Тайна Кристин Фоллс

Глава 1

Квирка пугали не мертвые, а живые. В морг он вернулся глубоко за полночь и, увидев Мэлэки Гриффина, содрогнулся от ужаса. Дрожь оказалась пророческой: ужасного впереди было хоть отбавляй. Мэлэки устроился за его рабочим столом. Квирк остановился в темном помещении морга среди каталок с покрытыми простынями трупами и стал за ним наблюдать. Мэл сидел спиной к распахнутой двери, склонившись над досье. Очки в стальной оправе поблескивали в свете настольной лампы, падавшем так, что левое ухо зловеще отливало малиновым. Мэл, как всегда зажатый и неуверенный в себе, заполнял досье. Не будь Квирк пьян, он удивился бы еще больше. В затуманенном сознании с пугающей четкостью возникла картинка из детства. Усердный и сосредоточенный, Мэл сидит за партой в большом, залитом солнцем классе и вместе с пятьюдесятью другими учениками пишет экзаменационное сочинение. Прошла четверть века, а Мэл носил ту же прическу: щедро смазывал волосы бриолином и разделял пробором. Гладкие черные волосы делали его похожим на морского котика.

Мэл почувствовал чье-то присутствие и, подняв голову, вгляделся в темноту морга. Квирк выждал секунду и, пошатываясь, шагнул к освещенному порогу кабинета.

— Квирк! — с облегчением выдохнул Мэл и раздраженно добавил: — Ты меня напугал!

Несмотря на смокинг, Мэл выглядел непривычно неряшливо — расстегнул пиджак и белую рубашку, а галстук-бабочку и вовсе снял. Нащупывая сигареты, Квирк заметил, как Мэл быстро прикрыл рукой досье, и снова вспомнил школьные годы.

— Допоздна работаешь? — поинтересовался Квирк и криво ухмыльнулся. Алкоголь внушал уверенность, что его вопрос — образчик мудрости.

— Что ты тут делаешь? — чересчур громко спросил Мэл, начисто проигнорировав вопрос, и поправил очки, которые сползли на вспотевший нос. Судя по лихорадочным движениям, он сильно нервничал.

— Там вечеринка, — Квирк показал на потолок.

Мэл сделал подобающее авторитетному специалисту лицо и надменно повторил:

— Вечеринка? Какая еще вечеринка?

— Медсестра Бренда Раттледж уезжает.

— Раттледж? — повторил Мэл.

Квирку стало скучно. Он попросил у Мэлэки сигарету, потому что свои у него, похоже, кончились. Мэл просьбу проигнорировал, встал и проворно схватил со стола досье, которое упорно прятал. На обложке крупно написали имя, и Квирк с трудом, но прочел его — Кристин Фоллс. Ручка Мэла осталась на столе — блестящий черный «Паркер» с золотым, разумеется, пером, карата в двадцать два, а то и больше. Любовь к дорогим вещам была одной из немногих слабостей Мэла.

— Как Сара? — спросил Квирк и позволил себе завалиться на бок так, что плечо уперлось в дверной косяк. Голова кружилась. Все дрожало и кренилось влево. Состояние ужасное: Квирк перепил и знал: тут ничего не поможет. Оставалось лишь ждать, когда пройдет похмелье. Мэл повернулся к нему спиной и убирал досье в высокий серый шкаф.

— У нее все хорошо. Мы были на ужине у Рыцарей, и я отправил ее домой на такси.

— У Рыцарей? — выпучив глаза, переспросил Квирк.

Мэл пронзил его пустым апатичным взглядом, лишь стекла очков вспыхнули.

— У Рыцарей Святого Патрика, будто сам не знаешь!

— Да-да, конечно! закивал Квирк с таким видом, словно едва сдерживал смех. — Не обращай на меня внимания! Кстати, что ты делаешь здесь, среди мертвецов?

Мэлэки умел выкатывать глаза и вытягивать и без того длинное худое тело, словно змея, услышавшая дудку заклинателя. Далеко не впервые Квирк подивился густоте его черных волос, гладкости кожи и стальному блеску синих глаз под исцарапанными стеклами очков.

— Нужно было кое-что сделать, — ответил он. — Кое-что проверить.

— Что проверить?

Вместо ответа Мэл взглянул на Квирка, убедился, что тот сильно пьян, и в его холодных голубых глазах мелькнуло облегчение.

— Тебе нужно домой, — только и сказал он.

Квирк хотел поспорить: в конце концов морг — его территория, но снова потерял интерес и под пристальным взглядом Мэла зашагал обратно, петляя среди каталок, с трупами. Посреди помещения он споткнулся и, чтобы не упасть, потянулся к ближайшей каталке. Его угораздило стянуть простыню, и она шипящей белой лавиной сползла с каталки. Холодный липкий нейлон напоминал мантию из бледной человеческой кожи. На каталке лежала молодая стройная блондинка, некогда миловидная. Смерть не пощадила ее, и сейчас девушка была похожа на безликую статую из стеатита. Интуиция или профессиональное чутье патологоанатома подсказало имя блондинки прежде, чем Квирк взглянул на привязанную к ее ноге бирку.

— Кристин Фоллс, — прочел он. — Красивое имя.

Приглядевшись к волосам Кристин, на макушке и висках Квирк заметил отросшие темные корни. Мало того, что мертва, еще и не натуральная блондинка!

Несколько часов спустя Квирк проснулся с острым чувством надвигающейся катастрофы. Почему он лежит в морге, среди трупов? Он продрог до мозга костей, а свернувшийся набок галстук претендовал на роль удавки. Квирк сел и откашлялся. Сколько же он выпил? Сперва в «Макгонагл», потом на вечеринке Бренды Раттледж. Дверь в его кабинет была открыта. Ему ведь приснилось, что Мэл работал здесь после полуночи? Квирк свесил ноги на пол и бодро вскочил. Голова казалась легкой, словно верхушку черепа отпилили. Квирк поднял руку, поприветствовал каталки на древнеримский манер и, нетвердо ступая, вышел из морга.

Стены коридора были выкрашены в бледно-зеленый, а плинтусы и батареи покрыты бесчисленными слоями чего-то желтого, клейкого, блестящего, больше напоминающего застывшую овсянку, чем краску. Квирк остановился у подножья до нелепого широкой лестницы — в эпоху Регентства здесь располагался клуб для молодых, но состоятельных повес — и с удивлением услышал отголоски вечеринки, доносившиеся с пятого этажа. Он взялся за перила, поставил ногу на первую ступеньку и… замер. Интерны, студенты и соблазнительные медсестры — нет, спасибо, с него хватит. Тем более, он этим молодым людям не нужен. Квирк побрел по коридору. Казалось, за углом караулит похмелье со щипцами и колотушкой наготове. В комнате вахтера у высоких двойных дверей главного входа тихо играло радио. Квирк узнал группу «Инк Споте»[1] и песню «Ложь — это грех». «Святая правда!» — подумал он и начал подпевать.

Вахтера Квирк застал на крыльце: одетый в коричневый пыльник, тот курил сигарету и смотрел на серую зарю, занимающуюся над куполом здания Четырех Судов. Вахтер был шустрым очкариком со спутанными волосами и длинным носом, кончик которого то и дело шевелился. По еще темной улице проехала машина.

— Доброе утро, Вахтер! — поприветствовал Квирк.

— Мистер Квирк, вам прекрасно известно, что вахтер — только должность, а не моя фамилия! — засмеялся вахтер. Прядь тонких каштановых волос, безжалостно зачесанная назад ото лба, делала его лицо раздраженно подозрительным. Эдакий озлобленный крысенок, а не человек!

— Ясно, вы вахтер, но фамилия у вас другая, — проговорил Квирк. Из-за здания Четырех Судов выплыла туча явно с недобрым намерением затмить еще не видимое солнце. Квирк поднял ворот пиджака, вяло гадая, что стало с плащом, в котором много часов назад он начинал попойку, по крайней мере, ему казалось, что начинал. А что стало с портсигаром? — Угостите меня сигаретой? — спросил он вахтера.

— У меня только «Вудбайнс», мистер Квирк, — сказал тот и протянул пачку. Квирк взял сигарету и нагнулся к прикрытой ладонью зажигалке, смакуя слабый, нестойкий запах горящего бензина. Вон он поднял лицо к небу и глубоко вдохнул едкий дым. Как прекрасна первая за день затяжка! Щелк! — Квирк опустил крышечку зажигалки, а секундой позже надсадно закашлялся.

— Господи, Вахтер, как вы такое курите! — пролепетал Квирк. — С этими сигаретами вы со дня на день попадете ко мне на стол. Когда вскрою ваши легкие, увижу нечто похожее на копченую селедку!

Вахтер снова засмеялся, точнее, выдавил из себя хриплое хихиканье, а Квирк довольно бесцеремонно развернулся и зашагал прочь. Спускаясь по cтупенькам, он спиной чувствовал отнюдь не доброжелательный взгляд «крысенка»: очевидно, вахтер в мыслях желал ему вовсе не счастья и здоровья. Зато Квирк не почувствовал другой взгляд, меланхоличный, устремленный на него из окна пятого этажа — там горел свет и, судя по мельканию размытых силуэтов, продолжалось веселье.

Тихий летний дождь серебрил деревья на Меррион-сквер. Квирк шагал по улице, высоко подняв воротник пиджака, и старался держаться поближе к ограде, словно она могла его защитить. Для служащих было еще рано; на широкой улице ни прохожих, ни машин, и если бы не дождь, она просматривалась бы до самой Перечницы, которая с другого конца бедной Маунт-стрит всегда казалась Квирку слегка наклоненной. Над частоколом труб вился дымок. Лето почти прошло, в воздухе запахло прохладной осенью. Кто топит печь в такую рань? Неужели еще не перевелись служанки, до рассвета таскающие уголь из подвала? Квирк взглянул на высокие окна и представил: жители этих домов встают и, широко зевая, отправляются готовить завтрак или решают поваляться в теплой постели еще полчасика. Однажды летом, тоже на заре, он услышал, как женщина стонет от удовольствия. Тогда жалость к себе пронзила его острой иглой — он идет по улице один-одинешенек, а все нормальные люди еще в кровати нежатся. Но та боль была сладковатой, ведь втайне Квирк считал свое одиночество признаком исключительности.

В коридоре его дома пахло неизвестно чем. Затхлый запах казался Квирку коричневатым и напоминал о детстве, если первое безрадостное десятилетие его существования можно назвать детством. Квирк поднимался по лестнице, словно преступник на виселицу. Промокшие туфли отчаянно хлюпали. Квирк успел добраться до первого этажа, когда в холле заскрипела дверь, и он со вздохом остановился.

— Вчера опять шумели! — громко возмутился мистер Пул. — Спать не давали!

Квирк обернулся. Пул лишь приоткрыл дверь квартиры и стоял боком — и дома, и на лестничной площадке одновременно. «Любимая поза, — отметил Квирк, — и любимое выражение лица — робкое и при этом вызывающее». Трикотажная безрукавка, галстук-бабочка, твилловые брюки с отутюженной стрелкой и серые тапки — Пул всегда напоминал Квирку отца какого-нибудь летчика-истребителя из фильмов о Битве за Британию[2].

— Доброе утро, мистер Пуд! — с ледяной вежливостью проговорил Квирк. Обычно на Пуле можно было слегка выпустить пары, но сегодня Квирку хотелось разрядиться по полной.

Бледные птичьи глазки Пула мстительно заблестели, зубы заскрежетали, но как всегда беззвучно.

— Всю ночь шумели, не переставая! — с горечью проговорил Пул. Квирк жил на третьем этаже, остальные квартиры пустовали, но Пул регулярно жаловался на шум по ночам. — Без перерыва колотили, бам, бам, бам!

— Ужас! — сокрушенно проговорил Квирк. — Сам я ночевал не дома.

Пул оглянулся, потом снова посмотрел на Квир-ка.

— Я-то ничего, а вот жена нервничает, — шепнул он. «Что-то новенькое», — подумал Квирк. Маленькую, неприметную миссис Пул с испуганным бегающим взглядом он встречал редко, но точно знал, что она почти глухая. — Я уже пожаловался куда следует, и потребовал принять меры.

— Вот и славно!

Пул прищурился, очевидно, почувствовав иронию.

— Мы еще посмотрим! — угрожающе процедил он. — Посмотрим!

Квирк двинулся дальше и до своей квартиры добрался прежде, чем Пул закрыл дверь.

Гостиная встретила неуютным холодом. Дождь стучал в два больших окна, эдакие остатки былой роскоши. В любую погоду они наполняли гостиную неярким сиянием, которое почему-то угнетало Квирка. На каминной полке стояла серебряная сигаре» ница, Квирк поднял крышку — пусто. Он не без груда опустился на одно колено и, щелкнув зажигалкой, растопил газовый камин. Возмутительно сухой плащ висел на спинке кресла, значит, он его вообще не надевал. Квирк резко поднялся, и перед глазами поплыли цветные пятна. Зрение быстро пришло в норму, и взгляд упал на фотографию в черепаховой раме. Мэлэки Гриффин, Сара, сам Квирк, в ту пору двадцатилетний, и его будущая жена Делия, одетые в белую теннисную форму, шли рука об руку. Ярко светило солнце, Делия смеялась и показывала фотографу ракетку. Где их засняли? К своему ужасу, Квирк не помнил. Вероятно, в Бостоне, но разве там они играли в теннис?

Квирк скинул влажный костюм, надел халат, босой сел перед камином и оглядел просторную комнату — книги, гравюры, турецкий ковер… «Вот она, моя жизнь!» — ухмыльнулся Квирк. Ему чуть за сорок, на десять лет меньше, чем веку. Пятидесятые обещали всем достаток и счастье, но пока только разочаровывали. Квирк взглянул на деревянную фигурку на шарнирах. Высотой около фута, она стояла на низеньком журнальном столике у окна рядом с телефоном и, судя по позе, танцевала. Квирк отвернулся, но потом раздосадованно вздохнув, подошел к столику и изменил позу фигурки — теперь она выражала унылую подавленность, больше соответствующую его утренней хандре и похмелью. Он снова сел в кресло. Дождь перестал, тишину нарушали лишь свист и шипение газового камина. Глаза болели, словно облитые кипятком, Квирк закрыл их и поморщился — воспаленные веки сомкнулись в мучительном поцелуе. Перед мысленным взором возникла запечатленная на фотографии сцена. Солнце, трава, вековые деревья; они гуляют вчетвером, молодые, стройные, улыбающиеся. Где это было? Где? Кто их снимал?

Глава 2

Взять себя за шкирку и притащить на службу удалось лишь после ленча. Когда Квирк вошел в отделение патологоанатомии, его помощники, Уилкинс и Синклер, обменялись апатичными взглядами.

— Доброе утро! — громко сказал Квирк. — То есть добрый день!

Едва он отвернулся, чтобы повесить плащ на вешалку, Синклер подмигнул Уилкинсу, поднес к губам воображаемый стакан и жадно, словно умирающий от жажды, его осушил. Нос крючком, копна черных ниспадающих на лоб кудрей — проказник Синклер недаром считался первым клоуном отделения. Квирк наполнил мензурку водой у одной из стальных раковин, стоящих в ряд у стены за секционным столом, и осторожно, не слишком доверяя своим рукам, прошествовал с ним в кабинет. Он искал аспирин в ящике стола, по обыкновению удивляясь, откуда там столько хлама, когда взгляд упал на ручку Мэла, лежащую на промокашке. Колпачок снят, на пере засохли чернила — на Мэла совсем не похоже, он свое сокровище где попало не бросает, тем более без колпачка. Квирк нахмурился и сквозь туман похмелья мысленно вернулся в предрассветные часы, когда застал здесь Мэла. Ручка доказывала: это ему не приснилось, но чем лучше вспоминалась та сцена, тем страннее казалась, и дело было не в самом присутствии Мэлэки в его кабинете, где ему находиться не следовало, особенно среди ночи.

Квирк зашел в морг, приблизился к каталке с телом Кристин Фоллс и отдернул простыню. Он искренне надеялся, что помощники не заметили, как он вздрогнул при виде почти лысой старухи с усиками, несомкнутыми веками и тонкими бескровными губами. Старуха скалилась, демонстрируя неестественно белые сверкающие протезы.

Квирк вернулся в кабинет, достал из шкафа досье Кристин Фоллс и сел за стол. Головная боль усилилась, превратившись в мерную пульсацию у основания черепа. Квирк открыл досье. Почерк оказался незнакомым, явно не его, не Уилкинса и не Синклера, а подпись вообще напоминала детские каракули. Девушка была из провинции, то ли из Уэксфорда, то ли из Уотерфорда: жуткий почерк не позволял разобрать даже это. Кристин Фоллс умерла от эмболии легочной артерии. «Слишком молода для эмболии», — рассеянно подумал Квирк. В кабинет, скрипя каучуковыми подошвами, вошел Уилкинс. Он уже справил тридцатилетие, но был неуклюж, словно подросток, а длинное лошадиное лицо и большие уши лишь усиливали впечатление. Зато этот протестант отличался неизменной, сводящей с ума вежливостью.

— Вот, мистер Квирк, это вам медсестра передала. — Уилкинс поставил на стол портсигар Квирка и негромко кашлянул.

— Ах, да… — Квирк безучастно смотрел на плоскую серебряную коробочку, словно ожидая, что она шевельнется. — Которая из медсестер? — уточнил он, откашлявшись.

— Раттледж.

— Понятно…

Уилкинс промолчал: он явно ждал объяснений.

— Вчера на пятом этаже была вечеринка, наверное, там я портсигар и оставил. — Квирк достал сигарету и закурил. — Эта девушка… — отрывисто начал Квирк и показал Уилкинсу досье —… молодая женщина, Кристин Фоллс, куда делся ее труп?

— Мистер Квирк, как, говорите, звали девушку?

— Фоллс, Кристин. Ее труп поступил вчера вечером, а сейчас его нет. Где он?

— Не знаю, мистер Квирк.

Квирк снова взглянул на раскрытое досье и вздохнул. Перестал бы Уилкинс добавлять к каждой первой фразе раболепное «мистер Квирк»!

— Где документ о передаче тела родственникам?

Уилкинс вышел в морг, а Квирк снова обыскал ящик стола и на этот раз обнаружил аспирин. В пузырьке осталась одна таблетка.

— Пожалуйста, мистер Квирк! — Уилкинс положил на стол тоненький розовый формуляр с нечитаемой закорючкой-подписью, похожей на ту, что стояла в досье. Тут Квирк понял, что странного было в позе Мэлэки: Мэл — правша, а писал левой рукой.

Мистер Мэлэки Гриффин проводил послеобеденный обход родильного отделения. Бодрый, решительный, одетый в полосатый костюм с красным галстуком-бабочкой, он летал из палаты в палату с целым выводком студентов на буксире. На пороге каждой палаты он замирал, выдержав эффектную паузу, произносил: «Добрый день всем! Как самочувствие?» и растягивал губы в широкой, чуть смущенной улыбке. Будущие роженицы, истомившиеся бесконечным лежанием на кровати, суетились — поправляли халаты, приглаживали волосы, заталкивали под подушки зеркальца и пудреницы, принесенные ради этого обхода. Мэлэки считался самым востребованным акушером Дублина. Завтрашним мамочкам очень импонировала его внешняя неуверенности совершенно не соответствующая опыту и блестящей репутации. Когда речь заходила о докторе Гриффине, будущие отцы, навещающие жен, лишь вздыхали. А сколько мальчиков, рожденных в больнице Святого Семейства, отправлялись в нелегкий жизненный путь с дополнительной проблемой, которую, по мнению Квирка, создавало имя Мэлэки!

— Девушки, вы чудо, самое настоящее чудо!

Квирк ждал в конце коридора, с мрачным недоумением наблюдая, как Мэл обходит свои владения. Квирк понюхал воздух. До чего странно быть здесь и вдыхать запах жизни, новой жизни! Мэл вышел из последней палаты и, заметив его, нахмурился.

— Можно тебя на пару слов? — спросил Квирк.

— Сам видишь, у меня обход.

— Только на пару слов…

Мэл вздохнул и жестом отогнал студентов. Они отошли чуть дальше, заложив руки в карманы белых халатов, а некоторые подавили усмешку: все знали, что Квирк и мистер Гриффин друг друга недолюбливают.

Квирк протянул Мэлу ручку.

— Вот, ты вчера оставил.

— Неужели? — бесстрастно спросил Мэл. — Спасибо! — Он спрятал ручку в нагрудный карман. «Как рассудительно!» — подумал Квирк. К любой мелочи Мэлэки относился вдумчиво и осмотрительно.

— Эта девушка… Кристин Фоллс… — начал Квирк.

Мэл захлопал глазами, глянул на студентов и, поправив очки, снова повернулся к Квирку.

— Я читал досье, которое ты вчера заполнил. Там были какие-то проблемы?

Мэл ущипнул нижнюю губy. Эта привычка осталась у него с детства вместе с ежесекундным хватанием очков, раздуванием ноздрей и щелканьем пальцами. Квирку он казался живой карикатурой на самого себя.

— Я проверял кое-что в истории болезни, — с деланным безразличием проговорил Мэл.

— В истории болезни? — Квирк поднял брови — примерно так плохие актеры изображают удивление.

— Тебе-то что? — Мэл раздраженно пожал плечами.

— Во-первых, та девушка мертва. Ее труп…

Об этом я ничего не знаю. Квирк, мне пора, дела не ждут. — + Он отвернулся, чтобы уйти, но Квирк схватил его за руку.

— Слушай, я к роженицам не лезу, а ты не лезь ко мне в морг, понял? — Квирк выпустил руку Мэла и тот, натянув бесстрастную маску, быстро зашагал прочь. Студенты потянулись следом, словно цыплята за наседкой. Квирк тоже не терял времени — спустился по нелепо широкой лестнице к себе в отделение, перехватив любопытный взгляд Синклера, юркнул в кабинет, сел за стол и снова открыл досье Кристин Фоллс. Почти тотчас ожил телефон, пластиковой жабой примостившийся у его локтя. Резкий, настойчивый звон как всегда напугал Квирка до полусмерти. Едва Квирк услышал голос на том конце провода, его лицо смягчилось.

— В половине шестого? — спросил он, дождался ответа и положил трубку.

Зеленоватый вечерний воздух ласкал приятным теплом. Квирк докуривал сигарету под деревьями на широком тротуаре и наблюдал за девушкой, которая стояла через дорогу на крыльце отеля «Шелборн». Белый сарафан в красный горошек, изящная белая шляпка с пером — девушка смотрела направо, точнее, на угол Килдер-стрит. Ветерок развевал подол ее платья. Квирк невольно ею залюбовался: такая живая, но спокойная, высоко подняла голову, расправила плечи, аккуратно поставила ножки в стильных туфлях, а под мышкой зажала сумочку и перчатки. Как же она похожа на Делию! Мимо проехала оливково-зеленая телега, запряженная гнедым клейдесдалем[3]. Квирк поднял голову и вдохнул предосенний аромат пыли, лошадей, выхлопных газов и, возможно, если включить фантазию, духов девушки.

Квирк перешел через дорогу прямо перед двухэтажным зеленым автобусом, водитель которого возмущенно засигналил. Девушка повернулась на звук и апатично наблюдала, как он шагает по украшенной узорчатой светотенью улице: плащ перекинут через руку, левая ладонь в кармане двубортного пиджака, шляпа лихо сдвинута набок. Какой сосредоточенный! Стопы-то непропорционально маленькие, небось трудно на таких ходить! Девушка спустилась по ступенькам крыльца навстречу Квирку.

— Часто ты так следишь за девушками? — спросила она.

Квирк остановился примерно в футе от нее.

— Как «так»? — уточнил Квирк.

— Как гангстер следит за банком перед ограблением.

— Зависит от девушки. У тебя есть что красть?

— Зависит от того, что тебя интересует.

Целую секунду они молча буравили друг друга взглядами, потом девушка улыбнулась.

— Здравствуй, дядюшка!

— Здравствуй, Фиби! Ну, что у тебя не так?

— А что так? — девушка поморщилась и пожала плечами.

Они зашли в буфет «Шелборна», устроились в маленьких креслах с золотистой обивкой, пили чай и лакомились крошечными бутербродами и эклерами, красиво разложенными на подставке. В просторном, богато отделанном буфете не осталось свободных мест. Как всегда вечером пятницы из провинции понаехали любители скачек, все до одного в твидовых костюмах и крепкой обуви. Их громкие, резкие голоса раздражали Квирка, а, когда он ерзал, витые ручки кресла мешали ему еще больше. Зато Фиби здесь явно нравилось, в первую очередь, из-за шанса поиграть в степенную молодую особу, дочь известного доктора Гриффина из Радгара. Квирк смотрел на нее поверх чашки и наслаждался ее наслаждением. Девушка сняла шляпку и положила рядом со своей тарелкой. Поникшее перо сделало шляпу похожей на настольную композицию. Густые, цвета воронова крыла, кудри отливали синевой, ярко-голубые глаза, доставшиеся Фиби от матери, возбужденно блестели. Квирк подумал, что она накрасилась слишком сильно — помада на свежем личике выглядела чуть ли не кричащей, — но замечание не сделал. Пожилой мужчина с типично военной выправкой, лоснящейся лысой макушкой и моноклем возмущенно наблюдал за Квирком с другого конца зала. Фиби взяла крошечный эклер, целиком затолкала в рот, выпучила глаза и засмеялась над собой.

— Как твой парень? — спросил Квирк.

— Хорошо. — Девушка пожала плечами и нервно сглотнула.

— До сих пор на юридическом учится?

— На следующий год станет барристером.

— Ничего себе, это же здорово!

Фиби запустила в Квирка сладкую крошку, и он почувствовал разгневанный взгляд типа с моноклем.

— Хватит издеваться! Ты ведь издеваешься! — Фиби помрачнела и потупилась. — Они заставляют меня бросить его, поэтому я тебе и позвонила.

Кто «они»? — спокойно уточнил Квирк.

Фиби кивнула головой, и парикмахерские локоны подпрыгнули.

— Да все! Папа, разумеется. И даже дедушка!

— А мама?

Мама? — Фиби презрительно фыркнула, поджала губы и заговорила высоким недовольным голосом: «Фиби, ты должна подумать о семье, о репутации твоего отца». Лицемеры! — Девушка обожгла Квирка свирепым взглядом, но вдруг расхохоталась и зажала рот рукой, впрочем, ненадолго. — У тебя такое лицо! — хмыкнула она. — Ты ведь не позволишь дурно отзываться о моей маме, да?

— И что должен сделать я? — вместо ответа поинтересовался Квирк.

— Поговори с ними, — Фиби перегнулась через столик и сложила ладони, как для молитвы. — С папой или лучше с дедушкой. В конце концов, ты дедушкин любимец, а папа обязательно его послушает.

Квирк достал сигареты и зажигалку. Фиби пристально наблюдала, как он стучит сигаретой о ноготь большого пальца. Чувствовалась, она хочет попросить сигарету, но не отваживается. Квирк выпустил к потолку сизую струйку дыма и смахнул крошку табака с нижней губы.

— Надеюсь, ты не всерьез собралась замуж за этого Берти Вустера[4]?

— Если ты о Коноре Каррингтоне, то он предложение мне не сделал. Пока не сделал.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать.

— Неправда!

— Ну, скоро исполнится.

Квирк откинулся на спинку кресла и пристально взглянул на племянницу.

— Слушай, ты часом снова сбежать не надумала?

— Я надумала уехать, а не сбежать! Видишь ли, я уже не ребенок, и на дворе двадцатый век, а не каменный! Если не позволят выйти за Конора Каррингтона, я сбегу с тобой.

Квирк запрокинул голову и захохотал, а маленькое кресло, на спинку которого он нещадно давил, протестующе заскрипело.

— Нет, спасибо!

— Ну, мы же не кровные родственники, так что инцеста не будет…

Тут с Фиби что-то случилось — она закусила губу, потупилась и стала рыться в сумочке. «Плачет!» — ужаснулся Квирк, заметив, как на ладонь девушки упала слеза. Он глянул на военного с моноклем — тот встал и решительно пробирался между столиками. Фиби, наконец, разыскала носовой платок и шумно высморкалась. Военный стремительно приближался к их столику, и Квирк приготовился выяснять отношения. Господи, разве он это заслужил! Через пару секунд военный прошагал мимо, улыбнулся, обнажив лошадиные зубы, и протянул руку кому-то за спиной Квирка: «Тревор! Я сразу тебя узнал…»

Лицо Фиби покрылось пятнами, под одним глазом жирно темнела тушь — получился макияж в стиле Пьеро.

— Ах, дядюшка! — рыдала она, прикрыв рот платком. — Я так несчастна!

Квирк раздавил окурок в пепельнице.

— Ради бога, успокойся! — проворчал он, до сих пор мучаясь от головной боли.

— Не смей затыкать мне рот! — закричала Фиби, свирепо глядя на него сквозь слезы. — Все только и делают, что велят мне успокоиться и рот затыкают! — Фиби закрыла сумку и, вскочив, растерянно осмотрелась, слово забыла, где находится. Квирк, по-прежнему сидя в кресле, велел ей взять себя в руки и вернуться на место, только Фиби не слушала. Посетители буфета, особенно за соседними столиками, не сводили с них глаз.

— Все, ухожу! — объявила Фиби и зашагала прочь.

Квирк оплатил счет и нагнал девушку на крыльце отеля. Она снова промокала глаза платочком.

— Выглядишь ужасно, — процедил он. — Сходи в уборную и приведи себя в порядок.

Фиби на сей раз послушалась и вернулась в отель. Квирк ждал ее на огороженном участке у стеклянной двери и курил очередную сигарету. Парковые деревья отбрасывали резные тени. Осень не за горами… Квирк любовался кровавыми отблесками заката на фасадах кирпичных домов Хьюм-стрит, когда Фиби вышла на крыльцо, остановилась рядом с ним и взяла за руку.

— Отведи меня куда-нибудь! — попросила она. — В злачное место. — Она положила его ладонь себе на талию и хрипло засмеялась. — Хочу быть грязной!

Они зашагали вдоль парка к Графтон-стрит. На прогулку вышло немало дублинцев: насладиться последними отголосками погожего дня, начавшегося с непогоды, хотелось каждому. Фиби льнула к Квирку, держала за руку, согревала теплом упругого бедра. Квирк чувствовал, как ладно сочленены ее суставы. Вдруг перед его глазами встало бледное, как воск, лицо Кристин Фоллс, лежащей на каталке.

— Как учеба? — спросил он племянницу.

— Наверное, предмет сменю, — пожала плечами Фибих — История очень скучная.

— Да? Чем теперь займешься?

— Скорее всего, медициной. По семейной традиции. — Квирк не отреагировал, и Фиби снова сжала его ладонь. — Я, правда, собираюсь уехать! Если не позволят жить своей жизнью, соберу вещи и исчезну.

— Как же ты справишься? — Квирк взглянул на племянницу сверху вниз и захохотал. — Твой отец вряд ли станет финансировать тот богемный образ жизни, к которой ты так стремишься!

— Работу найду. В Америке у молодежи это принято. Я переписывалась с девушкой, которая сама зарабатывала себе на колледж. Так и написала: «Зарабатываю себе на колледж», представляешь?

Они свернули на Графтон-стрит и остановились у паба «Макгонагл». Стоило Квирку нажать на высокую дверь с заляпанными витражными панелями, их встретили густой табачный дым, пивные пары и шум. Вечер только начался, а «Макгонагл» уже гудел.

— Ха, и это злачное место?! — воскликнула Фиби и вслед за Квирком прошла к барной стойке. У квадратной деревянной колонны с длинным узким зеркалом обнаружились два свободных табурета. Фиби подняла подол сарафана, влезла на табурет и улыбнулась Квирку. «Да, — сказал он себе, — у нее улыбка Делии». Он сел рядом и увидел за плечом Фиби свое отражение. Пришлось меняться местами: смотреть себе в глаза ему всегда было жутковато.

— Чем тебя угостить? — спросил Квирк племянницу и жестом подозвал бармена.

— А чем меня можно угощать?

— Корневое пиво[5].

— Лучше джин.

— Неужели? — Квирк поднял брови.

Бармен был пожилой, сутулый, с постным лицом.

— Дэви, мне как всегда, а для ее светлости джин с тоником. Больше тоника, чем джина, — попросил Квирк. В старые времена, в пору крепкой дружбы со спиртным, «Макгонагл» был его любимой забегаловкой.

Дэви кивнул, шмыгнул носом и поплелся прочь. Фиби оглядела задымленный зад. Дородная краснощекая женщина в фиолетовом держала высокий стакан стаута[6] в унизанной браслетами руке. Она подмигнула Фиби и улыбнулась, обнажив кривые, желтые от табака зубы. Рядом с ней сидел тощий, как борзая, мужчина с бесцветными сальными волосами.

— Они знамениты? — шепотом спросила Фиби. «Макгонагл» считался меккой непризнанных поэтов и их муз.

— Здесь каждый первый знаменит, по крайней мере, сам так считает.

Бармен Дэви принес напитки. «Странно, что я так и не полюбил виски и спиртное вообще», — подумал Квирк. Даже в самые тяжелые времена сразу после смерти Делии жгучая кислота спиртного казалась отвратительной. Впрочем, поглощать его гигантскими порциями это не мешало. Наверное, он не был прирожденным алкоголиком. Квирк считал, что такие существуют, но сам к ним не относится. Вероятно, это и спасло его в долгие безрадостные годы тоски по умершей жене.

Квирк поднял стакан и наклонил к девушке.

— Ну, за свободу! — проговорил он.

Фиби смотрела на свой стакан: среди пузырьков таяли кубики льда.

— Ты ведь неравнодушен к моей мамочке?

Приторная «мамочка» резанула слух Квирка. Мимо стойки протиснулся худощавый тип с высоким гладким лбом. Квирк тотчас узнал Тревора из отеля «Шелборн», которому пожимал руку военный с моноклем. Да, мир тесен!

— Ты был неравнодушен к ней, — не унималась Фиби. — И в прошлом, и сейчас тоже. Я все об этом знаю!

— Я неровно дышал к ее сестре и женился на ее сестре.

— Это от безысходности! Девушку твоей мечты заполучил папа, а ты выбрал тетю Делию.

— Ты говоришь о покойной!

— Знаю. Я стерва, да? Но правду-то не изменишь. Ты скучаешь по ней?

— По ком? — переспросил Квирк. Фиби стукнула его по запястью, наклонила голову, и перо ее шляпки скользнуло по лбу Квирка. — Двадцать лет прошло, — сказал он и после небольшой паузы добавил: — Да, я по ней скучаю.

Сара сидела на обитой плюшем табуретке и разглядывала себя в зеркало. Может, зря она надела алое шелковое платье? Ее ведь будут рассматривать, как всегда тайком, будут выискивать недостатки, признаки отличия, доказательства, что она не из их круга. Сколько она здесь? Пятнадцать лет? А своей так и не стала, особенно для женщин. Они улыбаются, льстят, безобидной болтовней потчуют, точно зверя в зоопарке кормят. Если начать беседу, они слушают с преувеличенным вниманием, кивают и одобрительно улыбаются, словно перед ними ребенок или слабоумный. От желания говорить «нормально» голос дрожит, корявые фразы текут изо рта бурным, никому не интересным ручьем. Стоит случайно обронить американизм, они хмурятся, изображая непонимание. «Удивительно, после стольких лет ваш акцент так и не исчез!» — удивляются они, словно ее привезли из первой экспедиции к Новому свету вместе с индейкой и табаком. «Да, зря я надела это платье», — со вздохом подумала Сара, но переодеваться не было сил.

Из ванной вышел Мэл без пиджака и галстука. В руках он держал запонки.

— Не поможешь с этими чертовыми штуковинами? — взмолился он, вытянул руки, и Сара аккуратно вставила холодные скользкие запонки в манжеты. Друг на друга супруги старались не смотреть — Мэл, поджав губы, апатично разглядывал потолок. Какая мягкая у него кожа на тыльной стороне запястий! Именно мягкость этого высокого, нежного, ранимого мужчины впечатлила Сару двадцать лет назад, когда они познакомились.

— Фиби дома? — спросил Мэл.

— Пока нет, но она не задержится.

— Очень надеюсь, хоть сегодня до этого не дойдет!

— Ты слишком строг к ней.

Мэл поджал губы еще сильнее.

— Лучше проверь, не пришел ли мой отец, — Знаешь ведь, какой он педант!

«Когда же в наших разговорах появилась раздраженность и напыщенность, как у застрявших в лифте незнакомцев?» гадала Сара, спускаясь вниз. Шелковый подол скользил по коленям со звуком, напоминающим приглушенный шепот. Пожалуй, действительно стоило надеть что-то менее драматичное и вызывающее. «"Менее вызывающее" — звучит здорово», — подумала Сара и слабо улыбнулась. Бросать вызов совсем не в ее духе.

В столовой служанка Мэгги выкладывала на стол ложки.

— Мэгги, все готово?

Служанка окинула ее недовольным взглядом, словно не сразу узнав, потом кивнула. Сзади на форменной юбке темнело пятно, от подливы, как искренне надеялась Сара. Мэгги давно следовало отправить на пенсию, но у Сары рука не поднималась уволить ее, как уволила другую служанку. В парадную дверь постучали.

— Я открою, — проговорила Сара. Мэгги кивнула, даже не взглянув на хозяйку: ее вниманием целиком владели ложки.

Едва Сара открыла дверь, судья Гриффин протянул ей букет.

— Гаррет, заходи! — тепло проговорила Сара.

Старик вошел в переднюю, и Сара в очередной раз замешкалась, не зная, как себя вести. Гриффины, в том числе и Гаррет, формальные поцелуи не жалуют. Гаррет показал на букет, который Сара прижала к груди. Цветы были на редкость ужасными.

— Нравятся? — спросил он. — А то я в цветах не разбираюсь.

— Они прекрасны! — Сара опасливо поднесла букет к носу. Астры пахли грязными носками, но она улыбнулась. Букет значения не имел — главное, Гаррет пришел. — Прекрасные цветы! — повторила она.

Гаррет снял пальто и повесил на вешалку за дверью.

— Я первый? — спросил он и, потирая руки, повернулся к Саре.

— Остальные опаздывают.

— Господи! — простонал Гаррет. — Горбатого могила исправит — я как всегда рано!

— Зато успеем поболтать, прежде чем явятся другие гости и украдут тебя.

Гаррет улыбнулся и опустил глаза в собственном старомодно-кокетливом стиле. В который раз Сара удивилась — хотя чему тут удивляться? — что ей так нравится свекор. По лестнице спустился Мэл, строгий и величественный в темном костюме с темным же галстуком. Гаррет взглянул на него без всякого энтузиазма:

— Ах вот ты где!

Отец и сын молча стояли друг перед другом. Поддавшись порыву, Сара шагнула к ним и почувствовала, как бьется невидимый хрупкий занавес.

— Смотри, что принес Гаррет! — она показала жуткий букет. — Чудесные цветы, правда?

Квирк потягивал третью порцию спиртного. Он боком сидел у барной стойки, щурился от табачного дыма и вполуха слушал, как Фиби излагает свои планы на будущее. Он позволил ей еще один джин с тоником — девушка раскраснелась, глаза заблестели. Перо на ее шляпке подрагивало в такт взволнованной тираде. Тип с сальными волосами украдкой посматривал на Фиби к вящему раздражению своей толстой спутницы, хотя сама девушка его похотливые взгляды вроде не замечала. Квирк улыбнулся: его почти не смущало удовольствие, которое он получал, сидя здесь с юной, свеженькой племянницей в белом сарафане. Голоса посетителей давно слились в мерный гул и, даже вслушиваясь, он едва разбирал, что говорит Фиби.

Вдруг за спиной закричали:

— Боже всемшущий, это же любимый эскулап мертвецов собственной персоной!

Квирк обернулся и увидел Барни Бойла, пьяного, веселого и угрожающе общительного. Квирк растянул губы в улыбке. Барни — опасный знакомый, в былые времена они нередко вместе напивались.

— Привет, Барни! — настороженно проговорил он.

Барни был в «костюме пропойцы» — мятой, усеянной пятнами черной двойке с полосатым галстуком, который стал поясом, и некогда белой рубашке, распахнутой на груди, очевидно, при потасовке. Фиби очень обрадовала встреча со знаменитым Барни Бойлом. Он казался — девушка едва не рассмеялась — миниатюрной копией Квирка: на целую голову ниже, зато со сломанным носом и до нелепого маленькими стопами. Бойл схватил ее ладонь и, перевернув, запечатлел на ней смачный поцелуй. У него самого ладони были аккуратные, мягкие и умилительно пухлые.

— Племянница, да? — спросил Бойл Квирка. — Бог свидетель, с каждым днем племянницы становятся все прекраснее, а такую фразу, дорогая моя, — он с восхищением посмотрел на Фиби, — нагрузившись портером, выговорить не так-то просто!

Бойл заказал выпивку и, вопреки протестам Квир-ка, купил джин для Фиби. Стакан пива в одной руке, замусоленная сигарета в другой, он перекатывался с пятки на носок, упиваясь вниманием девушки. Когда Фиби спросила, не пишет ли Барни новую пьесу, он пренебрежительно отмахнулся.

— Пьесы я больше не пишу! — громогласно объявил Бойл, замер в эффектной позе и провозгласил, словно обращаясь к аудитории: — Отныне театру Эбби придется обходиться без плодов моей гениальности! — Он отхлебнул пива, запрокинул голову, широко раскрыл рот и сглотнул так, что было слышно, как завибрировали голосовые связки,? — Я снова пишу стихи! — произнес Барни, вытерев толстые губы тыльной стороной ладони. — На ирландском, волшебном языке, который я выучил в тюрьме, настоящем университете рабочего класса.

Квирк чувствовал, что его улыбка становится все натужнее. Сколько вечеров они с Барни просидели у этой стойки до самого закрытия, а то и после него, глаза в глаза, стакан к стакану, бахвалясь друг перед другом, преумноженными алкоголем успехами, словно безусые юнцы! Только те вечера давно канули в Лету. Барни хотел заказать еще выпивки, но Квирк решительно его остановил: «нет», мол, им с Фиби пора.

— Прости, Барни, в другой раз, — проговорил он и поднялся, не обращая внимания на безмолвное возмущение Фиби.

Бойл смерил его странным взглядом, и во второй раз за вечер Квирк приготовился к драке. Как бы ее избежать, ведь Барни, хоть и коротышка, а драться умеет, но взгляд Бойла скользнул к Фиби.

— Твоя фамилия Гриффин? — Барни недобро прищурился. — Часом не родственница Гаррету Гриффину, старшему судье и первому шишкарю Дублина?

Одной рукой Квирк безуспешно стягивал с табурета Фиби, дергая ее за локоть, другой сгреб свой плащ и шляпу.

— Нет, они просто однофамильцы, — заверил он Барни, но Бойл не слушал.

— Именно этот хлыщ посадил меня на нары, а ведь я всего лишь боролся за свободу своей страны, — объяснял Барни Фиби. — Да, я был среди ребят, которые в тридцать девятом взрывали снаряды в Ковентри. Вы ведь не знали об этом, а, мисс Гриффин? Видите ли, бомба куда эффективнее пера. — Лоб Барни покрылся испариной, глаза словно ввалились в глазницы. — Когда я вернулся домой, меня не встретили как героя, а упекли на три года за решетку. «Головку остудить», — заявил судья Гриффин. Разумеется, в зале суда все стонали от хохота. Мне в ту пору было шестнадцать. Что на это скажете, мисс Гриффин?

Квирк решительно двинулся прочь, пытаясь стащить с табурета упирающуюся Фиби.

Тип с сальными волосами заинтересованно слушал Барни, а сейчас подался вперед и поднял указательный палец:

— Скажу, что…

— Катись к черту! — процедил Барни, даже не взглянув на него.

— Сам катись! — парировала толстуха в фиолетовом. — Вместе со своим дружком и его девкой.

Фиби пьяно хихикнула. Квирк как следует дернул ее за руку — она повалилась с табуретки и упала бы на пол, если бы не он не схватил ее за плечи.

— А сейчас, говорят, он добивается титула папского графа! — проревел Барни так, что половина паба слышала. — По крайней мере, думаю, это так называется! — еще громче добавил он.

В просторном зале негромко гудели голоса. Гости, человек двадцать, не больше — мужчины в однотипных темных костюмах и ярко наряженные щебечущие женщины — стояли группами. Сара порхала между ними — здесь руку пожмет, там за локоть тронет — стараясь удержать натужную улыбку. Ей было совестно за то, что она не может полюбить этих людей, в основном, знакомых Мэла и судьи. Помимо священнослужителей — сколько же среди них священнослужителей! — здесь были бизнесмены, юристы, доктора, все состоятельные, дорожащие своими привилегиями и нынешним местом в дублинском обществе. Сара давно призналась себе, что их побаивается, причем всех, а не только пугающих, вроде Костигана. Совсем не таких людей она хотела бы видеть рядом с Мэлом или его отцом. Впрочем, откуда здесь взять других? Круг, в котором они вращаются, очень узок. Это не ее круг. «Я в нем, но не из него, — так говорила себе Сара. Только признаваться никому нельзя. — Улыбайся! Не забывай улыбаться».

Вдруг сильно закружилась голова, и Сара тяжело оперлась на столик для коктейлей. Мэл, наблюдавший за ней с другого конца зала, увидел: у жены то, что служанка Мэгги презрительно называет очередным припадком, и погрустнел, словно несчастье жены было болезнью, от которой она — Мэл вздрогнул от кощунственной мысли — рано или поздно умрет. Мэл зажмурился, наслаждаясь мимолетным умиротворением тьмы, затем снова открыл глаза и заставил себя повернуться к отцу.

— Я не поздравил тебя, — сказал он. — Папский рыцарский орден — это здорово.

Судья, набивавший трубку табаком, фыркнул.

— Думаешь? — спросил он с презрительным недоверием и пожал плечами. — Полагаю, я сделал для церкви немало хорошего.

Воцарилась тишина: отец и сын хотели поскорее отделаться друг от друга, только не знали, как. Тем временем Сара взяла себя в руки и, натянуто улыбаясь, подошла к ним.

— У вас обоих очень торжественный вид, — сказала она.

— Я поздравлял… — начал Мэл, но Гаррет, нетерпеливо отмахнулся:

— Не-е-ет, он подлизаться хотел!

Снова возникла неловкая пауза, чем заполнить ее, Сара не знала.

— Прошу меня извинить — откашлявшись, буркнул Мэл и отошел в сторону.

Сара взяла Гаррета под руку и прижалась к его плечу. Как славно от него пахнет — табаком, твидом, сухим, стареющим телом. Порой казалось, свекор — ее единственный союзник, хотя тут же становилось стыдно: зачем и против кого ей нужен союзник? Впрочем, ответ Сара знала. На ее глазах Костиган положил руку на плечо Мэла и стал в чем-то его убеждать. Крепко сбитый брюнет Костиган зачесывал волосы назад и носил очки в роговой оправе, зрительно увеличивающие его глаза.

— Не нравится мне этот человек, — призналась Сара. — Чем он занимается?

— По-моему, что-то экспортирует, — усмехнулся судья. — Среди друзей Мэлэки мне он тоже нравится меньше всех.

— Нужно спасти Мэла! — проговорила Сара.

— Да уж, это точно не помешает!

Сара укоризненно улыбнулась, отпустила руку тестя и решительно двинулась через зал. Костиган ее не заметил и как ни в чем не бывало втолковывал Мэлу о «наших людях в Бостоне».

Сара и раньше чувствовала: в каждом его слове звучит скрытая угроза, и в очередной раз удивилась, что ее муж дружит с таким человеком. Она коснулась руки Мэла, и тот вздрогнул, словно от ее пальцев било током, а Костиган растянул губы в ледяной улыбке, обнажив серые, покрытые налетом зубы.

— Опять с отцом поссорился? — спросила Сара, утащив мужа подальше от этого жуткого типа, и улыбнулась, чтобы сгладить впечатление.

— Мы не ссоримся, — сухо возразил Мэл. — Я подаю апелляцию, отец выносит решение.

«Бедный мой Мэл!» — чуть не воскликнула Сара, но он опередил ее непростым вопросом.

— Где Фиби?

Сара замялась, а Мэл снял очки и протер стекла.

— Еще не вернулась.

— Что… — начал Мэл, но осекся. К своему огромному облегчению сквозь гул голосов Сара расслышала скрип открывающейся двери и торопливо вышла в переднюю. Фиби передавала Мэгги мужскую шляпу и пальто.

— Где ты ходишь? Твой отец… — зашипела на нее Сара, но тут мужчина повернулся к ней лицом, виновато улыбаясь, и она почувствовала, как к щекам приливает кровь. — Квирк…

— Привет, Сара! — Улыбка, неловкая поза, — Квирк казался таким молодым и неуклюжим, эдаким белокурым парнем-переростком. — Вот, привел домой заблудшую овцу.

В переднюю вышел Мэл и, увидев Квирка, выпучил глаза, словно в горле что-то застряло. Мэгги, таинственно усмехаясь, беззвучно исчезла на кухне.

— Добрый вечер, Мэл! — проговорил Квирк. — Я уже ухожу.

— Никуда ты не уйдешь! — закричала Фиби. — Конора Каррингтона мне приглашать не позволяют. Хоть ты останься! — девушка обвела родителей вызывающим взглядом, заморгала — перед глазами у нее явно плыло — покачнулась и побрела на второй этаж.

Квирк растерянно искал глазами Мэгги и свою шляпу.

— Пожалуй, мне пора, — буркнул он.

— Нет, подожди! — Сара подняла руку, словно решив его задержать, но коснуться не посмела. — У нас в гостях Гаррет. Если уйдешь, не поздоровавшись с ним, он меня не простит. — Не взглянув на Мэла, Она взяла Квирка за локоть и потащила его в зал. Если Квирк и упирался, то лишь слегка. — Когда ты в последний раз к нам приходил? На Рождество? — частила Сара, не давая ему и слово вставить. — Разве можно так забывать родственников?

Судья Гриффин о чем-то вещал гостям и яростно жестикулировал трубкой. При виде Квирка он вздрогнул — получилось очень наигранно, поднял руки и выпучил глаза.

— Посмотрите, кто пожаловал! — вскричал он и чуть ли не побежал к Квирку. Брошенные гости покорно улыбались.

— Здравствуйте, Гаррет! — проговорил Квирк. Сара отпустила его, он отступил на шаг, но тут его настиг судья и по-дружески двинул в грудь кулаком.

— Я думал, ты не сможешь прийти, негодник эдакий!

Квирк пожал плечами, улыбнулся и закусил губу. Судья почувствовал, что он как здорово заложил за воротник, ну, по крайней мере, прилично.

— Фиби настояла, — пояснил Квирк.

— Ага, она девочка настойчивая.

Сара следила за Квирком и Гарретом с улыбкой, а Мэл — с непроницаемым лицом.

— Кстати, поздравляю, — чуть насмешливо проговорил Квирк, но судья лишь отмахнулся:

— Да ну тебя! Я это всерьез не воспринимаю, хотя, надеюсь, льготный вход в рай орден мне обеспечит.

— Граф Гаррет Гриффин, — проговорил Квирк, — постукивая сигаретой по ногтю большого пальца. — Звучит замечательно!

— Нужно говорить «Гаррет, граф Гриффин», — откашлявшись, поправил Мэл. — Так же как Джон, граф Маккормак.

Воцарилась тишина, к счастью, ненадолго.

Мэлэки, сынок, — с кислой улыбкой позвал судья и обнял Квирка за плечи, — не принесешь нашему измученному жаждой другу выпить?

За выпивкой пошла Сара. Chia боялась, что закричит или истерически захохочет, если задержится в этой компании. Когда она принесла виски, Мэла рядом уже не было, а судья рассказывал Квирку о деле, которое рассматривал много лет назад еще в должности окружного судьи. В истории фигурировал мужчина, который не то купил козу, не то продал и свалился в колодец. Сара слышала эту историю не раз, но подробности так и не запомнила. Квирка тоже многократно потчевали этой байкой, он кивал и слишком громко смеялся, а за виски Сару не поблагодарил.

— Ну, за высокие звания! — провозгласил Квирк, поднимая стакан.

— Уту, — прогудел старик, — как говорится, из грязи в князи.

В зал спустилась Фиби, бледная и какая-то оцепенелая. Она успела переодеться в широкие брюки и тесно обтягивающий грудь пуловер. Сара предложила ей лимонад, но девушка и ухом не повела, доковыляла до столика для коктейлей и налила себе щедрую порцию джина.

— Эй, Мэлэки! — позвал судья невинным голосом, но так, чтобы слышали все. — Не знал, что этой юной леди позволяется крепкий алкоголь. — Гости притихли и как по команде уставились на побледневшего Мэла. Судья, определенно работая на зрителя, прикрыл рот рукой и громко зашептал Квирку: — Хотя, судя по виду, пару-тройку стаканов она уже пропустила.

Мэл подошел к Фиби и заговорил с ней вполголоса, только девушка к нему даже не повернулась: родителей она не видела и не слышала. На миг Мэл застыл, судорожно сжав кулаки — по мнению Квир-ка, кулаки он сжимал как никто другой — потом развернулся и с мрачной решительностью зашагал к Квирку и судье. Сара рванула было наперерез, но Квирк поднял руку.

— Да, Мэл, признаю, это я подвиг ее на грехопадение. Фиби упросила отвести ее в «Макгонагл».

Бледный, покрывшийся испариной Мэл уже собрался выдать нечто оскорбительное, но вмешалась Сара:

— Как насчет фуршета? — неестественно бодрым голосом спросила она гостей, которые разинув рты следили за семейной ссорой, хотя отчаянно изображали равнодушие. Такое развлечение у Гриффинов — редкость. — Прошу всех пройти в столовую’ — дрожащим голосом проговорила Сара.

Только Мэл на наживку не клюнул.

— Считаешь забавным водить девушку ее возраста в паб? — спросил он, давясь гневом.

Квирк глубоко вдохнул, готовясь ответить, но судья снова обнял его за плечи и фактически заслонил от нападок Мэла.

— В «Макгонагл», говоришь? — ухмыльнулся он. — Тысячу лет в том вертепе не бывал…

Есть Квирк не стал, зато влил в себя еще несколько порций виски и неожиданно оказался на кухне с Мэгги. «Как я сюда попал?» — с тупым недоумением думал Квирк. Сознание вернулось к нему в миг, когда он стоял у буфета, любовно прижимая к груди стакан с выпивкой. Вроде совсем недавно был рядом с судьей… Что случилось между тем моментом и этим? Мэгги суетилась, о чем-то рассказывала, видимо, отвечая на какой-то его вопрос. Знать бы на какой именно! Мэгги напоминала сказочную ведьму, морщинистая, сгорбленная, с крючковатым носом и спутанной копной мышиных волос. Она даже смеялась хрипло, хотя ее смех вообще слышали крайне редко.

— Кстати, Мэгги, как ваши дела? — спросил Квирк, решив начать разговор с начала.

Мэгги застыла у плиты и насмешливо ухмыльнулась половиной рта.

— Вы ужасный человек. Последние штаны пропьете.

Квирк поднес стакан с виски к глазам и, изображая обиду, стал смотреть то на него, то на Мэгги. Служанка покачала головой и вернулась к своим хлопотам. В кастрюле что-то кипело, она то и дело заглядывала в нее и морщилась. «Как же звали ту ведьму? — подумал Квирк. — Грималкин[7]?» Из зала доносился голос судьи: «…надеюсь, вы верите, что я не считаю себя достойным чести, которую Его святейшество оказал моей семье и мне лично. Вам известно, кто я, каких корней и сколь удачлив был и в общественной, и в личной жизни…»

Мэгги язвительно фыркнула.

— Вы ведь из-за девушки сюда пришли?

— Из-за Фиби?

— Нет! — Мэгги снова фыркнула. — Из-за умершей.

В зале громко зааплодировали: судья закончил говорить. Секундой позже появилась Сара с высокой стопкой грязных тарелок. Увидев Квирка, она застыла как вкопанная, но, взяв себя в руки, поставила тарелки на стол, где ждала своего часа немытая посуда. Сара осторожно поинтересовалась у Мэгги, скоро ли будет готов суп. «Боюсь, сандвичи уже съедены», — чуть ли не оправдывалась она, но служанка демонстративно склонилась над кастрюлей и что-то буркнула себе под нос. Сара вздохнула и включила горячую воду. Квирк, бессмысленно улыбаясь, наблюдал за ней.

— Прошу тебя не брать Фиби в места, вроде паба «Макгонагл», — не глядя на Квирка, проговорила Сара. — Мэл прав, ходить по забегаловкам ей еще рано.

— Мне и сюда не следовало приходить, — покаянным голосом проговорил Квирк, повесил голову, но краем глаза по-прежнему следил за Сарой.

— Прямо из паба действительно не следовало.

— Я хотел тебя увидеть.

Сара опасливо взглянула на Мэгги и шепнула:

— Квирк, только снова не начинай!

Горячая вода хлестала в раковину мощной струей, окруженной клубами пара. Сара надела фартук, достала супницу, которую, судя по сероватому налету, вниманием не баловали. Сара покачала головой, тщательно вымыла супницу губкой, поставила к плите, и Мэгги налила в нее суп.

— Мэгги, пожалуйста, подайте суп гостям!

Квирк закурил очередную сигарету. Табачный дым, запах супа и пары виски навевали меланхолию. Все это могло принадлежать ему — красивый дом, друзья, служанка и эта женщина в алом платье, туфлях на высоком каблуке и шелковых чулках с идеально прямыми швами. Сара придержала дверь, выпуская Мэгги с тяжелой супницей. Волосы у Сары цвета пшеничного поля под дождем. Он выбрал Делию Кроуфорд, ее сестру, темноволосую, умершую молодой. Или это его выбрали?

— Знаешь, что поразило меня в нашу первую встречу. Ну, в Бостоне, много лет назад? — Ответа Квирк не дождался «— Сара даже не обернулась! — и шепнул: — Твой запах!

— Что?! — в ее смешке звучало недоверие. — Ты имеешь в виду аромат моих духов?

— Нет-нет-нет! — категорично покачал головой Квирк. — Не духов, а твой!

— И чем же я пахла?

— Я уже объяснил, собой.

Теперь Сара обернулась, вымученно улыбаясь, и заговорила хрипло, словно у нее что-то болело.

— Разве не каждый человек пахнет собой?

— Не так, как ты. Нет так выразительно.

Сара поспешно отвернулась к раковине, понимая, что краснеет. Она почувствовала запах Квирка, точнее, не запах, а жар его тела, давящий на нее, словно воздух перед летней грозой.

— Ах, Квирк, ты просто пьян! — воскликнула она с напускной беззаботностью.

— А ты просто красавица. — Квирк качнулся, но тотчас встал прямо.

Сара зажмурилась и… неужели задрожала? Костяшки пальцев, сжимающих край раковины, стали белее мела.

— Не надо, Квирк, — тихо начала она. — Не надо так со мной! Это несправедливо.

Квирк стоял так близко от нее, что, казалось, вот-вот зароется лицом в волосы, поцелует ухо или бледную сухую щеку. Он снова качнулся, бессмысленно улыбаясь. Вдруг Сара повернулась к нему, обожгла злым взглядом, и Квирк испуганно отпрянул.

— Это в твоем духе, да? — сорвалось с ее побелевших губ. — Играешь с людьми, комплименты сыплешь, а сам ждешь реакции, чтобы позабавиться и скуку развеять. — Сара беззвучно заплакала — из закрытых глаз катились слезы, уголки рта скорбно опустились. Дверь кухни распахнулась, вошла Фиби и застыла, глядя на расстроенную мать и Квирка, который незаметно для Сары поднял брови и пожал плечами, дескать, ума не приложу, в чем дело. На лице девушки мелькнуло слабое подобие страха. Промешкав лишь секунду, она беззвучно выскользнула из кухни и так же беззвучно притворила за собой дверь.

Слезы второй за этот вечер женщины быстро отрезвили Квирка. Он предложил Саре носовой платок, но она, порывшись в кармане, достала свой.

— Вот, постоянно ношу с собой. На всякий случай… — Она хрипло засмеялась, высморкала нос, опершись на раковину, подняла голову к потолку и сдавленно застонала. — Господи, господи, стою на собственной кухне и реву. По кому, спрашивается? — Сара взглянула на него и покачала головой: — Ах, Квирк, ты невозможен!

Ободренный залитой слезами улыбкой, Квирк потянулся к ее щеке, но Сара отпрянула, а улыбка погасла.

— Ты опоздал, Квирк, — сдавленно проговорила она. — Опоздал на двадцать лет.

Сара спрятала платок в рукав, повесила фартук на ручку буфета и на секунду застыла, положив ладонь на фартук, словно на детскую головку. В ее опущенных долу глазах не было ни тепла, ни света. Квирк понял, что она сильнее его, куда сильнее. Он снова хотел ее коснуться, но Сара снова отпрянула, и его рука беспомощно скользнула вниз. Сара встряхнулась и вышла из кухни.

Целую минуту Квирк задумчиво смотрел в свой стакан. Почему с людьми всегда получается не так, как должно, и не так, как вполне могло бы? Квирк тяжело вздохнул. Душу терзало опасение, что он походя задел нечто слишком хрупкое для его грубых пальцев. Квирк решительно отставил стакан: бежать отсюда, немедленно, ни с кем не прощаясь. Он был на полпути к двери, когда она распахнулась настежь, и на кухню влетел Мэлэки.

— Что ты ей сказал? — рявкнул он.

Квирк замялся, с трудом сдерживая смех: Мэл так правдоподобно изображал разъяренного мужа!

— Ну? — снова рявкнул Мэлэки.

— Ничего, — ответил Квирк, стараясь, чтобы прозвучало смиренно, но не как раскаяние.

— Ты настоящий смутьян, — неожиданно мягко и почти спокойно проговорил Мэл, буравя его взглядом. — Врываешься к нам пьяным в день, когда моего отца…

— Слушай, Мэл…

— Никаких «Слушай, Мэл»! — Мэлэки подошел вплотную к Квирку, его глаза едва не вылезали из орбит. На пороге кухни возникла Мэгги — точь-в-точь как Фиби несколько минут назад. Увидев выясняющих отношения мужчин, она, заметно повеселев, ретировалась. — Квирк, тебе здесь не место! — ледяным голосом объявил Мэл. — Возможно, ты считаешь иначе, но ошибаешься.

Квирк шагнул было к двери, но Мэлэки прижал ладонь к его груди и едва не опрокинул. На миг Квирк представил их неумелую драку — они сцепились и, отчаянно пыхтя, тузят друг друга. «Только бы не захохотать!» — подумал он, а вслух сказал:

— Слушай, Мэл, я лишь привел Фиби домой. Не следовало вести ее в паб. Я прошу прощения. Доволен?

Мэлэки сжимал и разжимал кулаки и теперь напоминал раздосадованного злодея из немого кино.

— У тебя нет причин меня ненавидеть, — с чувством добавил Квирк.

— Это мне решать, — парировал Мэлэки, словно читал мысли Квирка, словно об этом уже не раз говорили. — Держись подальше от Фиби! Не позволю превратить ее в копию тебя, понял?

Повисла страшная, звенящая от напряжения тишина. У обоих в висках стучала кровь: у Мэла от напряжения, у Квирка от перепоя.

— Счастливо, Мэл! — с черной иронией сказал Квирк, решительно шагнув к двери. Взявшись за ручку, он обернулся и с нарочитой небрежностью поинтересовался: — Кстати, Кристин Фоллс у тебя наблюдалась?

Мэл заморгал — блестящие веки вяло наползали на воспаленные глазные яблоки.

— Что?

— Кристин Фоллс, которая умерла от эмболии, у тебя наблюдалась? Поэтому ты вчера ночью рылся в моей картотеке? — Мэлэки молчал. В блестящих, навыкате глазах читалась полная апатия. — Надеюсь, ты не напортачил. Халатность может дорого обойтись.

Квирк стоял в передней, дожидаясь, когда Мэгги принесет плащ и шляпу. Если поспешить, он успеет в «Макгонагл» до закрытия. Барни Бойл еще наверняка там и набрался до поросячьего визга, но с Барни он справится. Тем более, рядом не будет Фиби, и Барни не разозлится. Можно найти женщину и привести к себе, если удастся протащить ее мимо вечно бодрствующего мистера Пула и его бдительноглухой жены… «Вот она, моя жизнь, — с горечью думал Квирк. — Моя беспутная жизнь».

Мэгги принесла вещи, непрерывно бормоча себе под нос. Квирк в очередной раз поинтересовался, как у нее дела, напрочь забыв, что уже спрашивал об этом. Мэгги раздраженно зацокала языком, сказав, что ему нужно, очень нужно пойти домой и проспаться.

В смутных воспоминаниях о сегодняшнем вечере таилось что-то тревожное.

— О какой девушке вы говорили? — спросил Квирк.

— Что? — Мэгги хмуро взглянула на плащ и вручила его Квирку.

«Как же она выразилась?» — Квирк отчаянно рылся в памяти.

— «Вы пришли из-за умершей девушки», — так вы сказали. Кого вы имели в виду?

— Какую-то Фоллс, — пожала плечами Мэгги.

Квирк уставился на тулью своей шляпы: там темнело жирное пятно. Кристин Фоллс… Снова это имя! Он уже приготовил следующий вопрос, когда за спиной зазвенел капризный голосок:

— И куда ты собрался?

Черт подери, Фиби!

— Домой.

— Сбежишь и оставишь меня с этим сбродом? Даже не мечтай!

С бесцветных губ Мэгги слетело что-то похожее на хихиканье. Фиби покачала головой, якобы возмущенная желанием Квирка ее оставить, сдернула с балясины платок, накинула на плечи и схватила Квирка за руку.

— Веди меня, старичок!

— А если меня спросят, что сказать? — неожиданно всполошилась Мэгги.

— Скажите, я сбежала с матросом, — заявила девушка.

На улице похолодало, и когда они шагали прочь от дома, Фиби так и льнула к Квирку. Старые, выше уличных фонарей, буки с сухо шуршащей листвой, напоминали призраков. Выпитое за долгий вечер виски быстро теряло волшебную силу, и в душу заползала холодная липкая меланхолия. Фиби тоже скисла, а потом вдруг спросила:

— Из-за чего вы с мамой ссорились?

— Мы не ссорились, — возразил Квирк, — а беседовали. Взрослые ведут себя именно так.

— Правда? Вог так беседа! — захихикала Фиби и сильно сжала его руку. — Ты говорил, что по-прежнему ее любишь и сожалеешь, что женился на тете Делии?

— Деточка, ты читаешь слишком много глупых журналов!

Фиби наклонила голову и засмеялась. Подул ночной ветерок, и Квирк ощутил сильную усталость. День получился тяжелый а, судя по тому, как Фиби за него цепляется, он еще не завершен. «Нельзя столько пить», — строго напомнил себе Квирк, хотя другая часть его души насмешливо захихикала.

— Дедушка любит тебя больше, чем папу, верно? — поинтересовалась Фиби и, не дождавшись ответа, спросила: — Каково расти сиротой?

— Потрясающе!

— Вас били в этом, как его, Коннемара…

— В так называемом ремесленном училище Каррикли. Конечно, били, как же иначе?

Глухие удары плетки по обнаженной плоти, серые отблески зари в высоких окнах, равнодушно взирающих на очередную сцену мучительных унижений… От других мальчишек рослый Квирк отбивался, но как отбиться от братьев?

— Дедушка тебя спас? — Квирк не ответил, и Фиби дернула его за руку: — Ну же, говори!

— Он был в «совете посетителей», — Квирк пожал плечами. — Я ему приглянулся. Бог знает, почему, но Гаррет забрал меня из Каррикли и отправил в нормальную школу. Они с бабушкой Гриффин по сути усыновили меня.

Шагов десять Фиби молчала, а потом спросила:

— Получается, вы с папой были как братья?

— Об этом ему лучше не напоминать, — слабо усмехнулся Квирк. Они остановились на углу, освещенном уличным фонарем. Ночь выдалась тихая, большие дома за изгородями спали, закрытые на все замки, свет в окнах почти не горел.

— Знаешь, кто твои родители, ну, настоящие? — полюбопытствовала Фиби.

Квирк снова пожал плечами.

— На свете есть вещи пострашнее сиротства, — после небольшой паузы ответил он.

Сквозь листву буков сочился неяркий свет — взошла луна. Квирк содрогнулся от холода. Столько разных концов, столько ошибок! Краем глаза он заметил какое-то движение, а в следующий миг Фиби жадно и неловко целовала его в губы. Ее дыхание пахло джином и чем-то сладким, вроде карамели. Квирк почувствовал упругую грудь девушки, полоски белья и… оттолкнул ее.

— Ты что творишь?! — вскричал Квирк и стал яростно вытирать рот. Фиби потрясенно на него смотрела и дрожала, словно ее ударили. Она хотела что-то сказать, но жалко скривилась, и, чувствуя, что слезы близко, понеслась к дому. Квирк тоже не стал мешкать и зашагал прочь. Он пыхтел, с трудом переставлял ноги, но при этом спешил — спасался бегством.

Глава 3

Квирк предпочитал приходить в «Макгонагл» около пяти вечера, когда там не было никого, кроме завсегдатаев тощего типа, который вечно просматривал результаты скачек и задумчиво гладил ширинку; поэта, который, снискав негромкую славу, залил ее морем виски, а теперь в матерчатой кепке и залатанных сапогах хмуро смотрел на дно вечно пустого стакана. В такое время можно читать некрологи в «Ивнинг мейл» — «Любимая наша мама несла свой крест одна. А мы ведь даже не знали, как сильно ты больна…» — или слушать скабрезные анекдоты бармена Дэйви, которые он рассказывал хриплым шепотом. Диванчик, обтянутый красным бархатом, навевает мысли о поезде, на нем так здорово сидеть, думать ни о чем, наслаждаться виски, сигаретой и долгими часами безделья.

В один из таких вечеров у столика Квирка кто-то остановился. Подняв голову, Квирк увидел Мэла и почувствовал досаду вперемешку с удивлением.

— Мэл?! Боже, что ты здесь делаешь?

Мэлэки без приглашения сел на низенькую табуретку и указал на стакан Квирка:

— Что это?

— Виски, это называется виски. Готовится на спиртовых заводах из отборного зерна, вызывает опьянение.

Мэл жестом подозвал Дэйви, который со скорбным видом склонился над столиком и проворно втянул серебристую соплю.

— Мне как у него, — Мэл показал на стакан Квирка. — Виски, — добавил он таким тоном, словно просил чашу жертвенной крови.

— Отличный выбор, шеф, — кивнул Дэйви и побрел прочь.

Мэл оглядывал паб, неубедительно изображая заинтересованность. Чувствовалось, что ему неловко. Вообще-то ему всегда было неловко, но в последнее время это проявлялось особенно ярко. Дэйви принес виски, но пока Мэл искал бумажник, Квирк уже расплатился. Мэл осторожно глотнул, стараясь не морщиться, и вдруг увидел на столе «Ивнинг мейл».

— Есть что-нибудь интересное? — спросил он.

— В чем дело, Мэл? — засмеялся Квирк. — Что тебе нужно?

Мэл сложил руки на коленях, словно великовозрастный школьник перед строгим учителем. Далеко не в первый раз Квирк подивился, как этот человек стал одним из самых успешных акушеров страны. Неужели секрет во влиятельном отце?

— Надеюсь, ты ни с кем не говорил о той девушке… — Мэл явно решил взять быка за рога. — Ну, о Кристин Фоллс?

— А что? — переспросил Квирк, ничуть не удивленный таким вопросом.

Мэл теребил брюки на коленях и не сводил глаз с лежащей на столике газеты, только вряд ли ее видел. Вечернее солнце отыскало щелку в затонированных фасадных окнах паба «Макгонагл», и на ковре, неподалеку от Мэла и Квирка, подрагивал яркий ромбик света.

— Она у нас работала, — чуть ли не шепотом проговорил Мэл, коснувшись дужки очков.

— У вас с Сарой?

— Да, какое-то время. Убиралась, помогала Мэгги и так далее, — Мэл сделал еще один осторожный глоток и аккуратно поставил стакан на круглую пробковую подставку. — Если об этом начнут болтать…

— Об этом?

— Ну, о ее смерти и так далее. Не хочу, чтобы об этом судачили, особенно в больнице. Медсестер ведь хлебом не корми, только дай посплетничать.

Откинувшись на спинку диванчика, Квирк наблюдал за свояком. Расстроенный, взволнованный, Мэлэки сидел на краешке табуретки, вытянув длинную шею, словно демонстрировал ходящий ходуном кадык.

— В чем проблема, Мэл? — резко спросил Квирк. — Ты заявляешься в паб, глушишь виски и просишь никому не рассказывать об умершей девушке… У тебя что, рыльце в пушку?

— Какое еще рыльце? — возмутился Мэл.

— Не знаю, это ты мне скажи. Она у тебя наблюдалась?

Мэл пожал плечами вроде бы беспомощно, но в то же время раздраженно.

— И да, и нет. Я… за ней приглядывал. Ее родители, простые крестьяне, точнее, мелкие фермеры, позвонили мне из деревни. Я послал карету «скорой помощи», но, когда они туда приехали, девушка уже умерла.

— От легочной эмболии, — напомнил Квирк, а Мэл поднял голову и смерил его пристальным взглядом. — Так написано в ее досье.

— Да, верно, — вздохнул Мэл, забарабанил пальцами по столу и снова принялся апатично осматривать паб. — Тебе трудно понять, ты же с трупами работаешь. Когда умирает пациент, особенно молодой, кажется, что ты потерял… не знаю… близкого человека. — Мэл снова впился в Квирка взглядом, в котором читалась мольба, но опять-таки с примесью досады: Мэлэки Гриффин не привык отвечать за свои поступки. — Я ведь не о многом прошу — только не болтать о смерти этой девушки в больнице.

Квирк ответил невозмутимым взглядом — получилась эдакая игра в гляделки, и проиграл в ней Мэл. Квирк не поверил в его рассказ о смерти Кристин Фоллс и почему-то нисколько этому не удивился. С другой стороны, он напрочь забыл об этой девушке, и не заговори Мэл о ней, не вспомнил бы. В конце концов, она — лишь капля в море трупов, с которыми по долгу службы сталкивался Квирк.

— Выпей еще! — посоветовал он Мэлу, но тот отказался. Ему пора, жена ждет, их пригласили в гости, нужно переодеться, да еще… Мэл осекся и уставился на свои руки с такой отчаянной безысходностью и болью, что Квирку захотелось потрепать свояка по плечу или помочь ему подняться. Однако Мэл, словно прочтя его мысли, быстро встал и ушел.

Квирк задумался. Если честно, его обстоятельства смерти Кристин Фоллс совершенно не тревожили. Скорее интересовало то, почему они так сильно тревожат Мэла. В общем, из паба далеко не трезвый, но и не пьяный Квирк отправился прямо в больницу, спустился к себе в отделение и открыл шкаф, чтобы еще раз просмотреть досье Кристин Фоллс. Только оно исчезло.

Регистратор Маллиган сидел, откинувшись на спинку стула, и перекусывал. Положив ноги на стол, он читал газету и курил, а кружку с горячим чаем устроил рядом на полу. Читал он «Пипл» за прошлое воскресенье, любопытную статейку об эксцентричном богаче из Бермондси — бог знает, где это — и его молодом, но ловком протеже, успевшем вытрясти деньги из какого-то старика. К статье прилагалась фотография девицы — аппетитной блондинки в микроскопическом платье, из которого едва не вываливалась пышная грудь. Чем-то она напоминала медсестру, на днях отбывшую в Америку. — ту, что неровно дышала к боссу. Едва Маллиган об этом подумал, в больницу влетел босс собственной персоной, как всегда шумный и возбужденный. Р-раз — Маллиган убрал ноги со стола, затушил сигарету и спрятал «Пипл» в ящик стола, а на счет два Квирк уже стоял на пороге и неприязненно его оглядывал.

— Нужна информация о вчерашнем выезде бригады «скорой помощи», — с места в карьер начал Квирк. — Имя умершей Фоллс Кристин, вызов поступил не то из Уиклоу, не то из Уэксфорда, откуда-то из тех краев.

Регистратор — теперь сама деловитость — вытащил из шкафа журнал за текущий месяц и, лизнув кончик пальца, стал листать.

— Фоллс… — повторял он. — Фоллс… Пишется Ф-О-Л-Л-С, верно?

Квирк по-прежнему стоял у двери и смотрел на него холодными, как у трески, глазами.

— Да, — кивнул он, — а имя Кристин. Доставлена мертвой.

— Простите, мистер Квирк. Ни одной Фоллс нет, девушки из провинции — тоже, — сообщил Маллиган.

Квирк кивнул и уже развернулся, чтобы уйти, но регистратор окликнул его: — Подождите, вот она, Кристин Фоллс! — он ткнул в страницу журнала. — Если, конечно, вы эту ищете. Девушка местная, а не из провинции. «Скорая помощь» забрала ее без трех минут два из Стоуни-Баттер, дома номер семнадцать по Краймиа-стрит. Хозяйка там… — Маллиган вгляделся в журнал. — Некая Долорес Моран. — Он поднял глаза, весьма довольный собой — «некая Долорес Моран», так ведь принято говорить? — и с полным основанием ждал похвалы или благодарности за внимание и сообразительность. Разумеется, ждал он напрасно. Квирк взял со стола листок бумаги и карандаш, попросил повторить адрес, а, когда записал, случайно увидел на полу кружку с чаем.

— Работа кипит? — язвительно спросил он. Маллиган сконфуженно пожал плечами.

— В такое время дел немного…

Квирк ушел, и Маллиган с шумом захлопнул дверь регистратуры. «Остряк хренов! — пробормотал он. — Интересно, кто эта Кристин Фоллс? Почему босс ей так интересуется? Может, какая-нибудь уродка, с которой он спутался? Ага, сам урод и с уродкой спутался». — Маллиган сел за стол и хотел опять взяться за газету, когда дверь снова распахнулась, и на пороге снова возник Квирк.

— Куда увезли эту Кристин Фоллс? — спросил он.

— Что еще?! — забывшись, рявкнул Маллиган, но секундой позже взял себя в руки и вскочил. — Простите, мистер Квирк! Что вы сказали?

— Куда увезли тело умершей?

— Наверное, в городской морг. — Маллиган сверился с до сих пор лежавшим на столе журналом: — Да, верно, в морг.

— Пожалуйста, выясните, тело по-прежнему там или родственники забрали. Если не забрали, попросите, чтобы его вернули сюда.

Глаза Маллигана стали круглыми, как плошки.

— Но ведь мне… Мне запросы придется заполнять… — пролепетал он, хотя понятия не имел, о каких запросах речь: прежде покойников из морга не возвращали.

Увы, Квирка это не волновало.

— Займитесь этим. Возьмите бланки запросов, и я подпишу. — На пороге он обернулся: — Дел-то прибавляется, да?

Впоследствии Квирк недоумевал, почему после смены он задержал Уилкинса. Вообще-то ответ был очевиден: иудея Синклера он больше ценил как специалиста, но доверял протестанту Уилкинсу. Ни единого вопроса Уилкинс не задал, лишь посмотрел на свои ногти и с наигранной неуверенностью попросил дополнительный выходной на следующей неделе. Он, мол, съездит в Лисмор к недавно овдовевшей матери. Просьба была вполне обоснованной, и Квирк, конечно, согласился, хотя они порядком отставали от графика. Высказав ее, Уилкинс сильно упал в глазах Квирка, который теперь жалел, что не обратился к Синклеру. Язвительный клоун Синклер относился к нему с определенной (но совершенно очевидной) долей презрения и об ответной услуге не попросил бы из гордости. Мол, у шефа очередной заскок, только что с него возьмешь?

Кристин Фоллс раскрыла свои секреты довольно быстро. Тело привезли из морга в шесть, а прежде чем пробило семь, Уилкинс вымыл руки и ушел. «Походка у него стелящаяся, бесшумная», — подумал Квирк. В халате и зеленом клеенчатом фартуке он сидел на высоком табурете у большой раковины из нержавейки, курил и размышлял. На улице еще не стемнело, только в этом зале без окон, всегда напоминавшем ему огромную пустую цистерну, время значения не имело — хоть полдень, хоть полночь. Один из кранов безнадежно тек, а люминесцентная лампа мощного светильника над секционным столом мигала и потрескивала. На залитом слепящим зернистым светом столе лежал труп, некогда бывший Кристин Фоллс. Грудь и живот разрезали, словно арбуз, выставив напоказ блестящие внутренности.

Квирку казалось, мертвые тела ему нравятся больше, чем живые. Можно сказать, он восхищался трупами, этими мягкими, покрытыми восковой кожей, внезапно сломавшимися машинами. Искореженные, разложившиеся, Квирк считал их совершенными и прекрасными, как древние мраморные статуи. Наверное, он мало-помалу становился таким, как они, или даже одним из них. Квирк смотрел на свои руки: мягкие, пористые, податливые, они ничем не отличались от рук трупов, с которыми он работал. Неужели мертвые постепенно уподобляют его себе? Как же его завораживала их безмолвная таинственность! У каждого тела имелся секрет — причина смерти его обладателя, и работа Квирка состояла в том, чтобы этот секрет раскрыть. Признаки смерти Квирк считал не менее важными, чем признаки жизни.

Квирк стряхнул сигарету, и струйка пепла с шипением сползла в раковину. Вскрытие лишь подтвердило то, о чем он и так догадался. И что теперь делать с этой догадкой? Да и вообще откуда уверенность, что ему нужно вмешиваться?

Глава 4

Краймиа-стрит ничем не отличалась от других улиц района — два ряда строений с маленькими окнами, завешанными белым тюлем, и узкими парадными дверями. В таких живут ремесленники. Сгущались сумерки, Квирк шел по улице и беззвучно отсчитывал номера домов. Небо еще радовало спокойной голубизной, лишь на горизонте скопились багряные облака. У дома номер двенадцать мужчина в матерчатой кепке и грязной застиранной безрукавке выгребал навоз из перевернутой телеги и укладывал вдоль обочины. Штанины чуть ниже колен он перевязал желтой бечевкой. «Зачем? — подумал Квирк. — Чтобы крысы по ногам не бегали? Да уж, если вдуматься, жизнь патологоанатома не так плоха». Когда Квирк поравнялся с телегой, возчик снял кепку, чтобы освежить вспотевшую голову, плюнул на дорогу и дружелюбно заметил: «Ниче седня вечерок». Ослик стоял, понурившись, и явно мечтал провалиться сквозь землю. Осел, возчик, и куча дымящегося навоза разбудили смутные, мучительно неуловимые воспоминания, воскресить которые никак не получалось. И так со всем детством — в памяти зияла дыра, точнее, вместо самых событий в ней отпечатались их последствия.

К Долорес Моран пришлось стучаться дважды, в итоге дверь лишь приоткрылась, и на Квирка недружелюбно уставился черный глаз.

— Мисс Моран? Долорес Моран?

— Кто это спрашивает?

— Моя фамилия Квирк. Я по поводу Кристин Фоллс.

— Крисси? А что с ней?

— Мы можем поговорить?

Моран задумалась.

— Подождите, — после небольшой паузы сказала она, захлопнула дверь, но минуту спустя вышла с сумочкой. Моран куталась в лисью накидку, на которой были и треугольная голова несчастного зверька, и черные лапки. Цветастое платье явно предназначалось женщине помоложе, равно как и белые туфли на массивном каблуке. Квирк уловил аромат духов и тяжелый, застоявшийся запах табачного дыма. Болосы Моран красила в золотисто-каштановый и фактически нарисовала себе новый рот, кроваво-красные Губки бантиком. Ее черные глаза пугающе напоминали лисьи — такие же маленькие и блестящие.

— Ну, Квирк, пошли. Хочешь поговорить со мной — угости выпивкой.

Долорес привела его в паб «У Морана» — «Не родственники», — сухо пояснила она — полуразва-лившуюся, тесную, темную забегаловку с опилками на полу. Несмотря на тепло, в камине тлели торфяные брикеты, сложенные пирамидой, и от тяжелого запаха у Квирка заслезились глаза. Несколько посетителей — только мужчины — сидели за столиками исключительно поодиночке, сгорбившись над стаканами. Увидев Квирка со спутницей, некоторые проявили слабое подобие интереса. Лысый толстяк бармен кивнул Долли Моран и посмотрел на Квирка, оценивая его хорошо скроенный костюм и дорогую обувь. В пабе «У Морана» доктор больницы Святого Семейства, даже скромный патологоанатом, был белой вороной. Долли Моран попросила джин с содовой. Они выбрали угловой столик. Низенькие трехногие табуретки казались такими хлипкими, что Квирк с сомнением покачал головой — его вес не выдерживала и мебель попрочнее. Долли Моран положила накидку на стол — дохлая лиса тут же свернулась кольцом. Едва Квирк поднес зажигалку к сигарете Долли, она коснулась его руки и смерила пристальным слегка удивленным взглядом.

— До дна! — скомандовала Долли, глотнула джин и поочередно промокнула уголки нарисованного рта. Чем-то встревожившись, она нахмурила лоб: — Слушай, а ты не легавый?

Квирк засмеялся.

— Нет! — Она взяла его серебряную зажигалку и взвесила на ладони. — Я сразу подумала, что нет.

— Я доктор, — отозвался Квирк. — Патологоанатом. Занимаюсь…

— Я знаю, чем занимается патологоанатом! —огрызнулась Долли, но потом в ее глазах снова вспыхнуло удивление. — Почему интересуешься Крисси Фоллс?

Квирк обвел пальцем край стакана. Глаза дохлой лисы буравили его блестящим черным взглядом.

— Она у вас жила?

— Кто тебе сказал?

Квирк лишь плечами пожал.

— Вы ведь родились здесь, в этой части Дублина? Табуретка выдержала, но Квирку решительно не годилась: он буквально стекал с нее, и чувствовал себя слишком большим и для нее, и для этого мира. Слишком большим, тяжелым, неловким… Почему-то вспомнилась Делия, его покойная жена Делия.

Теперь смеялась Долли Моран.

— Слушай, а ты точно не детектив? — она допила джин и протянула ему опустевший стакан: — Купи мне еще и объясни, почему интересуешься Крисси.

Квирк повертел в руках ее пустой стакан, глядя на тусклые отблески пламени камина.

— Просто любопытно, вот и интересуюсь, — отозвался он.

— Жаль, твое любопытство проснулось лишь сейчас, — в голосе Долли неожиданно зазвенел лед. — Возможно, Крисси была бы еще жива.

— Я же патологоанатом, — мягко напомнил Квирк, по-прежнему разглядывая ее стакан.

— Да, понятно, с мертвяками работаешь, с ними проще! — Долли скрестила ноги и нетерпеливо спросила: — Купишь мне выпивку или нет?

Когда Квирк принес вторую порцию джина, Долли вытащила еще одну сигарету из серебряного портсигара, который он оставил на столе, прикурила с его зажигалки и выпустила к закопченному потолку сизую струйку дыма.

— Я тебя знаю, — объявила она. Квирк, собравшийся сесть, замер на полпути к табуретке. Глаза Долли и дохлой лисы буравили его одинаковыми блестящими немигающими взглядами. — Я работала у Гриффинов, — пояснила она, насладившись его полным замешательством.

— У судьи Гриффина?

— И у него тоже.

— Когда это было?

— Давно. Сперва у судьи, потом у мистера Мэла и его жены, когда они только вернулись из Америки. Смотрела за ребенком, пока они в новом доме обживались.

— За Фиби?

Как же он ее забыл? Эх, наверное, образ Долли Моран утонул в море виски, что совсем неудивительно.

Долли Моран улыбалась, явно вспоминая прошлое.

— Как она сейчас поживает?

— Кто, Фиби? Выросла, на следующий год двадцать исполнится. Уже бойфренда завела.

— Не малышка была, а сущая сорвиголова! Но при этом леди, да, маленькая леди.

Квирк чувствовал себя охотником за крупной дичью, который бредет по саванне, стараясь не дышать. Только на кого именно он охотится, кого выслеживает?

— Там вы познакомились с Кристин Фоллс? — как бы между прочим спросил он. — У Гриффинов?

Не в силах расстаться с воспоминаниями, Долорес ответила не сразу, но когда, наконец, встряхнулась, в голосе снова зазвенел лед.

— Я же сказала Крисси! — рявкнула она. — Почему ты зовешь ее Кристин? Ее никто так не звал. Крисси и точка, а я Долли.

Только Квирка свирепыми взглядами не испугаешь.

— Так это мистер Гриффин… то есть доктор Гриффин, Мэлэки… попросил вас за ней ухаживать?

Долли пожала плечами и опустила голову: злость сменилась угрюмым безразличием.

— Мне заплатили за уход.

— Доктор Гриффин поддерживает с вами связь?

— Только когда я ему нужна! — презрительно фыркнула Долли и глотнула джин. Квирк почувствовал: шанс уходит, дичь ускользает.

— Я вскрывал ее тело, — объявил он. — Тело Крисси… Я знаю, от чего она умерла. — Долли Моран сжалась в комок, скрестила руки на груди и упорно не смотрела на Квирка. — Мисс Моран… Долли… Объясните, что случилось в тот вечер.

Долли покачала головой, но все-таки рассказала.

— Что-то пошло не так. Началось кровотечение, такое, что простыни насквозь промокли. Я перепугалась и побежала звонить, а до ближайшего телефона не то три, не то четыре улицы. Когда вернулась, дела были плохи.

Квирк протянул руку, словно хотел коснуться ладони Долли, но потом отдернул.

— Вы позвонили доктору Гриффину, и он прислал карету «скорой помощи».

Долли расправила плечи, прижала ладони к бедрам и, выгнув спину, жадно глотнула воздух.

— Было уже поздно, я сразу поняла. Ее увезли в больницу. — Долли покачала головой. — Бедняжка Крисси! Девушка она была неплохая. Хотя, может, так лучше? Что ее ожидало в будущем? А ее ребенка?

Пирамида из торфяных брикетов рухнула, и из-под каминной полки повалил густой дым. Квирк отнес стаканы на барную стойку, а по дороге к столику кашлял, очищая горло от дыма.

— Что стало с ребенком? — спросил Квирк.

Долли Моран его словно не слышала.

— Одна девушка родила так же, без мужа и средств к существованию, — проговорила она, глядя в пустоту. — Ребенка забрали и определили в приют. Девушка выяснила, в какой, каждый день ходила туда и через ограду смотрела на детскую площадку, надеялась узнать своего мальчика. Бедняжка годами так ходила, а потом случайно услышала, что ее ребенка давно увезли в другой город. — Какое-то время Долли сидела молча, потом засуетилась и растянула губы чуть ли не в дружелюбной улыбке. — Вы видитесь с миссис Гриффин, то есть с миссис Мэл? Как у нее дела? Мне она всегда нравилась, мы с ней хорошо ладили.

— Я был женат на ее сестре, — пояснил Квирк.

— Да, я в курсе, — кивнула Долли.

— Она тоже умерла. В смысле, умерла моя жена Делия, сестра миссис Гриффин. При родах, как и Кристин.

— Крисси.

— Да, Крисси. — Квирк снова протянул руку и на сей раз коснулся Долли — осторожно потрогал ее ладонь. Увядающая кожа оказалась прохладной и сухой. — Долли, кто отец? Кто отец ребенка Крисси?

Долли отдернула ладонь и недовольно осмотрела ее, словно ожидая увидеть следы его пальцев, вмятины. Она огляделась по сторонам, прищурилась, быстро собрала свои вещи и поднялась. Неужели забыла, о чем они только что разговаривали?

— Мне пора, — объявила Долли.

Небо потемнело, лишь на западном горизонте осталась малиновая полоса, которую они видели в конце каждой улицы. Ночь выдалась по-осеннему прохладной, и Долли Моран, одетая в летнее платье, зябко куталась в лисью накидку. Она взяла Квирка под руку и чуть ли не льнула к нему, пытаясь согреться. Когда-то она была молодой — подумав об этом, Квирк вспомнил гибкое тело Фиби, прижавшееся к нему на Стивенс-грин.

Парадная дверь дома номер двенадцать оказалась открытой, за ней тянулся узкий, ярко освещенный коридор, заваленный рваными газетами. Мужчина в рубашке с коротким рукавом перекладывал выгруженный на асфальт навоз в тачку. Квирк смотрел на залитый светом вход, газеты на полу, мужчину, сгребающего навоз вилами, и в душе снова зашевелились отголоски потерянных воспоминаний.

— У меня все записано, — проговорила Долли Моран. На улице сильно пахло навозом, но Квирк ощущал аромат джина в ее дыхании. — Ну, о Крисси. Что-то вроде дневника, он у меня в надежном месте. В случае чего найду, куда его отправить, — мрачно заявила Долли, и Квирк почувствовал, что она дрожит. — Если это кого-нибудь заинтересует, — быстро добавила она.

У двери своего дома Долли, близоруко щурясь, долго искала в сумочке ключ и внезапно показалась Квирку настоящей старухой. Он вручил ей визитку.

— Вот мой рабочий телефон, — ткнул пальцем Квирк. — А это домашний. Вдруг пригодится, — улыбнулся он.

Долли наклонила картонный прямоугольник так, чтобы на него падал свет уличного фонаря, и ее черные глаза заблестели, одновременно потускнев.

— «Консультант-патологоанатом», — прочла она вслух. — А ты неплохо преуспел. — Долли открыла дверь и переступила порог, только Квирк с ней еще не закончил.

— Долли, вы принимали роды Крисси?

Свет она не включила, и во мраке Квирк едва видел ее силуэт.

— Мне это не впервой! — фыркнула Долли. — У Крисси родилась девочка.

Квирк шагнул к ней, но застыл на пороге, словно врезавшись в невидимый барьер. Долли Моран стояла к нему спиной, свет по-прежнему не включала и не желала оборачиваться.

— Что с ней стало?

Когда Долли заговорила, в ее голосе снова зазвенел лед.

— Забудь этого ребенка! — В темной передней требование прозвучало таинственно, даже жутковато.

— А отец девочки?

— И его забудь. Пожалуй, даже в первую очередь.

Долли решительно захлопнула дверь. Квирк отступил на крыльцо и услышал скрежет ключа, потом скрип засова.

Утром Квирк заглянул в регистратуру и велел Маллигану написать в журнале, что «скорая помощь» забрала Кристин Фоллс не из Стоуни-Баттер, а из родительского дома. Маллиган сперва упирался: — «Мистер Квирк, так же не принято!» — но Квирк оказался настойчив. «В журнале должен быть порядок, — парировал он. К чему нам неточности? Грянет проверка — стыда не оберешься!» Регистратор покорно кивнул. Он знал и знал, что знает Квирк: хм, неточности случались и раньше, иногда приходилось тайком переписывать целые страницы. Поэтому Маллиган взял лезвие, тонкое перо и под пристальным взглядом Квирка внес нужные изменения. В новом варианте запись гласила:

Двадцать седьмого августа в 1:37 карета «скорой помощи» забрала Кристин Фоллс из дома номер тридцать семь по Финнанс-террас в Уэксфорде и повезла в дублинскую больницу Святого Семейства. Больная доставлена мертвой. Диагноз — легочная эмболия.

Глава 5

Воскресные утра Квирк считал маленькой компенсацией за детские страдания. В Каррикли и позднее, когда Гаррет отправил их с Мэлом в школу-интернат Святого Эйдана, воскресные утра казались пыткой, не такой, как будни, а совсем другой, пожалуй, даже страшнее. В будни всегда находились занятия — работа, уроки, школьные дела, а воскресенья убивали скукой. Молитвы, месса, нескончаемая проповедь, потом унылый день до вечерней молитвы по четкам, еще одной проповеди и благословения, потом в спальнях гасили свет, и подкрадывалось безрадостное утро понедельника. Сейчас воскресенья наполняли другие занятия, которые Квирк придумывал сам, менял или пропускал по своему усмотрению. Постоянным было лишь одно — покупка воскресных газет у горбатого торговца на мосту Хьюбенд. Если позволяла погода, Квирк усаживался с газетами на старую чугунную скамью у реки, курил и читал, точнее, пробегал глазами строчки, не слишком задумываясь о вчерашних новостях.

Приближение Сары Квирк почувствовал раньше, чем увидел ее на бечевнике. Длинное пальто, шляпа с пером в стиле Робина Гуда, прижатая к груди сумочка — Сара шла, не поднимая головы: во-первых, чтобы не залезть в оставленные вчерашним ливнем лужи, но в основном, чтобы не смотреть в удивленные глаза Квирка. Сара знала, где его искать — что бы ни говорил Квирк, он раб привычек — но уже сожалела о своей затее. Наконец перехватив ее взгляд, Квирк тотчас угадал настроение Сары и навстречу не поднялся — так и сидел с раскрытыми газетами на коленях и наблюдал за ней с лукавой, чуть презрительной улыбкой.

— Что привело тебя сюда из спокойного и безопасного Ратгара?

— Я была на мессе в церкви на Хаддингтон-роуд. Порой хожу туда по воскресеньям чисто... — Сара одновременно вздрогнула, улыбнулась и пожала плечами, — чисто для разнообразия.

Квирк кивнул, сложил газеты и встал. «Он такой высокий, сильный!» — как всегда подивилась Сара, почувствовала себя на пару дюймов ниже и невольно отстранилась.

— Можно с тобой прогуляться? — Квирк изображал мальчишескую неуверенность, якобы заранее ожидая отказа. «Наивно любить его и не ждать никакой реакции», — подумала Сара.

Они прошли по бечевнику обратно мимо высокой сухой осоки. Воскресенье стало первым по-настоящему осенним днем, небо застилала жемчужная дымка, которая отражалась в воде и делала ее молочно-белой. Затянувшееся молчание прервал Квирк.

— Прости, что испортил вам тот вечер. Мне так стыдно!

— Ну, что было, то прошло. К тому же ты слишком много выпил. Я давно поняла: когда ты осыпаешь меня нежностями и комплиментами, значит, перепил.

— Я извинялся не за это, а за то, что водил Фиби в паб.

— Да уж! — нервно засмеялась Сара. — Мэл жутко разозлился на вас обоих, особенно на тебя.

— Я ей выпивку купил, — раздраженно вздохнув, проговорил Квирк, — а не склонял к проституции! — Пристыженная Сара затихла, но Квирк уже сменил гнев на милость. — Давно ты стала такой набожной? С каких пор на мессу ходишь?

— Наверное, это от отчаяния. В отчаянии люди всегда обращаются к богy, разве не так?

Вместо ответа Квирк повернулся к Саре и перехватил ее взгляд. Казалось, они стоят у тайной двери. Сара приоткрыла ее и посмотрела на него, гадая, решится ли он войти вместе с ней в темную пещеру. Квирк не решился: в некоторые пещеры входить не стоит. Два лебедя плыли вдоль берега и быстро нагнали их с Сарой, гордо держа головы в черных масках.

— Этот ее парень, Конор Каррингтон… У Фиби с ним серьезно?

— Надеюсь, что нет.

— А вдруг серьезно?

— Боже, Квирк, разве в девятнадцать серьезные отношения бывают?

— У нас были! — парировал он так убежденно, что Сара вздрогнула, но тут же опустила глаза. Она знала: Квирк играет, притворяется, Притворяться он умел очень убедительно, порой даже для самого себя.

— Пожалуйста, не надо!

— Что не надо?

— Сам прекрасно понимаешь!

Лебеди так и плыли параллельно Саре и Квир-ку. Вдруг одна птица издала негромкий, но пронзительный клич, такой жалобный, что Саре почудилось, будто это ее голос. По воскресеньям лесопилка на другом берегу не работала, но аромат смолы все равно ощущался. Под мостом они остановились и стали смотреть на воду. Удивительно, но лебеди дальше не плыли — застыли неподалеку от берега.

— Мой отец очень болен, — проговорила Сара. — Я хотела заплатить священнику с Хаддингтон-роуд, чтобы отслужил по нему мессу. — Квирк хохотнул, и Сара смерила его серьезным взглядом. — Слушай, ты, правда, не веришь в бога?

— Я верю в дьявола. Это единственное, чему я научился в Каррикли.

Сара кивнула, понимая, что Квирк снова притворяется.

— Каррикли… — задумчиво повторила она. — Ты часто о нем рассказываешь и всегда в одном тоне.

— Такое место не забудешь.

Сара накрыла его ладонь своей, но Квирк не отреагировал, и она отдернула руку. «А вдруг он впрямь притворяется и играет? — мелькнуло в мыслях Сары. — Он, конечно, настрадался, только ведь это дело прошлое».

— Я здесь не случайно, — начала она. — Хотя, думаю, ты сам догадался. Актриса из меня никудышная, зато ты, к счастью, верен своим привычкам. — Сара сделала паузу, чтобы собраться с мыслями, — Квирк, я прошу тебя поговорить с Мэлом.

— О чем? — спросил он, насупившись.

Сара подошла к воде. К ней тут же подплыли лебеди, «написав» на безмятежной глади реки красивую букву «V». «Ждут, что хлебом покормлю, — подумала Сара. — Даже неудивительно: от меня все чего-то ждут».

— Хочу, чтобы вы с Мэлом перестали ссориться и… объявили перемирие, — Сара смущенно засмеялась: фраза вышла напыщенной и помпезной.

Квирк так и буравил ее взглядом, но хмуриться перестал.

— Это Мэл прислал тебя сюда? — подозрительно спросил он.

Теперь удивилась Сара.

— Разумеется, нет. С какой стати?

Только Квирк был непреклонен.

— Передай своему мужу, — начал он с ледяным спокойствием, — я сделал для него все, что мог.

Лебеди, точно магнитом прикрепленные к своим отражениям, медленно поворачивались из стороны в сторону и теряли терпение. Раз ничего съестного не принесла, зачем эта женщина в малиновом пальто и шляпе с пером стоит у воды? Только Саре было не до лебедей. Она смотрела на Квирка, совершенно не понимала, о чем он говорит, но чувствовала, что и не должна понимать. Что же Квирк сделал для Мэла? Он оказал Мэлэки услугу? Уму непостижимо!

— Квирк, я очень тебя прошу… Умоляю… — «Господи, как унижаться приходится!» — потрясенно думала Сара. — Поговори с ним!

— Тогда сделай милость, объясни, о чем?

— О чем угодно, о Фиби, например. Хочешь, верь, хочешь, нет, но Мэл к тебе прислушивается.

Лебедь снова издал пронзительный клич, на сей раз явно выражая Саре свое недовольство.

— Наверное, это самка, — вслух предположил Квирк и, заметив, как нахмурилась сбитая с толку Сара, показал на лебедей. — Говорят, они на всю жизнь спариваются. Думаю, кричит самка, — Квирк криво улыбнулся. — Хотя, возможно, и самец.

Сара пожала плечами: какая, мол, разница.

— Ему сейчас очень нелегко, — сказала она.

— Из-за чего это?

По голосу чувствовалось: Квирку скучно. Терпение, мягкость, милосердие, никогда не входили в небольшое число его добродетелей.

— Мэл мне не доверяет — призналась Сара. — Уже довольно давно.

Она снова приоткрыла невидимую дверь в темную пещеру, и Квирк снова отказался войти.

— Думаешь, мне доверится? — нарочито резко спросил он.

— Мэл — хороший человек, Квирк, — Сара умоляюще протянула к нему руки. — Пожалуйста, ему нужно выговориться!

Квирк поднял широкие плечи и резко опустил. Когда он так делал, казалось, его торс состоит не из плоти и костей, а вырезан или вытесан из материала гораздо плотнее.

— Хорошо, Сара! — голос Квирка пропитали раздражение и усталость. Лебедям наконец надоело ждать, и они, презрительные и грациозные, поплыли прочь. — Хорошо. — Голос Квирка стал еще раздраженнее. — Хорошо.

Квирк пригласил Мэла на ленч в «Джаммет». Он прекрасно понимал, что ресторан выбрал, желая хоть слегка повредничать. Роскошь Мэл любил, а вот к изысканным блюдам особой тяги не испытывал, да и среди обшарпанного великолепия ресторана чувствовал себя неуютно. Он ерзал на неудобном стуле, узком и высоком, как его тело. Длинная шея торчала из расстегнутого ворота белой рубашки, пальцы — Квирк всегда подозревал, что у убийц именно такие, тонкие и красивые — впились в край стола, словно Мэл мог в любую секунду вскочить и броситься вон. Явился он в обычном полосатом костюме с галстуком. Несмотря на элегантность, костюм Мэла не красил. Казалось, его в спешке одевал кто-то другой — Мэл смахивал на сорванца, наряженного матерью на конфирмацию. К столику подлетел подобострастный метрдотель и предложил мсье Квирку и его гостю аперитив. Мэл тяжело вздохнул и взглянул на часы. Квирку нравилось видеть свояка, фактически, брата во взвинченном состоянии. Это было частью мести, компенсации за преимущества, которыми тот обладал. Если бы его попросили перечислить эти преимущества, Квирк не назвал бы ни одного, за исключением очевидного, то есть Сары.

Квирк заказал дорогой кларет и устроил целый спектакль — крутил его в стакане, вдыхал аромат, смаковал и одобрительно кивал сомелье, а Мэл, кипя от раздражения, отвернулся. Сам он вино даже не попробовал, заявив, что во второй половине дня у него прием. «Отлично! — рявкнул Квирк. — Мне больше достанется!» Пожилой официант в блестящем черном фраке обращался к ним с приторной торжественностью распорядителя на похоронах. Квирк выбрал заливного лосося и жареную куропатку, а Мэл — куриный суп и омлет. «Ради бога, Мэл!» — процедил Квирк.

Разговор совершенно не клеился. Посетителей было раз, два и обчелся, поэтому любое произнесенное нормальным голосом слово слышалось на другом конце обеденного зала. Говорить пытались о больнице. Квирк с трудом сдерживался, чтобы не зевнуть. Восхищала и страшно раздражала поглощенность Мэла (вполне возможно, притворная) повседневной жизнью больницы Святого Семейства и тонкостями ее управления. У самого Квирка одно название больницы, казавшееся ему слишком пафосным, ничего, кроме отвращения, не вызывало. Он слушал, как Мэл разглагольствует о «финансовом положении больницы» и спрашивал себя, не стоит ли относиться к жизни серьезнее. Впрочем, Квирк понимал: этим вопросом он себе льстит, я, мол, не зануда, как Мэл. Свояка он давно считал загадкой, но не такой, которую хочется разгадать. Мэлэки для него был живым сфинксом, огромным, непоколебимым и нелепым в своей неестественности.

А вот как относиться к истории Кристин Фоллс? Дело ведь не в профессиональной халатности: халатным Мэла не назовешь, тогда в чем? Если бы речь шла о любом другом мужчине, у Квирка не возникло бы сомнений. Девушки вроде Крисси Фоллс — ловушки для неосторожных мужчин, только Мэл — воплощение осторожности. Впрочем, сейчас, наблюдая, как он привередливо, микроскопическими порциями хлебает суп — руки Мэла изяществу вопреки казались медленными и неловкими, хотя в родильной палате ходили легенды о том, с какой скоростью он хватается за щипцы — Квирк подумал, что все эти годы недооценивал свояка или, точнее сказать, переоценивал. Что скрывает худое скуластое лицо, особенно бледно-голубые глаза навыкате? Какие черные желания в них таятся? Стоило об этом подумать, в душе проснулась гадливость: не станет он размышлять о тайных пристрастиях Мэлэки! Девушка умерла при родах, и Мэл спрятал ужасные подробности — наверняка этим все и ограничилось. Такое случается и, похоже, чаще, чем ему кажется. Вспомнилось, как Сара стояла у воды и смотрела на лебедей невидящими, полными тревоги глазами. «Ему сейчас нелегко»… Нелегко из-за Кристин Фоллс? Если так, значит, Саре о ней известно? Что именно известно Саре? Квирк решил, что поступил правильно: в журнале регистрации теперь порядок, а трус Маллиган рта не раскроет. Девушка мертва — о чем еще беспокоиться? Кроме того, у него теперь есть преимущество над занудой Мэлом. Вряд ли он им воспользуется, но ведь главное — иметь, пусть даже при мысли об этом преимуществе становится совестно.

Лосось оказался пресным и немного склизким, а куропатка, наоборот, сухой. Молодая полная женщина за соседним столиком восхищенно смотрела на Мэлэки и что-то говорила своей спутнице. «Наверняка очередная пациентка, побывавшая в опытных руках доброго доктора Гриффина», — подумал Квирк, спрятал улыбку и, не давая себе времени передумать, сказал:

— Вообще-то я здесь по просьбе Сары.

Мэл, вещавший о бюджете больницы на следующий год, осекся и застыл, уставившись на последний кусочек омлета. Голову он склонил набок так, словно плохо слышал или в ухо попала вода.

— Что? — без всякого выражения выдавил он.

Квирк сунул в рот сигарету, поэтому отвечать пришлось уголком рта.

— Сара попросила меня с тобой поговорить. — Он выпустил к потолку колечко дыма, неожиданно получившееся идеальным. — Если честно, я здесь только ради нее.

Мэл медленно и аккуратно отложил столовые приборы и прижал ладони плашмя к столу, будто собирался вскочить.

— Прежде ты Саре отказывал!

Квирк вздохнул: соперничество продолжалось с самого детства — он якобы развеселый, а на самом деле раздосадованный против мрачноватого зануды Мэла.

— Сара считает, у тебя проблемы, — коротко пояснил Квирк, нервно крутя сигарету.

— Она так сказала? — с неподдельным интересом спросил Мэл.

— В общем, да, только другими словами. — Квирк раздраженно вздохнул, подался вперед и для пущего эффекта понизил голос: — Скажу тебе кое-что. Речь о той девушке, Кристин Фоллс… Я забрал ее тело из морга и сделал вскрытие.

Мэл беззвучно выдохнул — со стороны казалось, большой воздушный шар проткнули крошечной булавкой. Молодая пышка за соседним столом опять на него взглянула и тут же перестала жевать: так сильно ее испугало лицо доктора Гриффина.

— Зачем ты это сделал? — тихо спросил Мэл.

— Затем что ты мне соврал, — ответил Квирк. — Кристин жила не в деревне, а в Стоуни-Баттер у Долли Моран. И умерла она не от легочной эмболии. — Квирк покачал головой и едва не засмеялся. — Подумать только, легочная эмболия! Неужели трудно было придумать что-то более убедительное, а Мэл?

Мэлэки медленно кивнул и, перехватив взгляд молодой пышки, растянул губы в слабейшей улыбке, которая, по мнению Квирка, больше подходила гробовщику, чем человеку, помогающему детям появиться на свет.

— Ты никому об этом не обмолвился? — Мэл едва шевелил губами и смотрел не на Квирка, а в глубь обеденного зала.

— Еще раз повторю: зла я тебе не желаю и не забыл, что однажды ты оказал мне услугу и сохранил все в тайне.

«Похоронный» официант собрал грязную посуду. Он предложил кофе, но ни Мэл, ни Квирк не отреагировали. Мэл боком сидел на узком стульчике и, скрестив ноги, барабанил пальцами по столу.

— Расскажи мне про ту девушку, — попросил Квирк.

— Рассказывать особо нечего, — пожал плечами Мэл. — Кристин гуляла с каким-то парнем и… — Мэл поднял руку и резко опустил. — Дальше сам знаешь. Разумеется, нам пришлось ее уволить. «Нам» царапнуло Квирку слух, но он ничего не сказал. — Я заплатил этой Моран, чтобы за ней ухаживала. Потом среди ночи раздался звонок, я послал туда карету «скорой помощи», но было уже поздно.

Квирку показалось, между ними на стол упало что-то вялое и безжизненное, как рука Мэла.

— А что с ребенком стало? — спросил Квирк. Мэл лишь головой покачал, и воцарилась тишина. — В ту ночь ты не подделывал досье Кристин Фоллс, — с неожиданной уверенностью проговорил он. — Ты заполнял его! А потом, когда я пристал с расспросами, вынес из отделения и уничтожил.

Мэл вытянул ноги и с негромким, усталым ропотом повернулся к столу.

— Слушай… — начал он, осекся и вздохнул, словно объясняя очевиднейшие вещи. — Я для семьи постарался.

— Для чьей семьи?

— Для семьи Кристин Фоллс. Бедняги дочь потеряли. Зачем им знать о ребенке?

— А как насчет отца? — спросил Квирк и встретил недоуменный взгляд Мэлэки. — Отца ребенка, бойфренда Кристин.

Мэл посмотрел направо, потом налево, на одну сторону столика, потом на другую, словно имя тайного соблазнителя Кристин было написано где-то здесь, у всех на виду.

— Это молодой парень… — он снова замялся. — Мы даже имени его не знали.

— Почему я должен тебе верить?

— Почему меня должно волновать, веришь ты мне или нет? — недобро засмеялся Мэл.

— А ребенок?

— А что с ней?

Квирк буквально впился в Мэла взглядом.

— С ней? — тихо переспросил он. — Мэл, откуда ты знаешь, что это девочка?

Мэл демонстративно отвел взгляд.

— Где она?

— Нигде. Она родилась мертвой.

Обескураженный и сбитый с толку, Квирк допил остатки кларета и попросил счет. От вина гудела голова.

Нассау-стрит встретила его неярким солнцем и мягким теплом. Желудок Квирка судорожно сжался, явно помятуя лососину. Мэл застегивал пальто. Судя по отсутствующему виду, мыслями он был уже в больнице — надевал стетоскоп и подстегивал ленивых студентов. Квирк снова почувствовал досаду.

— Кстати, у Долли Моран все записано. То есть про Кристин Фоллс, ее ребенка, отца ребенка и бог знает кого еще.

Мимо проехал автобус, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Мэл замер, его пальцы застыли на последней пуговице пальто.

— Откуда знаешь? — спросил он так, словно новость особо его не заинтересовала.

« — Со слов Долли, — ответил Квирк. — Я был у нее, и она мне сказала. Видимо, она вела дневник, или что-то подобное. Вроде бы не в ее стиле, и вот, пожалуйста.

— Ясно, — медленно кивнул Мэл. — И что она хочет сделать с этим своим дневником?

— Долли не сказала.

По-прежнему задумчивый Мэл по-прежнему кивал.

— Что же, успехов ей!

Они расстались. Квирк зашагал к Доусон-стрит, потом свернул к Сент-Стивенсгрин, наслаждаясь нежарким, ласкающим лицо солнцем. Его тоже ждала работа, но он решил прогуляться, чтобы проветрить голову. Снова и снова вспоминался разговор с Мэлом, казавшийся теперь чуть ли ни смешным: похоже, так действовал кларет. Обрюхать старина Мэл ту девушку, вот был бы номер! У Квирка такие проколы тоже случались, а однажды он даже воспользовался услугами университетского приятеля, работавшего в лондонской клинике с сомнительной репутацией. В общем, после той скверной истории девушка с Квирком больше не разговаривала. Однако он сомневался, что Мэл наступил на те же грабли. Неужели вслед за Квирком, жалеющим об этом день и ночь, он совершил ошибку, которой избежал бы любой первокурсник медицинского факультета? Тем не менее пугающий факт оставался фактом: Мэл подделал досье девушки, умершей при родах. Что значат для Мэла близкие Кристин Фоллс, раз он пошел на такой риск, чтобы спасти их от позора, о котором никто посторонний бы не узнал? Он уничтожил настоящее свидетельство о смерти? Или его вообще не существовало? Нет, Мэл явно спасал свою шкуру… Кристин Фоллс скорее всего была его пациенткой — не любовницей же! — и ошибку он совершил врачебную, усердию и осторожности вопреки.

В конце Доусон-стрит Квирк перешел доршу и через задние ворота попал в парк. Ароматы листьев, травы и влажной земли напомнили о жене: она давно мертва, но ее образ ничуть не потускнел. Даже странно… Неужели он любил ее больше, чем осознавал? Неужели любил настоящую, неповторимую Делию, а не то, что она для него значила? Квирк нахмурился: в полном смятении, он не понимал, в чем тут смысл, но смысл наверняка был.

Он снова заглянет к Долли Моран, снова спросит, что стало с ребенком, и на сей раз выбьет из нее правду. У ворот университета Квирк сбавил шаг. Из здания вышла Фиби со стайкой подруг. Пальто она расстегнула, словно демонстрируя стройные ноги в гольфах и туфлях без каблука и клетчатую юбку, застегнутую на боку декоративной булавкой, а блестящие волосы цвета воронова крыла — от матери достались — убрала в хвост. Не заметив Квирка, она улыбнулась подругам, уже без них свернула за угол и перебежала через дорогу. Голова опущена, учебники прижаты к груди — Квирк собрался ее окликнуть, но тут высокий худой парень в темном костюме и пальто Кромби шагнул ей навстречу. Фиби эдакой кошечкой-скромницей прильнула щекой к его плечу. Молодые люди взялись за руки и зашагали к Хэтч-стрит, а Квирк, понаблюдав за ними с минуту, двинулся в обратном направлении.

Глава 6

Кто они, Долли Моран поняла сразу. Она их уже встречала, слышала, что о них говорят соседи, и догадывалась, чем они занимаются. Однако сейчас, сама не зная почему, Долли чувствовала: сегодня они пришли из-за нее, из-за нее стоят на углу, делая вид, что просто убивают время. Неужели темноты дожидаются? Долли заметила их, когда собралась за молоком и вечерними газетами — уже надела шляпу и пальто, но, увидев их, застыла на лестнице, как вкопанная. Первый — тощий брюнет с сальными патлами, растущими на лбу мыском, странным ярко-красным румянцем и крупным крючковатым носом. Второй — толстяк с грудью колесом, огромным животом, круглой, как футбольный мяч, головой и жесткими волосами до плеч, заплетенными в тонкие косички. Долли сильнее пугал тощий. Они демонстративно не смотрели в ее сторону, хотя на улице больше не было ни души. Долли словно примерзла к крыльцу, держа дверь полуоткрытой. Что теперь делать? Запереться в доме или пройти мимо них, не удостоив взглядом, она, мол, не боится? Только Долли боялась, очень боялась. Лучше вернуться в дом — она с поразительной четкостью представила, как переступает порог, как запирает дверь — и ждать их ухода.

Их появлению Долли не удивилась. Испугалась — это да, причем сильно, но не удивилась, особенно после того, как к ней снова постучался Квирк, который пытался выяснить, что стало с ребенком Крисси. Долли его не впустила, подумав, что он пьян, и разговаривала с ним через почтовый ящик. Разве теперь она сможет посмотреть ему в глаза? Тогда, в пабе, лесть и джин сделали свое дело, и она наболтала лишнего и о Крисси, и об остальном. Сегодня Долли на вопросы отвечать не желала, и Квирк разозлился. Он решил, что ребенок Крисси умер, и хотел узнать, где его похоронили. Долли не сказала ни слова — она стояла у двери, прижимала ко рту палец и, зажмурившись, безостановочно качала головой. Те двое уже были на углу? Они видели Квирка? Слышали, что он спрашивал про ребенка? Под конец Квирк сорвался на крик, поэтому услышать не составило бы труда. Ничего не добившись, Квирк ушел, а Долли через какое-то время взяла себя в руки и собралась за молоком и газетами. Тогда она и увидела их на углу.

Теперь Долли, все еще в пальто и шляпе, стояла в гостиной второго этажа и, прильнув щекой к оконной створке, смотрела за край шторы на улицу. Они так и скучали на углу. Толстый прикрывал ладонью зажженную спичку, а тощий наклонился, чтобы прикурить от ее огонька. В висках Долли стучал пульс, каждый вдох сопровождала дрожь, унять которую не получалось. Долли спустилась в свою тесную кухоньку, где всегда пахло сыростью и газом, и застыла у покрытого клеенкой стола. Нужно сосредоточиться и что-то придумать. На полочке у плиты притаилась эмалированная жестянка с надписью «Сахар». Долли сняла ее и, подняв крышку, вытащила школьный блокнот в ярко-оранжевой обложке. Скорее в гостиную! Долли сунула блокнот за каминную решетку, а вот спичек не обнаружила. Она снова зажмурилась, но и сомкнутые веки не потушили огненную вспышку злобы. Перед глазами возникло бледное лицо Крисси: как она металась на подушках, как звала маму, как истекала кровью, а помочь было некому… Нет, во второй раз она Крисси не подведет!

Почта закрывалась в пять, и Долли знала: нужно торопиться. Конверт нашла лишь старый, из-под документов на тонтину, но решила: сойдет. Клей почти стерся — клапан прилепился лишь лейкопластырем, а адрес она вообще едва написала: от спешки дрожали руки. Однако спешке вопреки Долли панически боялась момента, когда настанет пора открыть дверь и выйти на улицу. Вдруг они до сих пор скучают на углу? А если выбрать другую дорогу — в противоположную сторону, через Арбор-Хилл? Тогда она потратит куда больше времени, не успеет на почту, да и они вполне могут пуститься в погоню.

Долли распахнула дверь и, выбравшись на крыльцо, едва заставила себя посмотреть на угол. Они исчезли! Долли оглядела Краймиа-стрит от начала до конца, но заметила лишь старуху Таллон: та приоткрыла дверь и высунула нос на улицу, якобы чтобы узнать погоду. Тихий, спокойный вечер. Так и должно быть: все тихо-спокойно. Старуха Таллон спрятала нос и беззвучно закрыла дверь. Видела она тех двоих на углу? Она же никого и ничего не пропускает! Но даже если и видела, чем поможет? Долли закусила нижнюю губу и стиснула сумку. Следы навоза у двенадцатого дома напомнили о бархатных сумерках, когда она шла здесь под руку с Квирком. Не стоит ли ему позвонить? Он же сам предлагал… На миг в сердце затеплилась надежда. Только… нет, Квирку она позвонит в последнюю очередь.

На почту Долли попала за пять минут до закрытия, но молодой клерк за решетчатой перегородкой уже решил, что работать хватит, и встретил ее недовольным взглядом. Только в Стоуни-Баттер все такие — Долли привыкла к недовольным взглядам и даже к оскорблениям, которые бормочут сквозь зубы, когда проходишь мимо. Ни то ни другое ее совершенно не волновало. Едва конверт упал в ящик, на душе полегчало, как от исповеди, хотя, когда в последний раз исповедовалась, Долли уже не помнила.

Долли решила заглянуть в паб и выпить джин с содовой, всего лишь порцию. В итоге она выпила три сразу, потом еще одну в более спокойном темпе, потом еще одну на посошок. Возвращаясь домой в дымчатом сумраке, Долли гадала, не поспешила ли отправить конверт. Вдруг страшные двое совсем не те самые? А даже если те, вдруг они следили не за ней? В Стоуни-Баттер что только ни случается — и кражи, и драки, иной раз люди с выбитыми зубами среди улицы валяются. Если это все ее домыслы и придумки… Господи, что она наделала?! Может, стоит вернуться на почту и затребовать конверт обратно? Нет, там уже, конечно, закрыто, молодого клерка и след простыл, а все письма достали из ящика и увезли. Джин обжог горло не хуже огня. Вдруг… вдруг письмо уже доставили? «Пусть страдают, — злорадно подумала Долли. — Пусть узнают, каково жить в наших краях!»

Пять порций джина сделали свое дело, и в замочную скважину Долли попала не сразу. В передней гулял сквозняк, тянуло откуда-то из глубины дома. Долли это заметила, но особого значения не придала. На кухне негромко играло радио — «Инк Споте» пели «Ложь — это грех», но Долли решила, что в спешке забыла его выключить. Она повесила пальто на крючок и прошла в гостиную — там тоже царил непривычный холод. «К зиме надо купить электрокамин, — подумала она. — Такой, в котором горит красный огонек, и кажется, что пылают дрова». Долли опустилась на колени и закладывала дрова в топку, гадая, где же спички, когда услышала их. Обернулась — они стояли у двери на кухню. Все вокруг замедлилось, словно поезд, в котором она ехала, сбавил скорость до минимума. В состоянии шока Долли подмечала любопытнейшие детали: на толстяке свитер ручной вязки, при электрическом свете его волосы отливают рыжим; у тощего нос красный, как с мороза, между перепачканными табаком пальцами зажата не просто сигарета, а самокрутка. Еще она с поразительной четкостью увидела то, что не могла видеть в принципе, — разбитое стекло в двери черного хода — и почувствовала, как в брешь льется прохладный ночной воздух. Зачем же они включили радио? Почему-то сильнее всего пугало именно его пение, фальцеты тех черных ребят. «Добрый вечер!» — любезно проговорил тощий. Сперва Долли ощутила лишь щекотку в низу живота, но потом по ногам хлынул обжигающий поток густой жидкости, и на коврике перед камином расплылось темное пятно.

Такси, древний «форд», отчаянно хрипя, трясся по темным, погруженным в тишину, улицам. К такому Квирку следовало привыкнуть давно — звонок в ночи, поездка по спящему городу, «скорая» на обочине дороги, несколько патрульных машин, крыльцо, на котором маячат крупные мужчины с незапоминающейся внешностью. Один из них, в длинном плаще и мягкой фетровой шляпе, вышел ему навстречу.

— Мистер Квирк, это вы? — с радостью и удивлением спросил он.

Инспектор Хакетт! Настоящий увалень с веселыми внимательными глазами. Это он позвонил среди ночи.

— Здравствуйте, инспектор! — Квирк пожал широкую, как лопата, руку — Мисс Моран здесь? — Он внутренне поморщился: так глупо прозвучал вопрос.

В глазах Хакетта вспыхнул огонек.

— Кто, Долли? — переспросил он. — Да-да, она здесь.

Хакетт провел Квирка в переднюю буквально на цыпочках, чтобы не мешать двум экспертам-криминалистам, снимавшим отпечатки пальцев. Квирк с ними не раз пересекался, хотя имена так и не запомнил. Они кивнули ему, таинственные и чуть самодовольные, как все эксперты, по лицам которых кажется, что они смеются над известной лишь им шуткой. В гостиной царил хаос: стулья опрокинули, диван выпотрошили, ящики вытащили из стола, документы изорвали в клочья и разбросали по полу. Молодой, облаченный в форму полицейский с прыщами, выпуклым кадыком и чуть позеленевшим лицом сторожил кухню. За его спиной царил еще больший беспорядок, особенно вопиющий в безжалостном свете голой лампы. Запах, стоявший на кухне, Квирк знал так хорошо, что едва его почувствовал.

— А вот и ваша мисс Моран! — с легкой иронией воскликнул Хакетт.

Лодыжки Долли стянули чулками, запястья — электрическим проводом. Она лежала на правом боку, намертво прикрепленная к опрокинутому на пол кухонному стулу. Одну руку она как-то ухитрилась высвободить… Поза Долли потрясла Квирка до глубины души. Прижатые к груди колени, вытянутая вперед рука — не человек, а манекен!

— Вы позвонили мне на домашний номер, — начал склонившийся над трупом Квирк. — Вам его в больнице дали?

Хакетт показал прямоугольник из белого картона, который держал на ладони, словно фокусник карту.

— Очевидно, ее вы здесь оставили во время прошлого дружественного визита, — насмешливо предположил он.

Глава 7

Молодая монахиня с лошадиными зубами распахнула дверь и отступила в сторону, жестом пригласив войти. Длинная узкая комната разбудила смутные воспоминания, и на миг Бренда ощутила себя девчонкой, дрожащей на пороге кабинета матери-настоятельницы. Массивный стол из красного дерева, шесть стульев с высокой спинкой, на которых никто никогда не сидел, вешалка без одежды… В нише статуя Богоматери. Размером в три четверти человеческого роста, несчастная в своем бело-синем одеянии, она держала большим и указательным пальцами лилию, символ невинности. В другом конце комнаты под потемневшим от времени портретом какого-то святого мученика стоял антикварный столик, а на нем — лампа, книга записей в кожаном переплете и два телефонных аппарата — зачем два? Молодая монахиня незаметно исчезла, беззвучно притворив дверь за спиной Бренды. Завернутая в одеяло малышка спала, и Бренду окружала тишина. «Что это за деревья? — гадала она, глядя в окно. — Может, они только кажутся незнакомыми? Здесь ведь все такое!»

Дверь, которую Бренда сразу не заметила, распахнулась настежь, будто за ней дул сильный ветер. Вошла монахиня, высокая, не по-женски широкоплечая, с узким, мертвенно-бледным лицом. Черная ряса с шумом колыхалась. Она протянула руки навстречу Бренде и улыбнулась. При этом на ее лице мелькнуло удивление, словно улыбка была на нем редкой гостьей.

— Мисс Раттледж, я сестра Стефания. — Монахиня сжала в ладонях свободную руку Бренды. — Приветствую вас в Бостоне и в приюте Пресвятой Девы Марии!

От сестры Стефании, как и от других монахинь, пахло чем-то несвежим, и Бренде вспомнились истории, которыми в приюте потчевали подружки. Мол, монахини никогда не раздеваются догола и даже моются в специальных купальниках.

— Я очень рада, что приехала, — проговорила Бренда и внутренне поморщилась: ну откуда в ее голосе столько смирения?! Она давно не ребенок, нечего бояться настоятельницы! Бренда расправила плечи и смело взглянула в холодное сияющее лицо монахини. — В Бостоне очень красиво. — Последняя фраза прозвучала глупо и неубедительно. Малышка сучила ножками, словно требуя, чтобы ее представили. Вот тебе и характер! Ледяной взгляд монахини скользнул по свертку.

— А это, наверняка, тот ребенок, — проговорила она.

— Да, — ответила Бренда и осторожно отодвинула край одеяла, чтобы показать красное личико с голубыми, постоянно испуганными глазками и крошечным розовым ротиком. — Это маленькая Кристин.