Советская авиапромышленность в годы Великой Отечественной войны

Глава 14 Предвоенный спурт и его влияние на персонал Авиапрома

Зарево на горизонте. Подготовка к назревающей войне инициировала введение в промышленности военных форм управления. Ещё в феврале 1939 г. Комитет обороны принял «Положение о военизированном предприятии», допускающее перевод персонала оборонного завода на положение призванных в армию[571]. По сути, это было актом легитимизации и официального оформления уже идущего с сентября 1938 г. на авиазаводе № 22 эксперимента по мобилизации рабочих завода для работы на том же предприятии в статусе военнослужащих[572]. Однако к лету 1940 г. эксперимент на заводе № 22 был завершен, а советское руководство сделало ставку на иное решение проблемы текучести кадров. В июне 1940 г. Президиум Верховного Совета СССР принял Указ о переходе на 8-часовой рабочий день, семидневную рабочую неделю и запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений[573]. Следует отметить, что в Германии аналогичные меры были приняты ещё в апреле 1939 г. С другой стороны, надо отметить, что столь жёсткие меры, разумеется, ограничили текучесть кадров, но отнюдь не аннулировали её. Текучесть упала с 45,2 % от среднесписочного числа рабочих (уровень 1939 г.) до 33,6 % в 1940 г., но и только[574].

Одновременно в течение 1940 г. темп работ на авиазаводах стал более напряжённым — директора заводов получили право своим решением вводить сверхурочные работы и переводить цеха или целые заводы на 2–3-сменную работу. В плане работ на 4-й квартал 1940 г. и 1-й квартал 1941 г. заранее предусматривалось систематическое применение сверхурочных работ по 2–3 часа в сутки на 1 рабочего[575]. К сожалению, приходится констатировать, что нередко необходимость в сверхурочных работах вызывалась не только ростом производственных заданий, но и плохой координацией работ со стороны заводских администраций. Например, в 1-м квартале 1941 г. на заводе № 18 простои составили 5 % всего отработанного времени, а сверхурочные работы — 7,8 %[576]. То есть правильная организация работ, при которой рабочая сила не простаивает, позволила бы практически сократить на этом заводе сверхурочные в 2–3 раза.

Кадровая проблема. Последние предвоенные годы стали временем энергичного экстенсивного роста авиапрома. Разумеется, это увеличивало производственный потенциал авиаиндустрии, однако столь бурное развитие имело и свои негативные стороны.

Первым негативным результатом политики роста числа заводов стало повторение ситуации второй половины 30-х гг., когда одновременный ввод в эксплуатацию многих новых заводов «размыл» тонкий слой квалифицированного персонала, в результате чего резко упала производительность труда. Этот фактор инициировал целую лавину сопряжённых с ним процессов.

Выше отмечалось снижение в 1940 г. текучести кадров. К сожалению, синхронно этому процессу произошёл рост простоев на производстве. Если в 1939 г. на 1 рабочего в год приходилось 37 часов простоя, то в 1940 г. этот показатель подпрыгнул до отметки 61,4 часа[577]. Таким образом, свыше 3 % рабочего времени тратилось впустую[578]. Имеющегося административного аппарата не хватало, чтобы эффективно распорядиться наличной рабочей силой.

Иногда нехватка подготовленных управленческих кадров принимала анекдотичные формы. Например, Комитет обороны 4 декабря 1937 г. приказал: «директора завода № 24 Марьямова как не справившегося с делом снять с поста директора. Назначить директором И. Т. Борисова»[579]. Приказом по XVIII ГУ НКОП от 1 января 1939 г. предписывалось «…за неоднократное и грубое нарушение сметно-финансовой дисциплины на заводе замдиректора (завода № 24. — М.М.) тов. Борисова П. А. освободить от занимаемой должности и использовать на менее ответственной работе. Указать директору завода № 24 Борисову[580] на допущенное нарушение финансово-сметной дисциплины»[581]. Уже 13 января приказом НКОП № 16/к принимается решение «…1. Тов. Борисова И. Т. с работы директора завода № 24 снять; 2. Тов. Соколова Д. М. назначить директором завода № 24, освободив его от работы директором завода № 20»[582]. И, как конец этой череды приказов, 20 января И. Т. Борисов был назначен директором… завода № 20! Таким образом, все грозные разносы и приказы свелись к одному — директора, не справившегося с работой в течение года на одном авиазаводе, назначили директором другого авиазавода. Судя по всему, кандидатур, хотя бы теоретически пригодных на эту должность, было меньше, чем вакантных должностей. Хотя этот сюжет относится к авиапрому времён Кагановича, при Шахурине дефицит кадров также не был преодолен. Кадровый кризис охватил не только уровень организаторов производства, но и непосредственно уровень рабочих. С 1939 г. на авиапредприятия начинается массовый приток необученных[583] рабочих, учёбу которых предлагалось — без отрыва от производства — организовать непосредственно в цехах. Важно отметить, что новые рабочие переводились на авиазаводы с сохранением стажа, т. е. это было принудительное административное решение. Старые «кадровые» заводы буквально захлестнула волна новых рабочих. Всего на заводы НКАП в 1940 г. было переведено 30 000 «необученных» квалифицированных рабочих[584]. Были случаи, когда производственные группы удваивались за счёт «новеньких», т. е. на одного опытного рабочего приходился один стажёр. Начальникам цехов, отказывавшихся брать новичков и требовавших прислать подготовленную рабочую силу, директор завода № 22 обреченно отвечал — «готовых сборщиков, клепальщиков, слесарей нам никто не даст»[585]. Их просто не было. В результате в некоторых цехах до половины продукции составлял брак. Ситуация дополнительно осложнялась тем, что параллельно обучению новопереведённых рабочих заводам предстояло существенно увеличить авиавыпуск. В частности, на авиазаводе № 22 программа 1939 г. вдвое превышала план предыдущего года[586]! Всего, по сравнению с 1938 годом[587], уровень брака на заводе к 1939 г. возрос на 88 %[588]. Пытаясь решить проблему неквалифицированных кадров, осенью 1940 г. НКАП запросил у Главного управления Трудовых Резервов 28 750 рабочих наиболее «ходовых» специальностей из числа досрочно выпущенных из ФЗУ и ремесленных училищ. Однако ГУТР смог удовлетворить заявку НКАП очень ограниченно — Авиапрому было выделено 7000 человек, в том числе 3070 слесарей и 3006 токарей[589]. Причём следующий выпуск системы «Трудовые резервы» ожидался лишь в июне 1941 г. Ситуацию удалось несколько смягчить лишь с течением времени. В январе 1941 г. из 439 000 выпускников системы «Трудовые резервы» Совнарком 50 000 направил в НКАП, НКВ, НКБ и на оборонные стройки[590].

Неопытность персонала усугублялась материальной неготовностью заводов снабдить такое количество нового персонала инструментом и приспособлениями. Руководители производственных групп в изумлении разводили руками: «…за 2 дня я получил 48 человек, чуть меньше, чем я имею старых рабочих… Пошёл в (инструментальный отдел. — М.М.), спрашиваю, чем меня обеспечат — дам молотков 10 шт.; дрелей, пневмолотков нет, электромолотков есть 5 шт.[591]». Итого — цех получил 48 рабочих, на оснащение которых выдано 15 молотков, т. е. приблизительно 3 рабочих на один молоток! Неизбежная в подобных условиях организационная неразбериха вела к снижению эффективности работы отдельного рабочего. Рабочих становилось больше, но индивидуальная выработка падала. Типичным случаем являются «фотографии рабочего дня»[592], сделанные в феврале 1941 г. на заводе № 22 им. Горбунова[593]. Из 6 человек, рабочий день которых хронометрировался, никто не проработал более 494 минут, а простои достигали 200–300 минут. Отмечалось общее падение дисциплины на производстве. За 20–30 минут до начала обеденного перерыва у столовых уже выстраивались очереди[594]; дошло до того, что мастера старались не докладывать табельщикам даже о 30-минутных опозданиях рабочих[595], так как увольнение сколько-нибудь подготовленного сотрудника больнее било по бригаде, чем по уволенному. Кадровые сотрудники авиапромышленности отмечали, что с приходом «переведённых» рабочих резко упала культура труда. Новички, загнанные неволей на авиапредприятия, относились к новому месту работы как к чужому, нелюбимому, временному пристанищу. Сотрудники парткома завода № 22 отмечали: «…Мы обошли три четверти рабочих мест… у любого станка открываешь стол — там булка, грязные тряпки и т. д. Говоришь ему (рабочему. — М.М.) — ведь противно булку есть, а он — „ничего, обойдётся“. На станках валяются проволока, обрывки и т. п., как у свиньи… Ряд станков поломаны из-за того, что к ним относятся безобразно… Вы поглядите, что у нас творится на рабочих местах, в шкафчиках… Ведь все верстаки пообломали, замки сломаны, у каждого стула вот такая цепь, что бы не украли, тиски поломаны, пыль, грязь — не пройдёшь…»[596].

Золотой дождь над Авиапромом. На этом фоне обращает на себя внимание стремление руководства авиапромышленности задействовать уже не столько административные, сколько экономические рычаги. Судя по всему, убедившись в неэффективности дальнейшего усиления репрессивных форм стимулирования трудовой активности, советские управленцы пытались простимулировать ударный труд рублём.

В 1940 г. в авиаотрасли наблюдался существенный рост среднемесячных зарплат, причём наиболее быстрым он был у ИТР и служащих:

При этом заводская администрация, как правило, не упускала случая слегка словчить, чтобы дать возможность сотрудникам своего предприятия несколько улучшить своё материальное положение. Неоднократно отмечались случаи, когда работу специально откладывали до вечера, когда её можно было провести в бухгалтерской отчётности как «сверхурочные», причём эта практика стала распространяться и на ИТР. Выполнение основных обязанностей стало дополнительно оплачиваться как аккордные работы, например, технологи с зарплатой 800 руб. получали премии в 1000–2400 руб. за составление технологии[598]. Определённую роль в складывании системы дополнительных вознаграждений сыграла и заинтересованность высшего руководства страны в скорейшем внедрении в серийное производство новых моделей авиатехники. Так, например, в 1939 г. Комитет обороны при СНК постановил назначить за успешное внедрение в производство новых моделей следующие премии ведущим ИТР авиапредприятий[599]:

С течением времени этот порядок был распространён и на низовое звено заводской администрации. Так, например, в январе 1941 г. замнаркома НКАП Баландин разрешил дирекции авиазавода № 22 на 1-й квартал 1941 г., с учётом необходимости освоения новой техники[600], премировать мастеров при условии 100-процентного выполнения месячного плана[601]. При этом размер премий мог составить до 50 % оклада[602]. Таким образом, мастера получали премии только за то, что полностью выполняли плановые задания.

В дальнейшем руководство наркомата продолжало обращать особое внимание на материальное стимулирование высших слоёв заводской администрации. Так, в феврале 1941 г. Шахурин писал Сталину, что директора и главные инженеры авиазаводов получают от 2 (на самолётных и агрегатных предприятиях) до 3 (на моторных заводах) тысяч рублей в месяц. В то же время зарплаты цехового руководства этих предприятий, с учётом премий, достигают 2–2,5 тысяч. В связи с этим нарком просил разрешения установить оклады для директоров и главных инженеров заводов № 1, 18, 21, 22, 39, 95, 124, 126, 150, 219 — по 3000 руб.; а для заводов № 20, 31, 32, 33, 135, 213, 292 — по 2500[603].

Тарифы, расценки и текучесть. Проза жизни отрасли. Еще в 1939 г. руководство наркомата поставило вопрос о широкомасштабном пересмотре норм выработки. В 1940 г. удалось перейти в этой области от слов к делу. В течение января — начала февраля было пересмотрено 86 % норм, действовавших на авиазаводах. В среднем нормы были повышены на 38,7 %, расценки, соответственно, были понижены в среднем на 25,8 %. Благодаря этому удалось снизить удельный вес перевыполнявших нормы рабочих с 91,8 % до 43,9 %. Массовое внедрение новых типов моделей привело к тому, что удельный вес сдельных работ несколько сократился — с 61,9 % до 61,1 %[604].

Что касается организации оплаты рабочих авиапромышленности, в 1941 г. действовала 8-разрядная тарифная сетка, в которой ставка I и VIII разрядов соотносились как 1:3,6[605], то есть существенно не изменилась с 1938 г. Однако абсолютные значения ставки I разряда, от которой определялись ставки и всех последующих разрядов, могла колебаться в довольно существенных пределах.

Такой разнобой не мог не продуцировать роста текучести кадров. Крайним случаем такой борьбы за кадры стал эпизод с заводом № 464. Это предприятие было создано на базе уже существовавшего в Риге производства, но практически не имело кадра персонала. Антонов, назначенный руководить заводом, учёл менталитет местного населения и начал полномасштабную рекламную акцию, заманивая рабочих к себе на завод обещаниями высоких окладов. Чтобы довести заводскую рекламу «до каждого», практиковалась рассылка по почте специальных рекламных открыток и личные беседы. Успех пропагандистской акции был столь велик, что рижский Арсенал начал жаловаться в вышестоящие органы на авиастроителей, которые сманивают к себе лучшие кадры[606].

Особенно тяжёлая ситуация с персоналом сложилась на авиапредприятиях в восточных регионах страны. Пытаясь закрепить рабочую силу на заводах и хоть как-то обуздать нараставшую текучесть, ещё 23 ноября 1940 г. Экономсовет при СНК разрешил НКАП официально ввести на ряде заводов, находящихся в отделённых регионах, поправочные коэффициенты к окладам ИТР и служащих.

Легко заметить, что чем восточней дислоцировался завод, тем больше на нём был поправочный коэффициент. Интересно, что руководство завода № 153, расположенного в Новосибирске, очень сетовало, что хотя снабжение товарами питания и широкого потребления Новосибирска, Иркутска и Улан-Удэ примерно одинаковое, уровень зарплат на «восточных» заводах выше, поэтому инженерные кадры предпочитали либо зацепиться за центральные регионы, где уровень снабжения был повыше, либо уж ехать за совсем «длинным рублём» на Дальний Восток. В результате новосибирский завод, оказавшийся в положении «ни два, пи полтора», постоянно испытывал жёсткий дефицит ИТР[608].

Параллельно с повышением расценок на заводах, расположенных в удалённых регионах страны, руководство НКАП пыталось сократить расходы на рабочую силу предприятий, дислоцированных ближе к центру. Так, например, в марте 1940 г. на ряде заводов — № 1, 16, 22, 32, 33, 34, 39, 84, 305 — был проведён очередной пересмотр норм выработки, который вылился в массовое снижение расценок[610]. Разумеется, это вызвало определённую напряжённость в коллективе указанных заводов. Далеко не все рабочие, особенно вновь принятые на авиапредприятия, были в состоянии выполнять новые, повышенные нормы. Так, на заводе № 16 в I квартале 1941 г. с этой задачей не справились 18,6 % рабочих-сдельщиков[611].

Неутешительна была ситуация и с травматизмом на рабочем месте. В качестве иллюстрации можно привести динамику техники безопасности по I ГУ НКАП за II кварталы 1940 и 1941 гг.

* Для наглядности в графе «1941 г.» приводится нарастание по сравнению с 1940 г. (в %)

Как видим, темпы роста травматизма (особенно тяжёлого, ведущего к потере трудоспособности на 1–1,5 недели) существенно обгоняли темпы прироста персонала авиапредприятий главка.

Надо отметить, что ситуация с трудовой дисциплиной кардинально не улучшилась не только в результате подобных новаций, но даже и в первые месяцы войны, когда, по идее, должны были вступить в действие законы военного времени. 29 сентября 1941 г. партком авиазавода им. Горбунова рапортовал о неудовлетворительном положении дел с рабочей силой. За июль было зафиксировано 29 опозданий и 13 прогулов, а в августе — 42 и 66 соответственно[613]. Помимо прогулов и опозданий отмечались «бесцельное хождение в рабочее время, несвоевременное начало и окончание работы, сон в рабочее время, невыполнение распоряжений руководства»[614]. Прогулы и опоздания на работу отмечались и на заводе № 153 им. Чкалова, производительность труда там составила лишь 65 % от плановой[615], упав к ноябрю 1941 г. и вовсе — до 55 % от плана[616].

Глава 15 Персонал авиапромышленности во второй половине 1941 — первой половине 1943 г

Кадровая проблема в первые месяцы войны. Уже в первые дни войны режим работы на авиапредприятиях подвергся значительному уплотнению. В соответствии с указом Президиума ВС СССР от 26 июня 1941 г. «О режиме рабочих и служащих в военное время» были внесены изменения в функционирование действующих авиазаводов. Рабочий день увеличивался, очередные и дополнительные отпуска отменялись[617]. На предприятиях НКАП вводились обязательные сверхурочные работы в 1–3 часа в день, что фактически означало перевод авиапромышленности на круглосуточную работу. В результате коэффициент использования оборудования в авиапромышленности возрос на 22–25 %[618], а бюджет рабочего времени возрос примерно на треть[619]. 23 июня 1941 г., ввиду обозначившейся кадровой проблемы, Совнарком СССР издал постановление, разрешавшее республиканским Совнаркомам и областным исполкомам при необходимости переводить в обязательном порядке рабочих и служащих на другие предприятия вне зависимости от ведомственной принадлежности и территориального распределения[620].

Кадровая проблема неслучайно привлекла внимание руководства страны уже на второй день войны. Мобилизация военнообязанных рабочих в армию стремительно ухудшала кадровую ситуацию на производстве. Советская промышленность, и в мирное время не располагавшая избытком квалифицированной рабочей силы, попала в крайне затруднительное положение. Осознавая важность мобилизации не только армии, но и трудовых ресурсов промышленности, советское руководство уже 30 июня 1941 г.[621] создало при СНК СССР Комитет по учету и распределению рабочей силы. Возглавил этот орган, состоявший из представителей СНК, Госплана и НКВД, П. Г. Москатов, а с ноября 1942 г. — Н. М. Шверник[622]. Мобилизация призывников в действующую армию не только изъяла часть рабочей силы непосредственно из цехов, но и резко сузила размеры трудовых ресурсов, которые потенциально могли быть использованы в народном хозяйстве. Если в конце 1940 г. советская промышленность располагала 31,2 млн рабочих и служащих[623], то уже к октябрю их численность снизилась до 26,2 млн чел., а к началу 1942 г. упала и вовсе до 18,4[624] млн чел.[625] Только с 1943 г. начался рост численности рабочих, которая к концу войны достигла 87,5 % от довоенного уровня[626]. Первоначально советское руководство ещё питало надежды, что кадровый кризис может быть разрешён в рамках традиционной методики материального стимулирования. Так, 28 июня 1941 г. Совнарком СССР принял постановление «О сохранении пенсий за пенсионерами, вернувшимися на производство». Пенсия сохранялась на весь период войны независимо от заработка пенсионеров на предприятиях[627].

Однако, очевидно, эта мера дала весьма ограниченный результат. Во всяком случае, в последующий период на первый план выходит административно-распределительный принцип решения кадрового вопроса. Так как эта проблема была актуальна для всей оборонной промышленности, руководство СССР стремилось и решать её в масштабах всей «оборонки». 26 декабря 1941 г. Президиум Верховного Совета СССР издал указ «Об ответственности рабочих и служащих предприятий военной промышленности за самовольный уход с предприятий», который объявлял работников оборонных производств мобилизованными и приравнивал самовольное оставление предприятия к дезертирству[628].

Персонал авиапромышленности и эвакуация. На конец 1941 г. в отрасли работало 110 тыс. чел., при этом НКАП испытывал нехватку ещё 219 тыс. чел., в том числе — 137 тыс. квалифицированных рабочих[629]. Собственно, магистральные пути решения этой проблемы были определены на местах ещё осенью 1941 г. 10 сентября 1941 г. новосибирский обком ВКП(б) принял постановление «О мерах по обеспечению и подготовке рабочей силы на заводе № 153 им. В. П. Чкалова», согласно которому на завод до 1 октября 1941 г. должны были быть направлены 1 тыс. учащихся 8–10 классов средних школ[630], а в ноябре 1941 г. — 1 тыс. учащихся ремесленных училищ (РУ) и школ фабрично-заводского обучения (ФЗО). Помимо этого дирекция завода получила предписание подготовить 400 рабочих из состава служащих и младшего обслуживающего персонала, выделить соответствующее число мастеров для подготовки молодёжи и подготовить общежития и столовые на 2 тыс. чел.[631] Как мы увидим ниже, практически все последующие директивы по изысканию дополнительных трудовых резервов, за редким исключением, укладывались в концепцию, разработанную новосибирским обкомом ещё в сентябре 1941 г. Тем не менее рассмотрим, как эта проблема решалась на протяжении военных лет.

На конец 1941-го — начало 1942 г. ситуация с кадрами авиастроения оставалась удручающей. В нашем распоряжении есть сведения о результатах эвакуации персонала с ряда авиапредприятий (см. прил. 18). Как видим, большинство предприятий смогли вывезти около трети персонала, и хотя к марту 1942 г. в большинстве случаев довоенная численность была не только восстановлена, но и перекрыта, это было достигнуто за счёт массового использования новой, а значит, в подавляющем большинстве малоквалифицированной рабочей силы. В сравнении с предприятиями других отраслей оборонки, эвакуация авиазаводов не демонстрирует значимых отличий. По данным Совета по эвакуации при СНК СССР, в среднем с оборонными предприятиями эвакуировалось 30–40 % персонала, т. е. столько же, сколько и на авиазаводах[632].

Формально Совет по эвакуации, действовавший под руководством ГКО, разработал порядок эвакуации, согласно которому каждый работник предприятия имел право взять 100 кг груза на себя и по 40 кг на каждого члена семьи, причём этот груз перевозился бесплатно. Помимо этого, на время эвакуации работникам выплачивались своеобразные подъёмные в размере средней, за последние 3 месяца, зарплаты, плюс четверть оклада за жену и по одной восьмой оклада на каждого из остальных неработающих членов семьи[633]. Однако на практике этот порядок соблюдался далеко не всегда.

Не всякий ИТР — инженер. Особое внимание следует обратить на последнюю графу в Приложении 18 — «инженерно-технические работники». Так как особо важным для налаживания ритмичного производства на эвакуированных предприятиях было обеспечение заводов соответствующим числом инженерно-технических работников, как правило, инженеры входили в группу сотрудников, которая эвакуировалась с каждого предприятия в первую очередь[634]. Поэтому нередкой была ситуация, при которой завод, принимавший на свою территорию эвакуированные предприятия и их персонал, испытывал первоначально[635] даже некий переизбыток ИТР. Однако надо отметить, что сам термин «ИТР» был на тот момент довольно полисемантичен. Так, на 1 марта 1942 г. на заводе № 19 в число инженерно-технических работников вошли: 658 лиц с высшим техническим образованием; 1031 со средним техническим образованием и 926 так называемых «практиков». Из общего числа ИТР 32 занимали должности начальников цехов, причём дипломированных инженеров среди них было лишь 15, а 7 цехов возглавляли «практики». Из 1108 мастеров на заводе инженерами было 100, а 733 также относились к «практикам».

Обследование ряда авиазаводов, осуществлённое в апреле 1942 г., показало, что ситуация завода № 19 являлась скорее правилом, чем исключением, а сам термин «ИТР» требовал определённого уточнения.

Как видим, подавляющее большинство инженерно-технического персонала собственно инженерами не являлось. То есть инженерные должности занимали люди без высшего образования, овладевшие соответствующей специализацией без отрыва от производства.

Авиапредприятия постоянно испытывали нехватку инженерно-технических сотрудников, поэтому нередки были случаи переманивания инженеров с одного завода на другой. Хотя формально это шло вразрез с официальной линией на закрепление рабочих кадров, борьбу с текучестью и «дезертирством с трудового фронта», как правило, директорам «заводов-похитителей» удавалось отстоять «беглецов»[637]. Наконец, следует учитывать, что в условиях крайнего дефицита ИТР руководство авиапредприятий нередко было вынуждено ставить во главе цехов и участков сотрудников, пусть с инженерным дипломом, но имеющих совершенно иную, нежели авиастроение, специализацию. Скажем, на авиазаводе № 153 начальником цеха сборки самолётов[638] являлся инженер по специальности «холодная обработка металла», никогда «по-настоящему не видевший самолётов»[639].

К весне-лету 1942 г. относится и ещё один важный аспект кадровой политики в отношении ИТР. Для этого периода характерны две синхронные, но фактически противоположные по тренду тенденции. С одной стороны, реалии военного времени вели к ужесточению режима. Соответственно, с военных предприятий вообще и с авиазаводов в особенности «вычищали» всех подозрительных и потенциально нелояльных специалистов. Так, в связи с «компрометирующими обстоятельствами в биографии»[640] с авиапредеприятий были уволены 42 инженера, в том числе известный авиаконструктор И. Ф. Флоров[641]. Достаточно распространённой практикой было недопущение до работы с секретной перепиской лиц, имевших родственников «непролетарского происхождения»[642]. С другой стороны, — ряд уже «сидевших» авиаспециалистов освобождались и возвращались на прежние места работы. Например, 31 декабря 1941 г. из IV Спецотдела НКВД были досрочно освобождены и направлены в НКАП 19 конструкторов, работавших на заводе № 166 над внедрением в серию самолёта 103у (Туполев, Саукке, Надашкевич, Френкель и др.)[643]. Несколько позднее, в июне 1942 г. той же процедуре подверглись ещё 9 инженеров, и среди них «отец советского авиадизеля» А. Д. Чаромский[644].

Два ключевых момепта — люди и жильё. 30 января 1942 г. отдел труда и зарплаты НКАП констатировал, что на декабрь 1941 г. в наличии на предприятиях НКАП имелось 185 630 чел., а уже в I квартале 1942 г., с учётом пуска новых заводов, потребуется 290 020 чел.[645] С учётом того, что дополнительная потребность в рабочей силе для пуска всех эвакуированных предприятий на декабрь 1941 г. оценивалась в 500 тыс. чел.[646], можно констатировать, что авиапром требовал примерно одну пятую от общей массы дополнительных рабочих. По данным Кравченко[647], именно НКАП, по сравнению с другими наркоматами экономического блока, испытывал наибольшую нехватку рабочей силы[648]. Предполагаемую недостачу 104 390 рабочих рук (из них — 69 230 квалифицированных рабочих) предполагалось покрыть за счёт: поступления молодых рабочих их школ ФЗО и ремесленных училищ (40 200 чел.), кратковременной подготовки рабочих непосредственно на заводах (21 540 чел.) и… ещё 42 650 рабочих должны были появиться из графы «другое», что, видимо, означало «надо взять хоть где-нибудь». Госплан рекомендовал изыскивать дополнительные трудовые резервы среди «эвакуированного населения, потерявшего связи со своей прежней работой», а также неработающего женского населения[649]. Столь же плачевна была и ситуация с жильём. В наличии было 197 260 м² жилой площади, пригодной для размещения рабочей силы. Особую проблему составляло размещение членов семей персонала. Скажем, членов семей рабочих авиазавода № 18, эвакуированного из Воронежа на ст. Безымянскую (18 км от Куйбышева), вывезли на 100 км к востоку от Куйбышева и расселяли методом подселения[650]. Жилищный вопрос был весьма напряжён для авиапредприятий и в мирные годы. Однако в эвакуации он обострился многократно. Жилплощадь[651], выделенная на одного работника ведущих авиазаводов, эвакуированных в Поволжье, сократилась вдвое[652]. С учётом того, что положение с жилищным фондом в Сибири было традиционно хуже, очевидно, что с размещением эвакуированных сотрудников НКАП там дела обстояли ещё напряжённей.

Всего требовалось изыскать дополнительно 539 750 м², в то время как по плану I квартала 1942 г. ожидалось лишь 149 860 м². При разбивке по главкам ситуация с потребностью в кадрах выглядела следующим образом:

* Исходя из санитарной нормы в 3 кв. м на человека.

** С членами семей.

Как видно из таблицы, львиная доля наличного на декабрь 1941 г. персонала НКАП приходилась на III (моторостроение) и X (производство штурмовиков и бомбардировщиков) главки. И эти же главные управления предъявляли самые большие заявки на рабочую силу, потребную к моменту пуска всех эвакуированных заводов. Однако если вести речь не о персонале вообще, а сосредоточиться на заявках на рабочих (и особенно — на квалифицированных рабочих), картина изменится. Основная масса квалифицированных рабочих должна была быть направлена на заводы I, III и IV главков; а наибольшая часть жилплощади, которую требовалось иметь в I квартале 1942 г., приходилась на II и III главки. Таким образом, именно I и III главки можно считать фаворитами НКАП на тот момент — именно этим главным управлениям планировалось выделить наибольшее количество квалифицированных рабочих и жилплощади.

Основные источники пополнения. 13 февраля 1942 г. указ «Об ответственности рабочих…» от 26 декабря 1941 г., о котором говорилось выше, был дополнен указом «О мобилизации на период военного времени трудоспособного городского населения для работы на производстве и строительстве»[654]. Этот второй указ дал возможность руководству НКАП развернуть широкомасштабный набор рабочей силы на авиазаводы в районах размещения эвакуированных предприятий, что в известной мере снимало остроту жилищной проблемы. Уже в феврале 1942 г. только на авиазаводы Куйбышева были направлены 5 тыс. старшеклассников, 500 студентов, 6 тыс. рабочих с гражданских производств, 5 тыс. служащих и 1500 выпускников ремесленных училищ. Видимо, это не привело к кардинальному улучшению дел, во всяком случае, ещё 20 февраля 1942 г. НКАП докладывал, что «куйбышевская группа заводов испытывает острый недостаток в рабочей силе, даже при наличии рабочих колон НКО…»[655]. Весной 1942 г. к ним прибавились 14 тыс. чел., мобилизованных в Чкаловской, Пензенской и Куйбышевской областях и 40 тыс. рабочих и учащихся ремесленных училищ, эвакуированных из Ленинграда. Всего из блокадного Ленинграда весной 1942 г. было вывезено 25 тыс. рабочих, которым, ввиду их измождённости, обеспечивали усиленное питание в пути и ещё в течение месяца на новом месте. Наибольшая компактная группа ленинградских рабочих (4500 чел.) была распределена в Куйбышев, на завод № 24[656]. Между тем практика пополнения персонала авиазаводов путём проведения трудовых мобилизаций продолжалась. На 13 апреля 1942 г. было мобилизовано 11,8 тыс. человек этой категории[657]. Всего в авиационную промышленность поступило по мобилизации в 1942 г. 58,7 тыс. человек[658]. Более половины этого числа составили работники, мобилизованные на предприятия Поволжского авиакомплекса[659]. В результате доля вновь принятых работников на авиазаводах в 1942 г. составила в среднем около 50 %. Следует учитывать, что, как правило, новые рабочие не имели необходимой квалификации и нуждались в серьёзном обучении.

В апреле 1942 г. учащихся ремесленных училищ, достигших 16 лет, досрочно выпустили из РУ и распределили по авиапредприятиям[660]. Вообще, подготовка кадров для НКАП системой ФЗО-РУ имела для авиаиндустрии очень большое значение, гарантируя постоянный приток относительно подготовленной рабсилы.

Однако за такое, подготовленное, пополнение, Авиапрому нередко приходилось вести форменные сражения. Так, летом того же, 1942 г., НКАП забил в набат — с авиазаводов стали снимать учеников школ ФЗО, проходивших на этих предприятиях практику. Теперь этих учеников, которых на авиазаводах уже давно считали «своими» и перевод которых в авиапромышленность считался делом решённым, стали передавать другим наркоматам. Причём речь шла не только о том, что авиаиндустрия в ближайшем будущем могла недополучить определённое количество квалифицированного персонала, а о срыве выполнения производственного плана уже текущего года. Как будет показано ниже (см. главу 16), хотя ученики официально рабочими не считались, фактически их трудовой вклад в деятельность авиазаводов был вполне весом. Так, с завода № 39 было изъято 54 формовщика, что поставило на грань невыполнения плана литейный цех, с завода № 30 были изъяты все 223 ученика, с завода № 153 из 1000 учеников было изъято 335, в том числе — ведущих профессий[662]. Пытаясь решить проблему квалифицированной рабочей силы кардинально, весной 1944 г. НКАП решил организовать специализированные ремесленные училища, предназначенные специально для авиапрома, на заводах № 1, 18 и 24, образовывавших компактный авиакомплекс, дислоцированный в ближайших окрестностях Куйбышева. Для этого предполагалось на базе детской трудколонии и лагерного пункта УИТЛК организовать особый Юнгородок, включающий в себя 6 РУ — 5 для заводов № 1 и 24 и 1 — для завода № 18[663].

Сравнительно редким, но иногда используемым способом решения кадровой проблемы стало привлечение к труду на авиазаводах заключённых. Так, директор завода НКАП № 286 договорился с руководством расположенной неподалёку ИТК о выделении в распоряжение заводоуправления квалифицированных рабочих из числа заключённых. Уже с 6 июня 1942 г. на предприятии приступила к работе особая подконвойная смена в составе 37 литейщиков, а с 8 июня того же года к ним присоединились ещё 28 токарей и слесарей[664].

В 4-й главе мы уже упоминали массовое использование труда заключённых на строительстве авиазаводов силами УОС НКВД вплоть до весны 1943 г., когда объекты НКАП были переданы из ведения УОС в 11 строительно-монтажный трест НКАП. Однако следует учитывать, что и после этого заключённые продолжали использоваться на строительстве объектов авиапромышленности. Так, за упомянутым 11 трестом ещё в сентябре 1943 г. числилось свыше 2000 заключённых[665].

Надо сказать, что в смысле источников комплектования рабочей силой авиапромышленность мало отличалась от других отраслей советской индустрии той поры. Скажем, электрозаводы, эвакуированные в Новосибирскую область, пополнялись школьниками 14–17 лет, домохозяйками и заключёнными исправительно-трудовых лагерей НКВД[666]. Уже в 1943 г. признавалось, что нехватка трудовых ресурсов на предприятиях, как правило, покрывалась за счёт закрепления рабочих и служащих на заводах, мобилизации городского и сельского населения, и подготовки квалифицированных кадров в системе ФЗУ и ремесленных училищ. При этом мобилизация на промпредприятия рассматривалась как необходимый и едва ли не решающий метод решения кадрового голода[667]. Позднее эту точку зрения разделял и Вознесенский[668].

А может, вернёмся? Зимой — весной 1942 г. руководство авиапромышленности столкнулось с ещё одной неожиданной проблемой. Как уже говорилось в IV главе, зимой — весной 1942 г. советская авиапромышленность осуществила частичную реэвакуацию на старые места дислокации. А это, в свою очередь, ставило вопрос о частичной реэвакуации персонала «на старые места». Скажем, в апреле 1942 г. из Уфы в Рыбинск, на старую площадку завода № 26, ставшего теперь авиамотороремонтным заводом № 36, было отправлено 130 человек, причём желающих реэвакуироваться было много больше[669]. Обстановка на фронте сравнительно быстро поставила на планах массовой реэвакуации крест, но НКАПу пришлось иметь дело со своеобразным «шлейфом» таких настроений. Дело в том, что бытовые условия в местах эвакуации были практически везде существенно хуже, чем в довоенных регионах дислокации. Поэтому определённая часть персонала рвалась в реэвакуацию любыми средствами. Уже в декабре 1941 г. рабочие авиазаводов № 168, 471 и 494 начали массово выражать желание вернуться как можно скорее в Москву. Руководство НКАП было вынуждено дать специальное указание отделам кадров указанных заводов о недопустимости индивидуальной реэвакуации[670]. Характерна жалоба 35 сотрудников завода № 30, направленная Л. П. Берии[671] 19 марта 1942 г. В ней рабочие пишут, что были реэвакуированы с завода № 135 из Молотова в Москву в феврале 1942 г., причём руководство I ГУ НКАП твёрдо обещало, что семьи рабочих прибудут через 1,5–2 месяца. Однако время шло, семьи продолжали страдать от тяжёлого материального положения на Урале, в то время как семьи руководящих работников (которые проживали в Молотове в тех же домах) уже давно были в Москве[672]. Летом 1942 г. дирекция завода № 22 просила НКАП прекратить практику персональных откомандировок ИТР в Москву. Оно мотивировало это тем, что завод и без того испытывает постоянный некомплект инженерно-технических сотрудников, и в этой ситуации потворствовать желанию отдельных индивидов перебраться в столицу — недопустимо[673].

Погоня за персоналом. Что в итоге? Примером удачной для 1942 г. ситуации с кадрами можно считать положение на авиазаводе № 45. Это предприятие, созданное на площадке эвакуированного завода № 24, за лето того года увеличило численность персонала более чем вдвое[674]:

Как видим, новому заводу посчастливилось почти половину новых рабочих получить со старых авиапредприятий. Большинство заводов НКАП могли об этом только мечтать. Однако даже на заводе № 45 вторая половина «новеньких» явно не имела соответствующей квалификации («свободный набор» и «мобилизация райсовета») и нуждалась в переобучении. Видимо, эта ситуация не вызывала у руководства страны уверенности в выполнении плана, поэтому 30 мая 1942 г. специальным постановлением ГКО было предписано передать на завод № 45 350 инженерно-технических работников с других предприятий НКАП[675].

«Не знаешь — научим!» При этом сохранялся старый, довоенный порядок практики обучения новых рабочих в два этапа. Сначала вновь принятый на завод сотрудник проходил первоначальное обучение. На этом этапе новичок закреплялся за высококвалифицированным инструктором-рабочим. Как правило, такой инструктор получал вознаграждение, размер которого зависел от сроков и качества обучения[676]. Инструктор знакомил ученика с основными правилами техники безопасности, учил управлять станком, объяснял, как производить измерения деталей, готовить инструмент и т. п. Затем, на втором этапе, ученик повышал свою квалификацию без отрыва от производства. Для этого новые рабочие объединялись в бригады по 2–4 человека или в группы по 5–10 человек, где осваивали определенный набор операций, после чего квалификационная комиссия, состоявшая, как правило, из начальника цеха, мастера, представителя партийной организации, экзаменовала работника, присваивая ему тот или иной разряд. В принципе этот порядок был отработан ещё в мирные годы. Однако в годы войны первый этап был существенно ускорен. Так, если в мирное время обучение токаря, фрезеровщика, инструментальщика длилось от 6 месяцев до 2 лет, то в период войны этот период был сокращён до 1,5–2 месяцев. Для достижения такого ускорения применялось всемерное упрощение производственного процесса и расчленения операций, что позволяло, соответственно, упростить программу обучения. Помимо этого, ряд исследователей утверждают, что скорость подготовки кадров возросла за счёт существенного повышения образовательного уровня по стране в целом. По московским авиазаводам на первое полугодие 1943 г. приводятся следующие цифры для вновь принятых рабочих: 60 % окончили 5–7 классов, 21 % — 8 классов и более, и лишь 19 % имели образование ниже 5 классов[677]. Впрочем, надо отметить, что в данном случае речь может идти о влиянии расположения заводов в крупном индустриальном и культурном центре, облегчавшем набор образованных кадров. Следует учитывать, что по переписи 1939 г. среди металлистов[678] удельный вес лиц с образованием «7 классов и выше» составил лишь 15,2 %, а в остальных отраслевых группах рабочих он был существенно ниже[679].

Преобладание индивидуально-бригадной формы обучения сохранялось до 1943 г., после чего на первый план вышло обучение на различных курсах повышения квалификации[680].

На ряде авиазаводов вышеописанная система дала весьма значимые результаты. Скажем, на уже упоминавшемся заводе № 45 из 8902 рабочих обучено и переквалифицировано было около 3000 (т. е. почти треть), а 1509 методом индивидуально-бригадного ученичества перешли из категории учеников в статус рабочих II–IV разрядов[681]. Тем не менее ситуация на авиапредприятиях в течение всего 1942 г. была весьма напряжённой. Например, в письме секретарю Куйбышевского обкома В. Д. Никитину 14 сентября 1942 г. директор завода № 18 им. Ворошилова А. А. Белянский просил оставить 305 студентов Куйбышевского педагогического института и речного техникума, временно мобилизованных в начале года, поскольку их отзыв на учебу «оголил бы целые производственные участки и мог привести к срыву программы»[682]. Эта ситуация объяснялась тем, что при многих положительных моментах система ускоренного обучения новых рабочих не избежала своих, органически ей присущих, узких мест и издержек. Во-первых, лимитирующим фактором было малое число квалифицированных рабочих, которые могли бы выступать в роли менторов-наставников при учениках. В результате уже на самом первом этапе масса вновь принятых рабочих, нуждавшихся в срочном обучении, была вынуждена буквально просачиваться сквозь бутылочное горлышко считанного количества инструкторов. Скажем, в I квартале 1942 г. из 9278 новичков на заводе № 1 обучили всего 314 человек[683]. Во-вторых, прошедшие через такое форсированно-ускоренное обучение рабочие имели весьма своеобразный уровень квалификации. Они, как правило, неплохо овладевали некоторым числом производственных операций, жёстко «привязанных» к определенному оборудованию. Перевод такого рабочего даже не на новый тип станка[684], а хотя бы на новую модель станка, или поручение ему новой операции — всё это вызывало затруднения. Чтобы переломить негативные тенденции, руководство НКАП пошло по пути создания так называемых «стахановских школ», в которых происходило дообучение рабочих, уже формально вышедших из статуса ученика. Эти, по сути, курсы повышения квалификации стали своеобразным третьим этапом обучения вновь принятого рабочего и позволили в определённой мере разрешить проблему квалифицированных кадров.

Основные пути повышения квалификации рабочих на авиазаводах могут быть проиллюстрированы на примере авиазавода № 153:

Таким образом, основные работы по повышению уровня квалификации на новосибирском заводе пришлись на 1943–1944 гг., но опирались эти работы на широкий слой рабочих некоего базового уровня, подготовленных различными формами ученичества и производственного обучения в 1941–1942 гг. В первом приближении этот вывод можно распространить на всю авиапромышленность СССР тех лет.

Они строили самолёты. Даже когда было нечего есть. Надо признать, что 1942 г. стал очень трудным для авиапредприятий в плане обеспечения персонала продовольствием. На авиационном заводе № 1 им. Сталина (г. Куйбышев) работникам в январе 1942 г. было недодано по карточкам 50,4 % хлебобулочных изделий, 11,5 % макарон и крупы, 16 % мяса и рыбы, 6,2 % жиров, 3,2 % сахара. На авиазаводе № 24 (г. Куйбышев) в январе-феврале 1942 г. карточки на питание вообще не отоваривались. Из-за нехватки мест в столовой обеды доставлялись прямо в цеха. Обед здесь состоял из рассольника, в котором почти не было жиров, а вторых блюд не хватало, из-за чего при дележе пищи в цехах возникала понятная напряженность. На заводе НКАП № 39 (г. Иркутск) за сентябрь 1942 г. было недодано мяса и рыбы в рабочих столовых — 15 %, жиров — 15 %, крупы — 18 %[686]. Нарком авиапромышленности Шахурин писал по этому поводу: «Вспоминаю, как директор завода М. С. Жезлов, осмотрев бараки и общежития, зашел в столовую и оказался свидетелем такого разговора. Один рабочий сказал другому:

— Сегодня на первое опять „жезловка“.

Речь шла о первом блюде, какой-то баланде. В столовой часто бывали блюда, которым рабочие в шутку давали различные названия, например „голубая ночь“ (суп из ботвы), „осень“ (вода с горохом), „карие глазки“ (суп с воблой) и т. д.»[687].

Формально работники оборонных предприятий должны были снабжаться как «рабочие и ИТР I категории» и получать по карточкам[688] определённый набор продуктов. Однако на практике этот порядок соблюдался далеко не всегда.

Ввиду нехватки нормальных продуктов заводоуправления пытались прибегнуть к использованию продовольственных суррогатов и субпродуктов, но это мало помогало. Хотя в течение 1942 г. делались попытки улучшить ситуацию с материальным положением рабочих, существенных изменений тут не произошло. Характерным является доклад начальника цеха № 18 завода № 24 им. Фрунзе (г. Куйбышев) Мороза, поданный в феврале 1943[689] г. на имя помощника директора завода П. К. Шохина, в котором, между прочим, говорится: «Самовольное оставление работы и невыходы на работу рабочими цеха № 18 вызываются следующими обстоятельствами:

1. Питание рабочих, в особенности одиночек, поставлено очень плохо. Рабочие-одиночки, как правило, приходят на работу без завтрака и, находясь в общежитии, не всегда имеют возможность получить хотя бы кипяток. Калорийность обедов, отпускаемых в центральной раздаточной, низкая, меню однообразное, норма продуктов, отпускаемых на обед, не удовлетворяет потребность рабочих. По причине систематическою недоедания в цехе имеется ряд случаев, когда лучшие кадровые рабочие периодически болеют авитаминозом (Скачков, Афиногенов, Спасов, Чернецов и др.). Отоваривание продуктовых карточек в магазинах ОРСа производится несвоевременно, и зачастую часть продуктов по карточкам остается неотоваренной.

2. Промтовары, как правило, выдаются в магазинах только по ордерам. Промтоварные карточки у большинства рабочих совершенно не отоварены, и рабочие не имеют возможности купить себе одежду, и поэтому многие рабочие ходят на работу совершенно оборванные и разутые, что вызывает невыходы на работу. На протяжении 3–5 месяцев в магазинах ОРСа совершенно отсутствует хозяйственное мыло, и рабочие не ходят в баню, и как результат — вшивость и кожные заболевания.

3. Вновь прибиваемых рабочих размещают в исключительно стесненных условиях вдали от завода (5–7 километров). Зачастую целыми месяцами спят на голых нарах без матрацев, бараки плохо отапливаются и не всегда освещаются. Кроме указанных причин, учитывая недостаток рабочей силы в цехе, рабочие цеха совершенно не имеют выходных дней, и это вызывает переутомление рабочих»[690].

Аналогичной была ситуация и на заводе № 18 (Безымянка). С начала 1942 г. на предприятие поступило 1900 выпускников школ ФЗО и 300 досрочных выпускников ремесленных училищ. Молодые ребята, которым едва успело исполниться по 16 лет, внезапно оказались не только оторванными от дома в другом городе, но и — в запредельно тяжёлых бытовых условиях. Для жилья им были предоставлены грязные, неотапливаемые бараки без постельных принадлежностей. При выпуске молодым рабочим было выдано по 1 паре белья, одежды и обуви. Так как в ОРСе товарные карточки не отоваривались по причине отсутствия одежды, по мере изнашивания этих единственных пар, молодые рабочие стали стремительно приобретать вид оборванцев. Питание на заводе было организовано ниже всякой критики. Вопрос состоял даже не в общем антисанитарном состоянии столовой, а в физическом отсутствии ложек и тарелок. Горячее питание предоставлялось раз в сутки в посуду посетителя — то есть молодые рабочие были вынуждены приносить с собой в роли ёмкостей для супа разнообразные жестяные банки, черепки, а те, кто не смог раздобыть чего-либо в этом роде — обходились собственными фуражками. В результате завод столкнулся с массовыми побегами молодых рабочих к родителям, причём родители, уверенные в своей правоте, начали бомбардировать обком партии жалобами на нечеловеческие условия работы на заводе[691]. С учётом того, что жалобщики сами были людьми рабочими и тем не менее считали ситуацию на заводе № 18 из ряда вон выходящей, видимо, это действительно был нехарактерно низкий уровень бытовых условий даже для военного времени.

Впрочем, персонал заводов с относительно высоким уровнем «социалки» также страдал от тяжёлых условий труда в военные годы. Скажем, учащиеся школы ФЗО № 47 при авиазаводе № 153 в письмах родным жаловались на крайне плохие жилищные условия — бараки не отапливаются, постельное бельё не меняется, да и в наличии оно далеко не у всех, в общежитии — антисанитария. С питанием и снабжением дела так же обстояли не блестяще: «…работаем по 12 часов в сутки, работа очень тяжела, а кормят плохо, мёрзлая капуста, чай и 800 гр. хлеба»… «…работаем на заводе, дали ботинки и больше ничего. Спим на голых кроватях, очень холодно, барак большой и нет ни одной печи»… «на работу не хожу уже более месяца, нечего обувать, дали ботинки на деревянной подошве, заплатила за них 30 рублей. Эти ботинки у нас называют „колодки“, сходила один день, они оторвались. В столовую и то не в чем сходить…»[692]. В столовых завода постоянно выстраивались огромные очереди, вызванные нехваткой как посадочных мест, так и столовых приборов. Приходилось ждать ложку 30 мин, первое блюдо — 20, второе блюдо[693] — 40 минут[694].

В результате только за июнь-сентябрь 1942 г. с завода № 153[695] дезертировало 519 человек[696], а за март-май 1943 г. дезертировало 957 чел., и ещё 700 уволились по различным причинам[697]. Судя по всему, руководство завода было в курсе сложившейся ситуации, но, ввиду постоянного дефицита ресурсов, предпочитало решать проблему путём выделения приоритетных групп работников, которые снабжались и обеспечивались в первую очередь. В декабре 1941 г. новосибирский обком ВКП(б) обследовал жилищный фонд, приписанный к заводу № 153. Всего на тот момент предприятие располагало 28 общежитиями, в которых проживало 5,4 тыс. чел. При этом 11 общежитий были уплотнены до предела, на одного жильца там приходилось около 2,5 кв. м. жилплощади. В общежитиях № 20 и 32 было чисто и уютно, в комнатах проживало по 3–4 человека. Постельное бельё менялось 3 раза в месяц. С точки зрения подавляющего большинства эвакуированных, условия были сказочными[698]. Но общежития № 12 и 18 представляли собой уже совсем иную картину. Это были помещения казарменного типа с двухъярусными нарами. Эти общежития совершенно не отапливались и отличались грязью и плохим освещением. У многих жильцов постельное бельё отсутствовало вообще, а у остальных оно менялось очень редко. Общежития № 13 и 16 относились к тому же типу казарменных помещений, и именно там жили учащиеся школы ФЗО. Как видим, выводы партийной комиссии практически полностью подтверждали жалобы учеников. В 1943 г. дирекция завода продолжала ту же политику. Разумеется, делались определённые (и немалые) шаги по улучшению бытовых условий и основной массы работников: в 9 общежитиях ликвидировали двухъярусные нары и установили индивидуальные кровати, организовали 5 новых общежитий… Но — одно из новых вновь было предназначено только для высококвалифицированных рабочих[699].

Формально у директоров авиапредприятий с осени 1942 г. было право снижать норму отпуска хлеба прогульщикам, но, как отмечало руководство НКАП, этой возможностью пользовались «далеко не все директора авиазаводов»[700]. Очевидно, что в сложившихся условиях такая мера была бы попросту контрпродуктивна.

Солдаты Авиапрома. Выстоять любой ценой! Число работающих в отрасли составило на конец 1942 г. 610,3 тыс. чел., т. е. на 31 % больше, чем в июне 1941 г. Обобщая в масштабах всего НКАП, можно сказать, что ситуация с квалификацией персонала характеризовалась следующими цифрами:

Очевидно, что превалирующим для авиапромышленности был уровень квалификации, соответствующий III–V разрядам тарифной сетки. Именно эта «золотая середина» и вынесла на своих плечах наиболее тяжёлый период становления авиапроизводства на новом месте. Между тем, считалось, что со сложными заданиями могут справляться лишь рабочие VI–VIII разрядов, которые, собственно, и относились к категории «высококвалифицированных». Как видно из таблицы, эта категория составляла около 14 % от всех рабочих авиапромышленности. С учётом того, что на 1941 г. по всей машиностроительной отрасли доля рабочих VI–VIII разрядов составляла 22,5 %[702], можно предположить, что в первые военные годы произошло определённое снижение удельного веса высококвалифицированных рабочих в общем числе работников авиапрома.

Расширялось применение в авиапромышленности и женского труда. Так, в марте 1942 г. НКАП ходатайствовал о привлечении на авиапредприятия 4000 женщин, которые должны были заменить на рабочих местах «разбронированных» рабочих, призванных в армию[703]. В 1942 г. удельный вес женщин среди всего персонала отрасли составил уже 38,3 %, а среди промышленно-производственного персонала — 40,9 %[704].

Статистические сведения о национальном составе вновь принятых на авиазаводы рабочих очень скудны и зачастую носят косвенный характер. Однако нам известно, что 24 марта 1942 г. НКАП сообщил, что он нуждается в 244 тыс. бланках трудовых книжек (из них — 100 тыс. взамен утраченных). Так как быстро заполнить столь обширный массив документов было технически невозможно, предлагалось в первую очередь представить 130 тыс. бланков, из них 4000 — на узбекском языке, 5000 — на грузинском, 5000 — на азербайджанском и 116 тыс. — на русском[705]. Сложности особого рода вставали перед заводоуправлениями авиапредприятий при привлечении рабочей силы из среднеазиатских республик. Так, для рабочих-киргизов, работавших на Куйбышевском моторостроительном заводе, был создан специальный красный уголок. На заводе было выписано 80 экземпляров газет, издававшихся в Киргизии, выпускались стенные газеты и демонстрировались кинофильмы на киргизском языке, работал кружок ликбеза, на котором рабочих-киргизов учили, как говорить, так и читать по-русски[706]. Современники описывали процесс адаптации рабочих из Средней Азии на авиазаводе № 18 так: «Конец декабря. Пополнение из союзных республик. Ко мне в группу пришли грузин, два азербайджанца, четыре узбека. Товарищи не знали русского языка. Случайно в числе новых рабочих оказался переводчик, товарищ Жданов. При его помощи я начал обучать новичков. Стремление овладеть квалификацией, стать полезным Родине в годину испытаний, настойчивость, с какой они принялись за дело, быстро сказались. К 15 января все уже работали уверенно, а к концу месяца начали выполнять норму и успешно сдали пробу… Новые рабочие слились с кадровиками в один тесно спаянный, сознательный коллектив»[707].

Если же отвлечься от деления на гендерные и национальные группы, то в целом численность промышленного персонала авиапромышленности постепенно росла. Так, к осени 1941 г. она уже превысила отметку в 600 тыс. чел. И фактически стабилизировалась на этой отметке.

Как видно из таблицы, в течение осени 1942 — лета 1943 г. количество учеников и служащих снижалось, а ИТР напротив — росло. В целом же и численность промперсонала, и персонала Авиапрома оставалась практически неизменной.

Достаточно высок был и уровень напряжённости труда работников Авиапрома.

* РГАЭ. Ф. 8044. Оп. 1. Д. 2879. Л. 34.

** Данные за январь 1943 г. приводятся для сравнения и несопоставимы с данными в абсолютных цифрах численности персонала.

Таким образом, не справлялись с нормой выработки около 11 % рабочих, и в то же время 20 % перевыполняли её вдвое. Однако обращает на себя внимание негативная тенденция — к зиме 1942/43 г. количество несправлявшихся с нормой выработки несколько возросло, а удельный вес «двухсотников» снизился.

Надо отметить несомненный трудовой энтузиазм тружеников Авиапрома, ставший одним из важнейших факторов увеличения авиавыпуска. Несмотря на вышеописанные тяжелейшие условия как жизни, так и труда, персонал авиапредприятий массово участвовал в разнообразных формах самодеятельной интенсификации труда — соцсоревновании, стахановском и ударническом движениях, движении «двухсотников» и др. Сущность и особенности стахановского и ударнического движений, а также социалистического соревнования уже в достаточной степени разобраны в современной отечественной историографии[710]. Однако следует отметить, что в военные годы, ввиду падения привлекательности собственно денежных выплат ввиду распространения карточных систем, достаточно широко было распространено награждение победителей соцсоревнования различными формами натуральных поощрений: пайками на дополнительное питание, продуктовыми пайками, промтоварами, и т. п.[711]

Особенно значимым было движение двухсотников. На фоне сравнительно большого числа рабочих, выполнявших по 200–250 % нормы, выделялись подлинные уникумы, совершавшие трудовые подвиги, вызывающие ассоциации с деяниями былинных богатырей. На заводе № 153 в январе 1942 г. насчитывалось 1134 двухсотника. К апрелю их число возросло до 1568. Это уже само по себе вызывает восхищение тружениками тыла. Но 144 человека на том же заводе в апреле 1942 г. стали тысячниками, выполняя по 10 (и более) норм за смену! Более того, рабочий завода Б. Н. Зенков и мастер Н. Ф. Яковлев 1 мая 1942 г. выполнили нормы на 5714 %, 9 мая 1942 г. Б. Н. Зенков достиг отметки 10 002 % за смену, а 1 июня побил собственный рекорд, выйдя на уровень 57 143 % нормы за смену! Всего в мае 1942 г. на заводе насчитывалось 277 тысячников и свыше 4 тыс. двухсотников[712]. С другой стороны, следует учитывать, что движение двухсотников и тысячников являлось логическим продолжением и развитием стахановского движения довоенных лет. Поэтому, как и стахановское движение, движение двухсотников нередко страдало от ошибок заводского и цехового менеджмента. Так, на уже упоминавшемся заводе № 153 в цехе № 3 токарь-тысячник Тюстин в апреле-июне 1942 г. находился в простое 25 дней, слесарь Кнопцев — 35, фрезеровщик Горбатенко — 16[713]. И эти случаи, к сожалению, не были исключением из правил.

Что касается заработной платы, то в указанный период можно наблюдать некоторое снижение заработков ИТР и учеников, при одновременном росте (очень, правда, незначительном) заработков служащих.

Основная масса выплат из фонда заработной платы рабочим осенью 1942 г.[715] приходилась на сдельную оплату по тарифу (47 % всех выплат) и повременную оплату по тарифу (20,8 %), основным стимулирующим вариантом доплат были сдельные приработки, которые без доплат по прогрессивной шкале сдельщины давали 13,6 % фонда заработной платы, а с доплатами — 15,2 %. В этом плане премии повременщикам (2,4 %) выглядели маловажными, уступая даже доплатам за сверхурочные работы (6,2 %)[716]. Для ИТР и служащих основная масса выплат приходилась именно на основные оклады (соответственно — 73,9 и 82,2 % фонда зарплаты), причём если ИТР ещё 16,2 % фонда зарплаты получали в форме премий, то служащие на это рассчитывать практически не могли, для них премиальные составляли лишь 5,2 % выплат. Эти пропорции в общих чертах сохранялись весь период осень 1942 — лето 1943 г.[717]

* Для наглядности в скобках приводится рост (в %) по отношению к предыдущему году.

Таким образом, основной рост и выработки, и зарплат пришёлся на 1942 г. Причём если в 1941 г. темпы прироста выработки существенно отставали от аналогичного показателя зарплат, то с 1942 г. тенденция кардинально меняется.

* Для наглядности в скобках приводится процентное отношение к 1940 г.

Таким образом, из таблицы видно, что наибольший темп прироста численности персонала был развит в 1942 г., а в 1943 г. хотя персонал продолжал увеличиваться, но скорость прироста снизилась. Причём в 1943 г. появляется новая, нехарактерная для предыдущих лет, тенденция. Общая скорость роста промышленного персонала снижается за счёт снижения (в абсолютных цифрах!) его отдельных групп — служащих и учеников.

Глава 16 Персонал авиапромышленности во второй половине 1943–1944 гг

«Сталинград» Авиапрома. В известном смысле 1943 г. стал переломным периодом, в течение которого руководству НКАП удалось добиться кардинального снижения потерь рабочего времени.

Таблица наглядно демонстрирует постоянное снижение потерь времени от прогулов и простоев и синхронный рост числа отработанных человеко-дней на фоне практически неизменной численности рабочих авиапромышленности. Очевидно, что текучесть кадров перестала существовать как фактор, имеющий существенное значение для организации авиапуска. Наконец, следует отметить, что к середине 1943 г. численность персонала авиапромышленности стабилизируется, что позволяет провести через лето 1943 г. своеобразный водораздел. Авиапромышленность, очевидно, завершила[721] процесс количественного наращивания численности работников и перешла к фазе поиска путей качественного роста.

И снова — «проза жизни». Постепенно начали возвращаться и довоенные методы интенсификации производства. Ещё весной 1942 г. на авиазаводе № 153 расценки были снижены на 22,3 %, а нормы времени на изготовление изделий урезаны в среднем на 21 %[722]. Однако то, что весной 1942 г. было единичным фактом, в 1943 г. стало тенденцией, влиявшей на всю авиапромышленность в целом. Так, например, в апреле 1943 г. в НКАП одновременно были снижены на 13 % расценки и подняты на 15 % нормы выработки[723]. Не в последнюю очередь это объяснялось тем, что по сравнению с маем 1942 г. к маю 1943-го число рабочих, перевыполнявших норму выработки выросло на 22 %, а производительность труда в отрасли в общем возросла на 30 %. Не останавливаясь на достигнутом, в мае 1944 г. нормы выработки были вновь в среднем подняты, на этот раз — на 10 %, а расценки — снижены на 9,1 %[724]. Официальная точка зрения состояла в том, что повышение норм и снижение расценок неизбежно, так как выработка на одного рабочего в 1944 г. возросла по сравнению с довоенным уровнем на 68 %, а число рабочих, не выполнявших нормы, составило лишь 11,5 %[725]. В то же время следует учитывать, что руководство авиазаводов, стремясь поддержать материально собственный персонал, нередко шло на сознательное завышение тарифа работников[726]. Ряд исследователей считают, что для заводской администрации было в порядке вещей идти на фальсификацию отчётных данных ради интересов персонала[727]. Видимо, это не являлось тайной для руководства НКАП, поэтому наркомат стремился урегулировать этот вопрос если не повальной переаттестацией рабочих[728], то хотя бы через повышение норм выработки.

Вообще, вопрос определения норм выработки и производительности труда постоянно был «узким местом» в менеджменте авиапромышленности. Ещё в 1943 г. Госплан отмечал порочность исчисления производительности труда через неизменные цены 1926/27 г. Отмечалось, что, «в силу изменений за время войны структуры промышленных наркоматов и промышленности в целом и ввиду увеличения доли новой продукции, так называемые неизменные цены, которые близки к отпускным ценам и, следовательно, несопоставимы с неизменными ценами на старую продукцию, требуется внести поправки в существующий метод исчисления производительности труда». Чтобы исправить ситуацию, было решено: «а) считать производительность труда в натуре или в рублях по каждой крупной отрасли промышленности отдельно и определять таким образом процент роста производительности труда по отраслям; б) задание по производительности труда по наркомату или по промышленности в целом определять в процентах к предыдущему периоду»[729].

Впрочем, эти меры относились к общегосударственному уровню и не могли влиять на искажения в исчислении производительности труда на заводском уровне. Так, например, в 1944 г. на авиазаводе № 33 профсоюзные работники отмечали: «У нас на заводе имеется большая категория учеников. Эти ученики при подсчете производительности труда, по указанию ЦУНХУ, нигде не учитываются, и когда определяют выработку на 1 рабочего, то берут валовый выпуск и делят на среднесписочное количество рабочих. Учеников совершенно игнорируют. Поэтому, если у вас сегодня много учеников, то они вам дают отдачу, а производительность от них идет на рабочих. Тогда это выгодно заводу. Но как только ученики начинают переходить в категорию рабочих, тогда начинается падение выработки»[730]. Помимо этого, были и другие, характерные именно для авиапромышленности, способы искажения отчётности. Так, на авиапредприятиях практиковалось включение в категорию «готовая продукция» неукомплектованных изделий, не прошедших контрольных испытаний или не принятых военными представителями[731].

В том же русле возврата к довоенным формам стимулирования трудовой активности лежали и изменения в форме поощрения победителям соцсоревнования. Если в первые два года войны в основном применялись моральные формы награждения победителей[732], то с 1943 г. достаточно широко стали применяться и материальные формы награды — денежные премии, ордера на приобретение промышленных товаров широкого спроса и т. п.[733]

Вышеописанный возврат к довоенным методам стимулирования трудовой активности в то же время отнюдь не исключал использования инструментария «военного времени». Например, летом 1943 г. на куйбышевском авиазаводе № 454 было зафиксировано существенное отставание от планового графика. В результате завод был переведён на круглосуточную работу, а личный состав перешёл на казарменное положение[734].

Производительность, производительность и ещё раз производительность! Как уже говорилось в главе 10, 1943 г. дал начало стремительному распространению на авиапредприятиях поточных методов производства. Переход к поточному производству немедленно сказался и на производительности труда, которая за 1943 г. возросла на 20–25 %[735]. Характерно, что если по стране в целом с апреля 1942 г. по октябрь 1943 г. производительность труда возросла на 39,2 %, то в авиапромышленности — на 40,9 %[736]. В дальнейшем тенденция опережающего роста производительности труда в авиапромышленности ещё более усилилась. В апреле 1944 г. производительность труда по СССР в целом по сравнению с апрелем 1942 г. возросла на 40 %, а по авиапромышленности — на 47 %. Однако на фоне других отраслей «оборонки» рост производительности труда в авиапромышленности не выглядит особо выдающимся: за май 1942 — май 1944 гг. этот показатель возрос в авиапромышленности на 47 %, в танковой промышленности на 43 % и лишь в промышленности боеприпасов на 54 %, а по промышленности в целом — на 40 %[737]. Всего за 1943–1945 гг. производительность труда на предприятиях НКАП возросла на 70,2 %[738].

Авиапром входил в группу отраслей промышленности, в которых было особенно широко представлено движение «двухсотников»[739]. В 1944 г. число рабочих-двухсотников по отношению к общему числу работающих составляло: в станкостроении — 25 %, в электропромышленности — 23,3 %, в авиационной промышленности — 23 %, на предприятиях минометного вооружения — 21,5 %, в тяжелом машиностроении — 17 %, в промышленности боеприпасов — 11 %, в химической промышленности — 12 %[740].

Относительно новой формой трудовой самоорганизации, появившейся только в военные годы, стали «фронтовые бригады» — молодёжные коллективы[741], которые работали «по-фронтовому», постоянно перевыполняя норму выработки на 150–200 %. Скажем, на авиазаводе № 18 в ноябре 1943 г. ситуация выглядела следующим образом[742]:

Солдаты Авиапрома. Поступь Победы. На 1 января 1944 г. непосредственно в авиастроении работало 640 213 чел., в том числе — 435 385 рабочих. Таким образом, за 1941–1943 гг. численность персонала отрасли возросла на 17 %. За этот же период средняя продолжительность рабочей смены возросла с 7,66 ч. до 9,54 ч., то есть на 24,5 %[743]. Если в 1940 г. на 1 тыс. сотрудников НКАП приходилось 35,6 самолёта годового авиавыпуска, то в 1943-м — уже 78,8 самолёта. Несмотря на существенный рост численности персонала авиастроительного комплекса, удельный вес персонала промышленных предприятий даже несколько вырос.

* Для наглядности в скобках приводится рост (в %) по отношению к предыдущему году.

Сравнение динамики среднегодовой зарплаты на авиазаводе № 153 с динамикой среднемесячной зарплаты по НКАП в целом за 1941–1944 гг., позволяет предположить, что уровень среднемесячной зарплаты рабочих (и, вероятно, всего персонала в целом) резко снизился в 1945 г.

На фоне постоянного роста как численности авиавыпуска, так и численности персонала авиаиндустрии характерной тенденцией было постоянное снижение средней зарплаты, приходящейся на 1 самолёт.

Очевидно, что, пройдя период освоения новой техники в 1940 г. — что отразилось в росте средних зарплат на 1 самолёт, в дальнейшем этот параметр постоянно снижался. На фоне постоянного роста среднемесячных зарплат и выработки это могло объясняться только постоянным снижением себестоимости продукции.

Для сравнения можно указать, что на 1944 г. среднемесячная зарплата рабочего в промышленности союзного подчинения составила в среднем 573 рубля (в угольной промышленности — 729 руб., а в чёрной металлургии — 697 руб.), а ИТР — 1209 руб. (соответственно в угольной промышленности и чёрной металлургии — 1502 и 1725 руб.)[748]. Таким образом, оклады инженеров и рабочих авиапромышленности хотя и были выше, чем в среднем по СССР, однако не составляли ничего исключительного.

Лицом к быту. Авиапромышленность по-прежнему страдала от высокой текучести кадров, которая была обусловлена очень тяжёлым положением с жильём. План НКАП по жилищному строительству в 1943 г. был выполнен лишь на 68 %[749]. В результате в тот год с авиапредприятий уволилось 107,2 тыс. чел., что составляло около четверти рабочих отрасли. В 1944 г. численность персонала авиаиндустрии впервые с начала войны начала снижаться[750]. В нашем распоряжении есть цифры по численности рабочих одного из крупнейших авиазаводов СССР военных лет — № 153. За 1944 г. на завод поступило 1772 рабочих «промышленной группы», а выбыло — 4972. Разумеется, далеко не все выбывшие с завода № 153 вообще покинули авиапромышленность[751], однако анализ причин ухода с завода показывает, что на «перевод на другое авиапредприятие» приходится менее четверти уволившихся[752].

Поэтому в августе 1944 г. руководство наркомата поставило на первый план проблему закрепления рабочей силы, повышения трудовой дисциплины и улучшения социально-бытового положения на авиазаводах. 29 августа 1944 г. эти вопросы получили конкретное разрешение в приказе наркома, который предписывал директорам и заместителям авиапредприятий: систематически посещать столовые, общежития и прочие объекты социально-бытового обеспечения; обеспечить выполнение плана жилищного строительства и, синхронно — расширить индивидуальное строительство и в течение года перевести в общежитие всех рабочих, всё ещё подселённых к местному населению; улучшить работу столовых и ввести для рабочих моложе 18 лет трёхразовое питание, используя для этого продукты, полученные от подсобных хозяйств[753]. Видимо, эти меры не дали кардинального результата, поэтому на некоторых предприятиях пришлось в начале 1945 г. изыскивать нетривиальные пути увеличения численности персонала. Скажем, на завод № 153 в апреле 1945 г. было направлено 1500 человек из числа лиц, привлечённых к ответственности за уход с работы и бытовые преступления и досрочно освобожденных из мест заключения. Дирекция завода была обязана подготовить для этих рабочих общежитие и обеспечить каждому из них аванс в 500 руб.[754] для приобретения верхней одежды, белья и обуви[755].

Глава 17 Персонал Авиапрома на исходе Великой Отечественной войны

Солдаты Авиапрома. Победители. В целом, к 1945 г. советское авиастроение превратилось в мощное, хорошо оснащённое техникой и обеспеченное персоналом, подразделение отечественной промышленности. Символом окончательной победы над трудностями военного времени стало принятое в мае 1945 г. решение руководства НКАП о начале производства на подсобных предприятиях наркомата стандартных деталей сборных жилых домов для индивидуального строительства[756]. По сравнению с 1940 г. численность персонала НКАП к концу войны возросла на 23,8 %.

Как видим, тенденции, заложенные в предвоенный период, продолжали определять уровень концентрации рабочей силы и в годы войны. По-прежнему свыше половины рабочих авиапромышленности были заняты на крупных предприятиях с численностью персонала более 5 тыс. человек.

В сравнении с другими отраслями промышленности в плане качества работ авиаиндустрия выглядит достаточно благополучно — потери от брака были ниже, чем в других отраслях машиностроения, как оборонных, так и гражданского назначения:

Действительно, в чёрной и цветной металлургии уровень потерь от брака был примерно такой же, однако специфика производства там была совершенно иной, сравнение же с исключительно машиностроительными отраслями демонстрирует безусловное превосходство авиастроителей в качестве работ. Хотя данный пример основан на материалах лишь одной области, думается, в первом приближении он может быть распространён на весь Советский Союз и его экономику в целом.

В основной массе среди работников авиапромышленности превалировали сотрудники с относительно малым стажем работы. Если обратиться к ситуации на заводе № 153, то на 1 января 1945 г. распределение рабочих и инженеров по стажу работы выглядело следующим образом.

Так как новосибирский завод был одним из крупнейших авиапредприятий, думается, что ситуация на нём достаточно точно отражает положение во всей авиапромышленности в целом, поэтому в первом приближении эти пропорции можно распространить и на всю авиаиндустрию. Таким образом, приблизительно две трети работников авиапромышленности на 1945 г. имели стаж работы «до 5 лет», т. е. пришли в авиапромышленность или накануне войны, или уже в военные годы. Обращает на себя внимание и то, что эта пропорция в целом верна и для инженерно-технических кадров.

К сожалению, следует признать, что даже на январь 1945 г. в авиапромышленности СССР превалировала сравнительно малоквалифицированная рабочая сила.

Таким образом, рабочие высших разрядов (VI–VIII) составляли менее одной пятой всех рабочих Авиапрома. Интересно, что в связи с этой ситуацией руководство НКАП пошло на создание особой группы заводов, на которых концентрировались высококвалифицированные кадры.

В годы войны квалификация сотрудников НКАП кардинально не изменилась. Мы позволим привести себе данные лишь о пиковых значениях изменения среднего уровня квалификации по заводам, на остальных разница между средним уровнем разрядности по квалификационной сетке была ещё меньше.

Не в последнюю очередь успехи НКАП объясняются широким внедрением перспективных форм стимулирования трудовой активности.

Таким образом, распространение сдельщины к 1945 г. существенно превысило 62 %, характерные для НКАП в 1938–1939 гг.[764]

Труженицы Авиапрома. При этом основным источником роста численности работников были женщины и подростки. Если на весну 1941 г. удельный вес женщин среди рабочих авиастроения составлял 29,5 %, то на 1 января 1945 г. — уже 39,5 %[765]. В металлургическом секторе авиастроения эта доля была ещё выше — 51 %. На женщин к 1945 г. приходилось 40 % станочников и 42,3 % кузнецов и штамповщиков. Особенно наглядным рост профессионального мастерства женщин-авиастроителей и овладение ими новых, ранее сугубо «мужских» профессий становится в сопоставлении с довоенным уровнем.

Как видим, хотя удельный вес женщин среди, скажем, наладчиков станков остался незначительным, рост по сравнению с довоенным уровнем превысил отметку в 3,5 раза. Более чем в 3 раза возрос удельный вес женщин среди слесарей и токарей; более чем в 2,5 раза — среди фрезеровщиков, шлифовщиков, штамповщиков и кузнецов. Судя по незначительному (всего-то вдвое) росту удельного веса среди револьверщиков, среди которых тем не менее женщины к январю 1945 г. составляли две трети, работа на револьверных станках и до войны часто доверялась работницам. При анализе этих данных следует иметь в виду, что на 1944 г. предположительно приходится значительный отток женщин с авиапредприятий. Во всяком случае, такой феномен фиксируется на одном из крупнейших авиазаводов — № 153[767].

С другой стороны, женщины были довольно широко представлены как на заводах, так и в опытно-конструкторских организациях, не говоря уж о различных вспомогательных службах, где они вообще составляли большинство.

Анализ строки «Промышленный персонал» в вышеприведённой таблице показывает, что наибольший удельный вес женщины имели среди служащих и младшего обслуживающего персонала.

Впрочем, среди рабочих и учеников женщины также составляли более трети.

Использование женского труда на предприятиях авиапромышленности было неодинаково в различных регионах, и в течение войны удельный вес работниц на авиазаводах также менялся.

* В таблице приведены данные лишь по предприятиям ведущих главков НКАП (I, II, III и X ГУ); по неизвестной причине не даны данные по азиатской части СССР.

** В скобках указан удельный вес работниц среди всего персонала авиапромышленности в данном регионе (%).

Таким образом, хотя в начале Великой Отечественной войны в абсолютных цифрах больше всего работниц-авиастроительниц работало в Москве, удельный вес женского труда в Авиапроме был наибольшим в Молотовской области, где тон, по-видимому, задавал пермский моторостроительный завод № 19. К концу войны преобладание Москвы по привлечению к труду в авиапромышленности женщин как в абсолютных, так и в относительных цифрах стало несомненным. Причём наибольший темп роста удельного веса работниц продемонстрировало Подмосковье, где удельный вес авиастроительниц почти удвоился.

Подростки за станками. Рабочие-подростки (до 18 лет) к концу войны составляли 13 % всех рабочих отрасли. Причём тут нельзя упускать из виду эффект «взросления за станком». Многие подростки, пришедшие на авиапредприятия в 1941 г., к 1945 г. успели повзрослеть, а так как лавинообразный рост численности персонала авиапрома в 1943 г. прекратился, соответственно и удельный вес подростков плавно пошёл на убыль. Скажем, на заводе № 153 доля работников в возрасте «до 18 лет» в 1941–1942 гг. составляла около 20 %, а к 1945 г. сократилась до 10 %[771]. Вероятно, в известной мере эту динамику можно распространить и на всю авиаиндустрию в целом. Таким образом, видно, что женщины и подростки совокупно составляли около 53 % всех рабочих авиастроения. Это можно трактовать двояко. С одной стороны, несомненно привлечение к авиапроизводству огромной массы новых, а значит — малоквалифицированных — кадров. С другой стороны, около половины рабочих по-прежнему составляли мужчины. Трудно сказать, сколько из них приходилось на трудовые мобилизации военного времени, но, видимо, НКАПу удалось сохранить некий слой кадровых рабочих с ещё довоенной подготовкой.

Как видим, возрастной пик в масштабах всего персонала НКАП у мужчин наступает в 26–35 лет, а у женщин (причём в намного более выраженной форме) — в 18–25. Вероятно, это объясняется притоком на предприятия молодой, малоквалифицированной рабочей силы. Однако юноши этого возраста в своём большинстве призывались в армию, поэтому среди молодёжи преобладали девушки. Анализ ситуации только среди рабочих подтверждает эту гипотезу — там пик мужской гендерной группы также наступает в 18–25 лет, но, как и для всего персонала в целом, имеет менее ярко выраженный характер, чем аналогичный пик женской гендерной группы. Очевидно, сдвиг «мужского» пика в масштабах всего Авиапрома объясняется ситуацией среди ИТР, служащих и непромышленном персонале. Надо учитывать, что категория «до 18 лет» включала в себя достаточно разнородные по возрасту[773] группы, занятые в самых разных отраслях хозяйственной деятельности.

В сухом остатке. Обращает на себя внимание, что авиапромышленность относилась к наиболее существенно увеличившимся отраслям отечественной «оборонки». Так, в авиационной промышленности численность занятых в сравнении с довоенным периодом увеличилась на 26,7 %, в танковой — на 20,8 %, в промышленности вооружений — на 19,1 %, боеприпасов — на 28,3 %[776]. В 1944 г. в советской авиапромышленности работало 620 тыс. чел., а в «ведомстве Геринга» — 786 тыс. чел. Несмотря на это, авиаиндустрии гитлеровской Германии так и не удалось превзойти НКАП по масштабам авиапроизводства. За годы той великой войны СССР произвёл 116 296 самолётов (из них — 97 140 боевых), в то время как Германия смогла выпустить только 88 900 самолётов (в том числе 78 890 боевых)[777]. В конечном счёте именно это соотношение и определило исход борьбы за господство в воздухе на советско-германском фронте. У авиастроителей в том титаническом противостоянии был свой участок фронта, и они на нём — победили.