8. Трой и Аллейн

Когда Аллейн закончил осматривать кабинет, он сел за стол и набрал номер Марсдон-Хауса. Трубку снял один из его людей.

— Бэйли, у вас там нет мистера Фокса?

— Да, сэр, он наверху. Я сейчас его позову.

На столе лежала небольшого формата толстая записная книжка, и пока Аллейн ждал, он снова просмотрел заметки, написанные замысловатым почерком лорда Роберта, касающиеся дела о шантаже.


«Суббота, 8 мая. Вечер у миссис Х.-Х. на Халкин-стрит. Приехал в 6.15. Миссис Х.-Х. очень рассеянна. Договорился встретиться с ней 3 июня в Констанс-стрит-холл. Встретил Мориса Уизерса, проходившего по делу о наркотиках в 1924-м. Отъявленный негодяй. Похоже, в очень близких отношениях с миссис Х.-Х. Испугался, увидев меня. Мет[9]. Сказать Аллейну об игорном притоне У. в Л.

Четверг, 3 июня. Констанс-стрит-холл. Сирмионский квартет. Приехал в 2.15. Встретил миссис Х.-Х. в 2.30. Миссис Х.-Х. села слева на голубом диване (слева, лицом к сцене). Диван расположен в семи футах от главного входа и в восьми футах справа от прохода. Мое кресло расположено сзади левого подлокотника дивана. В 3.35, сразу же после антракта, видел, как из-за левого подлокотника дивана взяли сумочку миссис Х.-Х., где она перед этим ее спрятала. Она вышла из комнаты во время антракта и вернулась после того, как сумочку уже забрали. Могу присягнуть, что рука, взявшая сумочку, принадлежит Даймитри из Шеперд Маркет Кейтеринг Компани. Видел его в зале. Сидел неподалеку. Мизинец на его руке той же длины, что и безымянный палец, и очень странной формы. Уизерс тоже здесь. N. В. Думаю, миссис Х.-Х. подозревает, что это я ее шантажирую. Р. Г.»


В трубке послышался голос Фокса.

— Слушаю, сэр?

— Добрый день, Фокс. Вы уже видели комнату, из которой он мне звонил?

— Да. Она находится на верхнем этаже. Один из официантов Даймитри видел, как лорд Госпелл входил туда. Комнату не трогали.

— Очень хорошо. Что-нибудь еще?

— Ничего особенного. В доме ничего не трогали с тех пор, как разъехались гости, согласно вашим распоряжениям, сэр.

— А Даймитри там?

— Нет.

— Свяжитесь с ним, Фокс. Я буду ждать его в Скотланд-Ярде к двенадцати часам. С ним пока все. Скажите Бэйли, чтобы прочесал всю комнату, где находится телефон, на предмет наличия отпечатков пальцев. Нам необходимо выяснить, кто прервал его в тот момент, когда он звонил мне. И еще, Фокс…

— Да, сэр?

— Вы не могли бы приехать сюда? Я хотел бы кое-что обсудить с вами.

— Сейчас буду.

— Спасибо, — сказал Аллейн и повесил трубку.

Он снова взглянул на документ, который обнаружил в среднем ящике письменного стола лорда Роберта. Это было его завещание. Очень простое и короткое завещание. Кроме одной-двух небольших сумм, которые он отказал посторонним лицам, он оставлял все свое имущество и пожизненную ренту с капитала в сорок тысяч фунтов своей сестре, леди Милдред Поттер, с тем чтобы после ее смерти все это перешло к ее сыну, а оставшуюся часть своего состояния, двадцать тысяч фунтов, ее же сыну и своему племяннику Дональду Поттеру. Документ был датирован 1 января текущего года.

«Решил сделать на Новый год традиционное доброе дело», — подумал Аллейн. Он взглянул на две фотографии в кожаных рамках, стоявшие на письменном столе лорда Роберта. На одной была изображена юная леди Милдред Поттер в парадном платье, в котором ее представляли ко двору. В те далекие дни Милдред была довольно хорошенькой. На другой фотографии был запечатлен молодой человек лет двадцати. Аллейн сразу подметил характерные для Госпеллов широко расставленные глаза и короткий нос. Рот был приятным, но слабым, а подбородок — одним из тех, которые кажутся решительными, но, как правило, свидетельствуют лишь об упрямстве. В целом это было очень симпатичное лицо. В углу фотографии Дональд наискосок надписал свое имя и поставил дату: «1 января».

«Я искренне надеюсь, — подумал Аллейн, — что у этого молодого человека есть твердое алиби».

— Доброе утро, — послышалось у дверей.

Он резко повернулся в кресле и увидел Агату Трой. Она была одета в зеленое, на ее темноволосой головке покоилась маленькая вельветовая шапочка, руки обтягивали зеленые перчатки.

— Трой!

— Я зашла узнать, не смогу ли я чем-нибудь помочь Милдред.

— Вы не знали, что я здесь?

— Нет, пока она мне не сказала. Она просила узнать, не нужно ли вам что-нибудь.

— Нужно ли мне что-нибудь, — повторил Аллейн.

— Если нет, — сказала Трой, — в таком случае все в порядке. Я не буду вам мешать.

— Пожалуйста, — умоляющим голосом произнес Аллейн, — может быть, вы останетесь на минутку?

— А в чем дело?

— Ни в чем. Я хочу сказать, у меня нет ни малейшего предлога просить вас остаться, за исключением того, что мне очень хочется смотреть на вас и слышать ваш голос, если вы простите мне мою смелость. — Он поднял руку. — Не более того. Мы оба любили Банчи. В последний раз, когда я видел его, он говорил о вас.

— Несколько часов назад, — сказала Трой, — я танцевала с ним.

Аллейн подошел к высоким окнам… Они выходили на очаровательный маленький сад, а дальше открывался вид на Темзу и на примыкавший к набережной район Челси.

— Несколько часов назад, — медленно повторил он ее слова, — река была окутана туманом. Воздух был пронизан сыростью, было холодно, как в могиле. Это было перед самым рассветом. Когда я увидел его, темнота только-только начинала редеть. А взгляните теперь. Ни облачка. Эта чертова река сверкает, прямо как золото в лучах солнца. Подойдите ко мне, Трой.

Она подошла и встала рядом с ним.

— Выгляните на улицу. Этим утром в половине четвертого туман, наползавший с реки, сплошной пеленой лежал на Чейн-Уок. Если кто-то не спал в этот глухой час или случайно оказался на пустынных улицах, он должен был слышать, как по Чейн-Уок ехало такси, а затем остановилось у ворот этого дома. Если кто-то из любопытства выглянул в окно, он мог увидеть, как открылась дверца такси и из него вылезла странного вида фигурка в плаще и широкополой шляпе.

— Что вы хотите сказать? Он вышел из такси?

— Наблюдавший мог видеть, как этот человек помахал затянутой в перчатку рукой и высоким голосом прокричал водителю: «Квинз-Гейт, Джобберс-Роу, шестьдесят три». Он увидел бы, как такси отъехало от дома и скрылось в тумане, а дальше — что? Что сделал тот человек? Побежал ли он к реке, а полы плаща развевались на ветру, пока он не скрылся в тумане? Или чинно направился в сторону Челси? Постоял ли он некоторое время, глядя вслед удалявшемуся такси? А может быть, убийца Банчи снял плащ, свернул его и ушел, неся его под мышкой? Или, сидя еще в такси, он спрятал под плащом свой собственный цилиндр, а потом снова надел его? И где теперь находятся плащ и шляпа Банчи? Где они, Трой?

— А что говорит таксист? — спросила Трой. — В газетах не пишут ничего определенного. Я ничего не понимаю.

— Я расскажу вам. Сейчас приедет Фокс. А пока у меня есть несколько минут, чтобы выговориться и облегчить свою душу, если вы не возражаете. Я уже как-то делал это однажды — помните?

— Да, — пробормотала Трой. — Однажды.

— Никто на свете не умеет так слушать, как вы. Жаль, что я не могу рассказать вам что-нибудь более приятное. Ну, так вот. В четыре часа утра таксист привез Банчи в Скотланд-Ярд, уверяя, что тот был убит. По его словам, Банчи сел к нему в машину в три тридцать, в двухстах ярдах от Марсдон-Хауса. Свободных такси не хватало, и мы полагаем, что он решил пройти подальше и попытать счастья на одной из соседних улиц. Чудовищный туман, окутавший прошлой ночью Лондон, был особенно густым в районе Белгрейв-сквер. Когда наш таксист поравнялся с Банчи, он увидел, как из густой мглы вынырнула еще одна фигура, в пальто и цилиндре, и остановилась рядом с ним. Казалось, они разговаривали друг с другом. Банчи поднял свою трость. Таксист знал его в лицо и сказал: «Доброе утро, милорд. Чейн-Уок, двести?» «Да, пожалуйста», — ответил Банчи. Оба джентльмена сели в такси. Таксист не видел лица второго пассажира. Когда такси остановилось возле них, тот стоял к нему спиной. Но прежде чем захлопнулась дверца, таксист услышал, как Банчи сказал: «А потом он отвезет вас». Они поехали в направлении Чейн-Уок, по Чешэм-плейс, Кливден-плейс, Лоуэр-Слоун-стрит, Челси-Хоспитал и пересекли Тайт-стрит. Таксист говорит, вся дорога заняла не более двенадцати минут. Он остановился у дверей этого дома, а через несколько секунд лорд Роберт, как он полагал, вышел из такси и захлопнул за собой дверцу. Тонким голосом он пропищал сквозь кашне: «Квинз-Гейт, Джобберс-Роу, шестьдесят три», и таксист уехал. Десятью минутами позже он приехал по указанному адресу, подождал некоторое время, пока его пассажир выйдет, и, не дождавшись, вылез из машины и сам открыл дверцу. Внутри он обнаружил Банчи.

Аллейн замолчал, хмуро глядя на побледневшее лицо Трой. Она спросила:

— Он уверен, что уже ничего…

— Совершенно. Таксист упрямый и сварливый старикан, но он далеко не глуп. Он сначала удостоверился, что помочь уже ничем нельзя. Он говорит, что в свое время работал водителем «скорой помощи» и разбирается в таких вещах. После этого он прямиком направился в Скотланд-Ярд. Сержант, встретивший его, выяснил, что произошло, и тут же вызвал меня. Я тоже первым делом убедился, что Банчи мертв.

— Как его убили?

— Вы хотите это знать? Ну да, разумеется, я понимаю. Вы слишком умны, чтобы оберегать себя от тягостных впечатлений.

— Милдред все равно спросит у меня. Так как же это случилось?

— Мы полагаем, что ему нанесли удар в висок и оглушили, а умер он от удушья, — стараясь говорить ровно, сказал Аллейн. — Мы будем знать наверняка, когда получим заключение врача.

— Нанесли удар?

— Да. Каким-то предметом с довольно острыми краями, примерно как тупая сторона толстого ножа.

— Он страдал?

— Навряд ли. Он скорее всего даже не успел понять, что произошло.

— У него было слабое сердце, — неожиданно сказала Трой.

— Слабое сердце? Вы в этом уверены?

— Милдред мне как-то сказала об этом. Она пыталась уговорить его показаться врачу.

— Возможно, из-за этого все оказалось легче — для них обоих, — проговорил Аллейн.

Трой сказала:

— Я никогда прежде не видела у вас такого выражения лица.

— Что вы имеете в виду?

Он взглянул на нее с такой нежностью, что она не смогла ему ответить.

— Я… нет-нет, уже все прошло.

— Когда я смотрю на вас, надо полагать, у меня на лице может быть лишь одно выражение — немого обожания.

— Что я могу на это ответить? — спросила Трой.

— Не нужно отвечать. Прошу прощения. Так что же вы имели в виду?

— Вы казались таким ожесточенным и безжалостным.

— Я действительно становлюсь безжалостным, когда думаю о Банчи.

— Я могу это понять.

— Охота началась, — сказал Аллейн. — Вам не приходилось читать в детективных романах, как неумолимый сыщик клянется, что отыщет преступника, даже если для этого ему понадобится целая жизнь? Я чувствую сейчас то же самое, Трой, хотя раньше эта ситуация всегда казалась мне несколько фальшивой. Это и впрямь мало похоже на то, что происходит в действительности. Настоящие герои уголовного расследования — это констебли X, Y и Z, рядовые сотрудники криминальной полиции, на долю которых приходится выполнять всю тяжелую, нудную работу, которые не испытывают при этом никакого личного интереса, не изрекают громких клятв, но тем не менее в конце концов ловят преступника за счет терпения, трудолюбия и иногда проблеска удачи. Наши констебли X, Y и Z в ближайшее время будут очень заняты, это я могу им обещать.

— Я не чувствую ничего такого, — сказала Трой. — Я имею в виду, что не испытываю никаких особенных чувств к убийце, я просто считаю, что он, должно быть, сумасшедший. Я знаю, что его нужно найти, но я не испытываю ожесточения по отношению к нему. Я думаю лишь о том, что Банчи, который никому в этом мире не причинил зла, ни одной живой душе, лежит теперь мертвый и такой одинокий. Я, пожалуй, пойду и выясню, чем я могу помочь Милдред. Дональд уже приехал?

— Нет еще. Вы знаете, где он живет сейчас?

— Он не говорил Милдред, потому что боялся, что она расскажет Банчи, а ему хотелось быть независимым. Но у нее есть номер его телефона. Я видела, что он записан на листке бумаги в ее комнате. Я полагаю, вы уже знаете о ссоре?

— Да, от Милдред. Это из-за его долгов, не так ли?

— Да. Милдред всегда ужасно баловала Дональда. На самом деле он неплохой юноша. Он будет очень переживать.

Аллейн взглянул на фотографию.

— Вы видели его на балу?

— Да. Большую часть времени он танцевал с Бриджит О'Брайен.

— Вы не знаете, он оставался до самого конца?

— Я сама не стала ждать окончания бала. Мы с Милдред уехали в половине второго. Она подвезла меня до моего клуба. Банчи… Банчи должен был отвезти нас домой, но он спросил, не обидимся ли мы, если он не станет нас провожать, потому что ему хотелось еще повеселиться.

— Вы много времени находились в его обществе?

— Я трижды танцевала с ним. Он действительно был необычайно весел и оживлен.

— Трой, вы ничего не заметили? Пусть даже какую-нибудь незначительную мелочь?

— Что вы имеете в виду?

— Вам не показалось, что за его веселостью что-то скрывалось? Словно он все время о чем-то напряженно думал?

Трой присела на краешек письменного стола и стянула с головы шапочку. Утреннее солнце, проникавшее в окна, зажгло синеватые отблески в ее темных волосах и резче обозначило изысканные линии ее прелестного лица. От яркого света она прищурилась, как обычно делала, когда рисовала. Принялась стягивать перчатки, и Аллейн наблюдал, как ее тонкие, изящные руки выскользнули из их плена и расслабленно легли на зеленый мех жакета. Он думал о том, сумеет ли он когда-нибудь преодолеть свое чувство к ней.

— Расскажите мне обо всем, что происходило прошлой ночью, в то время, пока вы находились с Банчи. Поройтесь в вашей памяти, пока события еще свежи, и вспомните, не случилось ли чего-нибудь, что хотя бы немного выходило за привычные рамки. Любая мелочь, какой бы незначительной она вам ни казалась.

— Я попытаюсь, — ответила Трой. — Пока мы танцевали, не происходило ничего — хотя нет, однажды мы столкнулись с одной парой. Это была миссис Холкат-Хэккет. Вы ее знаете?

— Да. Ну так что же?

— Это мелочь, но вы говорите, что любая несущественная подробность может оказаться важной. Она танцевала с высоким грубоватого вида мужчиной. Банчи извинился прежде, чем увидел, кто это. Банчи обычно танцевал очень подвижно, вы же знаете, и постоянно извинялся, когда сталкивался с кем-нибудь. Затем мы повернулись, и он увидел, кто это. Я почувствовала, как напряглась его рука, и заглянула ему через плечо. Этот краснолицый господин побледнел, как полотно, а у миссис Холкат-Хэккет был весьма странный вид. Я немного испугалась и спросила у Банчи, кто это был, а он ответил ледяным тоном: «Этого типа зовут Уизерс». Я спросила: «Вы не любите его?», и он ответил: «Не слишком, дорогая», — и перевел разговор на другую тему.

— Так, — сказал Аллейн. — Это интересно. Что-нибудь еще?

— Позже мы с Банчи направились в родительский уголок. Ну, вы знаете, в дальней части бального зала, где обычно располагаются все мамаши, тетушки и тому подобное. Ваша мама тоже была там. К нам вскоре присоединилась миссис Холкат-Хэккет со своим мужем, а потом подошла ее протеже в сопровождении этого старого осла Каррадоса. Девушка сказала, что у нее разболелся зуб, но, боюсь, бедняжка просто почувствовала, что не пользуется успехом. В том, как во время сезона девушек выставляют напоказ, словно товар, есть что-то варварское и невероятно жестокое, — решительно закончила Трой.

— Да, я понимаю, что вы имеете в виду.

— Мы обменялись несколькими словами с вашей матерью, потом генерал Холкат-Хэккет сказал, что отвезет девушку домой, а Банчи вызвался позже проводить до дому миссис Холкат-Хэккет. Генерал поблагодарил его, но сама она при этом казалась очень недовольной и ничего не ответила. У меня сложилось впечатление, что эта идея пришлась ей сильно не по душе. Да, минутку, в это время произошел еще один эпизод. Банчи завел разговор о пунктуальности со старой Люси Лорример. Вы знаете ее?

— Господи, ну конечно! Она мамина приятельница. Совсем выжила из ума.

— Да-да, это именно она. Она упрекнула Банчи в том, что он как-то куда-то опоздал, а миссис Холкат-Хэккет неожиданно громким и натянутым голосом заявила, что она может засвидетельствовать, что Банчи отличается исключительной пунктуальностью. В общем она не сказала ничего особенного, но непонятно почему после ее слов все почувствовали себя неловко.

— А вы можете точно вспомнить, что именно она сказала?

Трой провела рукой по волосам и сосредоточенно нахмурилась.

— Нет, точно не могу сказать. Какую-то фразу по поводу того, что, если Банчи назначает встречу, он никогда ее не пропустит. Может быть, ваша мама вспомнит. Вскоре после этого я отправилась танцевать. Ивлин Каррадос тоже была там, но…

— Но что?

— Вы можете подумать, что у меня разыгралось воображение и я начинаю придумывать то, чего вовсе и не было, но мне показалось, что она тоже была очень расстроена. Хотя это не имело никакого отношения к Банчи. У нее был совсем больной вид. Я слышала, как кто-то потом говорил, что она чуть было не потеряла сознание в столовой. Неудивительно, если судить по тому, как она выглядела. Я заметила, что ее руки были нервно сжаты. Мне всегда хотелось нарисовать ее руки, они у нее необыкновенно красивы. Я внимательно их рассматривала в тот вечер. Она держала на коленях довольно большую и по виду плотно набитую сумочку. Банчи сидел между ней и вашей мамой, и, когда он дружески похлопал их обеих по коленям — ну, вы знаете, у него была такая манера, — его рука задела сумочку Ивлин, и она нервно дернулась, словно он сделал ей больно, и еще крепче вцепилась в нее пальцами. Я как сейчас вижу ее руки перед глазами — с побелевшими суставами, нервно сжимающие золотую сумочку. Я снова подумала в тот момент, что мне очень хотелось бы нарисовать их и назвать «Руки испуганной женщины». А чуть позже… но, послушайте, — неожиданно остановилась она, — я увлеклась и просто болтаю несущественный вздор!

— Вовсе нет. Благослови Бог вашу профессиональную зрительную память. Продолжайте же.

— Ну так вот, спустя некоторое время после ужина я снова танцевала с Банчи, а потом мы с ним сели поболтать в бальном зале. Он рассказывал очередную забавную историю, на этот раз о том, как Люси Лорример послала венок на свадьбу и чайный сервиз на похороны, и вдруг он внезапно замолчал и уставился на что-то через мое плечо. Я обернулась и увидела, что он смотрит на Ивлин Каррадос. Я не поняла, что вызвало у него такой интерес. Она по-прежнему выглядела очень взволнованной, а Даймитри, тот самый, который обычно организовывает все банкеты, вы его наверняка знаете, протягивал ей ее сумочку. Наверное, она где-нибудь ее забыла. В чем дело?

У Аллейна вырвалось восклицание.

— Ту же самую плотно набитую сумочку, которую вы видели у нее в руках перед этим? — спросил он.

— Да. Только в этот раз она уже не выглядела плотно набитой, — быстро ответила Трой. — Как я сейчас вспоминаю, она была плоской и казалась совсем пустой. Видите ли, я снова смотрела на руки Ивлин. Помнится, я еще отметила про себя, что сумочка несколько велика для бального туалета. А потом к нам подошла Милдред, и вскоре после этого мы уехали. Боюсь, что это все.

— Боитесь? Трой, вы даже не представляете, какую важную информацию вы мне только что сообщили!

— Да?

Трой взглянула на него с» ласковым недоумением, и внезапно его лицо преобразилось, обнажив всю глубину чувств. Неожиданно ее глаза наполнились слезами. Она протянула руку и дотронулась до него.

— Я пойду, — сказала она. — Мне очень жаль.

Аллейн отшатнулся. Он с силой ударил себя кулаком по ладони и резко сказал:

— Бога ради, не нужно мне вашего участия! Я невыносимо люблю вас, это чувство заставляет меня делать такие вещи, которых я всеми силами хотел бы избежать! Уходите, Трой, пожалуйста!

Она вышла из комнаты, не сказав больше ни слова.

Загрузка...