Спэнсер Коэн. Книга 1

Глава 3

— Говорю вам, было невероятно, — рассказывал я, а Лола, Габриэль, Даниэла и Эмилио глазели на меня. Мы пили кофе в тату — салоне, сидя там, где клиенты ожидали своей очереди или пролистывали тату — журналы, что стало нашей утренней воскресной традицией. Я как обычно прихлебывал зеленый чай, они — кофе, и проходил через традиционный допрос после старта нового дельца. Какой он? Он извращенец? Есть ли у него фетиш на надувные куклы? Ну, знаете… нормальные такие вопросы.

— У него на стене в гостиной висят иллюстрации, написанные им самим, — сказал я им. — Карандашные наброски, но фон — акварельный. Охеренные картины. — Я кивнул на книги по татуировкам на кофейном столике, что стоял между нами. — Ничего лучше в жизни не видел.

— Н — да? — спросил Эмилио. Как татуировщик он бы оценил то, о чем я вещал. — Он рисует мультики?

— Он делает видео — борды, которые отправляют аниматорам, — пояснил я. — Нереально круто. А еще в гостиной у него огромный рояль.

— И что, в шкафу не скрываются похожие на живых синтетические секс — куклы? — разочарованно задала вопрос Даниэла.

Эмилио шутливо насупился.

— Не все такие же извращенцы, как ты.

Он хмыкнула.

— Спасибо, малыш. — Я не смог сдержать хохот. Эмилио и Даниэла стали мне очень близкими друзьями. Арендодатели — да, но Эмилио мне как старший брат, а его красавица — жена — названная сестра.

— Значит, он симпатичный и совершенно нормальный? — спросила Лола.

Я пожал плечами.

— Настолько хорошо мы еще не знакомы, то есть секс — игрушек в ящиках я еще не видал, но да. Если существует такое понятие как «нормальный». И говорю вам, он — прекрасная замена предыдущему парню.

Габриэль прыснул.

— О, да ладно, — сказал он. — Что плохого в том, что пацан двадцати с копейками лет коллекционирует ложки, а его диваны обернуты в полиэтилен?

Я покачал головой, вспоминая первые впечатления от посещения квартиры того парня. Меня передернуло.

— То была наименьшая из проблем. Чувак был жутким как черт.

Лола рахохоталась.

— А тот говнистый супербогач перед ним? Который считал своего бойфренда приобретаемым товаром и никак не мог врубиться, почему парнишка подался в бега.

— Это я посоветовал парнишке податься в бега, — пояснил я. — Я предпочел парня с полиэтиленом и «Клороксом^[4]» вместо этого козла. — Было вполне реально справиться с дебилизмом Раймонда, но самовлюбленный «самодельный» миллионер Джерард считал, что за деньги можно купить любую прихоть, включая людей. Такое дерьмо со мной не прокатывало.

— И когда Человек — Рояль будет здесь? — спросил Эмилио.

Мы всегда давали моим клиентам погоняла: Человек — Клорокс, Говнистый супербогач, Шерстяной парень, Человек — Жопа. Для всех нашлись походящие. Но по какой — то причине мне не понравилась идея навесить ярлык на Эндрю, тем более что прозвище принижало его.

— Его зовут Эндрю, — заявил я и решил оставить без внимания направленные в мой адрес взгляды и распахнутый рот Даниэлы. — Он будет здесь с минуты на минуту.

Как по заказу Эндрю, выглядя, как очень привлекательный ботаник в своем свитере с ромбиками и классических брюках, остановился перед дверью в салон. Он разглядывал название, абсолютно не замечая пятерых человек, наблюдавших за ним изнутри. Покачал головой, пробормотал что — то под нос и хотел вроде постучать, но потом на секунду «завис» и опустил руку. Сделал глубокий вдох и быстро тукнул по двери, решив, вероятно, не дожидаться пока потеряет самообладание и сбежит.

— Иди, спасай его, — пихнула меня Лола своей туфлей на высоком каблуке.

До меня дошло, что я сидел и, как идиот, пялился на него.

— Точно, — сказал я и быстро зашагал к двери отпирать задвижку. — Привет, — поздоровался я.

Эндрю послал мне полуулыбку.

— Привет.

Я отступил немного назад.

— Проходи, знакомься с моей командой. — Эндрю вошел, благоухая всевозможными приятностями, и я запер дверь: технически салон не работал еще час или около того. Выглядел он потерянным и не на своем месте, таращась на всех, кто таращился на него. Казалось, он либо грохнется в обморок, либо убежит. А, может, и все сразу. — Эндрю, — начал я, положив ладонь ему на плечо и немного подтолкнув вперед. — Это Даниэла и ее муж Эмилио, они владельцы салона. С Лолой ты уже встречался, а это ее парень Габриэль или Габ, как мы его зовем. Ребята, это Эндрю.

Все четверо помахали, брякнули тихое «привет» и неловко перекинулись парой слов. Эндрю вытер ладони о бедра, поэтому пока никто не успел ничего ляпнуть, чтоб смутить его еще больше, я посмотрел на него, все еще придерживая рукой за спину, и сказал:

— Готов?

Он быстро кивнул.

— Конечно.

Повернувшись к друзьям, которые смотрели на нас и улыбались, я произнес:

— Мы пошли. Словимся позже. Запрете за нами? — я направился к входной двери, отпер ее и придержал для Эндрю.

Дверь еще не успела закрыться, и клянусь, я уловил, как Лола визгливо зашептала, что она делает только в периоды эмоционального возбуждения.

— О, боже мой! Вы видели лицо Спэнсера? — Кто — то что — то забормотал, кто — то засмеялся, но, к счастью, дверь со щелчком закрылась, и больше я ничего не услышал. По воле Господа или благодаря хорошим манерам Эндрю вроде ничего не заметил. Я же мысленно отметил: убить своих так называемых друзей.

Я указал на ведущую к пляжу улицу.

— Сюда.

Пройдя полблока в тишине и немного поболтав о его поездке до моего дома, он проговорил:

— Твои друзья классные.

Я захохотал.

— Обычно они так себя не ведут. Они реально хорошие люди. Большинство считает татуировщиков бандитами, что совсем не так. Эмилио и Даниэла — очень верные друзья, а Лола… чокнутая. Но она моя лучшая подруга. Милая, суровая и чокнутая.

— Мало кто мог бы носить розовые волосы, черно — белое полосатое платье и бирюзовые туфли.

Теперь я ухмылялся.

— Да, мало кто. Она смахивает на девочку из пятидесятых, встретившую панк — рокершу.

Он улыбнулся.

— Правда.

— За углом есть небольшой марокканский чайный дом, — поведал я ему, кивнув вверх по улице. — У них отличные завтраки. Ты ел?

— Несколько часов назад.

Господи, было воскресенье, десять часов утра.

— Ты давно встал?

— Уже успел сходить в зал.

Я покачал головой.

— Тогда аппетит должен был появиться.

— Никогда не пробовал ничего марокканского. На завтрак, конечно.

Я открыл дверь в кафе и поймал себя на том, что улыбался ему.

— Тогда сегодня у тебя первый раз.

Внутренний интерьер кафе — сочетание оранжевого, пурпурного и красного. Здесь пахло специями и лимоном. Столы из темного дерева были низкими, а скамьи устелены подушками, и я был благодарен, что мой любимый столик пустовал. Располагался он в углу возле окна, в которое проникал солнечный свет.

Я уселся и ждал того же от Эндрю. Он устроился напротив меня, оглядываясь вокруг и улыбаясь.

— Люблю это место, — признался я ему. — А этот стол? Если б можно было принеси книгу и весь день получать чай, я бы никогда не ушел. Особенно зимой, когда солнце проникает в окно.

Он улыбнулся, в уголках глаз появились морщинки, и опять меня поразило, какой же он красавец. Коротко постриженные волосы песочного цвета были зачесаны на бок, но все равно немного взъерошены. Он был чисто выбрит и пах невероятно хорошо: мылом, дезодорантом и мужчиной. Он был такой весь из себя американский мальчик — аккуратист, знавший все на свете. Я постарался представить его в одежде примерно моего стиля или в чем — то ином, нежели чем в свитере с ромбиками и классических брюках, но не преуспел. Ему все это очень шло. Если бы существовал журнал под названием «Сексуальные ботаники», он был бы на обложке.

Хозяйка, пожилая женщина по имени Зинеб, подошла к нам и сверкнула улыбкой.

— Спэнсер, давно не виделись.

— Знаю! Был занят на неделе, — сообщил я ей. — Но мой друг никогда не пробовал ничего марокканского. Как считаете, с чего ему начать?

— С хобз бчехмы с бараниной и перцем, — ответила она. — Приготовлены сегодня утром, и мсемен, твой любимый.

Я усмехнулся.

— Как всегда. Пожалуйста, с медово — инжирным вареньем.

Она закатила глаза.

— Разумеется. Чай?

— Для меня — да, пожалуйста. — Я махнул рукой на Эндрю, изумленно смотревшего на меня. — И латте с двухпроцентным молоком, без сахара и сиропа. Спасибо. — Я сделал для него заказ ровно так, как ему нравилось.

Зинеб оставила нас и выкрикнула что — то по — арабски своему мужу. Боже, я обожал это место.

— Ты запомнил? — спросил Эндрю. — Какой кофе я пью.

— Конечно, — ответил я. Будто для него никто и никогда не делал таких простых вещей. — Моя работа — помнить о тебе все.

— Да, безусловно, — сказал он, неожиданно обнаружив что — то интересное в меню.

— Что напоминает мне, — добавил я. — О любимой песне.

— Понимаешь, не так — то все легко.

— Нет, легко.

— Тогда какую песню ты любишь больше всех остальных?

— Кавер Джеффа Бакли «Аллилуйя».

Он моргнул.

— Так просто?

— Так просто.

— Хорошая песня.

— Песня прекрасная, — поправил я. — Не пойми неправильно, мне нравится версия Леонардо Коэна. Но версия Джеффа Бакли… ну… прекрасна.

— Прекрасна? Довольно громкое заявление. — Он помрачнел. — Прекрасная песня? Как ты определяешь прекрасную песню?

Я поймал себя на том, что улыбался ему.

— Не выворачивай ее наизнанку, вот как. Отбрось весь технический шлак: параметры, аккорды и прочую лабуду. Исходи из ощущений. Что ты чувствуешь здесь. — Я прижал руку с груди. — Эта песня остановит меня, где бы я ни был.

Он рассматривал меня с намеком на улыбку, но в глазах мелькнуло понимание и невысказанное согласие.

— Что ж, если ты определяешь прекрасную песню именно так, то я бы назвал «Лунную сонату» Бетховена. — Он тяжело сглотнул и пожал плечами, как бы извиняясь. — Она не крутая или что — то типа того, но это красивая песня. Хотя формально это даже не песня, а музыкальная композиция.

— Формальности в сторону, не извиняйся, — сказал я. — Никогда. Если тебе нравится, признай. Повторяй за мной… — Он в ожидании уставился на меня. И я произнес: — Моя любимая песня — музыкальная композиция Бетховена «Лунная соната», потому что она охренеть какая классная.

Он зашелся в хохоте и огляделся вокруг убедиться, не слышит ли кто мои ругательства.

— Говори, — надавил я на него.

Он прокашлялся и тихо залепетал:

— Моя любимая песня — музыкальная композиция Бетховена «Лунная соната», потому что она… охренеть какая классная.

Я хмыкнул.

— Видишь? Разве не стало лучше?

Он усмехнулся как раз в тот момент, когда Зинеб принесла наши напитки и с надеждой посмотрела на меня.

— Ну? — сказала она. — И кто твой друг?

Эндрю остолбенел, глядя на нее, а я представил их друг другу.

— Это Эндрю. Эндрю, это Зинеб, творец самого вкусного зеленого чая во всем ЛА.

Он просияла.

— Ему нравится марокканский зеленый, — обратилась она к Эндрю. — Мало кому он нравится. Купи ему чай, и ты завоюешь его сердце. — Я фыркнул, а Эндрю почти проглотил язык. — Еда скоро будет, — добавила она и удалилась, по — видимому, не обратив внимания на ужас, отразившийся на лице Эндрю.

— Она считает, мы…?

Он кивнул.

— Лучше привыкнуть, — сказал я, разворачивая чашку чая. — Нужно, чтоб публика думала, что мы встречаемся. Особенно Эли.

Брови Эндрю сошлись на переносице, но он кивнул.

— Да. Наверно.

— Не такой уж я и страшный, — брякнул я, пошутив лишь наполовину.

— Что? Нет! — яростно воскликнул он. — Ты просто… ну, знаешь…

— Нет, не знаю. — Это могло плохо закончиться. Мне практически не хотелось задавать вопрос. — Это хорошее «ну, знаешь» или плохое «ну, знаешь»?

— Хорошее, — протарахтел он. Шею покрыл слабый румянец. — Просто ты такой… стильный. — Он поежился от сказанного слова. — А я нет.

— Ну, простите мистер любитель «Заводного апельсина» и «Лунной сонаты», — парировал я с улыбкой. — Это чертовски круто.

Он покачал головой, полностью игнорируя мои слова.

— Но посмотри, как ты одет.

Я глянул на свою одежду: брюки три четверти песочного цвета, белая рубашка на пуговицах и синие замшевые «оксфорды».

— Я одет как — то не так? — спросил я. Всем всегда нравился мой стиль. — Хотел еще нацепить подтяжки, но не стал.

Он покачал головой.

— Все в порядке. И мне бы понравились подтяжки на тебе. Ты выглядишь так, словно сошел со страниц «Модного Лос — Анджелеса».

Я фыркнул.

— Ты еще и журналами занимаешься? — поинтересовался я. — Мне ты достался из «Сексуального ботаника», — признался я, а он с недоверием расхохотался. — У меня ты был на обложке. Не на какой — то там четвертой странице, как я у тебя. О нет, друг мой, у меня ты на обложке.

Он тихо хихикнул и отпил кофе.

— Окей, я переуступлю тебе обложку.

Я расплылся в улыбке.

— Спасибо!

— Сексуальный ботаник, — мягко повторил он, качая головой. — Ты бредишь.

— Я искренне верю, что ты вписываешься в обе категории, — сказал я, покрутив чашку. — И, хочется добавить, достаточно неплохо. Мне нравится, как ты одет.

Он снова вспыхнул, порозовели даже кончики ушей.

Я высунул ногу.

— Как бы то ни было, эти ботинки я люблю. Отвалил за них целое состояние.

— Заметно, — проговорил он, любуясь моими «лоферами».

Я протянул руки, чернила покрывали каждый миллиметр моей кожи от закатанных рукавов рубашки до запястий.

— Тебе нравятся мои татуировки?

Он снова застыл, но прежде чем успел ответить, Зинеб принесла наш заказ.

— Вы поделитесь между собой, мальчики? — спросила она.

— Да, — ответил я, освобождая место на столе. — Попробуем всего по чуть — чуть. — Зинеб расставила нашу еду, раздала нам тарелки и приборы и удалилась. — Попробуй сначала закуску, — сказал я ему. — Очень вкусно. Пряная баранина и средиземноморские овощи в лепешке. А мсемен — как блины. Муж Зинеб сам делает медово — инжирное варенье. Оно божественное.

Он подцепил вилкой хобз бчехму, отправил в рот и простонал — хриплым гортанным звуком, от которого мою кожу начало покалывать.

— Окей, ничего себе.

Я засмеялся, стараясь игнорировать свою реакцию на него.

— Супер, да?

Он кивнул и продолжил есть. А в перерыве задал вопрос:

— Теперь моя очередь спрашивать?

Черт. Я кивнул.

— Ага.

— Из какой части Австралии ты родом?

— Сидней.

— И живешь здесь два года?

Я кивнул, запивая еду глотком чая.

— Да.

— Почему ты переехал?

Я задумался, как лучше ответить. Мне не стоило углубляться в семейную историю перед парнем, которого, по всей видимости, я не увижу уже через месяц, поэтому решил высказаться уклончиво.

— Я ненавидел свою работу и хотел путешествовать. Билеты в ЛА были выставлены на распродажу, так что я упаковал чемодан и теперь сижу здесь.

Какое — то время он переваривал информацию. Я понятия не имел, поверил он мне или нет. Казалось, что да.

— Семья?

Боже. Ладно, может, и нет. Нужно было проработать свои способности выворачиваться из подобных ситуаций.

— Родители до сих пор женаты. Два брата. Оба младше меня.

— Они не возражали насчет твоего переезда на другой край света?

— Нет.

— Они навещали тебя? — надавил он. — Или ты бывал у них с тех пор?

Рот был забил едой, так что говорить я не мог, даже если б и хотел. Нельзя было признавать правду. Я покачал головой.

— Скучаешь по ним?

— Да. — Слово вылетело немного быстрее, чем должно было.

Он кивнул, больше для себя, чем для меня, и тогда я понял: он видел меня насквозь. К счастью, он не стал прессовать, а просто сменил тему.

— Любимая еда?

— Ты ешь ее.

— Самая нелюбимая?

— Моллюски. Я аллергик.

Его вилка тормознула на полпути к губам.

— Серьезно?

Я вытащил из кармана «ЭпиПен^[5]» и поднял, чтоб он смог рассмотреть.

— Очень. Обычно я таскаю с собой такой пузырек, если питаюсь в новом месте, и, как правило, не ем выходцев из воды. — После чего в шутку добавил: — Если только он не идет в душ первым.

Эндрю рассмеялся.

— В общем, никаких морепродуктов.

Я покачал головой и убрал «ЭпиПен» обратно в карман.

— Не — а. Для полной безопасности я не ем ничего, что добывают из воды, типа рыбы, что по факту не является моллюском. Также не употребляю азиатские блюда, потому что они используют рыбный соус в качестве основы. В ресторанах приходится постоянно задавать кучу вопросов, прежде чем поесть, но до некоторых так и не доходит. Например, тайский салат из говядины? Кажется, все нормально, там же только говядина и салат, но в заправке рыбный соус. Даже парней, с которыми я работаю… ну, фальшивые свидания, — я указал на нас обоих, — мне приходится просить не есть ничего, что может спровоцировать аллергию. Если нам придется целоваться, а он только что заточил лобстера… Не очень — то хорошо будет смотреться, если я впаду в анафилактический шок перед бывшим.

Он выглядел потрясенным.

— Такое случалось?

Я послал ему улыбку.

— Нет.

На лице отразилась задумчивость, и он положил вилку на пустую тарелку.

— Ты целуешься со всеми клиентами?

— Хочешь знать, придется ли нам?

Он кивнул.

— Если это привлечет внимание Эли — да. Если это вынудит его возжелать закинуть тебя на плечо и утащить в свою пещеру, снова сделать тебя своим — да. — Я позволил ему минутку обо всем подумать; сомнений не было, в голове у него проносился видеоряд. — Клянусь, я отлично слежу за гигиеной полости рта, у меня сверхмягкие губы, а язык подключается, только если это оправдано.

Он громко загоготал и снова покраснел. Господи, он был таким простым.

— О… эм… точно.

Я поменял тарелки местами и выставил вперед блины, сбоку пристроив варенье, чтоб он смог попробовать. Что также дало ему время собраться с мыслями.

— В общем, думаю, сегодня мы могли бы пробежаться по расписанию Эли.

— Ой. — Он с трудом сглотнул. — Конечно.

— Можем провести небольшое расследование, — объяснил я. — Промониторить его «фейсбук», узнать, где он бывал, что — то подобное.

Он задумчиво кивнул.

— Окей.

— В курсе, где он живет?

Он насупился и покачал головой.

— Нет.

— Где он работает?

— В центре.

— Чем занимается?

— Работает в типографии на Уилшире.

Не так уж и далеко.

— Хобби? Зал? Любимые бары?

— Мы состоим в одном и том же клубе, но с тех пор я не видел его там, — сказал Эндрю. — Мы ходили в несколько баров в Эхо — Парке — не моя стихия.

— А какая у тебя стихия?

Он прокашлялся.

— Недалеко от его работы есть джаз — бар. Великолепная еда, невероятная музыка.

— Ты любишь джаз?

Он кивнул.

— Люблю. — С невинным выражением лица он подцепил вилкой марокканских блинчиков с медово — инжирным вареньем, закинул в рот и застонал — глубоким, хриплым, восхитительным стоном, отчего по моему телу побежали мурашки, а по члену прокатилась волна приятной боли. — О, боже мой, — пробормотал он.

Я уставился на него. Господи, что это был за звук. Если он так стонал от еды, я бы с удовольствием послушал его в постели.

— Что? — спросил он, вырывая меня из похотливого оцепенения.

Черт. Меня поймали на подглядывании. Я поерзал на стуле, стараясь подавить наполняющее член желание, и прочистил горло.

— Блинчики хороши, да?

Он кивнул.

— Очень хороши. — Он положил в рот очередную порцию, но в этот раз вздохнул. Я почти расстроился.

Зинеб появилась возле столика с проницательной улыбкой.

— Ему нравится джем, да? — спросила она и пихнула меня локтем. — Или он издает эти звуки для тебя? Заметно, что ты в восторге, Спэнсер.

Эндрю чуть не выронил вилку, но смущен был именно я. Щеки вспыхнули от прилива тепла, и мне пришлось прятаться за смехом, но я краснел. Иисусе. Хотелось умереть.

Шок Эндрю перешел в стыдливость, хотя он не стал таким же бардовым, как я.

— Было громко?

Я решил поглумиться.

— О, да.

— Ой, — тихо сказал он. Он не смеялся. Он смотрел на Зинеб. — Прошу прощения.

Она взяла со стола пустую тарелку и рассмеялась.

— Не стоит извиняться. Спэнсеру понравилось. — Она похлопала по моему плечу и отправилась обратно к стойке, а меня окатило новой волной позора.

— Мне реально неловко, — прошептал он.

Дерьмо. Я схватил его за руку и сжал ее, решив не пускать ситуацию на самотек.

— Не надо. Это моя вина. Мне не стоило… — Я покачал головой. — Хочешь уйти отсюда?

Он кивнул. Все еще держа его за руку, я поднялся и пошел к стойке, отпустив его, только чтоб оплатить по счету. Протянул Зинеб свою карту, молясь, чтоб она не смутила меня еще больше.

Не повезло. Она сладко улыбнулась.

— Я так рада видеть Спэнсера с мужчиной, благодаря которому он счастлив.

Я рассматривал возможность начать молиться богам землетрясений, чтоб они встряхнули Сан — Андреас, земля разверзлась и полностью меня поглотила. Но вместо этого стоял там как дебил, став темно — розового оттенка, и пробормотал:

— Спасибо вам, Зинеб. Вы вообще сегодня не опозорили меня.

Она вернула карту, глядя на меня в замешательстве.

— Что? Ты не влюблен в этого мальчика?

Я покачал головой и проглотил ком в горле, который, скорее всего, был моим сердцем.

— Спасибо, Зинеб. До следующего раза.

Она еще больше пришла в замешательство.

— Но, Спэнсер, на других парней ты смотришь иначе.

Чтоб не оказаться на линии огня с ложной информацией, я сграбастал руку Эндрю и потащил его из кафе, на выходе помахав Зинеб. Промчавшись около двадцати метров по улице, я отпустил его руку, упираясь ладонями в колени и переводя дыхание.

Эндрю поразил меня своим смехом. Я ожидал целый список реакций от гнева до стыда, даже возмущения. Но хохот? Я посмотрел на него.

— Чего тут веселого?

— Ты, — ответил он. — Выражение твоего лица.

— Она до чертиков смутила меня!

— Она смутила тебя? Да она всему кафе поведала, что я издаю звуки, которые тебе нравятся!

— Ну, должен сказать, твои секс — звуки — просто бомба.

Он вытаращил глаза и разинул рот.

— Мои кто?

Теперь настала моя очередь смеяться. Я выпрямился.

— Неважно. Давай просто забудем все, что она сказала.

Он глазел на меня.

— Мои секс — звуки?

— То, как ты стонал, — пояснил я, кашлянув. — Было… до ужаса сексуально.

Он скрестил руки, потом выпрямил, затем засунул в карманы. Выглядел он довольно взбешенным, но окрасивший его пылающий румянец выдал с головой.

— У тебя привычка такая — нести неуместную фигню?

— Только когда парни издают неуместные стоны, вынуждающие меня думать о развратных вещах, что приводит к озвучиванию такой фигни вслух. — Я пожал плечами. — И вообще, по мне так вполне уместно сказать правду. Твои стоны очень эротичны.

Он закрыл глаза ладонью.

— О, Господи. — Его рука опустилась вниз, и он уставился на меня. — Не могу поверить, что ты это произнес.

— Не могу поверить, что ты об этом не знаешь, — ответил я. — Никто никогда не говорил тебе?

Он был в ужасе.

— Мы не будем вести такую беседу. Вето.

Я захохотал и кивнул на тату — салон.

— Пошли, нам надо отследить твоего приятеля.

Салон был открыт. Я придержал дверь для Эндрю.

— После вас.

Он вошел внутрь и засунул руки в карманы — верный признак его нервозности или неуверенности. Эмилио пребывал на рабочем месте, а на стуле сидело знакомое лицо с обнаженной и украшенной чернилами грудью.

— Здорова, Спэнсер! — крикнул Эрик, протягивая руку.

Я ударил по его кулаку.

— Привет, мужик. — Эрик был постоянным клиентом. Я пристально посмотрел на многообещающий рисунок на его груди. — Выглядит круто.

Эмилио без отрыва от работы произнес:

— Эй, Спэнсер, можешь подать проспиртованную вату?

— Разумеется, — ответил я, направляясь к шкафу, где у него все хранилось, и положил коробку на столик рядом с его рукой. — Лола и Габ еще здесь?

— Ага, — донесся голос Лолы. — Вторая кабинка.

Я кивнул Эндрю, безмолвно приглашая пройти за мной, и повел его в дальнюю часть салона к приватным кабинкам. Шторка была слегка приоткрыта, и я нырнул в зазор головой: Габ лежал на столе, а Лола и Даниэла стояли возле него, осматривая его зажатый сосок.

— Привет, — со смешком сказал я. — Мне стоит поинтересоваться?

Габ закатил глаза.

— Лола хочет проколоть мне соски.

Я вошел, а Эндрю остался возле входа с выражением шока и нездорового любопытства на лице. Я взглянул через плечо Лолы на вытянутый и зажатый сосок Габа. Он еще не был проколот, но Лола держала в руке иглу.

— Ты собираешься колоть?

Она взволнованно кивнула.

— Даниэла контролирует, но да, я проткну кожу и вставлю маленькую штангу. — Даниэла занималась пирсингом и позаботилась, чтоб все прошло идеально.

Габ вздохнул.

— Я начинаю думать, что у моей девушки помешательство на боли.

Я фыркнул.

— Только если боль твоя, мой друг.

— Хочешь, сделаю и тебе? — спросила Даниэла.

Я инстинктивно прикрыл руками соски.

— Нет.

— Больше приятно, чем больно, — сказала Даниэла, поиграв бровями. — Поверь.

— А как насчет принца Альберта^[6]? — спросила Лола.

Мой член попытался забраться внутрь тела.

— Господи, нет.

Отсмеявшись, Лола посмотрела на Эндрю.

— Как позавтракали?

Эндрю улыбнулся ей.

— Хорошо. Ели марокканскую кухню. Походу, я издавал секс — звуки, и Зинеб заявила, что Спэнсер влюблен в меня.

Секунды три все таращились на него и изумленно молчали, пока я не зашелся в хохоте. Просто не верилось, что он это произнес.

— Ты не должен был им рассказывать!

Эндрю хмыкнул и посмотрел на моих друзей.

— Вам стоило видеть его румянец.

Я направил взгляд на Лолу.

— Он врет. У него расстройство — он патологический врун и постоянно толкает подобное дерьмо.

Эндрю рассмеялся, но когда Лола, Даниэла и Габ повернулись в его сторону, он медленно покачал головой.

— Это правда.

— Окей, — сказал я, хлопая в ладоши. — На этой ноте мы, пожалуй, и свалим.

Я попытался выпихнуть Эндрю за дверь, но он смотрел на вытянутый сосок Габа и хмурился.

— Выглядит болезненно.

Лола подняла иглу и взмахнула ресницами.

— Больно только до тех пор, пока боль не уходит.

В этот раз я схватил Эндрю за руку и потащил к задней двери салона.

— Она реально проткнет ему сосок?

Я поднес руку к замку и не успел его отпереть, как из второй кабинки донесся вопль Габа:

— Оу! Святые угодники!

Рот Эндрю распахнулся, и я кивнул.

— Можно принять как «да», — сказал я. Эндрю немного побледнел, а я открыл для него дверь. — После вас.