ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 2

Корабль-разведчик Иллина Ромзи находился всего в двух днях пути от рудной платформы «Декарт-6», когда индикатор радиоактивности начал многообещающе пощелкивать. Целью его изысканий были потенциальные месторождения, которые, согласно его предположениям, располагались именно в этом, почти неразведанном направлении от шестой платформы. Он отдавал себе полный отчет в том, что за семьдесят лет работы платформы плотное астероидное кольцо вокруг комплекса могло претерпеть значительные изменения: какие-то астероиды уносились прочь, на смену им из далекого космоса приходили другие, оказываясь совсем рядом. Поэтому кровь геологоразведчика, что текла в его жилах, побуждала отправиться туда, куда никто ещё не ходил.

Его отец и дед работали на компанию «Декарт», и он, не раздумывая, последовал семейным традициям. Компания хорошо обращалась со своими служащими и щедро оплачивала их труд. Страховые и пенсионные выплаты также вполне удовлетворяли служащих, а система премирования за успешные изыскания заставляла талантливых и энергичных разведчиков превосходить самих себя. Он гордился тем, что работает в этой компании.

Его маршрут пролегал почти параллельно хорошо изученной трассе, но на большем расстоянии от платформы, которая сохраняла своё местоположение в космосе, ориентируясь по шести зафиксированным маякам и смещаясь соответственно им. В противном случае даже такой громадный комплекс мог бы затеряться в пространстве среди бесчисленного множества камней и ледяных глыб. Считалось, что астероидный пояс представляет собой осколки планеты, имевшей примерно такой же размер, как Уран, и разлетевшейся вдребезги в результате какого-то природного катаклизма. Некоторые, однако, отрицали возможность существования планет в данной системе. Звезда, вокруг которой вращался астероидный пояс, спутников не имела. Даже семьдесят лет исследований не привели к единой точке зрения, и у каждого была своя собственная гипотеза.

Иллин придерживался направления между маяком Альфа и платформой. Он придавал очень большое значение точности. Всем известно, что корабли иногда терялись всего в нескольких километрах от цели из-за того, что навигационные приборы зачастую начинают сходить с ума в непосредственной близости от астероидного пояса. Иллин надеялся, что у него все будет по-другому: он умел находить дорогу домой, руководствуясь только своим инстинктом. За восемь лет изысканий он ни разу не опоздал больше, чем на день. И никогда не рассказывал, как ему это удается, потому что боялся сглазить. Бригадир их изыскательской группы также никогда из-за этого над ним не насмехался, у него были и собственные причуды. Молодые горняки называли это слепой удачей, а порой намекали, что о нем заботятся «Другие». Но Иллин самоуверенным не становился, что бы о нем ни говорили, и всегда был предельно внимателен и осторожен.

Трескотня дозиметра становилась все громче и неистовее. Иллин сгорал от нетерпения. Найти новое месторождение трансураников для рудной платформы — да ещё так близко — обещало хорошее вознаграждение и, быть может, повышение по службе. Потребность в других минералах могла возникать и исчезать, но спрос на радиоактивные элементы не снижался никогда. Кроме того, они приносили компании огромный доход. Это фантастическая удача! Он немного подкорректировал курс, чтобы следовать точно на радиоактивный сигнал, искусно лавируя между участниками этого грандиозного вальса, как официант на большом балу.

Он уже достаточно близко подошел к вожделенному астероиду, чтобы его можно было различить на сетке сканера. Вдруг массив на его приборе раздвоился, беспорядочные скопления точек медленно уползли влево, и он увидел пирамидальную глыбу четырехметровой высоты, спешащую прямо к нему.

Астероиды так себя не ведут! Сплюнув, Иллин быстро изменил курс, но пирамида ловко развернулась и вновь оказалась перед ним. Зашкаливший счетчик радиоактивности чуть ли не трясло. Иллин попытался ускользнуть, резко развернув свой маленький изыскательский корабль задом наперед и включив все двигатели на полную мощность. Пирамида погналась за ним! Еще через мгновение в поле его зрения появился предмет поменьше. Это была капсула тека.

Теки представляли собой кремниевую форму жизни, самую близкую к бессмертным из всех, кто населял Галактику. Величина их колебалась в пределах от одного до десятков метров в высоту. Все они имели форму пирамиды, так же, как и их космические корабли. Иллин разинул рот от удивления. Теки говорили очень редко и чрезвычайно медленно, но их немногословные высказывания всегда давали информации больше, чем сотни страниц человеческого красноречия. Кроме этой особенности да ещё, пожалуй, их необъяснимой склонности помогать более эфемерным жизнеформам разведывать и обживать новые планетарные системы, практически ничего о них известно не было. Обычно тек сопровождал каждый корабль, который отправлял ИОК — департамент Исследований, Оценки и Колонизации планет. Что делает тек в таком необычном для него месте? Иллин выключил двигатели и решил дождаться, пока тот не догонит его.

Его терзала досада. «Черт! — думал разведчик. — И я проделал весь этот путь только ради встречи с теком? Ребята выставят меня на посмешище». Он недовольно стукнул по корпусу дозиметра и покрутил туда-сюда ручку выбора направления измерений. В какой-то момент прибор вновь быстро застрекотал, однозначно свидетельствуя о том, что источник радиоактивного излучения находится где-то поблизости. Но разве теки радиоактивны? Он никогда не слыхал ничего подобного. А может, он на пороге открытия? И ему будет что рассказать другим горнякам о таинственных теках. Да, кажется, так оно и есть. Однако, к великому его удовольствию, он уловил и сигнал астероида, к которому направлялся. Месторождение! Да ещё и сосредоточенное! За такое должны выплатить огромное вознаграждение.

Всего через несколько минут тек был рядом с ним. Казалось, пирамида за иллюминатором лишена каких-либо индивидуальных черт. Больше всего она напоминала глыбу обыкновенного гранита. Тек пришвартовался одной из сторон основания своего корабля к судну изыскателя и прилип к его корпусу, словно магнит. Кабина Иллина наполнилась грохотом. Тяжелый звук нарастал и снижался очень, очень медленно. И вот что произнес тек:

— Сссссссссссссссс… ппппппааааааааааааааааааа… ссссссссссссс… иииииииииииииии… ччччччччеееееееелллллллл… нннннкккккккккккк.

— Челнок? Какой челнок? — спросил Иллин, даже не задумавшись о том, каким образом тек разговаривал с ним сквозь корпус своего судна.

Вместо ответа, тек тронулся с места, потащив корабль-разведчик за собой.

— Эй! — закричал Иллин. — Я ищу рудное месторождение! У меня полно работы! Отстанешь ты от меня или нет?

— Пппппррррррррррррр…ииииииииииииии…ккккааааааааааа… ззззззззззззззз.

Иллин пожал плечами:

— Приказ? Однако!

Он довольно долго ждал, не последуют ли ещё какие-нибудь указания. «Что ж! Аргументация тека не слишком убедительна». В конце концов, смирившись со своей неудачей, он позволил пирамиде уволочь себя от долгожданной находки словно на буксире. С неожиданной скоростью они понеслись мимо сотен крохотных астероидов, которые только отскакивали от посудины тека, но врезались прямо в нос корабля Иллина. Внешний металлический слой носовой части был сделан из мягкого сплава. Под ним находился двойной слой из сверхтвердого материала на основе титана, а в качестве начинки этого «бутерброда» использовался мягкий металл, исполнявший роль амортизатора.

Подобная конструкция выдерживала столкновения с маленькими астероидами, а иногда и с такими, что покрупнее, — при условии, что скорость последних была не очень велика. Иллин всего за неделю до вылета снимал мягкий слой, чтобы отрихтовать его и выправить вмятины, оставленные астероидами в твердом покрытии. И все это придется делать заново, когда он вернется на базу, отделавшись от тека, — интересно, поверит ли его рассказу хоть одна живая душа? Он и сам-то с трудом верил, что все это происходит с ним на самом деле.

Звездные поля остались позади. Тек и Иллин перемещались по самому забитому участку астероидного пояса. Тек явно знал, куда они движутся, он ни капельки не сбавлял скорости, хотя барабанная дробь камней по обшивке корабля становилась все более интенсивной. Иллин включил видеоэкран и сомкнул раздвижной защитный колпак, чтобы предохранить носовую часть судна.

Внезапно прямо перед ними появился громадный камень, весь в красно-бурых разводах окиси железа. Он грациозно кувырнулся влево, а тек стал носиться вокруг него по часовой стрелке — такой крохотный по сравнению с бурым гигантом. Анализатор Иллина показал, что большая часть осколков, находящихся от него в непосредственной близости, содержит железо, а многие из них обладают магнитными свойствами. Ему приходилось поминутно подстраивать приборы, чтобы их показания соответствовали действительности. Они сделали петлю вокруг скопления камней, имевших почти такой же размер, как и те, что вращались вокруг астероида, правильность формы которого нарушали лишь три огромные воронки поблизости от «экватора».

В одной из воронок находился предмет, который Иллин тотчас узнал. То была спасательная капсула. Когда они приблизились, он смог разобрать надпись на белом запыленном корпусе: «НМ-СК-02».

«Отлично, мальчик, теперь ты герой», — сказал он самому себе. Эти скорлупки никогда не сбрасываются за борт пустыми, внутри непременно должен был находиться спящий ледяным сном. Сигнальное устройство, оба маяка и радиопередатчик не работали, поврежденные, по всей вероятности, при столкновении с метеоритом. Это объясняло, почему капсулу занесло туда, где она теперь находилась. Он не узнал регистрационного кода, но ведь он и не был лично знаком со всеми судами, достаточно крупными, чтобы оснащаться спасательными капсулами.

Тек освободил корабль Иллина и отошел от него на несколько метров. Было бы неверным сказать, что тек вытаращил глаза или что-нибудь тому подобное, но Иллин прямо-таки чувствовал на себе его взгляд. Иллин развернул своё судно в сторону капсулы. Магнитное поле сориентировало его носовой частью на цель. Маленький темный корабль расположился в кильватере, как бы подтверждая, что магнитное поле все сделало совершенно верно.

Медленно и осторожно перемещаясь, Иллин направил свой корабль вверх, вырываясь из кольца танцующих гигантов. Тек последовал за ним.

Маленькая пирамида настигла его на выходе из области астероидного скопления и вернула к исходной точке. Как только Иллину все стало ясно, он послал сообщение на маяки: «Разведчик буксирует спасательное судно НМ-СК-02, неповрежденное, сигнализация неисправна. Обнаружено теком». Он беспечно усмехнулся себе под нос. Его короткое сообщение поднимет на платформе настоящий переполох. Но он не хотел дожидаться, чтобы самому увидеть, какую кашу заварил.

Рудная платформа «Декарт-6» сильно изменилась за десятилетия, прошедшие с того времени, когда первые модульные цилиндры были доставлены в астероидное поле и введены в действие. Пока первые поселенцы жили в общежитиях, семьи не могли претендовать на отдельную жилую площадь.

Всевозможные товары, что некогда продавались заезжими торговцами чуть ли не с лотка, теперь можно было найти в торговых центрах, расположенных в туннелях, примыкавших к цилиндрическим комплексам рядом с деловым центром.

А когда пять лет назад завершилось строительство жилого массива, платформа почти полностью стала отвечать статусу колонии. И стремилась таковой стать.

Рудные поезда, состоящие из пяти — восьми опечатанных контейнеров, прицепленных к ракете с беспилотным управлением, совершали челночные рейсы между производящими добычу кораблями и стыковочным пирсом. Одни везли необработанный камень на обжиг, другие подвозили обогащенную руду к исполинским сфероидальным рудовозам, оснащенным тремя мощными двигателями.

По экватору гигантских сфер цепочкой располагались вспомогательные двигатели. Эти огромные низкоскоростные шары вывозили большую часть материалов с платформы. Несмотря на нелепый внешний вид и неповоротливость тяжеловозов, компания «Декарт» предпочитала пользоваться именно ими, не находя более подходящего грузового транспорта, который мог бы их заменить.

Корабли, принадлежащие коммерсантам Федерации Обитаемых Планет, отличались от судов рудной компании кричащей расцветкой спецодежды рабочих. Они приезжали сюда торговать продуктами питания, предметами домашнего обихода и минеральным сырьем, которое не находило применения на их собственных планетах, надеясь продать его по большей цене, чем им мог предложить продавец. Пока Иллин подходил к причалу, один из «купцов» отчалил с четырьмя контейнерами на буксире, направляясь к маяку, который поможет ему сориентироваться в направлении Альфы Центавра, до которой было много месяцев пути даже на кораблях ССП. Персональный челнок администрации компании, как догадался по его расцветке Иллин, выскочил из шлюзовой камеры и промчался мимо прямо к большому судну компании «Параден», разместившемуся на дальней стыковочной орбите где-то по левую руку от него.

Иллин передал опознавательный код своего корабля на подходе к платформе. В наушниках пронзительно заверещал подтверждающий сигнал.

— Добрый день, Ромзи! Это твой тек позади тебя на отметке 0,05? — весело спросила с видеоэкрана диспетчер Маворна, настроившись на его частоту связи. Это была грузная темнокожая женщина с блестящими зелеными глазами.

— Такой же мой, как и твой! — сварливо огрызнулся Иллин. — Он всего лишь проводил меня до дома.

— Так говорят все, дурья башка. Я слышала, ты попал на крючок к жеоде?

— Да, что-то вроде того, — признал Иллин.

Жеодами называли булыжники, внутри которых, по всем приметам, находились драгоценные камни, а расколоть эти «орешки» сразу же, в поле, не удавалось. Некоторые из них и в самом деле содержали целое состояние, но в большинстве своем они глубоко разочаровывали «счастливчиков», которые находили их и волокли домой.

— Я не знаю, кто там внутри. Тек не сказал. Он такой молчаливый.

— Тек не сказал? Ха-ха! С чего это ему вдруг разговориться? Я направила медиков к закрытой платформе — встретить тебя. Сиди теперь тихо, не рыпайся, пол только что натерли. И запомни: не высовывайся, пока не выключится сигнализация шлюза.

— А там, часом, не поджидает команда журналистов с тривидения? — спросил Иллин с надеждой.

— Сынок, сегодня у нас новости поинтереснее, чем то, что с тобой приключилось. Растопырь уши и жди. Получишь обо всем полное представление, когда прибудешь на базу. Ну ладно, некогда мне с тобой болтать.

Маворна хрипло засмеялась и прервала связь. Вместо её лица на экране появилась информация о том, на какой частоте в этот день работают посадочные маяки. Иллин настроил приемник и направился к открытому шлюзу, сквозь который лился яркий искусственный свет. Тек молчаливо проследовал за ним.


***

Крохотные москиты звенели прямо ей в уши.

— Лнзз… Лнзз… Мсссп…

Она не обращала на них внимания и не открывала глаза. Кожа её зудела, особенно болели уши и губы. Она осторожно приоткрыла рот и облизнула губы.

Они были очень сухими. Вдруг она ощутила во рту ледяную влагу. Она вздрогнула, и холодная жидкость потекла ей в уши и за воротник. Москиты загудели снова, и их звон начал оформляться в слова:

— Лун… Лунзи… Доктор Меспил. Это ваше имя, да?

Лунзи открыла глаза. Она лежала на больничной койке в светлой комнате без единого окна. Три человека стояли рядом с её кроватью, двое — в белых медицинских халатах, третий — в комбинезоне горнорабочего. А ещё там был тек. Её настолько удивило присутствие тека в больничной палате, что она не сводила с него глаз, не обращая ни малейшего внимания на присутствие всех остальных. Высокий мужчина в белом халате склонился над ней:

— Вы можете говорить? Я — доктор Стив Банус. Вы на рудной платформе «Декарт-6». Я — директор госпиталя. Как вы себя чувствуете?

Лунзи глубоко вздохнула:

— Спасибо, нормально. Только я совсем закоченела. И в голове опилки. А так — все отлично!

— Ццццееееееелл… лллллааааааааа? — пророкотал тек. Все выслушали его внимательно и с почтением. Затем он повернулся к Лунзи. Это должно было означать, что вопрос адресован именно ей. Ей хотелось, чтобы тек пояснил свой вопрос, но никто не проронил ни слова. Всем казалось, что смысл вопроса ясен.

— Да, цела, — отозвалась она. Было бы здорово, если бы у тека имелось лицо или хоть что-нибудь, к чему можно обращаться. Но ничего подобного у теков не найдешь. Он напоминал глыбу хорошо обтесанного камня. Лунзи ждала реакции.

Тек больше не сказал ничего. Пирамида, казавшаяся людям лишенной каких-либо индивидуальных черт, быстро направилась к двери и покинула помещение.

— Что делал здесь этот тек? — недоумевающе спросила Лунзи.

— Понятия не имею, — признался столь же недоумевающий Стив. — И не представляю, что он мог искать там, в астероидном поле. С ними трудно вступать в контакт. Этот тек откровенно дружелюбен, вот и все, что я могу сказать. И он поспособствовал вашему спасению: привел к вашей капсуле вот этого молодого человека, рудоразведчика Ромзи.

— А я и не поблагодарила его, — легкомысленно усмехнулась Лунзи. Она попыталась сесть. Мужчина в белом халате поспешил поддержать её и зафиксировать изголовье кровати в удобном положении. Она отстранила его. — Где я? Это рудная платформа?

— Да, конечно. — Девушка-врач улыбнулась ей. Девушку отличали прекрасная кожа цвета кофе со сливками, темно-карие глаза и гладкие черные волосы, заплетенные в длинную тугую косу. — Меня зовут Сатия Сомило. И я здесь родилась.

Лунзи озадаченно взглянула на неё:

— В самом деле? Я-то думала, что жилые дома на платформе начали строить лет пятнадцать назад, не раньше. А вам по меньшей мере двадцать.

— Двадцать четыре, — призналась Сатия, глядя весело и дружелюбно.

— Сколько же я проспала?

Врачи переглянулись, не зная, что и ответить. Лунзи пристально смотрела на них. Темноволосый парень в комбинезоне, неловко переминавшийся с ноги на ногу, кашлянул. Банус подал ему тайный сигнал, едва заметно подмигнув, после чего повернулся к молодому человеку и заговорил:

— Нет-нет, я про вас не забыл, Иллин Ромзи. Тем, кто находит спасательные капсулы, полагается солидное вознаграждение за их доставку на платформу, и вам это хорошо известно.

— Да ладно. — Молодой человек усмехнулся, задумчиво прищуриваясь. — Хотя это примирит меня с тем, что я упустил богатый астероид. Я все равно доставил бы её сюда. Случись мне потеряться вместе со своим судном, я бы твердо надеялся, что и со мной кто-нибудь поступит точно так же.

— Этот кто-нибудь может оказаться не таким альтруистом, как вы, мой друг. Своя рубашка ближе к телу. Компьютер, начислите изыскателю Ромзи премию за доставку спасательной капсулы… — Высокий врач вопросительно взглянул на Лунзи.

— НМ-СК-02, — подсказала она.

— …и удостоверьте подлинность моим голосовым кодом. Если подтверждение необходимо, посылайте запрос ко мне.

— Понял, — прозвучал монотонный голос компьютера.

— Ну, идите, Ромзи, — разрешил Стив. — Ваша операция не является секретной информацией, поэтому, если захотите, можете раззвонить вашу новость хоть на всю округу…

Иллин Ромзи хмыкнул:

— Благодарю. Надеюсь, что у вас все сложится удачно, доктор Меспил. — Молодой человек раскланялся и вышел из палаты.

Стив вновь обернулся к Лунзи:

— Безусловно, это вознаграждение не идет ни в какое сравнение с жалованьем, которое будет выплачено вам, доктор Меспил. Вы являлись сотрудником компании в момент погружения в холодный сон. Руководство считает делом чести выплачивать подобные долги. Зайдите ко мне потом, расскажете, как уладились ваши финансовые дела.

— Сколько времени я спала? — настаивала Лунзи.

— Вы должны представлять, где вас нашел рудоразведчик. Вашу капсулу не смогли разыскать вместе с другими двумя капсулами с… э-э-э… «Нелли Майн». Даже их обнаружили с большим трудом. Поисковые работы длились более трех месяцев.

— Все остальные в норме? — быстро спросила она, сразу же представив себе четырнадцать остальных членов экипажа «Нелли Майн». Джилет так боялся, что ему снова придется погружаться в холодный сон. Она даже пожалела, что у неё не было возможности дать ему успокоительное перед началом криогенного процесса.

Доктор Банус развернул к себе монитор стоявшего на столе компьютера и уткнулся в экран.

— Да-да, все были в полном порядке. Полная норма, никаких болезненных проявлений, вызываемых иногда криогенным сном. Вы тоже скоро почувствуете, что «все позади и вновь пришла весна».

— Ну хорошо. Могу я воспользоваться коммуникационным центром? Я полагаю, вы известили мою дочь Фиону, когда мы вынуждены были эвакуироваться с «Нелли Майн». Я хочу связаться с ней, чтобы сообщить, что наконец-то найдена. Она, наверное, очень за меня беспокоится. Не отправляется ли в скором времени какой-нибудь челнок на Тау Кита? Я должна послать ей весточку.

— Вы думаете, она все ещё там? — спросила Сатия, неодобрительно глядя на Стива.

Лунзи заметила, что они переглянулись.

— Я оставила её там на попечении своего друга, тоже врача. Ей было всего четырнадцать…

Лунзи смолкла. То, как доктора разговаривали с ней, подводило её к мысли, что челнок не могли найти года два. Что ж, подобному риску подвергается всякий, кто отправляется в космическое путешествие. Лунзи попыталась представить себе, какой стала Фиона теперь, как она выросла за такой долгий срок. Юношеская угловатость, должно быть, теперь смягчилась.

Лунзи надеялась, что наставнику её дочери хватит такта и хорошего вкуса, чтобы помочь девочке найти собственный стиль и уберечь от обычной для подростков вульгарности. Наконец она обратила внимание на неловкое молчание окружающих, которое с каждой минутой становилось все более тяжелым. Чутье подсказывало, что что-то не так. Лунзи подозрительно посмотрела на своих собеседников. Если обычный перелет из одной звездной системы в другую и то занимал два-три года, едва ли современные психологи стали бы так волноваться по поводу холодного сна такой же длительности.

Так сколько же она проспала? Пять лет? Десять?

— Вы очень ловко уходите от ответа на мой вопрос, но больше я вам этого не позволю. Ответьте мне прямо, сколько лет я спала?

Врачи нервно переглядывались. Банус прокашлялся и вздохнул.

— Много, — произнес он небрежно, хотя Лунзи заметила, что эта небрежность наигранная. — Лунзи, было непорядочно с моей стороны вводить вас в заблуждение. Я должен был сказать вам это сразу же, как только вы пришли в себя, чтобы вы могли адекватно воспринимать происходящее. Я виноват перед вами и прошу меня простить. Это такой исключительный случай, что я испугался и изменил своему обычному правилу. — Запнувшись, Стив сделал глубокий вдох. — Вы находились в криогенном сне шестьдесят два года.

Шестьдесят два… У Лунзи закружилась голова. Она готова была услышать, что проспала год, два или три, ну, в конце концов, двенадцать лет, как Джилет, но шестьдесят два… Она уставилась в стену, стараясь припомнить хоть какой-нибудь сон, хоть что-нибудь, что подтвердило бы ей, что прошло столько лет. Ничего. Она не видела ни единого сновидения в холодном сне. В холодном сне сновидений не видел никто. Она застыла, оцепенев, стараясь справиться с потрясением.

— Это невозможно. Я воспринимаю все так, словно катастрофа произошла лишь несколько минут назад. В моих ощущениях нет пробела между тогда и сейчас.

— Теперь вы видите, почему мне было так трудно сказать вам, Лунзи, — проговорил Стив мягко. — Гораздо легче, когда речь идет о двух или трех годах, вы знаете. Здесь, на платформе, мы редко сталкиваемся с более продолжительными сроками, оказывая главным образом помощь горнякам, чьи суда потерпели бедствие. Они запаздывают немногим больше, чем сводка новостей за день, поэтому проблемы с ассимиляцией выпадают лишь изредка.

Криогенная технология разработана сто сорок лет назад с небольшим. Ваш… э-э-э… интервал — самый длительный за всю историю, рекордно длительный, я специально поинтересовался. И мы поможем вам, чем только сможем. По первому вашему слову.

Рассудок Лунзи все ещё отказывался осознать, что этот шестидесятидвухлетний провал — нечто реальное.

— Но это значит, что моя дочь…

У неё перехватило горло, язык не поворачивался высказать ужасную мысль, пронесшуюся в сознании. Она протянула руку и ощупью нашла голограмму, стоявшую на полочке рядом с кроватью. Она готова была принять, что вместо девочки Фионы, которую оставила, найдет семнадцати-или восемнадцатилетнюю девушку, но никак не женщину семидесяти шести лет, пожилую женщину, которая теперь старше её самой более чем вдвое.

— Вы знаете, а мне ведь только тридцать четыре, — пробормотала она.

Сатия, сидевшая на краю соседней кровати рядом с Лунзи, дружески взяла её за руку:

— Знаю.

— Это значит, что моя дочь… выросла без меня! — судорожно закончила мысль Лунзи. — Выбрала профессию, любила, рожала детей…

Голограмма радостно улыбалась ей, в ушах звенел смех Фионы, не осознающей своей прелести длинноногой девчонки, которая обещает стать высокой статной женщиной.

— Да, скорее всего, — согласилась девушка-врач.

Лунзи уткнулась лицом в ладони и зарыдала. Сатия присела рядом, обняла её и стала ласково гладить по голове.

— Может быть, принести вам успокоительное и дать возможность отдохнуть?

— предложил Стив, когда всхлипывания стихли.

— Нет! — Лунзи свирепо стрельнула в него заплаканными глазами. — Я не хочу больше спать!

«Что это такое я сказала? — подумала она, внутренне собравшись. — То же самое говорил мне Джилет: чувство обиды, ужас при одной мысли о сне…»

— Может, кто-нибудь прогуляется со мной по платформе, пока я ещё не освоилась? — Она с надеждой посмотрела на окружающих, заставляя себя улыбаться. — У меня было очень много времени для отдыха.

— С удовольствием, — вызвалась Сатия. — Эта смена у меня свободна. Мы можем сходить в центр связи, послать на Тау Кита запрос о вашей дочери.

Коммуникационный центр располагался возле административных блоков в Первом Цилиндре. Сатия и Лунзи прошли около мили по сводчатому туннелю, ведущему туда из Второго Цилиндра, где был размещен медицинский центр.

Лунзи широко раскрытыми глазами смотрела на все, что оказывалось в поле её зрения. Как и говорила Сатия, взрослое население платформы насчитывало свыше восьми сотен душ. Восемьдесят пять процентов из них составляли люди, включая «тяжеловесов», а также вефты и птицеподобные рикси. Прочие являлись представителями других, неизвестных Лунзи рас.

«Тяжеловесы» тоже были людьми, но генетически они представляли собой почти самостоятельный вид, специально выведенный для заселения планет, тяжело поддающихся колонизации из-за сильной гравитации и суровых климатических условий, непосильных для обыкновенных людей-»легковесов».

Рост «тяжеловесов» мужского пола обычно составлял семь футов и выше.

Крупные и грубые черты лица делали их похожими на неандертальцев, руки их были огромны, хотя кисти имели вполне пропорциональное сложение и относительно изящные пальцы. Рядом с могучей, мускулистой женщиной-»тяжеловесом» «легковесная» женщина казалась куклой. Они раздражали Лунзи своим видом, ей казалось, что она окружена кривыми зеркалами, как на карнавальном аттракционе. У неё даже появилось неприятное ощущение, что на неё могут наступить, не заметив. Сильно выдающиеся надбровные дуги на лицах «тяжеловесов» придавали им сердитый вид, даже когда они улыбались. Она старалась держаться от них подальше.

Всю дорогу Сатия поддерживала легкую беседу, обращая внимание Лунзи на своих знакомых и рассказывая о жизни на платформе.

— У нас тут довольно маленькая община, — весело щебетала она. — И потому очень трудно избежать встречи с тем, кого не хочешь видеть. На платформе в глубоком космосе места для уединенного времяпровождения неприкосновенны. Они помогают в большинстве случаев, но «Декарт», на самом деле, проводит подробные персональные анализы, чтобы выявить тех, кто вряд ли сможет жить и работать на платформе. Во время отдыха у нас проводятся игры и разнообразные праздники. Кроме того, у нас есть значительная библио-и видеотека. Скука — одно из самых больших зол для малочисленного сообщества. Я знаю почти всех, потому что организую большинство мероприятий для детей.

Безучастная Лунзи шла в ногу с провожатой, бормоча приветствия и улыбаясь друзьям Сатии, но забывая их имена, лишь только они проходили мимо.

— Леп! Домман Лепке! Подожди! — Сатия припустила со всех ног, чтобы догнать высокого загорелого мужчину в кителе с воротником-стойкой, который только что скрылся за автоматическими прозрачными дверями. Он обернулся, услышав окликающий его голос, и улыбнулся во весь рот, когда Сатия помахала ему. — Леп, я хочу познакомить тебя с нашим новым другом. Это — Лунзи Меспил. Мы только что вывели её из холодного сна. Она считалась без вести пропавшей более шестидесяти лет.

— А-а, ещё одна воскресшая из мертвых, — неодобрительно вздохнул Лепке, пожимая им руки. — Ну и как? «Все переменилось» или «нет никаких перемен»?

Каждого можно отнести к одной из этих двух категорий. Это все пустяки.

Сатия, ты слышала последние новости с Дельта Маяка? «Тяжеловесы» захватили Феникс. Это самое настоящее пиратство!

Сатия, открывшая рот, чтобы сделать ему выговор за равнодушие, замерла, не издав ни звука. Глаза её расширились от ужаса.

— Но ведь тот мир уже шесть лет считается колонией, заселенной людьми!

— А они заявили, что когда прибыли туда, то не нашли никаких признаков разумной жизни. «Легковесы» должны были находиться там и сейчас, однако они бесследно исчезли — и они, и их поселение. Мы ничего не знаем о том, что с ними случилось. Как корова языком слизнула, словно их там никогда и не было. ФОП составляет список поселенцев — как это обычно принято:

«…все, кто знает последнее местонахождение…» и так далее.

Лепке, казалось, был даже доволен, что он — первый, от кого женщины услышали столь потрясающую новость.

— Любая жизнеспособная колония обладает правом собственности, поэтому никто не сможет отвергнуть притязания «тяжеловесов», если отсутствуют какие-либо признаки того, что планета была обитаема перед тем, как они захватили её. Правда ведома только «Другим».

— О черт! Это настоящее пиратство! Пошли, Лунзи, нам надо получить самую свежую информацию. — Изящная Сатия устремилась к коммуникационному центру, увлекая свою подопечную за собой.

Когда они прибыли на место, там уже собралась настоящая толпа. Публика вплотную подступала к объемному видеополю, возбужденно переговариваясь и размахивая руками, лапами, щупальцами.

— Они не имели права вторгаться в тот мир! Он был предназначен для «легковесных» людей. Их сфера — планеты с сильной гравитацией. Вот такие пусть и занимают! А те, что с нормальной гравитацией, оставьте нам! — возмущенно доказывал кому-то мужчина с огненно-рыжими волосами.

— И это не первая планета, которую обчистили и забросили, — вставила молодая женщина с почти человеческими чертами лица, присущими вефтам, живущим среди людей. Лунзи быстро оглянулась, чтобы посмотреть на товарищей девушки-вефта: они обычно держались по трое. — Совсем недавно шли толки про Эпсилон Индейца. Атаковали сразу все его спутники. Феникс — это только последняя погубленная планета, о которой стало известно.

— А что случилось с колонистами, отправленными работать на Феникс? — спросила светловолосая женщина.

— Никто ничего не знает, — ответил оператор по связи, крутя ручки настройки у основания экрана. — Быть может, их забрали «Другие». Смотрите, я ещё раз покажу — для тех, кто прозевал. Я вывожу информацию на экран сразу же, как только она поступает со спутника.

Толпа зашевелилась: недавно прибывшая публика стремилась оказаться поближе к экрану, оттесняя тех, кто уже просмотрел сообщение.

Зажатая между широкоплечим мужчиной в рабочем комбинезоне и ящероподобным сетти в мундире администратора, Лунзи увидела на экране компьютера изображение жилых домов и промышленного комплекса колонии на Фениксе. Что же случилось с поселенцами? У них ведь наверняка остались родные и близкие, которые обеспокоены их судьбой. Люди не возникают из пустоты, каждый из них — чей-нибудь сын. Или — чья-нибудь дочь.

— Официальное сообщение было крайне сухим, но все можно прочесть и между строк. Они ужасно обеспокоены: что-то в их системе вышло из строя.

Предполагается, что ФОП должна стоять на защите интересов зарождающихся колоний. — Блондинка обращалась к стоявшему рядом с ней мужчине.

— Только в том случае, если подтверждена их жизнеспособность, — уточнил вефт. — Существует определенный этап, на котором молодое поселение должно само защищать собственные интересы.

— Это оказалось для них слишком рискованным предприятием, — спокойно сказал сетти, засовывая свои когтистые лапы в свисающие мешками карманы форменной одежды. — Вот они и пропали без вести.

— Послушайте, граждане! Раз уж «тяжеловесы» смогли добиться успеха, надо позволить им владеть этой планетой, — предложил краснолицый мужчина в спецовке.

Эта идея вызвала море протеста. Слова буквально потонули в полных негодования выкриках.

— Хорошо ещё, что ФОП занимает иную позицию, чем вы, — прорычал кто-то рядом. — А то вашим детям негде было бы жить.

— Да свободных планет полным-полно, на всех хватит, — продолжал настаивать на своем краснолицый в спецовке. — Галактика бесконечна.

— Вы только на нас посмотрите! Мы реагируем на происходящее так, словно это случилось только что, — недовольно бурчал человек с огненной шевелюрой. — Новости доходят до нас с опозданием на несколько месяцев!

Неужели нельзя получать информацию из цивилизованного мира побыстрее?

— Скорость света — единственное, что есть в моём распоряжении, — криво усмехнулся служащий коммуникационного центра. — До тех пор, пока вы не захотите регулярно оплачивать почтовые прогоны в ССП. Или посылайте коллективный запрос, чтобы нам позволили установить усилитель сигнала на ССП-линии. Впрочем, и это будет ненамного быстрее.

Лунзи всматривалась в самодовольную круглую физиономию человека, возглавившего новую колонию на Фениксе, возникшую в трехмерном видеополе.

Он рассказывал о торговых соглашениях, заключенных между Фениксом и компанией «Параден». Единственное, что формально требовалось для официального признания колонии ФОП, — жизнеспособное население, сплоченное совместно пережитыми трудностями и испытаниями, которое подтверждает, что колония может самостоятельно поддерживать своё существование в галактическом сообществе.

«…Хотя эта планета и не слишком богата рудами, содержащими наиболее ценные, трансурановые элементы, на ней обнаружены значительные запасы другого минерального сырья, представляющего немалый интерес. Мы начинаем производство…»

«Тяжеловесы» не имеют права претендовать на эту планету, даже если первых поселенцев больше нет в живых, — высказала свою точку зрения Сатия.

— Существует великое множество планет с сильной гравитацией. И их гораздо больше, чем тех, что пригодны для обитания обыкновенных людей.

— В мои времена… — начала было Лунзи, но тут же оборвала себя, представив, насколько комично должны были прозвучать эти стариковские слова в устах тридцатичетырехлетней женщины, которой она была физически. — То есть я хотела сказать, когда я покидала Тау Кита, «тяжеловесы» только начинали колонизацию планет. Они в основном группировались на Дипло. За исключением тех, кто состоял на службе в корпусе ФОП.

— А вы знаете, тут есть определенная связь, — рассуждал рыжий мужчина.

— Ведь пиратских захватов планет не было, пока «тяжеловесы» не начали самостоятельную колонизацию.

Громадная рука схватила мужчину за плечо и яростно встряхнула его.

— Это ложь! — проревел «тяжеловес» в спецодежде техника. — Планеты были созданы пустыми и безлюдными за многие сотни лет до нашего рождения. Если хотите найти виновных, так вините «Других». На них лежит ответственность за мертвые миры. А нас не обвиняйте. — «Тяжеловес» угрюмо смотрел на мужчину сверху вниз со своей семифутовой высоты, прямо-таки излучая презрение и неприязнь, распространявшиеся и на Сатию с Лунзи.

Лунзи постаралась отодвинуться от него подальше. «Легковесная» толпа начала быстро редеть, освобождая пространство возле «тяжеловеса». Ни один из тех, кто только что во всеуслышание возмущался, не захотел обсудить проблему захвата Феникса с одним из «тяжеловесов» лично.

«Другие». Таинственная сила Галактики. Никто не знал, кто «Они» такие, равно как никому не было известно, что на самом деле явилось причиной разрушения многих планет: воля «Других» или некие природные катаклизмы.

Лунзи вдруг ощутила холод между лопаток, словно кто-то пристально смотрел на неё сзади. Она обернулась и, к величайшему своему изумлению, увидела спасшего её тека, ожидавшего у противоположной стены. У него не было ни черт, ни выражения лица, но он явно требовал её внимания. И она почувствовала, что он хочет что-то сказать ей.

— Мммммммууууууу… жжжжжжжеееееееееее…ссттввоооооооооо…

Ввввыыыыыыы… ддеееееееееееееррррррррррр… жжжжжжжжааааааааатть… — протянул тек, когда она приблизилась.

— Мужество? Выдержать? Что это значит? — спросила она.

Но тек больше ничего не сказал. Каменная пирамида медленно поплыла прочь. Она хотела побежать следом, чтобы попросить разъяснить эти загадочные слова. Ведь всем известно, что теки слов на ветер не бросают, тем более не вдаются в подробности в «беседах» с простыми смертными, вроде людей.

«Наверное, он сказал это, чтобы утешить меня, — решила Лунзи. — Все же он спас мне жизнь, направив молодого рудоискателя туда, куда занесло мою капсулу. Но какого черта никто не освободил меня раньше, если тек знал, где я нахожусь?»

Вернувшись в свою комнату, Лунзи уютно устроилась в глубоком мягком кресле перед экраном персонального компьютера. Взгляд её случайно упал на кровать, недавно застланную свежим, душистым постельным бельем. Но она не могла допустить и мысли, чтобы лечь в постель. Лунзи ни в малейшей степени не хотела спать, где-то в глубинах её подсознания все ещё жил страх, что она может больше никогда не проснуться, если уступит сну.

Лучше не забивать себе голову этими глупостями, а подумать о чем-нибудь полезном. Бегло просмотрев потребительскую инструкцию, она принялась просматривать медицинские журналы, имевшиеся в библиотеке «Декарта».

Поначалу она даже конспектировала статьи, касавшиеся недавних открытий, о которых хотела узнать подробнее. Но за прошедшие десятилетия её область науки ушла так далеко вперед по сравнению с тем, чему она когда-то училась, что иногда и поверить было невозможно. Анализируя свои возможности, Лунзи чувствовала себя все более и более потерянной.

Как и обещал, Стив Банус зашёл к ней, чтобы вместе подсчитать, сколько же должна ей компания. По его приблизительным подсчетам, этот долг значительно превышал миллион. Врач посоветовал ей рассчитаться с компанией и вновь заняться преподавательской деятельностью. Он сообщил ей также, что её вакансия в компании до сих пор открыта и если она захочет, то может занять её. Он уверял Лунзи, что она, даже не имея современного образования, могла бы пополнить штат его сотрудников. А если бы прошла курс повышения квалификации, ей была бы по плечу и более ответственная работа, например в качестве заведующей отдела в его управлении.

— Мы не можем вернуть вам эти годы, но мы можем попытаться сделать так, чтобы вы были счастливы здесь и сейчас, — говорил он.

Лунзи была польщена и тем не менее никак не могла определить, что же ей делать. В ней по-прежнему кипело негодование, что её настоящая жизнь прервалась так жестоко. Ей необходимо было время, чтобы прийти в себя, переварить все, что с ней произошло прежде, чем она смогла бы сделать тот или иной выбор. Стив советовал ей непременно привести свои знания в соответствие с требованиями сегодняшнего дня. Так подсказывал и здравый смысл, но Лунзи ни на что не могла решиться, пока не узнает, что случилось с Фионой. Она опять вошла в файл с конспектами статей из медицинских журналов и постаралась прогнать сомнения прочь.

Глава 3

— Как спалось? — поинтересовалась на следующее утро Сатия. Она, приоткрыв дверь, заглядывала в комнату Лунзи, помахивая рукой в знак приветствия.

Лунзи оторвалась от компьютерного экрана и улыбнулась:

— Да никак! Я вообще не сомкнула глаз. Первую половину ночи беспокоилась о Фионе, а вторую — пыталась заставить блок-синтезатор выдать мне чашку кофе. Он категорически отказывался выполнять мою команду. Как добиться от него послушания?

Сатия засмеялась:

— О, кофе! Бабушка рассказывала о нем, когда я ездила навестить её на Иниго. Ведь это — настоящая экзотика, да?

Лунзи нахмурила брови:

— Вовсе нет. Там, где, вернее когда, я появилась на свет, он был так же обычен, как грязь под ногами. И иногда очень напоминал её по вкусу… Так вы хотите сказать, что никогда не слышали о кофе? — Лунзи почувствовала, как у неё сжимается сердце. Да, конечно, за эти десятилетия произошло огромное количество перемен, но кофе… Эта мелочь буквально сразила её, тем более что это касалось давней привычки, чуть ли не ритуала. — Мне обычно по утрам бывает нужно что-нибудь, чтобы проснуться как следует.

— Да, я слышала о кофе. Его, правда, больше никто не пьет. Были проведены исследования, которые доказали, что эфирные масла и кофеин довольно вредны для пищеварительной и нервной системы. Мы теперь пьем перечник.

— Перечник? — Лунзи с отвращением сморщила нос. — Это из того, который в стручках?

— Да нет, что вы! Так называется тонизирующий напиток. Это мягкое стимулирующее средство, абсолютно безвредное. Я пью его практически каждое утро. Уверяю, вам понравится. — Сатия направилась к блок-синту, встроенному в стену комнаты, и уже через несколько мгновений протягивала Лунзи полную кружку. — Попробуйте!

Лунзи сделала маленький глоток. Ей показалось, что в неё хлынул стремительный поток, который проникал в каждую её клетку, вызывая во всех тканях ощущение легкого покалывания. Тело Лунзи сразу же позабыло об усталости, а от спазмов, которыми её наградила бессонная ночь, не осталось и следа. У неё перехватило дух.

— Здорово пробирает!

— То-то же! Иногда только это и может заставить меня вылезти из постели. К тому же перечник не оставляет во рту кислого привкуса, которого почему-то требовала от кофе моя бабушка.

— Буду надеяться, что это поможет мне адаптироваться в будущем. — Лунзи протянула чашку Сатии. — Ах да, чуть не забыла. Все эти электронные штучки в туалете поставили меня в тупик. Который из них — унитаз, я догадалась, но даже не могу себе представить, каково назначение всех остальных.

Сатия снова засмеялась:

— Ну конечно! Я сама должна была подумать об этом заранее. Давайте проведем экскурсию.

Объяснив Лунзи, для чего нужны различные приспособления в её номере, и рассказав, как с ними обращаться, Сатия налила себе и Лунзи по чашке чаю из целебных трав.

— Что-то ничего не могу понять в этих ваших новомодных приспособлениях.

Может, попозже и разберусь, что к чему, — самокритично заметила Лунзи.

Сатия отхлебнула из чашки:

— Естественно, ведь это все — тоже частички вашего будущего, которые здорово облегчают жизнь. Так, по крайней мере, утверждает реклама. Так как, друг мой, вы собираетесь распорядиться своим будущим?

— Насколько я представляю, у меня есть только два пути. Я могу отправиться на поиски Фионы или пройти курсы повышения квалификации, чтобы иметь возможность заниматься медициной в этом веке, а потом уже искать дочь. Эту ночь я просидела за компьютером, просматривая информацию о новейших открытиях в области медицины, сделанных незадолго до моего погружения в холодный сон. Прогресс не стоит на месте. Все те новейшие открытия теперь безнадежно устарели. Я ощущаю себя деревенщиной в огромном городе, которая не знает толком даже языка, чтобы попросить о помощи.

— Так, может быть, будем учиться вместе? Я здесь заканчиваю ординатуру под руководством доктора Бануса. Потом я могла бы найти себе работу вне платформы. Это способствовало бы моему продвижению по службе. Ведь моя специальность — педиатрия — в последнее время стала особенно популярна.

Например, у нас на платформе произошел настоящий демографический взрыв. Но тогда придется расстаться с моими детьми, а мне бы этого очень не хотелось. Нонни три года, а Оми всего лишь пять месяцев. Это такое счастье — быть вместе с ними, и я не хочу потерять ни дня их детства.

Лунзи печально кивнула:

— Прекрасно вас понимаю, я чувствовала то же самое. Но у меня ещё нет ясного представления, что делать дальше. Я должна решить, с чего начать.

— Хорошо. Но сперва пойдемте со мной. — Сатия встала и сунула свою чашку в люк для использованной посуды. — Эйден, техник-объемник, просил передать, что хочет с вами поговорить.

Оставив чашку на подлокотнике кресла, Лунзи поспешила вслед за Сатией.

— Я отправил ваш запрос на Тау Кита ещё в прошлую смену, доктор, — сообщил техник, когда женщины разыскали его в коммуникационном центре. — И думаю, пройдет несколько недель, прежде чем ответ доберется сюда, в эту каменоломню. Но я хотел вам сказать другое… — Молодой человек поднял вверх указательный палец, неторопливо что-то вспоминая. — Мне кажется, я где-то уже встречал вашу фамилию. Я заметил её в какой-то передаче, вот только никак не вспомню, где именно… Это было в одной из сводок новостей, которые мы принимали недавно. Может быть, это один из ваших потомков?

— Правда? — с интересом спросила Лунзи. — А можно мне посмотреть? Я совершенно уверена, что Галактика полным-полна моими внуками и внучками.

Эйден отобрал листы с обзорной информацией, поступившей со всех шести маяков в течение дня.

— Где-то здесь. Смотрите внимательнее! Слово «Меспил» в очень четком официальном сообщении по объемному вещанию, а дальше «Фиона, ДМ, ДВ», а вокруг — сверху и снизу, таким же шрифтом — другие имена.

— Моя дочь! Это её имя. Где она, Эйден? Что это был за лист? — допытывалась Лунзи, скользя глазами по незнакомым именам. — А не было ли это по видео?

Техник выглянул из своей рубки, взглянул наверх, и его радостное возбуждение мгновенно сменилось ужасом.

— О черт! Простите! Доктор, это был список ФОП. Сообщение о тех, кто пропал без вести во время пиратского нападения на Феникс.

— Не может быть! — прошептала Сатия, поспешив поддержать Лунзи, у которой подкосились колени. Лунзи посмотрела на неё с благодарностью, но отказалась от помощи и вновь взяла себя в руки.

— А что обычно случается с теми, кто находится на планетах, когда их захватывают? — спросила она, подавляя нервную дрожь, не позволяя своему воображению думать о худшем. Фиона!

Молодой человек сглотнул. Он был не из тех, кто любит приносить дурные вести, и всеми силами старался ободрить эту милую женщину. Ей и без того многое уже довелось пережить. Он очень жалел, что не проверил информацию, прежде чем сообщать её Лунзи.

— Иногда они находятся, но не помнят, что с ними было. Иногда выясняется, что они работают где-нибудь в другом месте и у них все нормально, просто сообщения, которые они посылали домой, потерялись. В системе дальней галактической связи это случается довольно часто, обычное дело. Хотя чаще всего эти люди исчезают бесследно.

— Не может быть, чтобы Фиона погибла. Как же мне узнать, что с ней стало? Я должна её найти.

Техник задумчиво смотрел на неё:

— Советую вам обратиться к шефу Службы Безопасности Вилкинсу. Он подскажет, как быть.

Шеф Вилкинс был низкорослым мужчиной с жидкими сивыми усами, скрывавшими верхнюю губу, и внимательными черными глазами. Он пригласил Лунзи зайти в свой кабинет, небольшую комнату, где царил идеальный порядок и чистота, свидетельствовавшие об определенном складе характера хозяина.

Лунзи детально изложила суть вопроса, хотя по его реакции поняла, что он и так уже в курсе всех её дел.

— Так как же вы планируете поступить? — мягко осведомился он.

— Я, разумеется, собираюсь отправиться искать свою дочь, — твердо ответила Лунзи.

— Ладно, ладно, — улыбнулся он. — Где? Вы получили причитавшиеся вам деньги. Теперь у вас достаточно средств, чтобы исколесить всю Галактику вдоль и поперек и вернуться обратно. С чего вы начнете?

— Где? — Лунзи растерянно заморгала. — Я… я не знаю где. Думаю, мне надо начать на Фениксе, где её видели в последний раз…

Вилкинс покачал головой и умоляюще посмотрел на неё:

— Но мы же не знаем этого наверняка, Лунзи. Это только предположение, что она была там, вместе с остальными колонистами.

— Ну, в ИОК-то наверняка должны знать, приезжала она на Феникс или нет.

— Хорошо, хорошо. Отправная точка есть. Правда, до неё очень много световых лет. А что, если вы не найдете её там? Куда дальше?

— Ох… — Лунзи бессильно откинулась на спинку кресла. — Вы совершенно правы. Я даже не задумывалась о том, как её искать. Я всю жизнь могу идти за ней хоть на край света. И не играет никакой роли, насколько это далеко.

Перед её мысленным взором возникла карта звездного неба. Каждая точка заключала в себе, по меньшей мере, один обитаемый мир. Требуются недели, месяцы и даже годы, чтобы добраться от одного до другого. И очень много лет, чтобы побывать на каждой планете и расспросить каждого в каждом городе… Она стиснула подлокотники кресла, чувствуя себя такой маленькой и беспомощной.

Вилкинс одобрительно кивнул:

— Вы теперь сами убедились, что первая трудность подобного розыска — расстояние. А вторая — время. За время пути информация устаревает.

Рассылка запросов и получение на них ответов требуют колоссального времени. Чтобы узнать, куда делась ваша дочь, вам следует начать расследование этой истории с противоположного конца. События детства, регистрация брака или других фактов её биографии; кроме того, она скорее всего должна была устраиваться на работу — один или несколько раз в жизни.

Эти факты подскажут вам, где она может быть сейчас.

Например, почему она оказалась в составе той межпланетной экспедиции? В качестве поселенца? Или специалиста? А может быть, как обозреватель? ИОК все это регистрирует. Даже мы можем это посмотреть. — С этими словами Вилкинс включил стоявший у него на столе компьютер и развернул монитор к Лунзи. — Вот её имя. Перед ним — аббревиатуры ДМ и ДВ.

Лунзи ещё раз взглянула на текст сообщения, стараясь не замечать роковые слова.

— ДМ. Доктор медицины. Она врач. ДВ… ДВ… — Лунзи изо всех сил напрягала память. — Это указывает на то, что она специалист в области вирусологии.

— А это значит, что она должна была где-то учиться в университете. Я уверен, что вы хотели, чтобы она получила высшее образование. Чем она занималась в годы обучения? Перед вами — обширное поле деятельности, но пройдут месяцы, если не годы, пока придут ответы на ваши запросы. Лучшее, что вы можете сделать, — создать координационный центр поиска и разослать запросы.

— Стив Банус посоветовал мне вновь пойти в Университет, чтобы обновить свои знания.

— Дельный совет. Пока вы будете восполнять пробелы в своем образовании, сбор информации как раз подойдет к концу. Обратитесь за помощью в какое-нибудь агентство, которое, на ваш взгляд, может оказаться полезным.

Не раздумывайте, коль скоро они смогут значительно расширить ваши возможности. Следует раздобыть всю информацию, которую можно раздобыть в принципе, причем лучше получить её быстро и в неискаженном виде. К тому же это обойдется вам гораздо дешевле, чем доводить себя до изнурения наведением справок собственными силами. Конечно, в любом случае поиск влетит в копеечку, но зато вам самой не придется своими руками делать массу рутинной работы, стараясь извлечь хоть какой-то здравый смысл из огромного потока информации, не имея возможности учесть все обстоятельства.

— Мне это нужно. Передо мной никогда не стояла столь сложная задача.

Когда Фиона росла, мы с её отцом регулярно переписывались. И я никогда не задумывалась о том, сколько времени проходит между отправлением письма и получением на него ответа. Летать в ССП, конечно, быстрее, но стоит мне только подумать о таком долгом путешествии, в конце которого я могу вдруг её не найти… Фиона настолько дорога мне, что я позволяю себе верить в лучшее. Спасибо, вы помогли мне разобраться. — Лунзи запнулась. — И ещё, Вилкинс. Спасибо, что не высказали предположения, что она погибла.

— Вы же не допускаете мысли, что это могло случиться. Ваша интуиция — одна из лучших подсказок. Полагайтесь на неё. — Кончики жидких усов приподнялись в ободряющей улыбке. — Удачи вам, Лунзи.

В детском саду царил веселый беспорядок. Маленькие человечки с криками гонялись за детенышами других рас по обитому мягкой тканью манежу, натыкаясь на игрушки с наполнителем из пеноматериала и словно не замечая двух взрослых, которые укрылись в одном уголке, стараясь не попасть никому на дорогу, чтобы спокойно побеседовать.

— Вигул! — крикнула Сатия. — Ну-ка отпусти щупальце Тлинка! А он пусть оставит в покое твои волосы. Сейчас же! — Она резко хлопнула в ладоши, не обращая внимания на протестующие вопли обоих ребятишек. Оба успокоились, но воспитательница продолжала пристально поглядывать на участников сражения. — Обычно они ладят друг с другом, но иногда выходят из-под контроля.

— Может, их возбудило присутствие постороннего человека? — предположила Лунзи, улыбнувшись.

Сатия вздохнула:

— Я рада, что этого не видели родители юного вефта. Он ещё слишком маленький и пока не знает, что у народа его племени считается неприличным изменять форму в чьем-либо присутствии. Думаю, в общении с другими детьми ему надо учиться быть самим собой. Его сегодняшнее поведение — знак доверия. И это чудесно.

Лунзи стояла рядом с кроваткой, в которой спал Оми, крохотный сынишка Сатии. Он беспокойно ворочался во сне. Лунзи взяла малыша на руки и стала тихонько его баюкать, ласково прижав к груди. Маленькая головка склонилась ей на плечо. Ребенок самозабвенно посасывал кулачок, который чуть ли не целиком засунул в рот. Она смотрела на него с улыбкой, вспоминая, какой в этом возрасте была Фиона. Лунзи тогда училась в Университете и каждый день брала дочку с собой на занятия. Она была счастлива, ощущая близость малышки, которая спала, уютно устроившись в сумке-колыбельке. Это она дала начало этой крохотной жизни, напоминающей экзотический цветок.

Преподаватели давали шуточные рекомендации самой юной своей ученице, а зачастую она оказывалась первым человеческим детенышем, с которым сталкивались учащиеся — представители иных жизнеформ, и выступала в качестве наглядного пособия. Фиона была прелестна! Она никогда не плакала во время лекций, хотя на экзаменах время от времени вела себя беспокойно, и матери казалось, что девочке передается её собственное волнение… Лунзи резко оборвала свои воспоминания. Те времена давно прошли. Фиона уже взрослая женщина. Лунзи должна научиться думать о ней именно так.

Приютившийся на руках Лунзи малыш вытащил кулачок изо рта, сладко зевнул и водворил его на прежнее место. Она ещё сильнее прижала его к груди и резко встряхнула головой.

— Я отказываюсь верить, что Фиона умерла. Я не смогу, никогда не расстанусь с надеждой, — вздохнула она. — Но Вилкинс прав, я должна быть терпеливой. И это для меня самое трудное — терпеть эту боль. — Лунзи горестно улыбнулась. — Все члены моей семьи — никудышные пациенты. По этой причине все мы становимся врачами. Мне нужно многому научиться. И разучиться тоже. Учеба поможет мне привести в порядок мозги.

— Я буду скучать без вас; мне кажется, мы стали друзьями. Помните, двери моего дома всегда будут для вас открыты. Мой дом — ваш дом, — отозвалась Сатия.

— Я не думаю, что у меня опять когда-нибудь будет дом, — грустно проговорила Лунзи, вспоминая безбрежное звездное небо. — Но спасибо за ваше предложение. Это мне очень приятно.

Она бережно положила малыша в кроватку.

— Вы знаете, я ведь ходила повидать Джилета, рудоискателя, которого лечила от агорафобии перед самым крушением «Нелли Майн». В свои девяносто два года он все ещё бодр и здоров — дай Бог любому тридцатилетнему. Он совершенно сед, и живот так и лезет из-под ремня, но я узнала его сразу же, лишь только увидела. Иллин Ромзи приходится ему внуком. Джилет занимался разведкой месторождений ещё целых пятьдесят лет после того, как разыскали его капсулу, а сейчас он работает контролером. Я рада была найти его в добром здравии. — Её губы дрогнули в безрадостной улыбке. — Он не помнит меня. Вовсе.


***

Университет Астрис Александрии с радостью согласился зачислить своего бывшего питомца для продолжения образования. Но все присутствующие в приемной ректора буквально потеряли дар речи, когда там появилась со своим багажом в руках небрежно одетая Лунзи, пришедшая, чтобы оформить зачисление в состав группы. Лунзи заметила, как женщина-секретарь исподтишка проверила подлинность её идентификатора.

— Прошу извинить мое недоверие, доктор Меспил. Я просто не поверила своим глазам. Признаюсь честно, зная ваш возраст, мы ожидали увидеть гораздо более пожилую женщину. Я только хотела убедиться… А можно спросить? Вы добились такого потрясающего эффекта в результате глобальной омолаживающей терапии?

— Вас заинтересовал мой возраст? Мне тридцать четыре, — произнесла Лунзи каменным голосом. — Я побывала в состоянии холодного сна.

— Да-да, я вижу. Но все-таки, согласно нашим документам, со дня вашего рождения прошло девяносто шесть лет. Боюсь, то же самое скажет и ваш браслет с идентификационным кодом. И прочие идентификаторы, — сочувственно добавила она. — Я сделаю пометку в регистрационном файле; думаю, ваши обстоятельства дают основание привести цифры в документах в соответствие с физическим возрастом, если вы попросите.

Лунзи сделала предупредительный жест рукой:

— Спасибо, не надо. Это — пустое. Если это никого не смущает, я могу обойтись и без подстрочного комментария. Но я хочу попросить вас о помощи иного рода. Каким жильем обеспечивает Университет своих студентов? Мне нужно самое дешевое, которое только может быть, хотя бы и в отдаленном месте. Единственное условие — чтобы у меня был доступ к библиотечному фонду и к системе связи. Я даже готова поселиться в общежитии, лишь бы там имелся гигиенический блок. У меня имеется все необходимое для индивидуального пользования, так что я прекрасно обойдусь без излишеств.

Секретарь казалась озадаченной.

— Я было подумала… собственный дом или иное постоянное местожительство…

— К сожалению, нет. Я должна в минимальной степени расходовать те деньги, что у меня есть, на личные нужды. Мне придется довольствоваться лишь самым необходимым.

Секретарша, безусловно, сочла чуть ли не надругательством над святынями столь наплевательское отношение бывшей выпускницы Университета к вещам первостепенной значимости. Это настроило её против Лунзи, пренебрежение которой к нуждам собственной персоны выглядело по меньшей мере вызывающим.

Один багаж чего стоил! Две маленькие старомодные дорожные сумки ширпотребного вида, висевшие на спинке роскошного стула, где сидела Лунзи, выглядели на его фоне крайне непрезентабельно. Уж такого от старейшей воспитанницы этого элитарного храма науки ожидать не мог никто.

К радости Лунзи, сумки её обнаружились в дальнем хранилище на рудной платформе. Все эти годы вещи её сохранялись в вакууме при низкой температуре, поэтому ничто из её добротной одежды не было поедено паразитами и не утратило своих качеств. Её не волновало, какое впечатление она производит на университетских служащих. Теперь, осознав свою задачу, она снова могла распоряжаться собственной жизнью так, как имела привычку распоряжаться ею всегда. Аскетизм её не пугал. Она никогда особенно не любила излишеств. На рудной платформе она чувствовала себя несамостоятельной, несмотря на общее доброжелательное к ней отношение. Там сплошь и рядом — из лучших побуждений — бесцеремонно вмешивались в её жизнь. Здесь же все стало на свои места: она совершенно точно знала, какой силой обладают власть предержащие и насколько бесполезен пустой протест.

Подавляя свои эмоции, она терпеливо ждала.

— Ну ладно, — смилостивилась наконец секретарша. — Есть четырехместная спальня, занимаемая троицей вефтов… Есть свободное место в комнате — двойке. Жилец уже получил диплом и съедет недели через две, когда начнется новый семестр… Комната в шестикомнатном блоке в общежитии…

— Какая из них самая дешевая? — спросила Лунзи, резко обрывая перечисления секретарши. И приветливо улыбнулась нахмуренной женщине.

С крайне недовольной миной та переключила компьютер в режим поиска.

Изображение на экране зарябило, потом рябь прекратилась, и в центре экрана высветилась информация.

— Трехместный номер в общежитии Университета. Оба её жильца — люди. Но это достаточно далеко от учебных корпусов.

— Не имеет значения. Коль скоро там есть крыша и кровать, я буду счастлива.

С охапкой документов и сумками в руках Лунзи, получившая вид на жительство, появилась в фойе своего нового дома. Здание было старинное, построенное ещё до того, как Лунзи впервые поступила в Университет. Оно мало изменилось с той поры, и Лунзи сразу почувствовала себя здесь как дома. В вестибюле здания красовались старомодные стенды с персональными сообщениями для студентов, которые здесь жили. Они занимали почти всю стену; последний ряд располагался чуть ли не у самого пола. Там Лунзи нашла и своё имя. За словами про радушный прием следовал обычный бюрократический призыв как можно скорее пройти тестирование на общий уровень знаний. В общежитии царила полная тишина. Большая часть обитателей была на дневных занятиях или готовилась к вечерним.

Её номер располагался на девяностом этаже. Турболифт погудел, как ему и полагалось, потом резко затормозил прямо у порога с громким дребезжанием, весьма далеким от успокаивающего урчания, которое издавали подъемники на платформе. Никого из её соседей дома не было. Комната оказалась довольно большой и чистой, хотя и пребывала в некотором беспорядке. Полки были завалены барахлом с небрежностью, свойственной недавним подросткам. Ей на мгновение почудилось, что она вновь в комнате Фионы. Кто-то из хозяев этого жилья увлекался моделированием. Несколько моделей были прикреплены к потолку и висели довольно низко, и Лунзи порадовалась, что в своё время не выросла пятью дюймами выше.

Беглое обследование показало, что свободен самый маленький спальный отсек, ближайший к синтезатору пищи. Она распаковала вещи и скинула дорожную одежду. Лунзи всегда нравилось, что большую часть года на Астрис Александрии стоит мягкая теплая погода. Она с превеликим удовольствием сбросила брюки из грубой ткани, в которых предпочитала путешествовать, и облачилась в легкую юбку.

Брюки измялись и нуждались в чистке. Лунзи чувствовала, что ей не мешало бы и помыться. Рассчитывая воспользоваться обычными чистящими устройствами, располагавшимися в сантехническом блоке, она достала туалетные принадлежности, подхватила грязное белье и пыльные ботинки.

Но едва заглянув в туалетную комнату, она с ужасом уставилась на окружившую её роскошь. За исключением весьма комфортабельного унитаза, все оборудование было совершенно нового образца. Сантехнику в этом корпусе поменяли совсем недавно. Она отвечала последнему слову техники и показалась Лунзи ещё более замысловатой, чем в жилых домах на рудной платформе. Что ж, раз она больше не являлась подопечной Сатии, которая могла бы помочь, не имело смысла стоять и фантазировать, что перед ней такое. Ведь отношения между ними были достаточно простые, спрашивать Лунзи не стеснялась, а коли так, теперь можно и самой догадаться, как пользоваться этими благами цивилизации, не рискуя ничего повредить.

После того как одежда была вычищена, она надела свежее белье и подсела к монитору рядом с её кроватью. После чего внесла свой формуляр в библиотечную систему и зарегистрировала идентификационный номер, который позволял обращаться к библиотечному фонду с любого компьютера на планете.

Машинально она обратила внимание на увеличение перечня студентов в долгосрочной памяти компьютерной сети с трехсот двадцати килобайт до двух тысяч сорока восьми, и это навело её на мысль прибегнуть к программе «Зеркало». Если где-нибудь и хранилась какая-то информация о Фионе, то программа просмотра всех библиотек Галактики, носившая название «Зеркало», должна была её зафиксировать. Фиона смотрела на неё с голограммы, стоявшей на корпусе компьютера, подобно иконе, которая приносит счастье.

«ВХОД В СИСТЕМУ «ЗЕРКАЛО» (Стандартное летоисчисление — 2851.0917)», — появилось на экране.

Когда были запрошены базовые данные, она ввела: «ИМЯ — ФИОНА МЕСПИЛ /год рождения — 2775.0903 /вид — человек /пол — женский /планета рожд. — Астрис Александрия». Она родилась как раз здесь, в Университете, поэтому планетой её рождения и была Астрис Александрия. «Настоящее местонахождение — ?» Где её последний раз видели? Лунзи на мгновение задумалась, затем ввела: «Последнее достоверное местонахождение — колония на Тау Кита, 2789.1215. Последнее предположительное местонахождение — колония Феникс, 2851.0421». Пока «Зеркало» переваривало информацию, на экране появился незаполненный бланк. Лунзи ввела команду сбросить результаты поиска в свой персональный файл, предназначенный для продолжительного хранения, и приготовилась к выходу из системы.

Неожиданно экран монитора заполнился текстом, который гласил:

«МЕСПИЛ, ФИОНА.

ОБРАЗОВАНИЕ (ХРОНОЛОГИЯ ОБРАТНАЯ).


2802 — присвоена ученая степень в области биотехнологии, Университет Астрис Александрии;

2797 — присвоена ученая степень в области вирусологии, Университет Астрис Александрии;

2795 — Университет Астрис Александрии, окончила с отличием, специальность — медицина (общая);

2792 — выдан аттестат об окончании средней общеобразовательной школы, Марс;

2791 — выбыла из общеобразовательной школы, Тау Кита;

2787 — окончила начальную общеобразовательную школу, Капелла».

Далее шёл перечень дисциплин и оценки. Лунзи была крайне обрадована: информация, которую она искала, обнаружилась именно здесь, на Астрис Александрии! Она не стала дожидаться, что ещё появится на экране монитора.

Она ещё только закладывала фундамент предстоящего ей информационного поиска. Едва начавшись, её работа сразу стала приносить плоды.

«Сохранить!» — скомандовала она компьютеру.

— Я должна была бы догадаться, — задумчиво проговорила она, покачав головой. — Я могла бы догадаться, что она захочет приехать сюда, на Астрис, после всех моих восторженных рассказов об этом месте.

Первый шаг оказался успешным! Впервые Лунзи действительно почувствовала уверенность в своих силах. Душа радовалась! Она оглядела комнату и, улыбаясь, направилась к синтезатору пищи. Одно везение за другим!

— Теперь, — усмехнулась она, потирая руки, — я собираюсь научить тебя, как варить кофе.

Через час или чуть позже она разочарованно крутила в руках полную чашку бурого варева, лишь отдаленно напоминающего кофе. Напиток оказался столь горек, что ей пришлось допрограммировать здоровенную дозу подсластителя, чтоб было не так противно пить. Но зато в нем присутствовал кофеин. Она была удовлетворена, хотя все ещё продолжала горевать, что за последние шестьдесят лет кофе вышел из употребления. Но в Университете по-прежнему существовал Факультет Питания. И наверняка у кого-нибудь до сих пор сохранились рецепты синтеза кофе. Она собралась было поесть, но передумала. Не настолько уж она голодна, чтобы есть то, что лишь отдаленно напоминает еду, которую она помнит с прежних времен. Синтетическая пища всегда казалась ей безвкусной, а университетские синтмашины к тому же издавна пользовались дурной славой. У неё не было ни малейшего основания предполагать, что их репутация — равно как и качество их работы — улучшилась за время её отсутствия.

Поэтому она планировала обеспечить себя настоящей растительной пищей этой планеты, как только позволит время. На Астрис Александрии всегда произрастали замечательные бобовые и зелень, и может быть, думала с надеждой она, объединение фермерских хозяйств ещё не свернуло кофейный бизнес. Как и все цивилизованные граждане ФОП, Лунзи потребляла исключительно продукты растительного происхождения, считая поедание мяса варварским пережитком прошлого. Лунзи надеялась, что никто из её соседей не страдает подобным атавизмом, хотя университетская комиссия по вопросам жилья, несомненно, должна была выявить это и изолировать таких студентов от остальных.

Следуя инструкции, она вошла в компьютерную систему Университета и дала знак запуска программы тестирования для выявления её навыков и возможностей. Клавиатура была удобная, и Лунзи быстро нашла себя, пробегая глазами списки. Одним из обязательных требований, которых в её время не существовало, было указание квалификации: для получения права обучаться некоторым специальностям следовало сдать вступительный экзамен, подтверждающий уровень подготовки. Лунзи с сожалением отметила, что ряд специальностей, которыми она хотела бы овладеть, относится именно к этой категории. С точки зрения бюрократа это было вполне рационально: численность желающих поступить на эти специальности превышала количество учебных мест, и Университет хотел иметь гарантии, что будут зачислены лучшие из лучших. Даже если бы она решилась сдавать экзамены, ей вряд ли удалось бы добиться успеха сразу, без предварительной подготовки. Лунзи смирилась с обстоятельствами. Пока на первом месте стояли поиски Фионы, остальное особого значения не имело. Это от неё не уйдет. И она начала отстукивать ответы на вопросы первого теста.

— Можно? — деликатно поинтересовался чей-то голос из-за двери.

— Конечно! — ответила Лунзи, выглядывая из-за компьютера.

— Мир вам, сударыня. Мы — ваши соседи. — Говорящий оказался субтильным юношей с прямыми шелковистыми черными волосами и круглыми голубыми глазами. Ему с трудом можно было дать более пятнадцати лет. Сзади него стояла темно-русая девушка с толстой пышной косой, закрученной на макушке.

— Я — Шоф Скотни, родом с Димакиса. А это — Памела Исглар.

— Добро пожаловать, — приветливо поздоровалась Памела, протягивая ей руку. — Вы не повесили знака уединения на двери, и мы решили, что будет здорово, если мы войдем и поприветствуем вас.

— Спасибо, — ответила Лунзи, вставая и подавая руку Памеле. Та накрыла её другой своей рукой. — Рада с вами познакомиться. Я — Лунзи Меспил, зовите просто Лунзи. А?.. Что-то не так? — спросила она, заметив, как недоуменно переглянулись парень и девушка.

— Да так, ничего, — небрежно обронил Шоф. — А знаете, вам ни за что не дашь девяносто шесть лет. Я почему-то представлял, что вы похожи на мою бабушку.

— Благодарю за комплимент. Вы тоже выглядите не настолько пожилым, чтобы учиться в высшем учебном заведении, мой мальчик, — весело парировала Лунзи. Не лучше ли было бы и в самом деле попросить секретаршу внести разъяснения в её метрики?

Шоф страдальчески вздохнул. Он явно слышал подобное не в первый раз.

— Я не виноват, что так хорошо сохранился.

Лунзи улыбнулась гостю. Парень был безнадежно остроумен и, похоже, мог отмазаться от чего угодно.

Памела двинула ему локтем под дых, и он непроизвольно охнул.

— Не взыщите с нашего мистера Скромность. Будущих светил компьютерной науки манерам не особо обучают, поскольку машины на дураков не обижаются.

Я учусь по специальности «Межпланетное Право». А вы по какой части?

— Я медик. Вернулась сюда, чтобы пройти курсы повышения квалификации. Я была довольно… далека от медицинской практики последние несколько лет.

— Готов побиться об заклад, вы добьетесь успеха, бабуля! — довольно заявил паренек, откидывая со лба длинную прядь волос. — Мы начнем поднимать вас на высший уровень требований современности сию же миллисекунду.

— Шоф! — Памела пинком выставила за дверь своего неуемного соседа. — Где твое чувство такта?!

— Я сказал что-то не так? — невинно осведомился Шоф со всей изобретательностью, на которую только может быть способен человек, которого изо всех сил колошматят.

Лунзи наблюдала за ними, посмеиваясь.


***

В последующие несколько недель «Зеркало» не выявило ничего, стоящего упоминания. Лунзи с головой ушла в учебу. Соседи её были общительные и дружелюбные ребята, и они настаивали, чтобы она принимала участие во всех их затеях. Они таскали её с собой на студенческие вечеринки и концерты в составе своей «банды», как называли себя тридцать с лишним разгильдяев всех возрастов и жизнеформ, учившихся в Университете. Казалось, эту компанию не объединяет ничего, кроме добродушия и любознательности. Она находила, что эти вылазки вносят освежающее разнообразие в напряженный учебный процесс.

Для «банды» не существовало сокровенных тем, предметом обсуждения являлось все, включая внешность, привычки, возраст, обычаи. Лунзи скоро до смерти надоело, что её называют бабулей те, чей возраст был никак не меньше её физических тридцати четырех лет. Ей до сих пор больно было говорить о холодном сне, о том, что она потеряла дочь, о своих поисках, поэтому она ловко переводила беседу в иное русло, подальше от личных переживаний. И она изрядно удивилась бы, узнав, что Шоф полностью в курсе её дел, поскольку уже ухитрился сунуть нос в её поисковый файл. И коль скоро он это сделал, то ему следовало бы держать язык за зубами и не распространяться на эту тему. Может быть, она не сумела достаточно надежно закрыть доступ в свой «Зеркало» — файл, а может, он просто не предполагал, насколько у Лунзи серьезные основания отмалчиваться. Чаще всего, когда кто-нибудь начинал приставать с расспросами, она незаметно переводила тему разговора на личную жизнь того, кто проявлял неумеренное любопытство, вынуждая его проговориться в чем-либо, к великой радости остальных членов «банды», обожавших наблюдать, как ловко и весело получается это у Лунзи.

— Тебе следует взяться за криминальную юстицию, — настойчиво убеждала её Памела. — Не хотела бы я оказаться на скамье подсудимых, имея тебя в качестве следователя.

— Нет уж, спасибо. Лучше я буду Доктором Мак-Кой, чем Румпол из Бейли.

— Кем? — переспросил Косер, один из её однокашников, обезьяноподобный брахиан с густым лиловым мехом и блестящими белыми зрачками. — Какой-такой Ромпул?

— Что-то такое показывали на объемном, — припомнил Шоф.

— Это из древней истории, — недовольно заметила «бандитка» Фрега, полируя эбеново-черные ногти рукавом блузы.

— Никогда даже не слышал ничего подобного, — настаивал Косер. — Должно быть, оно исчезло за последнюю сотню стандартных лет.

— Похоже, что так, — согласилась приведенная в некоторое замешательство Лунзи. — Вы могли бы ещё сказать, что я — изрядный любитель древностей.

— Судя по твоему возрасту — наверняка! — хихикнул Шоф. Он обеими руками схватился за тощий живот, а потом стукнул по нему кулаком и сделал вид, будто слушает эхо. — Хм-м… Я проголодался. Пошли полопаем чего-нибудь.

Лекции были в основном такими же нудными, какими Лунзи их и помнила.

Только два курса вызывали у неё интерес — практикум по диагностическим исследованиям и обязательный курс самовнушения.

Со времен её медицинской практики диагностика шагнула далеко вперед.

Компьютерные тесты, которым подвергали поступающих пациентов, стали менее назойливыми и гораздо более содержательными и исчерпывающими. В своё время мать Лунзи, от которой она унаследовала «целебные руки», всегда утверждала: для того чтобы быть хорошим врачом, достаточно в совершенстве владеть диагностикой и уметь найти подход к больному. Её мать была бы счастлива, если бы узнала, что Фиона продолжила семейную традицию и тоже выбрала профессию врача.

Диагностическая аппаратура ныне тоже претерпела значительные изменения: она была уже не столь громоздкая, как в её времена. Большую часть инструментов можно было носить в кармане по два-три одновременно, экономя место в сумке (на всякий случай) и время. Больше всех прочих Лунзи понравилась «вещая птица», маленький медицинский сканер, который позволял обследовать больного, не прикасаясь к нему. Одним из его узлов являлось недавно разработанное антигравитационное устройство, при помощи которого прибор парил над пациентом, зависая в критических точках и сообщая о выявленных пороках. Он был особенно удобен для использования в невесомости. Прибор пользовался широкой популярностью среди врачей, которые лечили пациентов, значительно больших по размеру, чем они сами, и медиков негуманоидных жизнеформ, считавших неучтивым вторжением не только прикосновение, но даже поднесение своих манипулирующих органов на слишком близкое расстояние к чьей-либо персоне. Лунзи предпочла его потому, что руки её теперь были свободны для оказания помощи пациенту. Она отметила для себя «вещую птицу» как один из инструментов, которые непременно купит, когда дело дойдет до врачебной практики. Он был дорог, но не являлся чем-то совсем уж недосягаемым.

Однажды собранные сведения о состоянии пациента хранились в банке данных и пополнялись при каждом посещении врача. Современный медик располагал и таким орудием, как компьютерный анализ с выдачей рекомендаций относительно того, как лечить. Программа была составлена таким образом, что врач имел возможность выбора. В чрезвычайных, но непосредственно не угрожающих жизни ситуациях она могла посоветовать рекомбинантное геносращивание, химическую обработку либо хирургическое вмешательство со вторжением или без. Распространенные теперь методы прогрессивной терапии позволили отказаться от многих видов лечения, которые прежде считались совершенно необходимыми для спасения жизни пациента.

Лунзи восхищалась новым оснащением медиков, но огорчалась тем, как изменилось отношение к терапевтическому лечению за последние шесть десятилетий. Слишком большая часть настоящей работы была вырвана из заботливых рук врача и отдана холодным, бездушным машинам. Она открыто выражала несогласие со своими профессорами, утверждавшими, что новые методы лучше для пациента, поскольку они снижают возможность врачебной ошибки и занесения инфекции.

— Зато очень многие пациенты могут утратить волю к жизни из-за недостатка обычного человеческого участия, — доказывала Лунзи профессору с кафедры сердечно-сосудистой механики, беседуя с ним приватно в его кабинете. — Метод восстановления тканей поврежденного сердца технически совершенен, согласна, но что вы скажете об ощущениях больного?

Расположение духа и состояние психики вашего пациента не менее важны, чем научно обоснованное лечение в соответствии с его недугом.

— Вы отстали от времени, доктор Меспил. Это — наилучший из известных методов лечения кардиологических больных со слабыми стенками артерий, которым угрожает аневризма. Специалисты по роботехнике могут ввести пациенту микроскопические устройства для стимуляции наращивания поврежденной ткани прямо в кровеносную систему. И вовсе не надо, чтобы его беспокоило знание того, что происходит у него внутри.

Лунзи скрестила руки на груди и неодобрительно посмотрела на собеседника.

— Так их не тревожит вопрос, что с ними происходит? Тогда, значит, было и немало пациентов, которые не узнали ничего, кроме врачей, которые не отвечают на их вопросы. Предполагаю, впрочем, что вы никакой разницы не видите.

— Вы несправедливы, доктор. Я хочу предложить своим пациентам самые лучшие методы лечения.

— А я хочу делать больше, чем просто обслуживать машины, которые обслуживают пациента, — отстреливалась Лунзи. — Я — врач, а не механик.

— А я — хирург, а не психолог.

— Что ж! Меня вовсе не удивляет, что профессор психологии полностью расходится с вами во взглядах! Вы не увеличиваете шансов вашего пациента выжить, работая над ним так, словно это ни о чем не подозревающая груда запчастей, из которой надо собрать работоспособный механизм.

— Доктор Меспил, — непроницаемо произнес кардиолог. — Как вы совершенно справедливо утверждаете, психологический комфорт играет очень важную роль для выздоровления больного. Больной сам делает выбор между жизнью и смертью после оказанной ему высококачественной медицинской помощи. Я не считаю себя вправе вмешиваться, это его личное право.

— Как вы вывернулись. Но то, что вы говорите, просто нелепо.

— Значит, выражаясь на вашем старомодном жаргоне, я увиливаю от исполнения своего долга. Я знаю о ваших недавних публикациях в уважаемых медицинских журналах относительно медицинской этики. Они достойны похвалы.

Я даже прочел ваши резюме в обзорном выпуске «Проблем Биоэтики». Однако позвольте мне напомнить о вашем статусе. Вы — мой студент, а я — ваш преподаватель. Поэтому, когда находитесь на моих занятиях, извольте слушать то, что говорю я. И я был бы вам крайне признателен, если бы вы прекратили свои пламенные обличения в присутствии ваших соучеников. Хотя очень многие будут сочувственно пожимать вашу руку, будучи целиком на вашей стороне, когда вам придется оставить мою кафедру. Всего доброго.

После завершения столь неубедительной беседы Лунзи понеслась на тренировку в гимнастический зал, чтобы поддерживать себя в форме, как того требовали её занятия медитацией.

Овладение дисциплиной самовнушения считалось необходимым для старшего медперсонала, медицинских техников и тех, кто хочет работать в разведке дальнего космоса. Пройденное ею тестовое обследование показало, что она буквально создана для этого, но ей не хотелось забрасывать и обычные занятия незадолго до завершения курса. Её познания продвинулись далеко вперед относительно уровня специалиста, обучавшегося много лет назад. Эта дисциплина отнимала много времени, но в гораздо большей степени она истощала силы. Лунзи едва не ударилась в панику, когда новый преподаватель заявил, что ей по меньшей мере шесть часов в день придется заниматься физическими упражнениями, медитацией и концентрацией. На все прочее времени почти не оставалось. Однако даже неполный месяц трудов показал, насколько сильнее стали её мускулы и быстрее реакция.

Несколько недель спустя она с радостью заметила, что упражнения снова сделали её походку упругой и уменьшили зависимость от кофейного эрзаца.

Почти каждое утро она просыпалась без малейшего труда, даже если спала явно недостаточно. За минувшие годы она почти позабыла, как здорово чувствовать себя в форме. Благодаря медитативной технике, сон её стал более полноценным: появилась возможность относить тревогу за Фиону к категории проявления воли, временно загоняя беспокойство в подсознание.

Еще у неё значительно улучшилась память. Лунзи заметила, что ей стало гораздо легче запоминать новую информацию, такую, как симпатии к каким-либо политикам, политику вообще, новые моды и манеру разговора, не говоря уж о том, что входило в её университетский курс. Кроме того, она чувствовала, что находится в наилучшей физической форме, чем когда-либо.

Бедра похудели не менее чем на размер, мускулы живота подтянулись. А когда она упомянула о своих наблюдениях в разговоре с Памелой, та тут же взяла её за жабры и потащила в ближайший магазин покупать новую одежду.

— Я, конечно, жутко извиняюсь. Я не хотела говорить об этом раньше, Лунзи, но твой стиль безнадежно устарел. Мы просто не были уверены: а вдруг на твоей планете все так одеваются? Или ты не можешь позволить себе купить новую одежду?

— А почему ты сейчас решила, что могу? — спокойно спросила Лунзи.

Памела, смутившись, изо всех сил старалась выйти из неловкой ситуации.

— Это все Шоф. Он проболтался, что у тебя огромный кредит. Он ведь действительно компьютерный гений, сама знаешь. М-м… — Девушка отвернулась к синт-агрегату, чтобы налить себе перечника. Пряча от Лунзи лицо, она призналась:

— Он открыл твой личный файл. Хотел узнать, почему ты так молодо выглядишь для своего возраста. А ты правда пролежала в ледяном сне шестьдесят лет?

Лунзи вовсе не была в шоке. Она допускала, что нечто подобное вполне могло случиться.

— На самом деле я ничего об этом не помню, хотя доказательств у меня нет. Пропади он пропадом, этот Шоф! Мои файлы были закодированы!

— От него ничего не скроешь! Держу пари, он знает даже, сколько застежек на твоем исподнем. Мы неплохо уживаемся, как соседи, лишь потому, что я отношусь к нему как к младшему брату. Я уважаю его дарования, но не его самого. Хорошо ещё, что у него здоровые моральные установки, не то он в кредитки завернулся бы по самое «не балуйся» как пить дать. Так что, пошли и давай потратим немного денег. Ведь единственное, для чего ты их используешь, — твое таинственное расследование. А мода сильно изменилась с тех пор, как ты покупала это обмундирование. Никто больше не носит брюки-дудочки. Ты будешь чувствовать себя лучше, клянусь тебе.

— Хорошо…

Шоф не должен был найти её «Зеркало» — файл. Хоть на том спасибо. Ведь в её файлах содержалось много другой информации, которую она предпочла бы держать в тайне, например её участие в студенческие годы в группе, работавшей над созданием клоновой колонии. Несомненно, к этому времени детали неудавшегося проекта рассекретили, но она не знала, как могли бы отнестись к её участию в том исследовании. Кленовая технология ныне была предана анафеме.

Лунзи прикинула, сколько могут стоить несколько новых тряпок, которые она собиралась купить. Сумма была ничтожна по сравнению со стоимостью информации, необходимой для её поиска. Возможно, она излишне прижимиста.

Экономит даже на еде, питаясь исключительно безвкусной синтезаторной стряпней, хотя совершенно терпеть её не может. Ведь все её средства должны быть направлены на поиск Фионы. А может быть, она отдала себя во власть навязчивой идеи, чтобы спастись бегством от жизни? Если она израсходует малую толику заработанных денег на собственные нужды, это, по существу, не изменит её материального положения.

— Хорошо. Давай быстренько сделаем покупки, а потом ты отпустишь меня к ближайшему объемному экрану. Хочу узнать сегодняшние новости.

Лунзи на практике следовала совету шефа Службы Безопасности Вилкинса — пользоваться любым возможным источником информации. В офисе ИОК она сотнями заполняла анкеты для получения права доступа к некоторым бывшим в их распоряжении документам, касавшимся Фионы, пытаясь узнать, как её дочь попала в уничтоженную колонию на Фениксе. Ибо это действительно было полное уничтожение. Уже после того, как она впервые узнала о событиях на Фениксе, туда заходил частный коммерческий корабль для торговли с колонистами. Владелец судна продал компании объемного вещания право на трансляцию сообщения об этом визите. Купцы произвели видеосъемку поверхности планеты. На месте поселения «легковесных» людей зияла подозрительная дыра. Кроме того, коммерсанты подтвердили, что поселившиеся там «тяжеловесы» практически не имеют вооружения и крайне мала вероятность того, что именно они повинны в разрушении колонии. Лунзи, невзлюбившая неприятно поразивших её «тяжеловесов», сомневалась в любых заверениях, но новые колонисты клялись и божились, что планета была совершенно свободна, когда они прибыли туда. В любом случае, они доказали жизнеспособность своего поселения, были признаны ФОП и пользовались его поддержкой и привилегиями. «Зеркало» выдало ей почти то же самое.

Но и ожидания «тяжеловесов» тоже не оправдались. Первичное обзорное сообщение ИОК, сделанное за двенадцать лет до того, как на планету высадились первые колонисты, утверждало, что Феникс богат рудами радиоактивных элементов, причем рудоразработка не должна составить большого труда, поскольку имеет место горизонтальный тип залегания и содержание ценных компонентов наиболее высоко именно в верхнем слое. Гора родила мышь. В планетной коре не обнаружили и следа трансурановых. Если поселенцы Феникса надеялись стать мощной торговой державой в ФОП, обладая новым месторождением дефицитных руд, их ждало жестокое разочарование. ФОП предполагала, что в обзорное сообщение ошибка вкралась скорее по оплошности неведомых «Других», чем по вине безответственных разведчиков.

Лунзи в этом сомневалась. Её возмущение неизвестными захватчиками планеты росло. Надежды с ходу найти Фиону таяли на глазах.

Университетский Форум объемных передач был удобной, общедоступной системой вещания, бесплатной для частных лиц. Дешевые развлечения на Астрис фактически исчерпывались концертами под открытым небом и объемным видео, причем лишь видео не зависело от погодных условий. Трансляция проводилась в высоченном шестиугольном зале: вдоль стен рядами стояли скамьи, а в центре в нескольких футах от земли висело демонстрационное поле. Зал редко бывал набит до отказа. Проблемы со свободными местами возникали лишь во время показа важных спортивных турниров. Но и совершенно пуст он не был никогда. Передачи новостей и информационные программы передавали круглосуточно. Базовым материалом для них служили сводки ФОП, снабженные субтитрами первоисточника на местном наречии. Руководство Университета, заботясь о том, чтобы зал не превратился в пристанище гуляк, стремилось отвадить незадачливых посетителей, но обычно даже в ночные часы несколько зрителей впивались глазами в экран: то были страдающие бессонницей, верные рыцари ночи, учащиеся, пережидающие «окно» между ночными лекциями, или хотя бы те, кто просто хотел продлить день. Лунзи заметила, что большую часть полуночников составляет более зрелая публика, старше среднего возраста. Тем, кто был помоложе и не интересовался текущими новостями. Форум предлагал развлекательные программы.

Лунзи приходила туда всякий раз, когда ей не спалось, но обычно она смотрела обзор поздно утром, как раз перед полуденной трапезой. Человек десять — двенадцать завсегдатаев встретили её приветственными улыбками, когда она зашла в зал после похода в магазин с Памелой. Она пригнула голову, пробираясь к своему привычному месту. Посещение Форума вошло у неё в привычку, хотя она сама себе не отдавала в том отчета. Лунзи просматривала все программы новостей, передачи об интересных человеческих судьбах, а заодно и документальные материалы. Ничто так не изменилось за шестьдесят два года её отсутствия, как терминология. Пиратство, политика, горе, радость, слезы, жизнь… Новые открытия, новая наука, новые предрассудки пришли на смену прежним. Старые вещи, названные по-новому.

Труднее всего было привыкнуть к тому, насколько постарели мировые лидеры и политические деятели её времени. Столь многие из них умерли уже в преклонном возрасте, а ей всего лишь тридцать четыре. От этого ей начинало казаться, что ей даровано бессмертие, что за ней кто-то наблюдает, бдительно охраняя продлившуюся молодость. Она обещала себе, что перестанет ходить в Форум каждое утро, едва лишь достаточно освоится с переменами, происшедшими за годы, что ею потеряны, но сама не была уверена, что сдержит это обещание.

Ретроспективный обзор за истекшие сутки транслировали в полдень.

Просматривая краткое содержание выпуска последних известий, Лунзи всегда ждала: не пройдет ли в программе какая-нибудь история, которая могла бы иметь отношение к Фионе. В этот день она добралась до Форума позже, чем обычно. Когда она вошла в затемненное помещение, только что закончилась первая часть обзорного выпуска.

— Со вчерашнего дня — ничего нового, — прокомментировал один из завсегдатаев, вставая, чтобы уйти.

— Спасибо, — прошептала в ответ Лунзи.

На демонстрационном поле возник новый текст, в зале стало значительно светлее, и глаза её встретились с глазами мужчины. Он улыбнулся ей и стал пробираться к выходу между рядами скамеек. Лунзи со своими свертками водворилась на привычное место и впилась глазами в экран. Ей не надоедало смотреть даже выпуски, передававшиеся повторно. Она воспринимала объемное вещание как некий учебный курс, необходимый для взаимодействия живых существ. Она, как губка, впитывала все, что видела на демонстрационном поле.

Глава 4

В этот день занятий у Лунзи не было, поэтому она решила после окончания ретроспективного выпуска новостей в Форуме зайти в офис ИОК. С тех пор как она заполнила все необходимые для поиска Фионы документы и были разосланы запросы, прошел почти целый стандартный год. А ей до сих пор не сообщили ничего нового, зато каждый раз, когда она приходила в офис, ей предлагали заполнить все новые и новые бланки. Лунзи все больше раздражала бюрократическая волокита. Она чувствовала, что дело топчется на месте из-за бесконечных проволочек. Чаша её терпения переполнилась.

— Вы только и делаете, что загружаете меня бумажной работой. Видимо, вы просто ничего не знаете, но не хотите в этом признаваться, — обвиняла Лунзи бледнолицего клерка через разделявшую их конторку с керамическим покрытием. — Я не верю даже тому, что вы ввели мой запрос в банк данных ФОП.

— Да что вы говорите, гражданка! Такое обвинение!.. Все эти дела требуют времени… — Чиновник начал объяснять положение подчеркнуто терпеливо, беспокойно поглядывая на других клерков.

Лунзи едва сдерживала бушевавшее в ней негодование.

— Времени я вам предоставила более чем достаточно, гражданин. Я ближайшая родственница Фионы Меспил, и я желаю знать, что делала она в той экспедиции и где она теперь.

— Вся полученная информация будет отправлена вам официально по почтовой линии связи. Нет никакой необходимости сразу же бежать в учреждение, едва лишь возникают какие-то вопросы.

— Так я вообще ничего не добьюсь! Трудно поверить, что от вас можно дождаться чего-нибудь по почте, если вы ничего не говорите даже тогда, когда я прихожу к вам лично. Так вы отправили мой запрос в банк данных ФОП или нет?

— Ваш делопроизводитель должен быть в курсе лучше меня.

— У меня нет никакого делопроизводителя! — закричала Лунзи. — Я никогда не нанимала его! И я никогда не говорила, что он нужен мне!

— Ах да! Как только вы заполните вот эти официальные опросные листы, я посмотрю, кому поручено вести ваши дела. — Клерк весело помахал у неё перед носом пачкой анкет и исчез за вращающейся перегородкой, не дожидаясь, пока Лунзи вновь начнет возмущаться.

Бормоча про себя проклятия, она придвинула к себе очередную порцию бланков. Все та же самая нелепица… Бездушная бюрократическая возня…


***

Несколькими днями позже она зашла в офис снова, чтобы заполнить ещё какие-то бумаги.

— Простите, вы — доктор Меспил? — Лунзи подняла глаза и увидела перед собой высокого мужчину. — Меня зовут Теодор Янос. Я — ваш делопроизводитель. Я… да, кажется, мы с вами уже знакомы? — Он сел напротив, пристально всматриваясь. Его прямые черные брови сошлись на переносице.

— Нет, не думаю… Впрочем, секундочку… — Она разглядывала его, мысленно перенеся в другое место, а потом улыбнулась. — Боюсь, что официально — нет. Но я видела вас в Форуме.

Теодор откинулся на спинку кресла и засмеялся:

— Ну конечно! Собрат-видеозритель. Точно. Кажется, вы обычно задерживаетесь дольше меня. Последний раз я видел вас всего несколько дней назад, когда шёл к выходу. Нас, кроме этого, и ещё кое-что объединяет. Мне ведено вступить с вами в самый тесный контакт, какой только возможно. Но не более того. Естественно, официальный. — Он улыбался тепло, но не без озорства.

— Вы недавно на этой работе? — догадалась Лунзи.

— Да, совсем недавно. Всего лишь с начала года. Быть может, вы предпочитаете более опытного делопроизводителя? Я могу подыскать для вас кого-нибудь.

— Не стоит. Вы прекрасно справитесь. Вы единственный в этой конторе, в ком я заметила признаки жизни.

Теодор опять засмеялся.

— Некоторые сочли бы это серьезным недостатком, — высказал он шутливое предположение, сверкая ровными белыми зубами. — Давайте перейдем к делу.

Вы собираете информацию о вашей дочери, Фионе Меспил. Она врач, как и вы, и принимала участие в экспедиции на Феникс, которая закончилась… гм-м, несколько неудачно.

— Все верно.

Он сверился с компьютером:

— И последний раз вы виделись с ней, когда ей было четырнадцать лет?

Сколько же ей сейчас?

— Семьдесят шесть, — печально призналась Лунзи и, скрепя сердце, сделала соответствующие разъяснения:

— Крушение моего космического корабля заставило меня погрузиться в холодный сон.

К её удивлению, Теодор только кивнул:

— Угу. Значит, данные этих документов тоже соответствуют действительности. Еще одно обстоятельство, которое нас объединяет, Лунзи.

Можно я буду звать вас Лунзи? Такое необычное имя.

— Несомненно, мистер Янос.

— Теодор. Или просто Ти — для моих родителей и клиентов.

— Спасибо, Ти.

— Итак, давайте перейдем к нашим вопросам, если не возражаете. Клянусь вам, это в последний раз.

С тяжелым вздохом Лунзи начала очередное перечисление фактов:

— Когда я пропала без вести, Фиону отправили с Тау Кита к моему брату Эдгарду на Марс. Она закончила там школу и приехала сюда учиться медицине.

Первым её работодателем был доктор Клора, сотрудничавший с госпиталем на Дидомаки. Потом она занялась частной практикой и вышла замуж. Согласно тому, что рассказало мне «Зеркало», после этого она несколько раз работала по контракту с ФОП. И это последнее, что мне удалось разузнать. Еще какие-то сведения о ней хранятся в банке данных ФОП, но мне ведь никто ничего не рассказывает.

Ти нахмурил брови.

— Я добуду для вас информацию, Лунзи, — с сочувствием пообещал он. — Здесь записан ваш коммуникационный код? Как только мне удастся что-нибудь найти, сразу же поставлю вас в известность.

Лунзи вышла из офиса с чувством, что надежда вновь проснулась в её сердце. Чувствуя себя в прекрасном расположении духа, она решила отправиться домой пешком. Дорога была не близкая, но день выдался ясный и теплый. Она шла, небрежно забросив сумку с вещами через плечо.

В общежитии она привычно проверила, нет ли для неё корреспонденции. И под пачкой уведомлений из учебной части и записок от «бандитов», приглашавших её куда-то вместе с соседями, мелькнуло сообщение: «Лунзи, позвони, пожалуйста, Ти». И внизу — кодовый номер. Лунзи поспешно зашла в комнату, бросила сумку на кровать и уселась в кресло перед компьютером.

Она нетерпеливо притопывала, ожидая ответного сигнала с противоположного конца линии.

— Ти, я получила вашу записку. Ну, что у вас? — спросила она, едва переводя дух от волнения. — Что там? Что вам удалось найти?

— Ничего. Ничего, кроме вас, милая леди, — отозвался Ти.

— Что?! — чуть ли не завизжала она, не веря своим ушам. — Что вы сказали?! Это не имеет отношения к моему расследованию?

— Имеет, и самое непосредственное: я горю желанием получше узнать истца — вас. С того самого момента, как вы скрылись за дверью офиса, меня не оставляет чувство, что я был бы счастлив пообедать вместе с вами сегодня вечером. Но просить вас об этом было слишком поздно, вы уже ушли. Поэтому я позвонил и послал сообщение. Вы не будете возражать? — вкрадчиво поинтересовался он.

Лунзи испытывала горькое разочарование, однако, вместе с тем, была польщена вниманием мужчины. Его мягкий голос почти совсем успокоил её.

— Нет, возражать я не буду, хотя вы могли бы оставить и менее таинственное сообщение.

— Однако именно благодаря этой таинственности вы так быстро связались со мной, — заметил он плутовато. — Я очень скоро закончу работу. Позволите за вами заехать?

— Это слишком далеко. Я живу в самом хвосте 15-й транспортной Линии.

Почему бы нам не встретиться?

— Почему бы и нет? Где?

— Где ж ещё? — хмыкнула Лунзи, окончательно сдавая позиции. — В Форуме, конечно.

Подобную выходку можно было бы счесть бесцеремонностью, но во всех прочих отношениях Ти оказался весьма учтивым и обаятельным кавалером. Он повел Лунзи в один из лучших ресторанов на Астрис и недвусмысленно намекнул, что платит за двоих. И при этом настоял, чтобы блюда для обоих выбирала она.

Лунзи, изголодавшаяся на синтезаторном вареве, знала толк в хорошей пище и вине, но когда она брала в руки листок с меню, лицо её выражало некоторый скепсис. Тем не менее выбор оказался очень хорош и разнообразен.

Особенно её порадовало, что в ряду яств, предлагаемых рестораном, некоторые были любимы ею ещё в студенческие времена. Она произвела на официанта самое благоприятное впечатление, заказав набор блюд, идеально сочетавшихся друг с другом до мельчайших деталей, начиная с закусок и заканчивая десертом.

— Картофель «Везувио» — наше фирменное семейное блюдо. Его потрясающе готовила ещё моя прабабушка. Если нам предложат что-нибудь подобное, это кушанье будет достойно того, чтобы его отведать. Но вы должны ещё выбрать вино, — настаивал искуситель Ти.

— Нет, у меня не поднимается рука, — отказывалась Лунзи. — Это обойдется в целое состояние.

— Тогда это сделаю я.

Что он и сделал, заказав любимое вино Лунзи, а затем вино, которое не шло бы вразрез с чесночным вкусом основного блюда их трапезы, и — на десерт — великолепное марочное вино, голубое Альтаирское крепленое, цену которого он даже не показал.

Лунзи искренне наслаждалась обедом: как пищей, так и компанией.

Благодаря их общему пристрастию к объемному видео они с Ти имели практически неисчерпаемое число тем для разговора. Они беседовали обо всем, включая внутреннюю политику Галактики и её тенденции. Мнения их не всегда совпадали, но, на её взгляд, и не особо противоречили друг другу.

Он оплатил обед, осыпая её довольно дерзкими комплиментами, что показалось Лунзи броней остроумия, за которой скрывается чувствительная душа, которой в прошлом была нанесена глубокая рана. В остальных отношениях Ти оказался интересным и интеллигентным человеком. Они поговорили о кухне, сравнивая кулинарные традиции разных этнических групп и рассказывая друг другу о тех блюдах, которые им самим довелось отведать. Ти любил покушать не менее чем Лунзи, но при этом он имел эктоморфический тип телосложения, с которым ему не грозил избыточный вес. Лунзи с досадой посмотрела на своё узкое, облегающее стан платье из мерцающей блестящей ткани, которое она недавно купила по настоянию Памелы. Оно было великолепно, но слишком подчеркивало каждую линию её фигуры. Если бы Лунзи регулярно позволяла себе подобное чревоугодие, это платье очень скоро стало бы ей тесновато.

Речь Ти сопровождалась энергичной жестикуляцией. Руки его словно проставляли знаки препинания в произносимых им фразах. В какой-то момент он едва не смел обед, который обслуживающее устройство транспортировало к соседнему столу. Лунзи всегда обращала внимание на руки собеседников. Ти отличался костистыми, с очень широкой кистью руками. Ногтевые фаланги длинных пальцев имели почти квадратную форму. Руки умельца. Темные и прямые волосы часто падали на глаза, цепляясь за неприлично длинные для мужчины ресницы. Лунзи не отказалась бы иметь такие же без искусственного удлинения. Это был красивый мужчина. Её удивляло, почему она сразу не заметила этого обстоятельства. Её поразило также и то, что она впервые за долгие годы провела вечер в обществе поклонника, наверное, первый раз с той самой поры, когда за нею ухаживал Сион Меспил. Она чувствовала, что ей не хватает жизненного опыта. Ти заметил устремленный на него задумчивый взгляд и взял её за руку.

— Вы совсем не слушаете меня, — улыбаясь, упрекнул он Лунзи. И поцеловал кончики её пальцев.

— Не слушаю, — призналась она. — Я задумалась. Ти, а что вы имели в виду, когда говорили в офисе ИОК, что нас объединяет что-то ещё?

— Ах, вот в чем дело. Нас объединяет потерянное время. Даже не знаю, является ли криогенная технология благом для Галактики в целом. По мне — нет. Теперь, наверное, я скорее бы умер или остался бодрствовать, чем согласился оказаться вне своего мира. По крайней мере, я знал бы, что жизнь продолжается без меня, вместо того, чтобы осознать это в одночасье после пробуждения.

Лунзи сочувственно кивнула:

— Сколько?

Ти изобразил скорбную мину:

— Одиннадцать лет. Когда мое судно не смогло продолжать полет из-за того, что кончился запас энергоносителя, я был ведущим инженером ФОП. Мы занимались совершенствованием лазерной технологии для создания скоростных космических навигационных систем и ССП-коммуникаций. Мы были на самом острие новейших разработок. Ведь световые лучи переносят информацию с минимальными искажениями и гораздо большей скоростью по сравнению с такими носителями, как ионный импульс или электрон. Но когда я проснулся два года тому назад, тот процесс не просто устарел. Всем это казалось изобретением пещерного века! Я достиг самых вершин мастерства в искусстве, которое никому больше не было нужно. ФОП предложила мне выйти в отставку с полным сохранением оклада и выплатой долга за те одиннадцать лет, но я не мог перенести чувства собственной бесполезности. Я хотел работать. Но переподготовка заняла бы слишком много времени, ведь космическая технология ушла так далеко вперед — и так быстро! — Его рука изобразила полет космического корабля. — Поэтому я и взялся за первую же предложенную мне работу, как только оказался трудоспособен. Они сказали, что я ещё не оправился от травмы и по этой причине мне нельзя занимать должность, связанную с космосом.

— Это для вашей же безопасности. В среднем на полное восстановление требуется от трех до пяти лет, — заметила Лунзи, вспомнив дни собственного лечения на рудной платформе и то, что было потом. Тестирование, которое она периодически проходила для выявления прогресса, показывало, что психологически она все ещё стремится уйти от действительности. — А для меня — и ещё несколько лет, потому что мне нужно наверстывать гораздо больше, чем вам. Я — экстремальный случай. И единичный. Для этой новой публики мои прежние знания в области медицины столь же архаичны, как трепанация черепа. Ученые считают меня очаровательной из-за моих «экстравагантных взглядов». Хорошо ещё, что тела с тех пор не изменились радикально. Правда, теперь стало значительно больше подвидов, чем прежде.

Столько нового, что, возможно, было бы лучше начать со стартовой черты.

— Все верно, но вы-то все-таки можете заниматься своим ремеслом! А я — нет. Около года я проработал в отделе снабжения, проталкивая документы, касавшиеся замены каких-то деталей, не имея ни малейшего представления, что это такое. Они сказали, что это «развитие» моей прежней работы, но это был всего лишь способ убрать меня от греха подальше. Врачи притворялись, что все это делается ради моего же блага. В конце концов я перевелся в отдел поисков, где надеялся оказаться среди людей, которые не будут меня жалеть. Помимо делопроизводства, я умею ещё чинить лазерные компьютеры.

Это избавляет от необходимости вызывать мастера по техобслуживанию, когда что-нибудь выходит из строя. — Ти угрюмо забарабанил пальцами по столу.

Едоки, сидевшие за соседними столиками, поглядывали на них все с большей настороженностью, поэтому они засунули свои кредитные жетоны в настольную кассу и пошли прочь.

Лунзи благоразумно помалкивала. Самоанализ и самооценка являлись важной частью процесса выздоровления. Одному Богу ведомо, сколько времени потратила она, делая то же самое. Она просто ждала, глядя на погруженного в размышления Ти, и пыталась представить себе картины, которые проплывали в его сознании. И когда к ним направился метрдотель, Лунзи перехватила его взгляд и жестами показала, что её спутник всего-навсего выпил чуть больше, чем следовало. Игра кристаллов, украшавших стены и потолок вестибюля, вывела Ти из задумчивости. Он взял Лунзи за руку и сжал её пальцы.

— Простите, милая Лунзи, я пригласил вас пообедать, а не созерцать мою мрачную физиономию.

— Поверьте, я прекрасно понимаю вас. Я и сама не всегда скрываю свои горести. Ведь я каждый раз испытывала такое горькое разочарование, когда снова и снова ничего не могла добиться от ИОК, что рассказывала каждому встречному о своей беде, надеясь: а вдруг кто-нибудь да поможет?

— Больше у вас этой проблемы не будет, раз за дело взялся Теодор Янос.

Вы могли бы догадаться, что они поручили эту работу такому, как я, именно потому, что не в состоянии вынудить вас отказаться от своего замысла.

Лунзи утвердительно кивнула:

— Я подозревала об этом. До чего же я ненавижу бюрократов! И горжусь тем, что упорство — наша фамильная черта. Оно свойственно и Фионе…

Простите, я не имела в виду карьеризм. Я великолепно провела с вами вечер.

— Так же, как и я. — Ти взглянул на часы. — Уже поздно. А у вас завтра рано утром занятия. Позвольте подвезти вас домой, мой челнок совсем рядом.

Нет-нет. Не лишайте меня этого удовольствия. Буду счастлив ещё куда-нибудь сходить с вами в любое время, когда вы только захотите. А может, мы направим ваши восхитительные и разнообразные способности на приготовление тех столь аппетитных на слух блюд, рецепты которых в строжайшем секрете хранятся в вашем семейном архиве?


***

В дверях своей квартиры Лунзи столкнулась с Памелой, Шофом и доброй половиной «банды», собравшимися, судя по всему, для того, чтобы общими усилиями одолеть некоторое количество углеводородов и синтезированного пива.

— Кто это был? Он, она, оно? — тут же начала допрос Памела.

— Какой такой «кто»?

— Ти, кто ж ещё. Мы гадали весь вечер.

— Как вы узнали о нем?

— Я же говорил, что это — он, — насмешливо выдал Шоф, сидя на полу. Они с Бордлином, студентом из племени гарнсанов, работали над курсовым проектом, имевшим некоторое отношение к лазерам. Очередная выжженная на стене отметина свидетельствовала об их увлеченности выполняемой работой. — Спросите мистера Информацию — и я тут как тут!

Бордлин покачал рогатой головой и возвел печальные бычьи очи горе.

— Ты забыла стереть своё сообщение. Оно так и осталось на экране на всеобщее обозрение, — объяснила Памела. — Всякий вошедший мог его прочесть. И мы не в силах сдержать любопытство.

— Так отпустите его на волю, — надменно произнесла Лунзи. — Желание знать ещё никому не повредило. А я иду спать.

— Это любовь! — закричал Шоф, когда Лунзи скрылась за дверью своей спальни. На сей раз она заснула без малейшего труда, вспоминая, как ласково он сжал её пальцы, как улыбался…


***

Как Ти и обещал, с его помощью дело наконец-то сдвинулось с мертвой точки. Она получила кое-какую информацию из ИОК. Работы в области вирусологии, проводимые Фионой для ФОП, были засекречены. Официально она служила в должности штатского специалиста, и ранг её с каждым годом неизменно повышался. В ведомостях об оплате труда значилось несколько премий за выполнение опасных для жизни заданий. Перед тем как выйти замуж, она несколько лет работала на ИОК, выполняя самые ответственные поручения.

Потом она брала отпуск на восемь лет, после чего вернулась на прежнее место работы. Ти рассчитывал выудить из её служебных бумаг что-нибудь более существенное.

Её соседям по комнате такое количество новостей могло бы показаться незначительным, но Лунзи была вне себя от радости. На душе у неё посветлело, и не только из-за того, что барьер между ней и её дочерью казался уже не столь непреодолимым. Но и потому, что они теперь значительно чаще виделись с Ти.

Он изменил часы своих обычных посещений Форума и приходил к тому же времени, что и Лунзи. Они сидели рядом на мягкой скамье, впитывая новости дня и не торопясь делились впечатлениями; более глубокое обсуждение происходило позже, после обеда. Ти забавляла экономность Лунзи, но и он признавал, что плата за извлечение на свет старых документов, хранящихся в архивах многолетней давности, непомерно высока.

В те дни, когда у Лунзи не было вечерних лекций или лабораторных работ, они встречались, чтобы вместе где-нибудь пообедать. Ти жил довольно далеко от неё, в квартире на одном из верхних этажей старого здания, выстроенного некогда для высокопоставленных государственных служащих. Кроме пищевого синтезатора, в доме Ти имелась самая разнообразная кухонная утварь.

— С жиру бешусь, — признался как-то Ти. — Но все в исправности. Когда у меня находится время, я люблю что-нибудь приготовить.

Они старались хотя бы один раз в неделю устраивать себе обед из настоящих ингредиентов местного происхождения. Лунзи совершала налет за налетом на комплексные фермы Астрис, которые облюбовала ещё десятки лет тому назад. Она обходила плантации, находившиеся близ дороги, потихоньку выкапывала растущие у самой обочины овощи и без зазрения совести похищала свою добычу. Ти только дивился на эти замечательные экологически чистые продукты, которые к тому же обходились гораздо дешевле, чем на прилавках.

Он снова и снова поражался её находчивости: и как она догадалась, где можно раздобыть такую роскошь, да ещё совсем неподалеку от территории Университета!

— Городской мальчик, — дразнила его Лунзи.

Все, что она столько лет неосознанно подавляла, заявило о себе вновь, на глазах расцветая в атмосфере сердечности и непрерывного восхищения. Она не была совсем уж непривлекательной, такой её сделали нескончаемые переживания. Теперь же ей стала доставлять удовольствие забота о себе: она с радостью покупала одежду, которая шла к её фигуре. Пора костюмов, предназначенных лишь блюсти её скромность и защищать от непогоды, безвозвратно прошла. Лунзи чувствовала, что она словно заново узнает простые радости жизни во всей её полноте.

После изрядной порции дружеских шпилек и нескончаемой вереницы прозрачных намеков со стороны молодежи Лунзи наконец согласилась привести Ти в их общежитие, чтобы познакомить со своими соседями.

— Ты не имеешь права так долго прятать его от «банды», — без обиняков заявила Памела. — Пришел бы прямо сейчас, ух и задали бы мы ему перцу!

Но хотя Ти и стремился всеми силами доставить Лунзи удовольствие, он не испытывал ни малейшего желания встречаться с её малолетней компанией. Он начал нервничать, едва вошел в подъезд общежития. Оставалось только удивляться, как он позволил себе до такой степени потерять престиж, что надумал спасаться бегством.

— Я живу очень далеко от центра города. К тому же я и так столько времени вам надоедал, — мямлил он с недовольной миной, беспокойно оправляя костюм.

— Оставьте, это всего-навсего дети. Будьте мужчиной, сын мой!

— Вы не понимаете. Я люблю молодежь. Лет десять назад я не испытал бы ни малейшего дискомфорта, но… ох, вот увидите. С вами подобного ещё не случалось.

Шоф, Памела и её поклонник Ларен дожидались гостя в их общем жилище.

Комната была убрана. Ребята проделали работу, достойную наивысших похвал, стараясь придать помещению приличный вид, но Лунзи все-таки испытывала некоторую неловкость, сознавая, что как оно было, так и осталось — типичная студенческая общага. Хотя она и знала, что Ти в курсе, почему ей пришлось выбрать столь дешевое жилье, ей хотелось, логике вопреки, чтобы место её обитания выглядело более утонченно.

Ти, честь ему и хвала, повел себя именно так, как было нужно, чтобы Лунзи вновь почувствовала себя в своей тарелке.

— А здесь все соответствует своему назначению, — первым делом отметил он, взмахнув перед собой руками — как бы для того, чтобы лучше прочувствовать царившую вокруг атмосферу. — Отличная комната для работы. — И он открыто улыбнулся хозяевам, сразу вызвав к себе расположение.

— Вы никогда и нигде не теряетесь, не так ли? — спросила Лунзи, и едва заметная циничная улыбка вздернула уголки её рта.

— Я имею в виду вот что, — ответил он. — Некоторые квартиры годятся только для того, чтобы в них спать. Некоторые — чтобы спать и есть. А в этой можно жить.

— Отчасти, — неохотно согласился Шоф. — Тут нет ни миллиметра свободного места, заслуживающего упоминания, и, видит Бог, здесь невозможно даже назначить свидание.

— Тут было бы значительно просторнее, если бы ты не завесил все своими моделями, — заметила Памела.

— Поверьте, на борту моего космического корабля было гораздо хуже, — хмыкнул Ти. — Каждая койка принадлежала сразу троим, и мы спали посменно, соблюдая очередность. Лишней минуты не протянешь! Не мешкая, вскакиваешь с постели, зная, что и завтра будет то же самое.

В этот момент он с подчеркнутой страстью взглянул на Лунзи сквозь ресницы, и она засмеялась.

— Вам, друг мой, всего-навсего надо было скооперироваться с кем-нибудь из следующей смены, чтобы потом перебираться на её кровать.

Слегка смущенная нескромной шуткой Памела проворно встала, чтобы приготовить напитки.

— Вы служили в ФОП? — поинтересовался Шоф.

— Только по контракту. Я принимал участие в развитии новой звездной навигационной системы. Моя специальность — компьютерно-лазерная технология.

— Звездные системы, коллега! — с энтузиазмом воскликнул Шоф. — Это и моя специальность. Свой первый лазерный калькулятор я соорудил из просроченных запчастей ещё в четыре года. Указательный палец спалил начисто. — Он продемонстрировал правую руку. — Не везет ему. Ткань восстанавливали уже дважды. Но я научился пользоваться лазерной буссолью лучше, чем прежде.

— Лазерной буссолью? — переспросил Ти. — Никто не использует лазерную буссоль для образования синаптических связей.

— А я использую.

— В том, что вы сожгли палец, юноша, нет ничего удивительного. Почему бы вам просто-напросто не просчитать все до конца перед тем, как подключать энергию?

Они принялись бурно обсуждать научную и техническую сторону вопроса, моментально перейдя с нормальной речи, доступной пониманию прочих собеседников, на малопонятный профессиональный жаргон. Все это звучало какой-то тарабарщиной для слуха Лунзи, Памелы и, вероятно, Ларена, который с умным видом кивал и вежливо улыбался, когда кто-нибудь останавливал на нем взгляд. Лунзи припомнила, что Ларен учится на экономиста.

— Итак, — спрашивал Шоф, едва переводя дыхание, — что же лежит в основе новой системы? Ионное продвижение с лазерной памятью имеет кучу недостатков, и они наконец поняли это. Управляемая гравитация — всего лишь научные грезы. Лазерная технология слишком капризна, чтобы её можно было сравнивать с новой системой ускорения «вещество — антивещество».

— А почему бы и нет? — возразил Ти, растерянно оглядываясь на Лунзи. — Когда я работал на ФОП, это была новейшая технология. Предполагали, что лазерная система совершит переворот в области передвижения в космическом пространстве. Она продержалась бы ещё пару сотен лет.

— Эх! Вошла в моду и вышла, как панталоны в клетку, — прервал его Шоф, недовольный непонятливостью собеседника. — Эффект Доплера, сами знаете.

Надо же вам было с чего-то начинать, в конце концов.

«С чего-то»?! — с негодованием повторил Ти. — Да наша технология была самой передовой, самой многообещающей…

Шоф развел руками и резонно заметил:

— Я же не говорил, что современная система не имеет в своей основе лазерную технологию. Где вы пробыли последние десять лет, земляк?

Лицо Ти, бывшее только что открытым и оживленным, мгновенно скрылось под непроницаемой маской. Губы скривились, словно он хотел дать достойный отпор. Невольный намек Шофа на холодный сон явно задел его за живое. Лунзи внезапно поняла, почему он старался избегать разговоров о своей прошлой жизни. Какая же огромная пропасть отделяла людей, шедших в ногу со временем и с собственной жизнью, от тех, кто провел годы в холодном сне. И для последних любое напоминание об этом доставляло все новые и новые мучения. Ти ощущал себя вне времени, а Шоф этого не понимал.

— Мир! — крикнула Лунзи, глядя на противников сквозь выставку моделей современных межгалактических силовых установок. — Довольно. Объявляется перемирие. Я больше не допущу здесь никаких диспутов.

Шоф открыл было рот, чтобы что-то возразить, но, глянув на Ти, не рискнул. Тогда он перевел глаза на Лунзи, взывая о помощи:

— Я сказал что-то не то?

— Шоф, тебе предлагается одно из двух: или веди себя прилично, или вали отсюда, — решительно заявила Памела.

— Да что я такого сделал? — И Шоф с обиженной физиономией удалился к синтезатору готовить еду. Памела и Ларен склонились над рабочим столом, чистя и разрезая отборные свежие овощи к обеду. Ти с отсутствующим видом наблюдал за их работой.

Лунзи встала.

— Я воспользуюсь паузой и проведу с Ти ознакомительную экскурсию. — Она взяла Ти за руку, переплетя свои и его пальцы, и увела прочь.

Не успела за ними закрыться дверь её комнатушки, как Ти совсем расклеился.

— Простите меня. Но, видите ли, могла пройти и сотня лет. Я остался далеко позади. Все, что я знал, все сложнейшие технологии того времени, которые я разрабатывал, теперь всего лишь детские игрушки.

— Это я должна просить у вас прощения. Я затащила вас в эту компанию.

Но вы держитесь молодцом, — сокрушенно извинилась Лунзи.

Ти тряхнул головой, отбрасывая с глаз прядь черных волос.

— Когда почти ребенок весело тараторит о том, над чем сотни ученых бились в течение восьми лет, и доказывает несостоятельность этого с логической точки зрения, я чувствую себя старым болваном.

Лунзи приподняла было руку, чтобы убрать с его лба непослушную прядь, но остановилась на полпути, дав ему возможность сделать это самостоятельно.

— Вы знаете, я испытываю те же самые чувства, — вздохнула она. — Молодые люди — гораздо младше меня во всех отношениях — осваивают новейшие медицинские технологии, чтобы быть с ними на «ты», а мне нужно показывать, где расположен сетевой тумблер. Но должна признать, я в этом не одинока.

Простите мою нечуткость. — Сильные пальцы Лунзи помассировали его напряженные мышцы шеи. Он поймал её руку и прижал к губам.

— А ведь прикосновения ваших рук по-настоящему целительны. — Ти поднял глаза и улыбнулся, увидев голограмму с изображением прелестной юной девушки, смотревшей на него. — Фиона?

— Да. — Лунзи с гордостью погладила поверхность голограммы.

— Она не слишком похожа на вас внешне, а вот по характеру — ещё как.

— Что? Печать упрямства отметила и это юное создание? — насмешливо поинтересовалась Лунзи.

— Да это свойство окопалось у вас вот здесь, в спинном мозгу. — Пальцы мужчины повторили линию её позвоночника, не касаясь его, и по спине её пробежала сладостная дрожь. — Фиона красива так же, как и вы. Можно посмотреть? — спросил Ти. Он разглядывал голограмму, любуясь чистотой образа. — Если мне удастся ввести изображение в компьютер, мы сможем воспользоваться ещё одним банком памяти, который до сих пор никак не реагировал на мои запросы.

Лунзи с болью подумала о том, что, отдав голограмму, она лишится единственной вещественной связи с дочерью, но заставила себя уступить доводам рассудка.

— Хорошо, — неохотно согласилась она.

— Уверяю вас, с ней ничего не случится. Зато, может быть, мы ещё что-нибудь разузнаем.

Она встала на цыпочки и поцеловала его:

— Я полагаюсь на вас. Вы готовы вернуться в компанию?

В отсутствие Лунзи и гостя Шофу вправили мозги. Во время пиршества за тщательно сервированным рабочим столом он почтительно расспрашивал Ти о деталях его исследований. Остальные присоединились к разговору, и беседа перешла в несколько иное русло. Выяснилось, что Ларен тоже большой любитель объемного видео. Они с Лунзи горячо обсуждали тенденции развития моды, повергая своими замечаниями в хохот остальных двух мужчин. Памела, залившаяся румянцем от смущения, отважилась высказать свою точку зрения, встав на защиту индустрии моды.

— Это уж точно, ты на их стороне, — ехидно доставал её Шоф, словно сестру родную.

— А что, собственно говоря, плохого в одежде, которая позволяет нам выглядеть привлекательно? — отозвалась девушка, принимая вызов.

— Но зачем носить такое, от чего одни неудобства? — резонно заметила Лунзи, становясь на сторону Шофа.

— Чтобы стильно выглядеть! — заявила загнанная в угол Памела.

Лунзи комически приподняла брови:

— Красота требует жертв? И ты ещё называешь меня старой модницей?!

— Понятия не имею, где они берут идеи для своих новых облачений, — фыркнул Ларен. Быстро глянув на Памелу, он добавил:

— Но, радость моя, некоторые их находки просто сногсшибательны.

— Ты в самом деле хочешь это узнать? — осведомилась Лунзи. — Чтобы всю жизнь идти в ногу с модой, достаточно никогда и ничего из одежды не выбрасывать. Новейший стиль, последний писк моды будущего сезона — как передавали по объемному — в точности такой же балахон, какой я носила в год окончания начальной школы. Скорее всего этот фасон не раз бывал в моде и за время моего ледяного сна, вот и теперь тоже. Абсолютно новый для современной публики, но слишком молодежный для того, чтобы его могли носить те, кто помнит прежние времена, когда он был популярен.

— А можно мне взглянуть на вашу семейную голограмму? — попросила Памела, признавая своё поражение. В глазах её загорелся озорной блеск. — Я хочу посмотреть, что будет модно в следующем году. Я смогу опередить всю «банду» на целый сезон!

Остатки еды отправили в утилизатор. Ти встал и, подняв руки вверх, потянулся:

— Да, вот что никогда не меняется, так это студенческая еда!

— Ужасная, правда? — спросила Памела, подмигивая.

— Ужасная, что там говорить. Мне очень жаль, но я должен покинуть вас.

Как Лунзи совершенно справедливо заметила, вы живете в противоположном конце города, и мне потребуется немало времени, чтобы добраться домой.

Лунзи сбегала за своими дискетами.

— Пожалуй, я пойду вместе с вами. Моя смена в госпитале начинается как раз в четыре часа. В приемном отделении не могут ждать. Да-да, насколько я вижу, мне также пора в дорогу. А на вашем месте я бы как следует вздремнула.

Ти любезно кивнул ей:

— Буду рад вашему обществу. — И попрощался с остальными:

— Благодарю вас за этот замечательный вечер. Доброй ночи!

Памела и Ларен прокричали им свои «всего доброго» с видавшей виды продавленной тахты в дальнем углу комнаты. Шоф резво вскочил, чтобы перехватить их у двери.

— Эй, — тихо окликнул он уходивших, когда они вышли в коридор. — Желаю тебе удачи в поисках дочки, Лунзи!

Лунзи вытаращила на него глаза:

— Ну чертенок! Узнал-таки?

Шоф невинно улыбнулся:

— Конечно узнал. Не говоря уж о многом другом. — И он подмигнул Лунзи, когда дверь за ними закрылась.


***

К концу семестра в учебных делах Лунзи наметился значительный прогресс.

С профессором кардиологии, к их обоюдному удовлетворению, было заключено перемирие. Она перестала во всеуслышание критиковать его «прикроватные» манеры, а он, называя её сердобольной, открыто восхищался тем, что она буквально на лету схватывает его предмет. По итогам семестра он дал ей весьма лестную, на его взгляд, оценку, поставив её в один ряд с лучшими студентами, которые занимались у него прежде. А ведь Лунзи казалось, что худшего разноса она в жизни не слышала — он был даже занесен в её карточку, — но оценки, стоявшие под выговором, свидетельствовали о том, что преподаватель ею доволен.

Начался новый семестр. Курс самовнушения не прекращался даже во время каникул, поскольку предполагал каждодневную тренировку. Отметок по этому предмету в Университете не ставили: либо студент поддерживал форму, либо его отчисляли. Занятия все ещё отнимали у Лунзи очень много времени. Она теперь была загружена работой даже больше прежнего.

В числе новых предметов появился курс освоения практического опыта в Университетском госпитале. Практикум оказался похлеще двух других курсов, вместе взятых, но программа была гибкой и разнообразной. Она включала самые необходимые и перспективные методы. В течение первых нескольких недель Лунзи и её однокашники сопровождали штатного врача госпиталя во время обходов больных, наблюдая технику постановки диагноза и ведение лечебного процесса, затем они уже самостоятельно работали в госпитале под его присмотром. Лунзи нравился доктор Рут, человек добрых шестидесяти стандартных лет, чьи пухлые розовые щеки всегда были идеально выбриты, а большие грубоватые руки, казалось, только что вымыты с мылом и щеткой.

Многие обращавшиеся в клинику пациенты представляли собой виды, которые Лунзи знала только по картинкам учебников. О некоторых она и вовсе впервые услышала совсем недавно.

Однажды Рут, словно не замечая восхищенно наблюдавшие за его работой восемь пар глаз практикантов, извлек из ядра пятиногого протоплазменного существа одну-единственную хромосому размером с палец Лунзи, внес необходимые изменения и водворил её на место с ловкостью, свидетельствовавшей о том, что подобные вещи он проделывает ежедневно.

Перед самым окончанием запайки пурпурной клеточной оболочки существо задрожало.

— Вы уже очнулись? — спросил доктор Рут у исполинской клетки через преобразователь голоса, который был надет на гигантскую ресничку.

— …хорошо… это хорошо… теперь делиться… хорошо…

— Нет, ни в коем случае. Вы не можете стимулировать митоз, пока мы не убедимся в том, что ваши ядра могут успешно себя копировать.

— …достаточно… хорошо…

Глядя на Лунзи, доктор Рут весело сморщил нос:

— Хорошо, когда пациент следует рекомендациям врача, не так ли?

Все студенты, проходившие клиническую практику у Рута, без проблем сдавали предварительные экзамены и столь же успешно лечили. Подобно Лунзи, остальные ученики Рута были удостоены годовой стипендии. Почти все они в следующем году могли быть распределены для прохождения интернатуры в любые утвержденные Университетом госпитали и медицинские центры, где только ФОП могла их принять. Лунзи же намеревалась добиваться места в Университетском госпитале, пока оно не будет ей предоставлено. Или приступить наконец к поиску Фионы вне планеты. Научный консультант напомнил ей, что она имеет право не следовать учебному плану, обязательному для студентов, проходящих обучение впервые. Лунзи отказалась, сославшись на то, что ей необходимо наращивать своё мастерство до тех пор, пока она снова не овладеет врачебным искусством в совершенстве. А интернатура была именно той окольной тропинкой, которая быстрее всего приводила к освоению современной медицины во всем её разнообразии.

Клинический консилиум чуть не визжал от восторга, наблюдая, как доктор Рут обрабатывает гнойную рану на теле создания, закованного в панцирь.

Черепахоподобная животина терпеливо лежала на демонстрационном столе, обвешанная со всех сторон бесчисленным количеством трубок, с торчащими из-под края панциря зондами и световодами. С помощью длинного пинцета и двух термоланцетов с программным управлением Рут осторожно прилаживал новый слой искусственной кожи к тщательно очищенной поверхности раны, состояние которой врач наблюдал на объемном экране. Тренькнул коммуникатор. Рут передал инструменты одному из студентов:

— Закончите, пожалуйста. — Несчастный случай, — спокойно пояснил Рут заполнявшим аудиторию студентам, ответив на вызов. — Монтажные рабочие с космодрома. Сейчас их спускают с крыши. Несколько опасных травм, сильные кровотечения, вероятно, пациенты в шоке. Попрошу персонал занять свои посты.

Лунзи и её напарник по проведению лабораторных работ, брахиан по имени Рик-ик-ит, побежали в соседнюю операционную, вымыли руки и помогли друг другу надеть хирургические халаты. Они едва успели проверить, на месте ли все необходимые инструменты, и подключить энергоснабжение, как за дверью послышались душераздирающие вопли.

— Черт, да что же они так?

— Я могу орать и погромче, — усмехнулся Рик.

— Хватит, — урезонила его Лунзи. — Ш-ш-ш.

Дверь в их операционную распахнулась, и в помещение ввалились двое громадных мужчин, один из них поддерживал другого. «Тяжеловесы». Лунзи с ужасом смотрела на них.

— Помоги-ка! — крикнул напарник Лунзи, бросаясь к тому, который больше пострадал, чтобы помочь ему добраться до стола с наклонной поверхностью.

Исполинская сила брахиана добавилась к «тяжеловесовой», и совместными усилиями им удалось уложить мужчину на стол. Когда Лунзи попыталась приблизиться к ним, «тяжеловес» отстранил её и сам помог Рику перевернуть своего товарища лицом вниз.

Оставалось только удивляться, как распростертый перед ними человек смог добраться до клиники на своих ногах. Мышечная ткань у него на спине была разворочена, а одна из икр — вспорота посередине, скорее всего какой-то балкой, упавшей сверху. Кровь безудержно хлестала из обеих ран.

— Что там случилось? — спросила Лунзи, отталкивая двух других. Она обнажила рану, срезав окровавленные клочья штанины лежавшего ничком «тяжеловеса», и начала стерилизовать её, обрабатывая дезинфектором. Рик рывком раздвинул щель в своем хирургическом облачении и начал исследовать ранение под микроскопом. Лунзи сместила в сторону остатки одежды и перекрыла кровеносный сосуд жгутом. Когда кровотечение прекратилось, она при помощи электроуправляемой струбцины соединила края разорванного сосуда муфтой в виде гибкой трубки. Теперь разрыву оставалось только срастись.

— На нас свалилось приготовленное для монтажа звено трапа, — поведал другой «тяжеловес», нежно поддерживая свою руку. — Проклятье, я знал, что те опоры никуда не годятся. Бригадир только и твердил: «Доверьтесь «Пластил Корпорейшн». Хрен вам! Разве эти чертовы приборы предупредят, если какая-нибудь из консолей окажется ненадежной? Ха!

— Давай я закончу, — предложил Лунзи брахиан.

Лунзи утвердительно кивнула, отходя от стола, и обернулась ко второму пострадавшему. Он был огромен даже для «тяжеловеса»! Стиснув челюсти, гигант скрежетал зубами. Лунзи догадывалась, что он испытывает неимоверную боль.

— Садитесь, — быстро приказала она, пытаясь преодолеть свою нервозность. От страха у неё даже засосало под ложечкой. Она знала, что обязана подойти и прикоснуться к больному, но боялась. Эти сердитые великаны представлялись ей более чем людьми: крупнее, громогласнее, настойчивее. Они пугали её. В глубине души она все ещё связывала «тяжеловесов» с потерей Фионы, и её поражало, насколько сильно это на неё действует. Она должна была напомнить себе о своих обязанностях.

— У меня рука… — без всякой надобности сообщил «тяжеловес», начиная расстегивать робу на груди.

Подавив неприятные чувства, Лунзи разлепила магнитный шов, тянувшийся вдоль рукава. Она осторожно сместила материю, стараясь не прикасаться к распухшему предплечью, и помогла ему обнажить поврежденную конечность.

Лапища, казавшаяся исполинской рядом с рукой Лунзи, сжалась в кулак и задрожала, когда она расстегивала крепление на манжете и высвобождала запястье. Искусственный брезент собрался неровными складками, пересекавшими наискосок грудную клетку пациента.

Ей хватило беглого осмотра, чтобы установить, что имеет место перелом правого плеча со значительным смещением.

— Сейчас я сделаю вам анестезию, — сказала Лунзи, подавая знак гип-руке. Обслуживающий механизм спустил ей инъектор на раздвижном кронштейне, на панели вспыхнул огонек, извещая о готовности начать процесс. «Тяжеловес» отрицательно замотал головой. — Почему нет? — спросила она.

— Уж не собираетесь ли вы меня вырубить? Не доверяю я костоломам. Я хочу видеть, что вы со мной делаете.

— Как хотите, — буркнула Лунзи, пытаясь найти компромиссное решение. — А если местную? Вы будете в сознании, но боли почти не почувствуете.

— Ну ладно. — И он резко протянул ей руку.

От неожиданности Лунзи вздрогнула и отпрянула назад. «Тяжеловесы нахмурил брови и, прищурившись, подозрительно на неё посмотрел. Совсем растерявшись под пристальным и неодобрительным взглядом пациента, Лунзи, заикаясь, отдавала распоряжения гип-руке:

«А» — анализ на аллергены и несовместимость. Анестезия только местная, правое плечо и предплечье. Выполняйте.

Инъектор послушно придвинулся и коснулся кожи мужчины. Воздушный манометр отрывисто свистнул, после чего агрегат сместился в сторону и вернулся на своё место. Лунзи ощупала руку, уточняя характер и место травмы. Этот перелом сулил немало хлопот: трудно будет на ощупь водворить кости на место через толстый слой мускулов.

— Полегче, чертова кукла! — заревел мужчина.

— Еще где-нибудь больно? — спросила Лунзи, рывком отдергивая руки.

— Нет. Но мне тошно оттого, как ты скачешь вокруг. Давай завязывай!

Уязвленная Лунзи на мгновение сделала паузу, призывая на помощь все своё самообладание, мобилизуя все свои внутренние резервы, необходимые как для обработки травмы, так и для того, чтобы абстрагироваться от неприязни к «тяжеловесу». Она не может позволить себе реагировать на враждебную форму поведения… Дыхание её замедлилось и, наконец, стало спокойным и равномерным. Она врач. Многие люди боятся врачей. В этом нет ничего неестественного. Он получил травму из-за нелепой случайности, ему больно; нет нужды принимать его агрессивное поведение на свой счет… Но в памяти Лунзи упорно всплывали видеоновости с Феникса: пустой кратер в том месте, где было поселение людей…

На воздействие самовнушения надпочечники ответили типичным выбросом адреналина, который устремился в кровь, заглушая нормальные реакции, помогая избавиться от неуверенности и придавая силы её мышцам. Она обхватила взбугрившийся мускул «тяжеловеса», распрямила его руку и дернула.

Тот завопил. Отмахиваясь от неё свободной рукой, он отшвырнул Лунзи назад к стене.

— Отпусти, больно же! Мать вашу, приведите же, ради всего святого, нормального врача, который сможет вылечить меня по-человечески! — стонал он. Здоровой рукой он стиснул раненое плечо. Пот струился по бледному от шока лицу.

— Проблемы? — поинтересовался Рик-ик-ит, близоруко воззрившись на Лунзи сверху вниз. Глаза его с серебристыми зрачками насмешливо щурились, когда он помогал ей подняться.

Взбешенный «тяжеловес» с перекошенной от гнева челюстью повернулся к Лунзи:

— Эта баба — мясник какой-то! Она же мне чуть руку не оторвала!

Все ещё находясь во власти самовнушения, Лунзи отошла в сторону. Он не причинил ей вреда. Злость мужчины не была направлена на неё, пока она удерживала свои чувства за железным занавесом самоконтроля. Где была допущена ошибка? Она анализировала свои действия, вызывая в памяти все до малейшей детали… Два быстрых наклона: один — вперед-назад, другой — влево… Она, как наяву, представила — словно мозг её принял сверхзвуковой сигнал, — что плечо снова под её рукой и что сломанная кость совмещена.

Предельная сосредоточенность повысила также и восприимчивость пяти её органов чувств.

Рик тщательно осмотрел руку, потом взглянул на индикаторы гип-руки.

— Здесь все в порядке, — спокойно сказал он. — Доктор хорошо вправила вашу руку. Рана теперь быстро заживет. А больно потому, что ещё не подействовала анестезия. — Он взглянул на настенные часы. — Все сейчас пройдет.


***

— Я должна была учесть временной фактор, — потом на чем свет стоит корила себя Лунзи, когда они вдвоем с Ти отдыхали у него дома. — Но я могла думать только о том, чтобы поскорее сделать ему руку и выставить из операционной куда подальше. Это была дурацкая ошибка, дурацкая и необъяснимая. — Лунзи безнадежно махнула рукой. Она ходила из угла в угол, не находя себе места. — Рик сказал, что я сверхреактивна. Он считает, что у меня «тяжеловесофобия»: во всех прочих случаях я не упускаю из виду временной фактор. — С убитым видом она запрограммировала себе чашку кофейного эрзаца на синтезаторе. — Видишь, опять взялась за старое. Быть может, я должна заняться терапией. Самовнушение ввело меня в транс; я могла руку человеку оторвать. — Она отхлебнула кофе и состроила кислую мину.

— Но вы же этого не сделали, — улыбнулся полный сочувствия Ти, приглашая её сесть рядом с собой на широкую кушетку, стоявшую посреди комнаты. Лунзи отвернулась, когда он сжал её руку в своих ладонях. Она не могла снести жалости в его глазах.

— Я должна это все бросить. В лучшем случае, смогу заниматься наукой, где у меня будет возможность держаться подальше от любого живого существа крупнее микроба. — Губы её дернулись, изображая жалкое подобие улыбки, хотя она все ещё сидела, уставившись в колени Ти. — Меня всегда раздражала глупость, особенно своя собственная.

— Моей Лунзи не пристало говорить такие слова. Той, которая сумела обеими руками уцепиться за новую жизнь. Той, которая убедила меня не почувствовать себя болваном, когда молоденькие мальчики показали, что лучше меня разбираются в моём сверхнаучном ремесле.

Жалость к самой себе отодвинулась на второй план, Лунзи улыбнулась. Она первый раз в этот день посмотрела в глаза Ти.

— Этот несчастный человек не переставая кричал на меня, чтобы я пошевеливалась: побыстрее починила ему руку, и дело с концом. Я знаю, он боялся меня, потому что я врач, но я его боялась ещё сильнее! Несмотря на великанские размеры, это был самый обычный человек. Отец моей дочери занимался генетической эволюцией «тяжеловесов». Еще долгое время после нашего развода я часто получала от него письма по межсистемной почте. Он писал о том, какие шаги предприняты его научной группой для улучшения адаптации данных субъектов к условиям повышенной гравитации. Я хорошо знаю техническую сторону их эволюции, но об их обществе не имею ни малейшего представления. Забавно, что человечество — единственный вид, который заставляет существенно изменяться самое себя. Уговорите-ка рикси переделать хоть одно перо в их убранстве!

— Никогда. Должно быть, все это из-за нашего любопытства: нам интересно, что можно сделать из любого необработанного материала, включая себя самих, — предположил Ти. — Вы не должны столь жестоко судить себя.

Это бессмысленно.

Лунзи рукавом вытерла уголки глаз:

— Действительно. Я безграмотно воспользовалась своим тренингом, и не могу позабыть это, не имею права. Я и не подозревала, что столь нетерпима.

Я — атавизм. Мне нет места в этом веке.

— Вы ошибаетесь. — Ти вынул из руки Лунзи забытую полупустую чашку и поставил её на столик у торца кушетки. — Это случайность, и вы огорчены.

Вас его страдание не порадовало. Вы хороший врач и хороший человек. Ибо кто ещё был бы столь же заботлив и терпелив по отношению ко мне, как вы? И вы очень многому можете научить этих бедных невежд из будущего. — Руки его незаметно подкрались к Лунзи и крепко сжали её в объятиях. Ласково целуя её, он шептал:

— Твое место здесь, рядом со мной.

Лунзи обняла мужчину и положила голову ему на плечо. Закрыв глаза, она ощущала тепло и желание. Напряжение такого трудного дня упало с её плеч, словно ливень лепестков с яблони, когда его мягкие губы, едва касаясь кожи, скользнули по её шее, тронули мочку уха. Ти крепко обнял её. Лунзи с наслаждением вздохнула. Пальцы его сжали её талию, поползли выше, лаская, преодолевая застежки и складки одежды, пока не добрались до обнаженной кожи. Лунзи последовала его примеру, любуясь игрой светотени, которая подчеркивала сильные мускулы его плеч. Ей понравилась шелковистость полоски упругих темных волос у него на груди.

Рука Ти двинулась вверх и коснулась её подбородка. Он поднял её лицо.

Его глубоко посаженные темные глаза были серьезны и озабоченны.

— Останься со мной навсегда, Лунзи. Я люблю тебя. Пожалуйста, останься.

— И он наклонил голову, нежно прикасаясь губами к её губам снова и снова.

— Я останусь, — прошептала она, откидываясь вместе с ним на мягкие диванные подушки. — Я буду с тобой, сколько смогу.

Глава 5

Голограмма Фионы занимала почетное место на вращающемся круглом столе в гостиной квартиры, которую теперь совместно занимали Лунзи и Ти. Изучая медицинские карты пациентов, Лунзи время от времени поглядывала на дочь.

Фиона, сияя неувядающей улыбкой, как бы подавала матери знак. «Найди меня», — казалось, говорила она. Солнечный свет лился сквозь её изображение, играя рубиновыми бликами на белых мягких стенах комнаты.

Подходил к концу второй год пребывания Лунзи на Астрис. Трудно было сдерживать данное шефу Вилкинсу обещание быть терпеливой, когда она чувствовала, что ей следует не сидеть сложа руки на одном месте, а искать дочь. Хотя почти все время Лунзи уходило на многочисленные дела и упражнения, предписанные курсом самодисциплины, она никогда не забывала запустить программу «Зеркало» и проверить все возможные источники информации, надеясь все-таки напасть на след Фионы. Она уже израсходовала уйму денег, но все последнее время не слышала ничего нового. Это огорчало.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как они с Ти решили жить вместе.

Почти в то же самое время Памела робко спросила у Лунзи, не будет ли она возражать, если её возлюбленный поселится в их жилище вместе с ней. Памела была чрезмерно застенчива в вопросе обычных между взрослыми отношений. В современной культуре, как и в другие времена, не считалось позором быть, что называлось, «разделяющими тепло». Фактически все студенты и граждане, чей жизненный уклад предполагал свободный секс и кто со всей ответственностью мог поручиться за своё здоровье и отсутствие порочных пристрастий, не скрывали своих привязанностей, поэтому не было никакого риска, но только одно сплошное удовольствие. Любовники, солгавшие о своем состоянии здоровья, скоро обнаруживали, что они остались в полном одиночестве: о таких шла дурная слава, и никто больше им не доверял.

Студенты-медики лучше остальных знали, какие кошмарные вещи могут произойти, если не позаботиться о «чистоте», поэтому они были особенно щепетильны в этом вопросе. В противном случае их свои бы заклевали, всплыви такое дело на поверхность. Лунзи относилась к Ларену с симпатией, поэтому она уступила ему свою кровать без малейшего сомнения и перевезла свои скромные пожитки к Ти.

Как партнер Ти был деликатен и даже, можно сказать, почтителен. С самого первого дня он держал себя так, словно считал огромной любезностью со стороны Лунзи, что она согласилась разделить вместе с ним его кров. Не торопясь высказывать своё мнение, чтобы не навязать своих взглядов, он упрашивал её окинуть взором комнаты и решить, что, с её точки зрения, следует убрать или изменить, чтобы она могла почувствовать себя более комфортно. Он стремился сделать для её удовольствия все. Лунзи его рвение несколько даже подавляло: ей куда более были привычны безразличие к комфорту её соседей по общежитию и тяга к уединению тех, кто живет в космосе. Личных вещей у Ти было немного. В число их входило некоторое количество книг на дискетах и в информационном кубе и множество музыкальных дисков. Вся мебель была подержанной — обычное явление в университетском мире. Он объяснил, что большей частью его имущества распорядились в соответствии с его преждевременным завещанием, которое было утверждено автоматически, когда ни один из командных постов ФОП не смог установить с ним связь в течение десяти лет.

— Это совершенно нелепая установка, — доказывал он. — Ведь кто-то может быть вне досягаемости гораздо более продолжительное время, чем какой-то десяток лет, если находится в дальнем уголке огромной Галактики. А кто-то наверняка до сих пор ещё не разбужен!

В свою очередь, и Лунзи старалась считаться с его предпочтениями. А может, это его настойчивые требования пробудили присущий ей дух противоречия. Но что бы ни являлось причиной, Лунзи поменяла в его квартире так мало, как только было возможно. Она любила спартанскую обстановку, которая лучше позволяла сосредоточиться на главном, чем уютный беспорядок студенческого жилья. И только когда Ти выразил недовольство, что она ведет себя как гость, а не постоянный жилец, Лунзи повела его делать покупки. Они выбрали двухмерную картину университетского художника и пару эстампов в голограммной технике, которая нравилась им обоим. Она купила все сама, не сказав ему цены. Вместе они развесили эти произведения искусства в той комнате, где проводили большую часть времени.

— Вот теперь я вижу руку Лунзи! — радостно воскликнул Ти, любуясь тем, как запечатленная на картине луна сочетается с преимущественно белым убранством комнаты. — Теперь это наш дом.


***

Лунзи отложила последний информационный кубик.

Ей нравился дом Ти. Он был просторным, даже — для квартиры одинокого человека — несколько нарочито; вдоль двух стен большой комнаты простирались широкие оконные проемы. Лунзи потянулась, разминая похрустывающие суставы, отчего манжеты её просторных спортивных брюк поддернулись выше лодыжек, а широкие рукава блузы из светширта соскользнули на макушку, приведя волосы в беспорядок, и прошествовала открыть окна, чтобы впустить в комнату теплый полуденный бриз.

Диафрагменное регулирование величины оконных проемов было выверено так, чтобы солнце максимально освещало белые ковровые покрытия. Обе стены в это время дня заливал свет. Кружка ароматного травяного чая подогревалась на кухне, видневшейся сквозь дверной пролет. Синтезатор пищи — гораздо более совершенной модели, чем тот, что был в её собственном университетском жилище, — они спрятали в нише кухонной стены за декоративным панно: так он меньше мозолил глаза. Они с Ти по-прежнему предпочитали готовить сами, когда позволяло время. Лунзи с удовольствием пользовалась счастливой возможностью побаловать себя маленькими радостями, которые редко выпадают на долю студентов и космических скитальцев.

В течение этого учебного семестра Лунзи была определена на должность ассистента доктора Рута в поликлиническом отделении. После того как она со стыдом примирилась с воспоминанием о скандале с пациентом-»тяжеловесом» и высказала свою обеспокоенность тем, что её душевное состояние отразилось на процессе лечения, Рут расспросил Рик-ик-ита и проанализировал ситуацию вместе с Лунзи. По мнению доктора, ничего ужасного с ней не произошло: мало найдется таких, кого общение с подобными субъектами хоть иногда не выбивало бы из колеи. Он убедил её, что никакой ксенофобии у неё нет.

— Рассерженный «тяжеловес» запросто может испугать нормального человека, — уверял он. — Вы можете бояться его со спокойной совестью.

Лунзи была благодарна ему за то, что он не увидел в этом значительного отклонения от нормы, и поклялась себе впредь сохранять самообладание. Но она не имела возможности на практике проверить себя до тех пор, пока ещё нескольким «тяжеловесам» не потребовалась медицинская помощь.

Всех студентов в клинике Университетского госпиталя лечили бесплатно, с посторонних же взималась весьма умеренная плата. Пострадавших от несчастных случаев, как и тех рабочих-»тяжеловесов», часто доставляли прямо в Университетский госпиталь, потому что в частных клиниках приходилось обычно дольше дожидаться приема. Лунзи заметила, что большинство студентов на Астрис человеческого рода-племени, но не потому, что прочие были менее заинтересованы в получении высшего образования или подвергались дискриминации, а из-за того, что особи многих видов обладали способностью передавать свои знания детям, находящимся ещё в материнской утробе или в яйце, и достаточно было единственному из них получить университетское образование, чтобы оно стало достоянием всех его потомков.

Люди же получали образование после рождения, что представители некоторых других рас ФОП, в частности сетти и вефты, считали пустой тратой времени.

Лунзи свысока смотрела на «память расы» и другие явления того же рода, считая их проявлением комплекса неполноценности, и пропускала мимо ушей подобные замечания. «Память расы» оправдывала себя лишь в тех ситуациях, с которыми предки ранее сталкивались на собственном опыте. А ей уже не раз приходилось лечить от обезвоживания многочисленных вефтов с инженерного факультета, особенно первокурсников, бывших новичками на Астрис. А один юный сетти, изучавший на Астрис межпланетную дипломатию, чуть не довел себя до заболевания пищеварительного тракта, и пришлось показывать ему, какие местные растения употреблять в пищу не следует.

Этот день на службе выдался на редкость спокойным. Никому из её больных не требовалась немедленная помощь, поэтому она отложила истории болезни в стопку на кушетке и присела выпить чашку чаю. Чуть позже ей предстояло отчитаться перед доктором Рутом, а пока имелось немного свободного времени, и она позволила себе немного расслабиться. Рут был добрый и терпеливый учитель, который только улыбался её стремлению обойти лечащие машины вместо того, чтобы бранить за приверженность старинным идеалам.

Лунзи снова чувствовала уверенность в себе. Она все ещё побаивалась вступать с пациентами в непосредственный контакт, но с каждым разом все меньше и меньше. Она полагала, что не правильно целиком и полностью полагаться только на помощь машин. По её твердому убеждению, целителю не следовало быть только техником. Но эти её представления почти никто не разделял.

Солнечные пятна не торопясь ползли по комнате. Вот они легли у её ног, как любимый домашний зверек, пребывающий в добром расположении духа. Лунзи перевела вожделенный взор с персонального портативного компьютера, подаренного ей Ти на тридцатишестилетие, на маленькую полку с древними классическими книгами на дискетах, которые она раскопала в лавке букиниста. Полное собрание сочинений Редьярда Киплинга, заменившее потерянное любимое издание, стояло на полке в переднем ряду, маня к себе взор. Хотя времени, остававшегося до выхода на работу, было слишком мало, чтобы полистать книгу, его как раз хватало для ежедневных упражнений, которых требовала самодисциплина. Со вздохом Лунзи отставила пустую чашку и приступила к разминке.

— Делу — время, потехе — час, Кип, — с сожалением сказала она. — Ты бы понял это.

Крепкие ахиллесовы сухожилия между бедрами и пятками были растянуты у неё так хорошо, что она могла согнуться, положить ладони на пол плашмя и расслабить локти, не сгибая при этом коленей. Скованность мышц улетучилась без следа, когда она грациозно проделала ряд танцевальных па. Легко прыгая по комнате и сражаясь с невидимым противником, Лунзи старалась держаться подальше от компьютера и картин. Дисциплина учила, что надо поддерживать и увеличивать возможности мышц и сухожилий. Каждое упражнение предназначалось не только для тренировки определенной группы мышц, но и для того, чтобы почувствовать, что по сравнению с началом занятий энергетика твоя возросла. Она замечала, что походка её стала намного легче. Она передвигалась столь же бесшумно, как собственная её тень по освещенной солнцем стене. Движения её были плавны, каждое из них как бы вытекало из предыдущего.

Выпрямив спину, Лунзи приняла позу для медитации, сидя на пятках перед кушеткой. Солнечный свет заливал её колени. Она вытянула руки перед собой, повернула их ладонями вверх и позволила им медленно опуститься вниз, на колени.

Потом Лунзи закрыла глаза, постепенно отключая сознание до тех пор, пока не стала ощущать одно лишь своё тело: давление ягодиц на дуги ступней, тепло солнечного света на коленях, шероховатую поверхность ковра под кончиками пальцев рук. Крепкие мускулы легко удерживали её спину прямой.

Глубже. У основания носоглоточных пазух она ощутила привкус недавно выпитого чая и почувствовала, как теплая жидкость давит на стенки желудка.

Лунзи мысленно прощупывала каждый мускул, который заставлял расширяться и сжиматься её легкие, ощущая облегчение каждой клеточкой своего тела, когда свежий кислород достигал её, вытесняя усталость вместе с окисью углерода.

Следующими расслабились мускулы лица и челюсти.

Лунзи начала поочередно представлять себе органы и кровеносные сосуды своего тела и направлять им свои представления, проверяя их функции. Все было в порядке. Наконец она позволила своему сознанию занять главенствующую позицию вновь. То был момент перехода изнутри — наружу, в мир. Это состояние являлось величайшим источником силы, достигаемой медитацией, и целью, к которой стремился её дух.

Лунзи вышла из состояния транса и услышала шум турбоватора, остановившегося за дверью. Тело её было отдохнувшим и раскрепощенным, внутри царило спокойствие. Она подняла глаза, когда в комнату влетел Ти.

Его добродушное лицо сияло.

— Лучшие из новостей, моя Лунзи! Самые наилучшие! Я нашел твою Фиону!

Она жива!

Лунзи почувствовала, что не может поднять рук, все ещё лежащих на полу.

Ей показалось, что сердце её перестало биться. Надежда, страх и возбуждение и следа не оставили от былого покоя. Возможно ли, чтобы это было правдой? Она хотела поверить радости, которую видела в его глазах, но не могла на это решиться.

— Ох, Ти, — прошептала она. Неожиданно у неё перехватило горло. Она протянула трясущиеся руки к мужчине, опустившемуся перед ней на колени. Он сжал её запястья и поцеловал подушечки пальцев. — Что ты нашел? — Тревога вдруг вновь охватила её. Она все ещё не могла позволить себе поверить.

Ти извлек из кармана маленький керамический информационный кубик и положил в её ладони:

— Это здесь. У меня есть доказательства в объемном виде. Медтехник первого ранга Фиона Меспил была обнаружена ИОК вне планеты незадолго перед тем, как колония исчезла. Ей следовало срочно отбыть по новому месту назначения, — объяснил Ти. — Это был непредвиденный случай, и корабль, который забрал её по пути — частное торговое судно, — не принадлежал к ведомству ФОН, поэтому имя её не вычеркнули из ведомостей бедного Феникса.

Она жива!

— Жива… — Лунзи больше не сдерживала потока счастливых слез, хлынувших из её глаз. Ти вытер их, а потом промокнул и свои блестящие глаза. — Спасибо, Ти! Я так счастлива!

— Я тоже очень рад за тебя. Я уже несколько недель держал это от тебя в секрете, дожидаясь ответа на последние запросы. У меня не было уверенности. Не хотелось терзать тебя надеждой лишь ради того, чтобы в результате получить дурные вести. Но теперь я с радостью рассказываю тебе обо всем!

— Я ждала два года. Несколько недель погоды не делают, — пробормотала Лунзи, роняя мокрый носовой платок. Ти вытащил из рукава свой и протянул ей. Она утерлась, громко шмыгая носом. — Где она, Ти?

— Доктор Фиона в течение пяти лет работала на Гламоргане, это куча световых лет отсюда в направлении Веги, чтобы воспрепятствовать распространению вируса чумы, поставившего колонию на грань вымирания.

Работа её завершена. Она сейчас направляется домой, на Альфу Центавра, чтобы воссоединиться со своей семьей. Эта дорога требует многочисленных пересадок даже при использовании возможностей ССП, и ей, вероятно, потребуется года два, чтобы добраться домой. Я не установил с ней непосредственный контакт. — Ти проказливо улыбнулся, явно приберегая лучшее напоследок. — Но три твоих внука, пять правнуков и девять праправнуков заявили, что им доставит огромную радость встреча с их прославленной прародительницей. Голограммы каждого из них здесь, на этой кассете.

Лунзи слушала его рассказ с нарастающим волнением. Когда он торжественно извлек кассету, она бросилась обнимать его:

— Ого! Внуки!.. Я ни разу не подумала о внуках. Дай же посмотреть на них!

— Запись переслали с Альфы Центавра с оказией на торговом корабле «Просперо», — пояснял Ти, засовывая кассету в дисковод компьютера. Лунзи вскарабкалась на тахту и воззрилась на экран горящими глазами, когда замелькали первые кадры изображения. — У меня о них всего лишь поверхностное представление. Сообщение короткое. Должно быть, твой внук Ларе скряга. Кстати, повествование ведет как раз он.

На экране возникло голографическое изображение черноволосого мужчины лет пятидесяти. Лунзи внимала, не отрывая глаз. Мужчина заговорил:

— Приветствую тебя, Лунзи. Меня зовут Ларе, я сын Фионы. Не знаю, когда до тебя доберется оказия, поэтому буду называть имена и стандартные годы рождения всех членов семьи, а не их возраст на настоящий момент. Начну с себя. Я самый старший в семье. Родился в 2801-м. А это мама, самое позднее изображение, которое у меня есть, — перед тем, как она последний раз куда-то рванула. — Голос явно выражал неодобрение. — Она с головой ушла в свою работу, как, полагаю, тебе и самой известно.

Перед Лунзи возникло изображение женщины средних лет. Без сомнения, это была студийная работа, выполненная профессионалом: ясная и отчетливая. Её темные приглаженные волосы, кое-где тронутые сединой, были собраны на макушке и завязаны узлом. Она стояла раскованно, одетая в без единого пятнышка форменное облачение, казавшееся безупречным до последней складки.

Строгая форма откровенно контрастировала с её позой. От уголков глаз разбегались тонкие изогнутые морщинки, которые как бы подчеркивали ресницы. Улыбка выгравировала более глубокие линии между носом и уголками рта, но то была замечательная улыбка. Лунзи прекрасно помнила это радостное выражение лица. Она закрыла глаза и на миг снова оказалась на Тау Кита, в солнечном дне накануне её отъезда на платформу.

— Деточка моя, — прошептала Лунзи, охваченная тоской и раскаянием. Она зажала рукой рот, переведя глаза с голограммы юной Фионы на изображение на экране. — Как же она изменилась!.. Я все пропустила, она выросла без меня.

— Она хороша, — заметил Ти, останавливая воспроизведение. — Ты видишь, она счастлива? А не хочешь посмотреть на остальных членов своего семейства?

Лунзи резко кивнула и открыла глаза. Ти протянул руку к переключателю, и изображение Фионы пропало. На экране появился поджарый молодой мужчина во флотской форме.

— Мой брат Дугал, родился в 2807-м, — констатировал голос Ларса. — Не женат, кроме карьеры, увлечений не имеет. С тех пор как произведен в чин капитана Флота ФОП дома бывает редко. Время от времени перевозит мать и её микробных собак с места на место. Часто только в этих случаях кому-то из нас и удается повидать её. Да, кстати, камера моей жены немного застенчива и не может стоять смирно во время съемки.

Лунзи расслышала, как на дальнем плане кто-то завизжал:

— Ой, Ларе! Прекрати!

Лунзи улыбнулась: «У него фамильное чувство юмора». Изображение сменилось.

— Моя дочь Дайдри, родилась в 2825 году. А вот её муж Мойкол и три их девочки. Я называю их Парками. Это у нас Руди, родилась в 2843-м, Капелла — в 2844-м, и Антея Роз — в 2845-м. Другая моя девочка, Джоржия, 2828-й.

Единственный её сын Гордон, 2846-й. Шустрый парень, это должен признать даже его дедушка. Мелани, дочь Фионы, стандартный год рождения — 2803-й.

Это была женщина изумительной красоты с такими же каштановыми волосами, как у Лунзи, и с Фиониными глазами и подбородком. Её уютная материнская фигура с мягкими очертаниями не имела заметных излишков веса на тонких костях. Рядом, обняв её рукой за талию, стоял очень высокий мужчина с острым, узким ястребиным лицом, казавшимся нелепым под копной мягких светлых волос.

— Её муж, Далтон Ингрич. Их третий сын, Дрю, 2827-й. У Дрю два мальчика, которые сейчас учатся в Технологическом Институте на Альфе Центавра. У меня нет их современных голограмм. Старшие мальчики Мелани, Джей и Тед, близнецы, родились в 2821-м. Вот Тед и его дочка Кассия, родилась в 2842-м. А это Джей с супругой и двумя пострелятами — Дерамом, 2842-й, и Лоной, 2847-й.

Повествование Ларса поглотил шум помехи, и повторно возникло изображение Мелани. Она шагнула вперед, радушно протягивая руки, чтобы сказать несколько слов.

— Мы были бы счастливы встретиться с тобой, дорогая наша прародительница. Пожалуйста, приезжай.

Изображение постепенно исчезло. Лунзи сидела, уставясь в пустой экран, когда компьютер зажужжал и вытолкнул кассету.

Лунзи резко выдохнула:

— Красота! Мгновение назад я была одна-одинешенька во всей Галактике. А сейчас оказалась у истоков настоящего демографического взрыва! — Она недоверчиво покачала головой. — Ты знаешь, я считала, что лишила себя возможности иметь семью, связанную со мной по крови.

— Ты должна поехать, — мягко сказал Ти. Он заботливо смотрел на Лунзи, но не прикасался к ней, деликатно дожидаясь, пока она не захочет этого сама.

— Почему они не сказали мне, где она? — спросила Лунзи.

Ти не было необходимости спрашивать, какая такая «она».

— Они не могут. Они не знают. Потому что её служба связана с болезнями, способными уничтожить каждого десятого на планете; кто знает, что произойдет, если самонаводящийся снаряд любопытства достигнет планеты.

Быть может, всего лишь для того, чтобы продать сенсацию объемному видео.

Лунзи вспомнила репортаж про Феникс:

— Это действительно так. Охотник за сенсациями может распространить чуму дальше, чем собственную историю. Но все равно, как жаль!

— Ну, теперь уж ты скоро её увидишь. Она доберется домой с самого края Галактики не позднее, чем года через два. — Ти казался очень довольным собой. — Ты можешь дождаться Фиону там, празднуя воссоединение со своим семейством и новое её назначение, о котором было сообщено открыто.

Благодаря ему, признаюсь, в конце концов я и нашел её: когда просматривал перечни этих самых назначений. За долгую и доблестную службу ФОП доктор Фиона направлена в Центр Хирургии в системе Эридана. Это большая честь.

— Ты заметил? Двое детей — вылитая она, — радовалась Лунзи. — А один или два из этой компании смахивают на меня. Вряд ли стоило воспроизводить такую физиономию.

— Ты несправедлива к себе, моя Лунзи. Ты красавица. — Улыбающийся Ти тепло смотрел на неё. — У тебя не такое лицо, как у фотомоделей, рекламирующих косметику, а такое, о каком мечтает любая из них.

Но Лунзи не слушала.

— Только подумать, что всего этого… всего этого кошмара могло бы не быть, не поступи всего-навсего с Феникса та ложная информация об исчезновении Фионы… Это стояло у меня на пути, мешало выбрать верное направление, что бы я ни делала. И во всем этом повинны пираты, захватившие планету. Мало того, я почти три года жила на грани беды, с вечным мучительным сомнением: а вдруг я иду по следу… тени. Я думаю… Я думаю, если на моём операционном столе окажется некто с пулей возле самого сердца, которую смогу извлечь только я, и мне будет известно, что это пират… Да, я с полным на то правом могу позабыть о клятве Гиппократа. — Лунзи яростно скрипнула зубами, представляя себе месть.

— Ты не сможешь позабыть, — твердо возразил Ти, стискивая её руку. — Я знаю тебя.

— Позабыть — не смогу, — безропотно согласилась она, позволяя жаркой картине возмездия померкнуть. — Но насчет этой сволочи я бы ещё подумала.

И я никогда не забуду ни скорби, ни разочарования. Ни одиночества. — Она посмотрела на Ти с признательностью и любовью. — Хотя теперь я не одинока.

— Но ты ведь поедешь? На Альфу Центавра? — продолжал настаивать Ти.

— Это обойдется мне дороже, чем планету прикупить!

— Что деньги? Ты последние месяцы тратилась только на поиски Фионы.

Причем ты женщина далеко не бедная. Да ещё чуть ли не каждую кредитку откладываешь. Ради чего это все?

Лунзи сидела в задумчивости, прикусив губу и глядя отсутствующими глазами в угол комнаты. Она почти боялась встречи с Фионой после всех этих лет, ибо что она могла сказать ей? Все время, пока шёл поиск дочери, она часто представляла себе эту встречу: счастье, слезы примирения… Теперь она стояла на пороге реальности: она готовилась увидеть Фиону вновь. Что же скажет ей настоящая Фиона? Ведь она говорила матери, когда та покидала её, что боится, что Лунзи никогда не вернется обратно. Чувство обиды постепенно стерлось, и, должно быть, она давно уже потеряла надежду, считая, что мать её погибла. Лунзи терзалась мыслью о том, какую рану нанесла дочери. Она представляла рассерженную Фиону, её стиснутые челюсти и покрасневший нос в то последнее утро на Тау Кита. Лунзи пыталась оправдаться. Да, её вины не было в том, что их космический корабль попал в катастрофу, но зачем она вообще оставила дочь? Ведь она могла найти работу не так далеко. И менее опасную, пусть бы даже за неё меньше платили. И тем не менее, несмотря на все её сомнения и возможность оценить прошлое с позиции сегодняшнего дня, Лунзи должна была признать, что в то время, когда она оставляла Тау Кита, заключение контракта с рудной корпорацией казалось самым удачным вариантом. Она не могла предвидеть, что случится.

Она бросила Фиону, но для неё это была разлука всего лишь на несколько лет. Она пыталась представить себе, что бы чувствовала, расставайся они почти на всю жизнь, как это и случилось для её дочери. Возможно, она стала дочери чужой после всех этих лет. Им придется узнавать друг друга заново.

Понравится ли ей новая Фиона? Понравится ли она Фионе, имеющей за плечами многолетний жизненный опыт? Ей оставалось только ждать.

— Лунзи? — Мягкий голос Ти вернул её на землю. Она мигнула сухими глазами и заметила устремленные на неё темные глаза Ти, полные беспокойства. — О чем ты так задумалась, радость моя? Ты всегда такая сдержанная. По мне, так было бы лучше, если бы ты плакала, смеялась или кричала. Твои сокровенные думы слишком сокровенны. Я никогда не могу сказать, о чем ты думаешь. Разве я не принес тебе хорошие новости?

Она глубоко вздохнула, не решаясь начать.

— А что, если она не захочет видеть меня? Она, наверное, ненавидит меня после всех этих лет.

— Она полюбит и простит тебя. Твоей вины в случившемся не было. Ты начала искать её сразу же, едва у тебя появилась такая возможность, — резонно возразил Ти.

— Я просто не должна была покидать её вовсе, — со вздохом ответила Лунзи.

Ти схватил её за руки и развернул к себе так, чтобы видеть её глаза.

— Ты поступила совершенно правильно. Тебе нужно было обеспечить ребенка. Ты хотела, чтобы она имела не только необходимый для жизни минимум. Уезжая, ты не оставила её на произвол судьбы. Виноват рок.

Виноват кто угодно, только не ты. Ну, ты едешь? Ты встретишься со своей дочерью и внуками?

Лунзи наконец кивнула:

— Еду. Я должна.

— Отлично! Вот теперь по-настоящему отпразднуем! — Он склонился над свертком, который принес с собой, и достал оттуда бутылку редкого Китянского вина и пару бокалов на длинных ножках-стеблях. — Это мой триумф, и твой тоже, и я хочу, чтобы ты выпила за это вместе со мной. Ты должна, по крайней мере, сделать вид, что хочешь попраздновать!

— Но я и делаю, — запротестовала Лунзи.

— Тогда смой со своего лица этот недовольный взгляд и иди ко мне. — Быстро поставив бокалы рядом с бутылкой вина, Ти нагнулся и единым махом перекинул Лунзи через плечо. Лунзи визжала, как школьница, когда он отнес её в спальню и сбросил на двухспальную кровать.

— Я не могу! Меня ждет Рут! — Она неохотно отмахивалась, глянув на часы в изголовье. — О черт, теперь я точно опаздываю! — Она хотела подняться, но Ти опередил её.

— Я сам обо всем позабочусь, — поспешно заявил он. Затренькал коммуникатор: Ти набирал код клиники. Лунзи едва сдерживалась, чтобы не захихикать, когда он от её имени с самым серьезным видом испрашивал у доктора Рута разрешение пропустить эту смену.

— …по семейным обстоятельствам, — закончил он скорбным голосом, заставившим её похоронить взрыв громкого хохота в постельном белье.

— Ну, теперь ты чиста и невинна, — провозгласил Ти, стаскивая на ходу рубаху и бросая её в угол комнаты. — Доктор огорчен и передает поклон, — добавил он, выпрыгивая из ботинок.

— Не знаю, почему позволяю тебе так поступать. Я не должна прогуливать, — ворчала Лунзи, чуть-чуть стыдясь себя. — Обычно я отношусь к своим обязанностям более серьезно.

— А смогла бы ты, скажи по чести, стоять и измерять кровяное давление, когда в твоей голове только и крутится: «Фиона нашлась?!» — скептически поинтересовался Ти.

— Нет, но…

— Тогда расслабься, — сказал Ти. — И позволь мне…

Он опустился перед ней на колени и, легко приподняв её, стянул с её бедер брюки. Покончив с этим, Ти стал покрывать её обнаженные ноги нежными и легкими поцелуями, начиная от кончиков пальцев и едва касаясь её кожи.

Он ласкал её, сжимая бедра и ягодицы. Поднимаясь все выше, губы его добрались до живота. От ощущения его теплого дыхания на коже у Лунзи захватило дух. Она со вздохом откинулась назад, взъерошила волосы Ти, ласково сжала ему уши. Он поднял голову и придвинулся ближе, нависая над ней. Лунзи приоткрыла глаза, чуть улыбнулась и встретила его озорной взгляд.

— Ох нет, не надо, — запротестовала она, когда Ти обрушился на неё, лишив возможности даже пошевелиться, и принялся щекотать языком живот. — Ай! Так нельзя!

Ти перехватил её руки, когда она попыталась отстранить его голову:

— Не трепыхайся! Все можно в любви, моя Лунзи, а я тебя люблю.

— Тогда поднимайся и давай по-честному, черт тебя побери!

Лунзи высвободила руки и потянула его за плечи. Едва он приподнялся, она рванула магнитные застежки его брюк, и они были отправлены в угол вслед за рубашкой.

Он тоже был уже возбужден до предела. Лунзи осторожно погладила его кончиками пальцев. Вытянувшись, они прижались друг к другу. Их руки соединились, переплелись и разбежались вновь, подсказывая друг другу пути к заветным местам. Ти перевернулся на спину, не переставая ласкать её.

Лунзи уперлась ладонями ему в грудь и, откинувшись назад, оперлась на его крепкие полусогнутые бедра. Она закрыла глаза и отдалась страсти, целиком погрузившись в волны экстаза.

Наконец Ти притянул её вниз, и они прильнули друг к другу, переполненные чувствами.

Лунзи лежала, прижавшись к Ти, пока сердце её не успокоилось, войдя в обычный ритм. Она потерлась щекой о его подбородок и почувствовала, как в ответ он сжал её плечи. Радость, охватившая её со столь счастливым завершением долгих поисков, перемешивалась с тоской предстоящей разлуки с Ти. Дело заключалось не только в физической близости: они на самом деле были созданы друг для друга. У них совпадали пристрастия, желания и чувства, словно у двух людей, которые прожили вместе всю жизнь. Она разрывалась между стремлением завершить свой поиск и желанием остаться с мужчиной, который её любил. Если бы только он мог поехать вместе с ней…

Но он не препятствовал ей, когда она заново строила свою жизнь после трагедии с холодным сном, и она не должна ему помешать. Он так напряженно работал и так много потерял. Лунзи показалась преступной даже мысль о том, чтобы попросить его поехать вместе с ней. Но она так любила его! И знала, сколь многого лишится, расставшись с ним.

Она перекатилась на бок, выскальзывая из-под тяжести его руки, и наткнулась на что-то твердое, скрытое в складках скомканного покрывала.

Она с любопытством откинула край простыни и обнаружила бутылку вина.

— Ах да. Китянское, 2755. Твоего года рождения, я надеюсь. Вина этой марки становятся годны к употреблению лишь после восьмидесятилетней и более выдержки.

— А рюмки? — улыбнулась Лунзи. — Столь достопочтенное вино достойно хрусталя.

— Мы разопьем его прямо из горлышка, — ответил Ти, снова притягивая Лунзи к себе. — С места этого не сойду, пока не придет пора вставать и идти стряпать для тебя изумительный праздничный обед, для которого я по дороге домой закупил все необходимое.

Развалившись среди подушек, он провел пальцем по её щеке. Лунзи наслаждалась ощущением в полузабытьи. Вдруг в голову ей пришла новая идея.

— Ты знаешь, — заявила она, приподнимаясь на локте. — Наверное, мне следует отправиться на Альфу штатным корабельным доктором. Таким образом мне удастся значительно сэкономить на дорожных расходах.

Ти сделал вид, будто он страшно шокирован.

— И в такой момент ты можешь думать о деньгах? Женщина, у тебя нет души, возвышенное тебе недоступно.

Лунзи озорно подмигнула:

— Ага. — И вздохнула:

— Ти, я буду так тосковать без тебя. Может, пройдут годы, прежде чем я вернусь обратно.

— А я по-прежнему буду здесь, дожидаясь тебя и днем, и ночью, — отозвался он. — Я люблю тебя, разве ты этого не знаешь? — Ти раскупорил бутылку и предложил ей сделать первый глоток. Отхлебнув вина вслед за Лунзи, он наклонился, чтобы слиться с ней в поцелуе с привкусом вина.

И они вновь занялись любовью, теперь более медленно и нежно. Для Лунзи каждый момент был драгоценен и полон особой значимости. Она запечатлевала в памяти малейшие оттенки ощущений нежных прикосновений Ти, нарастающую настойчивость его ласк, жаркую силу его страсти, сходившуюся с её собственной.

— Как жалко, но если бы обстоятельства сложились иначе, мы бы никогда не встретились, — грустно прошептала Лунзи чуть позже, когда они тихо лежали, прижавшись друг к другу. Вино уже было выпито.

— А я ни о чем не жалею. Действительно, если бы тебе не понадобились услуги ИОК, мы могли бы не найти друг друга. Я благословляю Фиону за то, что она отдала тебя в мои руки. Когда ты вернешься, мы можем сделать так, чтобы это было навсегда, — предложил Ти. — Более того. Я буду любить тебя так, чтобы ты смогла родить нам ребенка. Или двух.

— Ты знаешь, я всегда мечтала иметь много детей. Но теперь эта мысль кажется мне смешной, потому что мой единственный ребенок уже на восьмом десятке. Впрочем, я все ещё достаточно молода.

— У нас на все хватит времени, если ты вернешься ко мне.

— Я вернусь, — пообещала Лунзи. — Я сразу же вернусь, как только утрясу наши дела с Фионой. Доктор Рут сказал, что поможет мне устроиться на работу, если, конечно, вообще станет со мной разговаривать после того, как всплывет на поверхность моя уловка.

— Если он и узнает правду, то простит тебя. Давай-ка я сооружу нам чего-нибудь поужинать?

— Не хочу. Мне слишком хорошо, чтобы даже лишний раз пошевелиться.

Обними меня.

Ти устроил голову Лунзи у себя на груди, и они расслабились. Едва Лунзи начала засыпать, раздалось тихое кудахтанье коммуникатора. Она села, чтобы ответить на вызов.

— Давай не обращать на него внимания до утра, — недовольно проворчал Ти, снова укладывая её на кровать. — Не забывай, у тебя непредвиденные семейные обстоятельства. Это я заказал в трансагентстве проспекты с описаниями всех рейсов с Астрис на Альфу Центавра, включая торговые, которые намечены на ближайшие шесть месяцев. Мы можем просмотреть их завтра утром. Нет, я не радуюсь твоему отъезду, но хочу, чтобы ты добралась благополучно. Мы выберем для тебя самый лучший рейс.

Лунзи поражение глядела на быстро растущую груду пластиковых рекламных брошюр, выскальзывающих из принтера, и с удивлением думала, как же она будет разбираться во всей этой массе.

— Хочу ближайший по времени отправления. Он будет достаточно хорош для меня.

Ти покачал головой:

— Для тебя ничто не может быть достаточно хорошо. Но чем скорее ты уедешь, тем скорее сможешь вернуться. Два то будет года или три, они равно покажутся мне столетиями, пока мы не встретимся снова. Но давай отложим разговор до утра. В эту ночь во всей Галактике нет никого, кроме нас с тобой.

И с чувством полного удовлетворения Лунзи заснула, слушая, как бьется сердце Ти у неё под щекой.

А утром они уселись на полу среди разбросанных в беспорядке голографических проспектов всевозможных рейсов, сортируя их по трем категориям: «Неподходящие», «Дешевые» и «Короткий путь».

«Неподходящие» Ти сразу же заталкивал в щель возврата принтера, где эмульсионный слой удалялся, а пластик переплавлялся для того, чтобы его можно было использовать повторно. Эффектные голограммы, изображавшие главным образом ресторанные залы, увеселительные комплексы или торговые палубы всех судов на линии, были развешаны по всем стенам: Ти и Лунзи сопоставляли цены, удобства, даты отправления и время нахождения в пути.

Лунзи особенно внимательно рассматривала те, которые они обозначили как «Дешевые», в то время как Ти пролистывал те, что обещали «Короткий путь».

Из шестидесяти с лишним вариантов, принятых к рассмотрению, Ти отдал предпочтение комплексному лайнеру «Зов Судьбы» компании «Фатум-Круиз».

— Он самый быстроходный: в пути всего пять месяцев. Между Астрис и Альфой Центавра заявлено только три остановки.

Однако Лунзи отказалась, едва взглянув на набранный мелким шрифтом текст на пластиковой карточке под голограммой.

— Это слишком дорого! Ты только посмотри на эти цены: самая дешевая каюта на борту обойдется в мой годовой оклад.

— Но тебе будет обеспечено жилье, еда и развлечения в течение пяти месяцев, — разумно заметил Ти. — Оно того стоит.

— Нет, это не то. А что ты думаешь о «Симбилайне» от «Караван-Вояжа»?

Это много дешевле. — Лунзи указала на другую брошюру, украшенную более современными фотографиями. — Мне не нужны все эти удовольствия, которые обещает «Зов Судьбы». Глянь-ка, они предлагают бесплатные консультации персонального психотерапевта и оставляют за клиентом выбор между массажным тюфяком и специально обученной массажисткой. Умора!

— Но остальные еле плетутся, — возразил недовольный Ти. — Ты же не захочешь отправиться с каким-нибудь торговцем из-за того, что он будет останавливаться возле каждого столба. Это тебя тоже не устраивает. Но если ты хочешь сказать, что деньги не влияют на длительность поездки, твоя рациональная душа будет повергнута в шок, когда ты узнаешь, сколько времени у тебя отнимет «Симбилайн» — тринадцать месяцев! А «Зов Судьбы» домчится за пять. Не говоря уж о комфортабельности. Ну сама подумай, — уговаривал он. — А что, если тебе действительно наняться работать на корабль на время твоего путешествия? Тогда вопрос о стоимости поездки отпадет сам собой.

Лунзи действительно привлекала перспектива отправиться в путешествие на комплексном лайнере, который наряду с обычными, азотно-кислородными каютами, предусматривал номера для водных обитателей и дышащих метаном существ.

— Ну ладно, посмотрим…

По её лицу Ти мог догадаться, что она уже почти согласна.

— Раз уж ты позволяешь себе эту роскошную поездку на Альфу Центавра — гулять, так с музыкой! Ты встретишь много интересной публики, перепробуешь кучу деликатесов и вообще замечательно проведешь время. Даже и не вспомнишь о том, как я скучаю по тебе.

Она уныло улыбнулась:

— Ну, если так, то ладно. Давай позвоним и узнаем, найдется ли у них место.

Ти набрал код «Фатум» — линии, чтобы навести справки об условиях заключения соглашения. Непринужденно болтая с клерком, он как бы невзначай поинтересовался, не требуется ли кораблю врач для пассажиров человеческого рода-племени.

И к восторгу и облегчению Лунзи, им с готовностью ответили, что требуется. Служивший на судне врач списался на берег в предыдущем порту назначения, и ему ещё не успели найти замену. Ти тотчас же отправил копии документов и рекомендации Лунзи, которые были пересланы в отдел кадров. Её попросили зайти в тот же день в офис для собеседования с капитаном корабля и с начальником медицинской службы линий ССП, которое, как чувствовала Лунзи, должно было пройти успешно.

Её зачислили в штат. Корабль должен был выйти на орбиту менее, чем через месяц, прихватив Лунзи с собой.

Глава 6

— Господа и дамы, попрошу вашего внимания! Быть может, эта информация когда-нибудь спасет вам жизнь.

По роскошному залу ресторана пробежал дружный тяжелый вздох, когда на эстраде появился человек в форме стюарда, чтобы в очередной раз оттарабанить лекцию по технике безопасности в космосе и изложить план эвакуации. Первым делом он показал расположение аварийных выходов, которые вели к спасательным шлюпкам, пришвартованным внутри вакуумных шлюзовых камер по левому и правому борту великолепного космического лайнера «Зов Судьбы». Голографические дисплеи справа и слева от стюарда показывали многочисленным существам гуманоидных и негуманоидных рас, находящимся на борту, как пользоваться вспомогательным атмосферным оборудованием.

Казалось, никто из разодетых в пух и прах едоков утренней смены воздуходышащих не слушал лектора, за исключением разве что выводка двуногих гуманоидов с громадными глазами и тусклой серой кожей, которые выглядели несколько перепуганными. Из служебных инструкций Лунзи знала, что это — стрибаны. Остальных куда больше занимали подвижные голографические картинки на столах, устраивавшие настоящие представления, как, например, стебли, усыпанные нераскрытыми бутонами, на глазах у зрителей за одну минуту распускались, превращаясь в прекрасные букеты цветов; или некое облаченное в черное с серебром существо вытворяло волшебные фокусы; или, как на столе Лунзи, скульптор при помощи молотка и резца обтесывал алебастровую статую. Стюард повысил голос, чтобы перекричать общий гул, но тот лишь становился все громче и громче. Как заметила Лунзи, молодой человек хорошо излагал план, и голос у него был приятен, но говорил он то же самое, слово в слово, что говорится на каждом поднимающемся в небо корабле, и всякий, кому часто приходилось путешествовать, мог бы по памяти продекламировать инструкции вместе с лектором.

Он завершил инструктаж ироническим: «Благодарю за внимание».

— Благодарю звезды, что эта канитель наконец-то кончилась! — выдал адмирал в отставке Коромель достаточно громко для того, чтобы услышал стюард. За соседними столами захихикали. — Так или иначе, никто эту чушь не слушает. Единственное время, когда можно захватить всех вместе — это время еды. Только здесь и возьмешь эту публику в плен. Те, кто знают, что им делать, и так выживут. А дураки, которые дожидаются, когда их спасут, и так покойники. — Он повернулся к оставленным без внимания закускам и зачерпнул полную ложку нарезанных ломтиками фруктов и подслащенных злаков.

Молодой человек упаковал свой демонстрационный прибор и отошел к столу в дальнем конце зала. У него был измученный вид.

— Так о чем я говорил? — спросил старик.

Лунзи отложила свою ложку, наклонилась к его уху и прокричала:

— Вы побывали в самой гуще сражения в рядах Зеленых в гражданскую войну на Антаресе.

— Да, так вот… Но вам нет необходимости повышать голос.

И адмирал долго и многословно рассказывал о своих приключениях семи пассажирам, сидевшим с ним за одним столом. Коромель был крупным мужчиной и, должно быть, в молодости обладал недюжинной силой. Кудри его все ещё оставались густыми, хотя совсем поседели. Он имел склонность педантично повторять статистические данные о каждой боевой операции по два, а то и по три раза, чтобы быть уверенным, что остальные поняли его, причем независимо от того, интересовало ли кого-нибудь его повествование или нет.

Он торжественно увенчал историю описанием своей блестящей победы, чтобы спокойно заняться супом, поданным как раз в этот момент.

Лунзи была изрядно удивлена, когда впервые узнала, насколько огромен штат обслуживающего персонала лайнера, не говоря уж об обслуживающих механизмах и синтезаторах пищи, стоявших на каждом столе. Очевидно, организаторы круиза хотели подчеркнуть особенный подход к каждой мельчайшей детали, вплоть до продуктов, из которых приготовлены блюда.

Даже если ингредиенты и были синтезированы вне поля зрения пассажиров на кухне, наличие персонального официанта заставляло клиента подумать, что все эти яства им готовили из редких продуктов и специй, закупленных в самых экзотических местах Галактики. Лунзи же, едва оказалась на борту, не поленилась заглянуть в кладовую, и её куда менее, чем её соседей по столу, потрясали украшающие салат сморчки, поскольку она знала, что они собой представляют на самом деле.

Всевозможные разукрашенные меню являлись олицетворением корабля в целом. В распоряжении пассажиров этого громадного судна были обширные площади, от маленьких кают экономического класса, тянувшихся вдоль узких коридоров глубоко внутри корабля, до шикарных номеров люкс с широченными иллюминаторами, выходящими в открытый космос, оборудованными усовершенствованной аппаратурой объемного видео, настроенной на волну развлекательных программ, и имеющими свой собственный штат прислуги.

Декор персональной каюты самой Лунзи показался ей просто фантастическим, тем более что она была всего лишь членом экипажа, одним из терапевтов на борту «Зова Судьбы». Она объяснила это себе тем, что кому-то из гостей корабля могла потребоваться её помощь не только в рабочие часы.

Иллюзия неисчерпаемого изобилия должна была наглядно засвидетельствовать, что израсходованная на поездку сумма оправдывает себя. Даже медперсоналу предоставлялись воистину роскошные условия существования, чтобы у богатых пассажиров не возникло и мысли об экономии. Это было дешевле, чем иметь дело с последствиями их потенциального недомогания. Лунзи просто поразилась, обнаружив, что в её каюте установлена увеселительная система столь же высокого качества, как и в номерах первого класса, и бар, снабженный не только синтезатором напитков, но и самым настоящим дистиллятором.

Лазарет располагался в непосредственном соседстве от её каюты.

Установленный там компьютер позволял постоянно следить за состоянием здоровья всех членов экипажа и пассажиров. И хотя Лунзи не любила обслуживать негуманоидных пациентов, она была обеспечена полным комплектом защитных костюмов её размера, предназначенных для работы в самых разных условиях, например для лечения представителей сверххладо-и сверхжаролюбивых видов, существ, дышащих метаном, или тех, кто обитает в воде, а также механическими переводчиками языка каждого из видов.

Доктор Рут остался бы доволен лазаретом. Здесь имелось все, что ей приходилось видеть в каталогах медицинского оборудования. Личная её «вещая птица» и хитроумные приспособления собственного изобретения выглядели среди этого изобилия лишними, поэтому она убрала их в сумку с вещами, стоявшую в рундуке её каюты. В распоряжении Лунзи имелась и превосходная химическая лаборатория, которой она могла пользоваться вместе с остальными восемью медицинскими служащими. «Зов Судьбы» находился на орбите близ Астрис в течение шести дней после того, как Лунзи и ещё пятнадцать членов судовой команды были взяты на борт, поэтому у неё было предостаточно времени, чтобы ознакомиться с краткими медицинскими досье своих новых коллег и пассажиров судна. Читать их было сплошное удовольствие. Маршрут круиза исключал возможность незапланированной транзитной посадки, поэтому анкеты, касавшиеся состояния здоровья, были исчерпывающими. Едва новый пассажир оказывался на борту, полная характеристика сразу же поступала в память персонального компьютера каждого из врачей.

Поэтому Лунзи и обратилась к Бараки Дону, сопровождавшему адмирала, статному для своих семидесяти или восьмидесяти лет мужчине с серебряными вьющимися волосами и неожиданно яркими голубыми глазами под черными бровями.

— Не утверждаю, что я взялась бы за лечение, но почему бы адмиралу не восстановить среднее ухо? Повышение голоса в беседе — обычный признак того, что говорящий туговат на ухо. Не сомневаюсь, что файл адмирала подскажет нам, что ему перевалило за сто стандартных лет.

Дон только отмахнулся с многострадальным видом:

— Возраст тут ни при чем. Он всегда так орет. Его голос с капитанского мостика можно было прекрасно расслышать и без селекторной связи, даже находясь в машинном отделении.

— Вот старый зануда! — буркнула одна из их соседок по столу в тот редкий момент, когда адмирал был занят поглощением пищи. То была женщина человеческой расы с полосатой черно-зеленой шевелюрой, всклокоченной по последнему слову моды так, будто её растрепало ветром, облаченная в немыслимое серебряное платье, не пойми чем прицепленное к её костям.

Лунзи только улыбнулась:

— Просто потрясающе, чего только адмирал не повидал за время своей службы.

— И если хоть что-то из этого правда, — фыркнув, отозвалась женщина.

Она взяла дольку какого-то фрукта и состроила гримасу. — Ух какой ужас.

— А вы обратите внимание на медали у него на кителе. Я уверена, он получил их не за хорошее поведение и поддержание в порядке вверенного ему имущества, — усмехнулась Лунзи и дала выход порыву озорства. — Адмирал, а за что вас наградили вон той медалью из зеленого металла с двумя звездами?

Адмирал нацелил пристальный взгляд на Лунзи, которая была воплощением почтительного внимания. Зеленоволосая недоверчиво простонала. Коромель улыбнулся, притронувшись к крошечному украшению в тройном ряду на его груди.

— Как раз вам-то, юная леди, это действительно может показаться интересным, поскольку вы специалист по части медицины. Я тогда командовал отрядом разведчиков, которому было предписано доставить сыворотку на Денби-11. Кажется, геологоразведчики что-то отрыли именно там. И вот они один за другим начали валиться с ног от одной и той же хвори, которая начисто выводила их из строя. Когда мы добрались туда, большинство из них были настолько слабы, что не могли и пошевелиться. Наши ученые установили, что они на своих скафандрах занесли в своё жилье пыль со следами элементов, которые и вызвали воспаление соединительных тканей. Сначала у них начиналась лихорадка, потом они опухали. И наверняка поумирали бы.

Частицы были столь малы, что преспокойно проникали сквозь поры на коже.

Среди наших тоже отметили два случая кожного зуда, пока не разобрались, что к чему. В общем, отделались легким испугом. Но они все равно выдали всем нам по медали. Это, кстати, напомнило мне об одной операции на Каспере…

Соседка закатила глаза к потолку с отвращением на лице и, достав из-за манжеты резной душистый флакон, потянула носом. Волна крепкого запаха пронеслась над столом, заставив прочих присутствующих закашляться. Лунзи взглянула на неё с жалостью. Должно быть, есть нечто в богатстве и привилегированном положении, что превращает жизнь в скуку смертную. Вот Коромель прожил изумительную жизнь. Если хотя бы половина того, что он тут нарассказывал, — правда, его подвигов хватило бы и на десяток героев.

Облаченный в черное старший официант поднялся на эстраду и ударил в маленький серебряный колокол с изящным язычком.

— Почтеннейшая публика, уважаемые пассажиры, вашему вниманию предлагается десерт!

— А? Что?

Столь внезапное объявление остановило поток Коромелева красноречия, к облегчению некоторых его соседей по столу. Адмирал дождался, пока официант поставит перед ним тарелку с причудливым кексом, и взял кусочек на пробу, после чего решительно нацелил вилку на десерт и восторженно заревел своему помощнику:

— Слушай, Дон, а это очень вкусно!

— У них на кухне шеф-повар цеха кондитерских изделий Гарнсан, — улыбнулась ему Лунзи, поддевая вилкой изрядный кусок ароматного лакомства с кремом. Коромель был одним из самых интересных людей из тех, с кем ей приходилось встречаться в жизни и кого она видела по объемному видео. Она догадывалась, что он старше её всего лишь на несколько лет. Возможно, он тоже читал в юности Киплинга или Сервиса.

— Хорошо, хорошо, просто замечательно, должен сказать. Это получше поганой флотской пищи, а, Дон?

— Да, адмирал, несомненно.

— Чудно, чудно. Просто чудесно, — бормотал адмирал себе под нос между отправляемыми в рот кусками, в то время как его сотрапезники доедали свой обед и уходили.

— Я тоже должна идти, — чуть виновато сказала Лунзи, готовясь встать из-за стола. — У меня сегодня послеобеденное дежурство.

Адмирал оторвал взгляд от тарелки и, прищурив уголки глаз, проницательно посмотрел на неё:

— А скажите-ка мне, молодой доктор, вы слушали потому, что вам было интересно, или только для того, чтобы посмеяться над стариком? Я заметил, что эта зеленоволосая дамочка не раз передразнивала меня.

— Я с превеликим интересом слушаю ваши рассказы, адмирал, — чистосердечно призналась Лунзи. — У меня в роду было немало офицеров грузового Флота.

Коромель был польщен.

— Вот это да! Вы должны присоединиться к нам, как освободитесь. Мы всегда пьем ликер в голограммной во время второй смены. И вы сможете рассказать нам про свою семью.

— С огромным удовольствием, — улыбнулась Лунзи и быстро пошла на дежурство.


***

— Ох как скверно, — вздохнула Лунзи, закатывая штанину инженеру судовой команды и осматривая поврежденные ткани выше и ниже колена. Она осторожно надавила пальцем рядом с коленной чашечкой и нахмурила брови.

— М-м! — застонал человек, скорчившись. — Так больно.

— Нет, вывиха нет, Перкин, — заверила его Лунзи, опуская к больной ноге ультразвуковой диагностический монитор. — Теперь давайте посмотрим.

Кости и сухожилия на экране четко выделялись на фоне темной мышечной массы. Тонкие линии вен и артерий сильно вздрагивали с каждым ударом бегущей по ним крови. Вблизи колена вены раздулись, увеличившись в объеме до угрожающих размеров.

— Если вы считаете, что все обойдется, попробуйте подождите денек-другой. Здесь довольно незначительное внутримышечное кровоизлияние.

Но это не результат обычного падения, также ушиблена и кость. Как вы это заработали?

Забравшись под экран, Лунзи повернула его ногу, чтобы посмотреть в ином ракурсе, и случайно увидела сплетение мускулов на собственных скелетообразных руках. Это было не оборудование, а настоящий шедевр медицинской техники.

— Только между нами, доктор? — нерешительно спросил Перкин, обегая глазами смотровую комнату.

Лунзи тоже огляделась по сторонам и внимательно посмотрела на лицо мужчины, стараясь понять, что заставляет его так нервничать.

— Да-да, конечно, если это единственное условие, на котором вы настаиваете, расскажите мне…

Пациент глубоко вздохнул.

— Только никому… Я защемил ногу входным люком склада. Он прихлопнул меня без предупреждения. Штуковина шестиметровой высоты и почти в пятнадцать центнеров весом. Должна была сработать звуковая сигнализация, замигать лампы. Но ничего и не пикнуло.

— Кто же их отключил? — озадаченно задала очевидный вопрос Лунзи, неожиданно логике вопреки забеспокоившись, не «тяжеловесы» ли здесь поработали. Возможно, это был заговор, имевший целью напасть на адмирала.

— Никто не должен был, доктор. А вы ничего не слышали о линии «Фатум-Круиз»? Это же собственность компании «Параден».

Лунзи покачала головой:

— Я ничего не знаю о них, честно говоря. Мне кажется, я где-то слышала это имя прежде, но не более того. Я работаю по найму временно, пока мы не дотащимся до орбиты вблизи Альфы Центавра через четыре месяца. А почему вы так обеспокоены? Чем отличилась компания «Параден»?

Инженер потеребил нижнюю губу:

— Я очень надеюсь, что эта комната не оснащена подслушивающими устройствами. Компания «Параден» гоняет свои суда по космосу, не ставя их в доки для капитального ремонта, так долго, как только возможно. Мелкий текущий ремонт проводится, но значительные неполадки откладывают до тех пор, пока кто-нибудь не выразит недовольство. И этот кто-нибудь всегда вскоре оказывается уволен.

— Это крайне несправедливо. — Лунзи была искренне возмущена.

— Я уж не говорю о риске для жизни пассажиров и экипажа, Лунзи. Ну а свистуны никогда не чувствовали себя в безопасности. Семья Парчандри, владеющая компанией, хочет выжать всю возможную прибыль из вложенного капитала. «Фатум» — линия — всего лишь малая толика их владений.

Лунзи слыхала о Парчандри. Они слыли редкими скрягами.

— Уж не хотите ли вы сказать, что этот космический корабль в недостаточно хорошем состоянии? — нервно Осведомилась она. Теперь уже она осмотрелась, как будто удостовериваясь в отсутствии подслушивающих устройств.

Перкин вздохнул:

— Вполне возможно. Скорее всего так оно и есть. Гарантийный срок с последнего капремонта давным-давно истек. Судно должно было стать в док на Альфе, когда мы прибыли туда в прошлый раз. Главный механик порта с большой неохотой позволил нам выйти на орбиту. Может, с моральной точки зрения и не очень хорошо, что я вам рассказываю об этом. Мы, старослужащие, обычно не обсуждаем с новыми членами экипажа свои проблемы — опасаемся, как бы они не оказались шпионами, работающими на леди Параден. А если даже и нет, то, чего доброго, так перепугаются, что не смогут оставаться на борту.

— Ну, если что-то пойдет не так, вы же предупредите меня, да? — Она заметила, что лицо инженера стало вдруг непроницаемым. — Ну пожалуйста, — умоляла она. — Я не стукач. Я еду повидаться со своей дочерью. Мы виделись последний раз, когда она была ещё подростком. Я здесь только поэтому. И я однажды уже попадала в космическую катастрофу.

— Ну ладно, — смягчаясь, кивнул Перкин. — Молния не ударяет дважды в одно и то же место.

— Если только ты не громоотвод!

Перкин оттаял. Ему стало неловко, что он усомнился в своем же докторе.

— Я буду держать вас в курсе дела, Лунзи. Можете на это рассчитывать.

Но что там все-таки с моей ногой?

— Все в порядке, если не считать этого северного сияния. — Она указала на пятно у него на ноге. — И никто не должен об этом знать, кроме вас и вашего соседа по каюте: нечего привлекать внимание к вашей… э… неудаче, — добавила Лунзи, скрепляя магнитные застежки у него на штанине.

— От повреждений такого рода обычно и следа не остается. Колено будет плохо сгибаться, пока гематома не рассосется. Возможно, поболит немного.

Если боль будет сильной, примите анальгетик: я введу рецепт в медфайл синтезатора, что у вас в каюте. Но не более одной дозы в смену.

— Сделайте побольше, ладно? — попросил инженер и тяжело поднялся, опираясь на стол в преувеличенной заботе о своей больной ноге.

— Хорошо, но только чуть-чуть. Советую иметь в виду, что это запрет ваши кишки покрепче овсяно-бананового сандвича, — сообщила Лунзи, весело поглядывая на пациента. — Я никогда не прописываю этот состав молодым сетти. У них и без того достаточно проблем с ориентированными преимущественно на людей деликатесами вроде этого.

Перкин засмеялся:

— Это точно. Как-то работал у меня один. Вечно страдал. Так повара вырастили специально для него александрийский лист. И это единственное, что я узнал о нем. Сетти — самый скрытный вид, который я только знаю.

— Если хотите, я дам вам ещё линимент — будете натирать вашу ногу до полного впитывания.

— Спасибо, доктор. — Перкин охотно взял пластиковый пакетик, протянутый ему Лунзи, и выскользнул за дверь, минуя следующего пациента, ожидающего встречи с врачом.

После этого разговора Лунзи и сама начала замечать, что, действительно, с кораблем дело обстоит не совсем ладно. Разумеется, разглядеть неполадки за мишурой побрякушек было трудновато, но стоило посмотреть внимательно…

Перкин оказался прав: многие узлы корабля нуждались в ремонте. Имела место постоянная утечка газа с палуб метанового сектора; многие пассажиры жаловались на запах в коридорах, которые к нему примыкали. Перкин и остальные офицеры пожимали плечами, латая прорехи одну за другой, и обещали держать ситуацию под контролем, пока они не доберутся до следующего порта назначения, в месяце пути от Альфы Центавра, где можно будет провести более основательный ремонт.

Лунзи даже начала беспокоиться, не случится ли с ними беды где-то на полпути к Альфе Центавра. Правда, вероятность дважды в жизни попасть в космическую катастрофу была близка к нулю, и только это пока успокаивало её. Такого не могло случиться с ней ещё раз. Или могло? Она надеялась, обеспокоенность Перкина преувеличена. С неприятным чувством надвигающейся беды Лунзи стала более внимательно прислушиваться к инструкциям по эвакуации. Держа слово, данное Перкину, она молчала об их конфиденциальной беседе, но глаза её были открыты.

К концу месяца в банкетном зале произошли некоторые перемены. Адмиралу Коромелю, Бараки Дону и Лунзи предложили пересесть за стол капитана, председательствовавшего в первой смене, и его первого помощника Шарю, женщины весьма необычной масти и примерно того же возраста, что и Дон. Она была очень мала ростом. Макушка её находилась где-то на уровне подбородка Лунзи. Носила она длинное вечернее платье удобного покроя из того же самого полкового пурпура, что и её форма. А её манера держаться наводила на мысль, что до прихода на линию «Фатум-Круиз» она состояла на военной службе. Изобилие золотого галуна на манжете одного из рукавов свидетельствовало о её высоком служебном положении наряду с маленькой мощной рацией, которая всегда находилась при ней для поддержания связи с капитанским мостиком во время обеда. Другая рука была обнажена до плеча.

Её обременял бриллиантовый браслет. К удовольствию Лунзи, Шарю тоже любила послушать хорошие байки, поэтому Коромель получил для своих историй весьма отзывчивых слушателей.

Впрочем, он не слишком это ценил. Временами он бывал весьма брюзглив и иногда цеплялся к соседям, утверждая, что они смеются над стариком. В конце концов Лунзи перестала доказывать свою невинность и воспользовалась его же оружием.

— Быть может, я покажусь вам смешной, — небрежно бросила она Коромелю, который оборвал своё повествование на полуслове и удивленно на неё посмотрел. — Но даже в школе на уроках нам разрешалось разговаривать больше, чем позволяете вы. У нас тоже есть определенное мнение. И иногда мне хочется его высказать.

— Хе-хе-хе! Боюсь, я возражаю слишком много, да? — Коромель одобрительно рассмеялся. — Это Шекспир, к вашему сведению, молодые люди.

Слишком молодые, чтобы хоть что-то прочесть. Ну-ну. Возможно, я уже в таком возрасте, что нахожусь во власти тех, кто окружает меня, в мире, для которого мои слова уже ничего не значат… Прямо как эти несчастные «тяжеловесы», разве нет?

Лунзи тотчас вскинула голову:

— Вы что-то сказали о «тяжеловесах», адмирал?

— Служили несколько под моим началом. Когда это было?.. Восемь, десять лет назад, а, Дон?

— Четырнадцать, адмирал.

Коромель выставил вперед челюсть, подсчитывая года.

— Да, точно. Будь прокляты эти канцелярские дела. Теряешь ход времени.

«Тяжеловесы»! Плохая затея, вот что. Не должно адаптировать людей к окружающей среде. Мы должны среду адаптировать к людям. В конце концов, по замыслу Божьему, должно быть именно так!

— Формирование планет отнимает слишком много времени, адмирал, — резонно ввернула Шарю. — Миры, где живут «тяжеловесы», всем хороши для людей, за исключением гравитации. Вот «тяжеловесов» и сотворили, чтобы они к ней адаптировались.

— Вот именно, сотворили! Сотворили национальное меньшинство, вот что они сделали, — брызгал слюной адмирал. — Мало нам было проблем с партизанщиной. Едва мы добились того, что все расы и народы притерлись друг к другу, как эти умники отелились ещё одним подвидом, и все это безобразие началось сначала. Добились лишь того, что обычные люди во весь голос завопили о той трагедии на Фениксе, говоря, что «тяжеловесы» плясали на могилах «легковесов», которые поселились там прежде. Но можно побиться об заклад, что они немало отвалили тому, кто помог им устроить обвал. И, вероятно, изрядный процент от их экспортного дохода в придачу.

— А я слышала, что первое поселение уничтожили пираты, — заметила Лунзи, с досадой вспоминая острую тоску, в которой она прожила два года, думая, что Фиона — одна из тех, кто погиб на Фениксе.

— И вы вполне можете верить этому, доктор. Скорее всего они отрезали Феникс от внешнего мира, выведя из строя линии связи, разрушили системы жизнеобеспечения, торговлю и так далее. А когда население планеты оказалось не в состоянии само поддерживать своё существование, права автоматически перешли к следующей группе, которой это было под силу. Мой корабль как-то получил сигнал бедствия от торгового корабля. Пираты преследовали его от внешнего края системы Эридана. Они имели довольно тяжелые повреждения, но тем не менее ещё шли на ионниках, когда на сцене появились мы. Мой связной офицер три недели трепался с их старшим, пока мы летели на выручку. Потеряешь присутствие духа — потеряешь победу, вот что я скажу!

— Вы взяли пиратов в плен? — нетерпеливо спросила Лунзи, подаваясь вперед.

Адмирал с сожалением покачал головой:

— Нет, черт побери. В этом ряду побрякушек на моей груди появилась бы ещё одна симпатичная звездочка, если бы нам это удалось. Мы вступили в бой, как только они с отчаяния пальнули вслед торговому кораблю, и открыли ответный огонь. Эти бедные торговцы на своем маленьком суденышке помолились небесам о благословении на наши головы и со всех ног удрали! У пиратов не оставалось выбора. Они не могли повернуться ко мне задом. Мой корабль был продырявлен, но вполне жизнеспособен. Пиратам повезло меньше.

Я видел, как с их судна сорвало листовую обшивку корпуса, полетели обломки и рваные края скрутились, когда раздался взрыв. Должно быть, в атмосферной камере, где пряталась команда. Надеюсь, не там, где пленники.

Каковы бы ни были их двигатели, наши оказались лучше. Мы преследовали их за пределами системы, в радиационном поясе, гнали мимо комет. В конце концов мой стрелок поразил их двигатель по левому борту. Их пару раз крутануло, но они восстановили курс, однако мой снайпер опять их достал.

Они и отпрыгались. Но как только мы передали, что мы с нашей ударной группой идем брать их на абордаж, они взорвали себя! — Адмирал вытянул перед собой руки, хватая ртом воздух. — Я видел их так же, как собственные пальцы! Ни один капитан не смог ещё взять в плен планетарных пиратов. Но я льщу себе тем, что если не сумел я, то и никто не сможет.

— Вы действительно льстите себе, адмирал, — дерзко заметила Шарю. — Но скорее всего вы правы.

Лунзи неизменно проводила вечера в голограммной комнате в обществе адмирала и его помощника, если не требовалось её присутствия в лазарете.

Больше прочих Коромель любил две голограммы. Их частенько запрашивали в нишу, где они с Доном часами сиживали перед отходом ко сну. Первая изображала капитанский мостик его флагманского корабля, носившего название «Федерация». Вторая появлялась, когда у Лунзи возникало подозрение, что Коромель в печальном расположении духа. То был пылающий камин с изразцами и узорным медным колпаком в каменно-кирпичной стене. Система демонстрации голограмм включала не только видеоэкран, но также терморегулятор и генератор запахов. Лунзи ощущала тепло пламени и вдыхала запах горящих поленьев, когда усаживалась в одно из трех глубоких мягких кресел, которыми была меблирована ниша.

Однажды, когда Лунзи в очередной раз навестила своего протеже, Дон встал и подал знак официанту принести ей выпить. Как она и ожидала, Коромель сидел, согнувшись, упираясь локтем в колено, в другой руке держа пузатый бокал, и вглядывался в пляску света и тени, слушая негромкую, словно доносящуюся откуда-то издали музыку. Он не заметил появления Лунзи.

Она немного постояла, глядя на него. Адмирал казался задумчивым, скорее даже грустным.

— О чем вы задумались, адмирал? — тихо спросила Лунзи.

— М-м? А, это вы, доктор. Ничего. Ничего особенного. Всего лишь вспоминал сына. Он служит. Тоже подает большие надежды. И пусть попробует только их не оправдать.

— Вы скучаете по нему, — предположила Лунзи, интуитивно догадываясь, что хотел сказать старик.

— Да, черт возьми. Это замечательный молодой человек. Вы примерно того же возраста, как и он, я бы сказал. Вы… У вас нет детей, да?

— Только дочь. Я встречаюсь с ней на Альфе Центавра.

— Маленькая девочка, а? Вы кажетесь совсем юной. — Коромель кашлянул и самокритично добавил:

— Конечно, в мои года все кажутся молодыми.

— Адмирал, по официальному возрасту я гораздо ближе к вам, чем к вашему сыну, — пожала плечами Лунзи. — В судовых ведомостях так и записано; вы можете сами посмотреть, если хотите. Я лежала в холодном сне. Моей маленькой девочке идет семьдесят восьмой год.

— А вы об этом не говорили. Да-да-да, так вот почему вы настолько хорошо понимаете все эти древние истории, о которых я разглагольствую. Вы были там и тогда. Мы должны поговорить о старых временах! — Адмирал устремил на неё молящий взгляд, проникнутый одиночеством, тронувший Лунзи до самого сердца. — Так мало осталось тех, кто помнит. Сочту это личным одолжением.

— Адмирал, я сделаю это с превеликим удовольствием. Я прожила в этом столетии только два года.

— Хм! Я чувствую себя точно так же, хотя уже довольно долго нахожусь на этом корабле. Куда мы направляемся?

— Планета Сибарис. Это роскошная…

— Я знаю, что это такое, — нетерпеливо перебил её Коромель. — Еще одна свалка для никому не нужных богачей. Вах! Когда я сделаюсь столь же беспомощен, эта планетка может рассчитывать на мою надгробную речь.

Лунзи улыбнулась. Официант склонился к ней, подавая точно такой же глубокий бокал, как и у адмирала. Дно бокала едва ли на полдюйма покрывал слой густой жидкости цвета красного янтаря. Это был великолепный редкий коньяк. Изысканный аромат заструился по комнате по мере того, как жидкость нагревалась жаром огня. Лунзи сделала крохотный глоток и почувствовала, как поток тепла прокатился вниз по горлу. Она прикрыла глаза.

— Нравится? — прогрохотал Коромель.

— Замечательно. Хотя обычно я не позволяю себе столь крепкие напитки.

— Хм. Клянусь вам, и я тоже. Никогда не пил на работе. — Коромель обхватил бокал и слегка качнул его, нежно сжимая стеклянную скорлупку в своей огромной лапище, заставляя коньяк покружиться в крохотном водовороте перед тем, как выпить его. — Но сегодня я к себе более снисходителен, чем обычно.

Внезапно Лунзи осознала, что в фон окружавшей их музыки вкралось нечто новое. Сквозь тихую мелодию временами прорывалось осторожное позвякивание, которое любой пассажир мог бы принять за технический дефект воспроизведения записи. Но только не член экипажа: для него это означало грозящую кораблю катастрофу. Лунзи поставила бокал на столик и огляделась по сторонам.

— Чибор! — окликнула она приятельницу, служившую в штате Перкина, которая в этот момент пересекала зал. Та обернулась на звук голоса и махнула рукой:

— О! Тебя-то, Лунзи, мне и надо. Перкин просил меня…

— Точно! Тревожный сигнал. Что это? Ты можешь говорить при адмирале.

Его запугать нелегко.

Коромель распрямился и тоже отставил свой бокал.

— Нет, в самом деле, что за слухи?

Чибор сделала знак говорить потише и склонилась к Лунзи:

— Ты же знаешь, у нас нелады с двигателем. Он выдавал какие-то странные гармоники, поэтому мы должны были его отключить и выйти из подпространства раньше, чем следовало. Пока не починят, вернуться назад невозможно, к тому же мы выскочили как раз на пути движения ионного урагана. И он приближается к нам довольно быстро. Штурман, как на грех, пустил нас в дрейф прямо по краю зоны возмущения, и ураган не даёт запустить наши двигатели, которые работают на антивеществе, в полную силу. Поэтому мы следуем за газовым гигантом, он должен прикрыть нас от урагана, пока тот не пронесется.

— А это сработает? — спросила Лунзи с тревогой в широко раскрытых глазах. Она с трудом поборола приступ животного ужаса.

— Может, сработает, — спокойно ответил Коромель, опережая Чибор. — А может, и нет.

— Мы готовимся перейти на аварийные системы. Перкин сказал, что ты интересуешься этим. — Чибор кивнула и унеслась прочь.

Лунзи огорошенно посмотрела ей вслед. Больше никто в голограммной не заметил ни прихода, ни исчезновения техника. Все остальные пассажиры были поглощены своими занятиями.

— Пойду я, пожалуй, гляну, что там происходит, — пробормотала Лунзи. — Извините, адмирал.

Газовый гигант системы Карсона был столь же огромным и эффектным, сколь и многообещающим. Стремительно вращающаяся планета представляла собой твердое ядро, вокруг которого с огромной скоростью крутилась газовая оболочка в тысячи миль толщиной. Несколько пассажиров собрались на галерее корабля, чтобы полюбоваться зрелищем сквозь толстый кварцевый иллюминатор.

Капитан «Зова Судьбы» увеличил скорость, чтобы соответствовать двухчасовому периоду вращения планеты, ориентируясь на отчетливо различимое пятно в газовом слое в виде двух дрожащих горизонтальных черных полос с обращенной к солнцу стороны гиганта. Сам корабль пристроился на некотором отдалении позади планеты, используя её в качестве щита.

Желто-зеленый гигант был почти звездой — ему не хватило лишь небольшого увеличения массы или первоначальной вспышки. Орбита планеты пролегала к солнцу системы гораздо ближе, чем это обычно бывает в случае газовых гигантов; и солнце полыхало актинической белизной на корабельных экранах.

Телеметрические приборы предупредили о выбросах протуберанцев магнитного возмущения из-под газовой поверхности. Это была единственная планета, сформировавшаяся в данной системе, и корабли, что следовали мимо, пользовались ею для выверки курса перед финальным переходом к Сибарис через беззвездный отрезок маршрута. Значительная скорость вращения планеты и мощное магнитное поле, которое она генерировала, свидетельствовали о том, что в этом месте газы и радиация постоянно находятся в состоянии возмущения даже с неосвещенной стороны. Планета заполняла чуть ли не все поле зрения иллюминатора, и Лунзи заподозрила, что они подошли к газовому гиганту гораздо ближе, чем следовало бы. Но она промолчала. Другие пассажиры, большей частью бывалые путешественники, также казались озабоченными. Несколькими минутами позже появился и капитан Винлайн собственной персоной. Слегка натянутая улыбка противоречила его попыткам успокоить своих пассажиров.

— Дамы и господа, — угрюмо обратился к публике капитан, глядя на вращавшуюся под ними поверхность гиганта. — По техническим причинам мы вынуждены были в этом месте выйти из подпространства. Но зато мы можем предложить вам невероятное зрелище, увидеть которое доводится далеко не каждому, — гигант Карсона. Этот газовый гигант стал бы вторым солнцем, превратив систему в бинарную и не имеющую планет, но он так и не зажегся, поэтому нам остается только исследовать это чудо Галактики и строить всевозможные предположения. Ох… только не бросайте туда спички.

Пассажиры смеялись и перешептывались между собой, наблюдая вращение огромного шара.

«Зов Судьбы» пережидал за быстро описывающим круги газовым гигантом, пока не появилась уверенность, что яростная ионная буря в основном промчалась мимо, после чего полностью сошел с плоскости эклиптики. Фронт этой бури, о котором их так вовремя предупредил автоматический монитор ещё в мгновение выхода в нормальное пространство, окружал черное небо вокруг гиганта пляшущим ореолом.

— Капитан! — Офицер телеметрической службы Хорд зашёл на галерею и встал рядом с капитаном. — Еще одна мощная вспышка на солнечной поверхности! Она нарушит магнитное поле планеты, — тихо доложил он и сделал паузу, чтобы посмотреть, как отреагирует капитан. Старший офицер не казался чрезмерно обеспокоенным. — Это належится на последствия ионной бури, — не дождавшись ответа, добавил он.

— Я осведомлен о разветвлении. Хорд, — заверил его капитан и отцепил от воротника микрофон.

Он говорил тихо, но решительно. Лунзи уловила перемены в его интонации и приблизилась, чтобы лучше слышать. Капитан поднял на неё глаза, но увидел лишь ещё одного члена судового экипажа и продолжил отдавать распоряжения:

— Рубка управления полетом, маневрируйте, стараясь увести нас от худшего. Используйте любые исправные и отлаженные ускорители. Телеметрия, сообщите, когда буря достаточно сместится, попробуем выбраться ещё раз.

Что-то мне это не нравится. Компьютерщики, смахните нафталин с жестких керамических блоков с копиями наших программ. На всякий случай. Инженеры, держите меня в курсе всего. За какое время магнитное возмущение доберется до нас от солнца. Хорд?

— Часов за девять. Но всплески активности следуют один за другим. Я прикидываю, что некоторые уже подходят к нам. Точно сказать невозможно: слишком мощный фон, чтобы добиться от монитора чего-нибудь вразумительного.

Теперь казались встревоженными оба. Тренькнул коммуникатор на капитанском воротнике.

— Говорит инженерная служба, капитан. У нас магнитные помехи в двигателях: Контейнер антивещества становится нестабильным. Я ввожу передвижные блоки, чтобы повысить напряжение.

Капитан утер пот со лба:

— Ну вот и все. Мы не можем отдать себя на волю системы сдерживания.

Готовьте корабль к эвакуации. Звуковой сигнал тревоги. До приказа не катапультироваться. Дамы и господа!..

Все, находившиеся на галерее, выжидательно замолчали.

— Ситуация осложнилась. Прошу незамедлительно вернуться в свои номера и ждать дальнейших сообщений. Поскорее, пожалуйста!

Как только галерея освободилась, капитан распорядился, чтобы офицер связи передал информацию по единой корабельной системе оповещения.

Но едва Лунзи направилась к выходу с галереи, собираясь вернуться в голограммную, все погрузилось во мрак: судно резко перешло на батареи.

Почти в тот же самый момент по углам и вокруг запасных выходов красными огоньками вспыхнуло аварийное освещение.

— Что это за бардак?! — возмутился капитан, как только вновь зажегся свет.

— Перегрузка! Видимо, из-за солнечных вспышек, — предположил Хорд и взглянул на показания портативного датчика, проверяя свою догадку. — Если подобное случится ещё раз, в компьютерах будет стерта вся память.

Осторожнее!

Лунзи опрометью бросилась назад, к своей каюте, мимо тускло мерцающих огоньков. Межзвездное путешествие безопаснее, чем посещение душа, вероятность аварии — единица на миллион, повторяла она типичное рекламное заявление, успокаивая себя. Никто дважды не попадал в подобную переделку: ни прежде, ни теперь. Каждое судно, даже такое старое, как «Зов Судьбы», проверено-перепроверено вдоль и поперек, и каждый его узел имеет тройную защиту и аварийные системы поддержки.

— Внимание! — раздался спокойный голос офицера связи, обрывая легкую музыку и все видеопрограммы на корабле. — Всем внимание! Попрошу немедленно покинуть помещения, где вы находитесь, и собраться у спасательных отсеков. Попрошу немедленно покинуть помещения, где вы находитесь, и собраться у спасательных отсеков. Это не учебная тревога. Не пользуйтесь турбоваторами, они могут выйти из строя. Повторяю, не пользуйтесь турбоваторами…

Голос, периодически прерываемый треском, становился все тише, пока не сошел на нет.

— Что это было? — Какой-то пассажир схватил Лунзи за руку, заметив, что она в форме. — Я видел, погас свет. Что-то стряслось, да?

— Пожалуйста, сэр, идите поскорее к спасательным отсекам. Вы помните номер вашей команды?

— Пять «В»… Да-да, пять «В». — Глаза мужчины вылезли из орбит. — Вы хотите сказать, что это на самом деле авария?!

Лунзи содрогнулась:

— Надеюсь, нет, сэр. Пожалуйста, идите поскорее. Там вам скажут, что делать дальше. Быстро! — И сама она развернулась и побежала вместе с ним на палубу, где располагался банкетный зал.

Громкоговорители продолжали повторять сообщение.

Коридор моментально заполнился сотнями гуманоидов, носившихся куда глаза глядят. Казалось, некоторые из них позабыли не только номер спасательного отсека, к которому были приписаны, но даже где располагается банкетный зал. Однако слабое аварийное освещение, хотя и мигало, позволяло повергнутым в ужас пассажирам держаться верного направления. Отовсюду раздавались крики и рыдания, кто-то из пассажиров пытался выяснить, что же такое происходит.

В огромной голограммной толпа устремилась к двойным металлическим дверям, ведущим в зал ресторана, и там бесцельно закружилась водоворотом бурлящего страха. Голограммная была самым большим помещением на палубе и использовалась для ублажения миражами тысяч пассажиров. Несколько десятков человек в дальнем конце зала до сих пор даже не подозревали о происходящем вокруг и продолжали гонять голографических разбойников с весьма реалистично выглядящими мечами. А в пещере, находившейся возле самых дверей в банкетный зал, у огня плясала кучка экзотически вырядившихся пассажиров. В этот момент голопроекторы в нишах выключились и зал превратился в голую, призрачно-серую коробку с беспорядочно разбросанной там и тут немногочисленной мебелью. Раздались громкие протестующие возгласы зрителей, лишившихся своих долгожданных фантазий. Ряженые тоже остановились, оглядываясь в поисках кого-нибудь из корабельного персонала, кто устранил бы неисправность, и увидели вокруг себя беснующуюся толпу. В дикой панике они рванулись к выходу. А в зале появлялись все новые пассажиры. Они с криками напирали на передних, оттесняя их к банкетному залу. Где-то завязалась драка. Поэтому как раз вовремя в толпу буквально вонзился отряд служащих, которые обеспечивали надзор за детьми, для выполнения своих прямых обязанностей. Их возглавлял худощавый мужчина с переносным громкоговорителем, выкликавший одну за другой фамилии всех родителей, призывая их подойти и забрать своих отпрысков. Голос его тонул в общем гвалте.

— Тихо! — появился из своей ниши Коромель. За ним следовал Дон. — Тихо!

— Могучий голос адмирала перекрыл рев толпы и нудное завывание работающих с перегрузкой систем жизнеобеспечения. — Ну-ка тихо! Всем молчать.

Молчать, я сказал! Вы все пропустили мимо ушей, когда вас учили, как себя вести в аварийной ситуации. Те, кто знает, что делать, сейчас же отправляйтесь к своим спасательным отсекам. Сейчас же! А те, кто не знает, что делать, сбавьте тон, чтобы услышать инструкции. Исполняйте! Это все!

— Двери заперты! Мы не можем туда попасть! — завопила крупная женщина.

— Пошевелила бы чуть-чуть мозгами! Смотри! Это делается вот так.

В широком проеме между разъехавшимися в противоположные стороны огромными двойными металлическими дверями, которые отделяли голограммную от банкетного зала для кислорододышащих, появилась команда инженеров.

Несколько попритихшая толпа хлынула к отсекам, хватая кислородные маски из рук дежурных, выстроившихся по обе стороны от двери. Стюарды направляли публику к люкам с раскрытыми диафрагмами, ведущим в спасательные капсулы, и рассаживали внутри.

Коромель с помощью Дона продолжал управлять потоком пассажиров, проталкивая водных обитателей в булькающих скафандрах и беспрестанно меняющих форму вефтов, обезумевших от страха, к проходу на лестницу, ведущую в аквариум.

— Прошу внимания! Сейчас будет говорить капитан, — загремел над головами-публики голос старшего офицера.

— Пожалуйста, соблюдайте спокойствие. Занимайте предназначенные для вас спасательные шлюпки. Это временная мера. Прошу следовать распоряжениям членов экипажа. Спасибо.

Среди всех этих воплей и рыданий Лунзи едва различила безумный крик с мольбой о помощи. Она с усилием расчистила себе дорогу в плотной толпе, пробираясь к маленькой девочке, которая споткнулась, упала и никак не могла снова встать на ноги. Еще немного, и ребенка просто-напросто затоптали бы. Лицо девочки было сплошь в синяках, она плакала. Крича что-то ободряющее, Лунзи вытащила её, подняла и передала над головами толпы пронзительно визжащей матери. Дон проводил женщину с ребенком в банкетный зал и указал им спасательную капсулу. Как только очередной летательный аппарат заполнялся, диафрагмы люков закрывали и капсулы герметизировали. Все это случилось до того неожиданно и так сильно отличалось от размеренного образа жизни на фешенебельном лайнере, что большая часть публики никак не могла опомниться от подобных переживаний.

Лунзи достала аварийную медицинскую сумку из ниши, укрытой за богато украшенным гобеленом ручной работы, и поспешила обратно, пересекая огромное помещение ресторана. Перед дверями в банкетный зал она вправляла конечности жертвам давки, накладывала повязки на порезы и ссадины пассажирам, пострадавшим, когда их извлекали из застрявших турбоваторов через отверстия в потолке, раздавала успокоительные средства мягкого действия тем, кто был явно на грани истерики.

— Вполне достаточно, чтобы вас успокоить, — убеждала она пациентов, сохраняя на лице безмятежную улыбку, хотя сама была в ужасе. — Все обойдется. Это обычное дело.

Космическая катастрофа! Нет, это не могло случиться с ней снова.

— Мои драгоценности! — надрывалась одна дама с голубыми волосами, которую волок в банкетный зал молодой человек в форменной одежде. — Они все в моём номере. Мы должны вернуться! — Она вырвала-таки руку, оттолкнула молодого человека и ринулась назад, к жилым каютам.

— Остановите её! — закричал мужчина. — Леди Шолдер, нет!

Новая волна возбужденных пассажиров отбросила женщину назад, хотя она изо всех сил старалась прорваться сквозь толпу.

— Я не могу лишиться своих драгоценностей!

Лунзи ухватила обезумевшую пассажирку за руку, едва та оказалась в пределах досягаемости, и прижала к ней гипноизлучатель. Женщина зашевелила губами, пытаясь что-то сказать, но бессильно поникла, зажатая между Лунзи и молодым человеком. Он перевел лукавый взгляд с леди Шолдер на врача.

— Она проспит где-то около часа. Успокоительное не даёт постоянного эффекта. К тому времени вы будете уже в космосе. Сигнал бедствия уже передали, — объясняла Лунзи. — Только постарайтесь соблюдать тишину.

— Благодарю вас, — от всей души выдохнул молодой человек, подхватывая леди Шолдер на руки и быстро направляясь к спасательному отсеку.

Лунзи услышала грохот у себя за спиной и обернулась.

— Сейчас опять заклинит! — Два корабельных инженера опрометью бросились к двойным дверям, которые скользили навстречу друг другу, закрываясь перед самым носом впавшей в истерику толпы. Свет вновь погас. Под потолком цепочками красных ламп вспыхнуло аварийное освещение, окутав помещение таинственным полумраком.

— Выруби тот тумблер! — закричал Перкин одному из своих помощников, указывая на открытый распределительный щит рядом с дверным проемом. — Это же делают только при повреждении корпуса!

— Все программы полетели к черту, Перкин! — Другой инженер уже дергал и давил рычаги распределительной панели. Он попытался прочесть показания приборов при слабом освещении. — Нам надо постараться удержать их открытыми вручную.

— У нас всего несколько минут. Дай-ка я попробую!.. — Перкин втиснулся между тяжелыми металлическими дверями, которые почти уже захлопнулись, и попытался отжать обратно одну из створок. Его парни начали расчищать дорогу в толпе, чтобы помочь начальнику, но им никак не удавалось протиснуться к нему. Вдруг Перкин пронзительно закричал:

— Да помогите же!

Сейчас меня задавит!

Створки сомкнулись, зажав Перкина между собой.

Его крик словно ошпарил Лунзи. Мобилизовав все свои силы, она ринулась на выручку. Перкин со сморщенным от боли лицом старался вырваться из тисков двери, которые грозили разрезать его пополам. Выброс адреналина произошел как раз тогда, когда она расталкивала последних встречных беглецов с корабля. Ей и инженерам удалось удержать и оттащить дверь.

Медленно и неохотно бронированные металлические двери подались в своих пазах назад. Толпа, обезумевшая ещё больше прежнего, ломанула в банкетный зал мимо едва не раздавленного Перкина. Как только двери удалось зафиксировать в открытом состоянии при помощи клиньев в пазах, Лунзи бросилась к Перкину, помогая ему уйти с дороги. Он почти не мог самостоятельно передвигаться. Он весил раза в полтора больше Лунзи, но все ещё пребывая в медитативном трансе, она смогла вытащить его без заметных усилий.

Первым делом она разорвала рубашку у него на груди, осмотрела грудную клетку и присвистнула, увидев, что там творится. Пальцы подтвердили то, что обнаружило её обостренное восприятие: левая сторона его грудной клетки была сильно вмята, легкое находилось в опасности. Но если достаточно быстро сработать, то, быть может, и удастся восстановить сжавшие легкое ребра.

— Лунзи! Куда вас понесло? — раздался голос Коромеля, когда она побежала к служебной лестнице, ведущей на верхние палубы.

— Мне необходимо сбегать в мой кабинет. Перкин умрет, если я не выправлю его ребра.

— Адмирал! Нам бы тоже лучше идти, — мягко настаивал Дон, подталкивая своего подопечного к двери.

Коромель оттолкнул руку помощника:

— Ни за что! Я не желаю, чтобы меня засунули в одну из этих крохотных консервных банок среди сотни высокопоставленных дамочек, оплакивающих свои деньги! Здесь понадобится любая помощь, чтобы не дать этому судну закрутиться вокруг планеты. Да, мы сами постараемся спасти свои шкуры.

Может быть, я и стар, но пока ещё могу выполнить свой долг. — Вдруг адмирал почувствовал резкую боль в груди и сделал судорожный, болезненный вдох. Лицо его побледнело. — Дьявол! Только не сейчас! Где мое лекарство?

— Трясущимися пальцами он расстегнул воротник.

Дон отвел его в сторону, чтобы усадить на кушетку.

— Посидите здесь, я найду доктора.

— Не морочь ей голову, Дон! — резко приказал Коромель, когда тот помогал ему сесть. — Она занята. Со мной ничего страшного. Это всего лишь старость.

Лунзи неслась, перепрыгивая через две ступеньки. Достигнув первой лестничной площадки, она обнаружила, что вниз по лестнице, навстречу ей, валит ещё одна толпа обезумевших пассажиров, направляющихся в банкетный зал из своих кают. Она попыталась уцепиться за перила, но была сбита с ног. Бегущая публика безжалостно пинала её. Она хваталась за ступни мелькающих над ней конечностей, стараясь подняться, но её сбивали снова и снова. Но она все ещё была внутренне мобилизована, только это и помогло ей откатиться к стене, опираясь на которую она сумела встать. Держась за стену, Лунзи собралась с силами, а потом снова двинулась к своей цели, расталкивая толпу и не обращая внимания на негодующие возгласы оказавшихся на её пути. Она миновала ещё одно человеческое стадо, стремящееся в панике поскорее забиться в безопасное место. Она знала, что ей не менее страшно, чем всем остальным, но, зажатая между самодисциплиной и чувством долга, не поддавалась — не имела права поддаваться — страху.

Следующий этаж уже практически опустел. Вспомогательный люк в метановый отсек, обычно герметически закрытый, был распахнут настежь, метан распространялся по всему кораблю, вызывая приступы тошноты. Спасательные капсулы этого этажа уже отшвартовались. Задыхаясь в жутком зловонии, с трудом подавляя приступы рвоты, Лунзи побежала к своему кабинету.

Свет в этой секции то включался, то угасал. Крышки люков, которые держались на своих местах при помощи магнитных присосок, лишившись силы сцепления, рухнули вниз, продавив полы и потолки. Она миновала их и чуть ли не ощупью нашла вход в лазарет.

Обратный путь проходил уже по пустым коридорам. Внизу Лунзи увидела, что у этой трагедии есть и другие жертвы. Грудная клетка Перкина была уже тщательно выправлена, стянута и зафиксирована. Он находился вне опасности, поэтому она оставила его отдохнуть на мягкой кушетке и отправилась осмотреть пострадавших членов команды.

— Лунзи, сюда! — замахал ей Дон из темного угла, где без сознания лежал адмирал. — У него сердечный приступ.

У Лунзи перехватило дыхание, едва она разглядела сморщенное лицо старика. Даже при красном аварийном освещении можно было увидеть, какое оно бледно-зеленое. Она опустилась на колени, раскопала в медицинской сумке гип-спрей и прижала его к руке Коромеля. Они с Доном с тревогой следили за показаниями портативного сканера, ожидая, пока жизненные показатели не улучшатся. Вдруг адмирал зашевелился, тяжело вздохнул и нетерпеливо замахал на них рукой.

— Я хочу сделать ему витаминную инъекцию с железом, — сказала Лунзи, подступая к нему с ампулой. — Он должен отдохнуть.

— Нечего отдыхать, когда люди в опасности! — невнятно пробормотал Коромель.

— Вы в отставке, сэр, — терпеливо напомнил ему Дон. — Я помогу вам подняться.

— Вам бы лучше пойти в капсулу, — обратилась к ним первый помощник капитана Шарю.

— Я не собираюсь идти в капсулу, — хрипел Коромель.

— Я останусь и помогу, Шарю, — крикнула Лунзи через плечо.

Шарю с благодарностью кивнула и дала сигнал задраивать люки в оставшихся капсулах.

— Капитан, — проговорила она в переговорное устройство на запястье. — Вы можете отдавать приказ.

— Что мы делаем? — спросил Дон, когда они помогали адмиралу идти к лестнице. — Это только повредит адмиралу. Ему требуется помощь!

— Давайте отведем его в одну из криогенных комнат. Я дам ему успокоительное, и он сможет переждать в холодном сне вместе с прочими серьезно раненными членами экипажа, пока нас не разыщут. — Лунзи чуть ли не тащила старика к палате лазарета, беспокоясь, протянет ли он до того момента, когда ему можно будет ввести криогенный препарат.

Корпус корабля снова сильно тряхнуло, и последний свет погас. Они остановились на несколько секунд. Включилась лишь аварийная сигнализация по углам огромной голограммной.

— Вот и оно, — тяжко вздохнула Чибор. — Энергоснабжение накрылось. Эти фонарики на батареях.

Кто-то из экипажа в ярости колотил по корпусу распределительной панели рядом с дверями:

— Компьютерная память сдохла. Все программное обеспечение надо будет грузить заново с керамики. Уйдут месяцы, годы, чтобы опять запустить корабль. Мы можем лишиться всего — энергии, жизнеобеспечения…

— Собираемся в одной секции на время, Найс. Так мы частично обеспечим себе среду обитания, — предложила Шарю. — Я предлагаю гидропонную секцию.

На данный момент свежего воздуха там достаточно для тех немногих, кто тут остался. Запускайте механические циркуляционные вентиляторы, чтобы поддержать движение воздуха. И подключайте аварийный маяк.

— Телеметристы говорят, что мы подошли к планете слишком близко. Никто не в состоянии будет разглядеть нас, — агрессивно возразил Найс. Его нервная система явно находилась на пределе. — Во всяком случае, мы не предполагали тут останавливаться. Гигант — единственный наш ориентир в этой системе. Мы в миллионах километров от нашей точки выхода из подпространства.

— Ты не хочешь, чтобы тебя нашли? — Шарю оборвала Найса, схватила его за плечо и встряхнула. — Пойди-ка к капитану Винлайну, посмотри, что он хочет сделать. Он на мостике.

— Ладно, Шарю. — Найс бросился к проходу.

— Здесь будет опасно, пока мы снова не запустим системы стабилизации, — повернулась Шарю к Лунзи, которая только что вернулась в голограммную. — Могу я чем-нибудь помочь?

— Принесите мне сюда фонарь, работающий на батареях, и я смогу продолжить работу. — Лунзи порадовалась, что не находится в полной зависимости ото всех этих игрушек современной медицинской технологии. Что делали бы на её месте университетские собратья-медики с Астрис Александрии без своих электронных скальпелей?

Она все ещё находилась под влиянием адреналинового выброса, стимулированного самовнушением. Когда бы его воздействие прошло, она оказалась бы почти беспомощна.

Позади неё раздался хлопок, напоминающий приглушенный взрыв. Лунзи остановилась посмотреть, что это такое. В тусклом свете она увидела, как металлические бронированные двери медленно стронулись с места, неумолимо перекрывая путь в опустевший банкетный зал.

— Сорвало зажимы! Двери закрываются! — закричала Чибор. — Берегись!

Махина острым углом шарахнула Лунзи по ребрам, отбросив её назад. Она ударилась о стену, сползла по ней на пол и, лишившись сознания, рухнула поверх тела своего пациента. К ней подбежала Чибор. Она отерла кровь с губ Лунзи и нащупала пульс.

Шарю появилась несколькими минутами позже, рассеивая перед собой сумрак лучом мощного переносного прожектора.

— Лунзи, этот подойдет? Лунзи?!

— Сюда, Шарю! — позвала Чибор, казавшаяся в красном свете бесформенной глыбой.

Шарю подбежала на её голос.

— Черт! — выдохнула она. — Дьявольщина! Положим её в камеру холодного сна вместе с адмиралом Коромелем. Мы обеспечим ей медицинскую помощь, как только кто-нибудь нас отыщет. А пока холодный сон спасет её. Давай. И вернемся к работе.

Загрузка...