ГЛАВА 1 Весна — лето 1940 года

1

После двухмесячного затишья Красная Армия, будто проснувшись, начала прогрызать обмотанный колючей проволокой бетон финской обороны. За несколько дней непрерывных операций местного значения корпус ликвидировал множество вражеских позиций, приблизившись к внешнему обводу укрепрайона «Хумма».

В планы Верховного командования лейтенанта Часова, конечно, не посвящали, но без того легко было понять: зимняя пауза наконец-то закончилась, а потому не сегодня, так завтра пушки заговорят в полный голос. Леха заранее представлял, как громыхнут тяжелые гаубицы, и его танки, прорвав по глубокому снегу «линию Маннергейма», устремятся в глубину — на Выборг и Хельсинки.

Надежды начали обретать материальность, когда полковник Стефанчук, собрав комсостав, объявил:

— Завтра — разведка боем перед большим наступлением. Нашей бригаде поручено обеспечить атаку на участке, где мы наступали в январе.

«Где мы неудачно наступали в январе», — мысленно уточнил Леха. Он невольно посмотрел на незнакомых людей в полевых мундирах, сидевших рядом с командиром бригады. На знаках различия диввоенинженера и полковника имелись эмблемы автобронетанковых войск, а высокая симпатичная девушка носила общевойсковую форму с двумя, как у самого Лехи Часова, кубиками в петлицах.

Девушка не могла не заметить, что танкисты с интересом ее разглядывают. Пару раз она покосилась на особо назойливых, даже улыбнулась, но тут же вновь сделала серьезное лицо.

Между тем полковник изложил общий замысел завтрашней разведки боем. Дивизион 122-мм гаубиц М-30 расстреляет укрепления № 14 и № 16, после чего танки 2-го батальона займут эти участки, подавляя уцелевшие огневые точки белофинских подразделений и обеспечив продвижение стрелкового батальона, который завершит захват полуразрушенных укреплений. Затем, после новой артподготовки, атака будет развиваться на расположенный в тылу форт № 15.

— Товарищи из Главного автобронетанкового управления… — Стефанчук кивнул в сторону трех незнакомцев, — поддержат нашу атаку действиями новых тяжелых танков.

Командиры зашумели. Недавно созданные опытные машины KB, СМК и Т-100 уже появлялись на Карельском перешейке, вызвав у танкистов естественный восторг. Тяжелые танки, особенно «Клим Ворошилов», намного превосходили по боевой силе прежние модели, даже многобашенные Т-28 и Т-35, вооруженные короткоствольными пушками. Толстая броня надежно защищала KB от снарядов полевых орудий противника.

— Вопросы имеются? — строго спросил Стефанчук.

— Разрешите, товарищ полковник, — потянул руку Часов. — Может, все-таки попробуем нашу задумку?

Капитан Ладейкин, командир его роты, толкнув Леху локтем, прошипел: «Уймись ты, самоубийца», — но Часов упрямо полез на рожон. Лейтенант напомнил, что снаряды М-30 не пробивают бетонные стенки финских капониров и фортов, что 76-мм пушка «Клима Ворошилова» способна раздолбать любой современный танк, но бессильна против метрового слоя бетона 500-й марки, облицованного гранитными плитами.

— Что вы предлагаете? — хмуро поинтересовался генерал из ГАБТУ.

Часов объяснил замысел. Аудитория напряженно примолкла. Московские гости зашептались, потом полковник из главка насмешливо произнес:

— Значит, вы заранее планируете потерять шесть танков. Ну-ну… — Полковник многозначительно посмотрел на суровую светловолосую девицу-лейтенанта.

— В лобовой атаке мы теряем обычно до двадцати машин, — парировал Часов. — Для нашего замысла можно использовать разбитые в прежних боях легкие танки, которым все равно на капремонт и переплавку отправляться.

Полковник Стефанчук заметно нервничал. Ветеран, воевавший в мировую на броневиках, в Гражданскую — на трофейном английском танке, в Маньчжурии — на гробах типа МС-1, в Испании — на Т-26, а в Монголии — на БТ первых выпусков, не любил осложнений с начальством. Командир бригады бросал свирепые взгляды на взводного Часова и опасливо ждал, что скажут столичные гости. К общему облегчению, диввоенинженер развел руками, сказав:

— Вам решать, товарищ полковник. Наша задача — испытать новые танки, не подвергая опытные образцы ненужному риску. А вообще-то предложение молодого человека представляется разумным.


Укрепленный район состоял из трех долговременных огневых точек, окруженных капонирами, минными полями, колючей проволокой, бетонированными окопами. Каждый квадратный метр освещался мощными прожекторами, а также простреливался пушками и пулеметами.

В глубину леса, где сосредоточились перед атакой танки, лучи вражеских прожекторов не доставали. Когда заработала советская артиллерия, финны немедленно задраили броневые заслонки, погрузив позицию в темноту. Однако пушки и гаубицы продолжали молотить, громя легкие полевые укрытия и прокладывая дорожки в минных полях.

У танкистов тем временем случился повод для удивления. Рядом с быстроходными БТ-5 встала громадная машина, похожая на сильно подросший КВ. Из огромной угловатой башни торчал ствол шестидюймовой гаубицы.

Знакомая по вчерашнему сбору в штабе бригады девушка-лейтенант — судя по говору, она была из казачьего племени — гордо пояснила: КВ-2 специально создан для штурма оборонительных сооружений. Леха как раз нацелился познакомиться с запавшей в сердце красавицей, но тут подбежал, размахивая конвертом, Колька Антощенко. Призванный из запаса инженер-кораблестроитель был командиром танка во взводе у Часова.

— Сын у меня родился, — радостно завопил Николай. — Мы с женой договорились: если пацан получится, назовем Владимиром. В честь деда.

Вся рота бросилась поздравлять счастливого папашу. По такому поводу решено было немедля оприходовать наркомовскую норму — сто граммов водки и ломтик сала, положенные фронтовикам для борьбы со свирепыми лапландскими морозами. Лязгнули оловянные манерки, горячей струей потекла через гортань ледяная жидкость. Все повеселели и рвались в бой.

— Приготовились, — скомандовал Часов, назначенный командовать тактической диверсией. — Старший сержант Голованов, займите место во втором танке.

Сам Леха полез в закуток механика-водителя подбитого Т-26, чью башню украшали две сквозные пробоины. Опомнившись, Антощенко крикнул обиженно:

— А как же я? Мы же договаривались, что я второй танк поведу!

— Молодым отцам не положено, — отрезал Часов и, не слушая возражений, запустил мотор на прогрев.


Сначала пошла в атаку рота БТ-5, поддержанная громадным КВ-2. Нескольких снарядов танковой гаубицы хватило, чтобы разрушить полукапонир. Затем легкие танки прорвали проволочное заграждение и расстреляли пулеметные гнезда, после чего в прорыв бросилась пехота.

Часов осторожно провел свою машину через узкий проход, разминированный саперами. По броне забарабанили пулеметные очереди, но танк не отвечал — в дырявой башне Т-26 никого не было. Зато и вражеские выстрелы никому повредить не могли. Осветительный снаряд, медленно падавший с неба на парашюте, бросал на поле красноватые блики.

Замысел возник случайно, когда Ладейкин, Часов и Антощенко подметили, что подбитый в атаке танк загородил финскому доту солидный сектор обстрела. Дальнейшее придумалось быстро. Для каждого укрепления хватало двух танков…

Т-26 осторожно приблизился к громадине долговременной огневой точки и стал в нужном месте напротив амбразур. Через несколько минут танк Голованова повторил этот маневр, заслонив оставшиеся огневые точки. Теперь все выстрелы тяжелых пулеметов и противотанковых пушек будут без толку бить в броню мертвой машины.

Выбравшись через нижний люк, Часов выстрелил из ракетницы, сообщая командованию, что задание выполнено. Голованов уже вылез из танка и, подбежав к взводному, тоже выпустил сигнальную ракету. Со стороны капонира, захваченного в начале боя, спешил инженерный взвод.

Саперы быстро нашли защищенную бронированным колпаком вентиляционную шахту дота. Колпак подорвали толовой шашкой, открыв уходившую глубоко под землю трубу солидного сечения. В эту шахту на длинной веревке спустили в несколько приемов почти центнер взрывчатки, и последним рейсом в глубину отправился заряд с подожженным бикфордовым шнуром.

— Делай ноги! — весело приказал саперный командир.

Добежав до разбитого артиллерией капонира, они залегли в бетонных развалинах. За временем Леха не следил, но прошло никак не меньше двух минут. Потом оглушительно громыхнул сильнейший взрыв, затряслась земля, огонь хлестнул и через вентиляцию, и через амбразуры. Внешне дот не выглядел сильно пострадавшим, но внутри явно не должно было остаться живых защитников. Укрепление № 14 перестало существовать.

Вскоре другое подразделение подорвало дот № 16, и танки пошли на расположенный в глубине узел обороны. Неуязвимый исполин КВ-2 расстрелял бетонную коробку, после чего в проломы устремились саперы и стрелки.

Около полуночи, докладывая полковнику о результатах, Леха заикнулся: мол, готов повторить тот же прием на соседнем укрепрайоне. Замахав на него руками, Стефанчук засмеялся и сказал:

— На сегодня хватит. Завтра договорюсь в штабе корпуса, чтобы разрешили тряхнуть еще раз. А пока отдыхай.

— Не спится, — признался Леха. — Товарищ полковник, разрешите пострелять из нового танка.

Командир бригады удивленно поглядел на лейтенанта и развел руками.

— Понимаю, что у тебя ручки чешутся, только не в моей это власти, — сказал Стефанчук. — Обратись к сержанту Светышевой.

— При чем тут сержант?

— Ну, та девка, — полковник покрутил пальцами. — Помнишь, сидели тут трое из Москвы…

Похоже, полковник имел в виду понравившуюся Часову девушку в лейтенантских петлицах. В СССР было лишь одно учреждение, где обладатель двух кубиков назывался сержантом.

— Так она из госбезопасности, — вырвалось у Лехи. — Особистка.

Оказалось, что Аня Светышева работала в отделе военной контрразведки, который присматривал за режимом безопасности в области новых вооружений. КВ считались техникой особой секретности, поэтому посторонних к танкам не подпускали — это сержант Светышева объяснила строго и категорично.

Однако мечта Лехина сбылась уже на следующий день.


В сумерках Часов грелся возле костра, пытаясь помириться с Колькой Антощенко. Из-за лютых морозов все старались держаться поближе к огню и железным печкам, поэтому бушлаты и полушубки личного состава были украшены подпалинами. Ротный Ладейкин в очередной раз делал танкистам внушение про необходимость следить за внешним видом, и все соглашались, но продолжали жаться к пламени.

Энергичное выступление старшего лейтенанта как раз достигло кульминации, когда кто-то подергал Часова за плечо. Обернувшись, Леха увидел симпатичную контрразведчицу.

— Вы еще хотите побывать внутри «Клима»? — осведомилась она. — Идите за мной.

По дороге Аня объяснила, что ранен механик-водитель КВ-2, и руководитель испытаний решил заменить угодившего в госпиталь испытателя лейтенантом, который весь день надоедал просьбами «дяденька, дай покататься».

История показалась Часову невероятной. На вооружении белофиннов, как называли в СССР воинство Финляндии, не имелось современных орудий: всю артиллерию противник унаследовал от царской армии. Ржавые снаряды, четверть века хранившиеся на складах, не могли пробить толстенную броню КВ.

Сержант Светышева рассеяла его недоумение, объяснив, что испытатель поймал шальную пулю, потому что во время движения приоткрыл лобовой люк.

— Зачем же люк открывать? — опешил Часов.

— Говорит, оптика плохая, ничего через приборы не видно. Ночью дело было… — Аня вздохнула. — Оптика на самом деле мутная.

Экипаж «Клима» встретил его с понятной настороженностью. Лехе показали кабинку механика-водителя, и лейтенант за полчаса освоил управление гигантским танком. Стальная махина оказалась непростой в управлении, силенок приходилось прикладывать побольше, чем в легких Т-26 или БТ, но в общем ничего сложного тут не было.

Утром они пошли в атаку, и Леха раздавил гусеницами окоп, в котором стояла противотанковая пушка. Потом в броню стали попадать выпущенные из дота снаряды, но пробить стальную шкуру танка не смогли. Только вмятины неглубокие оставались.

Экипаж расстрелял бетонные стены очередного укрепления, другой дот снова блокировали старыми танками, а саперы подорвали подземную крепость. Немногие уцелевшие финны выходили, подняв руки, и с ужасом разглядывали стального великана на гусеницах.

— Что скажете, юноша? — осведомился после боя диввоенинженер. — Понравилась машина?

— Понравилась — не то слово. — Леха мечтательно закатил глаза. — Можно сказать, влюбился.

— В танк? — прыснула Светышева. — Вот глупый!

Выразительно поглядев на девушку, Часов отчеканил:

— В танк — тем более.

Аня покраснела и, сделав безразличное лицо, отошла от мужчин.

Немного поспав в землянке, Часов вернулся в свой старый БТ-7. По всему участку прорыва гремела крупнокалиберная артиллерия. Красная Армия наступала по берегам Ладожского озера, ломая бреши в «линии Маннергейма».

2

Из дневника начальника Генштаба Сухопутных войск III Рейха генерал-полковника Франца Гальдера

3 июля 1940 г.

В настоящее время на первом плане стоят английская проблема, которую следует разрабатывать отдельно, и восточная проблема.

Основное содержание последней: способ нанесения решительного удара России, чтобы принудить ее признать господствующую роль Германии в Европе.


Документ № 1

Стратегическая разработка Лоссберга — руководителя группы Сухопутных войск

в оперативном отделе штаба Верховного главнокомандования Вооруженных сил (ОКВ) III Рейха

Штаб ОКВ

Штаб оперативного руководства

Отдел обороны страны, оперативное отделение

Группа Сухопутных войск

№ 905/40

15.9.1940.

Совершенно секретно

Только для командования


Целью кампании против Советской России является: стремительными действиями уничтожить расположенную в Западной России массу сухопутных войск, воспрепятствовать отводу боеспособных сил в глубину русского пространства, а затем, отрезав западную часть России от морей, прорваться до такого рубежа, который, с одной стороны, закрепил бы за нами важнейшие районы России, а с другой, мог бы послужить удобным заслоном от ее азиатской части.

<…>

В войне против Германии у России есть в общем три возможности.

I. Русские захотят нас упредить и с этой целью нанесут превентивный удар по начинающим сосредотачиваться у границы немецким войскам.

II. Русские армии примут на себя удар немецких Вооруженных сил, развернувшись вблизи границы, чтобы удержать в своих руках новые позиции, захваченные ими на обоих флангах (Балтийское и Черное моря).

III. Русские используют метод, уже оправдавший себя в 1812 г., т. е. отступят в глубину своего пространства, чтобы навязать наступающим армиям трудности растянутых коммуникаций и связанные с ними трудности снабжения, а затем, лишь в дальнейшем ходе кампании, нанесут контрудар.

Относительно этих трех вариантов можно сказать следующее.

Вариант I.

Представляется невероятным, что русские решатся на наступление крупных масштабов, например на вторжение в Восточную Пруссию и северную часть генерал-губернаторства, пока основная масса немецкой армии не скована на длительное время боевыми действиями на другом фронте. Видимо, на это не будут способны ни командование, ни войска. Более вероятны операции меньших масштабов. Они могут быть направлены либо против Финляндии, либо против Румынии.

<…>

Вариант II.

Это решение представляется наиболее вероятным, поскольку нельзя предположить, что столь сильная военная держава, как Россия, без боя уступит свои богатейшие, в том числе и недавно завоеванные области. Кроме того, по имеющимся сведениям, русские развернули западнее Днепра особенно хорошо оборудованную сеть наземных сооружений военно-воздушных сил.

<…>

Вариант III.

Если русские будут заранее строить свой план ведения войны на том, чтобы сначала принять удар немецких войск малыми силами, а главную группировку сконцентрировать в глубоком тылу, то рубежом расположения последней севернее припятских болот может быть, скорее всего, мощный водный барьер, образуемый реками Двина Даугава и Днепр.

Такое неблагоприятное для нас решение следует также учитывать как возможное.

<…>

В заключение остается исследовать вопрос, может ли — и если да, то в каких размерах, — вестись практическая подготовка к кампании против России в наступающий осенне-зимний период даже и в том случае, если Англия еще не будет разбита. Важно достичь того, чтобы Россия вплоть до нашей победы над Англией не подозревала о грозящей опасности и не имела бы оснований для принятия контрмер (вторжение в Румынию, прекращение экономических поставок).

3

На проходной Кировского завода танкистов задержала охрана.

— Кажется, нас тут не ждали, — раздраженно проворчал Часов.

— Бестолково у гражданских все налажено, — подхватил Ладейкин. — Простых вещей организовать не могут.

Был жаркий июльский полдень, гимнастерки и галифе пропитались потом, о портянках и вовсе не стоило вспоминать. Не меньше часа караульный начальник созванивался с комендантом, штабом округа, особым отделом и чуть ли не с обкомом профсоюзов.

Наконец очередной собеседник разобрался в вопросе. Даже стоявший в нескольких шагах Часов расслышал, как в черном эбонитовом наушнике загремел гневный голос.

— Так точно, бумага из штаба округа имеется, — подтвердил караульный, при этом его лицо сильно вытянулось. — Слушаюсь… Так точно… Разрешите выполнять…

Начкар положил телефонную трубку на рычаги так бережно, словно боялся, что грозный собеседник выпрыгнет из аппарата, дабы наложить строгое дисциплинарное взыскание. Потом он сделал каменное лицо и приказал доставить пропуска для товарищей командиров.

Завод был огромен, как целый город, и они бы наверняка заблудились, однако танкистов встретили моложавый полковник и пожилой дядька в спецовке. Как выяснилось, это были военный представитель из службы приемки и старший технолог танкового производства. Старик инженер сказал, усмехаясь:

— Вам надо было к другой проходной подъехать. Там и охрану заранее предупредили, и пропуска для вас приготовили.

— Это мы уже поняли, — буркнул подполковник Щебетнев, командир создаваемого дивизиона. — Ну, показывайте, чем собираетесь нас обрадовать.

Военпред буркнул недовольно:

— Отсюда час переться до сборочного…

На самом деле они добрались от силы за полчаса. Во дворе громадного цеха выстроились под брезентовым навесом танки КВ — восемь штук, свежевыкрашенные защитный цвет. На всех машинах деловито работали слесари-механики, один танк продолжали красить — рабочий, приложив трафарет, рисовал номер на зеленом боку башни.

Заводчане гордо сказали: вот, мол, ваше добро, а послезавтра еще шесть будут готовы. Договорились, что в четверг, через два дня, танкисты снова приедут на Кировский для участия в приемке техники и погрузке танков на железнодорожные платформы.

— Сначала на вашем полигоне обкатаем, — предупредил Щебетнев. — Знаем, как вы под конец месяца недоделки сдаете.

Полковник хмыкнул, а технолог уныло пожаловался:

— Не только вы проверять будете. Много народу понаедет — из нашего наркомата, из вашего, из НКВД… Так что не беспокойтесь понапрасну, получите машины в полной готовности.

Собравшиеся вокруг танкистов работники завода заверили, что танки на ходу, и предложили обкатать любой на собственный выбор. Часов, как единственный, кто имел опыт вождения КВ, с готовностью втиснулся в клетушку механика-водителя.

Дизель завелся без задержки, и танк тихонько пополз на первой передаче. К сожалению, на заводском дворе не было места, чтобы погонять машину как того душа требовала. Лейтенанту пришлось утешиться коротким выездом и разворотом на левой гусенице, после чего он вернул КВ на место, где тот стоял до вмешательства Часова.

— Вроде нормально, — сказал Леха. — Хорошо бы пострелять еще, пушку проверить.

— И пушку, и пулеметы — все в четверг, — усмехнулся заводской технолог.

Танкисты уже разбежались по машинам, заглядывали в башни, крутили поворотники и орудийные механизмы. Вид у всех был восхищенный до полного обалдения.

— Какая, говорите, у него броня? — переспросил Щебетнев. — Неужели лоб башни — сто миллиметров?

Суровый военпред развеселился и показал книжку в мягкой обложке — секретное наставление по тяжелому танку «Клим Ворошилов». Подполковник стал читать вслух избранные тактико-технические данные, и все дружно ахали: подобных машин не было ни в одной стране мира.


Потом их повели в цех, где завершалась сборка еще нескольких КВ. Зрелище произвело на танкистов сильнейшее впечатление.

Ряды грандиозных механизмов — всевозможных станков, платформ, прессов, кранов и лебедок, сварочных агрегатов — уходили в бесконечную глубину гигантского помещения. Под потолком, на высоте многоэтажного дома, медленно плыли подвешенные на цепях танковые башни и корпуса, зиявшие отверстиями для осей. Повсюду гремел и лязгал металл, визжали непостижимые инструменты, работяги пытались перекричать грохот оборудования, пышными снопами рассыпались искры электросварки. На глазах восхищенных танкистов бригада сборщиков приладила башню к корпусу, после чего принялась натягивать гусеницы на опорные, ведущие и поддерживающие катки.

Покинув сборочный цех и наслаждаясь условной тишиной заводского двора, Ладейкин произнес, блаженно жмурясь:

— В ушах звон — точно после артподготовки крупным калибром.

Все заговорили — чересчур громко, потому что малость оглохли. Бывалые боевые командиры — каждый имел за плечами не меньше двух войн — радовались, как дети, которым обещана замечательная заводная игрушка. Пребывая в этом приподнятом настроении, Алексей увидел неподалеку знакомое лицо и рассеянно подумал: «До чего ж этот чумазый мужик похож на Колю Антощенко».

Спустя минуту мозги щелкнули, и Часов сообразил, что молодой человек в спецовке и есть Николай Антощенко, прослуживший всю финскую кампанию в его взводе.

Лейтенант помахал рукой, бывший однополчанин тоже узнал его, заулыбался и поманил жестом — подходи, мол, поговорим. Увы, военный этикет куда сложнее светских условностей, поэтому Леха стал действовать строго по уставу:

— Товарищ полковник, разрешите обратиться к командиру дивизиона… — Получив разрешение военпреда, который был тут старшим по званию, Часов продолжил. — Товарищ подполковник, разрешите задержаться на заводе, у меня здесь друг работает. Я потом своим ходом в часть вернусь, на трамвае.

— Не опоздай на утреннее построение, — меланхолично отозвался Щебетнев.

Полковник-военпред жизнерадостно хихикнул:

— Обязательно опоздает. У друга-то небось коса до пояса… — Однако увидав, с кем обменивается жестами лейтенант, сразу сделался серьезным. — Виноват. Инженер Антощенко — товарищ ответственный.

Они обнялись, похлопывая друг друга по плечам и спинам. Давняя размолвка из-за того, что Часов не взял молодого папашу в опасную вылазку, была забыта, и Леха точно знал: Николай не затаил обиды.

— Как сынишка? — поинтересовался лейтенант.

— Растет карапуз. — Инженер заулыбался. — Смешной такой, ручками-ножками болтает и гудит чего-то по-своему…

— Ну да, — хохотнул Часов. — Помнится, когда у брательника и сестренки детвора завелась, они тоже умилялись каждому гуканью… А ты, погляжу, в начальство на этом заводе вышел, даром что недавно институт окончил.

— Не на этом. — Антощенко пошевелил пальцами и слабо махнул ладонью в сторону моря. — Я на Балтийском работаю. А на Кировском по делам оказался — получаем кое-какие машинки для новых кораблей.

Тут подбежал озабоченный старичок в пенсне и, перебив беседу боевых друзей, сообщил, что Николая Владимировича ждут на пристани. Антощенко предложил прокатиться, тем более что Леха к морскому делу всегда был неравнодушен.

На причал они ехали в автомобиле знаменитой марки М-1. Алексей поведал, что добился перевода в новую часть — дивизион тяжелых танков КВ.

— До конца недели получим технику, — похвастался лейтенант.

— Помню, как ты на фронте страдал по таким танкам, — усмехнулся Николай. — И по девице из госбезопасности. Она, кстати, тоже часто бывает на Кировском.

— Ну! — От неожиданности Алексей чуть не подпрыгнул. — Аня здесь? Будь другом, подскажи, как с ней повидаться.

— Стоит ли? Серьезная девушка, не любит нахалов.

— Какой же я нахал? — возмутился Часов. — Я, друг Коля, безнадежно влюбленный.

— Ну, гляди. — Николай загадочно усмехнулся.

На пристани кран грузил на баржу пушки. Орудия были непривычной конструкции — длинноствольные, без колес и станин. После мгновенного замешательства Леха сообразил: морская артиллерия. Кроме пушек, на палубе суденышка были разложены всевозможные механизмы, среди которых лейтенант узнал насаженные на валы гребные винты, лебедки и паровой котел.

— Калибр не велик, — произнес он, размышляя вслух. — Для эсминца, наверное.

— Угадал. Скоро закончим «Стойкого» и займемся серьезными делами.

— Линкор или крейсер?

— К сожалению, крейсер. — Неожиданно Николай вздохнул и буркнул: — Хотя, конечно, хотелось бы чего-нибудь поинтереснее.

Он отвлекся от разговора и стал покрикивать на такелажников, чтобы зенитки ставили не возле котлов и не на турбину, а в сторонке, где полно свободного места.

Затем, вернувшись к другу, Антощенко поведал, что главной задачей сейчас считается даже не постройка линкора «Советский Союз», тяжелого крейсера «Кронштадт» и легких крейсеров типа «Чапаев» и «Чкалов». Куда важнее ввести в строй закупленный в Германии за 100 миллионов рейхсмарок крейсер «Лютцов». По слухам, товарищ Сталин даже сказал на этот счет: дескать, выторгованный у противника корабль равен двум, потому как враг один крейсер теряет, а у нас становится на крейсер больше.

В конце мая буксиры доставили «Лютцова» на Балтийский завод, и для участия в достройке прибыла солидная немецкая делегация, возглавляемая пожилым вице-адмиралом Отто Фейге. На заводе поговаривали, что скоро кораблю дадут новое название — «Петропавловск».

— Если по имени судить, крейсер предназначен для Тихого океана, — предположил Часов.

— Почти наверняка уйдет на Дальний Восток, — согласился Николай. — Мы многому можем научиться, доводя этот корабль до готовности. Стоило взглянуть на чертежи, как стало понятно, насколько наша конструкторская мысль отстает от передовых идей. Теперь, на основе этого проекта, мы значительно улучшим свои крейсера, которые будем строить после серии «Чапаев».

— А чему ты не рад?

— Я просто счастлив, — проворчал Антощенко. — Полные кальсоны счастья. Причем бесплатно.

Лейтенант погрозил ему пальцем.

— Не надо мне голову морочить. По глазам вижу — ты хотел заниматься чем-то совсем другим. Я же помню, как ты на фронте даже под обстрелом взахлеб рассказывал про свой проект… Зарубили?

— Если бы!

Снова бросив Алексея в одиночестве, конструктор-кораблестроитель подписал какие-то бумаги, отдал распоряжения. Баржа отчалила, и буксиры поволокли грузовую галошу в сторону Балтийского завода.

Антощенко присел на смотанную бухту каната, предложил Алексею выбрать любое столь же удобное место для перекура и поделился своими печалями. Часов угадал: дело было в проекте авианосца, который Николай выбрал для своей дипломной работы. Проект был закончен и представлен в Технический комитет Наркомата ВМФ перед самым его призывом на финскую войну.

Вернувшись с фронта, Николай узнал, что в наркомате работа понравилась, хоть и не была единственной в этом роде. Такие же проекты создали еще несколько конструкторских коллективов. В декабре прошлого года коллегия наркомата решила образовать группу инженеров, которым поручалась окончательная доводка чертежей на основе уточненного тактико-технического задания. Приказом наркома в эту группу был включен даже не успевший защитить дипломный проект Николай Антощенко.

Предполагалось построить авианосец на основе немного увеличенного корпуса крейсеров типа «Кронштадт», убрав ненужные орудийные башни и сделав потоньше броневой пояс. Водоизмещение становилось вдвое больше, чем планировал Антощенко, — до 35 тысяч тонн. При максимальной скорости в 32 узла и дальности хода около 6 тысяч миль авианосец должен был нести на себе не меньше 40–50 самолетов. Состав авиационной группы уточнить не успели: моряки и авиаторы мычали и телились, выбирая между истребителями Яковлева и Лавочкина, к тому же не было готового бомбардировщика, пригодного для посадки на палубу длиной около 240 метров.

Однако в начале нынешнего 1940 года случилась настоящая катастрофа. Во время обсуждения кораблестроительной программы на 3-ю пятилетку ни один великий флотоводец не поддержал идею создания авианосцев. Про корабли этого класса вспомнил только представитель морской авиации генерал-майор Столярский, но его словно не слышали. В результате планы закладки в 1941 и 1942 гг. двух авианосцев — для Северного и Тихоокеанского флотов — остались в воображении немногих энтузиастов.

— Может, адмиралы лучше инженеров знают, какие корабли нужны флоту? — осторожно намекнул Алексей.

Антощенко взорвался:

— Ни хрена эти адмиралы не знают! Кое-как вызубрили уроки Цусимы, а про новые веяния знать не хотят.

Он стал рассказывать о проведенных на флотах США и Японии опытах, показавших, что массированный налет авиации смертелен для любого надводного корабля, в какую бы броню тот ни был закутан. Однако Часов уже не слышал приятеля — взгляд Лехи был прикован к Ане Светышевой, которая направлялась к ним ускоренным шагом.


В гражданской одежде — короткой красной юбке, полосатой майке-футболке и модных парусиновых туфельках, добела надраенных зубным порошком, — она была еще красивее, чем зимой, на фронте. Небрежно кивнув танкисту, которого, видимо, не вспомнила, Светышева негромко заговорила с Антощенко. Леха стоял в трех шагах от них, глупо улыбаясь. Сердце щемило, и это было приятно.

Потом Николай сказал что-то Ане, и она резко повернула голову, с удивлением посмотрев на Часова. Тот начал сбивчиво рассказывать, как ему приятно снова видеть Аню, однако сотрудница госбезопасности вдруг поморщилась, сказав сердито:

— Вы бы еще предложили в кино сходить или на танцы. Научитесь, товарищ лейтенант, держать себя в руках. Или нужно намылить шею вашему зампотылу, чтобы увеличил норму брома в командирском пайке?

— Виноват, товарищ сержант, — обиделся Часов.

— Младший лейтенант, — уточнила она и вдруг подмигнула: — Не забывайте о моральном облике большевика, и все у вас будет в порядке.

Небрежно попрощавшись с мужчинами, Светышева стремительно умчалась — только что пыль столбом не подняла. Отвесив варежку, сильно расстроенный Леха проводил девушку хмурым взглядом. Антощенко, посмеиваясь, хлопнул его по плечу и проговорил:

— Поехали, подвезу тебя. Где ваша часть стоит?

— Под Колпино… — Часов был удручен незаслуженно суровым отпором. — Чего она недотрогу корчит? У них, у казачек, вроде бы принято с малолетства погуливать. Как там Шолохов писал: «… в ближайших кустах обучил ее нехитрому искусству любви…»

— Зря ты про нее так, — укоризненно насупился Николай. — Я же предупреждал — серьезная особа. В других правилах воспитана.

По дороге, когда они устроились на заднем сиденье М-1, Антощенко рассказал, что его супруга с Аней близкие подруги, поэтому он знает кое-что про понравившуюся Лехе девушку из ГУГБ НКВД Тихон Афанасьевич Светышев, отец Анечки и один из первых большевиков на Дону, в царские времена был выслан далеко за Урал, где отбывал срок вместе с товарищем Сталиным. В Гражданскую войну Светышев — «товарищ Тихий» — воевал с Ворошиловым под Царицыном, после освобождения Донбасса стал комиссаром ДонЧК, потом перешел на партийную работу, отличился во времена расказачивания и коллективизации, а теперь занимал ответственный пост в Совнаркоме.

Детей своих Тихон Афанасьевич воспитал в лютой строгости, чуть ли не с пеленок приучив к партийной дисциплине. Насмотревшись разврата, царившего в казачьих станицах и столь красочно описанного Горьким и Шолоховым, старый большевик постарался и Ане, и младшему Савелию привить отвращение к грязному делу, именуемому половой жизнью.

— Кажется, старику это удалось, — печально подытожил Часов.

— Да уж, Анечка всех ухажеров отшивает со второго слова, — засмеялся Николай.

Леха печально вздохнул. Образ Ани не шел из головы.

— Не отчаивайся, — сказал Антощенко. — Ты у нас парень видный, девкам с первого взгляда головы кружишь. В одном городе служите — так что часто встречаться будете. А через месяц с небольшим мы Вовкины полгода будем отмечать. Уж я вас рядом за столом посажу — не сомневайся.

— Спасибо, конечно. — Алексей криво усмехнулся. — Только не выйдет. Мы до конца июля должны в Подмосковье передислоцироваться. Видать, не судьба.

Они попрощались возле КПП танковой бригады, где временно разместился личный состав дивизиона КВ. Оба надеялись, что смогут еще повидаться, хоть и понятия не имели, когда и при каких обстоятельствах это случится.

Жизнь — штука непредсказуемая, а жизнь солдатская и вовсе — игра в рулетку гусарскую.

Загрузка...