Стамуэн

Глава 17. Волшебник Рушер

— Вода!

Калвин кинулся к высокой чаше, полной вожделенной влаги, и уже хотел припасть к ней губами, но внимание его отвлеклось на пять фигур, неподвижно лежащих неподалёку. Рушер был довольно любопытен и подошёл, чтобы осмотреть их. Кое-какие догадки подтверждались!

Вот, значит, где наши пропавшие! Лежат, голубчики, и дрыхнут! Зачем им беспокоиться о прочих?! Вот Коэн, собственной персоной! Причём, едва ли не в обнимку с Маргарет! Вот почему она так поспешно удрала от них с Фаридом! У них с этим паршивым жидом уже всё сговорено!

А вот и вторая пропавшая парочка — Нэнси и Мелкович. Тоже спят очень живописно. Похоже, они только притворялись, что ругаются, а на самом деле очень даже недурно спелись. Прав был Фарид, все они обманщики. А вот и он сам. Спит, как суслик. И на всех ему начхать!

Впрочем, Калвин тоже не собирался куда-то там идти и кому-то нести воду. Это ведь простой вопрос выживания. Выживают те, кто лучше приспособлен. Вот, например, Калвин. Если бы он положился на профессора и ждал бы, когда тот добудет воду, то и валялся бы, как Эдна в своей палатке. Он совсем не дурак, подобно Гесеру, и сразу понял, что врачиха не спит. Она уползла в свою палатку, чтобы умереть.

Калвин вернулся к чаше. Не так-то много здесь воды. Всем не хватит. И пока там накапает сверху! Так что это даже хорошо, что не все здесь собрались. Пусть пока спят, а потом он придумает доводы, чтобы не сообщать остальным, что вода найдена. Нет, какие всё-таки кретины! Даже не догадались запасти воду в бутылки, позволили ей просто переливаться на пол! Сейчас он напьётся, потом запасёт воду во все ёмкости. А потом они посмотрят, кто здесь самый умный и предусмотрительный. И тогда он выдвинет свою кандидатуру, когда все станут избирать самого главного.

Он наклонился над чашей, с удовольствием потянул носом, и запустил губы в зеркальную водную гладь. Вода так восхитительно пошла по пищеводу! Он не оторвался, пока досыта не напился. После чего, одурев от обилия питья, поискал глазами место, где можно отдохнуть. Его покачивало. Сон настигал Рушера. Калвин сделал три шага прежде, чем улечься на пол. Голова его опустилась на руку. Он стремительно улетал вниз.

Мелькали куски реальности. Вспучивались и опадали пузыри пространства. Гейзером било время. Вихри разноцветности и всполохи неодинаковости. Инвариантность силуэтов прошлого и будущего. Сталкивались, вспыхивали, гасли фонарики одушевлённости.

Рушер плыл по реке бесцветности. Всё неопределённо. Всё исчезает, появляется, присутствует и истаевает. Ему было одиноко и приятно. Он не сопротивлялся. Почувствовал присутствие. Захотят, так скажут…

Его зовут. Он усмехнулся и не ответил. Зачем?

«Калвин, ты не один тут.»

— Мне всё равно.

«Кто ты и что ты, Калвин?»

— Тебе надо — ты и думай.

«А разве тебе всё безразлично? Так приятно плыть по волнам? Можно изменить немного. Давай-ка, пустим водопад помоев? Немного родственно твоей душе?»

— Я сдаюсь перед произволом. Я беззащитен.

«Ловко повернулось дело! Я не вынуждаю. Я предлагаю.»

— В обмен на что?

«Это же просто сон, Калвин! Просто сон. Захоти — забьют фонтаны цветов.»

— Зачем?

«Ты прав. Есть большее. Ты можешь изменить себя. Превратиться в кого угодно.»

— Всё, что хочу?

«Всё, что хочешь.»

— А если пожелаю слишком много?

«Желай.»

— А какова цена?

«Ты не Фауст, я не Мефистофель. Цены нет. Всё решает желание. Ведь это же просто сон.»

— Тогда я хочу всё.

«Образ, Рушер, образ.»

— Волшебник.

«Какой — добрый, злой?»

— Опять условия?! Я не согласен!.. Всесильный. Непобедимый.

«Мерлин? Саурон? Волан-де Морт? Гэндальф?»

— Я сам. И никаких ограничений!

Молчание.

«Высоко-высоко, под прозрачным небом. Высоко-высоко, над просторной землёй. Высоко-высоко, в хрустальных воздушных потоках. Высоко-высоко летает птица Луллиэлли. Не слышен её голос живущим на земле. Не слышен. Не видно прозрачных её крыл глазам по-земле-ходящих. Не видно. О, не видно! И никогда — о никогда! — не сядет она на нашу землю. Не коснётся её своими прозрачными ногами, о не коснётся! Только Герой, идущий по своему пути до самой смерти, услышит голос и увидит птицу! И коснётся священной птицы Луллиэлли. И услышит, и увидит, и коснётся…»

«В тёмных нишах, в потайных карманах земли. Под толщей камня, под слоями тысячекратно перемежающихся глин, ила и песка. В сокровищницах застывшей лавы и под защитой горячих гейзеров. Во тьме кромешной ждёт Зерно. Ждёт Зерно.

Придёт день, придёт час, придёт миг. Он придёт. Придёт Герой. И не один придёт. Придёт, чтобы принять бой. Чтобы погибнуть или спасти.

И пробудится Зерно, и мир родит. И разорвётся пространство. И примет в себя Зерно. И даст росток, и напитает слабый стебель. И прольётся щедрым дождём. И согреет, и взрастит, и взлеет. И даст свободу. Зерно нам даст свободу.

Пусть будет так. Пусть будет. Пусть будет…»

— Я не стану здесь жить. Мне не нравится эта планета. Я оставляю её. Я зашвырну подальше этот шарик голубенький и создам новую планету. Своё жильё. Найду звезду и создам планету. Я буду её богом. Я — Волшебник!

В безмолвном, ледяном пространстве космоса нашёлся старый каменный шар. Он летал вокруг никому не нужной звезды. Это было начало творения.

Спящий взял его в руки. Посмотрел и решил, что мячик ему подходит. Он прочертил пальцем реки, продавил моря, озёра, океаны. Вылепил большие, заснеженные горы. Налил воды в сосуды едва созданной планеты. И вдунул воздух в атмосферу.

Так появилась планета. И он назвал её Рушарой. Его звали Калвин. Он был Волшебник. И он хотел построить мир, в котором мог бы жить. В котором захотел бы жить. И также он хотел забыть всё прошлое. Это вполне ему по силам. Ведь он же Волшебник. Он хотел создать непротиворечивый мир и взялся с энтузиазмом за работу. Было интересно.

Калвин создал три континента. Были также три океана для равновесия. Без счёта рек, озёр и гор. С горами тоже вышло всё прекрасно. Он прищурился и посмотрел на них. Горы были необыкновенно хороши.

Волшебник воодушевился и решил, что не станет ограничивать себя и создал синкретические существа — из того, что сохранилось в памяти его, когда он был землянином. Так появились младшие боги, помощники его.

Далее Волшебник провёл ладонью по поверхности и заселил планету множеством микробов и бактерий, унесённых им из мира, где он родился. Потом он возжелал, чтобы они мутировали, и принялся лишь подправлять, где надо, ход эволюции.

Так появились четыре расы. Две из них были человеческие, одна — обезьянья. И одна — самая странная — нелетающих птиц.

Он подарил всем живущим на Рушаре прекрасную природу. Были водопады разноцветных вод. Были пустыни аметистовых песков. В небесах повесил он тринадцать лун, чтобы никто из населяюших Рушару не мог пожаловаться на скупость их бога.

Были джунгли, были пурпурные озёра, были гейзеры синих вод в Горячих Землях. Были говорящие пески, были ходящие и дышащие скалы. Были стаи гигантских океанских рыб. Были деревья, растущие до неба. Летучие ящеры, пахнущие карамелью дожди. Не было лишь кровососущих насекомых.

И вот настал день, когда явилось время торжества. И бог Рушары сошёл в свой мир в блеске славы и поклонения. В окружении своих Синкретов. Он шёл, как по ступеням, по лазоревым облакам прямо от солнца, которое назвал он Калвин. Свет разливался за его плечами, но не затмевал его. Синкреты пели славу ему. Он торжествовал.

Стоя выше гор, не касаясь ногами ни земли, ни океанов, благословил он сей мир на житиё. И укрылся в неприступных горах Рорсеваана, стоящих прямо меж двух океанов, чтобы извещать оттуда о своей воле народы созданной им планеты. Чтобы править по справедливости. Чтобы все жили в счастье и мире. Он создал себе в своём дворце, полном немыслимых чудес, Всевидящее Озеро, через которое обозревал свою планету. А иногда он облетал её на своей волшебной светящейся лодке, тогда все падали ниц и воздавали хвалы своему создателю.

Но продолжалось это лишь до тех пор, пока разум лишь дозревал в четырёх расах планеты, а далее постепенно выявился неприятный факт. Все четыре народа Рушары были неистребимо подвержены страсти творить суеверия и байки. Они выдумывали легенды в которых являлись герои-освободители. Герои сражались с Владыкой Рушером и низвергали его с Рорсеваана. Он изумился и начал казнить их. В ответ рождалось ещё больше сказок.

Хуже всех поступили нелетающие птицы, которых он назвал орниты. Эти дерзнули переназвать планету, отказав ему в факте творения. Они назвали планету Орсанной и придумали легенду о самозарождении орнитов из неживого камня.

Рушер поначалу смеялся, думая, что это бредни. Но, они верили в свои легенды а его называли самозванцем. И выступили с мятежом. И, надо думать, были разбиты. Он полагал, что преподал им урок. Но, орниты ответили ему страшно — они стали убивать себя. Они истребляли себя, чтобы досадить ему, поскольку он полагал, что мир его — прекрасен. Волшебник оживлял умерших, а они снова умирали. И он позволил орнитам держаться своих выдумок, но с условием, что они не покинут пределы своих земель, чтобы не разносить заразу мятежа.

Приматы были тише, но хитрее. Они поклонялись Рушеру и возносили Калвину хвалы, но втайне верили, что придёт их обезьяний бог и свергнет тирана. И войдут они во дворец Верховного Владыки и будут топтать его алмазные полы своими лохматыми ступнями.

Ещё были светлоликие и высокорослые сибианы, которыми Рушер мог бы гордиться, если бы они не презирали его. И были сиреневокожие крылатые аллерсы, которых просто не надо было создавать.

Но неожиданно он увлёкся. Воевать с заговорщиками было гораздо интереснее, чем исполнять их жалкие и противоречивые моления. Рушер вдруг утратил скуку, которая было уж начала его терзать. Синкреты тоже оживились, до того им понравилась затея Владыки Рушера. Но, Рушер помнил печальную историю орнитов. Что за удовольствие воевать с тем, кого ты превосходишь своею мощью неизмеримо, бесконечнократно? Это не противник. Так неинтересно. И он придумал.

Волшебник решил немного уравнять свои силы и своих врагов. Он решил добровольно ограничить свою мощь, хотя Синкреты очень умоляли не делать этого. Он сложил своё всесилие в бездонный колодец и запер его так хитро, что сам сразу не мог бы до него добраться. И ключи закинул.

Но это ещё не всё. Чтобы создать у противника впечатление возможности победы, Рушер дал им вполне реальные (Синкреты были недовольны) атрибуты Силы. И спрятал их, подкинув только намёки о месте хранения тех Сил. Тогда все расы тут же окружили загадки множеством легенд. Что и нужно было.

Игра пошла.

Старшие Синкреты сидели на фиолетовом парапете, кругом охватывающем дворец Верховного Владыки планеты Рушары — Всемогущего Волшебника Калвина Рушера Единственного. Их было четверо и все они были разными.

Стиассар был гигантским орлом. Его голова изменялась по времени суток. Днём она была человеческой, а ночью — львиной. Он надзирал за орнитами, нелетающими птицами. Но, сам летал замечательно.

Фортисс наблюдал за приматами. Он имел отлично сформированное человеческое тело синего цвета. С загривка до пят у него росла пышная чёрная грива, напоминающая плащ. Бёдра его охватывала кожаная юбка в обтяжку. Только голова его была не человечьей, а скорее обезьяньей, хотя тоже своеобразно красивой.

Муаренс следил за сибианами — высокими, красивыми людьми. Но, сам он нисколько не напоминал человека. Он был помесью дракона и коня. Точнее, зелёный драконообразный конь с кожистыми крыльями.

И Ахаллор, наблюдатель за аллерсами, тоже был существом крылатым. У него были две пары крыльев, оперённых лёгкими перламутровыми пластинами. Сам Ахаллор имел почти человечье тело, если бы не конечности, похожие на лапы. Он весь сиял от серебристой чешуи. Руки его оканчивались тремя когтями алмазной твёрдости. И довершало всё лицо химеры с длинными и острыми ушами. Плюс ко всему — хвост со змеиной головой.

Все они были существами бесполыми.

Планета, на которой они жили, естественным образом была вся пропитана волшебством. Законы её невероятны. Но, всем казалось это самым обычным. Естественно воспринималось и отсутствие гравитации в некоторых местах. И течение багровых облаков против ветра. Водопады ниоткуда. Разноцветный воздух. И, само собой, синкреты.

Не все синкреты были существами летучими. Кроме Старших, все прочие занимали третью ступень в иерархии высших существ Рушары. Первую, понятно, занимал сам Рушер Единственный.

Старшие Синкреты — существа неумирающие, остальные — нет. Младшая, вторая ступень синкретов, была наполнена самыми разнообразными гибридами. Словно творец Рушары забавлялся, слепляя хаотично детали разнообразных тел. Разум синкретов холоден, эмоции для них не существуют.

Фортисс пошевелился на широком парапете, кольцом охватывающем огромную круглую платформу, центр которой занимал дворец Рушера — любимом месте пребывания Синкретов. Он подтянул ногу, поджав её под себя.

Ахаллор тоже поскрежетал когтями и взметнул хвостом. Остальные два даже не шелохнулись. Их глаза, у каждого своего цвета, пристально смотрели через мерцающие воды океана на восточный полюс.

Платформа дворца вознесена так высоко, что птичьи пути пролегали значительно ниже. Горы Рорсеваана были неприступны и располагались прямо меж двух океанов — Сиваруса и Бирюзового.

Горы Рорсеваана — это вытянутая гряда выступающих из океанской бездны скал цвета синего бархата. Здесь всё красиво, цвета насыщены. Настроенные на чуткое цветовое восприятие, глаза Синкретов различали миллионы оттенков. Ничто на Рушаре не имеет постоянства цвета. Он всегда колебался, ежеминутно изменялся, перетекал из оттенка в оттенок. Синкреты могли часами пялиться в океан. Но, сегодня они сосредоточенно смотрели в одну точку.

На небе кружили пять лун — жёлтая Исхо, лиловая Оффо, красная Шаха, зелёная Юэ и вращающаяся ромбическая белая Тохэя.

— Они не прибудут дотемна, — произнёс Фортисс. — Что скажем Верховному Владыке?

Трое остальных не ответили, но сбросились с парапета и широко распустили крылья. Воздух завихрился и засверкал вокруг них. Фортисс нырнул следом в прохладу безбрежного воздушного океана. Вся четвёрка красиво исполнила вираж под огромной фиолетовой платформой, вынырнула с краю и штопором пошла наверх. Они понеслись, рассекая воздух, издающий пение.

Старшие Синкреты были страшными существами. У них не было ни капли милосердия. Если они и могли кого помиловать, то лишь потому, что им также неведомо и чувство кровожадности. Они не питались пищей, их кормила сама планета. Остальные же синкреты — второй ступени — должны есть, чтобы не умереть.

Сегодня все четверо ждали прибытия океанских парусных судов с грузом для дворца. В этом месяце дань платят сибианы. Они должны привезти для Владыки морские дары, фрукты со своих плавающих островов и мерцающих урзоев — шестилапых зверьков, издающих тонкий аромат цветов. Владыка каждой расе назначил дань, и это — закон.

Сибианы — мореплаватели. Они перемещаются и живут на флотилии парусных суден, которые сцеплены по сто-сто пятьдесят штук. Меж плоскодонными судами переброшены гибкие мостики.

Синкреты летели, рассекая воздух. С высоты своего полёта они увидели флотилию. Она только-только выходила из медленно плывущей ночи. Для сибианов это был рассвет. Синкреты стремительно спикировали на головное судно. Их прибытие всегда походило на нападение, поэтому все попадали ниц. Синкреты кругами заходили на посадку, демонстрируя всем сибианам свои свирепые лица. Наконец, стуча когтями и копытами, они с превеликим треском опустились на палубу.

— Почему задержка? — прорычал конь-дракон Муаренс. Он так и не опустил своих зелёных крыльев и выглядел очень устрашающе.

Стиассар и Ахаллор тоже не опустили крыльев и слегка покачивались над палубой, касаясь её одной конечностью. А Фортисс парил меж ними выше. Гравитация была у них в прислугах. Синкреты поводили своими кошмарными головами, переводя взгляд с одного человека на другого.

Вперёд вышел шелкар — капитан торговой флотилии. Не поднимая глаз на Синкретов, он угрюмо проговорил:

— Урзои выцвели и пахнут водорослями. Владыка не даёт нам волшебных зёрен. Мы собрали всех взрослых зверьков, но этого не хватает до квоты.

Капитан сибианов был высоким и статным мужчиной. Его длинные, до пояса, белые волосы перехватывались по вискам двумя пряжками. Мореплаватели обычно одевались в плотные тёмно-красные туники из кожи традаура, одноглазой рыбы, обитающей в песках поющей пустыни Импарр.

— Ты знаешь закон, шелкар. — проскрежетал в ответ Муаренс, оправдания его нисколько не тревожили. — Опоздание и неполная квота наказуемы.

Синкрет был доволен. Ситуация была создана искусственно. Волшебных зёрен москии сибианам взять негде, кроме как у самого Владыки и у аллерсов. Но, Муаренс намеренно занизил норму выдачи корма для урзоев. Тем самым он сталкивал аллерсов с сибианами, вынуждая последних совершать набеги на поля крылатых сиреневых людей. А те, в свою очередь, ревниво охраняли драгоценные посевы, ибо от уплаты квоты зависела их жизнь.

Капитан в отчаянии посмотрел вокруг себя. Он знал закон. За недостачу урзоев погибнет кто-то из его людей. За опоздание он сам поплатится. За негодное качество зверьков Рушер назначит ещё какое-нибудь бедствие. То, что для их нормального развития Владыка не дал зёрен, во внимание не принимается.

Синкреты решили, что разговор окончен и забили крыльями, издавая протяжные звуки. Они поднялись над головным судном, создавая мерцающий ветер.

Муаренс спустился к самой воде и вызвал водных синкретов. Десятка полтора чудовищ высунули головы из волн и радостно заголосили. Люди рухнули плашмя на палубы. Водные синкреты перелетали через корабли и на лету смахивали в воду сибианов. Рвали их и уходили вниз.

Капитан один оставался на ногах. С выражением муки на лице он оглядывался и видел, как пропадали в пастях синкретов его люди. Сам он тоже погибнет, но не сейчас. Сначала он приведёт флотилию к подножию синих гор Рорсеваана.

Муаренс разинул рот и зашипел. Водные чудища мгновенно скрылись. Квота восстановлена. Сибианы могут продолжать свой путь.

Синкреты взмыли в воздух и направились дальше, на континент Ларсари. Там жили крылатые аллерсы. Четырёхкрылый Ахаллор, всё тело которого покрыто перламутровой чешуёй, первоначально задумывался Рушером как младший бог для сиреневокожих аллерсов. Он был странно красив и даже для своего гигантского роста изящен и очень подходил для стройных, длинноногих птицелюдей — аллерсов. Но, жители Ларсари отвергли его сразу и не стали ему поклоняться. У них неожиданно проявился настолько независимый характер, что Рушер счёл это капризом эволюции. В отличие от индивидуалистов сибианов они всегда действовали стаей. Борьба с ними доставляла Рушеру удовольствие.

Континент Ларсари был гористым и густо покрыт лесом. Деревья его имели все мыслимые цвета. А горы под стать своим обитателям преимущественно обладали оттенками сиреневого со включением блестящих металлов. В лучах восходящего Калвина и в свете дневных лун он выглядел сказочно прекрасным, словно драгоценный камень в оправе из самоцветов. Но, некому было оценить это буйство цвета. В отличии от Синкретов аллерсы видели в тепловом диапазоне. Для чего нужно было дарить таким убогим существам такую роскошь цвета — непонятно Синкретам. Но, таков каприз Рушера.

Издавая крики, аллерсы взмыли в воздух и встретили Ахаллора на лету. Они нагло игнорировали его спутников, делая вид, что не видят их своими длинными фиолетовыми глазами. Трое Синкретов держались выше, предоставляя Ахаллору самому разбираться в своей задаче.

Предводитель птицелюдей, вожак горы, Гленнар с обыкновенным своим вызывающим видом приблизился к Синкрету ближе, чем допускал этикет. Зато вежливость его на октаву превысила положенную.

— Почтительно склоняю крылья, о жестокий Ахаллор! — пропел он.

Кончики его крыльев слегка трепетали, выражая как раз обратное. Ахаллор раздумывал: не сорвать ли с наглеца половину перьев? Но Владыка Рушер требовал более серьёзных причин, нежели непочтительное трепетание. тогда на мятежников будут брошены войска карателей. И такую ситуацию ещё надо постараться создать. Вот, например, как хитро действовал Муаренс.

Синие волосы Гленнара развевались по ветру, длинные фиолетовые глаза без белков немигающе смотрели в чёрные, с маслянистым блеском, глаза Синкрета. Они висели в воздухе друг перед другом и молчали. Один молчал с угрозой, второй — с вызовом.

— Верховный Владыка Рушары, Волшебник Калвин недоволен тобой, — Ахаллор намеренно опустил имя вожака горы, что прозвучало презрительно. — Медленно зреют зёрна москии.

Зёрна москии зрели быстро, но дело не в этом. Дело в том, что в последнее время вожаку горы удаётся удерживать ситуацию на пределе допустимой. Он умело балансирует на грани открытого противостояния и скрытой вражды с Владыкой. Все уколы непочтительности достаются Ахаллору, о чём он не так уж редко сообщает Владыке. Но, тот запрещает реагировать на мелочи. Требуется настоящий конфликт, чтобы обрушить на Ларсари войско. И зёрна москии — та карта, которой можно возбудить мятеж.

— Отдашь в счёт квоты пол-небеля зёрен, — прошипел Синкрет в лицо Гленнару, чтобы больше никто не слышал. А особенно — Владыка Рушер.

— Мы уже отдали! — крикнул вожак вслед тугим струям воздуха, запевшего под крылом Синкрета.

— Ещё отдашь! — бросил Ахаллор, взлетая на высоту, недоступную аллерсам. Трое Синкретов вознеслись с ним, одобрительно клекоча. Они стремительно направились на континент орнитов.

Далеко позади аллерсы бешено носились стаями, понимая, что война неизбежна. Хрупкий мир созранить не удалось.

Рушер вздохнул и отошёл от всевидящего озера. Планета находилась в состоянии холодной войны с ним на протяжении веков. Три племени из четырёх удерживали ситуацию, жертвуя слишком много. Хранилища его дворца содержали более чем достаточно зёрен москии, которой так недоставало сибианам. Но, он не выдал им в прошлом месяце положенную норму, ссылаясь на плохие подношения со стороны аллерсов.

Он знал, что его Синкретов ненавидят все четыре расы. Но, три терпят, а орниты снова готовятся к войне. Он опять вернулся к озеру и провёл над ним рукой, настраивая на показ континента Марено.

Поверхность заколыхалась и на ней в центре расходящихся кругов появилась обозреваемая с высоты полёта Синкретов земля орнитов. Неправильной формы, похожая на гигантскую запятую, хвостик которой был слишком длинен и образовывал узкий залив Крабарри Ло. Там, на мелководье, в домике на сваях, жил его главный враг — сказительница орнитов, старая Орнарта. Это она соперничала с ним в выдумках, изобретая такие истории, перед которыми бледнела слава Рушера. Она утешала свой народ, придумывая героев, с которыми он не мог соперничать при всей своей мощи. Её герои были прекрасны. Они были смелы, великодушны, бесстрашны. Их любили, им подражали, о них пели песни.

Зеркало, повинуясь желанию Калвина, приблизило зелёные воды залива. Казалось, поющие брызги долетают прямо в тронный зал его дворца в синих горах Рорсеваана. Танцующие пальмы, растущие на длинной косе Фланнира — главного селения орнитов — расступились и он увидел всех четырёх Синкретов. Они приближались к хижине Орнарты, стоящей на сваях в неглубоких водах залива.

Сказительница вышла на порог своего жилища и бесстрашно устремила незрячие глаза наверх. Поседевшие перья выдавали её немалый возраст, но это не было помехой тому влиянию, какое она оказывала на расу.

Синкреты, нарочно производя шум, зависли над хижиной. От них отделился Стиассар. Рушер специально в своё время придал ему форму птицы, чтобы он оказался ближе к своим подопечным. Но, он оказался отвергнутым сразу же после сошествия Владыки на планету.

Орнарта перед Стиассаром просто птенец, который совсем недавно проклюнул скорлупу. И вот извольте — ведёт себя так, словно это Стиассар незванный гость на материке Марено! Что именно вызвало к нему такую ненависть, Рушер так и не узнал. Но, полагал, что причиной тому его крылья. Нелетающие орниты, лишённые эволюцией насущной необходимости летать, чуть не заклевали своего бога. Неистовая воинственность, бесстрашие, презрение к смерти частично компенсировали им отсутствие настоящих крыльев.

Волшебник мог бы в своё время дать им крылья, но не сделал этого, поскольку ему была не по душе их независимость. Дай им возможность полёта, так они всю планету поставят на крыло.

У орнитов почти человеческие лица на телах больших орлов, исключение являл лишь чёрный клюв, заменявший им рот и нос. Большое, тяжёлое тело держалось на высоких, прямых ногах, поросших жёстким оперением. У Орнарты верхний роговой слой клюва стал совсем серым. Она очень стара. Её перья седы.

— Владыка Стиассар прибыл к своим подданным? — насмешливо спросила сказительница, намекая на очень-очень давнюю попытку стать их богом. — Тёплой воды тебе, боженька, и чистого песочка.

Дневная голова Стиассара имела человеческое лицо. Клюва у него не было и потому он очень чисто произносил слова.

— Сочиняешь сказки, старуха, — надменно произнёс Синкрет голосом, напоминающим гул ветра в горах Мзивара. Ещё на заре всей жизни на планете Рушер очень потрудился над этим голосом и теперь с удовольствием слушал его.

— Не пойму, чего ты там клекочешь, — ответила Орнарта, хорошо зная, что её видит и слышит сам Владыка.

— Ты собираешь войско, — бесстрастно сказал Стиассар.

— Будет война, — охотно согласилась старая Орнарта.

Эта манера орнитов ничего не отрицать и нисколько не хитрить более всего раздражала Калвина. Он заскрипел зубами и отошёл от озера. Хорошо ещё, что Синкреты не видят, как он злится. Как жаль, что он неосмотрительно закинул ключи от своего могущества и стёр память о местонахождении своей Силы. А то сейчас бы очистить весь континент Марено с лица Орсанны — то есть Рушары — и воздвигнуть какое-нибудь новое чудо. Какой-нибудь биологический нонсенс.

От орнитов более не было приношений. Они отказались платить ему дань. Теперь, чтобы получить в свой дворец вкусные плоды из рощ Марено, ему приходилось посылать синкретов. Отряды ликвидаторов из орнитов настигали воров и раздирали их в клочья своими страшными когтями. Они делали это так свирепо, что нет сомнения, мечтали так же добраться и до самого Владыки.

Он продолжал смотреть.

Сказительница оперлась рукокрылом, слишком слабым, чтобы летать, но очень искусным в изготовлении оружия, о косяк своего жилища.

— Уходи, Синкрет, — сказала она, упорно не называя имени. — Здесь тебя не ждут.

— Что мешает мне вызвать на Марено орды пожирателей мяса? — спросил бесстрастно Стиассар.

Орнарта игнорировала бессмысленный вопрос: война и так неизбежна. Орды будут.

Синкреты сорвались с места и помчались над землями Марено вдоль материкового побережья. Над селениями, над болотами, над рощами, пролетали меж заснеженных пиков гор Мзивара, через пустыню аметистовых песков Импарр. Везде готовились к войне.

Слуги Рушера знали, что пролети они чуть ниже и чуть тише — страшный боевой металл орнитов настиг бы их в полёте.

Рушер видел всё и усмехнулся. Владыку задевало всеобщее неприятие его, хотя он всё сделал, чтобы угодить всем четырём расам Рушары. Оставить этот мир и сотворить новый? Надо ещё обнаружить хранилище своей Силы. К тому же, это пока не к спеху.

Он снова склонился над кругом озера. Синкреты мчались над водами Ауруса — золотого океана, над гребнями, отблескивающими пурпуром и густой малахитовой зеленью. Аурус — его гордость, межконтинентальный океан, чудо созидания. Серебрянные гигантские рыбы взрывали волну и летели, подобно крылатым кораблям сибианов, плавающим всюду — эйчварсы, созданные им в порыве творчества, прежде всех обитателей планеты. Серебряные молнии Рушары — гроза сибианов.

Приближался континент Урсамма — Горячие Земли. Места синих гейзеров, говорящих песков. Пурпурных озёр, живых скал. Место чуда, место фантазии. Именно здесь жили племена приматов. Не слишком изящных, покрытых чёрной шерстью, невысоких прямоходящих обезьян. Они не были ни дерзкими, как орниты. Ни красивыми, как сибианы. Ни храбрыми, как аллерсы. Нет, они были самым слабым племенем Рушары. Но, именно они вызывали у Волшебника самые большие опасения. Потому что владели странной магией. И природа её была непонятна Рушеру. Когда он изволил обратить внимание на необычные способности приматов, большая часть его Силы уже была запрятана, и место её надёжно стёрто из его памяти.

У них был пророк — молодой самец Синнита. Но, Рушер никогда не видел. Он был так спрятан от всевидящего озера Рушера, от его Синкретов, что никакой погром материка не помогал его найти. Калвин подозревал, что Синнита — лишь выдумка приматов, чтобы было на кого сваливать все свои проделки. Белый пророк Синнита.

Фортисс медленно опустился на янтарного цвета помост, сработанный из древесины тантаруса, в изобилии растущего на континенте Урсамма. Стальными когтями он поскрёб по твердейшей поверхности, вызывая старосту деревни. Приматы жили разобщённо, деревнями. У них не было никакой центральной власти. Такой помост — место обычного деревенского собрания.

Кругом стояли крытые листьями того же тантаруса круглые хижины. Из одного домика вышел примат. Увидев Синкретов, он стал приседать и кланяться. Фортисс и понятия не имел, как его зовут. Все они на одно лицо. А сам он был впятеро выше любого. Прочие Синкреты расселись на ветвях кряжистых тантарусов, росших вперемежку с бразеларами — деревьями высотой до неба. Их здесь ничего не интересовало. Они вообще не были любопытны.

— Фтары собраны, великий Фортисс, — почтительно проговорил примат.

— Прекрасно, — невыразительно сказал Синкрет.

Фортисс прекрасно знал, что вздумай он сейчас предпринять попытку хоть когтем тронуть примата — тот мгновенно уйдёт в подпространство. Синкретам, да и Владыке Рушеру это было абсолютно недоступно. Великий Рушер забыл про подпространство, когда запрятал свою Силу.

— Спроси о новом пророчестве Синниты, — сказал Фортиссу Рушер.

— Владыка спрашивает о новом пророчестве Синниты, — тут же невозмутимо заявил Синкрет.

Калвин едва не выругался. Всё-таки его Синкреты были существами тупыми в отличии от продукта эволюции его же собственных микробов.

— Владыка Рушер спрашивает о выдумках его подданных? — естественно удивился староста. — Даже детишки знают, что Синнита — это сказка.

Делать здесь больше было нечего и Фортисс вознёсся на антигравитационной волне. Все Синкреты взмыли в воздух и, набирая неистовую скорость, понеслись к горам Рорсеваана, ко дворцу Великого Волшебника Калвина Рушера Единственного. По последнему пророчеству Синниты, белого пророка приматов, это было не так.

Таков сон Калвина Рушера, в котором не было у него Спутника. И некому было сказать Владыке, что он спит. Некому было предложить вернуться обратно, в тёмную пещеру, на камни, к товарищам — в лишения, в неизвестность. Да и захотел бы он? Кто же откажется от всевластия и всемогущества ради ради малого удовольствия жить обыкновенной земной жизнью!