Тайна Золотого гроба. Изд. 2-е.

СОПЕРНИЦА ЦАРИЦЫ

На положении жены венценосного возлюбленного мы застаем Кийа сравнительно рано — через несколько лет после появления рядом с ним его царицы, «жены царевой великой» Нефр-эт. Самые ранние известия о Кийа восходят к средним годам царствования Амен-хотпа IV, главные источники их — два невзрачных сосуда, надписанных на имя солнца, царя и Кийа. Однако к тому же примерно времени должна быть приурочена первоначальная отделка золотого гроба. Он был заготовлен впрок, задолго до кончины хозяйки, подобно тому как алавастровый ящик с сосудами для внутренностей самого фараона был приготовлен много раньше его смерти. До находки гробов Тут-анх-амуна, обшитых золотом или целиком из золота, гроб Кийа был самым роскошным из всех известных древнеегипетских гробов. Его великолепие красноречиво свидетельствует о значении Кийа уже в средние годы царствования. Ее молитва царственному возлюбленному, начертанная на гробе, отражала большую близость к фараону, задушевность их отношений. Да и само необыкновенное титло ее на сосудах и гробе говорило о том же: «Жена-любимец большая царя (и) государя, живущего правдою, владыки обеих земель Нефр-шепр-рэ — Единственного для Рэ, отрока доброго солнца живого, который будет жив вековечно вечно, Кийа».

Впрочем, это же титло доказывало, что обладательнице его при всем ее значении было далеко до царицы. Дело не только в том, что титло было составлено по-новоегипетски, на обыденном, разговорном языке того времени, тогда как титло Нефр-эт было сложено по-среднеегипетски, на языке древнем, торжественном.

Кийа. Крышка самого сохранного погребального сосуда спереди.

Самый состав титла у побочной жены был совсем иной, чем у царицы, произвольный, необычный, отнюдь не государственного порядка. Нефр-эт величалась, как издавна подобало царицам: «Жена царева великая, возлюбленная его, владычица обеих земель, Нефр-нефре-йот Нефр-эт — жива она вечно вековечно!», и имя ее окружал ободок, присвоенный царям и царицам. У Кийа ни одно звание не намека по на причастность к государственной власти: «владычицею обеих земель», «госпожою Верхнего и Нижнего Египта» побочная жена не была. Она оставалась частным лицом, и в ней не видели ничего такого, что позволяло бы желать ей, как Нефр-эт, «жить вечно вековечно». Ободком вокруг имени Кийа также не располагала Не носила она и налобного знака царского достоинства — изображения змеи-аспида. Нынешний аспид был приставлен ко лбу ее человекообразного гроба впоследствии, при его переделке.

От средних лет царствования не дошло даже намека на какие-либо сооружения в честь Кийа. Сама усадьба на юге солнцепоклоннической столицы в первые годы после ее основания устраивалась совсем не для Кийа. В величественном преддверье, ведшем в южный сад (северного сада еще, возможно, не было), были в те годы изображены и поименованы Нефр-эт и ее дочь Ми-йот, но не Кийа с дочерью. От тех же средних лет не сохранилось и изображений Кийа вместе с царственным возлюбленным. И это в то время, когда новооснованная столица, окрестные скалы и усыпальницы в них пестрели изображениями царя в обществе царицы. Царская чета на подобных изображениях представала не только в торжественной обстановке, во время служения солнцу, приемов, выходов, выездов, но также в обстановке самой непринужденной, в тесном семейном кругу, в саду, дома…

Но время шло, и к поздним годам царствования значение Кийа заметно возросло. Правда, взаимные любовь и дружба царя и царицы изображались по-прежнему бесконечно часто, но рядом с царем теперь на изображениях не раз появляется и его побочная жена со своею дочерью. Кийа появляется, разумеется, не на одних памятниках с царицей, и вообще памятников с ее изображениями сохранилось не слишком много. Нельзя также сказать, что сохранившиеся изображения ее были разнообразны. Чаще всего Кийа и ее дочь представлены позади фараона служащими вместе с ним его многорукому солнцу. Однако не это ли именно участие Кийа в царском богослужении на правах царицы как раз и показывало, насколько она приблизилась к ней по значению? Ведь и царицу чаще всего изображали служащею солнцу совместно с супругом и дочерьми. Тысячи раз была изображена она таким образом, и вот так стали изображать побочную жену царя… Впрочем, не всегда и не во всем так, особенно, по-видимому, на первых порах.

Самыми древними можно считать те изображения служения солнцу Амен-хотпа IV и Кийа, которые дошли до нас, к сожалению, только в обломках из царской усадьбы на юге Ax-йот. На этих изображениях солнечные руки-лучи не подносят знака жизни к лицу Кийа, более того, — даже не простерты к ней. А ведь царицу солнце наделяло жизнью, ласкало и обнимало ее лучами. На самих усадебных изображениях они подносят знак жизни к носу царя и широким потоком ниспадают на него. Не изображена на лбу Кийа и царская змея, тогда как меж бесчисленных изображений царицы не отыскать ни единого, где б она не была увенчана царским аспидом. Не удивительно, что и полное титло Кийа в усадьбе все то же, что и в прежние годы.

И все-таки, как ни умалена на этих изображениях по сравнению с супругой царя его побочная жена, она все же служит, как та, вместе с фараоном его солнцу. Да и не только служит, а имеет собственную великолепно отделанную божницу ее имени. Ведь часть изображений совместного служения солнцу царя и его побочной семьи происходит как раз из такого места почитания солнца в усадьбе — из «сени Рэ» побочной жены царя Кийа. «Сени Рэ» своего имени смели иметь в солнцепоклоннической столице мать царя Тэйе, его супруга Нефр-эт, старшая дочь Ми-йот. И вот теперь «сень Рэ» получила также Кийа… Правда, у тех это были или обширные самостоятельные сооружения, или маленькие храмики внутри больших зданий посреди столицы. У Кийа ее «сень Рэ» была пока что божницей в пригородной усадьбе, и тем не менее это была все-таки «сень Рэ», солнечный храм ее имени, как у настоящих цариц…

Но и «сень Рэ» в самой столице, видимо, недолго заставила себя ждать. Именно оттуда должны быть камни с изображением Кийа, откопанные в Шмуне. Их, очевидно, перевезли в Шмун для строительных надобностей, когда соседняя с ним солнцепоклонническая столица была покинута и разорена. На одном из камней солнце обозначено как чтимое «в сени Рэ дочери царевой от утробы его, возлюбленной им, Анхс-эм-п-йот, в доме ликования солнца в доме солнца в Ax-йот». Эта «сень Рэ» была воздвигнута в самом сердце солнцепоклоннической державы, в средоточии ее веры и государственности. В том, что за Анхс-эм-п-йот на камнях из Шмуна кроется Кийа, мы уже имели случай убедиться. Поэтому вполне вероятно, что «сень Рэ» Анхс-эм-п-йот была первоначально «сенью Рэ» Кийа. Буковка т между словами «возлюбленная им» и «Анхс-эм-п-йот» в титле царевны вовсе неуместна, но была бы точно на месте, стой тут некогда титло Кийа. Ненужная буква похожа на остаток, по недосмотру уцелевший, первоначальной надписи (окончание слова «большая»). Проверка по подлиннику решила бы вопрос окончательно.

Изображения Кийа на камнях из Шмуна отражают дальнейшее ее возвышение. Теперь лучи многорукого солнца уже тянутся к ней и подносят ей знак жизни, как если б она была самой царицей. Мало того, на одном изображении солнечный луч-рука как будто поддерживает царского аспида на лбу возлюбленной фараона. Однако по другому изображению, на котором различимы остатки ее имени, можно заключить, что ее имя все еще не вписывали в ободок, как подобало бы имени царскому.

У Кийа были не только свои солнечные храмики. Все указывает на то, что великолепная усадьба на юге столицы стала в эту пору вся целиком достоянием Кипа. Если в южном саду, в его каменном преддверье, в первые годы существования новой столицы изображали и именовали Нефр-эт и царевну Ми-йот, то в устроенном, видимо, позже большом северном саду нельзя отыскать ни одного надежного упоминания царицы. Не только храмики, но и сооружение на молу, вдававшемся в пруд, пестрели упоминаниями Кийа. Похоже даже на то, что в это время ей был передан также южный сад. В его преддверье были обнаружены каменные обломки, в том числе краснокаменной плиты, с остатками надписей, переделанных из титла Кийа и титла ее дочери.

Но Кийа имела еще какое-то отношение ко дворцу, откопанному в 1920-х годах под руководством английских ученых на самом севере солнцепоклоннической столицы. Сам по себе довольно внушительный (142 × 112 м), этот дворец должен был казаться совсем небольшим по сравнению с главным царским дворцом в средней части города (тот дворец имел в длину около 700 м). Да и сооружен был северный дворец из кирпича-сырца, если не считать известняковых столбов, косяков и т. п., в то время как главный дворец в основной своей части был из белого камня.

Кийа. Крышка самого сохранного погребального сосуда сбоку.

Северный дворец был обнесен толстой прямоугольной стеной. Посередине западной стороны, обращенной к реке, находились величественные ворота. За ними с запада на восток по главной оси здания следовали друг за другом два больших двора и дом фараона. Середину дома занимали три последовательно убывавшие по величине приемные; в задней, самой меньшей, стоял престол. По бокам приемных, с севера и юга, лежало по нескольку помещений, в том числе опочивальня, умывальная, винные кладовые, пиршественные (?) чертоги.

По сторонам каждой из трех частей дворца, расположенных по главной оси здания, т. е. двух дворов и царского дома, лежало по особому сооружению.

С северной стороны на первый двор выходила своими внушительными воротами любопытная постройка. Посреди ее под открытым небом стоял на возвышении храмик, к которому с запада и востока было обращено своими входами по девяти одинаковых смежных помещений, каждый раз с общей лестницей, ведшей на кровлю. Внутри эти смежные помещения были украшены живописью, а на каменных наличниках их дверей были вырезаны надписи. С южной стороны на первый двор выходило сложное и вместе с тем очень соразмерное сооружение, назначение которого совершенно неясно.

Ко второму двору с водоемом, обсаженным деревьями (?), примыкал с севера обширный зверинец, в котором содержались различные животные (быки, козероги, сернобыки), а с юга — замкнутый участок с жилыми постройками.

К северной стене царского дома было пристроено примечательное здание: садик, окруженный водою и обнесенный с трех сторон крытым ходом на каменных столбах со множеством расположенных позади помещений, выходивших в большинстве случаев своими дверями в крытый ход. По остаткам стенописи, изображавшей всевозможных птиц, не без основания полагают, что здание служило птичником. С юга царский дом переходил незаметно в постройку неясного назначения, завершавшуюся большим покоем с сорока пятью расписными кирпичными столбами.

Северный дворец с его водными затеями, зверинцем и птичником производил на исследователей впечатление увеселительного царского дворца. В этом смысле у него есть что-то общее с царской усадьбою на юге города. Оба сооружения явно отличны от строгих дворцовых зданий в средней части столицы.

Но северный дворец роднит с южной усадьбой еще одна важная особенность. В сооружении, расположенном с северной стороны первого двора, в одном из девяти помещений западнее храмика был обнаружен на своем исконном месте низ каменного дверного косяка с вырезанной на нем надписью: «---- дочь царева Ми-йот — жива она!». Довольно беглого взгляда на снимок, чтоб заметить, несоответствие между крупно написанными званием и именем царевны и более мелким многолетием «жива она!». Но странно и самое титло царевны. Вместо привычного: «дочь царева от утробы его, возлюбленная его, Ми-йот, рожденная женою царевой великою, возлюбленною его, владычицей обеих земель Нефр-нефре-йот Нефр-эт — жива она вечно вековечно!» — читается всего лишь: «дочь царева Ми-йот», но зато с многолетием, которое отнюдь не свойственно царевнам! Тут явно что-то не в порядке. И действительно, мы узнаём, что обломок дверного косяка надписан именем Ми-йот поверх чего-то изглаженного и что подобное было проделано по всему зданию. К сожалению, прочие случаи не были изданы.

Но кто же та женщина, чье имя изглажено и заменено именем Ми-йот? Она — жена царя, а не царевна, поскольку царевнам не подобало многолетие. Однако она и не царица Нефр-эт, так как той задолго до отделки северного дворца было присвоено пространное многолетие: «жива она вечно вековечно!» Тогда кто же эта особа?

Не правда ли, как в северном дворце, так и в южной усадьбе звание и имя царевны Ми-йот вставлены в чужое титло, в титло некой женщины, чье имя было изглажено. Но этим сходство не ограничивается. В конце переделанных титл в усадьбе бывает такое же краткое и необычное сочетание: «дочь царева Ми-йот». Краткость титла Ми-йот в усадьбе и в северном дворце объясняется одной и той же причиной: в предшествующей части надписи сохраняли при переделке что-то от прежнего состава титла. Во дворце пустое место, образовавшееся после уничтожения имени, было ограничено также снизу оставленным там исконным многолетием.

Мы хорошо знаем, чье имя значилось первоначально в усадьбе и что там не смели трогать в предшествующей части надписи. Невозможно сомневаться в том, что и в северном дворце изглаженное имя звучало «Кийа», а не подлежавшей переделке частью надписи было имя царя. Иными словами, можно спокойно восстановить на дворцовом косяке знакомое титло: «Жена… царя и государя… Нефр-шепр-рэ — Единственного для Рэ… Кийа» с добавлением многолетия «жива она!». Это многолетие, отсутствовавшее в усадьбе, имелось после имени Кийа на камнях из Шмуна. Но если сооружение, расположенное сразу налево от главного входа, так сказать, на самом видном месте, было домашним святилищем Кийа, то не была ли она хозяйкою северного дворца в целом? Или точнее: не был ли северный дворец местом совместного пребывания Амен-хотпа IV и Кийа, поскольку крошечный дворец у большого пруда в усадьбе на юге вряд ли годился для чего иного, как для кратковременных посещений?

Веселый дворец на севере, веселая усадьба на юге — и то, и другое связано с Кийа, подобно тому как главный дворец царя возле главного храма солнца связан с царицей Нефр-эт. Не вносит ли это новую и живую черточку в образ любимицы Амен-хотпа IV?

По времени святилище Кийа в северном дворце должно быть близко к ее «сени Рэ» в главном солнечном храме. Как северный дворец, так и эту «сень Рэ» отделывали одинаково при позднем солнечном имени, и как тут, так и там за именем Кийа следовало многолетие «жива она!».

У Кийа было и свое большое собственное хозяйство, или, как тогда говорили, «дом», с богатыми угодьями, рабочей силой и служащими. Среди производственных пометок на сосудах с припасами имеются две касающиеся, по-видимому, прямым образом хозяйства Кийа. Одна из них, найденная еще В. М. Флиндерсом Питри в конце прошлого века на месте солнцепоклоннической столицы, помечена 11-м годом царствования Амен-хотпа IV и была сделана управляющим виноградником, поставлявшим вино царской возлюбленной: «Год царствования 11, вино дома честной (особы) Ки[йа] —-- начальник сада Хайа». Другая пометка, сделанная на пять лет позже, в 16-м году царствования, и в винограднике, управлявшемся другим лицом, была найдена там же во время английских раскопок «города Эх-не-йота» в конце 20-х — начале 30-х годов нашего столетия: «Год царствования [1]6, вино дома честной (особы)-[начальник] поливного хозяйст ва Рамосе». Как большинство виноградников того времени, эти угодья «честной» были, наверное, расположены на севере Египта. Кем-нибудь иным, чем наша Кийа, «честная» пометок вряд ли могла быть.

Звание «честной», по-египетски шапсе, носили в те поры как раз побочные жены фараонов. Очень живо, хотя и в очень невыгодном свете, такая «честная», влиятельная и властная, выведена в так называемой сказке о двух братьях. Сказка дошла до нас в списке, века на полтора более позднем, чем царствование Амен-хотпа IV, однако ничто не мешает ей быть сложенной несколько раньше.

Явление царя во дворцовом окне, совместный выезд на колесницах царя и его «честной», их совместное веселое времяпрепровождение, «честная», наливающая царю вино, — все это приводит на ум сходные изображения из быта солнцепоклоннического двора, в том числе с участием самой Кийа.

Вот что рассказывает сказка о «честной». После того как ее будущий законный супруг Бит, бежав из Египта, поселился в Долине кедра, «он повстречал девять (богов), а они шли, творя промышление о своей земле до края ее… И сердце их болело о нем весьма, весьма. И Ра-Хар-Ахт (египетский бог солнца) сказал Хнуму (богу — образователю людей по египетским представлениям): «Да образуешь ты женщину — жену Биту, (чтобы он) не сидел один».

Тогда Хнум сотворил ему сожительницу. И была она совершен (на) плотью своей более женщины-жены всякой, которая в этой земле до края (ее). И бог всякий (был) в ней.

Тогда семь Хат-хор (т. е. фей) пришли погляде(ть на) нее. И они сказали уста (ми) одни (ми): «Она умрет (от) ножа…»

Ну а по прошествии дней многих после этого Бит пошел охотиться по своему обыкновению повседневному. Вышла тут юница покружить под кедром, который подле ее дома. А увидела она море, бившееся за нею. И она принялась бежать от него. И она вошла в свой дом.

Тогда море воззвало к кедру, сказав: «Заполони мне ее!» И кедр достал косичку от волос ее.

Тогда море доставило ее (т. е. косичку) в Кэме (т. е. в Египет). И оно положило ее в месте прачечников фараона.

Тогда запах косички волос явился в одеждах фараона. И брани(лись) (фараон) с прачечниками фараона, сказав:,Запах умащения в одеждах фараона». И стали браниться с ними постоянно. И не знали они (т. е. прачечники), что (и) сотворят. И начальник прачечников фараона пошел на берег. И было сердце его дрябло весьма, весьма из-за (того, что) бранились) с ним постоянно.

Тогда (он) остановился. И он стал на нагорье прямо против косички волос, которая в воде. И он дал спуститься (людям). И доставили ее ему. Найден был запах сладостным весьма, весьма. И он взял ее к фараону.

Тогда доставили писцов, знатоков вещей, фараону.

Тогда они сказали фараону: «(Что) до этой косички волос, (то) принадлежит она одной отроковице (т. э. дочери) Ра-Хар (-Ахта)…»

Тогда величество его дал пойти людям пехотным многим, равным образом коннице (т. е. колесничному войску), чтобы доставить ее обратно (!). И была (некая) женщина-жена среди них. И дал (и) ей украшения всякие добрые женские в руку ее.

Тогда та женщина прошла в Кэме вместе с нею. И веселились о ней в земле до края ее.

Тогда величество его полюбил ее весьма, весьма. И произвели (фараон) ее в честную большую.

Тогда говорили (фараон) с нею, дабы сказала она, (что) мысл(ить) (об) ее муже. И она сказала величеству его: «Дай срубить кедр и рассечь его». И дали (фараон) пойти людям пехотным с их мед(ными орудиями) срубить кедр. И они достигли кедра. И они срубили цвет (т. е. шишку), на которой сердце Бита. II он опустился (на землю) мертвым в тот час малый (т. е. тотчас)».

После того как брат Бита оживил его и Бит обернулся быком, «он достиг того (места), в котором были (фаоаон).

Ну а по прошествии дней многих после этого он вошел в чистое (помещение). И он встал в том (месте), в котором (была) честная. И он стал говорить с нею, сказав:,Гляди, я жив таки». И она сказала ему: «Ты кто же?» И он сказал ей: «Я — Бит. (Я) веда(ю все (?)): когда дала ты рассечь кедр для фараона, (это было) из-за меня, (чтобы) не дать жить (мне). Гляди, я жив таки, и я — бык».

Тогда честная устрашилась весьма, весьма по поводу сообщения, сказанного е(й) ее мужем.

Тогда он вышел из чистого (помещения). И величество его сел, творя день добрый вместе с нею. И она наливала величеству его, И были добры с нею весьма, весьма.

Тогда опа сказала величеству его: «Дай клятву мне богом, сказал: ‘(Что) до того, что скаже (т честная (?)), (то) я услышу в угоду ей’». И он услышал сказанное ею все: «Да поем я печени этого быка, потому что он не сотворит нечто (особенное)», — (так) рек-ла она, сказав ему. И были раздосадованы по поводу реченного ею весьма, весьма. И сердце фараона болело о нем весьма, весьма.

Ну а после, (когда) земля (стала) светла (и) второй день объявился, возвестили жертвоприношение большое, именно принесение в жертву быка. И дали пойти одному резнику р) главному величества его, чтобы дать правиться (принесению в жертву) быка. Ну а затем дали правиться (принесению в жертву) его. Ну а он (был) на плечах людей. И он двинул шеею своею. И он дал сброситься каплям двум кро(ви) подле (дверных) косяков (?) двух величества его. И одна объявилась (по одну) сторону двери большой фараона, а другая — по другую сторону. И они проросли в виде персей двух больших. И каждая из них (была) первенственной…

Ну а по прошествии дней многих после этого величество его воссиял в окне лазоревого камня (с) венком (из) цветов всяких на шее, и (воссиял) он (затем) на колеснице светлого золота. И он вышел (т. е. выехал) из дома царева поглядеть (на) персей.

Тогда честная вышла (т. е. выехала) на упряжке следом за фараоном.

Тогда величество его сел под одной персеей, (а честная под другой персеей (?)).

(Тогда Бит стал (?)) говорить со своею женою: «О, лгунья! Я — Бит. Я жив наперекор (?) тебе. (Я) веда-(ю все (?)): то, что дал (а ты) срубить (кедр) для фараона, это (было) из-за меня, и я явился быком, и ты дала убить меня».

Ну а по прошествии дней многих после этого честная стала, наливая величеству его, (и) были добры с нею, (и) она сказала величеству его: «Дай клятву мне богом, сказав: ‘(Что) до того, что честная скажет мне, (то) я услышу то в угоду ей’,— (так) до скажешь ты». И он услышал сказанное ею все, (а) она сказала: «Дай срубить эти персей две и претворить их в предметы обстановки добрые».

Тогда услышали сказанное ею все.

…Тогда величество его дал пойти мастерам знающим. И срубили персей в угоду фараону. А глядела (на) то жена царева — честная.

Тогда одна щепка (от)летела. И она вошла е уста честной…

Ну а по прошествии дней многих после этого она родила сына-мужчину. И пошли сказать величеству его: «Родился тебе сын-мужчина».

Тогда доставили его. И дали ему кормилицу (и) няней. И веселились по всей земле до края ее. И сидели (фараон), сотворяя день добрый. И явились ликующими (?). И величество его полюбил е(го) весьма, весьма в тот (же) час. И призвели (фараон) его (в) сына царева Коша (т. е. в наместника Эфиопии).

Ну а по прошествии дней многих после этого величество его поставил его повелител(ем) земли до края (ее).

Ну а по прошествии дней многих после этого, когда завершил он [годы] м[но]гие как повелитель в земле (египетской) до края ее, тогда величество его отлетел на небо.

Тогда сказали (новый фараон): «Да доставят мне моих сановников больших величества его. (чтоб) дал я ведать им замыслы всякие, выявившиеся по отношению ко мне».

[То]г[д]а доставил[и] ему его жену. И он судился с нею перед ними. И сотворили «да» на том (?) (т. е. признали ее виновной)».

В народной сказке «честная» — существо сверхъестественное по происхождению. Она — прекрасная дочь — «отроковица» — солнечного бога, прямо под стать «отроку доброму солнца живого», как величала своего царственного возлюбленного Кийа. В жизни царские «честные» бывали куда более скромного происхождения. Так, по памятнику Берлинского музея того же примерно времени, что и сказка, некая «честная фараона» была дочерью хотя и сравнительно высокопоставленного, но все же рядового жреца и сестрою «слуги фараона». Но в «честных», по-видимому, числились и дочери царей великих держав, присылавшиеся в Египет в жены фараону. Во всяком случае на одной гробничной принадлежности (так называемом конусе), близкой по времени к солнцепоклоннической поре, хозяин гробницы носит звание: «больший (т. е. управляющий) дома честной нахараинской» (Нахараин — Месопотамия, могущественное царство Митанни по среднему течению Евфрата).

Внимательный читатель, возможно, заметил, что в одном месте сказки зловещая красавица названа одновременно «честною» и «женою царевой»: «жена царева— честная». Слова «жена царева» заключены в ободок, как было принято в скорописи, когда это звание одно без имени служило обозначением царицы. Что Кийа тоже могла быть одновременно «честною» и «женою царевой», показывает чернильная пометка из раскопок В. М. Флиндерса Питри в Ax-йот: «(напиток) срмт жены царевой Кийа», где имя «Кийа» еще не вписано в ободок как царское. Имеется еще другая скорописная пометка, переданная лишь в извлечении в последнем издании английских раскопок «города Эх-не-йота», в которой упоминается «сень Рэ жены царевой— жива она! — на юге». В этой «сени Рэ», естественно, хочется вместе с издателем, X. В. Фэермэ-ном, видеть ту самую «сень Рэ», которая имелась в царской усадьбе на юге Ax-йот. Но усадебная «сень Рэ» принадлежала не царице Нефр-эт, а Кийа, так что Кийа и должна быть «женою царевою», упомянутою в пометке. В пометке звание «жена царева» заключено в ободок и снабжено многолетием «жива она!». Как и ободок, многолетие подобало обозначениям царей и цариц— даже для царевен ни то, ни другое не было принято. Затем читатель мог также заметить, что один раз в сказке красавица названа не просто «честною», а «честною большою». Кийа тоже величалась «большою»: «жена-любимец большая». Прилагательное о «большой» было словом хотя и древним, но употребительным в просторечии в занимающую нас пору, чего нельзя сказать о более торжественном вэр «великий». Последнее прилагательное входило в состав звания царицы Нефр-эт: «жена царева великая». И вот любопытно, что к самому концу царствования своего супруга Нефр-эт, не отказываясь от стародавнего обозначения «жена царева великая», начинает величаться также по-новому: «жена царева большая».

Повлияло ли на царицу звание все более и более возвеличивавшейся соперницы, трудно сказать. Однако уже наставал час, когда побочной жене фараона суждено было, видимо, вознестись выше самой царицы. Если второй фараон действительно Кийа, то она под конец царствования своего возлюбленного стала его венценосным сотоварищем.

Этому сотоварищу Амен-хотп IV отдал свой фараоновский синий венец. Отныне именно в нем появлялся на памятниках новоявленный второй царь. Неотъемлемой частью венца был царский аспид. В руки женственный венценосец получил царские скипетры. Но увенчанный фараоновским венцом, держащий фараоновские скипетры, он должен был облечься в соответствующие им фараоновские одежды: получить право на царский передник, убранный понизу изображениями аспидов, носить по-мужски укороченное складчатое одеяние. Правда, было сделано некоторое послабление: складчатое платье младшего царя оставалось шире, чем одеяние старшего, да и длина облачения была у него большею, чем у того.

Для подданных женственный фараон становился предметом поклонения вместе с Амен-хотпом IV и самим солнцем. Французская исследовательница К. Де-рош-Ноблькур правильно подметила, что второй фараон, которого она вместе со всеми принимала за Сем-нех-ке-рэ, заменил тут царицу Нефр-эт. Возможно, что маленькая плита с незаконченным изображением второго царя, наполняющего чашу первому, была тоже заказана частным лицом, но достоверно это известно о другой небольшой плите с изображением царей за столом. Надпись на ней сообщает, что ее «сотворил воин (подразделения) Воссиявший в правде» («Воссиявший в правде» — одно из имен высоко чтимого Амен-хотпом IV отца и предшественника — Амен-хотпа III). Значит, даже простой воин находил нужным заказывать моленную плиту с изображением новоявленного фараона! Самому солнцу, представленному вверху плиты, не оставалось ничего другого, как одинаково ласково простирать свои руки-лучи к тому и другому царю и подносить к носу каждого по знаку жизни. И оба царя восседают за столом почти как равные. Как это отлично от сходной плиты, на которой Кийа была переименована в Семнех-ке-рэ! Там она стояла, смиренно склонившись позади своего повелителя, больше придаток к нему, чем предмет поклонения, но тогда она явно не была еще фараоном — ведь платье на ней чисто женское. Плита эта, видимо, была тоже частного лица, так как на обратной стороне изображено молящимся некое должностное лицо солнечного храма.

И все-таки, несмотря на венец, скипетры, царское облачение, второй царь не стал настоящим царем. Женственный фараон остался при одном имени, получил не два ободка для двух имен, а только один, как царица. Мы видим второго царя всегда лишь в синеем венце, тогда как старший царь то в красном нижнеегипетском, то в двойном всеегипетском, в венцах государственных, древних, не таких, как сравнительно недавний синий. Выглядит так, как если б младший царь имел право всего только на один, и притом второстепенный, венец, представлявший как бы мужское соответствие женскому синему венцу, более всего на него похожий. Изображали второго царя большей частью меньшего роста, в положениях, намекавших, что он — царь младший. В одном второй фараон даже уступал царице: он носил за Амен-хотпом IV веер, чего никогда не делала царица, но что делали ее сестра и придворные, да изредка царевны. Иными словами, второй царь был своего рода полуфараоном.

Когда же Кийа могла быть поставлена в цари, когда могла она получить знаки царского достоинства? Изображений двух фараонов дошло до нас немного. Даже при позднем солнечном имени было еще такое время, когда Кийа не располагала ни царским венцом, ни царской змеею, ни царским ободком вокруг имени, ни царскою близостью к солнцу. Приобрести все это Кийа могла не раньше, как под конец царствования Амен-хотпа IV. Если в скорописной пометке 16-го года его царствования под «домом честной», которому принадлежало вино, следует разуметь хозяйство Кийа, а это представляется вполне правдоподобным, то неужели тогда уже она могла быть фараоном? Неужели ее служащие смели б величать царя «честной», неужели б не употребляли более подходящего обозначения, вписав его почтительнейше в ободок? Поскольку остальные данные тоже указывают на конец царствования как время воцарения младшего фараона, предпоследний — 16-й или последний — 17-й год владычества Амен-хотпа IV может быть вполне годом возведения Кийа в цари.

А что произошло с Нефр-эт, с «женою царевой великой», если на моленных плитах, ставившихся для поклонения, ее место занял новоявленный фараон? Не постигла ли ее царская опала или, может быть, она скончалась к этому времени?

Возможны три мнения о судьбе царицы: Нефр-эт умерла, Нефр-эт была изгнана, Нефр-эт примирилась с возвышением соперницы и осталась вместе с супругом. Имеются ли сведения о времени кончины царицы? Прямых известий, на которые можно было бы положиться, у нас нет.

Существует, правда, любопытный рассказ, записанный английским ученым А. М. Блэкмэном со слов известного писателя Райдера Хаггарда. Сам Р. Хаггард слышал этот рассказ от В. Дж. Лофти. В начале 80-х годов прошлого века местные жители нашли-де в гробнице (по-видимому, той, что была высечена в ущелье позади солнцепоклоннической столицы для фараона и его семьи) известное количество золотых украшений. На некоторых из них имелись будто бы имена Тэйе и Нефр-эт. Согласно В. Дж. Лофти, тут были также перевязи из золотого листа, помеченные именами тех же двух царственных особ. У В. Дж. Лофти не было с собою столько денег, чтобы купить все вещи. В следующую зиму, в 1883 или 1884 году, он приобрел два кольца для двух других лиц, в том числе для Р. Хаггарда, однако золотые перевязи, по словам В. Дж. Лофти, были тем временем переплавлены. Украшения, которые В. Дж. Лофти купил для себя, были затем приобретены у него королевским Шотландским музеем в Эдинбурге, однако там они были ради большей сохранности так хорошо убраны, что добраться до них А. М. Блэкмэну не удалось Тем не менее директор музея передал ученому оттиск увесистого золотого перстня-печатки, на котором, действительно, было вырезано имя Нефр-эт. Именные золотые перевязи приводили на память показания ряда лиц, имевших дело с останками из так называемой гробницы Тэйе. По показаниям этих очевидцев, на останках лежали полосы листового золота, надписанные именем Амен-хотпа IV. Правда, впоследствии Ж. Даресси очень просто объяснил эти золотые перевязи на трупе как отвалившиеся с внутренней поверхности гроба куски надписей, однако недавние розыски американского ученого С. Олдреда привели его к выводу, что на трупе в самом деле были золотые перевязи, впоследствии пропавшие. Но чем бы ни были золотые перевязи, виденные В. Дж. Лофти, если они происходили из царской гробницы и если они были надписаны именами Тэйе и Нефр-эт, то они могли бы служить доводом в пользу того, что обе царицы были погребены в Ax-йот. Однако досадные «если» в сильнейшей степени мешают воспользоваться рассказом для каких бы то ни было заключений. Настораживает и то обстоятельство, что два кольца, попавшие в конечном итоге оба в собрание Р. Хаггарда, снабжены изображениями совсем не в духе последних лет Амен-хотпа IV. На великолепном ложе из гробницы Тут-анх-амуна, выдержанном строго в том духе, чисто растительный узор заменяет привычные изображения старого хранительного божка Бэса. На кольцах же Р. Хаггарда изображены: на одном — два Бэса, на другом— пляшущий и бьющий в бубен лев все из того же круга упраздненных хранителей.

Но если бы любопытный рассказ был даже во всем точен, то мы все-таки могли бы вывести из него только то, что Нефр-эт скончалась и была погребена в солнцепоклоннической столице, видимо в царской гробнице, в бытность еще двора в городе, но когда в точности— до или после смерти Амен-хотпа IV, — мы из рассказа так и не узнали б.

Широко распространено мнение, что царица Нефр-эт под конец царствования супруга поссорилась с семьей и, уединившись на севере солнцепоклоннической столицы с маленьким Тут-анх-йотом, прожила там до его воцарения. К вопросу о семейной ссоре мы еще вернемся, а пока что спросим себя, на чем основано представление о проживании царицы на севере города с мальчиком Тут-анх-йотом?

При раскопках в северной части столицы были обнаружены косяки какого-то сооружения и притолока из частного дома, на которых имена Амен-хотпа IV были уничтожены, а имя Нефр-эт пощажено; то же можно было наблюдать на набалдашнике из одного из тамошних домов. Затем там были откопаны изложница для отливки двойных поливных щитков с именем царицы и не менее пятнадцати таких отливок. Тут же, на севере столицы, были найдены украшения с именами других царей и цариц: в ограниченном количестве Амен-хотпа IV, в большом количестве Семнех-ке-рэ, далее его жены Ми-йот, Тут-анх-йота, его жены Анхс-эм-п-йот. Однако вместе со щитками Нефр-эт встречались только вещицы с именами последней четы. Тем не менее обращение с именами на севере столицы вряд ли может иметь какое-нибудь отношение к проживанию там Нефр-эт после смерти Амен-хотпа IV, потому что трудно говорить об огульном истреблении уже тогда памяти царя-солнцепоклонника. Сошлемся хотя бы на наблюдение С. Олдреда, что на предметах дворцового обихода, найденных в гробнице Тут-анх-амуна, этот царь не трогал имен Амен-хотпа IV. Да и все, что известно по этому вопросу, заставляет думать, что последовательно преследовать память «супостата из Ах-йот» начали после запустения и разорения его столицы. Изложницы для двойных щитков с именем Нефр-эт были найдены в большом числе еще до раскопок севера города, и не только в этой его части были найдены готовые щитки с именем супруги Амен-хотпа IV и многочисленные вещицы с именами Тут-анх-йота/Тут-анх-амуна и Анхс-эм-п-йот. А то, что на севере столицы украшения с именем Нефр-эт и молодой четы находили иногда в одном месте, не слишком ли это узкое основание для широких построений?

Важнее кое-что другое. Еще от 17-го года, последнего года царствования Амен-хотпа IV, имеются скорописные пометки, сделанные на сосудах с вином «домом (т. е. хозяйством) жены царевой — жива она!». Поскольку от 10—11-го годов дошли винные пометки «дома Нефр-нефре-йот Нефр-эт — жива она!», склонны были в пометках 17 го года усматривать намеренное замалчивание имени царицы из за гонения на нее, которое вычитывалось из остатков южной усадьбы. Впоследствии нашлись более ранние пометки — 16, 15 и 14-го годов и, видимо, даже древнее 13-го года, ограничивавшиеся тоже глухим упоминанием «жены царевой» без имени. Более того, казалось, что «домом жены царевой — жива она!» хозяйство царицы в производственных пометках именовалось еще при Амен-хот-пе III (при Амен-хотпе IV хозяйство Тэйе прозывалось «домом Тэйе — жива она!», вино было «матери царевой —--»). Предположить, что под «женою царевой» сперва подразумевали Нефр-эт, а под конец царствования стали подразумевать Кийа потому-де, что хозяйство царицы под прежним обозначением перешло к сопернице, — значило бы предаться ничем не оправданным домыслам. Таким образом, очень похоже на то, что Нефр-эт оставалась царицей вплоть до кончины супруга.

Если Нефр-эт до конца сохраняла свое положение, то понятно и объяснимо странное превращение царской возлюбленной в полуфараона. Раз синий венец царицы сохранялся за Нефр-эт, то Амен-хотпу IV, чтобы венчать и Кийа, оставалось только уступить ей свой, фараоновский, синий венец. Если место «жены царевой великой» было закреплено за Нефр-эт, то поднять до уровня ее Кийа иначе, как сделав ее вторым фараоном, не было способов. Воцарение Кийа в таком случае было одновременно плодом великой любви к ней фараона и проявлением внимания к исключительным правам Нефр-эт. Тогда, быть может, не так уж неправы памятники, до последних лет царствования прославлявшие дружбу царя и царицы.

Ну а как быть с разладом и ссорой внутри царского семейства, ставшими общим местом в статьях и книгах по солнцепоклонническому времени? Основой основ для подобных построений служила замена на усадебных изображениях царицы Нефр-эт ее дочерью Ми-йот. Однако после того как выяснилось, что царевна заменила собой на них не мать, а Кийа, от этой основы ничего не осталось. Но, может быть, все же имеются какие-нибудь иные намеки на разгоревшуюся под конец вражду между царем и царицей? Свидетельств о дружбе между ними и для поздних лет сколько угодно, в том числе для времени после рождения пятой и шестой царевен, т. е. для самого конца царствования. Единодушие источников нарушают, как будто, три памятника, о которых мы уже имели случай говорить. На обломке из преддверья южной усадьбы высокое двойное перо, венчавшее некогда Нефр-эт, впоследствии замазали, а ее титло, по-видимому, хотели стереть, но остановились на полпути, так что имя «Нефр-эт» видно отчетливо. Однако переделке подвергался и венец на голове фараона, а за пропажею сопроводительной надписи к его изображению неизвестно, не были ли потерты его имена? Может быть, обе надписи оказались бы полустертыми вовсе не по злому умыслу, а по естественным причинам. Титло царевны Ми-йот не тронули. Если ее изображение, ныне отсутствующее, тоже не было изглажено, то изображенная впереди взрослая женщина, что бы с ней ни проделали, оставалась бы матерью царевны — царицей Нефр-эт. Не более доказателен и кусок подножия от изваяния царевны Анхс-эм-п-йот из Ax-йот, на котором имя царицы было разрушено дважды. Титло царя на обломке не сохранилось, и потому мы не знаем, не были ли разбиты и его имена. Во всяком случае, середину имени царевны Анхс-эм-п-йот ухитрились изгладить, хотя победившие враги имен царевен вообще не трогали.

Остается третий памятник — подножие изваяния царевны Ми-йот, хранящееся в Британском музее. Имя царицы, бесспорно, изглажено, один раз более, другой раз менее основательно. Считается, что имен царя «Нефр-шепр-рэ — Единственный для Рэ» и «Эх-не-йот» не изглаживали. Это легко допустить для второго имени, где поврежден один средний знак, но в первом имени так или иначе повреждены все знаки, кроме двух кружков солнца (рэ), несмотря на то что ободок вокруг имени в целости и сохранности. Нечто подобное замечается на некоторых других памятниках: кружка солнца в ненавистном имени не трогают, а остальное содержимое ободка разрушают. Бывает также, что разбито одно первое имя, а второе имя — «Эх-не-йот» — сохранено. Это наблюдается, например, не менее двух раз на плите Каирского музея из города Она

Но пускай ни одно из имен Амен-хотпа IV на подножии преднамеренно не повреждено, а имя царицы дважды намеренно изглажено. Значение памятника как доказательства вражды царя к царице от этого ничуть не возрастет. Откуда происходит данное подножие? Как место почитания солнца в конце его титла на подножии названа «сень Рэ» царевны Ми-йот «в доме ликования солнца в доме солнца в Ах-йот».

Сохранилось немало надписей из этого «дома ликования солнца в доме солнца в Ах-йот», составлявшего часть той необъятно большой совокупности храмовых и дворцовых зданий, что были расположены в самом сердце солнцепоклоннической столицы. В 1932 году в органе Германского института египетских древностей в Каире был издан увесистый камень (черный гранит) — кусок перил из того же самого «дома ликования». Камень отделан поверху, спереди и сзади. Вверху читаются имена солнца, царя и царицы, спереди и сзади — царь, царица и царевна Ми-йот представлены служащими солнцу. Вверху камня ни солнечное имя, ни имя царя не изглажены. Изглажено, притом оба раза, имя царицы. Это ли не то же, что усматривается на подножии? Однако с одной стороны перил дважды изглажено солнечное имя, но ни разу не тронуты ни имена царя, ни имя царицы, хотя она поименована трижды! С другой стороны перил солнечное имя опять повторно изглажено, изглажено также имя царя и в двух случаях имя царицы. В третьем случае ее имя не тронуто. После этого стоит ли громоздить построения на таком непрочном основании, как данное подножие?

Таким образом, распространенное мнение о преследовании Амен-хотпом IV Нефр-эт не имеет под собой сколько-нибудь прочных оснований. Этим, правда, не предрешен вопрос об отношении к Нефр-эт новой царской четы— Семнех-ке-рэ и Ми-йот, однако заняться еще и этим делом в пределах данной книжки нет никакой возможности.

Ну а какова была дальнейшая судьба соперницы царицы? Пережила ли Кийа своего возлюбленного и что с нею вообще сталось? Не скроем, что ценою немногих не слишком натянутых, но все же излишне хитроумных объяснений можно заставить Кийа пережить старшего царя-сотоварища, вложить в ее руки — руки оставшегося фараона — полноту власти и связать имя дерзновенной красавицы с важнейшими событиями тогдашней международной жизни, кончившимися неблагоприятно для Египта. Но зачем предаваться такого рода ухищрениям, когда можно попросту подойти к памятникам и, не мудрствуя лукаво, взять от них то, что они сами предлагают?

В кого была переименована Кийа на изображениях в усадьбе, чье титло было проставлено взамен ее титла: Ми-йот — царевны или Ми-йот— царицы? Изображения превратили в изображения царевны. Потому и ко лбу не приставили царской змеи — ведь царевне она тоже не полагалась. Титло Кийа заменили титлом (привожу краткую разновидность) «дочь царева… царя (и) государя, живущего правдою, владыки обеих земель Нефр-шепр-рэ — Единственного для Рэ, кому дано жить вечно вековечно, Ми-йот», не титлом «жена царева великая Ми-йот — жива она вечно!». Имя царевны не заключили в ободок, подобавший царицам, после ее имени не поставили многолетия, приличествовавшего им. Естественный вывод: изображения и надписи Кийа переделали для Ми-йог, когда она еще не воцарилась с Семнех-ке-рэ, когда она была еще царевной, то есть при жизни Амен-хотпа IV.

Памятники с изображениями двух фараонов немногочисленны. От падения Кийа до воцарения Ми-йот должно было протечь какое-то время, если изображения и надписи поспели переделать, пока Ми-йот еще оставалась царевной. Под 16-м годом, предпоследним годом царствования Амен-хотпа IV, упомянут «дом честной», но таковым хозяйство воцаренной Кийа вряд ли могло именоваться. Все это, вместе взятое, наводит йа мысль, что фараоном Кийа могла быть очень недолго.

Почему она пала, догадаться невозможно. За краткий миг величия она заплатила дорогою ценою. Падение с высоты, на которую ее вознесла своевольная любовь фараона, было ужасным. Недавняя возлюбленная была обречена на вечное забвение. Ее изображение и надписи были переделаны для дочерей фараона, его дочерей от Нефр-эт. Северный дворец и южная усадьба отошли к царевне Ми-йот, солнечный храмик в средоточии столицы — к царевне Ансх-эм-п-йот. Кийа не оставили даже ее гроба, даже ее погребальных сосудов.

А что стало с дочерью отверженной любимицы? Если на камне из Шмуна имя девочки Анхс-эм-п-йот Малой не позднейшая вставка, сделанная при переделке надписи, то дочка Кийа могла быть удочерена своею сводной сестрой и тезкой — Анхс-эм-п-йот старшей. В таком случае девочка не разделила участи матери, но как дочь фараона была оставлена при дворе. Однако пока исконность ее имени на камне не установлена по подлиннику, против воли и, несомненно, напрасно на память приходит грустная находка, сделанная в свое время в южной усадьбе. Там в маленьком дворце на берегу озерка сбоку от вереницы приемных помещений в наглухо замурованной кладовой были найдены кое-как погребенные младенческие останки и вместе с ними игрушечная посуда из алавастра, бусы и другие украшения.

Царица Нефр-эт не присутствует ни на одном памятнике, на котором появляется Кийа. Словно пропастью разделены обе семьи. Но каковы бы ни были чувства царицы к всесильной сопернице, последняя, конечно, менее всего походила на бездушную «честную» из народной сказки. Нам многое неясно в судьбе этой маленькой женщины, сумевшей, несмотря на все обаяние Нефр-эт, покорить надолго самовластнейшего из фараонов, чтобы под конец низринуться с головокружительной высоты, куда он только что ее возвел. Но душа Кийа, страстная и нежная, звучит доныне сквозь бездну веков в той задушевной молитве к возлюбленному, которая была начертана на золотом гробе.