Сверхновая американская фантастика, 1996 № 01-02

Эйвин Мюре
ИНСТИТУТ ВСЕХ ПРОБЛЕМ

Это объявление, напечатанное в рубрике «Частные», сразу же наводило на мысль о каких-то темных делах. Если бы не отчаянная нужда в деньгах, Биргер Боруд вряд ли вообще стал бы его читать.

Он взялся за телефонную трубку, вновь и вновь пробегая глазами текст: «У Вас есть какие-то проблемы? Денежные затруднения, болезни, одиночество? Неважно какие. Мы готовы прийти на помощь. Звоните в «Институт всех проблем», тел.:…» «Торговля наркотиками, шантаж, финансовые махинации», — пронеслось в его голове.

А, впрочем, позвонить что ли, это ни к чему не обязывает. Он набрал номер.

После первого же гудка раздался приятный низкий мужской голос:

— «Институт всех проблем» к вашим услугам.

— Моя фамилия Боруд. Я тут сегодня прочел ваше объявление и подумал…

— Мы с удовольствием поможем вам, — раздался уверенный голос. — Не могли бы вы заглянуть к нам для разговора о вашем деле?

— Видите ли, может быть, стоит рассказать вам заранее. Я не уверен, те ли это самые проблемы…

— Какие бы проблемы вас ни волновали, мы их решим, — уверенно произнес низкий голос, — ваша заявка принята.

Биргер Боруд даже не знал, как уж это получилось, но он немедленно согласился быть через пятнадцать минут по указанному адресу.

— Я тут выскочу на часок. Вечером наверстаю, — сообщил он, уходя.

Антонсен был отнюдь не в восторге. Ну, плевать, уж Антонсен — не самая главная проблема в жизни при теперешних-то его обстоятельствах.

На улице была слякоть, весь тротуар покрыт грязным тающим снегом. Одержимый мрачными мыслями, он направился вниз по улице, к старинному зданию, где помещался институт.

Он так надеялся, что его чудесный новый дом произведет впечатление на друзей. Вместо этого тот принес ему одни огорчения. Оказался невероятно дорогим, и сейчас у него просто не было денег на очередной взнос. Да уж, мало радости от этих хором!

На крошечной табличке, прибитой к двери, он прочел надпись квадратными буквами: «Институт всех проблем». Когда Биргер постучал, у него как-то странно засосало под ложечкой.

Показался пожилой мужчина, у него было приветливое лицо с заостренными чертами и волосы с проседью. Роговые очки придавали ему сходство с умудренным годами солидным писателем. Его ослепительная улыбка обнажила ряд безукоризненно белых зубов.

— Смею предположить, Биргер Боруд? Я — Эдвард Локе. Прошу вас, проходите и извините за беспорядок, я только что приступил к своей деятельности.

Биргер Боруд растерянно пожал его руку, крепко сжатую в кулак, и последовал в запыленную комнату. И только позднее он вспомнил, что ведь он не называл по телефону своего имени, только фамилию.

Биргер сел в высокое кожаное кресло. Локе убрал с письменного стола бумаги и, скрестив на нем сжатые в кулаки руки, нацелил взгляд из-под роговых очков на Биргера:

— В чем конкретно вы нуждаетесь?

Биргер Боруд решил про себя, что именно сейчас нужно немедленно выяснить, сможет ли он на самом деле рассчитывать здесь на помощь.

— Мне нужно сто тысяч крон до пятнадцатого числа, — произнес он совершенно безнадежным тоном.

Его пожилой собеседник улыбнулся:

— Ближайший понедельник устроит?

Биргер обомлел.

— Пожалуй… — промямлил он, — но каковы ваши условия?

— Для начала просто позвольте продемонстрировать наши возможности. Как только вы оцените их, может быть, у вас появится желание расширить сотрудничество с нами. Видите ли, мы нуждаемся в деятельных сотрудниках…

«Господи, уж не шпионажем ли тут пахнет?» Но Биргер Боруд тут же отбросил от себя эту мысль. Неужели шпионский центр будет вербовать агентуру с помощью частных объявлений? Кроме того, какой интерес для них мог бы представлять он, простой бухгалтер налоговой инспекции. Самая большая тайна, которой он владел, это то, что Антонсен устраивает роскошные обеды с возлияниями для важных клиентов, расходы на которые умело списывает по другим статьям.

— Скажем так, вы обещаете связаться с нами, как только убеждаетесь, что мы свои обещания выполняем, — предложил Локе. — Тогда и обсудим условия.

Он поднялся с кресла. Биргер тоже встал, снова пожал протянутый ему крепко сжатый кулак, и, как будто порывом ветра, его вынесло на улицу. Так или иначе, это явилось подтверждением, что как бы то ни было, «Институт всех проблем» выполнит обещанное Локе.

Биргер иногда играл на скачках, он ставил на фаворита или как Бог на душу положит, как во время игры в кости. И никогда не было удачи.

При такой системе выигрывает один из двенадцати. В воскресенье государственное норвежское радио объявило, что выигрыш, выпавший на число «двенадцать», составил сто четыре тысячи крон.

Сидя в конторе утром в понедельник, он прямо-таки не знал, что и подумать. Случайность? Это должно быть случайностью. И все-же…

Он набрал номер.

Локе явно ожидал его звонка:

— Насколько я понимаю, ваши непосредственные затруднения позади, дорогой друг. Когда бы мы могли с вами увидеться?

Здравый смысл целиком подсказывал ему, что никакой связи между произошедшими событиями не было. Единственный аргумент в пользу Локе: пачка новеньких банкнот — сто четыре тысячи крон. Биргер теперь уже пожалел, что не попросил сумму в два раза больше.

Была назначена новая встреча.

Локе приветствовал его, сидя в кресле. У этого человека было удивительное свойство: от него веяло необыкновенным спокойствием, ему хотелось довериться. Волнение Биргера тотчас же улетучилось, и на его место пришло ощущение безмятежности и приятного нетерпеливого ожидания.

Локе сложил ладони и заглянул Биргеру глубоко в глаза:

— Давай обсудим наше дальнейшее сотрудничество, Биргер. Ну-ка поведай мне, что бы хотелось тебе больше всего на свете?

Не успев опомниться, Биргер уже выкладывал свои самые сокровенные мечты, с которыми в свои двадцать восемь лет решил расстаться, зная, что они нереальны: деньги, известность, признание, девушки, дом просторней и красивей прежнего, на зависть всем родственникам и друзьям. Ему хотелось бы совершить что-нибудь большое, значительное, чтобы его имя появилось на первых полосах газет, а лицо — на экране телевизора; чтобы девушки мечтали о нем, а не высмеивали его робкие попытки ухаживания. И еще, он страстно желал бы…

Локе внимательно слушал и кивал, перечень совсем не удивил его.

Наконец поток красноречия Биргера иссяк.

— Ты — как раз тот человек, который нам нужен, — произнес Локе. — Прекрасно справляешься с бухгалтерской работой, у тебя талант организатора и хорошие связи. Дело в том, что я получил задание открыть наш филиал в вашей стране. И нам нужен дельный сотрудник, который взял бы на себя руководство им, когда я исчезну с горизонта.

Биргер слушал как завороженный. Локе рисовал заманчивые картины, но он так и не сказал, какого рода деятельностью предстояло заняться новой фирме.

Наконец Локе поднялся со своего места:

— Давай покажу, что именно может предложить наша фирма, и ты приступишь к работе.

Он подошел к массивному дубовому шкафу в глубине комнаты и поманил к себе Биргера.

Распахнул дверцу шкафа. За ней скрывалась еще одна, в которую было встроено старинное, в полный рост зеркало, поверхность у него была какая-то неровная. Биргера прошиб пот, по всему телу забегали мурашки: зеркало не было зеркалом. Желтый поток света расползся по поверхности, туда спроецировались темные силуэты его самого и Локе и тут же исчезли. Блестящая поверхность зеркала подернулась влагой. Потом все прояснилось… Локе показал ему все сокровища мира.

Он увидел старинный роскошный особняк с ухоженным садом вокруг. Сад был огорожен кирпичной стеной высотой в человеческий рост. От чугунных ворот вдоль аллеи дорожка, выложенная плиткой, вела в сторону застекленной беседки перед домом. Та часть сознания Биргера, которая еще продолжала критически оценивать происходящее, отметила, что подобных владении найдется, пожалуй, всего несколько даже в Вестканте[6], и каждое потянет на несколько миллионов крон…

Картина исчезла, другое разноцветное пятно закружилось по поверхности зеркала и сконцентрировалось в новое изображение: Биргер увидел самого себя в окружении восхищенных друзей, которые улыбались, почтительно выслушивая его афоризмы, смеялись до слез его остротам.

В этом элегантном молодом человеке, в котором он безо всяких сомнений узнавал себя, было что-то совершенно незнакомое. Иная манера держаться, какая-то подчеркнутая самоуверенность.

И снова радужные полосы поползли по зеркалу. Он увидел себя, сидящим в сумерках на диване между двух пухленьких полураздетых девиц; обе с улыбкой прижимались к нему, и он никак не мог решить, какую выбрать.

В этой темной, запыленной комнате, стоя перед зеркалом, Биргер Боруд созерцал те соблазны, о которых всю свою жизнь он мог только мечтать. Голова закружилась от восторга. Тело покрылось испариной.

И вновь зазмеились цветные полосы, возникла новая картина:

Прекрасный домик у моря с собственным пляжем. Газетный заголовок: «Биргер Боруд — поп-сенсация года». А вот и он сам на борту воздушного лайнера среди пассажиров бизнес-класса рядом с ослепительной рыжеволосой дамой в мехах.

Изображение погасло. Биргер Боруд стоял в изумлении, не зная, что и подумать и что сказать. Губы Лоне растянулись в улыбке.

— Все это я могу дать тебе, если станешь служить у меня.

Блеск фантасмагории лишь слегка приглушался в сознании Биргера тонкой пленкой из соображений мелочного здравого смысла и прописных истин, которые и составляли его картину мира. И этот мыльный пузырь лопнул. Биргера охватило веселье. Вдруг стало совсем легко. Мир, полный безграничных возможностей, расстилался перед ним. Он кивнул:

— Я хочу взглянуть на договор.

Локе нашел на столе какую-то бумагу и поднес ее к свету. Перед глазами Боруда заплясали строчки.

Это был самый удивительный документ, который он когда-либо читал в своей жизни:

«С сего дня между Биргером Борудом и Эдвардом Локе заключается следующий договор: Боруд, находясь в здравом уме и твердой памяти, берет на себя обязательства основать «Институт всех проблем» в Норвегии, а впоследствии взять на себя и руководство таковым на материальные средства, полученные от Локе, и в соответствии с его указаниями; Боруд получает вознаграждение, масштабы которого, как засвидетельствовано подписью, полностью согласованы с Локе. Фундаментом данного договора является полное взаимопонимание сторон. Действие данного договора может быть приостановлено только по взаимному соглашению сторон. Его действие ограничивается только рамками норвежского законодательства.

Обе стороны обязуются приложить все усилия в следовании как букве, так и духу данного соглашения.

Осло…»

Локе поставил свою подпись — какую-то длинную закорючку, совершенно непохожую ни на одну из тех многочисленных подписей, которые Биргеру Боруду довелось видеть, работая бухгалтером.

Естественно, документ не был юридически оформлен, для этого он был слишком расплывчатым. И тем не менее у Биргера было ощущение необходимости смириться с этим в собственных интересах.

— Здесь ничего не сказано о рабочем времени… — заметил он.

Локе добродушно усмехнулся:

— Как только войдешь в курс дела, работа будет отнимать у тебя не более трех-пяти часов ежедневно.

Небольшая часть дотошного бухгалтерского мозга Биргера начала вычислять преимущества и возможные неудобства. «Такая перспектива, — прошептала эта часть мозга, — может рассматриваться как соответствующая пункту «Полное взаимопонимание».

Локе протянул ему ручку.

Биргер решился — он схватил ручку и поставил свою корявую подпись.

Волна радости захлестнула Биргера. Он свободен, он сумел принять решение. Теперь можно было небрежно развалиться в высоком кресле.

— Когда я должен приступить?

Какое это было наслаждение — видеть выражение лица Антонсена, когда он сообщил, что увольняется, а заодно высказать все, что думает об их конторе и самом Антонсене. Как на крыльях, упиваясь трепетным чувством свободы и уверенности, несся он по коридору, мимо комнат, в которых сидели, зарывшись в бухгалтерские счета, несчастные сотрудники с молчаливыми, угрюмыми лицами. Он улыбался и кивал этим серым лицам, а потом расхрабрился настолько, что впервые за все время послал воздушный поцелуй вахтерше. Она закрыла глаза от столь неслыханной дерзости со стороны этого молодого человека, потом просияла и изобразила губками ответный поцелуй.

Как чудесно было шагать по засыпанным мокрым снегом улицам Осло. Мимо спешили люди с землистыми ноябрьскими лицами, по которым было видно, что все у них в жизни уже позади. Было, конечно, слегка опрометчиво так сразу сжечь все мосты. Наверное, разумнее было бы подождать несколько дней, но он прекрасно знал себя, — в таком случае возникли бы сомнения, потом стали бы множиться, и он уже никак не смог бы принять решение. Но теперь все его колебания улетучились, он знал, что ничего невозможного, ничего недостижимого нет, он больше не нуждается в фальшивом сочувствии обывателей.

На улице Гренсен, прикрыв свои прилавки навесом из пленки, стояли «спасители человечества» — офицеры Армии Спасения, несколько представителей стачечного комитета, какие-то бородами — последователи разных восточных учений. Биргер Боруд нахально протолкнулся сквозь всю эту толпу. Он надменно шел напролом, а «спасители человечества» были вынуждены расступаться перед ним.

Люди отступали перед наглостью. Никто не осмелился остановить его.

Но вот какое дело: в конце улицы Гренсен стоял одинокий человек с пачкой каких-то брошюр в руках, которые он вроде бы и не очень старался распространить. Но, когда Биргер Боруд проходил мимо, он будто вдруг очнулся и вперил свой взгляд в него. Ясные и глубоко посаженные глаза этого человека как будто видели насквозь, и взгляд этих глаз на мгновение поколебал новоявленную самоуверенность Боруда.

Этот «спаситель человечества» протянул ему небольшую книжечку.

— Ты обязательно должен прочитать это, — произнес он кротким голосом.

Голос звучал так убедительно, что Биргер невольно взял книжечку и засунул ее во внутренний карман. Но прежде чем он успел спросить, о чем брошюра и почему ему так необходимо прочесть ее, незнакомец исчез в толпе.

Слегка обескураженный тем, что он, оказывается, по-прежнему еще такой слабохарактерный, шел он по улице Карла Юхана. Мало-помалу досада уступила место трепетному ожиданию. Биргер стал предвкушать встречу с соседской девушкой, очаровательной студенткой, с которой он так и не решился даже поздороваться. Пару раз он силился сделать это, даже приготовил какое-то умное замечание о погоде, но когда они встречались и надо было произнести заготовленную фразу, сердце его начинало рваться из груди, и все кончалось какой-то гримасой и невразумительным мычанием. Теперь-то уж он не сомневался, что найдет нужные слова, любое его высказывание будет искриться умом, а в голосе зазвучит такая мужественная сила, что все женщины будут готовы покориться ему. Теперь-то он получит все то, о чем так долго мечтал в одиночестве.

По дороге, стоя в трамвае, он с таким наслаждением воображал нежные женские ручки и другие прелести, что проехал свою остановку, и ему пришлось пересесть на другой трамвай и вернуться на две остановки назад.

В почтовом ящике его ждал толстый конверт, отправлен он был в субботу. Обратного адреса не было. Биргер надорвал пакет, выпала толстая пачка: тысячекроновые банкноты. Горячая волна радости захлестнула его. Вот и короткая записка: «Небольшой аванс в соответствии с договором». Без подписи.

Конверт был отправлен два дня назад, а договор заключен только сегодня.

Невозможно было понять, как же это могло получиться, да он и не пытался.

Войдя, взглянул на себя в зеркало и остолбенел.

Неужели это он? Все черты лица как будто бы прежние, трудно сказать, что же в нем переменилось, но Биргер Боруд, всю свою сознательную жизнь понимавший, что он недотепа и мямля, сразу догадался, в чем именно дело: изменилась манера держаться. До этого он всегда шел, неуверенно волоча ноги, как будто извиняясь за каждый сделанный шаг, а теперь он прямо-таки стремился вперед. Раньше он передвигался согнувшись, втянув голову в узкие плечи, как будто бы каждую секунду опасался, что в него бросят снежком. Теперь он стоял выпрямившись, грудь колесом, голова гордо поднята. Раньше у него была широкая покатая спина и выпирающий вперед живот, похожий на смешной шарик. Вес тела не изменился, но каким-то удивительным образом пропорции тела стали иными. Теперь он был мужчиной крепкого телосложения с мускулистым животом. Его нижняя челюсть всегда была бесформенной, как будто навсегда отвисла от изумления, теперь у него был прямой подбородок и четко очерченный рот. Выражение лица нельзя было бы назвать неопределенным, взгляд стал пронзительным и загадочным…

До этого, в течение целого года, он пытался отучиться от привычки волочить ноги, то и дело сжимал губы, чтобы подбородок не отвисал, старался распрямиться и не втягивать голову в плечи, как улитка в домик. Теперь все изменилось без малейших усилий с его стороны.

Он лучезарно улыбнулся своему отражению в зеркале. Потом прошел в комнату и принялся оформлять кредитные обязательства: у него было горячее желание разделаться с этими досадными пустяками немедленно.

Биргер Боруд приступил к работе в «Институте всех проблем», все сразу пошло как по маслу, единственная загвоздка была в том, что он никак не мог понять, чем, собственно, занимается институт.

Он помещал объявления в газетах. Когда кто-то откликался, ему предстояло подробно изучить клиента, прежде чем допустить его к Локе. Его обязанностью было — выяснить цель прихода. Надежный ли это человек? Достоверны ли были сведения, даваемые им о себе?

После каждой такой встречи он составлял краткий отчет, и уже только после этого клиент мог предстать перед Локе. Порой клиенты вступали в длинные задушевные беседы с Локе. Некоторым из них он явно благоволил: им поручалось открывать филиалы института в разных концах страны. Задачей Биргера было держать в поле зрения всю сеть контактов, по мере того как она ширилась. Все расходы покрывались за счет новой фирмы А/S «Импорт». С ее же счетов он снимал суммы, причитающиеся ему в качестве жалования — незначительная часть дохода, с которой он платил налог.

Сеть контактов росла. Расширялась и деятельность самого Биргера. Он обзавелся компьютером, снял несколько комнат для своей конторы, а вскоре она уже занимала целый этаж административного здания, нанял служащих после тщательной их проверки со стороны Локе. По всей стране организовывал он новые компании, необозримую сеть офисов, которые не занимались почти ничем иным, кроме контроля над собственной деятельностью и покрытием расходов компании А/S «Импорт».

Откуда же брались деньги? Некоторые из их компаний были инвестиционными, они покупали и продавали акции и вклады других фирм и зарабатывали огромную прибыль на колебании курсов акций. Была еще одна компания «Угадывай и выигрывай» А/S, которая занималась исключительно тотализатором и лотереями. И здесь доходы были значительными. От этих прибыльных компаний деньги шли к другим в необозримом потоке трансферных акций.

Вскоре Биргер Боруд смог переложить управление всеми компаниями на компьютер. В нужный момент он имел возможность просмотреть какие угодно счета любой из дочерних компаний и убедиться, взглянув на колонки цифр, в неуклонном росте прибыли из месяца в месяц.

Достигнув определенного предела, «Институт всех проблем» и его филиалы стали расширяться сами по себе. Скоро выяснилось, что первый компьютер уже не справляется и его необходимо заменить на более мощный. Вместо тридцати сотрудников их стало сто, потом триста, возникла необходимость расширить конторские помещения, и скоро они занимали уже целиком все здание.

Ни об одном из сотрудников Биргер не мог сказать, чем же собственно тот занимался. Они приходили и уходили с работы когда вздумается. Многие новые сотрудники внушали неприязнь, но он изображал приветливость по отношению к ним: было в них какое-то безразличие и пустота, сидели ли они за письменными столами или суетились, выполняя какие-то мистические поручения, лица у них при этом были всегда какие-то невыразительные, безжизненные. Повсюду стояла зловещая тишина, лишь изредка хлопала дверь, жужжал телефон или раздавался чей-то возглас и никогда — смех. В общем, обстановка была тягостная.

Надо всем царил Локе. Его присутствие не было навязчивым, но он всегда незримо был рядом, а вкрадчивая улыбка и угрюмый взгляд нависали над конторой как застарелый запах табака, который никак не выветришь из штор. Биргеру никогда не доводилось видеть, как Локе приходит в контору или уходит из нее. Складывалось впечатление, что Локе постоянно обитал в своем небольшом кабинете. Конечно же, это невозможно. Ведь были же у него обычные человеческие потребности в еде, отдыхе, развлечениях. Из своего кабинета он постоянно следил за деятельностью всей их огромной фирмы через Биргера и других сотрудников, которые приходили и уходили когда вздумается.

Биргеру грех было бы жаловаться на то, как Локе выполнял условия договора, хотя официальным жалованьем он не мог похвастаться — основной доход шел от другого: постоянные выигрыши на скачках, выигрыши в лотерее, успех во всех делах там, где раньше его всегда ждала неудача. Биргер просто-напросто совершенно переменился. Он, всегда робкий по самой сути своего характера, стал открытым, уверенным в себе, центром притяжения для всех. Вокруг него появились толпы друзей и восторженных почитателей. После стремительной трехдневной осады соседская девушка полностью покорилась ему. На этом, собственно, его увлечение ею и закончилось, если не считать тех милостиво назначенных свиданий, после того, как она звонила ему и рыдала в трубку, говоря, что не может без него жить. Порой он собирал целый гарем — связывать себя обязательствами ему совсем не хотелось. И почему он должен отказываться от главных жизненных удовольствий, особенно если все эти женщины приходили к нему сами и буквально вешались на шею?

Он переселился в тот самый сказочный особняк, который Доке показывал ему в зеркале. И вот каждый вечер особняк наполнялся звуками песен, смехом гостей. Как-то он спел перед своими восторженными гостями несколько шлягеров, они прямо-таки впали в экстаз от необыкновенного тембра его голоса, мелодичности, интеллектуальной глубины текста; один из его друзей, работающий в фирме грамзаписи, убедил Биргера подписать с ним контракт. Первый же его диск имел ошеломляющий успех. Затем последовали выступления по радио и телевидению, после чего на него обрушилась целая лавина писем поклонников. Его не оставляли в покое. Он был засыпан всевозможными предложениями; школьницы присылали ему письма, залитые слезами, не давали проходу, где бы он ни появлялся.

Он заимел и домик у моря. Этот домик стоял в потаенном месте, где в любой момент можно было укрыться с какой-нибудь своей избранницей, когда все остальные начинали уж очень докучать ему. Рождество он праздновал в Буэнос-Айресе вместе с наряженной в меха ослепительной рыжеволосой красавицей, с той самой, которую он видел тогда в зеркале.

Правда, вся эта творческая деятельность требовала времени. Слава Богу, основная работа становилась все менее и менее обременительной. Дела в фирме шли полным ходом, при этом выходило так, что эффективность его собственных действий могла бы повергнуть в изумление даже Антонсена. Через год он уже мог позволить себе лишь изредка забегать в контору, проводя в ней несколько часов в неделю.

Биргер Боруд достиг в жизни гораздо больше, чем он мог когда-либо мечтать. Он мог бы купаться в счастье.

Но этого почему-то не было.

Всякое новое удовольствие приедалось уже через несколько дней. Он уже был не в состоянии радоваться своим триумфам, которые следовали один за другим с неотвратимостью календарных дат. От него не требовалось усилий, чтобы достичь желаемого, никакой борьбы, упорства в преодолении трудностей, самоотречения. Не было ни напряжения, ни предвкушения радости по мере приближения к цели, ни пьянящего сознания достигнутого успеха — ничего этого не было.

И ему нечему было больше радоваться.

Когда-то давно, еще работая помощником бухгалтера, он накопил денег, чтобы съездить в отпуск на Майорку. Всю зиму он посещал курсы испанского языка и с помощью прилежания и зубрежки сумел запомнить около сотни слов, усвоил несколько устойчивых выражений, несколько грамматических правил. У него голова закружилась от гордости, когда он впервые, запинаясь, пролепетал свой заказ в ресторане по-испански и кельнер понял его! Это явилось для него гораздо большим достижением, гораздо большей радостью, чем та, которую он испытал, когда вышел его первый платиновый диск.

Он заметил, что всякое удовольствие стало для него пресным, внутри себя он ощущал пустоту, все большую пресыщенность, отчаяние. Его стали посещать неясные мысли о том, какой должна быть настоящая жизнь: упорная борьба и испытания, бездны и вершины, победы и поражения. Постепенно он осознал, что если и приобрел все сокровища мира, то заплатил за это слишком дорого — он отдал за них главное — радость жизни.

Локе посмотрел на него, как всегда приветливо улыбаясь:

— У меня есть для тебя весьма важное поручение, Биргер Боруд. Как я уже говорил, постепенно тебе предстоит взять на себя управление нашей фирмой. До настоящего времени ты прекрасно работал, но, прежде чем ты возьмешь полностью в свои руки бразды правления, я хочу испытать тебя. Я уезжаю на неделю и хочу, чтобы на этот период ты бы взял руководство на себя.

Биргер кивнул. Он не задавал вопросов, уже давно усвоив, что Локе сообщал другим только то, что сам считал нужным.

Локе перевел взгляд в угол комнаты, Биргер мгновенно невольно посмотрел туда же. Там были сложены какие-то плоские, упакованные в картон предметы, штук восемь-десять.

— К нам поступила партия импортных товаров, их следует как можно скорее разослать дальше, нашим представителям с Сторд, Гаусдал и Бреннесунн: вот список адресов. Чрезвычайно важно отправить их завтра же, рано утром, ни в коем случае не повредив, в той же упаковке.

Приятно было услышать, что фирма занялась все же импортом. Интересно было бы, конечно, открыть какой-нибудь из этих свертков, но он знал, что делать этого не следует. Что же это может быть — двери? Или такие же большие зеркала, что находятся в шкафу у самого Локе?

Локе внимательно следил за выражением его лица, и Биргеру было неприятно сознавать, что он читает каждую его мысль, а произнесенные вслух слова откровенно забавляют его.

— Я тут наметил несколько встреч на ближайшие дни, — продолжал Локе. — Здесь записаны фамилии и время встреч. Ты знаешь, чего я жду от тебя. По ходу разговора с клиентом дай ему посмотреть в зеркало. Каждый увидит то, чего жаждет больше всего на свете; зеркало показывает людям их мечты, которые могут стать явью, те потенциальные жизненные возможности, которые могут осуществиться, поэтому-то они и начинают сотрудничать с нами. Готовые для подписания договора — вот здесь, в ящике письменного стола.

Локе поднялся и проводил Биргера до двери:

— Если справишься с этим, не успеешь оглянуться, как будешь заправлять всеми делами в фирме. А также и получишь ответ на многие волнующие тебя вопросы.

Внезапно Биргер ощутил, что у него мороз пробежал по коже, и всякое желание проникнуть в тайну, окутывающую Локе, сразу же улетучилось.

В тот же вечер в гостях у Биргера Боруда была одна прелестная куколка, которую он только что подцепил. В комнате царил полумрак, горели только бра над диваном, на столике стояло вино, из радиолы доносились мечтательные звуки флейты Бу Хан-ссона.

Грызя яблоко, девушка порхала по комнате. Она с удовольствием изучала окружающую обстановку — мебель, картины, книги на полках; время от времени качала головой, отпуская глубокомысленные критические замечания.

А за окном стоял вечер, такой светлый и тихий. Птичьи трели, похожие на звуки флейты, доносящиеся из листвы деревьев, сплетались с чарующими звуками мелодий Ханссона в единый сверкающий музыкальный узор.

Девушка сняла с полки еще одну книгу:

— Господи! А это что еще такое?

— А, эта? — Он взглянул на черную картонную обложку и задумался. — Мне всучил ее какой-то тип на улице около полу-года назад. Я ее не читал.

Ему очень хотелось, чтобы она поскорее оставила книги в покое. Зачем ей, такой хорошенькой, стоять, наморщив лоб, и перелистывать книгу. Этакой девушке гораздо больше подходит быть в чьих-то объятиях с полузакрытыми глазами и мечтательной улыбкой на губах. Охота ей рыться в книгах. Он не мог не заметить, что разбиралась она в книгах разительно лучше него.

Оглядев роскошные тома «высокохудожественной литературы», наводнившей полки, она поморщила носик. Потом снова углубилась в чтение, морщинка на лбу обозначилась резче.

— Это самая потрясающая ахинея, с которой мне когда-либо доводилось сталкиваться в своей жизни. Хочешь послушать? — выпалила она.

Он вздохнул. Сегодня, видимо, придется потерпеть, пока получишь сладенькое. Не дожидаясь ответа, она принялась читать вслух:

— «Бог и Сатана в свете современной космогонии. Рабочая гипотеза». Имя автора не указано. «Глава 1: Боги и Дьяволы в исторической перспективе. Глава 2: Бог и Дьявол в Библии. Глава 3: Другие религии. Глава 4…» — тут она быстро перевернула несколько страниц. — А, вот где самое главное! «Глава 8: Понятие дьявольщины. Общие выводы».

Она села рядом с ним. У него перехватило дыхание, он почувствовал, как его раздирают два противоположных чувства: он ощутил аромат чистого теплого тела девушки, ее волос, дыхания и, в то же время, слова, произносимые ею, внушали ему неприятное беспокойство.

Она читала вслух: «Таким образом, мы видим, что во все времена у людей существовали четко оформленные представления о сверхъестественных силах, властно вторгающихся в человеческую жизнь. В высокоразвитых культурах сознают, что эти силы — вне пределов физической досягаемости во вселенной — так как наша Земля с ее многообразной жизнью, Солнце и другие планеты, бесконечная вселенная с миллионами галактик и триллионами звезд — все это лишь только крошечная часть большего целого. Возникает вопрос, каким образом высокоразвитые культуры формировали свои представления, при том что эти представления, столь различные на разных широтах, имеют поразительное сходство в главных чертах. Мы уже указывали — сверхъестественные силы всегда представали пред людьми в образах, которые были непосредственно связаны с восприятием реальности в том или ином культурном ареале. Например, вы начинаете изучать язык и нравы какого-то определенного народа, ну, скажем, если бы вам вдруг довелось посетить какое-нибудь племя, находящееся на стадии развития каменного века, где-нибудь в глубине Борнео, вы начинаете одеваться согласно местным обычаям». Она фыркнула:

— Да это все рядовая чепуха в духе Деникена, а я-то думала, здесь есть что-то более интересное. А, вот оно…

«Далее мы рассматривали вопрос о том, в какой степени современная космогония расширила границы нашего познания. Ведь именно сейчас завершился цикл познания, когда от механистической картины вселенной восемнадцатого века мы вновь вернулись к той картине мира, где все общепризнанные физические законы являются случайными, частными вариациями вечного, всеобъемлющего хаоса, где абсолютно все возможно и нет ни единого нерушимого закона. Мы вновь возвращаемся к сознанию, что мы ничего не знаем, что существует бесчисленное множество вселенных, хаотичных или построенных согласно принципам, абсолютно неведомым для нас.

Мы также убедились в наличии свидетельств, которые невозможно игнорировать: существуют сверхъестественные силы вне пределов нашей вселенной, которые постоянно вторгаются в нашу жизнь. Религиозные представления людей о «добре и зле», воплощением которых являются боги и дьяволы, свидетельствуют о неустанных попытках вместить эти непостижимые для нас явления в нашу ограниченную картину мира. Вполне может оказаться, что наша вселенная — лишь игрушка в руках этих сил или интересный эксперимент, затеянный ими. У нас нет ни малейшей надежды понять цели их вмешательства в нашу жизнь. Одно очевидно — их цель лежит далеко за пределами наших понятий добра и зла. Для них человеческая жизнь или вся наша планета, на которой мы живем, значат не больше того муравья, которого ты стряхиваешь с ладони».

Она снова углубилась в книгу, потом с ясной улыбкой повернулась к Боруду:

— С ума можно сойти, сколько тут всякого понаписали в этой книге, правда?

Биргер ответил не сразу. Капли пота ползли по его спине. Вечер закончился отнюдь не так, как он рассчитывал.

Он очень сокрушался, что разослал-таки эти таинственные свертки по стране. Он сидел и перебирал бумаги, в то время как мысли его блуждали среди бесформенных глыб представлений о потусторонних силах, играющих судьбами людей.

Раздался стук в дверь, он вздрогнул и вспомнил, что на десять у него назначена встреча. Оге Сторму — в прошлом предприниматель, теперь, до времени, вынужден выйти на пенсию, страдает от депрессии.

Такого легко завербовать. Биргер поправил галстук, обогнул свой массивный письменный стол, распахнул дверь, и его губы растянулись в привычной механической улыбке.

— Оге Сторму, как я полагаю…

— Оге Сторму передумал и попросил меня пойти вместо него. Можно войти?

Не дожидаясь ответа, он оттеснил Боруда в комнату, захлопнул дверь и произнес:

— Вы — Биргер Боруд, если не ошибаюсь?

— Послушайте, — начал Боруд. Он понял, что под таким напором теряет инициативу.

— Называйте меня Тур Даниэльсон. У нас мало времени. Насколько я понял, вы прочли мою брошюру.

И тут Биргер понял, кто перед ним. Это же тот человек с улицы Гренсен, всучивший ему ту книжонку, которую обнаружила его вчерашняя приятельница. Какое удивительное совпадение.

— Никакого совпадения, — твердо произнес Тур Даниэльсон.

Неужели Биргер думал вслух, сам того не замечая? Такой привычки у него вроде бы не было…

— Прежде чем вступить в контакт с вами, я ждал, пока вы прочтете мою брошюру. Видите ли, я прилетел к вам из той внешней вселенной, которая окутывает вашу. Тот, кого вы видите перед собой, всего-навсего образ, который я принял, чтобы войти в ваш мир — мой подлинный облик невозможно воспроизвести в вашем убогом трехмерном измерении. Законы природы и измерения вашего мира — это всего-навсего параметры той интересной модели, которую мы создали…

«Наверное, это сумасшедший», — подумал Биргер с отчаянной надеждой.

— Ваш мир — всего лишь одно из звеньев в серии исследований, в ходе которых мы стремимся выяснить взаимосвязь между закономерностью и случайностью. Такая формулировка не вмещает в себя всей сути явлений, но лучшей я не нашел. Эксперимент проходит в обстановке строжайшей секретности — в нашей вселенной существуют враждебные силы, стремящиеся присвоить результаты наших исследований и эксперимента. Называйте это промышленным шпионажем, вероятно, так вам понятнее. Если им удастся проникнуть в наши секреты, то они смогут установить господство в вашем мире, и в таком случае твоя вселенная вместе с бесчисленными другими будет как бы стерта с доски, полностью уничтожена, и после этого будут сконструированы совершенно иные вселенные, настолько непохожие на вашу, что ты едва ли даже сможешь себе это вообразить…

Говоря все это, Тур Даниэльсон мягко обогнул письменный стол, подошел к массивному шкафу. Биргер последовал за ним, ноги сами понесли его, как будто бы подчинялись какому-то механическому воздействию. В мозгу настойчиво сверлила мысль: во всем, сказанном Даниэльсоном, есть своя логика, логика, которая грозила полностью разрушить его привычные, основанные на жизненном опыте, представления о реальности.

— Тот, кого ты знаешь под именем Локе, это существо — проекция в твой мир — и есть один из этих шпионов. Они стараются найти себе помощников среди выделенного ими определенного типа людей. Ну вот, тебе известны в основном правила этики игры, в грубых чертах, законы природы, действующие в пределах вашей вселенной, а они таковы, что в нее можно проникнуть и в значительной мере управлять взаимосвязью закономерного и случайного. Используя эти законы, они могут хорошо вознаградить своих сотрудников, потребовав в конечном итоге страшную цену за услуги.

Даниэльсон говорил быстро, ни на мгновенье не отводя свой проницательный взгляд от лица Биргера:

— Самое важное для них — держать постоянно открытыми ворота в свою вселенную, так чтобы они могли преспокойненько выкачивать нужную информацию, пока они окончательно не узнали бы все самое важное для себя.

Он уже стоял совсем рядом с массивным шкафом.

— И знаешь, каким именно способом они получают эти необходимые для них сведения? Что они во все времена требовали в качестве вознаграждения за свои услуги? Где собрана информация о вашей вселенной?.. Хочешь узнать, что именно вобрало в себя это зеркало?

Даниэльсон рванул дверцу шкафа.

Биргер тихонько вскрикнул.

С зеркала на него смотрело множество лиц: лица, застывшие в крике, в гримасах боли и безумия, в отвратительных ухмылках, в которых сквозило безграничное зло и алчность.

Одни лица были отчетливыми, с ясно различимыми чертами, другие — расплывчатые, как мимолетные отражения на матовом стекле, третьи представляли лишь слабый контур.

Многие лица… он узнал их. Черты их были искажены всевозможными необузданными страстями, какие только может вместить человеческое воображение, но ведь здесь, в конторе, сидели обладатели этих лиц, и их лица были пустыми, они не выражали никаких чувств; они были совершенно бесстрастны и бездуховны. И среди этих ухмыляющихся искаженных рож он различил очертания и своего собственного лица. Его переполнял крик, но он не решался испустить его. Ему показалось, что перед ним — вытопленные мозги, и он никак не мог отвести взгляда от этой ужасной картины, пока снова не услышал слова Даниэльсона:

— Где еще может скапливаться такое большое количество информации, как не в человеческой душе?

По поверхности зеркала прошла слабая рябь. Из середины пошли волнами круги света и тени, возник какой-то силуэт, он становился отчетливей, черты…

Там, в глубине зеркала, появился Локе, вернее, изображение Локе. Облик его был непривычным. Его улыбка превратилась в злобную гримасу, темные глаза сияли, как две пропасти неизъяснимой ненависти. Его голос прогремел на всю комнату:

— Мы никогда не отступим от завоеванного!

Биргер Боруд уже не помнит, как выскочил из здания. Ведь когда Даниэльсон ударил по зеркалу и оно рассыпалось на мелкие осколки, Аоке уже успел выйти из него в комнату, и вот в качавшейся схватке все вокруг судорожно закружилось, заплясало, трехмерное пространство стало складываться в причудливые изломы; свет и тени и мерцающие краски волновались, змеились вокруг него. Пол задрожал, покачнулся, поднялся до потолка, сложившись в единое целое со стенами, пронеслись звезды, хлопающие на тугих пружинах двери пытались схватить его, как пасти диких зверей; так или иначе, ему удалось выскочить на улицу, Там он опрометью бросился к такси и, запыхавшись, назвал шоферу свой адрес. Отдышался он только дома и, проглотив три таблетки снотворного и выпив полбутылки виски, погрузился в сон.

Биргер Боруд утратил свой просторный особняк. Его любовные похождения тоже закончились. Во время биржевого краха он потерял столько денег, что был вынужден начать распродажу имущества. Теперь он живет в маленькой квартире в Волеренге, устроился на работу в налоговую инспекцию, фирма гораздо скромнее прежней.

Он снова стал тем увальнем, который краснеет и заикается, пытаясь сказать девушке комплимент. Он уже отнюдь не душа компании. Глядя на него, многие пожимают плечами, впрочем, находят, что в целом он неплохой парень, надо просто воспринимать его таким, какой он есть.

Почти никто уже не помнит, что он в течение короткого времени был звездой норвежской поп-музыки. Он и сам с трудом помнит это. И каждый раз старается ущипнуть себя за руку, когда с изумлением разглядывает свои фотографии в альбоме или смотрит на висящий на стене его комнаты платиновый диск, на котором выгравировано его имя.

Он не любит зеркал. Большие зеркальные стекла нагоняют на него страх. Находясь в толпе, он всегда озирается по сторонам, трепеща от страха, ведь он знает, что где-то в этом мире есть некое существо, у которого обличье пожилого господина с темными доброжелательными глазами.

И теперь он уже никогда не читает объявлений в рубрике «Частные».