[Яой] Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея/ The Scum Villain’s [Self-Saving] System

Экстра [20]. Записки о вступлении в брак. Фрагмент 2

Предыдущий фрагмент

Внимание: сплошной NC-17!

Рекомендуем читателям, не достигшим 18-лет, воздержаться от чтения!

Четыре часа спустя оба сидели на постели лицом друг к другу в просторных шуршащих одеяниях.

Похоже, Ло Бинхэ был и впрямь не на шутку одержим этой идеей. Он каким-то образом умудрился тотчас извлечь два комплекта свадебных одеяний, затем не менее чудесным образом уломал Шэнь Цинцю надеть это, исполнив все положенные ритуалы: поклонения [1], испитие вина из брачных кубков, убранство покоев для новобрачных — одним словом, они задействовали весь арсенал. При этом Шэнь Цинцю посетила мысль, что одеяниям, в которые они облачились, всё равно вскоре предстоит быть сброшенными. Хоть это показалось ему смешным, он всё же пошёл на это.

Прежде Шэнь Цинцю и подумать не мог, что Ло Бинхэ настолько привержен традициям. Мысль, что его ученик до такой степени жаждет женитьбы, казалась ему настолько забавной и трогательной, что он не мог не исполнить положенные ритуалы со всем тщанием.

Наполовину облачившись в собственные одеяния, Ло Бинхэ застыл, не сводя глаз с учителя.

— Что такое, Ло Бинхэ? — спросил тот.

— Учитель, на вас любо смотреть в красном, — серьёзно ответил тот.

Кожа Шэнь Цинцю была так бела, что алая ткань облачения отбрасывала багряные отсветы на лицо, придавая ему особое очарование. Устремлённые на него глаза Ло Бинхэ также отчего-то сияли ярче обычного — подивившись этому, Шэнь Цинцю поспешил прочистить горло: хоть для его ученика выражаться так было в порядке вещей, это всё равно смущало.

— Тебе тоже… к лицу красное, — сдержанно произнёс он.

Впрочем, его слова были порядочным преуменьшением: Шэнь Цинцю не верилось, что на свете найдётся хоть одна девушка, которая, завидя подобного новобрачного, не примется слёзно умолять его жениться на ней. Шэнь Цинцю хотел было сказать ему ещё пару слов похвалы, когда увидел, как Ло Бинхэ благоговейно застилает кровать белоснежным шёлком.

— Зачем ты это делаешь? — спросил снедаемый смутным предчувствием мужчина.

— Этот ученик слышал о том, — смущённо ответил Ло Бинхэ, — что это непременная принадлежность убранства покоев новобрачных…

Он ещё не успел закончить, как по коже Шэнь Цинцю поползли мурашки.

Пусть к прочим традициям у него не было вопросов, однако эта в данных обстоятельствах была явно неуместна!

— Учитель, этот ученик клянётся, что на самом деле вам не придётся проливать кровь! — поспешил заверить его Ло Бинхэ и, заливаясь краской, добавил: — Я лишь желал уподобиться настоящей паре супругов, насколько это возможно, в точности соблюдая все ритуалы…

— Забудь об этих излишних формальностях, — бросил Шэнь Цинцю, донельзя сконфузившись [2], и хотел было сдёрнуть простыню, но заметил, что в глазах Ло Бинхэ заблестели слёзы.

Шэнь Цинцю решительно не мог вынести подобного взгляда, так что у него мигом опустились руки. Чувствуя, что тут ничего не поделаешь, он после долгих колебаний выдавил:

— Но, согласно твоим же словам, даже если ты застелешь этим кровать, толку не будет, так ведь?..

— Но ведь если мы упустим столь важную составляющую, — обиженно заявил Ло Бинхэ, — такой существенный этап, как можно считать эту комнату покоями новобрачных?

Эти слова поставили Шэнь Цинцю в тупик.

— Ладно, ладно, — наконец согласился он. — Раз для тебя это так важно, можешь стелить.

Ло Бинхэ тут же заключил его в объятия, уткнувшись лицом в плечо, и промурлыкал:

— Учитель так добр к этому ученику.

— Не более обычного, — бросил Шэнь Цинцю, силясь сохранять невозмутимость.

Говоря это, он чувствовал, что обнимающие его руки ученика тянутся, куда не полагается.

Воспользовавшись возможностью, Ло Бинхэ мигом лишил его всего облачения, оставив лишь белоснежные носки.

Хоть учитель и ученик проделывали это бесчисленное множество раз, такой человек, как Шэнь Цинцю, даже спустя столь долгое время был не в силах преодолеть себя. При виде возвышающегося над ним торса Ло Бинхэ он, слегка занервничав, отвернулся, закрыв глаза — и тотчас почувствовал на внутренней стороне бёдер чужие руки, пытающиеся их раздвинуть. Сперва Шэнь Цинцю слегка сопротивлялся, но затем, подчинившись, развёл ноги.

Палец коснулся краешка его губ, и он услышал ласковое:

— Учитель…

Шэнь Цинцю приоткрыл рот, позволяя пальцу ученика проникнуть внутрь, и легонько его пососал. Из-за того, что его веки были по-прежнему плотно смежены, дразнящее ощущение длинных тёплых пальцев на языке стало ещё более отчётливым. Само собой, одним пальцем дело не ограничилось — вскоре к нему присоединился второй. При виде того, как учитель старается заглотить их поглубже и смочить как можно обильнее, глаза Ло Бинхэ подёрнулись влажным блеском. Вытащив пальцы, он поднёс их к нижней части тела учителя.

Его стараниями светлое, плотно сомкнутое отверстие в глубоком ущелье меж бёдер Шэнь Цинцю блестело от влаги, сделавшись мягким и податливым. Ло Бинхэ подался к нему, заботясь о том, чтобы не давить слишком сильно, и Шэнь Цинцю тотчас ощутил, как к его самой потаённой части тела прижимается горячая твёрдая головка. Его отверстие охватило вершину устрашающего органа, отозвавшись яростной пульсацией сосудов.

— Учитель… я вхожу, — низким голосом бросил Ло Бинхэ.

Не размыкая глаз, Шэнь Цинцю еле заметно кивнул. Крепко удерживая его за талию обеими руками, Ло Бинхэ устремился внутрь.

В тот же миг из горла Шэнь Цинцю вырвался болезненный стон, пальцы мужчины вцепились в удерживающие его руки.

Мысленно приготовившись к вторжению, он расслабился, насколько это было возможно, но его возможности имели свой предел. Вошедший менее чем наполовину член Ло Бинхэ застрял, не в силах двигаться дальше.

Окружавшие его стенки были такими горячими и мягкими, однако кольцо мышц не желало поддаваться, не пуская его внутрь. Тогда Ло Бинхэ, решив воспользоваться обходным манёвром, потянулся к животу учителя. Когда мужское достоинство Шэнь Цинцю удостоилось внимания, он наконец начал получать удовольствие от процесса. Чувствуя, что его тело немного расслабилось, Ло Бинхэ тотчас воспользовался этим, толкнувшись глубже.

Ощущая тягостное чувство, будто его распластали надвое, Шэнь Цинцю невольно выгнул спину, причём его светло-розовые соски оказались прямо перед лицом Ло Бинхэ, и тот тут же принялся играть с ними пальцами одной руки.

Будучи мужчиной, Шэнь Цинцю никогда не питал пристрастия подобным ласкам, поскольку они до невозможности смущали его, так что он попытался дрожащей рукой оттолкнуть пальцы Ло Бинхэ, однако тот тут же опустил голову, и правый сосок Шэнь Цинцю захлестнуло необычайное ощущение влажной, распирающей боли. Покраснев до такой степени, что, казалось, того и гляди заплачет кровавыми слезами [3], он поспешно отпихнул голову Ло Бинхэ, однако мог ли он предвидеть, что тот мигом воспользуется смятением учителя, чтобы проникнуть ещё глубже в сокровенную точку меж его ног.

Словно разрубленная надвое этим лезвием из плоти и крови, нижняя половина его тела взорвалась болью.

Её причиняла необычайно большая головка Ло Бинхэ — пробиваясь внутрь, она растягивала стенки с такой силой, что казалось, что внутрь по самое плечо засунули сжатую в кулак руку. Шэнь Цинцю почти мечтал о том, чтобы лишиться сознания — однако тут член ученика умело задел ту самую точку, и болезненный стон мужчины тотчас поменял тональность. Удерживая его за талию, Ло Бинхэ несколько раз крепко прошёлся по ней, и тугой узел мышц во внутренностях Шэнь Цинцю наконец распустился.

Его расслабленное тело сделалось ещё более желанным: тёплый и влажный глубокий проход позволял стремительно разбегаться по всей длине, не оказывая ни малейшего сопротивления. Опустив взгляд, Ло Бинхэ мог любоваться телом учителя во всей красе: на раскинутых прижатых к груди длинных стройных ногах по-прежнему красовались аккуратные, безупречно белые носочки.

Их вид ещё сильнее распалил страсть Ло Бинхэ.

Судорожно комкая простыни, Шэнь Цинцю стиснул зубы под воздействием нескончаемых толчков, каждый из которых грозил перевернуть его внутренности вверх тормашками — однако у него не было иного выбора, кроме как обвить бёдрами талию ученика в попытках приспособиться к его ритму. Нежные мускулы его отверстия уже горели огнём, и, не сдержавшись, Шэнь Цинцю прошипел:

— Помедленнее, Бинхэ…

Он был уверен, что у него уже идёт кровь.

Опустив взгляд, Ло Бинхэ застыл. И точно — из того места, где соединялись их тела, сочилась тонкая тёмно-красная струйка, окрашивая белоснежную простыню узором, похожим на растерзанный цветок персика [4].

— Простите, учитель… — после продолжительного молчания пробормотал Ло Бинхэ. — Я обещал, что вам не придётся по-настоящему проливать кровь, и всё же…

Заёбанный до бесчувствия Шэнь Цинцю не нашёл в себе сил приподняться, чтобы взглянуть, что творится с его нижней половиной тела — он и так мог сказать, что это зрелище не для слабонервных. Куда больше его выбивало из колеи то, что член Ло Бинхэ не терял прыти, несмотря на все его извинения. Дрожа с головы до ног и уже не чувствуя задницу, но всё же ощущая боль, Шэнь Цинцю выдавил:

— Прекрати… прекрати…

— Что прекратить? — как ни в чём не бывало спросил Ло Бинхэ.

— Прекрати называть меня учителем.

Именоваться «учителем», когда твою задницу раздирают подобным образом — право, это уже переходит все границы достойной подражания наставнической самоотдачи [5]!

— И как же мне называть вас, если не «учитель»? — не унимался Ло Бинхэ.

— …Да как хочешь… — всхлипнул Шэнь Цинцю. — Называй меня, как хочешь… И помедленнее, а-ах… Помедленнее, Бинхэ…

Удерживая его за талию, Ло Бинхэ безжалостно засадил ещё пару раз.

— Хорошо, — задыхаясь, бросил он. — Тогда, учитель, и вы называйте меня по-другому — тогда я замедлюсь!

Приподняв Шэнь Цинцю, Ло Бинхэ рывком подтянул его к себе, причём гигантский член проник ещё глубже.

— И как же… мне тебя… называть? — выдавил Шэнь Цинцю.

Ло Бинхэ приостановился и, заключив его в объятия, в смущении принялся говорить иносказаниями:

— Мы… поскольку это наша первая брачная ночь, учитель, как насчёт того, чтобы называть меня…

…

«Спасите-мою-душу!» — с этой мыслью Шэнь Цинцю отчаянно затряс головой, словно безумный.

— Учитель, ну назовите меня так хоть разок, пожалуйста?! — в радостном предвкушении настаивал Ло Бинхэ.

Однако Шэнь Цинцю вновь стиснул зубы, полный решимости не издать ни звука, хоть из уголков его глаз сочились слёзы. При виде столь упорного сопротивления глаза Ло Бинхэ также предательски заблестели от закипающих слёз.

— Учитель, даже после того, как мы сделали всё это, — горестно бросил он, — вы… почему вы по-прежнему не соглашаетесь?..

Его голос был проникнут искренним страданием, но Шэнь Цинцю не собирался вновь поддаваться на эту хитрость: слёзы Ло Бинхэ были воистину удивительным явлением — они могли в любой момент брызнуть из глаз по желанию одарённого ученика.

— Всего один раз, — не унимался тот. — Если учитель не желает, то всего один-единственный раз: я сохраню его в памяти и впредь никогда не попрошу об этом, хорошо?

Слёзы закапали на лицо Шэнь Цинцю, при том что нижняя половина его тела по-прежнему подвергалась непрестанным терзаниям — воистину непростое положение, иначе не скажешь.

«И как я могу отказаться от подобного предложения?» — пронеслось в голове мужчины.

В конце концов он решил вновь пойти на компромисс.

Но второму разу точно не бывать, ни за что и никогда!

С трудом втянув воздух, он через силу шепнул:

— Муж [6].

Глаза Ло Бинхэ тотчас радостно вспыхнули:

— Учитель, что вы только что сказали?

— Му… — Шэнь Цинцю проглотил конец слова, так что он прозвучал тише комариного писка, тотчас обратившись в мольбу: — Бинхэ… прошу… помедленнее…

Однако тот не поддался на эту уловку:

— Учитель, скажите малость погромче, я не расслышал!

С ростом его энтузиазма возрастал и напор — после нескольких жестоких толчков Шэнь Цинцю почувствовал, что у него в животе всё перевернулось вверх дном, и окончательно сдался.

Из последних сил вцепившись в волосы Ло Бинхэ, он выдавил, задыхаясь:

— Ох… Ах… Муж, муж, прошу тебя, прекрати, я больше не могу… Я правда больше не могу…

Не дожидаясь, пока он закончит всхлипывать, Ло Бинхэ поднял Шэнь Цинцю, усадив его на колени, отчего его член проник в недосягаемые прежде глубины. Одной рукой поддерживая Шэнь Цинцю, а другой обнимая его за талию, Ло Бинхэ упорно продолжал пронзать его тело.

— Жена [7], — бросил он прямо-таки источающим счастье голосом.

«…Спасите-мою-душу!»

Это слово погрузило Шэнь Цинцю в глубины такого стыда, что всё его тело напряглось, включая многострадальное отверстие.

— Твою мать, заткнись! — вырвалось у него. — Не… не называй меня подобными словами!

Однако Ло Бинхэ не было дела до его возражений. Продолжая засаживать Шэнь Цинцю, он обнял его, шепча:

— Учитель, вы такой хороший… Я всегда хотел услышать, как вы называете меня так, вы не могли бы повторить это ещё парочку раз?

По загривку Шэнь Цинцю потекла тёплая струйка, и, не поднимая глаз, он мог сказать, что Ло Бинхэ, должно быть, плачет от восторга.

Воистину, он попросту неисправим.

Их конечности переплелись, тела с ног до головы покрывал горячий пот, так ноги Шэнь Цинцю то и дело соскальзывали со спины Ло Бинхэ, причём он сам съезжал вниз. Мужчине оставалось лишь крепко обнять ученика за шею — притянув его к себе, он слился с Ло Бинхэ в страстном поцелуе.

Заручившийся содействием учителя Ло Бинхэ был словно ребёнок, дорвавшийся до сластей — его глаза засияли ещё пуще, а движения нижней части тела сделались более энергичными, без устали расплющивая твёрдой широкой головкой внутренности Шэнь Цинцю. В конце концов тот сдался, испустив стон боли и удовольствия.

Это привело Ло Бинхэ в абсолютный восторг — ему вообще нравился любой звук со стороны Шэнь Цинцю. Прежде чем сознание мужчины затуманилось, его уха достиг шёпот:

— Учитель… назовите меня так ещё раз…

***

Когда Шэнь Цинцю проснулся утром следующего дня, то первой его мыслью было, что он желает забить до смерти некоего короткошёрстного монстра с пика Цинцзин.

Он готов был поклясться, что его чувство собственного достоинства прошлой ночью попросту испарилось.

Ничего более постыдного он и представить был не в силах!

Лежащий рядом с ним Ло Бинхэ, напротив, пребывал в отличном настроении. Заметив, что учитель проснулся, он немедленно воспользовался этим, чтобы поцеловать его. Шэнь Цинцю подозревал, что его ученик вовсе не спал, всю ночь напролёт глазея на него, так что далее прикидываться спящим было бесполезно. Смирившись с этим, Шэнь Цинцю открыл было рот, чтобы заговорить, но, потеряв голос за ночь, смог выдавить лишь несколько нечленораздельных звуков.

Поцеловав его ещё раз, Ло Бинхэ, похоже, удовлетворился этим, предложив:

— Учителю стоит как следует отдохнуть, я приготовлю завтрак.

Он собрался было встать, чтобы одеться, но, услышав какие-то невнятные звуки со стороны Шэнь Цинцю, переспросил:

— Что?

К этому моменту Шэнь Цинцю залился краской. После вопроса Ло Бинхэ он покраснел ещё сильнее, замявшись:

— Нет, ничего.

Ло Бинхэ явно хотел добиться ответа, но сдержался:

— Тогда я пойду готовить завтрак.

Бережно укутав учителя тонким одеялом, он повернулся, оставив его почивать, и принялся неторопливо натягивать подобранную с пола одежду.

Шэнь Цинцю уселся на кровати, набросив собственное одеяние на плечи. Какое-то время он просто глядел на стройный силуэт ученика, затем что-то пришло ему на ум, и он шёпотом бросил:

— …Муж?

Спина Ло Бинхэ тут же застыла.

Казалось, он прямо-таки прирос к месту. Очень медленно развернувшись, он переспросил:

— Учитель, как вы меня только что назвали?

На сей раз Шэнь Цинцю онемел от растерянности [8].

— А?

Он хотел как-то объясниться, но у него не вышло.

— Этот… Этот учитель… Гм, я… Гм…

Вот потому-то никогда не стоит зарекаться [9]: он только что считал, что более постыдного момента в его жизни уже не будет — и вот же он!

На этот раз Ло Бинхэ не принуждал его в помутившемся состоянии сознания, равно как не пытался разжалобить слезами — одним словом, на сей раз у Шэнь Цинцю не было решительно никаких отговорок: он попросту отчего-то захотел назвать своего ученика именно так, и всё тут.

Но после того, как у него это вырвалось, Шэнь Цинцю ощутил такой стыд, что пожалел о том, что ему нельзя выкопать яму и схорониться в ней, забросав себя кусками тофу.

В конце концов он оставил попытки найти себе оправдание и, отчаявшись, вновь улёгся на кровать.

— Этот учитель проголодался, — заявил он, силясь сохранить невозмутимость.

— Учитель, я тоже проголодался, — с улыбкой заявил Ло Бинхэ, вновь ложась рядом с ним.

— Проголодался — так ступай стряпать…

В конце концов, иногда завтрак может и подождать.

Примечания:

[1] Поклонения 拜堂 (bàitáng) — имеется в виду обычай поклонения табличкам предков и изображениям духов неба и земли — часть свадебного обряда для новобрачных.

[2] Донельзя сконфузившись — в оригинале 汗颜 (hànyán) — в букв. пер. с кит. «лицо покрылось потом», обр. в знач. «застесняться, застыдиться».

[3] Заплачет кровавыми слезами — в оригинале 滴血 (dīxuè) — в пер. с кит. «капать кровью», а также «кукушка» — по поверью кукушка плачет кровавыми слезами.

[4] Цветы персика 桃花 (táohuā) — женский символ.

[5] Самоотдача — в оригинале чэнъюй 呕心沥血 (ǒu xīn lì xuè) — в пер. с кит. «излить всю кровь своего сердца», обр. в знач. «вложить всю душу».

[6] Муж 相公 (xiànggong) — сянгун — вежливое обращение жены к мужу, а также чиновник, министр, учёный человек, благородный юноша и даже мальчик из публичного дома.

[7] Жена 娘子 (niángzǐ) — нянцзы — супруга, молодая женщина.

[8] Онемел от растерянности — в оригинале чэнъюй 张口结舌 (zhāngkǒujiéshé) — в пер. с кит. «открыть рот и не быть в состоянии повернуть язык», обр. в знач. «потерять дар речи, онеметь, оцепенеть от испуга или растерянности»

[9] Зарекаться — в оригинале 能立flag (nénglì) — в пер. «выбрасывать флаг», обр. в знач. «делать какое-либо утверждение».

Вот теперь действительно конец! :-) Большое спасибо всем за внимание к нашему переводу!

Однако для нас самих это не совсем конец: теперь мы займёмся редакцией текста и переводом первых девятнадцати глав, которые будут выложены исключительно на блогхаусе!

Искренне ваши Псой, Сысой и Ко :-)

Послесловие