Стамуэн

Глава 25. Эдна Стоун

Далеко, почти на пределе видимости, едва шевелились две крохотных фигурки. Два человека уходили через пустыню, на юго-восток. Их будущее было неопределённо.

Лагерь пустовал, покинутый своими обитателями. Бесполезно стояли два внедорожника, засыпанные песками до середины колёс. Словно корабль, потрёпанный бурей, стоял со сваленным чехлом фургон, полный пластиковых баков и канистр. Шевелились под ветром разорванные палатки. Лежала складная мебель, коробки с консервами, армейскими пайками, склад пустых бутылок. Ветер неторопливо шевелил мусор. Хлопал дверью трейлер-лаборатория. Лагерь имел вид покинутого поля боя.

Из города вышла толпа додонов. Они несли копалки, корзины и мешки. Впереди шла шаария. Часть аборигенов спустилась в брошенный карьер, а остальные принялись неторопливо и методично складывать в мешки всё, что осталось в лагере. Они собирали бумаги, бутылки, пластиковые обёртки от пайков. Набивали мешки доверху и сносили к широкому карьеру, где экспедиция вела раскопки. Всю свою добычу туземцы высыпали в яму, как мусор, и снова отправлялись на сбор. Сносили коробки и ящики с находками, которыми так дорожил профессор.

Те, что работали в карьере, не обращали внимания на сыпавшийся рядом мусор. Они сосредоточенно и очень ловко освобождали от грунта тот артефакт, который так и не успел раскопать Мариуш Кондор.

Ещё одна группа принялась своими примитивными орудиями выкапывать яму перед джипом. Судя по её размерам, она предназначалась для погребения машины. Когда глубина окажется достаточной, додоны столкнут туда беспомощный и бесполезный внедорожник. Потом придёт очередь второй машины, потом — фургона, и последним похоронят трейлер. Наверно, они не первый раз проделывали такое, потому что делали своё дело неторопливо, чётко и без разговоров.

Шаария меж тем искала в палатках. И вот в одной из них она нашла лежащую в беспамятстве женщину. Это была Эдна. Всеми забытая, в спешке оставленная. Она уже не приходила в сознание.

Старуха позвала к себе бельмастого и велела вытащить женщину наружу. Шаария принялась трогать её за руки и прислушиваться к дыханию. Женщина была ещё жива, но сердце её работало слабо и неравномерно. Старуха забормотала что-то, достала из своей одежды маленькую тыквенную бутыль, осторожно вынула пробку и принялась вливать Эдне в рот слегка зеленоватую жидкость. Первая порция потекла по шее Эдны. Затем её воспалённые потрескавшиеся губы слегка раскрылись, пропуская воду.

— Пьёт. Хорошо, — удовлетворённо пробормотала шаария.

Она позвала двух сильных мужчин и велела отнести больную в каменную хижину, где жила.

Эдна пришла в себя и открыла глаза. Место показалось ей незнакомым. Она была ещё слишком слаба, чтобы много раздумывать над этим. Тело едва повиновалось ей. Эдна помнила лишь, что с ней произошло до того момента, как она отправилась в палатку, чтобы скрыть от студентов свою слабость. Дрожащими руками Эдна обыскала свою одежду. У неё была припрятана бутылка с водой для Маргарет и Аарона. Воды при ней не оказалось. Что со студентами? Она уже более осмысленно огляделась.

Тёмная каменная конура. Пучки трав на стенах. Закопчённый очаг. Ворох тряпья в углу, нищие циновки. Что же это такое? Где она? Тут её взгляд упал на чашу, стоящую на невысоком алтаре. Может, это вода? Надежда шевельнулась в душе Эдны. Она сделала усилие и продвинулась в ту сторону. От движения потемнело в глазах и бешено заколотилось сердце. Наступила страшная дурнота.

Эдна переждала приступ и снова сделала рывок. Он дался немного легче. С третьей попытки женщина достигла цели. Достав чашу, она обрадовалась — это в самом деле была вода. Эдна с жадностью выпила её. После чего бессильно уронила голову и погрузилась с открытыми глазами в глубокий сон.

Шаария вернулась, неся больной воду. Она вошла и увидала, что та дотянулась до каменной чашки, стоящей на домашнем камне. Это была вода из Источника Преображения — её принесли для той рыжей девочки, что спит сейчас посреди центральной площади Стамуэна. Шаария не думала, что женщина так быстро очнётся. Но, теперь уже поздно: лекарка приезжих вошла в испытание, чего никак нельзя было делать. К испытанию не годится человек, находящийся в столь ослабленном состоянии. Сон вытянет из него последние силы. Теперь же шаарии осталось только наблюдать. Она села рядом.

У женщины не было Спутника, когда она вошла в сон, потому что Неродившаяся говорит лишь с теми, кто заснул в пещере Снов. Некому было сказать ей нужные слова, некому ободрить. К тому же, она в несравненно худшем состоянии, чем та дикая кошка, что имела храбрость драться с псами шаарии.

Старуха заглянула в открытые глаза женщины и узнала, что ту зовут Эдна.

Сон Эдны был тяжёл, отрывист и сумбурен. Она снова была двенадцатилетней девочкой и снова переживала уход отца. Последние два года она боялась, что однажды он соберёт чемоданы и уйдёт без объяснений. Так оно и получилось — неясный страх воплотился в действие. Родители никогда не ссорились при ней, но маленькая Эдна всегда чувствовала ту напряжённость, что разделяет родных ей людей.

И вот он остановился в дверях. В последний раз окинул взглядом дом, который перестал быть ему милым, мельком глянул на Эдну и выбыл из её жизни навсегда.

После его ухода мама замкнулась в себе и всё чаще с нескрываемой горечью говорила дочери, что ей не следует выходить замуж. Замужество не что иное, как иллюзия счастья. Жить надо для себя. Находить удовольствие в работе, продвигаться в карьере, путешествовать. Эдна выросла с убеждением, что замужество не для неё. Если бы она и вышла замуж, то результат был бы тот же, что у мамы.

— Эдна! — окликнула её старуха. — Эдна! Придумай себе счастье! Позови то, что ты хочешь больше всего.

В колледже она была самой незаметной. Фигура последнего плана. Смутное пятно на декорации. И вот ей повезло: она нашла своего принца. Кажется, была любовь, свидания, волнение, трепет, ожидание, надежда.

Они поженились. Белое платье, флёр, цветы. Эти сцены промелькнули перед взором спящей Эдны как застывшие картины. Она даже не может вспомнить, что чувствовала. Отрывочно возникают видения домашней жизни. В них не хватает детальности. Вот они с мужем за завтраком. Сажают цветы в саду. Они на концерте симфонической музыки. Он умный и красивый, но почему-то похож на манекен. Или это только чудится?

Маму муж бросил — и от Эдны ушёл её принц. А она даже имени его не помнит. Зато картины последующего несчастья были очень реальны, подробны, продолжительны. Эдна переживала всё, что испытала её мать: одинокие слёзы в подушку, смущение при встрече с замужними знакомыми. Томительные вечера, запущенный дом.

А потом оказалось, что у неё от брака есть дети. Сын, Антон, шести лет. И дочь, Марсия — девяти. Эдна вдруг испугалась. Как она могла позволить себе так погрузиться в горе, когда она нужна детям?! Как раньше не замечала, что имеет двух детей?! И Эдна с запоздалой страстью начала любить своих детей.

Странная же это была любовь. Её всё время одолевал страх, что с ними случится беда. Придут грабители и убьют их. Они пойдут в школу и попадут под машину. Она то и дело забывала их кормить. Теряла их в супермаркете и вспоминала о том лишь придя домой. Постоянно терзала себя за это, плакала, рвала на себе волосы, проклинала свою забывчивость и несобранность.

Антон и Марсия были очень тихими и улыбчивыми, Они никогда ни на что не жаловались. Иногда казалось, что их совсем нет. Эдна не хотела, чтобы у них была такая унылая жизнь, как у неё. Им нужно учиться в колледже — требуются деньги. Им нужно хорошее питание, нарядная одежда. Её дети не должны быть хуже прочих.

Эдна не справлялась с массой забот, которые взвалила на себя. Она жертвовала всем, даже необходимым. У неё не было приличной одежды. Она избегала встреч со знакомыми. А, если это всё же происходило, то на их недоумённые взгляды со смехом отвечала, что ей и не нужны наряды — она всё время в экспедиции.

Денег катастрофически не хватало. Эдна постоянно ломала голову, где занять и перезанять. Чем отдавать долги. Она боялась, что лишится жилья. Ненавидела себя за то, что не смогла создать в своём доме уюта, который так легко достигается другими. Она привыкла жить безалаберно и не смогла создать комфорт своему мужу — и он ушёл. А теперь она плохая мать.

Эдна погибала под массой невыполнимых обязательств. Она не видела выхода, но продолжала биться в надежде, что всё как-то образуется.

А потом была война — внезапный ядерный удар. Эдна не сумела справиться во сне со своим негативизмом, и теперь он совлекал её в ад.

Эпизоды атомной войны проносились перед ней с ужасающими подробностями. Все виденные фильмы, все прочитанные книги — всё это соединилось, аккумулировалось в её обмершем от ужаса, агонизирующем сознании.

Была вспышка нестерпимо яркого света, такого ослепительного, что шаария отшатнулась, когда в глазах Эдны полыхнул огонь. Вырос чудовищный жёлто-багровый гриб. И пронеслась волна, разрушая на своём пути дома, перемешивая в кашу людей, машины, деревья, землю.

С надрывным плачем, разрывающим ей грудь, Эдна бежала к своему дому. Лезла через обломки, груды мусора, искорёженный металл. Она теряла волосы и ногти. Она отплёвывалась кровью. Живых не было. Были только она и смерть.

Эдна не смогла справиться с бедой и в отчаянии обрушила на себя войну. И теперь сгорала в агонии. Душа её хрипела, в мучении изгибаясь дугой, сжигая саму себя в адском пламени безысходности.

Она дошла до своего дома. Вместо него — обгорелая груда камня и сплавленной черепицы. Тысячеградусное пламя превратило её детей в пепел. Ударная волна выдула пепел из обломков. Но, это был её дом, и она упала перед ним на колени, как перед могилами детей.

— Эдна! — звала шаария. — Эдна! Это только сон! Проснись, Эдна! Не оставайся со смертью, уходи оттуда!

— Куда же я уйду? — ответила ей Эдна окровавленными губами. Она посмотрела вверх, на шаарию, двумя язвами, которые у неё стали на месте глаз. — Куда я пойду? Здесь мои дети. Мне некуда идти.

— Эдна, — просила её шаария, — ты ещё молода. У тебя всё впереди. Ты ещё можешь выйти замуж, у тебя будут дети. Выходи из сна, Эдна! Жизнь здесь, а не там! Выбери жизнь, Эдна!

— Нет, — обессиленно отвечала женщина, — я слишком устала. Я останусь с ними. Это всё, что я хочу.

Там, в своём сне Эдна умерла. Здесь её тело прекратило жить. Открытые глаза потускнели, и шаария ладонью опустила веки умершей.

Эдна умерла. Всеми забытая, обобранная в беспамятстве, брошенная. Никогда никем не замечаемая, некрасивая, незамужняя и бездетная тридцатипятилетняя Эдна.

— Никто не узнает, какой хорошей матерью ты была, — прошептала шаария, разглаживая пальцами ранние морщинки на лбу умершей.

— Вот она, цена привязанности, — старуха покачала головой. — Ах, Сади, Сади!

Вот и Эдна выбрала привязанность, хотя она сожгла, уничтожила её неопытную одинокую душу.

Едва только стражи исчезли из виду, Кондор утратил всю свою воинственность. На него навалилась такая тяжесть, что он вынужден был остановиться и присесть. Так, сидя в течение почти получаса на одном месте и почти не шевелясь, он переживал происшедшее.

Ребята остались без воды, без руководства. На Эдну слабая надежда. Что с ними сделают из-за него? Он боялся думать об этом. Впервые Кондор боялся смотреть в глаза правде.

Его не выпустят отсюда — в этом он был совершенно уверен. Остаётся Маркус. Если он не совершенный подлец, то должен позаботиться о студентах. Что там говорила ему старуха таким странным способом? Что у ребят есть вода? Или будет вода? И что это ему должен был передать Маркус.

«А ведь передал», — вспомнил Кондор. Но, все эти мысли не принесли ему ни малейшего облегчения. Раз он не видел исполнения обещанного воочию, то этого как бы не произошло.

Мариуш шёл по длинной кишке пещеры, неся канистру с водой. Если бы у него был повод не делать этого, он бы немедленно воспользовался им. Бессмысленность собственных действий просто убивала его.

Фонарь выхватывал из темноты небольшой кусок пути, а впереди и позади была кромешная тьма. Время от времени Мариуш светил на стены и потолок — чтобы убедиться, что он ещё в реальном пространстве, а не в преисподней.

Временами слух обманывал его — слышались вздохи, стоны, шуршание. Тогда профессор останавливался и звал: кто тут?! Прислушивался, но темнота молчала. Он светил вокруг и с замиранием сердца боялся обнаружить притаившегося монстра. Но, всё было пусто, он был единственным живым существом в этой каменной ловушке. Только тихий ветер непрерывно тянул из глубины.

И вот настал момент, когда фонарик замигал. Наверно, Кондор уже многие часы спускается по этому бесконечно длящемуся подземелью. А, может, не часы, а дни. Когда свет иссяк, профессор испытал приступ паники, которая сопровождалась удушьем. Он сел у стены и начал глубоко дышать. Тьма давила, лишала мужества.

«Кому нужно тут моё мужество?» — подумал он. Кто смотрит на него? Мучительно хотелось закричать — так, чтобы отозвались стены. Кататься по полу и биться головой. Но, он стыдился сам себя. Да, Мариуш Кондор не должен терять самообладания даже в полной изоляции от всего живого.

Он не заметил как заснул. Усталость, отчаяние, тьма и обречённость сморили Кондора. Пластиковая канистра с водой пригодилась вместо подушки.

Очнулся он спустя невесть сколько времени от жажды. Где канистра?! Ах, вот она — немного в стороне. Наверно, он во сне оттолкнул её руками. Постойте, а как он видит?! Ведь фонарик давно погас — Кондор выкинул его!

Это было очень странно: в норе не было темно. Стены где-то в метре от пола давали слабый свет. Высокий потолок прохода тоже слегка сиял. Наверно, это колонии неизвестной науке плесени. Свет был ровным, перламутрово-голубым — и позволял видеть достаточно.

Кондор полюбопытствовал и заглянул в ту часть прохода, которую уже миновал. Ошибиться невозможно, ведь его путь всё время идёт вниз. Да, там было свечение, но слабое — оно постепенно иссякало вдалеке. А вот то, что впереди, освещалось, словно голубыми неоновыми лампами. Как интересно: когда Мариуш засыпал, то было совершенно темно, а когда проснулся — как будто именно для него устроили иллюминацию.

«Всему есть причина, — ответил на эти крамольные мысли рассудок. — Возможно, эта плесень реагирует на изменение магнитного поля.»

Такое объяснение было ничуть не хуже прочих. Кондор поднялся, взял свою канистру и направился дальше вниз. Теперь идти было не в пример легче, поскольку в мертвенно-голубом свете плесени был виден каждый камешек и выбоинка. Занять мысли было нечем.

Спуск всё не кончался, утратилось ощущение времени. Бессмысленность действия породила душевное окоченение, несвойственное обычно такому энергичному профессору.

Перешагивая с камня на камень, он поднял глаза и обречённо остановился. Вот и всё. Он достиг дна. Длинная кишка спуска закончилась тупиком. Это то место, куда они отправили его умирать. Можно было и не тратить силы на шараханье. Профессор уселся на пол и прислонился спиной к прохладному камню.

Если бы он умел подавлять в себе сознание! Но против воли мысли так и копошились в голове. Старуха сказала, что ему понадобится вода. Зачем? Чтобы подольше протянуть, сидя на каменном полу и глядя на цветущую плесень?

Это наказание. За то, что он посягнул на самое святое в этом гиблом месте. На воду. Туземцы тут живут невесть сколько веков. И всё это при постоянной нехватке воды. За столетия они выработали строгий устав пользования скудными благами природы. У них незыблемые правила. Они имеют даже некоторый кодекс чести, никогда не посягая на чужое. А его экспедиция — это просто туристы. Припёрлись по каким-то своим, нисколько не нужным жителям Стамуэна, делам. И вообразили, что кто-то теперь должен вникать в их проблемы. А он взял да и решил эти проблемы с собственной точки зрения на справедливость. И очень обозлился, когда эта его справедливость пришлась им не по вкусу. Что же он должен был делать в такой ситуации? В самом деле, ведь одними рассуждениями не проживёшь.

Он устал сидеть, сцепив руки. Очень хотелось пить, но Кондор никак не мог заставить себя выпить из канистры. Какая-то нравственная заноза продолжала торчать в его сознании, заставляя его, сидящего в одиночестве глубоко под землёй, лишать себя глотка воды.

Кондор встал и от нечего делать подошёл к стене и провёл ладонью по её прохладной, чуть влажной поверхности. Его ладонь засветилась голубым светом.

Мариуш обтёр руку о шорты. Теперь и на шортах был голубой свет. Пристрастие к симметрии побудило его сделать то же самое и левой ладонью.

От нечего делать Мариуш творил глупости. Он намазал неубывающим светом обе руки от кончиков ногтей до коротких рукавов. Через неделю здесь будет лежать труп со светящимися руками. Как это возмутительно — светящиеся руки!

Кондор засмеялся и тщательно намазал ноги вместе с кроссовками. Может, эта плесень ядовитая? Очень хорошо, покончим побыстрее с этим.

Светящиеся конечности по сравнению с одеждой выглядели просто вызывающе. И Кондор продолжил своё бессмысленное занятие. Он вымазался весь спереди. Представил свой сияющий труп. Ему стало смешно. Тогда он начал отираться и спиной, время от времени похохатывая.

Плесень на стене уже не выглядела такой красивой. Он испортил картинку — везде проплешины, везде мазня. Но, дурацкое веселье уже захватило его целиком. Кондор решил непременно довести дело до конца. Он вымазал лицо и шею, даже уши. Эх, жаль, зеркала нет! Это безумие. Он сошёл с ума. Почему так быстро?

Кондор представил себе, как выглядит, и со смешком исполнил несколько движений брейка. Потом подумал и скрутил свои пышные пряди в пылающие холодным светом жгутики. И снова сплясал со смехом. Его никто не видит. Всё можно!

Всё ещё посмеиваясь, он подошёл к тупиковой стене, которая почему-то была свободна от плесени, и с размаху ударил по ней ладонями. Руки не встретили сопротивления. То, что выглядело как монолит, беспрепятственно пропустило человека. Он буквально нырнул в камень.

Спустя полминуты из стены вышел человек, забрал канистру и ушёл сквозь стену обратно.