Срывая покровы с квир политики. Взгляд со стороны лесбийского феминизма

Глава 7.

Лесбийский феминизм и социальная трансформация

В фундаментальных текстах лесбийского феминизма, таких как «Сапфо была правильной женщиной» (Аббот и Лов 1972) и «Женщина, идентифицированная с женщинами» (Радикальные лесбиянки 1999, впервые опубликовано в 1970 году) лесбийство представлено как модель для освобождения женщин. Писательницы лесбийские феминистки объясняют, что лесбиянки имеют независимость и равенство, о которых тоскуют гетеросексуальные женщины. Лесбиянки воспеваются, потому что они сильные, любящие женщин и имеют эгалитарную этику и практику в противоположность доминированию \ подчинению, и женоненавистнической этике гетеросексуальности. (Дали 1979) В 70-ых сформировался лесбийский феминизм как движение. Лесбиянки писали и думали о себе как об авангарде социальной трансформации. Лесбийство дало феминисткам эгалитарный идеал, который освещал подавляющую природу в политическом институте гетеросексуальности, и предложил революционную альтернативу. Как написала лесбийская феминистка философка Эдриенн Рич в 1979 году: «Историческое феминистское требование справедливого человечества, для мира свободного от доминирования через насилие, лесбийство \ феминизм присоединилось к радикальному концепту видения, где в центр ставится женщина, взгляд на общество где цель не равенство, но полная трансформация.» (Рич 1979: 229) Лесбийские феминистки были горды своим выбором любить женщин и очень горды быть моделью для револионерок, живя в революции сейчас.

Эта гордость и уверенность была разрушена в 80-ые, когда произошла лесбийская сексуальная революция (Джеффрис 1993), и класс предпринимательниц в лесбийской секс индустрии начали продвигать лесбийское порно, стриптиз, садомазохизм и проституцию. Эти новые сексуальные либертарианки лесбиянки высмеивали лесбийских феминисток за их антисексуальное пуританство и в частности за их практику равенства, которая стала несексуальной и неприемлемой. (Николс 1987; Стак 1985) Квир и постмодернистские лесбиянки продолжили нападение. Они считали геев своим образцом для подражания в сексе и трансгресии, и ставили под вопрос использование слова лесбиянка. (Батлер 1990; Ламос 1994)

Но лесбийская альтернатива, как способ создать персональное и политическое равенство, не потеряла свою обоснованность. Сейчас, когда значительное число гей теоретиков и активистов критикуют разрушительную природу мейнстримной гей культуры и сексуальной практики, лесбийская альтернатива становится все более и более важной. Исследование динамики гетеро отношений показывает, что женщины все еще переносят потери в отношениях с мужчинами. (Биттман и Пиксли 1997; Покок 2000) Женщины все еще несут ответственность за все формы домашнего труда, включая сексуальный и эмоциональный труд. Мужчины мало изменились в своем поведении. Они эксплуатируют женский труд, и делают только маленький вклад своего труда. Некоторые популярные формы гейской формы интимности, как мы видели в этой книге, страдают от серьезных проблем эротизированного неравенства. Лесбийская альтернатива должна быть в центре сцены, а не быть задвинутой в прошлое.

В этой главе я объясню, почему проект гейского равенства, который стремится защитить «приватную» сферу сексуальной эксплуатации от политического разбора, требующий равного доступа к гетеросексуальным привилегиям, произошедшим из подчинения женщин, не может помочь лесбиянкам или любым другим женщинам. Я предположу, что лесбийский феминизм, который стремится создать равенство в «приватной» сфере сексуальных и интимных отношений, должен считаться авангардом лесбийской и гейской политики и общей социальной трансформации.

Лесбиянки и повестка равенства

Фундаментальным понятием радикальной и лесбийской феминистской политики является «Личное это политическое». Фраза имеет два связанных значения. Это значит, что политические структуры «публичного» мира отражаются в частном мире. Таким образом, для женщин в частности, «частный» мир гетеросексуальности - это не область личной безопасности, убежище от бессердечного мира, но интимная область, в которой их труд извлекается и их тела, сексуальность и эмоции ограничены и эксплуатируются ради выгод отдельных мужчин и политической системы мужского доминирования. Сам концепт «приватности», как убедительно выразилась Катарин МакКиннон, «скрывал место избиений, брачного изнасилования, и женского эксплуатируемого труда». (МакКиннон 1987: 101) Но фраза имеет дополнительное значение, «публичный» мир мужской власти, мир корпораций, армии и парламента основан на этом приватном подчинении. Здание мужских отношений власти, от агрессивных угроз ядерным оружием до предложений о поглощении, построено на фундаменте отличия от «женской» сферы и женщин, которые обслуживают и выращивают мужскую власть. Трансформация публичного мира мужской агрессии, поэтому требует трансформации частных отношений. Публичное равенство не может произойти из частного рабства.

Это понимание различает радикальную феминистскую и радикальную лесбийскую политику от либеральной феминистской политики. В то время как либеральная политика стремится к равенству в публичной области, радикальная феминистская политика указывает, что публичная область, построенная из женского частного подчинения, никогда не сможет предложить женщинам «равенство». Этот радикальный феминистский подход ставит под сомнение лесбийскую и гей политику равенства, в которой лесбиянки хотят быть равными с геями, или приобрести некоторые возможности вместе с геями, с привилегиями, которые гетеро мужчины получают из своего доминирования.

Катарин МакКиннон ясно объясняет, почему политика равных возможностей не поможет женщинам в общем. Одна проблема в том, что созданный мужчинами мир организован вокруг их биологии и их доминирующего классового статуса. Публичный мир организован так, что мужчины всегда имеют преимущество, утверждает она, из-за программы аффирмативного действия.

«Мужская физиология определяет большинство видов спорта, их потребности в лечении влияют на покрытие страховки, их социально спроектированные биографии определяют ожидания на рабочем месте и успешные карьеры, их взгляды и проблемы определяют качество в обучении, их опыты и увлечения определяют добродетель, их служба в армии определяет гражданство, их присутствие определяет семью, их неспособность поладить друг с другом – их войны и владычество – определяет историю, их образ определяет бога, и их гениталии определяют секс. Эти стандарты представлены как гендерно нейтральные. Для каждого отличия мужчин от женщин, действует программа аффирмативного действия, также известная как система мужского доминирования и ценности американского общества.» (МакКиннон 1989: 224)

Никакое равенство для женщин невозможно в политической системе, созданной для преимущества мужчин. Одна арена, в которой женщины не могут достичь «равенства», например, это парламентская система. Тес Кингхам, британская бывшая депутатка от партии лейбористов, описала свое отчаяние в безжалостном и недоступном мужском британском парламенте, где депутаты из двух партий «соревновались в длине члена». (Кингхам 2001) Депутаты оппозиционеры, говорит она, проводили дни и ночи «бесконечно тряся пахом в издевательствах над министрами лейбористами – ничего не достигая» и парламент был просто школьным клубом дебатов для мальчиков. Только драматическая трансформация может создать политическое окружение, в котором женщины смогут быть «равными». Однако, для геев, которые возможно уже участвуют в политике и во всех эшелонах власти, проблема может быть просто в том, что они не могут быть комфортно «открытыми». Для геев, равенство с гетеро мужчинами в программе аффирмаций возможно, когда предубеждение, мешающее «открытости», будет преодолено. Для женщин проблема совсем другая.

Это агрессивная маскулиность, которая формирует институты мужского господства, такие как парламент. Как указывает Джермен Грир, «Маскулиность это система. Это комплекс выученного поведения и тонко закодированных взаимодействий, которые формируют объединенную ткань корпоративного общества.» (Грир 1999: 294) Когда женщины пытаются войти в эти «мужские иерархии», они составляют «чужую ткань, в постоянной опасности спровоцировать реакцию воспаления и отторжения.» (стр. 294) Формирование корпоративного мира маскулиностью означает, что стремления к равенству в этой сфере жестоки к женщинам, требуя от них «копировать поведение, которое они считают совершенно чуждым и неприятным.» (стр. 309) Мужчинам нравится маскулиный мир, который они построили для себя, и если бы им не нравилось то, что они вежливо называют «атмосферой соревнования» - санкционированные жестокости корпоративной жизни – такое поведение никогда бы не было институционализированным и женщины сейчас бы не боролись с ним. (стр. 309)

Грир описывает поведение мужчин в гетеросексуальном мейнстриме как поведение, уместное для геев садомазохистов в секс клубах.

«Всякий раз, как мужчины собираются вместе, в коридоре возле бассейна, в ресторане, вы можете видеть подлиз, ждущих доминирующих мужчин, изучающих их реакции, оценивающих, когда уступить и когда противостоять. Всегда будет один мужчина, который может заткнуть другого одним взглядом; большинство уступят. И будут младшие мужчины, которые стремятся влиться, ведя себя подобострастно и угождая доминантному самцу. Присутствие женщин в таких группах отвлекает мужчин от их работы – если они заметят их присутствие, и они обычно их не замечают.» (стр. 293)

Из такого знания ясно, почему геи желают защитить мужских персонажей в своих секс клубах. Женщины просто разрушат динамику, или решат, что это очень смешно.

Теоретикессы изучения мужчин указывали, что агрессивная соревновательная маскулиность, которая структурирует мужские институты и политические и экономические системы не только исключает женщин, но и имеет печальные последствия в области неравенства и военных действий. Энди Меткалф пишет о том, как агрессивная маскулиность конструирует экономику через понятия, что «на рынке выживет только сильнейший, и необходим большой индустриальный сектор.» (Меткалф 1985: 11) Майкл Кимел объясняет, что «Американская агрессия и насилие соответствуют этой обязательной маскулиности, социально сконструированной гендерной идентичности, которая проявляется одновременно в личном поведении и в международной и местной политике.» (Кимел 1987: 237)

Гейская секс культура продолжает в точности коды мужского доминирования в гетеро мире. Гейские секс клубы, и в особенности СМ клубы и вечеринки, организованы в соответствии с маскулиной, агрессивной иерархией. Это очень откровенная версия маскулиности, которая представляет угрозу для женщин и мужчин по всему миру, в войне, экономически и сексуально. Меткалф продолжает объяснять, что мужская сексуальность не «частное дело», но «наполняет публичную жизнь». Он утверждает, что «альтернатива начинается с признания нашей нужды в изменениях.» (Меткалф 1985: 14)

Равенство в системах, построенных на агрессивной маскулиности, не доступно для женщин, если только они не стремятся стать более мужиковатыми, что сделали садомазохистки как Пат Калифия. Но когда эти женщины становятся старше, соревнования в мужественности недостаточно, и они должны заниматься самоповреждением в попытке стать мужчиной. Эта форма «равенства» не представляет никакого будущего для женщин, решивших остаться в женском теле. В то время как геи могут стремиться к вливанию как равные в публичный мир мужского доминирования – на самом деле, возможно они уже там – это едва ли разумное ожидание для лесбиянок, потому что лесбиянки это женщины.

Есть две основные версии равенства, которое описывают гей теоретики и активисты. Геи консерваторы, такие как сотрудники Американского Независимого Гей Форума, «умеренно консервативная» группа, основанная в 1999 году, чтобы координировать геев в центристской политике, от Лога Кабина (гея республиканца) до «либертарианцев» свободного рынка, хотят ассимилировать геев в существующую Америку, которую они считают совершенной. Так, они хотят доступа для геев к благам, таким как женитьба, которая была несправедливо разрешена только для гетеросексуалов. Они «за семью», поэтому не критикуют брак ни с феминистских, ни с каких других позиций. Квир активисты склонны критиковать эту версию равенства. Квир теоретики из вариаций Секс Паники, такие как Майкл Уарнер, не имеют истории кампаний за право женитьбы. Они считают распущенность геев революционным действием. Они требуют сексуальную свободу, такого типа, в которой были задействованы богатые гетеро мужики в исторические периоды, когда мужчинам позволялось больше возможностей вредить женщинам, как Хелфайр Клуб в Великобритании 18 века, или герой левых революционеров в сексуальности, Маркиз Де Сад.

Эти консервативная и квир позиция может рассматриваться как две главные позиции в патриархальной мысли о сексуальности. Одна это сохранять брак из-за его пользы обществу – читай мужскому доминированию – в то же время позволяя мужчинам трахаться исподтишка как обычно, в то время как другая это осуществить сексуальную свободу для мужчин и создать общество, где мужчины могут использовать всех других как они хотят. Квир требования сексуальной свободы также представляют попытку геев приобрести права на выражение мужской сексуальной агрессии и эксплуатации публично и приватно, которые гетеросексуальные мужчины получили во время сексуальной революции в 70-ые. (Джеффрис 1990а) Я писала в другом месте, как «сексуальная революция» дала гетеросексуальным мужчинам права на сексуальность неравенства, и сексуальную эксплуатацию в порнографии и проституции. В этой «революции» женское право на тело и равенство было отобрано. (Джеффрис 1997а) Эта сексуальная свобода гетеросексуальных мужчин создана из женского подчинения. Гейское требование равенства с гетеросексуалами также зависит от подчинения женщин.

Брак и другие гетеросексуальные привилегии

Политика равенства гей политики больше всего проблематична, когда она затрагивает основы исторического угнетения женщин, обмен женщинами между мужчинами для труда и репродукции в браке. Политика равенства геев требует, например, право для геев жениться, и включает покупку женских тел в суррогатном материнстве, чтобы они имели потомство. Джонатан Раух из Лог Кабин выражает консервативную позицию по гей бракам коротко. Он говорит, что «принципиальная социально-консервативная позиция может быть про-семейной и не быть против геев», потому что это «побудит геев и натуралов начать постоянные отношения и признать настоящее преимущество для детей семей с двумя родителями.» (Раух 1994: 1) Его взгляды - это взгляд мейнстримного старомодного и антифеминистического консерватизма, который считает врагом народа и семьи «развод, незаконность и неверность.» (стр. 2) Эндрю Салливан утверждает, что гей браки нужны, потому что брак это фундаментальный знак гражданства. (Салливан 2000) По этой причине, важность брака для гражданства, феминистские критикессы говорили, что женщины имеют второстепенное гражданство. Женщины приобретают гражданство опосредованно через мужчин, когда они выходят замуж, и не могут получить его преимущества из-за тяжелой работы по дому. (Листер 1997)

Здесь нет места для полного обсуждения этой проблемы, которая получила большое внимание в последнее десятилетие в лесбийской и гейской литературе. Феминистская критика брака едва упоминается, и кажется не до конца понятой. Брак не стоит в повестке лесбийского феминизма, потому что он символизирует и конструирует подчинение женщин. Самая глубокая феминистская критика брака принадлежит Кэрол Пэйтман, в ее книге Сексуальный Контракт. Пэйтман указывает, что «До конца 19 века законная и гражданская позиция жены напоминала рабство. По закону жена, как раб, была граждански мертвой.» (Пэйтман 1988: 119) Как раб, хозяин давал ей имя, и так женщины теряли свои имена в браке. В замужестве, женщина должна была жить там, где требует ее муж. Ему принадлежали ее заработки и дети, «точно так же как дети рабыни принадлежали ее хозяину.» (стр. 121) До 19 века, жены могли быть проданы своими мужьями. Урсула Фогел, в своей неотразимой работе о связи между ограниченным гражданством женщин и браком, объясняет, что к концу 19 века «брак сохранял некоторые любопытные аспекты феодальной кабалы. Он сохранял статус отношений, где муж имел имущественные права на свою жену.» (Фогел 1994: 79) Американская лесбиянка теоретикесса закона Рутан Робинсон призывает к общей отмене брака, говоря, что «лесбийское выживание не поддерживается законным браком. Наша энергия должна быть направлена на отмену брака как государственного института и супруга как легальной категории.» (Робсон 1992: 127)

Хотя право на гей браки вызвало много споров, другой пример гетеросексуальной привилегии, суррогатное материнство, не обратил на себя внимание. Возможно это случилось, потому что это право не нужно было отстаивать. Оно уже доступно геям в США. Но лесбийская феминистская перспектива предлагает сделать суррогатное материнство недоступным ни для кого, потому что эта привилегия возникает из эксплуатации женщин. В то время как гей брак просто поддерживает угнетающий институт, использование геями суррогатного материнства напрямую участвует в угнетении женщин.

Суррогатное материнство это ответвление прибыльной индустрии репродуктивных технологий. Феминистские теоретикессы и активистки в группах таких как FINNRAGE участвовали в кампаниях против маркетинга этих технологий, потому что эти процедуры жестоки к женщинам, это экспериментальные технологии. Хирургини, тренировавшиеся на коровах, экспериментируют на женщинах. (Кореа 1990; Роуландс 1992) Но суррогатное материнство стало причиной наибольшего беспокойства среди феминисток, критикующих эти новые технологии. Дело «Бэйби М» в США, в котором покупающий отец получил право на ребенка через суд, отняв его у матери, было фокусом феминистской теории о вреде практики для женщин и детей. (Чеслер 1990) В суррогатном материнстве, женщинам платят, чтобы они выносили плод. Яйцеклетка «суррогатной» матери может быть скомбинирована со спермой от покупателя «отца», или яйцеклетка может быть чужой. В обоих случаях, феминистки утверждают, что женские тела превращаются в собственность мужчин, которые владеют ими в период беременности и потом покупают родившегося ребенка. Джэнис Рэймонд называет суррогатное материнство «репродуктивным рабством». (Рэймонд 1990: 110) «Суррогатные» матери бедные и часто женщины из Третьего Мира, которым нужны деньги. Они страдают от инвазивных операций и лекарств на ЭКО, и должны быть обследованы на протяжении беременности и соглашаются, что будет сделан аборт, если ребенок не соответствует желаниям покупателя. Таким образом, женщины и дети выставлены на продажу. В таких странах как Австралия, коммерческая сурогатность такого рода вне закона. В штате Виктория альтруистическое суррогатное материнство также незаконно. Это основывается на том, что женщины могут рожать под давлением, но могут не выдержать эмоциональную боль отказа от родительских прав, что может быть похоже на боль, которую испытывают матери, отдавшие детей на усыновление.

В США, коммерческое материнство, в котором женщины подписывают контракты на беременность и передачу ребенка, законно, и геи используют это, беря в аренду женские тела и покупая их детей. Мужчины в США без партнерки могут заплатить суррогатным агентствам, чтобы они нашли и заплатили женщинам, чтобы они родили для них ребенка. Одно такое агентство, которое продвигает себя среди геев, называется Растущее Поколение: Суррогатное материнство для геев. Оно утверждает, что оно «первая и единственная суррогатная фирма, во владении геев и лесбиянок, которое эксклюзивно служит гей сообществу по всему миру.» Агентство нанимает сеть врачинь, психологинь, и адвокаток, и предоставляет «ответственных суррогатных матерей и донорок яйцеклетки». Они предоставляют традиционную программу, в которой суррогатные матери, используя свои яйцеклетки, искусственно оплодотворяются спермой будущего отца. В гестационной суррогатной программе участвуют донорки яйцеклеток и гестационный суррогат. Геи клиенты могут выбрать из широкого круга ответственных матерей и донорок яйцеклетки. Чтобы помочь мужчинам выбрать, матери показаны на групповой фотографии, улыбающиеся на камеру. Они проходят через тщательное медицинское и психологическое обследование. Как утверждает сайт агентства, «Наши матери в возрасте от 21 до 36, здоровые, финансово обеспеченные, и родили хотя бы одного ребенка. Многие наши матери и донорки яйцеклеток закончили колледж и имеют карьеру. Они особенные женщины, которые выбрали помогать гей сообществу познать радости, которые ребенок может принести в жизнь.» (Растущее Поколение 2001)

Одна из команды суррогатных матерей говорит: «Я всегда гордилась сказать кому-то, что я вынашиваю ребенка для одинокого гея.» Если какие-нибудь из этих самоотверженных женщин посчитают трудным отдать ребенка после рождения, агентство предоставит адвокаток, которые помогут клиентам установить их родительские права. Интересно, что агентство говорит, что женщины психологически протестированы, но не упоминает о тестах на мужчинах-покупателях, или любой подготовки для них к покупке, которая требует времени и терпения.

Причина, по которой эти женщины желают стать матерями, возможно заключается в деньгах, которые им платят. Женщина получает 18000 долларов за беременность и дополнительные разовые выплаты за инвазивные ЭКО-процедуры. Она должна посещать проверки здоровья, чтобы удостовериться, что продукт получается в соответствии с контрактом. Это небольшие деньги за работу в течение 9 месяцев, но может казаться большой для плохо оплачиваемой или безработной женщине, или женщине в долгах. Вебсайт описывает процесс тепло и приятно.

«Большинство матерей Растущего Поколения развивают близкую связь с будущими родителями, начиная с первой встречи. Это продолжается до рождения и часто после. Ваше путешествие с будущими родителями в создании ребенка оставит вас с теплыми и долгими воспоминаниями. Суррогатный процесс это счастливый, радостный и награждающий опыт, который строится на уважении, дружбе и командной работе.»

На самом деле, это коммерческое предприятие в продаже детей, в котором интересы матерей и детей не учитываются или им противостоят. Факт того, что геи участвуют в торговле женщинами не должен быть поводом для гордости, но вызывать серьезную тревогу. Равенство в половой эксплуатации это один из способов, в котором интересы геев лежат в прямой противоположности к интересам женщин.

Сексуальная свобода

Квир активисты стремятся найти другую платформу для прав – а именно, права в «сексуальной свободе» - но это тоже результат патриархата. Патриархальное понятие и практика сексуальной свободы, которой придерживаются квир теоретики, возникает из мужского сексуального права, хорошо описанное Кэрол Пэйтман. Она видит «Супружеское право мужа» – т. е. его сексуальное владение тела жены в браке, как очевидный пример того, как современное происхождение политического права как секс-права передается через брачный контракт в право каждого члена братства в повседневной жизни. (Пэйтман 1988: 123) Это важное понимание для политики мужской сексуальной свободы, гетеро или гомосексуальной.

Мужская сексуальная свобода зависела и до сих пор зависит в большой степени от их владения женскими телами. Мужчины покупали, продавали и обменивались женщинами как вещами. Женщины до сих пор постоянно подвергаются изнасилованиям в браке, хотя большинство западных стран теперь изменили свои законы и признают право жены отказаться от секса. (Рассел 1990) Женщины до сих пор покупаются и продаются в браке во многих странах, и в большинстве стран мира их тела по закону принадлежат мужьям. В проституции и порнографии, бизнесе невест по почте и суррогатном материнстве, международная торговля женщинами это процветающая индустрия. (Худжес и Рохе 1999) Владение мужчинами тел женщин это основание, на котором образовалась идея сексуальной свободы. Поэтому она включает в себя право покупать доступ к женщинам, детям и мужчинам как важный способ показать эту свободу. (Капелер 1990) В базисе повестки мужской сексуальной свободы стоит концепт права мужчины индвида. Пэйтман указывает, что женщины не могут признаваться индивидами, потому что сам концепт «индивида» мужской.

«Заключение, к которому легко прийти, такое что отрицание гражданского равенства для женщин означает, что феминистки должны стремиться признания женщин «индивидами». Такое стремление никогда не может быть выполнено. Индивид это мужчина. Индивид это мужчина, который использует тело женщины (сексуальная собственность); обратное трудно представить.» (Пэйтман 1988: 185)

Гейская версия сексуальной свободы происходит из той самой мужской привилегии.

Майкл Уарнер это образцовый сторонник политики квирной сексуальной свободы. Он влиятельный квир теоретик, который вдохновил группу Секс Паника в защите публичного секса. Он редактор фундаментального квир текста «Страх квир планеты» (1993) и профессор английского языка в Университете Рутгера, где он преподает квир исследования. Его книга «Проблема нормального» (1999) это ответ самому влиятельному американскому гею консерватору, Эндрю Салливану, и его книге «Фактически нормальный» (1996). Уарнер утверждает, что квир политика должна бороться с сексуальным стыдом и праздновать публичную сексуальную культуру бань, порнографических театров и магазинов, и проституции. Его понимание сексуальности специфически маскулиное и включает в себя ненужные риски. Маскулиная сексуальность риска это то, с чем боролись феминистки, из-за его последствий в виде беременности, сексуально передающихся болезней и жестокости. Уарнер пишет:

«Привлекательность квир секса, для многих, заключается в его возможности сбросить ответственный способ мышления хороших, порядочных людей. Нет величественности без опасности, без страшной возможности представить нас и все, что нам дорого, относительно бесполезными, по крайней мере на секунду. В этом контексте, склонность к опасному сексу это не просто гонка за новыми ощущениями или саморазрушение. Во многих случаях оно выражает глубокие и бессознательные мысли, желания и условия, которые дают жизни ценность.» (Уарнер 1999: 213)

Создание такой политики, основанной на сексуальной свободе, довольно старомодно. Оно повторяет политику сексуальной свободы 60-ых, которая дала гетеро мужчинам доступ к сексуальной эксплуатации женщин в порнографии и проституции. (Джеффрис 1990а)

Майкл Бронски, квир культурный критик, предлагают похожую повестку о сексуальной свободе. Он использует понятие Фрейда о сексуальном подавлении в центре цивилизации в своей книге «Принцип удовольствия» (1998). Он также видит сексуальную свободу целью гей политики: «Полная свобода в выражении гейской сексуальности это краеугольный камень гей свободы, потому что гомосексуальная сексуальная активность делает геев отличными от других людинь.» (Бронски 1998: 184) Он считает, что свобода геев делать какой угодно секс, публично и приватно, за деньги или бесплатно, гарантирует свободу для всех в будущем. Это так просто. Геи возьмут на себя ответственность в реализации принципа удовольствия, цивилизация разрушится, и все будут свободны. Это чрезвычайно мужская повестка. Феминистские теоретикессы указывали, что секс настоящего сконструирован из мужского господства и женского подчинения и должен измениться, чтобы женщины были свободны, а не быть освобожден от ограничений. (МакКинон 1989; Джеффрис 1990а)

Некоторые гей консерваторы присоединяются к квир секс паникерам в их отчитывании феминисток за критику сексуальной свободы геев. Стивен Миллер, например, в своей статье «Маскулиность в осаде» также полон энтузиазма в этом вопросе, как Майкл Уарнер, и атакует Джона Столтенберга за его «презрение к необузданной, агрессивной, горючей маскулиности». (Миллер 1994: 2) Даже те геи консерваторы, такие как Эндрю Саливан, который кажутся публике более преданными традиционным ценностям семьи, делают исключения для своих частных сексуальных интересов. Эндрю Саливан был замешан в публичном скандале в июне 2001 года, когда было обнаружено, что он писал на сайте для барбакинга под псевдонимом НакаченныеЯгодицы, как ВИЧ-позитивный мужчина, ищущий «би-сцены, один на один, секс втроем, группа, вечеринки, оргии» и предупреждающий «жирных и манерных» не отвечать ему. (Ким 2001; Сигнорил 2001) Включение Салливаном бисексуальности в свою практику секса дает понять, что повестка незащищенного секса напрямую относится к женщинам. Так как она самый известный сторонник гей консерватизма за семью, это является позором для других сторонников этой позиции. Это демонстрирует, что между либертарианцами и семейными геями политическими комментаторами нет разницы в личной практике, хотя может быть значительное публичное лицемерие.

Лесбиянки как «авангард перемен»

Для лесбиянок нет будущего в стремлении к равенству с мужчинами в гей сексуальной культуре или публичном мире или с мужчинами в общем в мэйнстримном мире государства, армии, спорта и экономики, потому что эти общественные области созданы на мужском доминировании и женском подчинении. Лесбиянки это женщины, и будущее лесбиянок встроено в будущее женщин. Частный мир, из которого сконструированы привилегии мужчин, формы организации, поведение и «сексуальная свобода», должен быть изменен, чтобы создать публичный мир, в котором мужчины и женщины равны политически. Лесбиянки предлагают модель отношений, в котором все люди равны, на чем может быть основана трансформация публичного мира. Таким образом, лесбиянки, как сказала британская лесбиянка социологиня Джилиан Дуне, «авангард перемен». (Дуне 1997: 2000)

В частности, в сексуальности лесбиянки предложили эгалитарную альтернативу. Для мужчин, сексуальная практика конструирует и подтверждает мужественность. (Столтенберг 1990) Эта фундаментальная связь объясняет формы большей части мужского сексуального поведения, одержимость пенетрацией пенисом, ориентированность на цель, размер пениса, частота и покорение. Эта маскулиная сексуальность, как недавно указали многие геи критики, - сексуальность доминирующей гей культуры, так же как гетеросексуальной мужской культуры. В лесбийских отношениях нет необходимости для одной из партнерок достигать маскулиности через секс, и секс скорее всего будет принимать совсем другие формы, или даже считаться относительно неважным. Лесбиянки имеют историю сексуальных отношений на более эгалитарных условиях, чем геи или гетеросексуалы. Исследования по сравнению опыта лесбиянок и геев обнаружили, что лесбиянки имели гораздо более длительные отношения, имели меньше случайного секса или круизинга, и выбирали партнерок, которые были ближе им по возрасту и профессии. (Белл и Вайнберг 1978; Гагнон и Симон 1973) Лесбийские феминистки исследовательницы указывали, что многие лесбиянки могут поддерживать длительные, страстные отношения без секса, несмотря на предположения секс терапевток и других членок их сообщества, что такие женщины ненастоящие любовницы, потому что они не соответствуют гетеропатриархальной модели. (Ротблюм и Брехони 1993; Ротблюм 1994)

Нэт Харт объясняет, как лесбиянки могут предложить выход из сексуальности риска и опасности, которая так ценится при мужском господстве. Ее заголовок «От чувственности различий к интимности равных» выражает аргумент о том, что лесбиянки могут предложить. (Харт 1996) Чувственность различий это патриархально сконструированное желание, которое возникает от различий во власти между женщиной и мужчиной – то, что я называю «гетеросексуальное желание». (Джеффрис 1990а) Такая чувственность ценит опасность и риск при сексе с незнакомцем или другими, кто не может быть узнан. Интимность создает сексуальные трудности для тех, кто может только возбуждаться от «различия». Харт спрашивает о том, как способность лесбиянок эротизировать равенство предлагает новый путь: «Что, если лесбиянки примут как центральную задачу не только изменение контекста сексуальных отношений, но переформулирование желания?» (Харт 1996: 69)

Одна причина того, что сексуальная практика лесбиянок так отличается сексуальной практики геев может быть в том, что лесбиянки не страдают от «стыда», в отличие от геев. Майкл Уарнер утверждает, что геи огорчены стыдом от секса, и это может быть решено только через публичный секс, когда мужчины поймут, что все «пассивы» и не будут стыдиться своего статуса пассива. (Уарнер 1999) Разная конструкция лесбийской и гейской сексуальности это результат разной политической позиции, которую геи и лесбиянки занимают по отношению мужского господства. Гейский мужской «стыд» это стыд быть «пассивом», то есть женственным мужчиной, который потерял свою гетеросексуальную мужскую власть и привилегию. Ситуация лесбиянок совсем другая. Так как женщины уже в подчиненном классе, лесбиянки не падают, но могут добиться равенства в любви, где нет нижних и верхних.

Лесбийский потенциал к эгалитарному сексу был атакован с яростью в 80-ые лесбиянками-садомазохистками и секс терапевтками, обученными для регуляции мужской сексуальности доминирования. Бисексуалка секс терапевтка Маргарет Николс, например, атаковала лесбийских феминисток за эгалитарную сексуальную практику, или то, что она называет «политически корректный лесбийский секс». Она высмеивает то, чем другие лесбиянки могут наслаждаться: «Две женщины лежат рядом друг с другом (нижние или верхние строго запрещены – лесбиянки должны быть против иерархии); они нежно трогают друг друга по всему телу на протяжении нескольких часов.» (Николс 1987: 97) Если бы лесбийский секс не предлагал восторг равенства, тогда бы такое энергичное отвержение не было бы необходимым.

Лесбиянки, которые выбрали служить сексуальной идеологии мужского превосходства через секс индустрию или секс терапию начали беспощадную борьбу, чтобы победить то, что они считали антисексуальным эгалитаризмом лесбийской практики и в частности лесбийского феминизма. Они боролись против лесбийского сопротивления и отсутствия интереса, как мужчины сексологи боролись больше века, чтобы заставить гетеросексуальных женщин проявлять энтузиазм в сексе. (Джеффрис 1990а, 1997б) Размер борьбы предполагает размер проблемы эгалитарной сексуальной культуры лесбиянок. Хотя этот штурм был успешен в устранении идей лесбийского феминизма о сексе из публичной дискуссии, он не достиг успеха в изменении практики, что показывается отсутствием интереса лесбиянок к публичному сексу в секс-клубах сегодня.

Другой способ, которым уверенность лесбийских феминисток была подорвана в 80-ые и 90-ые, был через разрушение идентичности «лесбиянка» в постмодерновой и квир теории. Постмодернистки атаковали «политику идентичностей» как эссенциалистскую – т. е. предполагающую некоторую сущность лесбийства, происходящая биологически, духовно или другим образом, что ограничивает женщин лесбиянок. Постмодернистки и квир теоретикессы требовали от лесбиянок деконструировать лесбийскую идентичность. Джудит Батлер, чья работа была самой влиятельной в создании радикальной неизвестности, что такое лесбиянка, пишет о том, как испытывает большую тревогу, когда ее просят дать лекцию как лесбиянка: «Писать или говорить как лесбиянка выявляет парадоксальное появление этого «Я», которое не правдивое и не ложное.» (Батлер 1991: 13)

В настоящее время, искусственная категория «лесбиянка» существует, и сотни тысяч женщин выбрали жить в ней. Большее давление оказывают не ограничения самой категории, а давление общества на этих женщин, которые вынуждены оставить любовь к женщинам и вернуться к вежливому обслуживанию мужчин в гетеросексуальности, от которой они бежали. Это давление такое сильное, как мы видели в этой книге, что многие лесбиянки проходят через дикое хирургическое и химическое лечение, которое разрушает их лесбийские тела и эффективно деконструирует их лесбийскую идентичность. В ситуации такого чрезвычайного положения, идентичность «лесбиянка» должна использоваться в политике, а не должна быть оставлена. Но идентичность «лесбиянка» важна в другом отношении. Эта идентичность, где женщины поддерживают сексуальные и эмоциональные отношения с другими женщинами, предлагает альтернативу, которая сейчас может быть противопоставлена институционализированной гетеросексуальности, которая организует и поддерживает мужское доминирование. Гетеросексуальность создана, так же как лесбийская альтернатива. Здесь нет ничего «естественного»; но чтобы подорвать мужское господство, лесбийская альтернатива играет важную роль, как авангард.

Есть начинающееся признание среди некоторых геев критиков деструктивной природы сексуальной и эмоциональной жизни геев, что лесбиянки предлагают позитивную альтернативу. Габриел Ротелло, например, утверждает, что чтобы сделать гей культуру «устойчивой», нужно создать уважаемое место для отношений и верности и «новый гейский идеал, который поддерживает и ценит отношения, а не тот идеал, который ценит и почитает сексуальный авантюризм, консьюмеризм и принятие рисков». Модель для этого не обязательно гетеросексуальная, потому что «можно точно сказать, что ценности, о которых я говорю, больше присущи лесбийскому миру, а не гетеросексуалам. На самом деле, если геи хотят модели для себя, лесбийская модель кажется более подходящей нашему состоянию, чем гетеросексуальная модель, потому что лесбиянки находятся в одинаковом социальном и политическом положении вместе с геями.» (Ротелло 1997: 245) Недавнее британское исследование о жизни лесбиянок поддерживает идею, что лесбиянки могут предложить новую модель. Исследование Джефри Уикса, Катерин Донован и Брайана Хифи о «Семьи выбора: структура и значение негетеросексуальных отношений» обнаружило, что лесбиянки позитивно выбрали лесбийство «как сознательную альтернативу подчинению мужчине.» (Уикс 2000: 221) Лесбиянки в исследовании говорили о том, что стали сильнее после каминг-аута как лесбиянки, и позитивных ценностях побега от «изначального дисбаланса власти» и ролей гетеросексуальности.

Работа Джилиан Дуне об отношениях и рабочей жизни лесбиянок произвела похожие результаты. (Дуне 1997, 2000) Ее работа это вдохновляющая картина, описывающая как жизни лесбиянок могут служить доступной альтернативой гетеросексуальной модели. Дуне это британская лесбиянка социологиня, которая провела большое исследование с интервью с лесбиянками, о том как они стали лесбиянками, как они ведут себя в отношениях и на работе, и особенно кто что делает в домашней работе и по уходу за детьми. Она, как и другие исследовательницы, (смотри Готчалк 2000) узнала, что женщины считают лесбийство придающим силы, потому что они могут выбросить ограничения гетеро отношений и присущее им неравенство.

Интервьюерки Дуне сказали, что это была в точности «игра в роли» гетеросексуальности, а не отдельные мужчины, которые вызвали проблему. (Дуне 1997: 113) Женщины в лесбийских отношениях были очень креативными, так как они изобретали новые способы отношений в отсутствии сценария игры в роли. (стр. 184) Открытие Дуне более эгалитарной домашней жизни, чем гетеросексуальная норма подтверждает открытие других исследовательниц, что лесбиянки менее склонны к ролям, чем геи или гетеро пары, и что это было редкостью, когда одна партнерка в лесбийских отношениях выполняла большую часть «женских» или большую часть «мужских» задач. (стр. 204) Это было отрицание лесбиянками ограничений женственности и принятие «широкого гендерного концепта и возможностей» что значило, что они не стремились объединиться с мужчинами, чтобы заполнить пустоту, которую создает игра в роли, и были менее склонны начинать отношения с маскулиным «другим», основанные на эротизированной разнице во власти, и не считали игру в роли привлекательной.

Дуне утверждает, что «половое неравенство на рынке труда» не может быть понято без «отсылки к организации работы дома». (стр. 136) Вклад мужчин в домашнюю работу, «домашняя и заботливая работа», не увеличился. Так, Дуне комментирует, «пол человеки, с которым женщина формирует или собирается сформировать отношения, важен.» Она указывает, что если способность мужчин обладать преимуществом на рынке труда лежит в основном на их способности присваивать бесплатный труд женщин, тогда гетеросексуальность следует понимать как центральный способ, которым женский труд превращается в материальную выгоду мужчин. (стр. 137)

Дуне нашла много общих событий в автобиографиях респонденток, но самым удивительным было «отношение между лесбийством и расширением возможностей». (стр. 136) Лесбиянки в ее исследовании получили финансовую независимость, и им стало легче работать за деньги, потому что они поровну распределяли работу по дому. Партнерки признавали их право работать, и поощряли их к этому. (стр. 139) Она заключает, что сексуальность не может пониматься как «личный выбор» или «приватная проблема» потому что существует связь между лесбийским образом жизни и материальным обогащением. (стр. 145) Поэтому лесбийский опыт «может предоставить новое откровение о процессе работы и целях феминисток в отношении улучшения жизни женщин». (стр. 146) Лесбийский опыт, утверждает она, не должен считаться личным или приватным, или оторванным от более широкого социального и материального контекста, но считаться способом жизни в равенстве, который влияет на публичное и приватное, домохозяйство и работу. (Дуне 2000: 135)

Лесбиянки против квир повестки

Многие требования геев консерваторов и квир политики служат для удержания структур и практик мужского доминирования и интегрируют в них геев. Но, как указывает Джон Столтенберг, «Политическое движение, пытающееся разрушить гомофобию, но оставляющее на месте мужское превосходство и мизогинию, не будет работать. Гей освобождение без половой справедливости не может добиться успеха. Права геев без прав женщин это реформа, поддерживающая мужское доминирование.» (Столтенберг 1991: 253) Требования гейского или квир равенства, которые приватизируют сексуальность и интимные отношения, создают препятствия на пути лесбийского и женского освобождения. Требования сексуальной свободы в защите порно, в защите от преследования за травмы в практиках самоповреждения через посредника, в защите секс клубов и проституции и право заниматься сексом в публичных местах, где могут находиться женщины, противоречат интересам женщин. Женщины, включая лесбиянок, нуждаются в реконструкции сексуальности, чтобы покончить с мужским насилием. Им нужна свобода от сексуальной эксплуатации в секс индустрии и свобода использовать публичные места. Требования равенства и практики, которые поддерживают торговлю и обмен тел женщин в браке и суррогатном материнстве противоречат интересам женщин в разрушении институционализированной торговли и обмена, которые формируют структуру мужского господства. Интересы всех женщин, включая лесбиянок, не будут удовлетворены расширением приватизированной сексуальной практики доминирования и подчинения на все большие области публичного пространства, но будут удовлетворены расширением интимного равенства в публичный мир. Лесбийский авангард хорошо подходит для лидерства в социальной трансформации, которая приведет к этой цели.

(Дальше идет список литературы, но мне было лень его переписывать.)