Среда Пир во время чумы

Утро следующего дня началось со спора.

— Вам не кажется, что наше торжество надо перенести? — обратилась ко всем нам Эмма Петровна.

— Как? — испугались мы.

— Это же пир во время чумы. Наше веселье будет неуместным. В НИИ трагедия.

— А мы будем медленно и печально, — процитировал кто-то героя анекдота.

— В любом случае, я вынесу это на обсуждение всего коллектива. — Эмма Петровна знала, что в нашей комнате не найдется ни одной, кто бы добровольно отказался от вечеринки.

Сыр бор разгорелся из-за юбилея нашего отдела, которого мы с нетерпением ждали и к которому вот уже месяц готовились.

Конечно, мы все понимали, что Эмма Петровна права, и, быть может, согласились бы его перенести, (перенести, это все же не отменить) но все продукты у нас уже были закуплены, институтская столовая заказана и оплачена, не говоря уже о том, что половина женского коллектива отдела записана на сегодня в элитный парикмахерский салон.

До обеда ничего еще не было ясно. Но в час дня на всеобщем собрании решили торжество все же провести. Однако, строго было наказано громко песен не петь, не дебоширить и пить умеренно. Коллектив сделал вид, что так и сделает.

Итак, мы начали прихорашиваться.

Легче всех было Марусе и Марье — они пришли на работу с «укладкой». Труднее всего мне, ибо красиво причесать мои волосы почти невозможно. Когда-то у меня были шикарные локоны: длинные, до середины спины, темные, пышные. Всем они жутко нравились. Всем, кроме меня. Я всегда мечтала о прямых, как палки, волосах, а в последнее время еще и о «рваной» стрижке. А какая филировка на волнистых волосах? И вот уже год, как я их нещадно травлю перекисью, и, можно сказать, что они у меня стали прямыми, и у меня теперь долгожданная «рваная» стрижка, и даже предпочитаемый джентльменами блондинистый цвет. Волос, правда, стало в два раза меньше, но кого это волнует? Мне и джентльменам нравится. Слезы по моему утраченному великолепию льют только мои подруги да мама с бабушкой.

Когда мой жидкий «сассун» был зафиксирован воском и лаком, я преступила к макияжу. Краситься я люблю, особенно, когда не надо никуда спешить. Долго рисую глаза, брови, губы. Особенно тщательно накладываю румяна, ибо без них по бледности могу соперничать с Кентервильским приведением.

Потом я облачилась в длинное темно-зеленое платье из шифона, покрутилась перед зеркалом и с сожалением натянула под него чехол. Все ж просвечивающие сквозь шифон трусики «танго» выглядели немного вызывающе.

Мои товарки тоже собрались. Маруся кривлялась в центре комнаты, демонстрирую всем свою нежно-голубое платье с блестками; Маринка, более скромная, но такая же сверкающая сидела в кресле; вторая Маринка вся в облаке кружев разместилась рядом; Эмма Петровна в стальном костюме со снисходительной улыбкой следила за Марусиными кривляньями; а Княжна, с ног до головы в красном, (это ее любимый цвет, не иначе с тех времен, когда она была английской королевой и носила красную мантию) прилаживала на грудь камею из стекляруса.

Радио пропикало четыре раза. Окруженные облаком Марусиных духов, мы вошли в столовую.

Весь коллектив был уже в сборе — все 24 человека, мужчин и женщин поровну. Дамы, инженерши из соседней комнаты, ревностно осмотрели наши наряды и остались ими недовольны, как не крути, мы, хоть и были менее оплачиваемыми работниками, выглядели шикарнее их. Мужики же зацокали языками и втянули животы, а у кого их не было, сделали «грудь колесом», приосанились, словом. Вообще-то, сильная половина нашего отдела уступаете в численности слабой, (так, начальник, два электроника и два программиста) но на юбилей были приглашены еще несколько, из старого состава. Придумали это дамы из соседней комнаты, дабы было «каждой твари по паре».

С 15-ти минутным опозданием мы начали.

… Вечеринка была в самом разгаре, когда мне приспичило в уборную. Уже отзвучали торжественные речи, отгремели бодрые тосты, исчезли со стола почти все закуски, и даже первый пьяный уже успел уснуть за столом. Так что можно было смело отлучиться, не боясь пропустить что-либо интересное.

Было где-то около 7.

Я осторожно отлепила от себя нашего молодого программиста Сереженьку, бережно опустила его на стульчик. Идти одной не хотелось, поэтому я оглядела помещение, в надежде найти попутчика. Никто подходящий на глаза не попался — мои приятельницы были заняты: Маруся преданно заглядывала в глаза начальнику, Княжна курила в коридоре, Марины ели, Эмма Петровна беседовала с одним из бывших работников. Остальные 6 женщин плясали, а мужчин я в расчет не брала.

И я отправилась одна.

По коридору шла быстро, провожаемая задорным голосом Леонтьева, который хочет ИМЕТЬ и невесту и друга. В нашу эру повальной «голубизны» получается как-то двусмысленно. Ну да ладно!

Туалет встретил меня приятной чистотой и запахом освежителя. Кафельный пол блестел, он был еще влажным, видно, его только помыли. Я открыла дверь средней кабины (именно средней, потому что наш маньяк обычно ее и облюбовывал, так как из нее можно было подглядывать сразу в двух направлениях). Ожидаемого злодея не обнаружила, только сверкающий унитаз и пустое ведерко. На всякий случай решила осмотреть оставшиеся кабинки.

В первой тоже было пусто. Зато в последней… Когда я рывком распахнула дверь и увидела то, что увидела, мне показалось, что либо я сошла с ума, либо окружающий меня мир слетел с катушек.

Дежа вю! Я это уже видела!

На кафельном полу, скрючившись, лежала женщина. Тучная, одетая в неопрятный синий халат, из-под которого выбивалась шелковая комбинация. У ее поджатых колен алело густое кровяное пятно. Кровь была и на стенах, и на ободке унитаза, и на двери…

Я тихо осела и жалостно прошептала: «Помогите».

Загрузка...