Испанцы в Дании
Комедия в трех днях[1]

Que el orbe se admire,

Y en nosotros mire

Los hijos del Cid.[2]

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ

Маркиз де Ла Романа[3], испанский генерал, родился на острове Майорке. Он происходил из именитой семьи и приходился племянником славному генералу Вентуре Каро[4].

Ему дали превосходное воспитание. Он изучил несколько языков, страстно увлекался науками и проявлял большие способности, которым военная служба вскоре дала совсем иное направление. Вместе со своим дядей он участвовал в кампании 1793 года против французов и неоднократно отличался, между прочим, при защите поста Бирьяту; позднее он был ранен. В 1795 году он принимал участие в защите Каталонии. Заключение мира дало ему возможность путешествовать. Он отправился во Францию, а затем посетил главные города Европы.

Когда в 1805 году император Наполеон получил от короля Карла IV пятнадцать тысяч человек для поддержки действий своей армии на севере, маркиз де Ла Романа принял командование ими. Тотчас по прибытии этих войск к месту назначения многие части вступили в строй и оказали очень важные услуги. Блестяще показала себя в стычках с врагом кавалерия.

Маркиз де Ла Романа находился еще под французскими знаменами на острове Фюне[5], когда до него дошла весть о мадридских событиях 2 мая 1808 года[6] и когда намерения Наполеона относительно испанского престола стали для всех ясны. Маркиз де Ла Романа решил возвратиться на родину и присоединиться к защитникам национальной независимости. Но ему приходилось вести переговоры с представителями испанской эмиграции в Лондоне и с английским правительством так, чтобы об этом не проведал главнокомандующий французской армией князь Понте-Корво[7], ныне король шведский. Ему это удалось благодаря капитану первого ранга Рафаэлю Лобо, который служил в английской эскадре, крейсировавшей в Балтийском море, и он в полной тайне погрузил на суда и вывез из Дании все свои части, оставив в Зеландии и Ютландии лишь несколько сот человек, которые вскоре были окружены и разоружены датскими войсками.

Возвратившись в Испанию, маркиз де Ла Романа присоединился к повстанцам. Ни его способности, ни его храбрость не спасли тех, чью сторону он принял, от многочисленных поражений. Одно из наиболее сокрушительных поражений потерпели они под Эспиносой[8]. Тем не менее он не утратил мужества. К концу 1808 года он собрал части, рассеянные по Леонскому королевству, и образовал из них армию левого крыла. В начале 1809 года у него произошло жаркое дело с одной из французских частей, преследовавших отступавшую тогда по всему фронту английскую армию. Он бился за каждый клочок земли, но потерял при этом свои лучшие войска. Англичанам удалось наконец погрузиться на суда. Маркиз де Ла Романа отступил в провинцию Оренсе, где и занял прочные позиции, что дало ему возможность препятствовать действиям французских войск, беспрестанно тревожа их во время перехода. Следуя этой системе, он овладел Вилья Франкой и проник в Астурию, где продолжал совершать такого же рода нападения. Валенсийская провинция назначила его членом Севильской хунты. Тогда он оставил армию и отправился к месту нового назначения. Его опыт и познания были по достоинству оценены сотоварищами. Все важнейшие меры, принятые в то время, проводились в жизнь при самом деятельном его участии. В 1810 году, после того как французы вступили в Андалусию[9] и хунта покинула Севилью, он принял командование войсками, расположенными по берегам Гуадианы, а затем соединился с герцогом Веллингтоном, когда этот генерал отошел к оборонительной линии Торрес Ведрас[10].

В дальнейшем Ла Романа защищал вместе с генералом Хиллом левый берег Тахо, и генерал Масена[11], несмотря на все свое искусство, так и не смог овладеть им. Тяготы походной жизни подорвали здоровье Ла Романа, и он скончался в Португалии, в Карташо, 28 января 1811 года.

Его соотечественники и даже сами французы отдавали должное его храбрости, дарованиям и благородству. Испанцы считают его одним из самых своих выдающихся военных деятелей нового времени.

(«Новый биографический справочник современных деятелей»).

ПРОЛОГ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА ПРОЛОГА

Гранд[12].

Капитан.

Поэт.

Клара Гасуль.

Уборная Клары Гасуль.

Гранд, капитан, поэт, Клара.

Гранд. Наконец-то вы одеты!

Поэт. И неизменно прекрасны, как ангел.

Капитан. Но почему же без баскины и мантильи?[13]

Клара. Дело в том, что сегодня я играю не испанку.

Капитан. Очень жаль!

Гранд. А кто автор пьесы?

Клара. Право, не знаю.

Поэт. Никогда не выдаст! Как мы, бедные авторы, вам обязаны!

Все усаживаются.

Клара. Вот это мне нравится, господа! Уселись, словно весь вечер собираетесь провести в моей уборной. Сиятельнейший сеньор! Если вы усядетесь в кресло, так непременно заснете и проспите представление.

Гранд. Вы же знаете, что я прихожу только ко второму дню.

Поэт. Я надеюсь, что эта новая пьеса разделена на действия.

Клара. Ошибаетесь. Но разве комедия от этого станет хуже?

Поэт. Ну, лучше-то она, во всяком случае, не будет. Прежде всего уже в заглавии нет никакого смысла: насколько мне известно, испанцы в Дании никогда не бывали. Не так ли, ваше сиятельство?

Гранд. Ну, а как было во время войны за Павию?.. При Великом Полководце... Может быть, они тогда решились переплыть... Кажется, чтобы попасть в Данию, особенно долго плыть не приходится... Что вы скажете, сеньор лиценциат?

Поэт (с поклоном). Разумеется. Но кратчайший путь...

Капитан. Вы говорите, сеньор лиценциат, что испанцы никогда не бывали в Дании? Э! Да ведь я сам был там вместе с великим маркизом де Ла Романа! И к тому же, клянусь богом, едва не лишился носа! Я его, черт побери, отморозил так основательно, что он был вроде сосульки.

Клара. Браво, капитан! Вы угадали, о ком идет речь в комедии.

Все. Как! О маркизе де Ла Романа?

Клара. Вот именно.

Капитан. В таком случае пьеса, ей-богу, превосходная, уж вы мне поверьте. Маркиз был великий человек. Это он начал у нас войну куадрилий[14], которая выгнала французов из нашей старой Испании.

Гранд. Ла Романа — великий человек? Он же был до крайности несправедлив!.. Он не захотел назначить меня командиром полка... Меня!

Поэт. Но ведь это просто невозможно — сочинить комедию о людях, которые едва успели умереть!

Клара. Едва успели умереть!.. Дай бог, чтобы бедный маркиз еще не совсем умер!

Капитан. Клянусь богом, я еще помню тот день, когда мы встретились в Галисии[15] с нашими бывшими польскими союзниками. Мы только рты поразевали от удивления... К сожалению, Ла Романа не был тогда с нами... и...

Гранд. Скажите, Кларита, что, собственно, изображается в этой комедии?

Клара. Потерпите немного, сами увидите.

Поэт. Выходит, что комедия начинается в Дании, а кончается в Эспиносе, в Галисии. Расстояние, конечно, пустяковое... Но ведь у господ романтиков такие удобные кареты!

Клара. Вы ничего не понимаете. Все действие пьесы разыгрывается на острове Фюне.

Капитан. Да, да, вот именно: остров Фюн. Как раз там я едва не лишился носа.

Поэт. А как же насчет... трех единств?[16]

Клара. Вот уж об этом ничего не могу сказать. Чтобы судить о пьесе, вовсе не важно знать, происходит ли действие в течение одних суток и появляются ли все действующие лица в одном и том же месте, один — чтобы устроить заговор, другие — чтобы пасть от рук убийц, третьи — чтобы заколоться над чьим-нибудь мертвым телом, как это водится по ту сторону Пиренеев.

Гранд (расслышав только конец фразы). Что вы говорите? Французы перерезают друг другу глотки? Однако, будучи во Франции, я ничего подобного не наблюдал, а уж я-то знал весь Париж.

Поэт (в сторону). До чего он глуп! И подумать только, что человек с таким талантом, как я, вынужден сочинять стихи для людей, подобных ему! (Громко.) Но, возвращаясь к единствам...

Капитан. Оставьте, сеньор лиценциат! Не все ли вам равно, есть единство или нет? Вы не можете без того, чтобы не разбирать других по косточкам!

Поэт. Я это делаю исключительно в интересах искусства. Было бы очень хорошо, если бы мы подражали нашим соседям французам.

Капитан. Нет, нет! Ни в чем, кроме искусства заряжать пушку в двенадцать приемов, — они это делают гораздо быстрее, чем мы.

Гранд. И их уважение к дворянству! Во Франции министерские посты даются только вельможам, а у нас теперь...[17]

Клара. Ну, конечно, это ясно для всех... Проклятая конституция!.. Вы просто созданы, чтобы быть министром!

Гранд. Еще бы! Я и знатен и обладаю способностями к политике. Спросите у сеньора лиценциата... Он в этом хорошо разбирается.

Поэт. Вы, ваше сиятельство, принадлежите к одному из стариннейших родов Испании.

Капитан. Черт побери! Да здравствует равенство! Я без конца сижу в капитанах, а тут какой-нибудь молокосос из знати возьмет да и выхватит у меня из-под носа полковничьи нашивки, которых я столько времени дожидаюсь!

Гранд. Капитан, капитан!.. Не мне, бывшему герильеро[18]...

Клара. Сеньоры, не ссорьтесь, не то я всех вас выставлю за дверь. Вы сейчас посмотрите новую пьесу, которая, надеюсь, вас примирит. Вы, сиятельнейший сеньор, посочувствуете судьбе благородного маркиза. Вашим героем, капитан, будет адъютант генерала де Ла Романа, носящий дорогое всем испанцам имя...

Капитан. А какое это имя? Я знал одного адъютанта, который заработал себе нашивки в прихожей у Годоя[19].

Клара. Имя вашего героя, капитан, — дон Хуан Диас...

Капитан. Дон Хуан Диас Порльер[20]? Ах ты черт! Маленький маркиз?

Клара. Этого я уж не знаю, но только зовут его Хуан Диас. А вы, сеньор лиценциат, вы, поклонник всего французского, придете в восторг, узнав, что героиня пьесы — француженка.

Поэт. Как! Француженка в Дании? Что она там делает?

Гранд. Ла Романа был самый несправедливый человек на свете. Комедия, наверное, никуда не годится.

Капитан. К черту и пьесу и автора, если героиня — француженка!

Клара. Выходит, вы все недовольны? Не везет мне, да и только. Неужели, капитан, вы не будете аплодировать своему генералу?

Капитан. Буду, если в пьесе крепко ругают французов.

Клара. Ну, а вы, сеньор Эсколастико? Ведь в ней участвуют французы!

Поэт. Если бы еще это были люди, умершие по меньшей мере четыреста лет назад...

Клара. А если бы они умерли только триста пятьдесят лет назад, комедия не могла бы быть хорошей?

Поэт. Вряд ли.

Клара. Ну, тогда она станет хорошей со временем. Ах, как бы мне хотелось родиться еще раз, через четыреста лет, чтобы видеть, как ей аплодируют! Но вас, ваше сиятельство, я прошу — поаплодируйте испанскому маркизу.

Гранд. Его семья украла у меня семь титулов!

Клара. Ну вас всех к черту! (К публике.) Но вы, господа, люди разумные: посмотрите пьесу и будьте к ней снисходительны; автор отдает себя на ваш суд.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА КОМЕДИИ

Маркиз де Ла Романа.

Дон Хуан Диас[21].

Французский резидент на острове Фюне.

Шарль Леблан, французский офицер.

Уоллис, английский офицер.

Хозяин гостиницы «Три короны».

Г-жа де Турвиль, она же г-жа Леблан.

Г-жа де Куланж, она же мадмуазель Леблан.

Действие происходит на острове Фюне в 1808 году,

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Кабинет резидента.

Издали доносится испанская военная музыка.

Резидент (один). Уф! К черту их собачью музыку! Парад кончился. Не люблю я бывать среди этих старых черномазых солдат. (Смотрит в окно.) А вот и сам генерал Ла Романа проскакал галопом домой: теперь можно и отдохнуть. Боже, что за проклятое ремесло! Я получил предписание постоянно бывать среди их офицеров. Только что опять пришлось целый час разгуливать с ними... Фу, мой сюртук весь пропитался табачным дымом, одуреть можно! В Париже я бы месяца полтора не решился показаться в обществе. Но на острове Фюне, в этой чертовой дыре, особенно стесняться незачем. (Садится.) Гм! Я их побаиваюсь; у них длиннющие усы, дикие черные глаза... Да и похоже на то, что мы, французы, им не по душе... Кроме того, эти черти испанцы так невежественны!.. Они никак не могут уразуметь, что наш великий император для их же счастья дает им в короли своего августейшего брата[22]... Они находят, что на острове прохладно... Черт побери! С этим я вполне согласен... Проклятье! Когда я решился стать дипломатом, мне представлялось, что меня сразу же пошлют в Рим или Неаполь, словом, куда-нибудь, где можно найти приличное общество... Являюсь к министру... В разговоре имею несчастье упомянуть, что владею испанским. «Вы говорите по-испански?» — переспрашивает он. Я в полном восторге. Дома нахожу паспорта и инструкции — думаю, что в Мадрид... Ничего подобного: я, оказывается, прикомандирован к испанской дивизии де Ла Романа на острове Фюне!.. На острове Фюне!.. Боже милосердный! В Париже-то как удивятся, узнав, что меня послали на остров Фюн!.. Вдобавок ко всему мне приходится мотаться туда-сюда, словно я на военной службе. Если бы я еще был в самой Дании с армией князя[23], там нашлись бы французы, с которыми можно поговорить. Но, увы, я должен торчать здесь со всеми этими испанцами, датчанами, ганноверцами, немцами, невесть с кем... И все эти милые люди дружат между собой, как кошки с собаками. Изволь за ними следить, развлекать их, внушать им мысли, согласные с разумом, природой вещей и просвещением. А это, черт побери, — дело трудное. Они никак не могут втемяшить себе, что англичане со своим сахаром — их смертельные враги. Они хотят пить натуральный кофе, хотят того, другого, но раз мы без всего этого обходимся, то и они могут обойтись. Боже мой! И когда это наконец мы завоюем Англию? Из-за англичан только и сижу я на этом проклятом острове с этими косноязычными испанцами. Ах, сегодня было так сыро!.. Хорошо, если не схвачу воспаление легких. Следовало бы лечь в постель; но ведь надо писать донесение. Что за собачье ремесло! Ни минуты покоя! Донесение! А что в нем писать?.. Князь сообщает мне, что имеются основания сомневаться в верности маркиза де Ла Романа, что я должен следить за каждым его шагом, разведать настроение его солдат. Да, легко сказать — разведай; поди загляни им в душу... У этих черномазых шкура такая темная, что внутри ничего и не разглядишь. Ах, черт побери! Вот так мысль! Я напишу об этом князю Понте-Корво; он посмеется, а самый верный способ продвигаться по службе — это смешить начальство. Да, да, обязательно. Напишу об этом и в Париж. (Пишет.) Мысль, право же, неплохая...

Входит слуга.

Слуга. С вами желает поговорить какая-то дама.

Резидент. Дама! А что за дама?

Слуга. Француженка, сударь... Хорошо одета, и манеры очень приятные.

Резидент. Француженка на острове Фюне! Француженка в Нюборге! О нежданное счастье! Лафлер! Скорей синий сюртук и часы с брелоком! Гребень! Хорошо! Проси.

Слуга уходит и тотчас же возвращается: за ним идет г-жа де Куланж в дорожном костюме.

Слуга. Госпожа де Куланж! (Уходит.)

Резидент (в сторону.) Черт! Это, наверное, жена какого-нибудь генерала. (Громко.) Я в отчаянии, сударыня, что вынужден принимать вас среди всего этого дипломатического хлама, в безобразном кабинете, который...

Г-жа де Куланж. Милостивый государь! Будьте добры, прочтите это письмо.

Резидент. Сударыня! Прошу садиться.

Г-жа де Куланж. Милостивый государь!

Резидент. Сюда, пожалуйста. Вот кресло.

Г-жа де Куланж. Если...

Резидент (не читая письма). Вы, наверное, из Парижа, сударыня?

Г-жа де Куланж. Да, милостивый государь. Это письмо...

Резидент (не читая письма). Я не смею надеяться, сударыня, что вы соблаговолите задержаться здесь, в этой ужасной стране!..

Г-жа де Куланж. Сама еще не знаю. Но если бы вы взяли на себя труд прочесть это письмо...

Резидент (не читая письма, скороговоркой). Нюборг — местечко невеселое. Здесь расположены испанские части. Они тут с немцами состязаются — кто кого перескучает. Французов у нас почти нет. К сожалению, все они в самой Дании; там же и князь Понте-Корво. Однако, сударыня, ваш приезд в Нюборг мог бы привлечь сюда весь генеральный штаб князя. Пустыня с такой отшельницей, как вы...

Г-жа де Куланж. Милостивый государь! Если бы...

Резидент (не читая письма). Кстати, что Тальмá[24]?

Г-жа де Куланж. Я редко бываю в театре. Если бы вы...

Резидент (не читая письма). Не могу выразить, сударыня, до какой степени я восхищен тем, что среди вечных снегов вдруг появляется... парижская роза... хи, хи, хи!.. такая очаровательная соотечественница... Я страстно желал бы чем-либо быть вам полезным. Если бы вам, сударыня, понадобилось...

Г-жа де Куланж. Умоляю вас: прочтите же наконец это письмо!

Резидент. С вашего позволения... (Распечатывает письмо и читает.) Брр, брр, брр... Хо! Хо! Черт возьми! Впрочем, постыдного тут ничего нет... Но я-то чем могу вам помочь, моя красавица?

Г-жа де Куланж. Познакомьте меня с маркизом де Ла Романа.

Резидент. Но... как вам сказать? Я за ним наблюдал. Из такого человека ничего не вытянешь. Он застегнут на все пуговицы. И к тому же он, видите ли, старик... И как ни прелестны ваши глазки, мертвеца им не разбудить, хе, хе, хе! (Придвигает свое кресло к г-же де Куланж.)

Г-жа де Куланж (отодвигаясь). Может быть, у него есть друг... близкий друг, которому он вполне доверяет?

Резидент. Да, таковой имеется... Довольно занятная личность. Это его адъютант и племянник. Как мне докладывали, у маркиза нет от него тайн. Вдобавок этот адъютант порядочный шалопай, задира... Недели две тому назад он убил на дуэли одного французского офицера, подававшего большие надежды. И знаете из-за чего? Из-за того, что этот французский офицер, предлагая ему выпить за здоровье его величества императора, сказал, что отрежет ему уши, если он не станет пить. Он не выпил — и убил офицера.

Г-жа де Куланж. Ну, а вообще, что это за человек?.. Что вы можете сказать о его характере?

Резидент. Что я могу сказать?.. О его характере?.. Не знаю... Он вечно покручивает усы... А, вот еще — он курильщик, отчаянный курильщик. Да, иногда они с маркизом запираются у себя и целыми часами курят, и притом как-то странно... маленькие бумажные сигары, которые они сами скручивают. Это совершенно точно, я видел своими глазами.

Г-жа де Куланж. Но к вам, наверно, поступали доносы на него?

Резидент. По правде сказать, кое-что ко мне действительно поступало. Но ума не приложу, куда это все девалось. У меня тут столько бумаг!.. Во всяком случае, раз я не помню, ничего существенного не было.

Г-жа де Куланж. Отлично. Но по крайней мере как его зовут?

Резидент. Зовут его дон... вы же знаете, что всех испанцев зовут «дон»... дон Хуан Диас... Удивительные у них имена!.. Дон Хуан Диас... Есть у него еще какое-то имя, но сейчас не припомню. Живет он в гостинице «Три короны» на морском берегу.

Г-жа де Куланж. Этого достаточно. Приношу вам глубочайшую благодарность за все, что вы мне сообщили. Мне надо бы получить тысячу экю.

Резидент (пишет записку). Вы их получите. По этому письму вам предоставят неограниченный кредит, а одна внешность ваша... хе, хе, хе!

Г-жа де Куланж. Нельзя ли, милостивый государь, отправить через ваше посредство, а не по почте, деньги моему брату, сержанту гвардии? Деньги эти выручены за французские товары, которые я продала в Германии.

Резидент. Нет ничего легче. Я каждый день посылаю своим друзьям с дипломатической почтой копченую говядину. Но могу я рассчитывать хоть на самую ничтожную благодарность с вашей стороны? Хе, хе!

Г-жа де Куланж. Кому надо предъявить записку?

Резидент. Господам Моор и компания. Повезло же этому Хуану Диасу!.. Мы, дипломаты, сразу схватываем самую суть дела... Вы будете его соблазнять... хе, хе! Я сам не прочь стать заговорщиком, хе, хе, хе!

Г-жа де Куланж. Не так-то легко было бы, милостивый государь, проникнуть в ваши тайные замыслы. Я очень огорчена, что из-за таких пустяков оторвала вас от дипломатических дел.

Резидент. Вы мне разрешите, милая дамочка, хоть изредка навещать вас, чтобы отдохнуть от политики?

Г-жа де Куланж. Простите, милостивый государь! Вам, наверно, не пришло в голову, что я не могу принимать у себя французского резидента на острове Фюне.

Резидент. Черт побери! Пожалуй, вы правы... Но в широком темном плаще, как ходят испанцы... как-нибудь вечером... когда будет туман...

Г-жа де Куланж. Нет, это мое первое и последнее посещение. Мои донесения князю вам будет приносить моя мать. (Накидывает вуаль и собирается уходить.)

Резидент. Разрешите хотя бы...

Входит слуга.

Слуга. Адъютант, которого вы хорошо знаете... адъютант генерала Ла Романа желает вас видеть.

Резидент. Черт бы его побрал! Лафлер! Проведи эту даму боковой лестничкой. Живей, живей! Прощайте, сирена!

Слуга и г-жа де Куланж уходят.

Какая досада! Никогда я не был в таком ударе. И так успешно завоевывал ее благосклонность! Будь он проклят! Вот уж не вовремя явился! Не дают мне ни минуты покоя!

Входит дон Xуан.

А, дон Хуан, честь имею вас приветствовать! Как вы себя чувствуете? Очень рад. А наш дорогой генерал? Все так же? Я в восторге. Садитесь, пожалуйста.

Дон Хуан. Угодно вам меня выслушать?

Резидент. Я весь к вашим услугам. Располагайте мною всецело.

Дон Хуан. Вот уже полгода, милостивый государь, как мы не имеем никаких известий из Испании. У меня и у других офицеров нашей дивизии есть основания считать, что ваше правительство, милостивый государь, дало вам приказ задерживать их, и...

Резидент. Простите, господин полковник, но вы глубоко ошибаетесь. Чтобы вас окончательно разубедить, я с величайшим удовольствием передам вам депеши с вашей родины, которые я только что получил. Вот прокламация его высочества великого герцога Бергского; вот бюллетень, в котором сообщается...

Дон Хуан. Э, ваши прокламации и бюллетени меня нисколько не интересуют! Очень они нам нужны! Известия от родных, а не от великого герцога Бергского — вот что нам требуется.

Резидент. Мало ли по каким причинам письма не доходят куда следует? Например, могло случиться, что ваши письма в Испании не были оплачены, а это часто бывает, или же...

Дон Хуан. Хорошенькое объяснение!..

Резидент. Не окажете ли вы мне чести позавтракать со мною?

Дон Хуан. Благодарю вас, господин резидент. Дома меня ожидает контрабандный шоколад. Я думаю, вы извините меня, если я предпочту его тому кофе, который пьют в империи.

Резидент. Ах, молодой человек, молодой человек! Неужели же вы забываете об ущербе, который вы наносите нашей торговле? Ведь этот шоколад получен от нашего смертельного врага.

Дон Хуан. Не все ли мне равно, лишь бы он был хорош!

Резидент. Милостивый государь! Шоколад, который поставляют тираны морей, не должен приходиться по вкусу офицеру, имеющему честь служить под победоносными знаменами его императорского величества.

Дон Хуан. И уж, наверное, его императорское величество достойным образом вознаграждает нас за всю ту дрянь, которую нам приходится глотать из-за его блокады!

Резидент. Разумеется. Разве его величество не стремится к тому, чтобы над Пиренеями воссияло солнце цивилизации, которое доныне, сквозь туманы анархии, бросало на вас только слабые лучи?

Дон Хуан. Ха, ха, ха! Какая отеческая забота! До чего же это трогательно! Но, простите за откровенность: мы в Испании очень любим тень и отлично обошлись бы без его солнца.

Резидент. Это лишний раз доказывает, что вы нуждаетесь в законодателе, способном все у вас обновить. Разрешите мне, господин полковник, высказаться до конца. Вы, испанцы, не шагаете в уровень с веком. Этого мало: страшно подумать, но вы отвергаете свет, который мы вам несем. Пари держу, например, что вы никогда не читали Вольтера!

Дон Хуан. Прошу прощения, милостивый государь, я наизусть знаю многие его произведения.

Резидент. В таком случае о нем я распространяться не стану. Но в конце-то концов вы все еще привержены (не вы лично, милостивый государь, — вы, подобно французам, вольнодумец, — я имею в виду большинство ваших соотечественников) ...вы еще привержены к суевериям... Вы до сих пор питаете уважение к монашеской братии... Так разве же привить вам дух философии девятнадцатого века и освободить вас от былых предрассудков, порожденных невежеством и заблуждением, не значит оказать вам услугу?

Дон Хуан. Мы с распростертыми объятиями примем философию, если нам пришлют ее в ящиках с хорошими книгами. Но, клянусь честью, она нас не слишком радует, когда является в сопровождении восьмидесяти тысяч солдат.

Резидент. Его величество хочет избавить вас от ига деспотических островитян.

Дон Хуан. Да, кстати, говорят, что на побережье Португалии, недалеко от городка Вимейро[25]...

Резидент. Поверьте мне, ваши сведения неточны.

Дон Хуан. Позвольте! Я вам еще ничего не сказал.

Резидент. Но я догадываюсь, что вы хотели сказать. Разрешите мне изложить факты. Правда, англичане высадились в Вимейро, эти ваши сведения верны. Но мы их атаковали, мы их опрокинули, отрезали... Словом, учинили им ужасающий разгром. Говорят даже, что у них убито много генералов. Их армия обращена в беспорядочное бегство... Вследствие этого, по повелению свыше, наши доблестные войска погрузились на суда и отплыли в Брест, во Францию.

Дон Хуан. Вот это замечательно! Тысяча благодарностей! Вашими сообщениями я поделюсь со своими друзьями.

Резидент. Если разрешите, я сейчас дам вам письменную реляцию, более подробную и более ясную.

Дон Хуан. О, ваша устная реляция превосходна и достаточно ясна!.. Меня она вполне удовлетворяет. Прощайте, милостивый государь! Приятного аппетита! Он совершенно необходим для того, чтобы пить кофе великой нации. (Уходит).

Резидент. Ваш покорный слуга! Засвидетельствуйте мое почтение маркизу. (Один.) Ах, зловредный насмешник! Пусть смеется, сколько хочет, я его здорово поддел своим рассказом о битве под Вимейро. Удивительное дело! Стоило мне пойти по дипломатической части, и я научился врать напропалую с уверенностью и бесстрашием, о которых год назад и мечтать не смел. Я и бюллетени составляю не хуже начальника генерального штаба. Терпение, терпение! Я к этому острову не прикован. На службе у императора продвигаются быстро. Кто знает? Может быть, я в одно прекрасное утро проснусь, а у меня под подушкой — портфель министра иностранных дел. (Уходит.)

КАРТИНА ВТОРАЯ

Общая зала в гостинице «Три короны».

Маркиз (один, тревожно расхаживает взад и вперед; вынимает из кармана часы). Он должен был прибыть уже час назад!.. Я места себе не нахожу!.. Может быть, отсюда что-нибудь увижу. (Открывает окно, выходящее на море.) Нет, на море ни одного суденышка... Насколько различает взор — одни волны; ничего, кроме волн, ни малейшей черной точки, которая позволила бы надеяться... (Прохаживается по комнате.) Может быть, они побоялись плохой погоды... Но именно такую погоду им и следовало выбрать... Если бы я только мог быть уверен, что они вовсе не отплывали!.. (Смотрит в окно.) Шлюп вышел в открытое море... Целый день еще придется из-за них промучиться... Адмирал писал мне: «В любую погоду я дам вам о себе знать...» Я словно на угольях... Ни одного суденышка!.. А если, несмотря на паспорта, их задержала береговая охрана?.. Приняли ли они все меры предосторожности, чтобы хорошо спрятать депеши?.. Я ведь им все время внушал... Кажется, сейчас голова лопнет! Какая это пытка — неизвестность! Стоять на поле боя под снарядами в тысячу раз легче, чем тут, в четырех стенах, дожидаться этого судна, не имея возможности ничего сделать, чтобы оно прибыло скорее.

Дон Хуан (за сценой). Лоренсо! Расседлай кобылу! По такой погоде я никуда не поеду. (Входит.) Черт бы побрал эту страну со всеми ее дождями и туманами! Ах, генерал! Целую руки вашего превосходительства. С тех пор, как мы расстались, вы не отходите от окна? Вы, кажется, считаете, сколько в Бельте волн?

Маркиз. Дон Хуан! Как ты находишь эту страну?

Дон Хуан. Это преддверие чистилища. Надеюсь, что на том свете срок поджаривания за грехи мне укоротят ровно на столько времени, сколько я провел здесь...

Маркиз (в сторону). Море в ужасном состоянии. Надеюсь, что они не отплывали.

Дон Хуан. Вечно дождь, кроме тех случаев, когда идет снег. Женщины все либо белобрысые, либо рыжие. Ни клочка синего неба, и хоть бы одна маленькая ножка, хоть бы один черный глазок! О Испания, Испания! Когда я увижу вновь твои баскины, твои крошечные туфельки, твои черные очи, сверкающие, как драгоценные камни!

Маркиз. Дон Хуан! Разве ты желаешь увидеть Испанию только ради черных глаз и маленьких ножек ее обитательниц?

Дон Хуан. Вы хотите, чтобы я говорил серьезно?

Маркиз. Да, но есть ли у тебя в голове хоть одна серьезная мысль?

Дон Хуан. Клянусь богом, не будь вы мой генерал, я бы изложил вам эту серьезную причину, по которой я так жажду очутиться в Испании.

Маркиз. Не бойся, говори.

Дон Хуан. Вы не посадите меня под арест? Обещаете?

Маркиз. Опять шутки!

Дон Хуан. Вы желаете, чтобы я говорил серьезно? Так вот, я хотел бы находиться в Испании, чтобы стать лицом к лицу с ее угнетателями, чтобы поднять в Галисии знамя свободы, чтобы умереть в родной стране, если свободным в ней жить нельзя.

Маркиз (пожимая ему руку). О дон Хуан! Ты представляешься легкомысленным, но у тебя сердце истинного испанца. Этому сердцу, дон Хуан, я и хочу доверить тайну, которую оно достойно узнать. Правда, на нас нет цепей, но все мы пленники, и этот остров — огромная тюрьма. Здесь за нами следит многочисленное вспомогательное войско. На другом берегу Бельта стоит армия князя Понте-Корво, которая в два-три дня может соединиться с датчанами и немцами, чтобы нас раздавить. Но это море, которое преграждает нам путь на родину, это море...

Входят г-жа де Куланж, г-жа де Турвиль, хозяин гостиницы и горничная. Дон Хуан наблюдает за ними, а маркиз отходит в глубь сцены, к окну.

Хозяин. Вот общая зала: ваши комнаты от нее отделяет только площадка. Здесь собирается самое избранное общество. То крыло дома, которое против ваших комнат, занимает сейчас генерал Ла Романа. Таким образом, вы сами можете убедиться, что гостиницы с лучшими постояльцами вам не найти. Каждый вечер у нас бывает вся городская знать[26].

Г-жа де Турвиль. Очень приятно.

Г-жа де Куланж. Луиза! Скажите, чтобы чемоданы отнесли в наши комнаты.

Г-жа де Турвиль. Я иду с вами. Ужасно хочется поскорее осмотреть дом. (К г-же де Куланж, тихо.) Ну, действуй! Ты сейчас перед лицом врага. Хорошее начало важнее всего.

Г-жа де Куланж. Верно. Я побуду здесь, пока ты разберешься с вещами. (Притворяясь удивленной.) Ах, здесь кто-то есть!

Г-жа де Турвиль уходит.

Хозяин. Это генерал, о котором я вам говорил, и его старший адъютант.

Дон Хуан (маркизу, тихо). Ваше превосходительство! Смотрите, что нам посылает судьба! Черт меня побери, да ведь у нее самые настоящие андалусские глаза!

Маркиз. Идем, дон Хуан...

Хозяин. Господин маркиз! Эта дама прибыла из Франции и будет вашей соседкой: госпожа де Куланж. Сударыня! Генерал де Ла Романа, полковник дон Хуан Диас.

Г-жа де Куланж (хозяину). Значит, вы подыщете мне слугу?

Хозяин. Сейчас я этим займусь. Простите, приходится вас покинуть. Не сомневаюсь, что этим господам доставит удовольствие...

Дон Хуан. Сударыня! В качестве самых давних постояльцев мы должны оказать вам гостеприимство в этой унылой гостинице. Садитесь, пожалуйста. На этот проклятый остров вас могло занести только кораблекрушение. Я уже давно молю бога, чтобы он его устроил, но не мог надеяться, что он пошлет нам...

Г-жа де Куланж. Простите, господин полковник, бог не услышал ваших молитв: я благополучно прибыла вчера на корабле. И хотя храбростью я похвастать не могу, мне ни одной минуты не было страшно. А сегодня море бурное, и я очень рада, что приехала вчера.

Маркиз. Дон Хуан!..

Дон Хуан. Вы так хорошо говорите по-испански, сударыня, что, наверное, вы наша соотечественница. Вы сжалились над нами, несчастными изгнанниками.

Г-жа де Куланж. Нет, я не испанка, но я долго жила в вашей прекрасной стране.

Дон Хуан. Я поклялся, что вы андалуска, — такое у вас изумительное произношение и крошечные ножки... Не правда ли, ваше превосходительство, можно подумать, что мадам родилась в Кадисе?[27]

Г-жа де Куланж. Ну, а я, судя по вашей манере говорить любезности, приняла бы вас за парижанина: вы мне сказали буквально три слова, и все это были комплименты. Предупреждаю вас, что я их не люблю.

Дон Хуан. Ах, сударыня, простите, я так давно не видел хорошеньких женщин!

Маркиз. Дон Хуан! Зайди ко мне, я хочу с тобой поговорить. (Уходит.)

Г-жа де Куланж. Кажется, генерал хочет вам что-то сказать.

Дон Хуан. Ничего, подождет. Я не оставлю даму ради того, чтобы разговаривать со старым генералом о казармах и кордегардии. Можем ли мы надеяться, сударыня, что вы долго пробудете с нами?

Г-жа де Куланж. Не знаю еще. После смерти мужа я уехала из Польши и жду здесь своего дядю, который прикомандирован к вашему корпусу.

Дон Хуан. Он военный?

Г-жа де Куланж. Драгунский полковник.

Дон Хуан. Номер его полка?

Г-жа де Куланж (в сторону). Боже мой! (Громко.) Че... четырнадцать, если не ошибаюсь...

Дон Хуан. Значит, это полковник Дюран, — мы с ним вместе служили. Но его полк стоял в Голштинии, а недавно был отправлен в Испанию.

Г-жа де Куланж. Мой дядя — господин де Турвиль... Кажется, сейчас он состоит при генеральном штабе... Должно быть, он раньше командовал этим полком, или же я перепутала номера.

Дон Хуан. Вы уехали из Испании до нашествия... (поправляется) до того, как французы вступили в Испанию?

Г-жа де Куланж. Да. Сейчас французов в Испании ненавидят.

Дон Хуан. Таких француженок, как вы, сударыня, любят во всех странах. Я уверен, что мятежники, как вы их называете...

Голос за сценой. Они погибли! Они попали в водоворот!

Дон Хуан. Боже! Какие-то несчастные терпят бедствие.

Подходят к окну.

Г-жа де Куланж. Смотрите, смотрите: там баркас, и в нем три человека. Боже, какой огромный вал!

Дон Хуан. Они разобьются о скалы, если им не помочь! Но никто как будто не решается.

Г-жа де Куланж. О, будь я мужчиной!..

Дон Хуан (расстегивая свой мундир). Я им помогу.

Г-жа де Куланж. Стойте! Что вы делаете? Вы погубите себя. Умоляю вас, останьтесь!

Дон Хуан. Нет, нет! Не могу я сидеть спокойно, когда люди гибнут.

Г-жа де Куланж. Но ведь вы не моряк... Ради бога, не ходите, вы погибнете вместе с ними! Останьтесь, останьтесь! (Хватает его за мундир.)

Дон Хуан оставляет мундир у нее в руках и убегает.

Он идет на верную смерть!.. Чем вы можете им помочь?.. Господин полковник! (Подбегает к окну.) Полковник! Полковник! Дон Хуан! Вот он садится в шлюпку с двумя другими храбрецами. Несчастные! А волны выше дома.

Входит маркиз.

Маркиз. Что такое происходит? Из-за чего весь этот шум?

Г-жа де Куланж. Ах, милостивый государь!.. Ваш адъютант...

Маркиз. Что с ним?

Г-жа де Куланж. Он бросился... как я его ни удерживала...

Маркиз. Где он?

Г-жа де Куланж. Он там... видите? Ах!..

Маркиз (у окна). Дон Хуан! Дон Хуан!

Г-жа де Куланж. Боже! Такая ужасная буря!.. А шлюпка у них такая маленькая!

Маркиз. Господа! Задержите лодку! Они погубят себя. Вот мой кошелек, возьмите его... Только бегите скорей!

Г-жа де Куланж. Увы! Опасность так велика, что никто не решается поднять кошелек.

Маркиз. Как! Трусы! Да неужели же вы дадите своим товарищам погибнуть у вас на глазах?.. Ах, мне дурно!.. Ничего не вижу... Скажите: вам его еще видно?

Г-жа де Куланж. Да, видно. Они гребут изо всех сил.

Маркиз. Боже! Ужели ты допустишь, чтобы он пал жертвой своего великодушия?

Г-жа де Куланж. Ах, волна захлестнула их! Боже милостивый!

Маркиз. Нет, лодка дона Хуана еще держится на воде, но баркас...

Г-жа де Куланж. Это зрелище просто убивает меня, но я не могу отвести от него глаз.

Маркиз. Боже! Он исчез!

Г-жа де Куланж. Его красного шарфа уже не видно!

Маркиз. Несчастный! Что я скажу его матери?

Г-жа де Куланж. Яне могу удержаться от слез. Все вокруг меня завертелось... (Падает на подоконник.)

Маркиз. Он погиб! А мать поручила его мне! (Бегает взад и вперед как одержимый.)

Через несколько мгновений слышатся крики за сценой.

Крики. Вот они! Вот они!

Маркиз. Спасены!.. Я вижу его!.. Дон Хуан!.. Дон Хуан... Сударыня... Он спасся!

Г-жа де Куланж. Как! Он не погиб?

Маркиз. Вот их лодка!.. Они подобрали людей с баркаса... Еще одно усилие, дон Хуан!

Г-жа де Куланж (махая платком). Мужайся, смелый юноша, ты не для того создан, чтобы погибнуть здесь![28]

Маркиз. Крепче держи руль, дон Хуан!.. Еще один вал... Мужайся!

Г-жа де Куланж. Ах, сил больше нет... (Падает на диван.)

Маркиз. Дон Хуан!.. Дон Хуан!..

Крики за сценой: «Спасены!»

Маркиз. Отлично!.. Еще один вал... Последний... Победа!.. Лодка уже у самого берега... Я умру от радости!.. Сударыня, сударыня! Идите сюда, взгляните, как он несет на руках несчастного, которого он спас... Вот это мужество! (Уходит.)

Г-жа де Куланж. Так вот он какой, этот дон Хуан!.. О, я несчастная!.. Я рассчитывала, что это фат, а он оказался героем! Не таким я его себе представляла!

Входят дон Хуан, неся на руках бесчувственного Уоллиса, маркиз, г-жа де Турвиль, хозяин и несколько слуг.

Дон Хуан. Слава богу!.. Хорошо, что я умею плавать!.. А! Вы здесь, сударыня!.. Сделайте милость, подвиньтесь.

Хозяин. Осторожнее с диваном... Подстелите полотенце.

Дон Хуан. Велика важность, ваш диван! Кладите его бережно!

Маркиз (целует дона Хуана). Сын мой! Дорогой дон Хуан!

Хозяин (слугам). Приготовьте постель да согрейте ее. Я пойду за врачом. (Уходит.)

Дон Хуан (г-же де Куланж). Ручаюсь, сударыня, что у вас есть флакон с солью — это обязательная принадлежность хорошенькой женщины.

Г-жа де Куланж. Сейчас принесу. (Уходит.)

Дон Хуан. Все кончится хорошо, — он недолго пробыл под водой. Смотрите, ваше превосходительство: под грубой курткой у него рубашка с жабо. Для норвежского рыбака это просто щегольство.

Маркиз (тихо). Молчи!

Дон Хуан. Что вы сказали?.. Потрите ему виски... и ладони... Но как он прижал их к груди!.. Ага! Футляр какой-то на шнурке... Пусть меня черти возьмут, если тут не замешана любовь!..

Г-жа де Турвиль. Посмотрим, что это такое.

Маркиз (хватает футляр). Займемся пострадавшим.

Г-жа де Куланж (входит с флаконом в руках). Вот, возьмите. Он начинает дышать. Мама! Подержи ему голову.

Г-жа де Турвиль. Хорошо бы подержать его вниз головой, чтобы вылилась вся вода, которой он наглотался.

Маркиз. Да. Это был бы самый верный способ прикончить его.

Уоллис. Где я?

Дон Хуан. Среди друзей, приятель. Ну, как дела?

Уоллис (поднося руки к шее). Мой футляр?

Дон Хуан. Он в надежных руках, у маркиза де Ла Романа. Он вам его вернет, будьте покойны. А сейчас выпейте то, что вам дают.

Уоллис. У маркиза?..

Дон Хуан. Выпейте это лекарство.

Маркиз. Уложите его на кровать Педро, моего камердинера.

Дон Хуан. Взгляните, сударыня, взгляните на этого бедного матроса. Ведь это образец верного любовника. Он прижимал к груди футляр, который только что взял господин маркиз, а в нем женский портрет, — надеюсь, его превосходительство сейчас нам его покажет.

Маркиз. Дон Хуан! Я не должен касаться тайны этого молодого человека.

Дон Хуан. Пусть так. Но я для него постарался, и уж мне он должен показать, красива она или нет.

Уоллис. Где мой спаситель?

Все. Вот он.

Уоллис. Дайте мне вашу руку!

Дон Хуан. Ладно, приятель, постарайтесь уснуть! А потом, чтобы выбить у вас из головы воспоминание о соленой воде, которой вы наглотались, я вам дам опорожнить бутылку отличного хереса, — она вас оживит по-настоящему.

Все уходят вместе с Уоллисом, кроме дона Хуана и г-жи де Куланж.

Г-жа де Куланж. Милостивый государь...

Дон Хуан. Я все бы отдал, чтобы увидеть этот портрет.

Г-жа де Куланж. Где мне найти слова, чтобы высказать вам мое восхищение?

Дон Хуан. Это самое простое дело для того, кто умеет плавать, как я. Каждый на моем месте сделал бы то же самое; удивительно только, что я еще никогда так хорошо не нырял. Попадешь в подобную переделку, тут у тебя и обнаруживается запас сил!

Г-жа де Куланж. Ах!.. Знаете... Мне так хочется расцеловать вас!..

Дон Хуан. Клянусь богом, я бы ничего не имел против, чтобы у меня под окнами каждый день случались кораблекрушения... Кстати, сударыня, в лодке, которую мы спасли, было три человека.

Г-жа де Куланж (целует его). Вот... еще... О, я совсем с ума сошла!.. Но еще никогда я так не страдала... и никогда... (Плачет.)

Дон Хуан. Что с вами? Вы меня пугаете! Вы бледнее, чем наш утопленник.

Г-жа де Куланж. Ах!.. Это пустяки... Но я не могу сдержать слезы... Я просто обезумела!

Дон Хуан. А где же мой мундир? Я оставил его у вас в руках, подобно Иосифу Прекрасному... Не подумайте, что я сравниваю себя...

Г-жа де Куланж. Позаботьтесь о своем здоровье... Переоденьтесь скорее... Умоляю вас!..

Дон Хуан. Прежде всего позвольте вас проводить до вашей комнаты... Вы мне разрешите зайти потом узнать, как вы себя чувствуете?

Г-жа де Куланж. Да, конечно, в любое время... (Уходит под руку с доном Хуаном, прижимая к глазам платок.)

Дон Хуан (возвращается). Интрижка начата хорошо... Спасение утопающего, тайна, которую надо выведать, — есть чем приятно закончить день. Эта дама очень хороша собой, и, кажется, у нее легкий характер. Больше всего люблю людей искренних и откровенных, у которых что на уме, то и на языке. Но действительно надо пойти переодеться.

Дон Хуан собирается выйти. Входит маркиз.

Маркиз. Мы одни, дон Хуан. Ты смелый испанец. Я открою тебе мои сокровенные мысли.

Дон Хуан. Говорите, говорите, я сгораю от нетерпения... (тихо) и просто погибаю от холода.

Маркиз. Знаешь ли ты, кого спас?

Дон Хуан. Рыбака... Может быть, контрабандиста?

Маркиз. Английского офицера, лейтенанта с корабля «Ройал Джордж», посланного ко мне адмиралом, с которым я уже некоторое время состою в переписке.

Дон Хуан. Понимаю... Браво! Мне все ясно!.. Черт возьми, забавная история!.. И милейший адмирал, может быть, увезет нас с этого окаянного острова?

Маркиз. И доставит нас в нашу старую Испанию.

Дон Хуан. Испания! Милая родина! Так я тебя снова увижу?

Маркиз. Ты будешь защищать ее, дон Хуан!

Дон Хуан. Умереть за нее, за свободу! О, на испанской земле и смерть покажется сладкой! Черт возьми, а мы сможем забрать всю дивизию?

Маркиз. Мои солдаты последуют за мной. Все предусмотрено. Английский флот станет на якоре в этой бухте раньше, чем князь подоспеет со своими французами, чтобы помешать нашим замыслам.

Дон Хуан. А что касается иностранных частей, которые вместе с нами несут гарнизонную службу на острове...

Маркиз. То у нас есть оружие...

Дон Хуан. И мы его пустим в ход!.. Ура! Но, черт побери, это отчасти помешает мне довести до конца мою сегодняшнюю победу.

Маркиз. Дон Хуан! Не стыдно тебе в такой момент думать о подобных вещах?

Дон Хуан. Почему же нет? Первое дело — родина, а затем, для развлечения, немного любви!

Маркиз. Ты взбалмошный, но славный малый. Слушай: скоро я испытаю твое рвение.

Дон Хуан. Только об этом я и прошу! Вы увидите, что если я порой и бываю не в меру весел, то никогда ради любовной интрижки не забуду о чести своей родины.

Маркиз. Я знаю тебя, славный юноша. Так вот, если ветер не переменится, мы через несколько дней вырвемся из тюрьмы.

Дон Xуан. Я вне себя от радости. Кстати, как чувствует себя этот англичанин?

Маркиз. Благодаря тебе он сообщит мне известия, которых я ждал. Ты отправишься с ним вместе на корабль, и адмирал передаст тебе свои последние указания.

Дон Хуан. Я в вашем распоряжении. Это, наверное, письмо адмирала висело у него на шее вместо портрета любимой женщины?

Маркиз. Разумеется. А ты хотел, чтобы я его показал всем!

Дон Хуан. Бедняга! Он сжимал его в руках даже после того, как потерял сознание. Вы заметили, что он первым делом спросил о футляре?

Маркиз. И этот славный малый подвергает себя опасности быть схваченным и казненным, как шпион, за дело, в котором его отечество не так уж сильно заинтересовано. Какое же рвение должно пылать в нас, раз мы идем мстить за подло преданную родину, сражаться за то, что людям чести дороже всего на свете?

Дон Хуан. Надеюсь, когда-нибудь о нас заговорят!

Маркиз. Пусть даже потомство забудет наши имена, лишь бы оно ощутило на себе благотворные последствия наших усилий! Дон Хуан! Будем служить благому делу ради него самого! Ах если небо пошлет нам Гомера, возблагодарим его за это!

ДЕНЬ ВТОРОЙ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Комната г-жи де Куланж в гостинице «Три короны».

Г-жа де Турвиль, г-жа де Куланж.

Г-жа де Турвиль. И дура же ты: потеряла голову из-за того, что он ныряет, словно гагара. Велика важность — уметь плавать, когда научился этому! Любой карп плавает еще лучше.

Г-жа де Куланж. Но подумай только: ради человека, которого он совершенно не знал!.. А все в гостинице говорят, что море здесь очень суровое.

Г-жа де Турвиль. Ну хорошо! Он умеет плавать — это ясно, и он не лишен мужества, но тебе-то что до этого? Скажи мне все-таки, что у тебя есть для донесения.

Г-жа де Куланж. Ничего нет.

Г-жа де Турвиль. Знаешь, мне начинает казаться, что ты втюрилась в этого чернявого офицерика, который плавает, как утка. На тебя, милая, нашло какое-то затмение. Ты ничего не заметила? А я с первого взгляда открыла заговор.

Г-жа де Куланж. Заговор! Полно! Они тебе всюду мерещатся!

Г-жа де Турвиль. Лучше видеть их там, где их нет, чем не видеть там, где они есть. А знаешь ли ты, что за каждый обнаруженный заговор выдаются сверх жалованья вознаградные? Скажи: ты заметила, что у этого утопавшего рубашка была батистовая?

Г-жа де Куланж. А что же в этом необыкновенного?

Г-жа де Турвиль. Что необыкновенного? Я вижу, ты совсем рехнулась. Батистовая рубашка с жабо! Может быть, надо повторить тебе? Батистовая рубашка! Это только одна нить ужасающего заговора. По этому делу двадцать человек могут отправиться на виселицу.

Г-жа де Куланж. Ты что-то уж очень проницательна.

Г-жа де Турвиль. А ты что-то уж очень глупа! Как тебе не бросилось в глаза, что этот человек — шпион, либо шведский, либо английский, либо русский!.. И можно даже с уверенностью сказать, что английский. Бьюсь об заклад, что рубашка у него из английского батиста. Таким образом, все совершенно ясно.

Г-жа де Куланж. Ясно?

Г-жа де Турвиль. Одну минуту... Кроме того, на куртке у него была пуговица, не похожая на другие, с якорем, — значит, он с английского корабля.

Г-жа де Куланж. У всех моряков такие пуговицы.

Г-жа де Турвиль. Чудачка! И портреты на шее? Забавно было слушать, как этот адъютантик разглагольствовал насчет женского портрета. Право же, он неплохо играл свою роль! Это продувная бестия, он отлично изображал полнейшее неведение. А генерал быстро сунул футляр себе в карман, так что никому не удалось на него и одним глазом взглянуть.

Г-жа де Куланж. Может быть, все это и не лишено таинственности, но я не стану докучать начальству историей с какими-то пуговицами, батистовой рубашкой и прочими пустяками. Вот уж верный способ добиться, чтобы нас сразу же отозвали!

Г-жа де Турвиль. Это пустяки? Это пустяки?.. Ах, Элиза, в подобных делах ничем нельзя пренебрегать! Благодаря всего-навсего жареному цыпленку я обнаружила место, где скрывался генерал Пишегрю[29]. И, не хвастаясь, скажу, что мне от этого было много чести, не говоря уже о выгоде. Слушай, я тебе расскажу: это было, еще когда жил на свете твой отец, капитан Леблан. Он вернулся из действующей армии. Денег у него было много, — мы как сыр в масле катались. Так вот, в один прекрасный день иду я в нашу съестную лавку и спрашиваю у хозяина жареного цыпленка. А он мне и говорит: «Мне очень жаль, сударыня, но я только что продал последнего». Я хорошо знала всех обитателей квартала, и меня разобрало любопытство: кому? Спрашиваю у хозяина: «А кто его купил?» Отвечает: «Такой-то. Он, видно, любит себя побаловать: каждый день покупает себе на обед жареную птицу». А надо тебе сказать, прошло три дня, как мы потеряли из виду генерала Пишегрю. Я все это смекаю и говорю себе: «Черт побери, соседушка, какой у вас аппетит! Похоже, что вы совсем изголодались!» Словом, прихожу на следующий день и покупаю куропаток, притом, заметь себе, нежареных — нарочно для того, чтобы поболтать с поваренком, пока они будут жариться. И вдруг входит мой соседушка, у которого такой аппетит, и покупает жареную индейку — чýдная была индейка... «Ах, — говорю я ему, — господин такой-то! Аппетит у вас неплохой: ведь этого двоим на целую неделю хватит». А он подмигивает мне и говорит: «Я, знаете ли, ем за двоих». Француз ведь скорей пойдет на виселицу, чем упустит возможность сострить. Я посмотрела ему прямо в глаза, он отворачивается, берет свою индейку — и за дверь. Мне ничего больше не надо было, я уже знала, что ему известно, где Пишегрю. Человека этого, конечно, забрали, и за хорошее вознаграждение он превосходнейшим образом выдал генерала, а я получила шесть тысяч франков[30]. Вот что значит подмечать всякие пустяки.

Г-жа де Куланж. О, ты известная ловкачка! А я и сейчас ни о чем не догадываюсь.

Г-жа де Турвиль. Поступай как знаешь, дело твое. Я умываю руки. Не моя будет вина, если кто-нибудь другой получит награду и если государству это принесет вред.

Г-жа де Турвиль. Хочешь, я тебе скажу, какой у него вид? Такой, что он любит дамочек. И если бы у тебя была моя голова, ты бы, как ласковый теленок, двух маток сосала и вытянула бы из господина полковника немалую сумму. Он ведь маркиз, хоть это и незаметно. Слуги говорят, что он купается в золоте. Они получают от него такие чаевые!..

Г-жа де Куланж. Боже мой, до чего я устала! Всю ночь не сомкнула глаз.

Г-жа де Турвиль. Он, наверное, страшный бабник! Ах, дитя мое, будь у меня твоя красота, я бы далеко пошла! А ведь если бы я не помогала тебе выполнять поручения, что бы ты делала? Мне приходится из кожи вон лезть, приманивая дичь, а вам, сударыня, остается только наклоняться и подбирать ее да говорить спасибо за деньги, которые это вам приносит.

Г-жа де Куланж. А также и за почет.

Г-жа де Турвиль. Что об этом думать? Люди почище нас занимаются еще более темными делишками.

Горничная (входит). Господин дон Хуан Диас спрашивает, могут ли дамы его принять.

Г-жа де Турвиль. Разумеется... Вот что значит быть хорошенькой женщиной! Ей незачем и утруждать себя: только покажется, за ней так и бегут.

Дон Хуан (входит). Простите, сударыня, я к вам на правах соседа. Я взял на себя смелость явиться, чтобы узнать, не имело ли вчерашнее происшествие дурных последствий для здоровья госпожи де Куланж.

Г-жа де Турвиль (в сторону). Хорошо сказано. (Дону Хуану.) Присядьте!

Г-жа де Куланж. Вы не заболели?.. А как тот несчастный, которого вы спасли?..

Дон Хуан (садится). Он бодр и весел и поговаривает уже о том, чтобы пуститься в погоню за сельдью... Однако, сударыня, вы, по-видимому, еще плохо себя чувствуете. Я раскаиваюсь, что принес к вам погибавшего... Но в суматохе...

Г-жа де Куланж. Пустяки! Я ведь до этого видела, как вы подвергали себя смертельной опасности... К тому же я совершенно здорова.

Г-жа де Турвиль (в сторону). Она отлично разыгрывает страсть! (Дону Хуану.) А вы даже не сказали нам, как чувствуете себя после такого неосторожного поступка. Ах, молодой человек, молодой человек! Впрочем, все вы такие.

Г-жа де Куланж (матери, тихо). Все?

Дон Хуан. По правде сказать, я был в восторге оттого, что смог принять в это время года морскую ванну. А затем я прекрасно проспал всю ночь.

Г-жа де Турвиль. Моя дочь только и говорит, что о вашей храбрости. Она боялась, как бы вы не схватили воспаление легких.

Дон Хуан. Я горжусь тем, что вы обо мне думали. Но что нам, военным, холодная ванна?

Г-жа де Турвиль. Может быть, вам случалось в вашей походной жизни встречать моих сыновей, двух офицеров, подающих большие надежды?.. Старшего, генерала де Турвиля, и младшего, полковника Огюста де Турвиля?

Г-жа де Куланж (матери, тихо). Будь осторожна!

Дон Хуан. К стыду моему, должен сознаться, что впервые слышу их имена... Но я так редко читаю бюллетени!

Г-жа де Турвиль. Вы совершенно правы! В них только и говорится, что о пролитии крови. Ах, господин Диас, я так боюсь, чтобы моих сыновей не послали в Испанию! Мы были бы этим очень огорчены: несправедливая там ведется война.

Дон Хуан вместо ответа играет шарфом.

Г-жа де Куланж. Вы, кажется, говорили мне, что живали в Севилье?

Дон Хуан. Достаточно долгое время, чтобы у меня сохранилось самое приятное воспоминание об этом благородном городе и его жителях. Но в вас, сударыня, я нахожу все, чем восхищался в севильских дамах, кроме, конечно, цвета кожи, который у них, по правде сказать, несколько мавританского оттенка.

Г-жа де Турвиль. Ваша хунта находится, кажется, в Севилье? Ах, какие это мужественные люди! Настоящие римляне времен Юлия Цезаря.

Г-жа де Куланж. Полковник! Вы, наверное, занимаетесь музыкой? Вам, как испанцу, полагается хоть немного играть на гитаре. Я бы подвергла ваши таланты испытанию, да боюсь, что вам будет скучно.

Дон Хуан. Помилуйте, сударыня, разве я могу скучать, когда вы забавляетесь? Но — говорю это не из скромности — я умею играть на гитаре лишь настолько, чтобы дать в случае надобности серенаду или аккомпанировать, когда кто-нибудь поет наши простые испанские романсы. А вы, сударыня, как настоящая француженка, любите, наверное, только оперные арии?

Г-жа де Куланж. Вы ошибаетесь. Ваши меланхолические напевы нравятся мне гораздо больше, чем вся эта бесцветная музыка, которой принято теперь восхищаться.

Г-жа де Турвиль. Когда дело доходит до музыки, я исчезаю. Вы меня извините, полковник Диас. (Дочери, тихо.) Случай редкий, воспользуйся им. И вот что, разыгрывай добродетель, мужчины это любят. (Уходит.)

Дон Хуан. Вам нравятся испанские романсы? Спойте мне!

Г-жа де Куланж. Но он, пожалуй, нагонит на вас тоску по родине?

Дон Xуан. К счастью, певица такая, что забудешь, о чем говорится в песне.

Г-жа де Куланж. Вот романсы, выбирайте.

Дон Xуан. Хотя бы этот. Я прочитал только заглавие, — это, должно быть, старинный романс.

Г-жа де Куланж (про себя). Ой! Что он выбрал!

Дон Хуан. Рыцарь, влюбленный в мавританку, — любимый сюжет наших старых поэтов.

Г-жа де Куланж поет, дон Хуан аккомпанирует на гитаре.

Романс[31]


Альваро де Луна был славный рыцарь, родом из Саморы. Конь его звался «Вихрь», меч его звали «Руби железо». Он убил больше мавров, чем в моих четках зерен. Ни один рыцарь во всей Испании не выбил его из седла. Никогда не терпел он поражений — ни в поединках, ни в битвах. Но победили его прекрасные глаза.

То были дивные глаза Зобеиды, дочери алькайда[32] Кордовы Великой. Он отбросил свой меч, пустил скакуна гулять по лугу. Взял гитару, сел на черного мула с белыми ногами, добрался до кордовского алькасара[33] и сказал Зобеиде: «Я люблю тебя. Садись сзади на мула и поедем в Самору».

Зобеида ответила ему со вздохом: «Прекрасный рыцарь! Я люблю тебя страстно, но мой бог — аллах, а твой — Христос. Скажу тебе правду: я скоро умру, ибо ты ранил меня в самое сердце. Но женой твоей я не буду, ибо я мавританка, а ты христианин».

Добрый рыцарь снова сел на мула и возвратился на родину в Самору. Там он роздал свое имущество бедным. Господь да пошлет мир брату Хайме из обители святого Иньиго! И он умер, как святой. Любовь разбила его сердце, ибо Зобеида была мавританка, а он христианин.

Г-жа де Куланж (печально). Ну, что вы скажите об этой песне?

Дон Хуан. Очаровательная песня. И спели вы ее божественно! Я хотел бы, чтобы в Испании издали закон, запрещающий уходить в монастырь всем безумцам, кроме тех, кто обезумел от любви. Это был бы верный способ уменьшить количество монастырей. А если бы после этого они еще и сохранились, у иностранцев сложилось бы о нас хорошее мнение.

Г-жа де Куланж. А как вы находите слова?

Дон Хуан. Да во всех наших старых романсах одно и то же. Дурацкие нравы доброго старого времени. Жалкий глупец был этот Альваро де Луна, клянусь богом! Зачем он не перешел в мусульманство, вместо того чтобы идти в монахи?

Г-жа де Куланж. Ах, бывают и вправду препятствия, которые могут разделить двух людей, созданных для того, чтобы любить друг друга!

Дон Хуан. Какие? Различие в национальности или религии?

Г-жа де Куланж. Может быть еще много других причин.

Дон Хуан. А именно?

Г-жа де Куланж. Например...

Дон Xуан. Ну, вот вы и не можете придумать примера! Ах, сударыня, скажите, неужели вы были бы не способны отказаться от родины ради... ради супруга... который сумел бы внушить вам любовь?

Г-жа де Куланж. Конечно, такова обязанность супруги. Но...

Дон Хуан (с живостью). Но?..

Г-жа де Куланж. ...я вторично не выйду замуж. (Улыбаясь через силу.) Очень уж приятно быть вдовой.

Дон Хуан (в сторону). Черт бы побрал этот романс!

Г-жа де Куланж. Хотите, споем еще?

Дон Хуан. Боюсь, что вы устанете. Кроме того, мой визит, кажется, немного затянулся.

Г-жа де Куланж. Полковник! Я всегда с величайшим удовольствием... Но... (в сторону). Что сказать ему, чтобы он сам не лез в расставленную западню?

Горничная (входит). Сударь! Вас просит господни маркиз де Ла Романа.

Дон Хуан. Генерал у военного на первом месте... вот принцип дона Альваро. Разрешите, сударыня? (Целует руку г-же де Куланж и уходит.)

Г-жа де Куланж (горничной). Расшнуруйте мой корсаж, я задыхаюсь. (Уходит.)

КАРТИНА ВТОРАЯ

Берег моря.

Дон Хуан, Уоллис; в глубине сцены — матросы, занятые спуском лодки на воду. У входа в гостиницу прохаживается часовой. Темно.

Уоллис. Видите? Шлюп приближается к нам. Он поднимает на марсе сигнальный фонарь.

Дон Xуан. Я замечаю что-то вроде светлячка в доброй миле от нас.

Уоллис. У вас еще глаз не навострился по-морскому. Они гораздо ближе к нам, чем вы думаете. Через час я высажу вас на этом же месте, и все будет в порядке. Ребята! Вы хорошо обмотали весла тряпками?

Матрос. Сейчас кончаем, лейтенант. Они будут ударять о воду без шума, совсем как утиные лапы.

Уоллис. Когда пойдем мимо мола и батареи, приналягте на весла, а если нас окликнут, ни слова в ответ.

Дон Xуан. Не беспокойтесь. Каждую ночь мимо прибрежных портов проплывают контрабандисты, и никто их не замечает.

Открывается окно; на балконе гостиницы появляется г-жа де Куланж.

Дон Xуан. Ах!

Уоллис (тихо). За нами кто-то следит. Надо отчаливать.

Дон Xуан. Не бойтесь. Кто нас может узнать? (Часовому.) Ты еще будешь в карауле, когда я возвращусь?

Часовой. Так точно, господин полковник.

Г-жа де Куланж(поет, не замечая их). «Ибо я мавританка, а ты христианин».

Дон Xуан. К чертям этот припев!

Уоллис (матросам, тихо). Да поскорее же, черт побери! Здесь неблагополучно.

Г-жа де Куланж. Вечер свежий, а я вся горю. (Замечает дона Хуана.) Ах! Кто эти люди?

Уоллис. Полковник! Да разрази вас гром! Что это вы торчите под балконом, словно жердь? Клянусь небом, сюда кто-то идет, — нам хотят отрезать отступление. Тихо! Ни слова!

Появляется г-жа де Турвиль в сопровождении горничной.

Г-жа де Куланж (дону Хуану, тихо). Кто бы вы ни были, уходите! (Уходит в гостиницу.)

Г-жа де Турвиль. Ах ты господи! Перед гостиницей какие-то подозрительные личности! К счастью, нас охраняет часовой... А дочка-то стояла на балконе... (Направляется к лодке).

Уоллис. Стойте! Мы контрабандисты. Не губите нас, и вы даром получите табаку.

Г-жа де Турвиль. А он у вас есть, господа? Я бы купила.

Уоллис. Мы вам принесем. Но не подходите... Отчаливай! Я сажусь за руль!

Лодка удаляется.

Г-жа де Турвиль. Голос как будто знакомый. И еще там стоял другой человек, с головой завернувшийся в плащ. А часовой и не подумал поднять тревогу... Все это очень странно. Но я-то выясню, в чем дело! А пока вернемся.

Г-жа де Турвиль и горничная входят в гостиницу.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Комната г-жи де Куланж.

Г-жа де Куланж, г-жа де Турвиль.

Г-жа де Турвиль. Разуверяй меня, как хочешь, — то был он.

Г-жа де Куланж. Говорят тебе, нет! Ты так же хорошо видела, как и я, что это были контрабандисты.

Г-жа де Турвиль. Пусть так! Но я хотела бы проследить, как они возвратятся. Я не лягу.

Г-жа де Куланж. Послушай, мама, тебе станет плохо. Давай я посторожу вместо тебя.

Г-жа де Турвиль. Нет, нет. Именно ты ложись. Тебе необходимо сохранить свежий цвет лица. А мне терять нечего, я и посижу. К тому же в таких делах я полагаюсь только на себя. Не трогай ставень, я прикрыла его так, чтобы не заметили света в нашей комнате.

Г-жа де Куланж. Они, может быть, вернутся только через два-три дня.

Г-жа де Турвиль. Нет, нет! Если это те, о ком я думаю, они возвратятся еще до зари. С тех пор как мы здесь поселились, генерал чем-то явно озабочен... Прошлую ночь даже не спал; я слышала, как он все ходил и ходил по комнате. Что ни говори, дело неладное. Давай-ка я за это возьмусь. Если им удастся ускользнуть у меня из-под носа, значит, они большие ловкачи.

Г-жа де Куланж. Вот ты мучаешься, не спишь, а лучше бы просто спросить у хозяина, не выходил ли кто-нибудь сегодня ночью из гостиницы.

Г-жа де Турвиль. Какие глупости ты предлагаешь! Хозяин, наверное, подкуплен ими... И, кроме того, здешний народ — такие ротозеи!.. Только что я играла в карты у французского резидента и всех их обчистила! Боже, какие они все простаки! Да ложись же наконец: мне тебя просто жаль. Знаешь: ведь сейчас уже около часа.

Г-жа де Куланж. Не смогу я заснуть, когда знаю, что ты не спишь.

Г-жа де Турвиль. Ну, как хочешь. А у генерала еще горит свет: видишь отблеск на воде? Жалко, что нельзя открыть дверь на балкон.

Г-жа де Куланж. А ты открой. Может быть, у меня от этого пройдет головная боль.

Г-жа де Турвиль. Да, но эта старая лиса сразу почувствует недоброе. Слушай, он ходит!

Г-жа де Куланж опрокидывает стул.

Чтоб тебе!.. Не можешь посидеть спокойно.

Г-жа де Куланж. Ой, как я зашибла ногу!

Г-жа де Турвиль. Да замолчи ты, неженка!

Г-жа де Куланж. Ой, какая ужасная боль! Ой!

Г-жа де Турвиль. Что это за свет, там, далеко в море?

Г-жа де Куланж. Наверное, сигнальный огонь у фарватера.

Г-жа де Турвиль. А я думаю, это, вернее всего, судно под гамбургским флагом, которое уже несколько дней крейсирует в Бельте.

Г-жа де Куланж. Ну, а тебе что до этого гамбургского судна?

Г-жа де Турвиль. Гамбургское? Оно так же из Гамбурга, как и я.

Г-жа де Куланж. Вечно у тебя какие-то странные подозрения. Я бы не стала брать греха на совесть.

Г-жа де Турвиль. На совесть? Ты просто смешишь меня с этой своей совестью. Проповедуешь, точно поп! Тсс! Теперь вместо одного огня — два, но очень слабые. Ого! Это уже становится интересно.

Г-жа де Куланж (в сторону). Увы! (Громко.) Ты разве разбираешься в морских сигналах?

Г-жа де Турвиль. А у генерала свет погас... Замечательно!

Г-жа де Куланж. Он просто лег спать, — он умнее нас с тобой.

Г-жа де Турвиль. Ну и глупа же ты, — спит он, как же! Вот у него опять загорелся свет. Ты, может быть, скажешь, что он задул свечу, а она зажглась сама по себе, что это иногда случается?.. Три огня на корабле!.. На нашей стороне опять темно. А вот свеча снова зажглась... Поймали мы вас, господин маркиз Романский!.. Как ты побледнела! Я же говорила, что тебе нельзя так поздно засиживаться. Ложись, милая Элиза, пусть тебе приснится счастье, — теперь оно у нас в руках.

Г-жа де Куланж. О, если бы оно уже давно было у нас в руках!

Г-жа де Турвиль. Это ты верно говоришь. Мы бы теперь разъезжали в каретах по Парижу, вместо того, чтобы изнывать на этом острове. Но терпение!.. Теперь опять только один огонек.

Г-жа де Куланж. Ну, давай же наконец ложиться.

Г-жа де Турвиль. Как? А совесть? Нет, нет, я должна проследить, как они будут возвращаться! А то у меня совесть не будет спокойна. Мне нужны доказательства... а они явятся вместе с лодкой. Надо бы собраться с духом и сразу пойти к резиденту... Да какой толк? Ведь он сущий болван! Нет, я сама напишу князю.

Г-жа де Куланж. Голова у меня точно в огне!

Г-жа де Турвиль. Как вернемся во Францию, сделаем отличное дельце с коленкором; за деньги его пропустят. Сунуть одно-два платья жене начальника таможни — и можно провезти что угодно.

Г-жа де Куланж. Да, я бы хотела, чтобы мы не занимались ничем, кроме контрабанды.

Г-жа де Турвиль. Надо загребать двумя руками. Хотела бы я знать, что с твоим братом Шарлем. Он не пишет уже больше двух лет.

Г-жа де Куланж. Ты же знаешь, что это за человек. Ты ведь его так хорошо воспитала! Он едва умеет писать.

Г-жа де Турвиль. Неважно! Шарль — это парень, который далеко пойдет, если по дороге в него не попадет ядро. Его полковой командир говорит, что он храбрый, как лев. Всюду, где рубятся, он первый.

Г-жа де Куланж. Да, а также всюду, где делаются какие-нибудь гадости. (В сторону.) Здесь для него самое подходящее место.

Г-жа де Турвиль. Он очень похож на твоего отца Леблана. Твой отец командовал разведчиками и пал как герой на поле битвы. Лейтенант, служивший под его началом, отец нашего Огюста, говорил мне, что у него только на голове оказалось пятнадцать сабельных ударов.

Г-жа де Куланж. Какой ужас!

Г-жа де Турвиль. Я всегда питала слабость к храбрецам. Сперва у меня был один генерал, потом он уехал в Америку... Дикари его зажарили и съели. Все это чистая правда.

Г-жа де Куланж. О боже!

Г-жа де Турвиль. Никогда не забуду, как я жила на содержании у члена государственного совета, который давал мне двенадцать тысяч франков в год. Однажды на моих глазах один младший лейтенант конных егерей, у которого гроша медного за душой не было, публично закатил ему пару оплеух. Так вот я, несмотря ни на что, бросила богача и взяла в любовники егеря... Глупость, конечно. Я была еще молода... и очень потом раскаивалась, особенно когда он начал лупить меня хлыстом. Если бы я родилась мужчиной, так уж наверняка пошла бы в военные.

Г-жа де Куланж. Ты ничего не видишь? Я же тебе говорила...

Г-жа де Турвиль. Нет, пока ничего не вижу... А, тсс! На воде мелькает что-то черное: не то лодка, не то кит. Поплотнее прикроем ставень... Элиза!

Г-жа де Куланж. Это... контрабандисты?

Г-жа де Турвиль. А вот и мой человек в плаще... или, вернее, твой... Он пожимает руку другому... прыгает на берег... Войдет в гостиницу или нет? Доброй ночи, Элиза! (Уходит.)

Г-жа де Куланж (одна). Он погиб... И это я, несчастная, погубила его! Пусть будет проклят день, когда моя нога ступила на этот остров! Лучше бы мы потонули в дороге!.. Единственный человек, которого я полюбила, должен погибнуть... И это я, я сама накинула ему на шею петлю! Он подумает, что женщина, которую он любит, разыгрывала благородную страсть и получала деньги за его голову. Чтобы я продала дона Хуана за золото!.. Как могло случиться, что я согласилась заняться таким ужасным ремеслом? Девка, которая отдается всяким подонкам, лучше меня. Вор и тот лучше меня... Как я могла... Я, верно, с недавнего времени сильно изменилась. Ведь когда я только приехала сюда и думала лишь о том, как бы выудить у этого молодого человека его секреты, чтобы потом выдать их, мне и в голову не приходило, какая это гнусность... Любовь к нему открыла мне глаза. Ах, Хуан Диас! Ты один мог бы вытащить меня из грязи. Да, выбор сделан: отныне его судьба станет моей. Я расскажу ему все. Я отрекусь от всего и последую за ним... От всего! Как будто у меня есть что принести ему в жертву!.. Родина... Что мне она? Семья... Это она сделала все, чтобы меня испортить, приучить ко всяким гнусностям... Семья мне омерзительна!.. Я могу любить только Хуана Диаса. Да захочет ли он разделить со мной судьбу, когда узнает, что я такое? Скрыть от него?.. Нет, Хуан Диас не такой любовник, от которого я могла бы что-нибудь скрыть... А сказать ему... ему, приходящему в негодование, когда он слышит о малейшей низости! Да он меня сразу же прогонит! Я убеждена, что он предпочел бы девку с постоялого двора, безобразную, грубую, красавице Элизе, которая ловит людей на приманку своей любви, чтобы потом вести их на смерть... Ну и пусть! Пусть он думает обо мне что хочет. Я слишком сильно люблю его, чтобы заботиться о себе. Рано или поздно он все равно узнает, кто я такая... И, может быть, не так уж возмутится, если я сама скажу ему все... Он узнает, как сильна моя любовь... Ведь надо любить, чтобы решиться на такое признание... Все ему скажу... Перенесу его гнев... Все равно! Я его спасу. Пусть он меня бьет, пусть надает мне пощечин, пусть плюнет мне в лицо, — я его спасу! Лучше пощечина от дона Хуана, чем банковые билеты, на которых его кровь... А может быть, он хоть немного пожалеет несчастную: ведь не от рождения у нее душа черная: негодные люди толкнули ее в болото. Но они не смогли уничтожить во мне остатков совести. Совести? Нет, она во мне умерла. Она уже давно замолкла. Не совесть, не благородство заговорили во мне: любви, только одной любви буду я обязана, если до своей смерти совершу хоть один хороший поступок. (Уходит.)

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Спальня дона Хуана Диаса.

Г-жа де Куланж (входит). Он еще у генерала. Вхожу в эту комнату, и меня дрожь пробирает... Собираюсь первый раз в жизни поступить как порядочный человек — и дрожу!.. Мне кажется, я всюду его вижу... (Бросает взгляд на стол.) Начатое письмо... Может быть, к возлюбленной, которую он оставил в Испании... Вернувшись к ней, он ни слова не напишет несчастной Элизе!.. Вот его печать; на ней герб... А я из простой семьи... Лебедь, и под ним девиз: «Незапятнанный»... Он будет верен своему девизу!.. Женский портрет — это, наверное, его мать.

Входит дон Хуан.

Дон Хуан (в сторону). Приятный сюрприз! Видно, спать мне сегодня не придется!

Г-жа де Куланж (не видя его). Те же черты, но на его лице нет этого презрительного выражения.

Дон Хуан (в сторону). Но что она, черт побери, тут делает?

Г-жа де Куланж (заметив его). Ах!

Дон Хуан (падая на колени). У ваших ног, прелестная Элиза, самый пламенный ваш поклонник! Позвольте мне доказать вам...

Г-жа де Куланж (в сторону). У меня не хватит духу...

Дон Хуан. ...какую страсть вы зажгли в моем сердце! Запрем дверь и...

Г-жа де Куланж (отталкивает его). Сеньор дон Хуан! Не время говорить о любви, когда меч навис над вашей головой.

Дон Хуан. Но зато вы в моих объятиях...

Г-жа де Куланж (отталкивая его). Говорят вам, оставьте меня! Послушайте, что я вам скажу...

Дон Хуан. Что с вами, сударыня?.. Вы чем-то сильно взволнованы!

Г-жа де Куланж. Все ваши намерения известны. Вы и ваш генерал погибли.

Дон Хуан (в сторону). Боже! (Громко.) Какие намерения?.. Я, право, не понимаю, о чем вы говорите.

Г-жа де Куланж. Вы сноситесь с англичанами, только что вы сами ездили совещаться с ними на корабль, который виден из наших окон. Генерал подавал сигналы... их заметили... за вами следят... вы окружены врагами... теперь вам надо как-нибудь ускользнуть от них.

Дон Хуан. Но... право же, сударыня, я в отчаянии от своей ошибки... Я должен стыдиться...

Г-жа де Куланж. Передо мной вам стыдиться нечего... Позаботьтесь о своем спасении и располагайте мною, если я смогу быть вам чем-либо полезной.

Дон Хуан. Вы все знаете... Как мы вам обязаны! Сможем ли мы когда-нибудь?..

Г-жа де Куланж. Я могу вам понадобиться?

Дон Хуан. Скажите, кто за нами следит, — и дни его сочтены.

Г-жа де Куланж. Дон Хуан! Я не могу...

Дон Хуан. Докончите начатое, спасите нас, помогите нам совершить справедливую месть! Ах, сударыня, умоляю вас: ответьте мне!

Г-жа де Куланж. Но... Я не решаюсь...

Дон Хуан. Не бойтесь, сударыня. Я здесь, вы под моей защитой... О боже! Если бы вы только согласились довериться мне...

Г-жа де Куланж. Мне кажется... возможно, что это...

Дон Хуан. Французский резидент? Сейчас я пущу ему пулю в лоб!

Г-жа де Куланж. Нет, нет!.. Я не спала... Я стояла на балконе, и...

Дон Хуан. Нам повстречалась ваша матушка, но...

Г-жа де Куланж. О, она вас не выдаст! Она приняла вас за контрабандистов... Но какие-то люди прятались тут же... Они все видели; я за ними наблюдала.

Дон Хуан. Значит, их подослал резидент? Клянусь богом...

Г-жа де Куланж. Он такой дурак, что его вам бояться не приходится... Словом, подумайте и делайте что хотите... Рассчитывайте на меня, если я могу вам чем-нибудь помочь... Прощайте! (Уходит.)

Дон Хуан. Стойте, мой ангел-хранитель!.. Убежала... Однако и попали же мы в передрягу! Надо предупредить маркиза.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Общая зала.

Дон Хуан, маркиз.

Дон Хуан. Я просил, умолял, но повидаться с ней так и не удалось. Говорят, она больна.

Маркиз. Эта чертовка просто колдунья!

Дон Хуан. Теперь вы видите, генерал, что заниматься одновременно и любовью и политикой не так уж плохо?

Маркиз. Мать ее внушает мне подозрения.

Дон Хуан. Мать? Да она добрая старая дура! Сегодня она битых два часа разглагольствовала о своих дорогих сыновьях, которые в армии, и она так любит свою дочь!.. Вам известно, что во время революции она спасала эмигрантов? Полноте, это — безобиднейшее существо!

Маркиз. А скажи, пожалуйста, что она делала так поздно на берегу моря, когда ты ездил на корабль?

Дон Хуан. Почем я знаю? Она сказала мне, что вчера вечером повстречала контрабандистов и велела известить об этом бургомистра, чтобы он навел порядок. Она только и говорила, что о своих страшных снах. Ей снились кинжалы, призраки... Словом, я тогда так испугал ее, что она не могла ничего как следует разглядеть.

Маркиз. Скоро английский флот войдет в эту бухту, и все наши тревоги окончатся. Дал бы бог, чтобы ветер не переменился!

Входит г-жа де Турвиль.

Дон Хуан. А, сударыня! Как здоровье вашей дочери?

Г-жа де Турвиль. Сегодня утром ей, слава богу, как будто полегчало. Бедняжечка! Сперва она меня так испугала! Но я надеюсь, что все обойдется.

Маркиз. Передайте ей мой привет.

Г-жа де Турвиль. Очень вам благодарна, генерал. Ах, если бы вы знали, как я вчера напугалась!

Маркиз. Да, я кое-что об этом слыхал.

Г-жа де Турвиль. Прежде всего, если уж начинать сначала, я вчера была у французского резидента, который пригласил меня с дочкой провести у него вечерок. Но моя дочь заболела... Бедняжка! Все, конечно, обойдется, но сегодня утром было жалко смотреть на нее... Глаза совсем ввалились, а ведь у нее такие красивые глаза! Но это так, между прочим. Народу нашло порядочно, гостиная была переполнена. В обществе время проходит быстро. А потом, уже под конец вечера, сели играть в карты. Я сперва отказалась, но без меня нельзя было бы составить партию. Пришлось согласиться: я стала играть. И, поверите ли, только села я за карты, как начало мне везти, и никто не мог меня обыграть. Когда игра кончилась, было уже здорово поздно. Один из ваших офицеров любезно предложил проводить меня, но я отказалась, чтобы бедному молодому человеку не попало за позднее возвращение в казарму. Когда мой сын был в военной школе...

Дон Хуан (в сторону). Ну, попались... Теперь она заведет!..

Маркиз. А сколько было контрабандистов?

Г-жа де Турвиль. У наших дверей я видела двух. Один из них был в большом черном плаще, на вид совсем разбойник. За поясом у него все пистолеты и пистолеты! Я боялась, что он меня прикончит.

Маркиз. Да нет же, они никого не трогают! И разве вам самой не приятно иногда получить виргинского или гуатемальского табачку вместо того, которым вас снабжает казенная монополия?

Г-жа де Турвиль. Ах, господин маркиз, и не говорите: это моя слабость! Но, знаете... я бы вам кое-что сообщила, да боюсь, что вы сочтете меня доносчицей.

Маркиз. Я слушаю, сударыня.

Г-жа де Турвиль. Часовой, что стоял у ваших дверей, все видел и даже не пошевелился. Я говорю это не для того, чтобы вы с него взыскали.

Маркиз. Тсс, не выдавайте меня! Контрабандисты эти ко мне-то и явились — с виргинскими сигарами. Мы других не курим. Вот спросите у него.

Дон Хуан. Так точно.

Г-жа де Турвиль. Ай-ай-ай, генерал! Хорошими делами вы занимаетесь! Смотрите, я на вас донесу, если вы не поделитесь со мною виргинским или сент-винсентским табачком.

Маркиз. Ну, разумеется! Я очень рад, что у меня есть оба эти сорта и что я смогу преподнести вам хорошего табаку.

Г-жа де Турвиль. Нет, нет, нет! Я ведь пошутила, генерал. Я вовсе не желаю вас обирать.

Маркиз. Нет, вы его получите. В моих интересах сделать вас соучастницей и скомпрометировать.

Г-жа де Турвиль. Ну, так вот вам моя табакерка.

Маркиз. Не надо, не надо. Доставьте мне удовольствие преподнести вам несколько пачек.

Дон Хуан. Когда я смогу засвидетельствовать почтение вашей дочери? Ах, госпожа де Турвиль, мне так нужно ее повидать!

Г-жа де Турвиль. Она никого не хочет видеть. (Тихо.) А между прочим, разговор только о вас. Знаете, повеса вы этакий, меня это даже беспокоит.

Дон Хуан. Правда? А что она говорит?

Г-жа де Турвиль. О, да все что угодно! Разве упомнишь? Но мне пора идти к ней. Прощайте, господа! (Уходит.)

Дон Хуан. Целую ваши ручки. Ну, что вы скажете, господин маркиз?

Маркиз. Если она нас обманывает, то это хитрющая бестия. Во всяком случае, нам уже недолго придется ее опасаться.

Уходят.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Кабинет французского резидента.

Резидент, один, сидит за столом, накрытым к завтраку.

Резидент. Для меня это, по-видимому, кончится тем, что я получу орден Почетного Легиона. Раскрыть заговор — нешуточное дело. Кроме того, я рассчитываю, что хладнокровие и твердость, которые я проявил, находясь среди врагов, будут оценены по заслугам. Однако надеюсь, что к нам вскоре прибудут французские гости. Скорей бы очутиться среди дорогих соотечественников! Положение мое все же ужасное... Отвага отвагой, но когда против тебя целая дивизия... поневоле захочешь получить подкрепление.

Слуга (входит). К вам какой-то господин.

Входит Шарль Леблан.

Резидент. Чем могу служить, милостивый государь?

Шарль Леблан. Мне — ничем, милостивый государь, а вот императору вы кое-чем послужить можете. Перед вами старший лейтенант гренадеров императорской гвардии. Сюда прибыл я во фраке и сбривши усы. Тем не менее я офицер императорской гвардии. Бернадот, то есть князь Понте-Корво, прислал меня сюда... вот мои документы... чтобы вразумить некоего испанского генерала, который собирается набедокурить. Вы знаете, о чем я говорю?

Резидент. Отлично знаю, но, наверное, с вами прибыли семь или восемь тысяч солдат?

Шарль Леблан. Да, как же! Что ж, по-вашему, можно целую дивизию переправить на воздушном шаре? Господин резидент! Вы, сдается мне, простачок. Я приехал один, при мне даже сабли нет. Но я человек действия и сумею все устроить.

Резидент (улыбаясь). Дело-то, на мой взгляд, трудноватое. Испанцев много; датчане и ганноверцы, которые стоят здесь вместе с нами, не очень-то надежны.

Шарль Леблан. Неважно! Обойдемся и без них. Послушайте, что я вам скажу. (Садится.) Ой, до чего же я устал! Я ведь загнал в пути трех лошадей. Слушайте! Наши передовые части смогут выступить только дня через три, а здесь тем временем начинает припекать. Гельголандская эскадра вышла в море, ветер попутный, англичане будут в Большом Бельте раньше, чем мы доберемся до Малого, — и тогда все пропало.

Резидент. Да, да, вы затронули самое больное место.

Шарль Леблан. Не понимаю, о чем вы говорите. Но, между нами, князь Понте-Корво предупреждал меня, что парень вы довольно безголовый и что поэтому мне нужно договориться с некоей госпожой де Куланж и с другой дамой, по фамилии Турвиль, — обе они находятся здесь. Это ваши шпионки, ведь правда?

Резидент. Милостивый государь! По правде говоря, вашу манеру выражаться можно извинить... только военному.

Шарль Леблан. Вызовите своих бабенок. Вы же видите, что я совершенно измотан. Я истер о седло штаны вместе со своей шкурой, мне некогда придумывать витиеватые фразы. Вызывайте своих шпионок. Мы примем все необходимые меры. А затем дайте мне кровать или хотя бы охапку соломы, чтобы я мог выспаться — у меня все тело измято, как печеное яблоко.

Резидент. Госпожа де Турвиль должна сию минуту явиться ко мне в кабинет. Удивительно, что она до сих пор не пришла.

Шарль Леблан. Это ваш завтрак? Отлично, велите принести прибор для себя. За ваше здоровье, папаша... Ей-богу, вино у вас хорошее... Да вы славный парень, черт бы меня побрал! Ох, мне так хочется есть, что я бы, кажется, отца родного съел, даже не посоливши!

Резидент (в сторону). Как ведут себя эти люди! (Громко.) Прошу вас, располагайтесь, как у себя дома.

Шарль Леблан. Правильно, черт подери, правильно! Я вижу, вы отличный парень. Простые люди мне по нраву. Как вас звать-то, скажите на милость?

Резидент. Барон Ашиль д'Орбассан.

Шарль Леблан. Ваше здоровье, барон Ашиль! А меня зовут Шарль Леблан, старший лейтенант императорской гвардии, третий батальон, гренадерский полк. Выпейте-ка за мое здоровье, господин барон! Да у вас нет стакана! Вот, возьмите мой. Черт возьми, на войне, как на войне! Вы служили?

Резидент. Не в армии. Но я другим способом служил своему государю и отечеству.

Шарль Леблан. По ди... дипломатической части, пером вместо сабли? Так оно, пожалуй, лучше. Только и опасности, что чернилами забрызгаешься. Но чего же этих проклятых бабенок до сих пор нет?

Резидент. Госпожа де Турвиль должна явиться с минуты на минуту. По-моему, вы, как француз и кавалер (указывая на ленточку в петлице Шарля Леблана)... ведь вы же кавалер, хе-хе-хе... должны бы с бóльшим уважением относиться к прелестному полу, который предназначен...

Шарль Леблан. Пусть он хоть сто раз прелестный, я люблю женщин, которые не разговаривают и не очень обчищают вам карманы. Ваше здоровье, папаша Ашиль!

Резидент. Я слышу женские шаги... Это она.

Входит г-жа де Турвиль.

Шарль Леблан. Вот так так! Да это же моя мамаша!

Г-жа де Турвиль. Ах, сыночек мой, поцелуй свою маму! Шарль, мой дорогой мальчик!

Шарль Леблан. Ладно, ладно... Да будет вам! Так это вы?

Г-жа де Турвиль. Сыночек мой!

Шарль Леблан. Ну, поздравляю! Хорошеньким ремеслом вы занимаетесь. Если бы про это знали в полку!.. Черт меня задави, да мне лучше было бы похоронить вас, чем видеть шпионкой!

Г-жа де Турвиль. Шарль!

Шарль Леблан. Полагаю, что и сестрица моя завербована в тот же полк? Пусть она мне и на глаза не показывается, я ей не брат, она мне не сестра. Ну, довольно! Молчите и слушайте! Выпьем, чтобы легче переварить эту новость. Что ж, могло быть и хуже... Слушайте, папаша Ашиль, вот что я придумал: назавтра вы приглашаете генерала Ла Романа к обеду, понятно?

Резидент. А если он откажется?

Шарль Леблан. Не посмеет. Вы ему сообщите, что я привез известие о победе. А чтобы отпраздновать победу, добрые вояки должны собраться и выпить. Наберется у вас здесь человек пятьдесят французов?

Резидент. Есть одна резервная егерская рота.

Шарль Леблан. Достаточно. Да, чтоб не забыть: пригласите генерала Ла Романа со всем его штабом, датских офицеров и прочее. За обедом вы меня посадите рядом с генералом. Когда подадут десерт, вы провозгласите тост за здоровье императора: это будет условный знак... Мои егеря, которые должны быть наготове, войдут и возьмут всех испанцев на прицел. Я хватаю генерала за шиворот с одной стороны, вы — с другой. Если они не захотят сдаться, мы с вами бросимся под стол, а наши солдаты откроют огонь. Затем мы забаррикадируем двери; без начальников испанцы придут в замешательство, датчане и вся прочая шваль с ними справятся. В любом случае мы продержимся, сколько сможем, а если нас начнут одолевать, перебьем пленников и пустим друг другу пулю в лоб. Что вы на это скажете?

Резидент. Но... это средство... пожалуй, чересчур... сильное...

Г-жа де Турвиль. Мне кажется, можно было бы...

Шарль Леблан. Молчать! Господин Ашиль! Вы умеете стрелять из пистолета?

Резидент (напуская на себя храбрость). В тридцати шагах не промахнусь по противнику.

Шарль Леблан. Здорово! Что ж, тем лучше! Таким образом, вы, если придется, пустите в ход пистолет. Вы будете вести себя молодцом, не так ли?

Резидент. Разумеется, я же француз! Но успех был бы вернее, если бы мы подождали...

Шарль Леблан. Пока явятся англичане, правда?

Резидент. Да нет же, французы!

Шарль Леблан. Ей-богу, вы забыли, что они могут подойти не раньше как дня через три.

Резидент. О черт!

Г-жа де Турвиль. Можно было бы избежать такого огромного риска... Немного мышьяку...

Шарль Леблан. Мышьяк! Ах, бомб на вас нет! Мышьяк! Да что я, отравитель какой-нибудь? Я, лейтенант гренадеров императорской гвардии, я позволю подсыпать бравым военным мышьяку, чтобы они передохли, как крысы? Да я лучше пущу себе пулю в лоб, чем угощу военного человека какой-нибудь другой пилюлей, кроме свинцовой! Мышьяк! Черти проклятые! Мышьяк!

Г-жа де Турвиль. Но...

Шарль Леблан. Замолчите! Я не шпион. Не говорите мне о мышьяке, или я забуду, что вы мне мать. А вы, милый барончик, будьте добры выполнить распоряжения, которые я привез. Рассылайте приглашения. А если они их не примут, то пусть я проглочу ядро вместо пилюли, но вы отведаете лезвия моей сабли!

Резидент. Милостивый государь... Милостивый государь... Я верный слуга его величества... И если мой долг...

Шарль Леблан. Ну, ясно, вы же славный парень; пожмите мне руку и велите приготовить для меня постель. (Выпивает стакан вина и уходит.)

Резидент. Однако, сударыня, должен вас поздравить: сынок ваш хоть куда!

Г-жа де Турвиль. Увы! Он весь в своего покойного отца. Тот только и знал, что свою саблю.

Резидент. Вот положение-то у меня!

Г-жа де Турвиль. Впрочем, пренебрегать его советом нельзя. Надо сделать, как он сказал.

Резидент. Что ж, пусть так. Но вы тоже явитесь на обед.

Г-жа де Турвиль. Какая же вам от меня будет польза?

Резидент. Тем не менее, сударыня, вам придется с нами обедать, или пусть меня гром разразит, если я не велю вас арестовать.

Г-жа де Турвиль. Хорошо, я приду к вам на обед, господин резидент. Приду и докажу, что хоть я женщина, а мужества у меня больше, чем у тебя, дипломатишка несчастный. До свидания! (Уходит.)

Резидент (один). Дьявольщина! Проклятье! Пусть бы меня черт побрал! Только бы он убрал меня подальше отсюда... Что со мной, несчастным, будет? Уж лучше находиться на поле битвы, чем попасть в такую вот мешанину. Там хоть улепетнуть можно... Болван я несчастный! Воображал, что дипломатия — легкое дело! И этот проклятый остров! Ничего на нем нет... В конце концов, почему бы не подождать французов? Он все погубит своей торопливостью... Предоставили бы мне свободу действия!.. Орден был уже у меня в руках... А теперь вся честь достанется этому разбойнику с большой дороги. Невежда, который не имеет никакого понятия о дипломатии, который никогда не раскрывал Ваттеля[34]... И я!.. А если в суматохе выйдет ошибка? Проклятое ремесло! Собачье ремесло! Проклятущий остров!.. А, вот они, пистолеты, которые мне придется пустить в ход! Посмотрим. Вложу в каждый по двенадцать пуль — по крайней мере попаду в того, кто мне подвернется... Ладно, ладно! Умирать ведь один раз! Давайте их сюда, этих испанцев, давайте! Каждый француз — воин. (Размахивает пистолетами.) Но... тише, тише... вот замечательная мысль!.. Нет, это не оружие для дипломата. (Кладет пистолеты на место.) В конце обеда я им скажу: «Разрешите, я принесу необыкновенное вино, одну бутылочку... Ключа от погреба я никому не доверю...» Вот-вот! И все совершится без меня... Да здравствуют же люди с головой! Вот это называется с честью выйти из положения. Лейтенанта, может быть, в суматохе пристрелят... донесение пойдет от меня... и тогда, клянусь богом, дело в шляпе: я посланник... Да, да, черт возьми, хорошо иметь голову на плечах! Грубый мужик вроде этого Леблана может при случае хватить кулаком... Но мы, дипломаты, мы всегда умеем... да, мы умеем устраивать свои дела. (Уходит.)

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Общая зала в гостинице «Три короны».

Дон Хуан, г-жа де Куланж.

Дон Хуан. Умоляю вас: простите мою дерзость! Но... вы были одна... у меня в комнате... в поздний час... И вы приходили, чтобы нас спасти!

Г-жа де Куланж. Не будем больше говорить об этом. Уверены ли вы в успехе? Все меры приняты?

Дон Хуан. Да, наши части стягиваются к Нюборгу. Английский флот будет...

Г-жа де Куланж. Я вас ни о чем не спрашиваю. Не говорите мне ничего. Но вы уверены в успехе?

Дон Хуан. Больше, чем в чем бы то ни было.

Г-жа де Куланж. Я очень рада.

Дон Хуан. Скоро я буду в Испании.

Г-жа де Куланж. Как вы счастливы будете среди друзей... после такой долгой разлуки!

Дон Хуан. Увы! Еще так недавно я мечтал поскорее очутиться в Галисии! А сейчас мне жаль покидать этот дикий остров.

Г-жа де Куланж. Подумайте о своем долге. Вам предстоит сражаться за родину... и у вас будет столько развлечений! Я... я надеюсь, что вы будете счастливы в Испании... что наступит мир... и тогда... если вы возвратитесь во Францию... я буду очень рада снова увидеть вас.

Дон Хуан. В грядущем я вижу одни только беды... Вы были моим ангелом... а теперь...

Г-жа де Куланж. Перед вашим отъездом мы еще раз увидимся. Я сейчас вышиваю кошелек, и мне очень хотелось бы, чтобы вы приняли его на память от меня.

Дон Хуан. Нет, я больше не могу. В ваших руках моя жизнь и смерть. Скажите мне: согласились бы вы?.. Я едва осмеливаюсь предложить вам это... Согласились бы вы принять мое имя и последовать за мною на мою несчастную родину?

Г-жа де Куланж. Боже! Что вы мне предлагаете! (В сторону.) Ах, если б я не любила его так сильно!

Дон Хуан. Я знаю, что француженке Испания покажется очень печальной страной, особенно теперь, когда она в таком ужасном состоянии! Парусиновая палатка, солома бивуака — вот помещение, которым, может быть, еще долгое время придется довольствоваться супруге Хуана Диаса... Я не буду говорить вам о моем богатстве, о моей знатности... Душа у вас слишком благородная, чтобы подобные соображения могли на нее повлиять... Но... но... если самая пламенная страсть, если горячая любовь покажутся вам достойными вашего сердца... Конечно, вы можете подумать, что я недостаточно сильно люблю вас, что, если я предлагаю вам разделить со мной одни лишь страдания и бедствия, значит, я думаю только о своем счастье... Но что поделаешь? Родина призывает меня... А я чувствую, что без вас я не смогу жить!

Г-жа де Куланж. Возможно ли? Вы предлагаете мне руку?.. Я француженка, и к тому же у меня ничего нет... Как можете вы думать обо мне?.. Вы ведь отказываетесь от своей будущности!

Дон Хуан. Но что я слышу? У вас нет ко мне отвращения? Вы меня любите?

Г-жа де Куланж. Да, дон Хуан, я люблю вас, но не могу стать вашей женой... Нет, это невозможно... Не спрашивайте, почему!

Дон Хуан. Я счастливейший из людей. Не думайте о своей бедности — какое это имеет значение? Разве я не любил бы вас, будь вы богаче меня?

Г-жа де Куланж. Ах, если бы!..

Дон Хуан. Ну, так позвольте же мне быть таким же щедрым, как вы!

Г-жа де Куланж. Нет... Вы сделали меня счастливой... этого довольно... Прощайте!

Дон Хуан. Что означает эта тайна? Скажите мне, что вас смущает, моя любовь преодолеет все...

Г-жа де Куланж. Не могу.

Дон Хуан. Вы приводите меня в отчаяние.

Г-жа де Куланж. У нас такая большая семья!

Дон Хуан. У меня хватит на всех, я богат.

Г-жа де Куланж. Моя мать...

Дон Хуан. Я уговорю ее ехать с нами.

Г-жа де Куланж. Нет, нет, она никогда не согласится, никогда!

Дон Хуан. Вы скрываете от меня какие-то совершенно ненужные сомнения, Элиза. Во имя нашей любви скажите мне, в чем дело.

Г-жа де Куланж. Зачем вы настаиваете? Послушайте, дон Хуан: вы едете в Испанию. Важные дела потребуют всего вашего времени, всех ваших усилий... А что станется со мной среди сутолоки и опасностей походной жизни? Женщина будет для вас обузой. Подумайте об опасностях войны.

Дон Хуан (ударяя себя по лбу). Конечно! Вы правы! Но я верил, что женщина может любить, как я! Прощайте, сударыня, вы указали мне, в чем мой долг. Да, я уеду в Испанию. Но я надеюсь, что первое же ядро попадет в меня. По крайней мере вас не ожидает участь несчастной вдовы.

Г-жа де Куланж. Стойте, дон Хуан!.. Не верьте тому, что я только что сказала... Выстрел, который вас поразит, убьет и меня... Но есть ужасная причина, которая не позволяет мне стать вашей женой... Я слишком люблю вас, чтобы выйти за вас замуж, скрыв ее. И если вы не хотите разлюбить меня, то не спрашивайте о ней. Прощайте, дон Хуан, я не забуду вас никогда!

Дон Хуан. Элиза, Элиза! Клянусь вам моей честью, я никогда не спрошу вас об этой причине... Никогда об этом не заговорю... никогда это не будет меня тревожить... Ничто не сможет уменьшить мою любовь... Но если у вас есть ко мне хоть какое-то чувство, согласитесь следовать за мною... (С плохо скрытым беспокойством.) Почему вы... колеблетесь, что вы такое придумали?

Г-жа де Куланж. Дон Хуан! Вы сказали, что любите меня, и дали мне такое счастье, какого я еще никогда не испытывала. А теперь... не требуйте того, что в один миг лишит меня этого счастья... Но вы так хотите.

Дон Хуан. Нет, я этого не хочу! Не говорите мне ничего!.. Заранее клянусь вам: что бы вы мне ни сказали, я все равно буду вас любить... Вы для меня самое дорогое на свете существо. И если бы честь моей родной страны не требовала...

Г-жа де Куланж. Нет, вы никогда не узнаете моей тайны. (Уходит и запирается у себя в комнате.)

Дон Хуан. Что с ней? Уж не безумна ли она? Что это за тайна, которую она не решается мне открыть? (Стучится к ней в дверь.) Элиза! Элиза!.. Не отвечает... Элиза!.. Я самый несчастный человек на свете! Все сразу на меня обрушилось! Я теряю рассудок! Не знаю, что и думать о ней. Но никогда я так не любил ее. Ах, слава богу, вот ее мать!

Входит г-жа де Турвиль.

Сударыня, сударыня! Верните мне жизнь! Я погиб, если вы мне не поможете.

Г-жа де Турвиль. В чем дело, полковник? Что с вами? Чем я могу быть вам полезна?

Дон Хуан. Ах, сударыня! Я вверяю вам свою судьбу... Я очень несчастен... Только что я виделся с вашей дочерью и признался в своей любви к ней...

Г-жа де Турвиль. Как, милостивый государь, к моей дочери?

Дон Хуан. Да, я ее обожаю, я не могу без нее жить. Она призналась, что я тоже ей небезразличен... что она любит меня... а затем... какая-то странная мысль овладела ею... Она сказала, что никогда не станет моей женою... Ах, сударыня, если бы вы на нее повлияли!..

Г-жа де Турвиль (ошеломлена). Вы хотите жениться на моей дочери?

Дон Хуан. О, если бы она согласилась, я был бы счастливейшим из людей!

Г-жа де Турвиль. Вы!.. (В сторону.) Что я, несчастная, наделала! Как я об этом не догадалась!

Дон Хуан. Но, несмотря на мои мольбы, она не пожелала сказать мне, в чем причина ее колебаний...

Г-жа де Турвиль. Тут прежде всего играет роль разница в состоянии...

Дон Хуан. Не говорите мне об этом. У меня тридцать тысяч пиастров дохода... Я богат, знатен... Но разве это так важно? У нее какие-то непонятные сомнения, она что-то скрывает от меня, а я просто умираю!

Г-жа де Турвиль (в сторону). Ну и дуру же я сваляла! И о чем это я думала? Тут дело было куда более выгодное!

Дон Хуан. Ради бога, сударыня, умоляю вас! Пойдите к ней... Станьте уже теперь моей матерью... Поговорите с ней... Объясните ей, до какой степени я буду несчастен, если она не станет моей... Но, может быть, вы, сударыня, разделяете предубеждение вашей дочери?

Г-жа де Турвиль. Я, господин полковник? Напротив, я вас глубоко уважаю. Я считала бы за честь породниться с вами. (В сторону.) Она совсем спятила!

Дон Хуан. Я вне себя от радости! Бегите же, дорогая госпожа де Турвиль, скажите ей, что мне не нужны ее тайны... скажите ей, что если у нее нет ко мне отвращения...

Г-жа де Турвиль. Поверьте, полковник, что, в сущности, все это — одно ребячество... Я слишком хорошо воспитала свою дочь, чтобы ей приходилось скрывать что-либо важное. (В сторону.) Глупо упускать счастье, если оно само дается в руки. Наградные ничто по сравнению с тем, что можно у него вытянуть. Расскажу ему все.

Дон Хуан. Ах, сударыня, только на вас я и надеюсь!

Г-жа де Турвиль. Выслушайте меня, молодой человек, я сообщу вам нечто гораздо более важное.

Дон Хуан. Дорогая госпожа де Турвиль! Поговорите с ней, приведите ее сюда! Нет ничего такого, чего я не мог бы выслушать.

Г-жа де Турвиль. Потерпите немного, легкомысленный вы человек! Я только что была у французского резидента. Мне надо было с ним побеседовать. Я должна была ждать в прихожей, так как у него кто-то был... Признаюсь, что любопытство, свойственное женскому полу, заставило меня навострить слух, а так как перегородка там очень тонкая, я все слышала. И знаете, о чем он говорил? Он вместе с каким-то легкомысленным молодым человеком, как вы, обсуждал план заговора. Он замыслил пригласить генерала на обед, чтобы убить его или лишить свободы еще до того, как успеют подойти направленные сюда части. Он намеревается перебить всех испанцев, находящихся на острове.

Дон Хуан. О боже! Резидент!

Г-жа де Турвиль. Молодой человек, который с ним беседовал, по-видимому, не соглашался на это; он с возмущением говорил о том, как гнусен подобный замысел... Но негодяй резидент пригрозил ему расстрелом, и он вынужден был согласиться, хотя, я уверена, против своей воли.

Дон Хуан. Вы сами это слышали?

Г-жа де Турвиль. Собственными ушами. Вы ничего худого не сделаете этому бедному молодому человеку, не правда ли? Что касается резидента, то он отъявленный негодяй, и вы имеете все основания обрушить на него свой гнев.

Дон Хуан. Я сейчас иду к маркизу де Ла Романа. Будьте так любезны, пойдемте со мной!

Г-жа де Турвиль. Только не дайте ускользнуть резиденту. Я еще в себя не могу прийти от его предательской затеи... Его надо расстрелять немедленно, не слушая никаких объяснений... Что касается другого...

Дон Хуан. С ним все ясно.

Г-жа де Турвиль. Вы мне обещали пощадить его... Но послушайте, милый молодой человек... послушайте, сын мой...

Дон Хуан. Ах, дорогая моя матушка!

Г-жа де Турвиль. Я приведу сюда дочку и, пока вы будете с ней мириться, я обо всем сообщу генералу; таким образом, мы одним выстрелом убьем двух зайцев.

Дон Хуан. Скорее идите за ней. А я сейчас вернусь.

Г-жа де Турвиль. Нет, подождите. Я ее сейчас приведу. Она до того невинна, эта бедняжка Элиза... Право же, говоря между нами, я даже не знаю, был ли ее первый муж... ей мужем... Это был старый подагрик... Она до того невинна... вы просто смеяться будете.

Дон Хуан. Да идите же скорее!

Г-жа де Турвиль. Мы устроим засаду. А пока молчите. Станьте за дверью. (Стучит.) Это я, твоя мать! Открой, Элиза. (Входит в комнату.)

Дон Хуан (один). Не знаю, кто управляет нашими делами: бог или дьявол? Голова у меня в огне! Просто изнемогаю. Не приходилось мне еще бывать в такой переделке. О чем они там говорят?.. Мать, кажется, ее уговаривает... она сопротивляется...

Г-жа де Турвиль. На помощь, полковник! Сюда!

Дон Хуан входит в комнату и вскоре снова выходит оттуда, ведя г-жу де Куланж; за ними следует г-жа де Турвиль.

Дон Хуан. О, теперь вам от меня не укрыться! Вы моя на всю жизнь. Матушка ваша согласна.

Г-жа де Турвиль. Ах, от этого трогательного зрелища меня даже слеза прошибла. Ладно, детки мои, любите друг друга, будьте счастливы, мать благословляет вас. (Дону Хуану, тихо.) Я иду к генералу.

Дон Хуан. Ради бога, Элиза, взгляните же на меня! Что я вам сделал? Или вы меня больше не любите? Дайте мне руку... Теперь уж, как хотите, вам придется принять это кольцо. (Пытается надеть ей на палец кольцо.) Отречься уже нельзя, мое кольцо у вас на пальце. Маркиза! Разрешите засвидетельствовать вам мое почтение.

Г-жа де Куланж. Итак, вы хотите все знать? Оставьте меня. Возьмите обратно кольцо и отдайте его будущей маркизе. Знаете ли вы, дон Хуан, зачем я сюда явилась? Мне платят шесть тысяч франков за то, чтобы я выведывала ваши секреты. Что вы на это скажете, дон Хуан?

Дон Хуан (ошеломлен). Ах!

Г-жа де Куланж. Теперь вам известно, какое у меня почтенное занятие... Моя настоящая фамилия — Леблан... А хотите знать историю моей жизни? Так вот послушайте... Вы еще не обо всем осведомлены, вам понадобится все ваше мужество.

Дон Хуан. Пощадите! Это шутка?

Г-жа де Куланж. Замолчите! Мать воспитала меня в надежде, что мои красота и сообразительность явятся для нее источником дохода. Я жила в семье, привыкшей ко всяким гнусностям, — чего же удивляться, если примеры, которые все время были у меня перед глазами, пошли мне впрок? Да, дон Хуан, я на жалованье у полиции. Меня прислали сюда, чтобы я вас обольстила и выведала у вас тайные замыслы вашего друга, чтобы я привела вас на эшафот. (Падает на диван.)

Дон Хуан. Элиза!.. О, для меня это смерть! Элиза!..

Г-жа де Куланж. Что же вы от меня не бежите?

Дон Хуан. Вы больны, Элиза! Вы обезумели!

Г-жа де Куланж. Удалитесь, милостивый государь, вы можете осквернить себя, прикоснувшись к такой негодной женщине, как я. У меня хватит сил самой добраться до своей комнаты. (Делает усилие, чтобы встать, и тотчас же снова падает.)

Дон Хуан. Элиза! Все, что вы мне говорите, неправда... Разве вы и ваша матушка не раскрыли, какую западню готовят нам враги?

Г-жа де Куланж. Не знаю, что сказала вам моя мать, но что касается меня, дон Хуан, то мне заплачено, мне заплачено за то, чтобы я раскрыла ваши замыслы.

Дон Хуан. Я не хочу вам верить.

Г-жа де Куланж. С того мгновения, как я вас узнала, в моей душе что-то изменилось... Глаза мои открылись... В первый раз я подумала, что поступаю гадко... Я захотела вас спасти... О дон Хуан! Моя любовь к вам... Дайте мне сказать вам о моей любви... Моя любовь к вам переродила меня... Я начинаю понимать, что такое добро... Это — желание... вам нравиться.

Дон Хуан. Несчастная женщина! Проклятье варварам, которые загубили твою молодость!

Г-жа де Куланж. О дон Хуан! Вам меня жалко? Но ведь вы такой добрый! Вы страдаете, даже если видите, как больно вашей лошади!.. О, я буду помнить о вас всю жизнь... Может быть, и бог смилостивится надо мною, а ведь это правда: на небе есть бог!

Дон Хуан. Но теперь вы полюбили добро!

Г-жа де Куланж. Я люблю вас всеми силами души... Но я вам отвратительна... я это вижу.

Дон Хуан (после короткой паузы). Послушай, Элиза, будь со мной откровенна, я задам тебе только один вопрос... Погиб ли из-за тебя хоть один человек?.. Но нет, не отвечай... Я ничего не спрашиваю... не мне спрашивать тебя об этом... Мне! Разве я не сражался под Трафальгаром, под Эйлау, под Фридландом[35] за деспота, утесняющего все человечество?.. Разве я не убивал благородных людей, сражавшихся за свободу своей родины?.. Разве еще несколько дней назад при первых раскатах барабанного боя я бы не бросился в угоду императору с саблей на какого-нибудь патриота? И я смею тебя допрашивать!.. Все люди — волки, чудовища!.. Кажется, я способен застрелить ее и пустить себе нулю в лоб над ее телом.

Г-жа де Куланж. Я отвечу вам, дон Хуан, я могу вам ответить. Клянусь... но чего стоят клятвы в моих устах? Нет, я не виновна ни в чьей смерти... Встаньте, дон Хуан, возьмите свое кольцо... и возблагодарите счастливейшую случайность, которая оберегла меня от этого... Только случай могу я благодарить за то, что руки, которые вы целуете, не обагрены невинной кровью... Но до того, как я узнала вас, я, кажется, на все была способна.

Дон Хуан. Ты чиста, Элиза, ты чище всех этих святош, которые хвалятся, что устояли перед искушением только потому, что всю жизнь провели в монастыре! Элиза! Ты моя жена!.. Твоя мать останется здесь, я дам ей денег, сколько она захочет, а ты поедешь со мной, будешь мне товарищем, разделишь мою судьбу.

Г-жа де Куланж. Вы с ума сошли. Не пройдет и минуты, как вы передумаете, и тогда сами будете удивляться, почему это у вас возникла жалость к такой твари, как я.

Дон Хуан. Никогда, никогда!

Г-жа де Куланж. Для меня великое счастье уже то, что вы не оттолкнули меня ногой, словно какую-нибудь гадину. Я не хочу сделать вас несчастным на всю жизнь, поймав на слове в миг великодушного порыва. Вам, дон Хуан, нужна такая жена, которая была бы достойна вас. Прощайте!

Дон Хуан. Клянусь всеми дьяволами, вы со мной не расстанетесь. Я без вас не могу жить; никого, кроме вас, не смогу полюбить. Поедем со мной! Кто в Испании будет знать вашу историю?

Г-жа де Куланж. Ах, дон Хуан!.. (Берет его за руку.) Хорошо, я поеду с вами. Но я не стану вашей женой; я буду вашей любовницей, служанкой. Когда я вам надоем, вы меня прогоните. Пока вы будете терпеть меня возле себя, я буду делить с вами все радости и горести.

Дон Хуан. Ты всегда будешь моей возлюбленной и моей женой. (Обнимает ее.)

Г-жа де Куланж. Решение мое принято, и я его не изменю.

Входит г-жа де Турвиль.

Г-жа де Турвиль. Целуются!.. Наконец-то я могу порадоваться! Я же вам говорила, что ей ничего другого не надо.

Дон Хуан. Элиза! Оставь нас на минутку. Зайди ко мне в комнату и подожди там, я сейчас приду.

Г-жа де Куланж уходит.

Г-жа де Турвиль. Вы уже перешли на ты? Генерал вас спрашивает.

Дон Хуан. Я знаю, кто вы такая, сударыня... Мне стоит сказать слово, и вы будете повешены. Хотите десять тысяч пиастров за то, чтобы оставаться здесь или убираться ко всем чертям, если вам угодно, с условием никогда больше не видеть дочери, никогда не говорить с ней, никогда ей не писать?

Г-жа де Турвиль. Милостивый государь... Но... моя дорогая дочь...

Дон Хуан. Десять тысяч пиастров... Подумайте!

Г-жа де Турвиль. Я так люблю свое дитя...

Дон Хуан. Да или нет?

Г-жа де Турвиль. Я принимаю пиастры... но все же для матери это очень тяжело...

Дон Хуан. Ступайте к себе. Сегодня вечером вы их получите. Не пытайтесь выйти, часовые будут стрелять.

Г-жа де Турвиль. Дайте мне по крайней мере в последний раз...

Дон Хуан. Уходите, не то я потеряю терпение.

Г-жа де Турвиль (в сторону). Вот хитрая девчонка! (Уходит.)

Входит маркиз.

Маркиз. Ничего не скажешь, сдаюсь! Да здравствуют юные красавчики! Госпожа де Турвиль сказала правду. Вот письмо резидента, он приглашает меня на обед.

Дон Хуан. Двенадцать пуль в башку — вот что ему надо!

Маркиз. Больше и не потребуется. Я велю задержать его курьеров, и обед кончится совсем не так, как он рассчитывает. Это будет наш последний обед на острове. Ветер попутный; завтра английский флот бросит якорь у Нюборга. А немецких и датских офицеров я возьму под стражу — словом, поступлю с ними так, как они собирались поступить с нами.

Дон Хуан. Расстреливайте! Расстреливайте! Все люди подлецы, самое большее, чего они стоят, это пули, которая отправит их на тот свет.

Маркиз. Черт возьми, с чего это так тебя разобрало! Я никого не намерен убивать, кроме, пожалуй, господина резидента, которого я в лучшем виде повешу. Пусть знает, что столовая должна быть так же священна, как зал заседаний какого-нибудь конгресса! Завтра он послужит примером всем будущим дипломатам, а заодно — вывеской для этой гостиницы.

Дон Хуан. Да будет так!

Маркиз. Снеси эту записку полковнику Саморе. Задержать всех курьеров! Легкая артиллерия подошла. Я сейчас напишу ее начальнику. Форт займут каталонские гренадеры. Всем полкам в пять часов собраться на плацу. И если сам дьявол не впутается в это дело, князь Понте Корво никого не найдет здесь, когда явится делать перекличку.

Дон Хуан. Ах, генерал! Как хотел бы я уже стоять лицом к лицу с французами!

Уходят.


Балет.

В глубине сцены виден артиллерийский парк. Военная музыка.


первый балетный выход

Четыре канонира и четыре маркитантки.


второй балетный выход

Фанданго.


третий балетный выход

Вальс. Испанские солдаты и нюборгские девушки. Трубят сбор, танцы прекращаются.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Столовая.

Маркиз, дон Хуан, резидент, Шарль Леблан, испанские, датские, немецкие офицеры сидят за столом.

Шарль Леблан. Подавайте десерт.

Резидент. Э! Рановато, рановато! Еще не время... Мы еще не отобедали.

Маркиз. Что с вами, барон? Вам как будто нездоровится?

Резидент. Ничего, генерал... Ничего... Напротив, я отлично себя чувствую. Погодите, господин Леблан... Я хочу сказать: не пейте этого пива... Я сейчас принесу другое вино, превосходное, — я выдерживаю его уже давно. Я сейчас сам за ним схожу.

Шарль Леблан (тихо). Пошлите слугу.

Резидент (тихо). Нет. Я никому не доверяю ключей от своего погреба... Разве на слуг можно положиться? Еще, чего доброго, побьют бутылки.

Шарль Леблан. Он боится не за бутылку! Ладно, идите, мы вас подождем с десертом.

Резидент. Нет, нет, умоляю вас, не ждите! (Уходит.)

Подают десерт.

Маркиз (Леблану). Вы, кажется, служили в армии?

Шарль Леблан. Весьма возможно. Но на ближайшие четверть часа я секретарь господина резидента. А впрочем, готов вам служить чем могу.

Маркиз. Дон Хуан! Помнишь того офицера, которого мы подобрали под Фридландом на поле битвы? Он был весь изранен и брошен казаками в канаву.

Шарль Леблан. Дьявол их задави! Это же был я. У вас, генерал, отличная память. А теперь, друзья мои, слушайте команду! Поскольку в данный момент я представитель господина резидента, который предпочел улизнуть, предлагаю выпить за здоровье нашего общего капрала, за здоровье его величества императора! Да здравствует император! (В сторону). Что же это они не показываются?

Датские и немецкие офицеры встают с бокалами в руках.

Маркиз (вставая). В свою очередь, господа, имею честь предложить вам выпить за здоровье его величества Фердинанда Седьмого, короля Испании и Индии!

Испанские офицеры: «Да здравствует король!»

Шум.

Шарль Леблан. Да здравствует император! Ко мне, егеря! Генерал! Вы арестованы. Ну же, помогите нам, канальи датчане!

Входят испанские солдаты. Шарль Леблан обезоружен. Окна в глубине сцены распахиваются, и в них видны расцвеченные флагами английские корабли, которые отдают салют. Слышны радостные крики испанских солдат.

Маркиз. Ваши егеря захвачены, господин секретарь. Господа офицеры датские и немецкие! К моему сожалению, я должен просить вас дать слово, что вы не будете препятствовать нашим намерениям. Сопротивление бесполезно, а храбрость ваша хорошо известна и в новых доказательствах не нуждается. Возьмите обратно ваши шпаги, вы не пленники. В свое время мы сражались под одним знаменем, и, может быть, нам еще суждено вместе биться под знаменем свободы. Мы покидаем вас, мы устремляемся на защиту своего отечества, ибо еще до присяги на верность императору французов мы обязались отдать свою кровь за испанскую землю. Прощайте, господа! Господа испанские офицеры! Я слишком хорошо знаю людей, которыми имею честь командовать, чтобы даже на миг предположить, что хоть кто-нибудь из вас не откликнется на призыв своей родины. Вам предстоит помериться силами с тиранами и победителями всего мира, а также с теми полчищами чужеземных рабов, которых они бросили на Испанию. Наша армия рассеяна, уничтожена, но зато каждый испанец стал воином, и горы Сарагосы свидетельствуют о том, что наши крестьяне способны одолевать победителей Аустерлица[36]. Изменники отдали наши крепости неприятелю, наши арсеналы захвачены. Но наши города, не окруженные стенами, имеют своих Палафоксов и превратились в неприступные твердыни, подобные Сарагосе[37]. Все наши провинции заняты захватчиками, но французы всюду — осажденные в своих лагерях. Король наш в плену[38], но у нас нашлись новые Пелайо[39]. В Испанию, господа! Будем биться с французами до последней капли крови[40]!

Все. В Испанию!

Маркиз. Сейчас я произведу смотр войскам. Дон Хуан! Разыщи этого подлеца резидента. Ты знаешь, что я хочу с ним сделать. (Уходит в сопровождении испанских и датских офицеров.)

Шарль Леблан. Признаюсь, господин полковник, шуточка у вас вышла забавная. Но пусть меня повесят, если вам не выдала всего моя распроклятая мамаша.

Дон Хуан. Как ваше имя?

Шарль Леблан. Шарль Леблан, лейтенант гренадеров императорской гвардии.

Дон Хуан. Возможно ли, чтобы военный, принадлежащий к столь заслуженно прославленной части, унизился до ремесла простого убийцы?..

Шарль Леблан. Полковник! Это название ко мне не относится. Я никого не хотел убивать.

Дон Хуан. А егеря?

Шарль Леблан. Во-первых, они должны были стрелять только в самом крайнем случае, но и, помимо того, об убийстве здесь и речи быть не может. Убийство — это дело подходящее для какого-нибудь подлеца монаха[41] или сыщика. Но засада — вещь, допустимая для честного солдата.

Дон Хуан. Сдается мне, что вы лучше разбираетесь в статьях военного устава, чем в разнице между честным и подлым человеком. Скажите, чего заслуживает переодетый в гражданское платье военный, который устраивает засаду?

Шарль Леблан. Чувствую, что, если вы меня расстреляете, на что вы имеете полное право, я не смогу возразить ни слова. Но мне очень не хотелось бы оказаться сыщиком в глазах храброго офицера, которого я весьма уважаю, и потому позволю себе заметить, — причем прошу иметь в виду, что я не вымаливаю пощаду, — позволю себе заметить, что я не пытался разузнать ваши секреты, подглядеть, где размещены ваши части, где стоит ваша артиллерия, — ни к чему такому я не стремился. Я вам устроил засаду, как уже имел честь докладывать... Признаюсь, мне не следовало рядиться штафиркой... А впрочем, этот костюм... Нет, за военный он никак не сойдет. Ну что ж, промойте мне голову свинцом, — это научит меня никогда не снимать мундира.

Дон Хуан. Нет, господин Леблан, вас спасет имя, которое вы носите.

Шарль Леблан. Ага! Вы, видимо, влюбились в мою мамашу или сестрицу, которые служат по шпионской части.

Дон Хуан. Замолчите!

Шарль Леблан. К черту всех сыщиков! Расстреляйте меня. Пусть не говорят, что подобная сволочь спасла жизнь офицеру императорской гвардии. Расстреляйте меня! Мне уж не быть капитаном.

Дон Хуан. Нет, живите. Я дарую вам жизнь из уважения к вашей храбрости.

Шарль Леблан. В таком случае принимаю! Вы славный парень, полковник. У вас вид бравого рубаки, хотя патронов вы скусили, наверное, меньше, чем я. Я всего-навсего лейтенантишка, а вы... О, это совсем неплохо — быть на службе Испании!

Дон Хуан. Не хотите ли командовать ротой у нас в дивизии?

Шарль Леблан. Нет, черт меня побери! Знаете: я скорее дам себя четвертовать, чем надену вместо французской кокарды какую-нибудь другую.

Входит сержант.

Сержант. Господин полковник! Не знаю, куда девался резидент, его нигде нет. А веревка над дверью гостиницы уже готова.

Шарль Леблан. Ха-ха! А ведь и правда: вместо вывески с тремя коронами висит веревка.

Входит г-жа де Куланж в солдатской форме полка, которым командует дон Хуан.

Г-жа де Куланж. Полковник! Ваш полк выстроился, вас ждут.

Дон Хуан. О моя дорогая Элиза!

Шарль Леблан (отвернувшись, про себя). А, да это сестрица! Черт бы ее побрал!

Дон Хуан. Пушечный выстрел — сигнал к отплытию. Пойдем, любимая!

Г-жа де Куланж. Прощай, Франция, я тебя больше не увижу!

Шарль Леблан (в сторону). Скатертью дорога! (Громко.) Прощайте, полковник! Не стану докучать вам изъявлениями благодарности.

Дон Хуан уходит вместе с г-жой де Куланж и испанскими солдатами.

(У окна.) Ха-ха! Право же, отлично построились! Приятное зрелище! Хорошо командовать такой прекрасной дивизией! Направо марш!.. А датчане-то смотрят на все это, как ощипанные гуси!

Резидент осторожно приоткрывает дверь и входит.

Резидент. Ничего больше не слышно. Все кончено. Я решил не показываться, пока будет слышна испанская речь. А, вот и наш храбрец. Ну-с, дорогой лейтенант, отлично мы устроили свои дела! Прах меня побери! Я ведь дрался внизу один против двенадцати... Почему, черт подери, меня не подождали?

Шарль Леблан. Поглядите-ка в окно.

Резидент. Боже! Ла Романа во главе своих испанцев!.. Что это все означает?

Шарль Леблан. А то, что нас предали: не будь полковника Хуана Диаса, я был бы уже расстрелян, а вас повсюду разыскивают, чтобы повесить!

Резидент. Меня повесить?

Шарль Леблан. Хотят, чтобы вы послужили вывеской для этой гостиницы. Видите? Вон веревка. Она ожидает вашей шеи.

Резидент. Меня повесить!

Шарль Леблан. Что поделаешь! Желаю вам всяческой удачи, господин резидент.

Резидент. О боже! Спасите! Меня хотят повесить!

Шарль Леблан. А я-то что могу сделать? Я безоружен. Вам остается только одно: просить пощады у этих дам и господ.

Резидент. Так кончается эта комедия. Не судите строго автора![42]

Доносятся звуки военного марша.

Загрузка...