Стихи остаются в строю

На площади, ряды смыкая,

Толпа росла, как темнота, —

Она и цветом не такая,

И песня в ней звучит не та.

Француженка! Ей были странны

Полуславянские азы

И наш раскатистый, гортанный,

Для боя созданный язык.

В казармах или на заводе,

На фабрике и в мастерской,

Могучей тронувшись рекой,

Она вдруг стала в переводе

И для французов не такой.

Она гремела над полками,

И грозный в ней призыв окреп, —

То улиц вывернутый камень

И труженика черствый хлеб.

И вслед за русской «Марсельезой»,

Качаясь, вышел строй штыков,

И двинулся, гудя железом,

Зеленый ряд броневиков.

И словно заново рожденный,

Вождя встречая своего,

Шагал народ освобожденный

При кликах имени его.

Оно летело зовом струнным

И как пароль неслось в ответ

Устам, и старческим и юным,

И тем, кто мал, и тем, кто сед, —

Оно гремело без трибуны,

Оно известно без газет.

Все ждал народ. И вот уж скоро…

И вот, заветный день узнав,

К нему пошел рабочий город

Со всех заводов и застав.

К нему, чье имя издалека

Дошло, стирая грань племен,

Призывом мощно и широко

Для всех народов и времен.

Ряды заводских и фабричных…

Ряды платочков, шапок, плеч…

Здесь тысячи и самых личных

И самых лучших в жизни встреч.

Всех воедино их связала

В апрельский вечер, в поздний час,

Вот эта встреча у вокзала,—

Одна для всех сердец и глаз.

И как дышать и как смотреть им?

Тут все — истории глава…

Уже идут, как по столетьям,

Живые Ленина слова.

Они войдут и в гул восстаний,

В призыв знамен и крик бойца,

В сокровища воспоминаний,

В людские жаркие сердца.

За каждым словом к очевидцам

Мы ходим, чтоб навек сберечь…

По старым роемся страницам,

Чтобы собрать хоть по крупицам

Ту незаписанную речь.

И если б мы родились снова

И встретить вновь его могли,

Не позабыли бы ни слова,

Векам подарок оберегли.

Но то мечта. А мне хоть проще,

Обычай новый не ввожу,

Но каждый год на эту площадь

В апрельский вечер прихожу.

Иду как будто с кем-то в ногу,

Как будто встреча впереди,

И кажется мне всю дорогу,

Как что-то ширится в груди.

Не спорить, отвечать я стану,

Чтоб ты, моряк, гордиться мог,

Коль я перед тобой предстану

И как поэт и как стрелок.

Я о стрелках скажу, но прежде

Тебя я другом назову.

Твоим стихам, твоей одежде

Скажу два слова в похвалу.

Бушлат, в стихах твоих воспетый

Сам рифмовал бы без конца,

Я чую под одеждой этой

Друзей бесстрашные сердца.

И многое припомнить рад,

Рифмуя: брат, бушлат, Марат.

А тельник, форменка и брюки —

Все ныне радует и нас,

Но что бойцу вверяют в руки

Как бы любовно… В жизни раз!

Зовут на сбор, на подготовку,

Вручат и скажут: береги!

И мы, гордясь, берем винтовку,

Не брякнув, ставим у ноги.

Она, подруга, просит ласки,

Мы паклю чистую берем

И жир и масло долгой смазки,

Как слезы, бережно утрем.

Рукой умелой без упора

Как надо повернем курок,

Уложим семь частей затвора

Мы на разостланный платок.

Все вытрем, смажем аккуратно,

И в ствол мы поглядим не раз,

Чтоб не могли ни грязь, ни пятна

Лежать на совести у нас.

Но чу! Запели. То-то славно!

Чтоб песня веселей была,

С протиркой шомпол ходит плавно,

И засиял канал ствола!

Сверкай мой штык, граненый, дольный,

Синейте небом все места —

От мушки до коробки ствольной,

Упора винт и винт хвоста…

И от затыльника приклада

До пресловутого мулька.

Еще владеть оружьем надо,

Беречь, хранить его пока,

Но ты и гордость и отрада,

Подруга верная стрелка…

О неудачах и обидах —

Все мелкое забуду я,

Коль вижу дружно в пирамидах

Винтовок строится семья.

Как шаг в строю, как песня хором,

Их вид мне близок и знаком, —

Стоят с отведенным затвором,

Налево свернутым курком.

Я прославляю наши роты

И как стрелок и как поэт.

Моряк! У нас отважны флоты,

Сильны орудья, самолеты,

И конница, и пулеметы,

А людям — и преграды нет.

От имени родной пехоты

Я шлю товарищу привет.

Прекрасный край изображая.

За строем слов твоих слежу

И что поет строфа чужая

Неясным шепотом твержу.

Как будто я не слышал бури,

И шума торных светлых вод,

И как певец на ачьянгури

Аккорды тихие берет.

Но трудно мне чужого слова

Значенье полное обнять,

Оно и просто и сурово

В моей душе должно звучать.

Оно передо мной, как пятна,

Как тени солнца на снегу:

Его волненье мне понятно,

Но передать я не могу.

Оно должно поэту сниться

И в пробуждении опять

Работой сладостной явиться,

Вздохнуть, ожить и зазвучать.

Чтоб даже мыслью бессловесной

Я дрогнул и явился в нем,

Как мой товарищ неизвестный

Живет в речении своем.

Но, повторяя эти строки,

И я их чувствую уже

Все тем же отзвуком широким,

Не умирающим в душе.

Ведь это ленинское слово

Уста народа говорят.

Его любовно и сурово

Произносил далекий брат.

Мы на крутом остановились спуске,

Там, где упрям дороги поворот,

А склоны скользки и тропинки узки.

Невольно медлит робкий пешеход.

Спускается, за столбики хватаясь,

То вслух бранясь, то втайне усмехаясь,

Он еле подвигается вперед.

Он вдруг долину взором обведет

И замолчит. И хорошо вздохнет.

А перед ним отчетливей и шире

И неба край, синеющий вдали,

И дальние леса, и снежный берег Свири.

Там, в бороздах чернеющей земли,

Несется вьюга белыми клоками

Вдоль рельсовых путей и от костра к костру.

Оттуда шум работ машинными гудками

То долетит, то смолкнет на ветру.

Там бревна как рассыпанные спички,

Там дым как пух из птичьего гнезда,

И в шуме трудовом, как в братской

перекличке,

К обрывам подбегают поезда.

Дымки паровиков белеют, отлетая,

Как будто тая, отлетает звук,

И темной насыпи черта крутая

У берега очерчивает круг.

А за рекой просторно и отлого

Поднялся склон. О зимняя краса! —

Синеющая санная дорога

И сизые прозрачные леса.

Я был бы рад и зимнему туману,

Когда метель и паровозов дым

Покроют реку облаком густым,

Но думалось: и сам таким же стану,

Как эта даль, и ясным и простым.

Все отдаленное мне представлялось рядом,

И как отчетливо! Открыто. На виду.

Хотел бы я таким же чистым взглядом

Глядеть на все, что на земле найду.

Родимый Север мой! Не кинем мы друг

друга.

И свежесть бодрую мы понесем с собой

И к морю запада, и на предгорья юга,

В спокойный труд, и в беззаветный бой.

Кидай в лицо горстями снега, вьюга,

Шуми, метель, и наши песни пой!

И ты, река, родная мне, как Волга,

Как половецкий Днепр, петровская Нева,

Твоя под снегом дремлет синева…

Хотел бы я остаться тут надолго, —

Тут, как степной ковыль, былинная трава,

Вся бурая, дрожит на косогоре,

И галька сыплется со снегом пополам,

И пыль морозная дымится по холмам…

О русская краса! На всем земном просторе

Милей всего, всего желанней нам

Затейница в недорогом уборе,

Подруга верная и в радости и в горе.

И кто с тобой не весел и не боек,

Кто в деле не удал и в горести не стоек?

Или не знали наши небеса

И косарей на зорьке голоса,

И глухари заливистые троек,

И строгие леса заветных наших строек,

И наших заповедников леса.