ДОПОЛНЕНИЕ К АНКЕТЕ

...и заявлению

о вступлении в ряды ВЛКСМ

Когда зачитают анкету до края,

я встану спокойно у всех на виду,

ничем не хвалясь, ничего не скрывая,

по-честному речь о себе поведу.

Моя биография вписана просто —

в листочек анкеты,

в четыре угла,

но я расскажу

про такие вопросы,

которых анкета учесть не могла.

О годе рожденья вопрос чуть заметен,

а он поднимает из сердца слова...

Какое рожденье

отметить в анкете,

когда на веку их случается два...

Это было еще в тридцатом.

Поутру,

покинув вокзал,

парнем серым и простоватым

я впервые в артель попал.

Взял старшой меня не торгуясь

(сам-то кругленький, будто еж)

и в работу запряг такую,

что не охнешь и не вздохнешь.

Знал я мало,

умел немного,

если ж спросишь о чем таком,

он тебе отвечает строго,

будто по уху — матюком.

Так трудился — неделю, месяц, может, с толком,

а может, в брак,

позабыл, как поются песни,

научился курить табак.

Но за месяц кассир угрюмый

мне «два ста» рублей отсчитал...

Понимаете, эта сумма

для моих земляков —

мечта!

...Только раз, после вьюжной смены,

я на митинг вхожу в тепляк,

вижу — наш-то старшой со сцены,

как оратор, толкует так:

мол, расценки, сказать по правде,

обирают рабочий люд,

дескать, здесь нам бумажки платят,

а в Кузнецке и спирт дают.

Мы, мол, тоже не прочь погреться

да податься в Сибирь отсель,

дескать, я говорю от сердца,

за свою говорю артель...

Тут и кончились разом прятки —

при народе, светлейшим днем,

целых пять земляков из Вятки

мироеда

признали в нем.

В шуме, криках,

вскипевших штормом,

взявших оборотня в оборот,

ярость бешено сжала горло

и рванула меня вперед.

...Видел я только эту харю,

оболгавшую всю артель.

Может, я по ней не ударил,

только помню,

что бил, как в цель...

Об этом я вспомнил совсем не напрасно,

я знаю,

как ярость за сердце берет.

А это ж — та самая ненависть класса,

с которым дышу я и строю завод.

Я знаю завод с котлована, с палатки,

с чуть видимой дымки над каждой трубой,

здесь каждый участок рабочей площадки

сроднился с моей невеликой судьбой.

За мною немало тореных дорожек,

я волей не беден и силой богат,

а в душу как гляну суровей

и строже —

не чую покоя и славе не рад.

Живу как живется,

пою без разбора,

дружу с кем попало

и бью невпопад,

и даже к победам,

горя от задора,

иду, останавливаясь, наугад.

Завод в котлованах — под бурями

начат,

в работе растет он железным,

в борьбе...

И это, пожалуй, все то же и значит,

что я говорю вам сейчас — о себе.

Я верности вечной не выучен клясться,

не скажешь словами, как сердце поет.

Я вижу — вы юность железного класса,

с которой отныне пойду я вперед.

1932

Загрузка...