Точка ру

В городе Лондоне Сева живет

Вот уж который год,

И все это время не устает

Севу слушать народ.

Севу, чьими устами сам

Рок с тобой говорит,

Что тридцать лет день в день по часам

Приходит на Wood-Lane street.

Так выпей, товарищ, и закуси,

И снова выпей до дна

За службу русскую ВВС —

Опасна она и трудна.

Я сам всю жизнь был нонконформист,

Чем близких своих доставал,

И когда все вокруг танцевали твист,

Я па-де-де танцевал.

Ты лети против ветра, мой гордый плевок,

Прямо в морду ко мне лети,

Ибо Запад есть Запад, но совок есть совок

И с места им не сойти.

И снова гремит на стогнах Москвы

Краснознаменный хор.

…Нет, все-таки правильно, Сева, вы

Свалили тогда за бугор.

Вот юноша стоит дебильный,

Но не совсем пропащий он,

Поскольку у него мобильный

Лежит в кармане телефон.

И может он в одно мгновенье,

Чтоб жизнь счастливую начать,

В него мое стихотворенье —

Конкретно это – закачать.

И вот уже на место встала

Его отвисшая губа,

И расцвела, и заблистала

Его прокисшая судьба.

И мир, что прежде был противный,

Окутал яркий ореол,

И взгляд на вещи позитивный

Несчастный юноша обрел.

Он слюни больше не пускает,

Подсев отныне на хай-тек,

Он стройных девушек ласкает,

Он завсегдатай дискотек.

Здоровый, с психикой стабильной,

Дела у парня неплохи,

Не зря сегодня в свой мобильный

Он закачал мои стихи.

Господи, жизнь моя сира,

Ближних постыли рожи,

Пошли мне кусочек сыра!

Ну что тебе стоит, Боже?

Я не мечтаю о многом,

Молю тебя лишь о малом,

Пошарь по своим чертогам,

Его там небось навалом.

Чуть не сказала «до черта»,

То-то была бы лажа…

Пусть будет любого сорта,

Просроченный можно даже.

Пошли же мне хоть какого,

Гурманствовать тут негоже,

Российского, костромского,

Да сулугуни того же.

Пафос его и статус

Значения не имеют,

А я уж в долгу не останусь,

За мною не заржавеет.

Буду твои щедроты

Славить с верхушки ели,

О том, как творишь добро ты,

Петь, как еще не пели.

Мне ведь не надо пуда,

Мне граммов двести хотя бы.

Яви же, Господи, чудо,

Дух поддержать мой дабы.

Вчерашний день часу в шестом

Включил я телевизор,

Была там женщина с шестом,

Танцовщица стриптиза.

Ни нитки на ее груди,

А ниже и подавно,

И Музе я шепнул: «Уйди,

Не до тебя тут явно!»

Какое это счастье – гости в доме!

Без них он скучен, холоден и пуст,

Довольно, свет и воду экономя,

Гостей не принимать, пусть едут, пусть

Их смех задорный наполняет своды,

Веселая клубится кутерьма,

Пусть ощущенье радостной свободы

Нам пищу даст для сердца и ума.

Отныне для гостей открыты двери,

Любому место здесь сегодня есть,

Что все материальные потери,

Когда моральных выгод нам не счесть!

Осталась череда унылых буден

В далеком прошлом. Нынче ж, погляди,

Дымится борщ, дрожит в тарелке студень,

Молочный поросенок посреди

Стола лежит, прищурившись лукаво,

Не так уж, мол, он страшен, мир иной…

В кругу друзей, какое счастье, право,

Сбить жар душевный стопкой ледяной.

А после танцы, игры и шарады,

От Петросяна свежий анекдот,

Ну что тебе еще для счастья надо,

Когда оно само буквально – вот.

…Ах, зимний день, как он истаял скоро,

Сгустился зимний вечер за окном,

Но вот уже и первый луч Авроры,

Пора, друзья, забыться сладким сном.

Хоть не для всех найдутся здесь кровати,

Но это полбеды, а не беда,

Кто хочет, может спать лицом в салате,

Условности – такая ерунда.

Но вот и утро. Боже, эти лица

Не описать нерусским языком.

Вставайте, граф, пора опохмелиться.

Как вы – не знаю, лично я – пивком.

А на столе, как в зимнем поле, пусто,

Посуды грязной высится гора,

И у хозяйки зримо крепнет чувство,

Что кой-кому давно домой пора.

Хозяин с этим внутренне согласен,

Хоть виду до поры не подает,

Момент подобный для семьи опасен,

Он для конфликта почву создает.

Да и гостям обрыдли эти пляски,

И, сдерживая ненависть с трудом

К хозяевам, кто в шубы, кто в «аляски»

Одевшись, гости покидают дом.

Какое это счастье! Снова трое

Нас в нашем доме – дочь, жена и я,

Не ценим мы, товарищи, порою

Понятие такое, как семья.

Сейчас мне дочь запрыгнет на колени,

Жена приникнет головой к плечу,

И в сладостном тягучем этом плене

Готов уж оказаться я, но чу!

Вновь слышу за калиткою шаги я,

Восторженные крики, звонкий смех.

Одни уехали. Приехали другие.

Когда ж их, блядь, поубивает всех!

Как у природы нет плохой погоды?!

А ты попробуй, высунь нос на двор.

Так в прежние возможно было годы,

Но изменилось многое с тех пор.

Плохая есть погода у природы,

Не каждая погода благодать,

Довольно трудно это время года

Лексически корректно передать.

Его не зря мы именуем «осень»,

В отличие от лета и зимы,

Мы на ногах в него галоши носим,

И грипп на них же переносим мы.

В него на юг все птицы улетают,

По крайней мере, большая их часть,

Его мои собратья почитают,

На все лады обсасывая всласть.

К примеру: «…по пустым аллеям парка

Гоняет ветер прелую листву…»

А мне оно – ни холодно, ни жарко,

Как жил себе, так, в общем, и живу.

И не понять мне бурных суесловий,

Наружу исторгаемых вотще,

По поводу как метеоусловий,

Так и условий жизни вообще.

И в самую мощную лупу,

В оптический самый прибор,

Едва ль различит Гваделупу

На карте планеты наш взор.

Названьем своим шаловливым

Вгоняет нас в краску она,

Но я, как подросток, счастливым

Себя ощутил здесь сполна.

Соленые брызги прибоя,

Креолок точеная стать,

Меня, пожилого плейбоя,

Врасплох ухитрились застать.

По свету бродил я немало,

В Подлипках три раза бывал,

И небо меня обнимало,

И ветер меня целовал.

Порою, накрывшись тулупом,

Я в тундре врезал дубака,

Но верил в тебя, Гваделупа,

Хоть думал, что это река.

Мне все здесь пока что в новинку —

Кокос, авокадо, банан,

Себя, как России кровинку,

Я влил в мировой океан.

И пусть прозвучит это глупо,

Но, сердцем Отчизну любя,

Я сыном твоим, Гваделупа,

Отныне считаю себя.

Прими же меня, Гваделупа,

Как Родины милой привет,

Уверен, не дашь ты отлупа

Плейбою на старости лет!

Всего лишь за пяток какой-то лет

Так изменилась вся система знаков,

Что мух не отделить уж от котлет,

От агнцев козлищ, плевелы от злаков.

Но сколь бы плотной смесь та ни была,

Она всего лишь то и означает,

Что отвечает агнец за козла,

Хоть тот и ни за что не отвечает.

Минздрав, Минфин, Минтруд, Минэконом,

Минтоп, Минторг, Минкульт, Минюст, Минатом…

О, сколько их в Отечестве родном —

Богатом, тороватом, вороватом.

И всяк на свой манер необходим,

И всякий сектор в меру управляем,

А мы, мы что – живем себе, едим,

Пьем, курим, производим, потребляем.

Без нас они обходятся вполне,

И мы без них горюем не особо,

И оттого-то, думаю, в стране

Гораздо лучше всё, чем быть могло бы.

Уже не помню, как и когда

Случилась эта напасть,

Но только стряслась со мною беда —

Моль в мозгу завелась.

Собою моль совсем недурна,

На вид она средних лет,

Особых примет она лишена,

Как и вообще – примет.

Сделать я с ней ничего не могу,

Она от зари до зари

Все кружит и кружит в моем мозгу

И ест его изнутри.

И в бедный мой мозг свой железный клин

Загоняет каждый момент,

В гробу видала она нафталин,

Ее не берет репеллент.

Не знаю, как дальше и жить теперь,

Запас моих сил иссяк,

Я даже бился башкой о дверь,

Но лишь повредил косяк.

И я кожей чувствую, как эта моль

Бесцветная день изо дня

Меня без конца умножает на ноль,

Собой заполняя меня.

Осенний дождь скребет по крыше,

Сто лет, как кончилась война,

Полковник стар и плохо слышит,

Сто лет никто ему не пишет,

Весь мир забил на полкана.

В его пустынную обитель

Забыл дорогу почтальон,

Тоскует отставной воитель,

Проеден молью старый китель,

Застыло время, как бульон.

Пасутся мирные народы,

К зиме нагуливая вес,

Их сон не бередят походы,

И боевые эпизоды

Не вызывают интерес.

Он стал несносным невропатом,

Он ненавидит белый свет,

Полковник наш – рожденный хватом,

Свинцом крещеный и булатом,

Носитель гордых эполет.

Лишь нрав по-прежнему не кроток,

И под штандартом полковым

Он в семь ноль ноль – в привычках четок —

Все шесть своих законных соток

Обходит шагом строевым.

И на совете ветеранов —

Семьи и общества тиранов,

В котором речь держать привык,

Соседей костерит, баранов,

Ленивый мыслящий шашлык.

Вотще полковничьи старанья,

Необорима суть баранья,

Вся сила мира – в курдюке.

Так успокойся же, полковник,

Меч перекуй свой на половник,

Пока хоть этот по руке.

Кто там мчится на помощи скорой

Загорелый, в веселых носках,

Уж не он ли, тот самый, который

Под трамвай залетел впопыхах?

Ну какого рожна или фига,

Или хрена – не в терминах суть,

Пересекся с твоим, торопыга,

Железяки бессмысленной путь?

Объясни мне простыми словами,

Пусть последними будут они,

Много ль общего было меж вами,

Но с ответом, прошу, не тяни.

Понимаю, тебе тут несладко,

Не такой ужe я идиот,

Только жизни и смерти загадка

Мне покоя давно не дает.

Ты к разгадке значительно ближе

Подобрался сегодня, чем я,

Не печалься – откидывать лыжи

Завтра очередь выйдет моя.

Перед этой таинственной тайной

В разной степени все мы равны,

Жаль, талон не пробитый трамвайный

Не имеет обратной цены.