолжал Кузьменко. — Домработница и старшая дочка перечисляют, что похищено: пальто из синего драпа, габардиновый синий костюм, коричневая шляпа, наручные часы, две пары, мужские и дамские. Некоторые документы. Но, я думаю, документы им попались случайно. Не за документами они шли.

Каждый из тех, кто был на первом оперативном совещании по этому делу, занимался ночью каким-то определенным делом, и теперь они отчитывались друг перед другом, потому что малейшая подробность была им важна, любая, казалось бы, незначительная деталь могла стать отправной точкой в раскрытии преступления…

Сторожиха Бондарь видела двоих молодых людей, появившихся возле дома незадолго до того, как раздались выстрелы в квартире Аверина. А еще важнее показания другого сторожа из соседнего квартала. Он утверждает, что со стороны дома, в котором жил профессор, ночью бежали двое. У одного в руках был сверток. Сторож пытался их остановить и даже пригрозил: «Стой!.. Стрелять буду!» По времени — совпадает…

— По всей видимости, конечно, грабеж, — заметил один из оперативников. — Но я бы не стал исключать и другие возможные мотивы. Пальто унесли, костюм… Но это же может быть только прикрытием.

— Не исключено, — отозвался Казаченко. — Может быть, месть, а может, и террористический акт. Человек ведь очень известный. Вот остались листки у него на столе — какие-то формулы, расчеты. И ведь никто уже не узнает, что наш профессор собирался с ними делать…

Они немного помолчали, а потом в разговор снова вступил Кузьменко. Он распределил поручения оперативникам, и каждому из них досталась какая-то ниточка из общего запутанного клубка, ниточка, которую надо было тянуть именно ему.

Оставшись один, Кузьменко позвонил комиссару — начальнику управления милиции. Комиссар выслушал его доклад, одобрил принятые меры и приказал ежедневно докладывать ему лично о ходе расследования.

Потом Кузьменко заказал Новосибирск, управление милиции. На днях оттуда поступило письмо. В нем сообщалось, что у них в городе неизвестные преступники напали на постового милиционера и отобрали у него пистолет.

Вернувшись с оперативного совещания к себе, начальник научно-технического отдела Александр Иванович Калаченко пригласил экспертов. Его небольшой кабинет был заставлен самыми различными приборами для криминалистических исследований. С их помощью можно было устанавливать такие подробности происшедших событий, фактов.

— Давайте сразу к делу, — начал Калаченко. — По оперативному плану за нами записано довольно много мероприятий. Необходимо срочно сделать несколько экспертиз, привести в порядок фотоиллюстрации и передать их в следственное дело. А потом еще следственные эксперименты…

— Александр Иванович, — обратился к нему один из экспертов, который ночью не был на месте происшествия. — А какие конкретные вещественные доказательства были изъяты, какие следы оставили убийцы?..

— Несколько пуль и гильз, выстреленных из пистолета «ТТ», вырезка из двери, клочки бумаги. На вырезке видно, что сперва они пробурили дверь в нескольких местах буравчиком, потом уже орудовали стамеской. Вот, кстати, от нас требуют провести такой следственный эксперимент: сколько времени им понадобилось на это…

— А что, на вырезке удалось что-нибудь обнаружить? — обратился Калаченко к старшему эксперту Лычеву, который ночью был в составе оперативной группы, выезжавшей на место происшествия.

Лычев ответил:

— Я не стал рисковать, Александр Иванович. Не стал там, на месте, обрабатывать вырезку и бумагу. В лабораторных условиях больше шансов на успех. Пусть там самый слабый след остался…

— Прошу поручить мне дактилоскопическую экспертизу, — попросил эксперт Кобыща.

— Хорошо. Согласен, — сказал Калаченко. — Что касается дактилоскопии — вам и карты в руки.

Они договорились еще и о том, кому и какие экспертизы и эксперименты проводить, и уже собрались расходиться, когда Калаченко, не любивший долгих нравоучений, сказал им на прощание:

— Я думаю, никому не надо дополнительно разъяснять, что от нас в этом деле очень многое зависит?

Эксперты разошлись. И в тот день долго ждали их дома после работы.

В Новосибирске в небольшом кафе посетителей было не очень много. В углу, у стойки, лениво цедил пиво высокий парень. Лицо у него было привлекательное, его даже не портил большой бледно-розовый шрам на шее. Парень поглядывал на сидевшего за столиком своего сверстника. Как только возле него освободилось место — сразу подсел.

— Привет, — сказал этот, со шрамом. — Что пиво-то тянуть? Надо бы чего-то покрепче.

— Не мешает, — отозвался сидевший. — А расчет как?

— Не будем по мелочам считаться. Я предлагаю — я угощаю. По сто пятьдесят с прицепом? Или как?

— Дело хозяйское. Я не против.

Угощавший кивнул и принес стаканы с водкой, еще две кружки пива. Выпили. Разговор стал живее. Прислушавшись к нему, можно было узнать кое-какие блатные словечки, характерные ухватки, а когда парень со шрамом снял на минуту кепку, то волосы у него оказались остриженными довольно коротко, не успели еще отрасти после освобождения из колонии.

— Толиком меня зовут. Понял, Толиком, — повторял парень со шрамом своему новому дружку. К тому времени они еще выпили, и собутыльник Толика охотно назвался ему:

— А я Гошка… Здешний. Город знаю, как свои пять. Ты это учти, друг.

Из пивной они вышли вместе.

К сожалению, эта встреча осталась незамеченной. В городе между тем одно за другим стали совершаться дерзкие преступления.

Был первый час ночи. Постовой Зайцев медленно шел по своему участку. В ночной тишине резко скрипел снег под ногами. Вот из-за угла появились двое.

— Товарищ милиционер, можно на минутку?

— Я вас слушаю.

— Тут на соседней улице пьяный свалился. Замерзнет. Может, вы поможете?

— Пойдемте, покажите. Что-нибудь придумаем.

По дороге они еще поговорили о том, что, если кто не умеет пить, надо ему водку не продавать.

За углом, в свете уличных фонарей, постовой увидел лежащего на снегу человека. Он лежал неподвижно. Уж не замерз ли? Надо скорее вызывать машину.

С этими мыслями Зайцев наклонился над лежащим, не выпуская из поля зрения двух своих спутников. И вдруг лежащий схватил его за руки, потянул на себя. И сзади кто-то навалился. «Ах, подлецы!» Он пытался вырваться, но силы были слишком неравны. Зайцев чувствовал чужие холодные руки, которые нащупывали его горло, пытались его сдавить. Он отчаянно сопротивлялся, не замечая боли от ударов. Но вот удар в грудь, и еще в живот. Еще до того, как Зайцев почувствовал нестерпимую боль, он понял — нож. А потом боль ударила в голову.

Очнулся он в больнице. Когда врач разрешил свидания, товарищи сказали Зайцеву, что бандиты отобрали у него пистолет «ТТ». Зайцев обратил их внимание на то, что у одного из подошедших к нему, у того, что повыше ростом, он заметил шрам на шее, когда откинулся в драке шарф.

Мартовским вечером два человека легко открыли гвоздем незамысловатый замок одного из дровяных сараев в Алма-Ате, поудобнее разложили саксаул и завалились спать. Утром им удалось уйти незамеченными. Целый день неизвестные бродили по городу, приглядывались. Еще одну ночь провели на чердаке большого дома. И снова с утра бродили по городу.

А ночью из пистолета «ТТ» был убит Аверин.

Жизнь вмешивалась в ход следствия, вносила свои поправки, требовала ответа на неожиданно возникавшие вопросы.

Накануне в городе был задержан некто Максимов, у него обнаружили пистолет «ТТ». Разрешения на хранение оружия Максимов предъявить не мог. Оправдывался невразумительно.

И вот эксперт склонился над прибором. Были проведены контрольные выстрелы, и теперь научно-техническому отделу предстояло ответить на вопрос: не из этого ли пистолета стреляли в квартире Аверина.

Те и другие пули, гильзы ложились под микроскоп.

Казаченко пришел в управление задолго до начала рабочего дня. Никто не беспокоит, можно спокойно подумать, сопоставить добытые данные. Вынув из сейфа пухлую папку с документами, Казаченко поудобнее расположился за столом и собрался опять — в который уже раз — посмотреть собранные по делу материалы. Ведь бывает же: ты знаешь их почти наизусть, и вдруг знакомые данные оборачиваются какой-то неожиданной стороной, вызывают новые мысли и подсказывают новые действия.

Однако, на этот раз ему недолго пришлось побыть в одиночестве. Пришел старший следователь Александр Яковлевич Гинзбург, тоже с папкой в руках. Несмотря на молодость, Гинзбург имел за плечами большой опыт и считался одним из самых способных следователей. Ему удалось распутать не одно сложное дело.

— Что, не сидится дома? — спросил Кузьменко, ответив на его приветствие.

— Хочется поскорее найти их. Пока не натворили чего-нибудь еще.

— А что у тебя нового?

— К сожалению, нечем особенно похвастаться, — пожал плечами Гинзбург. — Вчерашние допросы помогли только уточнить приметы действующих лиц. Подробнее описаны похищенные из квартиры вещи. Я уже дал задание проверить возможные места их сбыта и установить наблюдение.

Казаченко хотел что-то сказать и не успел: дверь снова открылась, вошел Калаченко.

— Как с оружием, изъятым у Максимова? — сразу спросил его Казаченко.

— Баллистическая экспертиза показывает, что выстрелы в Аверина произведены из другого пистолета.

Они помолчали. Значит, Максимов не имеет к их группе никакого отношения. Им займутся другие.

А что же убийцы Аверина? Но Калаченко, оказывается, еще не все сказал.

— Вот смотрите. — Он положил на стол акты экспертизы.

Казаченко начал их быстро просматривать.

— Послушайте, Александр Яковлевич, — говорил он при этом Гинзбургу. — Гильзы и пули, найденные в квартире Аверина, из одного и того же пистолета. Следы на вырезке двери образованы буравом. Смотрите, эксперты установили и время, которое понадобилось на это: двадцать минут.

— Вы пока еще не дошли до самого главного, — сказал Калаченко.

— А что вы считаете главным?

— Смотрите вот здесь…

— А, вот что!

— Следы пальца! На вырезанном куске филенки. Его обнаружил Кобыща. Это же дерево, а оно хуже воспринимает узор. И еще удалось установить, что это оттиск среднего пальца левой руки.

Они еще поговорили и разошлись. Поиски в Алма-Ате не дали никаких результатов. Можно было предположить, что преступники уехали из города. Возможно, они скоро дадут о себе знать.

Действительно, в апреле пришло сообщение из Ташкента. О событиях в Чирчике…

В городском кинотеатре шел новый фильм. Желающих посмотреть его было много. Перед началом последнего сеанса к театру подъехала «Победа». Из машины вышел молодой парень и стал всматриваться в собравшихся здесь людей. Свет падал в машину, и там, на заднем сиденье, можно было различить другого парня, откинувшегося на спинку. Так он и сидел, надвинув шляпу на глаза. Открыл дверцу, но из машины не вышел.

Шофер тоже остался сидеть за рулем. Он беспрерывно поглядывал на часы. По всему было видно, что он куда-то торопится, а его пассажиры не очень-то спешат.

Случайно наблюдавший все это киномеханик не придал появившейся «Победе» особого значения. Он уже направился было обратно в кинобудку, но едва переступил порог, как услышал выстрел…

Он кинулся обратно. У главного входа на тротуаре увидел сбившихся в кучу встревоженных людей.

— Кто стрелял?

— Из машины стреляли, — ответил ему кто-то. — Но, кажется, никто не ранен…

— Кто-нибудь номер заметил?

Все начали растерянно переглядываться. Номера машины никто назвать не мог.

Но для чирчикской милиции это не было особенно существенно: номер тут не играл большого значения. Только накануне в Ташкенте от здания горисполкома неизвестные угнали «Победу», принадлежащую городскому отделу народного образования. Бежевого цвета. И та, что останавливалась у кинотеатра, тоже была бежевая.

Ночью никого найти не удалось. Утром в кабинете начальника городской милиции собрались работники, чтобы обсудить план дальнейших действий.

Как раз в это время раздался телефонный звонок. Один из тех, кто вчера возле кинотеатра ждал начала сеанса, сказал, что он полчаса назад встретил на улице троих парней. Один из них был в шляпе, в коричневой. Ручаться нельзя, и все же он напоминает того, кто вчера оставался сидеть в машине.

Часть работников сразу отправилась их искать. Но, видимо, подозрительная тройка прекратила прогулку, потому что обнаружить никого из них не удалось. Правда, теперь легче наблюдать: известны приметы и двух его спутников.

И здесь на помощь снова пришли честные граждане. Начальнику уголовного розыска позвонил рабочий Сергеев и сообщил, что вот только сейчас, проходя через парк, он случайно увидел парня в шляпе. Этот парень, выходя из уборной, достал из бокового кармана пиджака пистолет, поставил его на боевой взвод и переложил в правый карман брюк.

Сергеева он не заметил. Удалось проследить, куда он пойдет. Сейчас этот, в шляпе, и два его приятеля, ни о чем не подозревая, пьют пиво возле чайханы — там же, в парке.

Оперативная группа собралась быстро.

Апрельские дни на юге уже довольно жаркие, и у пивного ларька было многолюдно. Кто-то сидел долго, кто-то, выпив кружку, сразу уходил. Подходили новые. Трое парней устроились на травке немного поодаль и тянули свое пиво, весело переговариваясь.

Один из них лихо сдвинул на затылок коричневую шляпу.

Главное было его взять, чтобы не успел применить оружие. Как раз он подошел к ларьку, чтобы наполнить кружки. Двое неожиданно схватили его за руки, он вырвался, сунул руку в карман, но третий перехватил руку.

Все было кончено быстро. Одному из парней, правда, удалось вначале бежать, но по дороге его перехватил сторож парка.

Пистолет действительно лежал в правом кармане брюк у этого задержанного человека в шляпе и стоял на боевом взводе. А кроме пистолета, еще нож в боковом кармане пиджака и паспорт на имя Лыкова Георгия Александровича.

Когда задержанных повели в отделение милиции, Лыков запсиховал. Он вырвал у дежурного протокол, смял его и хотел проглотить.

— Невкусно же, — сказал один из оперативников. — А потом мы тут же новый напишем…

Когда протокол, наконец, был составлен, Лыков отказался подписать его.

Оружия больше ни у кого не оказалось. Тот, что пытался бежать, назвался Замарчиком. Однако в его пиджаке нашли паспорт на имя Райзиманова Ильи, справку об освобождении из мест заключения, трудовую книжку.

В отделении Замарчик тоже не стал подписывать протокол задержания.

— Имею на это право, — сказал он дежурному. — Имею еще право не объяснять, почему отказываюсь.

— А ты, видать, тертый, — сказал дежурный, делая приписку в протоколе. — Но ничего, разберемся, гражданин Замарчик-Райзиманов…

С третьим задержанным и разбираться было нечего: местный житель, его в Чирчике знали многие.

Кузьменко вызвал одного из своих сотрудников — Иванова.

— Садись, Александр Васильевич. Важная новость из Ташкента, вернее, из Чирчика. Задержали там несколько лиц с пистолетом «ТТ». Возможно, есть там и зайцевский, постового из Новосибирска. Подробнее рассказывать нет времени, самолет через час двадцать. Собирайся. Проверь там все очень тщательно.

В Ташкенте Иванова встретил начальник отдела уголовного розыска Чапрасов.

— Хорошо, что вы так быстро к нам, — сказал Чапрасов. — Я думаю, тут есть над чем вам поработать.

И он рассказал ему о событиях последних дней. Ташкентским оперативникам удалось установить, что Лыков и Замарчик совершили в городе несколько преступлений — ограбления, кражи.

— А пистолет, в самом деле, зайцевский, из Новосибирска?

— Да. Это бесспорно. Но насчет своих новосибирских дел они как в рот воды набрали. Мы послали туда их фотографии на опознание. Ответ вот-вот должен быть.

— А про Алма-Ату говорят что-нибудь?

— Божатся, что не были у вас. Оба в один голос. Судя по тому, как Лыков и Замарчик ведут себя на допросах, ребята бывалые, не первый раз им приходится сидеть со следователем с глазу на глаз.

— У меня с собой гильза и пуля из квартиры профессора Аверина, — сказал Иванов. — Сможем быстро провести экспертизу?

— Конечно. Наши эксперты для соседей постараются.

На другой день эксперты-криминалисты Резчиков и Громов принесли Иванову заключение. В нем говорилось:

«Нет», «Не знаю», «Не был», «Не совершал»… Эти слова Лыков чаще всего повторял на допросах в Алма-Ате, куда его и Замарчика срочно этапировали из Ташкента. А потом неожиданно память прояснилась, и Лыков вдруг разговорился.

Казаченко не перебивал его, лишь время от времени делал необходимые записи.

— Много мне о себе рассказывать не приходится, — улыбаясь, говорил Лыков. — Но все же послушайте, гражданин начальник. Я родился в тридцать первом. В Сибири. В Новосибирске мать и теперь живет, сестра — там же, братья. На учебу я не очень был жадный, прямо скажу. До шестого класса кое-как дополз и бросил. Поработал на фабрике. Но тут мне не повезло — заболел и пришлось уволиться. Потом в армию призвали. Служба не очень пришлась мне по вкусу. Попал под трибунал. Да вы это знаете сами. А как вернулся из заключения, стал жить у матери. Думал дома на работу устраиваться, но не нашел подходящей. Ничем таким не занимался, завязал накрепко. Почему ушел из дому? Да потому же — решил поехать на заработки в Среднюю Азию. Там строек много всяких, работы для таких, как я, навалом. Ах, вспомнили про записку… Ну, я матери нарочно написал, что еду в Кисловодск, подлечиться на курорте, чтоб не расстраивалась. А думал, как устроюсь получше, тогда и напишу.

— Значит, вернувшись в Новосибирск, вы решили «завязать»?.. Так, Лыков? — спросил Казаченко.

— Это уж точно, гражданин начальник. Подумал — хватит с меня, хватит трибунала.

— Очень похвально, — одобрительно сказал Казаченко. — Но я немного не понимаю, Лыков. Ваш брат дает показания, послушайте: «После освобождения из заключения Георгий высказывал мне мысль, что будет жить и работать честно; спустя некоторое время он стал говорить, что будет жить за счет краж. Так легче… На мои уговоры смеялся надо мной, не хотел слушать».

Лыков усмехнулся.

— Точно. Он у нас честный. Работяга. Что ж, гражданин начальник, видно, бесполезно отпираться. Ведь брат дает показания, не кто-нибудь. Было такое. Отдохнул немного после лагеря, осмотрелся и решил свернуть на старую дорожку.

Но разговоры разговорами… На одни разговоры полагаться было нельзя. И работники милиции разъехались по разным городам, чтобы проверить показания задержанных, чтобы поточнее выяснить, о чем они говорят и главное — о чем умалчивают. А допросы продолжались. Лыков и Замарчик хитрили. Сознавались только тогда, когда под напором очевидных фактов отпираться было уже бесполезно. Но тут же «вспоминали» новые обстоятельства, которые тоже требовали тщательной проверки.

Работники милиции постепенно возвращались из командировок. Результаты в большинстве были обнадеживающими. Пострадавшие неизменно опознавали Лыкова по предъявленной фотокарточке. И постовой Зайцев его опознал.

Казаченко вызвал Лыкова на очередной допрос.

— Я хочу сообщить вам, — сказал он, подождав, когда выйдет конвойный, — что нет смысла отпираться от новосибирских и ташкентских дел. Это просто глупо. Расскажите-ка — и подробнее, с кем и когда вы уехали из Новосибирска, как попали в Алма-Ату и когда перебрались в Ташкент.

Лыков долго молчал, и Казаченко не торопил его. Он только повторил:

— Да, по-моему, глупо и дальше твердить: «Не совершал», «Не помню»…

Лоб Лыкова, собравшийся в складки, неожиданно разгладился.

— Хорошо. Я отвечу, — начал он. — Из Новосибирска я поехал в Ташкент, но в Алма-Ате не останавливался. Ехал в мягком, как полагается… В купе было еще двое. Выпить не дураки, а я тоже люблю пропустить стакан-другой. Ну, и напропускался! Сошли мы в Ташкенте совсем пьяными. Попутчики меня бросили, а я еле на ногах стоял. Очнулся на рассвете, под забором каким-то. А рядом со мной валяется хозяйственная сумка; я в нее заглянул — а там пистолет и нож, вернее, кинжал. Не бросать же… Я уехал к знакомой девушке в Чирчик. А днем меня взяла милиция. Вот и все, гражданин начальник.

— Это вы уже говорили, Лыков — на самых первых допросах в Ташкенте. С кем же все-таки вы ехали из Новосибирска и когда?

— Да разве все упомнишь, гражданин начальник? Пил я много в последнее время, день на день заходит. Выехал я в марте, а число точно не помню. Один выехал.

— Где и когда вы встретились с Замарчиком?

— Случайно. В Ташкенте. На чердаке дома, где мне пришлось ночевать. А преступлений я с ним и без него тоже никаких не совершал. Напрасно лепите.

— Лыков, Лыков!.. Не надоело еще сочинять?

— А вы мне докажите обратное, — огрызнулся тот. — Факты, факты мне дайте!

— Факты? — сдерживая себя, сказал Казаченко. — А вот и факты. Факт первый… О баллистической экспертизе слыхали? Экспертиза доказала, что убийство в Алма-Ате совершено из пистолета, который изъяли у вас.

— Так ведь я же нашел пистолет! — крикнул Лыков. — Случайно! Мне его подбросили. На том стою и умру — не сдвинусь!.. Не приклеите!

— Само приклеилось так, что не оторвешь, — прервал его Казаченко. — Факт второй: жена убитого, и дочь, и домработница опознали шляпу. Что, и шляпу вам тоже подбросили? И носовой платок с розовой каймой тоже кто-то насильно сунул в карман? А ведь платок-то из квартиры Авериных. Установлено. Это уже третий факт, Лыков. Продолжать или пока хватит?

Лыков все больше мрачнел. На виске набухла и забилась жилка. Казаченко не отрываясь смотрел на него.

— Вы стреляли в Аверина, — продолжал Казаченко. — А подробности я хочу услышать от вас. Или будете настаивать на прежнем?

Лыков продолжал молчать. Казаченко хорошо понимал, что он сейчас лихорадочно ищет новую, выгодную для себя версию. Интересно — что придумает…

Но придумать Лыкову ничего не удалось.

— Прошу время, чтобы сориентироваться, — проговорил он наконец.

— Это уже лучше, — сказал Казаченко, вызывая конвойного.

В это же самое время Гинзбург допрашивал Замарчика.

Замарчик, сложив руки на коленях, сидел на стуле посередине комнаты. Худощавый, узколицый, уши торчат. Глаза смотрят настороженно.

К этому времени они уже располагали данными, что Замарчик дважды судим. По выходе бродяжничал, разъезжал по разным городам, совершал преступления. Вот говорят: лицо без определенных занятий. Наверное, это неправильно. Что касается Лыкова или Замарчика — занятия у них совершенно определенные!

Замарчик, как и Лыков, старался путать. То одно говорил, то другое. По мере возможности отрицал прошлое, преуменьшал свою вину.

И на этот раз шел долгий нудный разговор.

— Где и когда вы познакомились с Лыковым? — спросил Гинзбург.

— Я уж говорил. Случайно мы с ним в Ташкенте встретились. За выпивкой. А выпили — подружились.

Гинзбург достал из ящика письменного стола папку с делом и вынул конверт. В конверте паспорт, трудовая книжка, военный билет. Он показал их Замарчику и спросил:

— Это ваши документы?

— Мои.

— Изъяты при задержании?

— Да.

— А почему записи в них подделаны?

— Что вы, гражданин следователь! Все чисто, чище некуда. Никакой липы там нет.

— Мы не можем согласиться с этим, Замарчик. Вот заключение экспертизы…

Замарчик пробежал глазами акт, мельком взглянул на фотоиллюстрации.

— Раз ученые люди говорят, значит, так оно и есть, — согласился он. — Придется сказать вам — виноват. Пришлось подделать оттиски штампов и печатей, и записи кое-какие тоже.

— Цель?

— С производства, с шахты дезертировал, а хотел чистым остаться.

— Допустим… Но, мне кажется, тут что-то другое. А скажите, каким образом у вас оказался паспорт и другие документы на имя Райзиманова Ильи Алексеевича?

— Никаких документов, кроме моих собственных, у меня не было изъято.

— Странно. А вот в протоколе задержания лиловым по белому написано, что так было… И понятые подписали. Так были у вас эти документы?

— Нет.

— Ну что ж, послушаем, что говорит по поводу документов Лыков. Он же ваш дружок, вы сами об этом говорили.

Но едва Гинзбург достал из папки листы с протоколом одного из допросов Лыкова, как Замарчик перебил его:

— Вспомнил, гражданин следователь! Я ведь тогда очень расстроился, в парке, в Чирчике. И позабыл. Ночевали мы с Лыковым у одного моего кореша. Я с ним вместе срок отбывал. Ну был там еще один парень, а кто — не знаю. А когда утром встали и пошли опохмеляться, я случайно надел его пиджак. В пиджаке потом эти документы и нашлись.

— А кто же такой все-таки Райзиманов?

— Чего не знаю, того не знаю. И вообще, гражданин следователь, я больше показаний давать не хочу.

— Устали? — сочувственно спросил Гинзбург. — Понимаю, трудно опровергать всякий раз то, что невозможно опровергнуть. До следующей встречи.

Все эти разговоры шли бы, конечно, более определенно, если бы… Но эксперты из научно-технического отдела на вопрос, совпадают ли дактилоскопические отпечатки Лыкова и Замарчика с тем, который был обнаружен на выпиленном куске двери, отвечали отрицательно.

Эксперт Крюков дал заключение: фотокарточка в паспорте Райзиманова наклеена заново, оттиски печатей и штампы прописки тоже подделаны.

К этому времени пришел ответ на запрос, посланный Гинзбургом в то отделение милиции, которое выдавало паспорт Райзиманову. Подлинный Илья Райзиманов несколько лет назад был ограблен, и в своем заявлении писал, что преступники забрали не только деньги, но и паспорт и некоторые другие документы. Через год после этого случая Райзиманов умер, а преступление осталось нераскрытым.

Оперативно-следственная группа, расследовавшая дело об убийстве Аверина, вот уже который раз собралась в кабинете Кузьменко.

— Пожалуй, сделано довольно много, — сказал он. — Давайте обменяемся мнениями, договоримся о дальнейших действиях. Участие Лыкова в убийстве можно считать доказанным, но работы впереди еще немало. Владимир Никитович, — обратился он к Казаченко, — как у вас держится Лыков?

— Я уже говорил, что Лыков, когда я поставил его перед фактами, просил дать ему время обдумать сложившуюся ситуацию. Обдумал. И заговорил. Утверждает, что с ним был Замарчик. Но сам Замарчик это категорически отрицает. Был он с ними третьим или его там совсем не было, на этот вопрос мы пока не можем ответить. Ни положительно, не отрицательно. Надо работать дальше. Зацепиться пока не за что.

— А если Замарчик говорит правду? — подумал вслух Кузьменко. — Кто же тогда второй убийца?

— Я уже сказал: мы пока не в состоянии ответить на этот вопрос, — откликнулся Казаченко.

В разговор вступил Гинзбург.

— Райзиманов, — сказал он. — Документы на имя Райзиманова у Замарчика нашли. А самого Райзиманова в живых нет. Известно нам и то, что в этой компании находился третий, которому удалось скрыться. Если он напарник Лыкова по аверинскому делу, то мы хотя бы имеем его фотографию. Скорее всего, именно он изображен на переклеенной фотографии.

Кузьменко повернулся к начальнику НТО и спросил, успели ли они размножить фотокарточку с паспорта мнимого Райзиманова.

— Да, конечно, — ответил тот. — Вот, пожалуйста…

Он протянул пачку фотоснимков. Кузьменко, оставив себе один из них, раздал остальные всем собравшимся.

— Вот посмотришь на него — и ничего худого не подумаешь, — сказал Кузьменко, продолжая держать в руках фотокарточку. — Я только одно замечаю: видно, он из срока в срок попадает. Волосы так и не успели отрасти, когда он фотографировался. Постарайтесь, товарищи, хорошенько запомнить его лицо. Возможно, в ближайшее время мы с ним столкнемся. Не человек же он невидимка…

Лыков вошел в кабинет Казаченко мрачный. Сел на стул и начал сам, не дожидаясь вопросов:

— Задали вы мне задачку, гражданин начальник… Ночи не сплю, все думаю. И так прикидываю, и эдак, а деваться некуда. Решил по душам поговорить.

— Пора бы, — сказал Казаченко.

— Я же, как вы знаете по моему паспорту, прожил не так уж и много. А все равно моя короткая жизнь для меня самого загадка. Вы не удивляйтесь. Я как втянулся, так не мог уж вылезти. Вот в Новосибирске, если по-честному, я не врал брату сначала. Думал завязать. Но не получилось. А совесть меня особенно не мучала. Привычка… Иной раз даже сам себе объяснить не могу…

— Так что же вы хотите сообщить следствию? — остановил его Казаченко. — Ведь не зря же вы про свои переживания тут начали…

— Я сперва спросить хочу у вас, гражданин начальник. Можно спросить?

— Спрашивайте.

— Вы как полагаете, суд, он как к моему делу подойдет?.. Учтет? Или вышка?

— Я сейчас ничего не могу сказать, — ответил Казаченко.

— Нет, вы скажите, учтут судьи или вышку дадут?

— Это решит суд. Слишком много тянется за вами хвостов.

— А-а… — скрипнул зубами Лыков. — Я потому и спрашиваю, что сам так думаю! Но уж чего тогда мне одному под пулю лезть. Что я тяжкое преступление — убийство — совершил, в том я признался на прошлом допросе. А на Замарчика наклепал. Не было его со мной.

— Зачем же вы лгали?

— Да так получилось. Замарчик все равно сидит и сполна получит за все. Так зачем же другого марать, на его след вас выводить? Думал — попадусь, тогда не рассчитаешься, если напарника продал. Пусть гуляет на воле.

— Так кто же тот, второй?

— Вы его знаете, как Илью, Илью Райзиманова. А еще как Толика… Ну, у него имен — следователей не хватит разбираться, — Лыков немного замялся.

— Договаривайте.

— Вячек он… Ну, Славка. А фамилия Бутченко. Шрам на шее, под левым ухом. Сам алма-атинский, но дома бывает редко. У матери…

Казаченко быстро соображал, как вести допрос дальше, чтобы Лыков не свернул снова на испытанную дорожку вранья.

— Сколько мы времени с вами зря потеряли, — сказал он устало. — Теперь надо наверстывать. Где вы познакомились с Толиком, с Бутченко, я имею в виду?

— В Новосибирске, в кафе. Сто пятьдесят с прицепом прихватили…

— А дальше?

— Дальше много чего было, гражданин начальник. Вы слушайте. Только за один раз не расскажешь…

На одной из заросших зеленью окраинных улиц Алма-Аты приютился небольшой старинный домик, со всех сторон окруженный садом. Много лет назад здесь поселилась семья Бутченко. Когда Славику или, как его звали соседские мальчишки — Вячеку, исполнилось шесть лет, семью постигло непоправимое горе — умер отец.

Все заботы о воспитании сына легли на плечи матери. Больше у них в семье никого не было. Шли годы. Мать постарела, стала прихварывать. Славик к тому времени перешел в шестой класс. Он стал неузнаваемым — грубым, резким, скрытным. Вернувшись однажды из больницы, она узнала, что сын бросил учебу. И никакие уговоры вернуться в школу на него не действовали.

— Ну, хорошо, сынок, — сказал она, хоть и знала, что ничего хорошего тут нет. — Раз ты учиться не хочешь, надо устраиваться на работу. Хочешь к нам на фабрику?

Славик охотно согласился. Мать тоже была довольна: на глазах у нее, в цехе сын — ученик слесаря. А там повзрослеет, возьмется за ум, смотришь — и школу кончит.

Но как-то, придя с работы, она нашла дома повестку с приглашением явиться в милицию вместе с сыном.

Повестку она показала Славику.

— А ну их! — сказал он.

— Славик, зачем нас вызывают?

— Не твое дело. Пустяки.

— Не нравится мне твое поведение.

— Ну и пусть!

От такого ответа ей стало обидно, но она промолчала.

В милиции оказалось, что не пустяки. Сказали, что ее сын уличен в квартирной краже. Будут судить. И приговорили Вячеслава Бутченко к одному году лишения свободы.

Она не находила себе места. «Был грубый, дерзкий — пусть… Все мальчишки грубые. Возраст. Пройдет. А теперь? Что будет дальше?» — думала она.

Славик отсидел срок, вернулся. Пришла повестка из военкомата: призывают на действительную. Парень презрительно ухмыляется, и больше мать его не видит. Ушел. Надолго. Можно считать — навсегда.

Он бродяжничал все это время, ездил из города в город. В поезде украл чемодан. Вещи продал, но в чемодане были еще и документы. Он подделал их, приклеил на паспорт свою фотокарточку. Но погулять с фальшивым паспортом пришлось недолго — поймали, опять судили. Причем судили сразу за несколько преступлений. А в колонии совершил убийство. Приговорили к расстрелу, но, учитывая возраст, заменили десятью годами. Ему удалось бежать. В Омске сколотил воровскую шайку, обзавелся новыми документами. И снова арест, суд…

Прав был Кузьменко, когда сказал, глядя на его фотоснимок, что у него от срока до срока не успевают отрасти волосы…

Так и пошло у Вячеслава Бутченко. Город за городом, жизнь под вымышленными фамилиями по чужим документам. Кражи, налеты, грабежи. Однажды при дележке не поладил со своими друзьями, затеял драку. Те не посмотрели на признанного вожака, полоснул кто-то ножом по шее, чуть пониже левого уха. Хорошо еще, что успел отдернуть голову. Зато шрам остался. Плохо — лишняя примета. Но ничего не поделаешь.

— Докладывайте дальше, — сказал Кузьменко сотруднику, которому было поручено навести справки о Вячеславе Бутченко.

— В адресном бюро был… По отчеству он Михайлович. Возраст примерно тот же, который интересует нас.

— Где живет, где работает? Есть такие сведения?

— С места своего жительства выписан несколько лет назад. Но мать его по-прежнему живет там. А сам он появился у нее в конце марта, после многих лет отсутствия. Ночь переночевал, сказал, что на этот раз поживет подольше. Но снова исчез. Мать вся в слезах. Показала альбом с фотографиями сына. Я взял одну из них — ту, где он снимался в более старшем возрасте. Тут шрам на шее уже имеется. Года два назад прислал на память.

— Куда он уехал — мать знает?

— Говорит, что нет.

— Это уже кое-что, — сказал Кузьменко и распорядился: передать фотографию в НТО, поставить на разрешение экспертов вопрос: не одно ли и то же лицо изображено на этой фотографии из семейного альбома и в паспорте на имя Райзиманова.

— И попросите, чтобы ускорили, — добавил начальник розыска. — Сейчас для нас самое главное — установить это.

И снова эксперты Ушаков и Крюков провели ночь в своей лаборатории. А утром на столе у Кузьменко лежал акт экспертизы, который подтверждал, что на обеих представленных карточках изображено одно и то же лицо.

Как найти его? Ведь он давно уже не Бутченко, а теперь и не Райзиманов. Менять фамилии — Вячеку не привыкать. Впрочем, имена тоже. Был Толиком. А как зовут его сегодня?

В разные концы из Алма-Аты пошла фотография: ничем не примечательный парень с коротко остриженными волосами.

Стали проясняться обстоятельства, предшествовавшие убийству профессора Аверина.

После нападения на милиционера «Толик» и Лыков решили покинуть Новосибирск, где их наверняка станут искать. Спокойнее было уехать. Толик звал в Алма-Ату: он сам оттуда родом. Можно будет на какое-то время укрыться, отогреться и подумать, что делать дальше.

Первую ночь они провели в кладовке, вторую — на чердаке дома неподалеку от вокзала. Подождали, когда сторожиха уйдет со двора, и незамеченными проскользнули в подъезд.

Ночью Толик совершил прогулку по лестнице и вернулся на чердак очень довольный.

— Слушай, Гошка, — сказал он Лыкову. — Забрели мы сюда просто так, переночевать, а тут и «работа», кажется, есть. На втором этаже квартира. Табличка там — профессор какой-то живет. Есть смысл заглянуть к профессору, как ты думаешь?

— Думаю, стоит заглянуть…

(На допросе Лыков так об этом сказал: «Мы решили ограбить, потому что есть воровской инстинкт — есть что или нет. Утром и я взглянул на ту табличку. Верно, профессор. Но кто же грабит утром? Поэтому решили ночью»).

Целый день бродили по городу.

На базаре, в магазине хозяйственных товаров, Толик долго выбирал подходящий бурав, купил и стамеску. Если бы кто-нибудь обратил внимание на них со стороны, то мог бы подумать: вот двое молодых рабочих покупают инструмент.

А что произошло позднее, — это уже известно. Толик «поработал» буравом и стамеской так ловко и тихо, что никто в квартире не проснулся. Они вдвоем вошли, притворили за собой дверь. Начали шарить в темноте, что бы с собой взять.

(Лыков рассказывал Казаченко: «Мы вроде бы без шума работали… А этот, хозяин, почему-то проснулся и сказал: «Что, что это такое?» Я ему: «Молчи. Что нужно, возьмем и уйдем». А он закричал зачем-то. Тогда я выстрелил. И еще два раза выстрелил в него. А когда убегали — еще раз пальнул, просто так, чтобы напугать, чтобы никто следом не побежал»).

На следующий день к вечеру они навестили мать Бутченко. Переночевали у нее и решили: погуляли в Алма-Ате — и хватит. Пора отчаливать.

И в тот же день уехали по направлению к Ташкенту.

На суде Лыков наотрез отказывался от преступлений, совершенных в Ташкенте. Про Новосибирск говорил: «Мы по-хорошему делали — раздевали возле дома, чтобы люди не замерзли».

Спросили у него, как положено, ознакомился ли он с обвинительным заключением. «Пусть свидетелей допрашивают, — ответил он, — а я буду вспоминать, что делал и чего не делал…

Работы подходящей не нашел, а деньги нужны были. Вот как-то вечером часов в восемь или в девять увидели с Толиком женщину на улице. На ней шуба, и не так, чтобы уж очень хорошая. Овчина. Мы сказали ей: «Снимай шубу!» И сразу два ножа показали. Ну вот, досталась, значит, шуба нам, пуховая шаль. Юбку заставили снять так, для смеха…

С милиционером получилось так, как и рассчитывали. Пора было уже сматываться из Новосибирска, нас искали. А с пистолетом-то надежнее. Безопаснее себя чувствуешь…

В Аверина стрелять не собирались. Но он сам зачем начал кричать?..»

Напоследок Лыков просил снисхождения за молодость. Но суд приговорил его к высшей мере наказания.

Замарчик был приговорен к двадцати годам лишения свободы.

А поиски Бутченко продолжались.

В уголовном розыске, в следственном отделе с надеждой открывали каждое новое письмо, полученное из других областей и республик. Но время шло, а следы не отыскивались.

Начальник управления требовал отчета по этому делу, которое не могло считаться полностью закрытым. Сказать пока было нечего.

Но вот однажды, во время очередного доклада, Кузьменко сообщил:

— Товарищ комиссар, сообщение есть из Батуми. По-моему, заслуживает внимания.

— Что-нибудь в отношении Бутченко? — сразу понял его начальник управления.

— Пока неясно. Боюсь сказать что-нибудь определенное. Но, думаю, проверить не мешает. Прошлым летом в Батуми был арестован Анциферов. Забрался в магазин, выкрал товаров на восемнадцать тысяч. Взяли его при попытке реализации краденого. Так вот Анциферов этот родом из Алма-Аты. Товарищи из Грузии пишут, что по внешности он очень напоминает Бутченко. Вот их письмо…

Комиссар внимательно прочел письмо, а потом сказал:

— Похоже, что он. Срочно свяжитесь с Батуми. Анциферов же осужден, выясните, где он отбывает наказание.

Через некоторое время Анциферов был доставлен в Алма-Ату.

Для разговора с ним работники милиции подробно познакомились с его личным делом. Девять раз судим. И это на протяжении почти одиннадцати лет. Он нигде не работал. Из описаний дел, в которых Анциферов принимал участие, вырисовывался облик холодного расчетливого преступника, который никогда и ни перед чем не остановится для достижения своих целей.

Когда в кабинет начальника следственного отдела ввели Анциферова, все находившиеся здесь оперативники переглянулись. Не надо было назначать дополнительной экспертизы: перед ними был человек, изображенный на фотографии в паспорте Райзиманова, и он же на фотоснимке, взятом в семейном альбоме Бутченко. Не говоря уже о том, что его фотографии находятся в уголовном деле Анциферова.

Доставленный был высок ростом, плечист. Короткие темно-русые волосы, брови с изгибом, длинные подвижные пальцы. Но прежде всего бросался в глаза бледный шрам на шее, под левым ухом. Лыков тогда довольно точно описал его внешность.

Анциферов сел на стул, обвел взглядом комнату, задержал его на окне, в которое светило осеннее солнце.

Он молчал, и все молчали. Возможно, потому, что сотрудники милиции потратили на его поиски очень много усилий, и вот сейчас им просто надо было привыкнуть к мысли, что дело заканчивается, что перед ними тот, кого они так долго и так упорно искали.

— Что ж, Анциферов, поговорим, — сказал наконец Казаченко.

— Это о чем? — ответил тот вопросом на вопрос.

— Начните с рассказа о себе. Где вы родились? Как ваша настоящая фамилия? Чем вы все эти годы занимались?

— Для чего это?.. У вас обо мне и без того хватит материалов. Целые пуды, наверное, накопились. Очень на меня не надейтесь — я не из говорливых. Кое-что, правда, скажу. Вы точненько все запишите, но учтите — я ни одной бумаги подписывать не стану. Понятно?

— Понятно, — сказал Казаченко. — Но все-таки интересно будет послушать.

— Так вот, — продолжал он. — По натуре я вор, вором и умру. Фамилий у меня много. Сейчас я Анциферов, Владимир Павлович.

— А Толик — такое имя знакомо?

— Был и Толиком.

— Как появился у вас паспорт на имя Райзиманова?

— Нашли, выходит… Это дружки по Колыме меня выручили. Прямо в Магадане и карточку переклеивали. Ну, раз вы о Райзиманове узнали, то сейчас спросите, знаю ли я Гошку Лыкова. Знаю. Без него тут не обошлось, раз мы с вами разговариваем.

— А где вы с ним познакомились?

— В Новосибирске. Он же новосибирский. Но что мы там делали — не скажу. Дел всяких на мне много. Но обо всех говорить не буду. Скажу только о тех, про которые вам известно, и еще — где следы оставлены. Об остальном можете догадываться.

— Мне как-то неудобно называть вас чужой фамилией, Анциферов. Давайте уж сразу, Бутченко, внесем ясность. Хотите познакомиться с актом дактилоскопической экспертизы? Наш эксперт Кобыща дает заключение. Вот, почитайте.

Бутченко недоверчиво взял акт экспертизы, иллюстрированный фотоснимками. Как опытный человек, он не стал читать весь ход доказательств эксперта, сразу взглянул на вывод:

— Понятно? — спросил Казаченко.

Бутченко молчал.

— Вы согласны с заключением?

— Я уже все свое сказал, — ответил Бутченко.

Бутченко В. М., он же Яковлев М. П., он же — Макарцев Г. М., Мешков А. Д., Хоменко А. Я., Райзиманов И. А., Анциферов В. П. Доказательств его преступной деятельности хватило бы на десятерых. Безоговорочно припирали его к стенке копии судебных приговоров, вынесенных в разное время, показания Лыкова и Замарчика. К делу была приложена квитанция № 829, по которой Райзиманов И. А. сдал в Чимкентскую скупку габардиновый синий костюм, сдал через три дня после убийства.

Под давлением всех этих улик он был вынужден хотя бы частично признать свое участие в деле Аверина. И уже не оставалось никаких надежд на то, что этот человек когда-нибудь исправится.

Верховный Суд Казахской ССР приговорил его к расстрелу…

…Так закончилось это дело, которое потребовало долгих поисков и трудов. Немного было поначалу улик, следствию трудно было ухватиться за какую-то определенную ниточку. Но достижения криминалистики, четкая логика, современные научно-технические средства расследования преступлений — все это помогло сотрудникам милиции выйти на след бандитов, найти их.

Пять увесистых томов по делу бандитской группы Бутченко — Лыкова можно было сдавать в архив…

П. БУШУЕВ, полковник милиции.

г. Алма-Ата.

В. Пешков В КОЛЬЦЕ

Метет поземка, сечет колючим снегом лицо, насквозь пронизывает стужей. Кругом белая равнина степи. Только кое-где возвышаются холмики занесенных снегом копен да темнеет по берегу замерзшей реки редкий ивняк. Вечереет. Похоже, что к ночи разгуляется пурга: ветер становится сильнее, порывистее.

Через степь бредет человек. Проваливается в снег по пояс, падает, поднимается и опять двигается, прикрываясь кожаной перчаткой от ветра. Вокруг ни души, но путник то и дело озирается, вздрагивает от страха.

Вот послышался рокот мотора. Над степью, вычерчивая широкий круг в мглистом небе, пролетел самолет. Далеко у горизонта он развернулся и опять пошел над степью, но теперь ближе. Беглец, пригибаясь к самой земле, бросился к ближайшей копне, зарылся в солому. Самолет покружил над степным раздольем и улетел. А путник, задыхаясь от волнения и испуга, пошел быстрее, почти побежал туда, где виднелись столбы у железной дороги.

Он совершил тяжкое злодеяние и знает — возмездие неотвратимо. Но жалкая натура эгоиста, мелкая душонка подлеца хочет оттянуть миг расплаты. Его гонит трусость, беспощадный, злой страх. И еще жалость. Слюнявая жалость к самому себе.

Показались неяркие огни. Станция близко. Правая рука преступника все чаще опускается в карман, нащупывает холодную рукоять восьмизарядного «вальтера». В его затравленных свинцовых глазах одна мысль: он решил убивать…

Василий Николенко с утра был не в духе. Ночью приболел ребенок, до утра пришлось просидеть у его постели. А тут еще рабочий день начался с неприятностей — на стройку прекратилась подача электроэнергии. Кому же побеспокоиться, как не бригадиру?

Телефона поблизости нет, он в стрелковом клубе ДОСААФ. Чертыхнувшись с досады, Василий направился туда. Занятый своими мыслями, он шел вдоль высокого забора клуба и не заметил, как на крыльце появился человек. Тупой удар в грудь остановил бригадира. Второй бросил в снег.

«Огонь!» — раздался возглас с клубного крыльца, и в распростертое на снегу тело впились новые пули. Потом все смолкло…

Истекающего кровью Василия заметили случайные прохожие. И через несколько минут в кабинет начальника Павлодарского горотдела милиции Ивана Ефимовича Леляка вбежал дежурный:

— Налет на стрелковый клуб ДОСААФ. Есть убитые!

Милиция и скорая помощь прибыли почти одновременно. Бригадира увезла скорая помощь, а двум другим жертвам уже никто не мог помочь. Несколько ударов тупым предметом по голове и выстрелов из пистолета пришлось на долю восемнадцатилетней Люды Ивановой — инструктора тира. Одиночным пистолетным выстрелом был убит семидесятилетний сторож, Филипп Сидорович Гаращук.

Глухо заволновались люди, собравшиеся у входа в тир, когда выносили тела. Навзрыд заплакала женщина. Посуровели лица сотрудников милиции, и они принялись за свое нелегкое дело.

Осматривая место происшествия, работники милиции обнаружили с десяток стреляных гильз от пистолета «вальтер», топор со следами запекшейся крови. На полу хорошо сохранились следы мужской обуви. На улице, недалеко от того места, где упал сраженный преступными выстрелами Василий Николенко, подобрали маленькую коричневую книжечку — служебный пропуск шофера Юрченко.

Вещественные доказательства преступления лежат на столе начальника уголовного розыска Павлодарского облуправления охраны общественного порядка Николая Степановича Гронина. В кабинете все те, кому предстоит нелегкий розыск. Оперативники внимательно слушают начальника.

— Двое убитых, один тяжело ранен, — говорит Гронин. — Таковы трагические последствия сегодняшнего происшествия. Но и это не все. Преступники похитили три револьвера «наган», десять спортивных пистолетов и много патронов. Оружие в руках убийц, они могут совершить новые злодеяния.

Гронин взял со стола латунный цилиндрик — стреляную пистолетную гильзу, поднял ее, как бы показывая собравшимся.

— Что мы знаем о преступниках? — продолжал он. — Следы обуви говорят о том, что их было двое. Один орудовал топором, у другого был пистолет системы «вальтер». — Гронин еще раз показал гильзу. — Скорее всего, это люди рослые: на обоих ботинки больших размеров.

Звякнул телефон, Гронин взял трубку, несколько минут сосредоточенно слушал.

Звонил судмедэксперт. Смерть Ивановой наступила вследствие огнестрельных ранений в голову. Извлечено четыре пули. В области затылка есть повреждения, нанесенные, вероятнее всего, обухом топора…

— Какое зверство, — не выдержал кто-то из присутствующих.

— Не думаю, чтобы преступники сперва стреляли, а потом уже добивали свою жертву топором, — продолжал Гронин, — скорее всего, было наоборот. Удар топором нанесен сзади, исподтишка. Вероятно, Иванова и не подозревала о грозящей ей опасности… Может быть, девушка даже знала налетчиков? — Гронин вопросительно посмотрел на своих товарищей и пояснил мысль: — Мы все знаем Иванову, она была очень осторожна…

Рождались первые версии, возникали предположения, которые необходимо было сразу же проверять.

Короток зимний день. Уже стемнело, когда в управление привезли перепуганного мужчину. Он был бледен, руки дрожали, как у человека, которого мучает совесть.

— Шофер Юрченко, — доложил оперативник, сопровождавший задержанного, и многозначительно добавил: — С девяти утра до обеда не был в гараже. А по документам видно, что сделал всего одну непродолжительную поездку…

— Грех попутал, — виновато вымолвил Юрченко. — Налево ездил… Знакомый попросил вещи перебросить.

И хотя Юрченко волновался, хотя и дрожал его голос, на убийцу он не походил. Впрочем, Гронин с самого начала сомневался в том, что владелец пропуска, оставленного на месте преступления, причастен к злодеянию. «Уж очень все просто получилось бы, — подумал опытный оперативник. — Убил и оставил для нас визитную карточку… Нет, так не бывает. То ли это случайность, то ли преступники пытаются путать следы».

Юрченко волновался, нервничал. Объяснить, куда девался его пропуск, не мог. Но приглашенные на допрос люди подтвердили, что Юрченко действительно перевозил вещи своего знакомого и в роковой час был далеко от стрелкового тира.

Посоветовав больше не ездить «налево», шофера отпустили домой. Первая версия отпала. Но были еще версии, не одна, несколько. Их нужно было отрабатывать, проверять. Столько же оперативно-следственных групп на каждую версию создали при Управлении охраны общественного порядка. В них вошли опытные работники. Возглавил операцию прибывший из Алма-Аты заместитель министра охраны общественного порядка комиссар милиции А. Тумарбеков.

Немало времени потребовалось на розыск владельцев пистолета «вальтер». По данным учета, в Павлодарской области у троих имеется такое оружие. Эти пистолеты представили по первому требованию, их проверили, провели контрольные стрельбы и убедились — не то. Но, может быть, есть неучтенное, так называемое «нетабельное» оружие? Быть может, кто-нибудь из участников войны, вопреки правилам, хранит трофейный пистолет? Как об этом узнать: ведь в Павлодаре не одна тысяча бывших воинов!? Трудно. Но нужно, обязательно нужно. И оперативники идут к людям, беседуют с ними, советуются. Просить помощи, собственно, и не нужно было, не приходилось. В первый же день люди сами шли в милицию, делились своими мыслями, сообщали о подозрительных, по их мнению, поступках отдельных лиц. Словом, все старались хоть чем-нибудь помочь в розыске злодеев.

Так появилось сообщение о том, что некий Иван Алехин неожиданно уехал из Павлодара. Его раньше судили за незаконное хранение оружия и грабежи. Сидел, после заключения работал на стройке, но вот несколько дней как там не появляется.

Два дня продолжались поиски Алехина. Нашли, его у родственников, где он преспокойно гостил уже несколько дней. Версия оказалась ошибочной.

Отпадали одна за одной и другие версии, рушились предположения. Неужели тупик? Нет, тупика не было. Его и не может быть в работе милиции, которой помогают все честные люди. И немыслимо преступнику, жалкому отщепенцу-одиночке затеряться даже в многолюдье наших городов, спрятать свое гнусное обличье…

Новое сообщение принесла хрупкая девушка, студентка педагогического института. Ее однокурсник, Юлий Кайзер, уже несколько дней не появляется в стенах института.

— Вы знаете, — горячась говорила девушка начальнику горотдела милиции Ивану Ефимовичу Леляку, — меня сначала отговаривали идти к вам. Ну уехал и уехал, парень взбалмошный, избалованный. Но потом, посоветовавшись, решили сообщить в милицию. Ведь он, Юлька, часто бывал в тире и вдруг после всего этого исчез… Да и был он последнее время какой-то не такой… странный.

Начальник горотдела милиции задумался. Юлий Кайзер?.. Сын известного в городе ответственного работника, он недавно демобилизовался из армии, учился в пединституте. Говорили, что он неплохой стрелок, упорно тренировался в стрельбе из пистолета. Было над чем подумать.

Теперь перед начальником горотдела милиции сидит пожилая, убитая горем женщина. Да, верно. Ее старший сын Юлий два дня тому назад ушел из дому и как в воду канул.

— Ушел утром, — рассказывает мать, вытирая скомканным платочком слезы, — сказал, что идет в институт оборудовать стрелковый клуб… В полдень вернулся, был возбужденный, растерянный. Быстро переоделся и опять пошел, даже не пообедал… Потом уже я заметила, что из стола исчезли деньги. Двадцать пять рублей…

— А еще чего-нибудь из дому не исчезало? — осторожно спросил Леляк.

— Как будто все остальное на месте, — задумчиво ответила женщина. — Только вот топор запропастился. Старый топор…

— Какой топор? — скрывая волнение, спросил начальник милиции. — Приметы его не помните?

— Топор как топор, — неожиданно зло ответила женщина. — К вам с горем, а вы про топор. Старый топор, низ у топорища отколот. — Она встала. — До свидания.

Женщина ушла, так и не написав заявления о таинственном исчезновении сына.

Опять версия: к убийству причастен Юлий Кайзер, таинственно исчезнувший из города. Друзей у него немного, а самый близкий — Владимир Зинченко — плечистый парень с открытым, ясным взглядом, добродушной улыбкой. С ним беседуют работники уголовного розыска Владимир Михайлович Журавлев и Иван Петрович Рычалов. Зинченко охотно рассказывает все, что ему известно о своем друге.

Последний раз Кайзер пришел к Зинченко во втором часу того страшного дня. Волновался, это было видно сразу. Попросил поесть, и Владимир покормил друга.

— Юлька часто выглядывал в окно, — рассказывал Зинченко, — и я заметил, что около дома стоит незнакомый парень в синей куртке. Такой же, как у меня. На плечах рюкзак… Мне он не понравился, и я сказал об этом Юльке, но тот возразил, что это свой, хороший малый… Потом Юлька ушел, и я его больше не видел…

Оперативники переглянулись: значит, правильно, убийц было двое.

— Да не подозреваете ли вы Юльку в убийстве? — вдруг горячо воскликнул юноша. — Он курицу и то зарубить не может… А убить человека — что вы!

Хоть и не склонны оперативники к сентиментальности, но горячность, с какой Зинченко вступился за товарища, вызвала еще большую симпатию к нему.

— Володя, — спросил Рычалов, — ты часто бывал у Юлия дома, скажи, помогал он чем-нибудь родным по хозяйству?

— Да там и помогать-то нечего, ведь он живет в пятиэтажном… Разве что дров для ванны наколоть. Так мы это часто вдвоем делали.

Журавлев встал, подошел к столу, покрытому белой бумагой.

— А топор Кайзера ты не сможешь узнать? — оперативник поднял бумагу. Под ней лежали топоры — большие и маленькие, новые и повидавшие виды.

Владимир едва приметно вздрогнул. Вдруг стало сухо во рту, по спине пробежали мурашки. Но он справился с минутной слабостью и тихо, но твердо сказал, показывая на топор, лежавший вторым справа:

— Это топор Кайзера…

Было темно, когда Владимир Зинченко возвращался домой. Все в нем ликовало. Он разбежался, пнул ногой ледышку, и она легко заскользила по звонкому, наезженному снегу…

Теперь возникла необходимость произвести обыск на квартире убийцы. И после обыска все встало на свое место, круг замкнулся. В домашнем сейфе отца Кайзера оперативники нашли гильзы от пистолета «вальтер» с такой же маркировкой, как и на гильзах, изъятых с места происшествия. На ботинках, оставленных Юлием дома, заметили следы крови, и экспертиза установила: кровь первой группы, такой же, как у убитых. У Юлия Кайзера и его домочадцев кровь была другой группы. Экспертиза доказала и то, что гильзы, найденные в тире и в сейфе Кайзера, из одного и того же пистолета.

Итак, круг замкнулся. Причастность Юлия Кайзера к убийству стала непреложным фактом. Но где находится убийца, потерявший всякий человеческий облик? Его надо было найти с возможной быстротой, найти и обезвредить. Каждый день, каждый час пребывания на свободе этого негодяя грозил осложнениями. При нем находится оружие, много патронов. Он не задумываясь откроет стрельбу, защищая свою жалкую жизнь. А это тем опаснее, что убийца прошел неплохую школу стрельбы под руководством убитой им девушки-инструктора.

Сотрудники милиции отдавали себе отчет во всем этом и не жалели сил и времени на упорные поиски. Тщательный розыск скрывшегося в Павлодаре прошел безрезультатно. Ясно было, что он успел улизнуть из города. А путей у него было много.

Долгое время Кайзер жил в Алма-Ате. Там у него много школьных приятелей, знакомых, на помощь которых он мог рассчитывать. Поэтому самым вероятным местом пребывания преступника могла считаться Алма-Ата. Но знакомые были у него и в других городах: в Туле, Москве, Омске, Магадане. В эти города немедленно вылетели работники уголовного розыска, чтобы предупредить возможное появление там опасного преступника и задержать его, если он вдруг очутится в одном из этих городов.

Много труда положили на то, чтобы предугадать, куда он может явиться в первую очередь. О связях Кайзера узнавали через его бывших соучеников, приятелей. Узнав о том, что произошло, молодые люди охотно шли на помощь работникам милиции. Теперь перед оперативниками был целый ряд имен тех, к кому преступник мог обратиться за помощью.

Прошло несколько дней, пока было получено первое достоверное сообщение — преступника видели на центральной площади Алма-Аты. Выехавшая туда опергруппа опоздала. День был праздничный, на площади много гуляющих, да и Кайзер, видимо, не отваживался долго оставаться в людном месте.

Но и то, что преступник обнаружен, во многом облегчало задачу. Теперь поиски сосредоточились в Алма-Ате. На вокзалах, в аэропорту, на шоссейных дорогах постоянно дежурили наряды милиции. Преступника взяли в кольцо. Для него город был закрыт, и дни его пребывания на свободе сочтены. Работала не только милиция, но и дружинники, многие наши юноши и девушки, из числа которых кое-кто знал преступника раньше.

Через день Кайзер сам дал сигнал о своем пребывании в столице республики. В полдень он заскочил в хлебный магазин, когда там находилась одна лишь продавщица и, угрожая пистолетом, потребовал денег. В кассе было всего двадцать пять рублей, взяв которые преступник скрылся. Этот выпад говорил о том, что Кайзеру очень нужны деньги, но свидетельствовал и о другом: он пойдет на любое преступление.

Сотрудники уголовного розыска тем временем встретились со всеми, кто мог хоть что-нибудь знать о Кайзере. Выяснилось, что у двух своих бывших одноклассников он успел побывать и одному подробно рассказал о совершенном преступлении в Павлодаре. При этом он обмолвился, что в тире был не один. Вместе с ним был и его дружок Володька.

Володька — это несомненно Владимир Зинченко. Об этом по телефону немедленно сообщили в Павлодар, а там сразу же задержали Зинченко. На первом допросе он признался во всем. Рассказал, как они с Кайзером убили инструктора тира и сторожа, как потом стреляли в случайного прохожего. Показал он и колодец теплоцентрали, где были спрятаны похищенные в тире патроны и завернутые в клеенку пистолеты — десять стволов. Таким образом, узнали, что у Кайзера, кроме восьмизарядного «вальтера», есть еще два десятизарядных спортивных пистолета, много патронов.

Кольцо вокруг преступника сжималось. Уже был детально разработанный план задержания…

Кайзер обратился к своему бывшему однокласснику Дмитрию Рябову с просьбой, чтобы тот отдал ему, Кайзеру, свой паспорт. Без документов преступник не хотел оставлять Алма-Ату, а с чужим паспортом он рассчитывал уехать подальше от Казахстана и затеряться где-нибудь «в глуши».

Дмитрий Рябов — честный, хороший парень, комсомолец, ни в коем случае не мог стать соучастником преступника, не мог и не хотел дать ему возможность уйти от правосудия. Он пришел в милицию и предложил свою помощь.

Кайзер сам назначил Рябову день, час и место встречи: воскресенье, полдень, возле кафе у оперного театра. Туда должен был Дмитрий принести ему документы. Место и время бандит выбрал не зря. Он знал, что в воскресенье на театральной площади много гуляющих и ему будет нетрудно затеряться в толпе. Кроме того, он знал, что работники милиции не будут стрелять и подвергать людей опасности.

Конечно, это очень затрудняло задачу. Вооруженный тремя пистолетами, негодяй в припадке отчаяния и злобы может открыть стрельбу. План операции отрабатывали до мельчайших деталей, предусмотрели все, чтобы исключить возможность несчастья. Рисковали своей жизнью четверо — это те, кто должен был первым схватить бандита. Рисковал собой и Дмитрий Рябов — смелый, решительный парень.

Кайзер явился на свидание с Дмитрием с маленьким опозданием. Прошел через сквер к кафе, не вынимая руки из кармана. Глаза подозрительно бегают — он настороженно озирается. Но ничего подозрительного нет. Вокруг гуляют празднично одетые люди, смеются, о чем-то беседуют. Воскресенье!

Дмитрий ждет, прислонившись к дереву. Кайзер подошел, не протягивая руки, кивнул. Это сразу нарушало задуманный маневр. Во время рукопожатия Дмитрий должен был задержать руку преступника, не дать ему быстро достать пистолет.

Но Дмитрий не растерялся, хотя и услышал, как щелкнул переводимый в боевое положение предохранитель. Кайзер не доверял никому.

Дмитрий завел разговор, обычный разговор в такой необычной обстановке. Он говорил о вчерашнем вечере, о новом кинофильме. Парень видел, с каким нетерпением ждет Кайзер главного — разговора о паспорте. Но вот этот паспорт появился. Медленно достал его Дмитрий из кармана и протянул преступнику. Тот от радости на миг забыл о пистолете, жадно потянулся к документу. Этого-то мгновения вполне хватило оперативникам.

Мимо проходили четверо — две пары. Они о чем-то весело говорили и совсем не обращали внимания на двух парней возле дерева. Но когда один из них вынул из кармана правую руку, его схватили. Схватили крепко, быстро, так, что преступник не успел даже пикнуть. Уже в кабинете начальника уголовного розыска этот великовозрастный лоботряс, начитавшийся переводных романов об искателях легкой жизни, об опустошенных суперменах типа Джеймса Бонда, ставший на путь убийства и грабежа, опустив голову, сказал:

— Здорово вы меня! Как в кино.

Скупые слова приказа министра. В нем говорится, что за смелость и находчивость, проявленные при задержании опасного преступника, награждается группа оперативных работников Управления милиции МООП Казахской ССР. В их числе Я. Екимов, К. Каптильная, А. Васина, М. Даирбаев, Ш. Уканов, В. Журавлев, Л. Извеков. Это они разработали и блестяще осуществили план поиска и задержания опасного преступника.

В. ПЕШКОВ, полковник милиции.

Павлодар — Алма-Ата.

Н. Ахметов БЕЗМОЛВНЫЕ СВИДЕТЕЛИ

Поздней зимней ночью, когда пассажирский поезд остановился на маленькой станции, желтые пятна окон замерли на заснеженном перроне. Трое мужчин один за другим спрыгнули со ступенек вагона. Сразу же раздался протяжный гудок — паровоз прощался с маленькой станцией, где он задерживался всего лишь на минуту.

Поезд ушел, а эти трое остались. Их встретил высокий молодой человек в форме. Козырнул, представился:

— Младший лейтенант Сутиев. Участковый уполномоченный.

Гости из Алма-Аты тоже отрекомендовались. Майор Емельяненко, старший оперуполномоченный уголовного розыска, и с ним два лейтенанта: следователь Кагасов и эксперт Ниязов.

— Не повезло вам, — посочувствовал Сутиев. — Перед самым праздником пришлось уезжать из дому…

— Не привыкать, — откликнулся Ниязов, но все же не смог сдержать вздоха. — Кому праздник, а милиции самая работа. Лишь бы нам «медвежатника» твоего заарканить, а Новый год мы завтра и здесь встретим.

Сутиев повел приезжих по темным улицам поселка. Ни фонаря, ни огонька в окне. В морозной тишине только снег похрустывал под ногами.

Майор Емельяненко даже присвистнул:

— Тишь да гладь!.. И откуда только в таком раю черти берутся? Сколько, говоришь, денег взяли? — обратился он к участковому. — Рассказывай, пока до твоей хаты доберемся.

— Взяли около десяти тысяч рублей, — не сразу ответил Сутиев.

И он начал рассказывать историю, ради которой работники милиции в канун 31 декабря приехали из Алма-Аты в глухой станционный поселок.

Сегодня в девять утра начальница здешней почты, по фамилии Колесник, как обычно, пришла на работу. Открыла наружный замок — и остолбенела: дверь, ведущая в кладовую, была распахнута настежь, а Колесник хорошо помнила, что вечером заперла ее на ключ. Сразу, почуяв недоброе, она позвала почтальона Александрову. Заглянув в кладовку, женщины увидели открытый сейф. Инкассаторской сумки с деньгами, приготовленными к отправке, не было. Вот, в сущности, и все. О происшествии Колесник немедленно сообщила участковому.

— А ведь наружная дверь почты была заперта, — сказал Сутиев и, как бы оправдываясь, добавил: — Правда, замок там нехитрый, ключ можно подобрать запросто, а тем более знающему человеку.

— Ладно, утром будем разбираться, — сказал Емельяненко. — Утро вечера мудренее.

…Утром Емельяненко допросил работников почты, долго беседовал с поселковым сторожем — единственным на все учреждения и торговые точки. Следователь Кагасов опрашивал жителей — не видали ли они накануне в поселке посторонних. Кроме того, Кагасов побывал и в геологической партии, и на рыбозаводе.

А тем временем эксперт Ниязов возился в кладовой, у сейфа. Понятые скучали, наблюдая, как взрослый, серьезный человек ползает на корточках возле металлического ящика, разглядывает в лупу брошенный возле сейфа костыль, которым рельсы приколачиваются к шпалам.

Потом он что-то чертил на листе бумаги, с полчаса писал протокол осмотра места происшествия. Наконец, кончил, откинулся на спинку стула и с видимым удовольствием закурил. К этому времени освободился и майор, закончив опрос очередного свидетеля.

— Можно делать обыск, товарищ майор, — сказал Ниязов и положил перед Емельяненко исписанные четким почерком листки. — Мне, кажется, все ясно.

Несколько минут майор читал, а потом, после недолгого размышления, сказал:

— Ну что ж, по-моему, логично. Звоните в район, берите у прокурора санкцию.

Колесник готовилась к празднику, подбеливала печь на кухне. Она встретила работников милиции недоумевающим взглядом, а когда ей показали ордер на обыск, засуетилась и, по-видимому, растерявшись, начала торопливо подбрасывать в печь уголь.

— Не торопитесь, — остановил ее Емельяненко. — Печь нам как раз и нужна… Кагасов, посмотрите…

Следователь принялся осторожно выгребать совком золу. Ниязов разглядывал только что побеленную стену.

— Вот она! — воскликнул следователь, показывая клочок обгоревшей ткани. — Вот сумочка! Держи, наука и техника, это по твоей части!

Эксперт взял тряпку, осторожно завернул ее в бумагу. Еще раз критически осмотрел непросохшую после побелки стену.

— А деньги, пожалуй, здесь… — Ниязов постучал согнутым пальцем по стене. — Этот кирпич замазан свежей глиной. Совсем недавно.

Он поддел кирпич топором, что стоял в углу. Кирпич легко поддался. Из тайника эксперт извлек несколько пачек — деньги.

Колесник как была в фартуке, забрызганном известью, так и опустилась на табуретку у окна.

Молодой участковый Сутиев молча наблюдал за действиями приезжих. События развивались так быстро, что у майора и двух его спутников не было времени объяснять Сутиеву ход следствия. Зато теперь лейтенант Кагасов повернулся к нему и сказал:

— Ну вот, товарищ участковый… Шли мы на «медвежатника», а вышли на «медвежатницу». Можем сегодня ночью чокнуться за удачу. Ведь Новый год нам вместе встречать, наш же поезд теперь только завтра…

Сутиев был рад, что все обошлось, был рад новым людям, которые сегодня окажутся за его праздничным столом, и не скрывал своей радости.

— Новый год мы, понятно, встретим, — откликнулся он. — Но все же… — Он вопросительно посмотрел на эксперта.

Ниязов перехватил его взгляд.

— Ты хочешь знать как? — сказал он. — Видишь ли, все дело в том, что у вашей начальницы почты перчатка заштопана на указательном пальце. Не улавливаешь связи?.. А след штопки отпечатался и на сейфе, и на костыле. Костыль она подбросила, чтобы симулировать взлом. Зачем же, подумал я, Колесник, имеющая свободный доступ к сейфу, открывает и закрывает его в перчатках? И еще — на сейфе и костыле остались ворсинки все от той же перчатки, коричневые… Так что на этот раз безмолвных свидетелей кражи оказалось больше чем достаточно.

— Я тоже могу кое-что добавить, — сказал лейтенант Кагасов. — Про безмолвных свидетелей. Деньги из сейфа исчезли, а пистолет, заряженный пистолет, остался лежать на месте. Какой же опытный «медвежатник», рецидивист, оставил бы его? Взял бы, конечно.

В их разговор вступил и майор Емельяненко.

— Многое говорило за то, — сказал он, — что мы имеем дело не с кражей, а с симуляцией кражи. В кладовке валялась единственная обгорелая спичка. О чем это говорит? О том, что вор хорошо знал помещение и обходился без света. Значит, орудовал кто-то из служащих почты.

Колесник неподвижно сидела на стуле у окна, сложив руки на коленях, и даже непонятно было, слышит она, о чем разговаривают сотрудники милиции, или не слышит.

Н. АХМЕТОВ, лейтенант милиции.

Алма-Атинская область.

К. Баялин, М. Пруслин, В. Короленко КОНЕЦ ВОЛЧЬЕЙ СТАИ

Окончен футбольный матч, опустели трибуны стадиона, но Александр Сапожников и Иван Хлопунов, заядлые болельщики, живо обсуждают перипетии только что окончившейся жаркой схватки двух известных команд. Да и торопиться им некуда, они не зависят от городского транспорта. На стоянке любителей футбола ждут собственные новенькие «Волги».

Каково же было удивление болельщиков, когда они не нашли на месте своих машин. Бросились с расспросами к стоявшим рядом водителям, прохожим, к постовому милиционеру. Ясности никто не внес. В дежурной комнате райотдела милиции от потерпевших приняли заявления и успокоили. Видимо, это проделки подростков, шалость озорников. Покатаются и бросят. Ведь краж автомашин в городе давно не было.

Но проходили дни, недели. Похищенные автомашины не находились, а в уголовный розыск Управления милиции МООП Казахской ССР начали поступать новые тревожные сигналы. В Чуйском районе похищена «Волга» геолога Сысоевой, со двора жилгородка биокомбината в Алма-Ате угнана машина служащего Саурпсана Мамутова, со стоянки таксомоторного парка по Красногвардейскому тракту исчез автомобиль колхозника Дараева. Похищались только частные машины. И только новые.

Перед следователем майором Д. П. Савченко поставили неотложную задачу: выяснить судьбы исчезнувших машин. Сколько раз майор перелистывал увесистый том уголовного дела, заполненный всевозможными справками, запросами и ответами. Не было никакого намека на то, кем совершались преступления.

«Что могли сделать воры с угнанными машинами? — размышлял Савченко. — Далеко угнать не могли — номера сообщены повсюду. Снять номерные знаки и перегонять машины без них? Это невозможно: задержит первый милиционер. Обменяться с кем-нибудь номерами? Бессмысленно: попались бы машины с разыскиваемыми номерами. Конечно, можно разобрать автомобиль и продать по частям, но эта операция явно невыгодная». Опытный следователь никак не мог решить этот головоломный кроссворд.

В поисках решения прошел еще один месяц. В неурочное время следователя вызвали в кабинет начальника.

— Доложите, майор, в какой стадии находится розыск машин?

Это был вопрос, на который нечего было ответить.

— Ищем сами, нам помогает, кажется, вся милиция Союза. Но пока никаких результатов…

— А известно ли вам, что сегодня среди бела дня в центре Алма-Аты владелец машины на пять минут оставил кабину, вышел за папиросами — и тоже остался без «Волги»?

Да, судя по одинаковым приемам угона машин, в городе орудует одна шайка. Орудует умело, не оставляя следов. И нет пока ни одного свидетеля, который мог бы даже приблизительно описать приметы преступников.

Прошел год непрерывных поисков и мучительных раздумий. И вот опять происшествие. Угнали еще одну «Волгу», но на этот раз несколько иным способом. Теперь в руках следователя оказалась зацепка. Хоть маленькая, но зацепка.

Дело было так. Вечером по тихой улице окраины Алма-Аты проезжала машина с литерами, которые свидетельствовали, что она принадлежит частному владельцу. Когда машина поравнялась со стоявшей у тротуара голубой «Волгой», навстречу, будто появившись из-под земли, шагнул милиционер, повелительно взмахнул жезлом регулировщика.

— Ваши права! — обратился он к владельцу машины и с минуту изучал документ. — В порядке. А теперь я проверю тормоза. Выйдите-ка из машины…

Мнимый регулировщик включил сцепление, дал полный газ и… скрылся.

Ничего не понимая, владелец машины подбежал к водителю голубой «Волги», из-за которой только что появился милиционер. Но человек, сидевший за рулем, поспешно отвернулся в сторону, ничего не ответил и рванул машину вперед. Стало ясным, что «регулировщик» и водитель голубой «Волги» — сообщники.

Первый свидетель, первые приметы преступников. Следователь записал в свой блокнот: «Оба: и «регулировщик», и шофер голубой «Волги» — молодые, смуглые, горбоносые…»

А через некоторое время аналогичным способом угнали еще одну машину. Новый потерпевший запомнил приметы «регулировщика». Они полностью совпадали с теми, которые уже находились в деле.

Через несколько дней на автотрассе Алма-Ата — Фрунзе произошло новое происшествие. Всякий, кто проезжал через Курдайский перевал, помнит пустынный, безрадостный пейзаж. Только кое-где попадаются домики ремонтных рабочих.

В колхозе, находящемся недалеко от шоссе, только что закончили упаковку тюков с мериносовой шерстью. Чтобы не сорвать график заготовок, решили тотчас же отправить шерсть на заготовительный пункт, несмотря на то, что уже смеркалось. Шофер Шевченко, немного поколебавшись, согласился: «Поедем!» Дорогу до заготпункта он знает хорошо, освещение в машине исправно, тормоза в порядке.

Дорога шла в гору, тяжело груженная машина медленно двигалась вперед. Скоро поворот, а там — спуск. Но что это? Поперек дороги стоит голубая «Волга» с потушенными фарами. Когда грузовик с шерстью приблизился к ней вплотную, из «Волги» вышли двое в штатском. Один с жезлом регулировщика.

— Стоп! Милиция, — сказал он и показал красную книжечку удостоверения. — Предъявите права и накладные на груз.

Когда документы были проверены, человек, остановивший машину, обратился к своему спутнику:

— Товарищ полковник! Подозрения подтверждаются. Вот посмотрите на эту печать… И подпись не та.

— Что будем делать, майор?

— Отвезем груз в Алма-Ату, там в управлении разберемся.

«Полковник» и «майор» сели в машину рядом с шофером и приказали тому ехать в город.

— Зачем? — запротестовал шофер. — Если накладные действительно не в порядке, надо возвращаться в колхоз и там выяснять недоразумение.

Внимания этому протесту не придали, шофер подчинился. Но он чуял что-то недоброе… В зеркало он видел, что сзади неотступно идет голубая «Волга» и почему-то не зажигает свет…

В дороге подозрения усилились. Поглядывая искоса на соседей по кабине, Шевченко видел, что для полковника и майора эти «работники милиции» слишком уж молоды. В свою речь они часто вставляют непонятные слова, посмеиваются. Нет, они не те, за кого себя выдают… Милиция так не поступает.

Решение пришло сразу. Проезжая мимо домика ремонтного рабочего, шофер незаметно крутнул баранку, тяжело груженная машина наскочила на каменный столбик ограждения дороги. Авария!

Шевченко рывком открыл дверцу, выпрыгнул. Упал, приподнялся и побежал к дому ремонтников. Но далеко ему убежать не удалось. Сзади раздались выстрелы. Стреляли очень метко — обе пули попали точно в цель. Шевченко упал. Мелькнула последняя мысль: «Машину им теперь не угнать!»

На выстрел из домика выбежали рабочие, увидели упавшего человека, бросились ему помогать. А «Волга» дала полный ход и скрылась в направлении Алма-Аты. Один из рабочих успел запомнить две первые цифры номера этой машины: ШД 52-…

В кабинете заместителя начальника управления милиции полковника Рылова разговор был коротким. Перед опергруппой поставлена задача: немедленно выехать на место происшествия и тщательно разобраться во всем. И еще затемно из Алма-Аты на Курдай выехала машина с оперативниками.

Из опроса очевидцев стало известно, что в нападении на водителя Шевченко участвовало четверо мужчин, вооруженных пистолетом.

В поисках стреляных гильз оперативники перевернули все камни, прочесали придорожный кустарник, траву и наконец с трудом нашли три гильзы от пистолета иностранной марки.

К розыску преступников приступили тотчас же после возвращения в Алма-Ату. Среди многочисленных версий, разработанных следователями Копелиовичем и Морозовым совместно с сотрудниками угрозыска Журавлевым, Савченко и Бахаревым, было выдвинуто предположение о связи разбойного нападения с хищениями автомашин в Алма-Ате. Были подняты и вновь изучены уголовные дела по этим происшествиям, тщательно проанализированы сообщения госавтоинспекции и дорнадзора, предприняты энергичные меры к выявлению голубой «Волги» по двум запомнившимся цифрам — 52.

Искали не только голубые, но и синие машины, номера которых начинались этим числом. Владельцы их легко устанавливали алиби: они не были в это время на Курдайском перевале.

Но вот наконец и другая зацепка…

Владелец «Волги» голубого цвета с номерным знаком ШД 52-84, некий Хором Гаев, отбывает наказание в местах лишения свободы, а машиной его временно пользуется его приятель — Имран Гучигов. Этот человек, обремененный большой семьей, живет явно не по средствам. В его квартире часто устраиваются попойки; топот ног, отплясывающих лезгинку, не дает соседям спать по ночам. В доме — полная чаша, а во дворе гараж и собственный газик. За хозяином установилась репутация заядлого рыбака и охотника, его часто по неделям не бывало дома.

Удалось с полной достоверностью узнать, что в день нападения на водителя Шевченко Гучигов выезжал из города — но не на своем газике, а на голубой «Волге», и возвратился поздно ночью. Все это укрепило предположение работников следствия о причастности Гучигова к разбойному нападению на Курдайском перевале, тем более что приметы, названные очевидцами преступления, и внешность подозреваемого совпадали. Однако обыск и задержание Гучигова было решено временно отложить. Мало задержать только его, нужны были и имена тех, кто вместе с ним шел по дороге грабежей и налетов, выявить и обезвредить всю банду.

…Снова Центральный стадион в Алма-Ате. Трибуны переполнены, а болельщики все прибывают. Вот к стоянке у стадиона лихо подкатывает знакомая уже милиции голубая «Волга», из нее шумно выходят Имран Гучигов и его ближайшие дружки Горш Исраилов, Ахметхон Тушаев, Ахьят Идигов. Они не спешат туда, где уже раздаются первые аплодисменты и возгласы любителей футбола. Настороженно, молча они обходят выстроившиеся длинной шеренгой машины.

Вот компания облюбовала соблазнительно сверкающую свежей краской новенькую «Волгу». Отмычкой открывают дверь, но угонять не торопятся. Действуют осторожно. Оставив территорию стадиона, похитители автомобилей отправляются в рощу за городом и устраивают там пирушку, которая длится долго, почти до полуночи. Но теперь за любителями чужих автомобилей ведется неотступное наблюдение. Только что подгулявшие молодчики отправились восвояси, а руководивший операцией майор Дмитрий Савченко уже проводил тщательный осмотр рощи — постоянного пристанища компании Гучигова. Брошенные бутылки и консервные банки, обрывки газеты… Большая, заваленная жухлой травой и валежником яма. Майор терпеливо разрывает ветки, прелые листья и натыкается вдруг на лоснящийся от росы гладкий металл… В яме покоится автомобиль. Один из тех, что был остановлен на алма-атинской улице таинственным регулировщиком. Это была первая важная находка за долгие месяцы поисков.

Во время криминалистической обработки найденной машины на осветительном плафоне кабины обнаружили четкие отпечатки пальцев и изучили их. Следы рук на стекле оставил Гучигов, это был непреложный факт, ведь Гучигова и раньше задерживали, он не раз оставлял оттиски своих пальцев на дактилоскопических картах.

Улики были налицо, оставалось завершить операцию. К утру следующего дня банда Гучигова была задержана, но следствие по делу только начиналось…

Внезапность и быстрота операции дали свои результаты. У преступников нашли и изъяли огнестрельное оружие, патроны, милицейское снаряжение, жезл регулировщика уличного движения, крупные суммы денег. Криминалистическая экспертиза установила, что найденные на Курдайском перевале гильзы были выстрелены из пистолета, изъятого у студента Жалмирзы Худиева. Преступники пытались отрицать вину, пришлось прибегнуть к очной ставке.

— С кем будет очная ставка? — насмешливо спросил Идигов. — Не с убитым ли шофером?

В кабинет следователя пригласили понятых, затем люди в белых халатах внесли человека с забинтованной головой. Видны были только глаза.

— Товарищ Шевченко, — обратился к раненому следователь, — можете ли вы узнать кого-нибудь из присутствующих?

Лежавший на носилках шофер, чудом вырвавшийся из лап смерти, обвел всех глазами и остановил свой взгляд на Ахьяте Идигове.

— Вот этот!

Раненый узнал в Идигове «майора», проверявшего у него накладные на Курдайском перевале. Неожиданная встреча с выходцем с того света и другие улики заставили преступника сознаться.

— Что было, то было, но чужую вину на себя брать не хочу. Стрелял не я. Пистолет был у «полковника».

«Полковником» оказался Жалмирза Худиев. Чтобы набить себе руку, он часто упражнялся в стрельбе по мишеням, выезжал за город. Изучая маршруты этих частых поездок, работники милиции нашли еще одну угнанную раньше машину. Она тоже была умело замаскирована в лесочке ветками и скошенной травой.

Преступление раскрыто, и можно, как говорится, свертывать дело. Но не по легкому пути шли следователи. Нужно было найти все похищенные автомашины, изучить прошлое участников банды, исследовать их преступные связи. Следователю Александру Морозову и сотруднику уголовного розыска Валерию Бахареву предстояло отработать версию сбыта похищенных автомашин с замененными номерными знаками, до конца вскрыть преступления этой банды и всех ее явных и скрытых, прямых и косвенных сообщников.

Изучая переписку с работниками госавтоинспекций других республик, следователь обратил внимание на сообщение из Самарканда. Появившаяся там алма-атинская «Волга», управляемая жителем столицы Казахстана Тарко Идиговым, столкнулась с машиной местной скорой помощи. Провести проверку в Алма-Ате — дело несложное. Но в тот же день на стол следователя ложится справка. Оказалось, что машина с таким номером, по данным госавтоинспекции, в Алма-Ате не значится.

Морозов и Бахарев вылетают в Узбекистан и тщательно изучают обстоятельства аварии, «Волгу» Тарко Идигова, а металлическую пластинку с загадочным номером и технический паспорт направляют на экспертизу. Исследование обнаружило, что технический паспорт и номерные знаки умело подделаны.

Нитка, за которую потянули работники милиции, оказалась прочной. Был, наконец, распутан весь клубок преступлений. Подделав технические паспорта и заменив государственные знаки, преступники угоняли похищенные машины в Узбекскую, Туркменскую и другие соседние республики и там сбывали по спекулятивным ценам с соблюдением всех правил «купли-продажи». В Ташкенте, Фергане, Самарканде, Катта-Кургане и других городах были найдены все похищенные «Волги». Их вернули законным владельцам.

Тарко Идигов, выходец из Чечено-Ингушетии, шофер по профессии, оказался неподатливым собеседником. Давать показания следователю он наотрез отказался. А ведь он был активным участником банды и ревностным исполнителем преступных замыслов ее руководителей. Это он, Тарко Идигов, занимался угоном чужих автомашин и выходил на тропу разбоя с оружием в руках в форме работника милиции. Разобравшись в его «деятельности», можно было докопаться до корней банды.

Свидетели рассказали, что частым гостем в доме Тарко Идигова был некто Виктор, мужчина средних лет с обходительными манерами. Установили личность этого человека, Виктора Михайловича Бахтина, по кличке «Коммерсант», который раньше уже два раза отбывал заключение за крупные мошенничества. И через день он уже сидел перед следователем.

Фальшивый технический паспорт похищенной «Волги» подвергли графической экспертизе, которая дала недвусмысленное заключение. Фальшивка исполнена рукой Бахтина.

Обстановку Виктор Бахтин оценил быстро и достаточно трезво. Ему, юристу по образованию, было хорошо известно, что в силу статьи 35 Уголовного кодекса Казахской ССР к числу обстоятельств, смягчающих ответственность за совершенное преступление, относится чистосердечное раскаяние. Начался откровенный разговор следователя с обвиняемым.

Бахтин подробно рассказал об организации преступной группы, рассказал о том, какая роль отводилась каждому из ее участников. Узнали работники милиции фамилию человека, снабдившего бандитов трофейными пистолетами. Это был некто Халяпин, проживающий во Фрунзе. Его нашли и тоже задержали.

Охарактеризовал Бахтин и свою неприглядную роль в банде Гучигова. Он сам не похищал автомобилей, не выходил на дорогу с пистолетом. Но творил не менее грязные дела: фабриковал фальшивки, фиктивные договора купли-продажи, распределял наживу. О многом знал и поведал этот отщепенец. Недоумевал он только в одном: кто его выдал? Как он, матерый жулик, мог опростоволоситься? Уж не Сенька ли одессит?

И вот в деле появляется новое имя: Семен Семенович Бромберг. Много любопытного узнали о нем работники милиции, а узнав многое и напав на след, не могли, не имели права остановиться на половине пути, не пройти по следу до конца.

Раньше он, Бромберг, специализировался на спекуляции и неплохо преуспевал в этом деле. У него имелась постоянная клиентура, поставщики, в карман преступника перепадали немалые куши. Потом был суд, длительная мера наказания. Отбытый срок в местах, не столь отдаленных, не пошел комбинатору впрок. Освободившись, он взялся за старое.

Торговые дела свели в Ташкенте Бромберга с Виктором Бахтиным, услугами которого он пользовался для изготовления той или иной фальшивки. Часто дельцы вместе ломали голову над очередной комбинацией.

Однажды на окраине старого Ташкента Бромберг в молчаливом подслеповатом старике наметанным глазом угадал перекупщика краденного и вместе с Бахтиным установил за ним слежку. След привел самодеятельных сыщиков в Ташкентский аэропорт, а затем и во Фрунзе.

Дальнейшие события разворачивались как в американском боевике. Ворвавшись в квартиру перекупщика, Бромберг и Бахтин выдают себя за сотрудников милиции, производят «обыск» и реквизируют скупленные ценные вещи. Пожурив напуганного мошенника, Бромберг проявляет великодушие и назначает взятку: две тысячи рублей.

Проходит немного времени и «бизнесмены» осуществляют еще одну, не менее успешную комбинацию, но теперь уже в Алма-Ате. Опытный жулик, знающий толк в темных делах, Бромберг как-то в автобусе приметил пассажира с объемистым мешком и точно определил в нем крупного спекулянта со своим «товаром». Бромберг объявляет себя майором Липовичем и для убедительности потрясает красной обложечкой удостоверения добровольного пожарного общества. Виктора Бахтина выдает за капитана милиции. Не подозревая подвоха, владелец мешка высаживается из автобуса и тут же расстается с солидным грузом дефицитных товаров. Приказав «задержанному» не уходить и ждать прихода милицейской машины, мошенники завернули за угол ближайшего дома. Нетрудно догадаться, что в то же мгновение неудачливый спекулянт тоже был таков.

В радужном настроении жулики самолетом отправились в Ташкент сбывать отобранный товар, а бывший хозяин мешка Хасан Магомедов рейсовым автобусом возвратился во Фрунзе, тоже довольный собою, вспоминая, как ловко обманул он майора милиции.

Так, выдавая себя за работников милиции, Бромберг и Бахтин обманывали спекулянтов и мошенников, преступников, опасных не менее, чем они сами.

Имея эти сведения, на розыски Бромберга отправляется следователь подполковник милиции Александр Морозов. Следы, взятые оперативниками на Курдайском перевале, привели его в Одессу. По некоторым сведениям, разыскиваемый живет там. Быть может, он и до сих пор творит нечистые дела.

Найти Бромберга в большой и шумной Одессе оказалось совсем несложным делом. Неистощимого на шутку и остроумный анекдот парикмахера Семена Бромберга знает вся Молдаванка. Он не только искусно сделает модную прическу, виртуозно побреет. У него есть и общественная работа: Семен — активный распространитель книг. В его салоне, на столике, новые книги, свежие журналы, красивые открытки. На любой вкус. А сам Бромберг может посоветовать клиенту увлекательную повесть, новейший перевод, стихи молодого, талантливого поэта. И конечно он мастер своего дела.

— К вашему лицу подойдет «канадка». Эта прическа в моде на Дерибасовской, — сказал мастер Морозову, следователю из Казахстана, последнему клиенту в салоне.

Подполковник Морозов, зная прошлое Бромберга, тщательно готовился к допросу и меньше всего рассчитывал на откровенность. Но Бромберг огорошил следователя.

— Я не буду терять времени, товарищ следователь, — сказал он. — Одесса — деловой город. Скажите, что вы знаете, а Семен Бромберг ответит — так или нет…

Следователь знал немного. И Бромберг, с присущим одесситам юмором, заговорил.

— Раньше была не жизнь. Теперь Бромберг не тот, совсем другой Бромберг. У кого самая лучшая жена, самый умный сын в Одессе? Конечно, у Бромберга. Кто хочет ночью спокойно спать и честно трудиться в Одессе, на Молдаванке? Опять же он, парикмахер Бромберг. А поэтому он рассказывает обо всем. Честно.

Похождения «майора милиции» Липовича в показаниях Семена Бромберга заняли не одну страницу в протоколе допроса. Раскаяние Бромберга было искренним. Это действительно был человек, окончательно решивший порвать со своим преступным прошлым. Бромберг сообщил многое, что помогло следствию с корнем вырвать и обрубить все щупальца преступной банды.

Заведующий складом Алма-Атинской трикотажной фабрики Михаил Яковлевич Павлюков пережил не одну ревизию и был вне подозрений. На предприятии за ним установилась репутация рачительного хозяина, знающего цену государственной копейке. Павлюков умело маскировался, слыл активистом.

На самом же деле Михаил Яковлевич был человеком с двойным лицом. За счет увеличения влажности трикотажа и других комбинаций он ухитрялся создавать излишки, которые легко сбывал через перекупщиков. И то, чего не знала администрация и общественность фабрики, было известно Бромбергу и его сподвижнику по аферам Бахтину.

Улучив момент, когда на квартире Павлюка наберется побольше денег от реализации похищенного трикотажа, Бромберг и Бахтин, выдавая себя за работников милиции, нагрянули с обыском. Удостоверение личности на имя «майора милиции» Липовича и постановление на производство обыска, санкционированное «прокурором», за надлежащими подписями были изготовлены Виктором Бахтиным с большим прилежанием.

Соблюдая «нормы» Уголовно-процессуального кодекса, «майор» Липович распорядился пригласить в качестве понятых двух старушек из соседнего дома и приступил к делу.

«Обыск», как и следовало ожидать, дал положительные результаты. В доме Павлюкова хранилось большое количество похищенного трикотажа и крупная сумма денег. Как отмечено в протоколе, трикотаж и наличные деньги были изъяты для приобщения к «следственному делу» в качестве вещественных доказательств.

Отобрав от вконец упавшего духом расхитителя подписку о невыезде и предупредив о последствиях нарушения данной подписки, мошенники отбыли и с той же целью отправились делать квартирный обыск у второго соучастника хищения — экспедитора той же фабрики Владимира Ивановича Барскова. И там их ждала удача.

Обходительные манеры «майора милиции» Липовича так понравились Владимиру Ивановичу, что на следующее утро он первым оказался у окошка сберегательной кассы и снятую со вклада одну тысячу рублей в виде взятки вручил полюбившемуся ему «майору».

На следствии Михаил Яковлевич и Владимир Иванович пробовали отпираться, но, увидев в кабинете следователя живого «майора» Липовича, вынуждены были сознаться в совершенном хищении и в даче взяток «представителю власти».

Окончено уголовное дело. Перед Верховным Судом Казахской Советской Социалистической Республики предстали все участники гнусной волчьей стаи Имрана Гучигова: матерый жулик Виктор Бахтин, продавец оружия Владимир Халяпин, расхитители народного добра Михаил Павлюков и Владимир Барсков. Отвечал за крупные проделки и Семен Бромберг.

Суд вынес строгий и справедливый приговор. К длительным срокам лишения свободы с конфискацией имущества приговорены те, кто с оружием в руках посягал на жизнь и здоровье советских людей, обворовывал предприятия, содействовал преступникам.

Справедливы наши законы. И свидетельством тому — приговор, вынесенный Семену Бромбергу. Он осознал всю тяжесть своих проступков, раскаялся в них, чистосердечно рассказал о своем прошлом, с которым распрощался навсегда. Он нашел свое призвание, видит радость в честном труде. Суд учел все это и счел возможным ограничиться условной мерой наказания.

Если вам, читатель, случится побывать в Одессе, зайдите в парикмахерскую на Молдаванке. Семен Бромберг сделает вам отличную прическу.

К. БАЯЛИН, полковник милиции,

М. ПРУСЛИН, подполковник,

В. КОРОЛЕНКО.

г. Алма-Ата.

Х. Султангалиев, И. Антипов НЕИЗБЕЖНОСТЬ

История, которую мы собираемся рассказать, подлинная. Временами рассказ будет сбиваться в сторону от основных событий, идти окольными путями. Но ведь так зачастую и случается, когда расследуется сложное, запутанное преступление…

Капитан Балтенов ранним августовским утром вышел из дежурки на перрон. На запасных путях гулко стукались буферами вагоны. Динамики, установленные на столбах, разнесли голос диспетчера, вызывавшего бригадира грузчиков. В общем, станция Целиноград жила обычной жизнью.

Ночь прошла спокойно, без происшествий. Чтобы размять затекшие ноги, Балтенов прошелся по перрону. Вернулся к дежурке — и сразу заторопился в комнату. Там надрывался телефон.

— Дежурный капитан Балтенов слушает…

Чей-то взволнованный голос сообщал: в полувагоне сборного состава обнаружен труп мужчины.

Капитан положил трубку и тут же поднял ее, чтобы позвонить домой начальнику линейного отдела милиции подполковнику Свиридову.

Не прошло и получаса, как оперативная группа уже прибыла на место происшествия. Убитый лежал, неестественно запрокинув голову. Его ноги в носках безжизненно висели, чуть касаясь пола. Черные туфли, не очень новые, валялись рядом. Кто-то из работников уголовного розыска проверил карманы брюк, надеясь найти документы. Но документов не оказалось.

И, как всегда в таких случаях, сразу возникли вопросы, вопросы. Кто он, убитый? Ехал ли в этом вагоне или забрался сюда переночевать? Возможно, бандиты напали на него где-то неподалеку, а потом затащили сюда в надежде, что состав отправится и труп будет обнаружен очень нескоро и очень далеко от Целинограда…

Первое слово было за экспертом: с момента наступления смерти, установил он, прошло не более двенадцати часов. Капитан Балтенов тотчас отправился к дежурному по станции за графиком движения поездов.

Сборный, который интересовал капитана, прибыл накануне со стороны Кокчетава вечером в 17 часов 25 минут. Стало быть, преступление совершено здесь, на станции Целиноград. Человеку нанесено несколько ножевых ударов. Эксперты пришли к выводу, что нож был тупоконечный.

Когда осмотр подходил к концу, к оперативникам подошел средних лет мужчина, поискал глазами старшего.

— Не помешаю? — обратился он к подполковнику Свиридову.

Его рассказ заслуживал внимания. Вчера вечером он проходил неподалеку от этого места. Трое каких-то парней, видать выпивших, драку затевали. Правда, они вскоре же угомонились. А что дальше было — не видел… Но все это, на его взгляд, подозрительно.

Свиридов повернулся к Балтенову, но капитан только пожал плечами: вечером в его дежурство приводов не было и ни одной драки не зарегистрировано. Тем не менее Балтенов пошел в ресторан. Там, как он выяснил, действительно сидели довольно долго трое молодых рабочих. Изрядно подвыпив, они вышли на улицу и стали баловаться, поддавая плечом друг друга. Потом их видели на путях, метрах в трехстах от этого полувагона, где найден труп.

Вопросов возникало множество, вопросов, на которые пока никто из них не был в состоянии ответить. И уже не только старший оперуполномоченный уголовного розыска Шракбек Балтенов занимался этим делом. К нему подключились и другие работники.

В этот же день в кабинет следователя Евгения Гладнева постучалась стрелочница Екатерина Антонова. Вот что рассказала она.

Вчера, — а в который час, запамятовала, — прямо к ней на пост приходил парень лет двадцати двух. Одет в белую рубашку и черные брюки. Спросил, когда придет поезд со строителями с Украины.

Стрелочница посоветовала ему: обратитесь, мол, к диспетчеру, он ведает графиком.

Гладнев достал из ящика туфли, которые были взяты в полувагоне, рядом с трупом. Черные туфли.

— Вроде те самые, — неуверенно сказала Антонова.

Правда, это трудно было считать доказательством: мало ли на свете остроносых черных туфель. Зато в городском морге стрелочница расплакалась:

— Он это! Он, тот самый парнишка. Подумать, как изувечили, сволочи!

Показания Антоновой давали им в руки новую нить, совсем тоненькую, но все же лучше, чем ничего. Значит, парень — местный. Оперативники ходили на предприятия, в учреждения. Интересовались — не пропал ли где человек?

Почти всюду им отвечали отрицательно. Но труд был затрачен не зря. В линейный отдел милиции стали поступать сведения. Некоторые из них были противоречивыми, некоторые и вовсе не шли к делу. Но все же иные заслуживали внимания, заставляли задуматься.

Оказалось, что вечером, то есть накануне того дня, когда было совершено убийство, на пост к другой стрелочнице — к Антонине Прониной заходили двое молодых мужчин. Одному за тридцать, второму — чуть больше двадцати. Они спрашивали какую-то Нину.

— У нас Нин ой как много, дорогие мои! — ответила им Пронина. А когда ребята скрылись за вагонами, подосадовала: что ж не узнала, где работает эта Нина. Эх, всегда так — бываешь крепок задним умом…

Приметы мужчин стрелочница хорошо запомнила. Старший назвался Николаем, другой, видать, постеснялся назвать свое имя. Живут якобы в вагонах Новосибирского строительно-монтажного поезда.

Стрелочница Пронина сперва отказывалась — боится она мертвецов, но потом все же согласилась пойти на опознание.

— Погодите! Да это же… это — меньшой из тех, что подходил ко мне с тем Николаем. Ах ты бедняжка! И надо же такому горю случиться!

Значит, надо искать Николая! Его ведь тоже хорошо запомнила Пронина. И ощущение близкой удачи охватило оперативных работников, которые теперь просили стрелочницу помочь им найти того, кто назывался товарищем убитого.

В коллективе строительно-монтажного поезда имя Николай оказалось весьма распространенным.

— Знаете, вот такой, коренастый, симпатичный, — поясняла стрелочница, разводя руками.

Проверили в отделе кадров. Просмотрели множество фотографий, незаметно показывали женщине рабочих, а нужного человека все не было. Не тот, не он — твердила Пронина.

В конце-концов Николай был найден. Правда, им оказался рабочий Аркадий Тупицын. Стрелочница, встретившись с ним, рассердилась:

— И что за интерес такой — под чужим именем с людями знакомиться?..

Живым и невредимым оказался и товарищ Аркадия — Константин, который вместе с ним подходил к стрелочнице в поисках знакомой девушки.

— Тогда извиняйте, — сказала Пронина, уходя из милиции. — Стало быть, обозналась.

Им пришлось бы «начинать с нуля», если бы Балтенов, Гладнев и другие работники, подключенные к делу об убийстве, ограничились только отработкой этой версии, только поисками «Николая». Но они не сидели сложа руки. Фотография убитого побывала в окрестных колхозах и совхозах. Розыск велся и по другим городам. С каждым днем увеличивалось число помощников.

Вскоре из Новосибирска пришло письмо, и там фотография молодого человека. Сходство было поразительное. Пропавший без вести Александров в точности походил на того, кто был найден в полувагоне на запасных путях. Некоторое сомнение вызывало то обстоятельство, что этот Александров разыскивался на протяжении целого года.

Запросили еще раз. Новосибирск сообщил дополнительные приметы. Оказывается, на левой руке у Александрова Бориса Михайловича нет двух пальцев, а на нижней челюсти — несколько вставных металлических зубов.

И вот подняты акты экспертизы, заключения врачей. В протоколе осмотра записано, что на левой руке у него все пять пальцев. А вот о зубах нет ни слова.

Следствие не терпит никаких недомолвок, неточностей. Решено произвести эксгумацию. При повторном осмотре выяснено, что зубы у погибшего все целы, и пальцы — тоже.

Значит, чистая случайность — внешнее сходство этих людей, случайность, которая возвращает их в то утро, когда они стояли в полувагоне, разглядывая труп неизвестного мужчины. Александров из Новосибирска — совершенно другой человек. А кто же этот? Кто его убил?..

Работа линейного отдела в Целинограде в то время не ограничивалась, понятно, одним только этим делом. Были и другие дела и заботы, и, собираясь в кабинете подполковника Василия Афанасьевича Свиридова, его заместитель подполковник Павлов, старший уполномоченный уголовного розыска капитан Балтенов, начальник ОБХСС майор Крапивко часто обращались к другим нераскрытым делам, которые числились за отделом.

Ход следствия в представлении людей, мало знакомых с работой милиции, — это неожиданные погони, выстрелы, схватки… Без этого не обходится. Но прежде чем гнаться за преступником, надо выяснить, кто он!

Что приходило на память в связи с делом об убийстве?

Почти два года назад целиноградский житель, по фамилии Цыпин, припоздал, возвращаясь с работы. Его путь домой лежал через станцию, через железнодорожные тупики. Он всегда ходил этим путем, но на этот раз двое мужчин внезапно преградили ему дорогу. И раздался негромкий угрожающий голос:

— Ни звука, мужик!

Цыпин метнулся назад, но они его настигли, свалили с ног, ударили в спину ножом — раз, и два, и три…

В сознание он пришел на больничной койке. Вспомнил, что бандиты были, кажется, кавказской национальности. Но твердо ручаться за свои показания не мог. Было темно, нетрудно и ошибиться…

Той же зимой в линейный отдел милиции в одном белье прибежал пассажир Нефагин. Представившись дежурному, он устало опустился на стул.

— Помогите, товарищи! Ограбили, чуть не убили, паразиты!

А произошло это вот так.

Было воскресенье. Поезд уходил на другой день, утром. В гостиницу он не сумел устроиться и решил прикорнуть на вокзале.

Еще только вечерело, и Нефагин вышел на улицу. Подошли двое — веселые, словоохотливые парни. Закурили, разговорились.

— Ну, как Целиноград, нравится? — спросил высокий.

— Да, нравятся. Здорово здесь все развернулось.

— Верно говорите, товарищ. Вот и нам здесь тоже понравилось.

Нефагин посмотрел на собеседника. Высокий, широкоплечий. У него красивое цыганское лицо. Другой был низкого роста, щуплый, тоже на цыгана похож. В общем-то, видать, ребята, неплохие. И разговор как-то сам по себе завязался.

— Видно, вам с вокзала некуда податься? Проездом?.. Может, у нас переночуете? Не стесните. Отдохнем, возьмем «полмитрия», потолкуем…

В другой бы раз Нефагин отказался, но уж больно непривлекательной казалась перспектива провести ночь в неуютном и неприветливом зале ожидания.

— Ну что ж, пойдемте, — согласился он.

Они миновали привокзальные постройки. Дальше начинались железнодорожные тупики. Кругом ни души. Высокий замешкался, нагнулся и выхватил из голенища нож. Нефагин испуганно вскрикнул.

— Молчи!

Нефагин упал от сильного удара в грудь. В голове шумело. Бандиты принялись обшаривать его карманы, сняли пиджак, шапку, пальто и спортивный костюм. А когда их шаги затихли где-то в ночной темени, Нефагин поднялся, ощупал грудь. Под рубашкой было что-то липкое, в правом боку сильно ныло. Осмотрелся по сторонам и пошел в милицию…

И в-третьих, известно было, что год назад на том же месте двое неизвестных пытались изнасиловать двух девушек. Им помешали случайно проходившие неподалеку рабочие депо. Но, к сожалению, задержать никого из преступников не удалось.

Тогда в милиции девушки сообщили приметы:

— Да, это парни нерусской национальности. Один высокий, черный, на цыгана похож…

К сожалению, все эти преступления раскрыть не удалось. Только ясно было, что это, скорей всего, орудуют одни и те же.

Розыски продолжались.

Капитан Шракбек Балтенов, отрываясь от других дел, продолжал заниматься и делом об убийстве. Он вновь и вновь листал увесистый том, в котором пока содержались одни только вопросы… Вновь были подняты протоколы осмотра места происшествия, акты судебно-медицинской экспертизы. И вот капитан обратил внимание на одну деталь. В акте эксперта записано, что убийство совершено тупоконечным ножом. В этой связи вспомнилось происшествие с Нефагиным. Преступники нанесли ему удар, однако нож, пройдя одежду, лишь коснулся груди. Рана оказалась незначительной. Это еще раз подтверждало версию, что на станции орудуют одни и те же грабители.

Докладывая как-то начальнику линейного отдела о ходе розыска, капитан Балтенов поделился возникшим у него новым подозрением. Неподалеку от станции живет женщина. Ее фамилия Колчина. Она работает сторожем в аэропорту. Есть у нее семнадцатилетний сын — токарь на вагоноремонтном заводе.

Колчины — мать и сын — вроде бы не замечены в неблаговидных поступках. Но вот их частые гости ведут себя странно. Двое каких-то мужчин бывают на квартире у Колчиной, устраивают попойки.

— Надо немедленно проверить, — приказал подполковник Свиридов, выслушав капитана. — Обратите внимание на прописку в паспортах, спросите, чем занимаются эти люди.

Не теряя времени, майор Павлов, заместитель Свиридова, и капитан Балтенов направились к Колчиной. Она встретила их в коридоре, у дверей своей квартиры, и встретила довольно неприветливо.

— На работу спешу. В другой раз придется повидаться, — небрежно бросила Колчина, дважды поворачивая ключ в замочной скважине.

— Не беспокойтесь, — сказал Балтенов. — На работу мы сообщим, что это мы вас задержали. Причина уважительная. — И он предъявил Колчиной ордер на обыск. А майор Павлов тем временем подбирал понятых.

— Что вам от меня нужно? — закричала Колчина. — Жаловаться буду!

Кто-то из собравшихся в коридоре соседей посоветовал:

— Зря кричишь, Осиповна. У них служба такая.

— А чего — служба? Чего у меня искать? — Колчина, немного успокоившись, открыла квартиру.

В комнате, за столом, молча сидели двое мужчин. Пустые бутылки свидетельствовали о попойке. А ворох окурков — о том, что компания собралась уже давно.

Сердце у Балтенова чуть дрогнуло в предчувствии удачи. Но он тут же остановил себя. Слишком часто бывало — вот-вот, казалось, наступит развязка, и каждый раз оставались ни с чем.

При виде людей в милицейской форме, парни почувствовали себя явно неуютно. Хозяйка попыталась отвлечь от них внимание. Она опять стала скандалить, закатила истерику.

— Я женщина одинокая! — выкрикивала Колчина. — Кому какое дело до моих гостей? Я жаловаться буду! Я в Москву напишу!

На что она рассчитывала? Возможно, думала — сотрудники милиции не захотят связываться со скандальной бабой, махнут рукой и уйдут.

Ей дали выкричаться. И начался обыск. В это время к капитану Балтенову подошел один из парней и, дыхнув густым водочным перегаром, сказал:

— Оставьте нас в покое, капитан. Здесь честные люди.

Теперь, когда он стоял, а не сидел за столом, Балтенов отметил про себя: рост — выше среднего, волосы — густые, черные, под сросшимися бровями — нагловатые глаза. Красивое цыганское лицо лоснилось от пота. Можно ли его с первого взгляда принять за кавказца? Пожалуй, можно.

Подошел его собутыльник, щуплый, взъерошенный.

— Мы целинники. Отдохнуть приехали, а здесь милиция, — горячился он. — Безобразие!

Они оба «накачивали» себя. Пришлось вызвать дружинников, чтобы присматривали за Колчиной и ее гостями.

Обыск продолжался.

Балтенову попался поношенный пиджак, он подержал его, а перед глазами стоял лист из незакрытого дела с описанием вещей, похищенных у гражданина Нефагина, бывшего на станции Целиноград проездом.

Балтенов отложил пиджак в сторону. Попалась еще шапка-ушанка, спортивный костюм. Улики? Вещественные доказательства? Может быть — да, может быть — нет.

Майор Павлов молча показал Балтенову большой нож с тупым концом, который был обнаружен на кухонном столе. И снова они боялись поверить себе, что, быть может, в эту минуту заканчиваются сразу четыре дела с пометкой «нераскрытые преступления».

Так это или не так — покажет будущее. Сейчас ясно до конца только одно: братьев Курбановских — Бориса, старшего, и Григория — необходимо задержать. Задержать по подозрению в грабежах, попытке изнасилования и убийстве.

Но одно дело — подозрения, интуиция, догадки… И совсем другое — стройный ряд неопровержимых доказательств, которые ложатся в основу обвинительного заключения. Этот ряд еще предстояло выстроить. Ведь смешно было бы предполагать, что братья Курбановские сразу после ареста заговорят. Надо было проделать большую работу, чтобы картина преступления стала предельно ясной, независимо от того, захотят ли говорить Борис и Григорий, признают или не признают они свою вину.

Но теперь, по крайней мере, было с кем разговаривать…

На рабочем столе следователя Евгения Гладнева были разложены вещи, обнаруженные при обыске в квартире Колчиной — спортивный костюм, поношенный пиджак, шапка-ушанка. Борис Курбановский твердил одно и то же:

— Костюм в Казани купил, шапку второй год ношу… Не знаю, кого вы ищете, гражданин следователь, но только это не я.

Гладнев дал ему договорить. И спросил так, словно не слышал ни одного слова из всего сказанного старшим Курбановским:

— Чем в Целинограде занимаетесь?

Курбановский улыбнулся.

— На целину же приехал. Другие тут ордена зашибают, звездочки золотые. А я чем хуже? Я не хуже.

Гладнев пристально смотрел на него.

— Паясничать — это вам не поможет, Курбановский. И хватит валять дурака! Отвечайте: чем занимаетесь в Целинограде?

Курбановский перестал улыбаться, он покрутил чуб и сказал:

— А все очень просто, гражданин следователь! Работал в Казани. Не понравилось мне там. Подался в Целиноград. Сейчас работу себе и брату подыскиваю.

То же самое говорил и Григорий:

— А за что нас взяли — не пойму. Невезучий я, и Борька — невезучий. Приехали на целину, осматриваемся — а тут милиция… — И он недоуменно пожимал плечами.

Продолжительные беседы велись и с Колчиной. Она сидела напротив капитана Балтенова и, прикладывая платок к глазам, говорила:

— Зря вы меня таскаете… И Курбановских зря взяли. Сами потом увидите, что напраслину на них возводите. Ребята честные, самостоятельные. А уж Григорий — и вовсе тихий, застенчивый. С братом приходил, так я слова плохого от него не слышала. А вещи, что у них взяли, — так они же купили, на свои деньги.

Балтенов слушал, не перебивая. Пока еще надо было слушать, сопоставлять, додумывать, чтобы уже потом задавать неотразимые, бьющие прямо в цель вопросы. Но и с самого начала трудно было поверить в искренность Колчиной. Третьего дня она учинила скандал, не скупилась на оскорбления, угрожала… Зато теперь переменила тактику и старалась представиться такой тихой, одинокой женщиной с неустроившейся судьбой; а если она и зналась с Борисом Курбановским, так что ж тут плохого. Парень как парень. Говоря о нем добрые слова, она тем самым в белом свете выставляла и себя. А может быть, и в самом деле ничего подозрительного за ним не замечала?.. Нет, не похоже… К тому же — нож. Нож с тупым концом, который фигурировал в каждом из этих дел.

В эти дни очень нужен был для следствия пострадавший от рук бандитов гражданин Нефагин. Однако найти его оказалось не так-то легко! В Целинограде его не было, по тому адресу в другом городе, который был указан в деле, он тоже не проживал. И прошло немало дней, прежде чем его разыскали и попросили приехать в Целиноград.

Он был удивлен вызовом и не скрывал своего удивления, когда переступил порог кабинета в Целиноградском линейном отделе милиции. Миновало уже больше двух лет с того дня, когда он сюда же пришел со своей бедой. Правда, милиция тогда не могла сказать ему ничего определенного, ничего утешительного, и он уехал из Целинограда, не дождавшись поимки грабителей.

— Я уж про это и думать забыл, — сказал Нефагин встретившему его подполковнику Свиридову.

— Мы тоже рады бы забыть, — усмехнулся подполковник. — Да вот беда: забывать не имеем права.

И он вкратце рассказал Нефагину о событиях последних недель.

Нет, и сейчас подполковник Свиридов не мог со стопроцентной уверенностью сказать Нефагину, что задержаны те самые, которые заставили его пережить несколько отчаянных минут в глухом железнодорожном тупике. Но есть основания их подозревать, вот потому-то, для ясности, и понадобилась его, Нефагина, помощь.

— Посмотрите, — предложил ему подполковник. — Посмотрите внимательно, не торопясь.

Нефагин одну за другой брал в руки предъявленные ему для опознания вещи. Он отошел к окну, чтобы рассмотреть их получше, чтобы не ошибиться…

Наконец он вернулся к столу. Подполковник Свиридов и все находившиеся в комнате ждали. Неужели и эта версия лопнет, как мыльный пузырь?

— Все мое, — сказал он. — И пиджак, и спортивный костюм. И шапка. — Он нахлобучил ее на голову. — Ну и дела. Как же это вам удалось?

— А самих грабителей… вы узнали бы или нет? — с надеждой в голосе спросил подполковник.

— Вот насчет этого не ручаюсь. Знаете, сумерки были, в темноте черты лица трудно в точности разглядеть. Помнится, нож у того был — большой, столовый.

— Взгляните вот на этот. — Капитан Балтенов положил перед Нефагиным нож, изъятый при обыске у Колчиной.

И снова Нефагин задумался.

— Этот?.. Вроде бы похож.

И снова взгляды всех присутствующих уперлись в него. Нефагин устало опустился на стул.

— Подождите, товарищи… Дайте припомнить как следует. Не так сразу…

Начиная очередной допрос, следователь Гладнев как ни в чем не бывало спросил Бориса Курбановского:

— Не надоело еще?

— А я жду, гражданин следователь, когда вам надоест трепать безвинного человека.

— Ох, Курбановский!.. Я бы вас давно уже отпустил. Но ведь неясностей много в вашем деле. Правда, постепенно их становится меньше.

Курбановский слушал с недоверчивой улыбкой. Он уже привык к этим разговорам и знал, что следователю в общем-то нечем подкрепить свои подозрения. А подозрение — еще не доказательство. Никакой суд не примет догадку, пусть самую правдоподобную, за установленный факт.

Спокойствие и уверенность Курбановского вызывали у Гладнева глухое раздражение, но до сегодняшнего дня следователь не имел возможности припереть его к стенке и заставить говорить правду, а не эти бесконечные «не был», «не знаю», «да не тот я, кого вы ищете».

— Так вот, есть новость, — продолжал Гладнев. — Не думаю, чтобы она вас обрадовала. Нашелся хозяин.

— Какой хозяин? — насторожился Курбановский.

— Хозяин тех вещей, про которые вы говорили, что это — ваши вещи. А он говорит — мои.

Курбановский исподлобья смотрел на него.

— Я ж не мальчик, гражданин следователь! А вы меня задешево хотите купить, «на пушку» меня берете. Я и на барахло, и на хлеб вот этими руками зарабатываю. — Он поднял с коленей узкие ладони и растопырил пальцы. — Работа меня кормит…

— Смотря что называть работой, — отозвался Гладнев. — А «на пушку» я вас не беру.

— Как же не берете?

— Понимаю, — охотно согласился Гладнев, поднялся из-за стола и открыл дверь. — Прошу, товарищи…

В кабинет вошел Нефагин, следом за ним — капитан Балтенов и еще двое работников станции, которых пригласили присутствовать при очной ставке.

— Тот?

Нефагин, не отвечая, разглядывал сидевшего на стуле Курбановского.

— А вы, Курбановский, знаете этого человека? — спросил Балтенов.

— Нет…

— Никогда его не видели?

— Не видел.

Гладнев прислушивался к разговору.

— Вы потеряли дар речи, Курбановский? — внезапно спросил он. — На всех допросах вы были такой словоохотливый. Скажите нам ясно и определенно: знаете ли вы этого человека?

— Не знаю.

Вытянуть из него что-нибудь поподробнее было невозможно. И когда Курбановского увели, Нефагин дополнил свой рассказ:

— Я бы не стал так смело утверждать, что это он, тот самый. Я же говорил: вышел из вокзала покурить уже в сумерках. Он и одет был по-другому. Но лицо-то мне все же запомнилось. А главное — голос, этот акцент. Он это, точно. То-то он старался поменьше разговаривать в моем присутствии.

На следующий день в кабинете у Гладнева шел совсем иной разговор.

— Не зря свой хлеб едите, гражданин следователь. — сказал старший Курбановский. — Я на «казне» остановился, а вы «прикупили» очко в очко… Было дело… Знаю я этого фраера. Ну, и он, понятно, надолго меня запомнил. Как же ему меня забыть!

Но даже и такого прямого признания было недостаточно, чтобы считать окончательно установленным факт разбойного нападения. По требованию следователя Борис Курбановский около часа водил работников милиции по железнодорожным тупикам, восстанавливая путь, проделанный вместе с Нефагиным, когда они якобы вели его к себе ночевать. И место показал, где схватился за нож… Все в точности совпадало с показаниями потерпевшего, зафиксированными еще два года назад и подтвержденными теперь.

Григорий Курбановский попробовал еще запираться, но недолго. Очевидность фактов, которыми располагало следствие, заставила сознаться и его.

— Все верно, все так и было, — сказал Григорий. — Борис до́бре его стукнул, а я пиджак и спортивный костюм сымал…

Бывают такие дела: сколько над ними ни работай, а конца все равно не видно…

С Нефагиным вопрос был ясен.

Но ведь оставались девушки, которых двое неизвестных пытались изнасиловать. Оставался Цыпин, подвергшийся разбойному нападению.

Разыскивая Нефагина, целиноградские оперативники не забыли и про них.

Девушек разыскали. Они пришли в милицию и на очной ставке опознали братьев Курбановских.

— Они это! — возмущенно сказала одна из девушек. — Я бы их, подлецов, и сто лет спустя узнала! Тот, высокий, мне руки крутил.

— А этот, что рядом с ним, на меня набросился, — сказала вторая.

Нашелся и Цыпин.

— Они. Узнаю, — сказал он.

Курбановский-старший опять был вынужден сознаться:

— Да, было, — вздохнул он. — Чуть не убили человека. В тот раз Гришка погорячился: два раза сунул ему в спину ножом. Молодой…

— А что же вы раньше отпирались?

— Так ведь наше дело, гражданин следователь, — отпираться, а уж вы — ловите нас. А и то — пора закругляться. Будете в суд передавать наше дело?

— Поживем — увидим, — неопределенно сказал Гладнев, дал Курбановскому подписать протокол допроса и вызвал охрану.

По общему мнению, рано еще было расставаться с Борисом и Григорием Курбановскими. В трех случаях их виновность можно считать доказанной. А убийство? Убийство в полувагоне? О нем пока разговора с братьями не было. Все равно упрутся — не сдвинешь.

Но теперь, кажется, время для такого разговора настало. И выяснилось это во время одного из допросов Колчиной…

Курбановских она знает давно. Всякий раз, когда братья приезжали в Целиноград, они останавливались у нее на квартире. Поживут несколько дней, а потом уезжают. И не то что куда-то поблизости, а в другие города. Немного странно все это.

Она однажды удивилась, чего им не сидится на месте. Так Борис по-пьяному многозначительно намекнул:

— Характер у нас такой — не можем долго на одном месте. Но смотри, Осиповна, — никому про нас ни слова. А то худое может с тобой случиться…

Вскоре после этого, придя домой с работы, Колчина застала их пьяными. С ними была какая-то женщина. Григорий шутил с ней, размахивал ножом, бахвалился:

— Эх, ты бы, красавица, видела, как я в «телячьем» вагоне одного фраера пришил. А ты мне говоришь — мальчишка!

Колчина замешкалась у порога и перехватила Борькин взгляд: слышала или не слышала. Но она виду не подала — сразу начала шутить с ними, не отказалась от стопки. И поняла, что Борис решил — не слышала…

Колчина на допросе заверяла:

— Нет, ослышаться я никак не могла. Вы уж не сомневайтесь. А за мое вначале поведение — извините. Без мужа живу, трудно одной сына воспитывать.

Объяснение довольно странное, но сейчас дело было не в этом.

На другой день Борис Курбановский сидел перед Гладневым и яро опровергал показания Колчиной:

— Что было, гражданин следователь, я все признал. А чего не было — того не было. Зря клеите мне «мокрое» дело. Я в прошлом году весь август в Челябинске прожил. Как же я мог в Целинограде кого-то убить? Не верьте вы Колчиной… Баба… Зло имеет, вот и хочет оговорить!

— Дело тут не только в показаниях Колчиной, — сказал Гладнев. Действительно, августовское убийство очень напоминало повадки Курбановских. Станционный тупик. Нож с тупым концом… И подозрение превращалось в уверенность. Но и уверенности следователю мало. Нужны доказательства. А кто может подтвердить показания Бориса Курбановского, что в день убийства он находился в Челябинске?

Пришлось вновь вернуться к событиям тех дней, к показаниям первых свидетелей. Вспомнили необычную встречу стрелочницы Прониной с двумя молодыми людьми. А нет ли во всей этой истории какого-либо недоразумения? Ведь стрелочница могла и ошибиться в опознании своих знакомых. К тому же рабочие строительно-монтажного поезда Аркадий и Константин говорили тогда, что Нину-то они искали, но не помнят в лицо стрелочницу, у которой спрашивали о ней.

Теперь надо было искать Нину; Нину — больше о ней ничего не было известно. В городе с многотысячным населением нелегко найти нужного человека только по имени. И все-таки оперативникам удалось найти именно ту Нину, которая была знакома с Борисом Курбановским.

На допросе она рассказала:

— В августе прошлого года я встречалась с Борисом, и не раз — в кино ходили, на танцы. Ну, как же, он тогда в Целинограде жил.

Она не отказалась от своих слов и во время очной ставки с Борисом.

— Эх, бабы!.. — зло махнул рукой Курбановский-старший. — Через них одни неприятности.

— Ну, хорошо, — сказал Гладнев. — Колчина зло против вас держит. Нина, оказывается, тоже. А как вы объясните, что убит этот парень в избранном вами месте? Мы привлечем экспертов, чтобы они сличили раны, полученные Цыпиным и Нефагиным, с теми ранами, которые были обнаружены на трупе… Понимаете? Выхода-то у вас нет, Курбановский.

Следователь посмотрел на Бориса Курбановского — смуглое лицо у того посерело.

— От вас не уйдешь! — глухо сказал он. — Пишите. Того парня мы стукнули на путях и затащили в вагон. Да задержался проклятый поезд. А барахло его загнали, деньги поделили…

— Сколько?

— Семьдесят дубов.

И снова Борис Курбановский водил сотрудников милиции в тупик на станции, показывал, объяснял…

Дело можно было передавать в суд.

Оставалось, правда, неустановленным, кто был убит. Курбановские в один голос утверждали, что познакомились с ним на станции, вот как с Нефагиным. Ни Гладнев, ни Балтенов не располагали в отношении убитого никакими другими сведениями, поэтому приходилось верить Курбановским на слово. Но ведь только в плохих детективных повестях всевидящие сероглазые майоры распутывают все узелки до единого.

А в деле Курбановских, например, не удалось найти и ту женщину, которую они привели на квартиру Колчиной и перед которой Григорий похвалялся своей отчаянностью. Мелькнуло подозрение, что это могла быть та самая Нина. Но подозрение не подтвердилось.

Небольшие белые пятнышки в деле не могли помешать свершиться правосудию.

Капитан Балтенов утром вышел из дежурки на перрон.

Протяжно загудел, отправляясь в дальний путь, электровоз. Протяжный стон прошел по литым колесам товарняка.

Капитан Балтенов был спокоен, что уж братья Курбановские, во всяком случае, больше никаких неожиданностей ему не преподнесут. А тех, кто рискнет пойти по их пути, ждет та же судьба. Это неизбежность.

В дежурке раздался телефонный звонок, капитан Балтенов вернулся в комнату и снял трубку…

Х. СУЛТАНГАЛИЕВ, полковник милиции,

И. АНТИПОВ, сотрудник МООП.

г. Целиноград.

К. Баялин, А. Штульберг ЧЕРНЫЙ БИЗНЕС

Сергей вошел в зал. Посетителей пока немного, но тот, кто ему нужен, уже здесь. На обычном месте.

«А ведь странно, — подумал Сергей. — Делаешь дела с людьми и не знаешь толком, кто они. Скажем, этот ладный малый, Володя. У него всегда можно раздобыть модную рубашку, диковинный перстень, занять деньги. Но кто он? «Володя-артист»… поет в ресторанном оркестре. Хм… вот и все сведения. А его постоянные дружки — чернявый, с усиками Андрей и молчаливый крепыш Виктор? Они, пожалуй, не обременены служебной дисциплиной. Слишком много у них свободного времени. Могут подолгу сидеть за ресторанным столиком у окна и курить, прихлебывая пиво».

Сергей взглянул на часы. Скоро появится четвертый, Толик. Этот где-то работает, приходит только после пяти. Денежный, на угощения не скупится, заказывает самые дорогие блюда и напитки.

Сам пьет только полусухое шампанское.

«Тунеядцы…» — Сергей тут же отмахнулся от неприятных мыслей. Черт с ними. Все-таки ребята полезные: угощают на славу, выручают деньгами. Сергей быстро подошел к столику, поздоровался. Володя-артист придвинул стул.

— Садись. Коньяку? — Он наполнил рюмки золотистым напитком. — Пей.

Сергей жестом показал на окно. Там, на улице, стоял его зеленый «Москвич».

— Я за рулем, опасно…

— А-а, ты на своей лайбе, — протянул Артист. — Это, пожалуй, кстати. Но ты все же хлебни, не бойся. Витек отвезет, он на сухом законе.

Виктор уныло жевал тоненький ломтик лимона.

— Врачи, — пробурчал он. — А ты, парень, не тушуйся, пей. Отвезу. У меня права… сам знаешь.

Виктор знал, и не стал ломаться. Опрокинул рюмку, закусил черной икрой. Володя налил еще.

— Давай, тяпни еще раз. Для равновесия…

Потом выпили втроем. Виктор курил, скучая.

В это время подошел горластый, веселый Толик, быстрым взглядом окинул друзей, понимающе хмыкнул:

— Чего носы повесили? Меня заждались? Все в порядке, дело будет, — не очень вразумительно для Сергея пообещал он и крикнул официантке:

— Привет, девочка! Тащи полусухое и еще коньяку. Быстро, родненькая.

— Я должен с тобой выпить, Сережа, — сказал Толик шепотом. — Этим хватит.

Опять звякнули рюмки. Заиграл джаз, Володя отправился на эстраду. Он спел грустную песенку, повторил на бис. Потом пела пышнотелая немолодая блондинка. Подергивая плечами, она выводила низким, с хрипотцой голосом:

— …Лалайка, лалайка, ла-ла, ла-ла-ла…

Толик презрительно слушал, досадливо кривил губы.

— Нет, это не Майя Кристалинская… Поехали, братцы, нечего время терять. Пора делом заниматься.

Уезжали втроем. Володя пел с эстрады, Андрей остался кого-то ждать в ресторане. Захмелевший Сергей задремал, развалившись на сиденье. За руль, как и договорились, сел Виктор. Не выпуская папиросы из упрямых губ, он уверенно вел машину по вечерним улицам, сделал несколько рейсов из конца в конец города. На окраине, чуть ли не на территории совхоза, наведались в неосвещенный дом, вынесли объемистые узлы, бросили в багажник. Хозяин дома, передавая груз, напутствовал:

— Вы ж смотрите, хлопцы, поосторожней, не напоритесь.

— Не бойся, батя, не впервой…

На улицах зажглись фонари, пошел мелкий дождь. Сергей спал, Виктор гнал машину, торопился. На перекрестке свистнул регулировщик, Виктор даже не оглянулся. Прибавив газу, он круто свернул за один угол, потом за другой.

Возле ресторана подсел Володя. Последнюю остановку сделали возле сверкающего витринами магазина. Успели, до закрытия оставались минуты. Володя передал большой сверток хорошенькой девушке в фирменной униформе, предложил:

— Хочешь, домой подбросим?

Девушка брезгливо посмотрела на спящего Сергея, поморщилась. Володя успокоил:

— Мешок, но человек нужный… Да и хорошо, что его развезло.

В одиннадцать вечера Сергея привезли домой. Он послушно поплелся в свою комнату в сопровождении все того же Володи.

— Ты славный малый, Серега, — нашептывал Артист, — свойский. Спи. Машину Витек в гараже запер…

На кухне горестно вздыхала мать Сергея.

На столе старшего следователя по особо важным делам Юрия Николаевича Шевцова разложены документы. Это акты ревизий, инвентаризационные ведомости, докладные, объяснительные, протоколы допросов. На первом плане — маленький листок из блокнота, коротенькая записка, написанная нервным корявым почерком.

С этого и началось. В ларьке у продавца Вали Кожуховой провели ревизию и нашли на несколько сот рублей неучтенных, так называемых «бесфактурных» пуговиц. Откуда они? Со склада, ответила Кожухова. Кладовщик обещал оформить фактуру.

Ниточка потянулась к заведующему складом промтоварного магазина Темиртасу Абдукадырову, молодому, шумливому парню. Провели ревизию и у него. На складе бесфактурных пуговиц оказалось много. Почти на четыре тысячи рублей. Нашлись и другие, невесть откуда взявшиеся товары: полиэтиленовые ремешки для мужских и дамских часов, изящные, в форме лепестка, приколки для волос, капроновые накаблучники. Ни в одной накладной эта продукция не значилась… А недостача на складе была немалая: около пятнадцати тысяч.

— Допустим, — размышлял следователь, — что кладовщик, злоупотребляя своим положением, продавал некоторые дефицитные вещи за наличные деньги прямо со склада. Выручку присваивал, а возникавшую недостачу пытался покрывать вот этими «левыми» заколками, ремешками, накаблучниками. Добывал их на стороне, где — пока не говорит. Но интересно то, что такие заколки и накаблучники найдены не только на складе Абдукадырова…

Был у следователя документ, не относящийся к промтоварному магазину, — докладная записка на имя директора салона обуви, написанная девушкой-продавцом. Она сообщала, что у них в отделе вот уже который месяц подряд обнаруживаются недостачи. Никто из продавщиц отдела не может объяснить причину этого странного явления. Недостачи были небольшими, и девушки вместе погашали их, выплачивая из зарплаты. А вот последняя нехватка всерьез встревожила подруг. Правда, старший продавец Люда Николаева успокаивает товарок, обещает покрыть недостачу. Она и раньше частично погашала нехватки, и девушки приметили, что делает она это с чьей-то помощью.

Иногда в магазин захаживал статный чернобровый молодой человек и спрашивал Люду. Если ее не было, он терпеливо ждал. И всегда после его посещений за прилавком появлялся бесфактурный товар.

Шевцов взял со стола два накаблучника — один из тех, что найдены на складе Абдукадырова, другой из отдела Люды Николаевой.

— Близнецы, — усмехнулся следователь и сделал пометку в блокноте:

Проверка оптовых торговых организаций, баз, складов ничего не дала. Следователь запросил заводы пластмассовых изделий, некоторые райпромкомбинаты, занимающиеся изготовлением подобной продукции. Ответы пришли отрицательные — хищений там не было.

Люда Николаева, продавец обувного салона, запираться не стала. Со слезами на глазах она призналась, что, соблазнившись возможностью легко подзаработать, она несколько раз принимала «левый» товар — накаблучники — у высокого стройного молодого человека. Познакомилась с ним в ресторане, однажды вместе ездили за город. А вот кто он — не знает. Сказал только имя — Володя. Он хорошо поет, играет на гитаре, знает массу анекдотов.

А Абдукадыров пока что увиливал, выкручивался. Наличие бесфактурного товара объяснял путаницей в документах, ошибкой. Документация на складе и в самом деле была крайне запутанна.

Тем временем появились новые факты, которые можно было рассматривать в связи с «левым» товаром. Нештатный участковый уполномоченный милиции одного из пригородных колхозов Иващенко обратил внимание на то, что к колхознику Сулейманову зачастили странные гости. Приезжали они то на такси, то на зеленом «Москвиче». Нередко что-то привозили, оставляли у хозяина. Визиты эти были частыми, но непродолжительными. Скорее всего приезжие пользовались домом Сулейманова как своеобразным складом.

Разгадка пришла в виде порожнего бумажного мешка, который вначале попал в руки участкового, а потом лег на стол следователя. На этикетке значилось:

На квартире Сулейманова пришлось сделать обыск. В погребе нашли пять мешков с дробленым коричневым полистиролом.

Хозяину дома это сырье не нужно. Для чего могут понадобиться коричневые кусочки неизвестного ему вещества? Но следователь-то хорошо знал, что именно из полистирола штампуют многие предметы галантереи. В том числе и заколки для волос.

Сулейманов был мало знаком с теми, кто оставил у него мешки. Так, разрешил по простоте душевной. Тем более, что ребята были щедрые, не скупились на выпивку. Но в беседе с Сулеймановым следователь вновь услыхал примелькавшееся имя — Володя. Все тот же разговорчивый, высокий Володя.

Возникла новая версия. Ремешки для часов, заколки и накаблучники не похищены с торговых предприятий, а изготовлены кустарным способом из ворованного сырья. Скорее всего выработкой этой продукции занимается хорошо организованная и умело маскирующаяся группа дельцов. Один из главарей, конечно, и есть этот самый Володя, о котором уже есть некоторые сведения.

Теперь в блокноте следователя появилась новая запись:

В том затхлом, опутанном паутиной стяжательства мирке были свои взгляды на мораль, свои нормы оценки человека, его деятельности. Деловым здесь называли того, кто мог ловко добыть деньги, выгодно купить и перепродать дефицитный товар. Своим считали партнера, умеющего держать язык за зубами, какие бы грязные дела ни творились у него на глазах. По дележке барыша определялась честность, по умению идти на преступные сделки — смелость. В соответствии со «способностями» распределялись обязанности в преступной группе.

Владимир Задорожный обладал завидным умением расположить к себе человека с первого взгляда, мог втереться в доверие, навязать свою «дружбу». Самой большой мечтой Владимира, его идеалом были деньги. Добыть их любым путем и как можно больше — вот что он сделал целью своей жизни.

Задорожный получил высшее образование, но честный труд его не устраивал. Слишком медленным и тернистым казался ему путь инженера-химика. Богатства, возможности жить на широкую ногу хотелось сейчас, немедленно, без затраты сил.

Забыв о дипломе, он пошел в ресторан, устроился певцом в эстрадный оркестр. Работа в ресторане сблизила его с такими же любителями легкой жизни, как и он сам. Как-то, за бутылкой вина, Владимир разговорился с кряжистым, невозмутимым Виктором Сытиным, бывшим работником фабрики пластмассовых и камнерезных изделий. Виктор нашел способ «делать деньги» и развернул перед Владимиром заманчивую картину.

Бросив работу на фабрике, Сытин изготовил чертежи на станок и прессформы для производства ремешков для дамских часов. Вскоре оборудование было в его распоряжении. Достал он и сырье, конечно, ворованное. И работа пошла, появились первые барыши. Одному, однако, было нелегко справляться со всеми обязанностями: доставать и перевозить сырье, штамповать продукцию и, самое главное, сбывать ее. Виктор стал выискивать компаньонов и вскоре наткнулся на верткого, пронырливого Андрея Михайлова — прожженного тунеядца. Этот обеими руками ухватился за предложение сотрудничать и пообещал найти партнеров.

Андрей был всегда там, где пахнет деньгами. Каким-то особым нюхом он угадывал себе подобных и уверенно шел на сближение. Выполняя задание заведующего складом Темиртаса Абдукадырова — они были знакомы давно — по перепродаже дефицитных товаров, Андрей познакомился с Владимиром Задорожным и открыл ему секрет владельца станка и прессформы. Так судьба свела вместе этих «бизнесменов», рыцарей чистогана. Каждый внес свой пай на расширение производства.

Обязанности распределились так. Виктор Сытин отвечал за изготовление продукции, за техническую часть фирмы. Он должен был заказывать оборудование, руководить рабочей силой. Сами «пайщики» не хотели утруждать себя даже работой у станка, для этого они нанимали других. Виктор подбирал подходящие кандидатуры, находил укромные квартиры, договаривался об оплате. Чтобы не быть разоблаченными, пайщики часто перебрасывали оборудование с места на место. «Фирма» кочевала.

Андрей Михайлов вкупе с Владимиром Задорожиым должен был заниматься сбытом готовой продукции и заготовкой сырья. Обязанности не из легких, если учесть, что «производственник» Сытин развернул кипучую деятельность и у дельцов уже было несколько станков, прессформ, способных производить в большом количестве несколько видов продукции: заколки для волос, ремни для часов, накаблучники. Аппетит приходит во время еды. Компаньоны не остановились на этом, планы были широкие. Уже на выходе был станок для изготовления магнитофонных кассет. Дельцы учли возросший спрос на эти предметы и предвкушали солидный барыш.

Но тут их преступной деятельности пришел конец. Всю компанию арестовали, началось следствие.

Теперь перед Юрием Николаевичем Шевцовым стояла не менее трудная и ответственная задача, чем розыск и разоблачение преступной группы. Нужно было до конца распутать клубок, выявить состав «фирмы», определить степень вины каждого.

Расследование продолжается. Все больше документов ложится в папки дела о «кочующем цехе», все яснее становится картина деятельности частнопредпринимателей.

Следователь Шевцов приходит на работу в Министерство охраны общественного порядка с рассветом, уходит затемно. Он кропотливо изучает акты ревизий и экспертиз, проводит допросы, очные ставки. Помогают ему сотрудники ОБХСС, ревизоры, эксперты, общественность. Работа проводится в тесном контакте с органами прокуратуры.

Уже с полной очевидностью доказано, что дельцы в корыстных целях пользовались станками и прессформами, изготовленными незаконным путем на государственных предприятиях из материалов, принадлежащих этим же предприятиям. Найдены и источники, из которых пайщики черпали запасы сырья. Проворовавшийся кладовщик завода пластмассовых изделий, некто Клептунов, систематически похищал на заводе сырье и готовые изделия из полиэтилена и снабжал этими материалами преступников. Клубок распутывается, но уголовное дело еще не завершено. Появилось еще одно действующее лицо, об энергичной деятельности которого не знали ни Володя-артист, ни Виктор Сытин. Знали о нем только Андрей и Толик.

Незавидная роль заведующего складом Абдукадырова, которого обычно называли Толиком, все больше прояснялась. Вступив в сделку с организаторами кочующего цеха, он взялся за реализацию готовой продукции: принимал от Задорожного и Михайлова готовые поделки и распространял их по ларькам и прочим торговым точкам своего магазина. Делал это он, конечно, не бескорыстно. За заколки, например, он платил изготовителям по 20 копеек за штуку, а отфактуровывал их продавцам по 40 копеек. Денег Толику требовалось много, а о последствиях думать было даже лень.

Шевцов понимал, что сам заведующий складом не мог так долго творить беззаконие, продавать налево и направо самые дефицитные и дорогие товары. Несомненно, в магазине ему кто-то попустительствовал и оказывал активную поддержку. Но кто?

Истинная картина вырисовывалась не сразу — пришлось немало поработать, провести допросов, очных ставок, экспертиз. Наконец на поверхность всплыла еще одна фигура. Это был беспардонный взяточник-вымогатель, хитрый и изворотливый жулик — директор промтоварного магазина Юмтеров. На этом посту он работал сравнительно недавно и деятельность свою начал сразу с подбора нужных ему «кадров».

Приняв магазин, Юмтеров стал приглядываться к его работникам, оценивать каждого, стараясь обнаружить полезные для себя качества. В одном из продавцов, которого все называли Толиком, Юмтеров приметил подходящие задатки. Парень был не против гульнуть, с шиком прокатиться на такси, поужинать с веселой компанией в ресторане. Не сразу директор объявил избраннику о своем расположении — испытание длилось не одну неделю. Когда же, наконец, Юмтеров убедился в правильности сделанного выбора, он перевел Абдукадырова на должность заведующего складом.

— Ты, Толик, парень молодой, — увещевал директор, — и не пристало тебе жить кое-как… На мою поддержку можешь рассчитывать. Только запомни накрепко — рука руку моет.

Толик оказался способным и послушным исполнителем директорской воли. Не нашлось рядом с ним в то время человека, который смог бы уберечь парня от опасной тропы. Окунувшись с головой в грязные махинации, он и сам искал достойных попутчиков. Они нашлись… А директор, обрадованный тем, что его «правая рука» обзавелся выгодной компанией, всячески поощрял связь заведующего складом с «кочующим цехом». Это было выгодно вдвойне. Со склада он беспрепятственно брал все нужные ему товары, наделял ими своих знакомых. Молчаливо разрешая некоторым, нечистым на руку, продавцам принимать и сбывать левый товар, он имел от них постоянный барыш.

Шила в мешке не утаишь. Тайные грязные сделки стали явью. Юмтерова арестовали. Многие из его бывших подчиненных уже признались в том, что торговали неучтенным товаром. Кое-кто пришел с повинной, рассказал о взятках, которые получал директор. Вопреки этому Юмтеров все отрицал.

Однако страх перед возмездием, желание скрыть преступление, обезопасить себя перед лицом правосудия толкнули директора еще на один шаг. Он решил обмануть следствие, спутать карты, запугать свидетелей.

Следственный изолятор. Окончено время свидания, увели арестованных, ушли родственники. Бывалый надзиратель еще во время свидания заметил, что один из арестованных, высокий и сухопарый, во время разговора с женой делал ей какие-то знаки. Когда комната свиданий опустела, надзиратель нашел на полу свернутый тугим жгутом маленький листок, исписанный мелким, убористым почерком.

Подписи нет. Но в распоряжении следствия есть графическая экспертиза, которая с полной определенностью установила: записка написана рукой Юмтерова.

Мало-помалу вскрылись все проделки Юмтерова. Ради наживы он шел на любые, самые грязные, преступления, толкал на них других. Принимал на работу тех, кто не имел на это никакого права, лишь бы уплатил. Если не удавалось заполучить деньги «по-хорошему», директор прибегал к шантажу.

В один прекрасный день он, например, являлся на базар, где находятся торговые точки его магазина, облюбовав очередную жертву.

— Да, — говорит директор продавцу. — Ларек не на месте… Райсовет возражает, придется закрыть. Опломбируйте, на днях передадите товары на склад.

Проходит день, другой. Продавец слоняется без дела, не может понять, как быть. Наконец кто-нибудь, обычно Андрей Михайлов или Толик, шепнет: «Тебе, мол, что, пятидесяти рублей жалко?» И все становится на прежнее место. Ларек опять работает, о закрытии нет и речи, а суровый «ревизор» улыбается как другу.

Директор брал взятки за оформление на работу тех, у кого нет местной прописки, с тех, кто сбывает «левый» товар. Особенно широко он развернул эту деятельность в то время, когда в торговые точки магазина широкой рекой полилась продукция подпольной фирмы.

Окончено следствие. В прокуратуру переданы восемь объемистых томов уголовного дела. Документы и вещественные доказательства полностью изобличили преступников, тех, кто попирал наши законы, расхищал народное добро, вымогал взятки. Доказана вина всех, кто сознательно, понимая неприглядность своих поступков, содействовал частнопредпринимателям, предоставляя им свои квартиры, участвуя в изготовлении нелегальной продукции.

Но в цепких сетях паутины оказались и люди случайные, сделавшие впервые шаг по скользкому пути. Они раскаялись, честно признали свои проступки, помогли следствию разобраться во всех хитросплетениях. И им тоже помогли. Помогли полностью осознать случившееся, свернуть с кривой тропы.

Случайным в компании частнопредпринимателей был, например, владелец зеленого «Москвича» Сергей. Дельцы не посвящали его в свои тайны… Задабривая мелкими подачками и выпивками, они беспрепятственно пользовались машиной слабохарактерного парня.

Суровыми, отнюдь не сентиментальными были беседы следователя с Сергеем. О том, какая пропасть зияла перед парнем. О смысле жизни. О том, что нужно быть честным, трудиться, не подбирать друзей в ресторанах… Чтобы не плакала украдкой по ночам, предчувствуя недоброе, старая мать.

К. БАЯЛИН, полковник милиции.

А. ШТУЛЬБЕРГ, лейтенант.

г. Алма-Ата.

И. Антипов НИТОЧКА СЛЕДА

Внезапному отъезду Риммы Низамутдиновой в Дубовке удивились. Но вскоре поползли слухи: от мужа-то Римма, оказывается, давно собиралась уйти, не ладилась у них жизнь. Только куда ж она уехала? Ведь никакой родни у нее, кажется, за пределами Дубовки нет… Но самые догадливые многозначительно намекали, что вместе с молодой женщиной исчез из поселка и продавец винного магазина Вахтанг Ромиашвили. И ведь правы оказались догадливые! Через три дня пришла в Дубовку телеграмма на имя завмага Оттари Кабиашвили, и было в телеграмме следующее:

На следующий день пришли деньги. Завмаг пошел с ними к Люсе Мухамеджановой. Сестра Риммы приняла Оттари не очень доброжелательно, но деньги взяла: они же предназначены для римминых детей, а расходов ребятишки потребуют немалых. Когда еще сестра устроится прочно и заберет их к себе?

Завмаг долго расхваливал земляка, рассказывал, какой он хозяйственный, расчетливый и щедрый, говорил о том, как хорошо будет Римме с ним. Люся пожала плечами:

— Что ж, каждый свою судьбу выбирает сам. — А когда за Кабиашвили закрылась дверь, вслух сказала: — Нет, не понимаю, что нашла Римка в этом Вахтанге?! Липкий он какой-то весь.

У Люси не было оснований не верить Кабиашвили. О том, что семейная жизнь сестры сложилась неудачно, она знала лучше всех, и все же какая-то смутная тревога не отпускала ее. Последние недели Римма близко подружилась с Машей Беляниновой. Вероятно Белянинова знает подробности ее отношений с Вахтангом. Нужно сходить к ней.

Да, Белянинова кое-что знала. Вспомнила, например, как однажды вечером случилось ей с Риммой проходить возле магазина, где работал Вахтанг. Числился он сторожем, но нередко и отпускал вино. Римма постучала в окно. Открылась форточка, и Вахтанг поцеловал женщине руку… Незадолго до отъезда Мария зашла с Риммой в магазин. Вахтанг был один в магазине и очень обрадовался приходу Риммы. Мария вскоре ушла, а Римма осталась с Вахтангом…

Беляниновой продавец винного магазина тоже не нравился, но видно было, что Низамутдинова относилась к нему иначе и не особенно скрывала это…

Утром Люсе принесли телеграмму из Кустаная. Вахтанг сообщал:

Муж Риммы не стал возражать против высылки в Кустанай ее документов, видимо, у него не было никакой надежды на возврат жены. Он отдал Люсе паспорт и трудовую книжку. А через некоторое время он с детьми уехал в город Златоуст. Но прежде чем покинуть Дубовку, он зашел в Саранский горотдел милиции и подал заявление о розыске жены и взыскании с нее алиментов. Работники паспортного стола завели на Римму Низамутдинову дело. Но найти ее им не удалось. Спустя год розыск был прекращен.

…Прошел еще год… Как-то, читая поступившую на доклад корреспонденцию, начальник Карагандинского областного управления охраны общественного порядка обратил внимание на одно письмо. Оно поступило из редакции журнала «Советская милиция», а написал его Эдуард Галиуллин из города Златоуста. В письме говорилось:

Странным во всей этой истории было вот что: до своего отъезда из Дубовки Римма Низамутдинова часто писала письма брату. А после отъезда как в воду канула. Ну, положим, она скрывалась от мужа, но есть ли ей смысл прятаться от брата? Ведь через него она могла бы узнать о своих детях. Неужели молодая женщина настолько очерствела сердцем, что судьба детей ее совершенно не интересует? А не случилось ли что с Низамутдиновой?

Нужно от начала и до конца проверить всю эту историю с неожиданным отъездом женщины. Задача нелегкая, потому что с тех пор прошло немало времени. Поэтому решить ее поручили опытному оперативному работнику уголовного розыска подполковнику Кариму Кадыровичу Саубянову.

Время сделало свое. В Дубовке давно позабыли о семейном конфликте, случившемся много месяцев назад. Заведующий винным магазином Кабиашвили, который, видимо, кое-что знал об этой истории, давно уже покинул Дубовку, а в каких краях он кинул якорь — никто не знал.

Оттари Кабиашвили был оборотистым коммерсантом. Даже чересчур оборотистым. Но не пойман — не вор. А магазин Кабиашвили сдал без сучка и задоринки…

Подполковник Саубянов заинтересовался окружением завмага, возможно, это поможет найти Оттари. Выяснилось, что, кроме Вахтанга Ромиашвили, продавцом в этом же магазине работал Абесалом Шенглия. Желанным гостем бывал здесь и некий Джебури Кабеладзе из поселка Карабас…

Каждой мелочью интересовался подполковник Саубянов. Шаг за шагом выяснял он все обстоятельства отъезда Вахтанга и Риммы, изучал показания жителей Дубовки о последних днях работы в этом поселке Оттари Кабиашвили.

Оперативнику стала известна такая, например, деталь. За несколько дней до передачи магазина к дому Оттари подходил рефрижератор с Саранского лимонадного завода. Шофера в Дубовке видели, но знать его никто не знал. Это был какой-то знакомый или друг Кабиашвили, молодой грузин.

И к этой мелочи подполковник Саубянов отнесся с большим вниманием. Может быть, удастся разыскать этого шофера и он пополнит сведения о Низамутдиновой?

В Дубовке подполковник Саубянов убедился, что ему необходимо съездить в Кустанай. Возможно, судьба документов женщины прольет свет и на ее собственную судьбу. Во всяком случае, беседа с Анной Андреевной Воробьевой, в адрес которой ценным письмом высланы паспорт и трудовая книжка, обязательна.

…Особняк на улице Льва Толстого найти было нетрудно. Оперативника встретила пожилая женщина. Она весьма удивилась неожиданному гостю: «Вот уж не думала, что на старости лет милиции понадоблюсь». А узнав, в чем дело, вздохнула:

— Поздновато хватились. Эти документы мне такого волнения стоили… Ну, представьте себя на моем месте. Приходят документы, неизвестно от кого. Помнится, на паспорте женщина, молодая, красивая. Жду день, другой, неделю, месяц — никто не является. Собралась, да и пошла в милицию. Нате, мол, приберегите документы…

Увы, тропинка обрывалась. Подполковник продолжал задавать вопросы просто потому, что неудобно было сразу же уходить. Анна Андреевна отвечала охотно, утаивать ей было нечего. Да, одну комнату она сдает. Жильцы? Самые разные. И местные бывали, молодые, кто квартиры еще не получил. И кто в командировку надолго приезжал. Года четыре назад даже один грузин с женой жил…

Саубянов насторожился. Разумеется, это могло быть простым совпадением. Но все же проверить не мешало.

Что за человек был квартирант? Да так, неплохой человек. Спокойный. С женой они очень даже ладили. Любили друг друга, можно сказать. Не происходило ли за время, когда жил тот постоялец, чего-нибудь особенно запомнившегося? Да нет, пожалуй, ничего. Вот только зимой из Душанбе приехал к нему мужчина, свояк, кажется. С виду человек тоже порядочный. Пожил недолго. Из разговоров поняла Анна Андреевна, что у него в семье неурядицы. Потом он уехал куда-то, вроде бы в Караганду…

У своих кустанайских коллег подполковник узнал, что фамилия молодого человека, приезжавшего на недолгое время к постояльцу Воробьевой, Саканделидзе. Уже после того, как он уехал из Кустаная, пришла бумага: Саканделидзе разыскивается как злостный неплательщик алиментов.

Работники паспортного стола Кустанайского городского отдела милиции ничем не порадовали Саубянова: они не смогли тогда разыскать владелицу документов, сданных гражданкой Воробьевой. Паспорт и трудовую книжку уничтожили по акту.

Вопросов становилось все больше. Для чего Вахтанг Ромиашвили просил выслать в Кустанай документы Риммы Низамутдиновой? Может быть, он думал остаться жить в этом городе, но по какой-то причине изменил свое намерение? Тогда почему же беглецы не затребовали документы из Кустаная, они же знали, что Люся Мухамеджанова обязательно вышлет их туда? И откуда известен Вахтангу адрес Анны Андреевны Воробьевой? Нет ли здесь какой-то связи с тем человеком из Душанбе, который когда-то жил у нее? Возможно, это и был Вахтанг?

Саканделидзе из Душанбе скрывается от алиментов. Если это действительно так, то он мог изменить фамилию и в Дубовке стать Вахтангом Ромиашвили. Ну, а вопрос с паспортом и трудовой книжкой новой жены не так уж важен для него. Вахтанг запросил их затем, чтобы запутать следы. Низамутдинова вряд ли так остро нуждалась в трудовой книжке, выйдя за такого мужа, который обещал ей красивую и беззаботную жизнь (об этом много рассказывали в Дубовке). Отсутствие паспорта тоже не беда. Она могла заявить об его утере, прибыв к новому месту жительства.

Прошло немало дней розыска, но результаты не радовали подполковника Саубянова. Без веских доказательств трудно было утверждать, что за фактом неожиданного отъезда Риммы Низамутдиновой кроется преступление. Тем не менее кое-какие обстоятельства настораживали. Поэтому об исчезновении женщины были поставлены в известность все подразделения милиции Казахстана, были посланы письма в Душанбе и Грузию. Поиски продолжались.

Вспомнил подполковник Саубянов и шофера с Саранского лимонадного завода, о котором говорили в Дубовке. Найти его оказалось нетрудно. Кирилл Урукадзе продолжал работать на своем рефрижераторе.

Кирилл был откровенен. История, в которую он тогда оказался втянутым, очень не нравилась ему. Нет, он не знал ни о каком преступлении. Но было в том происшествии много непонятного, даже загадочного, и оставило оно нехороший осадок на душе.

В полдень Урукадзе приехал на завод за очередной партией продукции. В конторе сказали ему, что звонил какой-то Оттари из Дубовки и просил срочно приехать к нему. Сразу же выполнить просьбу Кирилл не мог и лишь под вечер проскочил в Дубовку.

Подрулив к винному магазину, увидел Вахтанга Ромиашвили, сторожа магазина. Тот стоял с берданкой в руках и опоясанный патронташем. «Не иначе, на охоту хотят сагитировать», — подумал шофер.

Поздоровались. Оттари обрадовался приезду Кирилла и посвятил его в некоторые свои коммерческие тайны. При проверке магазина обнаружились кое-какие излишки. Их сегодня же надо отправить в город Каражал.

Отказать земляку у Кирилла не хватило духу. Шофер открыл дверцы рефрижератора и дал задний ход к подсобке. Мельком взглянул на товары, готовившиеся к отправке, и ничего не понял: какие-то ящики. Руководил погрузкой Джебури Кабеладзе, приехавший из Карабаса, ему помогал Оттари. Вахтанг не участвовал во всей этой суете. Он стоял в стороне молчаливый и мрачный.

Ночь была холодная, безлунная. Шел большой снег, и дорога не радовала.

Рядом с Кириллом сидел Оттари. Ехали молча. В поведении завмага чувствовалась какая-то напряженность. Впрочем, что удивляться — дело-то нечистое.

Кирилл хорошо знал дорогу. Как раз на полпути до Каражала, где невдалеке от трассы стоит старый мазар, Кабиашвили попросил остановиться.

— Давай-ка свернем к этой могиле, — предложил он.

Кирилл с удивлением взглянул на земляка. Никогда ему не приходило в голову, что Оттари могут интересовать памятники прошлого — доходу же от них никакого, — да и время для такой экскурсии было совсем неподходящим.

— В жизни не видел, как раньше казахских богачей хоронили, — пробормотал Кабиашвили, стараясь выжать на лице улыбку. — Ну, кацо, прошу — не спрашивай. Выполни просьбу друга…

Автомашина, взвыв, потащилась по вязкой целине. Мазар был совсем недалеко от дороги, а ехали не меньше получаса. Наконец Кирилл разглядел глиняную пирамиду памятника. Оттари сказал:

— Разворачивайся! Я недолго…

Он вылез из кабины и с силой захлопнул дверцу. Урукадзе откинулся на сиденье и стал ждать, прислушиваясь к ровному перестуку мотора. Сколько времени Оттари ходил возле байской могилы, Кирилл не помнит. Во всяком случае, прошло не менее четверти часа. Шофер не видел, выходили ли с Кабиашвили его друзья Вахтанг и Кабеладзе.

Когда Оттари вернулся в кабину и зажег спичку, чтобы закурить сигарету, его толстые пальцы дрожали…

До самого Каражала ехали молча. Вскоре оказались в теплой квартире приветливого буфетчика Римамадзе. С устатку выпили по стакану крепкого вина, закусили душистым шашлыком.

Урукадзе задремал, облокотившись на стол. А когда очнулся и вышел на улицу, то не увидел рефрижератора. Оттари успокоил:

— Не волнуйся, брат! Вахтанг неплохой водитель. Ребята ненадолго. По срочному делу уехали.

Урукадзе страшно переволновался в ту ночь. Шутка ли — угнали машину! «Дружеская помощь» могла обернуться очень скверно. Кирилл часто выходил на улицу и подолгу стоял на крыльце, прислушиваясь к каждому звуку. Глубокой ночью рефрижератор вернулся к дому Римамадзе. Из кабины вылезли Вахтанг и Джебури…

Вполне возможно, что за несколько дней до сдачи магазина Кабиашвили обнаружил излишки и решил сбыть их на сторону. Поэтому и заставил он Кирилла Урукадзе помочь ему отвезти товар в Каражал. Но для чего понадобилось Кабиашвили подъезжать к старому мазару, рискуя завязнуть в степи? И что заставило Вахтанга и Джебури сесть за руль чужого автомобиля и часами мотаться где-то в пургу и метель?

Все эти вопросы представляли интерес для оперативников. Решили побывать на том мазаре, куда заезжал Кабиашвили, и тщательно обследовать его. На помощь подполковнику Саубянову пришли эксперты из научно-технического отдела Управления охраны общественного порядка.

Несколько часов длился осмотр мазара. Внутри его были найдены куски обгоревшей жести, той самой жести, которой обивают углы спичечных ящиков. В жухлой траве Карим Кадырович Саубянов обнаружил крохотную косточку. Ее немедленно направили в Карагандинское областное бюро судебно-медицинской экспертизы. Оттуда вскоре пришло заключение, что «исследуемый объект является человеческой костью, подвергшейся сильному термическому воздействию».

Сознание протестовало против страшной догадки. Но все говорило о том, что преступление было совершено.

— Нужно полагать, что Римма Низамутдинова не выезжала из Дубовки, — доложил подполковник Саубянов комиссару милиции. — А телеграмма и деньги, присланные Вахтангом в адрес ее сестры, это только ширма, отвлекающий маневр.

Теперь необходимо было разыскать всех участников того загадочного рейса из Дубовки в Каражал. Во все концы Казахстана полетели телеграммы, письма… Первым ответ пришел из города Абая. В нем говорилось, что не так давно Джебури Кабеладзе осужден за тяжкое преступление и приговорен к длительному сроку заключения. Через день подполковник Саубянов встретился с ним. Пришлось поднять старые дела.

О прошлом этого человека, о его моральном, или, вернее, аморальном, облике оперативник многое узнал, читая приговор народного суда и следственные материалы. Последний, четвертый раз, Кабеладзе сел в тюрьму за изнасилование.

И вот этот человек перед Саубяновым.

— Чем могу быть полезен, гражданин следователь?

— Следствие располагает данными, что вы замешаны в убийстве Риммы Низамутдиновой, — ответил подполковник милиции.

— Странные вещи говорите! Как можно совершить такое злодеяние, сидя за решеткой!? — и бескровные губы заключенного искривились в ехидной усмешке.

— Это было около трех лет назад, — спокойно продолжал Саубянов. — В Дубовке, у заведующего винным магазином Оттари Кабиашвили работал сторожем Вахтанг Ромиашвили. Римма Низамутдинова была его любовницей. Следствию известно, что он убил ее, а вы сожгли ее труп в старом мазаре.

— Об этой женщине я ничего не знаю, гражданин следователь. А о Вахтанге забудьте, он покончил с собой…

Преступник твердо держался своей версии. Шли дни, а розыск не приносил успеха. Иногда и впрямь начинало казаться, что Вахтанг Кабиашвили покончил с собой. Убить любимого человека! Могло же и к убийце прийти раскаяние…

В одном письме, пришедшем из Грузии, говорилось о Вахтанге Каремановиче Ромиашвили, который работает в местечке Чохатаури экспедитором местного хозяйства. Но дело в том, что этот человек давно не выезжал за пределы Закавказья.

Значит, однофамилец, решил Саубянов. Но второе письмо от грузинских работников уголовного розыска опровергло это предположение. Оказывается, в 1959 году экспедитор из Чохатаури, Вахтанг Кареманович Ромиашвили, утерял паспорт, выданный ему сроком на десять лет. В этом же письме сообщался и возраст этого человека. Вахтанг из Дубовки был значительно моложе его.

Не менее интересным было третье письмо, пришедшее из Душанбе. Некий Саканделидзе Филипп Михайлович похитил паспорт у гражданина Лачпекиани. Он исправил в нем год рождения с 1892 на 1912 и заменил фотокарточку Лачпекиани своей. Саканделидзе был задержан оперативниками Узбекистана за какие-то махинации, и народный суд города Ферганы приговорил его к трем годам лишения свободы.

Письмо заставило подполковника Саубянова вспомнить разговоры в Кустанае. Не исключена возможность, что Саканделидзе похитил паспорт у Вахтанга Ромиашвили, что из местечка Чохатаури, и в Дубовке жил под его фамилией, скрываясь от алиментов. А когда совершил убийство, то снова начал заметать следы. Саканделидзе, он же Ромиашвили, похитил паспорт у Лачпекиани из Душанбе и хотел скрыться от возмездия.

Пока ждали ответ из Узбекистана о том, где отбывает наказание Вахтанг Ромиашвили, он же Сакенделидзе и Лачпекиани, подполковнику Саубянову удалось еще кое-что узнать о событиях в Дубовке. Помог ему бывший продавец винного магазина Абесалом Шенглия.

Разыскать этого человека было также нелегко. Абесалом Шенглия, после того как уехал из Дубовки, жил в Грузии и работал продавцом. Там он совершил растрату и теперь отбывал наказание в исправительно-трудовой колонии…

Шенглия был искренним. До последней минуты, пока не уехал из Дубовки, говорил он, душа не находила покоя. Не раз думал пойти в милицию и рассказать обо всем, что произошло в магазине, но страх не пускал.

И теперь, спустя много дней, он не может без содрогания вспомнить о той несчастной женщине. Правда, о том, как произошло убийство, он не знает. Но утром, когда Абесалом Шенглия пришел на работу, Оттари Кабиашвили заставил его вымыть и выскоблить пол магазина…

Всматриваясь в фотографию, присланную из трудовой колонии, подполковник Саубянов вспомнил рассказы жителей Дубовки, помнивших в лицо Вахтанга Ромиашвили. «У него на лице шрам», — говорили они.

Да, приметы совпадали. Частенько Вахтанг Ромиашвили, говорили дубовчане, любил козырнуть своими фронтовыми заслугами. Дескать, этот шрам на лице — след схваток с фашистами.

Но когда оперативнику представилась возможность познакомиться с биографией этого человека, то выяснилось, что его прошлое было отнюдь не героическим.

Двадцать лет назад, когда советские войска освобождали районы Северного Кавказа от гитлеровских захватчиков, Филипп Саканделидзе, он же Вахтанг Ромиашвили и Лачпекиани, бежал из действующей армии. Его поймали и судили, как дезертира. Военный трибунал приговорил Саканделидзе к десяти годам тюрьмы. Впоследствии этот срок был заменен штрафной ротой и отправкой на фронт. На фронте Филипп совершил новое тяжкое преступление, и военный трибунал приговорил его к новому длительному сроку тюремного заключения…

Итак, все становилось ясным. В одной из трудовых колоний Узбекистана отбывал наказание тот самый Вахтанг из Дубовки, скрывавшийся под именем Владимира Несторовича Лачпекиани.

Преступника этапом доставили в Караганду. Допрос шел около трех часов.

— Да, я любил Римму Низамутдинову, — рассказывал Филипп Саканделидзе, — и совсем не собирался убивать её. Зачем? Вечером, когда она осталась в магазине, мы о многом говорили. Я предлагал ей стать моей женой, обещал увезти в Грузию. В полночь в магазин постучались. Я открыл дверь и узнал старика Вано Хеладзе. Он по соседству охранял универмаг.

Вано не отказался от предложенного стакана вина. Разговорились. В это время в окно влетел булыжник… Старик схватил мое двуствольное ружье и выбежал на улицу. Прогремел выстрел. Это Вано припугнул хулиганов. Потом он вернулся и, подойдя к разбитому окну, стал подавать в него ружье… Эх, если бы знал я в ту минуту, что произойдет в следующий миг! Римма хотела принять ружье от Вано, но грохнул выстрел…

Старого Вано Хеладзе подполковник Саубянов в Дубовке уже не застал.

— Пусть земля ему будет пухом, — вздыхали соседи. — Хороший был человек.

Естественно было предположить, что Филипп Саканделидзе слышал о смерти старика, поэтому и сочинил версию о случайном выстреле, надеясь тем самым смягчить тяжесть преступления.

Но у убийцы ненадолго хватило воли обманывать следствие. На втором допросе Саканделидзе рассказал правду.

Всего лишь на несколько минут вышел он из магазина, оставив Римму одну. А когда вернулся, то увидел, как ключи, забытые в замочной скважине денежного ящика, чуть заметно покачивались на цепочке. Кто знает, может, Саканделидзе действительно по-своему любил Римму. Но у таких, как он, настоящая любовь одна — к деньгам. Малейшее подозрение, что он может лишиться хоть части ворованного и накопленного, вмиг перевесило все «чувства». Только страсть к накоплению жила в душе этого дезертира, отщепенца, вора, и во имя ее он в упор разрядил ружье в женщину, с которой был близок…

И. АНТИПОВ, сотрудник МООП.

г. Караганда.

Г. Смирнов ДВОЙНОЙ РЕЙС

Капитан Стасов бросил короткий взгляд на оперуполномоченного Ахметова.

— Слыхал? Ночью совершен вооруженный налет на магазин Бобровского совхоза. Сторожа обезоружили, магазин ограбили.

Стасов тяжело поднялся из-за стола, кашлянул и выжидательно посмотрел на Ахметова.

— Вот так-то. Готовьте оперативную сумку и машину. Я свяжусь с Павлодаром, доложу в райком и прокурору.

Сборы были короткие.

Слева на всем пути петлял Иртыш. Усиливался ветер. По широкому полотну шоссе вместе с песком шуршал мелкий гравий.

— Ну и погодка, — заметил Ахметов, глубже натягивая на уши цигейковую шапку.

— Очень некстати, — дернув плечами, ответил начальник милиции. — Очень! Следы забьет, тогда ищи ветра в поле.

Въехали в поселок. Хорошо накатанная дорога привела к магазину. Вокруг него уже толпились группами жители поселка.

— Подберите понятых, — кивнул Стасов оперуполномоченному.

Два висячих замка вместе с вырванным пробоем лежали возле крыльца. На дверных косяках глубокие вмятины.

Жители поселка показывали работникам милиции ружейные гильзы и пыжи, валявшиеся подле. Продавец магазина, девушка с бледным лицом, подозвала Стасова и, приподняв фанерный ящик, указала на отпечатки колес автомашины. Рисунок протектора четкий.

— Это вы правильно догадались ящиком след прикрыть, — одобрительно отозвался Стасов и, обернувшись к оперуполномоченному, произнес: — Зафотографируйте и снимите отпечатки протектора.

По предварительному подсчету, преступниками взято около двух десятков полупальто, восемь рулонов драпа, шерсти, вельвета.

Сторож, женщина лет сорока пяти, пугливо смотрела на разложенные листы протоколов допроса.

— За полночь было, — заговорила она и вместе со стулом пододвинулась к Стасову. — Обошла вокруг магазин, заглянула в пристройку. Навес-то видели? И туда прошла. Постояла, прислушалась. Тихо. Вдруг погас свет. Я зашла в сторожку, зажгла свечу. Думаю, съем пару яиц. Слышу, кто-то скребется. Взяла ружье. Оно не убийственное, только огонь бросает. Крикнула: «Кто там?» Никто не отвечает. Решила, что ветер шалит. Вывеска-то, что над магазином, плохо укреплена, стучит при ветре. Поела, направилась в обход, и тут все случилось…

Она глубоко вздохнула и смахнула концом шали набежавшие слезы.

— Меня сбили с ног, вырвали ружье, стали пинать.

Она закрыла глаза. Подбородок дергался. Женщина пыталась сдерживать себя, но не могла.

— Когда пришла в сознание, слышу, как железо по железу лязгает, — продолжала она. — Я кое-как поднялась и — на квартиру к продавцу. У нее смыла кровь, и мы вместе побежали до конюха нашего. Тот взял ружье. Подбегаем к магазину, а навстречу автомашина. Конюх два раза выстрелил. Пальба началась.

— У них были ружья?

— Они тоже стреляли.

— Номер машины не заметили?

— Свет они не включали. В потемках все.

— А друг друга по имени не называли?

— Может, и называли, не знаю…

Были допрошены многие, но ясности в дело они не внесли. Можно было предполагать, что преступников было, по меньшей мере, трое. Они имели свой транспорт, действовали нагло.

Из вещественных доказательств имелись девять охотничьих гильз и отпечаток протекторов автомашины марки ЗИЛ-164.

По улицам поселка ежедневно проходят десятки автомашин, сотни людей имеют ружья одинакового калибра…

Участковый уполномоченный Абишев, попрощавшись с дружинниками, решил еще раз пройти по селу. Ночь стояла тихая, звездная. С юго-запада тянул сухой ветер.

Закурил, взглянул на часы. «Днем высплюсь», — успокоил он себя и неторопливо зашагал к Набережной улице.

Где-то послышался гул мотора. С Качирского тракта в сторону поселка, определил Абишев, мчалась машина.

Вскоре свет фар прорезал темень в ближнем проулке, потом машина развернулась и мотор заглох. «Евлоев. Совхозный шофер», — подумал участковый.

Все сильнее тянуло ко сну. Но участковый все же сделал лишний круг, чтобы убедиться: не ошибся ли? Нет, не ошибся. Раздался резкий голос и шлепок. Евлоевы что-то подымали с земли.

Утром участкового срочно вызвали к телефону. Дежурный райотдела милиции сообщил о ночном налете на магазин Бобровского совхоза.

— Улик пока нет, — говорил он. — Товары вывезены на автомашине ЗИЛ-164.

— В какое время?

— Во втором часу ночи. Отстреливались, негодяи.

Абишев сделал подсчет, и у него захватило дух. Неужели Евлоев? Зря не подошел вчера!

Он сообщил о возникших подозрениях дежурному.

— Я доложу начальнику. Из поселка не отлучайтесь, — сказал дежурный.

Появление автомашины полностью совпадало с расчетом по времени. Спешная разгрузка каких-то предметов невольно наводила на подозрение о причастности Евлоева к разбойному налету.

В третьем часу дня к приземистому домику участкового подкатил «газик». Стасов молодцевато вылез из машины, закурил. Застегивая на ходу полушубок, к нему выбежал Абишев.

— Садись, указывай и рассказывай, — бросил начальник, — сейчас я рубану под корень!

Пятистенный дом Евлоева, обнесенный плетнем из тальника, казался нежилым. Печная труба не дымилась, ставни окон закрыты. Только в просторном дворе гремели цепи у собачьих конур.

— Приглашай понятых, — распорядился Стасов, рассматривая евлоевские постройки.

Дверь открыла молодая женщина.

Стасов назвал себя, представил понятых. Хозяйка отступила и, преодолевая испуг, заговорила на ломаном русском языке:

— Хозяин дома нет. Уехал… совхоз.

— Когда?

— Ночью.

— Что он привозил?

Женщина замялась. В ее глазах блеснул страх.

«Не успела кошка умыться, а гости приехали», — подумал Стасов и прошел в комнату.

Открыли ставни. Первое, что он заметил, — двуствольное охотничье ружье, приставленное к спинке койки.

— Вот и вещдок, — не скрывая радости, сказал Стасов, беря в руки ружье. Ловким движением открыл патронник, наставил стволы на свет и заглянул внутрь.

— Гарь, — заключил он, морща крупный с седловинкой нос. Участковый проделал то же самое и подтвердил:

— Определенно так.

Произвели обыск. Несколько мешков муки, три ковра с узбекским рисунком — обычные домашние вещи. И первоначальная уверенность начальника милиции исчезла.

Уже более сдержанно спросил хозяйку:

— Муж спал дома?

— Нет. Там спал. — Она показала в сторону шоссе.

Стасов недоверчиво смерил выцветшими светло-голубыми глазами Евлоеву.

— Значит, не спал. А где он был днем вчера?

— В дороге.

— Понятно. А вчера когда он выехал из дому?

— Рано…

Все вышли во двор. Стасов, участковый и понятые заглянули в коровник, потом в курятник, обшарили дровяник. Обыск не оправдал надежд. Снова вернулись в дом. На этот раз не впустую. Из голенищ старых сапог Стасов извлек патронташ с патронами.

Он горделиво посмотрел на понятых, участкового, хозяйку дома. Глаза его говорили: «Что? Тертый калач попался? То-то же!»

Опустившись на стул, он нетерпеливо расстегнул ворот кителя. Внутри все кипело от удачи. По всему видно было, что Стасов чувствовал себя в этот момент, как грузчик, сбросивший с плеч тяжелую ношу. Рубанул под самый корень! Взыскания, разумеется, все снимут.

После того как сличили калибр и замерили длину гильз, в протоколе обыска записали:

Садясь в машину, Стасов шепнул участковому:

— Гляди в оба. Я на центральную усадьбу, за Евлоевым.

За совхозными постройками по соседству с нефтебазой под навесом стояло несколько автомашин. Стасов еще издали приметил автомашину ЗИЛ-164.

Евлоев возился под машиной, раскинув длинные ноги. Завидя милицейский «газик», он не спеша развернулся на спине и, собрав ключи, выполз из-под грузовика.

— Не ждал, Евлоев?

— Почему? Машина исправная, наказывать не за что.

— Хм! Машина у тебя действительно исправная, летает, как ракета. Только куда и зачем — вот вопрос.

Евлоев молча пожал плечами, а Стасов обшарил машину, ее кузов в надежде обнаружить вещественные доказательства — пробоины от дроби. Но не нашел. Затем он пристально осмотрел замасленный полушубок Евлоева. По всему полушубку рассеяны крошечные проколы. Дробь! Попался, голубчик! И усадил его в свою машину.

В райотделении милиции Стасова поджидал заместитель начальника областного отдела уголовного розыска капитан Прокопьев. Прокопьев уже успел осмотреть место происшествия, поговорить с очевидцами и выслушать их мнение. Все доказывало: к ограблению односельчане не причастны. Недавний налет на магазин в Кызыл-Кагане, вспомнил Прокопьев, имеет сходство с этим грабежом. Трое арестованных по этому делу были жителями Павлодара. Но некоторые из участников налета могли остаться на свободе. Это обстоятельство настораживало Прокопьева и наводило на мысль, что следы преступления, скорее всего, ведут в Павлодар.

Скромный по натуре, выглядевший моложе своих тридцати пяти лет, Прокопьев считался в области лучшим оперативным работником. Для раскрытия тяжких и сложных преступлений руководство управления часто направляло именно его. Случалось, что и у Прокопьева раскрытие преступления вначале шло по ложному пути, порою затягивалось, но, как известно, и осторожному человеку соломинка в глаз попадает.

Самолюбие Стасова было задето. «Выше стоит — больше видит», — оправдывал себя Стасов и досадливо посмотрел на Прокопьева.

Прокопьев знал, что Стасов лет восемь работал в уголовном розыске и имел на своем счету немало раскрытых преступлений. Отдельные бесспорные удачи вскружили ему голову, и он перестал считаться с мнением подчиненных.

Но жизнь вносила новое, а Стасов по-прежнему оставался влюбленным только в свой прием — идти напролом. Один управленческий работник как-то сказал о нем: «Гром он создает раскатистый, да только дождик после него всегда редкий».

— На мою долю всегда выпадают сложные преступления, — то ли хвастался, то ли жаловался Стасов. — Но, как говорится, порох держу сухим. Не скрою, бывали ошибки. Не без этого. Но «бобровское дело» обязательно рубану под корень.

Прокопьев поверх очков глянул на Стасова, заметил:

— Медведь еще в лесу, а ты уже шкуру продаешь.

Стасов на замечание не ответил, только с силой нажал кнопку звонка.

— Доставьте ко мне Евлоева, — приказал он вошедшему дежурному и многозначительно посмотрел на Прокопьева.

Вошел Евлоев — высокий, стройный, растерянный.

— Ну, Евлоев, опомнился?

— Не пойму, товарищ начальник…

— Рассказывайте: с кем на «деле» были?

— На каком «деле»? О чем говорите?

— Ах, вот как! — Стасов артистически протянул руку за сейф, взял охотничье ружье, изъятое у Евлоева, повертел его в руках и без слов поставил на прежнее место.

— Признал, небось? И почистить было некогда, спешил товары припрятать.

— Какие товары?

Вмешался Прокопьев.

— Гражданин Евлоев, нам нужно знать: где вы были и чем занимались в ночь на 8-е марта? Припомните.

— В рейсе был. Утром восьмого в пятом часу вернулся домой. Поел и снова в рейс.

— Значит, дома не ночевали? — переспросил Прокопьев. — Где вы были в рейсе?

— В Павлодаре на элеваторе.

— Когда выехали в рейс?

— Седьмого, после обеда.

— Вернулись когда?

— Я же сказал. Сегодня на рассвете.

— Хорош гусь! — не выдержал Стасов. — Что сгружал с машины?

— Муку.

— Ишь ты, как наловчился пыль в глаза пускать. Какую муку? В рулонах?

— Обыкновенную муку.

Стасов сорвался с места и вплотную подошел к Евлоеву.

— А ружье зачем брал?

— Ружье? Оно в дороге не лишнее. Ночь, степь.

— Стрелял? — горячился Стасов.

— Было дело. Лисица сманила. Не выдержал.

— Ишь ты! Напала совесть на свинью, когда отведала полена. Ты лучше расскажи, кто и где по тебе стрелял?

— Как стрелял?

— Хватит очки втирать! — крикнул Стасов. — Посмотри на свой полушубок. Весь изрешечен.

Евлоев наклонил голову.

— Это, что ли? — поднимая полу, переспросил он. — Так это кислотой брызнуло. Заливал аккумулятор и не поберегся.

Прокопьев с досадой подумал: «Вместо того, чтобы разобраться на месте, тащит в отделение. Несведущий человек и тот скажет, что полушубок сожжен кислотой».

Был апрель. У ворот городской автобазы стояли лужи грязной воды. Автоинспектор Касымов, приподняв полы милицейской шинели, легко перепрыгнул одну из луж и, встав на сухое место, подождал Прокопьева.

— Где вас искать, товарищ капитан?

Прокопьев осмотрел огромную площадку автобазы, заставленную неисправными машинами.

— Скорее всего, в мастерских. Или в конторе.

— Ну, а я в диспетчерской.

Прокопьев отыскал главного механика и, выбрав удобный момент, предъявил удостоверение личности. Тот понимающе кивнул головой, вытер о телогрейку измазанные руки и, затоптав окурок, направился за Прокопьевым.

— Мне нужно кое-что посмотреть. Кстати, сколько на ходу машин ЗИЛ-164?

— Шесть.

Прокопьев достал блокнот и записал фамилии шоферов. Разговорились. Главный механик довольно метко характеризовал достоинства и недостатки каждого из шести шоферов.

— Вергала — рубаха-парень. Как говорится, душа нараспашку, язык на плечо. Коноплев, что Плюшкин. Потерялись ключи или еще что — ищи у него в машине. Скажет: «Валялись, вот и подобрал». Работящий мужик. Карпенко — человек молчаливый. Слова не добьешься. Но дельный.

Назвав фамилию Далиева, механик на минутку задумался, разминая узловатыми пальцами папиросу.

— О Далиеве мы не раз говорили. Что ни рейс в районы области, так километраж больше других, хотя пункты разгрузки или погрузки на одинаковом удалении. Или друзей у него много? Но не пьет. Для нас, пожалуй, это самое главное. Сколько побито машин по пьянке. А план грузоперевозок не снижает.

— А как Далиев на руку?

— Это уж, так сказать…

— По нашей линии, — подхватил Прокопьев.

— Да, да.

Оба засмеялись.

Автоинспектора Прокопьев застал при изучении путевых листов.

— Ну как?

— Пока что доложить не о чем, товарищ капитан. В ту ночь в сторону Бобровского совхоза рейсов не было. Вот в Осмерыжский пункт «Заготзерно» ходило шесть автомашин.

— С каким грузом?

— Сухой асфальт в брикетах.

— Марка машин?

— Та, что ищем.

— Давайте еще раз посмотрим путевые листы.

Читая фамилии, Прокопьев вспомнил характеристики водителей.

Когда автоинспектор открыл путевой лист Далиева, Прокопьев подумал: «Наверное, опять двойной рейс» — и внимательно стал рассматривать разбросанные цифры.

— Не разберу. 460? — спросил Прокопьев.

— Да, а что?

— Сейчас узнаем. Какой километраж у других?

— Вергала — 250, Коноплев — 260, Карпенко тоже 260…

— Опять двойной рейс. Так, путевой лист Далиева, видимо, потом изымем. Возьмите в бухгалтерии официальную справку о расстоянии до Осмерыжска.

По копиям накладных Прокопьев установил, когда был сдан груз в Осмерыжский пункт «Заготзерно». У Далиева значилось восьмое марта, тогда как у других — седьмое. Где был Далиев в ночь с седьмого на восьмое марта? Почему у него километраж вдвое больше других?

Чтобы дать ответы на эти вопросы, капитан решил выяснить личность Далиева и его связи.

Каждый шаг Далиева теперь уже подробно изучался работниками милиции. В «бобровское дело» подшивались все новые и новые данные, добытые кропотливым трудом.

Прокопьева вызвали с докладом.

— 29 апреля, — начал капитан, — в 5 часов утра Далиев на машине подъехал к своему дому, через десять минут вынес узел, который уложил под сиденье машины. В Комсомольском поселке вошел в дом номер 23, постучал во вторую дверь справа…

— Кто там проживает?

— Установили: Семенов Борис, ранее судимый.

— Приметы?

— Выше среднего роста, скуластый, стрижен под машинку. Перед отъездом Далиев отсчитал несколько кредиток. Вышедший вместе с ним из дому Семенов чем-то возмутился. Далиев отсчитал еще.

— Встреча зафотографирована?

— Да.

— Хорошо. Чем занимался после этого Семенов?

— А через два часа Семенов с чемоданом был на вокзале, купил билет до Жолкудука. В Жолкудуке подходил к водителям автомашин, просил подбросить дальше, до станции Калкаман. Почему он не взял билет сразу до Калкамана, выяснить не удалось. Выехал на машине ЗИЛ ШЮ-63-17. В кузове было пятеро. В Калкамане Семенов долго кружил по улицам. Потом с чемоданом зашел в третий дом от поворота шоссе. Момент зафотографирован. Проживает там Харченко. От него вышел без чемодана.

— Что за человек Харченко?

— Есть сведения, что Харченко на днях продал два отреза драпа.

— Немедленно и одновременно сделайте обыск в квартирах Семенова и Харченко.

— Есть!

Ночь. Косой дождь больно хлещет в лицо, холодные капли скатываются за воротник плаща.

Хромовые ботинки сотрудника уголовного розыска Шафикова насквозь промокли. До боли мерзнут поясница и коленки, а пальцы ног он уже давно перестал чувствовать. Но сменить место на другое нельзя: отсюда отличный обзор для наблюдения.

Идет третий час… «Теперь скоро», — вздыхает облегченно Шафиков, посматривая на дверь квартиры.

Через час из-за угла кирпичного дома выкатился «газик» и три раза мигнул фарами — условный знак. Шафиков вышел из-за укрытия. Окинув продрогшую фигуру оперуполномоченного, Прокопьев сочувственно проговорил:

— Выдержал?

— Дело привычное.

— Что нового? — осведомился Прокопьев.

— Без изменений. После двадцати двух Семенов не выходил.

— Значит, не подозревает. Как с понятыми?

— Договорился. Из двадцать первого дома.

— Приглашай.

Дверь открыла жена Семенова. Из спальни, чертыхаясь, вышел Семенов.

— Что за воронье слетелось? — прошипел он.

— Гражданин Семенов, вот ордер на обыск.

— Нема делов, начальники. Пустые хлопоты.

— Посмотрим.

Семенов, захлебываясь папиросным дымом, выдавил:

— Щенки! Сопляки! Сявки! Да я таких, как вы запросто…

Он сорвался со стула, сделал быстрое движение снизу вверх, как бы нанося удар финкой, и вдруг отскочил. На лице Прокопьева не дрогнул ни один мускул. Только его плечи чуть подались вперед.

— А-а, гады! — рычал Семенов, тяжело дыша. — Ха-ха-ха! — вдруг истерически рассмеялся он. — Милости прошу. Вижу птицу по полету. Ценю. Эй, ты! — метнул он взгляд на кухню, где плакала жена. — Поднеси моим «спасителям» по стаканчику коньяку за упокой моей души.

— Кончайте, Семенов!

Обыск начался с лежанки, застланной пуховыми подушками. Под ними лежали ковры. Насчитали пять. Понятые помогли Шафикову отнести их в комнату.

— Прошу ключ от сундука.

— Потерян, — не подымая головы, бросил Семенов.

— Взломать! — распорядился Прокопьев.

— Эй, ты, сексотка, отдай ключи, — со злобой швырнул слова Семенов. Жена передала связку ключей.

Открыли массивную крышку доверху наполненного разными товарами сундука. Шафиков едва успевал вносить в протокол наименования вещей. Две «москвички», семь пар женской модельной обуви, пять отрезов шерсти, вельвет, драп…

Из спальни перешли в просторную комнату. Прокопьев долго смотрел на разостланный под ногами ковер.

— Вписывай и этот, — распорядился он. Когда убрали ковер, Прокопьев присел на корточки.

Подошел Шафиков.

— Щель свежая.

Семенов заерзал на стуле.

— Хозяйка, принесите топор, — сказал Шафиков и попросил понятого пройти вместе с нею.

С большими усилиями вскрыли половицу. Затхлый запах сырости ударил в нос.

— Давай, Федя, — кивнул головой Прокопьев. Шафиков посветил фонариком в темную пасть подпола и спустился.

— Принимайте! — вскоре донеслось из-под пола. Мешок, второй, картонная коробка. Осмотрели. В одном мешке — вельвет, в другом — рулон шерсти. В коробке — карманные часы.

— Где ружье, Семенов?

Семенов скривил рот:

— Какое ружье?

— Охотничье. Из которого стреляли в Бобровском совхозе. Чье оно? Ваше или Далиева? А может быть, Харченко?

Вопрос не на шутку встревожил Семенова. Он вдруг размяк, втянул стриженую голову в плечи, задумался. За перегородкой на кухне все громче плакала жена.

— Ружье на вешалке под плащом.

Потом добавил: — Заряжено картечью.

Харченко, задержанный в Калкамане, признался первым. На очной ставке с Семеновым, в момент, когда оперуполномоченный отвлекся, Харченко с диким воплем сорвался с места и сильным ударом сапога в один миг сбил Семенова на пол.

— Ты, подлюга, посадил меня! — захлебываясь, ревел он. — Ты ограбил Кызыл-Каганский магазин. Ты!

К «бобровскому делу» вскоре прибавилось еще три объемистых тома по другим кражам.

Харченко рассказал все подробности ограбления. Но скрыл фамилию третьего соучастника, шофера…

Обыск на квартире Далиева ничего пока не давал. Изъятое трехствольное охотничье ружье, как утверждал Далиев, принадлежит не ему, он принял его на хранение в конце апреля, то есть после ограбления магазина, от брата, отбывающего наказание.

Что касается двойного километража и сдачи груза только восьмого марта, он пояснил, что в соседних совхозах искал запчасти и представил справку, что седьмого марта в одном совхозе ремонтировал свою автомашину. К справке приложил список деталей, заимствованных им в тот рейс. Поэтому он и сдал груз только 8 марта.

Правда, оперативники не принимали всерьез доводы Далиева, но в санкции на его арест было отказано. Связь в Семеновым пока что нельзя рассматривать как доказательство соучастия в грабеже.

Прокопьев направил на баллистическую экспертизу ружье и заряженные патроны, изъятые у Далиева, а также гильзы с места происшествия.

Вскоре пришли результаты экспертизы:

…На второй день после ареста Далиев был вызван на допрос. Прокопьев, просматривая за отдельным столом блокнотные записи, казалось, не имел никакого дела к допросу, который вел опытный следователь.

Далиеву двадцать восемь лет. Подтянутый. Цепкие темно-карие глаза. Нос орлиный, длинная шея и на ней — выпирающий кадык. Губы тонкие, бледные.

— Расскажите подробней, как вы провели день седьмого марта, — обратился к Далиеву следователь.

Далиев говорил без запинки. Он привел десятки фамилий людей, с которыми встречался, как доставал запасные части, где спал ночью, в каком селе, как рано утром, устранив неисправности, ехал в рейс.

— Непонятно, Далиев, как же могло случиться, что вы разъезжали на неисправной машине в поисках запасных частей?

На несколько секунд Далиев приумолк, потом ответил:

— Ездить было можно. Масло гнало из картера.

— А почему на неисправной машине выехали из гаража?

— Не заметил.

— А может быть, спешили в другое место?

Неподвижные глаза Далиева сузились. Вмешался Прокопьев:

— Вы начните лучше с того, как в ночь на 8 марта остановились с грузом в Комсомольском поселке, там вас видели.

Видели? В глазах Далиева потемнело. Прокопьев, поднявшись из-за стола, крупными шагами стал ходить по кабинету.

— Ждем, Далиев.

— Послушаю сначала вас, гражданин начальник. — Кривая, дрожащая улыбка расплылась на лице Далиева.

— Можно и так. Нам известно, что седьмого марта, примерно в полдень, вы погрузили на свою машину сухой асфальт в брикетах и вместе с другими шестью машинами выехали в сторону Качир. Не доезжая моста, в районе элеватора, вы свернули в Комсомольский поселок и загнали машину во двор знакомого вам шофера. Там скинули груз. Машину оставили и пешком направились к Семенову. Вскоре на такси приехал Харченко.

— Не докажете! — крикнул Далиев.

— Докажем, — невозмутимо ответил Прокопьев, доставая из кармана блокнот. — Слушайте дальше. До пяти часов вечера вы пьянствовали. Вы пили мало. Это нам тоже известно. Мелочь? Допустим. Выехали в седьмом. Вы за рулем. В десятом часу прибыли в Бобровский совхоз. Зашли на квартиру к Николаеву, вашему соучастнику по другим кражам. Кстати, он арестован. Николаев на «дело» с вами не пошел…

— На хитрость берете? — перебил Далиев.

— Можно вас ознакомить с протоколом допроса Семенова.

— Ознакомить! На чужой рот пуговицы не нашьешь.

— Вы распили литр водки и в первом часу ночи взяли ружья, лом и поехали в сторону магазина. Не доезжая до магазина, Семенов и Харченко вышли из кабины и пошли пешком, вы, Далиев, остались у машины с заданием сорвать провода. Когда погас свет, Семенов обезоружил сторожа и помог Харченко взломать запоры магазина. Потом Харченко прибежал за вами. В руках у него было ваше, заметьте, ваше ружье. Он сел в кабину. В вас начали стрелять. Вы ответили тем же. Примерно за три часа доехали до Павлодара. Товары оставили на квартире Семенова. У него безопасно. Потом, загрузив машину сухим асфальтом, рано утром 8 марта выехали оттуда. Вот почему у вас получился двойной рейс.

В окнах синевою хмурилась ночь. Где-то глухим ударами бухал первый гром. Прокопьев подошел к открытой форточке, вдохнул полной грудью прохладный воздух.

— Продолжайте, Александр Семенович, — обратился Прокопьев к следователю, не поворачивая головы. Он почувствовал себя нездоровым. Перед глазами всплывали красные круги.

— Я не стрелял! — наконец заговорил Далиев. — Я не грабил!

— Кто же стрелял?

— Они, все они. Я только шофер. Где правда?

— Правда? Да, всякий правду ищет, да не всякий ее творит.

Далиев замолк. Потом он ухватился за голову, вскочил со стула и со стоном опять опустился на свое место.

— Вы брали свое ружье?

— Нет.

— Тогда я вам напомню, что из вашего ружья произведено четыре выстрела. Ровно четыре.

Это подействовало на Далиева. Колючий страх, бессильный гнев и удивление перемешались на его лице.

— Не удивляйтесь, Далиев, ровно четыре выстрела. Один из левого ствола, три — из правого. Это доказано экспертизой.

Стоптанный каблук сапога Далиева начал выбивать короткую дробь. Облизывая сухие губы, он жадно смотрел на графин с водой. Следователь наполнил стакан и подал арестованному.

— Еще, — прошептал он…

Г. СМИРНОВ, подполковник милиции.

г. Павлодар.

В. Розенцвайг «СТРАННИКИ»

Началось все с того, что на одном из полустанков, где остановился воинский эшелон, направлявшийся на фронт, к одному из товарных вагонов подбежала женщина в темных очках. Она попросила солдат задержать скрывающегося неподалеку убийцу.

Несколько добровольцев пошли вместе с женщиной и вскоре привели к эшелону мужчину. Солдаты предполагали увидеть огромного свирепого на вид человека, и когда перед ними появился маленький тщедушный человек, они не удержались от смеха. Но женщина настойчиво твердила, что перед ними настоящий убийца. На полустанке живут женщины и старики, и ей некому помочь. Солдаты недоверчиво слушали ее. Прозвенел колокол, эшелон отправлялся. Воины решили взять с собой странную пару. Через два часа на большой станции солдаты сдали случайных попутчиков милиции. Эшелон ушел на Запад, а прибывший из линейного отдела милиции работник начал допрос задержанных.

Женщина назвалась Калымкиной Марией Ивановной[17]. Ни у нее, ни у мужчины не было никаких документов. Она рассказала, что долгие годы она и задержанный Королев Семен Сергеевич промышляют нищенством, мошенничеством и кражами, странствуя по селам и небольшим городам.

Вначале они воровали на базарах и вокзалах, но их несколько раз ловили и избивали. Поэтому «странники» решили действовать иначе. Не раз смотрели они с завистью на слепых нищих, которые неплохо зарабатывали, пользуясь тем, что люди их жалели. Но как притвориться слепыми? Помог случай.

Как-то ненастье загнало странствующих супругов в заброшенный сарай, где они, к своему удивлению, застали одного знакомого им по базарам слепого бродягу, который в действительности оказался зрячим. За небольшую мзду «специалист» обучил Королева повадкам слепого. Калымкиной купили черные очки и стала она поводырем.

«Странники» быстро освоились в новой роли. Во многих селах Казахстана и Сибири видели этих «несчастных». Супруги выучили несколько псалмов и теперь, приходя в село, быстро находили общий язык с верующими старушками, которые принимали у себя этих «божьих людей». Сердобольные люди кормили и поили их, снабжали одеждой, деньгами и продуктами на дорогу. Крестьяне слушали жалостливую, историю, которую рассказывали Королев и Калымкина, «о постигшем их в детстве несчастье, коварстве состоятельных родственников и упорной борьбе за восстановление своих прав во имя справедливости».

Королев настолько вошел в роль слепого, что мог несколько дней с закрытыми глазами находиться в обществе других людей. При этом он успешно справлялся и с выпивкой, и с закуской, которыми их потчевали хозяева, успевал многое высмотреть и наметить.

Во второй и третий раз «божьих людей» встречали в одних и тех же селах как старых знакомых. Их охотно оставляли в гостях, доверяли дом, когда хозяева уходили на работу. Это доверие проходимцы использовали в своих целях, обирая простодушных людей. Делали они это так искусно, что всегда оставались вне подозрения. Окружающие были уверены в абсолютной слепоте Королева и почти полном отсутствии зрения у Калымкиной. Мошенники никогда не покидали гостеприимного крова сразу же после совершенной кражи, всячески сочувствуя хозяевам в их беде. Чаще всего пропажу вещей или денег они объясняли тем, что днем уходили из дому на базар или в церковь, оставляя двери открытыми.

Королева и Калымкину знали в лицо многие работники сельской милиции, однако им было не до них. Да и кто мог подумать, что под маской слепых скрываются воры, а Королев к тому же укрывается от мобилизации в армию.

Во время одного из переходов из села в село на юге Казахстана «слепые» познакомились со стариком и старухой, ехавшими на своей подводе в гости к родственникам. Посочувствовав «инвалидам», старики взяли их с собой. Старики не скрывали, что они везут кое-какие деньги для того, чтобы купить одежду и обувь. Почуяв легкую добычу, Королев и Калымкина сговорились убить стариков и завладеть их деньгами и имуществом. Заранее разработав план действий, преступники днем в степи напали на стариков и зверски их убили. Бросив трупы в болото, «странники» продали в ближайшем селе подводу и лошадь, а также вещи стариков. Денег у убитых оказалось очень мало.

Кто знает, как долго бы обирали доверчивых людей «слепцы», если бы супруги не поссорились. Обиженная мужем, Калымкина решила досадить Королеву и рассказала обо всем.

Королев категорически отвергал свою причастность к убийству. Он заявил, что Калымкина душевнобольная и поэтому оговаривает и себя и его. Показания Королева вначале вроде бы подтверждались тем, что в республиканской милиции не было зарегистрировано убийство, о котором так подробно рассказывала Калымкина. Никто не заявлял и о кражах, совершенных «слепцами».

Распутать этот клубок работники линейного отдела милиции не смогли и передали дело о «странниках» в следственное отделение республиканского уголовного розыска. Следователь, принявший дело в свое производство, начал с судебно-психиатрической экспертизы.

Специальная комиссия врачей-психиатров, которую возглавлял главный врач Алма-Атинской психиатрической больницы Илья Сафронович Пронских, тщательно разобралась в деле и своим категорическим заключением о психической полноценности Калымкиной серьезно помогла расследованию.

Надо сказать, что некоторые работники уголовного розыска и прокуратуры с самого начала скептически относились к показаниям Калымкиной, считая ее если не психически больной, то просто болтуньей, решившей отдохнуть в тюрьме (такие случаи в практике встречались). Они предлагали не тратить попусту времени и предать «слепцов» суду за бродяжничество, а Королева также и за уклонение от воинской повинности. Для этого были все основания, и дело могло быть закончено расследованием в течение нескольких дней. Тем более, что убийство, о котором так настойчиво говорила арестованная на допросах и во время проведения экспертизы, не было зарегистрировано, и работники милиции, казалось бы, формально не несли ответственности за его раскрытие.

Но это формально. А совесть следователя не давала ему покоя. К тому же убедительность, с которой Калымкина описывала детали убийства и нескольких краж, мнение врачей-психиатров об отсутствии у нее даже малейших признаков заболевания, наконец, личности самих арестованных, представляющих законченный тип тунеядца, — все это являлось серьезными аргументами в пользу продолжения расследования.

Взяв фотографии Калымкиной и Королева в том виде, в котором их могли помнить жители названных Калымкиной селений (Королев был сфотографирован с закрытыми глазами, а Калымкина в черных очках), следователь выехал на поиски следов преступления.

И все оказалось так, как утверждала Калымкина. Жители одного из сел, расположенного вблизи границы Казахстана и Киргизии, показали, что летом прошлого года в небольшом болоте были обнаружены трупы старика и старухи. Об этом был поставлен в известность участковый уполномоченный, который не стал принимать никаких мер, а предложил сообщить о случившемся в Киргизию, так как болото находилось, по его утверждению, на территории Киргизии. Неискушенные в подобных делах колхозники похоронили убитых, о чем секретарь сельсовета составил соответствующий акт. Этот документ был направлен в отделение милиции соседнего района Киргизской ССР. Но в акте не было главного — в нем ничего не говорилось о насильственной смерти стариков — и он был возвращен в сельсовет и подшит в дело с разной перепиской, где и хранился до прибытия следователя. И место, где произошло убийство, и сохранившаяся на трупах одежда подтверждали показания Калымкиной.

Успех воодушевил следователя. Он энергично продолжал расследование и вскоре установил не только личности убитых, но и точный перечень вещей, которые они везли с собой, сумму денег, а также возраст и масть лошади, приметы подводы и маршрут следования стариков. Удалось найти лошадь, подводу и некоторые вещи потерпевших, проданные после убийства Калымкиной и Королевым. Покупатели опознали по фотографиям «странников». Установлены были и некоторые потерпевшие, у которых «божьи люди» похитили различные вещи и деньги. После возвращения в Алма-Ату следователь ознакомил со всеми этими документами Королева, который в конце концов полностью подтвердил свою причастность к убийству и кражам. Вспоминая все детали преступления, он назвал приметы людей, которые видели их вместе со стариками накануне убийства, а также обрисовал место в степи, где он закопал орудие убийства — бритву. Поскольку следствие не располагало против арестованных ни одной прямой уликой, пришлось вторично выезжать к месту убийства, и после долгих поисков была, наконец, найдена закопанная в степи под камнем заржавевшая бритва. Кроме того, были допрошены новые свидетели. Сомнений не оставалось: все рассказанное Калымкиной — правда.

Королев охотно давал показания, не скрывая, что, по его мнению, он хорошо устроился в жизни. Он ни одного дня не работал, а деньги, еда и вино у него не переводились. Еще парнем ушел он из дому и бродяжничал почти четверть века. Интеллект этого существа, только внешне напоминавшего человека, был настолько ничтожен, что Королев даже точно не знал, с кем около четырех лет воевал наш народ, за счет которого кормился «божий человек». Королев и не думал шутить (юмор был чужд ему вовсе), когда, отвечая на вопрос следователя о причине уклонения от мобилизации в армию в военное время, сначала сказал, что не слышал о войне, а затем припомнил, что где-то на базаре он узнал о том, что «Россия воюет с турками». Не отличалась умом и подруга Королева — Калымкина. Даже среди уголовников-рецидивистов редко приходилось сталкиваться с такими полностью опустошенными людьми. «Дело о странниках» рассматривал военный трибунал, осудивший Калымкину и Королева по всей строгости закона.

Вспоминается и еще одно запутанное дело. Про себя я называю его «Делом о каракулевой шапке». Оно тоже связано со «странником», но «странником» несколько другого типа, чем бродячие «слепцы».

«Каракулевая шапка». Так намеревался назвать свою повесть о работе милиции один крупный аферист Симеонов, «писатель» и «ученый», разоблаченный в свое время в Алма-Ате. При обыске в числе многочисленных фиктивных документов у Симеонова была изъята рукопись, озаглавленная «Каракулевая шапка». Как оказалось впоследствии, мысль написать повесть о работе милиции возникла у Симеонова при следующих обстоятельствах. Однажды он был случайно приглашен в качестве понятого при расследовании дела об убийстве. Принимаясь за повесть, Симеонов надеялся, что он сумеет войти в доверие к работникам милиции и завязать с ними дружбу. А это было крайне необходимо Симеонову, так как именно от работников милиции, которые в любое время могли разоблачить его, во многом зависела не только дальнейшая карьера этого «писателя» и «ученого», но, естественно, и пребывание его на свободе.

Итак, чтобы рассказ о Симеонове был полным, придется начать не с его разоблачения, а со дня первого знакомства Симеонова со следователем Райковым. По случайному совпадению именно Райкову пришлось впоследствии заниматься делом Симеонова, которое по своей фабуле является далеко не рядовым.

…Ранним зимним утром рабочие одного из заводов обнаружили в переулке полураздетого человека, лежащего на снегу. Они немедленно поставили в известность скорую помощь и дежурного районного отделения милиции. Прибывший на место происшествия врач констатировал смерть неизвестного, наступившую несколько часов назад, а работники милиции зафиксировали картину ночного разбоя.

Пострадавший — пожилой человек высокого роста и могучего сложения, судя по рукам со следами многочисленных ожогов, кузнец или сварщик, — встреченный преступниками в темном переулке, не испугался и принял бой. Об этом свидетельствовали вытоптанный окровавленный снег, куски полы от овчинного полушубка, валявшиеся в нескольких шагах, нехитрые покупки, которые, очевидно, потерпевший нес домой. Невдалеке были обнаружены и втоптанные в снег старинные карманные часы «Павел Бурэ», остановившиеся в 11 часов 30 минут. Преступники нанесли своей жертве несколько ножевых ранений. Однако только страшный удар ножа в лицо сразил богатыря. На пострадавшем не было верхней одежды, шапки и обуви. Карманы брюк были вывернуты.

Для успешного расследования каждого преступления, а тем более связанного с убийством, очень большое, а иногда и решающее значение имеет своевременное установление личности потерпевшего. Милиция города немедленно предприняла все необходимые меры. В тот же день было установлено, что убитым является кузнец одного из заводов Добров, проживавший неподалеку от того места, где его настигла смерть. Добров подвергся нападению в то время, когда шел с работы. У убитого были похищены старая каракулевая шапка, полушубок, сапоги, документы и немного денег. Эти сведения дали возможность начать розыск преступников. Кроме того, принимались меры к установлению очевидцев преступления. Некоторые из допрошенных жителей близлежащих домов показали, что в ночь, когда было совершено убийство, они слышали крики и шум на улице, но побоялись выйти. Через несколько дней после опроса многих людей в доме, расположенном недалеко от места убийства, была найдена женщина, оказавшаяся очень важным свидетелем.

В тот вечер, когда случилось убийство, она задержалась у знакомых, которые жили в другом конце города, и возвращалась домой довольно поздно. Еще в трамвае она забеспокоилась о том, как пойдет одна по темной улице. Среди пассажиров в трамвае был и Добров, которого она немного знала. Женщина попросила Доброва проводить ее. Добров и его попутчица сошли на остановке вместе. По пути они прошли мимо группы молодых людей. Через несколько минут молодые люди догнали Доброва и его спутницу и один из них грубо попросил закурить. Почувствовав неладное, кузнец посоветовал своей спутнице идти вперед, а сам остался с остановившими его молодыми людьми. Женщина быстро пошла к дому. Оглянувшись, она увидела, что ее догоняет незнакомый человек, и бросилась бежать. Она слышала, как кто-то крикнул: «Володя, оставь ее». Женщина так остро переживала ночное событие, что даже слегла в постель на несколько дней. Поэтому домашние ничего не сказали ей об убийстве, так как боялись, что нервное потрясение усилится.

Таким образом было установлено, что одного из преступников, видимо, звали Владимиром. Конечно, это не очень много, чтобы быстро найти убийц в большом городе. Но ниточка есть. Для розыска преступников решили использовать подворный обход. Сотни людей — не только оперативные работники, но и паспортисты, делопроизводители, даже секретари-машинистки — в строгом порядке по заранее разработанным маршрутам обходили дом за домом, пытаясь найти преступников. Они расспрашивали обо всех молодых людях по имени «Владимир», интересовались, не носят ли «Владимир» или его товарищи каракулевую шапку, пытались найти хоть маленькую зацепочку в этом трудном деде.

Что и говорить, работа трудоемкая, кропотливая. Далеко не все надеялись на успех этого мероприятия, а скептики настаивали на прекращении поисков преступников таким способом. Однако «прочесывание» районов города все же продолжалось. Участники этой операции работали все более и более усердно, узнав, что во время обхода домов удалось выявить ряд опасных преступников, которых разыскивала милиция.

«Повезло» молодому оперативному уполномоченному, выпускнице школы милиции Евдокии Марковой. В одном из дворов она разговорилась с подростком, который рассказал ей о группе хулиганов, проживающих по соседству. Среди них был парень, по имени Володя, по словам подростка, всегда имевший при себе нож. Новый знакомый Евдокии Марковой рассказал также, что несколько дней назад у Володи появилась каракулевая шапка, которую он предлагал купить соседям. Сведения, полученные Марковой, были проверены в течение нескольких часов. Проверка Володи и его дружков показала, что молодые люди не учатся и не работают. Однако деньги у них водятся. «Наставником» группы был опытный уголовник «Славка», вокруг которого группировались эти ребята, праздно проводившие время. Большинство из них были хорошо известны работникам районного отделения милиции, куда Володя и компания неоднократно доставлялись за драки и по подозрению в кражах. К вечеру были собраны все данные, являвшиеся основанием для задержания Владимира Тимкина и его группы. При обыске у Владимира была обнаружена каракулевая шапка, размером и фасоном похожая на шапку Доброва, а в сарае, под дровами, во дворе дома, где жил один из товарищей Володи, был найден окровавленный полушубок с оторванной полой. При тщательном исследовании на одежде у двух задержанных, в том числе и у Тимкина, были обнаружены следы крови. Двое задержанных на первом же допросе рассказали о том, что несколько дней назад участвовали в нападении на прохожего.

Владимир Тимкин, у которого была изъята каракулевая шапка, сначала отрицал свою причастность к преступлению, утверждая, что шапку купил на рынке месяц назад. После очных ставок, на которых его дружки изобличили Тимкина, Владимир сознался. Он назвал следствию тайник, где был спрятан нож. Разоблачение группы Тимкина, организатором и вдохновителем которой являлся рецидивист Вячеслав Углов, также арестованный по этому делу, помогло раскрыть целый ряд краж и грабежей в одном из районов города. Все арестованные преступники были сурово наказаны.

Вот об этом-то деле и намеревался писать повесть «писатель-странник» Евгений Симеонов. Узнал он о нем при следующих обстоятельствах. Шапка, обнаруженная у Тимкина, могла стать очень серьезной уликой только в том случае, если ее опознают лица, которые хорошо знали приметы одежды Доброва. Чтобы опознание было полноценным, шапку можно было предъявить родственникам потерпевшего только вместе с другими, похожими на нее, головными уборами. Одна похожая нашлась у шофера, проживающего по соседству с управлением милиции, а вторая (ну точь-в-точь, как та, что была изъята у Тимкина), была замечена следователем Райковым у незнакомого мужчины, который ожидал кого-то в приемной управления. Райков представился и, узнав, что это писатель Симеонов, пришедший к своему знакомому — редактору милицейской многотиражки, — попросил писателя одолжить шапку на полчаса. Одновременно он пригласил Симеонова быть понятым во время опознания, на что тот охотно согласился, добавив, что он орденоносец, участник нескольких войн.

Когда недолгая процедура опознания была окончена и Райков начал оформлять протокол, Симеонов неожиданно заявил, что эта случайно услышанная история с раскрытием убийства Доброва настолько вдохновила его, что он готов прервать работу над очередной пьесой и начать писать повесть о работниках милиции.

Райков объяснил Симеонову, что ввести его в курс дела он сможет только по окончании расследования. Через несколько минут, раскланявшись, Симеонов покинул кабинет, взяв предварительно с Райкова слово, что он будет поставлен в известность о конце расследования.

Так началось знакомство Райкова с Симеоновым. Правда, близкими знакомыми они не стали даже спустя несколько лет. Каждый раз при встречах Симеонов извинялся, сетовал на свою чрезмерную загруженность и говорил, что никак не может выкроить время для работы над повестью.

— Название уже есть, — говорил Симеонов. — «Каракулевая шапка». А времени нет, — и сокрушенно разводил руками.

Затем Симеонов куда-то исчез. Года через три Райков случайно встретился с ним у билетных касс на Казанском вокзале в Москве. Возвращаясь домой из отпуска, Райков уже несколько часов томился в очереди за билетом. Внезапно его окликнул Симеонов, который шел к кассе, держа в руках какую-то бумагу. Услышав, что Райков тоже едет в Алма-Ату, Симеонов с сожалением сказал, что поздно узнал об этом, иначе бы обязательно в правлении Союза писателей он получил бы бронь и для Райкова. Симеонов моментально, без очереди купил билет и, попрощавшись с Райковым, ушел. Следователю удалось тогда выехать из Москвы только на следующий день. Этот незначительный, казалось, эпизод был бы забыт Райковым, если бы Симеонов не напомнил о нем на суде. Но об этом позже.

Примерно через полгода после встречи с Симеоновым в Москве Райкова вызвал начальник управления и рассказал ему о сообщении старого чекиста — пенсионера Никитина. Никитин поделился своими подозрениями в отношении Симеонова, который, выдавая себя за корреспондента «Правды», занимался шантажом и вымогательством.

Никитин рассказал о случае с директором одной из автобаз, которого Симеонов избрал своей жертвой. Он шантажировал директора, заявляя, что располагает компрометирующим материалом, который будет опубликован в «Правде». Симеонов несколько раз назначал этому хозяйственнику свидания в ресторанах и пьянствовал за его счет. Райков никак не мог поверить, что герой гражданской войны, писатель-орденоносец Симеонов способен на такое. Своими сомнениями он откровенно поделился с комиссаром, который все же порекомендовал очень осторожно проверить сообщение Никитина.

Следователь обратился в Союз писателей Казахстана. Один из известных казахстанских романистов внимательно выслушал Райкова и сказал, что поведение Симеонова вызывает у него сомнения. Так следователь познакомился с анкетой, которую Симеонов заполнил в Союзе писателей. Здесь удалось обнаружить некоторые несоответствия и неточности.

Например, в анкете Симеонова было указано, что в 1931 году он окончил литературный факультет в Киеве, через четыре года — исторический факультет в Харькове, в 1937 году защитил кандидатскую диссертацию в Москве, а с 1937 по 1940 год преподавал историю и литературу в московских вузах. Естественно, что для уточнения этих данных нужно было побеседовать с самим Симеоновым, но к этому времени он выехал из Алма-Аты в Семипалатинск, где занимал должность доцента кафедры всеобщей истории в педагогическом институте. На эту работу Симеонова направило Министерство просвещения республики. В министерстве Симеонов сообщил о себе совершенно новые сведения, отличные от тех, которые значились в анкете Союза писателей. Он писал, что учился не в Киеве, а в Харькове (в одни и те же годы) и преподавал не в московских вузах, а в харьковских и т. д. Даже при беглом знакомстве с этими двумя анкетами создавалось впечатление, что заполняли их разные люди. Казалось, ясно: уголовный розыск напал на след афериста. Однако, чтобы не допустить ошибки, скрупулезная проверка продолжалась.

Из Семипалатинского педагогического института Симеонов был уволен через полгода, так как проявил полное незнание предмета, который взялся преподавать. Но провал не обескуражил Симеонова. Заранее предвидя такой исход, он разослал телеграммы с предложением своих услуг в добрую дюжину вузов страны. В конце каждой телеграммы стояла подпись: «Кандидат исторических наук, орденоносец Симеонов».

Несколько вузов пригласили Симеонова на работу. Могли ли руководители их представить себе, что в качестве преподавателя древней истории, доцента, кандидата наук им предлагает свои услуги мошенник?

Сославшись на «ухудшение здоровья жены», которая, кстати, даже не выезжала из Алма-Аты в Семипалатинск, Симеонов появляется в одном из городов Кемеровской области, где ему предоставляется место доцента кафедры древней истории в пединституте. Вскоре он становится деканом исторического факультета. Оформляясь на эту работу, Симеонов сообщил о себе уже новые сведения, которые также не подтвердились при проверке. Это был третий официальный вариант его биографии. Четвертый вариант был сообщен Симеоновым на допросе у Райкова, куда он был вызван по приезде в Алма-Ату.

На вопрос о причинах расхождений в анкетах Симеонов ответил, что он обычно очень волнуется, заполняя анкеты или сочиняя автобиографии (он так и сказал — «сочиняя»), и поэтому допускает неточности. Он охотно взялся дополнить данные о себе, сообщенные на допросе. Таким образом был получен пятый вариант биографии этого проходимца.

Симеонов предъявил следователю целую кипу различных документов, которые он, как, впрочем, и многие другие аферисты, всегда имел при себе. Большинство этих документов вызывало сомнение. Диплом об окончании в 1933 году Харьковского института профессионального образования, по заключению графической экспертизы, оказался заполненным рукой самого Симеонова. Этот необычный диплом свидетельствовал о том, что его владельцу сразу же после окончания института было присвоено звание доцента.

Симеонов не отрицал, что диплом заполнен его рукой, объясняя это тем, что документ лежал на солнце, чернила выгорели и он просто восстановил прежнюю запись.

— Скажите, — спросил следователь, — а как получилось, что одновременно с окончанием института вы получили и ученую степень кандидата наук?

— Бланков не было, — ответил Симеонов. — Только через несколько лет мне удалось получить диплом. К тому времени я уже был доцентом, что и нашло отражение в дипломе.

Симеонов, не краснея, объяснял любую несуразицу, совершенно не интересуясь тем, что его объяснения были не менее нелепы, чем содержание проверяемых документов.

«Писатель» оказался прожженным авантюристом. Оставаясь на свободе, он мог скрыться от следствия, и Райков решил взять его под стражу на период расследования. Когда Симеонову предъявили ордер прокурора на арест, «писатель» возмущенно заявил:

— Это ошибка. Мне завидуют мои враги. Завидуют моей литературной славе.

Своими врагами Симеонов считал каждого, кто осмеливался критиковать его бездарные пьесы. Кстати, ни одна из них не появилась на сцене.

На квартире авантюриста провели обыск и обнаружили массу фиктивных документов. Когда они были предъявлены Симеонову, он категорически заявил, что все его документы подлинные, равно, как и правдивы все данные, сообщенные им о себе в разных ведомствах и в разное время. В конце концов Симеонов вовсе отказался давать показания.

Райков спокойно, не торопясь, проверял каждый документ, каждый факт, сообщенный Симеоновым ранее. Это была долгая и сложная работа. Тем не менее дело близилось к завершению.

Ученый совет Московского педагогического института, от имени которого была сфальсифицирована копия о присуждении Симеонову ученой степени кандидата исторических наук, сообщил, что Симеонов никогда не защищал диссертаций в институте. Как оказалось, Симеонов работал в институте сначала завхозом, а потом секретарем ученого совета, но вскоре был уволен за злоупотребления.

Липовыми оказались и его подвиги во время гражданской войны. Симеонов выдавал себя за соратника Михаила Васильевича Фрунзе. Подтверждая свои военные заслуги, «герой» предъявлял заверенную одним из доверчивых районных военных комиссаров копию с письма М. В. Фрунзе, адресованного «всем военным и гражданским ведомствам РСФСР». В письме говорилось о том, что боец Первой Конной армии Симеонов

Расследование показало, что Симеонов вообще не участвовал в гражданской войне.

Была бита и еще одна крапленая карта проходимца. На основании копии Грамоты ЦИК УССР, заверенной работником райсовета, Симеонов выдавал себя за кавалера ордена Красной Звезды УССР, в то время как на Украине никогда не учреждалось такого ордена. Знак, который носил Симеонов, был в действительности юбилейным жетоном. Такие жетоны вручались в ознаменование десятилетия Октября рабочим Киевского завода «Арсенал», участникам революции.

Не служил «писатель» и в Первой Конной армии. Изъятая у него фотография неизвестного мужчины, на обороте которой от руки была сделана надпись «Бойцу Первой Конной армии в память от адъютанта Фрунзе», тоже оказалась подделкой. Симеонов уверял, что эта фотография подарена ему адъютантом М. В. Фрунзе в 1920 году. Графическая экспертиза установила: надпись на фотографии сделана самим Симеоновым. Архивы Министерства Обороны и Октябрьской революции сообщили, что среди адъютантов М. В. Фрунзе никогда не было человека по фамилии, названной Симеоновым. Стало известно и другое: «писатель» уклонился от мобилизации в Советскую Армию во время войны, мотивируя это тем, что он был якобы тяжело ранен еще во время гражданской войны. Так как Симеонов продолжал настаивать на этом, была создана, медицинская комиссия. После тщательного обследования врачи пришли к единодушному мнению: Симеонов обладает вполне завидным здоровьем и годен к воинской службе. Был он годен к воинской службе и во время Великой Отечественной войны.

Специалисты Казахского государственного университета с целью проверки знаний Симеонова обстоятельно беседовали с ним. Все беседы стенографировались, но и без стенограмм было ясно: знания «кандидата» находятся приблизительно на уровне программы четвертого-пятого класса средней школы. При этом эксперты отметили, что прилежные ученики начальных классов обладают большим запасом знаний.

Суд строго и справедливо покарал мошенника.

Так закончилась история «писателя» и «ученого» Симеонова, одного из «странников», пользующихся благодушием и доверчивостью некоторых людей. Если бы работники различных учреждений внимательно читали липовые бумаги Симеонова, он попался бы где-то в самом начале, не смог бы сделать такой «головокружительной карьеры» и был бы вынужден зарабатывать деньги честным трудом.

В. РОЗЕНЦВАЙГ, полковник милиции.

г. Алма-Ата.