Глава 5. Роберт боится и плачет

С тех самых пор, как андалы завоевали Вестерос, населяющие Лунные горы дикари не позволяли жителям Долины забыть о своём существовании — потомки Первых людей нападали на дома потомков захватчиков, грабили и убивали путников, похищали женщин. Но ни разу никто не похищал лорда Долины.

Когда в Гнезде решили возобновить отработку закрытых при Джоне Аррене рудников, участились и набеги горных кланов. Они стали не только налетать на деревни и продуктовые обозы, но и разоряли поселения рудокопов, захватывали идущие к покупателям фургоны со сталью, разбойничали на копях — ломали крепи в штольняхгоризонтальная или наклонная горная выработка, имеющая выход на поверхность, обрушивая кровлю, под которой гибли люди и животные, поджигали вывозящие руду телеги, резали лошадей-тяжеловозов. Но никому и в голову не приходило, что горцы осмелятся посягнуть на лорда Долины посреди большого, окружённого крепостной стеной и хорошо охраняемого города. «Убирайтесь с нашей земли, — говорилось в записке. — Иначе ваш лорд умрёт».

Даже дети в Долине знали, что короля Роланда Аррена, начавшего строительство Орлиного Гнезда, убили Раскрашенные Псы; лорд Дарнольд и сир Раймонд Аррены пали в схватке с Лунными Братьями; от рук Каменных Воронов погиб ещё один лорд Аррен вместе со своими сыновьями. И пусть всё это случилось в давние времена, пусть сегодняшнее требование выглядело нелепым и бессмысленным, тем не менее, ни у кого не возникло сомнений в серьёзности предупреждения. Угроза была страшной, реальной, осязаемой.

В течение часа на дороги во все направления выслали конную стражу. Городские ворота закрыли, и сир Мортон Уэйнвуд во главе дюжины рыцарей методично прочёсывал улицы и дома. На дозорной башне замка ударили в колокол и немедля подняли сигнальный флаг, чтобы с мыса вышел сторожевой ялик и перекрыл выход из гавани, а камнемёты привели в боевую готовность, на случай, если какой-нибудь из стоящих у причала кораблей не внемлет запрету и попытается прорваться в открытое море. В порт отправили большой отряд вооружённых воинов — обыскивали корабли, доки и портовые склады. Но всё было тщетно, никаких следов Роберта не нашли.

В «Одинокой чайке» всё перевернули вверх дном. В башенке на втором этаже, в покоях для самых важных гостей обнаружили тайный ход, скрытый за огромным гобеленом с вытканными на нём пикантными сценами. Узкая винтовая лестница из комнаты вела в земляной туннель, который проходил под крепостной стеной и заканчивался нешироким лазом за пределами города. Допросить никого не удалось — девушек, которые в ту ночь развлекали Роберта, похитители жестоко изрубили мечами. Однако сир Мортон выяснил, что пропала доверенная помощница леди Кассандры, летнийка Суоми. Среди погибших её не было. Вероятно, именно она опоила стражу и хозяйку, а затем открыла горцам дверь потайного хода. После чего сбежала вместе с ними.

Лиза безумствовала, требуя дотла спалить бордель и безотлагательно направить войска в горы.

— Для чего нам армия, если она не способна защитить своего лорда?! — кричала она.

Сир Бринден увещевал её, поясняя, что они даже не знают, какой из кланов похитил Роберта. Лиза требовала все горы сровнять с землёй.

В спешном порядке, буквально в течение трёх дней, сформировали несколько поисковых групп. Мортон Уэйнвуд со своим конным отрядом направился на запад, другой отряд под предводительством Джона Ройса — на север, в долину. Две быстроходные галеи под началом Бриндена Талли ушли обследовать все близлежащие к побережью острова до самых Перстов, с заходом в Змеиный Лес, Стылые Воды и башню Бейлишей. Раздавленная чувством вины Бриенна Тарт умолила его взять её и Подрика с собой.

Глашатаи на Рыночной площади с утра до ночи надрывали глотки, обещая горы золотых драконов тому, кто спасёт лорда Долины.

Лиза каждый день ходила в городскую септу. Никогда в жизни она не молилась так жарко и искренне. Она взывала к милосердию Матери, моля позаботиться о Роберте, пока его истинной матери нет рядом. Она просила Кузнеца дать сыну здоровья, а Воина даровать ему душевных сил и мужества. Она молила Деву о покровительстве юному и невинному Роберту Аррену. Она требовала от Отца справедливости и правосудия для похитителей. Она молила Старицу послать ей ворона с доброй вестью. Она заклинала Неведомого пройти мимо её сына, не забирать его с собой.

Большие и малые партии поисковиков уходили одна за другой. Возвращались не все — люди тонули в штормах, пропадали в трясинах болот, гибли под обвалами в горах, замерзали в снегу.

Шли недели и месяцы, а о Роберте Аррене не было никаких известий.

В один из дней отчаявшаяся Лиза схватила с алтаря тяжёлый подсвечник и со всей силы двинула по радужно мерцающему стеклянному витражу, разбив его вдребезги.

— Под хвост дракону вас всех! — крикнула она и выбежала из храма.

Той же ночью к ней пришла Старица, освещая себе путь золотым фонарём. Её морщинистое лицо выражало сочувствие и скорбь. «Долиной Аррен будет править только Аррен», — сказала она Лизе. А через неделю ворон принёс письмо из Суровой Песни — на обоз Белморов напали Обгорелые, и среди них был Роберт Аррен.

Надежда озарила лица всех, кто собрался в Большом чертоге замка Графтонов, чтобы обсудить хорошее известие.

— Созывать знамёна? — спросил Нестор Ройс.

— Нет, — покачала головой Лиза. — Готовьте обоз.

Пока мужчины недоумённо переглядывались, она подошла к Бриндену Талли.

— Ты говорил, где-то в предгорье живёт отшельник с сожжёнными пальцами? Он спас вас, когда вы заблудились в горах. Его можно найти? — Тот кивнул, и Лиза обратилась к Ройсу: — Грузите лучшую сталь и доспехи, самое лучшее арборское вино, пилы и ножницы, точильные камни, муку, соль и засахаренные фрукты. — Потом снова повернулась к Бриндену и взяла его за плечи: — Найди его… найди их… скажи им, дядя… всё, что угодно… Всё, что угодно! Но верни моего мальчика домой.


Роберт долго не мог сообразить, где находится. Многодневное путешествие сначала на лодках по воде, потом пешком и на лошадях закончилось в окружённом со всех сторон горами большом поселении из полудюжины домов, сложенных из грубо обработанного камня, и нескольких десятков шатров. Сопровождающие — все мужчины, смуглые и темноволосые, в варёной коже и резной броне, вооружённые шипастыми дубинками, копьями и тяжёлыми железными молотами — на вопросы не отвечали, лишь свирепо скалились и щедро отвешивали подзатыльники. И только когда он разглядел их чёрные обугленные пальцы, с ужасом понял, что попал к Обгорелым — самому кровожадному и жестокому из всех горных племён. Каждый в Долине знал, что горцы лишь наполовину люди, общаются между собой при помощи нечленораздельных звуков и с самого детства приучены грабить и убивать. И среди множества кланов нет в Лунных горах более необузданных дикарей, чем Обгорелые.

Роберту было страшно — эти люди не понимали человеческих слов, и ничего не хотели слушать. Его постоянно били. Уже много дней и ночей, он давно потерял им счёт. Улрике, вечно недовольная старая карга, к которой Роберта приставили в помощь на кухне, лупила по голове всем, что попадалось в её жилистую руку. Слепая Силдж, поившая мерзким отваром, чтобы унять вновь начавшуюся «трясучку», и лечившая его побои, пребольно дёргала за волосы, если он во время перевязки не мог сдержать стона. Даже Хджордис — самая беззлобная из женщин, лучшая охотница клана, столь же ловкая и быстрая, сколь и уродливая — ни разу не прошла мимо, не отвесив пинка или затрещины. Но так стало потом, когда мужчинам наскучило нытьё Роберта и его отдали в дом к старухам.

Иногда Роберту хотелось умереть. Однако когда Хаген, огромный, словно поросший мхом валун, схватил его за шиворот и легко поднял в воздух, замахнувшись кривым кинжалом, то почему-то передумал и в ужасе закричал: «Не надо, молю, не надо!» И был очень счастлив, что, отброшенный могучей рукой, перелетел через костёр, шмякнулся о стылую землю и ничего себе не сломал.

Роберт мечтал, как скинет их всех в Лунную дверь. Они будут молить его о пощаде, но он никого не пощадит. Никого. Ну, может быть, только Грай. Потому что она одна его не била, таскала ему тайком еду, когда он ещё жил в сарае, привязанный к столбу, словно бешеный пёс, дала добротную одежду — куртку и штаны из мягкой кожи, и тёплые, удобные сапоги. И спасла от смерти.

— Ты должен приносить пользу, — втолковывала ему Грай, — иначе брат бросит тебя сумеречным котам.

Роберт чистил котёл после завтрака еловыми ветками, отдирая остатки пригоревшей пищи, и не спорил. Он не мог сказать, кого боялся сильней — сумеречных котов или Тиметта-Красную Руку, который недавно вернулся с войны из Королевской Гавани с золотом и тремя телегами награбленного добра. Рослый и дикий, военный командир Обгорелых доводил его до полуобморока зияющей пустотой левой глазницы. Поэтому Роберт не спорил с Грай. Пару месяцев назад ей исполнилось двенадцать, но она уже стреляла из лука почти так же метко, как Хджордис, а на лошади держалась лучше брата.

Именно Грай убедила отца не убивать Роберта.

— Ты сам говорил, — сказала она, — что взрослые погибают быстрее, чем взрослеют дети, и нам не хватает охотников. Так что лишние руки не помешают.

— И лишний рот, — ответил Тиметт-старший, верховный вождь клана, с неудовольствием разглядывая перепуганного мальчишку, за которого заступалась любимая дочь. — Он не охотник. И не воин. Его мать отказалась закрыть свои рудники и уйти из наших гор. Значит, он умрёт.

— Улрике тяжело носить воду из ручья. И переставлять котёл на очаге. Ей нужна помощь, — сказала Грай.

Так Роберт оказался на кухне. Он носил воду, драил песком посуду, в отхожем месте менял настил из еловых лап, собирал хворост и поддерживал огонь. Спал там же, на кухне у очага, ел позже всех то, что останется. И жил.

— Ты должен приносить пользу, — не отставала от него Грай.

— Я приношу, — говорил Роберт. — Разве я мало делаю?

— Ты не можешь всю жизнь чистить котёл и выгребную яму, это занятие для стариков. Чтобы с тобой считались, ты должен добывать еду — охотиться или грабить путников. А лучше и то, и другое.

— Я лорд Долины. И я не буду убивать людей, которые присягали моему отцу, — говорил Роберт и отводил взгляд, замирая в страхе от собственной дерзости.

— Тогда убирай чужое дерьмо, — сердилась Грай. — И не ври мне, что не будешь убивать людей из-за какой-то глупой присяги. Все знают, что даже Силдж стреляет лучше тебя.

Роберт не спорил. Он быстро этому научился. Гораздо быстрее, чем хорошо стрелять или кидать копьё. Лук был чересчур тяжёлым, тетива чересчур тугой, а непослушные стрелы летели куда угодно, но только не в цель. От копья же у него сводило судорогой правую руку и плечо, но когда Роберт пожаловался Грай, то она радостно хлопнула себя по лбу и сказала, что он прав, и теперь нужно просто переложить копьё в левую руку и начать всё заново.

Грай была очень терпелива.

— Подними локоть, — командовала она. — Отставь ногу чуть назад. Расслабься.

Он повторял снова и снова, пока спина не раскалывалась пополам, руки не отказывались слушаться, а ноги не начинали трястись от напряжения. Но Грай была не только терпелива, но и непреклонна.

— Ты слишком медлишь!

— Ты слишком торопишься!

— Не наклоняйся так сильно вперёд!

— Не откидывайся так сильно назад!

— Давай ещё раз.

— Ты безнадёжен…

Роберт не спорил.

Время от времени к ним подходил кто-нибудь из Обгорелых, смотрел и спрашивал насмешливо:

— Ну что, Грай, твой лордёныш уже готов к большой охоте?

— Ещё нет, — раз за разом отвечала она, недовольно хмуря тонкие светлые брови.

Но пришёл день, когда она сказала Роберту: «Пора».

На первую охоту они пошли вдвоём — Грай хотела вначале проверить, может ли её подопечный идти за зверем вместе с мужчинами. Уходили ненадолго и недалеко, на ту сторону ущелья, и вернулись уже следующим вечером, таща на волокушах молодого оленя и с полдюжины куропаток.

— Грамкин дрын! Лордёныш оказался не таким тупицей, как выглядит? — недоверчиво спросил Хаген.

— Это Грай его убила, — кивнул головой на оленя Роберт. — Я промахнулся и лишь вспугнул его, а она попала с пятидесяти ярдов на бегу.

— Кто бы сомневался, — хмыкнул Хаген.

— А Роберт подстрелил двух куропаток, — с гордостью сказала Грай. — И очень быстро сделал волокуши.

— О! Ну, теперь он готов идти и на сумеречного кота-ха-ха! — захохотал Хаген. — Пришла смерть всему живому в наших лесах!

— Не расстраивайся, — сказала Грай Роберту, как только они остались у очага одни, хлебая из мисок наваристую похлёбку. — Первый раз я тоже промазала. Не потому, что плохо стреляла. Просто я волновалась и очень старалась угодить отцу. У тебя тоже всё получится. Ешь, а потом я покажу тебе, как выделывать шкуру.

Роберт обречённо вздохнул.

— Почему ты со мной возишься? — спросил он.

— А я всё ждала, спросишь ты или нет, — фыркнула Грай, но потом её улыбка стала такой неожиданно застенчивой, что Роберт даже перестал жевать. Грай тоже отставила миску и сказала, смущённо потупясь: — Я хочу, чтобы ты рассказал мне о Висенье и её драконе Вхагар. — После чего взгляд загорелся восторгом: — Она летала на Вхагар и была беспощадной воительницей. Ты ведь знаешь эту историю?

— Я-то знаю, но откуда её знаешь ты? — удивился Роберт.

— Читала в одной книге… Но в ней нет половины страниц, и я не знаю, чем всё закончилось.

— У тебя есть книга? Ты умеешь читать? — Его изумление было столь велико, что Грай рассмеялась, а он пояснил растерянно: — У нас в Долине считают, что вы и разговаривать толком не умеете, общаетесь только самыми простыми словами.

— Мы так и делаем, когда спускаемся вниз. Отец говорит, это хорошо, если враг недооценивает твои достоинства… Моя мама была из Долины, и она учила нас с братом. Я умею читать и писать. Когда отец похитил её, то взял ещё много всякого добра. И там была та книга, мама о ней не знала. Но она не успела помешать, отец сжёг половину. Потом, когда наши грабили обозы, он всегда искал книги и привозил ей. Но про Висенью ему больше ничего не попалось. И мы с мамой гадали, чем там всё закончилось? А потом она умерла, и отец больше не искал книги…

— Так ты из-за этого меня спасла? Чтобы я рассказал тебе конец истории? — недоверчиво улыбнулся Роберт.

— Ну да. А ты думал, это из-за того, что ты такой меткий стрелок? — прыснула Грай.

— Хорошо, но про неё я расскажу когда-нибудь потом, — Роберт лукаво прищурился, — а то у тебя больше не станет повода оставить меня в живых. А пока я расскажу о Поругании Трёх Сестёр, хочешь? Это острова в заливе Пасти, прямо на границе с Севером. А сама история случилась в те времена, когда лорды Орлиного Гнезда были королями Гор и Долины. Короли Зимы отправили свой флот для покорения Трёх Сестёр, а лорды Сестёр пошли в Орлиное Гнездо молить короля Гор и Долины спасти их от этих диких северян. Ведь те убивали их детей и заживо вытаскивали из людей кишки, наматывая на свои огромные мечи…

Грай отставила пустую миску на пол и подбросила полено в огонь. Потом села на скамью, подпёрла ладонями подбородок и приготовилась слушать.

С того вечера так и повелось — после ужина Роберт садился у «своего» очага и рассказывал Грай истории и легенды, какие помнил. Иногда к ним присоединялись Силдж и Улрике, а потом стала захаживать Хджордис, приводя с собой ещё кого-нибудь. Женщины слушали внимательно, иногда удивлённо охали или горестно вздыхали на особенно драматичном моменте. Роберт же вошёл во вкус, повторяя истории по второму и третьему кругу, и уже рассказывал в лицах, с эмоциями.

Когда он был ребёнком, то не увлекался ездой на лошадях, его не интересовала охота, а занятия с мечом или стрельба из лука быстро утомляли. Единственное, что Роберт всегда делал с удовольствием — это слушал сказки и разные легенды. И теперь уже он рассказывал о Корлисе Веларионе и его морских путешествиях, о кротком и набожном короле Бейлоре, о сказочных землях И-Ти, о водопаде Слёзы Алиссы и как строили замок Орлиное Гнездо. С не меньшим интересом внимали ему, когда он вспоминал своё путешествие по Долине и Чаячьему городу с его бескрайней пристанью с десятками кораблей, пришедших из-за Узкого моря, с шумным и ярким рынком, где можно купить всё, что угодно, а в перерывах между покупками послушать бродячих менестрелей, посмотреть шутов и ловких фокусников с их ручными обезьянками, которые корчат смешные рожицы. Но чаще всего его просили повторить историю о Висенье и Вхагар.

В роду Арренов Висенью не жаловали — во времена становления Таргариенов именно из-за неё они лишились соколиной короны. Висенья приземлилась во внутреннем дворе Орлиного Гнезда на своём огнедышащем драконе и взяла на руки маленького сына королевы Шарры Аррен, после чего напуганная мать преклонила колено, а её сын Роннел в одночасье из короля превратился в лорда. Однако позже Аррены отомстили, по сути, став причиной конца драконьего правления, когда Джон Аррен поднял флаг с луной и соколом и начал восстание против безумного короля Эйериса II. Поэтому Роберт не возражал, и храбрые жительницы гор затаив дыхание слушали о легендарной королеве-воине.

— Где наши женщины? — как-то спросил вождь Обгорелых, заметив непривычную вечернюю малолюдность около главного костра.

— Лордёныш им сказки на кухне рассказывает… — недовольно пробурчал кто-то из мужчин.

По ночам Роберта мучили кошмары. И иногда он просыпался от собственного крика, весь в поту. Его сердце колотилось, казалось, у самого горла, не позволяя дышать, а сведённые судорогой пальцы цеплялись за меховую подстилку, на которой он лежал. Но от успокаивающих поглаживаний старой Силдж и от её горького отвара ему сразу становилось легче — усмирялась бешеная пульсация в висках, уносились прочь дурные видения.

— Кто же так сильно хочет извести тебя, дитя? — шамкала знахарка. — На-ка, вот ещё это выпей, — вливала она ему в рот очередное отвратительно пахнущее пойло, а потом начинала что-то бормотать на непонятном Роберту языке, проводя скрюченными пальцами по лбу, глазам, сжимая виски. С недавних пор она уже не дёргала его за волосы и ухо, а всё больше жалела: — Чем же они травили тебя, горемычного? Но ничего, я выгоню из тебя всю эту заразу…

После целебных настоев Силдж весь следующий день Роберт бегал в нужник, содрогаясь от смрада той жидкой чёрной мерзости, которая из него выходила. А к вечеру чувствовал себя полностью обессиленным. Он был уверен, что доживает последние дни. Но «трясучка» и кошмары случались с ним всё реже, а потом и вовсе прекратились.


— Роберт, вставай, — кто-то тормошил его за плечо.

— Что случилось? — Он рывком поднялся, протирая глаза.

— С тракта в предгорье свернул обоз. Скорее всего, в Суровую Песнь. Наши собираются его захватить. Поднимайся, ты тоже идёшь. — Грай поспешно, но не суетливо собирала походную сумку.

Встающее солнце уже окрасило вершины гор, заглядывало в окна, но женщины ещё спали, и только Силдж что-то бормотала и беспокойно ворочалась на своей лежанке.

— Откуда ты знаешь?

— Дозорный заметил дымовой сигнал.

— Ты тоже идёшь?

— Нет. Сегодня у молодых испытание. Обоз маленький, не с рудников, поэтому воинов будет немного. Парни должны показать себя. — Грай кивнула успокаивающе: — Не бойся, я попросила брата, он присмотрит за тобой.

— Тиметта? Да он, скорее, прирежет меня по дороге.

Отношения с мужчинами у Роберта никак не складывались, а с Красной Рукой всё обстояло хуже всего. Тот всегда так свирепо щерился при виде Роберта, что он предпочитал как можно реже попадаться ему на глаза. И до головокружения продолжал его бояться.

— Нет, он мне обещал. Не серди его и держись рядом. Делай то, что он говорит, не перечь ему, и всё будет хорошо. Вот, возьми. — Грай сунула в руки Роберта кожаный мешок. — Там немного копчёного мяса, корпия и целебная мазь для ран. Из лука ты уже хорошо стреляешь, но копьё тоже возьми. Поторопись.

В отряде Роберт насчитал двадцать пять воинов, из них четверо были совсем молодые, на год-полтора старше него. У Сверра, Ола и Торстена за плечами также висели луки, а в руках они держали копья, и только Гвен, самый старший из них, щеголял с мечом на боку.

Из ущелья поднимались спорым шагом, почти бегом, растянувшись цепочкой по едва различимой тропе. Вожак, казалось, сворачивал наобум, руководствуясь одному ему видимыми знаками и подсказками, петляя между вековыми страж-древами и огромными валунами. Сейчас Роберт отчётливо сознавал, что ни один отряд, направленный из Долины на его поиски, никогда не найдёт проход к поселению Обгорелых.

К концу подъёма он совсем запыхался, но Красная Рука не сбавил темпа.

— Уже подыхаешь, лордёныш? — Хаген ткнул Роберта древком в спину, и когда тот чуть не упал, рассмеялся: — Это тебе не сказочки у костра рассказывать…

Обоз нагнали ближе к полудню, солнце уже стояло в зените. Пять доверху гружёных повозок медленно двигались вдоль реки, их сопровождали полторы дюжины конных воинов — в доспехах и с обнажёнными мечами. На штандартах красовался герб Белморов: шесть серебряных колокольчиков на пурпурном поле. Роберт смотрел сквозь густые заросли боярышника и лихорадочно прикидывал, справится ли охрана с горцами, если он поможет ей — окликнет заранее, чтобы стражники приготовились к битве.

Словно прочитав его мысли, Красная Рука обернулся.

— Не вздумай дурить, лордёныш. Иначе скажу Грай, что ты сдох.

Роберт удручённо кивнул.

Хаген взял с собой Торстена, Гвена и двоих взрослых Обгорелых, они обошли обоз справа по перелеску, и как только достигли головной телеги, над предгорьем разнёсся клёкот орлана. Во всадников полетели стрелы, кони заржали, раздались отрывистые команды, завизжали женщины. Обгорелые нахлынули на обоз серой волной — не особо многолюдной, но неожиданной и безжалостной. По приказу Красной Руки Роберт остался на месте, лишь вышел из засады и встал в полный рост, готовый стрелять. Но он так и не выпустил ни единой стрелы.

В детстве Роберт часто просил мать кинуть кого-нибудь в Лунную дверь, а иногда и требовал. Для него это была самая весёлая игра, самая чудесная забава. Глупый несмышлёныш, он не понимал тогда, что боль — это несмешно, потому что сам ни разу не испытывал её. Он не знал, что страх способен пожирать изнутри, низводя человека до состояния дикого зверя, потому что сам никогда не ощущал такого страха. Ему и в голову не приходило, что смерть — это навсегда.

Сейчас же Роберт осознанно, со всем пылом обнадёженного близкой свободой пленника желал смерти Хагену и всем остальным Обгорелым, и больше всего Тиметту-Красной Руке. Тот — огромный, неумолимый, в неизменном плаще из полосатой шкуры сумеречного кота, с перекошенным от ярости лицом — разрубал своим жутким двусторонним топором чужие головы и спины. Роберт ёжился от страха, видя, как Хаген метнул молот и вышиб стражника из седла, а потом одним сокрушительным ударом размозжил ему плечо, вмяв туда наплечник. Другой стражник насел на Гвена, заставляя отступить к реке, выбил меч у него из рук, чтобы затем мощным полукругом снизу вверх вспороть уже обезоруженного от паха до грудины.

Роберт смотрел на тех и других, и не мог спустить тетиву. Ни в кого из них.

Истошный женский визг оборвала влажно чавкнувшая секира одноухого Ульфа. Торстен и Ол, слаженно действуя в паре, хрустко добивали копьями уже почти бездвижного воина. Красная Рука напирал с топором на такого же, как он сам, здоровяка, когда закованный в латы с ног до головы рыцарь направил своего коня прямо на него. И только тогда Роберт разжал занемевшие пальцы. Конь всхрапнул, встал на дыбы, жалобно заржал, забив копытами в футе от головы Тиметта, и рухнул набок, придавив всадника. Тиметт выругался, злобно вращая единственным глазом, и снова бросился на своего противника. Тот замешкался, буквально на долю секунды взглянув на поверженное животное, и поплатился головой — Тиметт раскроил её надвое. Подоспевший Торстен добил беспомощного рыцаря.

Лязг оружия стихал, слышались лишь стоны раненых и девичий вой.

— Баба твоя, — сказал Хагену командир Обгорелых. — Заткни ей пасть, иначе я убью её. Вы, — взглянул он на Торстена и Ола, — поймайте лошадей и привяжите к повозкам.

Парни кивнули и кинулись исполнять приказ. Хаген отошёл в сторону, и вой прекратился.

— Ты и ты, — грязно-бурый палец ткнул в сторону Сверра и Роберта, — соберите всё оружие, снимите с убитых доспехи. Если кто ещё шевелится, добейте. Берите только нагрудники и шлемы. Остальные помогите раненым, погрузите убитых и разворачиваем обоз. Поживей!

Роберт подходил к мёртвым стражникам, забирал их окровавленные мечи, вытаскивал из ножен кинжалы и ножи и относил в повозку. Потом возвращался, снимал окровавленные доспехи и снова относил. А стянув с очередного воина шлем, вдруг встретился с ненавидящим взглядом серых глаз. Левая рука мужчины была размозжена, но он всё равно сделал слабое движение правой к пустым ножнам. Роберт прижал её коленом.

— Если хотите жить, сир, закройте глаза и не шевелитесь, — прошептал он.

— Лордёныш, ты чего так долго возишься? — подошёл к нему Сверр, подозрительно оглядывая.

— Пытаюсь снять нагрудник… он немного помят.

— Брось его. Тиметт сказал, уходим.

К началу перевала отряд добрался уже затемно. Края были свои, безопасные, поэтому остановились на ночь, развели костёр и стреножили лошадей. Роберт, наспех пожевав копчёного мяса, забрался под одну из повозок и тут же уснул.

Утром Обгорелые меняли друг другу повязки на ранах, разбирали награбленное, связывали в тюки и узлы то, что решили взять с собой, и вьючили лошадей. На выпряженных накануне из телег крупных мохнатоногих коней грузили оружие, доспехи и убитых. Роберт таскал мешки с зерном и сухим горохом, искоса рассматривая девушку, сидящую у костра с куском лепёшки в руках. Пленница неуловимо напоминала ему Грай — такая же хрупкая, совсем юная, с огромными светлыми глазами, сейчас заплаканными. Она испуганно поджимала под себя ноги, её лицо опухло от слёз, а из-под чепца выбились растрепавшиеся волосы.

— Как тебя зовут? — спросил он, остановившись рядом.

— Хлои.

— Не бойся, Хлои. Тебя никто не обидит.

— Мы ехали с матушкой в замок, м’лорд, — пролепетала та. — Её взяли работать на кухню, а меня в услужение к молодой леди. Я всё умею, и волосы расчёсывать, и косы плести, платья шить умею, и… — Хлои разрыдалась.

— Грамкин дрын! — раздался гневный голос Хагена. — Эй, отойди от моей женщины, лордёныш, пока я не отвернул тебе голову.

— Я говорю, чтобы она не плакала, что бояться ей нечего.

— И зачем ты ей врёшь? — захохотал верзила.

Поклажа двух из пяти повозок оказалась практически бесполезной: одна из телег была доверху завалена репой, морковью и луком, а во второй лежали ткани и предметы интерьера. После недолгих раздумий Красная Рука всё же приказал сделать один тюк с овощами, а «безделушки для изнеженных лордов» сжечь.

Роберт помогал сносить мотки тончайших кружев и рулоны нежного шёлка и бросал их в жадное пламя. В резной шкатулке, лежавшей на самом дне телеги, он обнаружил парочку элегантных безделиц, приятных девичьему сердцу, и, прежде чем кинуть шкатулку в огонь, тайком сунул их за пазуху. А потом увидел книгу — большую, в красивом переплёте из толстой тиснёной кожи, с фигурной металлической застёжкой и золотым обрезом. Он отряхнул её от соломы и подошёл к командиру.

— Можно, я возьму это с собой? — спросил он. — Грай любит читать, у неё уже давно не было новых книг.

Тиметт сердито зыркнул и нехотя кивнул.

— Понесёшь её сам. И ещё вот это, — показал он на мешок.

— Но… — Роберт оглядел остальных воинов — у всех в руках было лишь личное оружие.

— Ты убил лошадь, — сказал Тиметт. — А этот мешок был для неё. Но ты её убил, лордёныш, потому понесёшь сам.

Роберт понимал, что спорить бесполезно, да и Грай советовала не возражать, поэтому просто взвалил мешок на плечи. Один из молодых ребят молча взял у него из руки лук, и Роберт благодарно кивнул, взглянув с опаской на командира. Тот ничего не сказал, лишь презрительно скривился.

Шли весь день, ведя на поводу лошадей узкими горными тропами. Вереницу порой приходилось останавливать, когда какое-нибудь из животных начинало упрямиться, нервничало, встревоженное ссыпающимися из-под копыт камнями. Или если сосновая шишка, пузатая и встопорщенная, покрытая смолой словно инеем, срывалась с верхушки, с мягким шумом пролетала сквозь мохнатые ветви и стукалась о землю, подкатываясь под ноги — и тогда лошади ржали испуганно, пучили глаза и отказывались двигаться дальше. Люди брали таких строптивиц под уздцы, поглаживали успокаивающе по крупу, что-то говорили негромко, мягко подталкивая продолжать путь. И в ущелье спустили всех — не потеряли ни одну лошадь, ни один вьюк.

К поселению вышли в сумерках. Подлесок кончился внезапно, открыв взгляду длинную цепь гор вдали. Это были не те несерьёзные пологие холмы, что Роберт наблюдал по пути к Чаячьему городу, а настоящие горы с острыми заснеженными вершинами, которые он в течение всего своего детства видел из окна Лунной башни. Роберт на миг остановился, забыв о поклаже на своих плечах. Ущелье, куда они спустились, подернутое лёгкой дымкой тумана и залитое последними лучами садящегося солнца, казалось бледно-сиреневым, словно вересковое море. От уходящих вдаль безбрежных просторов веяло спокойствием и такой величественностью, что он, поражённый этой необъятностью, почувствовал себя совсем одиноким и потерянным.

Встречали их радостно, словно вернувшихся из дальнего многодневного похода героев. Парней поздравляли и возбуждённо расспрашивали, снимали тюки и ящики, распрягали лошадей, уносили куда-то мёртвые тела. Роберт наконец-то смог сбросить свой мешок, от тяжести которого с трудом разогнулся. Он чувствовал себя разбитым, измочаленным, не ощущая ни спины, ни ног. У главного костра всех ждала зажаренная на вертеле туша кабана, но Роберту было настолько плохо, что он отказался от ужина и пошёл спать, равнодушно проводив взглядом Хагена, волокущего за руку упирающуюся Хлои. Та продолжала тихонько подвывать.

Роберт уже почти уснул, когда девичий крик нарушил ночную тишину. Но он лишь досадливо поморщился, перевернулся на другой бок и провалился в сон.

Загрузка...