Готовясь в путь, гонец вознес молитву и выпил настой из листьев коки. Он старался думать только о том, что ему предстояло, и мысленно отгородился от грома «огненных палок», доносившегося с улицы. Куско, столица инков, осажден. Варвары, говорящие на непонятном языке, вторглись в город, сея смерть и пламя пожаров из своих «огненных палок».
Гонец различал крики жителей и страшные голоса варваров. Бородатые пришельцы на огромных зверях, которые давили копытами людей на своем пути, слишком могущественны. Юноша успел взглянуть на страшное побоище, прежде чем жрец втянул его в тайное помещение под храмом. Но и эти тайники скоро будут обнаружены, и тогда ярость варваров сокрушит все вокруг.
В маленькое оконце, вырубленное в каменной стене, видно было, как горит священный город. Сердце юноши сжалось. Воины бессильны остановить варваров. Куско падет, и империи инков придет конец.
Послышались шаги. Вошел жрец, и, прикрыв дверь, пристально посмотрел на гонца. Этого юношу еще ребенком взяли у родителей, долго обучали и тренировали, пока он стал бегуном, гонцом на службе Инки. Он не раз пересекал вверх и вниз Горы Богов и бывал даже на побережье. Теперь это единственный оставшийся гонец. Все гонцы Инки были разосланы с печальной вестью. Они вышли из Куско, но ни один из них не вернулся. Когда очередной гонец пытался покинуть город, на него набросились псы варваров. Он умер на руках жрецов.
Гонец, стоявший в тайнике храма, был последним, и весть, которую он понесет в Мачу Пикчу, тоже будет последней, отправленной из Куско.
— Готов ли ты, сын мой? — спросил жрец.
— Да, — ответил юноша.
— Куско обречен. Спасти город невозможно, — в голосе жреца не было страха, только сознание неизбежности. — Пойдем!
Гонец встал и по темному коридору последовал за жрецом.
Гром «огненных палок» и крики женщин доносились сюда слабее. На мгновение юноша вспомнил о женщине, которую когда-то, еще ребенком, звал матерью. Он вздрогнул, но тут же отогнал от себя эту мысль.
Ужас пришел на землю инков. Жрецы предупреждали, что бородатые варвары в погоне за золотом уничтожат все, но действительность оказалась страшнее всяких предсказаний. Всему пришел конец. Даже времени.
Юноша и жрец вошли в золотую комнату Инки. Пламя факелов отражалось в драгоценном металле, из которого годами создавалось прекрасное искусство. Этот дар Бога Солнца, который инки использовали как украшение, чтобы радовать тех, кого любишь, теперь стал предметом ненасытного вожделения варваров, одержимых золотом.
Юноша низко, до земли, поклонился, не смея взглянуть в лицо Инки. Но он успел заметить все высокое семейство, в тревоге сбившееся в темной части комнаты. Инка сохранял спокойствие. Он сидел на троне неподвижно, как Бог. Да он и был божеством.
— Дом мой скоро падет, — произнес великий владыка, и гонец снова вздрогнул: никогда раньше не слышал он слов из уст самого Инки. — Время мое приходит к концу, и я принимаю свою судьбу, но мы должны позаботиться о том, чтобы Бог Солнце по-прежнему продолжал подниматься на небо и дарить земле тепло. Иначе земля умрет. Ты отправишься в Вилькампу, к горе Мачу Пикчу, туда, где жрицы привязывают Бога Солнце к Солнечному столбу, и передашь весть о варварах. Пусть жрицы сохранят тайны инков.
Юноша чувствовал на себе взгляд Инки и слышал слова, вверявшие ему последний наказ.
— Не оставляй никаких следов тропы. Уничтожай все мосты. Здесь мы примем смерть от рук варваров, но Вилькампу нужно спасти. Говорят, умирает все, даже время. Но на смену ему должно прийти другое, новое. Мы обязаны сохранить наши знания для того времени, которое сейчас только рождается.
Это были последние слова Инки, которые услышал гонец.
Жрец увел его из золотой комнаты и в коридоре вручил замысловато завязанный узлами шнурок — кипу[8] — послание Инки.
— Передай это жрицам Вилькампы, — сказал жрец. — Здесь говорится, как долго они должны скрываться от всего мира, чтобы избежать ярости варваров. Теперь город жриц-девственниц будет закрыт для всех. Никто не должен пройти через ворота Мачу Пикчу. Вилькампа, окутанная горными туманами, отныне будет покрыта вечной тайной. Может, настанет время, и кто-то прочитает послание, скрытое в кипу, и уронит слезу, опечаленный судьбой инков.
Гром «огненных палок» усилился, крики варваров стали ближе.
— Пора! — жрец торопил гонца по коридору к потайной двери. — Отнеси весть жрицам Вилькампы!
Жрец открыл дверь. Неистовые крики и гром «огненных палок» стали оглушительными. Воздух наполнился странным едким дымом. Жрец вложил в руку юноши мешочек с сухими листьями коки. В пути гонец будет жевать эти листья, и они убьют боль, рожденную долгим бегом к Вилькампе. Хижины вдоль тропы в Горах Богов, где гонцы останавливались на отдых, почти все разрушены. Да и гонцов больше нет, некому доставлять вести. Он — последний гонец Инки и должен будет бежать днем и ночью, не отдыхая.
Юноша благополучно выбрался из горной чаши, которую представляла собой долина Куско. Инка бросил всех своих воинов в последнюю атаку на варваров, чтобы дать возможность гонцу выскользнуть из города. Теперь, стоя на краю скалы, гонец смотрел вниз на горящий город, и великая печаль охватила его.
Жители Куско погибли. Не осталось ни одной семьи. Ужасные крики наполнили воздух: эхо пронесет их через века. Куско умирает. Осталась одна надежда — на Вилькампу в Мачу Пикчу.
Тяжело дыша после подъема, гонец открыл сумку и вынул листья коки. Теперь он будет бежать без передышки, останавливаясь лишь для того, чтобы разрушить мосты, переброшенные через горные ущелья. Сплетенные из лиан с Амазонки, эти мосты высоко ценились инками, а теперь гонец должен был их уничтожить, отрезая путь к Вилькампе. Надо спешить, нельзя позволять себе ни минуты отдыха.
Гонец коснулся рукой кипу у своего пояса. На самом конце шнурка жрец привязал кусок металла, быть может, часть кирасы варвара. Твердый и холодный, этот металл был символом нового времени. Гонец представил себе, как содрогнутся жрицы, дотронувшись до него рукой.
Близился вечер. Гонец бежал, взбираясь все выше и выше, следуя изгибам тайной тропы, извивавшейся в горах над долиной реки. За его спиной в оранжевом небе поднимались, словно чудовищные перья, столбы дыма над пылавшим Куско. Вдруг в небе появился странный знак: высоко над горами плыла серебряная птица, а внизу, прямо под ногами, полз гигантский, весь из металла змей! Извиваясь, он двигался по долине Урубамба. Страх проник в сердце юноши. Это были приметы нового времени, предсказанного Инкой.
Наступили сумерки. Теперь гонец знал, что его мир пришел к концу. Кто сможет прочитать кипу, когда умрут все дети Инки? Кто узнает о славе Вилькампы и жриц-девственниц, которые привязывают Бога Солнце к Солнечному столбу? Кто сохранит календарь инков и память народа?
Теперь он бежал вдоль равнины Урубамба, и повсюду поля на террасах были пусты: люди бежали в горы. Кусок металла, привязанный к кипу, бил гонца по ноге, вначале царапая, а потом глубоко раня ногу.
Юноша поднимался все выше и выше, останавливаясь лишь затем, чтобы обрубить мосты, отрезая путь к Вилькампе. Он не отдыхал. Хижины на тропе были покинуты, зола в очагах остыла. Все ушли защищать Инку. Он, гонец, был последним.
Юноша придерживался ритма, которому жрецы обучали бегунов, но все равно легкие жгло, как огнем. На бегу он пожевал листья коки, глотая горький сок. Привычный ритм бега и чудодейственный сок листьев коки вызвали прилив новых сил. На сердце стало легко, и он запел песню инков. Теперь он знал, что мог бы так бежать целую вечность. Даже лететь! Да, бегуны инков могли летать! Шаманы учили их этому. Бегуны — это птицы, кружащие над Горами Богов. Они сыновья Инки, сыновья самого Солнца! Так говорят жрецы.
Внизу в ярости метались могучие воды Урубамбы, с грохотом срываясь с гор. Юноша слышал голос реки, но он слышал и нечто другое. Странные, незнакомые звуки. Их издавал железный змей, извивавшийся по долине, а вслед за чудовищем тянулось длинное темное облако дыма.
«Ну что ж! — решил гонец. — Значит, я должен бежать быстрее, чем железный змей варваров. Пусть новое время приходит в страну инков. Я доставлю кипу».
Он бежал всю ночь, и вдруг ему предстало видение. Старые жрецы, обучавшие его искусству бега, говорили, что такое может случиться.
Вот он говорит со своим отцом, как если бы тот бежал с ним рядом, и вспоминает все, чему учил его отец… Потом его мысль переносится к началу времен, и он уже беседует с гонцами прошлого, с теми, кто пробегал весь путь от океана до Куско, доставляя свежую рыбу к столу владыки инков. Видение унесло гонца так далеко, что он увидел, как первые люди заселяли горы, увидел и первых Инка на троне из золота, и даже то, как закладывались камни Вилькампы, города, охраняемого горой Мачу Пикчу. Потом перед ним предстало последнее и главное видение: жрицы-девственницы Вилькампы привязывают Бога Солнце к столбу. С удивительной ясностью он увидел, как золотой солнечный диск, отдыхая, замер в момент солнцестояния. Мир и покой наполнили душу гонца. На миг он ощутил истинную гармонию — Земля и Солнце словно в ответ на моления жриц слились в единое целое.
Потом нахлынули видения будущего: разорение и гибель инков; народ превращен в рабов, древние солнечные календари разбиты. Гонец сразу почувствовал, как усталость разлилась по всему телу. Видение перешло в толпу людей, суетившихся и копошившихся вокруг. Людей другого племени, из другой земли.
Уже сиял рассвет, а гонец все еще не останавливался передохнуть. Он бежал навстречу наступающему дню, пока не увидел ворота Вилькампы. Спеша доставить послание, гонец преодолел поток времени. Усталости юноша не чувствовал, хотя мускулы ног дрожали. Он возблагодарил Солнце за то, что оно даровало ему быстроту и оберегало от опасностей в пути.
У каменных ворот Вилькампы гонец перешел на шаг. Страж у входа пропустил его, и юноша задержался на минуту, чтобы окинуть взглядом город хранительниц Вилькампы. Река Урубамба широкой лентой огибала выступ, на котором стоял город-крепость, посвященный Солнцу. Он был надежно защищен горами Мачу и Пикчу. Даже если варварам удастся, следуя вдоль реки, проникнуть к подножию, они не смогут увидеть город, скрытый в горах. К тому же гонец, выполняя приказ, обрубил все мосты и уничтожил следы тропы. Теперь Вилькампа отрезана от всего мира и отныне будет существовать в своем собственном времени.
За хижиной стража был вход в город. В самом центре раскинут луг, где происходят обрядовые пляски. Налево — жилища жриц, а поодаль — храм. Вот и солнечные часы! Здесь Центр Вселенной. Место, где рождается время.
Гонец смотрел на солнечные часы и чувствовал, что вернулся домой. Такое чувство будет у всех, кто придет сюда. Вилькампа останется на все времена и будет принадлежать всем людям. Именно это имел в виду Инка, об этом говорится в послании, предназначенном для нарождавшегося нового времени.
Здесь жрицы привязывают Бога Солнце к Солнечному столбу. Только на миг, только лишь для того, чтобы возродились его энергия и сила. Отсюда Солнце взирает на жертвенный алтарь — гладкий монолит, где возносятся молитвы и приносят жертвы. Здесь Солнце соединяется с жрицами-девственницами, проникая в их плоть, благословляя поля, возрождая время. Здесь — центр Мира, где сходятся все нити времен.
Юноша стоял, потрясенный радостью просветления. Воздух был прозрачен и чист, как первый рассвет на Земле. Он словно переливался и мерцал. Вокруг поднимались зеленые склоны Урубамбы. Облака проплывали над вершинами, и Вилькампа то сверкала на солнце, то покрывалась тенью. Необъятный покой наполнил душу гонца. Внизу, почти у самых ног, он увидел людей, работавших в карьере, а на террасах возделывали маис и картофель. Все выглядело так мирно и безмятежно, что гонцу захотелось сесть и отдохнуть. Но — нет! Он должен доставить послание Инки.
Юноша спустился вниз. У сторожки его приветствовала молодая женщина. Гонца ждали.
— Ты ранен, — сказала женщина, увидев, что из бедра, в том месте, где кусок металла, привязанный к кипу, бил на бегу по ноге, сочится кровь.
— Пустяки. Я принес послание от Инки.
— Следуй за мной!
У входа в город она подозвала несколько человек, и все вместе они завалили вход большим камнем. Теперь город отрезан.
— Старшей жрице было видение, что чужестранцы сожгли Куско, — сказала женщина, когда они направились к храму. — Из долины к нам доносятся странные звуки.
Она остановилась и вопросительно посмотрела на гонца.
— За моей спиной остались одни развалины, — печально сказал он. — Время Инки кончилось.
— А как же Вилькампа?
Гонец увидел страх в ее глазах. Ему хотелось сказать, что Вилькампа будет вечно. Но ничего вечного нет. Вечен только путь Солнца в вышине да тайные знания жриц. Гонец почувствовал, как сильно он устал.
— Сейчас Вилькампа в безопасности, — ответил он. — И я остаюсь здесь.
Он хотел было рассказать о том, что привиделось ему, пока он бежал. Как странные, незнакомые люди карабкались по склонам гор, люди нового времени, явившиеся в поисках знаний инков.
— Я принес послание, — повторил он. — Его надо передать.
Женщина повела гонца по узким улицам города и свернула влево, в сторону алтаря. Тут она усадила его, принесла воды, промыла рану и омыла все тело. Юноша закрыл глаза, радуясь легким прикосновениям ее рук. Подошли другие женщины, с нетерпением ожидавшие услышать, какие вести принес гонец.
— Теперь ты можешь вручить кипу, — сказала молодая женщина и повела его к храму.
Они прошли мимо солнечных часов и Солнечного столба, высеченного из цельного куска скалы.
В храме его уже ждала главная жрица, окруженная другими, работниками с полей и каменщиками.
— Добро пожаловать, гонец Инки, — сказала она, выступив вперед. — Добро пожаловать в наш дом! Мы тебя ждали.
Гонец отвязал кипу от кожаного ремешка у пояса и подал жрице, она с волнением приняла послание. Голос ее звучал ровно и громко, когда она оглашала его, и ветер с гор понес печальные слова вниз, в каньон Урубамбы. Жрица назвала день, когда явились варвары, чтобы разрушить Куско, сказала, как много погибло воинов. Время инков кончилось, но родится новое, и ради него их владыка завещал хранить солнечный календарь и знания инков.
Стало очень тихо. Только ветер стонал в ущелье. Главная жрица показала привязанный к кипу кусок металла, в котором скрывалась причина крушения инков.
— Ты перерубил мосты на горных переходах? — спросила она гонца.
— Да.
— Инка приказал, — продолжала жрица, — чтобы ни один человек не проник в Вилькампу. И никто не должен покинуть город. Вилькампа — последний оплот инков. Мы по-прежнему будем славить Солнце и обновлять его силу.
Все, соглашаясь, склонили головы. Время Инки умерло, но Вилькампа надежно, словно орех в скорлупе, укрыта в горах Мачу Пикчу. Кто знает, как долго смогут продержаться люди. Их век на земле краток, но видения жрецов — вечны. Им ведомы тайны Вилькампы. Придет время, когда явятся другие люди, чтобы приобщиться к тайнам инков. Так будет.
Жрица вернула кипу гонцу.
— Кипу принадлежит тебе, — сказала она. — Это послание будет передаваться через века. Сюда явится много людей. Они захотят узнать, как мы служили Богу Солнцу и станут искать разгадку гармонии нашего мира. Мы поделимся нашими знаниями.
Она улыбнулась.
Гонец кивнул. Жрицы мужественно приняли весть о катастрофе и хаосе. Служительницы Бога Солнца поистине были неустрашимы. Они стойко приняли весть о трагическом конце, потому что знали: родится новое время. В чреве своем они несли солнечные лучи, всепроникающий свет Творца Жизни.
— Проследи, чтобы гонца накормили, — сказала жрица молодой женщине, — и отвели место, где он сможет отдохнуть. Теперь он один из нас. Это его дом.
Молодая женщина поклонилась жрице и, взяв гонца за руку, повела его мимо домов, через луг, где паслись ламы-альпаки.
— Здесь, — сказала она, — ты сможешь поесть. Еду тебе принесут. Я за тобой вернусь.
Гонец увидел террасу, где уже сидели люди. Все они были одеты очень странно. Никогда не приходилось ему видеть такой одежды. И говорили они на каком-то непонятном языке. На минуту гонец почувствовал страх. Может, он тоже ускользает из времени инков? Неужели нет места на земле, где все было бы неколебимо и вечно?! Может, он умер в Куско или в горных ущельях, и теперь его призрак, пройдя сквозь время, оказался среди этих незнакомых людей?
— Не бойся, — услышал он голос молодой женщины. — Ты один из нас.
Рука юноши сжала кипу, словно стараясь удержать реальность. Все его тело болело от усталости. Листья коки уже потеряли свою волшебную силу. Почувствовав голод, он пошел к террасе. Один стул был свободен, и мужчина, сидевший рядом, помахал гонцу рукой.
— Садитесь! — сказал он. Мужчина говорил на языке варваров, но улыбка у него была добрая. — Я пришел издалека, чтобы послушать о прошлом Вилькампы.
Он что-то писал в тетради, которая лежала перед ним на столе.
Женщина подала гонцу еду и питье. Напиток, прохладный и горький, был налит в красивую стеклянную бутылку, но еда оказалась холодной и безвкусной. Есть ее он не стал. Вокруг толпились люди. «Кто они? — удивился юноша. — Что произошло с Вилькампой, которую я знал?» Он поискал взглядом молодую женщину и увидел ее около группы рабочих, стоявших у каких-то длинных металлических хижин, от которых шел дым и пар, даже когда из них выходили люди.
— Слишком много туристов и автобусов, — негромко сказал мужчина, указывая на толпу. — Мы стремимся сюда, надеясь найти магию и волшебство, а находим только друг друга. — Он улыбнулся.
«Улыбка добрая», — снова подумал гонец. У этого человека из чужой страны были темные вьющиеся волосы и смуглое лицо, но он не принадлежал к народу инков. Детьми инков были те, что сидели у дороги, неторопливо ели и разговаривали на кечуа.
Гонец взглянул на кипу. Теперь он понял, что произошло, пока он бежал; понял, что пришло время передать послание. Человек, который записывает что-то в своей тетради, тоже был посланцем. Гонец протянул ему кипу. Глаза их на мгновение встретились, и каждый из них понял, что послание Инки не умрет никогда. Оно будет переходить из поколения в поколение.
Гонец молча кивнул и встал. Потом он поклонился, и человек ответил ему тем же.
Спустившись с террасы, гонец присоединился к рабочим у дороги. Это был его народ. Люди с сильными телами и честными смуглыми лицами. Они говорят и шутят на понятном языке. Эти рабочие расчищали дорогу, которая вела вниз, в долину, а в полдень присели отдохнуть и поесть. Гонца приняли радушно.
Молодая женщина, которую гонец встретил в воротах Вилькампы, протянула ему еду — такую, как у рабочих-кечуа, и он поел. Тут он был своим. Это новые работники Вилькампы. Они из тех, кто давно появился в Горах Солнца. «И пребудут тут всегда», — подумал гонец.
Напряжение прошло. Гонец посмотрел на молодую женщину и улыбнулся. Он доставил послание Инки. Теперь оно в руках человека, сидящего за столом. Человек этот разгадает тайну кипу, запишет все на своем языке и передаст дальше. Всякое время имеет своих посланцев, чей труд переносит их, преодолевая поток времен, к видениям новой реальности.
Фантастика органично входит в творчество Рудольфе Анайи — писателя с американского Юго-Запада. Теперь, после свыше двадцати лет, прожитых Анайей в литературе, о нем говорят: «наш певец», «поэт льяносов и баррио» — американской глубинки, — но и общечеловеческих тем. Теперь у него за плечами — путешествия в Китай и Латинскую Америку, литературные агенты и переводы на европейские языки. Пришла слава, признание миллионов читателей. В чем же секрет Анайи?
Рудольфе Анайя — писатель, роднящий культуры, поколения, души. Он — наследник той древней художественной традиции, где жизнь и смерть празднуются как величайшие силы и таинства бытия, не противостоя, а взаимодополняя друг друга. Для почерка Анайи характерно сочетание бытовизма и фантастики, натуралистической приземленности и романтики, мифологического ритуала и песенного, гимнического настроя. Свобода, с которой он «управляет» симфонией своих художественных средств, впечатляет читателя. Уроженец штата Нью-Мексико, Анайя связан корнями с несколькими культурами: по крови он — мексикано-американец, а значит, наследник древнемексиканских цивилизаций, затем испанских конкистадоров и — конечно, — англоязычной Америки. Имя писателю принесла серия романов об Астлане — о мифологической прародине мексикано-американцев, а фактически, о народе, составившем нерасторжимо-значительную часть американской культуры. «Благослови меня, Ультима» (1972), выдержавший к настоящему времени около двадцати переизданий, стал наиболее известным — классикой, предметом изучения в школе и вузе. За ним последовали другие: «Сердце Астлана», «Тортуга» и «Альбуркерке». Повести, стихи, драмы, новеллы и эссе — постоянная сфера творческой активности писателя, а с недавних пор, когда появились материальные возможности, — и учреждение литературных премий, помощь молодым писателям, политика и стратегия литературного дела (Анайя — почетный профессор крупнейшего университета, Нью-Мексико). Все это согрето личностью широкой души, живущей и питаемой творчеством, подлинно народной по природе, мастерством художника слова. Эти черты и выдвинули Анайю в авангард современной литературы США.
«Послание Инки» (1994) — вторая новелла Анайи, публикуемая на русском языке. (В 1989 г. в «Литучебе» № 4 вышел рассказ «Деревня, которую боги выкрасили в желтый цвет».) Он также касался эксперимента со временем, а основан был на мифологическом мировосприятии индейцев майя.
Как и тот, первый рассказ, «Послание Инки» — отражение проблем нашей эпохи, напряженного поиска личностью собственного места в мире и тревога за ценности, обеспечивавшие на протяжении столетий выживание великих цивилизаций. Каково их место в современном мире, продающем и покупающем, где «вся планета на прилавке», и сплошь и рядом основной вопрос жизни — о ценностях — сводится к вопросу о цене? А наряду с этим — безудержные и неуправляемые, по сути, претензии власти на право вершить судьбы планет, культур, континентов, природы…
Поэтому, с одной стороны, рассказ о безымянном бегуне-посланце (по-инкски — «часки») нарочито прост, почти плакатен. Но мир героя — неповторимый и подлинный мир народного сознания, точка зрения, в нашу эпоху актуальнейшая своей альтернативностью. Физически ускоряясь под ветром истории «в направлении будущего», гонец, по глубинной логике культурного выживания, видениями уносится в прошлое, словно передавая и нам урок преодоления духовной и физической гибели.
Герою Анайи не привыкать странствовать во времени. В «Альбуркерке» протагонист- писатель с наслаждением творца отправляет своих героев в эпоху древних ацтеков (отсылка к поэме Анайи «Приключения Хуана Чикаспатас»), В этом пристрастии автора — прочное чувство корней и любовь к своему наследию, также как и постоянная боль за его судьбу. Анайя всегда подчеркивает — нужно уважать наши общеиндейские корни, и оттого его лучшие, богатейшие персонажи — это знахарка Ультима, индейская целительница-курандера, легендарная Плакальщица из народной традиции, мифологический царь — бог Кецалькоатль.
Подобно Пабло Неруде и ряду других писателей, Анайя посетил руины Вилькампы, и это паломничество стало откровением: с высот древней инкской твердыни он увидел, что Вилькампа «принадлежит всему миру», всем временам. Откровение приняло вид притчи и фантастической новеллы, поведанной читателям.
В «Деревне, которую боги выкрасили в желтый цвет» современный герой-мексиканец совершает неожиданный путь вспять времен. Напротив, в данной новелле гонец инки неожиданно проникает в будущее. Более того, здесь время представлено в виде пространственной, а не хронологической категории. И однако, если смена времен происходит, и происходит слишком стремительно, — где запастись достаточным сроком для спасения духовных ценностей, «принадлежащих всем временам»? Нужны ли они, наконец, современному человеку, или тот уже также, пройдя через века, претерпел необратимую трансформацию, предопределившую его путь к самоуничтожению? Найдется ли хоть одна душа, способная и готовая воспринять «послание инки»? В сущности, именно о подобных вещах и размышляют в последние десятилетия Рэй Бредбери, Урсула Ле Гуин, Габриель Гарсия Маркес, Чингиз Айтматов и Рудольфе Анайя.
Что же, если поверить Фрейду, «поэты всегда все знали», а значит — обгоняя поток времен, пронизывая пространства и миры, гонец и вправду успеет донести свет своего наследия до нас, пока не окажется слишком поздно. В конце концов знак подлинного величия писателя, залог его «долгожительства» — в этой вере, вере в добро и жизнь, а не акцент на мрак и ужас разворачиваемых апокалипсисов, дистопий, чернота юмора и бесконечное конструирование интеллектуальных «лабиринтов одиночества».
…Одна из фресок мексиканских монументалистов называется «Песнью о Воздухе и Жизни», на ней изображен бог Кецалькоатль, легно пронизывающий время и пространство силой мудрости и прозрений. Не такова ли захватывающая свобода повествований Рудольфе Анайи, урок сопряжения сиюминутности с вечностью?