Снайпер молотка

НЕОЖИДАННОСТЬ

Стараясь не шуметь, Миша вошел в комнату, окликнул: «Спишь, Малышок?» — зажег коптилку и развернул большой пакет. В пакете были черный ватный костюм, темно-серые, крепко скатанные валенки и две пары бязевого белья. Миша положил все это богатство на табуретку, чтобы Костя, проснувшись, сразу увидел премию…

На другой день Миша не сразу сообщил Косте неприятную новость. Он дал своему другу налюбоваться валенками, помог обладить ватный костюм, и они вышли из дому. Казалось, что рядом с худощавым Мишей катится черный мяч — таким круглым и плотным стал в своей великолепной обновке Костя.

Небо перед зарей переливалось тихим звездным мерцанием, мороз обжигал щеки, но не мог пробрать крепко упакованного снайпера молотка.

— Кстати, Малышок, — сказал Миша, — не так-то легко тебя отвоевать. Вчера начальник филиала полчаса ругался по телефону с заведующей отделом кадров и с начальником первого цеха. Они требуют, чтобы ты вернулся на завод.

Затаив дыхание Костя ждал продолжения.

— Все ваши ребята под Новый год возвращаются на завод. Тебя это, конечно, не привлекает?

— Больно мне нужно в подсобных ходить…

— А если тебе дадут другую работу? Если тебя поставят за станок?

Косте сразу стало жарко, в ушах зашумело.

— Что ж ты молчишь? — обеспокоенно спросил Миша. — Что тебя больше привлекает — работа на филиале или учеба за станком?

Мысли заметались и перепутались. Филиал — это Миша, это слава в тарном цехе… Но станок!..

— Станок — это не молоток, — проговорил Миша, будто прочитал мысли своего друга. — Станок интереснее? А мне кажется, что быть мастером интересно в любом деле… Впрочем, выбирай сам!

А что было выбирать, какой тут был выбор! Станок, заветный, желанный станок, позвал его, и он должен был ответить: «Иду! Иду резать сталь!»

— Во всяком случае, ты подготовишь еще одну группу инструкторов, — сказал Миша, будто только это его и занимало.

— Ясно, — ответил Костя тихо.

Медленно и в то же время незаметно прошли последние дни пребывания Кости на Северном Полюсе. Он учил ребят забивать гвозди и искал оправдание тому решению, которое уже было принято им. Далеко ходить не приходилось — оправдание было под рукой. Дела тарного цеха быстро поправлялись — снайперские молотки стучали все увереннее, и некоторые ребята уже забивали гвозди с пальца, хотя Костя их этому не учил. Но дело не только в молотках. Теперь все видели, что работать бригадами в два человека гораздо сподручнее. В цехе появились новые слова: «укладчик» и «сбойщик».

— Ай да мы! — воскликнул Миша, когда Костя сказал, что может сдать вторую группу инструкторов. — Шутки шутками, а мы уже так даем тару, что упаковщики помалкивают, не жалуются. Пойдем, сам увидишь!

В упаковочном цехе залежи готовых «катюш» сильно уменьшились. Тара, только что поданная на вагонетках, ждала загрузки.

Упаковщики работали без остановки: снимали ящики с вагонеток, развинчивали «катюши», приготовляли их к снаряжению и упаковывали. Все это они делали молча, понимая друг друга без слов.

— Эй, Мингарей, долго еще будете вагонетки держать? — спросил Миша. — Не справляетесь, так людей попросите… Соображать надо!

Бросив на него быстрый взгляд, Мингарей усмехнулся.

— Командовать пришел? — сказал он. — Не туда попал, Миша, имей в виду…

— Если сейчас заваливаетесь, что будет через неделю? — продолжал Миша. — Вот что меня интересует.

— А что будет через неделю? — сердито осведомился высокий и тонкий рабочий. — Чего пугаешь?

— Прижмут вас наши снайперы по-настоящему, — пообещал Миша. — Правда, Малышок? Вот кто тебе горячо сделает, Мингарей! Будете плакать от нашего Малышка…

— Мы плакать не будем, — сказал Мингарей и прищурился. — Мы, башка, вторую смену робим, чтобы больше «катюш» отправить, а нужно будет — и на третью смену останемся. Мы не плачем. Ты, Миша, нас твоим знаменитым Малышком не пугай. Мы тоже комсомольцы, мы не боимся… — Он деловито вывел гостей во двор, закрыл цеховые ворота…

Когда за ним закрылись ворота, Миша сказал:

— Мы их потащили, а они сборку потащат… Конечно, упаковщикам трудно. У них сейчас комсомольское знамя филиала, они боятся его потерять. Мингарей гордый, и бригада у него хорошая. Но знамя мы отберем непременно. Вот какие дела пошли… А ты уезжать хочешь, чудак! Говори: уедешь?

Невыносимо тяжело стало Косте: неужели он оставит филиал, неужели он оставит Мишу, к которому так привык?

— Говори: да или нет? — настаивал Миша. — Может быть, передумаешь?

— Уеду… — почти сквозь слезы проговорил Костя. — А коли за станок не поставят… обратно приеду…

Он отвернулся, чтобы Миша не видел его лица.