Ставка на стюардессу

Глава 1

Ивана арестовали. Мошенничество в особо крупных размерах! Вывод за рубеж нескольких миллиардов рублей! В нашем доме был обыск. Я пребывала в состоянии шока. Миллиардов?! Мы, конечно, жили совсем не бедно. Наверное, этот загородный особняк, построенный Иваном, обошелся ему в несколько миллионов, но рублей! Мы оба ездили на хороших машинах, могли позволить себе любую еду, любую одежду, поездку на любой курорт. Но Иван не швырялся деньгами. Никаких золотых унитазов, никаких статуй, никаких диких вечеринок, никаких безумных трат вообще. Он не был скупым, по крайней мере по отношению ко мне, но деньги он считал всегда. Хотя он же финансист по первой и основной профессии. И я знала, что он постоянно вкладывал деньги в свой агропромышленный комплекс.

Когда я пыталась интересоваться его прошлым, я нигде не нашла информации ни о каких оргиях, загулах, спонсировании певиц и актрис. Он всегда жил тихо и скромно. Он просто не любил вечеринки. С друзьями предпочитал общаться дома, один на один, а не устраивать обеды на сто персон. Может, потому, что деньги любят тишину? Но Иван на самом деле любил тишину. Он не любил никакую музыку – никого из современных исполнителей, честно признался, что не понимает классическую. Он не ходил в театры и на выставки, фильмы смотрел дома. Меня он попросил слушать музыку в наушниках. Если я хочу в театр, на выставку, пройтись по магазинам – всегда пожалуйста, «только заранее согласуй свои планы с моими». Он меня ни в чем не ограничивал, никогда не упрекал. Он заботился обо мне, он баловал меня. Его отношение ко мне напоминало скорее отношение отца к дочери. Хотя разница в возрасте между нами на самом деле составляла восемнадцать лет.

Была ли это любовь? Но ведь любовь тоже бывает разной… Главное – что мне было хорошо и спокойно с Иваном. Мне было комфортно.

Но откуда миллиарды?!

Мишенька плакал не переставая. Он чувствовал, что происходит что-то ужасное, он чувствовал мое состояние и состояние своего отца. Я не знала, что делать. То есть в первые минуты не знала, потом я взяла себя в руки. Последние полтора года у меня была невероятно счастливая жизнь, мне не приходилось решать никаких проблем. Все проблемы решал Иван. Да их просто не возникало! У меня не возникало. Благодаря Ивану. Но до этого…

До этого была сплошная борьба, с самого раннего детства. В отрочестве, юности, после совершеннолетия. Я считала, что полтора года с Иваном – это награда за все испытания, которые я выдержала до встречи с ним в той, прошлой жизни. Но, похоже, теперь мне придется платить за эти полтора года счастья. Говорят, что Господь не посылает людям таких испытаний, которые они не могут выдержать. Значит, выдержу. Я не кисейная барышня.

Я родилась в маленьком городке в Карелии. Большинство людей про него даже не слышали. В нем нет ничего особенного, вообще ничего похожего на какую-то достопримечательность. Но у нас замечательные леса и озера, и обитатели нашего городка и его окрестностей выживают благодаря этим лесам и озерам. И себя обеспечивают дарами природы, и на продажу их собирают.

Я не знаю своего отца. Мы все у матери были от разных, и в нашем городке она имела не самую лучшую репутацию, а если говорить прямо, то ее называли известным русским словом из пяти букв. Хотя мама нам в детстве говорила, что это слово означает «бледный», то есть «бледная». Когда мы узнали его истинное значение в русском языке (а все узнали рано), она все равно продолжала настаивать на своей версии, правда, уже говорила, что оно приклеилось к женщинам, занимавшимся древнейшим ремеслом, потому что они как раз были бледными, много времени проводили в помещении, в отличие от румяных русских крестьянок. Аристократия тоже ценила бледность и скрывалась от солнца под зонтиками, но это была совсем другая бледность. В подростковом возрасте я не поленилась и нашла в библиотеке книгу по этимологии, и там даже был раздел по этимологии русского мата. Этому слову была посвящена отдельная статья, в которой объяснялось, что оно выпадает из общего ряда русских матерных слов, потому что не обозначает гениталии или совокупление. Там говорилось, что слово происходит от славянского «блуд», означающего «заблуждение, ошибка, грех».

Наверное, вся жизнь моей матери была ошибкой. Она находила не тех мужчин, она влюблялась в них до беспамятства, но одного зарезали в пьяной драке, двое отправились в места не столь отдаленные (от нашего городка уж точно не очень отдаленные), проезжавшие через наши места мужчины, и почему-то у нас задержавшиеся, возвращались в родные города, кто-то женился на других женщинах. Если бы моя мать родилась в другом месте, может, все сложилось бы по-другому. Если бы отца моего старшего брата не зарезали, то тоже все могло сложиться по-другому. Если бы…

В один прекрасный для меня день к нам приехала тетя Люся, наша дальняя родственница. Насколько я поняла, моя прабабушка и ее бабушка были родными сестрами. Может, я поняла неправильно.

Стоял ноябрь, темнело рано. Мы вообще-то уже спать собирались. В будний день вечером народ у нас по улицам не болтается. Ну, если только летом. Но в мороз, в темноте – никогда. Утром идут на работу, вечером с работы. Фонари тоже не горят. Или не горели в годы моего детства.

Тетя Люся приехала со своей умирающей дочерью. Мы с братом и сестрой не поняли вначале, зачем она привезла к нам еще одного ребенка. Мы сами вечно ходили голодные. Основной нашей едой на протяжении всего года были хлеб, картошка и самые дешевые макароны. Хорошо, если с маслом! Правда, брат уже давно сделал открытие: даже в нашем городе люди не выжимают кетчуп из пакетов до конца. И мы рылись в помойках. Так что макароны ели с кетчупом. Но в нашем городе еду в помойку не выбрасывали. У нас люди все съедали сами.

Летом и ранней осенью, конечно, было проще – мы собирали ягоды, воровали яблоки, разбирались в грибах. Мать с ранней весны варила нам супы из одуванчиков, крапивы, сныти и щавеля, которые тоже собирали мы, хотя нам хотелось мяса. Уже переехав в Петербург, я смеялась, когда люди говорили мне, что сныть – сорняк. Я много раз это слышала! А у нас она шла в суп, салат и использовалась как приправа, если в доме появлялось мясо.

Его добывал старший брат, который в семь лет уже умел ставить силки на зайца и рябчика, как делали наши предки, пока огнестрельное оружие еще не изобрели и пока оно имелось только у знати, рыбу удили втроем – брат, сестра и я. На рыбалку меня стали брать с трех лет. Сестра была на год старше, брат – на четыре. После меня родился еще один мальчик, но к приезду тети Люси он еще лежал в люльке. Детской кроватки в нашей квартире не было. Я не знаю, где мать раздобыла старую деревенскую люльку, я такие потом только в фильмах видела. Никто не верил, что я свои первые месяцы после рождения тоже спала в такой. Мы с братом и сестрой вместе спали на широком топчане. Люлька висела в нашей комнате, и мы ее качали, если маленький брат начинал плакать. А во второй комнате мать принимала гостей, конечно, все были мужского пола. Мы знали, что должны сидеть тихо и не должны позволять младшему брату раскричаться, тогда, возможно, утром у матери будут деньги и она купит нам что-нибудь вкусненькое. Хотя для нас все было вкусненькое.

Мама с тетей Люсей когда-то встречались в детстве, вроде их даже отправляли в один лагерь. То есть мама сразу же узнала тетю Люсю. «Ой, какая ты стала красивая!» – сказала мама. Не уверена, что тетя Люся узнала маму – даже мы видели, как она изменилась за последние два года. И если тетя Люся стала красивее, мама стала… выглядеть хуже. Но зачем-то тетя Люся приехала. Мать сразу отправила нас в нашу комнату. Для нас это было обычным делом. Мама всегда нас отправляла, если приходили гости. Только, как я уже говорила, обычно приходили мужчины, а родственников у нас не было. То есть мы считали, что их нет, до приезда тети Люси. Хотя когда-то мама упоминала двоюродную, троюродную или четвероюродную бабушку, которая жила в какой-то деревне, но наотрез отказалась брать нас на лето. Вроде это было до моего рождения. Эта бабушка отправила маму вон со старшим братом, и так отправила, что мама даже больше не предпринимала попыток к ней поехать.

Тетя Люся сразу же вручила каждому из нас по небольшой упаковке зефира – в каждой лежало по три штуки. Это было царским подарком. Мы поблагодарили и отправились в нашу комнату обсуждать нашу гостью.

Увидев больного ребенка, брат сказал, что тетка, наверное, к ведьме. Переночует у нас, а с утра отправится искать нужный дом. Ночью это сделать невозможно. Дорогу никто не покажет. Мы слышали, что в деревне неподалеку от нашего городка живет ведьма, у которой лечились многие люди. Приезжали к ней и из Петрозаводска, и из Петербурга. Я сама ее никогда не видела. Ее видела сестра и рассказала об этой встрече нам со старшим братом. Наша мать попалась где-то этой ведьме на глаза, когда была беременна нашим младшим братом. Она вела сестру к врачу, потому что у нее разболелось ухо. «Не рожай больше, – сказала ведьма. – Все равно не жильцы». Сестра тогда очень испугалась. Почему не жильцы? Или ведьма говорила про будущих детей и к нам это не относилось? Ухо у сестры быстро прошло, вообще мы трое оказались удивительно здоровыми детьми. Закаливание у нас проходило естественным способом. Да и нянчиться с нами было просто некому, ни бабушек, ни дедушек не имелось, мать периодически где-то работала, по крайней мере, с нами не сидела, поэтому, если у нас поднималась температура, мы особо в постели не залеживались. В результате у нас выработался прекрасный иммунитет, как у бездомных собак и кошек. Дом у нас был, то есть квартира, но ее состояние… оставляло желать лучшего, если мягко выразиться.

Уже став совершеннолетней, я прочитала интересную статью про иммунитет у детей из так называемых проблемных регионов мира, который изучали какие-то западные специалисты. О России там речи не шло. Там говорилось о странах, где постоянно идет война, где ужасная экология, антисанитария, воду берут из колонки рядом с канавой для сточных вод, а иногда и из канавы пьют, едят немытые овощи, не задумываются о качестве продуктов питания, потому что радуются любому куску, который можно съесть. В качестве примера приводился Афганистан с дикой антисанитарией. Во время беременности и родов умирает одна женщина из восьми, противозачаточными средствами пользуются максимум десять процентов, по официальным данным, из тысячи детей до пяти лет не доживают двести пятьдесят семь (в Великобритании шесть), и это при том, что в этой стране только шесть процентов детей официально зарегистрированы. Детская смертность колоссальная. Но если ребенок дожил до восьми лет, он получает такой иммунитет, что ему уже не страшно ничто, и у него есть шанс стать долгожителем, если не погибнет от пули, взрыва бомбы или ракеты. В той же статье говорилось, что в этих проблемных странах с невероятным уровнем смертности от самых разных причин наблюдается и большое количество долгожителей, причем гораздо более здоровых, чем их ровесники из благополучных стран.

Возможно, мне стоит сказать своей матери спасибо за мой иммунитет. Но выжила бы я вообще, если бы не тетя Люся? Или кто она там была на самом деле…

– Эй, идите сюда! – вдруг крикнула нам мать.

Мы пошли и остановились у двери, держась за руки. Мы всегда держались за руки. И мы всегда поддерживали друг друга. Мы не знали, что ждать от этой тети Люси. Мы вообще не ждали от жизни ничего хорошего. Хотя мечтали… Брат говорил, что когда вырастет, то уедет на заработки, заработает много денег и заберет нас с сестрой из этого городка. На заработки из нашего города уезжали в Петербург. Никто не возвращался. Сестра говорила, что хочет стать актрисой, а я с детства хотела стать стюардессой.

Я даже помню, как эта мысль появилась у меня в голове. Мы смотрели телевизор с мамой и ее очередным ухажером, и там шла какая-то программа про стюардесс. Все они были такие красивые! И мамин ухажер сказал, что эта профессия открывает перед девушкой огромные возможности. Он сам много поездил по стране, вроде был дальнобойщиком, хотя мечтал о полетах в небе, но не прошел по здоровью в летное училище. Он так зажигательно говорил, что я объявила:

– Буду стюардессой!

– Молодец! Правильно! – поддержал меня тот мамин ухажер, подхватил на руки и стал подбрасывать к потолку. Ни разу не уронил, а я испытала невероятное счастье. Со мной играет взрослый дядя! Он смеялся, мама смеялась и выглядела очень счастливой.

Он потом заезжал к нам еще несколько раз, вероятно, если его маршрут пролегал через наш городок. Нам с братом и сестрой привозил шоколадки, а мне однажды подарил набор открыток с видами европейских городов. Мы с братом и сестрой тогда даже не знали об их существовании, но это стало толчком для изучения нами географии. Мы дергали маму, она рассказывала, что знала, потом подарила нам троим на Новый год «Атлас мира». Мы втроем садились на наш топчан и изучали его. Я по нему научилась читать. Учил брат – он же уже ходил в школу. В детский сад никто из нас не ходил – мы болтались дома и на улице, в общем, воспитывали себя сами. Но в школу мать брата отправила. Может, чтобы социальные службы и органы опеки не заинтересовались нашей семьей?

Соседи на мать жалобы не писали. Она не устраивала шумных попоек, не собирала компании. Она тихо принимала мужчин по одному. Ее жалели и нас жалели, иногда подкармливали. Да и люди, жившие вокруг нас, были из тех, кто по разным причинам и в разные времена пострадал от властей. Есть несчастная баба, никому не мешает, зарабатывает как может, детей на себе тянет. По пьяному делу можно ее обозвать, потом трезвыми пожалеть. Богатых ни в нашем доме, ни в соседних не было, даже средний класс у нас не жил. Все боролись за существование. Наверное, мы жили хуже всех. Люди это понимали.

Тетя Люся оказалась лучше всего одетой женщиной из всех, кого я видела раньше. Конечно, если не считать тех женщин, которых я видела по телевизору. Но так то же телевизор. И она была первой женщиной за рулем автомобиля! Она приехала к нам на собственной машине, пусть не самой новой, пусть заляпанной грязью, но машине! Вообще мы вначале услышали работу двигателя и прилипли к окну на нашем первом этаже. К нашему дому кто-то приехал на иностранной машине? Потом мы увидели женщину с ребенком на руках, которая вышла из этой машины и пошла в наш подъезд. Мы еще больше удивились, услышав звонок в нашу дверь. Женщины в наших домах никакой транспорт водить не умели. Мужчины могли работать на грузовике, тракторе, автобусе. Кое у кого из мужчин были старые отечественные автомобили, переходившие от отца к сыну. Тетя Люся же приехала на каком-то иностранном автомобиле. К нам! Вот завтра разговоров‐то будет!

– Ну-ка, дайте-ка на вас посмотреть, – сказала тетя Люся, оглядывая нас троих, когда мы по зову пришли в мамину комнату.

У матери на столе уже стояла бутылка водки, лежала палка колбасы, от запаха которой я чуть не потеряла сознание, и услышала, как брат с сестрой тоже сглотнули. И еще там лежали помидоры и огурцы… И конфеты в полиэтиленовом пакете.

Брат тетю Люсю заинтересовал мало, гораздо больше – мы с сестрой. Может, она любит девочек и равнодушна к мальчикам? Привезенная ею девочка примерно нашего с сестрой возраста (мне было пять, а сестре шесть) в это время лежала на кровати нашей матери и не шевелилась.

Мама уже выпила: глаза блестели, щеки раскраснелись. Ей много не надо. Мы с братом и сестрой всегда сразу понимали, что она уже приложилась к бутылке. Если она пила одна, без мужчин, то обычно лезла нас целовать, говорила, как нас любит, какая она несчастная и как было бы хорошо найти для нас папку. Пьяная, она быстро засыпала, причем могла заснуть на полу, на нашем топчане, на стуле, а потом свалиться с него и не проснуться.

– Вы в школу еще не ходите? – спросила нас с сестрой тетя Люся.

Брат сказал, что ходит он. Но ее это не заинтересовало. Она спросила, умеем ли мы читать.

– Вон Дашка весь «Атлас мира» до дыр изучила, – кивнула на меня мать и рассмеялась: – Стюардессой хочет быть!

Эта информация явно удивила тетю Люсю, она попросила показать атлас, мы пошли в нашу комнату, и она стала нас с сестрой экзаменовать. Брат остался с мамой. «Наверное, она отрежет ему колбасы!» – думала я. Но мне пришлось показывать тете Люсе, как я умею читать, и демонстрировать знания по географии. Сестра, хотя и была на год старше, читать практически не умела, только знала некоторые буквы, а географию не знала вообще. Она не собиралась становиться стюардессой, как я.

– А английский язык ты учишь? – спросила тетя Люся.

Я удивленно посмотрела на нее. Тогда я еще даже не знала, что такое «английский язык». Я карту мира могла нарисовать, но понятия не имела о том, что в разных странах говорят на разных языках.

Тетя Люся вернулась в ту комнату, где мама налила себе еще одну стопку водки, мы с сестрой пошли за ней. Брат уже наворачивал колбасу. Мама увидела наши голодные глаза и отрезала и нам по куску.

– Даша. Она подходит лучше всего и по нескольким параметрам.

Я подняла глаза на тетю Люсю. Я вообще не поняла, о чем она говорит. Я ела колбасу! Кто-то заварил чай. Бутерброд с толстым куском колбасы… Это было счастьем! Я мечтала, чтобы оно продлилось как можно дольше. Но глаза у меня закрывались. И от вкусной еды спать хотелось еще больше. Этим вечером я наелась досыта! Я хотела спать. Но есть хотела больше. Между едой и сном мы с братом и сестрой, конечно, выбрали еду. Мы всегда выбирали еду, если нам вообще предоставлялся выбор.

Потом я все-таки заснула, только не помнила где. За столом? Или дошла до нашего топчана?

Меня куда-то несли. Или мне снилось, что меня куда-то несут? Потом меня куда-то везли? Или мне это тоже снилось? Вроде хлопала дверца машины. Передо мной или надо мной разговаривали две женщины. Но маминого голоса я не слышала. Я чувствовала движение. Остановки. Женщины спорили, ругались. Я спала в машине на заднем сиденье? Потом меня опять куда-то несли.

Проснулась я в незнакомой комнате. Это была комната принцессы!

Где я?

До революции 1917 года

В следующий раз Аполлинария Антоновна разговаривала с доктором Богомазовым уже вместе с подругой Аней. Аня явно почувствовала себя лучше, узнав, что удалось пристроить ребенка от графа Разуваева. На ее лице то и дело мелькала улыбка. Она сказала, что после смерти графа каждый день жила в страхе. И жить пришлось в одном из склепов на кладбище.

«Какой ужас!» – подумала Аполлинария Антоновна, хотя что не сделаешь ради спасения собственного ребенка, пусть еще и не рожденного, и своей жизни. И ведь она правильно подумала про бледность, как из склепа. Тут не «как», а на самом деле! Но ведь будущей матери нужно гулять, нужны положительные эмоции, поддержка близких. Какая у Аполлинарии Антоновны была поддержка! Как муж и брат ждали ребеночка!

Аня сказала, что в том склепе есть подземная комната, а в комнате имеется все необходимое для жизни. Живут же люди в подвалах, где нет окон?

Они переглянулись с доктором Богомазовым и улыбнулись друг другу. Аполлинария Антоновна подумала, что в этом склепе, в подземной комнате, наверное, скрывались и другие пациенты доктора Богомазова. Или, может, у него несколько таких комнат на кладбище? Может, не просто так он организовал эту клинику именно в этом месте?

Аполлинария Антоновна знала, что Николая Аристарховича Богомазова очень любят – все, кто к нему когда-либо обращался, говорят о нем теплые слова. Его не интересовала политика, не интересовало, почему человек получил огнестрельное ранение, а почему кого-то ножом пырнули. После первой дуэли много лет назад именно он выходил папеньку. Только тогда доктор Богомазов был совсем молодым врачом. А папеньке одной дуэли оказалось мало. Богомазов всегда выполнял свой долг врача, а кроме этого, помогал людям. Помогал так, как только мог. Ведь иногда самым важным является теплое слово, искреннее участие, готовность выслушать.

Он помогал и не очень дружным с законом людям. Видела Аполлинария Антоновна таких в больнице у Богомазова. Но Николай Аристархович всегда считал, что не в праве никого судить. Каждый должен заниматься своим делом.

Сейчас он помогал ей и Анне. Как врач и как человек. В первую очередь как прекрасный человек.

Аполлинария Антоновна не спрашивала, кому пришла в голову мысль заменить мертвую девочку, которую родила она, на живого мальчика, которого родила Анна. Наверное, доктору Богомазову. Может, поэтому он и сказал, что рожать нужно у него в больнице? Анна же давно здесь жила, насколько поняла Аполлинария Антоновна. А если бы девочка осталась жива? У нее оказалось бы двое детей? Мальчик и девочка? Как это было бы здорово!

Аполлинария Антоновна запретила себе об этом думать. Она и так получает ребенка, о котором мечтала, а Анна… Анна сохраняет ему жизнь и, вероятно, себе.

Но если она обвенчалась с Разуваевым… Как жена, она имеет право…

Аполлинария Антоновна не была сильна в вопросах права. Она не знала, на что имеет право жена. Или Анна даже претендовать ни на что не собирается? Вроде говорила, что не собирается. Опять же, чтобы сохранить себе жизнь.

Аполлинария Антоновна для себя решила, что когда немного отойдет от родов и ребеночек подрастет, то попробует найти старые газеты и почитать про графа Разуваева. Новость о его убийстве прогремела на весь Петербург. Про нее невозможно было не слышать. Но они не обсуждали этот вопрос с мужем и братом. Не интересовал их Разуваев. Да, слышали – и все. Может, Анна сама потом когда-нибудь про него расскажет. А когда мальчик станет взрослым мужчиной…

Нет, Аполлинария Антоновна не должна никому ничего рассказывать. Ни одной живой душе. Пусть муж считает, что это его родной сын, а брат – что это его племянник. И она сама будет любить Петеньку как родного сына. А сам Петенька… Аполлинария Антоновна решит, можно ли ему рассказать про его появление на свет, когда он станет взрослым.

Вот сейчас Ниловна его принесет… Аполлинария Антоновна увидит мальчика и тогда уже отправит посыльного к Фролу Петровичу и Василию Антоновичу. Пусть приезжают и забирают их вместе домой.