Глава 15

Ведьма, сущ. 1. Уродливая отталкивающая старая женщина, состоящая в греховном союзе с дьяволом. 2. Красивая молодая женщина, в греховности далеко опережающая дьявола.

А. Бирс. Словарь Сатаны

Лондон, Хелстон-Хаус


Люк получил особенное удовольствие, затачивая именно это перо в последний раз. Именно им он начал писать свою книгу в библиотеке Хелстон-Хауса, им же и закончит. Хотя в промежутке, конечно, было много других. Удобно устроившись за столом, он аккуратно обмакнул перо в хрустальную чернильницу и написал: Finis. Все же «конец» — приятное слово на любом языке. Применительно к работе, конечно.

После паузы он добавил последнюю цитату: «Война, сущ. Кровавая темно-красная арена, окрашенная лучшими и худшими представителями человечества». Он сложил листы бумаги и позволил себе углубиться в размышления по поводу проблемы, которая возникла только по его вине. Что теперь…

Раздался стук в дверь.

— Войдите! — крикнул Люк и полез в кармашек для часов, чтобы взглянуть на циферблат. Черт, день-то уже почти на исходе! — Что еще?

— Ваша светлость, ландо ожидает перед входом. Ее светлость просила сообщить вам…

— Убирайся вон!

Физиономия лакея приобрела свекольно-красный оттенок, совсем как любимое французское вино Люка, которое он недавно весьма выгодно приобрел у поставщика, то есть у контрабандиста.

— Она сказала, что, если вас придется ждать больше четверти часа, она сама возьмет вожжи.

Герцог сжал губы, чтобы не рассмеяться.

— Можешь сообщить ее светлости, что я скоро приду. И кстати, Тоби, напомни ей, что у нас остался всего лишь один более или менее приличный экипаж как раз после того случая, когда она в прошлый раз решила править сама.

Строгое воспитание не позволило Тоби расплыться в улыбке.

— Да, ваша светлость, — сказал он и с поклоном закрыл дверь.

Люк размял покрытые чернильными пятнами пальцы. За прошедшие две недели покалывание в руках стало намного слабее. Видел он почти нормально. Ему только иногда было трудно сфокусировать зрение, особенно когда он уставал. Бабушка тоже чувствовала себя гораздо лучше.

Продолжая разминать пальцы, Люк откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Даже работа не помогала избавиться от мыслей о Розамунде. Он всячески старался держаться от нее подальше, при этом, прилагая неимоверные усилия, чтобы облегчить ее возвращение в общество. Постоянное напряжение, вызванное тем, что он знал: она живет под его крышей и спит в комнате, расположенной в каких-то пятидесяти ярдах от его спальни, убивало. Он должен как можно скорее помочь ей встать на ноги, а потом поселить их с сестрой и старшую из вдов на нейтральной территории.

Пока что его идея водворения Розамунды в общество успеха не имела. А Люк ненавидел оказываться неправым. И тем не менее, создавалось впечатление, что общество изменилось. Он всегда знал, что большинство пэров королевства с высокомерной холодностью относятся даже к небольшим нарушениям в своих рядах. Но, будучи людьми, представители бомонда не могли не признавать особой привлекательности дурной славы.

Люк на это рассчитывал. И ошибся.

С тех пор как герцог и вдовствующая герцогиня Хелстон водворились в своем особняке в Мейфэре, на Портман-сквер, 12, приглашения стали прибывать мешками. Любая мамаша из провинции, привезшая в Лондон на сезон дочку на выданье, видя такое количество приглашений, зарыдала бы от зависти. При желании ими можно было оклеивать стены.

Кроме герцога и герцогини, на балы, ужины, музыкальные вечера, частные театральные представления и рауты приглашались «мадам Уайлд, Эшбертон, Шеффилд и Уинтерс». В некоторых приглашениях, вероятно, отправленных более смелыми людьми, упоминалась леди Сильвия. Но ни в одном не было «миссис Алфред Берд».

Верхушка общества вынесла свой приговор. Молча и окончательно, без права на обжалование.

Розамунде об этом не было известно. Ата просто отказывалась от всех приглашений. При некотором везении Розамунда, никогда не бывавшая в Лондоне и не знакомая с развлечениями сезона, могла никогда не узнать правды.

Однако ему придется действовать. И помочь ему может только один человек — графиня Шеффилд. Люк не испытывал ничего, кроме неловкости, обращаясь к ней. Ему не хотелось просить женщину, которая была удивительно обаятельной и невероятно привлекательной. К тому же она была влюблена в него со дня их первой встречи — ей тогда было десять лет.

Бабушка Грейс Шеффи жила в одной комнате с бабушкой Люка, когда они учились в школе для благородных девиц мисс Дилфорд. Это было более полувека назад. Люк не сомневался, что они еще тогда мечтали об объединении их семейств. Так что Люку предстояла горькая участь — разбить сердца сразу двух бабушек.

После смерти Генри Ата обратилась к нему, своему последнему родственнику, если не считать Мэдлин. Он игнорировал очевидное желание бабушки так долго, что это стало его вторым «я», хотя, если честно, он, вероятно, пытался искупить свою вину, активно занимаясь делами «Вдовьего клуба».

Обращаясь к Грейс с просьбой помочь женщине, которую он тайно любил, герцог предвидел катастрофу сразу на нескольких фронтах. Но делать было нечего. Чего бы это ему ни стоило, он вернет Розамунду в общество и увидит ее устроенной в комфортных условиях. И произойдет это в ближайшем будущем.

Как только ее начнут принимать в респектабельных домах, она станет счастливее.

И он сможет вернуться к прежней жизни. Пусть он будет один, но по крайней мере, у него перестанет щемить сердце всякий раз, когда он видит ее или даже просто думает о ней.

А тогда он примет решение относительно Грейс Шеффи. В ней было все, чего хотела Ата, все, чего должен был хотеть он — но не хотел. В глубине души он сомневался, что сможет пойти на это. Лучше уж сохранить репутацию человека, разбивающего сердца всех женщин.

Герцог вышел в холл ровно через четырнадцать минут после того, как Тоби заходил к нему в библиотеку. У него был четкий план, как разбить лед, сковавший двери великосветского общества. Сначала лед покроется трещинами, потом станет ломаться и, в конце концов, начнется ледоход. И тогда миссис Розамунда Берд сможет в них войти.

— Ата, Грейс, ваш покорный слуга. — Люк небрежно поклонился и с опозданием заметил, что Грейс убирает протянутую ему руку. Мысли о Розамунде явно туманили его рассудок и самым пагубным образом сказывались на манерах.

Ата возмущенно фыркнула.

Люк с опозданием склонился над рукой Грейс и поцеловал воздух в дюйме от ее пальцев, а затем взглянул в лицо прелестной вдовы с надеждой.

— Леди, нас ждет Гайд-парк.

— Не забудь, Люк, что мы должны остановиться у Гантера, чтобы забрать остальных.

Он кивнул и помог дамам сесть в ландо, которое должно было доставить семейство Хелстон в Гайд-парк, где в это время собирался весь бомонд. У него есть примерно четверть часа, чтобы очаровать Грейс Шеффи.

— Грейс, ты сегодня выглядишь просто изумительно, — начал Люк. — Как приятно, что ты, наконец, сняла траур. Лавандовый цвет идет тебе намного больше черного.

Ата фыркнула.

Люк надменно поднял бровь.

— Кажется, тебя это не касается.

— Безусловно, просто Грейс сняла траур еще три месяца назад, — с невинным видом сообщила Ата. — Твоему вниманию и наблюдательности можно позавидовать.

Грейс звонко рассмеялась, но ее смех звучал несколько более напряженно, чем обычно. И еще она явно старалась скрыть раздражение.

— Спасибо, Люк. Чего ты хочешь? Что-что, а Грейс никогда не была дурой.

— Окажи мне любезность, — тихо попросил он.

— Рассказывай. Я должна знать все в деталях, если ты рассчитываешь на мою помощь.

— Да, понимаешь, я очень признателен…

— Приступай сразу к делу, — деловито велела Грейс. — Ты оказал мне честь, обратившись за помощью именно ко мне, и я это высоко ценю.

— Я буду очень признателен, если ты возьмешься за устройство бала.

Глаза дам расширились.

— Бала? — хором воскликнули они.

— Бала.

— Для кого?

— Подожди. Это должно быть событие настолько таинственное и зрелищное, что его никто не осмелится пропустить.

— Ну и?.. — нетерпеливо поторопила Грейс.

— Ну и все счета, конечно, буду оплачивать я.

— Дальше, дальше. — Теперь нетерпение проявляли обе дамы.

— И официальными хозяйками бала должны быть ты, Ата, по крайней мере, одна из патронесс «Олмака» и Розамунда Берд.

Наступила тишина, нарушаемая лишь звонким цокотом копыт по булыжной мостовой.

— Люк… — прошептала Ата.

Только Грейс не растерялась и не мигая смотрела в глаза Люка.

— Это твой клуб, Ата, — напомнил Люк. — Ты же сама вызвалась помочь Розамунде устроиться. Думаю, это будет только справедливо, учитывая пагубное влияние, оказанное нашим семейством на ее судьбу.

Ата немного задумалась, потом обернулась к Грейс.

— Похоже, он прав. А что ты думаешь об этом?

— Я согласна. Люк прав. Только устроив большой прием в Хелстон-Хаусе, мы сможем ввести Розамунду в общество. Необходимо создать впечатление, что не только семейство Хелстон хочет принять ее. А леди Купер передо мной в долгу еще после того скандала с лордом Палмерстоуном, ее любов… Ну, достаточно сказать, что она передо мной в большом долгу.

— Я восхищаюсь тобой, Грейс, — проговорил Люк, и это не было преувеличением. — Я этого никогда не забуду.

— А я тебе и не позволю, — усмехнулась прелестная вдова.

Заглянув в ее вроде бы спокойные и серьезные глаза, герцог заметил в них такой откровенный первобытный голод, что менее сильный мужчина непременно испугался бы. Наверняка ему придется заплатить высокую цену за подобную услугу, и вовсе не в драгоценностях, если, конечно, не иметь в виду обручальное кольцо.

Ата бросила быстрый взгляд сначала на Люка, потом на Грейс. В ее глазах вспыхнула надежда.

А Люку очень хотелось зажмуриться. Тем не менее, он не отвел взгляда от Грейс.

Ландо резко остановилось, и кучер обрушил поток брани на преградившего путь всадника. До магазина Гантера оставалось еще полквартала. Искренне благодарный за передышку, Люк велел кучеру ехать вокруг, а сам отправился за остальными дамами.

Улица была полна элегантных денди и дам в шляпках, украшенных слишком, по мнению Люка, большим количеством фруктов и птичьих перьев. Подобное можно было видеть в Лондоне каждый сезон. После ленивого лета, проведенного вдали от города, знать в течение недели опустошала все модные лавки и магазины, не гнушаясь даже самыми отталкивающими товарами. Главное — купить что-то новое. Заправляли, конечно, мамаши, имевшие дочек на выданье. Осень — это время, когда необходимо выпустить подросших уточек из-под материнского крыла и передать в новое, хорошо устроенное гнездо выбранного для этой цели селезня… то есть повесы[5].

Люк подвел Розамунду, Джорджиану Уайлд, Элизабет Эшбертон и Сару Уинтерс к ландо.

— Знаешь, Люк, я не уверена, что мы все поместимся, — озабоченно сказала Ата.

— А кто виноват?

— Прошу прощения?

— Фаэтон был так сильно поврежден, что кузнец обещал починить его не раньше чем через две недели.

— Я уже говорила, что это не моя вина. И кроме того, какая связь? Твоя маленькая игрушка вряд ли способна вместить трех человек.

— Связь самая прямая. Сегодня я мог повезти двух дам в ней.

— Ну, ты же сам сказал, — расстроенно вздохнула Ата, — что я должна развлекаться.

— Хорошенькое развлечение!

Леди дружно захихикали. Нет, он не сумеет вынести целый час этого безумия.

— Думаю, я сяду рядом с мистером Джонсом, — объявил Люк, указывая на кучера.

Ата заулыбалась:

— Превосходная идея! Кстати, должна вам сообщить, леди, что мы намерены устроить бал.

Герцог наблюдал за Розамундой с того момента, как увидел ее в компании других вдов. При упоминании о бале она метнула на него короткий взгляд и тут же отвела глаза, а ее губы плотно сжались. Это не сулило ничего хорошего. И ведь она еще не знает, что будет одной из хозяек бала. Нет, скамья кучера — прекрасное место, просто превосходное!


Розамунда на цыпочках прошла мимо расписанной потрясающими фресками верхней галереи особняка Хелстонов. Она исполнилась благоговейного трепета еще две недели назад, когда вышла из экипажа и впервые увидела величественные коринфские колонны, украшающие грандиозное здание в Мейфэре. Внутри дом тоже был великолепен. Идя по просторным залам верхнего этажа, она с восторгом рассматривала изысканное сочетание экзотических тканей и элегантной мебели из драгоценных пород дерева с богатой инкрустацией.

Ускорив шаги, Розамунда подошла к ведущей вниз лестнице. Сразу по приезде она выяснила, что наслаждаться столь любимыми ею одинокими утренними прогулками сможет, только если встанет на рассвете и ускользнет от обитателей особняка — и хозяев, и гостей, и слуг.

Лишь на одного человека она не опасалась наткнуться. В течение последних двух недель Люк Сент-Обин всячески ее избегал. Или она выбирала такие маршруты передвижения по дому, чтобы наверняка его не встретить. Было слишком больно раз за разом убеждаться в его безразличии. Хуже всего обстояло дело во время общих трапез. Всякий раз, оказавшись с Люком в одной комнате, Розамунда опасалась, что случайно сбросит повседневную маску, и все поймут, что она чувствует. Она любила его так сильно, что это чувство уже было невозможно скрыть. В благословенном уединении своей комнаты она снова и снова переживала каждый момент, проведенный с ним, совместные верховые прогулки, вечера в гостиной, смех. Она вспоминала устремленные на нее чарующие голубые глаза и то, как они темнеют, когда он…

Остановившись, она на мгновение зажмурилась. Ну почему ей никак не удается перестать об этом думать!

Розамунде не нравилась сложившаяся ситуация. А себя она и вовсе ненавидела. Теперь она находилась даже в худшем положении, чем раньше. Один вечер, проведенный с Люком Сент-Обином на борту «Сердца Каро», уничтожил появившийся у нее впервые за восемь лет шанс вернуться в общество. Кому, как не ей, знать, что репутация леди — вещь хрупкая, как крыло бабочки. Достаточно одного шепотка, чтобы о ней можно было забыть.

Существовала только одна причина, мешавшая Розамунде немедленно уехать. Нет, если точнее, то две или даже три. Первая — это Сильвия. Розамунда все еще надеялась, что вдовствующая герцогиня устроит ее счастье. Почему? Да потому что Ата — это сила природы. Стихия. Она сама испытала на себе силу ее убеждения. Ата вырвала у Сильвии и Розамунды обещание остаться с ней на сезон и помочь устроить бал. Никто не говорил об этом прямо, но Розамунда отлично понимала, что все делается ради нее.

Она была в ужасе. В ужасе от расходов и от размеров катастрофы, которая может произойти. И все же согласилась. Никто не мог противостоять натиску стихии по имени Ата.

Кроме того, она оставалась в очаровательной маленькой комнатке особняка Хелстонов, по иронии судьбы раньше принадлежавшей Генри, просто потому, что ей некуда было идти, да и денег почти не осталось. Однако она возлагала большие надежды на Финна. Она написала брату, попросив помочь ей к концу сезона найти место, и не сомневалась, что он сделает все необходимое.

Розамунда остановилась у перил и оглядела расположенный внизу вестибюль. У входной двери стояли два лакея и негромко разговаривали. Ей придется спуститься по задней лестнице, решила она, но помедлила прислушавшись к беседе слуг.

— Не знаешь, что это за парень приходил вчера поздно вечером? — спросил один лакей у другого.

— Кто его знает! — равнодушно ответил тот. — Наверное, кто-то из тех, кто рассчитывал застать хозяина дома и получить плату за что-нибудь.

— Интересно, — протянул первый, — когда он намерен всем им заплатить? Почему после приезда капитана мне велено никого не пускать в дом?

Второй пожал плечами.

— Кажется, он должен всем портным в городе. И еще угольщику в западном Лондоне, и…

— Всему виной какая-нибудь симпатичная милашка, если хочешь знать мое мнение, — сообщил второй лакей.

— Их должно быть не меньше трех, — фыркнул первый. — Как ты считаешь, может быть, одна из них — графиня Шеффилд? Вот уж точно лакомый кусочек.

— Лично мне наплевать, пусть это будет хоть королева. Меня больше волнует, что я уже много месяцев не получаю жалованья. Если бы капитан не спас меня при Трафальгаре…

Второй лакей поднял голову, и Розамунда поспешно отпрянула в тень, а потом на цыпочках устремилась в свою спальню.

У него есть любовница? Ей показалось, что она вот-вот лишится чувств. Пришлось остановиться, чтобы восстановить дыхание. Но это не может быть Грейс Шеффи. Не должна быть!

Розамунда прикусила губу. Возможно, все это время она, сама того не ведая, играла роль глупой обманутой простушки?

Конечно же, это прелестная графиня. Не исключено, что кто-то еще. В конце концов, лордом Огонь-и-Лед его назвали не без оснований. У этого человека мрачного чарующего шарма больше, чем у самого дьявола.

Постояв без движения еще несколько мгновений, она решительно повернулась и сразу врезалась в неизвестно откуда появившуюся твердую стену. Ее схватили сильные руки. Подняв глаза, она увидела четкие линии лица… его лица.

— Не спится? — спросил Люк Сент-Обин глубоким, чуть хрипловатым баритоном. От звуков этого завораживающего голоса Розамунда чуть не заплакала.

Она молча покачала головой.

— Это все из-за бала на следующей неделе?

— Не знаю, может быть… — пробормотала она.

— Послушай, давай…

— Нет, — перебила она. Люк удивленно замолчал.

— Конечно. Я вовсе не имел в виду…

— Извини. — Она робко подняла глаза и увидела, как насмешливо изогнулись уголки его губ.

— Может быть, ты позволишь мне закончить фразу?

— Может быть, — стушевалась Розамунда.

— Куда это ты крадешься в такой ранний час? — Несмотря на темноту, она видела, что он усмехается. — Выслеживаешь мышей?

— Скорее крыс, — с вызовом уточнила она, в очередной раз подумав о его возможной любовнице.

— Ну, их здесь сколько угодно, — усмехнулся герцог.

— На самом деле я видела только одну. Большую и черную.

Он довольно рассмеялся.

— Не в бровь, а в глаз.

— Это уж точно. — Розамунда скрестила руки на груди.

— Ты намерена объяснить, куда направляешься? Надеюсь, ты не собираешься выходить из дома в одиночестве? Ата должна была предупредить тебя, что необходимо повсюду водить с собой горничную.

— Я отлично знаю, как важно создавать иллюзии. Но я ненавижу будить слуг без особой необходимости. И отлично могу дойти одна до Гайд-парка всего за две минуты. Если кого-то и шокирует мое поведение, то только молочников и уличных торговцев.

Люк воззрился на свою собеседницу с откровенным недоумением.

— Какого черта ты намерена делать в Гайд-парке, — он посмотрел на часы и почесал затылок, — в шесть часов утра? Ни одна леди в Лондоне не встает раньше десяти. И это я говорю только о самых ранних пташках.

— Именно поэтому я иду в парк сейчас. — Розамунда неожиданно поняла, по какой причине он сам на ногах в такое время. Вероятно, он провел ночь в доме номер тридцать четыре по Портман-сквер и теперь возвращается домой, воспользовавшись задней лестницей. Городской дом графини Шеффилд располагался на другой стороне площади, напротив Хелстон-Хауса. — Я уже говорила, что люблю сады и цветы. Они всегда молчат.

Герцог взял ее за руку и повел вниз по задней лестнице.

— Я не знаю, почему ты смотришь на меня так, словно я только что совершил убийство, но все равно не допущу, чтобы ты бродила по улице одна. Если ты не можешь обойтись без свежего воздуха, я иду с тобой.

— Да? — процедила она, постаравшись вложить в это короткое слово максимум высокомерия.

— Да. — Он снял касторовую шляпу, которую обычно носил. — И горничную придется взять. — По зову Люка из кухни появилась разбитная девица в фартуке, и через несколько минут все трое уже были на улице. Девица уныло тащилась следом за хозяевами.

Прохладный свежий воздух вернул Розамунде бодрость духа.

— По какому маршруту ты хотела бы пойти? — поинтересовался Люк через несколько минут после того, как они вошли в парк.

— Я хотела бы начать от деревьев на северной стороне. Там, если повезет и если прийти очень рано, можно увидеть дуэль. А потом…

Герцог остановился так резко, что помощница кухарки, временно возведенная в ранг горничной, уткнулась ему в спину.

— Бога ради, Розамунда, ты сошла с ума? — Он потряс головой. — Я мог бы привести множество причин, по которым ты не должна подвергать себя такой опасности, но если ты их сама не поняла в столь почтенном возрасте, боюсь, что случай безнадежный.

Ее глаза изумленно округлились.

— Почтенный возраст? Что ты… Люк ее перебил:

— Нет, Розамунда, я действительно не понимаю. Что тебя привлекает в этом зрелище?

— Просто…

— Просто что?

— Ну, понимаешь, всегда интересно получить очевидное доказательство того, что кому-то еще хуже, чем тебе.

Люк расхохотался.

— Розамунда, ты не можешь говорить серьезно.

— Почему? Я вполне серьезна. Кроме того, это весьма занимательное зрелище.

— Судя по всему, ты не ищешь легких путей. Я мог бы с успехом использовать тебя в сражениях.

— Не знаю. Похоже, сегодня никаких дуэлей не будет, — сказала она, вглядываясь вдаль сквозь густые заросли берез. — Ну и ладно. Тогда давай пройдем в Грин-парк. — Она остановилась и сорвала несколько полевых цветков.

— А что ты хочешь увидеть в Грин-парке? Кстати, не могла бы ты идти немного помедленнее? Иначе ты прикончишь несчастную Салли.

Розамунда остановилась.

— Именно поэтому я никогда не прошу никого меня сопровождать. У твоих несчастных слуг и без того слишком много работы. — Она замолчала, очарованная зрелищем: из конюшен выводили на утреннюю разминку великолепных лошадей. В это время Салли удалось догнать их, и все трое двинулись вперед. — Если честно, я провожу не много времени в Грин-парке. Ты же знаешь, там почти нет цветов.

— Нет, я этого не знал. А почему?

— Из-за прокаженных?

— Что?

— Больница Святого Джеймса хоронила их там в безымянных могилах. Считается, что в этом месте все до сих пор осталось мрачноватым и унылым из уважения к мертвым.

Герцог покачал головой.

— Откуда ты все это знаешь?

— У тебя в особняке отличная библиотека. А мне делать нечего — только помогать в устройстве бала и держаться подальше от окон. — Они вошли в маленький парк, и Розамунда принялась разбрасывать сорванные ею цветы.

— Это, насколько я понимаю, для мертвых?

— Конечно, — пробормотала она, чувствуя себя довольно глупо. — Будь я прокаженной, мне бы хотелось видеть цветы, а не только землю и траву.

Герцог кашлянул.

— Мне очень жаль, — сказал он, — что тебе приходится проводить все дни в Хелстон-Хаусе. Понимаешь, если бы у нас была хоть малейшая возможность…

— Не стоит об этом говорить. Я стараюсь делать все, чтобы помочь вам. Это самое малое, что я могу сделать после всех усилий, предпринятых тобой и бабушкой. Мне только жаль, что я ничем не сумею отблагодарить за добро. Знай, что, даже если не повторяю этого ежеминутно, я вам очень благодарна. Наверное, мне стоило это как-то показывать.

— Думаю, тебе известно, — решительно прервал ее герцог, — что я предпочитаю благодарности любые другие проявления чувств. Благодарность — родственница жалости. А теперь, может быть, мы лучше поговорим о той дьявольской черной крысе, которую ты выслеживала?

Розамунда улыбнулась:

— Как скажешь. Кстати, и место для этого исключительно удачное, ты не находишь? — Грин-парк закончился у северного угла Сент-Джеймс-парка.

— Продолжай, — усмехнулся Люк, продемонстрировав тот самый слегка кривой зуб, который делал его улыбку обворожительной. — Я же вижу, что ты умираешь от желания объяснить мне почему.

— Потому что король Карл Второй всегда любил гулять со своей любовницей вокруг пруда Розамунды.

— А какая связь с черной крысой? — Его глаза выражали явное недоумение.

— Грешный аристократ, прогулка с любовницей, пруд Розамунды… Я считала тебя более сообразительным.

Герцог рассмеялся.

— Какой нормальный человек хорошо соображает в такую рань? Но может быть, ты расскажешь еще что-нибудь об этом очаровательном грызуне?

— Я сказала более чем достаточно.

Люк устремил на нее проницательный взгляд.

— Ладно, тогда, может быть, пойдем обратно? Или ты позволишь мне взять экипаж?

Потертые кожаные сиденья экипажа были немного влажными — каждое утро кучер их мыл. Розамунда и герцог молчали. Но Розамунда была довольна. Она сказала, что хотела, а Люк понял, что она все знает.

Даже если бы она сто раз прорепетировала эту сцену в своей комнате, у нее не получилось бы лучше. Ей хотелось создать впечатление, что ее совершенно не задевает его интрижка с графиней. Она уже давно убедилась, что лучше демонстрировать безразличие, чем эмоции. Алфред был прекрасным учителем. А вот Люк Сент-Обин оставался для нее загадкой.

Розамунда не была уверена, что сможет долго сохранять беззаботный вид. А еще раз заглянув в завораживающие голубые глаза, она сжала руки в кулаки и вознесла молитву Всевышнему. Пусть ее дома ждет письмо от Финна!

Загрузка...