Суворовец Соболев, встать в строй!

Ответила!

Письмо состояло из четырёх предложений:

«Здравствуй дорогой товарищ «В», — очень вежливо обратилась Лида, но потом вдруг неожиданно, как врач, поставила диагноз; – «В», ты – дурак и не лечишься. — Затем она спрогнозировала развитие болезни: – Хотя, если дурак, то это надолго. – И лишь в конце написала о себе: – А меня сегодня обидели, и было так грустно.

— Написала! Написала! – кричал Витька, будто получил добавку жареной картошки. – Всё-таки, написала, а я думал, не ответит.

— Ну что ты радуешься? – не понимал Санька. – Она же назвала тебя дураком, а через тебя Володю. Ну что здесь хорошего?

— Ничего ты в этих вещах не понимаешь, — счастливо улыбался Витька. – Подумаешь, дурак, ну и что? Ты вспомни все фильмы, которые смотрел. – Сначала – дурак, и ещё глазами сверкнут, отвернутся и пойдут, будто больше никогда не захотят с тобой встречаться. А потом к концу так влюбятся, что не оторвёшься.

— Ну это в кино, а здесь — Лида. Она не такая, — продолжал протестовать Санька.

— А кино с жизни снимается, иначе смотреть было бы неинтересно.

— Но ей было грустно!

— А мы её развеселили. Если бы она не захотела, она бы не ответила. А она ответила. Значит, заинтересовалась, значит, будет ждать ещё письмо, значит, ей не безразлично, значит она ответит.

— Вить, ну не надо. Зачем ты их сталкиваешь. Ну мы же их не спросили: ни её, ни его, и нужно ли это им?

— А ты знаешь, что им нужно? А почему бы им не попробовать встретиться? Встретятся и, если не понравится, разойдутся. Она-то вообще в училище не ходит.

Витька опять говорил убедительно, и Санька опять начинал с ним соглашаться. Он не мог, не знал, как возразить, что ответить? Он только чувствовал, что не надо. Но Витька, но Витька шёл, как танк, и остановить его было крайне трудно.

— Всё, сажусь сегодня же отвечать! Надо сходить и поговорить с библиотекаршей, может, у нее найдется ещё какое-нибудь письмо. Лидка скоро влюбится, скоро сама напросится на свидание, и тогда мы её с Володей познакомим. Эх, жалко, что библиотека уже не работает. Ладно, к Лыче схожу, он со многими девушками переписывается. Он может научить.

Лыча был не только Витькиным знакомым, но и соседом по двору. С Лычей они ездили на каникулы во Владивосток, и за три часа маленького путешествия Петька Лычев успевал перезнакомиться со всеми девушками в вагоне.

— Он может, — радостно захлёбывался Витька. – Знаешь, как у него всё здорово получается. Знаешь, как его девушки любят. Он к ним подойдёт, скажет два волшебных слова и всё, они в него влюблены, и он у них только адреса и фотографии берёт. У него этих фотокарточек целый альбом. Девушки все красивые, как киноактрисы. Вот жаль, его сегодня нет. Наверно, в увольнении.

Но Лычу они увидели в кино. Петька сидел, развалясь, на предпоследнем месте второго ряда, где должна была сидеть седьмая рота. Шинель его была свёрнута и отогнута, как офицерская. Чёрные волосы коротко подстрижены и набриолинены, жидкие усики подстрижены. Лыча поглаживал то одну, то другую щёку, то вытягивал подбородок и гладил под ним кожу.

— Ребята, давай сюда, — махнул рукой Лыча, увидев Витьку.

— А я думал, ты в увольнении, — удивился Витька.

— Не в увольнении, а в самоволке. Два шара по инглишу отхватил. Вон ротный Санеев пасёт, каждый час проверяет, чтоб в самво не ушёл. А я ему сказал, не уйду, значит не уйду. Не верит. Да если мне нужно будет, я ночью свалю или на неделе. Да и надоели они мне все.

— Кто, офицеры? – в Витькином голосе слышалась робость.

— Офицеры надоесть не могут. Кадеточки. Вот в воскресенье отдохну, а завтра от кого-нибудь опять письмо придёт.

— Лыча, помоги письмо девушке написать, — тихо попросил Витька и тут же оглянулся: не слышит ли кто.

Петька слегка улыбнувшись, посмотрел на Витьку.

— В седьмой роте девушка? Молодец! Хвалю! Наверно, хочешь, чтоб она влюбилась.

— Ну-у-у, — потянул Витька.

— Всё понял! Вопросов больше нет. Она блондинка, брюнетка, шатенка?

— Нет, у неё золотые волосы и глаза, как небо.

— Рыжая! – определил Лыча. – Рыжая – это хорошо.

— А может, не надо, — прошептал Санька.

— Нет, рыжие тоже красивые бывают. Не боись, не дрефь!

— А у меня письмо, – хотел похвастаться Витька, но Санька толкнул его в бок.

— Ты что толкаешься? У меня письмо из дома.

— Ну и как там погода во Владике? – поинтересовался Лыча.

— Погода ничего. Мама посылку выслала.

— Владик – самый лучший город в мире, — вздохнул Петька. – В морское имени Макарова пойду. Но ты как посылку получишь, земляков не забывай, — и вдруг встрепенулся.- О, мужики, хотите случай расскажу.

Этим летом мы ездили на спартакиаду суворовских училищ в Москву. Я там, в финале по боксу кадету из Орджоникидзе проиграл. Так вот, в одной парикмахерской я такую девушку встретил. У-у-у-у. – Лыча прижал руки к груди и закрыл глаза. – Она меня стригла. Ресницы у неё, во, — Лыча рыбацким движением показал длину ресниц на уровне среднего пескаря. – А глазищи голубые, голубые, во, — изобразил пальцами Лыча, и Санька подумал, что не всякий бинокль имеет такие широкие стёкла. – Так она своими ресницами хлоп, хлоп и сразу втрескалась. – Откуда Вы? – Ну, я:

— Смотрите на погон. Видите «Д» — Дальний Восток!

Тут она руками как всплеснёт, а в руках у неё бритва:

— Ой, там же медведи! Тайга! – чуть не зарезала со страху.

— Да, медведи, — говорю я. – А они у нас по училищу шастают. Мы им клички даём и из столовой хлеб с сахаром таскаем, чтоб с голоду не подохли…

Смотрю, моя парикмахерша побледнела. Ну, я дальше:

— Да что медведи. К нам тигры запросто заходят. Бежишь на зарядке, а он встаёт посреди дороги и зевает во всю пасть. То ли не выспался, то ли не наелся. Ты к нему подойдешь и скажешь: «Брысь, проклятая кошка! Марш в лес!» Так он ещё не торопится уходить, будто не боится».

— Тигры, — сказала она, и гляжу, вот-вот в обморок брякнется. А у меня к этому времени только половина головы стрижена. Ну, думаю, хватит пугать.

— Да что тигры, у нас волки в живых уголках у суворовцев пятого класса живут.

— Волки?

— Да не волнуйтесь, — говорю я ей. – У нас каждый охотник белке с пятидесяти метров в глаз попадает. – А женщины, сами понимаете, чёрт не разберёт. Загадка. Тут ей белок стало жалко. И я её: «Да что белки, знаете какие у нас трудные условия. Комары величиной с воробья. Сядет, присосётся, так на щеке — флюс!» А она…

— Товар-р-рищ суворовец, — неожиданно раздался над головой строгий голос Сорокина. – Не нар-р-рушайте форму одежды. Застегнитесь и идите на своё место. Здесь седьмая рота располагается.

— Да я к земляку, — начал медленно застёгиваться Лыча.

— Он к нам, — пробовал уговорить командира Витька. – Он нам письма помогает писать.

— Знаем мы ваши письма, — скороговоркой произнёс Сорокин. — Сначала письма, а потом компоты ваши выпьет.

— Компот?.. Я?... У них?.. – обиделся Лыча.

— Зачем… Зачем… Зачем сюда ходите? Идите к своим товарищам.

Петька Лычев, как-то грустно опустив голову, уже было побрёл в конец зала, но потом оглянулся.

— Вить, завтра приходи, я сегодня вечером подумаю.

В зале погас свет, по экрану покатился ящик со взрывчаткой. Начался журнал «Фитиль». Зал взревел от радости. Но если бы на экране высветился журнал «Спорт», зал бы от радости взорвался.