Глава 36. Звезда для вольной птицы

Весь Благой Двор бурлит там, внизу, где все еще находится Бранн с волнистым мечом на отлете, где картинно лежит обезглавленное тело Франта с лужей крови на месте головы. Но особое волнение намечается среди ши Дома Леса, словно шумят кроны под порывами ветра.

Ой-ой, Мэй, это не может быть хорошо! Ворону все-таки стоит немножко поспасать!

По счастью, понимает это не только Мэй, да и кроме Мэя в Черном замке есть ответственные волки: выступивший вперед Роган уводит Бранна в сторону кухни, черно-серебристые спины волков смыкаются, упрятывая уходящих. С другой стороны площадки наперерез рассерженному Фордгаллу плавным шагом поспевает Джаред, призывая всех если не разойтись, то хоть успокоиться.

И тут Мэй срывается с места.

Офицера немного задерживает по пути стражник, доложивший о нахождении посыльного в полном, но небрежно застегнутом доспехе, будто его одевали и раздевали, пока волк — юный Нейт — был в беспамятстве. Гволкхмэй велит переправить волка в госпиталь, но глаз не спускать и срочно выяснить, кто на него напал или хоть все возможные приметы. А в его мыслях довольно зло обшучивается значение имени бедолаги.

Нейт — чемпион. И Гволкхмэй навскидку цепляет к имени пару областей, в которых Нейт мог бы быть чемпионом, настоящим чемпионом. Вроде как «Сдай свой пост Дому Леса» или «Как не выполнить приказ офицера с наиболее катастрофичными последствиями».

Мэй так зол, потому что из-за него, Мэя, и этого несчастного Чемпиона была поставлена на кон жизнь неблагого, репутация Дома и его честь. Все Волки под угрозой, если лорд Фордгалл сумеет как следует сформулировать обвинение, а у Советника будет слишком мало свидетелей, чтобы опровергнуть его слова. И как задирался Франт, свидетелями были лишь Мэй и девушки с пришитыми подолами.

Коридоры опять сливаются в калейдоскоп — Мэй несется вниз так, словно решил-таки переломать свои ноги-ходули. В его заполошно скачущих мыслях я вижу примерную подборку возможных претензий Фордгалла. Этот старый пень пользуется любой возможностью копнуть под Дом Волка, а тут предоставился великолепнейший случай!

Как Мэй успевает бежать настолько быстро и прикидывать что-то в уме, для меня загадка.

Видимо, особые офицерские навыки!

Последняя дверь распахивается наружу, на улицу, Мэй ледяной стрелой устремляется к самому центру площадки, туда, где сейчас окруженные оставшимися на почтительном расстоянии зрителями, выясняют отношения суровый Советник и мерзкий Фордгалл.

Лорд Дома Леса говорит очень громко, а Джаред — совсем тихо, но слова нашего Советника слышны даже больше.

Хуже всего, что Фордгалл выставляет претензию, которая может поколебать доверие к королевскому сейчас Дому:

— …и раз ваш король не может контролировать свою гвардию, воспитать в своих лучших! Лучших! Королевских! Волках самые простые законы гостеприимства, то, очевидно, этот король не сможет справиться и с одним королевством, не говоря уж о Восьми!

Эти слова находят отклик не только у лесных, но и у небесных — тех, кто больше всего был шокирован проявлением нрава нашей Вороны. Волки бесстрастно молчат, тут есть, кому говорить за них, а Советник спокоен.

— Наш король. Вы оговорились, Лесной лорд — наш король. Наш общий король, тот самый, в Доме которого все обязаны соблюдать правила вежливости и требования Слова, в том числе и гости.

Мэй спешит, волки перед ним расступаются, пусть и по разным причинам: кто-то узнает его; кто-то помнит, что Мэй сопровождал Бранна; кто-то просто видит на дублете четыре полосы от когтей и не смеет чинить препятствий полному офицеру Дома Волка. Выше него по званию лишь Советник и Алан, глава стражи. Только у них вышито пять полос.

— Это навет! Поклеп и напраслина! — из-за спины Фордгалла, будто злобный лепрекон из коробочки, выпрыгивает Финтан. — Наш подданный, мой четвероюродный кузен, образец светского поведения. Был! Я свидетель тому, как он похлопал неблагого волка по плечу. Дружески!

В голосе лесного принца сожаление вдоволь приправлено яростью. Видимо, ему правда жаль пустоголового Франта. И еще больше жаль, что задуманное не исполнилось. Плохо только — они родня. Теперь Дом Леса не отступит!

— Не было никакого оскорбления! Не бы-ло! — вещает Финтан, оглядывая благородное собрание, всех собравшихся на представление ши, уже позабывших, что Бранн был именно оскорбленной стороной.

Мало того — стороной, оскорбляемой даже перед началом дуэли!

Масла в огонь добавляет то, что за спиной Финтана начинают всхлипывать поклонницы его четвероюродного кузена.

И в этот момент в круг переговорщиков влетает наш офицер Мэй. Он немного задыхается, но выпаливает разборчиво:

— Я тоже был там! И видел! Как почивший за свое вызывающее поведение Кунотиджернос, — надо же, и имя помнит! Мэй, видимо, действительно блестящий офицер, — оскорблял королевского волка Бранна словом и жестом.

А Финтан своего родственника по имени не называл.

Симпатии толпы становятся явственнее и раскалываются на примерно равные части — теперь ши незачем сохранять серьезность, это больше не пахнет новой войной, это пахнет политическими разборками.

Напряжение спадает. Можно убрать руки от оружия и даже делать ставки, чем все Дома немедленно начинают заниматься.

— Но вы же не можете верить моему сыну меньше, чем явно заинтересованному волку! — Фордгалл неприятно удивлен как Мэевым явлением, так и его хваткой памятью. — Тем более, что он у вас при должности.

Вот теперь ши в черно-серебряном не молчат — усомниться в офицере!

Джаред поднимает руку, и волки смолкают, недовольно ворчат лишь самые упертые, и то вполголоса.

— Слово офицера много значит в нашем Доме. Это слово чести, и оно нерушимо. Мы привыкли доверять своим ответственным волкам, да еще и при должности, как вы верно заметили, Лесной лорд, — Джаред светски прикладывает руку к груди, отвешивая небольшой поклон. — Слово принца Леса, разумеется, весомо, но ваш сын известен некоей снисходительностью к деталям.

Джаред улыбается легко и приятно, но лишь половиной рта, будто напоминая старому другу о давнем курьезном случае.

Толпа беспамятна, она помнит бывшее не дальше пяти минут, но Гволкхмэй произнес имя Франта, а Финтан обошелся лишь кузеном. Ши посмеиваются не только за спиной Джареда, но и за спиной Фордгалла.

Франт и Франт, не думаю, что Финтан утруждал себя непроизносимым именем. Наверняка ограничивался чем-нибудь навроде «мой дорогой друг и кузен». Мне даже жаль почившего лесовика, похоже, не существовало и короткой версии того имени. Гволкхмэя все зовут Мэем, а лесовика исключительно Франтом.

Джаред окликает ши, которые успели отсмеяться:

— Есть ли при Благом Дворе кто-то ещё, способный высказаться за или против и разрешить наш спор? Кто-то, кто видел, как общались королевский волк Бранн и его сегодняшний неудачливый противник?

Благой двор затихает, хотя свидетелями последней перепалки, если можно так назвать односторонние оскорбления, были все собравшиеся.

Судя по волнению, волкам тоже есть что добавить, но раз свое слово сказал офицер Гволкхмэй, младшим по чину высказываться не положено.

Мэй встряхивается, и кто-то за спиной Финтана тоже шевелится невпопад, привлекая внимание.

О! Мой Дей! Если бы ты был здесь, ты бы узнал нашего загадочного приятеля в глубоком капюшоне с яркими, каре-зелеными глазами. Вышивка на плаще действительно королевская — золотистое дерево с мощными корнями раскинулось по спине, его ветви охватывают воротник, словно бы продолжаются на фибуле, перерастают на капюшон. Темно-зеленый бархат изумительно переливается даже при неясном свете опять спрятавшегося за снеговые тучи солнца.

В целом плащ выглядит так, чтобы привлекать внимание ши к себе и всячески отводить его от владельца.

Голос, раздавшийся из тени, звонок. Он отличается от голосов лесных, хотя неуловимыми деталями удивительно похож.

— Я скажу! — Капюшон выходит вперед.

Он смотрит лишь на Джареда. Финтан и Фордгалл обмениваются быстрыми взглядами. Не сказать, что довольными.

— Не стоит, право слово, не стоит его слушать! А то еще и смотреть на него придется! — рассыпается Фордгалл в добродушном смехе, но в глазах веселья нет вовсе.

Джаред, бросая спокойный взгляд на лесного лорда, вежливо улыбается тому, что призвано быть шуткой, но непреклонно оборачивается к Капюшону:

— Я спросил весь Благой Двор, уважаемый Фордгалл. Мы все заинтересованы в том, чтобы узнать правду, не так ли? Пусть говорит. А сбрасывать капюшон не обязательно, обязательно лишь представиться, — царственно, иначе и не скажешь, поощрительно кивает замершему Капюшону.

Мэй, как и я, видит, как сжимаются кулаки в перчатках лесовика, когда полы плаща немного раскрываются во время нового шага навстречу. Судя по костюму, наш Капюшон — молодой ши не без вкуса, впрочем, все затмевает его наряд. Мэй мысленно величает его Зелёной Шапочкой, и я чувствую — вполне способен будет найти потом и попробовать на зуб.

Волк. Шапочку.

И это серьезный ответственный офицер Дома Волка! Да если бы Джаред знал, что творится в этой пегой голове!..

Сейчас, однако, пегие головы Советника вовсе не интересуют, он ждет слов Капюшона.

— Я скажу! Я видел, как все было! Так уж вышло, что я сидел за соседним столом, когда Кунотиджернос встал со своего места и подошел к королевскому волку.

Интересно уже то, что лесовик сидел рядом с волками.

В голосе Капюшона чистое, незамутненное негодование. Он глубоко вздыхает, набирая воздуха для следующего заявления.

О, я понял! Вот что видели волки. Но не стали выступать — раз даже слова полного офицера Мэя для лесного лорда оказалось недостаточно.

— Он очень тихо, но разборчиво принялся провоцировать и оскорблять королевского волка! Который проявил большую выдержку! Он не зарычал и не ударил! Он просто вызвал моего четвероюродного кузена на дуэль! Но ведь при Дворе не запрещено защищать свою честь! Особенно когда её хотят попрать оскорбительными намеками о семье и друзьях!

Сказать, что Мэй доволен — ничего не сказать, но ему весьма помогает держать лицо еще и то, что он невероятно на себя зол: пока он бегал, Бранна действительно спровоцировали. Непонятно только, отчего он среагировал на обиду как положено, а не как обычно, то есть по-своему.

— Но намеками дело не ограничилось! — голос Капюшона сердито звенит. — Королевского волка чуть не облили из его же тарелки! И бросили ему в лицо пучок перьев! Кунотиджернос позволил себе то, что нельзя позволять в приличном обществе! А обвинять в этой ситуации королевского волка нечестно!

Фордгалл прикрывает глаза, словно отчаявшись — ворчат не только волки, но и те, кто не относится к нашему Дому. Финтан выглядит так кисло, словно жует желтый плод, не так давно появившийся на кухне.

— Теперь ситуация прояснилась. Благодарю вас за помощь, сын Леса, — Джаред снова кивает, и я подозреваю, что он уже знает ответ, когда спрашивает: — Мне нужно ваше имя, уважаемый.

— Меня зовут Флинн, — руки под плащом меняют положение, видимо, закладываясь за спину. — Я сын лесного лорда и брат лесного принца. Младший, разумеется, — Капюшон склоняется, обозначая представление.

По толпе идет шорох и шепот — тот, кто не был представлен ко Двору в подобающем возрасте, появляется лишь теперь и начинает свою придворную жизнь ни много ни мало с обвинения одного Дома против другого!

Мэй, пользуясь общей суматохой, присвистывает, переименовывая Зелёную Шапочку.

Я погляжу, Гволкхмэй большой знаток значений, живущих в именах.

Теперь это Рыжая Зелёная Шапочка. Сделавшая так, что и политические дрязги Благого Двора, порой куда более кровавые, чем боевые столкновения, перешли в судейские дела одного Дома, причем самого семейного толка.

— Лорд Фордгалл, я почти ошарашен, — Советник изрядно лукавит, он не выглядит ошарашенным ни совсем, ни почти, скорее довольным, и то не разобрать. — Не беря в учет свидетельство офицера Мэя, у нас слово одного вашего сына против слова другого. Я не смею не доверять ни одному принцу Леса, однако слова первого весьма туманны, тогда как слова второго предельно конкретны. Прошу простить, но ваша жалоба отклонена.

Новоявленный Флинн радостно оглядывается — справедливость торжествует во многом благодаря ему. Двор шумит, расходясь, всем будет, что обсуждать ближайшие пять лет. Однако те, в ком Флинн ищет одобрения, смотрят на него весьма и весьма недружелюбно. Даже молодые Дети Леса, с зеленой раскраской на лицах, недовольны его вмешательством и словом в защиту волка против слова их Дома.

Финтан растворяется за спиной Фордгалла так же быстро, как до того появился, сам лорд Леса разворачивается грузно, растягивает воротник сюрко, видимо, ему плохо дышится.

Флинн снова удивляет меня, лишь пожимая плечами на столь откровенное пренебрежение. И возле загадочного капюшона уже образуется первая стайка девушек. Охочие до экзотики ши трещат вокруг него, грамотно обкладывая со всех сторон, Флинн отступает, и мне кажется, в его движениях проглядывает паника.

Я лишь собираюсь намекнуть Мэю, что стоит как минимум отблагодарить Флинна за своевременное появление, когда он уже шагает навстречу девушкам, бестрепетно встречая и отражая улыбки, подцепляет за локоть такого же низкорослого, как Финтан, Капюшона и, цветисто извиняясь перед цветущим в полной красоте обществом, выводит лесовика из обозначившегося окружения.

Едва угроза минует, Мэй выпускает чужой локоть, но не отходит, продолжая сопровождать и мило улыбаться всем, кто лишь смеет бросить на них взгляд. Мэй не замечает, но чаще прочих на него косится как раз Флинн, косится так, словно не знает, как начать разговор. Офицеру совсем не до светских бесед, что выражается в манере, торопливом шаге, деловитой целенаправленности. И Капюшон не решается заговорить первым. По дороге до замка никто не рискует перехватить лесовика или затормошить его вопросами, а уже в замке офицер выводит его на ближайшую развилку, откуда можно добраться до гостевых покоев Дома Леса.

— Иди прямо-прямо-прямо на трех перекрестках, а потом еще трижды поверни направо, там уже не потеряешься, — Мэй склоняет голову, прощаясь. — Спасибо.

— И… И тебе спасибо! Я думал, что я уже добыча! — лесовик явно имеет в виду не эскорт, а хищноватых девушек.

— Привыкай тоже быть зубастым, Флинн. Зубами можно не только рвать, но и улыбаться, — что Мэй и делает напоследок, отметая все мысли о лесовиках подальше и ориентируясь спешно, где теперь найти Бранна.

А вот судя по неотрывному взгляду в спину, пока офицер не скрывается за поворотом, лесовик забывать о нем не желает.

Мэй останавливается за поворотом, припоминает направление движения Рогана и Бранна — в сторону кухни. И раз на неблагого чуть не вылили его же еду, видимо, Бранн все еще голоден. Поэтому офицер решительно поворачивает в сторону владений повара Вогана. Вряд ли Бранн сейчас ест в трапезной.

Ожидания Мэя полностью оправдываются, он лишь не рассчитывал, что на лице Бранна все еще кровавая веерная раскраска — Воган почему-то не напомнил ему умыться, а сам Бранн, похоже, слегка упустил этот момент. И выражение лица ровно такое же, как всегда. Мэй смиряет внутреннюю дрожь: понятно, отчего Бранн так спокойно реагировал на обиды. Он на все реагирует спокойно.

Совершенно неблагой.

Громкоголосый устрашающий повар хлопает по спине офицера, предлагает присоединиться к трапезе, но Мэй предпочитает ухватить Ворону за плечо и поспешно откланяться. Бранн, уже второй раз за сегодня оторванный от обеда, впрочем, отказывается куда-либо двигаться, пока Мэй не позаботится и о пропитании Дея. Воган смеется, Мэй шипит, Роган переводит взгляд с одного на другого, а останавливается все равно на Бранне. Да, наш неблагой сейчас привлекает много взглядов. И дело не только в раскраске лица.

Спешным шагом буксирующий неблагого Мэй ведет его, как ни странно, не к чердачным покоям, а к моему Дею. Все, кто встречается по пути, одинаково заинтересованы теперь Бранном, а волки так еще норовят похлопать по плечу. И вот волков как раз не смущает кровавый узор. Думаю, это какая-то очередная древняя дикость, которую припомнил старый Воган.

Бранн не задает вопросов, хотя я знаю, что ему очень хочется, идет ближе к Мэю и норовит ускользнуть от признательных жестов. И заговаривает, когда они остаются одни, у входа в покои короля. Двое стражников не проявляют к Бранну никаких чувств.

— Г-вол-к-х-мэй, — офицер даже не морщится на свое имя, видимо, смирившись, — почему они все хотели похлопать меня? Все волки? Они рады, что я убил его?

Бранн со своими выводами! Я чуть не упал от неожиданности!

Мэй только расширяет глаза, но бестрепетно стоит на месте. На серебристой радужке мелькают звездочки, видные только тогда, когда глаза офицера светлеют. Он не зря зовется маминым сыном, он очень на нее похож.

— Нет, конечно нет, Бранн, они хотели тебя похлопать, потому что были рады, да, но не тому, что ты организовал труп и пересуды на пять лет вперед! А тому, что ты и впрямь волк!

Наш неблагой опять поражен — стоит закрыться за ними дверям в покои Дея, Мэй прикрывает глаза и выдыхает.

— Бранн, будь так добр, посиди пока тут, суд состоялся и не состоится, но, все равно, некоторое время следует переждать!

Фуф, пока офицер не отпустил Ворону, стоит перескочить на него. Я хочу быть поближе к моему Дею и неблагому.

Может быть, и я пригожусь.

Знакомое ощущение теплого ветра окутывает шкурку, в голову приходят вопросы, которые мучают Бранна, и первый из них — как суд может состояться, чтобы не состояться?

Надо же, я почти по нему скучал!

Из странного распорядка мыслей в голове Вороны я вижу мысль о том самом Капюшоне. Нет, Бранн не знает, что тот защищал его. Но внимательный и явно заинтересованный взгляд каре-зеленых глаз во время дуэли он отложил на дальнюю полку. Как и намерения Финтана — безо всякой злобы, но с учетом последствий действий лесного принца для Дея, Гволкхмэя и всего Волчьего Дома. Именно в такой последовательности, полностью исключая из нее себя.

Мэй еще раз напоминает, что сегодня лучше больше не светиться при дворе, глубоко вздыхает и торопится дальше, я полагаю, опять к Советнику или Алану — разбираться с Нейтом-Чемпионом и искать виновного в его вынужденной сдаче важного поста.

Бранн вздыхает ему вслед и сглатывает слюну. Ему опять не дали поесть, а у Вороны внезапно появился волчий аппетит. Но тут дверь открывается снова — видимо, офицер Мэй не успел уйти далеко — лично заглядывает, и Бранну в руки вручается поднос. Еды на нем хватит, чтобы накормить небольшую волчью семью.

Грей заинтересованно подходит, уже не сердится на этого странного обитателя дома его хозяина, пахнущего ветром и горечью. Поглядывает искоса, всем своим несчастным видом давая понять: он совершенно не намекает, что во-о-он та дивная косточка предназначена именно ему, верному стражу.

Бранн протягивает требуемое, и Грей все же немного ворчит. Также ворча утаскивает добычу к хозяину.

Туда же уходит Бранн, но присаживаться не спешит. Вьюнки по-прежнему охраняют спящего Дея и взметываются перед Вороной. Тот вздыхает, он доволен уже тем, что друга не разбудила ни его дуэль, ни суд, то ли состоявшийся, то ли ненужный.

Бранн, оставив поднос около постели Дея, уходит к себе и, вздыхая, присаживается на диван. Проводит ладонью по материи.

Там видны звезды.

Нашему неблагому не приходит в голову отобедать с того же самого подноса. Думаю, стоит напомнить ему о существующей возможности чуть позже. Ворона задумчиво проводит рукой по лицу, это заставляет его встрепенуться: на ощупь разводы засохшей крови определяются отлично. Гнутые брови приподнимаются — удивлен, что никто не напомнил ему. Шепот магических слов вызывает не искры, но ощущение неблагого ветра, жаркого и яростного, как в Забывучих песках. Не сказать, что это приятно, скорее — очень неприятно, как будто раскаленное воздушное лезвие снимает тонкий слой кожи, однако в порядок и чистоту приходит сам Бранн и весь его костюм. С лица мягко скользит бордовая пыль, бывшая разводами, перья блестят и топорщатся отчетливее, куртка выглядит свежее.

Вот скажи мне, Бранн, тебе не приходило в голову, что можно просто умыться?

— О, Луг, здравствуй, — эта его манера отвечать мне вслух, — я действительно не подумал, сделал, как привык, хотя здесь-то есть чистая вода.

Ах, ну да, откуда бы он думал об умывании в таком ключе. Всё-таки болото сильно повлияло как на Бранна, так и на его образ жизни.

Вот и сейчас он привычно застывает, уходя в свои мысли, наблюдая, как за окном вытягиваются сосульки, как медленно стаивают сугробы, как подступают сумерки — и стараясь решить, зачем Финтан мог желать ему смерти. Примерно в той же степени интереса его беспокоит вопрос — почему офицер Г-вол-к-х-мэй за него, Бранна, волновался.

Ох, неблагой, моему Дею точно надо с тобой хорошенечко поговорить.

Терпеливая Ворона сидит на месте, сложив руки на коленях, продолжая смотреть в окно, и даже выбежавший на проверку покоев Грей, я уверен, принимает его за предмет мебели — бдительный пес не рычит и удивленно чихает, процокав когтями совсем рядом с нашим неблагим. Бранн моргает быстрее, поворачивает голову, Грей слегка рычит на него, обозначая выполнение служебного долга, и Бранн кивает. Соглашается, что долг выполнен совершенно точно и охрана на уровне.

Ох, неблагой, какой же ты у нас неблагой.

Сидеть в сумерках скучновато, Бранн опять прикрывает глаза — и наблюдает своим внутренним взором очередные фейерверки собранных и разъятых во время активации заклинаний. Сегодня опять анализируется Дом Леса, Бранн старается разобраться, для чего служит тот или иной фрагмент, как срабатывают и выстраиваются связки, прикручивает даже пару элементов из своих неблагих конструктов.

Я немного теряюсь в масштабном разнообразии магических схем, среди которых витает наша Ворона, поэтому спрыгиваю с него, чтобы поразмять лапки. Сил мне теперь хватает, я обегаю сидящего Бранна — ну надо же, воплощенная мечта Мэя и Джареда! Сидит ровно, дышит медленно, руки держит на виду, молчит и никого не раздражает. Аж прямо жаль, что они не могут полюбоваться! Впрочем, знали бы они, что происходит в голове непредсказуемого неблагого в такие тихие моменты, согласились бы на все что угодно другое.

Грей, почуявший меня, ворчит, но я отбегаю от Бранна, который явно пока никуда не собирается, взбегаю по витой колонне кровати моего Дея и спрыгиваю на него сверху! Вьюнкам не поймать меня в свои запутывалки благородных ящеров!

Мой волк не вздрагивает, он спит спокойно и сладко, хотя отвлекается немного ото сна — и уточняет, раз я тут, все ли в порядке с королевством и Бранном? То, что с Лили все в порядке точно, он во сне чувствует сердцем. Как и наяву. Только во сне он себе больше доверяет!

Полный порядок королевства и Бранна устраивает нашего короля, Дей ворочается и спит дальше.

Пусть о дуэлях и ушах Бранн рассказывает ему сам! И тогда, когда мой волк будет готов к этому!

Мне даже удается немного подремать, когда раздается настораживающий шорох.

Ох, мой Дей, прости, я покину тебя ненадолго.

Я заметил, что наш неблагой гость, который, несмотря на наличие собственной комнаты и даже кровати в ней, и даже удобной, а также диванчика в твоих покоях, страдает по звездам. Да, мой Дей, я бы тоже никогда не подумал, но ты спи, спи, сегодня Бранн собирается искать выход к небу, я хочу сопровождать его — все же неблагому одному может быть немного опасно ночью бродить по Дому. Особенно сегодня.

И вот не надо так кривиться, мой Дей! И вообще — спи! Спи-спи-спи, мой волк, а я побежал… И ты побеги, будто кто тебе не дает побежать, волчьи лапы легко скользят по траве во сне, я видел, можешь мне верить, у тебя получится, смотри, кругом степь, по которой можно бежать в любую сторону, сколько душе угодно…

Фух.

Уснул.

Надо поторопиться, Бранн не зря выбрал эту ночь — сегодня звезды начинают менять положение, ночь, когда можно застать созвездия и летние, и осенние, ночь, пригодная для гаданий, исполнения желаний и работы звездочетов. Одна из ночей перед Лугнасадом.

Волчий Дом пуст и тих ночью, сверкают изредка желтизной глаза часовых, звякают в тишине их доспехи, медленно капает вода в клепсидре. Корпус водяных часов вычурный, даже слишком для этого Дома, серебряные волки скалятся с витых колонн, с верхушки и нижней половины. Скоро полночь, самое время для тех волков и гостей, которым не спится, для тех, которые могут подстерегать неблагую Ворону.

Мне отчего-то хочется быть сегодня возле Бранна, хорошо, что сил теперь хватает отбегать надолго и довольно далеко.

Бранн идет как обычно, в своей кривой куртке, хотя кажется, будто он скользит среди теней. Феи в его глазах спят, они вьются всегда при виде моего Дея, в прочих случаях — очень избирательно. Со стороны мне кажется, что Бранн ищет свое место в этом доме. И в этом Доме. Я сочувствую Вороне, неблагому не слишком легко дается понимание благих, мой Дей вчера смеялся, что пора запретить девушкам ошиваться вокруг Бранна королевским указом — сколько оторванных подолов он напришивал, счету, похоже, уже не поддается. Хотя я, например, уверен, Бранн эти оторванные им и пришитые им же рюши спокойно подсчитывает.

Как бы там ни было, а то, что Бранну не хватает для полного счастья только вида ночного неба, я знаю точно. Тут можно самого неблагого даже не спрашивать — жажда звезд, затаившаяся в глазах, скажет все вернее слов.

Неблагой уверенно скользит мимо, легкие сапоги почти не стучат, стражи не имеют шансов встревожиться, все-таки Ворона намного легче массивных охранников. Бранн вроде бы не таится в тенях, но лоскутная куртка растворяет его в обстановке, пегие волосы прячут голову, лишь зеленые глаза смотрятся слишком яркими для ночного времени.

Я следую за неблагим тихо, и все равно мне кажется, что он растворяется и ускользает. Смотреть на красную сережку проще, она вспыхивает на просвет отраженным сиянием луны.

Неожиданно показавшийся из-за поворота патруль заставляет нашего неблагого поменять дорогу, рядом оказывается пыльная дверь, за которой, скорее всего, кладовка…

Ах, нет, мой Дей, интересно, что бы сказал ты, если бы увидел эту уходящую высоко вверх винтовую лестницу. Похоже, мы с неблагим попали в одну из нежилых башен, заброшенную и пыльную: повсюду паутина, комки пыли сбились по углам, стены не подновляли давно, кое-где зияют дыры, оставшиеся на месте выбитых камней. Не похоже, что камни выпали случайно, в этом есть какая-то система.

Наш Бранн хмыкает немного недоверчиво, крутит головой, поправляя воротник куртки без рук, и… поднимается по ступеням! Ох, пусть я всего лишь маленький ящер, но мне кажется, для любования звездами можно было найти другое место. Ворона легко и неутомимо шагает вверх, отчего мне хочется покусать его за ноги! Чтобы знал.

По углам лестницы пыльно, хотя по центру просматривается даже что-то похожее… Да, похожее на ковер! Очень старый, почти истлевший ковер!

Мне непонятно, как Ворону не смущает такая обстановка. Вон, идет, довольный! Видимо, хотел, пусть и не искал одиночества. Постоянный присмотр не самая привычная для него вещь. Ох уж эти мне неблагие. Думаю, можно оставить его тут, ничего не стрясется…

Ой! Вот ворона вроде Бранн, а накаркал почему-то я! Именно что стряслось!

Неблагой наткнулся на кого-то спускающегося, выбил из рук разлетевшиеся тут же бумаги, склонился поднять, отчего не менее пыльная встречная особа чуть не запнулась еще раз. Вот я буквально на секундочку глаза отвел! Пока эти ночные гулены поднимают бумаги, можно рассмотреть новую фигуру: бесформенный балахон, похоже, накидка, весь рваный, заляпанный, старый даже на вид. На голове фомор знает что, похоже, бывшее при жизни мотком пакли, а сейчас истлевшее до состояния пыльной паутины. Лохмы, больше похожие на гусениц, неряшливо свисают, заслоняя лицо, отчего невозможно определить — парень перед нами или девушка, и что это вообще за создание? Я никогда раньше не слышал про привидения в Доме Волка, да и бумаги разлетелись весьма широко, они настоящие, я даже наступил на одну.

Бранн разгибается, наконец, протягивая свежесобранную добычу странному ши, а тот протягивает худую руку, зыркает из-под мышиного цвета паутины…

Оп.

Бранн застывает так, как будто увидел в одном лице всю свою родню или ночное небо! Фигура в балахоне вздрагивает опять, тянет из руки неблагой Вороны бумаги, но тот не отдает! Ши вскидывает голову оскорбленно:

— Да отпустите же! Нахал!

Понятно, это девушка.

И-и-и-и?.. Бранн стоит. Не отдает. Не шевелится.

Очень хочется, чтобы мимо проходил сейчас мой Дей — как сдвинуть с места застывшего неблагого, я даже не представляю.

— Да что ж вы вцепились! — девушка, краснея и переступая с ноги на ногу, наступает на подол своей мантии, подол трещит, странная пыльная ши судорожно хватается за плечи Бранна.

Наш неблагой начинает приходить в себя, а может, движения успевают прежде разума — девушка оказывается подхвачена крепко, надежно. Ворона переводит дух, его глаза приобретают чуть более живое выражение, там несмело вьются изумрудные феи.

— Вы. Не. Пострадали? — Бранн рубит слова, ему трудно сосредоточиться, особенно, когда он смотрит почти прямо в лицо ши, которое теперь строго напротив его лица.

Девушка краснеет, но теперь я могу разглядеть её серые ясные глаза — почти как у моего Дея. Были. Ох.

Значит, перед нами все-таки волчица, а не фамильное привидение. В остальном, однако, ши некрасива, слишком крупные черты, длинный рот, широкие брови, неудивительно, что она прячется в этой башне. Я почти уверен, о её существовании не подозревает большая часть Дома.

Наша Ворона, впрочем, не сводит с нее своих изумрудных глаз, то вглядываясь в её очи, то опускаясь к губам, а потом опять повторяя этот круг. Девушка краснеет сильнее и пытается отстраниться, упирается в бранновы плечи ладошками… и тоже застывает.

Да что тут вообще происходит?!

— Нет, — тише моего вздоха, право слово, — не пострадала… — еще головой мотает для верности. Глаза, правда, прикованы к лицу неблагого.

Мышино-серые пыльные пряди немного покачиваются в такт движению, привлекая внимание. Кто-то способен назвать это прической?

— А ваша прическа — да.

Вопрос снимается. Неблагому, кажется, по силам все, кроме как оторвать взгляд от странной волчицы. Бранн медленно поднимает руку, отводит спутанные пряди в сторону. Девушка смущается очевиднее, опускает глаза.

— Кто-то способен назвать это прической? — а она начинает мне нравиться! — Не смейтесь надо мной!

Бранн хмурится, собираясь спорить, неблагой говорит именно то, что думает, но сначала помогает девушке встать ровно, очень уж смущенно она вырывается.

Стоит этой ши встать прямо, как опять я слышу треск ткани! Ну что за парочка! Теперь Бранн наступил на её подол! И оторвал его с концами!

Длинная дыра открывает вид на нижнюю юбку такого же пыльного серого цвета, который язык не поворачивается назвать волчьим, только мышиным. Бранн смотрит на пострадавший балахон и совершенно не слышит смущенного лепета девушки, подрагивает только ухо нашего неблагого. И вниз он её тоже не пропускает. И бумаги до сих пор не отдал!

Фух, дело сдвинулось — Ворона сует пергаментные листы девушке в руки, а сам сбрасывает толстую (мой Дей не смог продрать её в своем волчьем облике!) и теплую лоскутную куртку. Движение кажется круговым, а потом — похожим на восьмерку: вторым круговым и неуловимым манером Бранн раскручивает с девушки её балахон. Мелькнувшее серое платье закрывается диковатой курткой нашего неблагого, следующим жестом Бранн усаживает ши на ступеньку и опускается возле. Девушка выглядит ошарашенной, да я сам изрядно ошарашен! Что это сейчас было, и к чему Бранн устроил это переодевание?

Сам Бранн охлопывает себя по карманам пестрого и намного более яркого, чем куртка лоскутного жилета и рукавам не такой пестрой, черно-сине-серой, но не менее лоскутной рубашки, изумрудные феи неблагого сияют озарением, и он перегибается к девушке, вытягивая что-то из подкладки своей куртки. Ши уже не просто румянится, она алеет, опуская голову и опять закрываясь серыми прядями, что вовсе ее не красит. Бранну, кажется, нет до этого дела — в руках Вороны блестит иголка, тянется длинная нитка, а в глазах пляшут феи.

— Это просто проклятье какое-то, — ворчит. — Сколько подолов при благом дворе я уже оборвал! Может быть, Зануды на меня что-то такое наслали? — задумывается, прикидывая, а руки тем временем делают привычную работу.

Подол возвращается на место быстро, хотя и не совсем уж стремительно, кажется, Бранн изо всех сил старается сделать шов ровным, не похожим на те, что соединяют лоскуты его куртки или жилета. Девушка тем временем озадачивается и опять вспыхивает. Ну нельзя столько краснеть, просто нельзя! Я сам, глядя на это, начинаю нагреваться!

— И… скольким вы уже пришивали подол, при нашем Дворе? — подозрительность тона заставляет ушко Бранна дернуться, слегка покоситься на собеседницу, иголка в руках замирает, на неблагого словно действительно находит какое-то проклятье. — Вы, похоже, очень вольно обращаетесь с девушками! И не стыдно вам этим хвастать?..

Ворона вся встряхивается, прижмуривая глаза, как будто утрясает мысль в голове.

— А чем тут можно хвастать? — феи явственно озадачены. — Что я неуклюж? Дей, правда, каждый раз надо мной смеется, когда я говорю, что снова наступил, оторвал и пришил, — последовательность действий заставляет его вернуться к сегодняшнему пострадавшему. Балахону.

Возле шва мимоходом расцветает настоящий букет.

Девушка недоверчиво косится на неблагого, не забывая прятаться в его куртку, в её взгляде теперь неприкрытый интерес. Думаю, она только сейчас поняла, насколько наш неблагой — неблагой.

— Меня зовут Джослинн, — а сама кутается в куртку Вороны чуть не по глаза, спрашивает нерешительно и глухо из-под плотной, тяжелой ткани. — А вы?

— Джослинн… — восторженно тянет наш неблагой и замолкает в задумчивости. Иголка в его руке смотрит в небо, ее кончик блестит, словно звезда.

Девушка удивленно моргает: вряд ли ее собеседника, пусть и неблагого, тоже зовут Джослинн. Ворона торопливо поправляется:

— Бранн! — голова привычно склоняется к плечу, неблагой быстро косится на Джослинн, возвращаясь к шитью: подол уже почти на месте.

Я не могу понять, уследить, что происходит между этими двумя ши, но благая и неблагой явно что-то чувствуют…

Чувствуют. О!

Непростые ночи перед Лугнасадом, время исполнения желаний и ярких звезд, которые так любит Бранн.

Подол между делом возвращается на место, Ворона затягивает узелок ловко и быстро, поднимается, встряхивает балахон, сопровождая нехитрое действие каким-то хитрым словом, от которого у меня чешется в носу. Ах, это не от слова! Это от пыли! Пыль вокруг приподнимается, а потом её резким и холодным порывом выдувает в те самые проломы. Балахон, к слову, теперь совершенно чистый. Глубокого, как оказалось, синего цвета.

Волосы у девушки после сдутия пыли оказываются серебристыми! Только словно специально скрученными в отдельные прядки — то ли для удобства, то ли в порядке эксперимента.

Бранн наклоняется, берет эту самую прядку, слетевшую до носа, и видимо, хочет убрать ее. Смотрит на волчицу и…

…и Джослинн смотрит на Бранна такими глазами, какими порой следила за Деем Алиенна, когда думала, что её никто не видит.

Да, наш неблагой еще и маг! Мой Дей выбрал и привел самого неблагого из неблагих! И я моим волком очень горжусь. Обоими горжусь.

Бранн отмирает, отпускает волосы, не поправляя их. И Джослинн попросту сдувает с носа настырную прядку.

Бранн, не иначе чтобы сгладить неловкость, не брезгует отряхнуть балахон еще и руками от каких-то блесток непонятного происхождения. Блестки не отряхиваются, серебрятся ярко, когда до неблагого доходит, что это — звезды. И что перед ним, ну то есть немного ниже него, на ступеньке, сидит Звездочет Благого Двора.

Я, признаться, тоже удивлен.

Смятение Бранна ощущается мной словно новый порыв ветра, но судя по тому, как вздрагивает Джослинн, порыв ветра действительно гуляет по странной спрятанной башне.

Бранн забирает у Джослинн пергаменты, я вижу на обороте криво сложенные звездные схемы.

Это действительно наш Звездочет! Кто бы мог подумать! Неблагой складывает бумаги отдельно, приподнимает девушку без усилий, раскручивает повторным круговым, а потом восьмерочным движением — и вот она снова в мантии. Глубокий синий не слишком подчеркивает светлые глаза, делает голубоватую бледность слегка нездоровой, но это все равно лучше мышиного серого, заляпанного сверху чем-то коричневым и красным, очень похожим на краску или чернила.

Неблагой накидывает свою куртку не сразу, а опустившись на пару ступенек ниже, кажется, теперь даже боясь задеть свою новую знакомую. Зеленые глаза почти не поднимаются, о феях и речи нет.

Джослинн гордо прижимает к груди бумаги и делает шаг навстречу нашему неблагому. Бранн в растерянности спускается на ступеньку ниже. Ещё шаг вперед — и ещё один назад.

Ох, мне хочется подрать обивку, но вокруг только каменная кладка!..

Я спускаюсь за ними — Бранн, то ли не догадываясь посторониться, то ли не желая этого, спускается спиной вперед, вглядываясь в лицо Звездочета, ставшее строгим, а Джослинн, наоборот, на него не смотрит.

Дверь упирается Бранну в лопатки довольно быстро, судя по тени, набежавшей на его лицо — слишком быстро, но хода обратно нет, он открывает створку, пропускает девушку вперед, выходит следом и закрывает.

Ах, стой, я не успею!.. Фу-у, успел!

Я вижу, что Бранн хочет последовать за Звездочетом и дальше, но она что-то делает, и в глазах на мгновение меркнет. Ворона трясет головой, озирается, прислушивается и даже принюхивается, возвращается к двери, однако тут только ровная каменная кладка!

Да было ли вообще это приключение?

— Вот и посмотрел на звезды!

Бранн качает головой удрученно, но в глазах его какой-то новый свет. Прибавляет тише, вовсе про себя.

— На звезду…

Загрузка...