Темная сторона света

18

Полу доверили играть главную роль в студенческом спектакле. В старших классах школы он учился средне, пренебрегал математикой и естественными науками, отдавая предпочтение литературе. Он писал стихи, сочинял пьесы, был председателем театрального кружка. У него был талант, что обеспечило ему место в Бостонском колледже. Семья не смогла бы оплатить его учебу в хорошем колледже, хотя бизнес его отца приносил неплохие доходы. Маселли-старший продавал фейерверки, а мать откладывала каждый цент из тех денег, которые она зарабатывала в качестве горничной. Но у Маселли было шестеро детей — пять дочерей и Пол. Все они были умными, амбициозными и хотели учиться.

Когда Пол пробовался на роль Джека Мэннингема, он был почти уверен, что Гарри Сондерс, руководитель студенческого театра, возьмет его. Пол заранее проработал текст, чего не догадался сделать никто из первокурсников. Поэтому он спокойно сидел в первом ряду рядом с Гарри и наблюдал, как его однокурсники проходят прослушивание.

Анни Чейз пробовалась на роль игривой горничной. Он пришла, чтобы подбодрить подружку, и согласилась на прослушивание, только чтобы та совсем не растерялась. Она поднялась на сцену, когда подошла ее очередь, и ее волосы сразу приковали к себе внимание. Гарри, до этого вольготно развалившийся в кресле, выпрямился и сложил руки на коленях.

— Прошу вас, начинайте, — попросил он.

Анни прочитала пару строчек низким хрипловатым голо сом и начала смеяться. Это был звонкий, заразительный смех, «визитная карточка» Анни Чейз. Все в театре повернулись, чтобы взглянуть на нее, на лицах появились улыбки Пол и сам улыбнулся. Он посмотрел на Гарри. Режиссер тоже смеялся.

— Может быть, попробуете еще раз, мисс Чейз?

— Конечно.

Анни прочитала свой отрывок почти до конца, но потом все-таки не выдержала и снова захихикала. Она выглядела молоденькой девушкой, потерявшей над собой контроль, да и чтение оказалось ничем не примечательным. Но Пол не удивился, когда Гарри дал ей роль.

— Она заворожит аудиторию, — обратился Гарри к Полу будто тот был его коллегой. — Девчонка завладеет зрителями и больше не отпустит. Нам надо только взять под контроль и ее саму, и ее волосы, но осторожно, чтобы ее жизнерадостность била ключом.

Гарри не о чем было беспокоиться. Лишить Анни Чей жизнерадостности было совершенно невозможно. Она сияла, она пылала, она привлекала к себе людей, словно магнит.

Пол сразу влюбился в нее. Анни всегда опаздывала на репетиции, но почему-то это никого не раздражало. Как будто все ждали ее прихода с нетерпением. Стоило ей войти в зал, как ее приветствовали улыбками.

По ходу спектакля Пол должен был поцеловать Анни. Он несколько ночей пролежал без сна, представляя этот поцелуй. Ему отчаянно хотелось, чтобы это произошло не при Гарри и остальных участниках спектакля, а наедине.

Когда настал «день поцелуя», Пол мимолетно коснулся ее щеки.

— Еще раз, — раздался с первого ряда голос Гарри. — Перед тобой не младшая сестренка, Маселли, а соблазнительная девушка. Покажи нам это.

Пол склонился к ней, а когда он оторвался от ее губ, Днни улыбалась.

— Ты не должна улыбаться, Анни, — заметил режиссер. — Ты должна выглядеть соблазнительно.

— Простите. — И она снова хихикнула.

— Надо вам побольше порепетировать в свободное время, чтобы у вас все получилось, — Гарри понимающе кивнул Полу.

И они репетировали. Они встречались в его комнате или в ее, репетировали свои роли до сцены с поцелуем, целовались и продолжали репетицию, но уже без прежнего пыла. Потом Пол читал ей стихи, если они сидели в его комнате, или рассматривал созданные ею украшения, если были в комнате Анни. Ей удавалось творить настоящие чудеса. Полу нравилось смотреть, как она работает. Анни подбирала волосы под тугую кожаную повязку, но они постепенно вырывались из плена и падали ей на плечи, пока она работала.

Пол почувствовал, что не может без Анни. Они были знакомы всего несколько недель, но она не выходила у него из головы. Они встречались, репетировали, потом просто подолгу разговаривали. И Полу казалось драгоценным каждое слово, слетевшее с губ Анни. Лежа в постели, он снова и снова прокручивал эти разговоры в голове.

Потом начались подарки. В день премьеры Анни удивила его, подарив золотой браслет собственной работы. А еще через день Анни сама пришла к нему и принесла пояс, выполненный в технике макраме.

— Я не спала всю ночь, вязала его для тебя, — объявила она.

Анни вытащила пояс из его брюк и принялась вдевать новый. Ремень из макраме оказался чуть шире, и ей пришлось повозиться, протягивая его через ушки пояса. Пол почувствовал нарастающее возбуждение. Он отвернулся, смутившись.

Она посмотрела на него снизу вверх, потому что сидела в это время на его кровати.

— Пол… — большие синие глаза смотрели с удивлением. — Ты меня не хочешь?

1 Он изумленно уставился на нее.

— Я? Хочу… Только я думал, что ты…

Анни застонала, ухватившись пальцами за карманы его джинсов.

— Господи, Пол, я схожу с ума, пытаясь придумать, что сделать, чтобы ты в меня влюбился.

— Я давно люблю тебя, — признался Пол. — Смотри, я могу это доказать.

Он открыл ящик письменного стола и протянул ей поэму, одну из тех, что написал за последние несколько недель. Анни неожиданно расплакалась.

Она встала, чтобы поцеловать его. Это был совсем другой поцелуй, чем тот, которым они обменивались на сцене. Потом Анни подошла к двери и заперла ее на ключ. Пол почувствовал, как в нем нарастает робость. Получится ли у него?

— Я никогда раньше не занимался любовью, — прошептал он, краснея от собственного признания. В старших классах у него были подружки. Он писал им стихи и оставался девственником.

Но Анни давно покончила с этим.

— Так вот в чем дело? — улыбнулась Анни, словно его слова все объясняли. — Ничего, я занимаюсь этим с пятнадцати лет, поэтому тебе совершенно не о чем беспокоиться.

Сначала ее слова шокировали Пола, разочаровали его. Но потом он испытал облегчение, потому что, когда она начала целовать и ласкать его, он сразу понял: Анни хватит опыта на двоих.

— Тебе ничего не надо делать, — приговаривала Анни, снимая с Пола трусы и переворачивая его на живот. Она села к нему на спину и начала делать массаж. Сначала ее руки были нежными и прохладными, но вскоре они разогрелись от прикосновений к его коже. Анни перевернула Пола на спину, сняла с себя футболку и лифчик. Пол протянул руку, изнемогая от желания коснуться ее молочно-белой груди, но она перехватила его руки и прижала их к его бокам.

— Смотри, но рукам воли не давай, — объявила Анни. — Я же сказала, ты должен просто лежать. Сегодня вечером все только для тебя.

Она дарила ему любовь, как делала все в жизни, щедро, без оглядки, ставя его наслаждение превыше собственного.

В последовавшие за этим вечером недели Пол понял, что Анни готова отдавать все до капельки, но не может принять любовь. Когда они занимались любовью и он пытался прикоснуться к ней, Анни отталкивала его руку.

— Тебе незачем это делать, — говорила она, и очень скоро Пол понял, что это не кокетство. Анни становилась сама не своя, ей было не по себе, она раздражалась, когда он пытался что-то дать ей в постели или вне ее.

Однажды Пол купил Анни цветы, просто так, без всякого повода, и ее улыбка сразу увяла, как только он вручил ей букет.

— Для меня они слишком красивы. — Она покраснела до корней волос. В тот же день Анни отдала цветы другой девушке, которой они очень понравились.

На день рождения Пол купил ей шарф, и на следующий же день Анни вернула шарф в магазин, а полученные двенадцать долларов сунула ему в карман брюк.

— Не трать на меня деньги, — попросила она и не стала слушать его возражений. А сама продолжала засыпать Пола подарками, и от этого он чувствовал себя все более неловко.

Как-то раз Пол и Анни обедали в кафетерии, когда к ним подсела хорошенькая брюнетка, с которой Анни познакомилась еще в начальной школе.

— Привет, рада тебя видеть, — сказала она Анни, потом повернулась к Полу. — Анни была у нас самой популярной. Обычно таких хочется ненавидеть, настолько они успешны во всем и с ними невозможно соперничать. Но Анни была такой хорошей, что ее невозможно было не полюбить.

В ту ночь Анни лежала рядом с Полом и рассказывала ему, как она заработала свою популярность.

— На карманные расходы мне давали крупную сумму. — Ее голос звучал еле слышно. — Я покупала другим детям игрушки и сладости. Это сработало.

Пол прижал ее к себе.

— А ты не думаешь, что тебя любили бы и без этого?

— Нет. Думаю, я была некрасивой маленькой девочкой с кошмарными рыжими волосами. Моя мать выходила из себя каждое утро, причесывая их. Она все приговаривала, что они просто ужасны и что я ужасно выгляжу. Дело кончилось тем, что каждое утро по дороге в школу я плакала.

— Ты такая красивая! Как она могла так поступить с тобой? — возмутился Пол.

Ну, видишь ли, — Анни пожала плечами, — я не думаю, что мать хотела меня обидеть. Она просто… Полагаю, у нее были свои проблемы. Как бы там ни было, когда я перешла в старшие классы, я запаниковала. Там было столько незнакомых ребят, с которыми я должна была познакомиться. Я понимала, что игрушки и сладости мне уже не помогут. Я должна была найти способ заставить этих ребят полюбить меня.

— И тебе это удалось?

— Да.

— И как же?

— Я придумала, что надо делать, чтобы меня полюбили хотя бы мальчики.

— О Анни!

— Теперь ты меня возненавидишь.

— Я люблю тебя! — Пол погладил ее по щеке. — Теперь у тебя есть я, и тебе незачем этим больше заниматься.

— Я знаю. — Анни теснее прижалась к нему. — Обними меня покрепче, Пол.

Что он и сделал, благодарный ей за ее откровенность. Пол решил, что это подходящий момент, чтобы задать ей вопрос, мучивший его с того вечера, когда они впервые занимались любовью.

— Меня кое-что беспокоит, Анни, — начал он. — Когда мы занимаемся любовью, ты когда-нибудь кончаешь?

Она лишь пожала плечами.

— Нет, но это и неважно. Я счастлива тем, что я рядом с тобой, мне нравится видеть, что ты доволен.

Пол был разочарован, пришел в замешательство.

— Наверное, я делаю что-то не так.

— Дело совсем не в тебе, Пол. Я никогда не испытывала оргазма.

Он чуть отодвинулся от нее, чтобы видеть ее лицо.

— Ты занимаешься любовью с пятнадцати лет и никогда…

— Мне, честное слово, все равно. Для меня это не важно. Пол снова прижал ее к себе.

— Если ты хочешь сделать меня счастливым, Анни, позволь мне подарить наслаждение тебе, хотя бы для разнообразия.

— Ты и так это делаешь, — возразила она. — С тобой я чувствую себя замечательно.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Анни вывернулась из его объятий.

— Думаю, для меня это невозможно. Иначе это уже давно бы случилось.

Пол не хотел обсуждать с приятелями настолько интимный вопрос, поэтому на другой день после обеда отправился в библиотеку и просидел там до вечера. Он пытался найти решение проблемы Анни. Ему попалась книга, полная советов и иллюстраций. Пол не нашел в себе смелости взять ее в общежитие. Для этого пришлось бы обращаться к почтенному пожилому библиотекарю. Поэтому он выбрал уголок поукромнее и прочитал книгу от корки до корки.

Вечером он пришел к Анни, опустился на кровать и пригласил ее сесть рядом. Она тут же устроилась сбоку, обвила его руками, поцеловала в шею.

— Сегодня я читал сексуальный учебник, — сказал Пол.

— Что? — Анни отпрянула. — Зачем?

— Потому что пришла твоя очередь получить удовольствие. — Он протянул руку к краю ее футболки.

— Нет! — взвизгнула она, останавливая его.

— Анни… — Пол положил руки ей на плечи. — Сделай это для меня, а не для себя, хорошо?

— А что, если ничего из этого не выйдет? Ты будешь во мне разочарован. Ты…

— Я не разочаруюсь в тебе, не перестану тебя любить, не произойдет ничего из того, чего ты так боишься. Все будет отлично. Только ты должна расслабиться.

Анни закусила губу.

— Выключи свет, — приказала она.

Пол послушался, потом вернулся к ней и неторопливо раздел ее, сел рядом с ней спиной к стене.

— Что мы делаем? Разве ты не снимешь одежду? — спросила она.

— Нет. — Он пошире раздвинул ноги и усадил Анни между ними, спиной к себе. Картинка из книги четко отпечаталась в его мозгу. Весь день Пол только и думал о том, как будет держать Анни, прикасаться к ней, чтобы добиться ее ответа. Он обнял ее, поцеловал в плечо. Анни дрожала.

— Это мило. Ты можешь просто держать меня вот так, мне это нравится больше, чем…

— Тс-с. Вытяни ноги. Вот так.

— Это глупо. Я чувствую себя нелепо… Пол медленно гладил ее руки, плечи.

— Ты должна сказать мне, что тебе нравится, — говорил он, касаясь ее груди. — Дай мне знать, если тебе будет больно.

— Это не больно, — хихикнула она и как будто расслабилась в объятиях Пола, но тут же напряглась, едва его руки коснулись ее бедер.

— Давай, Анни, расслабься.

— Я же пытаюсь! Мне просто не нравится, когда все внимание сосредоточено на мне. Я не понимаю, зачем… О!

Его пальцы добрались до цели. Анни затаила дыхание, раздвинула ноги шире, прижимаясь к его руке, цепляясь за ткань его джинсов. Палец его левой руки скользнул в нее, и она вздрогнула.

— Мне это тоже приятно, Анни…

Пол хотел приободрить ее, но в этом уже не было необходимости. Она дала себе волю, позволила себе взять то, что он ей давал. Когда Анни кончила, Пол на мгновение испугался, что она притворяется, но его палец ощутил сокращение ее потаенных мышц. Она последний раз вздрогнула и обмякла в его руках.

Этот вечер стал для них поворотным пунктом, и не только потому, что секс стал приносить удовлетворение им обоим. Анни по-прежнему называла сексуальные отношения побочным продуктом желания близости, но их отношения перешли в другую плоскость. Анни наконец позволила делать что-то для нее. Теперь они оба были поглощены друг другом, но это было всего лишь влечение.

Семья Пола пришла от Анни в восторг. Дважды за год они навещали родных Пола в Филадельфии, и Анни с такой легкостью вписалась в атмосферу дома, где правили женщины, словно родилась там.

— В твоей семье так тепло, Пол, — сказала ему Анни. — Ты даже не знаешь, как тебе повезло.

Она не захотела представить Пола своим родителям, хотя Чейзы жили всего в получасе езды от студенческого городка. Полу пришлось в переносном смысле выворачивать ей руки, пока она наконец не пригласила его домой в тот вечер, когда отмечалось пятидесятилетие ее отца.

— Ты все время говоришь о нем, — уговаривал Пол Анни. — Я хочу с ним познакомиться.

Анни и в самом деле часто вспоминала об отце, в ее голосе слышалась гордость за него и его достижения. Она целый месяц трудилась над подарком — золотыми запонками собственного дизайна — и при каждом удобном случае демонстрировала Полу, как продвигается работа.

Пол держал пакетик с ее подарком на коленях, когда Аи ни свернула на обсаженную деревьями улицу, ведущую к их дому. Она молчала почти всю дорогу, нервно постукивая пальцами по рулю своей красной машины с откидным верхом.

— Который час? — спросила Анни, когда они проезжали мимо величественных особняков.

Пол посмотрел на часы.

— Десять минут пятого.

— О господи, моя мать будет вне себя.

— Мы не настолько опоздали.

— Ты не понимаешь, — поморщилась Анни. — Она невероятно пунктуальна. Когда я была маленькой, мать обещала взять меня куда-нибудь, но только в том случае, если я не опоздаю ни на минуту.

Пол нахмурился.

— Ты шутишь?

Анни покачала головой.

— Давай скажем им, что твоя фамилия Мэйси, — вдруг предложила она.

— Зачем?

— Просто так, для смеха.

Пол, сбитый с толку, уставился на нее.

— Но это не моя фамилия.

Анни остановила машину перед знаком «Стоп» и оглядела его.

— Я не хочу обижать тебя, Пол, но мои родители люди с предрассудками. — Она положила руки на колени и принялась хрустеть пальцами. — Понимаешь, если ты не похож на них, они просто… Ты им понравишься больше, если они будут думать, что ты…

У Пола запылали щеки.

— Ты хочешь, чтобы я солгал им о том, чем мои родители зарабатывают на жизнь?

Анни смотрела на свои руки.

— Вот почему я не хотела тебя с ними знакомить.

— Я не стану лгать, Анни. — В те времена Пол никогда не лгал. Она промолчала, снова нажала на педаль газа. — Я думал, ты меня любишь, — сказал он.

— Я и люблю. Я просто хотела, чтобы мои родители тоже тебя полюбили. — Анни свернула на подъездную дорожку, и Пол успел разглядеть вдали за вылизанными зелеными лужайками особняк в стиле Тюдоров, прежде чем дом скрылся за высокими елями. — Видишь ли, родители все для меня спланировали, — продолжала Анни. — Мы страшно поругались, когда я сказала им, что хочу стать художницей. Предполагается, что я выйду замуж за сына кого-нибудь из круга их знакомых. А это очень небогатый выбор. Теперь ты понимаешь, почему я не хотела везти тебя сюда?

Да, Пол все понял, но только Анни слишком поздно объяснила ему ситуацию.

Дверь им открыла пожилая женщина в темном форменном платье и белом переднике. Она поцеловала Анни в щеку и провела их в гостиную.

— Твои папочка и мамочка скоро спустятся, дорогая. Женщина вышла из комнаты, Анни нервно улыбнулась Полу. Он огляделся. Гостиная была огромной и холодной, словно пещера.

— Ты привыкнешь, — шепнула Анни. Несмотря на холод, у нее на лбу выступили капельки пота.

Первым в гостиную вошел отец Анни, высокий худощавый красивый мужчина, загорелый и мускулистый. Его пышные волосы почти совсем поседели. Он чмокнул дочь в щеку.

— Папочка, это Пол. — Анни так и не назвала его фамилию.

— Пол… — Доктор Чейз пожал ему руку, предлагая гостю самому назвать ее.

— Маселли, — сказал Пол, и ему самому фамилия вдруг показалась непристойной. Он робко пожал руку отцу Анни, представляя, как его только что вычеркнули из списка приемлемых кандидатов в мужья единственной дочери Чейзов.

Мать Анни попыталась изобразить радушие, но Пол почувствовал, как холодна ее рука, когда пожимал тонкие пальцы. Миссис Чейз была ничем не примечательной женщиной, несмотря на чересчур усердное использование косметики. Ее рыжие волосы были собраны в пучок на затылке и полностью укрощены.

Пол едва сумел проглотить кусок ростбифа, который слуга положил ему на тарелку почти сразу, как они сели за стол. Он не стал проявлять норов и игнорировать осторожные расспросы о его семье, а принялся развлекать родителей Анни, намеренно давая им понять, что сын простого работяги и горничной ест с их тончайшего китайского фарфора, да еще, вероятно, и спит с их дочерью. Пол рассказывал об изготовлении фейерверков и о том, что его мать убирала в доме у мэра Филадельфии.

За десертом, когда был подан торт в форме теннисной ракетки, Анни преподнесла отцу запонки.

— Спасибо, принцесса, — поблагодарил мистер Чейз, поцеловал Анни и положил коробочку рядом с тарелкой. У Пола появилось чувство, что эти запонки доктор засунет подальше в ящик комода или вообще отправит в мусорное ведро.

— Преподаватель ювелирного мастерства говорит, что Анни лучшая среди его студентов, — объявил Пол.

— Пол! — укоризненно воскликнула Анни и покраснела. Доктор Чейз поднял глаза от своего куска торта.

— Что ж, Анни способна на многое, — заметил он. — Моя дочь могла бы блистать на любом поприще. У нее куда больше ума, чем требуется на то, чтобы делать из металла, пусть даже благородного, безделушки.

Пол посмотрел на Анни и заметил в ее глазах слезы. Доктор Чейз отложил вилку и посмотрел на часы.

— Мне пора, дети.

— Но, папочка, сегодня же день твоего рождения. — Голос Анни дрожал, но ее родители ничего не заметили.

Отец Анни встал, поцеловал дочь в макушку. Потом кивнул Полу.

— Приятно было с вами познакомиться, мистер Масел ли. Я уверен, что, увидев очередной праздничный фейерверк, мы непременно вспомним о вас.

Пол и Анни уехали вскоре после ужина. Когда они дошли до машины, девушка уже плакала навзрыд.

— Наверное, мне не следовало приезжать, — пробормотал Пол.

— Ты тут ни при чем, я всегда уезжаю от них в слезах.

— Прости меня, Анни, но твои родители совершенно ужасны.

— Прошу тебя, Пол, не говори так. От этого мне лучше не станет. Кроме них, у меня никого нет. У тебя есть сестры, а у меня только они. Все, точка. — Анни открыла дверцу машины и посмотрела на особняк. — У отца никогда нет для меня времени, не находилось, когда я была маленькой, нет и сейчас.

Лето они провели в местечке Нью-Хоуп в Пенсильвании. Пол жил у приятеля, которого знал еще со старших классов школы, Анни — с двумя подружками из Бостонского колледжа. Пол днем работал официантом, а вечерами участвовал в спектакле. Анни работала в художественной галерее и изучала основы изготовления витражей. Это было замечательное лето. Они оба занимались тем, что им нравилось, а свободное время проводили вместе. Им было всего по девятнадцать лет, но Пол ощущал зрелость их отношений. Они говорили о будущем, о детях, маленьких рыжеволосых итальянцах, которых они назовут Гвидо и Роза, чтобы насолить старшим Чейзам. Анни часто повторяла эти два имени, и ее бостонский акцент вдали от Новой Англии казался Полу странным.

Они предпринимали неспешные прогулки по маленькому уютному Нью-Хоуп. Анни буквально влюбилась в маленькую синюю лошадку из перегородчатой эмали, которую нашла в одном из магазинчиков. Хотя она заходила туда каждый день, чтобы только посмотреть на лошадку, Пол знал, что она ее себе никогда не купит. Поэтому, накопив нужную сумму, он решил удивить любимую подарком. На лошадку ушли почти все сэкономленные им деньги, и сначала Анни хотела вернуть ее в магазин. Но Пол настоял на том, чтобы она оставила подарок себе. Тогда Анни завернула лошадку в кусочек мягкой ткани и повсюду носила с собой в сумочке, показывая ее всем знакомым. Она назвала ее Бэйби Блю, в честь песни Боба Дилана.

Родители навестили Анни в середине июля, и три дня Пол ее не видел. В конце концов он не вытерпел и отправился в галерею, где работала Анни, и сразу заметил, как она изменилась. Под глазами появились круги, улыбка больше не освещала ее лицо. Пол испытывал жгучую ненависть к старшим Чейзам, которые так отравляли жизнь дочери.

— Они хотят, чтобы я занялась чем-то другим, — сказала Анни.

— И чем же?

— Чем-то более полезным. — Анни поправила висящую на стене картину. — Если я не выберу себе другую специальность, они перестанут платить за меня. Но я не могу бросить искусство. Мне придется им лгать. — Она посмотрела на Пола. — И о тебе я им тоже солгала.

— О чем ты говоришь?

— Я сказала, что мы с тобой больше не встречаемся. Я не говорила им, что ты в городе. Родители бы никогда не позволили мне остаться, если бы узнали об этом.

— А как же наше будущее? Что будет, когда мы решим пожениться?

Анни нервно накручивала на палец прядь волос.

— Не знаю. Я не могу думать об этом сейчас.

— Они лишат тебя наследства, если ты выйдешь за меня?

— Если бы дело заключалось в этом, я не стала бы беспокоиться, — бросила Анни. — Мне не деньги нужны от них, Пол. Неужели ты еще этого не понял?

Анни и в самом деле практически могла обходиться без родительской помощи. Она сама шила себе наряды и покупала самый дешевый шампунь, поэтому от ее волос пахло стиральным порошком. Пол не мог зайти в прачечную, не вспомнив о волосах Анни. Деньги нужны были ей только для того, чтобы помогать другим. Она часами не могла уснуть, пытаясь решить, кто больше нуждается в помощи. В конце лета на все заработанные в галерее деньги Анни устроила праздник для ребятишек в местной больнице.

Перед тем как они вернулись в колледж, Анни перестала принимать противозачаточные пилюли, которыми пользовалась с пятнадцати лет.

— Это вредно для здоровья, — решила она. — Попробую какое-нибудь другое средство.

— Я могу пользоваться презервативами, — вызвался Пол.

— Не надо, — ответила Анни. — С ними ты не получишь и половины удовольствия.

Пол даже не пытался с ней спорить. Так начался долгий период, когда Анни испробовала всевозможные противозачаточные средства. Пол не раз молился о том, чтобы они ее подвели. Ему нравилось думать о том, что у них будет ребенок, который укрепит связь, существующую между ними.

Когда они вернулись в Бостон, Пол поселился в том же общежитии, что и Анни, только этажом ниже. Их отношения, ставшие такими спокойными и размеренными в Пенсильвании, не изменились.

Так продолжалось почти до конца учебного года. Но в конце второго семестра родители Анни получили «документы для оплаты и выяснили, что дочь по-прежнему занимается искусством. Когда они позвонили ей, чтобы обвинить во лжи, трубку в комнате Анни снял Пол, назвавший себя, потому что решил, что звонит кто-то из преподавателей. К тому моменту, когда Анни в тот же вечер перезвонила родителям, те были в бешенстве. Телефонное сражение продолжалось уже около часа, когда Пол вышел из комнаты Он больше не мог выслушивать сбивчивые оправдания Анни.

Через несколько часов после этого разговора мать Ант позвонила снова и сообщила, что доктора Чейза отвезли в больницу с сердечным приступом. Ему стало плохо после разговора с дочерью. Врачи опасались за его жизнь.

Анни не позволила Полу сопровождать ее. Ее не было неделю. Она не отвечала на его звонки, хотя он не был уверен, что ей передавали, что он звонил.

Когда Анни вернулась в колледж, она очень изменилась Между ними появилась трещина, которую она не хотела признавать, не давая, таким образом, возможности Полу как-то наладить прежние отношения.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Пол. Я же с тобой, так? Чего же ты хочешь?

Они продолжали встречаться, ходили в кино, ели в кафетерии, но Анни была с Полом лишь наполовину.

Наконец как-то вечером перед самым концом учебного года Пол остановил ее у двери его комнаты.

— Я хочу знать, что творится в твоей голове.

Он усадил Анни на кровать, сам сел у письменного стола, сохраняя дистанцию, чтобы ее близость не отвлекала его от разговора.

— Мой отец едва не умер, Пол. — Анни вертела тонкий серебряный браслет на запястье. — Во всем виновата я. Неизвестно, сколько папа еще проживет. Теперь он стал таким слабым. Мне невыносимо видеть его таким. Отец сказал, что любит меня… Ну, не совсем так… Но он сказал, что я для него важнее всего на свете. Честное слово. — Глаза Анни затуманились. — Мой отец не понимает, почему я так низко себя ценю, и это его огорчает. «Искусство — это мило, дорогая, но из тебя никогда не получится Пикассо», — сказал он. Поэтому я меняю специализацию, Пол. Я уже заполнила документы.

— И чем же ты будешь заниматься?

— Биологией.

— Биологией? Но она же тебя никогда не интересовала. Анни пожала плечами.

— Зато я постараюсь стать медсестрой или даже врачом. И смогу помогать людям. И тогда отец будет мной гордиться. — Она снова посмотрела на браслет. — Я собираюсь раздать все украшения, которые сделала.

— Анни…

— Отец сказал, что ты пытаешься выбиться в люди с моей помощью, но тебе удалось только опустить меня до своего уровня.

Полу захотелось швырнуть что-нибудь о стену. — И ты поверила в этот бред?

— Разумеется, нет. Но, Пол, у меня такое чувство, будто я его убиваю.

— Это твой отец пытается убить тебя. Он старается сделать из тебя своего собственного клона, черт его побери!

Анни закрыла уши руками. Пол сел с ней рядом, притянул к себе, попытался обнять.

— Прости меня. Понимаешь, когда ты встречаешься с отцом, ты попадаешь под его влияние. Пройдет немного времени, и ты снова полюбишь себя такой, какая ты есть. И меня полюбишь. Этим летом мы снова поедем в Нью-Хоуп и тогда…

Анни покачала головой.

— Я не поеду в Нью-Хоуп этим летом. Пол замер.

— Почему?

— Я должна немного побыть одна. Мне надо все обдумать.

— Ты проведешь каникулы с родителями? — Пол не мог вынести мысль о том, что его любимой два месяца придется жить с этими монстрами. К концу лета они окончательно промоют ей мозги.

— Нет, — ответила Анни, — думаю отправиться вниз по побережью, к югу, от Новой Англии до Флориды.

— С кем ты поедешь?

— Одна.

— Ты не должна этого делать. А что, если у твоей машины откажут тормоза?

— Я отправлюсь автостопом. Пол встал.

— Ты ведь уже все спланировала, верно? Ты долго об этом думала и не сказала мне ни слова?

— Прости меня.

— Анни, я не смогу прожить все лето вдали от тебя.

— Возможно, мне понадобится меньше времени. Может быть, уже в первую неделю я во всем разберусь. И потом, я же буду писать тебе каждый день.

Пол отправился в Нью-Хоуп один. Он работал в летнем театре, но роли не давались ему. Он впервые получил плохие отзывы в прессе. Сначала Анни ежедневно присылала ему открытки с побережья, из Нью-Йорка, Нью-Джерси, Делавэра, Мэриленда. Она умудрялась уместить так много слов на крошечном пространстве открытки, что буквы сливались, разобрать написанное оказывалось почти невозможно, но Пол понимал, что она рассказывает ему о пляжах, океане, ветрах. Анни писала, что познакомилась с множеством интересных людей, и это встревожило Пола. Кто из этих интересных людей был мужчиной? Она подписывала открытки неизменным «люблю тебя», и он постарался убедить себя в том, что Анни вернется отдохнувшей, освободившейся от влияния своего отца. Несколько раз в неделю на его адрес приходили коробки, завернутые в коричневую бумагу. Внутри Пол находил то раковины, то морскую звезду, то морского конька. Анни и ее подарки…

Но как-то неожиданно поток подарков иссяк. Открыток тоже больше не было. Прошло пять дней без единой весточки от Анни, и Пол не выдержал и позвонил ее родителям.

— Анни решила задержаться в Северной Каролине, — сказала ему миссис Чейз.

— Видите ли, я почти каждый день получал от нее открытки, но уже который день от нее нет вестей… И я подумал… — Пол едва не откусил себе язык от досады. Он легко мог представить себе, что мать Анни улыбается, слушая это. — А где именно в Северной Каролине она остановилась?

— Где-то на побережье. Кажется, это место называется Внешней косой.

Прошло еще две недели, и по-прежнему ни слова от Анни. Пол испытывал настоящую боль. Его тело в буквальном смысле ныло, когда он утром вставал с постели. Он не мог представить, что Анни оставит его вот так, в полной неизвестности, что она просто возьмет и разорвет их отношения, даже не написав ему ни строчки. Пол снова и снова перечитывал последнюю из присланных ею открыток, и «люблю тебя» в конце казалось таким же искренним, как и в первом ее послании. Может быть, миссис Чейз лжет? Может быть, Анни в Бостоне? Может быть, она пишет ему каждый день, а миссис Чейз перехватывает ее письма?

А потом Пол получил от Анни письмо из Китти-Хок.

«Дорогой Пол, тысячу раз я мысленно писала тебе это письмо, и у меня ничего не получалось. Но откладывать больше нельзя. Я познакомилась с парнем по имени Алек и влюбилась в него. Я не ожидала, что это произойдет со мной, Пол. Пожалуйста, поверь мне. Я уехала из Бостона, думая только о тебе, хотя я чувствовала, что наши отношения стали не такими, как прежде. Я все еще люблю тебя и, думаю, буду любить всегда. Благодаря тебе я поняла, что принимать — это такое же проявление любви, как и давать. Господи, Пол, меньше всего мне хотелось причинить тебе боль. Сомневаюсь, что осенью вернусь в Бостон. Вероятно, мы больше не увидимся. Прошу тебя, умоляю, прости меня.

Анни».

Пол сначала собирался отправиться в Северную Каролину и разыскать ее, потребовать, чтобы она вернулась к нему, но понимал, что это бессмысленно. Мысли о самоубийстве не давали ему покоя. Пол перестал ездить на машине по вечерам, потому что его так и подмывало вывернуть руль и направить автомобиль через белую разделительную полосу на встречный поток транспорта. Иногда он часами просиживал в кухне, глядя на лезвие ножа и представляя, как оно перерезает ему вену.

Он перестал играть в театре и остаток лета провел дома. Сестры суетились вокруг него, родители пытались заставить проглотить хоть кусочек. Они обращались с ним как с больным, как с переживающим ломку наркоманом, каковым Пол, по сути, и был. И все-таки он не мог слышать, когда сестры называли Анни двуличной сукой.

Когда Пол вернулся в колледж, он был похож на зомби. Он пробовался на роль в новой пьесе, но Гарри Сондерс сказал, что в нем нет жизни, и взял на роль другого, хотя Пол знал, что изначально режиссер предназначал эту роль ему. Пол потерял интерес к актерскому искусству и переключился на журналистику. В ноябре кто-то из подруг Анни сообщил ему, что Анни вышла замуж за Алека О'Нила. Пол решил, что для ее родителей ирландец оказался предпочтительнее итальянца.

И для нее самой тоже.