Страсть после наступления темноты (ЛП)

Глава 2

- Извините, вы не подскажете, где я могу найти Лестер-Сквер?

- Что, простите? - говорю я, находясь в замешательстве и моргая от яркого утреннего света.

Небо надо мной довольно ясное, лишь немного подернутое облаками.

- Лестер-Сквер, - повторяет она терпеливо.

Акцент женщины выдает в ней американку, на ней шляпа от солнца и большие темные очки, а туристическая одежда состоит из красной рубашки поло, свободных брюк и кроссовок. Она с маленьким рюкзаком и путеводителем в руках. Ее муж, одетый почти также, стоит молча позади нее.

- Лестер? - повторяю я, озадаченная.

Я направлялась от Рэндолф Гарденса на Оксфорд-Стрит - одну из главных торговых магистралей Лондона, прогуливаясь вдоль нее и наблюдая за толпами людей, даже в этот относительно ранний час, пристально смотрящих на витрины. Трудно поверить, что вся эта суматоха и торговля находятся всего в пяти минутах от квартиры Селии.

- Я... Я не уверена.

- Посмотрите, вот здесь он находится, - говорит женщина, показывая мне свою карту. - Я хочу увидеть статую Чарли Чаплина.

- О, Лестер-Сквер, конечно.

- Лестер? - повторяется она озадаченно и поворачивается к своему мужу. - Они говорят, что Лестер милый. Если честно, все здесь ловушка, если ты не знаешь.

Я собираюсь сказать ей, что сама приехала сюда недавно, но то, что она думает, будто бы я хорошо знаю город, только мне в радость. Я, должно быть, выгляжу, как местная. Я беру карту и тщательно просматриваю её, после чего говорю:

- Вот, смотрите. Вам необходимо добраться до Оксфордского Цирка, затем вниз на Риджент-Стрит к площади Пиккадилли и поворачиваете налево, это - прямой путь к площади Лестер.

Женщина приветливо улыбается мне.

- Огромное спасибо, Вы так добры. Мы немного потерялись. Здесь довольно оживленно, не так ли? Но нам нравится!

Я улыбаюсь в ответ:

- Пожалуйста. Приятного отдыха.

Я смотрю им вслед, надеясь, что они найдут свой путь к Лестер-Сквер, и Статуя Чаплина будет стоить их ожиданий. Может, мне тоже на нее посмотреть?

Я пытаюсь отыскать в сумочке свой собственный путеводитель и просматриваю его, поскольку люди толпятся в обоих направлениях. Вокруг одни лишь крупные универмаги и большие сети магазинов: GAP, Дисней, магазины мобильных телефонов, магазины одежды, аптеки, дизайнерские магазины очков, ювелирные. Вдоль широких тротуаров - киоски с сувенирами, багажом, безделушками и закусками: фрукты, жареные орешки в карамели, вафли, холодные напитки.

Я же планирую посмотреть Коллекцию Уоллеса - это бесплатный музей, находящийся поблизости, где представлено огромное количество предметов искусства и мебели эпохи барокко, затем где-нибудь перехвачу что-нибудь на ланч, а уже потом подумаю, чем заняться после обеда. Что может быть прекраснее свободы: никому не надо отчитываться, угождать, каждый день наполнен перспективами и возможностями.

Лондон может предложить куда больше, чем я смогу когда-либо воспользоваться, но я планирую увидеть все известные достопримечательности, особенно те, что близки мне по духу: Национальная галерея, Национальная Портретная галерея и Британский Музей. У меня степень по Истории Искусств, так что у меня практически текут слюнки при мысли обо всем том, что я собираюсь посмотреть.

Яркое солнце и ясное небо. Я чувствую себя почти живой. Пусть здесь и немало людей, но в этом есть также что-то освобождающее. Дома я не могла никуда выйти, не встретив кого-то, кого я знаю, и это одна из причин, из-за которой я практически никуда не выходила.

Я знала, что все будут говорить о произошедшем у нас с Адамом. Несомненно, они даже знали то, что Адам признался в том, что они с Ханной спали в течение многих месяцев, прежде, чем я вернулась из университета.

Это, вероятно, было предметом горячей сплетни. А я еще думала, что мы с Адамом - задушевные друзья, центры мира друг для друга.

Они, должно быть, смеялись надо мной, гадая, когда же я наконец узнаю правду, и что со мной будет потом.

Ну вот, теперь они все знают.

Но никто ничего не делал. Никого вокруг не волновало, насколько я была оскорблена, насколько разбито было мое сердце или тот факт, что я была предана человеком, которого любила. Я улыбаюсь и вдыхаю свежий летний воздух. Большой красный автобус грохочет рядом со мной, напоминая мне, что я нахожусь в Лондоне - большой столице, и меня ждут достопримечательности, а именно, когда я их хорошенько узнаю.

Сейчас я чувствую себя гораздо лучше, чем пару недель назад.

Позже я наконец возвращаюсь к Рэндолф Гарденсу с тяжелой сумкой продуктов. Я устала, но осталась довольна всем тем, что сделала сегодня. Мне удалось найти музей с Коллекцией Уоллеса и провести великолепное утро, восхищаясь искусством рококо и мебелью необычайно красивого Regency House. Я наслаждалась розово-белым великолепием Буше, пила в восхитительной цветочной сказочной Фрагонаре и взглянула на портрет мадам де Помпадур в ее дорогих платьях. Я восхищалась изящными статуями, украшениями и мебелью и задержалась на коллекции миниатюр в галереях.

По соседству я нашла кафе для ланча, где голод помог мне преодолеть свою застенчивость при еде в одиночестве, а затем решила посмотреть, где в итоге окажусь, если просто буду бродить по городу. В конце концов, я поймала себя на том, что открыла для себя Риджентс-Парк и провела несколько счастливых часов, прогуливаясь через ухоженные розарии, иногда вдоль путей, граничащих с зелеными просторами и ветвистыми деревьями, иногда около озер или детских и спортивных площадок.

Затем, к своему удивлению, я услышала, как трубят слоны, и увидела пеструю шею и маленькую голову жирафа: я была около зоопарка и поняла, что смеюсь. После этого, я решила вернуться домой, свернув на большую улицу, заполоненную шикарными магазинами, магазинами с товарами для дома, пунктами обмена валюты, а также здесь находился филиал супермаркета, где я могла запастись небольшим количеством еды и другими предметами первой необходимости. Направившись назад в квартиру Селии, заглядывая по пути в свою карту, я почувствовала себя настоящей британкой. Женщина, которая остановила меня тем утром, понятия не имела, насколько плохо я знала город, почти как она, но теперь я была немного более опытна и находилась в предвкушении того, что могла бы сделать завтра. А самое лучшее, что за весь день я едва ли подумала об Адаме. Ну, не так уж много. Но когда я это сделала, он казался таким далеким, настолько отдаленным и удаленным из этой жизни, которой я жила, так что его власть надо мной была явно ослаблена.

- Добрый день, Де Хэвиленд, - оживленно говорю я, когда вижу знакомое теплое тельце, ждущее меня за дверью.

Он явно рад меня видеть, мурлыча и при этом потираясь о мои ноги в экстазе, не позволяя мне и шагу без него ступить, настолько близко прижавшись к ногам.

- Хороший денек, не так ли? У меня уж точно выдался отличный день! Так, что у нас здесь? Вот, посмотри, я прогулялась по магазинам и теперь могу приготовить ужин. Знаю, знаю, ты несказанно рад. Держу пари, что ты и не думал, что я могу быть равнодушной, но, в принципе, я в порядке, и сегодня вечером у нас будет восхитительный жареный стейк из тунца с азиатским гарниром, рис и жаренные зеленые овощи. Хотя, я бьюсь об заклад, что у Селии нет вока (котелок с выпуклым днищем), так что будем довольствоваться тем, что есть.

Я болтаю с маленьким животным, наслаждаясь его компанией и пристальным взглядом ярко-желтых глаз. Он всего лишь кот, но я рада, что он здесь. Без него было бы скучно.

После ужина, который, как мне показалось, был приготовлен превосходно и без вока, я направляюсь в гостиную, гадая, появится ли тот мужчина напротив. В квартире нет света, следовательно, его нет дома.

Я подхожу к книжному шкафу и начинаю просматривать библиотеку Селии. Здесь представлен широкий ассортимент романов, поэзии и истории, у нее есть замечательная коллекция книг моды обо всем: от истории известных модных марок до биографий знаменитых дизайнеров с большими фотографиями. Вытащив наиболее понравившиеся книги, я удобно устраиваюсь на полу и начинаю просматривать их, восхищаясь ошеломляющими фотографиями моды двадцатого века. Переворачиваю большие глянцевые страницы, как вдруг мое внимание приковывает одна фотография, на которой изображена девочка потрясающей красоты. Ее огромные глаза подведены карандашом для глаз. Она кусает губу, создавая впечатление ранимого человека, что идеально контрастирует с ее поразительной красотой, тщательно уложенными темными волосами, удивительным кружевным мини-платьем, в котором она была.

Скользя пальцем по лицу девочки, я понимаю, что знаю эту женщину. Я смотрю на фотографии в рамках, которые стоят на соседнем приставном столе. Да, это очевидно. Это – Селия, ее смоделированный снимок, сделанный в самые ранние дни ее карьеры. Я переворачиваю другие страницы и обнаруживаю еще три снимка Селии с тем же утонченным видом наряду с высокой модой.

На одной она предстает с темными локонами, на другой – демонстрирует мальчишеский стиль, который делает ее еще моложе.

Странно, думаю я. Я всегда представляла Селию как сильную женщину, но на этих фотографиях она выглядит как... не совсем слабой... Скорее хрупкой. Как будто жизнь уже нанесла ей удар. Как будто она живет в большом и страшном мире и борется с ним в одиночку.

Но разве она не оставила это позади? Другие фотографии рассказывают о Селии в разные моменты ее жизни, как она продвигается по карьерной лестнице. Ранимость на ее лице становится более заметной.

Светящаяся и смеющаяся Селия в свои тридцать определенно сильнее, увереннее для того, чтобы свернуть горы. Искушенная и наученная опытом – в сорок, гламурная и опытная – в пятьдесят. В мире до ботокса и силикона, когда возраст женщины показывал, нравится ей это или нет. Для своего возраста Селия выглядит хорошо.

Возможно, она просто поняла, что наносить удары будут всегда. Вы преодолеваете их, встаете снова и идете дальше.

Вдруг тишина нарушается пронзительным звуком, отчего я подскакиваю, тяжело дыша, прежде чем понимаю, что это всего лишь звонит телефон. Родители, по всей видимости, хотят знать, как я здесь справляюсь.

- Мама, у меня, правда, все хорошо. Квартира великолепна. Сегодня был прекрасный день, лучше просто и не могло быть.

- Ты хорошо кушаешь? - спрашивает мама с тревогой.

- Конечно.

- Денег хватает? - спрашивает отец.

Наверняка, он находится в гостиной, в то время как мама сидит на кухне.

- Папа, у меня есть деньги. Честно. Не волнуйся.

Рассказав им все в мельчайших подробностях, поведав свои планы относительно следующего дня и заверив, что я в полной безопасности и в состоянии позаботиться о себе, мы прощаемся, и я остаюсь в странной гудящей тишине, которая обрушивается после большого количества болтовни. Я встаю и подхожу к окну, пытаясь подавить одиночество, растущее глубоко внутри.

Я рада звонку родителей, но они непреднамеренно доводят меня снова. Я чувствую это все время, постоянно борясь с тем, чтобы покончить со страданиями, которые захлестнули меня с той ночи, когда Адам растоптал меня; требуется вся моя сила, чтобы сделать хоть несколько шагов вперед, и затем самое легкое воспоминание посылает меня назад в пучину грусти и разочарования.

В квартире напротив по-прежнему темно. Где тот мужчина, которого я видела вчера вечером? Я понимаю, что подсознательно с нетерпением жду его возвращения, желая увидеть его снова; фактически, он весь день всплывал в моих мыслях, о чем я даже не догадывалась. Я вспоминаю его полуобнаженный образ, как он изящно двигался по своей гостиной, как он смотрел на меня прожигающим взглядом. Он не был похож ни на одного человека, которого я когда-либо видела прежде, по крайней мере, не в реальной жизни.

Адам не высок, хотя и достаточно силен от работ в строительной компании его отца. В самом деле, чем дольше я его знаю, тем более плотным и почти квадратным он становится, может быть потому, что он получает всю свою энергию от питания в забегаловках, то есть бесконечной жареной еды и готовых завтраков. В свободное время, он любит не что иное, как выпить несколько банок пива и совершить ночные наезды в дешевый магазин, торгующий горячей пищей. Когда я увидела его той ночью, приподнявшимся на локте и пристально смотрящим на меня, и Ханну с напуганным лицом на подушке под ним, моя первая мысль была о том, какой он толстый. Его белая грудь казалась толстой, а его голый живот свисал над Ханной, которая соответствовала ему по возрасту с её большими грудями и полными бедрами.

- Бет! - выдохнул он, в его выражении лица смешалось и замешательство, и чувство вины, и смущение, и, конечно же, раздражение. - Что, черт возьми, ты здесь делаешь? Ты же должна была сидеть с детьми.

Ханна ничего не сказала, но я видела, как ее первоначальное замешательство сменилось противным игнором. Ее глаза угрожающе блеснули, как будто она готовилась к борьбе. Пойманная за грязным актом, она собиралась ранить меня. Вместо того, чтобы играть роль злой соблазнительницы, она попыталась выставить меня вульгарной дурой, стоящей на пути любви Ромео и верной Джульетты. Ее нагота становилась делом чести, а не стыда.

- Да, - наконец, заговорила она, - мы трахаемся, мы без ума друг от друга, и мы не можем противиться этому. Что, черт возьми, ты здесь делаешь?

Не спрашивайте меня, как я узнала все это за те несколько секунд, когда вошла и поняла, что вижу. Женская интуиция может быть банальностью, но это не делает ее неверной. Кроме этого, я знала, что все, чему я верила минуту назад, теперь не существует, а также то, что я чувствую ужасную боль, мое сердце разбито и истерзано, каждый его дюйм. Спустя какое-то время ко мне наконец-то вернулся дар речи. Я смотрела на Адама. Глаза умоляли, но я произнесла лишь:

- Почему? Почему?

Я делаю глубокий вдох. Даже оказавшись в таком огромном городе, как Лондон, я не могу перестать проигрывать эту несчастную сцену. Как мне забыть об этом? Когда все это закончится? Страдание настолько убийственно утомительно. Никто никогда не говорит о том, что истощение это печально.

В квартире напротив все еще темно. Я предполагаю, что мужчина, должно быть, отсутствует в виду своей гламурной жизни и сейчас, наверно, делает бесконечно захватывающие вещи: гуляет с женщинами, такими, как он – красивыми, сложными и состоятельными.

Внезапно я решаю, что мне просто необходимо мороженое. Отворачиваюсь от окна и говорю Де Хэвиленду, который свернулся на диване:

- Я просто выйду на улицу. Может на какое-то время, - беру ключи и выхожу из дома.

Выйдя из квартиры, понимаю, что часть уверенности, которую я приобрела в течение дня, просачивается сквозь меня словно воздух, который медленно выходит из проколотой шины.

Вокруг меня высокие здания. Я понятия не имею, где я, и где искать мороженое. Я планировала спросить швейцара, но стойка была пуста, таким образом, я возвратилась к главным улицам. Здесь хорошие магазины, но нет ни одного, что может предложить то, что мне надо. Но, так или иначе, они все закрыты: на окнах решетки и они заперты. За стеклом: Персидские ковры, огромные фарфоровые вазы и люстры или модная одежда. Где я могу купить мороженое? Я иду в никуда теплым летним вечером, пытаясь вспомнить, откуда я пришла. Прохожу бары и рестораны, более шикарные, чем те, что я видела прежде, мимо здоровенных мужчин в черных куртках и наушниках, стоящих у дверей. Позади ухоженных преград – люди в солнцезащитных очках с тем безошибочным шармом богатства.

Я вздрогнула. Что я делаю здесь? Что заставляет меня думать, что я могу выжить в таком мире как этот? Я, должно быть, безумна. Это смешно. Я не принадлежу этому миру, и никогда не смогу в него вписаться. Я хочу кричать.

Тогда я вижу яркий навес и спешу к нему, полная облегчения. Я появляюсь из-за угла магазина несколько минут спустя с коробкой очень дорогого мороженого в сумке, чувствуя себя более счастливой.

Теперь все, что я должна сделать, это найти путь назад домой.

Я вспоминаю, что еще не видела телевизор в квартире Селии или компьютер. У меня есть мой старенький ноутбук, но кто его знает, есть ли там подключение к интернету.

Наверное, нет. Я не уверена, как буду есть мороженое, не смотря что-то по телевизору в это время, но предполагаю, что выживу. Это будет также вкусно, правда же?

Я уже за углом от Рэндолф Гарденса и не знаю точно, как мне удается сделать это, но в следующий момент я врезаюсь в мужчину. Он, должно быть, шел передо мной, но остановился, не заметив меня, а я шла прямо по правой стороне дороги, пока мой нос не прижался к его спине.

- О! – восклицаю я и отступаю назад, теряя равновесие, так что спотыкаюсь о тротуар и роняю сумку с моим мороженым в сточную канаву. Она скатывается и останавливается на пыльном стоке, наполненная мусором и опавшими листьями.

- Я сожалею, - говорит он, оборачиваясь ко мне, и тут я осознаю, что в открытую изучаю красивое лицо мужчины. - Вы в порядке?

Чувствую, что краснею:

- Да, - отвечаю, затаив дыхание, - и это была моя ошибка. Я должна смотреть, куда иду.

Он просто умопомрачительный. На самом деле, я с трудом могу смотреть на него и вместо этого концентрирую свой взгляд на его красиво выкроенном темном костюме и букете белых пионов, которые он несет. Как странно, он держит мои любимые цветы.

- Позвольте мне Ваши покупки, - его голос глубокий и низкий, а акцент выдает хорошо образованного и культурного человека. Он делает шаг вперед, как будто хочет спуститься в сточную канаву, чтобы достать мое мороженое.

- Нет, нет, - я говорю быстро, краснея еще больше, - я достану его.

Мы нагибаемся и протягиваем руки в одно и то же время, и его рука накрывает мою, такая теплая и тяжелая. Я задыхаюсь и дергаю ее, от чего опять спотыкаюсь и наклоняюсь вперед в сточную канаву. Он моментально сильно сжимает мою руку, не давая мне упасть плашмя лицом.

- Все хорошо? – при этих его словах я пытаюсь встать на ноги. Он не позволил мне упасть, и мое лицо пылает от смущения.

- Да, пожалуйста… - Я говорю почти шепотом, понимая, что он держит меня за руку мертвой хваткой. - Вы можете позволить мне идти.

Он отпускает меня, и я наклоняюсь, чтобы достать мою сумку, из которой видна коробка с мороженым. Отряхиваю с неё листья и тру рукой по лицу, когда чувствую пыль и песок. Должно быть, я выгляжу испуганной.

- Погода как раз для мороженого, - говорит он, улыбаясь. Я смотрю застенчиво. Это дразнящая нотка в его голосе? Предполагаю, как я сейчас выгляжу: с полосками грязной пыли на лице, держащая мороженое как маленький довольный ребенок. Но в нем есть что-то еще. Его глаза темные, они почти черные, и брови, которые я сейчас рассматриваю: прямые черные линии с дьявольским намеком на арку. У него один из тех прямых носов, у которых есть горбинка, странно, но это только добавляет ему совершенства, и ниже этого полный, чувственный рот, хотя в следующий момент губы изгибаются в улыбку и показывают прямые белые зубы.

Все, о чем я могу думать – это: ничего себе. Все, что я могу сделать – кивнуть. Я абсолютно безмолвна.

- Ну, доброй ночи. Наслаждайся своим мороженым, - он поворачивается и быстро шагает к жилому дому, исчезая в парадной двери.

Я смотрю ему вслед, понимая, что всё ещё грязная, даже чувствую песок между пальцами ног. Делаю вдох, отчаянно нуждаясь в воздухе. Я держала его за руку, в то время как он смотрел на меня. У меня непонятные ощущения: немного разбита, с каким-то шумом в голове.

Медленно иду в жилой дом и возвращаюсь в квартиру Селии. Когда я вхожу, то иду прямо в гостиную. Свет в квартире напротив включен, и я могу видеть находящегося там мужчину вполне ясно. Беру ложку и возвращаюсь, таща кресло к окну, достаточно близко - так, чтобы я хорошо видела - но не настолько, чтобы видели меня. Открываю коробку с мороженым и смотрю, как мужчина перемещается, входя и выходя из гостиной. Он снял жакет и галстук и теперь ходит в синей рубашке и темных брюках. Он выглядит сексуально: рубашка подчеркивает его широкие плечи, а брюки – потрясающую задницу. Как будто он одет для съемки в модном мужском журнале. Я замечаю, что в гостиной у него есть обеденный стол и стулья. Это имеет смысл. Если квартиры спроектированы одинаково, тогда его кухня будет, как и у Селии, узкая. В то время как еда не имеет особого значения для Селии, чтобы обеспокоиться больше, чем о крошечном столе для двоих на кухне, то этот человек предпочитает что-то немного более цивилизованное.

Он готовит? Интересно. Кто он? Чем он занимается? Я должна дать ему имя и решаю, что "Человек" не вызывает достаточно эмоций. Как я назову его? Ну, очевидно "Мистер" - поскольку мы не были представлены. Но имена так естественны для человека. Было бы странно, назвать его типа Себастьян или Теодор, а затем обнаружить, что его зовут Редж или Норм, или еще как-то. Нет, мне нужно что-то таинственное и универсальное, то, что может содержать все возможности...

Мистер Р.

Да, вот именно. Я назову его мистером Р.

Как в Рэндолф Гарденсе. Это подходит ему.

Мистер Р возвращается в гостиную, держа в руках несколько стаканов и ведерко со льдом, из которого многообещающе выглядывает золотая обертка фольги. Два стакана – значит, он ожидает компанию, если, конечно, не собирается выпить сам из каждого стакана. Цветов нет. Я сижу на стуле, скрестив ноги как школьница, и открываю мороженое. Зачерпнув побольше, отправляю ложку в рот и медленно посасываю, позволяя таять мороженому на моем языке. Наслаждаюсь сладкой, холодной струйкой, стекающей в моё горло. Это - простая ваниль: то, что мне нравится.

Мистер Р исчезает снова. Он отсутствует довольно долг, так что мне удаётся съесть, приблизительно, четверть моего мороженого. Де Хэвиленд разлегся между моими коленями и погрузился в мурлычущую дремоту. Но вот он возвращается – принял душ и переоделся: теперь он одет в свободные льняные брюки и синюю футболку, которые выглядят, само собой разумеется, удивительно. И он не один. Я задыхаюсь, когда вижу ее, и затем мысленно закатываю глаза. Так что, у него есть девушка? Он даже не знает, кто ты! Ты провела две ночи, хорошенько повеселилась, смотря на него, и теперь он принадлежит тебе?

Я почти смеюсь над своим собственным сумасшествием. И все же, так или иначе, странная близость – способность видеть его квартиру – заставила меня чувствовать, что между нами есть связь. Эта мысль прочно засела в моей голове – так, что я не могу избавиться от неё. Я наклоняюсь вперед, чтобы получше разглядеть его подругу.

Хорошо. Так, как я и думала. Навряд ли я буду в состоянии когда-нибудь конкурировать с такой девушкой как эта.

Девочка? Она - женщина. Собственно взрослая женщина, вид которой заставляет меня чувствовать себя подобно неловкому и потрепанному ребенку. Она высока и стройна – сама элегантность, которой нельзя научиться. Одета в бледный льняной брючный костюм с белым топом под жакетом. Ее темные волосы подстрижены под волнистый боб, и она красится красной помадой, что указывает на стиль, а не распущенность. Я вижу, что у нее хорошая фигура, и она прекрасна, как будто сошла со страниц Парижского Vogue. Она – тот тип женщины, которая никогда не будет выглядеть невзрачной или с пятнами пота, у нее не будет "конского хвоста", который бы вяло свисал по ее спине. Она бы никогда не упала в сточную канаву или гуляла с полосой грязи на ее лице.

Она из тех женщин, которым дарят белые пионы и шампанское в Мейфэрской квартире. Я держу пари, что она никогда не ела мороженого в компании с кошкой, потому что ее друг предпочел бы трахнуть кого-то, кроме неё.

Просто мысль о Ханне (о Боже, я никогда не буду в состоянии забыть: она лежит там голая, ее грудь с темными сосками обнажена, ее живот влажный от пота) заставляет мороженое свернуться во рту. Я отставила ванночку с мороженым рядом с котом, что разбудило его. Он расправил свои коготки и слегка задел ими мою голую ногу, как раз, чтобы позволить мне понять, что ему не понравилось изменение моего местоположения, и затем снова расслабился.

- Ай, а ты – непослушный котик, - говорю я, но не раздраженно. Небольшие уколы его острых когтей весьма неприятны и, в каком-то смысле, возвращают меня в настоящее. - А ну-ка, прекрати. И извини. Я не буду тревожить тебя. Теперь, я хочу смотреть дальше.

Мистер Р вынимает бутылку из ведра со льдом. Женщина берет стаканы со стола и держит их. Она смеется и говорит что-то, поскольку Мистер Р срывает фольгу с бутылки и начинает, раскручивать проволоку вокруг пробки. Он тоже смеется. Несомненно, она остроумная, а также красивая и стильная. Почему некоторые люди получают все дары от крёстных феи, появляющихся и дарующих благословение? Это просто не справедливо.

Это так странно – наблюдать за ними, но не в состоянии ничего услышать. И это наводит меня на мысль: найти пульт и проверить, что я не выключила громкость по ошибке.

Пробка выскакивает тихо, белая пена вырывается из бутылки. Женщина протягивает стаканы, и Мистер Р разливает шампанское в каждый из них, ожидая, чтобы пенка растворилась в золотой жидкости. Он ставит бутылку, берет стакан, и они чокаются ими друг с другом, перед тем как выпить. Я смотрю настолько упорно, что могу почти чувствовать шипучие пузырьки на моем языке, так же, как эта пара в окне напротив. За что они пьют? Что они празднуют?

В моем воображении я слышу, что он говорит: "За тебя, любимая". Я держу пари, что она трепещет от звука его голоса, говорящего что-то настолько интимное и сексуальное. Я хочу быть частью их мира настолько, что борюсь с желанием подпрыгнуть и махнуть им, и затем, когда они заметят и откроют окно, чтобы спросить, могла бы я присоединиться к ним, стремглав броситься к ним навстречу.

Они выглядят так спокойно, счастливо и взросло. Я смотрю, как они пьют и разговаривают, подходят к дивану и садятся на него, разговаривают еще некоторое время, затем Мистер Р выходит из комнаты, оставляя женщину одну. Она принимает вызов мобильного телефона, откидывается назад на диване, говорит и слушает. Ее лицо внезапно изменяется: его выражение резко, жестоко и гордо, она начинает говорить быстро, и, я чувствую, громко. После быстрой тирады по телефону женщина заканчивает разговор решительным нажатием на экран и сбросом вызова.

Мистер Р возвращается в комнату, неся еду. Конечно, он мог услышать ее, она, очевидно, говорила громко, если, даже, не кричала, но они не обращают на это внимание, все еще улыбаются друг другу. Она встает с дивана и подходит к столу, чтобы проверить еду, в то время как он выходит снова и возвращается спустя секунду с большим количеством тарелок. Они сели за стол, и я наблюдаю за ними с тоской, желая быть там. Не столько с ними, сколько стать частью другого мира с его изяществом и стилем, таким отличным от моего обычного существования.

Всё больше вечереет, и комната, в которую я смотрю, становится все ярче и ярче, поскольку сумерки сгущаются. Тогда Мистер Р встает, подходит к окну и смотрит. Я задерживаю дыхание. Он смотрит прямо на меня, конечно, он, скорее всего, видит меня...

Что он собирается сделать?

Затем внезапно картинки не стало. Белый свет опустился мягко, но резко, погасив мою картинку. Я делаю выдох, чувствуя себя лишенной. Они ушли. Я не выключала их, они ушли от меня.

За занавесками продолжается их заколдованная жизнь, в то время как меня оставляют снаружи одну.

Я не могу поверить, как одиноко я себя чувствую. Я кладу руку на тело Де Хэвиленда, чувствуя его теплоту – попытка получить комфорт от безмятежного сна, пульсирующего через него. Но я хочу кричать.