Глава 25. Дыхание зимы

Мой Дей застыл неподвижно и сидит, замкнувшись глубоко в себе, что вовсе на активного волка не похоже. Ворона в это время хозяйничает на поляне. Слышно шуршание опадающей обратно вниз, висевшей в воздухе листвы, снова приоткрывается дверь с белым светом — судя по волокущимся телам друидов, Бранн затеял уборку. Неблагой выбрасывает тела людей куда-то по ту сторону магии и мира, поправляет косяк, состыковывая то, что было недостыковано, поднимает отдельные вещи, оставшиеся от нападающих — где меч, где рассыпавшиеся руны, предрекающие близкую смерть или найденную жизнь, а где даже пергаментный свиток. Выбрасывает это тоже вслед за телами, закрывает дверь.

Мой волк так и не пошевелился за все время. Подрагивают немножко разве что пальцы на земле.

Шаги Вороны приближаются, обыкновенные, неторопливые, и не скажешь, что Бранн вот только прятал трупы. Вздыхает почти неслышно. Присаживается опять на корточки возле. Без вопросов подхватывает моего волка под руку, выпрямляется: легкая Ворона еле поднимает мощного волка! Слава старым богам, мой Дей слышит и чует напряжение, подхватывается сам на середине движения, укладывает руку на плечах неблагого удобнее, но на обеспокоенные вопросы по-прежнему не отвечает.

Никак.

Ворона умолкает, кажется, попросту откладывая их, тянется магией, Дей молча вцепляется в плечи, сам Бранн тоже шипит и трясет головой. Но оба ши явственно становятся бодрее.

К вечеру, когда поляна остается далеко позади, а дыхание зимы ощущается все полнее, Бранн снова заводит разговор.

— Король Дей, думаю, раз на нас ещё не напали после места силы, друидов в этой части благой границы нет, — осторожно тяжело вздыхает, как будто боится побеспокоить моего волка своей безрадостностью.

Неблагому все ещё неспокойно в тишине, а молчаливый Дей добивает его окончательно.

— Но это не значит, что их вообще нет поблизости, — перехватывает твой ремень, подстраиваясь под изменившийся шаг. — А искать заклинанием опасно, так можно их приманить, как светлячков на лампу.

Изо рта Вороны вырывается облачко пара, которое Бранн с удивлением и интересом разглядывает. Именно сейчас Дей решает очнуться:

— И когда ты собирался сообщить мне?

Тон слишком оскорбленный, мой Дей, чем ты так недоволен?

— О чем? — Бранн, кажется, вовсе непробиваем, только чуть озадачен.

— О том, что ты несешь на себе фею! — не знаю, как тебе удается рычать без рычащих звуков, мой волк, но удается.

— Фею?.. — наш неблагой озадачен сверх меры, но при этом выдыхает единственное слово еще и с облегчением.

— Если ты думаешь, что я совсем слепой, ты ошибаешься!

Мой Дей рычит опять, резко отнимает руку от левого плеча Бранна, достает длинными пальцами до левого же ушка, слегка дернувшегося из-за торопливого движения ладони.

— Вот это, по-твоему, что?! — нащупывает за острым ухом, среди полуперьев, небольшой кокон, кажется, обернутый крыльями феи, будто одеялом.

Ты не видишь, мой волк, но глаза Бранна размером с золотой! Он не ожидал! И не чуял! Но как? Как он мог нести на себе волшебное создание, не ощущая этого? Пусть фея, похоже, в спячке.

Мой волк, припомни, прошу, не было ли какого-то знака, чего-то небольшого, но приметного…

Наш неблагой тем временем сам доискивается фею, выпутывает из волос, примеривается и дует на небольшой кокон. Изо рта Вороны вырываются искры, а левая рука слегка сияет золотом — и фея на его ладони начинает разворачивать крылышки.

Точно! Да! Мой Дей! Ты вспомнил! Еще при Неблагом дворе, во дворце, после победы над Семиглавым и ужасного сна, в достоверность которого невозможно поверить до сих пор, ты влетел в спальню Бранна, а за его ухом угасало голубоватое свечение! И на поляне с арочным местом силы оно было голубоватым! Наверняка, наверняка, это…

— Шайя! — голос Вороны отдает удивлением в гораздо большей степени, чем до этого. — Как ты?.. Что ты?.. Откуда!

Крошка-фея довольно усаживается на ладони Вороны, поправляет намотанное на пояс красное ожерелье:

— Третий принц! Пилик-пилик! Как я рада вас видеть! Пилик! — и сияет своим удивительным голубым.

На Шайе по-прежнему форменные курточка и юбочка библиотеки, тем более выделяется красная нить ожерелья.

— Не называй меня так, — вопреки словам Бранн неостановимо улыбается, кажется, наслаждаясь магией, общением, знакомым голосом, присутствием неблагого мира в настораживающем и непонятном благом. — Я больше не третий принц, я передал титул сестре. Возможно, скоро у вас будет новая королева.

— Но как же, пилик! По счету, пилик, среди мальчиков, пилик, вы все ещё, пилик, третий, пилик! — Шайя нахально задирает подбородок, усаживаясь нога на ногу. — А по рождению, пилик! Принц! Пилик! — и кивает сама себе.

— Но ты лучше все равно называй меня по имени, — улыбка Вороны проясняется, ширится, — то есть, Бранн.

— Хорошо, пилик, третий, пилик, принц, пилик, Бранн! — феечка ёрничает и добивается от Вороны ещё одной улыбки. Спохватывается: — Я вовсе, пилик, забыла о приличиях, пилик!

Неблагое создание подлетает, сбрасывает на ладонь такого же неблагого принца, пусть и бывшего, красное ожерелье, потом хватает тяжесть, ну, для себя тяжесть, мой Дей, в руки и подлетает к тебе, зависает напротив твоей головы, да, мой волк, её очень хорошо слышно.

Шайя, однако, не подозревает, до чего хорош волчий слух, пиликает на пределе громкости:

— Благой! Пилик! Принц-король! Пилик! Дей! Пилик! — истинно неблагое обращение, да, мой волк, но я готов приветствовать тебя так каждое утро, если ты обещаешь хоть чуть улыбаться, как сейчас. — От лица всех друзей, пилик, нашего, пилик, третьего-принца-Бранна, пилик! Мы, низшие неблагие, пилик, вас благодарим, пилик! Парящие короли, пилик, извели бы его!

Шайя тянется накинуть ожерелье тебе на шею, мой волк! Что это за дела! Да ну её вместе с её подарками! Никому она тут даром не сдалась!

Ворона, несмотря на то, что ворона, улавливает твое и мое, да, настроение, перехватывает подвеску из рук феи, поднимает со своего плеча твою левую руку, мой Волк, и дважды оборачивает ожерелье вокруг запястья, создавая неблагой браслет.

Красные бусины, вытянутые, как волчьи клыки, ложатся как влитые поверх серебряного браслета, подаренного Бранном.

Да, мой Дей, неблагие весьма похожи в своих намерениях и подарках.

Фея кивает, одобряя самоуправство Бранна, зябко обхватывает себя за плечи, звенит слева и усаживается прямо в перья Вороны. Как бы уважительно она к неблагому ни обращалась, в отношении него самого пиетет отсутствует напрочь.

— Это ожерелье, пилик, то есть, пилик, браслет теперь, подарит вам, пилик, принц-король Дей, пилик, силы на глубине, магию среди магии и, — задумывается, бормочет про себя: — как же сказала, пилик, Ровэн… Ориентир там, пилик, где ничего не видно! — и сияет, сияет!

Мой волк, да, стоит уточнить.

— Ровэн?.. — брови приподнимаются над серебристой повязкой.

— Рябинка, — наш неблагой, голос его стал улыбчивым, кажется, там промелькнули изумрудные феи. Может, почуяли товарку, мой Дей?

— Они, пилик, с Оаком, пилик, вместе придумывали, пилик! — Шайя рассказывает новости больше Бранну. — А потом, пилик, додумались, пилик, и до свадьбы!

— Правда? — теперь феи в голосе Вороны весьма отчетливые. — Давно пора. Всего пару-тройку столетий собирались!

Ну не сердись больше, мой волк, лучше вспомни, какие смешные были пенёк и рябинка, как он нарастил мох, чтобы понравиться ей, как забавно вышагивал перед Бранном, важничая в стремлении поразить возлюбленную…

Ну вот, хоть хмыкнул.

— А теперь я, пилик, — крошка-фея снова зевает, надо же, не успела выспаться в своем коконе! — Буду сопровождать, пилик, вас! — и закапывается в перья Вороны глубже.

— Спасибо, Шайя, — Бранн никак не реагирует на хозяйское копошение среди своих волос. — А как ты успела?..

О, она уже спит.

Я ощущаю, моему волку хочется сказать: он знает, как она успела, и в какие моменты Бранн, оказывается, вовсе не чувствует своей головы и даже ушей. Но страшная апатия, накатившая после схватки с друидами, опять выпускает свои мерзкие когти.

Мой Дей! Скажи! Ты же хочешь! Скажи! Это же Ворона! Сам он не догадается точно!

Но мой Дей молчит.

Зимние сумерки подбираются быстро, под ногами уже скрипит первый снег, мерзлые листочки шуршат между ним совсем мертво, голые деревья шумят жесткими кронами, а звери и птицы затихли вовсе.

Неблагой вздыхает, но не нарушает установившееся молчание, ведет моего Дея, своего друга все дальше и дальше, углубляясь в лес, не обращая внимания на мрачные тени, которых много и которые только мрачнее в свете восходящей луны.

Мой Дей идет, молчит, но идет, не выказывая радости или огорчения, запрятав все свои переживания так глубоко, что, кажется, и не слышит присутствия кого бы то ни было рядом. Левая рука расслабленно покоится на плечах неблагого, Бранну приходится придерживать пальцы, чтобы вести волка было удобно и кисть не соскальзывала с неблагой куртки.

Останавливаются они только тогда, когда ноги начинают увязать в сугробах по щиколотку — Ворона запинается, с трудом приноравливается к снежной зиме.

Кажется, мой волк, в его краях никогда не было так холодно.

Привал на самой удобной из попавшихся полян смотрится уголком дома и позабытого уюта: Бранн разводит огонь, высокий и жаркий, усаживает моего Дея поближе, принимается готовить поздний ужин, уже близится полночь. После трапезы, прошедшей тоже в молчании, во время которой Дей все-таки соизволил обратить внимание на еду, Ворона вздыхает решительнее:

— Король Дей, друиды все ещё могут быть поблизости, поэтому полночи ты поспи, а я подежурю, — кладет руку на плечо, стараясь ощутить, услышаны ли были слова, мой волк совсем неподвижен. — А потом подежуришь ты.

Молчание.

— Дей? — легкое потрясывание.

Мой волк наконец чувствует необходимость ответить. Слегка морщится, кивает, отворачивается, выскальзывая из-под руки Бранна, и валится прямо на снег!

Мой волк! Побереги здоровье! Ну давай, давай, не отвечай даже мне!

Бранн! Сделай что-нибудь!

Кажется, неблагому не обязательно меня слышать, чтобы поступать верно: возле волка падает в снег собранный для сиденья лапник, сверху стелится самое теплое одеяло, а потом уже задремавший волк попросту перекатывается на получившееся ложе. Бранн отряхивает моего Дея от снега, и сверху укрывает вторым одеялом. Пусть волки легче переносят холод, Бранн или не знает об этом, или хочет согреть друга несмотря ни на что.

Сама Ворона усаживается недалеко, пораженно зачерпывает снег рукой, долго разглядывает снежинки, так долго, что я тоже успеваю задрема-ать…

Какой же ты теплый, мой волк…

Просыпаемся мы тоже одновременно — что-то раздражающе пиликает не так далеко! И да, можно было бы перевернуться на другой бок, спать себе спокойно дальше, но в разговоре мелькает имя.

— …посмотреть Дея? — тихо-тихо выдыхает Ворона, стараясь не потревожить тебя, мой волк.

Да, нельзя не насторожиться.

— Но пилик-пилик! Третий-принц-Бранн! Пилик! — в голосе феи сквозит изумление. — Если разобраться, пилик, не смогли вы, пилик, то как смогу я?

— Мне кажется, я что-то упускаю, что-то очевидное, — голос Бранна звучит устало, очень явно устало. — Травму нанес я, своими руками, — интонация, однако, до жути спокойная, — так что должен суметь и вылечить; Дей не лишен зрения, я вырвал ему глаза, но оставил способность видеть…

И хоть бы слегка содрогнулся от этого! Бесчувственная Ворона! Его спокойствие ужасно неблагое, да, мой волк, мне становится зябко даже под теплым одеялом, среди согревшихся от тебя веток.

— Я знаю столько способов вылечить глаза, — тяжкий вздох, сочувственный звон феи в ответ. — Но ни один не желает отозваться лечением. Только боль, обоюдная, я тревожу раны Дея и получаю её умноженное отражение, как до того магию во время схватки…

— Но третий-принц-Бранн! Пилик!.. — в голосе феечки невысказанный вопрос.

— Нет, Шайя, нельзя оставлять попыток, — Бранн зевает, потирает лицо свободной рукой, — по многим причинам нельзя. Поэтому я и прошу тебя: посиди завтра на нем, если Дей опять будет как сегодня, он тебя даже не заметит, а твоя магия, возможно, не отзовется по вам обоим. Если он реагирует так исключительно на меня, уже можно будет ду-умать да-альше…

Шайя звенит, видимо, чтобы добудиться засыпающую Ворону. Тот смущенно кряхтит.

— До чего же холодно, — треск подброшенных в костер веток. — И красиво.

Дальше, мой волк, только молчание. Нет, хотя луна уже высоко, будить тебя Бранн, похоже, не собирается, следует воспользоваться случаем и восстановить силы.

Спи, мой волк. С феечками и неблагими разберемся завтра…

Снежное утро такое же хмурое, как и ты, мой волк.

Вокруг носятся крупные влажные снежинки, влепляются с размаху в уши, так что можно позавидовать подвижным ушкам Вороны, врезаются в лоб, холодят щеки и пальцы. Сидящий рядом Бранн перехватывает твою руку и сразу вкладывает в нее теплую чашку, видимо, поджидал, пока ты проснешься, удерживая горький отвар непрестанно на огне.

— Ты так хорошо и спокойно спал, король Дей, что я не стал тебя тревожить, — спокойный голос неблагого удивительным образом не раздражает, а умиротворяет тебя с утра, мой волк. — Поэтому нам придется сделать один привал сегодня. Если буйство снега похоже на буйство воды или песка, оно разыграется в полную силу ближе к середине дня.

— Метель, — в твоем голосе, мой волк, намек на улыбку.

— Что? — Бранн, похоже, не верит своим ушам именно по этой причине.

— Это метель.

Аж три слова за два дня! Мой Дей! Говори! Говори с ним!

— То, что ты назвал буйством снега, называется метель.

Да, мой волк, нашему неблагому, похоже, в новинку все, касающееся настоящего зимнего холода. Бранн с большим сожалением тушит костер, собирает одеяла, составляет ветки и дрова шалашиком, как будто думает сюда вернуться или делает запас для других случайных путешественников. И об этом тоже, разумеется, можно спросить, мой волк!

— Зачем ты? — спросить лаконичнее просто невозможно, мой Дей.

— Привычка, — волнообразное движение плеч, не понять, то ли пожал, то ли передернуло. — У меня осталось довольно много привычек с болота. Я уже говорил, что до шалашиков Трясина была охоча, приходилось жить у костра, переходить с места на место, иногда в спешке, иногда в опасности, иногда, — морозный выдох до сих пор заставляет Бранна примолкнуть и полюбоваться. — Как сейчас, в преддверии бури. И натыкаться на подобные запасы в иных стесненных обстоятельствах, когда от этого зависела жизнь, было спасительно.

И голос его спокоен в той же степени, что с утра, за завтраком, что вчера, во время рассуждений о твоих глазах. Возникает ощущение, что Бранн каким-то особенно неблагим образом отвык волноваться.

Впрочем, если только речь не идет о твоей жизни!

Стоит тебе, мой волк, шагнуть вперед, Бранн оказывается рядом, подхватывает под руку и плавно выворачивает тебя в другую сторону. Жизнь не жизнь, но твою голову он от шишки спас.

Да, мой волк, это было дерево.

Дорога сквозь поднимающуюся вьюгу ложится вам под ноги, дело идет медленно, ветер завывает страшно, как будто он тоже волк, Ворона не успокаивает свою родную стихию, феечка, витающая вокруг вас, мой волк, то отбрасывается, то вновь возвращается к вашим головам. И то, что ты не даешь ей сесть на себя, выглядит не слишком дружелюбно. Шайя, впрочем, не огорчается и продолжает играть с порывами, на самом деле выказывая чудеса владения собственными крыльями. В конце концов, замерзает и падает тебе на плечо:

— Пилик! Принц-король, пилик, Дей! Я тут, пилик, передохну, пилик, не возражаете? — прижимается к твоей шее.

Её сияние ощущается странно, будто часть тела отмерзла и плохо слушается.

Нет, мой Дей, сгонять ее сейчас будет вовсе невежливо и безнравственно, и недружелюбно, и…

И нет, мой Дей! Я не пытаюсь изобрести ей оправданий, чтобы она прощупала тебя лечебной магией! А вот и нет! Что значит «а вот и да»?!

Мой волк! Нет! Не нужно!

Ну вот, пожалуйста! Отнял руку с плеч Бранна, подхватил фею в горсть, чтобы не помять крылья, безапелляционно пересадил на голову Вороне. И опять замолчал.

Ох, мой Дей, ну зачем же ты так? Они хотели помочь!

Бранн, похоже, не слишком надеявшийся на удачу, спокойно перехватывает твою вернувшуюся на плечи кисть, вздыхает. Вы идете вперед, лес немного редеет, ветер разгуливается вовсе.

Снег уже привычно уходит под твоей ногой…

Но мой Дей! Дей! Дей! Нога проваливается больше, чем по колено, и продолжает проваливаться!

Под твоим весом начинает обваливаться целый круг до того лежавшего спокойно снега, Бранн старается вытянуть тебя, но куда там!.. Легкая Ворона может только упираться! Мой волк! Тебя кренит туда! В яму! Мой волк! Вокруг сапога сходится что-то невидимое, но по ощущениям похожее на щупальце или аркан! Азартно дергает вниз-вниз-вниз!

Мой Дей! Да очнись же ты!

Бранн встопорщивает все перья разом, твоя левая рука соскальзывает по его плечам, но неблагой успевает намертво вцепиться в запястье обеими руками.

Мой волк! Мой Дей!

Не слышит! Не чует! Отмахивается!

Над головой Бранна обеспокоенно взвивается Шайя, сам неблагой пытается докричаться до моего волка, но ветер съедает слова, кусает за пальцы, замораживает Ворону и убаюкивает волка… Мой Дей повисает на руках Вороны всем весом, оттягивая их тем сильнее, что мышцы просто расслаблены. Дерганье снизу теперь не настолько частое, но не утихшее совсем, тянет вниз, подтаскивая Ворону к краю.

— Дей! Дей! Просто Дей! — в голосе неблагого звенит отчаяние, изумрудные глаза аж мерцают от волнения. — Я не удержу тебя! Дей!

Мой волк ушел слишком далеко, а родной край так привычно воет зимним ненастьем…

Бранн поджимает длинные губы, сквозь сцепленные руки проходит мощная и упругая волна магии, целенаправленно бегущая к голове, к глазам!

Ой-ой-ой! Мой волк вскидывается как от удара, его пальцы сходятся вокруг предплечья Вороны, сам Бранн смотрится белее снега, зрачки сузились от боли, хватка стала костяной, почти мертвой!

Выдыхает, договаривает громко и почти спокойно:

— Я создам ступеньки. Оттолкнись!

Мой Дей оскаливается, давая понять, что услышал, под его правой ногой воздух уплотняется на момент, возводя опору, потом таким же образом порыв ветра останавливается под левой — мой волк выбирается из ямины.

Впрочем, его руку Бранн так и не отпускает, пока показавшийся из-за края Дей не выпрыгивает, отталкиваясь в полную силу резвых ног.

Оба ши прокатываются по снегу, застывая на расстоянии вытянутой руки друг от друга.

У меня тоже, кажется, звенит в ушах, мой волк, хотя ни обо что ты головой не приложился! А! Это не в ушах! То есть в ушах, конечно, но не совсем.

— Пилик-пилик-пилик! Третий-принц-Бранн! Пилик-пилик! — голосок феи бьется обеспокоенным колокольчиком чуть дальше и правее. — Пилик! Бранн! Пилик!

Кроме феи слышно только вой ветра.

Мой Дей! Не вскидывайся так резко, ты тоже пострадал!

Ориентироваться на звук легко, и рука нащупывает лоскутную куртку Вороны почти сразу. Бранн тихо дышит — уже легче! Потрясти его за плечо, приподнять, перехватить за голову, да, он все ещё бледен, мой волк, глаз не открывает, но порывается говорить:

— Думаю, нам пора сделать привал, — шипяще выдыхает. — Вот прямо сейчас.

— И чем ты думал?! — мой волк перехватывает Ворону больше, вытягивая из снега, вытряхивая снег из волос, задевая совершенно заледеневшие, даже не дрогнувшие уши. — Раз твоя магия возвращается моей увеличенной болью?!

— Я все рас-счи-тал, — теперь Бранн отбивает зубами дробь, бодает тебя лбом в грудь, стараясь вырваться и подняться, видимо, развести костер.

Мой Дей перехватывает друга только крепче — пока нет уверенности, что Ворона устоит. И да, мой волк, расчеты нашего неблагого это просто нечто. Как с Семиглавым! На пол-ладони ниже пламени, на одно дыхание выше смерти! Да не оттолкни ты его от края, он бы ухнул туда вместо тебя! Не рассчитай он свой магический удар, потерял бы сознание от боли — и лежали бы вы там вдвоем!

Шайя присаживается на твою руку, мой волк, обеспокоенно заглядывает в лицо Бранну, примериваясь, как она может смирить чужую боль. Фея не зря работала в библиотеке — чужие страдания воспринимает как собственные, хотя тут еще и беспокойство за её третьего принца, нашего неблагого, слишком неблагого, чтобы можно было отпускать его в столь дальнее путешествие без присмотра. Низших неблагих можно понять.

Наш неблагой успокаивается, пригреваясь в твоих руках, мой волк, зубами больше не стучит, но и не вырывается пока:

— Это была ловушка, рассчитанная не на зверя, — по-прежнему не открывает глаз, видимо, думает. — Она обвалилась вся сразу и потянула тебя так, как будто примеривалась именно к ши.

Больше Бранн ничего не произносит, собирается с духом и все-таки выпутывается из объятий, помогает тебе встать, мой задумавшийся и слегка примерзший волк, отводит вперед, туда, где уже виднеются ели, владения Дома Леса закончились, начинаются владения Дома Волка. И на этом почти ничейном пограничье странным образом расположены ловчие ямы на ши.

Мы идем уже сквозь метель, Шайя больше не рискует лететь, закапывается в перья Бранна, а Ворона продолжает размышлять вслух:

— Ты меня не слышал, просто Дей, и слышал еще меньше, когда я звал тебя по имени, — теперь твоя рука вполне осмысленно приобнимает Бранна за плечи. — Такое не происходит само собой. Вдобавок, ветер убаюкивал твою тревогу и уносил чувство опасности, иначе ты выскочил бы из ямы сразу, как только нога ушла ниже уровня земли.

Он прав, мой волк, Бранн не говорит лишь о том, что это и моя вина тоже.

Я не заметил, прости, мой Дей.

— Надо быть внимательнее впредь, — голос моего волка ощутимо успокаивает, кажется, спокойную Ворону, это заставляет задуматься. — Похоже, друидам не обязательно быть рядом, чтобы доставлять неприятности!

На поляне среди пушистых елей в разы уютнее, чем на открытом перелеске, злой ветер теряется среди ветвей, снежинки не так активно заметают пространство, но ты не даешь Бранну устроиться снаружи, вместо этого затаскивая под нижний уровень веток ближайшей ели. Здесь уютно, почти как в шалашике, наш неблагой основательно переводит дух, приваливаясь спиной к стволу. Как бы то ни было, а он устал. Однако голова у Бранна работает, похоже, без перерывов:

— И ещё один вопрос, король Дей. Где собрались все друиды, раз их так мало было на границе?

Судя по нахмурившемуся Дею и помрачневшей Вороне, ответ не требуется никому из них, зато показывает любопытный нос Шайя:

— Пилик! И где же, пилик? — оглядывается, опирается руками на лоб Вороны, высовываясь из его перьев.

— В столице, — мой волк отвечает неохотно, переламывая в пальцах попавшуюся под руку сухую веточку. — Во дворце. У меня дома.

Загрузка...