Так они погибают

Глава одиннадцатая

На моих часах было почти восемь часов утра, и грузовики по доставке товаров гудками отмечали начало трудового дня, когда я вновь добрался до своего города. Я чувствовал себя не гарантированным от аварии и поэтому тащился на небольшой скорости. Голова болела, мысли путались, пытаясь сосредоточиться на Ките Дэллинге. Он элегантно проэскортировал меня к месту любопытного происшествия и элегантно смотался оттуда. Я чувствовал, что должен потребовать у него сатисфакции. Его желтый «бьюик» стоял на парковке возле Каса Лома. Я затормозил, остановил свою машину рядом и вышел из нее, «бьюик» был заперт и пуст.

Наружная деревянная лестница прямо со стоянки вела к ряду длинных террас, расположенных вдоль задней стены здания. Задняя дверь жилища Дэллинга, если таковая была, должна находиться на втором этаже, на самом краю справа. Разносчик молока бежал по лестнице вниз, в каждой руке — по металлической корзинке, в которых позвякивали пустые бутылки.

— Доброе утро, — крикнул он. — Рано встали, да? — Он исчез в проходе.

Я поднялся по лестнице на второй этаж и направился по террасе до конца. В квартире Дэллинга была задняя дверь с выведенной по трафарету черной цифрой «8». Дверь оказалась на дюйм приоткрыта, и она распахнулась шире, когда я постучал. За стеной, в другой квартире, задребезжал будильник, послышались неторопливые вялые шаги. Ни мой стук, ни будильник соседа не разбудили Дэллинга.

Полностью раскрыв дверь, я вошел в кухню. Это была кухня холостяка, интерьер которой оформлял дизайнер-экспрессионист, возможно, русский. Раковина была до краев заполнена грязной посудой, чудом не падавшей. На складном столике, прикрепленном к стене, стояли тарелки с остатками пищи и полбутылки простокваши. На давно не мытом линолеуме пола высился печальный памятник неуемной жажде Дэллинга — несколько пустых бутылок из-под виски. Одни бутылки были побольше, другие — совсем маленькие. По-видимому, иногда Дэллинга отделял от трезвости всего один доллар.

Я начал осторожно пробираться сквозь этот хаос к открытой двери в гостиную. Кто-то разбил бутылку о косяк двери. Высохшее, неровное пятно на степе все еще издавало запах виски, пол был усеян мелкими осколками коричневого стекла, хрустевшими у меня под ногами.

В гостиной, за спущенными венецианскими шторами, было сумрачно. Я дернул за веревочку, поднял занавеси, чтобы впустить утренний свет, и осмотрелся вокруг. Возле окна стояла поцарапанная радиола довоенного образца, на полу лежали стопки пластинок. Во внутреннюю стену был вделан неглубокий камин, где стоял холодный газовый обогреватель, непонятно зачем огражденный бронзовой противопожарной сеткой. На стене, над камином, красовалась распространенная репродукция картины Ван Гога «Цветы», окантованная бамбуковой рамкой. На каминной полочке — старые экземпляры журналов «Дейли верайети» и «Голливуд репортер», а также несколько книг: дешевые переиздания Торна Смита, Эрскина Колдуэлла, поэмы Джозефа Монкюра Марча и роман «Потерянный уик-энд». Была там и одна красивая книга, экземпляр «Сонеты из Португалии», в переплете из выделанной кожи. На внутренней обложке было написано: «Если ты должен меня любить, то пусть это будет лишь ради самой любви, и не иначе. Джейн». Джейн писала четким мелким почерком.

Из мебели в глаза бросалась кровать «Мэрфи», стоявшая у двери, поперек комнаты. Я вынужден был ее отодвинуть, чтобы войти. Я сделал это локтем, чтобы не оставлять отпечатков пальцев. Думаю, я почувствовал запах крови еще до того, как осознал это.

В маленькой прихожей, с другой стороны двери, на полу натекла целая лужа крови. Темная лужа покрылась пленкой и начинала застывать по краям. Дэллинг лежал в ее центре, растянувшись на спине. Мертвый. Его восковое лицо освещалось светом, проникавшим из ванной комнаты. При беглом осмотре я не мог понять, через какую рану вытекала кровь. Наклонившись над ним, увидел дырку в сгибе шеи и пороховые ожоги на воротнике. Он был в той же одежде, в которой я его видел в Палм Спрингс. Из него получился красивый труп. Любой гробовщик мог бы гордиться Дэлл иигом.

Пачка конвертов и свернутых документов лежала на его бездыханной груди, наполовину высунувшись из внутреннего кармана пиджака. Ухватившись согнутой рукой за косяк двери, я дотянулся до бумаг. Это было противозаконно, но, с другой стороны, на бумаге редко оставались отчетливые отпечатки пальцев.

С бумагами я вернулся к окну и быстро их просмотрел. Автомобильное агентство «Третья улица» намеревалось лишить Дэллинга права на владение «бьюиком», если он не погасит просроченные платежи в размере ста шестидесяти пяти долларов и пятидесяти центов. Сообщение на фирменном бланке артистического агентства, подписанное одним из совладельцев, извещало, что повсюду в сценическом бизнесе возникли трудности, может быть, это послужит ему утешением, но осенью на ТУ может появиться несколько дополнительных мест. В извещении городского банка о том, что он снял со своего счета больше денег, чем там лежало, содержался намек на возможность уголовного разбирательства. Портной из Беверли Хиллс сообщал, что направляет его счет в долговое агентство.

Я снова подошел к двери прихожей и еще раз осмотрел все в поисках нагана. Никакого оружия в поле зрения не оказалось, и было непохоже, чтобы Дэллинг упал на него, учитывая его позу. Кто-то другой оказал ему последнюю услугу.

Только одно письмо носило личный характер. Оно было написано на учрежденческом бланке голливудской радиостанции мелким каллиграфическим почерком:

«Дорогой Кит, при сложившихся обстоятельствах тебе будет трудно поверить, что меня обрадовала твоя весточка, но я действительно этому обрадовалась. Я всегда буду рада получить от тебя весточку, независимо от обстоятельств. Однако я не думаю, что было бы правильно для любого из нас пытаться восстановить наши прежние отношения, как ты предлагаешь. Что прошло — то прошло, хотя я часто думаю о тебе и не таю к тебе чувства обиды. Я искренне надеюсь, Кит, что ты теперь лучше за собой следишь. Я вкладываю в конверт свой личный чек на сто долларов и уверена, что это позволит тебе как-то выбраться из нынешнего затруднительного положения.

Искренне твоя — Джейн».

Полное имя и фамилия Джейн были напечатаны поверх телефонного номера радиостанции, на конверте. Джейн Старр Хэммонд. На конверте стояла почтовая печать, датированная началом марта.

Ее фамилия встретилась мне опять в небольшой телефонной книжке в красном кожаном переплете — последнем предмете, находившемся в боковом кармане пиджака Дэллинга. Телефонная книжка содержала массу фамилий, девять из каждых десяти принадлежали женщинам. Но единственные адреса и номера телефонов, которые меня по-настоящему заинтересовали, находились на последней странице: миссис Самуэль Лоуренс и мои. Я вырвал эту последнюю страницу и положил книжку, квитанции и письма обратно на то место, откуда их взял.

Дэллингу не нужны больше телефонные номера Малибу или стодолларовые займы. Он не будет больше проводить вечера, напившись виски, на кровати «Мэрфи», с чувством отчаяния взирая на тающее содержимое бутылки для очередной зазнобы. Никто больше не пришлет ему еще один томик поэм с любовной надписью мелким аккуратным почерком на внутренней обложке.

На стоянке двое мужчин заводили свои машины, но они не обратили на меня особого внимания. Я сел в свою машину и включил зажигание. Желтый «бьюик» стоял на своем месте, ожидая смены хозяина.