Теплые рукавицы

Хроника благородных деяний

Лев Крошкин — мужик умный, но часто пережимает. Возьмем наши отношения. Мы, что называется, приятели. Соседи по дому. Работаем в одном секторе. Вместе пьем кофе. Вместе обедаем. У него дискотека, и у меня дискотека. Он записывает, и я записываю — на маг, естественно. Ну и тому подобное. У меня от Крошкина — никаких тайн. Почти. В отличие от него, потому что он человек сдержанный, скрытный. Весь в себе. Я мужик нараспашку, и Лев — поверенный в моих делах, служебных и личных. Он умеет дать дельный совет, это ценно. Но, повторяю, пережимает. Бывает неприятно резковат. Не интеллигентен.

Недавно пошли в кафетерий. Сидим, пьем кофе. Я рассказываю ему про Лопашина. Тому нужна новая публикация, а стилист он никакой. Шпарит одну научную терминологию, не продерешься. Попросил меня прочесать статью. С какой стати?! Свободное рабочее время мне самому пригодится. Читать дома — увольте. Я Лопашину прямо в глазе все сказал, ну а потом, естественно, изложил эпизод Льву. Он посмотрел на меня и говорит:

— Надоел, — говорит, — ты мне, Иннокентий, со своими штучками. У тебя, — говорит, — эгоизм утробный какой-то, неистребимый, и ты до того дошел, что всякую меру потерял. Ведь не Лопашин, — говорит, — свинья, а ты, потому что отказал человеку, который натуралист от бога, теоретик и практик в одном лице. Стиля ему бог не дал, а все остальное при нем. В тебе же, — говорит, — добра — ни на гран, ты зациклился на себе, и точка...

Это во мне-то нет добра! Мне, который в прошлом году за Жоржа Гуськова три часа арбузы разгружал, когда к нему невеста из Риги приехала. Я, естественно, не стал Льву об этом напоминать, но решил вести дневник. Свои благородные поступки нужно фиксировать, знать себе цену. Голословных обвинений я впредь не допущу!

11 января 1981 года

В сущности, в жизни всегда есть место хорошему поступку. В большем или меньшем масштабе. Сегодня дикий гололед. Выхожу из подъезда, смотрю — стоит женщина. В руках две прилично набитые сумки. Пригляделся — наша Аделаида. Боится идти, ноги разъезжаются. На улице лед, а у нее возраст, отложение солей и тому подобное. Взял ее под руку. Забрал, естественно, обе сумки и повел. У своей остановки хотел бросить, но не смог — втянулся. Дошел с ней до подземного перехода, поставил на чистую ото льда ступеньку и только тогда попрощался. Аделаида благодарила, бормотала птичьи слова. Мелочь, казалось бы, а приятно.

3 февраля

Вчера был у деда на дне рождения. Не видел его тысячу лет, позвонила мать, уговорила, и вот вместо аргентинского фильма «Мои дни с Вероникой» пошел на Ордынку. Деду, оказывается, восемьдесят четыре. Бабушке тоже, но она симпатичная. Оба, увидев меня, прослезились, потому — любимый внук. В качестве подарка просверлил деду четыре дырки под цветочные полки. Дальше была скука. Сплошное ретро. А помнишь, а помню... Порылся в пластинках. Нашел Вертинского, взял себе. Пойдет! На прощание предки тряхнули банковским счетом и подарили мне сто рублей. Я благодарно отказывался, но не мог не взять. Уверяли, что для них это удовольствие. В конце концов подумал, почему не доставить? Взял.

24 апреля

Горжусь собой. Сегодня вел себя как джентльмен. Нашему сектору млекопитающих дали три льготные путевки на туристскую поездку Ташкент — Самарканд — Бухара. Поднялся ажиотаж. Еще бы: пять дней праздника, билеты со скидкой, готовый гид, мечети и тому подобное. Особенно загорелись женщины. Все хотят, все только об этом и мечтали. Решили тянуть жребий. Ну, жребий так жребий. Я принес свою шляпу. Тянут. Две путевки уже вытянули, осталась одна. Ажиотаж предельный. Подходит моя очередь — я отказываюсь, добровольно уступаю свой шанс. Меня уговаривают, но я твердо стою на своем. Путевка досталась Зарайскому. Пусть едет, ему давно просветиться нужно, а я сяду в свое ландо и махну на дачу к Гулевичам. У них роскошное помещение.

После жеребьевки был произведен в герои дня. Колосова сказала: «Пискунов поступил благородно». Вот так.

6 мая

Интересная психика у людей. Если я вчера поступил благородно, значит, должен так же поступить и сегодня! Ну и ну.

Не успели мы прийти в себя после праздника, как получили от управления делами новую комнату. Опять все заволновались, и один за другим пошли к шефу проситься в эту комнату, где можно сидеть вдвоем. Я тоже пошел, потому что тоже хочу сидеть вдвоем. С Людочкой, например. Пошел и начал доказывать, а шеф заявил, что от меня этого не ожидал. У меня в запасе был сильный аргумент, и я мог шефа дожать, но тут вошел Лев. При нем я дожимать не стал, а в знак того, что сдаюсь, поднял руки и мило улыбнулся.

Очко в мою пользу.

28 июля

Давно не писал — был в отпуске. Отдохнул отлично. Море, солнце, шашлыки, красивые женщины — больше ничего и не надо. Все забыл — сектор, неотремонтированный гараж, все! Полная нирвана, как в бане. Впервые за последние пять шесть лет с юга написал старикам. Они были счастливы и ответили авиапочтой.

На работе мой загар встретили восторженно. Это понятно. Узнал новость: Валерия легла в больницу с очередным кризом. Гипертония в тридцать лет, но факт. Поехал к ней вместе с Тютюшей, которая все хорошеет, вот девочка! Повез два килограмма фруктов: сливы и яблоки. Валерия, увидев меня, заплакала — не ждала, хотя мы с ней в одной школе вместе учились. И, как говорят, знакомы домами. Без грима она выглядит лучше. Естественней, что ли.

29 июля

Вчера, уже захлопнув дневник, подумал: что-то забыл записать! Но заклинило, не смог вспомнить, а сегодня озарило: я же перед отпуском шефа на дачу перевозил. Он сам меня попросил. Вообще-то на машину для чужих у меня табу. Не из-за бензина, который тоже денег стоит, а принципиально. Автомобиль дает мне чувство свободы и экономит время. Если я кого-то везу, то становлюсь шофером и сам себе не принадлежу. Это неприятно. Обслуживать «пассажиров» я считаю глупостью, мои старики и те давно оставили меня в покое.

Шефу, однако, отказывать не хотелось, тем более в секторе я, кажется, зарекомендовал себя после самаркандской путевки самым хорошим парнем. Поездка оказалась элементарной. Рабочей силы у шефа хватает, я был нужен для переброски женщин и детей. На даче тоже кое-что перенес, пообедал и в половине четвертого был дома.

У начальства теперь как родной: улыбки, уступки и тому подобное. Это приятно, но главное — красиво держался, вот в чем изюм.

27 сентября

Сегодня пожинал плоды доброй воли. Идет сентябрь, пора сбора и отгрузки плодов земли. Участились поездки на овощную базу. Пока стояло бабье лето, народ отрывался от основной работы легко, но с наступлением похолодания число энтузиастов упало. Пришли ко мне, хотя я уже там был. Пока я внутренне прикидывал — ехать или бунтовать, женщины вспомнили, как я отказался от турпоездки, а недавно в числе первых посетил овощную базу. Они потребовали справедливости, заявили, что нельзя абсолютно все взваливать на одного человека и тому подобное. Составитель списка Валентин Филимонов ушел от нас, не решив проблемы.

Я уже не раз замечал: очень сильная штука репутация. Раз ты хороший, можешь даже гадость сделать, с тебя все стечет, как с гуся вода. Раз ты плохой, не ходи на Эверест в интересах общества. Взойдешь, все равно не поверят, а если поверят, не придадут значения. Я хороший и поэтому вдогонку за Филимоновым не побежал и на базу не поехал — массы не хотят!

12 октября

Снова герой нашего времени. Тютюше исполнилось двадцать пять. В секторе устроили маленький банкет с шампанским, и тут уж я показал себя с лучшей стороны. Сейчас, оглядываясь на прожитое, удивляюсь, как это я все успел. Со Львом на пару поехали сначала за шампузой (7 бут.) и за фруктами на Центральный рынок. Потом к Тютюше домой за пирогами, которые мама напекла. Только собрались спуститься вниз и предварительно пообедать, как кто-то обнаружил, что не куплены цветы, и я отправился за розами. Не успел их доставить, прибежала сама Тютюша с опрокинутым лицом — она забыла принести кофе и умоляет добыть свежемолотого или по крайней мере растворимого. Я буквально не стоял на ногах, но собрался с силами и двинул на Пушкинскую... Кончилось тем, что за меня предложили первый тост, но шеф вовремя поправил и начали с именинницы...

Потом говорили слова про меня, было приятно. Ничто человеческое мне не чуждо!

30 ноября

Звонила мать насчет деда. Просила почаще его вспоминать и заглядывать. Ну что же, выдать звонок, пообщаться — это реально, но ездить... Матушку мою заносит. Дед с бабушкой живут на Ордынке, я на Черняховского — один бензин во что обойдется, а время! Им-то спешить некуда, а каково нам. Эпоха другая, совсем другая, нужно в конце концов это понять. До нового года, естественно, и думать нечего. Может быть, в феврале заеду к Дню Советской Армии. У деда вся грудь в орденах.

С этим решил.

Только что пришел от соседей — фиксирую. Живут две сестры — пенсионерки. Еще очень и очень ничего, но боятся высоты. Залез на стремянку и поменял лампу в люстре. За то, что забрался под потолок и не свалился им на голову, был осыпан комплиментами, как космонавт, и награжден банкой варенья. У собственной двери очень кстати встретил Льва Крошкина. Он не упустил случая показать клыки: А я думал, тебе все лампочки до лампочки».

24 декабря

До сих пор зол, как черт, но все же пишу. Шеф, который прекрасно знает, как я встречаю Новый год — не где-нибудь, а в экзотическом месте и обязательно прихватываю дня два-три, чтобы покататься на лыжах, записал меня тренером в зимний детский лагерь! Черная неблагодарность! Чьи-то дети поедут на каникулы за город укреплять расшатанное школой здоровье, а я буду с ними физкультурой заниматься! Ну не бред? Спрашиваю: «Нельзя ли выделить для этой цели родителя или родительницу? Кстати, и за своими бы присмотрели». Отвечает: «Можно, но ты у нас единственный разрядник. Остальные дилетанты со спортивным образованием в объеме неполной средней школы».

Но я-то в Архангельск собрался, у меня свои планы! Выкладываю их шефу, он уже поддается. И тут по известному закону подлости, когда мы уже подыскиваем кандидатуру на замену, входит Колесникова, эта большая энтузиастка спортивных начинаний (лучше бы при ее 90 килограммах подумала о собственной спортивной форме). Колесникова начинает мне льстить и опять-таки вспоминает самаркандскую путевку и мой джентльменский жест. Пришлось популярно объяснить разницу. В Самарканд я мог ехать и не ехать, у меня были другие, не менее интересные варианты, а вот вариант со школьниками поездки в Архангельск никак не заменит. Колесникова и шеф посмотрели на меня так, как будто не узнают. А я всегда был такой. Миндальничать с тем, кто наступает на мое кровное, не буду. Я встал и ушел. Надеюсь, больше они ко мне не пристанут.

Кстати, Лев Крошкин на целый год уезжает в командировку. На месте ему не сидится... Естественно, эгоистом и тому подобное меня теперь никто не обзовет!

На двадцать четвертом декабря дневник, к сожалению, обрывается. О других благородных деяниях Иннокентия Пискунова человечество так и не узнает...