Сказки на ночь

8

«Сексуальная Блондинка в полном одиночестве скачет под елочкой и ждет Санту с подарками…»

Проводить вечер в полном одиночестве Джилл категорически не хотела и потому страшно обрадовалась звонку Лоры. Та мрачным голосом предложила прошвырнуться по магазинам и купить подарки к Рождеству.

Они встретились на первом этаже громадного торгового центра и два часа провели в бессмысленном, с точки зрения интеллектуала, но крайне захватывающем, с точки зрения любителя, марафоне по всем пяти этажам. Около десяти вечера, нагруженные пакетами и пакетиками, они рухнули за столик в кафе и решительно заказали себе мороженое и кофе с ликером. Плевать на калории, они все равно уже все сожгли!

Лора плотоядно облизнулась при виде внушительных размеров вазочки с разноцветными шариками мороженого шести видов.

– Как я люблю разврат! Бож-же мой!

Джилл хмыкнула.

– Осторожнее. У того толстячка едва не случился удар. Он же не знает, что ты говоришь о Гавайском Ромовом Наслаждении С Цукатами.

Лора махнула изящной ручкой и нырнула в вазочку едва ли не с головой. Через некоторое время она блаженно вздохнула.

– Как мало надо для счастья. О, эти неуловимые эндорфины. Никогда не знаешь, на что они среагируют. Казалось бы, такие разные вещи, как мороженое и мужская…

– Ло-ри!

– …ласка, а эффект примерно одинаковый. У меня ноги гудят и отваливаются. Ты как?

– Я отлично, но такси придется вызывать прямо сюда.

– Надо походить в спортзал. Что-то я сдаю. Джилл! Впервые за эту неделю я ощущаю интерес к жизни. Рассказывай.

Джилл пожала плечами, чувствуя, что краснеет.

– Нечего рассказывать. Все только начинается.

– Вот как? У тебя получилось?

– Да, с семнадцатой попытки. Его зовут… Билл Малер, ты знаешь. Скорее всего, у нас с ним что-нибудь получится, но пока я на начальном этапе.

– Ты же собиралась завязать с виртуальными знакомствами?

– Произошли некоторые подвижки, как говорят политики. Мне помогли переделать резюме, и теперь на меня клюют исключительно мачо.

– Ты нашла профессионального вруна?

– В некотором роде. Он журналист. Мы заключили сделку – я рассказываю ему все детали моих свиданий вслепую для его статьи, а он пишет и регулярно обновляет мои резюме. Получилось забавно…

Лора прищурилась.

– Он пишет статью о том, как ты ходишь на свидания? Он, часом, не извращенец?

Джилл рассмеялась.

– О нет. Хотя в самом начале нашего знакомства я уже говорила ему, что он любитель посмотреть, но не сделать.

– Интересно. Высокие отношения, я бы сказала. Симпатичный? Где печатается, в «Плейбое»?

– Нет. В каком-то глянце.

– Что ж, в этом городе глянец в ходу. Ты прославишься.

– Упаси господь! Мать и тетка оторвут мне голову.

– Только они? А Поль?

– Поль – человек широких взглядов. Впрочем, и он оторвет. В любом случае, мое имя упоминаться не будет. Я вроде бы об этом говорила. Или нет… Ой господи! Надо будет сказать еще раз.

– Ладно, давай про Билла. Значит, говоришь, он классный?

И Джилл принялась рассказывать Лоре про Билла Малера. То, что при этом очами души своей она видела исключительно Марка Боумена, причем голого и в своей постели, особой роли не играло.

В воскресенье он не позвонил и время встречи не назначил. Она, как дура, ходила на свидание с этим идеальным Биллом Малером, а Марк Боумен так и не позвонил – ни до, ни после! В результате вечером, уже с Говардом Расселом, фильм про любовь, в принципе даже счастливую, Джилл смотрела, еле сдерживая рыдания и отчаянно жалея себя.

Каждый, кто хоть что-то слышал о психологии, знает, что такое вот молчание есть несомненный сигнал – секс между нами был не более чем случайностью, нас ничто не связывает, я не собираюсь продолжать эти отношения.

Говард Рассел попытался ее поцеловать на прощание, но Джилл только печально и нежно приложила пальцы к его губам, улыбнулась – и смылась во тьму. Очарованный Говард может придумывать себе все, что угодно, но на самом деле Джилл и мысли не могла допустить, что кто-то еще… после Марка…

Эти мысли пугали и настораживали. Она никогда и ни с кем не находилась в достаточно долгих и прочных отношениях, чтобы почувствовать свою зависимость от мужчины и тем более обрадоваться ей. Джилл всегда была одна – а теперь она почему-то чувствовала, что больше не принадлежит себе.

Остаток воскресенья, весь понедельник и половину вторника она провела, убеждая себя, что Билл Малер – ЛУЧШИЙ, ЛУЧШИЙ, ЛУЧШИЙ, и, когда ей уже почти удалось в это немножечко поверить, позвонил Марк Боумен. Мужчины всегда так поступают, вы не знали?

– Когда мы можем встретиться?

Джилл едва трубку не укусила от злости. И это все, что может ей сказать человек, с которым они провели потрясающую во всех отношениях ночь?!

– Не знаю, ясно?

– Среда?

– Нет.

– Четверг?

– Я работаю.

– Пятница?

– Иду с Биллом по магазинам.

– Ясно. А может, после вашего… ШОПИНГА?

– Нет, на этот раз не получится.

Получилось двусмысленно, но Джилл было уже плевать. Сухарь бесчувственный! Идиот несчастный. Ведь она же прекрасно помнит – он ее хотел, он действительно испытывает к ней чувства, он вообще первый начал! Но нет – мистер Хладнокровие не позволит ни за какие коврижки, чтобы его уличили в проявлении человеческих чувств.

– Хорошо, тогда что насчет ланча в субботу?

– Ладно.

– Тогда я жду вас… тебя в баре Луи на Семнадцатой, в три часа дня.

– В четыре. И не у Луи. Кафе «Шартрез».

Она сказала это из чистой вредности, просто чтобы не соглашаться. Предложение Боумена она поняла прекрасно: он подчеркнуто не хочет оставаться с ней наедине, предлагает встречу в людном месте, что означает – никакого секса, никаких отношений. Отлично, не больно-то и хотелось, Билл – ЛУЧШИЙ, ЛУЧШИЙ, ЛУЧШИЙ…

Марк честно пытался работать. И дома, и в офисе он клал перед собой чистый лист бумаги и пялился на него. Дома под рукой была еще и бутылка скотча, так что белый лист потихоньку превращался в экран, на котором – если долго не отводить глаз – рано или поздно появлялась обнаженная Джилл Сойер. Марк сидел и смотрел на бумагу, пытаясь контролировать свои мысли и все более отчетливо понимая, что сходит с ума.

К пятнице бессвязные мысли неожиданно оформились в удивительно стройную картину, и к одиннадцати вечера Марк Боумен лихо накатал блестящий детективный рассказ, в котором жертву звали Билл Малер, и погибала эта жертва долго и с самыми кровавыми подробностями. Полюбовавшись на свое творение, Марк решительно принял лошадиную дозу снотворного и всю ночь любил Джилл Сойер на поле маргариток.

В четыре часа пополудни в субботу небритый и несколько изможденный Марк сидел за столиком в кафе «Шартрез», отчаянно напоминая известнейшую картину Пикассо «Любительница абсента». Джилл опаздывала уже на восемь минут…

– Привет!

Голубые глаза сияют, на щеках играет нежный румянец – кто спал в твоей постели этой ночью, принцесса?

– Опаздываешь.

– Не будь занудой. Такой день! Слушай, я есть совершенно не хочу, пойдем пройдемся?

Марк посмотрел на нее с искренним ужасом.

– Там минус пять!

– Ты так это сказал, словно там минус сорок пять. Легкий морозец, снег – настоящее Рождество будет в этом году. Ты любишь Рождество?

Марк никогда над этим не задумывался. Когда они с Сарой были женаты, Рождество означало торжественный прием и толпы гостей, а за все остальные годы Рождество он нормально встретил дважды или трижды. Ну не одному же прыгать под елочкой и дарить самому себе подарки? Миссис Чимни обычно брала отпуск – к ней приезжали внуки…

– Я не знаю. Никогда не задумывался.

– Пошли на улицу. Прогуляемся.

– Я же не смогу писать на ходу.

– Я же не собираюсь диктовать тебе «Илиаду». Практически ничего нового.

Они шли по тихим улочкам старого района Чикаго, и снег приглушал их шаги. Марк страдал. Он понимал, что надо что-то говорить, но говорить не мог. Она странно на него действовала – он буквально немел. И еще эти проклятые мысли – вот так и поймешь алкоголиков, которым мерещатся чертики и розовые слоны! Марку Боумену все время мерещилась Джилл Сойер, причем обнаженная и смеющаяся, а поскольку она и сейчас смеялась, то иллюзия была полной.

– Джилл… я правда не могу записывать на ходу.

– У тебя еще целый вечер впереди. Сядешь дома и напишешь.

– Нет. Это лишняя трата времени.

Она бросила на него быстрый и сердитый взгляд.

– Ты всегда так рационален, Марк Боумен?

– Это очень облегчает жизнь.

– Хорошо. Вот автобусная остановка. Садись и пиши.

– Холодно…

– Ой, ну хватит, Марк. Ты, как старуха, честное слово, или капризная дамочка. Зимой холодно! В море мокро! На солнце ярко! Ночью темно! Неужели тебя не трогает вся эта красота?

Марк недоуменно огляделся. Красные кирпичные дома были откровенно уродливы, река казалась потоком свинца, кое-где прихваченного льдом…

– Ну… давай поработаем, а? Итак, расскажи мне о своем последнем свидании.

– Очередном, Марк, очередном. Последнее – звучит ужасно. Мое очередное свидание прошло замечательно.

– Он тебе снова пел?

– Нет. Он повел меня на балет.

– Вот уж не думал, что ты…

– Марк Боумен, Америка двести лет назад победила сословные предрассудки. Быть снобом плохо. Ты всерьез полагаешь, что официантки из пивного бара должны любить только Майкла Джексона и Джей Ло?

– Нет, разумеется, но…

– Я каждый год хожу на балет со всей своей семьей. Это традиция. Я очень люблю «Щелкунчик».

– Ты рассказала Малеру об этом или он сам догадался?

– Догадался.

– Выходит… это настоящая любовь?

Если она сейчас скажет «да», он пойдет и набьет Биллу Малеру морду!

Джилл задумалась.

– Нет… пожалуй, нет. Но он человек, которого можно в конце концов полюбить. Он располагает к себе.

Марк едва не вздохнул с облегчением.

– Понятно. Значит, до большого и чистого чувства еще далеко. А как насчет твоей семьи? Как ты полагаешь, Билл Малер понравится клану Веркара?

Джилл в изумлении уставилась на Марка.

– Как ты узнал?

– Я журналист. Навел справки.

– Что ж… Имеешь право. Отвечу так: моя семья не вмешивается в мою личную жизнь. Они не могут навязывать мне свое мнение, но могут его высказать.

– Представляю! Поющий ухажер!

– Это мелко, Боумен.

– Это правда.

– Правда зачастую бывает неприятной и даже жестокой, но тебе необязательно примешивать к ней личное отношение.

– Еще раз напоминаю, я – журналист. Я имею право на собственную оценку.

– Может, хватит о моей семье?

– Хорошо, как скажешь. Расскажи еще о Билле Малере.

Джилл прищурилась – и выдала целую поэму в прозе. Марк умирал от злости, но покорно выслушивал совершенно ненужные ему сведения о том, какую еду любит Билл, какие напитки предпочитает Билл, какие фильмы смотрит Билл, когда у него лирическое настроение, как звали любимого щенка Билла, когда он был маленьким…

Она выложила массу информации, но не упомянула о главном: спала ли она с Биллом Малером.

– …И еще Билл хочет сделать татуировку с моим именем.

– Ха! Вполне в его стиле.

– Тебя что-то не устраивает?

– Да нет, просто это идиотизм.

– А мне кажется, это романтично.

– Романтично – значит, глупо. Татуировки негигиеничны, опасны для здоровья… и вообще, это варварский обычай.

– А мне так не кажется. Это своего рода посвящение. Маленькая жертва в честь любимого человека. Понимаю, для тебя это совершенно неизвестный термин.

– А других татуировок у него нет? Может, он уже приносил жертвы… своим предыдущим девицам?

– Я не знаю. И не думаю, что читателям глянцевого журнала это может быть интересно.

– Хорошо, забудем о татуировках. И о Билле Малере на время, если не возражаешь. Что с другими претендентами? Ты будешь еще с кем-то встречаться или решила окончательно остановиться на Билле?

– Конечно, буду!

– Вот как? Ты ненасытна.

– Вовсе нет. Я иду тебе навстречу, только и всего. Ведь тебя интересует эксперимент, а не мои чувства. Я это понимаю и согласна на другие попытки. Вот, скажем, на днях я встречаюсь с одним адвокатом по имени Брюс.

– Куда вы идете с адвокатом? На заседание суда?

– Нет, на выставку абстрактного искусства.

– Ты любишь абстрактное искусство?

– Нет, но надо дать человеку шанс. Я знала одного продавца в зоомагазине – он мог так рассказывать про пираний, что его слушали часами.

– Еще один важный вопрос. Что насчет благотворительного вечера Веркара? Ты возьмешь с собой Билла? Заодно и с родней познакомишь…

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Почему же?

– Частную жизнь я предпочитаю не выносить на всеобщее обозрение.

– И поэтому согласилась, чтобы я опубликовал подробный отчет о твоих свиданиях вслепую на страницах журнала, который читают тысячи людей?

– Марк Боумен, ты хочешь со мной поссориться?

– Нет. Я хочу попросить тебя об одолжении.

– Вот как? О каком же?

– Я хочу пойти на этот вечер.

– Это легко устроить. Я пришлю тебе билеты. Два? Больше?

– Я хочу пойти с тобой.

Джилл Сойер наклонила голову, и в ее голубых глазах мелькнуло радостное удивление.

– Это свидание?

– Нет! Это для статьи…

Радость испарилась, осталась насмешка. Джилл сморщила нос.

– А мне-то что за выгода?

– Ну… просто. Для статьи, я же говорю. Тебе ведь хочется, чтобы она получилась интересная?

– Если честно, мне наплевать. Смотри-ка, журналисты и в самом деле продажны. Подумать только, ради дела ты готов даже на такую страшную жертву, как свидание со мной! Куда там татуировке…

Марк набрал воздуху в грудь.

– Хорошо. Я скажу. Я хочу пойти, потому что мне хочется провести вечер с тобой.

Джилл неожиданно ухмыльнулась совершенно развратным образом.

– Что ж, я не против, красавчик. Только вот одна незадачка.

– Только одна?

– Серьезная – да. Я, видишь ли, не желаю появляться на светском мероприятии с человеком, который ненавидит все человечество. Тебе придется быть вежливым, галантным, слегка влюбленным в меня и бесконечно обаятельным. Прийти и сесть в углу с бокалом шампанского, чтобы потом язвительно обсмеять всех присутствовавших, не получится.

– Не волнуйся, тебе не придется за меня краснеть.

Марк очень надеялся, что Джилл не заметила, как вспотели – даже на морозе – его виски и какое облегчение прозвучало в его голосе…

Они брели по набережной и молчали, но внезапно Джилл подняла голову и усмехнулась.

– Судьба, не иначе. Или подсознание.

– О чем ты?

– Видишь зеленый домик? Это новое приобретение моей тетки Джесс. Жослин Веркара. Она купила Чайный Дом и собирается сделать из него дорогой кабак в классическом английском стиле.

– Вот как? Что ж, учитывая ее предыдущие успехи в бизнесе, не сомневаюсь, что у нее получится.

– Она хочет, чтобы я стала менеджером этого ресторана.

– Ты?

– Боумен, ты ужасный человек. В одном коротком слове уместить фразу «Как же может недоразвитая официантка стать менеджером крупного ресторана» удастся не всякому. Тут мало одного таланта – нужно еще и искренне презирать людей.

– Вовсе я этого не имел в виду, просто… мне казалось, тебя устраивает твоя жизнь. Ты не производишь впечатления карьеристки.

Джилл подошла к зеленому домику, прижалась носом к мутному стеклу. Голос ее стал задумчив.

– Она очень хитрая, моя тетя Джесс. Сначала доведет до белого каления, так что ты стоишь и топаешь от бессилия ногами. Потом ты уходишь в гневе и клянешься, что ни за что не пойдешь у нее на поводу. На самом деле все главное она уже сказала, сомнения заронила, соблазны раскидала по ветвям, и они будут мерцать тебе во тьме, пока ты не поймешь, что на самом деле ты хотела именно этого… Между прочим, именно тетя Джесс год назад озаботилась тем, что я одна. В результате ее навязчивых предложений выдать меня замуж за хорошего человека через четыре месяца я пошла на первое свидание вслепую.

– То есть до разговора с ней одиночество тебя не тяготило?

– Тяготило, только я не отдавала в этом себе отчета. Тетя Джесс ухитрилась так художественно это все расписать… одинокие ночи, безрадостные дни. Завистливые взгляды на чужие коляски. Прогулки поближе к детским площадкам. Кошку завести…

Марк вздрогнул.

– Нет!

Джилл очнулась и с удивлением посмотрела на него.

– В каком смысле? Не любишь кошек?

– Я не понимаю, почему это для всех кошка стала символом одиночества и стародевичества! Можно подумать, в счастливых семьях не бывает кошек…

– Держу пари, тебе тоже об этом кто-то сказал!

– Неважно. Так что с Чайным Домом? Ты решила рискнуть?

– Не решила. Но сейчас уже не думаю, что это так уж невозможно. Время подумать у меня в любом случае есть. Я дам ответ тете на благотворительном вечере.

«Сексуальная Блондинка согласна даже на урода, лишь бы у него был в наличии такой важный мужской орган, как СЕРДЦЕ…»