Свечи духа и свечи тела, Рассказы о смене тысячелетий

Когда я уходил, Света все так же висела на подоконнике, изредка меняя ногу. Крамаренко куда-то исчез. Почему я не сгорел на месте в огне стыда, особенно за помаду, крем-пудру и духи и один совсем непонятный тюбик, все это такое сейчас дорогое, пусть даже и сирийское, но Света без них будет более страшной, чем всегда, - до сих пор не понимаю! Наверное, потому, что ведь было-то кончено все и так, без огня.

Звук теперь не отходил от меня ни на шаг, словно мстил, что я его так удачно сразу с лёта облевал. Звуки обычно завистливы к чужим удачам!

Но мне нравились уверенность звука, его опытность и прямодушие. В любом случае, когда все уже до конца кончено, должен кто-нибудь быть рядом, кто знает больше тебя.

"Убей скромно, - учил звук, - не выебываясь, никто не требует излишеств, вовсе не надо совать пенис в анус и дразнить лихой языческой пляской остывающий труп".

Скромно - нагло, но когда мне было двенадцать лет, я впервые взял в руки острый нож, хлеба меня попросили нарезать, гости в дом пришли, и я сразу же порезался сам, а хлеб так и остался целым. Херес и другие, подойдите сюда, снимите Свету с подоконника, разгребите всю эту блевотину, найдите под ней острый нож, но сначала только для хлеба, а потом, когда я с хлебом научусь, уже для старухи

А ведь еще есть любовник... Он - здоровый, угрожать ему бесполезно; звук ошибся, скромно не получится. А убить нагло - это уже совсем выше моих сил.

Я вздохнул свободно, с головой ушел в Хереса. Но сердце и душа опять были против, они хотели только одного - вспоминать, вспоминать, вспоминать... Я стал по памяти навещать те места в парке, где мы с собакой писали, вернее, писала только она, а я с восхищением смотрел. Ведь она умела писать, подняв две лапы сразу! Вот, например, возле того дерева, и возле той помойки, и у той тоже - в России уже давно на каждом шагу помойки - и хоть бы раз упала или даже поскользнулась на февральском перекошенном льду. Пусть тебе хорошо будет с блядями, но только смотри, не подавись паштетом, много баварского паштета сразу есть нельзя

"Ну и что любовник? - ехидно дразнил меня звук. - Ты тоже не мальчик, за твоими плечами - спорт, тяжелая физическая работа, начатый перевод Хереса. Выследи, когда она одна, когда тихий закат, мать его, едва опустится на городскую блевотину", - я сразу вспомнил при этих словах насмерть перепуганную девушку Крамаренко и на этот раз точно сгорел в огне стыда. И прогнал звук, пусть сам и следит за своими закатами! Закат - это не аргумент. И не факт.

Но звук накаркал. Мне снова все подсказывало, что я обязан убить, и убить честно, от души. Даже изувеченные ступеньки в парадном, да - даже детские глазенки, про старушек я вообще молчу, даже дома, от которых остались одни коробки, а внутри ремонт идет, любая засранная мелочь урбанистического пейзажа, да все, все, и перечислять напрасно не стоит, смотрели на меня с нескрываемой мольбой, словно требуя: "И после того, как все уже кончено, а Ельцин оказался таким же говном, как и говно дней, - старуха еще жива?!". "Подождите, - отвечал я, - "Самоучителя" же нет, может, что-нибудь узнаю на улице, случайные люди возьмут и подскажут невзначай".

Но от случайных людей можно было получить только пизды, и то в самом переносном смысле, на прямой силы давно кончились. Об улице пришлось забыть, случайные люди стали вялыми и неразговорчивыми, хотели только жрать и пить, убийственное их больше не ебло. Вообще, в Европе или в Азии убивают так убивают, а только потом уже каются. А здесь, в Евразии, каются сначала и любое убийство - это прежде всего ошибка; сразу чувствуется, что убивавшему надо было погладить сироту и посадить деревце, а там, где кровавая лужа и неловко подвернутая нога, должны быть ласково вскопанная земля и свежий саженец. А рядом бы стоял счастливый сирота... Вот и я так буду на суде или в кабинете, вечном месте покаяний, ныть, что лучше бы пойти в парк и вырастить деревце там, где моя сука, оправляясь, вставала на обе лапы. Или подальше, где она грызлась с неуклюжим кобелем. Или даже на тропинке, по которой я нес ее домой на руках, на зависть другим сукам.

Со случайными людьми все получилось наоборот. Раньше, бывало, замученные режимом по самые уши, но тогда еще не было все кончено, они свободно обсуждали - когда кого зарезали, а кто сам порезал. Истории с убийством легко и непринужденно передавались на каждом шагу. Вот Сашка приставал к Наташке, а племянник Иришки взял тесак и обоих сразу же наповал! Отбою тогда не было от подобных историй! Теперь же, когда все бесповоротно кончено, случайные люди только отмалчивались, предпочитали лишний раз поесть. А я тогда, когда все еще продолжалось, ликовал, я чувствовал себя выше случайных людей, их мир мне казался далеким и не моим, еще бы - ведь мне никогда не приходило в голову просто толкнуть человека, хотя бы актера или поросенка. Но кто мог знать, что скоро все будет кончено и мне станет нужен опыт племянника Иришки?

Я даже пробовал гадать на ромашке: убить, в конце концов, или не убить? Но ничего не вышло, потому что ромашка - дура, а все лепестки ее - бляди, не лучше тех, что приманили мою собаку. Да и всегда я испытывал известное предубеждение к флоре среднерусской полосы.

Вокруг текла жизнь, в которой все неожиданно оказалось кончено. Наших вот и я заговорил от имени масс - собак уводили бляди, у наших старух были здоровые ухажеры, а нам, отребьям всеобщего конца, только и оставалось что переводить Хереса де Хирагаяму, ублажая упырей бизнеса и помогая забыться остальным.

Меня обманули, меня купили, меня предали, ведь мне с юных лет обещали, что говно дней - это временно, а скоро, вот-вот, придет прекрасная светлая пора Только надо закончить школу, сбросить коммунистов, увеличить выпуск мяса и открыть побольше церквей. А ведь еще в детстве, даже до хлеба с ножом, когда я впервые упал в онанизм, даже не зная еще, куда же я упал, а утром родственники меня ругали, что в комнате кислым пахнет, - ведь это тоже все было! Поэтому я убью старуху, несмотря ни на какие ромашки, чтобы запах кислого исчез навсегда.

Разве я могу забыть, как я при коммунистах еще страдал всей душой, всем сердцем - теми, что сейчас на собаке помешались и не хотят Хереса переводить, всей своей спермой за тех, кто плакал пьяными слезами в какой-нибудь там пивной! Как я ненавидел канцелярскую безликость московских вечеров! Как я верил всей своей пресловутой спермой, что возьмет и начнется новая, прекрасная и необыкновенная жизнь, в которой будут счастливы все: мы, дети и собаки. Как же, началась и продолжилась...

Потому я и убиваю. Я еще вот почему убиваю: а) Камень лежит на душе моей камень ответственности. Поднимите этот камень, выбросьте его в жопу, тогда я, наверное и не убью. Но некому поднять этот камень, все заняты на инфляции, да и голодно, б) Старуха ходит в магазин, как императрица, а больше всего на свете я не люблю русских императриц. Русских царей - очень люблю, обожаю также министров без портфелей и содержателей постоялых дворов, но русские императрицы всегда вызывали у меня раздражение одним своим видом, в) И не устану повторять про собаку. Я не знаю, как пройти в "Савой", меня туда не пустят, конечно, я же не блядь, мое место, где Херес и сомнительная планета Йух, и бляди уже наверняка съели мою собаку, когда им с утра не хватило баварского паштета, а у меня до сих пор перед глазами - мы выходим на прогулку, и моя сука, заждавшись, писает, подняв четыре лапы сразу и одновременно стремительно уносится прочь, г) Я убиваю, чтобы был счастлив не кто-нибудь, а горячий русский монолог, такой желанный и наивный, вечно сам собой недовольный, но, в сущности, ни в чем не виноватый и такой весь маленький и милый.

И я поехал к Крамаренковой подруге. Вообще старухи за последний век здорово измутировались. Если раньше старухи слово боялись сказать, вели себя тихо, держали при себе компаньонку или какую больную, то теперь старухи совершенно распустились - живут в цековских домах, покупают самое дорогое, любовников заводят и требуют, чтобы крепче любил, а если и приводят компаньонку, то исключительно в качестве лесбиянки.

Света нисколько не удивилась

"Что, не все облевал?" - радостно спросила она

"Не все", - и я хмуро показал на фотографию Крамаренко. И преподнес ей набор косметики взамен той, которая навсегда скрылась под моим рваньем.

Света расцвела. Оказывается, она мне так благодарна - и за косметику, и за квартиру. Ведь Света - девушка ленивая, квартира паутиной заросла давно, а после того, что было, ей волей-неволей все убирать пришлось. Квартира теперь сияет, а под толстым слоем рванья Света обнаружила массу интересных забытых вещей! В том числе много денег и первый девичий дневник, - похвалилась она.

Мы беседовали так мило, ни о чем серьезном, разве что о том, как жить дальше, а потом она весело разделась и села у меня в ногах, облизывая их, продолжая беседу, внимательно меня слушая. Пусть она худая, пусть ленивая, но ведь ласкается, и хуй в ответ тает и забывает про говно дней.

А потом, когда мы катались по полу, оставляя повсюду отпечатки наших оргазмов, я понял - что пить больше не буду, а если и буду, то не так много и быстро. Эти отпечатки были не унылые или какие-нибудь там блеклые, а сочные, сильные, настоящие. Ван Гог подавился бы компотом и отрезал себе второе ухо, если бы узнал, как хороши наши отпечатки. Почему-то раньше я считал их бесцветными, а тут вдруг выяснилось - они голубоглазые, иной раз бледно-малиновые да любые, всех ракурсов и спектров, но совсем, конечно, не бесцветные. Бесцветными раньше были мои глаза! Мы отдыхали, даже пили чай и смотрели видео, а потом снова бросались туда, где скоро будут другие свежие отпечатки.

Эти отпечатки были бесконечно всякими по форме, их разнообразие не знало границ. Пятна, кстати, занимали последнее место, а преобладали колеса и треугольники.

"А с Крамаренко у тебя тоже получались разноцветные отпечатки?" - ревниво спросил я,

"Дождешься от него, как же", - брезгливо ответила она, измученная мной, и вытерла часть отпечатков его фотографией, которая тут же сделалась похожей на радугу или палитру.

Света показала мне выставку вещей, которые она нашла, убираясь, после того, как я облевал все. Здесь были и аттестат зрелости, и семейная реликвия чудное кольцо, где переплелись худые, как и сама Света, змея и лошадь плюс какой-то старый гондон. Вдруг она забеспокоилась - не задумал ли я чего дурного? Ее голос стал похож на звук, губы запрыгали, причем к выставке это не имело никакого отношения, два раза все не облевать.

Я вяло ответил, что есть тут на примете одна старуха не старуха, и снова потянулся к ней, хотелось новых, более свежих отпечатков, но Света отбежала в сторону.

Какая же она худая, а талия - так просто недоносок! Вот забуду я ее со своим Хересом, что она будет делать с такой худой талией? Кому еще будет нужна такая хилая талия для производства отпечатков всех цветов радуги или палитры?

Я никогда не верил в роковые совпадения. Мне казалось, что они - только для плохих романистов и несчастных журналистов, которые едят их, наспех помазав прогорклым маргарином и посыпав крупно помеленной солью украинских кровей.

Но когда в дверь позвонили и Света, утонув в моих штанах (ее были все в отпечатках, свои я уберег), открыла - я припизденел. Оказывается, есть на свете Бог роковых совпадений! Это пришел он сам, я увидел его в коридоре. Не Крамаренко и не Херес... Это был он - любовник моей старухи!

Я стер оставшиеся отпечатки, майка перекрасилась в сиреневый цвет. Хрен с ней, с майкой, я даже не мог выговорить свое имя, когда Света нас знакомила, предварительно отдав мне штаны. Вообще мужские русские имена - тяжелые, в моменты, когда является Бог роковых совпадений, лучше иметь рядом мужчину с греческим или норманнским именем. Но откуда? Ведь родителям дела нет, называют черт-те как, пораженные фактом рождения мальчика, а не девочки.

Я сидел не моргая, ожидая распятия. Он достал коньяк и весело разлил его. Душа моя ушла в жопу.

"Осторожнее, - шепнула мне Света, - больше не надо, я уже все нашла".

Но я даже не мог пить, куда там блевать! А впрочем, от страха я бы сейчас облевал даже больше чем все. Может быть, его прямо здесь коньяком в голову, бутылка крепкая, большая, а все концы спрятать в отпечатках?

Я только минут через десять понял, что он пришел не за мной, а потому, что был Светин двоюродный брат, прилично зарабатывал, рэкет и старуха, старуха и карты, вот принес в подарок телевизор. Взамен того, где были уничтожены все пять программ.

Но он оказался не так-то прост. Где рассказы о ночных клубах и новых ресторанах, о бесшабашных играх с блядями, которые забрали мою собаку? Все было ровным счетом наоборот. Как он ловил каждое мое слово, когда я успокоился, разговорился и с предельной для меня четкостью обрисовал свинцово-пакостную мерзость наших дней! Как он смотрел на меня, когда я невзначай обронил о Бунюэле! Боже, да так на меня смотрела только моя собака, и то раза два, не больше, максимум - пять-шесть. И действительно, что он знал, кроме своей старухи! "А ведь мне придется убить его вдвоем", - с горечью подумал я, жалко, сегодня вот откроешь глаза кому-нибудь на истинную культуру и самое святое, а потом из-за того, что кончено все, надо убить, хотя так бы и сидеть втроем, а можно и вчетвером, позвать Крамаренко, пусть полюбуется на отпечатки, пока они совсем не исчезли, из бледно-малиновых делаясь постепенно розовыми и серо-бурыми. "У тебя на полу радуга", - сказал брат Свете. Мы переглянулись, ничего, скоро будет северное сияние.

Брат слушал меня затаив дыхание По щеке у моей будущей жертвы текла слеза. Я даже расхотел его убивать, но ограничиваться одной старухой у нас как-то не принято. Нет, в России невозможно никого убить, исповедуясь и каясь раньше чем надо.

Коньяк кончился, но брат достал еще. "Только говори, - просил он, - а то я уже не могу со своей старухой".

Скоро не будешь! А перед этим мы будем гулять вместе по парку, вспоминая собаку, я тебя научу читать и писать, даже по-английски. А может, он за меня старуху убьет? Тем более он сам с ней уже больше не может.

"Заходи, - попрощался брат, - рядом живем, я тебя со своей девушкой познакомлю. А то все деньги, деньги, а душа который год непоенная и некормленная сидит".

"Зайду, - я даже испугался, - обязательно зайду". Как все легко вышло! Звук был прав, умный звук попался, убийство само в руки идет! Правда, жалко брата, но русское убийство может быть только парным, переступать - так сразу чтобы и навсегда.

Но я же не хочу никого убивать! Во-первых, это не страшно, а паскудно и смешно, здоровый известный хересовый переводчик хуйнул сгорбленную старушку, ведь после смерти она сразу будет такой, все величавые черты уйдут, и любовника, который стал его поклонником. Прелесть! Во-вторых, какой-нибудь придурок с телевидения, - просто закон, что на телевидении одни придурки, я почти всех там знаю и уверяю, что для хорошего врача открыть на телевидении психиатрическую лечебницу будет одно удовольствие - спросит, проверяя, где микрофон и не ебнулся ли софит, у меня в камере после суда: зачем же все-таки убил и раскаялся ли теперь? "Вот-вот, - с радостью продолжу я, - конечно, и давно, еще и звук голоса не подавал, а я раскаялся, уже все было так стыдно. Я даже в монастырь ездил", - похвастаюсь я, соврав. "А зачем же тогда убил?" вернется придурок, как и все придурки, к тому, с чего начал. "А ради тебя, придурка", - отвечу я на глазах взволнованных телезрителей, ради которых, кстати, я тоже убил.

Но, с другой стороны, меня посетили бы гордость и чувство исполненного долга - я, простой переводчик Хереса, оказался на многое способен: я отомстил за говно дней. Идите сюда, бедные люди, ползите сюда, увечные, скачите те, кто еще может скакать, а кто не может - тоже ползите. Потому что есть народный герой и он умеет за вас постоять! А впрочем, не надо, не ползите, оставайтесь, плиз, где вы сейчас. Пока все еще целы и здоровы, брат только что ушел, мы со Светой готовимся к новым отпечаткам.

Вообще просто жить уже был грех. В детстве, ну еще в том самом, где я обосрался, судьба миллионов, замученных в неволе, ставилась нам в пример. Разные специалисты по русской жизни спорили до хрипоты - сколько же именно исчезло миллионов? Потом успокаивались, выпивали по стакану лимонада, жена приносила им холодный компресс, и они возвращали друг другу, как фишки в рулетке, миллиончик-другой. Сталин, Ленин и Толстой погубили сто десять миллионов, кричали они снова, нет - сто восемь, вдруг смягчались специалисты, и два миллиона, оживившись, как упыри или зомби какие, вылезали наружу, надеялись попросить еще за два миллиона, чтобы оставалось хотя бы сто шесть. Дело Федорова, чудака-библиотекаря из Румянцевского дома, жило и побеждало. Нет, все-таки сто десять, делали вывод специалисты; два миллиона, так толком и не вздохнув, лезли обратно, до следующего подсчета. Гудела развороченная сибирская тайга.

Многих уничтожали в затылок, а где он - затылок? Вот так всегда, попадаешь под влияние больших картин и цифр, а конкретика, как плохая мать, порхает в стороне, а потом время приходит, упорхнула конкретика совсем. И когда сам соберешься что-нибудь сделать, обязательно подведет любая мелочь типа затылка. Так где же он - затылок? Шея это или голова? Затылок - он, конечно, и в Африке затылок, но Россия, чтоб ее черт побрал, а потом, разумеется, обратно Бог, мало того, что не Израиль, она - и не Африка. Здесь затылок играет достаточно важную роль, здесь его место должно быть строго очерчено и понятно.

Света, насколько это возможно, заменила мне собаку. У них было одинаковое выражение глаз, и Света также любила есть с рук. Вероятно, и писали они также одинаково.

Но я все равно хочу назад свою суку и муку! Неужели ты не помнишь, как я тщательно и часто расчесывал тебе специальным гребешком хвостик, когда на нем неожиданно завелись клопы, злые мыши и тараканы? А ты только благодарно скулила мне в ответ.

Крамаренко больше не появлялся. "Он тоскует и занимается онанизмом", переживала и гордилась Света. Крамаренко и вправду тосковал, но только по Хересу, написал ему даже письмо.

А мы со Светой продолжали оставлять много-много разных отпечатков, среди них попадались даже мохнатые и ультрафиолетовые. Нельзя никогда ебаться с худосочными, ведь предупреждали меня еще в школе, учитель ботаники; потом, объяснял он, не отъебешься, это полную женщину можно легко забыть. Помни: худосочные оставляют привлекательные отпечатки и ведут себя, как паяльники, припаивают. Как же всегда правы в своих советах опытные учителя ботаники!

Брата было жалко, такой парень милый. Кого-то он слышал по радио, или по телевизору видел, вот и называл его уважительно: статист. Естественно, это был профессор статистики, а не киргиз - неудачник, резвящийся в массовке.

Едва соберешься убить - успокоился низ живота, все остальное хорошо, но тут же спохватишься, - а как надо расставить ноги? Где мой "Самоучитель"? Сам себе я стану "Самоучитель", но все-таки убийство - это серьезно. Тут нельзя только спекулировать на вдохновении, нельзя действовать по наитию, чувствам тоже доверяться не следует. Нужно все рассчитать, а то в последний момент душа заноет, мысли разные в голову полезут, одна другой краше: "Не рано ли?", "А может, завтра?", но завтра пойдет дождь и захочется спать. А потом есть. А с полным животом убийством не занимаются.

От конкретной старухи я давно отвлекся. Звук я тоже на хуй послал, порядочное убийство - вот признак цивилизованного общества, и звук здесь не при чем! Кризисы бывают у всех, но убить надо и с достоинством, тем более раз уж все кончено, не торопясь. Не рассматривая заинтересованно то, что еще минуту назад хрюкало и скрипело. Убивать надо нормально, четко, зная как и за что, не надеясь на американского дядюшку, что валютой отмажет, не сопеть, не глядеть по сторонам, сосредоточиться только на убийстве, даже если за спиной блестящий Херес и такая же планета Йух. И все эти басни и сказки про суперчеловеков тоже пора отменить, убийство - дело нормальных и приличных людей! Только осознав это, Россия и я взойдем на ступень благосостояния со своей, а не заимствованной правдой, а сейчас, когда рынок уже пришел, нормальное убийство - главный вопрос, без него никуда, надо потому что правильно расставить ноги и корпус разворачивать уметь, чтобы не было проблем и все получилось.

Крамаренко нашел богатую невесту, сволочь! Теперь он только радовался и учил меня жить. И переводить Хереса. А я-то думал покомплексовать, что Света стала моя, а не его, а потом напрочь забыть о старухе и дружить с братом. Вот брат возвращается домой, усталый и запыленный, а там его ждет после жуткого рэкета фильмотека, где полный Бунюэль, и Пинакотека, где полный Рафаэль. Брат очищается, сердце у него тает, под воздействием красоты он начинает вкладывать деньги в строительство очистных сооружений и венерических диспансеров. Он бросает старуху, женится на инвалиде детства, мы со Светой каждое воскресенье ходим к ним в гости, а потом все вместе крадем у этих ебаных блядей мою собаку. И я снова буду, забыв подмыться и про кофе, гулять с ней по утрам. А она будет писать, подняв две или три лапы. Или все четыре - по погоде. Я не скотоложец, как и не геронтофил. Просто я никак не могу забыть свою собаку, а попробуй такую забудь!

Меня совершенно не трогало, что мой Херес, чьи космолеты и драконы уже срослись с моей душой, и моя старуха когда-то любили друг друга. Убивая старуху, я вроде бы почувствую себя виноватым перед Хересом. Но это мнимая вина. Мы за прошлое не в ответе! Когда в настоящем все кончено и полный пиздец, прошлое - еще не повод, чтобы старуху не кончать. А брат? Что брат, Света - худая, она выдержит, вот полные женщины долго плачут, становятся дурнушками, никогда не забывая погибшего в тандеме брата.

Прости меня, Света, я тебя очень люблю, всех мастей отпечатки соврать не дадут, и я не испытаю оргазма, когда старуху убью, мой оргазм - только твоя прерогатива! Но что я могу сделать, Света, если вокруг одни такие цены, а русские люди сами ни на что не способны? Когда все везде и совсем кончено, как же здесь не убить?

К тому же я за себя уже не отвечаю. Я словно стал игрушкой в руках московских злых сил. Они меня заколдовали, они толкали меня на убийство.

Разумеется, когда я полностью решился, у меня все схватило. Как я и предупреждал, в России не только не умеют порядочно повесить, но и посрать.

Однажды я не выдержал прямо в ночном подземном переходе. Старик играл на баяне вальс "Амурские волны", но под вальс я сесть не мог, не хотелось впутываться в перипетии злосчастной солдатской судьбы. Потом старик долго не начинал, но мне требовалось, чтобы непременно под музыку, я с трудом дождался попурри из народных песен. Я срал не только на заплеванный бетон, я прощался и прощал, я срал в лицо всем этим богатеньким хуям, что пустили на варенье вишневый сад и клейкие листочки на травяной шампунь, но до сих пор не верят, что в человеке может быть прекрасно все - в том числе и убийство.

Раз насрал - значит, считай, и убил.

Но я снова трижды не хочу убивать! Во-первых, я не умею, и потом дай мне Бог опомниться, как я в детстве, двенадцати лет всего, а так порезался, кровь целых две минуты рекой шла, а еще я очень все-таки люблю людей, пусть даже не очень, но люблю, к тому же на мне Херес висит, как же без него будет русский читатель?!

Мне бы чай пить со старухой, чтобы любовник ее кипятка крутого подливал да хуй чесал, как в народных сказках, а потом, чтобы старуха ушла, чего ей с нами долго сидеть, только провоцировать. Мы бы с братом выпили водки и ругали всех блядей, вместе взятых, чтобы не уводили, бляди, чужих собак.

"Но убить надо", - звук был неутомим. "Сам знаю, что надо, - обрывал я его, - много не пизди понапрасну".

"Не можешь убить старуху, - трубил звук, - убей кого получится. Убей Ельцина, не хочешь Ельцина - Назарбаева, что ли, убей, он - казах, у него охраны меньше. Я сделал вид, что не слышу, и звук повернул тему. Нудный звук попался, наглый, кроме убийства, похоже, его больше ничего не интересовало. "Убей, кому говорят, - взорвался звук, - старуху!"

Я отвернулся.

"Тогда убей Аллу Пугачеву, - опять ныл звук, - спела она свое, Мадонну убей, Майкла Джексона, выбор большой. Не можешь убить - ладно, пойди в музей, картину сожги, витрину в магазине разбей, только делай что-нибудь, хватит сидеть на печи, тем более и печи никакой нет или даже грелки".

"Ведь смотри, - лебезил звук, - там, где вчера луч солнца гулял по рассветным мостовым и клейкие листочки отряхивались от прошлогодней шелухи, сегодня барыги продают наспех переведенные детективы тридцатых годов, там фраза налезает на фразу, не поймешь где отель, а где резиновый член. Единственную же нашу радость - клейкие листочки - уже перевели на клей и на мыло. Все кончено, - торжествовал звук, - все-все, а некоторые еще не хотят убивать, еще ждут чего-то и медлят".

"Ну и убью", - лихо пообещал я.

А ведь с русским убийством пока одна беда! Русское убийство сидит в клетке социальной беспомощности под надежным замком. Оно должно выйти оттуда и стать частным делом! Но я пока к этому не готов.

Убийство может быть легким и приятным для обеих сторон. Глагол "убить" легко запоминается, с ним удобно сочетать различных людей и предметы, у него богатая иллюстрированная история.

И я, переводчик Хересовый, убиваю не ради красного словца, а опять же потому, что не могу молчать. У русских людей никогда ничего не было, кроме духовностей, духовности заменяли им родственников, машину, загородный дом и собаку. Но век духовностей кончен, собаку бляди завлекли, старушек - жалко, вот и приходится теперь мне, значит, поэтому и убивать. Я, Хересовый переводчик, буду как пример, а если выживет старуха, я тоже ничего не теряю; тогда я буду полпримера, но никак не меньше чем треть.

И убиваю я не корысти ради и даже не по причине кавардаков и макабров российской судьбы, на которой я давно поставил жирный и смазливый крест. Ну что это за судьба, когда сын Ивана Грозного убивает в запале сына Петра Первого, а потом его за это расстреливают большевики в подвале Ипатьевского дома! Убиваю я, так как старушки плавают в говне дней, в нем спят и едят, а старуха идет по нему, не касаясь ногами.

Но убивать надо было не в оргазме. После оргазма остаются отпечатки, что мы со Светой уже поняли, да и в оргазме всякий рад убить. Нет, надо по-другому. А как? Отвечаю: взял, перевел две страницы из Хереса, вышел погулять, погода хорошая, убил и снова за любимого Хереса. И еще две страницы перевел, ни дня без строчки, терпение и труд все перетрут, старуху и Хереса в том числе.

На следующий день я понял: "Пора".

Притом и звука никакого не было, молчал, скотина, только паркет скрипел и чайник визжал больше обычного. Но как на меня смотрели на улице! И все хотели только одного! Регулировщик - позер, циник, денег полный карман, а в глазах мольба загнанной кобылы: "Убей, ну пожалуйста, я так больше не могу". Мальчики, бросившие школу с математическим уклоном и торгующие возле церквей матрешками, девочки, проданные полуголодными матерями водителям междугородных перевозок, старики, выброшенные на улицу кровожадными невестками и теперь вынужденные промышлять минетом за кусок колбасы, - все они мало чем отличались от регулировщика, все они молча обращались ко мне с той же просьбой. Не надо на меня давить, - я пытался из последних сил казаться неприступным, - я же ничего не умею, а потом вдруг у меня что где болит, зуб, например, коренной или палец, а ведь может быть и того хуже - вчера меня изнасиловали злые грузины, и я залетел! А? Но они не верили, отвечали: "Б", и только все молили.

Из всех возможных орудий убийства я остановился на поводке для собаки - о, где ты, моя девочка, я уже не помню, как тебя зовут, - и канцелярских кнопках. Поводком можно было стянуть и сдавить, а потом уже добить кнопками. Поводок и кнопки - надежные и проверенные вещи, многие ими пользовались, они хорошо себя зарекомендовали. Из всех осколков русского быта только на кнопках и поводке проступали качество и вера в лучшее будущее.

Старуха и ее любовник вышли перед сном погулять. Я устремился за ними. Все было кончено и решено! Неожиданно они обернулись, заметили меня и обрадованно поспешили мне навстречу, Светин брат просто расцвел.

Я ох как крепко сжал в руке поводок. Кнопки тоже были наготове.

Неожиданно меня схватили с двух сторон: Света и собака. Собака пришла не пустая, принесла в пасти баварский паштет - надеюсь, бляди с голоду не умрут. Потом собака сама надела на себя поводок.

И тут мы все и встретились. Русский сюжет не любит много действующих лиц, он пока хилый подросток, русский милый наш сюжет, дай Бог ему удержать на себе тех, что есть, и не развалиться под их тяжестью. Когда-нибудь он окрепнет и сбросит груз назиданий и пессимизма, а пока ему до Хереса, конечно, очень далеко.

"Теперь можно пить, - успокаивала меня Света, - и блевать сколько угодно, собака все уберет".

И мы со Светой, взявшись за руки, побежали делать новые отпечатки, чтобы у собаки от них рябило в глазах.

Вот так я никого не убил, чего и всем желаю. Ибо можно жить на этом свете, господа! Хотя и все на нем кончено, свет пока еще не без добрых худосочных женщин и верных собак.

Словарь жизни

на рубеже тысячелетий

А

А - крик.

АБВГДейка - любимая передача моего русского детства. Телепередача или радиопередача - не помню. В чем там суть дела - тоже не помню и никогда не вспомню. Но лучше передачи, если это радиопередача, я не слышал, и, если это телепередача, то не видел.

Ад - то, чем русского человека не испугаешь. Русский человек и так постоянно в самом центре ада жизни.

Аккордеон - любимый музыкальный инструмент. Если бы у меня был музыкальный слух, то я бы стал музыкантом, чтобы играть только на аккордеоне. Аккордеон лучше всех.

Аксельбант - что-то среднее между акселератом, кегельбаном и банкоматом.

Александра Маринина - вершина говна русского книжного рынка.

Алкоголизм - русское национальное чудовище.

Алла Пугачева - вершина говна русской эстрады.

Алхимик - средневековый хуй, раскрывающий тайны жизни.

Альбатрос - птица. Полная дура, но летает прилично.

Альков - что-то среднее между альтернативой и подковой.

Альтернатива - в ситуации "лбом об стенку" альтернативой может быть ситуация "хуем по лбу". Хуем по лбу, конечно, лучше. Лбом мимо хуя еще как-то можно проскочить. Проскочить лбом мимо стенки практически невозможно.

Амбивалентность - русский писатель (см. русский писатель) может и не пить водку, а делать что-то еще, совершенно не связанное с водкой. Эстет (см. эстет) тоже может найти другое занятие кроме лебедей. Но русский человек (см. русский человек) не срать в лифте не может.

Амфора - что-то среднее между омлетом и метафорой.

Ангажированность - если бы русский писатель не пил водку столько, сколько он ее пьет, он был бы ангажирован в процесс возрождения России. Русский писатель очень хочет быть ангажированным в процесс возрождения России. Но и с водкой он тоже расставаться не хочет.

Андрогин - что-то среднее между гермафродитом и унисексом.

Антониони - предел эстета при советской власти.

Астролог - хуй, все знающий про звезды.

Б

Баба-яга - старая летучая блядь.

Бадминтон - любимая игра эстета. Бадминтон возбуждает эстета не меньше лебедей.

Бакалея - отдел в гастрономе (см. гастроном). В детстве меня туда посылали за покупками. Я шел туда как на праздник; как на елку во Дворец съездов.

Бандерлог - раб бандероли (см. бандероль).

Бандероль - что-то среднее между бандитом, дрелью и паролем.

Бармалей - русский писатель в старости.

Безмятежность - выражение лица русского человека, когда он срет в лифте.

Безнадежность - попытка убедить русского человека не срать в лифте.

Белоснежка - маленькая блядь, вся в снегу.

Березка - фетиш русофила.

Библиофил - хуй, готовый на все ради книги.

Бирюлево - микрорайон Москвы, где страшно даже днем.

Бисексуал - человек, способный одновременно выебать и русского писателя, и русскую литературу.

Боулинг - что такое боулинг, я знаю. В боулинг я один раз играл; в ночном клубе, где есть специальная площадка для боулинга. Полный идиотизм, но занятно. Типично американская игра.

Брежнев - начальник моего русского детства.

Будущее России - русский писатель считает, что будущее России - это водка. Эстет - что это лебеди. Русский человек - что это заполненный говном лифт.

Буратино - русский писатель в детстве.

Буревестник - знаковая птица русской революции.

Бяка - на языке детей то, что им не нравится. В моем детском лексиконе такого слова не было; мне в детстве нравилось все.

В

Валентинов день - день влюбленных. Поскольку в России любят друг друга все, то Валентинов день продолжается в России круглый год.

Вентилятор - стимулятор винта.

Вертихвостка - вертлявая хвостатая блядь.

Вовочка - советский вариант мальчика-с-пальчика. Талантливее и сексуальнее оригинала.

Возрождение России - когда русские люди перестанут срать в лифте, русские писатели - пить водку, а эстеты - смотреть на лебедей, вот тогда и начнется возрождение России. Но до этого еще долго.

Воркута - русский писатель Воркуты не боится. Русский писатель будет пить водку и в Воркуте. Русский человек тоже Воркуты не боится. Русский человек сможет и в Воркуте насрать в лифте. Воркуты боится только эстет. В Воркуте нет лебедей, и эстет не сможет в Воркуте любоваться лебедями.

Вуайерист - хуй, подглядывающий за другими хуями.

Выпиздить - успеть вытолкнуть русского человека из лифта за секунду до того, как он собирается там насрать (см. насрать в лифте).

Г

Гелиотроп - что-то среднее между геликоптером и Риббентропом.

Геронтофил - 1. По представлениям русского писателя, геронтофил - это хуй, который тянется только к людям значительно старше его. Русский писатель несколько ошибается в определении геронтофила, но не принципиально. 2. Эстет может простить многое. Эстет лоялен. Эстет, например, вполне лоялен к педофилу. Но геронтофила не может простить даже эстет.

Гермафродит - 1. Загадочный древний грек. 2. Хуй и пизда под одной крышей. 3. Что-то среднее между Герингом, мафией, аферой, фарой и водителем.

Гербарий - русский писатель собирал в детстве гербарий. У русского писателя был очень приличный гербарий. Но потом русский писатель стал собирать марки, а потом и пить водку - и забыл про гербарий. Собирал гербарий и эстет. Но скоро эстет променял гербарий на лебедей. Русский человек, когда еще не срал в лифте, тоже собирал гербарий. Но когда русский человек начал срать в лифте, ему уже было не до гербария.

Гипертекст - последняя утопия двадцатого века.

Гугенот - русский писатель путает гугенота с гутен тагом.

Говно - апофеоз жопы.

Говноед - грязный, вонючий, но в целом явно незаурядный человек.

Гоголь - нервный, истеричный, суетливый, но, в общем-то, обаятельный человек.

Голубые - так называют гомосексуалистов. Это неправильно. Они - не настоящие голубые. Настоящие голубые - это русские писатели; от них исходит голубое сияние. А гомосексуалисты - они какого-то другого цвета.

Гондон - 1. Мерзкий подлый человек; так часто русский человек и русский писатель обзывают друг друга. 2. Скафандр для хуя в космосе пизды. 3. Что-то среднее между гонором и долдоном.

Гомосексуализм - пока все же непонятно, кто он: друг или враг.

Гомосексуалист - эстет считает, что сначала появился гомосексуализм, а только потом уже гомосексуалист. Русский писатель считает, что гомосексуалист появился все же раньше гомосексуализма. Русскому человеку на эту проблему насрать.

Государственная Дума - скучное место. Там будет скучно русскому человеку. Скучно эстету. Скучно и русскому писателю. Эстет там не сможет любоваться лебедями, русский человек - насрать в лифте, а русский писатель - пить водку. Но какой-то смысл в Государственной Думе все же есть.

Голливуд - эстет от Голливуда морщится. Русскому человеку Голливуд нравится. Русскому писателю Голливуд не нравится, но русский писатель все еще надеется на Голливуд.

Гринувей - эстет от Гринувея в восторге. А русский писатель к Гринувею относится равнодушно. Русский писатель не считает, что он чем-то Гринувею обязан.

Гуманизм - комплекс русской литературы.

Гурман - кушающий эстет.

Гусь - очень похож на лебедя, но не лебедь.

Д

Деликатес - 1. Поцелуй взазос. 2. Еда эстета.

Дендрарий - что-то среднее между денди, драмой и гербарием.

Диета - попытка русского писателя хотя бы неделю обойтись без водки.

Дикобраз - эстеты обожают лебедей. А русскому писателю симпатичнее дикобразы. И не потому, что русский писатель сам похож на дикобраза. А просто они ему симпатичнее.

Дилемма - или пить водку с русским писателем, или смотреть на лебедей с эстетом. И то, и другое вместе невозможно. Надо выбирать.

Дискомфорт - русский писатель иногда ощущает дискомфорт от того, что он русский писатель и так много пьет водки. Эстет тоже иногда испытывает некоторый дискомфорт, что он эстет и так много времени тратит на лебедей. Русский человек дискомфорта не испытывает. Русский человек вполне удовлетворен, что он русский человек и что срет в лифте.

Дихотомия - русский писатель чувствует себя кем-то еще, а не только русским писателем. Эстет тоже думает, что он еще кто-то, а не только эстет. А русский человек ощущает себя только русским человеком.

Долбоеб - упорный и трудолюбивый человек.

Достоевский - такой русский писатель.

Дура - это жена (см. жена).

Дюймовочка - маленькая вредная блядь.

Е

Еврей - русский писатель евреев не любит. Русский писатель сам понимает, что не прав, но все равно не любит. Эстет евреев любит; евреи вкусно и нестандартно готовят. Русский человек к евреям относится равнодушно.

Евтушенко - вершина говна русской поэзии.

Ельцин - ничего интересного. Раздолбай с изуродованным при игре в волейбол пальцем.

Е

Еб твою мать - три слова, но произносятся как одно; на одном дыхании. Едва ли не самая важная морфема русской жизни. Универсальный ключ к замку русской души.

Ебнуться - резко скатиться с горы жизни.

Елка - дерево, необходимое для имитации радости при встрече Нового года.

Ж

Жаба - мерзкое существо. Эстеты жабу презирают. Эстеты предпочитают жабе лебедя. Русским писателям по хую и лебедь, и жаба.

Жакет - пакет для жабы.

Жена - это дура (см. дура).

Живодер - гадкий, тупой, жестокий, но довольно интересный человек.

Жид - ласковое название еврея.

Жир - с жиром, как и с жопой (см. жопа); без комментариев.

Жопа - она и есть жопа. Без комментариев. Комментарий только один. С жопой могут быть самые разные проблемы. Поэтому с жопой лучше быть аккуратнее.

Жополиз - поклонник жопы.

Журналист - биограф жопы.

З

Заеб - мысль, плотно засевшая в мозгу русского писателя.

Заем - то, что никак не может получить Россия.

Зима - русских не любят не только из-за зимы. Но из-за зимы их не любят в первую очередь. Зимой в России замерзает все, даже пизда и русская литература.

Золовка - морковка в золе.

Золотой запас России - говно, оставленное в лифте русским человеком.

Зоопарк - последний оплот зоофила.

Зоофил - хуй, нежно и внимательно относящийся к животным.

Зюганов - нудный, тоскливый, неповоротливый, но довольно любопытный человек.

И

Издевательство - рассказы русского писателя о смысле жизни.

Ива - фетиш русофила не меньше березки.

Идеолог - что-то среднее между идиотом (см. идиот) и косметологом.

Идиома - что-то среднее между идиотом и аксиомой.

Идиот - человек, поверивший рассказам русского писателя о смысле жизни.

Иерархия ценностей - самые ценные вещи жизни в определенном порядке. Для русского писателя это - волк, пизда, русская литература. Для эстета - лебеди, шампанское, порнография.

Имиджмейкер - русскому человеку имиджмейкер не нужен. Имидж русского человека уже сформирован. Русский человек насрет в лифте и без имиджмейкера.

Импотенция - те редкие моменты, когда русский человек уже не может и не хочет срать в лифте, русский писатель - пить водку и рассказывать о смысле жизни, а эстет испытывает отвращение к лебедям.

Индикатор - что-то среднее между индусом и провокатором.

Интервенция - 1. Вторжение эстета в лифт, где в этот момент как раз срет русский человек. 2. Захват русским писателем территории, где эстет пьет шампанское и любуется лебедями.

Инфраструктура - то, что должно появиться в России в результате возрождения России.

Индифферентность - равнодушие русского писателя к проблемам эстета.

Интеллигент - что-то среднее между русским писателем и интеллектуалом.

Интеллектуал - человек с интеллектом. В России такого пока нет. Но такого в России и не надо. За интеллектуала часто принимают эстета или русского писателя. Но интеллектуал не обижается. Ему это по хую. Его все равно пока нет.

Интерактивность - русский писатель иногда может быть не только активен, но даже интерактивен. Но не там, где надо. Там, где надо, русский писатель интерпассивен.

Интернет - все-таки глаза от него устают.

Инфантильность - желание русского писателя всю жизнь только пить водку, эстета - смотреть на лебедей, а русского человека - срать в лифте.

Инфекция - результат неосторожного отношения русского человека к оставляемому им после себя в лифте говну. Русский человек упорно не хочет мыть руки после того, как насрет в лифте.

Инфляция - место встречи русской жизни с цивилизацией.

Истерика - 1. Реакция неподготовленных людей на рассказы русского писателя о смысле жизни. 2. Что-то среднее между истиной, стервой и Америкой.

Й

Йоб твою мать - то же, что еб твою мать. Только резче.

К

К ебеней матери - еб твою мать в геометрической прогрессии.

Калина красная - все русские песни очень грустные. А про калину особенно. Песни про калину еще даже более грустные, чем песни про рябину (см. рябина).

Клен - а про клен песни даже еще более грустные, чем про калину.

Клептоман - хуй, который пиздит все, что только можно, даже когда это ему совсем не нужно.

Клонирование - русский писатель считает, что его клонировать невозможно; русский писатель слишком индивидуален и повторить его нельзя. Русский человек и эстет к клонированию относятся спокойно. Русский человек и эстет считают, что ничего страшного не произойдет, если в мире станет больше таких, как они, русских людей и эстетов.

Книга - напрасное изобретение человечества. Хороших книг так мало, что они вряд ли могут оправдать это изобретение. Лучше бы человечество изобрело вместо книги что-нибудь другое.

Комментарий - то, что не надо жиру и жопе (см. жир и см. жопа). Они и так хороши - без комментариев.

Компромат - если русского человека взять за жопу, когда он срет в лифте, а русского писателя - когда он пьет водку, то образуется компромат.

Коррупция - русская национальная игра.

Косметолог - человек, приводящий в божеский вид лица русских писателей.

Космонавт - 1. Хуй, взлетевший над землей выше всех других. 2. В детстве все хотят стать космонавтами. А я не хотел. Я в детстве хотел стать чекистом.

Компьютеризация - эстету за компьютером не скучно; эстет может наблюдать своих любимых лебедей и по компьютеру. А русскому писателю тоскливо - с компьютером не выпьешь. Компьютер не пощекочешь. Компьютеру не расскажешь о смысле жизни.

Красота - спасет мир. Как и когда - не знаю, но спасет. А Россию не спасет. Это не значит, что Россию нельзя спасти. Можно. Но не красотой.

Кровь с молоком - фирменный коктейль вампира-эстета.

Кто виноват? - фирменный знак русской литературы (см. русская литература).

Красная Шапочка - мираж педофила.

Кульминация - что-то среднее между кульманом и эякуляцией.

Культурный контекст - все, что происходит в культуре в тот момент, когда русский писатель пьет водку, эстет любуется лебедями, а русский человек - срет в лифте.

Культуролог - умный, талантливый, но очень несчастный человек.

Л

Лебедь - губы у лебедя не из дерева, но на ощупь совсем как деревянные. Эстеты лебедя обожают. Лебедь для эстета - птица святая. Эстеты лебедя идеализируют. Эстеты считают, что в прошлой жизни они были лебедями, и хотят перевоплотиться в лебедей после смерти. Эстеты могут часами смотреть, как лебеди плавно вытягивают свои длинные шеи. Эстеты любят кормить лебедей с руки. Эстеты сделали так, чтобы лебедь оказался достойно представлен в балете. Слишком достойно! Весь балет и держится только на лебедях. Поэтому я в какой-то момент разочаровался и в лебедях, и в балете, и в эстетах.

Ледоруб - что-то среднее между леденцом и обрубком.

Ленин - содержание главной московской достопримечательности - Мавзолея Ленина.

Лесбиянка - хитрая изощренная блядь.

Либидо - 1. Лебединое озеро. 2. Место в подсознании, где формируются желания. Именно там формируются желания русского писателя выпить водки и рассказать о смысле жизни, желание эстета посмотреть на лебедей и желание русского человека насрать в лифте.

Лингвист - хуй, которому кажется, что он разбирается в русском языке лучше русского писателя.

Лолита - последняя надежда педофила. Часто не оправдывается.

М

Мазохист - 1. Русский писатель, отворачивающийся от водки. 2. Эстет, равнодушно проходящий мимо лебедей. 3. Русский человек, не повернувшийся в сторону лифта.

Мальчиш-Кибальчиш - капкан для педофила.

Мама - про маму ничего плохого не скажешь. Мама ни в чем не виновата. Что могла, то и сделала.

Мандавошка - медленная, неповоротливая блядь.

Маргарет Тэтчер - английская пизда, покорившая русскую душу.

Маросейка - улица в центре Москвы, на которой при Советской власти было много уютных кафе, где мы с Ниной пили грузинское сухое красное вино "Пиросмани".

Марципан - любимое пирожное эстета. Эстет его и сам кушает, и не забывает покормить им лебедей.

Мастурбация - 1. Разговор с русским писателем о русской литературе. 2. Зацикленность пизды на самой себе. 3. Что-то среднее между мастикой, турбазой и урбанизацией.

Мастурбатор - феминистка в мотоциклетном шлеме.

Меломан - хуй, готовый на все ради музыки.

Менструация - русский писатель всегда нервничает, когда у русской литературы происходит задержка менструации. В эти моменты русский писатель чувствует себя ответственным за русскую литературу.

Мизантропия - кокетство филантропа.

Минет - голубая мечта эстета. И чтобы этот минет делали лебеди, а не люди.

Монополия - русский писатель любит рассказать о смысле жизни. Но не любит, когда это делают другие. А другим хочется не только слушать русского писателя, но и хотя бы немного рассказать о смысле жизни самим. Но другим это нельзя. Русский писатель монополизировал право на рассказы о смысле жизни.

Москва - город, который выебал Церетели. Москва достойна лучшей участи. Москву мог бы выебать и более интересный художник. Возможно, так когда-нибудь и будет.

Музыка - русского писателя музыка раздражает. Русскому писателю музыка мешает пить водку. Эстета музыка вдохновляет. Эстету музыка помогает любоваться лебедями. Русский человек к музыке относится равнодушно. Ему музыка срать в лифте не помогает, но и не мешает. Если в тот момент, когда русский человек срет в лифте, прозвучит какая-нибудь музыка, русский человек возражать не станет.

Мультипликатор - человек, переводящий в режим мультипликации произведения русских писателей.

Мурзилка - лучший журнал моего русского детства. "Новый мир" рядом с "Мурзилкой" - говно; "Мурзилка" был на порядок выше "Нового мира".

Н

Наивность - главный козырь нового русского (см. новый русский).

Наркомания - самый серьезный соперник алкоголизма.

Нарциссизм - эстет, когда восхищается лебедями, восхищается и собой тоже. Русский писатель, когда пьет водку, тоже восхищается собой. Русский человек, когда срет в лифте, к себе относится спокойно. Он не считает, что он в этот момент достоин восхищения. Он просто делает то, что он должен делать.

Насрать в лифте - национальная русская песня.

Некрофил - злой, омерзительный, но очень энергичный человек.

Ненависть - отношение русского писателя к окружающему миру.

Нервный срыв - состояние после охуения (см. охуение).

Нимфомания - неудовлетворенность русской литературы русским писателем.

Новый русский - смешной, немного безумный, но, в общем-то, хороший человек.

Ну, еб твою мать - то же самое, что еб твою мать. Почти то же самое, что и йоб твою мать. Только совсем уже резко.

Ньюсмейкер - русский человек, в очередной раз насравший в лифте.

О

Одиночество - то, от чего звереют русские писатели.

Ожидание - главное русское дело.

Олигофрен - бой-френд олигарха.

Онанизм - 1. Зацикленность хуя на самом себе. 2. Попытка ответить на вопросы "Кто виноват?" и "Что делать?".

Оргазм - эффект, которого добивается эстет, смотря на лебедей, а русский писатель - разговаривая о смысле жизни.

Остоебенить - заебать к ебеней матери.

Остопиздить - еще даже хуже, чем остоебенить.

Отчуждение - состояние русского писателя, когда он чувствует себя чужим самому себе. Тогда русскому писателю не хочется ни пить водку, ни мучить людей щекоткой и рассказами о смысле жизни.

Охуевание - состояние, наступающее в середине разговора с русским писателем о смысле жизни.

Охуение - состояние, наступающее в конце разговора с русским писателем о смысле жизни.

П

Параноик - нервный, пугливый, но, в общем, довольно приятный человек.

Параноя - что-то среднее между парафразой, онанизмом и перегноем.

Педофил - животным надо держаться подальше от зоофила (см. зоофил), а детям - от педофила.

Перегной - перегнивший гной.

Перетрубация - труба, вывернутая наизнаку озверевшим от одиночества русским писателем.

Перпендикуляр - что-то среднее между периной, припевом, пирамидоном и рыбой в кляре.

Пиво - эстет пиво не пьет. Для эстета пиво слишком грубый напиток. Но иногда угощает пивом лебедей.

Пидор - презрительная кличка гомосексуалиста и русского писателя.

Пизда - едва ли не лучшее изобретение человечества.

Пиздеж - разговор с русским писателем о смысле жизни.

Пиздобольство - пиздеж на всю ночь.

Пиздорванка - душа, вывернутая наизнанку рассказами русского писателя о смысле жизни.

Пиздострадание - рефлексия на заданные темы.

Пиздюхать - медленно и тяжело взбираться на гору жизни.

Подсознание - подвал сознания, где, как в любом подвале, холодно и сыро.

Поколение - выдумка сексуальных маньяков и советских либеральных писателей.

Политкорректность - русский человек трижды срал на любую политкорректность.

Политолог - хуй, который разбирается в политике лучше, чем эстет, гомосексуалист и русский писатель вместе взятые.

Поллюция - эволюция половины лица.

Популизм - стремление русского писателя понравиться не только себе, но и России.

Порнография - искренняя, но скучная проза. Русскому писателю с ней скучно. Эстету тоже скучно. Но эстет находит в порнографии кое-что для него интересное. Поэтому эстета порнография возбуждает. А русского человека - нет. Русский человек возбуждается только тогда, когда в очередной раз предполагает насрать в лифте.

Постмодернизм - всемирный жидо-масонский заговор против русской литературы (см. русская литература).

Похмелье - утро русского писателя после очередной неудачной попытки спасти Россию.

Православие - и еще один комплекс русской литературы.

Приватизация - 1. Невеста новых русских. 2. Попытка русского писателя не давать никому пить из своего стакана водку и попытка эстета никого не подпускать к лебедям.

Проституция - русский писатель в проституции разочаровался. А эстету одно время проституция нравилась; эстет даже пытался научить проституции лебедей. Но потом тоже разочаровался.

Прошмондовка - блядь в зените.

Психиатр - лучший друг русской души. Но русская душа его другом не считает. Русская душа его стесняется.

Путин - русский человек срал в лифте до Путина. Срет в лифте при Путине. Будет срать в лифте и дальше. Путин тут мало что может изменить.

Пушкин - самый главный комплекс русской литературы.

Р

Рай - то, чем русского человека не удивишь. Русский человек и так постоянно в самом центре рая жизни.

Распиздяй - человек, живущий по-распиздяйски.

Рикки Мартин - его популярность выше даже популярности русского писателя.

Рожа - привычное выражение лица.

Россия - мне с Россией совсем непросто. России совсем непросто со мной. Так уже продолжается довольно долго.

Рудимент - что-то среднее между рудником и истеблишментом.

Русофил - человек, живущий с Россией в сердце.

Русофоб - притворщик; не любить Россию невозможно.

Русская душа - никакой русской души нет. А даже если есть - ее загадочность явно преувеличена.

Русская литература - 1. Вершина говна русской жизни. 2. Русская национальная пропасть. 3. Главное полезное ископаемое России после водки и нефти. 4. Древнее ископаемое животное вроде бронтозавра.

Русский писатель - мечется и колеблется по всему диапазону между пиздой и русской литературой.

Русский романс - пытка русофоба. Хотя многие русофобы не только слушают русские романсы, но даже сами с удовольствием их поют.

Русский человек - 1. Плод пьяного соития русского писателя с русской литературой. 2. Тот, кому уже давно все остоебенило и остопиздило. Поэтому он и срет в лифте.

Рыгание - ответ души на звериный оскал жизни.

Рябина - культовое дерево русской песни. Когда звучит песня про рябину, то плачут все. Плачет эстет. Плачет русский человек. Плачет даже русский писатель! Я тоже плачу. Поэтому я стараюсь не слушать песню про рябину. Хуй с ней, с рябиной. И вообще не слушать никаких песен.

С

Садист - хуй, который мучает людей, но себя при этом не мучает. Враг мазохиста.

Садомазохист - хуй, который одновременно мучает и себя, и других. Друг мазохиста.

Самодержавие - власть, которая не давала русскому человеку срать в лифте; тогда не было лифтов.

Сексуальный маньяк - хитрый, злобный, непредсказуемый, но, в общем-то, далеко не самый плохой человек.

Серийный убийца - жестокий, абсолютно ебнутый, но очень неоднозначный человек.

Снегурочка - феминистка зимой.

Собака Баскервилей - злая кусачая блядь.

Советская власть - место и время деятельности советских либеральных писателей (см. Трифонов).

Солженицын - мужик хоть и бородатый, но, в принципе, неглупый.

Спасение России - долгий, нудный, практически безнадежный, но необходимый процесс.

Сперма - знак оргазма. Мне кажется, что в двадцать первом веке оргазм найдет для себя и другие знаки.

Сперматозоид - рядовой спермы.

СПИД - одна из проблем с жопой.

Спилберг - режиссер фильмов про акул, динозавров и евреев.

Спиноза - заноза в спине.

Спичрайтер - русскому писателю спичрайтер не нужен. Русский писатель хорош сам по себе - без спичрайтера. Русский писатель любого спичрайтера поставит в тупик щекоткой и рассказами о смысле жизни.

Стакан водки - место свидания русского писателя с русской душой.

Суицид - и еще один комплекс русской литературы.

Сублимация - секс, перевоплотившийся в мысль.

Совесть - и еще один комплекс русской литературы.

Сострадание - и еще один комплекс русской литературы.

Социальная критика - и еще один комплекс русской литературы.

Сталин - без Сталина, как и без хуя, при всех к нему, как и к хую, многочисленных претензиях, в русской жизни обойтись было нельзя. Сейчас, мне кажется, уже можно.

Супермен - русский писатель, эстет и бисексуал в одном лице.

Т

Тарантино - многие русские режиссеры завидуют Тарантино. Русских режиссеров в России не любят. А Тарантино любят. Поэтому русские режиссеры ему и завидуют; даже не столько ему, сколько той любви, которая достается Тарантино.

Тарталетка - 1. Полдник эстета. 2. Что-то среднее между Тарантино, талией и рулеткой.

Терминатор - руссский писатель после четвертого стакана водки.

Трансвестит - 1. Хуй, уставший быть хуем, и пожелавший стать пиздой. 2. Пизда, уставшая быть пиздой, и пожелавшая стать хуем.

Трансплантация - пересадка в русского писателя кусков тела эстета, делающая возможной для русского писателя любовь к лебедям.

Телевидение - место, куда русского писателя приглашают крайне редко. Эстета приглашают чаще, но все равно редко.

Толстой - второй после Пушкина главный комплекс русской литературы.

Тормозить - мешать русскому писателю пить водку, а эстету - смотреть на лебедей.

Трифонов - советский либеральный писатель. Когда-то такие были. Их было много. Им принадлежал весь мир. Сейчас их почти не осталось. Хорошо это или плохо - я не знаю.

Трюфель - не то гриб, не то конфета.

У

Уебывать - убегать к ебеней матери.

Увертюра - музыка перед музыкой.

Ультиматум - что-то среднее между улиткой и математикой.

Унисекс - то, что одинаково сойдет и для хуя, и для пизды.

Унитаз - предмет, о котором неплохо бы вспомнить русскому человеку, когда он в очередной раз собирается насрать в лифте.

Унификация - 1. Что-то среднее между унитазом, фикцией, функцией и акцией. 2. Попытка построить в одну шеренгу русского писателя и эстета.

Ущербность - и еще один комплекс русской литературы.

Ф

Фаллос - 1. Предмет, идеализируемый эстетом. 2. Русский писатель этот предмет не идеализирует. Русский писатель слишком хорошо знает этот предмет, чтобы еще его идеализировать, - русский писатель слишком часто получает от жизни этим предметом со всего размаха по лбу. 3. Просто хуй.

Фантом - навязчивая идея в мозгу русского писателя.

Фантомас - навязчивая идея в мозгу русского писателя, получившая отражение в средствах масс-медиа.

Фантасмагория - мать Фантомаса.

Фашизм - дискриминация русского человека не за то, что он срет в лифте, а за то, что он не может там не срать.

Фекалия - 1. Древнегреческое женское имя. 2. Просто говно.

Феллини - культовый режиссер советских либеральных писателей (см. Трифонов).

Феминизм - вещь хорошая, но в России вряд ли приживется.

Фетишизм - привязанность русской литературы к вопросам "Кто виноват?" и "Что делать?".

Физик - враг лирика при советской власти. Но советская власть физика с лириком быстро помирила. Делить им, собственно говоря, было нечего.

Физика - в школе у меня по физике всегда была тройка. Но, поскольку были хорошие отношения с физиком, в итоге всегда была четверка.

Филолог - хуй, знающий русскую литературу лучше русского писателя.

Философ - хуй, умеющий рассказать о смысле жизни лучше русского писателя.

Француз - хуй с французским паспортом, проживаюший на территории Франции или за ее пределами.

Фрейдизм - еврейские штучки.

Фригидность - 1. Общее ощущение от русской жизни. 2. Равнодушие пизды к хую.

ФСБ - когда-то это был КГБ. КГБ боялись все. Страх КГБ мешал русскому писателю пить водку, русскому человеку - срать в лифте, а эстету - целыми днями смотреть на лебедей. Но КГБ больше нет. А ФСБ никто не боится. Значит, возрождения России не будет. Возрождения России не будет до тех пор, пока русский человек будет срать в лифте, эстет - наслаждаться видом лебедей, а русский писатель - пить водку. А помешать им может только страх ФСБ.

Х

Хакамада - женщина-политик.

Харизма - в русском человеке она безусловно есть. Но это вовсе не означает, что ему можно без конца срать в лифте.

Харакири - японские штучки.

Хайфа - еврейские штучки.

Хинкали - грузинские штучки.

Хиромантия - в такое сложное время, как сейчас в России, нельзя доверять никому, - даже хиромантам! Наговорят хуй знает что, а потом, блядь, переживай и мучайся!

Хуевина - вещь интересная, но непонятная. К хую (см. хуй) отношения не имеет.

Хуй - без него, при всех к нему претензиях, нельзя.

Хурма - тюрьма для хуя.

Ц

Цербер - сука.

Церемония - что-то среднее между Цербером, ремонтом и гармонией.

Церетели - в принципе, я не злой человек. Но, когда я думаю о Церетели, то я - злой человек. С Церетели хочется сделать то же самое, что он сделал с Москвой, - выебать.

Церковь - место, где тоже нет счастья.

ЦК КПСС - инкубатор советских либеральных писателей.

Цивилизация - голубая русская мечта.

Цыгане - когда-то давно цыган приглашали для разгула. Как можно гулять с цыганами - непонятно. От цыган засыпаешь быстрее, чем от программы "Итоги".

Ч

Чайковский - многие считают его гомосексуалистом. Вроде бы даже есть соответствующие документы. Если это так, то гомосексуализм для меня враг. Если гомосексуализм дает таких композиторов, как Чайковский, то мне с гомосексуализмом не о чем разговаривать.

Чапаев - русский писатель на коне.

Чау-чау - если бы в моем русском детстве эта порода была известна в России, то я заебал бы маму с папой просьбами подарить мне щенка чау-чау.

Чебурек - русско-татарский вариант биг-мака. Есть можно, но слишком много жира (см. жир).

Человечность - и еще один комплекс русской литературы.

Чехов - в человеке все должно быть прекрасно; так сказал Чехов. Это верно. С этим хуй поспоришь. Но есть люди, в которых отвратительно абсолютно все. И таких людей много. Но про них Чехов ничего не сказал. А ведь мог, в конце концов, что-нибудь сказать и про них тоже!

Чингиз Айтматов - писатель-киргиз. Самый известный писатель среди киргизов и самый известный киргиз среди писателей.

Чинзано - что-то типа мартини. Сладкая гадость. Хуже не только водки, но даже и вина.

Чипполино - западноевропейский вариант Вовочки (см. Вовочка). Значительно бездарнее оригинала.

Что делать? - вопрос-издевательство русской литературы.

Чудо - присутствие цивилизации в русской жизни.

Чукча - атлант советского анекдота.

Ш

Шах - удар по яйцам.

Шахматы - шахматами я в детстве занимался. Но неудачно.

Шашки - занимался я и шашками. И тоже неудачно.

Шампанское - пропасть, разделяющая эстета с русским писателем. Для эстета шампанское - любимый напиток. А для русского писателя шампанское вообще не напиток! По мнению русского писателя, пить шампанское - только зря тратить время и деньги. Русский писатель шампанское не только пить не будет, - да он им жопу протирать не станет!

Шампиньон - гриб, который русский писатель упрямо называет Шампольоном.

Шампольон - французский хуй, которого русский писатель путает с шампиньоном.

Шампур - то, чем хорошо выебать Церетели (см. Церетели) за то, что он выебал Москву (см. Москва).

Шарахание - метания и колебания русского писателя по всему диапазону между пиздой и русской литературой.

Шебуршаться - невразумительно давать о себе знать.

Шевелиться - вразумительно давать о себе знать.

Шевроле - когда новый русский едет на шевроле, он не боится никого. Не боится русского писателя. Не боится эстета. Не боится Господа Бога. Он боится только, чтобы в его шевроле не въебался на своем шевроле другой новый русский или еще какой-нибудь мудак.

Шелест - неясный звук в мозгу русского писателя в часы похмелья.

Шепелявость - отличительная черта русского диктора.

Шепот - уровень звука голоса русского диктора, когда он ведет радио или телепередачи.

Шершень - опытный старый хуй.

Шиншилла - старая опытная блядь.

Шлягер - 1. Блаженство русского человека в тот момент, когда он насрал в лифте. 2. Состояние лифта в тот же самый момент.

Шомпол - то, чем хорошо бы выебать русского человека, чтобы никогда больше не срал в лифте.

Шолом-Алейхем - русскому писателю почему-то кажется, что в прошлой жизни он был Шолом-Алейхемом. Кто такой Шолом-Алейхем - русский писатель понятия не имеет. Почему ему так кажется - тоже неясно. А хуй его знает - может, русский писатель действительно в прошлой жизни и был Шолом-Алейхемом! От русского писателя можно ожидать всего.

Штрафной батальон - эстет после смерти станет декорацией балета "Лебединое озеро". Или тампаксом прима-балерины в том же самом балете. Эстету все равно; в своем любимом балете он готов перевоплотиться и в тампакс, и в декорацию. А русский писатель после смерти попадет в штрафной батальон. Впрочем, русскому писателю тоже все равно; он уже и так в штрафном батальоне жизни.

Штирлиц - 1. Тайный агент КГБ на Западе. 2. Повзрослевший Вовочка (см. Вовочка).

Шукшин - советский либеральный писатель (см. Трифонов).

Шурин - тесть зятя.

Шуршание - робкие попытки русского писателя дать о себе знать окружающему миру в часы похмелья.

Шутка - 1. Обещание русского писателя бросить пить и перестать мучить людей рассказами о смысле жизни и щекоткой. 2. Обещание эстета не восхищаться лебедями. 3. Обещание русского человека никогда больше не срать в лифте.

Щ

Щавель - суп из щавеля ничуть не хуже, чем борщ или рассольник. Жена такой готовила. А жена, хоть и дура, но плохого не приготовит.

Щебетание - речь эстета.

Щека - русский человек целует в щеку. Эстет - в руку или гениталию. Русский писатель целует в душу.

Щекотка - это второй после рассказов о смысле жизни любимый вид издевательства русских писателей.

Щенок - молодой неопытный русский писатель, уже умеющий мучить людей рассказами о смысле жизни, но еще не умеющий мучить их щекоткой.

Щорс - культовый мужчина советской песни.

Щука - культовая рыба русской басни.

Ъ

Ъ - 1. Твердый знак. До революции в России было два твердых знака, и второй назывался ять. После революции второй отменили; это - единственное, что сделала полезного революция. 2. Глухо произнесенный крик "А".

Ы

Ы - крик "А" из многих мест сразу.

Ь

Ь - 1. Мягкий знак. Вызывает уважение уже только одной своей мягкостью. Жизнь - вещь довольно жесткая. В жизни так не хватает мягкости! И, судя по всему, еще долго не будет хватать. 2. Так и не произнесенный крик "А".

Э

Экзистенциализм - французские штучки.

Эклектика - что-то среднее между эклером и диалектикой.

Экология - 1. То, на что Россия срала, срет и дальше будет срать тоже. 2. Все, так или иначе связанное с Умберто Эко.

Эксгибиционизм - обнажение русским писателем души сразу же после первого стакана водки.

Эксперимент - желание русского писателя бросить пить и вообще начать жизнь сначала между первым и вторым стаканом водки.

Экспертиза - понимание русским писателем того, что это никак невозможно.

Экстравагантность - поведение русского писателя после второго стакана водки.

Экстремальность - поведение русского писателя после третьего стакана водки.

Элегантность - умение русского писателя на некоторое время прийти в себя перед четвертым стаканом водки.

Электорат - ответственность перед ним и помогает русскому писателю на некоторое время прийти в себя перед четвертым стаканом водки.

Элитные войска - место, куда хочет попасть русский писатель после четвертого стакана водки, чтобы спасти Россию (дальше - см. похмелье).

Экстраординарность - царство сна разума русского писателя после четвертого стакана водки.

Экстрасенс - хуй, который может воздействовать на психику человека сильнее, чем это делает русский писатель рассказами о смысле жизни. А русский писатель, между прочим, очень сильно действует на психику человека! Но экстрасенс действует еще сильнее.

Электрошок - единственный способ, которым можно спасти русского писателя от заеба (см. заеб) и фантома (см. фантом).

Эпатаж - что-то среднее между эпицентром, этажом, куражом и пилотажом.

Эрекция - 1. Красивое древнеримское имя. 2. Младшая сестра эякуляции.

Эрмитаж - что-то среднее между эротикой и арбитражем.

Эротика - легкий флирт между хуем и пиздой.

Эскимос - что-то среднее между эсминцем, скифом и поцелуем взазос.

Эстет - поклонник лебедя, бадминтона и Антониони.

Эстетизм - что-то среднее между эстетом и онанизмом.

Эстетика - у эстета одни отношения с окружающей средой. У русского писателя - другие. У русского человека они совсем другие. Но с эстетикой у них проблем нет. Эстетика позволяет, чтобы русский человек срал в лифте, русский писатель - пил водку, а эстет получал оргазм, любуясь лебедями.

Этика - а вот этика этого не позволяет.

Эякуляция - апофеоз хуя.

Ю

Юнга - отрада педофила.

Юноша - подающий надежды русский писатель.

Юла - быстро вертящаяся на одном месте блядь.

Юрий Долгорукий - если Москву в самом деле основал он, то явно ошибся. Или это надо было делать как-то иначе, или в другом месте, или не делать совсем.

Я

Я - моя буква.

Явлинский - невразумительный политик. Но его фамилия начинается с буквы "Я". А это уже интересно. Не так-то много политиков, у которых фамилия начинается с моей буквы.

Якушев - любимый хоккеист моего русского детства. Почему любимый понятно. В конце концов, не так много хоккеистов, у которых фамилия начинается с буквы "я".

Ясперс - философ-экзистенциалист. И тоже начинается с буквы "Я".