Специальный агент преисподней

ГЛАВА 3 Посвящение в богатыри

Может статься, было довольно невежливо с моей стороны сидеть вот так, с отвисшей челюстью, но процедура знакомства оказала на мой мозг, запутавшийся в собственных «это помню – это нет», потрясающее действие.

Сперва-то все было чинно, даже несколько официально.

Когда мы уселись за стол, хозяин, перебросив бороду с одного плеча на другое, наполнил чарки влагой, чистой, словно родниковая вода, и, прокашлявшись, возвестил:

– Будем знакомы. Меня родители нарекли Никодимом, по батюшке – Якимович, только сызмальства все кличут Травником.

Он что, с самого детства зельем самодельным всех желающих и не очень травить пытался?

– Это значит, что с травами дело имею,- для таких непонятливых, как я, уточнил происхождение своего прозвища знахарь-самоучка.

Они выжидательно посмотрели на меня.

– Как раньше звали меня, не помню, а пока можете величать просто товарищем Бармалеем.

Скромненько и со вкусом.

Не знаю, почему мне взбрело в голову – так, мимолетная прихоть! – назваться именем сказочного злодея, о котором я и прмню-то лишь то, что он каким-то образом связан с Африкой: «В Африке разбойник, в Африке злодей, в Африке ужасный Бармалей…». «А Африка,- продолжала память выдавать порциями воспоминания,- это Черный континент, но сами жители почему-то слово «черный» недолюбливают. Они отдают предпочтение некой другой стране, в которой их сперва безжалостно эксплуатировали, а нынче кормят и всячески ублажают, терзаемые совестью. Для чего безбожно обирают новых несчастных, очередь которых перейти на дотацию наступит лет через сто-двести. Необходимость в ней возникнет значительно раньше, но совесть – она штука инертная. Пока-то стронется с места. Замкнутый круг получается».

Наступила очередь представляться сизом орд ому и красноглазому зяброкряку, которого про себя я продолжал величать именно так. До выяснения личности.

– Мороз Иванович. Но я как-то больше привык, что все зовут меня Дедом Морозом.

Вот тут-то моя челюсть и поползла вниз.

– Тот самый?

– Он. Не сомневайся,- подтвердил Травник.

– Но сейчас не зима? – Я кивнул на видневшийся в раскрытую дверь зеленый лес, словно мое утверждение и этом нуждалось.

– Лето,- со вздохом подтвердил Дед Мороз, не собираясь больше распространяться на эту тему.

– Будем! – Отсалютовав нам чаркой, хозяин проворно проглотил ее содержимое и, довольно крякнув, потянул с тарелки малосольный огурец. Весь такой корявый, пупырчатый.

Мы последовали его примеру.

– Ы… – только и смог произнести я, когда жидкость пылающим потоком скользнула по гортани и взорвалась огненным шаром в желудке.

– Ну как? – хрустя огурчиком, с искренней улыбкой на лице поинтересовался Травник.

Но мне было не до ответов, я ухватил жменю квашеной капусты и сунул ее в рот. Кислый сок слегка унял жжение в горле, и я наконец-то смог перевести дыхание и утереть навернувшиеся слезы.

– Крепкая, зараза,- заявил Дед Мороз, занюхав рукавом.

Травник, вооружившись кувшином, наполнил чарки по новой.

– Предлагаю выпить за богатырей – наших защитников и… Легки на помине,- закруглился хозяин, когда чей-то огромный силуэт загородил дверной проем.

– Мир вашей хате.- Вошедший поклонился и, сняв остроконечный шлем, пригладил усы.- Пьянствуете?

– Присаживайся к столу,- ответствовал хозяин.

Богатырь с сомнением окинул взглядом одиноко стоявший свободный стул, чья колченогость ясно говорила о закономерном итоге, к коему должна привести попытка умостить на него крупногабаритное тело, вдобавок ко всему облаченное в кольчугу.

– Я подвинусь,- ссовываясь к краю лавки, предложил я.- Поместимся.

– Да я на краешек,- пообещал богатырь и прижал меня к стене.

Наполнив чарку и вновь прибывшему гостю, Травник пояснил:

– За богатырей русских, защитников земли-матушки, Добрынюшка, был тост наш.

– Правильный тост.

Выпили за богатырей.

Вторая пошла не в пример мягче, словно торной дорожкой к себе домой.

Вооружившись ложкой, я принялся наворачивать кашу, с интересом прислушиваясь к неспешной беседе, завязавшейся среди собравшихся.

– Расскажи, Добрыня Никитич, где бывал, чего видал, о чем с умными людьми говаривал?

– Дома бывал, матушку проведывал, гостинцев свез.

– И как поживает Афимья Александровна?

– Все в делах, по хозяйству в хлопотах. Попону новую выткала, узорами защитными вышила. А папоротник цветущий вышел как настоящий, так вот возьми да и загадай желание – непременно сбудется.

– Материнский оберег в бою вещь не лишняя, с ним и сила богатырская втрое растет, и выносливость…

– Выпьем же за матерей.

Выпили. Закусили и продолжили разговор. Про жизнь-бытье да за подвиги ратные. Добрыня поведал про встречу с разбойничьей ватагой. Закончившуюся со счетом «9 – 1:0». Что значит – из девяти разбойников лишь одному атаману удалось покинуть поляну, на которой произошло столкновение, на своих ногах, подхватив их под мышки и сверкая пятками. Остальных Добрыня аккуратно сложил в братскую могилу и по христианскому обычаю воздвиг над ней крест из пары сбитых накрест веток.

Не отошедший от вчерашней пьянки, логично начавшейся после позавчерашней и ей предшествующих, Дед Мороз как-то враз потух и уткнулся поникшей головой в опустевшую миску. Спустя мгновение оттуда донеслись заливистые трели художественного храпа.

При взгляде на краснеющее на лысине, с мягким переходом в синеву, дело моих рук, я поневоле испытал чувство вины. Нужно же было так ошибиться! Чуть детишек без новогодних подарков не оставил.

– Умаялся, бедолага,- сочувственно прокомменти ровал потерю бойца Травник, наполняя чарки из третьего по счету кувшина. Видимо, хозяин свободное время посвящает не только приготовлению настоек из лекарственных трав…

– А скажи-ка мне, товарищ Бармалей, чем думаешь заняться? – подперев щеку дланью, спросил Добрыня. Смятая могучей лапой борода топорщится вперед, густые брови нависают над выжидательно смотрящими на меня карими глазами.

– Не знаю… – неуверенно ответил я.- Как-то еще не задумывался.

– Нужно подумать. Это дело серьезное. Наливай.

Выпили.

– А есть ли в тебе тяга к свершениям великим?

– Это как?

– «Как» под любым кустом, а что скажешь о службе богатырской?

– Интересно.

– Не робей,- грохнув кулаком и в сок раздавив при этом зажатый в нем огурец, пророкотал Никитич.- Поедем на пару ко двору Владимира Красное Солнышко, я слово за тебя молвлю.

– А возьмет?

– Должен… Оно бы, сверши ты геройство какое, надежнее было бы… Ты, часом, не геройствовал последнее время?

– Если не считать питья настоек Травника, то не помню.

– Да, знатная у меня настойка,- подхватил хозяин.- Сейчас принесу.

– Это плохо, что не помнишь… – несколько сник Добрыня Никитич.- А умение воинское знаешь?

– Не помню.

– Травник! Ты какими настойками его поил? – поинтересовался былинный богатырь.

– Да память у него отшибло раньше. Ты его уже безмозглым привез,- отмахнулся тот, свесившись в подпол.- Вот она, родимая. На травах целебных настаивал.

Налили и подлечились. Стало совсем хорошо, и созрело решение помочь мне свершить подвиг прямо сейчас.

Покачиваясь на заплетающихся ногах, вышли из избушки, оставив Деда Мороза смотреть счастливые сны. Наверное, ему снится снежная равнина, запряженные оленями сани, на огромной скорости мчащиеся среди глубоких снегов, так что только ветер свистит в ушах, белые медведи, трущиеся о земную ось – поосторожнее бы там-они, а то с небосвода звезды от тряски отскочат и на голову свалятся.

Чувствуя пьяную бесшабашность и принимая ее за удаль молодецкую, я вдохнул полной грудью свежий воздух и заявил:

– Дайте мне точку опоры, или земля повернется под моими ногами.

– А?

– Где подвиги вершить буду?

– Где поймаем,- уверенно заявил Добрыня,- там и свершишь. Ты главное помни – сразу лупи булавой по голове.

– Кого? – Запутавшись в рекомендациях, я, задумчиво морща лоб и удерживая при помощи правой руки подбородок в положении, требуемом для придания облику величия, попытался разобраться во взаимосвязи необходимого мне подвига и погони за кем-то. Олимпиада какая-то.

– Кого поймаем – того и лупи,- поражаясь моей несообразительности, подключился к просветительному процессу Травник.- А потом ногами по почкам.

– Зачем?

– Ты, отец, товарищу Бармалею глупостей-то не советуй. Он у нас будущий богатырь, а не жеманная барышня. Зачем ногами топтать? Да и с коня для этого слазить каждый раз – замаешься. Ежели как следует булавой приложить, то мозги во все стороны так и брызнут – это коли шлем не выдержит, а ежели только помнется, то все вовнутрях останется. Это называется – чистая работа.

– А по почкам не помешает, для надежности и в воспитательных целях,- уперся Травник.

– Там сам разберется, а наше дело какое?

– Сторона? – предположил фармацевт-самоучка.

– Нет! Нам нужно найти, куда он подвиг свершать пойдет.

– А может, пускай наведается в Фендомские чащобы, атамана разбойников тамошних разок-другой пристукнет? Тому не привыкать.

– Молод еще.- Это про меня.- Атамана необходимо убить изысканно, я бы сказал, изящно… здесь дело для мэтров, а не для начинающих.

– Мы могли бы присоветовать… Как красивее, значится…

– Нет! Не дорос он еще – атамана Семецкого убивать.

– Ну, может, разочек, один-единственный? – просительно заглянул в глаза Добрыни Травник.- Пусть не убить, так хоть подранить?

– Нет!!! – в третий раз ответил отказом былинный богатырь.- И не гневи меня, старик!

Переводя взгляд с одного на другого, я силился одновременно проделать три действия. Во-первых, сохранить равновесие. Уж больно мать-земля русская под моими ногами неспокойной стала. Да и солнышко полуденное головушку припекает нещадно. Во-вторых, понять, почему они спорят – не хочу я никого убивать. И, в-третьих, что стало наиболее актуальным в последнее время, удержать рвущееся наружу содержимое желудка. Выпитому давеча зелью стало скучно в темноте и духоте, и теперь оно все настойчивее просится на волю.

Выполню-ка я его желание.

– И как же тогда ему подвиг совершить?! – переходя на крик, взмахнул бородой Травник.- Как?!

Бросившись к ближайшим кустам, я услышал за спиной изумленный возглас богатыря:

– Куда это он?

Нырнув в заросли терна, острые коготки которого без особых нежностей прошлись по моему лицу, я выполнил волю моего желудка.

– Вай! – воскликнуло что-то косматое и выхватило длинный кривой нож. Солнечный луч скользнул по гладкой поверхности и, породив солнечного зайчика, устремился дальше.

Все еще содрогаясь от прокатывающихся по телу спазмов, я перехватил направленный мне в сердце клинок и слегка крутанул кисть державшей его руки. Что-то хрустнуло, раздался крик. Нож упал на землю, зарывшись в ворох прелой листвы. Все это вышло автоматически, так сказать без отрыва от основного производства. Утерев рот, я вытащил из кустов повизгивающего несостоявшегося убийцу и, ухватив его за шиворот, понес знакомиться с Добрыней и Травником. Судя по доносившемуся до моего слуха скулежу, помощь последнего могла понадобиться в самое ближайшее время.

– Что это? – спросил Травник.

– В кустах нашел,- пояснил я.

Брезгливо сморщившись при виде нерукотворного подобия винегрета, налипшего на остроконечную меховую шапку и стеганый ватник, Добрыня изрек:

– Лазутчика изловил. Сейчас дознание проведем.

– У него, кажется, рука сломана. Нечаянно,- поспешил уточнить я, опасаясь возмущений общественности касательно зверского обращения с военнопленным, несоответствующего требованиям Женевской Конвенции.

– Неси в избу, лечить буду,- распорядился Травник, засучивая рукава.

И у меня отлегло от сердца – теперь-то жаловаться некому будет.

– Сперва допросить нужно,- уперся богатырь,- может, вокруг таких вот волосатых сотня прячется, злое дело замышляют, а ты его вусмерть залечишь…

– А может, он просто так сидел? – неуверенно сказал я.

– Ага,- хмыкнул богатырь.- Слабился. Ближе к его степи кустика подходящего не нашлось.

– Первым делом одежу с него снимите, а то потом вонь месяц выветриваться будет,- распорядился Травник.

Да-а, нехорошо получилось.

Осторожно выполнив его распоряжение, мы ввели вяло сопротивлявшегося пленника в избу и настойчиво предложили сесть на скамью.

– Моя есть посол великий хан…

– Куда?! Сидеть!

– Моя на руссо не говорить.

– Разумеется,- ухмыльнулся богатырь,- В шпионы всегда выбирают тех, которые не знают местной речи, чтобы под пыткой, ежели попадутся, ничего не выдали.

Пленник, корячась и поскуливая от боли, тем не менее согласно закивал, дескать: «Все именно так и никак иначе».

Встрепенулся спящий Дед Мороз, раскрыл глаз и обвел мутным взглядом всех присутствующих.

– А где девы в одеждах прозрачных и деревья с листвой лишь на макушке? – поинтересовался он.

– Кабы знал – сидел бы я здесь,- вздохнул Травник, накладывая на поломанную руку пленника импровизированную шину из двух ножек колченогого стула, который не пережил облокотившегося об него богатыря, и относительно чистой портянки.

– Приснилось,- сообразил Мороз Иванович.- А там такие смешные карапузы с хвостиками по деревьям чудным этим лазали, волосатые все, словно черти, вроде этого.-

Он кивнул в сторону пленника и, наполнив чарку, проглотил ее одним духом.

Тотчас взгляд его погас, и голова опустилась на столешницу, с хрустом примяв горку квашеной капусты. Хмельные скакуны понесли его сознание в страну грез, где нежные одалиски танцуют пред ним танец живота, а на пальмах резвятся прямые предки наших прародителей – это если Дарвин был (вернее, будет) прав.

Отмахнувшись от малопонятных мыслей, я вернулся к делам нашим насущным. А пленный шпион, несомненно, к таким относится.

– Как зовут, род войск, дислокация?! – взревел я.

От неожиданности пленник подпрыгнул и начал заикаться, что превратило его ответ в непонятную тарабарщину.

– Перестарался,- вздохнул я, заработав уважительный взгляд со стороны былинного богатыря.

Пока Травник лечил икоту полоненного шпиона при помощи своей чудо-настойки, в моей голове созрел вполне интересный план, но, чтобы осуществить его, мне нужна помощь Добрыни.

Вытащив богатыря во двор якобы за дровами для поджаривания пяток пленнику, я быстренько, без подробностей обрисовал ему созревшую затею. Пошагово, чтобы избежать накладок и не провалить авантюру.

Переварив услышанное, Добрыня раскатисто рассмеялся и, хлопнув меня по плечу со словами «Голова!», от чего последняя едва не отлетела, подхватил вязанку дров и направился в избу.

Потерев онемевшее плечо, я последовал за ним.

Свалив дрова у стены, мы зашли за печь и принялись шептаться, но так, чтобы пленник непременно это услышал.

– Княжеская дружина готова,- сообщил я богатырю,- ополчение тоже.

– Это хорошо.- Добрыня сделал добрый глоток из прихваченного с собой кувшина.

– К ним еще и богатырская дружина присоединилась,- для весомости добавил я.

– Самсон Самойлович знатный витязь, и богатыри его как на подбор. Вот только бы враги не сбежали раньше времени, а то лови их по всей степи.

– Они сами придут, а мы их встретим.

– Да чего это они в ловушку полезут? – удивился Добрыня Никитич.

– А как они про то проведают? – вопросом на вопрос ответил я, осторожненько выглянув из-за занавески.

Пленник замер на своем месте, с жадностью прислушиваясь к нашим голосам. В нем еще сохранилась надежда сбежать и порадовать командование ценной информацией.

– Сейчас я выйду и как бы случайно пожалуюсь на отсутствие войска – якобы все ушли в поход. А потом дадим сбежать, он сам своих и приведет. А наши ребятки

ужо поработают мечами.

Закончив с первым этапом, перешли ко второму. Сделав очередной глоток, Добрыня с сожалением разлучился с опустевшим кувшинчиком и направился к пленнику:

– Говори, собака, кто таков?!

Пленник дернулся, завыл жалобно и принялся скороговоркой тараторить:

– Моя твоя не понимать.

– По-русски, что ль, не говоришь?

– Ага, ага,- радостно закивал горе-шпион.

– Плохо,- вздохнул былинный богатырь.- Как бы узнать, сколько войска привел с собой твой хан?

– Хан капут! – закивал головой пленник.

– Собака твой хан! – согласился Добрыня.- Да сражаться с ним некому,- словно в задумчивости обронил он.- Все войска княжьи в поход ушли.

Глаза степняка хитро блеснули.

Наживку он проглотил вместе с крючком и леской.

Теперь этап третий – заключительный. Нужно устроить ему побег, но так, чтобы всякому было понятно – это сделано нарочно.

Моя очередь включаться в игру.

– Ну, как успехи? – спросил я, выходя из-за печи.

– По-нашему ни слова не знает,- вздохнул Добрыня.

– На сук его, и всего делов-то.

Шпион радостно закивал.

– Повесить в смысле.- Я потушил его неправедные мысли.- Ишь размечтался.

Степняк заметно приуныл.

– Сам справишься?

– Конечно,- заверил я богатыря.

Выведя пленника в лес, я принялся искать веревку. Даже развязал ему ноги, с сомнением посмотрел на оказавшийся в моих руках жалкий обрезок и отбросил его в сторону.

– На чем же тебя повесить? – задумчиво молвил я.-

Сейчас схожу в избу, принесу веревку. Ты ведь не сбежишь?

Пленник отрицательно замотал головой.

Ага, так я тебе и поверил…

Отступая к избе, я держал степняка в поле зрения, чтобы не дать зародиться в его голове мысли о том, что неплохо бы принести заодно: с важными известиями и вражеский скальп или что там они коллекционируют.

Едва я оказался в избе, как у пленника выросли крылья на ногах, словно у Гермеса.

При возникшей ассоциации пред моим взором возник худощавый, с длинными волосами мужик, совершенно голый, если не брать во внимание шляпу и кроссовки с крылышками. А голый потому, что ни один из наличествующих предметов одежды он не сообразил применить по назначению.

Кто таков? Откуда я его знаю?

– А где пленник? – дуя на булькающее варево, чтобы оно быстрее остыло, спросил Травник.

– Убег,- признался я.

– Как?

– Ногами.,

Дед Мороз заворочался и пропел:

– Много в мире есть вещей, но не лучше водки, баб и щей…

Поделившись сокровенным, он вновь затих, лишь легонько посапывая простуженным носом.

– Получится, как думаешь? – спросил я у Добрыни.

– Обязательно.- Положив руку мне на плечо, богатырь проникновенно посмотрел на меня. – Отныне ты брат мне названый, богатырь земли русской. Может, телом и хил, да хитрость великую имеешь. Вольга Всеславович, племянник Красного Солнышка, тоже слаб в кости, а сколько подвигов свершил?

– О чем это вы? – с досадой отставив варево, поинтересовался Травник.- Пленника нужно воротить, пока он своим атаманам все не доложил.

– А вот ловить его не нужно,- ответил Добрыня.- Наоборот, последуем за ним, проследим, чтобы он донес «секретные» сведения до своих. А то, неровен час, разъезд перехватит – тогда беде быть..

– По коням.- Я вскочил на ноги, чувствуя прилив сил.