7

Джун проснулась довольно рано и, выбравшись из комнаты, сразу же услышала на кухне голоса бабушки и миссис Тины Поллет, хозяйки дома. Женщины мило щебетали и, судя по всему, готовили завтрак.

Миссис Поллет и миссис Петти нашли друг друга сразу — это Джун поняла еще в первый день приезда. У пожилых дам оказалось очень много общего: обе были вдовами, обе придерживались правил здорового питания и обе были помешаны на фильмах Шона Милано.

Вначале Джун подумала, что еще одной Пентилии Лиллард она уже не вынесет, но потом поняла, что в таком соседстве есть свои преимущества: у бабушки появилась собеседница, и она уже не так опекала внучку. Благодаря долгим душевным беседам Пентилии и миссис Поллет Джун удалось посмотреть местную достопримечательность — часовню Уайт Ривер — и в одиночестве побродить по Ловенхиллу.

К тому же миссис Поллет оказала бабушке неоценимую услугу — помогла той заучивать роль. Сценарий, который Пентилии дал Милано, пожилые дамы читали вдвоем, и это доставляло обеим немалое удовольствие, а заодно и освобождало Джун от необходимости читать по бумажке слова многочисленных героев и персонажей «Моих странных друзей».

Джун сбегала в душ и пришла на кухню.

— Доброе утро, миссис Поллет. Привет, ба…

— Доброе утро, соня, — улыбнулась ей миссис Поллет. — Твоя бабушка встает гораздо раньше, чем ты.

— Она отсыпается, миссис Поллет, — ответила за внучку Пентилия. — Раньше Джун каждое утро приходилось вставать в страшную рань, чтобы успеть упаковать сандвичи.

— Бедняжка, — сочувственно покосилась на девушку миссис Поллет. — Как же это, наверное, тяжело…

— Ничего особенного, — улыбнулась Джун. — Зато здесь я посплю вволю… Что у нас на завтрак?

— Творожная запеканка с орехами и какао, — ответила бабушка. — Миссис Поллет варит потрясающее какао с парным молоком. А вместо сахара добавляет фруктозу…

— Ба, ты что, хочешь, чтобы я похудела? — вздохнула Джун, усаживаясь за стол, покрытый скатертью в крупных ярко-желтых подсолнухах.

— Я хочу, чтобы ты ела полезную пищу, — важно ответила Пентилия. — А фруктоза — это…

— Плодовый сахар, — мрачно закончила Джун.

— Он не так вреден для зубов, как обычный сахар, — не обращая внимания на внучку, продолжила Пентилия. — И не вызывает…

— Аллергии, — не меняя тона, закончила Джун.

Миссис Поллет посмотрела на девушку и улыбнулась.

— Точь-в-точь как моя дочка. Лил тоже бесили мои попытки заставить ее есть здоровую пищу. Я думала, что Лил вырастет и скажет мне «спасибо», но не тут-то было… Вот она — нынешняя молодежь…

— Да уж. Едят всякую гадость, — поддакнула Пентилия.

Чтобы не слушать рассуждений о своем бестолковом и непутевом поколении, Джун проглотила запеканку, одним глотком осушила чашку с какао и убежала переодеваться.

Сегодня миссис Петти предстоял трудный день — первый день съемок. Самых первых съемок в жизни Пентилии Лиллард… Джун казалось, что сама она волнуется гораздо больше, чем бабушка. Но вскоре выяснилось, что это вовсе не так.

Миссис Петти вышла из своей комнаты с тем же выражением на лице, какое Джун уже видела у бабушки перед кастингом. На этот раз преданный поклонник Пентилии — бакалейщик Миглс — был слишком далеко, чтобы Джун могла припугнуть бабушку его визитом. К счастью, вмешалась миссис Поллет, которой удалось немного успокоить приятельницу и убедить ее в том, что она отлично знает свою роль.

Всю дорогу до дома, где снималась первая в ее жизни сцена, Пентилия твердила внучке, что не помнит ни единого слова из своей роли, что не сможет сыграть, и Милано с позором выгонит ее со съемок, что самой нелепой идеей в ее жизни был этот злополучный кастинг, что, конечно же, во всем виновата Джун, которая буквально заставила свою несчастную старую бабушку явиться пред светлые очи Милано.

Джун мужественно слушала все эти жалобы и была несказанно счастлива, когда они наконец-то добрались до дома, который Милано выбрал для съемок. Территория вокруг дома была огорожена лентой, натянутой на большие синие треугольники, сделанные из пластика.

Кроме актеров и съемочной группы возле дома собралась куча зевак. Для местных жителей такое зрелище было в диковинку, и Джун даже удивилась, что вместе с Пентилией не пришла ее новоиспеченная подруга миссис Поллет.

Присутствие известных актеров немного оживило миссис Петти. Она во все глаза смотрела на Оливье Лава, Луизу Бергман и других, чьих имен Джун уже не могла запомнить. Пентилия только и делала, что тыкала локтем в бок внучки и указывала ей на очередную знаменитость.

— Вспомни, что ты — актриса, а не зритель, — наконец не выдержала Джун. — Они вообще-то теперь — твои коллеги.

Джун тут же пожалела о сказанном. Неподдельное восхищение, появившееся на лице Пентилии, сменилось испугом. Она снова вспомнила о том, что придется играть, и начала безуспешно вспоминать свои слова.

Джун пыталась найти глазами Милано, но режиссер, если и пришел на съемочную площадку, то был уже в доме. Зато к растерянной парочке подошел Эммет Мэдлоу который тут же увел Пентилию знакомиться с актерским составом.

Джун подумала, что на съемочную площадку ее не пустят, но когда мужчина с рупором объявил, что съемки начинаются, Пентилия помахала внучке рукой, предлагая следовать вместе с ней. Джун поняла, что ей все-таки предстоит стать свидетельницей этого великого события, и покорно пошла следом за актерами и съемочной группой.

Чтобы никому не мешать, Джун сразу облюбовала себе местечко на широком подоконнике в гостиной, где проходили съемки. Оттуда все было видно, а главное — это место позволяло Джун находиться подальше от Милано, который сильно рассердил ее в их последнюю встречу. Джун подумала, что тут-то Милано точно ее не заметит, но глаза режиссера не просто скользнули по подоконнику — они остановились на ней.

Ну что уставился? — раздраженно подумала Джун. Да, я сюда пришла. Да, я сижу на подоконнике. Но я же никому не мешаю?

Впрочем, взгляд Милано на этот раз не показался ей встревоженно-сердитым, каким он был обычно. Напротив, режиссер смотрел на нее с каким-то подозрительным интересом.

С чего это вдруг? — подумала Джун. У мистера Гения в кои-то веки хорошее настроение?

Милано продолжал на нее смотреть. Джун смутилась и первая отвела взгляд. Она попыталась найти глазами бабушку, но той на съемочной площадке почему-то не оказалось. Остальные актеры тоже куда-то исчезли, и Джун догадалась, что они, скорее всего, гримируются и переодеваются. Из всех актеров в гостиной остался только Оливье Лав. Его герой по сюжету должен был появиться в десятой или одиннадцатой сцене.

Джун заметила, что Милано снова на нее смотрит. Больше того, ей даже показалось, что он все это время не отводил от нее взгляда.

Черт возьми, да что тебе от меня понадобилось?! разозлилась она. Это что — психологический прием? Тебе хочется, чтобы я убралась отсюда? Черта с два — моя бабушка первый раз в жизни снимается в кино. И сегодня я должна сидеть здесь, даже если вам, Шон Милано, это не нравится!

Когда Милано поднялся со стула и направился к ней, Джун окончательно уверилась в том, что режиссер хочет удалить ее со съемочной площадки. Джун решила занять оборонительную позицию, даже плечи распрямила, хотя внутри у нее все съежилось от его пристального взгляда.

— Добрый день, Джун, — неожиданно вежливо обратился к ней Милано. — Пришли поддержать миссис Лиллард?

— Угу, — буркнула Джун, чувствуя себя совой, которую пытаются вытащить из дупла.

— Угу — означает «да»? — полюбопытствовал Милано.

— Не знаю, как у вас, а у нас именно это и означает…

— У кого это — «у вас», позвольте поинтересоваться?

— У воспитанных людей, — сухо ответила Джун. — Хотя мне было бы очень любопытно, если бы кто-то, говоря «угу», имел в виду «нет».

— Когда болгары кивают головой, это означает — «нет», а когда хотят сказать «да», наоборот, мотают ею, — с улыбкой сообщил Милано. — Так что бывают и исключения…

Ну что ты привязался? — недовольно подумала Джун. Давай уже наконец скажи, что недоволен моим присутствием… Теперь я поняла, чем отличается воспитанный человек от невоспитанного: воспитанный интересуется твоими делами, а потом посылает тебя ко всем чертям. А невоспитанный посылает сразу… Да, Шон Милано воистину — пример хорошего воспитания…

— Я хотел кое о чем поговорить с вами, — Милано посмотрел на Джун так, словно они были заговорщиками. — Надеюсь, вы уделите мне немного внимания?

Джун окончательно растерялась, но ответить не успела, потому что у режиссера зазвонил мобильный. Милано достал телефон и, извинившись перед Джун, отошел, чтобы поговорить.

По выражению его лица Джун поняла, что беседа ему предстоит не из приятных. Милано действительно говорил со своим собеседником довольно резко, видно было, что он недоволен ни тем, кто ему позвонил, ни тем, что ему говорили.

Милано закончил разговор, но к этому времени в гостиную вернулись актеры. Джун не сразу узнала бабушку: грим и одежда изменили Пентилию так, что та выглядела гораздо моложе своих лет. Куда подевалась миссис Петти, которая еще пару часов назад трещала с соседкой о «непутевой молодежи»? Перед камерами стояла решительная, властная женщина в наглухо застегнутой блузке цвета стали и серой юбке из жесткой ткани.

Ничего себе преобразилась, присвистнула про себя Джун.

Девушка уже позабыла о разговоре с Милано, впрочем, и режиссеру было теперь не до нее — надо было начинать съемки.

Через несколько минут гостиная расчистилась. В центре всеобщего внимания оказались трое: Луиза Бергман, одетая в длинное бледно-голубое платье, также глухо застегнутое, как и блузка Пентилии; молодой человек, актер, имени которого Джун не запомнила, и сама Пентилия, которая держала в руках серебряный поднос с чашками, чайником и блюдом, полным пирожных.

Джун увидела пирожные и почувствовала, как предательски урчит у нее в животе. Наверняка эти штуки с жирным кремом особенно вкусные. И вредные…

Милано махнул рукой.

— Начали! Сцена восьмая, дубль первый! — выкрикнула какая-то женщина, и раздался треск черно-белой «хлопушки».

Ну вот и началось, подумала Джун и, забыв о пирожных, во все глаза уставилась на бабушку. Пентилия поставила поднос перед Луизой Бергман и незнакомым Джун актером.

— Спасибо, мама, — поблагодарила ее Луиза.

Мама? Почему мама? — удивилась про себя Джун и тут же сообразила, что миссис Петти сейчас — вовсе не миссис Петти, а мисс Мизетта Хадсон, мать Элисон, то есть Луизы Бергман. А тот молодой человек, чьего имени Джун так и не запомнила, — жених Элисон, которого мисс Хадсон с удовольствием принимает в своем доме.

— Угощайтесь, — любезно предложила Мизетта Хадсон и ласково посмотрела, но вовсе не на дочь, а на ее жениха.

— Спасибо, мисс Хадсон, — поблагодарил Мизетту молодой человек.

— Ну что вы, дорогой… — ласково укорила его мисс Хадсон. — Мы ведь — добрые друзья, так что обращайтесь ко мне запросто: Мизетта. Или мисс Мизетта, как вам будет проще…

— Ты так нравишься маме… — игриво улыбнулась молодому человеку Элисон. — Это просто удивительно. Обычно она не жалует моих ухажеров…

— Вот именно — ухажеров, — сухо парировала Мизетта. — А Брайен — почти что член семьи. Хотя мне до сих пор кажется странным, что такой приличный и воспитанный молодой человек задумал жениться на моей непутевой дочери.

— Мама… — смущенно улыбнулась Элисон. — Не слушай ее, Брайен, — повернулась она к жениху.

Милано махнул рукой и выкрикнул:

— Стоп!

— Стоп! — повторила за ним женщина с «хлопушкой».

Джун вздрогнула и покосилась на режиссера. Она не ожидала, что Милано умеет так громко кричать. Чаще он ворчал и бубнил себе под нос, из-за чего начинало казаться, что ему вовсе не тридцать девять, а все шестьдесят.

— В чем дело? — недовольно поинтересовалась Луиза Бергман.

Джун тоже подумала, что Милано совершенно незачем было так кричать и прерывать съемки. Но у режиссера были на этот счет свои соображения.

— Сейчас объясню.

Он поправил синий шарф, обмотанный вокруг шеи, поднялся со стула и подошел к небольшому столику, за которым сидели актеры.

Первым делом Милано потянулся к чашке, которую сжимала в руках Пентилия. Женщина держала ее так крепко, что Милано пришлось буквально вырывать несчастную чашку из ее рук.

Чем ему чашка не угодила?! — возмутилась про себя Джун.

— Отдайте, — приказал режиссер, и Пентилии пришлось отпустить чашку. — Вот в этом-то все и дело. Вы вцепились в нее так, что у вас пальцы покраснели. Оператор снимает средним планом, но я подозреваю, что даже на среднем плане это будет заметно. Ну зачем вы впились в нее, а, миссис Пемзилия?

— Пентилия, — с достоинством поправила его бабушка. — Мы ведь пьем чай, не так ли?

— Так ли, так ли, — раздраженно пробормотал Милано. — Но это не значит, что все должны вцепиться в свои кружки и сжимать их, пока фарфор не треснет или не посинеют руки. Вы должны взять чашку. Вот так, — продемонстрировал он, — поднять ее, поднести к губам, а потом поставить на блюдце. А что делаете вы? — Милано сжал ручку чашки пальцами. — Вы пытаетесь ее раздавить…

Луиза Бергман позволила себе всего лишь одну беззлобную улыбку, но сделала это совершенно напрасно: Милано тут же набросился на нее:

— А вы, Луиза? Ваша героиня — молоденькая и неуверенная в себе девушка, которая во всем идет на поводу у своей матери. Брайен для нее — очередной проект мисс Мизетты. Она и глаза-то боится поднять на молодого человека… Вы же флиртуете с ним, строите ему глазки. Улыбаетесь так, словно собрались его соблазнить… Что до вас, Томми, — повернулся Милано к актеру, которому его слова едва ли не польстили, — то у меня одна-единственная просьба: не сидите, как истукан! Эта девушка вам нравится, очень нравится. Но вы далеко не уверены, что она отвечает вам взаимностью, и делаете все, чтобы ее очаровать. Всем, надеюсь, понятно, что я хочу увидеть? — спросил Милано под конец своей разгромной тирады.

— Всем, — дрожащим подбородком кивнула Пентилия.

— Понятно, — с томным вздохом ответила Луиза.

Томми ограничился едва уловимым наклоном головы.

— Отлично. Что ж, продолжаем.

— Начали! Сцена восьмая, дубль второй, — предупредила женщина с «хлопушкой», и съемки продолжились…

Экзекуция прервалась только через полтора часа. У Джун затекло все, что только могло затечь. Все это время она ерзала на подоконнике и мечтала о прогулке, свежем воздухе и дневном свете — в гостиной светили большие лампы, которые, наоборот, создавали впечатление, что за окнами — вечер.

Покинуть съемочную площадку Джун не могла: разумеется, ее уход заметила бы бабушка, которой и так порядочно досталось от режиссера. Джун дала себе обещание, что пока бабушка «не разыграется», не привыкнет к тому, что она — актриса, внучка будет терпеливо сносить подобные экзекуции.

— Никогда бы не подумала, что одну-единственную сцену можно снимать так долго, — поделилась Джун с Пентилией после того, как объявили перерыв.

— Что вы хотите от Милано?.. — вздохнула Луиза Бергман, сидевшая рядом с Пентилией. — Я слышала, что полтора часа — еще не предел. Так что мужайтесь, миссис Лиллард. Милано не успокоится, пока не выжмет из нас все соки. О, Оливье, — улыбнулась она подошедшему актеру. — А вы — стойкий оловянный солдатик. Я думала, сбежите уже через полчаса.

— Я не убегаю от трудностей, — с улыбкой ответил ей актер. — К тому же мне полезно посмотреть, как играют другие. Я же должен понять, что за человек — моя возлюбленная…

Луиза ответила ему кокетливой улыбкой.

— А вы, — обратился Оливье к Джун, — тоже будете играть в «Моих странных друзьях»?

— Нет, — покачала головой Джун. — Я приехала с бабушкой, — кивнула она на Пентилию. — Как «группа поддержки». Я и раньше подозревала, что из меня не вышло бы актрисы, но сегодня убедилась в этом окончательно. Эта профессия требует огромного терпения. И мужества, — покосилась она на бабушку, — чтобы выдерживать натиск Милано…

Оливье и Луиза расхохотались и принялись болтать о чем-то своем. Джун заметила, что общество друг друга доставляет им большое удовольствие. Судя по всему, Оливье остался на съемочной площадке только из-за Луизы. Как и Джун — только из-за бабушки…

Восьмая сцена, раскрывавшая характер взаимоотношений матери и дочери, а также дочери и ее жениха, была наконец-то снята. Настала очередь следующей, девятой сцены. В ней Элисон расспрашивала Мизетту Хадсон о семейной реликвии — старинном серебряном кресте, украшенном александритами, — которая, по слухам, приносила этой самой семье одни лишь беды.

Томми Дангл, актер, игравший Брайена, — с ним Джун успела познакомиться и пошептаться в то время, как Милано в очередной раз отчитывал актрис, — сказал ей, что десятая сцена будет снята как ретроспекция. Джун, конечно же, не поняла, что такое — ретроспекция, но Томми объяснил ей, что этот термин означает включение в сюжетную канву воспоминаний о событиях, которые произошли до начала сюжета.

— А-а… — восхищенно пробормотала Джун. — Значит, эту историю Милано хочет снять отдельно…

— Да, он говорил что-то насчет местной часовни, вокруг которой ходит столько слухов. Представляете, Джун, какой-то старый бродяга пытался даже отговорить Милано от съемок в часовне. Но все было бесполезно…

— А вы в это верите? — серьезно спросила его Джун.

Томми невесело усмехнулся.

— Вообще-то я суеверен, как и многие актеры. Знаете, очень часто бывает так, что во время подобных съемок происходят вещи неприятные, а иногда даже трагические. Но Милано, насколько я знаю, никогда не придавал этому значения…

— Он считает легенды глупой выдумкой, — задумчиво произнесла Джун. — Или пытается найти им разумное объяснение. А ведь далеко не все поддается разумному объяснению…

— Вы знаете Милано? — удивленно покосился на нее Томми.

— Так, совсем немного, — смутилась Джун, а потом смутилась еще сильнее, когда заметила, что Милано, объявивший очередной перерыв, направляется к ним.

Ах да, он ведь хотел о чем-то поговорить, вспомнила Джун и снова внутренне съежилась.

— Рад, что вы так серьезно подходите к делу, — обратился Милано к Томми. На его губах играла улыбка, которая показалась Джун насмешливой. — Вот и Оливье Лав тоже увлекся… процессом, — кивнул он в сторону Оливье, который рассыпался в комплиментах перед красавицей Луизой. — Можно я на секундочку похищу у вас Джун? Нам нужно кое-что обсудить…

Томми Дангл удивленно покосился на Джун. Джун почувствовала себя лгуньей: она только что сказала, что едва знакома с режиссером, а Милано обращается с ней так запросто… Вот приспичило!

— Конечно, — улыбнулся Томми и шутливо поинтересовался: — Вы, наверное, хотите предложить Джун роль в своем фильме?

— Уже предлагал, — серьезно ответил Милано, — но Джун отказалась.

— Жаль, — пробормотал Томми, которого последняя новость удивила не меньше, чем то, что Джун так коротко знакома с режиссером. — Я бы с удовольствием играл в одной команде с Джун.

— Не сомневаюсь, — кивнул Милано, и Джун на секунду показалось, что в его тревожных карих глазах загорелся какой-то странный огонек. — Пойдемте, Джун, вы еще успеете поболтать со своим новым знакомым…

Женский визг, раздавшийся на площадке, заставил смолкнуть не только Милано. Все мгновенно притихли и покосились в ту сторону, откуда донесся крик.

У Джун душа ушла в пятки, когда девушка поняла, что кричала ее бабка. Пентилия стояла, зажав в руке яблоко, и с выражением ужаса на лице смотрела на плетеную вазу с фруктами.

— Бабушка!

Нарушив всеобщее молчание, Джун спрыгнула с подоконника и подбежала к Пентилии.

— Что случилось?!

Бледная как мел миссис Петти дрожащим пальцем указала на фрукты. Джун посмотрела на вазу и поняла, чего так испугалась бабушка: между яблоками и гроздью красного винограда торчала чья-то маленькая остренькая головка с крошечными желтыми глазами, в центре которых красовались черные вытянутые зрачки.

— Змея… — пробормотала Джун, все еще не уверенная в том, что глаза ее не обманули. Но когда узкая чешуйчатая лента обвилась вокруг яблока, Джун оставили последние сомнения. — Мистер Милано! — обернулась она к режиссеру. — В вазе с фруктами — змея!

— Что?!

— Змея…

Милано подбежал к женщинам и молча уставился на плетеную вазу. Вскоре вокруг вазы собралась целая толпа.

— Откуда она взялась? — поинтересовалась женщина с «хлопушкой». Томми объяснил Джун, что это — Лилиан, режиссер-постановщик. Она должна следить за проведением съемок и поддерживать порядок на съемочной площадке.

— Ее принесли для меня… — пробормотал Милано и слегка оттянул свой синий шарф.

Джун поняла, что он все еще не пришел в себя. Тревога, подобно змее в плетеной вазе, вползла в его карие глаза и прочно там обосновалась.

Как бы у него снова не случился приступ, испуганно подумала Джун и начала вспоминать название таблеток, которые помогли ему тогда, в переулке.

Но таблетки не пригодились. Милано стало немного легче, как только он встретился взглядом с Эмметом Мэдлоу.

— Эммет, откуда эта ваза? — спросил режиссер у своей правой руки и «левой нога по совместительству».

— Ты просил принести фруктов, а я послал за ними Лиз, — невозмутимо ответил Эммет. — Сейчас я ее позову.

Вскоре прибежала запыхавшаяся Лиз, исполнявшая при Эммете обязанности «принеси-подай», и, краснея, поведала собравшимся, что фрукты тщательно помыла и собственноручно положила в вазу. Она оставила вазу на столе, потому что надо было сделать еще и кофе, а коньяка, который просил добавить в кофе Милано, под рукой не оказалось.

Лиз оправдывалась, как на суде, однако видно было, что девушка ни в чем не виновата.

— Может быть, змея сама заползла в эту корзинку? — предположил Ларри, ассистент Милано.

— Насколько я слышал, — возразил Эммет, — змеи в этих местах не водятся. Нет, это исключено. Ну, Милано, мужайся. Кому-то ты сильно насолил…

Милано посмотрел на Эммета с выражением явного неудовольствия на лице. Джун даже показалось, что он хотел что-то сказать, но сдержался.

— Я бы предложил тебе вызвать полицию, — продолжил Эммет. — Пусть они сами разбираются, кто засунул эту змею в вазу с фруктами.

— Пол-лицию?.. — испуганно пролепетала Лиз.

— Да успокойтесь вы, не будет никакой полиции, — раздраженно бросил Милано.

— Но Шон… — попытался возразить Эммет.

— Никакой полиции, — почти прорычал Милано.

— Ладно, как знаешь, — пожал плечами Эммет, который явно ждал от Милано другой реакции. — А что будем делать со змеей?

— Давайте ее убьем, — предложил Ларри.

— Нет уж, — вмешалась Пентилия, которая все это время молча взирала на плетеную вазу. — Змея — тоже тварь божья. Это я ее нашла и убить ее не дам. Лучше отнести ее куда-нибудь подальше и отпустить…

— Чтобы она кого-нибудь укусила? — поинтересовался Томми Дангл. — Нет уж, давайте отошлем ее в какой-нибудь террариум. А убивать ее, правда, не надо, Ларри. Хватит с нас дурных предзнаменований…

— Это вы о чем? — покосился на него Милано.

— Это я о том, что ее появление — дурной знак.

— Да будет вам, — усмехнулся Милано. — Нет никаких предзнаменований. И вообще, это даже забавно. Когда я ее увидел, сразу вспомнил о Клеопатре…

— Ну да, — вслух подумала Джун. — Ей тоже принесли змею в корзинке с фруктами. Царица хотела умереть красиво…

— А вы-то откуда знаете? — поинтересовался у нее Милано.

Джун вспыхнула. С тем же успехом Милано просто мог назвать ее дурой. Но он же воспитанный человек — в отличие от нее…

— Я работала в школьной библиотеке. А там много книжек с картинками, — не сдержалась Джун.

Кто-то из съемочной группы хмыкнул. Милано смутился и пробормотал:

— Что ж… уберите ее куда-нибудь… Пусть кто-нибудь отвезет змею в террариум, если вы так не хотите ее убивать… Думаю, это недоразумение не помешает нам продолжить съемки?

Что же может помешать великому Милано? — сердито подумала Джун. Разве только небо упадет на землю…


— Ну так вот, — оживленно продолжила Пентилия, глядя на миссис Поллет, которая с открытым ртом слушала свою собеседницу. — Оливье Лав и Луиза Бергман флиртовали напропалую. Вы бы видели, миссис Поллет, как сверкали глаза Луизы! А Лав… так и сыпал любезностями… Они буквально не могли оторваться друг от друга.

— А ведь оба помолвлены! — воскликнула миссис Поллет так, словно речь шла о ее близких родственниках.

— Да, непростая ситуация, — вторила ей Пентилия. — Оливье собрался жениться на актрисе Райс Уилспун, которая играла в той знаменитой драме… кажется, «Утес тревоги». А Луиза выходит замуж за знаменитого продюсера Дэвида Бэвори… Я видела его фото в «Вуман Синема». Честно признаюсь, Тина, он для нее староват…

— Это точно, — согласилась миссис Поллет. — А ведь какая красивая пара получилась бы из Луизы и Оливье. Просто загляденье!

Джун уже порядком устала слушать болтовню двух пожилых киноманок, поэтому решила вмешаться и задать вопрос, который интересовал ее гораздо больше, нежели флирт между Луизой Бергман и Оливье Лавом.

— Миссис Поллет, может быть вы знаете, что за история произошла в часовне Уайт Ривер? Томми Дангл мне сказал, что какой-то старик даже пытался отговорить Милано проводить в ней съемки…

— Томми Дангл… — подмигнула внучке Пентилия. — Очаровательный молодой человек, правда, Джун? Он начинающий актер, но подает большие надежды…

— Бабушка, — сердито оборвала ее Джун. — Ты все о своем… Миссис Поллет, так что же случилось с часовней? Я слышала эту историю краем уха, может быть, вы знаете подробности?

— Знаю, — ответила миссис Поллет. — Я даже знаю, кто пытался отговорить Милано от съемок. Это Дуглас, местный бродяга. Он слегка не в себе, но все ему сочувствуют. Дуглас построил себе хижину рядом с Уайт Ривер. Он единственный, кто решился поселиться в тех местах. Милано не в счет — он приезжий… Дуглас ко всем цепляется насчет этой часовни. Вот и Милано принялся донимать…

— Тина, а ты не думаешь, что та змея — дело рук вашего Дугласа? — полушепотом спросила Пентилия. — Может, он решил как следует припугнуть Милано?

— Нет, — решительно отвергла предположение подруги миссис Поллет. — Дуглас хоть и странный, но добрый старик. Он давно уже здесь живет, и ничего дурного никому не сделал. Это точно не Дуглас…

— Может это действительно предзнаменование? — немного подумав, изрекла Пентилия. — Ваш Дуглас прав, не стоит Милано связываться с этой часовней… Надо попытаться отговорить его от этой затеи.

— Бесполезно, ба, — покачала головой Джун. — Милано тебя и слушать не будет. Скажет, что это вымысел, да и только… Так что же было в часовне, миссис Поллет?

Миссис Поллет загадочно улыбнулась и начала свой рассказ.

— Когда-то, лет пятьдесят тому назад, в часовне Уайт Ривер еще проводили службы. Служил там один молодой священник. В Ловенхилл он приехал издалека, но очень любил этот город и его жителей. Местные тоже полюбили приходить на его проповеди. Говорят, когда он читал, казалось, вокруг летают райские птицы, а воздух напоен ароматом роз и благовоний. Глаза у него горели так, словно на него нашло озарение, а кое-кто даже болтал, что видел сияние над головой у священника.

К этому священнику приходили все, у кого случалась беда. Он помогал людям и словом и делом. Бродяге Дугласу — тогда он был еще мальчишкой — священник этот на собственные деньги покупал и вещи, и еду. Говорят, что Дуглас относился к нему, как к родному отцу…

Часовня Уайт Ривер до приезда этого священника выглядела совсем уж убого. Однако же ему удалось добиться, чтобы часовню отреставрировали. Мало того, священник этот собственноручно взялся за роспись стен — до него на стенах была лишь краска, да и та потрескалась со временем — и оказалось, что он — прекрасный художник.

Однако закончить свое дело священник не успел. Начал к нему по ночам являться какой-то страшный призрак. Священник заболел и слег, но вскоре поправился и, решив, что все это — происки лукавого, нашел в себе силы закончить роспись. И вот, в самую последнюю ночь к священнику снова явился призрак. Что он сказал ему, что сделал — никто о том не знает. Только поутру нашли этого священника… мертвым.

— Страсти-то какие! — с неподдельным испугом воскликнула Пентилия. — Нет уж, пусть Милано думает, что хочет, а я к часовне и близко не подойду. И правда, не зря змея в корзинке появилась — это знак свыше… Если Милано не одумается, глядишь, призрак сам к нему наведается…

— Бабушка, ну что ты говоришь? — покачала головой Джун. — Может быть, у этого священника были проблемы со здоровьем. Миссис Поллет сказала, что он болел, но потом снова встал. Вдруг он просто не вылечился до конца, и болезнь его доконала? А слух о призраке пустил кто-то из местных, например, тот же Дуглас?

Бабушка с подозрением покосилась на внучку. Джун поняла, что невольно принялась защищать Милано. Больше того — она говорила практически его словами. А ведь еще совсем недавно Джун сама упрекала Милано в том, что он ищет разумное объяснение там, где его найти невозможно…

— Ну, может, все это действительно было, — уже мягче добавила Джун. — Но почему вы считаете, что призрак непременно вернется, если в часовне начнутся съемки? Часовня давно заброшена, и назвать ее святым местом теперь уже сложно. К тому же Милано будет снимать днем, а не ночью…

— Еще бы он пошел туда ночью! — возмутилась Пентилия. — Я свое слово сказала — меня туда и калачом не заманишь…

Джун вспомнила странное изображение на стене. Наверное, его нарисовал тот самый священник… А может быть, именно это существо и заглядывало полюбоваться росписью стен? По телу Джун побежал противный холодок. И все-таки в бабушкиных словах есть доля правды: Милано стоило бы поостеречься и отказаться от своей идеи…

Загрузка...