Тайна чаек

ГЛАВА 17 Семь ключей

Тэфи сидела за столом тети Марты совершенно обескураженная. Она обыскала каждый ящик стола и перебрала связанные подшивки журналов. Единственным результатом была страшная пыль, которая поднялась вокруг. Где, где, где же, наконец, находится разгадка всех этих бесчисленных тайн? Если она была в дневниках, то где же сами дневники? Спрятаны в запертой комнате? Может, именно поэтому и заперли? В таком случае, если только ей не удастся проникнуть в комнату, у нее ровно ничего не выйдет.

Нахмурившись, она стала сосредоточенно думать, где еще, кроме запертой комнаты, тетя Марта могла хранить свои дневники. Был маленький чулан под задней верандой, где она нашла было место для хранения всевозможных орудий, требующихся в саду, и инвентаря для игр на открытом воздухе. Далее, имелась большая комната-чулан на первом этаже. Она однажды туда заглянула и выяснила, что там хранились только продовольственные припасы — консервированные продукты, мешки с мукой и с сахаром и другие подобные вещи. На втором этаже был большой стенной шкаф для белья — это тоже было неподходящее место для хранения старых дневников.

И вдруг она вспомнила о чердаке. В тот день, когда она полезла туда вслед за Генри в поисках шляпной картонки, там было полно всевозможных чемоданов и ящиков. Как раз подходящее место для старых дневников. Разумеется, если только дневники не заключали в себе секреты, которые можно было сохранить только в запертой комнате. В той комнате должно находиться что-то очень ценное для тети Марты, и, возможно, это были именно дневники. Во всяком случае чердак стоило обыскать.

Она с нарочитой медлительностью прошла через гостиную. Долгий опыт научил ее, что в ту самую минуту, когда она собиралась предпринять какую-то операцию, представлявшую исключительную важность лично для нее, на сцене обязательно появлялся кто-нибудь из взрослых и посылал ее с каким-нибудь поручением или велел ей заняться чем-то другим. Лучше не привлекать к себе внимания. Она была уже на середине лестницы, когда ее окликнула сверху ее мама.

— Тэфи Сондерс! Скажи мне ради бога, что ты такое делала?

— Я… я просто просматривала подшивки старых журналов, — вполне правдиво ответила Тэфи.

— Ладно. Сию же минуту иди и помойся как следует. Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел тебя в таком виде. И чем бы ты там ни занималась, я надеюсь, ты все положила на место, как полагается?

— Да, конечно, — откликнулась Тэфи, добавив: — Ну, в общем, почти все как было. — Быть может, журналы лежали не совсем в том порядке, в каком она их нашла, но она не слишком сильно их растрепала.

Как только ее мать скрылась из вида, спустившись вниз по лестнице, Тэфи поспешила к себе в комнату. Умывание должно занять не более трех секунд.

Оно заняло ровно две. Паутина и грязь перешли в основном на полотенце. Ах ты, господи, думала Тэфи, ведь ей об этом уже говорили в свое время, но ведь она так ужасно торопится! От этого, быть может, зависит все будущее «Сансет хауз»!

В верхнем коридоре никого не было видно. Она прошла мимо комнаты семьи Такерман на цыпочках. Меньше всего ей хотелось, чтобы Донна узнала, что она замышляет. Определить, какую роль во всей этой ситуации играет Донна, было невозможно.

Один последний взгляд вокруг, а затем она скользнула через дверь к лестнице, ведущей на чердак, и закрыла ее за собой. На лестнице было темновато, и ее обступил застоявшийся затхлый запах чердака. Когда она лазила на чердак вслед за Генри, она была не одна. Теперь же на лестнице было так тихо, что звук ее осторожных шагов громко отдавался в ее ушах.

Казалось, это место находится очень далеко от всего остального дома. Изолированным — вот каким оно было, это место, — темным, полным теней и изолированным, отрезанным от мира. Однако в этот раз она не должна давать воли своему воображению. Дэвид сказал, что девчонки слишком легко пугаются. Тэфи ему докажет, что она не из таких. В конце-то концов, что здесь может быть такого, что напугало бы ее? Всего лишь куча старых чемоданов, ящиков и нагроможденных друг на друга коробок. «За которыми кто-нибудь может прятаться», — казалось, прозвучал какой-то голос в ее сознании. «Тихо! — прикрикнула Тэфи на голос. — Тебе не удастся меня напугать».

Она заглянула за каждый узел, в каждый темный угол. Ничто и никто нигде не прятался, она даже мыши не увидела, что было очень хорошо: ведь мышь могла оказаться манито.

— Ах, да перестань ты! — сердито сказала самой себе Тэфи.

Укротив свое воображение, она сосредоточила внимание не ящиках. Где начать? Как среди всего этого «столпотворения», как выразилась бы ее мама, найти именно тот ящик, который мог заключать в себе дневники тети Марты?

Она попробовала замок какого-то старомодного чемодана. Его немножко заело, но он не был заперт, и через какое-то мгновение ей удалось откинуть верхнюю крышку. Она чуть не задохнулась от ударившего ей в нос запаха камфоры. В верхней полке чемодана помещались сложенные старомодные платья. Она уже давно перестала играть в переодевания — для этого она становилась уже слишком взрослой, — однако эти одежды, несомненно, выглядели соблазнительно.

Стоя возле открытого чемодана и держа в руках кусок атласной ткани цвета лаванды, она с некоторой грустью вздохнула. Иногда ей больше всего на свете хотелось стать взрослой, чтобы пользоваться всеми теми привилегиями, какие имели взрослые. Но иной раз — вот как сейчас — ей было почти больно думать, что она перестанет быть маленькой девочкой. Когда вам почти тринадцать, пора оставить позади и настоящих кукол, и бумажных, и переодевания, и разные игры, когда изображаешь себя кем-нибудь «понарошку». Но, если иногда вам все это еще доставляет удовольствие, становится больно от сознания, что скоро вы перестанете во все это играть. Очень многие вещи, которыми занимались взрослые, казались ужасно скучными. Например, просто усядутся и разговаривают, решительно ничего при этом не делая. Может, она не так уж и обрадуется тому, что вырастет.

Потом она вспомнила один свой разговор с отцом. Однажды она пришла домой чуть не в слезах, потому что одна девочка в школе высокомерно заявила ей, что она уже слишком большая для бумажных кукол.

Отец сказал ей:

— Вырасти гораздо лучше, чем ты думаешь, цыпленок. Когда ты станешь слишком большой для бумажных кукол, ты это сразу же почувствуешь. Тебе не захочется больше с ними играть, потому что тебя больше будут интересовать другие вещи. И когда это случится, ты отнесешься к этому совершенно спокойно. Так что играй во что угодно, пока тебе этого хочется. Особенно долго тебе этого хотеться не будет.

«Может, — подумала Тэфи, — они с Донной когда-нибудь смогут нарядиться в эти восхитительные старые вещи». Впрочем, она не для того сейчас сюда пришла. В этом чемодане вряд ли можно найти старые дневники. Она осторожно закрыла чемодан и перешла к груде коробок.

Коробки были помечены какими-то буквами, выведенными черным мелком, и сердце у нее взволнованно заколотилось. Ах, если бы тетя Марта поместила дневники в одну из этих картонных коробок, на которых обозначено их содержимое! Выбрав одну горку коробок, она начала читать надписи: «Книги», «Книги», «Книги». Все коробки были заполнены книгами. Следующие две горки коробок тоже состояли из книг. А может, и дневники подходят под рубрику «Книги»? Если это так, то ей придется перебрать содержимое всех коробок.

Почему здесь так много книг? Ведь когда мама была маленькой девочкой, все стены в запертой комнате были увешаны полками с книгами. Передвигаясь между пирамидами коробок, Тэфи начала подозревать, что тетя Марта переместила сюда всю свою библиотеку, чтобы использовать комнату внизу для какой-то другой цели. Но для какой именно?

Тэфи перешла к следующей груде коробок, и ей так и бросилось в глаза слово: ДНЕВНИКИ. Ей так не терпелось достать верхнюю коробку, что вся груда наклонилась в ее сторону, подобно Пизанской башне, и ей удалось как раз вовремя, навалившись на нее всем телом, предотвратить обвал, который переполошил бы весь дом.

Когда коробка была наконец благополучно поставлена на пол, она, задыхаясь от волнения, опустилась перед ней на колени.

Веревка, которой была затянута невероятно тугими узлами, но в конце концов ей удалось высвободить коробку и открыть ее. Вот где они были — дневники, которые тетя Марта вела столь долгие годы; на каждом был аккуратно указан год, к которому относились описываемые события.

Верхний дневник был посвящен птицам, в частности птицам острова Макинау — их разновидностям, привычкам, пению. Тэфи сморщила нос. А не посвятила ли тетя Марта все дневники изучению птиц? Или, может, она писала книгу о птицах? Но тут ее внимание привлек один кусок текста:

«Я готова была разрыдаться над малюткой, когда мне ее принесли. Это был дубонос с красной грудкой — совершенно безжизненный, но в других отношениях никак не пострадавший от бури, которая его убила. Я буду хорошенько за ним ухаживать. Я приобретаю такую сноровку, что могу чуть ли не возвращать жизнь бедным мертвым крылышкам».

«Какие странные вещи писала тетя Марта! — подумала Тэфи. — Никто не может вернуть жизнь чему-то, что уже мертво». Она торопливо пробегала глазами страницу, пока не наткнулась на имя Селесты.

«У Селесты голова забита легендами и суевериями. Она не доверяет моему колибри. Говорит, будто некоторые из этих бедных созданий — манито, и то, что я делаю, — опасно. Спорить с ней бесполезно, так что я и не пытаюсь. Во всяком случае она знает, что они меня любят, и в конце концов может прийти к мысли, что эта их любовь охраняет дом».

«После этих слов ситуация не улучшилась, а ухудшилась», — подумала Тэфи. Было бессмысленно читать дневник, выбирая какие-то места наудачу, надо разработать какой-то порядок их чтения. Их было такое множество, что времени понадобится больше, чем она думала. Исчезать здесь надолго — не стоит, если она хочет сохранить в тайне все, что делает.

Она проглядела дневники в коробке, пока не нашла тетрадь, которая, судя по дате, предшествовала незаконченному дневнику, найденному ею в ящике стола. С него она и начнет. А потом будет читать тетради в обратном порядке, пока не найдет что-то, что может ей помочь. Но, хотя она и знала, что скоро надо будет уйти с чердака, она не могла удержаться, чтобы торопливо не полистать дневник. И снова в глаза ей бросилось имя — Сара Такерман. Она читала аккуратные строчки, пока ее не охватило волнение. Судьба оказалась настолько милостивой к ней, что она нашла абзац, объяснивший ей одну из тех вещей, которые ей хотелось понять. Вот объяснение того, что сделала тетя Марта, чтобы настроить миссис Такерман против мистера Богардуса.

«Я не могу допустить, чтобы он являлся и уходил под руку с моей экономкой прямо у меня на глазах, даже не подумав посоветоваться со мной! Кроме того, я ему не доверяю. Слишком уж быстро он завязывает со всеми дружбу. Всем, от Селесты до наших постояльцев, он начинает нравиться с первого взгляда. Я, например, никогда ни с кем не завязываю дружбу так легко. Мне это кажется неестественным.

Я почему-то подозреваю, что на самом деле его интересует отель. Он знает, что я собираюсь в своем завещании оставить его Саре. Если бы он мог находиться где-то поблизости и жениться на Саре, это его очень устроило бы. Он получит все, и это не будет ему стоить ни пенса. Я намерена открыть Саре глаза на это обстоятельство».

Где-то этажом ниже хлопнула дверь, и Тэфи нервно вздрогнула. Не надо ей здесь задерживаться больше ни одной минуты. Но эту тетрадь она захватит с собой и еще почитает, когда будет время.

Она начала запихивать дневники обратно в коробку, но они не входили как следует, и она снова их вынула, чтобы посмотреть, что мешает. Оказалось, препятствием служила маленькая коробочка, которая свалилась на дно, когда она вытаскивала дневники. Тэфи любила коробочки — коробочки и флакончики. С ними можно было много чего сделать. Но с собой на Макинау она не смогла привезти много коробочек, так как ее мама считала, что они займут слишком много места в чемоданах. Так что эта коробочка может пригодиться для создания новой коллекции.

Вытащив маленькую коробочку, она нашла ее неожиданно тяжелой. В ней громыхало что-то металлическое — возможно, монеты. Открыв ее, она уставилась на содержимое глазами, которые от удивления все более и более расширялись.

В коробке находилось семь ключей!

В голове Тэфи была только одна мысль. Откроет ли один из этих ключей таинственную дверь? Она оставила коробку на том место, где нашла, и поспешила к лестнице.

Пройдя половину просторного помещения и успев привыкнуть к темноте, она углядела нечто, чего не видела раньше. На полу, недалеко от лестницы, лежало небольшое серебристое крыло чайки!

Тэфи подняла его. Как оно сюда попало? Еще одно перо духа? Каким образом перо морской чайки могло очутиться на чердаке? Ее память ясно запечатлела момент, когда Дэвид вручил одно из перьев птенца чайки Генри Фоксу в награду за то, что тот оказался прекрасным проводником. Но Генри отдал перо Донне, а так воткнула его себе в волосы.

Может, Донна приходила сюда? Если да, то зачем? Что могла Донна делать на чердаке?

Тэфи тихонько сошла с чердачной лестницы и секунду постояла внизу, перед дверью, прислушиваясь. Она не хотела, открыв дверь, наткнуться на Донну или миссис Такерман. Все эти таинственные явления начинали следовать одно за другим с возрастающей скоростью, громоздясь друг на друга, словно бы у них была какая-то свои определенная цель.

Коридор был пуст. Она сошла с лестницы, намереваясь проскользнуть в контору тети Марты и испробовать ключи, если никого не будет в гостиной. Один из них наверняка должен был подойти к той двери! Иначе просто и быть не могло.

Однако гостиная тут же ее разочаровала, ибо в кресле примостилась с книгой Донна. Услышав шаги Тэфи, она подняла голову.

— Что случилось? — спросила она. — У тебя ужасно странный вид.

Донна повернула голову, и Тэфи увидела серебристое перышко, ярко выделявшееся на фоне ее темных волос. Она порылась в кармане в поисках пера, найденного на чердаке. Оно было на месте.

— У меня все в порядке, — сказала Тэфи и взяла в руки какой-то журнал, как будто она за этим и пришла в гостиную. Зажав журнал под мышкой, она пошла наверх, к себе в комнату. Если бы пера в волосах Донны не оказалось, у Тэфи появился бы веский довод насчет того, кто был тем человеком, что мог оказаться на чердаке. Перо, лежавшее у нее в кармане, не могло быть пером Среброкрылого.

Она снова открыла коробочку и осмотрела ключи. Парочка из них, похоже, была как раз подходящего размера, но она не могла быть в этом уверена, пока не проверит. А пока Донна сидит в гостиной, она не может заняться проверкой. Да и вообще чье бы то ни было присутствие в гостиной исключало такую возможность.

Она убрала дневник в ящик собственного стола, подошла к окну и поглядела в сторону дома Дэвида. Быть может, ей следовало бы опять сходить к нему и посоветоваться в связи с новыми происшествиями? Впрочем, ничего особенного она ему сообщить не могла, кроме того, что нашла дневники и выяснила, почему миссис Такерман не доверяет мистеру Богардусу. Вот если бы ей удалось открыть ту дверь, у нее действительно появились бы новости для Дэвида, да к тому же она осуществила бы это собственными руками!

Пока она смотрела в окно, ее осенила новая идея. Дэвид запрезирал ее за то, что она не вошла тогда в комнату, испугавшись чего-то. Так почему бы не показать ему, как дело обстоит на самом деле? Почему бы не дождаться наступления ночи, не прокрасться в комнату через спящий отель и не попробовать ключи? На этот раз она захватит с собой фонарик, чтобы не беспокоиться из-за темноты. Если ей удастся отпереть дверь, она сможет обследовать как следует комнату.

Она радостно обняла себя руками за плечи. Тогда Дэвид поймет, что к чему! Конечно, известного мужества это потребует. Но среди бела дня, при ярко светящем за окнами солнце, она чувствовала себя очень храброй.

Ее немножко огорчали только слабенькие угрызения совести, какой-то внутренний голос, тщившийся заставить прислушаться к себе. «Почему, — спрашивал этот голос, — ты не пойдешь к своей маме? Ты ведь прекрасно знаешь, что тебе следовало отдать дневник, ключи и перо ей, и пусть она бы решала, что с ними делать». «Да ну тебя!» — отмахивалась от голоса Тэфи. Она прекрасно знала, что могло произойти, отнеси она все это матери.

Ей опять будет заявлено, что она дала разгуляться своему воображению, что она суется не в свое дело, и в заключение ее попросят Христа ради забыть об этой комнате, забитой старым хламом. Или — что было бы еще хуже — мать попросту возьмет ключи, все их перепробует и, может быть, сама откроет дверь. Там не окажется ничего сногсшибательного, или таинственного, или хоть сколько-нибудь волнующего. И тогда у нее не будет возможности продемонстрировать Дэвиду свою храбрость, а то лицо, которое стоит за всеми этими загадочными происшествиями, вероятно, получит, таким образом, предостережение и затаится.

Она была уверена, что ее метод лучше. Внутренний голос пытался напомнить, что она и в прошлом не раз была преисполнена дурацкой уверенности, но она не стала его слушать.

День казался просто бесконечным. У нее был дневник, который она принесла с чердака, но она не в состоянии была спокойно сидеть и читать о повадках красногрудого дубоноса. Наконец она взяла велосипед и совершила поездку вокруг всего острова. Это была замечательная поездка: с одной стороны высились леса, с другой слышался ропот набегающих на берег волн. Благодаря этому путешествию середина дня показалась не такой тягуче-длинной.

Наконец день кончился, и она очутилась в постели — предположительно на всю ночь. Она задремала, а потом и заснула на какое-то время, пока не пришла ложиться спать ее мама. Проснувшись, она лежала, напряженно прислушиваясь к ночным звукам извне и к еле слышному гудению электрических часов на комоде.

Когда она подумала, что сейчас наверняка уже почти утро, она села в постели, достала из-под подушки свой электрический фонарик и осветила тонким лучиком циферблат часов. Стрелки показывали почти полночь. В другой постели мерно дышала ее мать, спавшая крепким сном.

Тэфи выпростала из-под одеяла ноги и достала халат. Потом она вылезла из постели, немного поеживаясь от холодного ночного воздуха. Когда она сошла с коврика, лежавшего у ее кровати, пол показался ее босым ногам очень холодным, но она не рискнула надеть шлепанцы, так как они могли бы произвести ненужный шум на лестнице.

Дверь спальни тихонько скрипнула, когда она ее открыла, но мать продолжала дышать по-прежнему ровно.

Коридор был длинным и полным теней: его освещал всего лишь один ночничок. Тэфи прошла на цыпочках к двери. Только пройдя первый марш лестницы, она поняла, что что-то не так.

Ночник на втором этаже не горел, и, перегнувшись через перила, она увидела, что света нет и в холле у подножия лестницы. Может, кто-то позабыл оставить свет? Или же чьи-то таинственные пальцы с какой-то целью выключили его? На какое-то мгновение у нее было искушение побежать наверх и укрыться в своей безопасной, теплой постели. Но мысль о презрении Дэвида заставляла ее механически продвигаться вперед по колючему ковру, которым была застлана лестница.

Она дошла до последней площадки, и в этот момент ее оглушил ревущий медный звон, отозвавшийся эхом во всем доме, до самой крыши.

Бам-бам-бах-бам-бам-бам-м-м!

Тэфи вцепилась в перила и дрожала до тех пор, пока гром не утих. Кто-то ударил в китайский гонг с такой силой, которая лишила его голос всякой музыкальности, заменив ее диким, резким, медно-голосым воплем.