Среди роз

Глава 6

В ту ночь Женевьева, лежа без сна в полутьме в своей постели, боялась закрыть глаза. Стоило сделать это, и перед ее мысленным взором возникал мрачный, разъяренный ее предательством Тристан. Она вновь видела, как он падает, вспоминала, что творилось в зале, когда она спустилась туда. Весь пол был усеян телами стражников замка и трупами врагов.

В ушах Женевьевы звучали скорбные рыдания матерей, детей и девушек, нашедших среди погибших своих близких, потерянных навсегда. Никто не упрекал хозяйку замка, не бросал на нее укоризненных взглядов. И все-таки, какое дело простым людям до того, кто взойдет на престол? Они зависят от мелких землевладельцев и рыцарей; их кормят труд и земля. По старинному обычаю, крестьяне объединялись в испытаниях и в труде, вместе платили налоги и боролись за выживание. Они редко покидали свои деревни, никогда не бывали в Лондоне. Женевьева считала, что обязана обеспечить им не только победу, но мир и покой.

Но как позаботиться о подданных отца, отказавшись от борьбы? В дни осады в замке ручьями лилась кровь, люди страдали и умирали. Женевьева не отворачивалась при виде раненых. Она тоже похоронила близких и оплакала их вместе с другими обитателями замка. Но сегодня что-то изменилось, на сердце Женевьевы лежал тяжелый камень.

Боясь закрыть глаза, она вся дрожала, и хотя в комнате жарко пылал камин, натягивала до подбородка теплое меховое одеяло. Ей никак не удавалось забыть ненавидящий взгляд Тристана. Она убила его. Господи, это лицо будет преследовать ее до самой смерти!

В дверь постучали. Женевьева вздрогнула. Где же Темкин? Он обещал не отходить от двери спальни. С тех пор как началась осада, на пороге ее комнаты всегда стояли двое стражников с волкодавами.

— Женевьева! — послышался голос Эдвины. Обрадованная девушка вскочила, босиком подбежала к двери, распахнула ее и увидела тетку в одной ночной сорочке, закутанную в шерстяное одеяло. Ее глаза в полутьме казались огромными. Оглядевшись, Женевьева заметила у двери спящего Темкина, рядом с которым свернулись псы.

— Входи. — Она пропустила Эдвину в комнату. — Мне не спалось…

— Мне тоже. Мы победили, но теперь мне страшнее, чем прежде!

Женевьева давно привыкла утешать тетку, забывая о своих опасениях.

— Все будет хорошо, Эдвина. Мы и вправду победили.

Эдвина подошла к камину и уставилась на огонь.

— Нет. — Она покачала головой и поежилась. — Он вернется.

По спине Женевьевы пробежали мурашки, словно кто-то приложил к ней ледяной клинок. Внезапно перед ней вновь возникло лицо Тристана, его взбешенные глаза, насупленные брови. Неужели тетка считает, что он воскреснет из мертвых?

— Эдвина. — Она приблизилась к тетке и положила ладонь на ее плечо. — Тристан… не вернется. Он мертв. Я убила его. Его вынесли из замка и где-то похоронили. А мертвецы не встают из могил, чтобы отомстить живым.

— Мертвецы? Он жив!

— Тристан мертв! — почти выкрикнула Женевьева. — Я сама убила его. Клянусь тебе, это правда!

Эдвина усмехнулась:

— Лорд Тристан тут ни при чем. Я имела в виду его помощника, Джона Плизенса.

Нахмурившись, Женевьева опустилась в кресло, но вдруг вспомнила, что еще сегодня днем в нем сидел Тристан, и вскочила. Улыбка Эдвины ничуть не успокоила ее. Они сражались с врагом и победили — это правда. Тристан не восстанет из мертвых, чтобы отомстить.

— Джон — это тот юноша с дружелюбной улыбкой? — уточнила Женевьева.

Эдвина кивнула:

— Но едва он понял, что очутился в ловушке, как тут же перестал улыбаться.

— Джон спасся бегством? — Эдвина кивнула, и Женевьева продолжала: — Пожалуй, я даже рада этому. Он показался мне слишком молодым, учтивым и…

— Да, он был учтив, пока не заподозрил неладное. — Эдвина обняла племянницу. — Господи, когда же это кончится? Мне так страшно! Они непременно вернутся, перережут нас всех и не оставят от замка камня на камне!

— Эдвина, не бойся. С первым же лучом солнца наши каменщики начнут заделывать бреши в стенах. Кузнецы уже куют новые мечи и доспехи. Сэр Гай отправится за подмогой к королю — мы ведь послали в армию такой многочисленный отряд! Сэр Гай привезет пушки и порох, и мы вновь будем неуязвимы!

— Хотелось бы верить в это, — всхлипнула Эдвина.

— Поверь, так все и будет.

— Женевьева, ну что со мной такое? Ты моложе меня, но гораздо сильнее духом!

«Ошибаешься, — мысленно возразила Женевьева. — Я трусиха, мне страшно даже закрыть глаза. Я до сих пор помню его прикосновения, огонь глаз Тристана и его смерть!»

— Нам надо выспаться, — ответила она.

— Я боюсь оставаться одна, — призналась Эдвина. — А место рядом с Анной уже заняла Мэри…

— Тогда давай ляжем вместе. Ночь пройдет, а вместе с ней исчезнет и страх. Вот увидишь!

Они улеглись в постель и прижались друг к другу, как дети. Женевьева поежилась, размышляя о том, что случилось бы, если бы Тристан остался жив.

В конце концов она пришла к выводу, что день завершился удачно. Враги могли расправиться с ней, а вместо этого она одолела их. Заснула Женевьева только на рассвете.

Вокруг царил мрак — непроглядный, бесконечный, пугающий. В нем не существовало даже боли, в нем не было ничего, кроме кромешной тьмы.

Он не видел себя, но чувствовал, как бредет сквозь этот мрак. Прошло много часов, прежде чем темнота начала рассеиваться и сменилась тусклым сероватым светом — словно густой туман над болотом. Серая мгла клубилась, окутывая его.

Сквозь нее проступили смутные фигуры. Оказалось, что вокруг лежат трупы. Остановившись, он перевернул один из них на спину и узнал своего воина, молодого сквайра из Нортумбрии, еще не посвященного в рыцари.

Тристан не сразу заметил, что у юноши нет глаз — их выклевали грифы. Рот его был широко открыт, черные глазницы с упреком смотрели на Тристана, вызывая мучительные угрызения совести. Он отпрянул, схватившись за голову.

И споткнулся о другой труп. Из горла Тристана вырвался пронзительный крик: перед ним лежала Лизетта. Ее каштановые волосы спутались, на шее ярко выделялись черные пятна, кожа посерела, а на юбках запеклась кровь…

У Лизетты тоже не было глаз. Вид пустых черных глазниц мучил Тристана, рвал ему душу. Вдруг Лизетта пошевелилась, словно пытаясь протянуть ему что-то — еще один труп, совсем крошечный, который мог бы поместиться на ладони Тристана. Это был ребенок, так и не успевший родиться.

Он вновь ощутил резкую, мучительную боль в голове, стиснул ладонями виски и закричал… В рот набилась земля.

Еще много долгих минут Тристан лежал неподвижно, с ужасом вспоминая сон, думая, откуда взялась земля и почему вокруг темнота. Голова разрывалась от боли.

Он попытался сдвинуться с места. Земля зашуршала, послышались скрежещущие, надрывные звуки… Тристан застыл, пораженный страшной догадкой: его погребли заживо! Этот скрежет — его дыхание в могиле, где песок и земля набивались в рот.

Ужас охватил его, вызвал неудержимую дрожь, от слепой ярости боль в висках усилилась. Кругом вновь потемнело, и Тристан понял, что должен успокоиться. Ему не хватало воздуха. Он сглотнул, заставляя себя дышать медленнее и шевелиться осторожно.

Поначалу ему казалось, что он не сумеет сдвинуться с места. Руки и ноги не подчинялись ему, тело было расслабленным. Тристан собрался с силами и шевельнул пальцами. Его прошиб пот — предвестник страха. Поразмыслив, Тристан рассудил, что эта наспех вырытая могила никак не может быть глубокой. Двигая пальцами, он ощупывал камни. Пальцы начали кровоточить. Земля и камни мало-помалу раздвигались; наконец руку овеял прохладный воздух. Тристан осторожно стал высвобождать вторую.

Никогда в жизни ему не случалось выполнять столь тяжкую работу. Силы то и дело покидали его. Стиснув зубы, Тристан напрягся.

Наконец и вторая рука пробилась сквозь слой камней и земли. Господи, его едва забросали землей! Только из-за слабости все это показалось ему непробиваемой толщей. Он сбросил камни и землю с головы, встряхнулся и вздохнул.

Чтобы сесть, Тристану пришлось собрать остатки сил, сосредоточиться и осторожно приподнять торс. Но невыносимая боль в голове снова погрузила его во мрак.

Однако даже во мраке Тристан чувствовал, что жив. Через несколько минут тьма рассеялась. Он открыл глаза, огляделся и понял, что сейчас ночь. Внезапно Тристан закашлялся — свежий воздух обжег легкие. Успокоившись, он глубоко вздохнул и уловил соленый запах моря. Где-то рядом плескались волны.

Тристан вновь закрыл глаза и вдохнул сладкий ночной воздух, очищенный морем. Боль в голове понемногу утихала. Сделав над собой еще одно усилие, он сел.

Неярко светила луна, что было даже к лучшему: глаза Тристана не вынесли бы сейчас ослепительного солнца. Разглядев поблизости большой валун, он оперся об него и принудил себя встать. Но едва Тристан сделал шаг, как глаза опять заволокла серая пелена, и он упал. Выждав минуту, снова сел, убеждая себя набраться терпения. Ему пришлось долго ждать, пока клубящаяся серая мгла рассеялась.

В эти минуты он вдруг отчетливо вспомнил недавние события. С воспоминаниями вернулась и ярость. Его предали — вероломно, коварно предали. И опоили. Тристан так и знал, что эта особа лжет. Но лгала она так искусно, что уличить ее не удалось.

Еще больше его злило то, что он, с первых минут почуяв подвох, все-таки поддался ее чарам. Тристан вспомнил, как Женевьева Иденби упала на колени, моля и обещая, очаровывая, взывая к милосердию так искренне и трогательно, что он дрогнул, — и в ответ она нанесла ему смертельный удар. Да, эта «леди» своими руками попыталась убить его, почувствовав угрозу.

Тристан задрожал, понимая, что побывал на грани смерти.

— Я встану! — вдруг яростно воскликнул он. — Встану и буду жить! — Тристан уцепился за выступы камня и попытался выпрямиться. — Хотя бы для того, чтобы отнять у этой дьяволицы все, что ей принадлежит — замок, земли, честь… и гордыню, всю, до последней капли!

Клятва, произнесенная тихим и слабым голосом, все же подействовала на него. Угрожая отомстить Женевьеве, Тристан медленно поднялся, судорожно сглотнул, убрал ладонь с валуна и выпрямился.

С того места, где он стоял, открывался вид на замок Иденби. В глазах Тристана вновь помутилось. Покачнувшись и поняв, что вот-вот лишится чувств, он прислонился к валуну и торопливо огляделся. Тристан стоял среди мшистой низины, окруженной кустарником. Шатаясь и моргая воспаленными глазами, он попытался сделать шаг. Ноги отчаянно дрожали, он упал на колени и пополз на четвереньках, а затем глубоко вздохнул и лег, прикрыв глаза и борясь с тошнотой. Перед ним опять поплыл туман.

Проклятое вино! Вот если бы только смочить водой пересохшее горло! Но воды нигде не было. Тристану оставалось уповать лишь на то, что постепенно боль и тошнота утихнут.

Повернувшись на бок, он устремил взгляд на луну и вдруг понял, что надо делать: думать о Женевьеве Иденби. Вспоминать ее шелковистые волосы, умоляющие глаза, подкупающие и лишающие воли.

Тристан снова зажмурился, ощутив странное спокойствие. Казалось, неподвижные конечности начали наливаться силой. Сердце забилось быстрее.

А все потому, что он считал своим долгом отомстить ей. Месть неизбежна — как морские приливы, как восход солнца. Он обязан отомстить!

Тристана разбудил рассвет. Осторожно открыв глаза, он понял, что видит все вокруг ясно и отчетливо. Тристан прищурился, поглядел на восходящее солнце и улыбнулся, словно приветствуя золотистое светило, поднимающееся из розоватой дымки.

Наконец он осторожно сел, ощупал рану над виском и поморщился: до нее нельзя было даже дотронуться. Но несмотря на зверский голод, жажду и слабость, Тристан уже не испытывал унизительного головокружения, которое свалило его с ног прошлой ночью. Поднявшись, он приободрился, ибо мог стоять прямо!

Тристан внимательно огляделся. Прямо перед ним находились задние ворота замка Иденби. Он отметил, что здесь замок защищает только стена — и море. Ни одно судно не подошло бы к этому берегу: из воды торчали острые камни. Небольшой пляж неподалеку был окружен неприступными скалами. Пожалуй, здесь не нашлось бы серьезных препятствий для лодки… или для пловца.

Через замок Иденби не пробраться — это ясно как день. Ему не хватит ни сил, ни проворства, для того чтобы взобраться на стену или проскользнуть по двору словно тень. Единственная возможность — обогнуть замок вплавь.

Пора было действовать, принимать решение. Жажда нестерпимо мучила его: Тристан впервые узнал, что значит всем существом мечтать о глотке воды. Но к счастью, рассудок не покинул его. Если он доберется до воды, то прилив и волны помогут ему обогнуть скалу и, с Божьей помощью, доплыть до той бухты, на берегах которой раскинулся его лагерь. На краткий миг Тристан закрыл глаза. Сначала придется спуститься с почти отвесного утеса.

Утес порос сырым мхом. Тристан начал спускаться к берегу, цепляясь за выступы камней, хватаясь за листья папоротника, похожие на перья. Внезапно он потерял опору, чертыхнулся и кубарем покатился вниз. Бешеное движение вдруг прекратилось, и мгновение спустя Тристан рухнул на белый песок.

Несколько секунд он лежал, оглушенный падением, а зачем расслабился и громко рассмеялся. Его тело покрывали ссадины и синяки, но все кости были целы. Под ним был чистый мягкий песок, Тристан вслушивался в плеск волн, впивал запах моря, точно крепкое вино. Эти запахи и звуки дарили ему надежду и решимость. Накатила волна, омыла его тело и лениво отступила. Поднявшись, Тристан направился к воде и слегка поморщился: она оказалась холодной. Не раздумывая он зашел поглубже — и поплыл.

Плыть было нелегко: волны прилива норовили выбросить его на берег. Он быстро устал, От ледяной воды Тристана клонило в сон. Появилось опасное желание перестать бороться за жизнь, уйти в аквамариновую глубину и уснуть…

«Не останавливайся, не сдавайся!» — твердил он себе. И хотя с каждым движением мышцы ныли все сильнее, продолжал плыть.

Каждый раз, когда Тристан уже был готов сдаться, соленая вода обжигала воспаленные глаза, и он вспоминал о леди Женевьеве — самой прекрасной и самой коварной женщине на свете. Ему нужно выжить, иначе она не узнает вкуса поражения. Тристан заставит ее поплатиться за обман и предательский удар. А еще — за неглубокую могилу, вырытую наспех.

Гнев придавал ему сил. Гребок, вздох, гребок… и так без конца.

Внезапно скала, вздымавшаяся слева, исчезла. Тристан моргнул, стряхивая с ресниц соленую воду. Но зрение не подвело его: рядом тянулся пологий берег.

Он коснулся ногой каменистого дна. Берег, берег — и совсем рядом! Та самая бухта! Тристан разглядел на берегу воинов, лошадей и горящие костры.

Спотыкаясь о камни, он ринулся вперед, и тут его вновь обступила темнота.

Пелену забвения разорвали голоса. Кто-то схватил Тристана за плечи, приподнял его, вырвал из мокрых объятий моря.

— Тристан! Клянусь Богом и пресвятой Девой — это лорд Тристан!

Он открыл глаза. Рядом стоял на коленях человек с красной розой Ланкастеров на доспехах.

— Пить! — хрипло прошептал Тристан и снова смежил веки. Теперь, оказавшись среди своих, он мог себе это позволить.

К середине утра у Женевьевы разыгралась такая головная боль, что перед ней отступили воспоминания минувшего дня.

Мэри разбудила хозяйку с первым лучом солнца: обитатели Иденби ждали приказаний. Она растерялась. Отец не часто утруждал ее делами. Обычно он управлял замком сам, с помощью многочисленных помощников. Несмотря на хаос в стране и постоянную смену монархов, лорд Иденби сумел сохранить свою собственность. Он обожал охоту и подолгу беседовал с друзьями о философии и богословии. О делах замка и арендной плате Эдгар вспоминал лишь от случая к случаю.

При управляющем лорда Иденби, Майкле, дела шли как по маслу — и в самом замке, и в окрестных фермах. Он собирал плату с арендаторов, следил за работой соседней мельницы. Короче, все лежало на нем. До сегодняшнего утра Женевьева даже не представляла себе, что значит быть хозяйкой огромного поместья.

После смерти отца она с готовностью взяла на себя его обязанности, а отдавая приказы воинам, ощущала ни с чем не сравнимое удовлетворение. Ей не хватало времени подумать о том, не ошиблась ли она, и у нее даже не возникало мысли о возможном недовольстве подданных.

И вот теперь Женевьева растерялась. Майкл был мертв — как и ее отец, и Аксель. Сэр Гай собирался в путь. Половина грозного замка превратилась в руины, над Иденби по-прежнему нависала угроза.

Мэри сообщила госпоже, что отец Томас и сэр Хамфри ждут ее в кабинете Эдгара. Эдвина еще спала. Женевьева решила не будить тетку, а посетителям велела передать, что вскоре придет.

Она оделась в темно-серый бархат под стать своему настроению, заплела волосы в длинную косу и спустилась вниз. Увидев Женевьеву, сэр Хамфри и отец Томас встали. Сэр Хамфри вышел из-за массивного дубового стола и предложил девушке присесть, смущенно пожелав ей доброго утра.

Она села и встревоженно взглянула на отца Томаса. Предыдущий день он провел в часовне, стоя на коленях. Отец Томас не одобрял планы защитников замка, но смирился с ними. Высокий и худощавый священник отличался проницательностью.

Простолюдин, он предпочел духовный сан тяжелому труду батрака не из лени, а по велению сердца. Женевьева обрадовалась появлению отца Томаса в Иденби: этот суровый человек не заставил бы ее целыми днями молиться, но приступил бы к обязанностям духовного наставника. Обычно он обращался с ней как старший и мудрый товарищ и при необходимости всегда оказывался рядом. Темноволосый и зеленоглазый, священник был очень хорош собой, и Женевьева подозревала, что он водит дружбу с дочерью одного из ремесленников. При всей преданности церкви отцу Томасу недоставало фанатизма. Пожалуй, это особенно нравилось Женевьеве: отец Томас жил, руководствуясь заповедями Бога и правым смыслом.

— Мы должны позаботиться о покойных, миледи. — Он сразу приступил к делу.

— Предадим их земле так, как пожелают их родные, — отозвалась Женевьева. — Прикажите Джеку высечь надписи на надгробиях. Я заплачу.

Отец Томас кивнул и спросил:

— А как быть с Майклом?

— С Майклом… — Женевьева нахмурилась. — Он должен быть похоронен рядом со своим хозяином, моим отцом.

— Разумное решение, леди Женевьева, — заметил отец Томас, но ее почему-то насторожили его укоризненные взгляд и тон. Она вызывающе вздернула подбородок, но тут в разговор вступил сэр Хамфри:

— Стены замка необходимо починить, но нам не хватает рабочих рук. А если поручить это арендаторам, они не смогут заработать, чтобы заплатить вам. И еще одно — насчет стражников. Нам нужны воины. Кому из наших подданных вы окажете такую честь?

На столе лежало перо. Женевьева взяла его и начала задумчиво постукивать по пергаменту с перечнем доходов.

— Что касается стен, сэр Хамфри, то всех работников следует разделить на две группы. Пусть сменяют друг друга через день — при этом никто не пострадает. По поводу стражников я спрошу совета у Темкина. Жиля из кухни можно назначить управляющим вместо Майкла — он знает замок как свои пять пальцев. Сэр Хамфри, будьте любезны, поговорите с ним и приведите его ко мне. И поручите Темкину собрать новый отряд стражников немедля, иначе противник застигнет нас врасплох.

Сэр Хамфри вздохнул с явным облегчением, поклонился и отправился на поиски Жиля. Женевьева посмотрела на отца Томаса.

— Так в чем дело, святой отец? — сухо осведомилась она. — Я же чувствую — вы чем-то недовольны. Чем я оскорбила вас?

Священник отошел к высокому окну, выходящему во внутренний двор замка. Солнце еще не успело подняться, над землей стлался розоватый туман. Отец Томас обернулся.

— Миледи, я ужаснулся, узнав, что вам предстоит соблазнить врага и заманить его в ловушку, но возразить не посмел. А потом мне стало известно, что вы сами нанесли роковой удар и отказали рыцарю-христианину в, погребении по христианскому обычаю.

Женевьева ощутила раздражение.

— Отец, я нанесла удар человеку, который чуть не прикончил Темкина. У меня не оставалось выбора. Возможно, я поступила неправильно, отказав ему в посмертных почестях, но я в то время была сама не своя. В чем еще я провинилась, отец? На богослужении я помолюсь не только за моих близких, но и за врага.

— Дитя мое…

Женевьева раздраженно отбросила перо.

— Прошу вас, отец, не обращайтесь со мной как с несмышленым младенцем! Я делаю все, что в моих силах!

Священник улыбнулся, подошел поближе и взял ее за подбородок.

— Прошу прощения. Я понимаю, как трудно вам сейчас: вы потеряли и отца, и возлюбленного. На ваши хрупкие плечи легла тяжкая ноша…

— Они выдержат, отец Томас.

— Женевьева, я беспокоился о вас. Вчера я молился лишь о том, чтобы вы не пострадали. План казался мне слишком рискованным. А теперь я молюсь о том, чтобы вы поскорее забыли о случившемся — я-то знаю, как вы чувствительны. По-моему, мы поступили недостойно, мне тягостно думать об этом.

— А они? — возмущенно перебила его Женевьева. — Они поступили достойно, напав на Иденби безо всякой причины?

Отец Томас вздохнул:

— У вашего отца была возможность сдаться. Он мог бы остаться в живых и сохранить свое положение. Для этого ему понадобилось бы лишь принять условия Тюдора.

— Но в таком случае он нарушил бы клятву! Мой отец, присягнул на верность Ричарду, а с такими вещами не шутят.

— Может быть. И все-таки сторонники Ланкастеров сражались честно, а мы — нет.

— Они ничем не лучше нас. Зачем понадобилось поджигать дома наших подданных? Почему убили моего отца? Мы просто сделали то, что было в наших силах. Сторонники Ланкастеров не горевали о смерти моего отца, так почему же я должна оплакивать их предводителя? Победы обходятся недешево, но все же дешевле, чем поражения!

— Неплохо сказано, — заметил священник. — И все-таки прошу вас, распорядитесь, чтобы тело лорда Тристана передали его сторонникам. Пусть они похоронят его с почестями. Сегодня утром за ним прибыл гонец.

Женевьева небрежно взмахнула рукой.

— Поступайте, как сочтете нужным. — Она вздохнула. — А теперь мне пора — надо еще осмотреть замок и выяснить, каков нанесенный нам ущерб. И побывать на полях — не хватало еще, чтобы зимой нам пришлось голодать.

— Наш разговор не закончен, миледи, — покачал головой отец Томас. — Осталось обсудить еще один вопрос.

— О чем?

— О вашем браке.

Женевьева изумленно посмотрела на священника. Ее сердце пронзила боль, к глазам подступили слезы.

— Тело Акселя еще не остыло в могиле, а вы уже заводите речь о браке? — Мысленным взором она отчетливо увидела погибшего жениха — молодого учтивого красавца, всегда готового улыбнуться ей.

— Женевьева, я вовсе не хотел причинить вам боль. Однако вы должны укрепить свое положение. Теперь вы — хозяйка огромных владений, заманчивая добыча. Не забывайте, сколько в мире людей, которым чуждо благородство.

— Нельзя принудить к браку силой, отец. Даже если меня свяжут и принесут к алтарю, я не произнесу ни слова. Да, теперь я хозяйка замка. И останусь ею. Стены Иденби прочны. Мы сумеем защититься.

Священник смутился.

— Женевьева, поскольку ваш отец умер, сэр Гай обратился ко мне, как вашему духовному наставнику, с просьбой обвенчать вас.

— Сэр Гай?!

— Да.

Священник умолк. Женевьева медленно поднялась и подошла к нему.

— Отец, вас что-то тревожит. Пожалуйста, поделитесь со мной своими мыслями. Сегодня я не расположена выслушивать намеки.

Отец Томас нахмурился:

— У меня нет причин возражать против такого брака. Сэр Гай молод и полон жизни, он из хорошей семьи, но при этом беден, у него нет своей земли. По-моему, вы могли бы стать женой одного из самых богатых лордов побережья…

Женевьева поняла, что священник уклоняется от ответа.

— Отец, предложение сэра Гая ничуть не удивило меня: он был близким другом Акселя. Моя судьба небезразлична ему. Сэр Гай нравится мне, но пока я не желаю даже думать о браке. Я не вправе предать погибшего жениха. — Сделав паузу, Женевьева с любопытством спросила: — Вы недолюбливаете его, отец?

— Нет, дело не в этом. Я почти не знаю сэра Гая, и все же… Если вы действительно хотите знать мое мнение, Женевьева, то вот оно. Рыцарь не вправе предлагать благородной леди стать наложницей врага. Настоящий рыцарь умрет, но не допустит такого позора.

— А по-моему, эта мысль была удачна — и потом, сэр Гай очень беспокоился за меня, отец. Если бы мы не потеряли Майкла… — Она помедлила. — Пожалуй, мне придется в самом ближайшем времени совершить паломничество, отец. И помолиться — не только за погибших, но и за себя. А теперь мне пора идти. Передайте сэру Гаю, что пока я не расположена говорить о браке.

— Он скоро покинет замок. Вы согласны встретиться с ним до отъезда?

— Да. Он едет просить о помощи… — Женевьева осеклась, услышав громкий стук в дверь. Отец Томас открыл дверь.

На пороге стоял возбужденный и раскрасневшийся сэр Гай.

— Женевьева! — Он бросился к столу, но тут же опомнился и поклонился священнику. — Добрый день, отец. Женевьева, стражники на северной башне заметили отряд, приближающийся с севера. Воины одеты в цвета Ричарда, на их знамени — белая роза Йорков!

— Впустите их!

— Я уже отдал приказ.

Женевьева нахмурилась, услышав, что сэр Гай взял на себя такую смелость, но тут же смягчилась: должно быть, он слишком взволнован, чтобы думать об этикете.

— Они прибыли просить у нас помощи!

— Помощи? У нас? — ахнула Женевьева.

— Да. Ричард собирает войска. Генрих Тюдор готовится к сражению с королем, Ричард созывает своих сторонников. Говорят, численный перевес на его стороне, так что у самозванца нет ни малейшей надежды!

Женевьева опустила глаза на лист пергамента. Стало быть, приближается решающее сражение за королевский трон! С Божьей помощью Генрих Тюдор будет повержен. Женевьеве следовало бы радоваться, однако в эту минуту она надеялась, что король поможет ей, а не попросит подкрепления.

Она вздохнула:

— Сэр Хамфри уже слишком стар. Отпустить Темкина я не смогу. Соберите десяток воинов. Лошадей пусть разыщут сами, а доспехами мы их обеспечим. Если же кто-нибудь из молодых крестьян пожелает стать пешим воином, я благословляю их — но лишь в том случае, если они пойдут не вопреки воле родителей.

«Разве у меня есть выбор?» — с горечью подумала Женевьева.

— Скоро все будет кончено! — радостно заверил сэр Гай и склонился над столом, чтобы поцеловать ее в лоб. — А когда я вернусь…

Отец Томас недовольно кашлянул.

— Мы должны оказать гонцам короля достойный прием.

— Я позабочусь об этом… — начал сэр Гай, но Женевьева перебила его:

— Разумеется, отец. Как хозяйка Иденби, я сама приму гостей. — Она величественно поднялась. На Женевьеву легла ответственность — и она не уклонится от нее. Отец Томас ошибался, считая, что ей не справиться с делами одной. Она выдержит все, и ни Гай, ни священник, ни кто-то другой не отнимут у нее то, что принадлежит ей по праву. Власть слишком дорого досталась Женевьеве.

— Сэр Гай! — с достоинством проговорила она. — Не согласитесь ли вы собрать отряд воинов в помощь королю?

— Я готов, Женевьева! — Он схватил ее руку, запечатлел на ней пылкий поцелуй и выбежал.

Отец Томас усмехнулся:

— Похоже, он уже считает себя хозяином замка.

— Возможно, когда-нибудь он и станет им, — отозвалась Женевьева. — А может, и нет. Отец, я вдруг осознала, что мне нравится повелевать. Допускаю, что я никогда вообще не выйду замуж!

Священник неодобрительно нахмурился, но Женевьева улыбнулась, поспешив успокоить его.

— Отец, всему свое время, верно? Пока нам следует накормить гонцов короля и отправить их назад вместе с подкреплением — хотя, Бог свидетель, подкрепление сейчас нужнее мне, чем королю! А уж потом… Потом мы отслужим мессу по погибшим, — тихо закончила она и протянула священнику руку. — Не согласитесь ли остаться со мной и помочь мне принять гостей? Никому другому я не могу довериться…

Он улыбнулся:

— Конечно, Женевьева, я останусь с вами. А еще… помолюсь за вашу душу во время мессы.