Фриц Лейбер В АРКХЭМ И К ЗВЁЗДАМ

Фриц Лейбер. «To Arkham and the Stars», 1966. Рассказ из цикла «Мифы Ктулху. Свободные продолжения».

Источник текста:

Антология «Tales of the Lovecraft Mythos» (1992).

Ранним вечером 14 сентября я ступил, наконец, на старинную кирпичную платформу станции Аркхэм, что находится на железной дороге Бостон — Мэн. Я мог бы прилететь на самолёте в прекрасный, новый аэропорт Аркхэма к северу от города, но посчитал, что путешествие на старом добром поезде более удобно и приятно, хотя мне рассказывали, что в пригороде довольно много современных, построенных со вкусом колониальных домов, и они теперь занимают большую часть холма Мидоу.

С собой у меня имелись только маленький чемодан и лёгкая картонная коробка, поэтому три квартала до Аркхэм-Хауса я решил пройти пешком. На полпути через старый мост на Гаррисон-стрит, который отремонтировали и обновили всего десять лет назад, и под которым бурлит река Мискатоник, я остановился, чтобы осмотреть город с этого скромного возвышения, поставив на землю свой чемодан и положив руки на старые железные перила. А чуть ли не вплотную к моей спине грохотали проезжающие машины.

Справа от меня, только на этой стороне Вест-Стрит-Бридж, где Мискатоник начинает поворачивать на север, в бурном течении притаился островок из серых камней, о котором ходит дурная слава. Я читал недавно в присланном мне номере «Аркхэм Адвертайзер», что недавно на этом островке арестовали группу бородатых правонарушителей, стучащих в барабаны, празднующих чёрную мессу в честь Кастро или кого-то в этом роде, как неистово утверждал один из них. (На короткое мгновение мои мысли странным образом обратились к Старому Кастро из Культа Ктулху). За островом и поворотом реки виднелся Холм Висельников, теперь застроенный домами. Солнце бросало последние призрачно-жёлтые лучи из-за холма. В этом бледном, золотом свете, разрывающем туман, я увидел, что Аркхэм по-прежнему является городом деревьев со множеством прекрасных дубов и клёнов, хотя все вязы исчезли, став жертвами голландской болезни, и что среди новых зданий всё еще виднеется много крыш со слуховыми окнами. Слева от себя я рассмотрел новую автостраду; она пересекает подножие Французского холма над Паудер-Милл-стрит, обеспечивая быстрый доступ к военным, машиностроительным и химическим заводам к юго-востоку от города. Мои глаза, опускаясь вниз и в южную сторону, некоторое время искали старый Ведьмин Дом, прежде чем я вспомнил, что его снесли ещё в 1931 году. Затем я заметил, что развалившиеся многоквартирные дома Польского Квартала в значительной степени были заменены скромными жилищными комплексами в колониальном городском стиле, в то время как новейшими «иностранцами», заполонившими город, стали пуэрториканцы и негры.

Подняв свой чемодан, я спустился с моста и продолжил путь через Ривер-стрит мимо жизнерадостных старых складов из красного кирпича с наклонными крышами. Счастье этих зданий заключалось в том, что их не снесли. В гостинице «Аркхэм» я подтвердил заказ номера и доверил чемодан приятному пожилому администратору. Поскольку я уже пообедал в Бостоне, то сразу же отправился по Гаррисон-стрит мимо Церкви в Университет, продолжая нести в руках картонную коробку.

Первыми академическими постройками, попавшимися мне на глаза, оказались новое административное здание и за ним Ядерная Лаборатория Пикмана. Они располагались там, где река Мискатоник расширялась на восток напротив Гаррисон-стрит, хотя, конечно, она не нарушала покой кладбища на пересечении Лич-стрит и Паснидж-стрит. Обе пристройки к Университету показались мне великолепными сооружениями, полностью совместимыми со старым четырёхугольником, и я молча поблагодарил архитектора, что так хорошо помнил традиции.

Уже сгустились сумерки, и несколько окон светились в ближайшем здании, где университетские преподаватели, должно быть, разбирались с растущим объёмом бумажной работы. Но прежде чем немедленно направиться в одну из этих освещённых комнат, я обратил внимание на антисегрегационную демонстрацию, организованную студентами на окраине кампуса в знак сочувствия подобным демонстрациям в южных городах.

Я заметил, что один из плакатов гласил «Мазуревича и Дероше — в члены правления!». Мне подумалось, что студенты, должно быть, проявляют пристальный интерес к правлению университетского городка, и я вынужден был задуматься: не являются ли эти кандидаты сыновьями едва образованных людей, невинно замешанных в деле о Ведьмином Доме? Времена меняются!

В приятных коридорах административного здания я быстро нашел святая святых Председателя Литературного Отдела. Худой, седовласый профессор Альберт Уилмарт, едва выглядевший на свои семьдесят с лишним лет, тепло приветствовал меня, хотя и с той насмешливой сардонической ноткой, которая заставляла некоторых людей называть его не просто «очень эрудированным», а «неприятно эрудированным». Прежде чем завершить свою работу, он вежливо объяснил её суть:

— Я только что опроверг заявление какого-то молокососа о том, что покойный Молодой Джентльмен из Провиденса, что так хорошо описал многие из самых странных событий в Аркхэме, являлся «ужасающей фигурой», наиболее близкой по характеру к Питеру Картену, Дюссельдорфскому убийце, который признался, что все свои дни в одиночном заключении он потратил на вызывание в своём воображении сексуально-садистских фантазий. Великий Боже, разве этот безмозглый юнец не знает, что все нормальные мужчины имеют сексуально-садистские фантазии? Даже если предположить, что литературные вымыслы покойного Молодого Джентльмена имели нарочитый сексуальный элемент и действительно были фантазиями!

Отвернувшись от меня с каким-то зловещим смешком, он сказал своей привлекательной секретарше:

— Теперь запомните, мисс Тилтон, речь идёт о Колине Уилсоне, а не об Эдмунде. Я очень тщательно позаботился об Эдмунде в одном из предыдущих писем! Печатные копии — для Аврама Дэвидсона и Деймона Найта. И пока вы там, проследите, чтобы они отправились с подстанции «Холм палача», я хочу, чтобы они несли этот штемпель!

Достав шляпу и лёгкое пальто и, помедлив минуту у зеркала, чтобы убедиться, что его высокий воротник выглядит безупречно, достопочтенный, но бойкий Уилмарт вывел меня из административного здания через Гаррисон-стрит к старому четырёхугольнику, не обращая внимания на окружавшее нас движение. По дороге он ответил на мое замечание:

— Да, архитектура чертовски хороша. И она, и лаборатория Пикмана, и новые апартаменты в Польском квартале — тоже были спроектированы Дэниэлем Аптоном, который, как вы, вероятно, знаете, сделал выдающуюся карьеру с тех пор, как получил справку о вменяемости и был освобождён с вердиктом «оправданное убийство». И этого после того, как он застрелил Асенат или, скорее, старого Эфраима Уэйта в теле своего друга Эдварда Дерби. На какое-то время этот вердикт вызвал у нас почти столько же критики, сколько оправдание Лиззи Борден в Фолл-Ривер, но оно того стоило!

Молодой Данфорт тоже вернулся к нам из лечебницы и навсегда, теперь, когда исследования Моргана в области мескалина и ЛСД выявили эти умные антигаллюциногены, — продолжал мой проводник, когда мы проходили между музеем и библиотекой, где преемник великого сторожевого пса, уничтожившего Уилбура Уэйтли, звенел цепью, вышагивая в тени. — Молодой Данфорт… боже, ему почти столько же лет, сколько и мне! Вы знаете, это тот самый блестящий ассистент с дипломом, который пережил со старым Дайером худшее из того, что Антарктика могла показать им в 30–31 годах. Данфорт ушел в психологию, как Уингейт Пизли и сам старый Пизли — это терапевтическое призвание. Сейчас он углубился в статью об Асенат Уэйт, показывая, что она такая же анима-фигура, то есть пожирающая ведьма-мать и гламурная фатальная ведьма-девушка, как утверждал Карл Юнг относительно «Айши» Хаггарда и «Селены» Уильяма Слоуна.

— Но, разница, безусловно, есть, — несколько нерешительно возразил я. — Женщины Слоуна и Хаггарда были вымышленными. Вы же не утверждаете, что Асенат являлась плодом воображения Молодого Джентльмена, написавшего «Тварь на пороге», или, скорее, сочинившего грубый рассказ Аптона? Кроме того, на самом деле это оказалась не Асенат, а Эфраим, как вы сами указали минуту назад.

— Конечно, конечно, — поспешно ответил Уилмарт с ещё одним зловещим и, должен признаться, неприятным смешком. — Но старый Эфраим придаёт Анима-фигуре именно тот свирепый мужской компонент, который ей и нужен, — мягко добавил он, — и после того, как вы проведёте взрослую жизнь в Мискатонике, вы обнаружите, что у вас развилось совсем иное понимание различия между воображаемым и реальным, чем у толпы. Идёмте.

Мы вошли в комнату отдыха преподавателей, и Уилмарт провёл меня мимо дубовых панелей к большому эркеру, где по кругу были установлены восемь мягких кресел с кожаной обивкой, подставки для курения и стол с чашками, стаканами и графином с бренди, а также синий кофейник. С глубоким трепетом я уставился на пятерых пожилых учёных и почётных профессоров, уже занявших места за этим современным Круглым Столом. Я чувствовал, что не достоин находится среди возвышенных бойцов против того, что хуже людоедов и драконов — космического зла во всех его чудовищных проявлениях. Здесь присутствовали: Апхем с кафедры Математики, в классе которого бедный Уолтер Гилман излагал свои поразительные теории о гиперпространстве; Фрэнсис Морган с кафедры Медицины и сравнительной анатомии, ныне единственный выживший из того храброго трио, что сразило Ужас в Данвиче в то промозглое сентябрьское утро в далёком 28-м году; Натаниэль Пизли с кафедры Экономики и Психологии, переживший ужасное подземное путешествие в 1935-м; его сын Уингейт, ныне психолог, который был с ним в той австралийской экспедиции; за столом сидел и Уильям Дайер с кафедры Геологии, что за четыре года до Пизли подвергся ужасному приключению среди Хребтов Безумия.

За исключением Пизли, Дайер был самым старым из присутствующих, ему шёл уже девятый десяток, но именно он, приняв своего рода неформальное председательство, теперь резко, но горячо сказал мне:

— Садитесь, садитесь, юноша! Я не виню вас за ваши сомнения. Мы называем это Заслуженной Беседкой. Боже, сжалься над простым доцентом, который занимает кресло без приглашения! Послушайте, что вы будете пить? Кофе, говорите? Что ж, это разумное решение, но иногда нам нужно другое, когда наш разговор заходит слишком далеко, если вы понимаете, что я имею в виду. Но мы всегда рады видеть умных, доброжелательных посетителей из обычного «внешнего мира». Ха-ха!

— Хотя бы для того, чтобы исправить их неверное представление о Мискатонике, — кисло вставил Уингейт Пизли. — Они постоянно спрашивают, предлагаем ли мы курсы сравнительного колдовства и так далее. К вашему сведению, я скорее проведу курс сравнительного массового убийства с текстом «Майн Кампф», чем помогу кому-нибудь разбираться с этим!

— Особенно, если учесть, каких студентов мы получаем сегодня, — немного задумчиво сказал Апхем.

— Конечно, конечно, Уингейт, — Уилмарт успокаивающе обратился к молодому Пизли. — И мы все знаем, что курс средневековой метафизики, который Асенат Уэйт проходила здесь, был совершенно невинным академическим курсом, свободным от тайных материй.

На этот раз он сдержал смешок, но я почувствовал его.

— У меня тоже есть свои проблемы, — сказал Фрэнсис Морган, — я не люблю сенсаций. Например, я был вынужден разочаровать МТИ, когда они попросили меня сделать наброски анатомии Великих Древних, чтобы использовать их в своём курсе по проектированию структур и машин для «воображаемых» — Боже! — внеземных существ. Инженеры — порода бессердечных людей, и в любом случае Великие Древние не просто внеземные, но внекосмические. Мне также пришлось ограничить доступ к скелету Бурого Дженкина, хотя из-за этого пошли слухи, что данный скелет — просто сделанная напильником подделка коричнево-охристого цвета, как Пилтдаунский череп.

— Не волнуйтесь, Фрэнсис, — сказал ему Дайер. — Мне пришлось отклонить много подобных запросов в отношении антарктических Старцев.

Он посмотрел на меня своими удивительно яркими, мудрыми, старческими глазами, окружёнными морщинами.

— Вы знаете, Мискатоник присоединился к последующим геофизическим исследованиям в Антарктике главным образом для того, чтобы держать других учёных подальше от Хребтов Безумия, хотя оставшиеся Старцы, кажется, делают это довольно хорошо сами по себе — полагаю, с помощью каких-то гипнотических трансляций. Но это совершенно нормально, потому что (это строго конфиденциально!) антарктические Старцы, похоже, на нашей стороне, даже если их шогготы — нет. Они хорошие ребята, как я всегда и утверждал. Учёные до последнего! Люди!

— Да, — согласился Морган, — эти бочкообразные звездоголовые чудовища больше заслуживают названия «люди», чем некоторые представители рода «человек разумный», разбросанные в наши дни по всему земному шару.

— Или чем кто-то из наших студентов, — печально вставил Апхем.

Дайер сказал:

— А Уилмарту было поручено возглавить расследование по поводу Плутонианцев в холмах Вермонта и сохранить их существование в секрете с помощью Старцев. Как насчет этого, Альберт — крабоподобные летуны идут на сотрудничество?

— О да, на свой лад, — коротко подтвердил Уилмарт, снова неприятно усмехнувшись, на этот раз в полный голос.

— Ещё кофе? — Задумчиво спросил меня Дайер, и я передал ему чашку и блюдце, которые я довольно неловко держал на своей картонной коробке на коленях, просто потому, что не хотел забыть коробку.

Старый Натаниэль Пизли дрожащими, но умелыми руками поднёс стакан с бренди к своим морщинистым губам и заговорил впервые с момента моего приезда.

— У всех нас есть свои секреты… и мы работаем над тем, чтобы сохранить их, — прошептал он со свистом в голосе, возможно, из-за несовершенных зубных протезов. — Пусть молодые космонавты в Вумере… запускают свои ракеты над нашими предыдущими местами раскопок, говорю я… и там песок станет гуще. Лучше так.

Глядя на Дайера, я рискнул спросить:

— Полагаю, вы также получаете запросы от федерального правительства и военных тоже? Думаю, с ними будет сложнее справиться.

— Я рад, что вы подняли этот вопрос, — сообщил он мне нетерпеливо. — Я хотел рассказать вам о…

Но в этот момент Эллери с кафедры Физики быстрым шагом пересёк гостиную, слегка шевеля губами и сердито хмуря лоб. Это, напомнил я себе, был человек, который проанализировал фрагмент статуэтки, фигурирующей в деле о Ведьмином Доме, и обнаружил в ней платину, железо, теллур, а также три не поддающихся классификации тяжёлых элемента. Эллери опустился на свободный стул и сказал:

— Дайте мне этот графин, Нейт.

— Тяжёлый день в лаборатории? — Спросил Апхем.

Эллери успокоил свои чувства щедрым глотком горячительной жидкости и энергично кивнул:

— Кал-Тек захотели ещё один образец от металлической статуэтки, которую Гилман принёс из своего сновидения. Они всё еще пытаются идентифицировать в ней трансурановые металлы. Мне пришлось прямо заявить им: «Нет!». Я сказал, что мы сами работаем над этим проектом и что мы близки к успеху. Если бы они добрались до цели, то через неделю всё было бы кончено — пробы пошли бы прахом! Калифорнийцы! Из хороших новостей: Либби хочет провести углеродную датировку некоторых материалов из нашего музея, в частности костей из Ведьминого Дома, и я сказал ему: «Дерзайте».

— Как начальник Ядерной Лаборатории, Эллери, — обратился к нему Дайер, — может быть, вы дадите нашему юному посетителю краткий очерк того, что мы могли бы назвать атомной историей Мискатоника?

Эллери хмыкнул, но улыбнулся мне.

— Почему бы и нет, — сказал он, — хотя, в основном, это история двух десятилетий войны с бюрократами. Вначале я должен подчеркнуть, молодой человек, нам повезло, что Ядерная Лаборатория полностью финансируется Фондом Натаниэля Дерби Пикмана…

— С некоторой помощью Фонда Выпускников, — вставил Апхем.

— Да, — ответил Дайер. — Мы очень гордимся тем, что Мискатоник не принял ни цента от Федерального Правительства или от Штата в этом отношении. Мы по-прежнему во всех смыслах — независимое частное учреждение.

Иначе я не знаю, как бы мы сдержали назойливых людей, — продолжал Эллери. — Это началось ещё в те далекие дни, когда Манхэттенский Проект был Металлургической Лабораторией Чикагского Университета. Какой-то важный чиновник прочёл рассказы Молодого Джентльмена из Провиденса и отправил группу людей за остатками метеорита с неизвестными радиоактивными веществами, упавшего сюда в восемьдесят втором году. Они были весьма удручены, когда обнаружили, что место его падения находится в самой глубокой части водохранилища! Они послали двух водолазов, но оба погибли, и на этом всё закончилось.

— Ну, они, наверное, не так уж много пропустили, — прокомментировал Апхем. — Разве метеорит не должен был полностью исчезнуть? Кроме того, мы в Аркхэме полжизни пьём воду из водохранилища, построенного на месте Испепелённой Пустоши.

— Да, пьём, — вставил Уилмарт, и на этот раз я почувствовал, что ненавижу его за неприятное хихиканье.

— Ну, это, очевидно, не повлияло на наше долголетие… пока, — добавил старый Пизли с тихим свистящим смехом.

— С тех пор, — продолжал Эллери, — не проходило и месяца, чтобы Вашингтон не запрашивал или не требовал образцы из нашего музея, в основном, предметов искусства из неизвестных металлов или с радиоактивными элементами в них, а также записей из нашего научного отдела и секретных интервью с нашими учёными, и так далее. Они даже хотели «Некрономикон», я думаю, что они надеялись найти в нём оружие ужаснее водородной бомбы и межконтинентальной баллистической ракеты.

— Что они и сделали бы, — вполголоса вставил Уилмарт.

— Но я не дал им коснуться книги даже пальцем! — С яростью, почти испугавшей меня, заявил Дайер. — И копии Уайднера тоже! Я позаботился об этом.

Мрачный тон его голоса заставил меня воздержаться от вопроса: каким образом? Дайер торжественно продолжил:

— Хоть мне и грустно говорить об этом, но в Вашингтоне и Пентагоне есть люди, занимающие высокие посты, которым нельзя доверять эту проклятую книгу. Они ещё опаснее, чем Уилбур Уэйтли. Несмотря на то, что русские тоже охотятся за ним, ответственность за «Некрономикон» лежит исключительно на нас. Милосердный Создатель, да!

— Я бы предпочёл, чтобы книга попала в руки Уилбуру, — хрипло вставил Уингейт Пизли.

— Вы бы так не говорили, Уин, — рассудительно вмешался Фрэнсис Морган, — если бы увидели Уилбура после того, как его порвала библиотечная собака, или, конечно, если бы увидели его брата на Сторожевом Холме. Боже!

Он покачал головой, и устало вздохнул. Один или два профессора повторили его слова. Слабо скрипнув механизмом, напольные часы в другом конце зала медленно пробили двенадцать.

— Джентльмены, — сказал я, отставив чашку с кофе и вставая с картонной коробкой, — вы развлекали меня бесподобным образом, но теперь наступила… полночь, и мы все рассеемся в фиолетовых и зелёных парах?

Уилмарт усмехнулся.

— Нет, — ответил я ему. — Я собирался сказать, что наступило 15-е сентября, и я предлагаю совершить небольшую прогулку всего лишь до кладбища за новым административным зданием. У меня здесь с собой венок, и я предлагаю возложить его на могилу доктора Генри Армитеджа.

— Годовщина победы над Ужасом Данвича в 1928 году! — Сокрушённо воскликнул Уилмарт. — Важное воспоминание. Я пойду с вами. Фрэнсис, вы, конечно, тоже пойдёте? Вы приложили руку к этому делу.

Морган медленно покачал головой.

— Нет, если вы не возражаете, — ответил он. — Мой вклад был меньше, чем ничего. Я думал, что большой охотничьей винтовки будет достаточно, чтобы свалить зверя. Боже!

Остальные вежливо отпросились под тем или иным предлогом, так что только мы с Уилмартом отправились по Лич-стрит, ставшей теперь улицей на территории Университета. Мы прошли между Администрацией и Лабораторией Пикмана, когда над Французским холмом взошла огромная луна, а у его подножия огни нескольких машин всё еще жутко кружились по новой автостраде.

Мне хотелось бы иметь побольше спутников или менее зловещего собеседника, чем Уилмарт, который поразил меня с самого утра. Я не мог не вспомнить, как однажды его обмануло чудовище, замаскировавшееся под учёного отшельника Генри Эйкли из Вермонта, и как было бы иронично и ужасно, если бы через Уилмарта тот же трюк проделали с другим человеком.

Тем не менее, я воспользовался возможностью, и смело спросил его:

— Профессор Уилмарт, ваше столкновение с Плутонианцами произошло 12 сентября 1928 года, почти в то же самое время, когда случился ужас в Данвиче. На самом деле, в ту самую ночь, когда вы сбежали с фермы Эйкли, оголодавший брат Уилбура вырвался на свободу. Был ли когда-нибудь намёк на объяснение этого чудовищного совпадения?

Уилмарт подождал несколько секунд, прежде чем ответить, и на этот раз — Слава Богу! — без своего хихиканья. В действительности его голос звучал тихо и без тени легкомыслия, когда он, наконец, сказал:

— Думаю, я могу рискнуть и сообщить вам, что я поддерживал более тесные контакты с Плутонианцами или Югготианцами, чем, возможно, предполагал старый Дайер. Мне пришлось! Кроме того, Плутонианцы, как и антарктические Старцы Данфорта и Дайера, не такие уж и злые существа, когда узнаешь их поближе. Хотя они всегда будут внушать мне благоговейный страх!

Ну, судя по намёкам, которые они мне дали, Плутонианцы пронюхали о намерении Уилбура Уэйтли впустить Древних и готовились остановить их, заполучив больше человеческих союзников, особенно здесь, в Мискатонике, и так далее. Никто из нас не осознавал этого, но мы были на грани межкосмической войны.

Это откровение лишило меня дара речи, и наш разговор возобновился только после того, как железные ворота, выкрашенные в чёрный цвет, с протестующим скрипом открылись, и мы оказались среди тёмных, залитых лунным светом надгробий. Когда я благоговейно вынул из своей коробки венок для Армитеджа, Уилмарт схватил меня за локоть и с тихой настойчивостью проговорил практически мне в ухо:

— Есть ещё информация, которую мне сообщили Плутонианцы, и я думаю, что должен поделиться ею с вами. Возможно, сначала вы не поверите — и я не поверил! — но теперь я уверовал в это. Вы знаете хитрость Плутонианцев, заключающуюся в том, что они могут извлекать живые мозги у существ, неспособных летать в космосе, сохранять эти мозги бессмертными в металлических цилиндрах и переносить их с собой по разным галактикам, чтобы с помощью надлежащих инструментов мозг мог видеть, слышать и комментировать все тайны космоса? Что ж, боюсь, это будет для вас неприятным потрясением, но скажу вам, что в этом есть и хорошая сторона, потому что в ночь на 14 марта 1937 года, когда Молодой Джентльмен лежал при смерти в Род-Айлендском госпитале, кое-кто тайно проник в крыло Джейн Браун, и, говоря его словами, или, вернее, моими — «его мозг был отделён от его тела при помощи столь искусных разрезов и сечений, что назвать это хирургической операцией было бы слишком грубо». Так что теперь он летит по определённому маршруту между Гидрой и Полярной звездой, будучи в безопасности в объятиях ночного призрака, вечно наслаждаясь чудесами Вселенной, которую он так сильно любил.

И величественным жестом Уилмарт поднял руку к Полярной звезде, слабо светившей в сером небе высоко над холмом Мидоу и рекой Мискатоник.

Я дрожал от смешанных эмоций. Внезапно небо очистилось от облаков. Теперь я понимал, почему я весь вечер чувствовал себя неуютно при виде моего спутника, и всё жё я был глубоко счастлив, что это оказалась причина, по которой я мог уважать его ещё больше.

Рука об руку мы двинулись к скромной могиле доктора Армитеджа.

Перевод: А. Черепанов

Май, 2019

Загрузка...