Комментарии

Вводные статьи к «Господам ташкентцам» и «Дневнику провинциала в Петербурге» — А. М. Туркова

Подготовка текста, а также текстологические разделы статей и примечаний В. Н. Баскакова — «Господа ташкентцы», «Ташкентцы приготовительного класса (параллель пятая и последняя)», Д. М. Климовой — «Дневник провинциала в Петербурге», «В больнице для умалишенных».

Комментарии — Л. Р. Ланского

Условные сокращения

БВ— газета «Биржевые ведомости».

ВЕ — журнал «Вестник Европы».

Герцен — А. И. Герцен. Собр. соч. в 30-ти томах, Изд-во АН СССР, 1954–1966.

ГМ — журнал «Голос минувшего».

ИВ — журнал «Исторический вестник».

Изд. 1873— «Господа ташкентцы». Картины нравов. Сочинение М. Салтыкова (Щедрина)»; СПб. 1873; «Дневник провинциала в Петербурге». Сочинение М. Салтыкова (Щедрина), СПб. 1873.

Изд. 1881, 1885 — то же, издание второе, третье, СПб. 1881 и 1885.

Изд. 1933–1941 — Н. Щедрин (М. Е. Салтыков). Собр. соч. в 20-ти томах. Гос. изд-во художественной литературы, М. 1933–1941.

ИРЛИ — Институт русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР.

ЛН — непериодические сборники АН СССР «Литературное наследство».

MB — газета «Московские ведомости».

Некрасов — Н. А. Некрасов. Поли. собр. соч. и писем в 12-ти томах, Гослитиздат, 1948–1952.

ОЗ — журнал «Отечественные записки».

ПГ — «Петербургская газета».

Р. вед. — газета «Русские ведомости».

PB — журнал «Русский вестник».

РМ — газета «Русский мир».

PC — журнал «Русская старина».

«Салтыков в воспоминаниях…» — сборник «М. Е. Салтыков в воспоминаниях современников». Предисловие, подготовка текста и комментарий С. А. Макашина, Гослитиздат, М. 1957.

СПб. вед. — газета «Санкт-Петербургские ведомости».

ЦГИАЛ — Центральный государственный исторический архив СССР в Ленинграде.


Господа «ташкентцы»*

Одна из наиболее известных книг Салтыкова — «Господа ташкентцы» — возникла на рубеже 60-х и 70-х годов прошлого века и, как всегда у этого писателя, была нерасторжимо связана с тогдашней русской действительностью. За спадом в середине 60-х годов волны крестьянской революции Салтыков увидел не только «вставшую из гроба николаевщину», не только свору крепостников, пытавшихся залечить нанесенную им реформой 19 февраля 1861 года (при всем ее урезанном характере) рану, но и вступивший на арену истории российский капитализм.

Лелеянный писателем в конце 50-х и начале 60-х годов замысел «Книги об умирающих» (см. т. 3) претворился из плана сочинения, которое могло стать эпитафией крепостничеству, феодальному режиму, в объективно сложившуюся из многих его произведений летопись тех усилий и ухищрений, которыми продлевал свое историческое существование обреченный строй.

Капитализм оборачивался к Салтыкову отнюдь не теми своими сторонами, в которых заключалась его историческая прогрессивность, а иными — мрачными, цинически-деляческими, хищными.

Салтыков «подозревал» в российской буржуазии «реформатора, который придет, старый храм разрушит, нового не возведет и, насоривши, исчезнет». Разница между этими и прежними хозяевами жизни — всего лишь в размахе и размере аппетитов, в степени хищнической прыти. Никаких задатков исторического творчества русская буржуазия, с его точки зрения, не имеет. Она всего лишь новый паразит на теле народа, усугубляющий его страдания. Опустошение и ограбление — вот единственные плоды, которые она приносит. С ее появлением на общественной арене пульс жизни стал лихорадочней, безудержная алчность открыто и нагло вторглась во все сферы человеческого существования.

Хищнический характер этой эпохи все более и более явственно определял для писателя своеобразие переживаемого исторического момента.

Уже в публицистике Салтыкова 60-х годов показано нарастание этого явления. Взгляд писателя обостряется, все более фиксируется на заинтересовавшем его общественном феномене, происходит, по выражению А. С. Бушмина, «последовательное усиление художественного элемента за счет публицистического»[736]. Художественное исследование современности, стремление классифицировать кишащую массу хищников порождает цикл «Господа ташкентцы», эту своего рода галерею «героев» наступившего времени.

Характер эпохи, когда, по толстовскому выражению, «все… переворотилось и только укладывается», изменение «направления жизни» и отсутствие в ней «цельности», на что Салтыков уже давно обратил внимание, заставляли его как художника напряженно размышлять о возможностях и способах отражения тогдашней действительности.

Является ли уделом писателя, да к тому же еще подцензурного, в эту пору простое собирание материалов, а наиболее эффективными — малые жанры? Таким вопросом задается Салтыков, готовя к печати отдельное издание «Господ ташкентцев».

И хотя для себя лично он отвечает на этот вопрос утвердительно, именуя себя «собирателем материалов», а всю книгу — «этюдами», но он все же предвидит появление «гениального писателя, имеющего создать новый роман», который выйдет из прежних рамок семейственности на широчайшую общественную арену.

В своем окончательном виде «Господа ташкентцы» представляют собой сатирический цикл, по жанру родственный скорее «Помпадурам и помпадуршам», чем «Дневнику провинциала в Петербурге».

Переходный, колеблющийся между уже привычным для Салтыкова жанром цикла и «искомым» типом общественного романа, характер замысла книги обусловил еще большую, чем обычно у писателя, «вольность» композиции. Так, в своем окончательном виде «Господа ташкентцы» вобрали в себя ранее отдельно существовавший очерк «Митрофаны», ставший «Введением» к книге, а главы, посвященные «ташкентскому делу» — и в его весьма расширительном, и в его более узком толковании («Что такое «ташкентцы»?», «Ташкентцы-цивилизаторы» и «Они же») — предшествовали тем, которые рисуют происхождение и истоки ташкентства и ташкентцев.

«Сцепление глав чисто внешнее, — справедливо указывает Е. Покусаев. — Литературная цельность отсутствует при наличии, однако, большой жизненной цельности»[737]. Последняя, разумеется, с лихвой искупает композиционное несовершенство книги.

В одной из рецензий Салтыков упрекал автора романа «Мандарин» Н. Д. Ахшарумова, рисовавшего фигуру современного «дельца», в «некоторой несмелости в изображении существенных черт главных действующих лиц» (см. т. 9). «Господа ташкентцы» отличаются как раз поразительной художественной смелостью, дерзновенностью, с которой сатирик исследует и обобщает явления новой действительности.

«Его типы сразу же становятся такими же популярными, как типы Островского и т. д., — писал Н. Даниэльсон К. Марксу, посылая ему «Дневник провинциала», — сатиры единственного, уцелевшего умного представителя литературного кружка Добролюбова — Щедрина. — Никто не умеет лучше его подмечать пошлые стороны нашей общественной жизни и высмеивать их с бо̀льшим остроумием»[738].

Поводом для появления одного из самых блестящих сатирических обобщений Салтыкова — типа «ташкентца» — послужили события, происшедшие после овладения Россией обширными территориями Средней Азии.

Завоеванный в 1865 году Ташкент через два года стал центром нового Туркестанского генерал-губернаторства. Хлынувшая сюда орда чиновников быстро навела в присоединенном крае свои порядки, занялась откровенным грабежом местного населения, присвоением сумм, ассигнованных на казенные нужды.

Имя Ташкента перешло из победных военных реляций в рубрики уголовной хроники. Эпизод ташкентской службы становится довольно частой подробностью в биографиях уголовных преступников и скандалистов.

«Читали вы о том, как полупьяный капитан, из Ташкента, дрался с полицией, расквасил кой-кому носы, своротил рыла и жалел, что нет под рукой шашки, а то бы снес с плеч дурацкие головы дворников и полицейских», — спрашивал в феврале 1873 года в одном из писем К. Д. Кавелин[739].

Либеральная пресса возмущалась лишь крайними формами произвола и «бесстыжества», с которыми действовали в Средней Азии царские чиновники, Салтыков же воспринял «ташкентство» как характерное, хотя и достигшее в благоприятных условиях особенно поразительных размеров, проявление аморальных, хищнических инстинктов правящих классов.

Поворот к политической реакции, обозначившийся в середине 60-х годов, позволил найти новое применение активности консервативного дворянства и чиновничества, с азартом и выгодой для себя участвовавших в различных карательно-репрессивных мероприятиях правительства, стремившихся еще более урезать проведенные реформы и беззастенчиво вторгавшихся в любую сферу общественной жизни.

События в Туркестанском генерал-губернаторстве как бы вовремя подоспели, чтобы Салтыков мог еще больше прояснить перед читателем тип, уже складывавшийся в его публицистике и первоначально называвшийся «шалунами» («Наша общественная жизнь» — т. 6, стр. 159), «легковесными» и «хищниками» («Признаки времени» — т. 7).

Существует мнение, что первый, по времени публикации в «Отечественных записках», очерк «Ташкентцы-цивилизаторы» еще не содержал полной художественной и публицистической характеристики нового типа.

Действительно, наиболее развернуто понятия «Ташкент» и «ташкентцы» раскрыты в следующем опубликованном очерке «Что такое «ташкентцы»?». Однако уже в «Ташкентцах-цивилизаторах» герой охарактеризован как человек, который «ничего не знает», но «ни перед какой профессией не задумывается», «как просветитель вообще, просветитель на всяком месте и во что бы то ни стало; и притом просветитель, свободный от наук, но не смущающийся этим», циничный по самой своей сути.

Сама биография героя первого же очерка Салтыкова не исчерпывается его «ташкентским» подвигом — растратой казенных денег, которую он совершил, так и не попав в Ташкент. Он уже обладает определенным политическим лицом: участвует в подавлении польского восстания 1863 года, и если не «цивилизовал» внутренних губерний России, то лишь потому, что «в этих благодатных краях все уже до такой степени процивилизовано», что ему «оставалось только преклониться ниц» перед тем, что уже было «создано» его бравыми предшественниками.

«Вероятно, по дороге я засмотрелся на какую-нибудь постороннюю губернию и… Господи! Тут есть какое-то волшебство. Злой волшебник превратил в Ташкент Рязанскую губернию… Рязанскую или Тульскую?!» — припоминает герой случившееся.

Тут уже заключен «магический кристалл», сквозь который будет показан и рассмотрен тип «ташкентца»: сам «Ташкент» — в узком смысле слова — на сцене так и не появится, но «волшебство» сатирика обнаружит Ташкент уже в широком смысле этого слова в различных аспектах внутренней и внешней политики самодержавия, в различных областях социальной и духовной жизни.

Салтыков поочередно «превращает в Ташкент» то находившуюся под управлением России часть Польши, то Петербург, делая его ареной разнузданных «подвигов» компании «Робкое усилие благонамеренности».

Тем не менее современная Салтыкову пресса, охотно подхватив изобретенную им кличку, ограничивалась самой узкой ее трактовкой, приурочивала ее исключительно к событиям и героям скандальной уголовной хроники. Наиболее важные для сатирика аспекты «ташкентства», таким образом, скрадывались, оставались в тени[740].

В очерке «Что такое «ташкентцы»?» Салтыков публицистически развил свое понимание «ташкентства», обнажив от «покровов обыденности» целый ряд внутренне однородных явлений, которые обобщенно выражены этим названием.

Здесь были даны вышеприведенные характеристики ташкентца как просветителя, свободного от наук, и определение Ташкента, который, «как термин отвлеченный… есть страна, лежащая всюду, где бьют по зубам и где «имеет право гражданственности предание о Макаре, телят не гоняющем».

Салтыков вкратце обрисовывает и такие модификации ташкентства, которые способны пережить общество, породившее это явление: «Ташкент удобно мирится с железными дорогами, с устностью, гласностью, одним словом, со всеми выгодами, которыми, по всей справедливости, гордится так называемая цивилизация. Прибавьте только к этим выгодам самое маленькое слово: фюить! — и вы получите такой Ташкент, лучше которого желать не надо».

Но главным желанием писателя остается проделать такую разъяснительную работу, которая «может внести в общую сокровищницу общественной физиологии материал довольно ценный» для определенного понимания процессов современной ему жизни.

В очерке «Митрофаны», позднее ставшем «Введением» ко всей книге, он дорисовывает сатирический облик отечественного «ташкентца».

Крепостное право, когда «ташкентец» или его предки безапелляционно определяли судьбу подвластных им людей, не улетучилось из его памяти и «удостоверяет» его «право» относиться к окружающей жизни как к материалу для его размашистых действий. Идолопоклонник табели о рангах, закреплявшей за ним завидную долю жизненных благ, он ведет свой род от фонвизинского Митрофанушки и по-прежнему убежден, что все то вздор, чего он не знает.

Правда, времена изменились, и он лишился части «дедовских прав». Однако «ташкентец» видит в этом не исторический процесс «перемещения материальных и умственных богатств из одних рук в другие», а простую случайность, обидную оплошность или еще чаще вражьи козни.

Правда, он усвоил, что вслед за необходимостью сменить кафтан на фрак пришлось поступиться и некоторыми другими прежними формами, что, желая чего-нибудь достичь, ныне не в пример удобнее сослаться не на свою «господскую прихоть», а на интересы «просвещения и цивилизации».

А чтобы избежать действительной цивилизации, с ее «развращающими», гибельными для старых общественных форм, последствиями, можно заявить о том, что Запад разлагается и его наука поражена бесплодием, что нечего носить «чужое белье», а пора бы сказать собственное «новое слово» и т. д.

Возможно, что в этой части очерка Салтыков полемизировал с националистическими идеями, которые развивал в это время Н. Я. Данилевский в статьях на страницах журнала «Заря», составивших затем книгу «Россия и Европа», где, с некоторыми оговорками, высказывалось согласие со славянофильскими утверждениями о «гниении Запада».

Мнимая доступность для «ташкентцев» любой области жизни объясняется как раз их способностью «привести все к одному знаменателю», то есть устранить все им непонятное, чуждое, нежелательное, или даже просто не соответствующее их темпераменту.

«Право обуздывать, право свободно простирать руками вперед» — вот что дружно отстаивают ташкентцы — Митрофаны, вот их единственный «талант».

Их историческое бесплодие все более выступает наружу по мере того, как все «пополняется и усложняется материал», лежащий в основе жизни и приходящий в вопиющее противоречие с отжившими формами общественного устройства, за которые держатся ташкентцы.

Их «историческое» зодчество сводится к формуле, пародирующей знаменитое цезаревское изречение и многократно варьирующейся на страницах «Господ ташкентцев»:

«Налетел, нагрянул, ушиб… а что ушиб? — он даже не интересуется и узнавать об этом…»

«Где ж элементы будущего?» — этим вопросом, который настойчиво повторяется в финале «Введения», Салтыков недвусмысленно отказывает Митрофанам в возможности «произнести новое слово».

В очерке «Что такое «ташкентцы»?», говоря о причине и характере предпринятого им исследования, писатель заявлял: «…ташкентство пленяет меня не столько богатством внутреннего своего содержания, сколько тем, что за ним неизбежно скрывается «человек, питающийся лебедою».

Именно с точки зрения интересов этого человека, на которого «окончательно обрушивается ташкентство всевозможных родов и видов», и смотрит Салтыков на все «проказы» героев, занимающих авансцену его очерков.

«Безобразный муравейник», которым представляется постороннему взгляду скопище людей, «питающихся лебедою», — для Салтыкова не только предмет живейшего гуманистического сочувствия, но и величайшая историческая загадка, которую он пытался разгадать всю свою жизнь.

Насколько тяжек причиненный народу веками всевозможного гнета ущерб, способен ли он к активному историческому зодчеству — действительному, а не «ташкентскому»! — вот что стремился постичь писатель, гневно опровергая априорные утверждения о «безличности» «человека, питающегося лебедою».

Констатируя, что в пореформенную эпоху народные массы стали доступнее для исследования, и надеясь, что впоследствии на этом пути «упадут и другие последние преграды», Салтыков заключал очерк «Что такое «ташкентцы»?» — взволнованными словами: «Что тогда откроется? вот в чем весь вопрос».

При всей вольности обращения писателя с композицией своей книги вряд ли можно счесть случайным совпадением то, что оба открывающих ее программных очерка завершаются этими однородными, полными тревоги и сомнений вопросами о будущем России и о его творцах.

В предисловии «От автора», появившемся в 1873 году в первом отдельном издании книги, Салтыков высказывал желание написать следующую ее часть «Ташкентцы в действии», где на сцену явится самое «ташкентское дело», но которая так и не была им написана.

Большинство же героев первой, оставшейся единственной части книги — это еще только «Ташкентцы приготовительного класса», описанные в четырех параллелях, пародийно напоминающих «Сравнительные жизнеописания» Плутарха.

Плутарх построил свой знаменитый труд по преимуществу в виде парных параллельных жизнеописаний, заключая каждую пару «сопоставлением», где указывались сходные черты обоих героев.

В «Ташкентцах приготовительного класса» — четыре биографии. Это предыстория ташкентцев, генезис «ташкентства», которое еще не появилось на сцену, но уже заложено в любом из персонажей в силу его происхождения, воспитания, психологии, воздействия окружающей среды.

«Ташкентцы приготовительного класса» возникают перед нами словно бы из «воздуха» самой эпохи и пребывают в готовности к любым «подвигам» на стезе благонамеренности.

Отдельные «сопоставления» этих «сравнительных жизнеописаний» отсутствуют, но щедринские «параллели» многократно и разнообразно перекликаются между собою.

Великосветская родня Nicolas Персианова разительно отличается от рыщущего по уезду отца Хмылова — исправника Петра Матвеевича и его брата Софрона, уездного стряпчего, который «разорял полегоньку… но разорял дотла, до тех пор, пока последний грош не вызудит». Столь же различна и обстановка, в которой оба героя получают образование.

Но заветные «идеалы» той и другой среды, отношение к жизни, в ней процветающее, в сущности одни и те же.

Петр Матвеевич Хмылов заслужил добрую репутацию у окрестных помещиков: «У нас исправник лихой! он подтянет!» К восклицанию «я вас подтяну!» сводится, после ряда маниловски-бессодержательных прожектов, и хозяйственная деятельность Персианова в деревне. Впрочем, и сам венценосный «хозяин» всея Руси выражался в то время о печати, что ее надо «подтянуть»[741]. И простодушное убеждение Петра Матвеевича, что стоит ему повесить нагайку на стену, как через два дня весь уезд вверх ногами пойдет, нисколько не уступает призывам тогдашних государственных мужей к «спасительной строгости».

Да и воспоминания сподвижника Муравьева о «полечке», которую он «подцепил» среди «бранных трудов», ничем не хуже бесед на «амурные» темы, которые ведутся в семействах Персиановых и Нагорновых.

За исключением Хмылова, прирожденного «палача», как его прозвали еще в школе, «ташкентцы приготовительного класса» — это уже, пользуясь словами одного из салтыковских героев, отборная гвардия ташкентства, а не «чернорабочие» его элементы, которые непосредственно заняты «кровопусканием».

Однако писатель убедительно вскрывает присущее всем им духовное убожество, низкий нравственный уровень, полную свободу от убеждений и представлений о том, чем оборачивается их деятельность для народа и государства.

Герои двух последних «жизнеописаний» — Миша Нагорнов и Порфиша Велентьев — «ташкентцы» наиболее свежей формации, новой, фактически буржуазной складки. Оба с вожделением впитывают в себя атмосферу развернувшейся погони за рублем, стремительных обогащений, головокружительных карьер промышленников, акционеров, финансистов, адвокатов.

«А нас взяточниками обзывают! — негодует отец Нагорнова, поседевший в департаменте чиновник, — мы обрезочки да обкусочки подбирали — мы взяточники! А он целого человека зараз проглотить готов — он ничего! он благородный!»

По воле отца ставший прокурором, Миша Нагорнов завистливо заглядывался на доходы адвокатов, чья профессия кажется ему более выгодной.

Скрытый сарказм салтыковского очерка заключается в постоянно возникающем в нем сопоставлении этого адвокатского процветания с роскошью преуспевающих кокоток.

Мать и сын Нагорновы завидуют доходам и тех и других. А когда мать пробует уговорить мужа разрешить Мише пойти в адвокаты, он с досадой отвечает: «Вот дай срок умру, тогда хоть в черти-дьяволы, хоть в публичный дом его отдавай!»

Завершающий собой галерею «ташкентцев приготовительного класса» Порфирий Велентьев знаменует собой уже чисто буржуазное хищничество. С детства он возрастал «на самом лоне финансовых операций», производившихся, с одной стороны, отцом-чиновником, обкладывавшим своего рода налогом находившееся в его ведении «стадо откупщиков и винокуренных заводчиков», а с другой — матерью, которая «торговала мужиком».

Да и само появление будущего финансиста на свет происходит вроде бы в результате тяготения друг к другу не самих людей, а…капиталов, ими «представляемых». «Единственный амурный разговор между Велентьевым (отцом Порфирия. — А. Т.) и княжною» похож скорее на щелканье счетов.

Шелестенье ассигнаций, таинственная суета в папашином кабинете и куда более откровенный процесс «прижимки» мужиков маменькой, энергическое выражение «хоть роди да подай», к которому любила прибегать Нина Ираклиевна, — все это уже создавало у ребенка своеобразный «вкус к финансам».

Мелькнувшие же в родном городе героя отдаленные родственники княжны — шулера и пройдохи братья Тамерланцевы — заронили в душу мальчика презрение к крохоборческому скопидомству родителей и мечту о фантастическом, внезапном, стремительном обогащении.

В детстве, присутствуя при материнских операциях, Порфиша от щелканья косточек на счетах «каждый раз вздрагивал, как будто в этом щелканье слышалась ему какая-то сухая, безапелляционная резолюция».

«Коротенькая» политэкономия, которой его обучали в том же заведении, где воспитывался и Персианов, устранила всякие докучные напоминания о «трепете действительной, конкретной жизни, с ее ликованиями и воплями, с ее сытостью и голодом, с ее излюбленными и обойденными».

Вместо этого Порфиша познакомился с отвлеченными от реальной жизни манипуляциями «спроса и предложения» биржевой игры, при которых наяву совершался «перл созидания» — «созидание из ничего», напоминавшее фокусы братьев Тамерланцевых, когда при слове «клац» в пустой руке обнаруживались золотые монеты.

Из всех «ташкентцев приготовительного класса» Порфирий Велентьев — самый опасный, представляющий собою наиболее разрушительные, паразитические тенденции капитализма. Недаром именно для него делает сатирик исключение, хотя бы вкратце осведомляя читателя о «ташкентском» подвиге Велентьева — проекте «беспошлинной двадцатилетней эксплуатации всех принадлежащих казне лесов для непременного оных, в течение двадцати лет, истребления».

Велентьев открывает в творчестве Салтыкова галерею «дельцов» нового, буржуазного типа — Разуваевых, Колупаевых, Деруновых. Именно к нему относится пророчество сатирика, заключающее книгу «Господа ташкентцы», о «реформаторе, который придет, старый храм разрушит, нового не возведет и, насоривши, исчезнет, чтоб дать место другому реформатору, который также придет, насорит и уйдет…».

Придет, насорит и уйдет — таково, по мысли писателя, еще одно видоизменение формулы «исторического зодчества», которым, вслед за дворянством, занялась и буржуазия.

Отклики критики на цикл «Господа ташкентцы» немногочисленны и не глубоки по содержанию. Они представляют собой, главным образом, пересказы произведения в целом или отдельных его частей. Из аналитических отзывов можно указать немногое.

Отмечая способность Салтыкова улавливать мельчайшие изменения в социальной структуре общества, критика подчеркивала злободневность явления, подмеченного и изображенного им под названием ташкентства. «Перед читателем проходит галерея живых и ярко очерченных сатириком-художником типов», — писал С. Герцо-Виноградский[742]. Того же мнения придерживался анонимный критик «Недели»: «В этих очерках мы имеем мастерски изложенную историю развития типа, который мог только народиться на почве современности»[743].

Либеральная критика признавала, что ташкентец является «реальнейшим типом», «лучшим из всех щедринских типов», но эта оценка нередко сопровождалась рассуждениями относительно расплывчатости и отсутствия определенных границ ташкентства, в результате чего Салтыков будто бы стал «валить в ташкентскую кучу решительно все, что ему под руку попадется»[744]. С такого рода суждениями не согласился автор статьи «Настоящие ташкентцы», подписанной инициалами П. Б. Он выступил против тех, кто не понимал, насколько реален тип «ташкентца», и кто считал, что Салтыков «обыкновенно очень долго играет все на одной и той же струне» и «что-то уж много развелось ташкентцев под плодовитым пером Щедрина». «Никогда еще литература не клеветала на свое общество», — доказывал этот критик, основываясь на книге Салтыкова[745].

Однако различные вариации упрека в беспредельном расширении границ ташкентского типа были довольно многочисленны и содержались как в статьях, посвященных отдельным главам журнальной публикации, так и в рецензиях на первое книжное издание «Господ ташкентцев»[746].

Полемизируя с критикой, стремившейся сузить идейно-художественный диапазон произведения и дискредитировать тип ташкентца, лишить его конкретного социального содержания, Салтыков в предисловии «От автора», предпосланном изд. 1873, изложил свою точку зрения на сущность изображаемого им явления, характеризующего русскую жизнь 70-х годов и широко распространенного («…ежели бы я пошел еще далее в воспроизведении различных типов «ташкентства», то работе моей, пожалуй, не было бы конца…»).

Среди откликов, вызванных «Господами ташкентцами», должна быть названа статья «Г. Щедрин, побиваемый собственными друзьями», опубликованная без подписи и принадлежащая, как сейчас установлено, писателю Г. П. Данилевскому[747]. Газета «Русский мир» в это время находилась под сильным влиянием генерала Черняева, вскоре (с 1873 года) ставшего ее издателем. На ее страницах резкие, а подчас и бранные выступления против Салтыкова были не редкостью, и названная статья Г. П. Данилевского в этом отношении не составила исключения. Открытое нападение на Салтыкова, предпринятое ее автором, обусловлено не только реакционностью общественно-политической позиции газеты, но и враждебным отношением Г. П. Данилевского к сатирику, в 60-х годах неоднократно выступавшему с резкой критикой его литературной позиции (см. т. 5, стр. 334–337; 408–416). Поводом для статьи Г. П. Данилевского явилась вторая параллель «Ташкентцев приготовительного класса», в которой Салтыков на основе личных впечатлений дал сатирическую зарисовку быта и нравов московского дворянского института. Г. П. Данилевский, воспитанник этого же учебного заведения, выразив недовольство сатирическим его изображением и заверив читателя, что «ничего подобного рассказанному г. Щедриным ни в одной школе 40-х годов на Руси уже не было», основную часть своей статьи посвятил злобным нападкам на писателя, использовав для этой цели тщательно составленный монтаж из отзывов русской критики 60-х — начала 70-х годов, известных своей враждебностью и далекой от объективности оценкой творчества Салтыкова. Статья Данилевского по своему значению выходит за рамки обычного отклика на очередную главу щедринского цикла и представляет собою одно из наиболее враждебных Салтыкову выступлений о нем.

Выход в свет первого отдельного издания «Господ ташкентцев» не вызвал сколько-нибудь значительных отзывов. Лишь мимоходом касались его в своих статьях и монографиях К. К. Арсеньев, К. Ф. Головин, А. М. Скабичевский, Н. К. Михайловский[748].

В цикле статей «Русская общественная жизнь в сатире Щедрина», публиковавшихся в 1883 году в «Вестнике Европы», К. К. Арсеньев несколько страниц посвятил «Господам ташкентцам», особо подчеркнув мысль о широте понятия «ташкентец» и считая, что «разновидности типа настолько отличны друг от друга, что с гораздо большим успехом могли бы составить несколько отдельных типов». Одновременно он предпринял попытку выяснить связь «помпадуров» с «ташкентцами», подчеркнув, что «колебания в установке типа» отразились и на целом ряде созданных Салтыковым образов, среди которых ближе других к ташкентцам стоит Хмылов, несколько далее Порфиша Велентьев и Тонкачев, a Nicolas Персианов и Миша Нагорнов подают надежды скорее стать помпадурами, чем ташкентцами. «Если слово «ташкентец» сделалось именем нарицательным, наравне с «помпадуром», то это объясняется необыкновенною рельефностью фигур, выведенных на сцену под кличкой «ташкентцев-цивилизаторов». Вид, ярко расцвеченный и полный жизни, затмил собою род, задуманный слишком широко и обрисованный недостаточно определенно».

Подчеркивая широту ташкентского типа и отмечая, что Салтыков «обобщил это прозвище, применив его ко всем культурным людям», А. М. Скабичевский в «Истории новейшей русской литературы» (СПб. 1891), сформулировал мысль относительно преемственной связи между «Господами ташкентцами» и «Дневником провинциала в Петербурге», который, по его мнению, является, в сущности, несколько видоизмененным по замыслу и оформлению вторым томом «Господ ташкентцев» («Ташкентцы в действии»). Это же положение, но в более широком понимании, высказано и К. Ф. Головиным в его книге «Русский роман и русское общество» (СПб. 1897), в которой он справедливо замечает, что щедринское творчество в значительной своей части посвящено изображению «действующих ташкентцев»: «Этот тип беззастенчивых тунеядцев, быть может, лучший из всех щедринских типов, получил у него собирательное название «господ ташкентцев», хотя он выступает не в одном только сборнике, озаглавленном этим именем. Ташкентцы разного рода, то есть дворянские недоросли, знающие, где раки зимуют, и рано научившиеся жизненной мудрости, так и остались до конца одним из любимых сюжетов его творчества».

Последующие отклики на «Господ ташкентцев», время от времени появлявшиеся в дореволюционной печати, либо посвящены частным вопросам, либо представляют собой поверхностную характеристику произведения.

«Господа ташкентцы» печатались в «Отечественных записках» в 1869–1872 годах. Воссоздание творческой истории произведения затруднительно ввиду почти полной утраты рукописей и незначительности сведений о работе над циклом в эпистолярном наследии писателя и в мемуарной литературе. Сохранившиеся шесть рукописей (ИРЛИ) представляют собой наброски двух очерков, предназначавшихся для ташкентского цикла, но позднее Салтыковым отброшенных и при жизни его не публиковавшихся (см. раздел «Незавершенные замыслы и наброски»).


«Господа ташкентцы» создавались, как это характерно для Салтыкова, одновременно с работой писателя над рядом других произведений: параллельно завершались «Помпадуры и помпадурши», печатались «Итоги» и «Дневник провинциала в Петербурге», писались первые главы «Благонамеренных речей», «Господ Молчалиных». Отсюда заметная идейно-тематическая близость, а порой и сюжетное сходство отдельных ташкентских глав и эпизодов с некоторыми мотивами названных произведений.

Очерки о «ташкентцах» печатались в «Отечественных записках» не в том порядке и оформлении, в каком они потом были собраны в книгу. Состав и композиция «Господ ташкентцев» окончательно определились во втором отдельном издании— 1881 года. Третье отдельное издание 1885 года— последнее прижизненное — повторяет второе. В помещаемой ниже таблице отражены те изменения, которые были произведены Салтыковым в первоначальной (журнальной) последовательности глав ташкентского цикла и в заглавиях их при подготовке отдельных изданий (цифры в скобках, предшествующие названию журнальной публикации, обозначают последовательность, в какой очерки появлялись в «Отечественных записках»).

Название очерков в журнальной публикации / Изд. 1873 / Изд. 1881 и 1885

(3) Митрофаны ОЗ, 1870, № 11 / Введение / Введение

(2) Что такое «ташкентцы»? Отступление ОЗ, 1869, № 11 / Что такое «ташкентцы»? / Что такое «ташкентцы»?

(1) Господа ташкентцы. Из воспоминаний одного просветителя ОЗ, 1869, № 10 / Господа ташкентцы. Тип объяснительный (из воспоминаний одного просветителя) / Ташкентцы-цивилизаторы, Они же

(4) Ташкентцы приготовительного класса ОЗ, 1871, № 9 / Ташкентцы приготовительного класса Параллель первая / Параллель первая

(5) Ташкентцы приготовительного класса (вторая параллель) ОЗ, 1871, № 11 / Параллель вторая / Параллель вторая

(6) Ташкентцы приготовительного класса (третья параллель) ОЗ, 1672, № 1 / Параллель третья / Параллель третья

(7) Ташкентцы приготовительного класса (параллель четвертая) ОЗ, 1872, № 9 / Параллель четвертая / Параллель четвертая

Первый очерк журнальной публикации «Господа ташкентцы. Из воспоминаний одного просветителя» (ОЗ, 1869, № 10), представлявший собою злободневный отклик на события, развернувшиеся в Средней Азии, стал исходным пунктом будущего ташкентского цикла. Сопоставление его с незаконченным очерком «Господа ташкентцы. Ив воспоминаний одного просветителя. Нумер второй» свидетельствует, что создавались они одновременно (см. стр. 797) и, следовательно, в это время Салтыков уже задумал написать несколько очерков или рассказов, относящихся к теме «ташкентского просветительства». Это подтверждается и общим подзаголовком обоих очерков («Из воспоминаний одного просветителя»), и проставленным во втором из них «нумером». Однако после завершения первого очерка Салтыков, временно отложив работу над «нумером вторым», написал очерк «Что такое «ташкентцы»? Отступление», зафиксировав этим заглавием отклонение от первоначального сюжетного плана в сторону теоретического определения «ташкентства» и ташкентского типа. Такое теоретическое разъяснение должно было, по мысли автора, предшествовать задуманным им «нумерам» — главам с экспозицией новых образов «ташкентцев».

Напечатав очерк «Что такое «ташкентцы»? Отступление», Салтыков, по-видимому тогда же, в ноябре — декабре 1869 года, вновь обратился к начатой им серии «нумеров». Оставленный им «нумер второй» был заново переработан и дополнен. Если в первой редакции («нумер второй») преимущественное внимание уделялось обстоятельствам, связанным с воспитанием и формированием будущего ташкентца, то во второй («нумер третий») упор сделан на характеристике его практической деятельности. Однако новая редакция «нумера второго», ставшего теперь «нумером третьим» и доведенного или почти доведенного до конца, напечатана не была. Салтыков отложил работу над «нумерами», видимо предполагая в дальнейшем снова вернуться к «ташкентцу» и начать «исследование» с выяснения роли семьи и школы в его формировании.

Почти двухлетний перерыв в работе над «Господами ташкентцами», во время которого были закончены «Помпадуры и помпадурши» и «История одного города», был вызван как этими трудами, так, по-видимому, и творческими соображениями, потребовавшими значительного изменения в самом замысле. Высказывавшееся в литературе мнение, согласно которому в приостановке работы над циклом сыграл свою роль также цензурный инцидент с очерком «Они же» (см. стр. 691), едва ли обосновано. Салтыков вернулся к «Господам ташкентцам» лишь летом 1871 года, внеся в первоначальный план существенные коррективы. Теперь каждая из «параллелей», заменивших прежние «нумера», была посвящена исследованию «приготовительного» периода биографии «ташкентца», его воспитания в семье и в школе, то есть полностью направлена на выяснение причин и условий возникновения в русской жизни подобного типа. Вследствие этого произошел некоторый разрыв между опубликованными ранее двумя ташкентскими очерками, связанными с задуманными, но неосуществленными «нумерами» и значительно более далеко отстоящими от создаваемых вместо них параллелей: в напечатанных очерках характеризовалась сущность ташкентства, в «параллелях» же рассматриваются лишь источники и условия формирования «ташкентца». Поэтому, вероятно, Салтыков и не счел возможным при нумерации параллелей учесть опубликованные ранее ташкентские очерки, которые в 1869 году мыслились в единстве с задуманными «нумерами».

Написанные в 1871–1872 годах четыре параллели (пятая завершена не была и осталась в рукописи) явились осуществлением первой половины замысла — «Ташкентцы приготовительного класса». Вторая половина этого замысла — «Ташкентцы в действии», в свою очередь подразделявшаяся на две части: «Ташкентцы на пути к славе» и «Ташкентцы на верху величия», — осуществлена не была. Причины отказа писателя от продолжения ташкентского цикла следует искать, видимо, в характере ближайших его творческих замыслов («Дневник провинциала в Петербурге», «Благонамеренные речи»), в значительной степени ассимилировавших предполагавшиеся аспекты продолжения «Господ ташкентцев».

К концу 1872 года, когда Салтыков обратился к подготовке отдельного издания «Господ ташкентцев», цикл представлял собою разрозненные звенья разных вариантов одного и того же замысла: два очерка, служившие сначала введением к циклу, и четыре позднее написанные параллели, являющиеся первой частью задуманного «исследования» о ташкентцах, еще не составляли цикла и не выражали полностью авторского представления о ташкентстве как общественно-социальном явлении в целом.

В изд. 1873 Салтыков включил четыре параллели, под общим заглавием «Ташкентцы приготовительного класса», впоследствии в текстовом и композиционном отношении не изменявшиеся. В качестве своеобразного введения к ним, сопровожденного авторским предисловием, помещены три ранних очерка, представляющие собою общественно-политическую и нравственную оценку ташкентства, а также его теоретико-идеологическое обоснование, среди них опубликованный в конце 1870 года очерк «Митрофаны», получивший в изд. 1873 место и заглавие «Введение». Первоначально «Митрофаны» были опубликованы в качестве самостоятельной статьи, никакого отношения к «Господам ташкентцам» не имеющей. Возможность подключения их к ташкентскому циклу, да еще в качестве введения, занимающего ведущее место в структуре произведения, определяется близостью социально-политической и нравственной физиономии ташкентцев и митрофанов, а также широтой изложенных в нем суждений Салтыкова о судьбах России, о характере ее общественно-политического развития в пореформенные годы. «Эти Митрофаны-просветители, — писал Горький, — живейшим образом превращаются в ташкентцев»[749]. Таким образом, созданный независимо от ташкентского цикла образ Митрофана по характеру и содержанию обладал большим сходством с типом ташкентца, что дало Салтыкову все основания включить его в 1873 году в цикл.

За «Митрофанами», ставшими «Введением», в изд. 1873 следовали с частичным изменением заглавий два опубликованных в 1869 году очерка ташкентской серии. Если во «Введении» понятие ташкентства отсутствует и общее представление о нем дается посредством широкой характеристики близкого ему «митрофанства», то два последующих очерка полностью посвящены конкретному рассмотрению именно ташкентцев. Однако формирование цикла «Господа ташкентцы» в 1873 году закончено не было.

При подготовке второго издания книги в 1881 году Салтыков ввел в состав цикла очерк «Они же», поместив его непосредственно перед «Ташкентцами приготовительного класса». Этот очерк представляет собою отклик на события, последовавшие за каракозовским выстрелом 1866 года. Написан он был, по-видимому, ранее всех произведений ташкентской серии и без очевидной связи с ними. Лишь в 1869 году, пытаясь провести очерк в печать, Салтыков подключил его к публиковавшемуся очерку «Что такое «ташкентцы»? Отступление», но из-за цензурных осложнений он не был напечатан в «Отечественных записках» (см. стр. 691).

Таким образом, и в окончательном своем виде, в изд. 1881, «Господа ташкентцы» не приобрели полного структурно-композиционного единства и представляли собой объединение ряда произведений, связанных между собою общностью проблемно-тематической основы.

При жизни Салтыкова «Господа ташкентцы» издавались трижды: в 1873, 1881 и 1885 годах. При подготовке изд. 1873 писатель провел серьезную работу: изменил названия глав, сократил ряд фрагментов и произвел большую стилистическую правку; следы авторской работы носит на себе и второе издание, в котором начатая в 1873 году стилистическая отделка была продолжена, а также сделаны сокращения в «Параллели четвертой». Последнее издание (1885) отличается от предыдущего лишь незначительными поправками.

В настоящем томе «Господа ташкентцы» печатаются по тексту изд. 1885 с исправлением ошибок и опечаток, произведенным на основании изучения предшествующих изданий. В разделе «Незавершенные замыслы и наброски» печатаются не публиковавшиеся при жизни Салтыкова незавершенные очерки 1869 года «Господа ташкентцы. Из воспоминаний одного просветителя. Нумер второй» и его переработанный и расширенный вариант «Господа ташкентцы. Из воспоминаний одного просветителя. Нумер третий». Здесь же помещена и незаконченная «Параллель пятая и последняя», написанная в 1872 году.


От автора*

Впервые — изд. 1873 (вып. в свет между 14 и 20 января).

Первоначально авторское предисловие представляло собою подстрочное примечание к незавершенному очерку «Ташкентцы приготовительного класса (параллель пятая и последняя)», написанному в сентябре — октябре 1872 года (см. стр. 582). Как и указанный очерк, примечание имеет две редакции, из которых первая, более ранняя, содержит ряд отвергнутых писателем вариантов и разночтений, позволяющих дополнить и уточнить отдельные детали первоначального замысла. В частности, именно здесь содержались пояснения, касающиеся второй, неосуществленной, части ташкентского цикла, которая по мысли писателя должна была охватить два периода: «Ташкентцы на пути к славе» и «Ташкентцы на верху величия». Эти пояснения были вычеркнуты из второй редакции примечания при подготовке его к публикации в изд. 1873.

Впервые подстрочное примечание по второй, более поздней, но тоже черновой рукописи очерка «Ташкентцы приготовительного класса (параллель пятая и последняя)» напечатано М. К. Лемке в составе публикации «Неизданные произведения М. Е. Салтыкова» (ВЕ, 1914, № 5, стр. 18–19). По той же рукописи, но более точно и полно опубликовано в статье Е. И. Покусаева «Господа ташкентцы» Салтыкова-Щедрина»[750].


Введение*

Впервые — ОЗ, 1870, № 11, стр. 233–248 (вып. в свет 19 ноября), под заглавием «Митрофаны». Заглавие изменено в изд. 1873.

Очерк «Митрофаны» первоначально не имел отношения к ташкентскому циклу. В бумагах Салтыкова сохранился отрывок с начальными строками очерка «Митрофаны II», который позволяет предполагать, что он намеревался продолжить работу над темой «митрофанства» и создать цикл (или несколько взаимосвязанных произведений) с нумерованными главами, посвященными не только общей характеристике «митрофанства», но и его конкретных представителей. Вот текст этого отрывка: «Митрофаны (см. ОЗ, 1870, № 11). В полумраке залы помещичьего дома, освещенной одинокою стеариновой свечою, из угла в угол бродит Митрофан Зашибаев-Гвоздило и думает, отчего ему ни в чем удачи нет»[751].

Место, которое занимали «Митрофаны» в творческих планах Салтыкова 1870 года, и причины, по которым эти планы остались неосуществленными, определить сейчас трудно ввиду отсутствия относящихся к данному вопросу свидетельств.

Очерк «Митрофаны» — одно из выступлений Салтыкова с критикой русского служилого дворянства как общественно-политической силы, долгое время претендовавшей на руководящую роль в исторической жизни страны. Салтыков доказывал, что сила эта исчерпала себя и превратилась в тормоз развития (своего рода комментарием к очерку служит почти одновременно с ним написанная рецензия на книгу А. Романовича-Славатинского «Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепостного права» — см. т. 9). Но в «выморочном пространстве» современной российской действительности Салтыков не видит пока и никаких других сил, способных в данный момент сказать «новое слово».

«Митрофанство» как общественное явление, характеризующее, главным образом, дворянскую бюрократию, по существу своему близко «ташкентству», в связи с чем Салтыков и решился в 1873 году поместить единственный написанный им очерк о Митрофанах в качестве введения к ташкентскому циклу. Таким образом, в «исследовании» о ташкентцах Салтыков, по выражению Е. И. Покусаева, представил «митрофанство» как «идеологическое обоснование ташкентства, как идеологическую его опору»[752].

Очерк «Митрофаны» при своем появлении не вызвал сколько-нибудь содержательных отзывов в печати. Одна из причин — цензурная трудность обсуждения затрагиваемых писателем тем в печати.


«Прикажут — завтра же буду акушером». — В подлиннике у М. И. Глинки: «Прикажет государь, завтра буду акушером» («Записки Михаила Ивановича Глинки. 1804–1854». — PC, 1870, № 10, стр. 384).

…ждут мания… — знака рукой (от лат. manus — рука).

…умника… — С этим словом в XIX веке нередко ассоциировалось понятие «вольнодумец».

…от нас ожидается какое-то «новое слово»… — Полемический выпад против «почвенников» и близкой к ним националистической «русской партии», выдвигавшей тезис о провиденциальном назначении России — обновить «прогнивший западный мир». Термин «новое слово» был введен в литературный оборот Аполлоном Григорьевым. О многолетней борьбе Салтыкова с идеологами «почвенничества» и «нового слова», важным звеном в которой явилось «Введение» к «Господам ташкентцам», а также главы «Что такое «ташкентцы»?» и «Ташкентцы-цивилизаторы», см. в книге С. Борщевского «Щедрин и Достоевский», М. 1956. См. также стр. 666 и т. 5, стр. 532.

Один знатный иностранец… — Приводимый далее рассказ «знатного путешественника» по своему характеру и сатирической направленности очень близок к «Мнениям знатных иностранцев о помпадурах», приведенным Салтыковым в заключительной части «Помпадуров и помпадурш» — см. т. 8.

…мы только в недавнее время попытались примерить на себя заправское европейское платье… — Намек на реформы 60-х годов.

…погадка… — «отрыжка ловчих птиц, коею они скидывают клуб остатков пищи, кости, перья и пр.» («Толковый словарь живого великорусского языка» Владимира Даля, т. III, СПб. — М. 1882, стр. 152).

…вавилонскую башню проектировать… — замышлять нечто невыполнимое (выражение заимствовано из библейского мифа о неудачной попытке построить в Вавилоне башню «высотою до неба» — Бытие, 11, 1–9).

Любезный друг! я желал бы, чтоб вы открыли Америку. — Иронические выражения об «открытии» и «закрытии» Америки по указанию вышестоящего начальства встречаются (в разных вариантах) в нескольких произведениях Салтыкова. См., например, т. 7, стр. 403.

Митрофаны не изменились. — Митрофан Простаков — персонаж «Недоросля» Д. И. Фонвизина (1781) — фигурирует в ряде произведений Салтыкова: «Глуповское распутство» (1862), «Помпадуры и помпадурши» (1873), «Круглый год» (1880), «Пошехонские рассказы» (1883–1884). Об отношении Салтыкова к «митрофанству» см. стр. 675.

…презирают географию… — кучер довезет их куда будет приказано… — Намек на реплику г-жи Простаковой: «Ах, мой батюшка! Да извозчики-то на что ж? Это их дело. Это таки и наука-то не дворянская. Дворянин только скажи: повези меня туда, — свезут, куда изволишь» (д. IV, явл. 8). Реплику Простаковой об арифметике — см. в д. III, явл. 7.

…из козней, крамол и измены. — Терминология, употреблявшаяся M. H. Катковым и реакционной печатью по отношению к польским повстанцам и к передовым силам русского общества.

Налетел, нагрянул, ушиб… — Ироническое переосмысление знаменитого изречения Юлия Цезаря: «Veni, vidi, vici» («Пришел, увидел, победил»).

…табель о рангах… — О введенной Петром I иерархии военных, гражданских и придворных чинов см. т. 8, стр. 574.

…Запад разлагается… — Отклик на высказывания идеологов позднего славянофильства, в частности Н. Я. Данилевского, с работой которого «Россия и Европа», опубликованной в «Заре» 1868 года, Салтыков, без сомнения, был знаком. Данилевский заявлял в ней, что «народу одряхлевшему, отжившему, свое дело сделавшему и которому пришла пора со сцены долой, ничто не поможет…». «Сама мысль, высказанная славянофилами о гниении Запада, кажется мне совершенно верною, — добавлял он, — только выразилась она в жару борьбы и спора слишком резко и потому с некоторым преувеличением» («Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому» Н. Я. Данилевского, СПб. 1871, стр. 75 и 172).

Благодаря гг. Бартеневу и Семевскому, он знает немало анекдотов из истории просветительной деятельности XVIII века… — В ежемесячных журналах «Русский архив» и «Русская старина», редакторами которых были П. И. Бартенев и М. И. Семевский, публиковались исторические документы, письма и мемуары, относящиеся преимущественно к XVIII — первой половине XIX века. С этими изданиями Салтыков особенно внимательно знакомился во время работы над «Историей одного города» (см. т. 8, стр. 553). Оба редактора питали особое пристрастие ко всякого рода историческим курьезам и анекдотам. Характерным образцом подобных анекдотов о «просветительной деятельности» царизма в XVIII веке, которые Салтыков в данном случае имел в виду, является заметка «Исполнение указа Петра Великого о бритии бород в Соликамске 1705 г.»; в ней описывалось, как после оглашения указа царя солдаты, специально поставленные у церкви, «схватывают каждого взрослого мужчину: один из стражей держит бедняка за руки, другой остригает ему усы и бороду; третий, припавши вниз, обрезывает полы кафтана выше колен <…> При виде окорнанных отцов и мужей, дети и жены подняли страшный вой, словно над покойниками: оттого возврат семейств в домы уподобился похоронному шествию» и т. п. (PC, 1870, № 6, стр. 594–595).

В «Русской старине» (1870, № 11) был напечатан именной указ Павла I генерал-прокурору кн. Куракину от 28 июля 1798 года — о строгом наказании бржетского городничего Пирха, который «противу узаконениев наших публично ходил в круглой шляпе, во фраке и сею неблагопристойною одеждою ясно изображал развратное свое поведение» (стр. 521–522).

В журнальной редакции «Введения» («Митрофаны») высказывание о Бартеневе и Семевском было напечатано в следующем виде:

«Благодаря гг. Бартеневу и Семевскому, он знает немало анекдотов из истории просветительной деятельности XVIII века и пересказывает некоторые из них не без юмору. Он знает, например, что не за горами то время, когда, во имя цивилизации, вменялось в обязанность «носить немецкое платье с одинаким стоячим воротником, шириною не более, как в три четверти вершка» и «не увертывать шею безмерно платками, галстухами или косынками, а повязывать оные приличным образом без излишней толстоты», и, заручившись этим фактом (одним этим фактом!), считает себя уже совершенно свободным от всяких церемонных отношений к цивилизации вообще». Цитируемые Салтыковым строки заимствованы из предписания санкт-петербургского военного губернатора Буксгевдена Управе благочиния от 20 января 1798 года (PC, 1870, № 11, стр. 517).

…пятую стихию… — Четырьмя основными элементами природы древнегреческие философы-материалисты считали огонь, воздух, воду и землю.

Будет носить чужое, заношенное белье… — Схожее высказывание содержится в письме Салтыкова к С. А. Юрьеву от 8 февраля 1871 года, написанном в связи с выходом в свет первой книжки славянофильского журнала «Беседа». В качестве автора для статьи, определяющей основные позиции «Беседы», Салтыков иронически рекомендовал редактору привлечь его давнишнего приятеля И. В. Павлова (Оптухииа), который мог бы доказать, что «пользоваться общечеловеческой цивилизацией значит носить чужие подштанники и сморкаться в чужой платок». В «Дневнике провинциала» (гл. V) Салтыков приписывает такого же рода мнения журналу «Пенкоснимательная подоплёка», под которым он мог иметь в виду ту же «Беседу». См. стр. 396.

…Европа не примирилась с этим несовершенством, не покончила с процессом создания и не сложила рук… — Аналогичная мысль неоднократно высказывалась в 40-х годах Герценом. Называя «способность развития», «возможность покидать старое и усвоивать новое» «одним из главных отличительных свойств европейского характера», Герцен писал: «Западные народы не коченеют в объятиях трупов, хотя бы это были трупы их отцов, не вянут в тоске; они с похорон возвращаются полными свежих сил; обновляются смертью и, вечно юные между могил, облитых горячими слезами, они строят из их развалин новые приюты жизни. Держаться за одни и те же формы как за единственный якорь спасения — лучшее доказательство слабости и внутренней бедности; скучный Китай может служить примером» (Герцен, т. II, стр. 170).

…общественные и политические формы имеют только кажущуюся самостоятельность… — Мысль эта подробно развита Салтыковым в статье «Современные призраки» (т. 6, стр. 381–406).

…an sich und für sich… — философский термин, введенный Иммануилом Кантом.

В течение последних пятнадцати лет… — то есть со смерти Николая I.

На недостаток приказаний мы пожаловаться не можем… — Здесь и далее — намек на насаждавшиеся сверху реформы 60-х годов.

…адвокаты превращаются в «аблакатов»… — «Аблакатами» в народе именовались частные ходатаи по судам — бывшие чиновники, отставные офицеры, писаря и т. п. Их развелось особенно много после судебной реформы 1864 года, в связи с нехваткой квалифицированных юристов. «Подобно саранче», они «усеяли собой присутственные места, камеры мировых судей, гостиницы, трактиры, кабаки, даже паперти церквей» (ОЗ, 1872, № 11, отд. II, стр. 133). Салтыков уподобляет им здесь присяжных поверенных, которые в погоне за крупными кушами пренебрегали корпоративной этикой и зачастую отличались от своих коллег-«аблакатов» только масштабом дел и размером гонорара.

…земские деятели — в устроителей пикников, закусок и обедов. — См. об этом в очерке «Новый Нарцисс…» («Признаки времени» — т. 7, стр. 25–39).

…получил грош, из оного копейку пропил… — Грош — старинная монета в две копейки (впоследствии — полкопейки).


Что такое «ташкентцы»?*

Впервые — ОЗ, 1869, № 11, стр. 187–207 (вып. в свет 7 ноября), под заглавием «Что такое «ташкентцы»? Отступление». Подзаголовок «Отступление» снят в изд. 1873.

Очерк написан, по-видимому, непосредственно перед публикацией его в «Отечественных записках», то есть в сентябре — октябре 1869 года, и не мог быть создан ранее очерка «Господа ташкентцы. Из воспоминаний одного просветителя» (см. стр. 673). Закончив первый ташкентский очерк, Салтыков решил несколько изменить сложившийся у него план портретной галереи ташкентцев, который начал осуществлять в рамках «воспоминаний одного просветителя», и предпослать ей «теоретическую» главу, посвященную общей характеристике явлений, обозначенных им словом «ташкентство».

Интересным для творческой истории «Господ ташкентцев» в целом является содержащийся в очерке перечень ташкентских типов, которые Салтыков предполагал изобразить в дальнейшем (в «нумерах»). Во всех изданиях этот перечень идентичен, за одним исключением: в журнальном тексте в нем назван еще «ташкентец-литератор». Список ташкентских типов в очерке «Что такое «ташкентцы»?» можно рассматривать как первоначальный план будущего цикла, наметившийся у Салтыкова на первой стадии работы, впоследствии измененный. Если в 1869 году в журнальном тексте Салтыков сообщал: «Я нахожу возможным изобразить…», то в 1873 году он более осторожен и не обещает читателю скорого осуществления обещанного — «Я постепенно изображу…» В конечном итоге, замысел создания галереи действующих ташкентцев (в «нумерах») не был осуществлен, вместо этого появилась галерея ташкентцев, готовящихся к действию, но еще к нему не приступивших (в «параллелях»).

Поставив перед собой в «Господах ташкентцах» задачу «исследовать» ташкентство в его формировании и развитии, Салтыков вместе с тем искал художественные формы, соответствующие характеру замысла. В этой связи он предпринял в очерке «Что такое «ташкентцы»? Отступление» теоретико-литературный экскурс, в котором мотивирована необходимость создания нового общественного романа.

В формировании этого романа сатирик отводил себе скромное место «собирателя материала». В журнальном тексте (стр. 200) этот экскурс завершен таким пояснением проблемно-композиционных основ «Господ ташкентцев», вычеркнутым при подготовке изд. 1873.

«Я печатаю «Ташкентцы» в форме «записок одного просветителя». После всего сказанного выше нечего, кажется, и объяснять, что это только форма и что записки принадлежат не одному, а целому легиону просветителей. В конце каждого этюда, каждый из моих «ташкентцев» кончает весьма неудовлетворительно, а именно: пропивается, проворовывается и вообще впадает в забвение. По этому поводу мне тоже может быть сделан упрек. Скажут, например, что я слишком охотно прибегаю к вмешательству случайной силы; что в положениях, подобных тем, которые я описываю, зло чаще всего торжествует, а не наказывается; что вообще, если зло, по временам, наказывается, то это наказание приходит к нему не извне, а благодаря тому внутреннему бессилию, которое скрывается в нем самом. На это я могу ответить следующее: мой образ действия в этом случае имеет характер двоякий: во-первых, преобразовательный, во-вторых, характер хитрости.

Относительно преобразования скажу, что я твердо верю, что зло наказывается, и наказывается неминуемо. Когда наступит минута, что наказание будет приходить к нему из собственного внутреннего бессилия — этого я, покамест, еще не знаю. Причины этого незнания я объяснил выше, сказав однажды навсегда, что я только собиратель материалов, а не созидатель той общественной драмы, формы которой, по моему мнению, не довольно еще определились. Что же касается до хитрости…»

Из всех произведений ташкентского цикла очерк «Что такое «ташкентцы»?» в изд. 1873 претерпел наибольшие изменения, которые, впрочем, сводились не к доработке или переработке текста, а к его сокращению. Кроме приведенного фрагмента о художественной форме «Господ ташкентцев» и о своей роли в создании общественного романа, Салтыков при подготовке изд. 1873 вычеркнул последние весьма примечательные строки очерка, являющиеся ответом на заключительный вопрос «Что тогда откроется» (стр. 207).

«Существует мнение, что тогда скажется новое слово, споется новая песня и откроются новые формы общественности. Как ни загадочно такое мнение, но согласиться с ним есть основание. Один наплыв людей, питающихся лебедою, может составить такое явление, которое должно если не совсем уничтожить, то, по крайней мере, иным образом расположить некоторые складки общественного хитона. Когда сделана привычка готовить обед на двоих, то гостям или отказывают, или же вынуждаются заказывать пирог попространнее. Я думаю, что будет принят этот последний путь, как наиболее рациональный. Он дает возможность принимать гостей, не обижая себя и не урезывая ни капли от собственных крох.

Обедать в обществе многочисленном, веселом, шумном — ужели это не предпочтительнее, нежели обедать одному или сам-друг, насупивши брови и думая только о том, как бы набить себе желудок?

Но даже если все это и не совершится, то и тогда можно предположить, что открытий получится достаточно и они не будут лишены интереса.

Например, мы наверное узнаем, что «человек, питающийся лебедою», может печалиться и радоваться; что он может чувствовать боль, ощущать страх, угадывать опасности. Мы удостоверимся, что он несет некоторые повинности и что на одной из них он останавливается просто со вниманием, а на других с особенным вниманием. Очень может быть даже, что самое слово «повинность» утратит для нас свой простой смысл и получит смысл сложный, привлекающий множество других понятий и представлений. И еще мы узнаем, что предмет наших наблюдений любит, ненавидит, сгорает честолюбием, пылает всевозможными страстями, верит, сомневается, утверждает, отрицает — все точно в такой же степени, хотя, быть может, и с несколько иным содержанием, как и прочие смертные.

— Господи! — скажем мы, рассмотревши все это, — да ведь это, кажется, человек!

Это открытие очень важное. Новые слова, новые песни, новые формы общественности — пускай остаются впереди. Забывать их не следует, потому что на идеалах зиждется вся жизнь духовно развитой личности; но не следует забывать и то, что первое предстоящее дело — это открыть «человека».

Подумайте, милостивые государи! Ведь «открыть человека» значит упразднить «Ташкент»!»

Соединяя в 1873 году в одной книге очерки «Митрофаны» и «Что такое ташкентцы»?», Салтыков убрал из последнего очерка оптимистическое высказывание о возможности «новых слов», «новых имен», «новых форм общественности» в ближайшем будущем потому, вероятно, что они противоречили скептическим рассуждениям на ту же тему, которые содержались во «Введении» и для которых в русской действительности 70-х годов Салтыков не видел реальных предпосылок.

Из других сокращений и изменений, внесенных Салтыковым в журнальный текст очерка «Что такое «ташкентцы»?» при подготовке изд. 1873 и 1881, наиболее существенны следующие:

1. Стр. 27. «…богоугодных заведений нет, острог один…» — после этих слов в ОЗ следовало: «исправник один» и т. д.

2. Слова: «(оказалось, что это был генерал Флёри)» — введены в текст в изд. 1881.

3. Стр. 30. «…это приговоры простых охочих русских людей» — после этих слов в ОЗ следовало: «Это они взыграли при виде «куска».

4. Стр. 31. «…и, следовательно, все обстоит благополучно…» — после этих слов в ОЗ следовало: «Странно одно: отчего у борова нет такихчасов, когда он может быть львом? или у льва таких, когда он может быть боровом?!»

5. Стр. 32. В перечне ташкентцев после «ташкентца промышленного» — в ОЗ следовал «ташкентец-литератор».

6. Стр. 33. «…но семейство всегда играет в романе первую роль» — после этих слов в ОЗ следовало заключавшее абзац продолжение рассуждения о романе:

«Будучи заключена в этом тесном пространстве, драма не могла разрешаться в области неизвестного, но должна была вытерпеть именно то разрешение, которое, так сказать, было предназначено ей силою вещей. Общее недовольство или общее благополучие; разлука или союз сердец; так или иначе, но роман должен был кончиться именно здесь, в среде семейства, которое вмещало в себе и прототип всей жизни, и единственную арену, на которой индивидуальные потребности могли находить себе удовлетворение».

…человеком, «который ест лебеду». — На эзоповом языке Салтыкова — русский крестьянин.

Шагу без нас не сделают! — При каждом повороте внутренней политики самодержавия в сторону реакции правительство прибегало к содействию так называемого «общества», наиболее агрессивная часть которого — описываемые Салтыковым «ташкентцы» — терроризировала передовую интеллигенцию, революционную молодежь, «нигилистов» и «нигилисток», принимала участие в обысках, арестах, экзекуциях и т. п.

…управа благочиния, — не та, которая имеет местопребывание на Садовой улице, а та, которая издревле подстерегает рождение охочего русского-человека… — На Садовой улице в Петербурге находилась столичная Управа благочиния, ведавшая полицейскими и частично судебными делами (она просуществовала до 1877 года). Салтыков иронически сопоставляет с этим административным учреждением весь общественно-политический быт России.

…вашему превосходительству имею честь явиться! — Имеется в виду M. H. Муравьев («Вешатель»), «кликнувший клич» охранительным элементам на борьбу с революционными силами.

…баранов… — В данном случае имеются в виду представители так называемых «податных сословий».

…это был генерал Флёри. — Один из ближайших сподвижников Наполеона III Эмиль-Феликс Флёри представлял собой классический тип беспринципного авантюриста, готового на все ради наживы и личной карьеры. Оказав существенную помощь Наполеону III при государственном перевороте в декабре 1851 года, он занимал во время Второй империи весьма высокое положение. В конце 60-х годов Флёри получил назначение на пост французского посла в Петербурге. Эта «гадина», по выражению П. А. Кропоткина, завоевала симпатии Александра II и стала его «закадычным приятелем» (см. П. А. Кропоткин. Записки революционера, М. 1966, стр. 227),

…Фюить! — Салтыков обозначал этим междометием административную ссылку.

…Ташкент древний, Ташкент установившийся и окрепший — то есть исторически сложившийся общественный строй, основанный на насилии и господстве одних людей над другими; здесь — в первую очередь царское самодержавие.

Меня нередко занимает вопрос: может ли палач обедать?.. — На этот вопрос Салтыков дал более широкий ответ в цикле «В среде умеренности и аккуратности», где изображен сотрудник политической полиции Молчалин, спокойно режущий хлеб руками, «обагренными бессознательным преступлением» (т. 12).

…истории о Робинзоне Крузое́ <…>—это история вымышленная! — Фамилия главного героя романа Д. Дефо передается здесь не в фонетической транскрипции, а в соответствии с английским написанием. Салтыкову, вероятно, осталось неизвестным, что в основу романа «Робинзон Крузо» лег подлинный факт пребывания на необитаемом острове в течение четырех с лишним лет английского боцмана Александра Селкирка.

…in partibus… — сокращенная форма латинского выражения «in partibus infidelium» («в стране неверных», то есть не исповедующих христианство). Обычно «in partibus» переводится словами «в чужих краях», «за границей», однако в данном случае Салтыков, возможно, подразумевал полную форму выражения, подчеркивавшую положение православных «ташкентцев» среди мусульман Туркестанского края и в Польше среди католиков.

…роман утратил свою прежнюю почву… — «У нас <…> установилось такое понятие о романе, — говорил Салтыков Л. Ф. Пантелееву, — что он без любовной завязки быть не может; собственно, это идет со времени Бальзака; ранее любовная завязка не составляла необходимого условия романа, например «Дон-Кихота». Я считаю мои «Современная идиллия», «Головлевы», «Дневник провинциала» и другие настоящими романами; в них, несмотря даже на то, что они составлены как бы из отдельных рассказов, взяты целые периоды нашей жизни» (Л. Ф. Пантелеев. Воспоминания, М. 1958, стр. 452).

…борьба за существование… — термин, приобретший универсальную известность после появления книги Чарлза Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора, или Сохранение благоприятственных пород в борьбе за существование» (1857).

…Гоголя, который давно провидел, что роману предстоит выйти из рамок семейственности. — Возможно, Салтыков имеет в виду следующее место из «Театрального разъезда после представления новой комедии»: «Всё изменилось давно в свете. Теперь сильней завязывает драму стремление достать выгодное место, блеснуть и затмить, во что бы то ни стало, другого, отмстить за пренебреженье, за насмешку. Не более ли теперь имеют электричества чин, денежный капитал, выгодная женитьба, чем любовь?» (H. В. Гоголь. Полн. собр. соч., т. V, М. 1949, стр. 142). Скорей же всего, Салтыков подразумевает направление творчества Гоголя в целом.

…драма начиналась среди уютной обстановки семейства, а кончилась бог знает где… — Аресты участников революционного движения и сочувствующих им, а также их административная ссылка и ссылка «по суду» — характернейшее явление политического быта России 60-х годов.

…эпохи, когда «злое начало в человеке пришло к спокойному и полному сознанию самого себя»… — цитата из труда В.-Г. Нибура «Чтения о древней истории в Боннском университете» (В. G. Niebuhr. Vorträge über alte Geschichte an der Universitët zu Bonn gehalten. Berlin, 1847–1851) — о персах и греках времен Александра Македонского — в переводе Т. Н. Грановского (см. Т. Н. Грановский. Соч., ч. II, изд. 2-е, М. 1866, стр. 96). Эту цитату из Нибура, как и ряд других, Салтыков привел в статье, над которой работал осенью 1869 года — «Один из деятелей русской мысли», посвященной книге: А. В. Станкевич. Тимофей Николаевич Грановский (биографический очерк), М. 1869 (см. т. 9, стр. 167).

…«Студенты», — пишет он в одном из своих писем («Биографический очерк» А. Станкевича)… — Салтыков цитирует далее письмо Т. Н. Грановского к Фроловым от 1 января 1840 года (А. Станкевич. Назв. соч., стр. 105–106). См. также т. 9, стр. 163.

…по выражению Грановского, он должен быть и материалом и зодчим… — Имеется в виду высказывание Т. Н. Грановского в статье «Историческая литература во Франции и Германии в 1847 году»: «Природа <…> есть только подножие истории, в которой совершается главный подвиг человека, где он сам является зодчим и материялом» (Т. Н. Грановский. Соч., ч. II, М. 1866, стр. 191). — Цитата эта приведена в книге А. Станкевича о Грановском (назв. соч., стр. 157).

…смешивает Ликурга с Солоном, а Мильтиада дружески называет Марафоном. — «Ташкентец-классик» смешивает известного древнегреческого полководца Мильтиада с названием селения близ Афин — Марафоном, где в 490 году до н. э. произошла знаменитая битва греков с персидскими полчищами.

Я знаю, что я ничего не знаю!.. — афоризм Сократа (более точный перевод: «Я знаю только то, что ничего не знаю»).

…ухватил, смял, поволок… — Пародируется изречение Юлия Цезаря: «Пришел, увидел, победил». См. выше прим. к стр. 15.

…res nullius caedet primo occupanti! — Положение из римского частного права, зафиксированное в кодификации Юстиниана (VI в. н. э.) — см. «Римское частное право», М. 1948, стр. 208.

…с малиновым звоном… — Малиновый звон — праздничный перезвон колоколов (от бельгийского города Малина, издавна славящегося своими колоколами).

…до того сплотилась и склеилась, что даже мысль не в силах разложить ее? — См. развитие этой мысли в т. 7, стр. 473, т. 9, стр. 147.


Ташкентцы-цивилизаторы*

Впервые — ОЗ, 1869, № 10, стр. 435–454 (вып. в свет 15 октября), под заглавием «Господа ташкентцы. Из воспоминаний одного просветителя». В изд. 1873 заглавие изменено: «Господа ташкентцы. Тип объяснительный (Из воспоминаний одного просветителя)».

Очерк написан, по-видимому, в августе — сентябре 1869 года и является первым из задуманной Салтыковым галереи портретов ташкентцев, в которой каждому «портрету» предполагалось дать порядковый «нумер» (см. стр. 673). Опубликованный на страницах «Отечественных записок» без нумерации, этот очерк можно рассматривать как «нумер первый».


…я воспитывался в то время в одном из военно-учебных заведений… — Имеется в виду Александровский (бывший Царскосельский) лицей. Об отражении ряда автобиографических эпизодов лицейской жизни в творческом наследии сатирика см. в кн.: С. A. Макашин. Салтыков-Щедрин. Биография, т. I, изд. 2-е, М. 1951, стр. 95-170.

…торжественного дня… — Вероятно, речь идет о праздновании «тезоименитства» Николая I.

Профессор… — Статистику в Александровском лицее в период пребывания там Салтыкова преподавал И. А. Ивановский.

Стоя на рубеже отдаленного Запада и не менее отдаленного Востока, Россия призвана провидением… — В речи профессора Ивановского «О началах постепенного усовершенствования государства» (СПб. 1837) находятся и те высказывания, которые он, несомненно, повторял в своих лекциях в лицее: «…цветущая внутри, сильная и уважаемая извне Россия, кажется, призвана самим Провидением быть достойною представительницею славянского имени, держать в руках своих весы мира в Европе и сообщать племенам Азии образованность европейскую» (стр. 15). Вероятно, именно эта сентенция и пародируется здесь Салтыковым.

…принцип беспрепятственности иллюминаций… — то есть восхваления действия правительства.

…московским публицистам… — Салтыков подразумевает, в первую очередь, редакторов реакционной газеты «Московские ведомости» — М. Н. Каткова и П. М. Леонтьева.

«Налево кру-гом!» — Этой воинской командой здесь характеризуется та казарменная дисциплина, которая представляла собой одно из наиболее характерных явлений воспитательной политики в царствование Николая I.

Была, например, одна минута <…> я устремился вперед. — Намек на вооруженное вмешательство николаевской России в европейские дела, — в частности, на подавление краковской революции 1846 года и венгерской революции 1848–1849 годов.

Туков — удобрений.

…крикнув: ребята! с нами бог! ринулся… — Сатирическая характеристика «цивилизаторской» деятельности провинциальной администрации, излюбленным средством которой являлось применение грубой силы и принуждения. Крестьянские волнения в разных областях России сплошь и рядом подавлялись воинскими командами. — Боевым призывом русских войск «с нами бог» («Разумейте, языцы, и покоряйтеся, яко с нами бог», — Исайя, 8, 9) завершался манифест Николая I от 14 марта 1848 года, исполненный угроз по отношению к западноевропейским «крамольникам».

…Удар-Ерыгина… — Удар-Ерыгин — персонаж «Сатир в прозе» и «Помпадуров и помпадурш» (тт. 3 и 8).

…ради… — неоднократно употреблявшаяся Салтыковым старинная форма слова «рады».

…целую палестину!.. — то есть всю страну.

…баранина <…> это вещь очень почтенная… — На характер этого сатирически заостренного эпизода, вероятно, оказала воздействие книга П. И. Пашино «Туркестанский край в 1866 году. Путевые заметки». В ней содержится немало характерных подробностей о «цивилизаторах», наехавших в этот «обетованный край повышений и отличий». «Нет ни одного киргизского семейства, — пишет Пашино, — которое не имело бы несколько десятков овец. У зажиточных они считаются сотнями, а у богатых тысячами <…> Вкус мяса здешнего барана вовсе не тот, как в великорусских губерниях, оно гораздо нежнее, не имеет никакого запаха и удобоваримее в желудке» (стр. 134). Одна из глав этой книги так и называется: «Баранье дело» (см. отзыв о книге Пашино в ОЗ, 1869, № 2, отд. II, стр. 339–343).

…Севастопольской брани… — Имеется в виду последний этап Крымской войны 1853–1856 годов, связанный с осадой Севастополя. Сформированное в 1855 году из крепостных крестьян «народное ополчение» находилось под командованием офицеров, избиравшихся в губерниях из дворян. Офицеры-ополченцы нередко использовали свое положение для личного обогащения, совершая всякого рода злоупотребления.

…известие о мире… — Парижский мирный договор был подписан 18/30 марта 1856 года.

…усилий по водворению начал восточной цивилизации в северо-западных губерниях… — Речь идет о подавлении национально-освободительного движения в Литве, Белоруссии и Царстве Польском в 1863–1865 годах. В этих усмирительских акциях и особенно в русификаторской политике, беспощадно осуществлявшейся генерал-губернатором Северо-Западного края M. H. Муравьевым («Вешателем»), принимали участие не только регулярные войска и кадровая администрация, но и многочисленные «добровольцы». «Целые компании искателей приключений отправляются из Петербурга русифицировать польские провинции. Люди эти получают деньги в Петербурге и требуют полицейский конвой для водворения их на местах жительства и службы», — отмечалось в 1864 году в «Колоколе» (см. Герцен, т. XVIII, стр. 247).

…в шестьдесят третьем году… — год польского восстания.

…к покойному генералу! — к M. H. Муравьеву, который умер в 1866 году.

…прогоны и прочее… — П. И. Пашино в цитированной выше книге отмечал, что «невероятные рационы», назначенные «цивилизаторам», были «чрезмерно высоки» (стр. 103–104).

…из академии… — из Военно-хирургической академии в Петербурге.

Не помню, в какой именно из шекспировских комедий <…> — невинность есть пустая бутылка… — Вероятно, Салтыков имеет в виду обмен репликами между хозяйкой трактира и потаскушкой Доль в пьесе Шекспира «Генрих IV», где речь идет о «порожнем сосуде» (часть 2-я, д. II, сц. 4). — См. Уильям Шекспир. Полн. собр. соч. в 8-ми томах, т. 4, М. 1959, стр. 161–162).

…целые поколения пустых посудин… — В черновой рукописи «Введения» Салтыков вместо «Митрофанов» употребляет термин «пустые бутылки». Это проясняет смысл настоящего места, метафорически характеризующего Митрофанов-ташкентцев.

…разврат добросовестный… — Выражение, вероятно связанное с «Думой» М. Ю. Лермонтова (1840), где упоминается «добросовестный ребяческий разврат» предшествующего дворянского поколения.

…ces dames… — Часто употребляемое Салтыковым по-французски и по-русски выражение «эти дамы», означает «кокотки»: оно встречается в известной опере-буфф Жака Оффенбаха «Елена прекрасная», либретто А. Мельяка и Л. Галеви («La belle Hélène», 1867, д. I, сц. 6).

Пьер Накатников… — См. о нем на стр. 699.

Le principe du stanovoy russe… — намек на «обуздательскую» политику и русификацию в Литве, Белоруссии и Царстве Польском, где царизм насаждал полицейские порядки.

…le principe du télègue russe. — Выражение, обличающее уровень «цивилизаторской миссии» царизма, маскировавшего свою экспансионистскую политику в Средней Азии просветительским лозунгом приобщения «отсталых народов» к благам современной культуры.

…ему небезызвестна была моя цивилизующая деятельность в одной из западных губерний <…> ах, как я себя тогда вел! — Имеются в виду «дикозверские подвиги» (по выражению Герцена) во время подавления польского восстания, памятником которых оставались «сожженные деревни, убитые женщины, разграбленные дома» (см. Герцен, т. XVII, стр. 58).

…Omnià meà mecúm portò… — Невежественный ташкентец Накатников произносит известный афоризм древнегреческого мудреца Бианта, делая в латинском тексте ударения на французский лад.

…ses pénates et ses lares… — В римской мифологии пенаты покровители семьи и домашнего очага; лары — души умерших предков, покровительствующие домашнему очагу.

Га! — междометие, встречающееся в трагедии Н. В. Кукольника «Торквато Тассо» (1833); было осмеяно современной ему критикой.

…и у нас, ташкентцев, есть свои чернорабочие и свои гвардейцы! — Об этом делении активных и пассивных приверженцев хищничества и насилия 60-х годов на две четко очерченные группы см. подробно в работе С. А. Макашина «В борьбе с реакцией». — ЛН, т. 67, стр. 335–336.

…Палкин трактир — популярный ресторан на углу Невского и Литейного проспектов.

…шлющихся <…> людей. — См. об этом выражении — т. 8, стр. 511.


Они же*

Впервые — «Общее дело» (Женева), 1880, июнь и июль, № 36, стр. 12–15; август, № 37, стр. 10–14, под заглавием «Ташкентцы, обратившиеся внутрь». Без подписи. В России впервые — в изд. 1881.

В очерке «Они же» дана картина (едва ли не первая в русской литературе) репрессивной политики царского правительства и борьбы с революционным движением и его деятелями.

Вследствие полного отсутствия документальных свидетельств время написания очерка устанавливается лишь предположительно на основании его содержания. Нарисованная в очерке картина похода властей против неблагонадежных элементов с приглашением добровольцев для участия в нем общим своим колоритом, многими деталями воспроизводит в сатирически-обобщенном виде разгул реакции и полицейских репрессий после каракозовского выстрела 4 апреля 1866 года, деятельность Верховной комиссии, возглавляемой M. H. Муравьевым («Вешателем»). Таково мнение и младшего современника писателя, историка А. Корнилова. «Началась ужаснейшая травля, лучше всего описанная впоследствии Салтыковым в мастерском очерке «Ташкентцы, обратившиеся внутрь». Обыскивали и хватали кого попало»[753]. По предположению С. А. Макашина, очерк был написан еще до возникновения замысла ташкентского цикла, по горячим следам совершающихся событий, в 1866–1868 годах, и лишь на более поздних этапах включен в цикл[754]. Неизвестно, пытался ли Салтыков провести очерк «Они же» в печать ранее 1869 года, так как сохранившаяся цензурная документация не содержит упоминаний об этом.

В одном из своих отзывов конца 1869 года наблюдающий за «Отечественными записками» Ф. Толстой, стремясь подчеркнуть уступчивость редакции требованиям цензурных властей, сообщал: «Так, например, она <редакция> исключила целую статью, приготовленную для № 11 (продолжение «Ташкентцев»)[755]. Название очерка Ф. Толстым не указано, но вполне вероятно, что речь идет об очерке «Они же», ибо неизвестны другие произведения ташкентского цикла, запрещавшиеся цензурой. По-видимому, Салтыков предполагал напечатать этот очерк в ноябрьском номере «Отечественных записок» вместе с очерком «Что такое «ташкентцы»? Отступление». Использовав последний в качестве своеобразного введения к произведению, являющемуся непосредственным откликом на события современной общественно-политической действительности, Салтыков подключил очерк «Они же» к ташкентской проблематике, в это время им разрабатывающейся. Это оказалось нетрудно сделать, ибо образ главного героя, «цивилизующего» посредством полицейского насилия, вполне укладывался в рамки «ташкентства».

После 1869 года Салтыков, видимо, не предпринимал попыток провести в печать очерк «Они же». Лишь в 1881 году при подготовке второго издания «Господ ташкентцев», воспользовавшись некоторым ослаблением цензурного гнета, он включил его, несколько обновив и отредактировав, в состав цикла. Однако до публикации очерка в России он был дважды напечатан в зарубежной вольной русской прессе: в издававшемся в Женеве журнале «Общее дело» (1880, июнь и июль, № 36, стр. 12–15; август, № 37, стр. 10–14) и в том же году в издательстве М. К. Элпидина отдельной брошюрой. Обе публикации осуществлены под заглавием «Ташкентцы, обратившиеся внутрь» и без указания на принадлежность очерка Салтыкову. Публикация в «Общем деле» сопровождалась следующим примечанием: «Статью эту мы получили в числе нескольких экземпляров из разных пунктов Германии и Франции с предложением напечатать ее в «Общем деле», как произведение, которое, вследствие своей большой распространенности в публике, давно уже сделалось как бы общественным достоянием» («Общее дело», 1880, № 36, стр. 15).

Содержание примечания и отсутствие при публикации имени Салтыкова преследовали, несомненно, цели камуфляжа, чтобы скрыть пути получения текста из России. Из писем Н. А. Белоголового, одного из редакторов «Общего дела», к П. Л. Лаврову следует заключить, что сам Салтыков не участвовал в пересылке за границу запрещенной цензурой рукописи.

Между публикацией в «Общем деле» и изд. 1881 имеются значительные разночтения, которые свидетельствуют, что в распоряжении редакции «Общего дела» был текст без последней авторской правки. В публикации «Общего дела», например, во всех случаях, где Салтыков в последней редакции пользовался терминами «неблагонадежные», «вольномыслие», «либералы», везде фигурируют «нигилисты», «нигилистки», «нигилизм». Так, например, вместо «увлеченная хитростью в сонмище неблагонадежных» в «Общем деле» печаталось «увлеченная страстью в нигилизм», вместо «Либералы! раздается победный клич» — «Нигилизм! раздается победный клич». После слов «публицисты гремели» в «Общем деле» имелось следующее продолжение: «и доказывали, что наводнения производятся нигилистками». Вместо «Борьба романтизма с классицизмом, движение, возбужденное Белинским, Луи Бланом, Жорж Занд — все это увлекало нас совершенно искренно» в «Общем деле» печаталось: «Борьба романтизма с классицизмом, философское движение, возбужденное Гегелем, Гоголем, Жорж Занд» и т. д.

В публикации «Общего дела» имеются также абзацы, отсутствующие в изд. 1881. Так, за фразой «Но отчего же один генерал говорит: «молодец!», а другой при тех же точно обстоятельствах кричит: «мерзавец»?» следовало такое рассуждение:

«Ужели это то самое явление, которое в административной практике известно под именем «независимости власти»? или, быть может, это первые робкие опыты практического применения принципов «самоуправления» (Он же «децентрализация» или кто во что горазд?)… Во всяком случае, нужно было бы предварительно изъять подлежащий по сему предмету трактат…»

В дальнейшем очерк в редакции, опубликованной в «Общем деле», под заглавием «Как высекли действительного статского советника, или Ташкентцы, обратившиеся внутрь» и с указанием имени автора, перепечатывался М. Элпидиным в Женеве в 1891, 1896, 1901 годах и в Берлине в 1903 году, где он был выпущен Г. Штейницем в качестве 68-го выпуска в серии «Собрание лучших русских произведений».


Ташкент еще завоеван не был… — Город Ташкент был взят штурмом русским отрядом под командованием генерала М. Г. Черняева 15 июня 1865 года. Салтыков здесь, вероятно, сознательно смещает даты из цензурных соображений.

…на Западе дело было покончено… — то есть подавлено польское национально-освободительное восстание 1863–1864 годов

Я помню, это было летом. Петербург погибал, стихии смешались. — Салтыков рисует далее картину разгула реакции 60-х годов. Это время «пожаров, покушений, допросов, судбищ, высылок», когда появились «корни и нити» и был «кликнут клич», на который первыми явились «обрусители, задешево получившие куски конфискованных земель», Салтыков подробно характеризует в «Пестрых письмах» (письмо 8-е, т. 16).

Публицисты гремели; общественное мнение требовало быстрой и действительной немезиды. — «Дерзкая инициатива первого слова» в безудержной реакции 60-х годов принадлежала, как отмечал Герцен, газете «Московские ведомости» и ее редактору M. H. Каткову. «Примеру Москвы тотчас последовали провинция и Петербург. Произошло нечто неслыханное в истории: дворянство, аристократия, купечество, словом, все цивилизованное общество империи с шестидесятимиллионным населением, без различия национальности и пола, стало превозносить самые жестокие экзекуции, посылать хвалебные телеграммы, поздравительные адреса, иконы ужасным людям, которые не вышли на честный бой, а занялись умиротворением посредством виселиц» (Герцен, т. XVIII, стр. 208–210).

Как в 1612 году, общество пыталось спасти себя само, без разрешения начальства. — Ироническое сопоставление стихийно начавшейся героической борьбы русского народа в начале XVII века за свое национальное существование с подогревавшейся реакционной печатью и правительством кампанией против «нигилистов» в 60-х годах.

…генерал произносил возмутительную речь <…> не посрамимся, но ляжем костьми. — Салтыков пародирует здесь речь M. H. Муравьева, произнесенную в Московском английском клубе 10 апреля 1866 года: «…я скорее лягу костьми, — сказал Муравьев, — чем оставлю неоткрытым это зло, зло не одного человека, но многих, действующих в совокупности. Господа, мы всеми силами должны стараться об открытии этого зла, и надеюсь, что вы, дворяне, поможете мне в этом» (MB, 1866, № 78, 14 апреля). — Слово «возмутительную» Салтыков здесь употребляет в смысле «призывающую к мятежу».

Так <…> говорил… великий князь Святослав Игоревич, намереваясь вступить в сокрушительный бой с Иоанном Цимисхием… — Сражение между войсками, возглавлявшимися князем Святославом Игоревичем, и войсками византийского императора Цимисхия, произошло в 971 году и закончилось поражением русского князя.

…всех возрастов, состояний и наций. — Возможно, реминисценция из «Братьев-разбойников» Пушкина (1821):

Какая смесь одежд и лиц,

Племен, наречий, состояний!

Из хат, из келий, из темниц

Они стеклися для стяжаний!

Ею подчеркивается разбойничий характер сборища ташкентцев.

…par escouades. — Приведенным в скобках французским военным термином Салтыков подчеркивает тесную связь репрессивной политики самодержавия с приемами подавления революционной и национально-освободительной борьбы, выработанными правительством Третьей империи во Франции.

…у немца всегда русская душа!.. — Немецкая (по происхождению) бюрократия занимала в XVIII–XIX веках многие значительные посты в русских правительственных учреждениях. В сущности, сами цари из династии Романовых, начиная с Петра III и Екатерины II, были чистокровными немцами. Салтыков иронически выделяет здесь те свойства «правительствующих немцев» в России, которые отмечал несколько ранее Герцен в статье «Русские немцы и немецкие русские» (1859), — черствость, холодность, бесстрастие, точность и злость, беспощадность в исполнении «безумных приказов самовластья» (Герцен, т. XIV, стр. 149).

…истинный француз есть тот, который исполняет приказания генерала Пьетри! — В своей продолжительной борьбе с «крамолой», приведшей к деморализации французского народа, Наполеон III опирался на префектов парижской полиции — братьев Пьетри (Пьера-Марии Жоакима). Пьер-Мари занимал эту должность в 1851–1858 годах. Жоаким— с 1867 года.

…666 соискателей… — Количество «крестоносцев», собравшихся в поход против «неблагонадежных» элементов, представлено здесь кабалистическим «звериным» числом, с которым в Апокалипсисе связано появление антихриста.

…встретивши «стриженую»… — К мнению издателя «Московских ведомостей» M. H. Каткова, видевшего в «мерзавках-стрижках» «корни смуты», вскоре присоединилась полиция и широкие круги обывателей, для которых синие очки, короткие волосы, а также отсутствие кринолина у женщин интеллигентского круга стали своего рода признаком политической неблагонадежности — особенно после того, как комиссия для обсуждения мер по рескрипту царя кн. П. П. Гагарину предложила принять решение относительно ношения нигилистами «наружных признаков» их учения или «эмблем». Мужчинам запрещалось носить длинные волосы и синие очки, женщинам — короткие волосы, а также выходить без шиньонов и кринолинов. Нарушителей этого постановления предписывалось забирать в полицию (см. П. Гуревич. К характеристике реакции шестидесятых годов. — Историч. сб. «О минувшем», СПб. 1909, стр. 108–109).

…народной немезиды — «народная немезида» — выражение Пушкина (из стихотворения «Наполеон», 1821 и «Бородинская годовщина», 1831).

…когда я цивилизовал на Западе… — то есть участвовал в кровавом подавлении польского восстания. См. прим. к стр. 53.

…«надзея» — польское слово «nadsieja» (надежда, чаяние), которое участники восстания 1863–1864 годов употребляли как синоним близкой победы.

…кислых щей… — Кислые щи — популярный в то время напиток (шипучий квас).

Ночь, робеющий дворник… — «Ночью с восьмого на девятое апреля начинается период поголовного хватания <…>, — сообщал Н. А. Вормс в л. 231–232 «Колокола» от 1 января 1867 года. — Брали всех и каждого, кто только был оговорен, чье имя было произнесено на допросе кем-нибудь из взятых или находилось в захваченной переписке <…> Не спали ночей и не доедали куска. Они рыскали целые ночи; они выходили на ловлю с захождением солнца и, как тати и разбойники, скрывались при его появлении». При арестах и обысках «ташкентцы» обращались с «нигилистами» «резко и грубо, по-солдатски, на ты, уснащая речь свою площадною бранью и дикими остротами казарменного изделья, с людьми, имевшими несчастье не принадлежать к дворянской касте».

…женерозность… — великодушие (от франц. générosité).

«Alea jacta est; la grandeur, d’âme est à l’ordre du jour», — восклицали мы вслух с Ламартином. — Знаменитую фразу, произнесенную, по преданию, Юлием Цезарем при переходе через реку Рубикон — «Жребий брошен», — Ламартин процитировал 6 октября 1848 года в своей речи во французском Национальном собрании, посвященной вопросу о том, как должен быть избран президент республики — палатой депутатов или всеобщим голосованием: «Alea jacta est! Да выскажутся бог и народ! Что-нибудь должно быть предоставлено и Провидению!» (см. Louis Barthou. Lamartine orateur. Paris, 1916, p. 284). К этому «крылатому выражению» Салтыков присоединил высокопарную сентенцию о «величии души» из декрета об отмене смертной казни за политические преступления, провозглашенного 26 февраля 1848 года французским Временным правительством, членом которого был Ламартин: «Временное правительство, убежденное, что величие души — это высшая политика…» («Moniteur Universel», 1848, 27 февраля). Салтыков резко отрицательно относился к политической деятельности Ламартина, сыгравшего пагубную роль в февральской революции 1848 года.

Была одна минута… — Период общественного подъема после смерти Николая I.

…выползли из нор какие-то волосатые люди и начали доказывать, что «добро», «красота», «истина» — все это только слова, которые непременно нужно наполнить содержанием… — Имеется в виду появление на общественной арене в середине 50-х годов демократов-разночинцев — «новых людей», в частности, некоторые высказывания Чернышевского и Добролюбова в «Современнике» конца 50-х — начала 60-х годов в их полемике с либеральными публицистами и сторонниками «чистого искусства».

…«распорядиться» — то есть высечь (намек на известное выражение помещика Пеночкина в рассказе Тургенева «Бурмистр» — «Записки охотника», 1847).

…вы… друг Грановского? Вы!.. Да он бы на порог квартиры своей вас не пустил!.. — Изображая эволюцию некоторых либералов 40-х годов, ставших откровенными проводниками реакционно-охранительной идеологии, Салтыков имеет в виду и один частный, но широкоизвестный тогда факт, связанный с деятельностью бывшего приятеля Т. Н. Грановского, профессора-востоковеда В. В. Григорьева. Григорьев, писал Герцен в «Колоколе», «особенно прославился поручением в остзейские губернии, имевшим целью осмотр книжных лавок и частных библиотек в случае нужды. Ему содействовали два жандармских офицера при отборе и запечатывании книг. При окончании этого поручения Григорьев был назначен в Оренбург. Проездом через Москву ему вздумалось навестить Грановского, может, и затем, чтоб заглянуть в его библиотеку. Грановский, знавший про подвиги Григорьева, велел своему слуге не впускать его на двор» (Герцен, т. XIII, стр. 30). Намек Салтыкова был особенно злободневен, так как В. В. Григорьев незадолго до того был назначен редактором «Правительственного вестника».

…«он» сидел и читал книгу… — Чтобы убедиться, насколько точно Салтыков передает подробности обысков, в которых вместе с гвардейскими офицерами участвовали и «благонамеренные добровольцы», достаточно сопоставить нарисованные писателем сценки с воспоминаниями Г. З. Елисеева и его гражданской жены о произведенном «разнузданными ташкентцами» обыске в их доме при аресте Елисеева (см. «Шестидесятые годы», М. —Л. 1933, стр. 330–343 и 417–419).

Содержание ее было физиологическое. — Вероятно, имеется в виду книга И. М. Сеченова «Физиология нервной системы» (СПб. 1866), пользовавшаяся популярностью в среде демократической молодежи.

Гражданским браком? проклятым гражданским браком?.. — Вопросы, которые предлагались при аресте, были, «между прочим, следующего сорта: скольких вы имели мужей? сколько раз вы были в гражданском браке? и т. п., только предлагались они в самой омерзительной и возмутительно-циничной форме, приправленные гнусными казарменно-бульварными шуточками. Сколько приходилось вытерпливать, выносить нравственных оскорблений и унижений этим беззащитным женщинам — и передать невозможно!» — писал Н. А. Вормс в «Колоколе» (цит. выше статья «Белый террор»).

…билет! — Так называемые «желтые билеты» выдавались в России профессиональным проституткам, которым они служили видом на жительство. Угроза выдачи «билета» служила для полиции одним из средств дискредитации одиноких или живших в гражданском браке женщин, подозреваемых в «нигилизме». См. об этом в воспоминаниях Е. П. Елисеевой («Шестидесятые годы», указ. изд., стр. 425–427).

…«он» уже «травленый». — В этом эпизоде отражена обстановка ареста А. И. Европеуса и его жены в 1866 году. Европеус уже дважды подвергался арестам и ссылке: как петрашевец— в 1849 году и за участие в тверской либеральной оппозиции. Как отмечал в своих воспоминаниях В. И. Танеев, когда к Европеусу «являлись с обыском, как к старому злоумышленнику, жандармы, то они каждый раз очень удивлялись, не находя ничего, кроме закуски. И закуску эту он любезно разделял с ними». Танеев сообщает, имея в виду именно очерк «Они же», что «Салтыков изложил все это в одном из своих рассказов» («Салтыков в воспоминаниях…», стр. 563).

Все чувствовали, что надо вырвать «зло» с корнем… — «Все наши государственные и общественные интересы требуют, чтобы корень зла был обнажен вполне, — писал M. H. Катков в одной из передовых статей в связи с выстрелом Каракозова. — Страшно подумать, если и теперь, когда зло выразилось таким ужасающим образом, оно не будет раскрыто в своих корнях…» (MB, 1866, № 75, 10 апреля). Той же терминологией воспользовался председатель следственной комиссии по делу Каракозова M. H. Муравьев в своем докладе Александру II («Былое»,1907, № 8/20, стр. 195–199), а вслед за ним и сам царь, заявивший в известном рескрипте кн. П. П. Гагарину от 13 мая 1866 года: «Исследования, производимые учрежденною по моему повелению особою следственною комиссиею, уже указывают на корень зла» (см. «Северная почта», 1866, № 102, 14 мая). Характерно, что в этом же документе Александр II обратился за содействием именно к «ташкентцам»: «…для решительного успеха мер, принимаемых против пагубных учений, которые развились в общественной среде и стремятся поколебать в ней самые коренные основы веры, нравственного и общественного порядка, всем начальникам отдельных правительственных частей надлежит иметь в виду содействие тех других, здравых, охранительных и добронадежных сил, которыми Россия всегда была обильна и доселе, благодаря бога, преизобилует…»

Vae victis! — афоризм, которым, по словам Тита Ливия, галльский царь Бренн на заседании римского сената подчеркнул унизительное положение римлян, побежденных галлами.

От Перми <…> до пламенной Колхиды… — Неточная цитата из стихотворения Пушкина «Клеветникам России» (1831).

«Он», очевидно, был философ… — Возможно, в основу образа этого революционера-философа легли черты П. Л. Лаврова, арестованного и сосланного в связи с каракозовским делом.

«Науки юношей питают…» — из оды М. В. Ломоносова (1747).

…зачитывавшуюся Боклем до чертиков. — Труд Г.-Т. Бокля «История цивилизации в Англии» усердно изучался русской революционной молодежью 60-х годов (см. т. 7, стр. 548). Самый факт чтения его воспринимался реакционерами как одно из проявлений «нигилизма». «Фогт, Дарвин, Молешотт, Бокль — соучастники каракозовского дела, — саркастически замечал в «Колоколе» Герцен. — Их сочинения велено отобрать у книгопродавцев. Вот до какой тупости довели нас духовные министры и бездушные крикуны казенных журналов!» (Герцен, т. XIX, стр. 131).

«Они» сидели и клеили картонки. — Описывается обыск в одной из женских артелей, создававшихся в 60-х годах по образцу, изображенному в «Что делать?» Чернышевского. Первыми вопросами «ташкентцев» к рабочим и работницам мастерских при обысках были: «Получаете ли вы жалованье? не читали ли вам «Что делать?»?» («Колокол», л. 231–232, 1867, 1 января).

В похвалу мне произносились спичи <…> со всех концов сыпались поздравительные телеграммы… — Намек на многочисленные манифестации реакционных дворянских кругов, с восхвалением террористической деятельности председателя комиссии по делу Каракозова M. H. Муравьева, направленной против «нигилистов».

…а к другому, настоящему… — Вероятно, здесь содержится намек на начальника III Отделения генерал-адъютанта гр. П. А. Шувалова. Между гр. П. А. Шуваловым и M. H. Муравьевым существовало в это время острое соперничество. «Шувалову было досадно, что не ему поручено следствие <над Каракозовым>, а Муравьеву было горько, что начальником III Отделения сделали не его, а человека тридцатью годами моложе», — отмечал в 1867 году П. В. Долгоруков в корреспонденции, напечатанной в «Колоколе» (см. Петр Владимирович Долгоруков. Петербургские очерки. Памфлеты эмигранта. 1860–1867, М. 1934, стр. 266).

В «Старом Пекине»… — «Старый Пекин» — ресторан (трактир) на Моховой улице в Петербурге.

…это другой, а не ви!.. — Намек на телесные наказания, которым, по слухам, подвергали в это время арестованных в Петропавловской крепости и в III Отделении. См. прим. к стр. 487.

Пришел, распорядился и ушел! — См. прим. к стр. 15.


Ташкентцы приготовительного класса*


Параллель первая*

Впервые — ОЗ, 1871, № 9, стр. 173–207 (вып. в свет 20 сентября), под заглавием «Ташкентцы приготовительного класса».

При публикации в журнале очерк не имел подзаголовка «Параллель первая», который появился лишь в изд. 1873. Это свидетельствует, возможно, о том, что в августе 1871 года у Салтыкова еще не было намерения продолжить эту публикацию серией цикловых очерков и что такое решение возникло или окончательно оформилось лишь в сентябре — октябре 1871 года, когда он уже напечатал первую параллель и приступил к работе над второй (см. стр. 703).

Текст журнальной публикации очерка содержит немногочисленные, но в ряде случаев интересные разночтения по сравнению с текстом отдельных изданий. Так, перечень авторов «избраннейших романов», книги которых наполняли библиотеку господского дома в селе Перкали, в ОЗ и изд. 1873 был такой: «Габорио, Флобер, Фейдо, Понсон-дю-Терайль и прочее». В изд. 1881 Салтыков заменил Флобера бульварным романистом Монтепеном. По-видимому, эта замена характеризует изменение отношения Салтыкова к Флоберу, с которым он лично познакомился в 1876 году в Париже. Кроме того, рассуждения Nicolas о нигилистах завершались в «Отечественных записках» сатирическим откликом на одно из мест статьи о «нечаевском деле», помещенной в «С.-Петербургских ведомостях» (1871, № 180): «Как сказал один мой знакомый фельетонист, — это Хлестаковы, представители собственной разгоряченной фантазии!» В «С.-Петербургских ведомостях» Нечаев действительно сравнивался с Хлестаковым: «Это Хлестаков-агитатор, Хлестаков, сознательно бросившийся в обман и увлекшийся своей ролью, подобно бессмертному Ивану Александровичу». Эта фраза процитирована Салтыковым в статье «Так называемое «нечаевское дело» и отношение к нему русской журналистики», помещенной в том же номере «Отечественных записок» (см. т. 9, стр. 204). В 1873 году этот намек потерял свою остроту и злободневность, а поэтому и был исключен из текста произведения.

Во всех прижизненных изданиях другом Nicolas значится Сеня Накатников. На самом деле им был Сеня Бирюков, подпись которого стоит под запиской о романтизме. (См. стр. 119.) Однако, исправляя указанную ошибку, К. И. Халабаев и Б. М. Эйхенбаум ввели в изд. 1933–1941 в текст «Первой параллели» Пьера Накатникова, считая, что друг «куколки» и «главный двигатель ташкентской цивилизации» из очерка «Ташкентцы-цивилизаторы» — одно и то же лицо. Так была произведена необоснованная замена одного персонажа другим, никакого отношения не имеющим ни к «куколке», ни к «заведению». В настоящем издании на основе сопоставления комментируемого очерка с «Ташкентцами-цивилизаторами» выявлены и восстановлены подлинные имена персонажей.

В «Отечественных записках» к заглавию очерка было дано авторское примечание: «Что слово «ташкентцы» следует принимать здесь не в буквальном смысле, об этом подробно объяснено в статье «Что такое «ташкентцы»?», напечатанной в «Отеч. записках», 1869, № 1»; оно было снято в отдельном издании.


…в специально устроенные садки… — то есть в «институты для благородных девиц» — для дочерей лиц привилегированного сословия. В этих институтах изучались преимущественно французский язык, танцы и «хорошие манеры».

…а может быть… и сам Александр Дюма-фис. — Александр Дюма-сын женился в 1860 году на русской аристократке Н. Л. Нарышкиной (Кнорринг), бывшей возлюбленной А. В. Сухово-Кобылина. До этого среди любовниц Дюма была другая великосветская русская дама — Л. А. Нессельроде (Закревская). См.: «Воспоминания Бориса Николаевича Чичерина. Москва сороковых годов». М. 1929, стр. 106 и A. Mоруа. Три Дюма. М. 1962, стр. 282–377.

…конфиденткою… — наперсницей (франц. confidente).

Он у меня совсем-совсем куколка!.. — В февральском номере «Отечественных записок» 1870 года, то есть еще до написания «Параллели первой», было напечатано изложение книги Ипполита Тена «Notes sur Paris» («Заметки о Париже») с сатирически острой характеристикой светского молодого человека, пустоголового бонвивана. «Каково же было его воспитание? <…> — писал Тен. — Во-первых, домашнее воспитание, когда мать одевала его, как куколку, и любовалась его милой рожицей» и т. д. В школе «он хвастал своим товарищам, что по воскресеньям, возвращаясь в коллегию, он провожал хорошеньких женщин, что кутил с гризетками, и все это передавалось в выражениях, не особенно приличных» (отд. II, стр. 291–324). Возможно, характеристика эта привлекла к себе внимание Салтыкова, так как этот образ имеет ряд общих черт с образом Nicolas Персианова.

…на другую куколку… — Ольга Сергеевна Персианова — первый по времени тип «куколок» в щедринской галерее пустых и аморальных светских дам (см. «Благонамеренные речи», «Круглый год», «За рубежом», «Письма к тетеньке» и др.)

…национальгарды… — французские национальные гвардейцы (франц. garde nationale). В данном случае, судя по контексту, речь идет о гвардейской офицерской молодежи Петербурга.

Адамант — алмаз

«L’homme qui rit» — «Человек, который смеется» — роман В. Гюго (1869). Главным героем его является акробат Гуинплен.

«Из прекрасного далека» — выражение из «Мертвых душ» Гоголя (1842).

…мальтретированной… — подвергавшейся дурному обращению (от франц. maltraiter).

На семейном совете решено было просить… — то есть решено было обратиться в правительственные инстанции или даже к самому царю с просьбой о наложении опеки на имущество Персиановой, во избежание окончательного разорения ее сына.

…«царь Давид на лире, играет во псалтыре…» — «Псалтырь» — одна из книг Ветхого завета (собрание псалмов) — обычно издавалась в России с изображением псалмопевца — пророка Давида, играющего на струнном инструменте, напоминающем лиру. На этом основывается, вероятно, эта семинарская присказка, неоднократно встречающаяся в произведениях Салтыкова.

…театр Берга… — частный театр на Екатерингофском проспекте; репертуар его состоял из «французских шансонет и интермедий. Сверх того, небольшие русские пьески, гимнастические упражнения, балетные сцены и проч.» (см. Вл. Михневич. Петербург весь на ладони, Часть I, СПб. 1874, стр. 227–228).

…табельным дням. — Табельные дни — дни царских праздников, в которые не функционировали государственные учреждения и учебные заведения.

A Provins // On récolte des roses… — Этот «французский известный романс» из репертуара шансонетной певички Альфонсин («Альфонсинки») Салтыков упоминает в ряде произведений — «Письмах из провинции», «Испорченных детях», «В среде умеренности и аккуратности», «Современной идиллии» и др.

…рукулировал… — ворковал (от франц, roucouler).

…слеза невольная скатилась… — Из «Кавказского пленника» Пушкина (гл. II, стих 243).

…Светлейшего! — Светлейший князь Таврический — титул фаворита Екатерины II, генерал-фельдмаршала Г. А. Потемкина.

…готовил ему блестящую карьеру… — то есть собирался предложить его Екатерине II в качестве очередного фаворита, чтобы сохранить при ней «своего человечка» во время своих продолжительных отлучек из Петербурга. Салтыков намекает на реальный эпизод, относящийся к 1786 году, когда Потемкин представил Екатерине II все с той же целью своего двадцативосьмилетнего адъютанта А. М. Дмитриева-Мамонова.

…то имя… — то есть Екатерину II.

…нашу прекрасную православную религию… (si tu veux, je te donnerai une lettre pour l’excellent abbé Guété). — Смысл этого выражения заключается в том, что аббат Рене Франсуа (Владимир) Гетэ (Guettée) — католический священник и клерикальный публицист перешел в православие и стал его деятельным пропагандистом на Западе.

«Без кормила, без весла»… — Из стихотворения А. К. Толстого «Вздымаются волны…» (1866). В подлиннике «Без весла и кормила».

…ездила даже с визитом к Прудону… — Персианова принадлежала к числу тех представительниц «аристократического камелизма», преисполненных, по выражению Герцена, «избалованности и дурных привычек, каприза, распущенности, кокетства, иногда несправедливости», которые зачастую, «закусив удила», испытывали желание все «делать назло» (Герцен, т. XI, стр. 463). Отсюда и демонстративный визит к Прудону, являвшемуся для русских официальных и светско-обывательских кругов живым воплощением социалистических и революционных идей.

Que la volonté de Dieu soit faitel — выражение из молитвы «Отче наш».

«Mon père est à Paris» — Очевидно, модная шансонетка.

…нигилисты <…> это злые духи… — Беседа Персиановой с сыном представляет собой пародию на суждения реакционных органов печати о нигилизме и «нечаевском деле» (см. т. 9, стр. 194–224). Уподобление нигилистов «злым духам», возможно, является полемическим выпадом против «Бесов» Достоевского.

…они требуют миллион четыреста тысяч голов! — См. прим. к стр. 300.

Они говорят, что наука вздор <…> — что искусство — напрасная потеря времени <…> что всякий сапожник в сто раз полезнее Пушкина… — Ходячие обвинения по адресу революционных демократов-разночинцев 60-х годов, выдвигавшиеся их идейными противниками и «благонамеренными обывателями».

До сих пор я только любила тебя <…> теперь я тебя уважаю! — Персианова дословно повторяет это «древнеримское изречение» из «Бесов» Достоевского (ч. I, гл. 1), пародирующее воззрения Чернышевского на отношения между супругами (в «Что делать?»). Об этом см. подробно: Ф. М. Достоевский, Собр. соч., т. 7, М. 1957, стр. 741.

…сегодня на господском овсе застали целое стадо гусей. Я думаю, что система штрафов была бы в этом случае очень-очень действительна! — Полемический выпад против А. А. Фета. См. прим к стр. 455.

Как скоро откроется вакансия, тогда уж <…> надо будет думать о приискании невесты-с! — Замещать должность священника в православной церкви имели право только женатые (или вдовые) представители «духовного сословия».

«Телесного озлобления…» — выражение из «Скрижали» Арсения Грека. Аргентов, вероятно, напевает семинарскую песенку.

…краеугольные камни… — выражение из Библии (Исайя, 28, 16), означающее «основы».

«Retour des Indes»… — бордоское вино. Для улучшения вкусовых качеств этого вина его отправляли на кораблях к Индии и привозили обратно.

…с гидрою! — Подразумевается «с гидрою революции». Этот фразеологический штамп реакционной публицистики часто высмеивался Салтыковым. См., например, очерк «Самодовольная современность» (т. 7).

Но, даст бог, классическое образование превозможет, и тогда… — После долгих колебаний, связанных с вопросом — «Какая система образования менее способна привести к революции», классическая ли, основанная на изучении двух мертвых языков, или реальная, базирующаяся на точных и естествоведческих дисциплинах (см. «Гражданин», 1872, № 1, 3 января), правительство остановилось на первой системе. 30 июля 1871 года был утвержден гимназический устав, выработанный гр. Д. А. Толстым, утверждавшим, что реформы народного образования 1849–1851 годов «если не единственная, то одна из важных причин так сильно охватившего наше учащееся юношество материализма, нигилизма и самого пагубного самомнения» (см. С. В. Рождественский. Исторический обзор деятельности министерства народного просвещения. 1802–1902, СПб. 1902, стр. 520–525). Новым уставом существенно ограничивались возможности получения законченного среднего и высшего образования разночинно-демократической молодежью.

…utile dulce… — этими словами заканчивается стих 343 «Науки поэзии» Горация.

…c’est Eutrope qu’il faut lire! — Имеется в виду сочинение Евтропия «Breviam historiae Romanae» («Краткий курс римской истории»). Книга эта изучалась Салтыковым в Дворянском институте и в Лицее.

…у Дюссо, Бореля и Донона. — Рестораны Дюссо и Бореля на Б. Морской и Донона на набережной Мойки были в равной степени известны своей дороговизной и как излюбленное место кутежей столичной «золотой молодежи». В этих ресторанах, отмечал современник, «нередко проедаются и пропиваются в один присест такие деньги, которых хватило бы на продовольствие иной голодной деревни в течение целого года» (В. О. Михневич. Наши знакомые, СПб. 1884, стр. 22).

…un nommé comte de Rubempré — un comte de l’Empire… — Фамилия де Рюбампре заимствована Салтыковым из романов Бальзака «Утраченные иллюзии» и «Блеск и нищета куртизанок». Главный герой этих произведений — разночинец Люсьен Шардон взял себе фамилию дворянки-матери — де Рюбампре. Презрительный отзыв Мангушева о «comtes de l’Empire» вызван тем, что ряд французских графских и княжеских фамилий вел свое происхождение не от старинных феодально-аристократических родов, а от «выскочек», получивших титул только при Наполеоне I.

Споленто… — Салтыков называет не существующий в Италии город, чтобы подчеркнуть лживость рассказов Мангушева, его хлестаковство.

…остерию… — Остерия — трактир (итал. Osteria).

…lacrima Christi… — сорт мускатного вина. Изготавливается из винограда, выращиваемого у подошвы Везувия.

…frutti di mare!.. — Мелкие морские животные, употребляемые в пищу жителями Италии.

Бежит, шумит // Гвадалквивир… — неточная цитата из стихотворения Пушкина «Ночной зефир // Струит эфир» (1824).

…из «свинства»… (под этим именем между воспитанниками слывет одна из «наук»). — Н. А. Корф, учившийся, как и Салтыков, в Александровском лицее, упоминает в своих мемуарах о профессоре русской словесности П. Е. Георгиевском, прозванном учениками «Пепка» и читавшем «какую-то невозможную пиитику по своей книге, прозванной нами «Пепкино свинство» (PC, 1884, № 5, стр. 377–378). Название этого учебника: «Руководство к изучению русской словесности, содержащее в себе основные начала Изящных Искусств, теорию Красноречия, Пиитику и краткую Историю Литературы, составленное профессором императорского Царскосельского лицея и императорского Училища правоведения Петром Георгиевским. В четырех частях. Издание второе, исправленное и дополненное», СПб. 1842 (первое издание вышло в 1835 году). Белинский в рецензии на этот учебник охарактеризовал его как «чудовище и чудище» (В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. VI, М. 1955, стр. 344–347). В девятом письме из цикла «Письма к тетеньке» Салтыков также упоминает о «Пепкином свинстве» (см. т. 14).

…«Черты» — Книга «Черты деятельного учения веры…», законоучителя Царскосельского лицея Иоакима Кочетова. 3-е издание вышло в Петербурге в 1842 году.

«Чучело» — прозвище, данное лицеистами упомянутому выше профессору Георгиевскому.


Параллель вторая*

Впервые — ОЗ, 1871, № И, стр. 247–290 (вып. в свет 19 ноября), под заглавием «Ташкентцы приготовительного класса (вторая параллель)».

К моменту публикации очерка в «Отечественных записках» у Салтыкова уже сложился план продолжения «Ташкентцев приготовительного класса», что и было обозначено им в примечании, сделанном к заглавию очерка в тексте «Отечественных записок» и снятом в отдельном издании. «Автор предполагает представить читателям несколько параллелей «ташкентцев» и потом провести каждую параллель особо, начиная с приготовительного класса, через все фазисы приличной ей деятельности. В настоящем очерке изображается «ташкентец» низшего сорта, «ташкентец», который не пойдет далеко, а будет только слепым орудием. Авт.».

В отличие от «Параллели первой», в очерке изображена провинциальная помещичья семья, взрастившая «ташкентца», который, по мысли Салтыкова, в будущем должен быть «только слепым орудием». Важную и даже решающую роль в его духовном формировании сыграло учебное заведение, быт и нравы которого способствовали развитию у воспитанников «палаческих» способностей и задатков, являющихся неотъемлемым качеством ташкентца, не посягающего на занятие высоких постов и ограничивающегося исполнением вторых и третьих ролей.

Обращаясь в «Параллели первой» к изображению казенного учебного заведения, Салтыков использовал свои воспоминания, относящиеся к пребыванию в 1836–1838 годах в стенах Московского дворянского института. Подтверждением этому является, в частности, и выступление писателя Г. П. Данилевского, также учившегося в институте и пытавшегося в статье «Г. Щедрин, побиваемый собственными друзьями» обвинить Салтыкова в искажении общей картины школьного быта и духовной атмосферы в Московском дворянском институте 30-х годов (см. стр. 671).

Тексты отдельных изданий и журнала совпадают, за исключением мелких стилистических поправок, сделанных при подготовке изд. 1873.


Настоящая его фамилия Хмылов… — Салтыков наделяет главного героя этой «параллели» фамилией пермского исправника, чудовищные злоупотребления которого приобрели в это время широкую огласку вследствие сенатской ревизии Пермской губернии (см. ВЕ, 1871, № 10, стр. 630–659. См. также «Итоги» — т. 7, стр. 441–444).

…Танька, ростокинская разбойница… — Героиня лубочного произведения «Танька, разбойница ростокинская, или Царские терема, историческая повесть XVIII столетия…», сочинения Сергея…кого, в 3-х частях, М. 1834.

…«Дуб и Трость»… — басня И. А. Крылова (1805).

…вред, от наук происходящий, был приведен российскими романистами и публицистами в достаточную ясность… — Салтыков имеет в виду А. Ф. Писемского, Н. С. Лескова, В. П. Клюшникова, В. П. Авенариуса, Вс. Крестовского и других авторов «антинигилистических» романов. в которых «нигилисты» изображались как «недовольные изверги, негодяи и чудовища-революционеры» (В. И. Ленин. Сочинения, т. 22, стр. 87), а увлечение студенчества естественными дисциплинами рассматривалось как основная причина их «нигилистических» воззрений. С подобных же позиций обрушивалась на революционную молодежь, на «реальные науки» и реакционно-охранительная печать, в особенности «Московские ведомости» Каткова (см. статью «Уличная философия», т. 9). Об инспирировании правительством открытого похода на материалистические учения см. т. 7, стр. 666.

…monsieur Menuet, маленький поджарый французик… — Как отмечает С. А. Макашин, «колоритнейший сатирический тип «господина Менуета» из «Господ ташкентцев» находит свой прямой реальный прототип в лицейском французском гувернере monsieur Menuet — г. Менюе, — которого лицеисты звали не иначе как «Менуетом». — С. Макашин. Цит. соч., стр. 498.

Иди ж, душа, во ад и буди вечно пленна… — заключительная реплика Димитрия из трагедии А. П. Сумарокова «Димитрий Самозванец» (1771; д. V, явл. 5). Цитата приведена неточно. В подлиннике: «Ступай».

…пудретное заведение… — фабрика, производящая сухие удобрения из человеческих экскрементов.

…какой урядник будет сечь, Кочурин или Купцов… — В восьмой главе цикла «Недоконченные беседы» (т. 14) Салтыков также упомянул о двух урядниках-экзекуторах, служивших в Московском дворянском институте, — Качурине и Купцове. «Качурин был солдат добрый и сек больно, но без вычур; Купцов сек и в то же время как бы мстил секомому» (см. также С. Макашин. Цит. соч., стр. 100).

Амченина… — Амченин — житель Мценска или Мценского уезда (простореч.).

…грамматику Цумпта… — «Краткая латинская грамматика Цумпта» — сокращенный перевод немецкого учебника: «Auszug aus С. G. Zumpt’s lateinischer Grammalik. Zum Gebrauch für untere und mittlere Klassen gelehrter Schulen» — одна из книг, по которым в детстве учился Салтыков. Первое издание русского перевода вышло в Москве в 1832 году.

…фалетур? — искаженное «форейтор» — верховой, правивший передней парой лошадей при запряжке цугом.

…растаг — дневка на походе, день роздыха (нем. Rastag).

…«иже еси на небеси» (церковнослав.) — из молитвы «Отче наш».

…как тать в нощи — как вор ночью (церковнослав.) — выражение из Библии Перв. поел, к фессалоникийцам (5, 2).

…уступкой маммоне… — Маммоном у древних сирийцев и евреев назывался бог богатства. В переносном значении — само богатство. Употребляется также в значении «брюхо» и «утроба».

«Раскидывал свой шатер…» — выражение из Библии (Бытие, 13, 12).

…болона — шишка.

…необходимо сказать <…> о братце Софроне Матвеевиче. — Образ Софрона Матвеевича является своего рода «этюдом» к Иудушке Головлеву — герою романа «Господа Головлевы» (т. 13). «Палач» Хмылов представляет собой как бы первоначальный эскиз Степки-балбеса из того же романа.

…стихирами и прокимнами. — Стихира — церковное песнопение на библейские сюжеты; прокимен — стих из псалтыри.

Статский советник Ноздрев у нас был… — Этот персонаж «Мертвых душ» Гоголя встречается в качестве действующего лица во многих произведениях Салтыкова.


Параллель третья*

Впервые — ОЗ, 1872, № 1, стр. 243–296 (вып. в свет 16 января), под заглавием «Ташкентцы приготовительного класса (третья параллель)».

Текст отдельных изданий не имеет значительных отличий от журнальной редакции. При подготовке изд. 1873 проведена мелкая стилистическая обработка текста.


Князь Тарелкин — сатирически обобщенный тип боярина — перебежчика и предателя в период т. н. Смутного времени. Возможно, что Салтыков заимствовал эту фамилию из нашумевшей пьесы А. В. Сухово-Кобылина «Смерть Тарелкина», незадолго до того вышедшей в свет (1869).

…маркиза Шассе-Круазе, который <…> прибежал из Парижа в Россию… — то есть спасаясь от революционного террора 1793–1794 годов. О фамилии этого персонажа «Господ ташкентцев», «Скрежета зубовного» и «Писем к тетеньке» см. т. 3, стр. 617–618.

В Шлюшине… — Шлюшино — в просторечии — Шлиссельбург.

Вот и марки почтовые проявились! — В России почтовые марки были введены в 1857 году.

…инспекторский департамент упразднен! — Инспекторский департамент министерства внутренних дел был упразднен в 1858 году.

Я сам в комиссии о распространении единомыслия двадцать лет членом состоял… — Одно из частых у Салтыкова переосмыслений названия правительственно-бюрократических комиссий, работа которых отличалась полнейшей бесплодностью. В данном случае варьируется заголовок известного сатирического «проекта» Козьмы Пруткова — «О введении единомыслия в России», впервые опубликованного в № 9 «Свистка» («Современник», 1863, № 4). Автором «проекта» Пруткова был В. М. Жемчужников.

…почтовые ящики… — Первые почтовые ящики в Петербурге и Москве появились в 1848 году, однако повсеместное их распространение относится к последующим десятилетиям.

…древле Захария, священник Авиевой чреды, на склоне дней своих <…> оная Елизавет! — По евангельскому сказанию, у священника Захарии и жены его Елизаветы родился сын (будущий Иоанн Креститель), когда Захария был уже в весьма преклонном возрасте (Лука, 1, 5-25).

…взыгра младенец во чреве моем! (церковноелав.) — выражение из Евангелия (Лука, 1,44).

Христины Карловны Либефрау. — Фамилия акушерки в переводе с немецкого означает «милая женщина».

…«часы» слушать… — Часы — богослужение в православной церкви.

…из-под арки Главного штаба… — знаменитая арка архитектора Росси, соединяющая Дворцовую площадь с Большой Морской и Невским проспектом. К «неоглядной пустыне, обрамленной всякого рода присутственными местами», то есть через арку Главного штаба, обычно двигался «чиновничий ход» (см. «В среде умеренности и аккуратности», т. 11).

Лаишев <…> стоит при реке Волге… — Ошибка: город Лаишев расположен на берегу Камы.

«Заведение» <…> имело специальностью воспитывать государственник младенцев. — В этой обобщенной характеристике привилегированного учебного заведения явственно проступают черты Петербургского императорского училища правоведения, учрежденного в 1835 году «для образования благороднейшего общества на службу по судебной части». Салтыкову были хорошо известны порядки, царившие в этом училище, так как в годы его пребывания в Александровском лицее правоведы и лицеисты находились в тесном общении друг с другом. Воспитание «государственных младенцев» подробно охарактеризовано в «Испорченных детях» (т. 7, стр. 361–397).

…мсьё Петанлер… — Фамилия эта в переводе с французского означает «ветрогон» (pet-en-l’air — очень короткий домашний пиджак).

«Les Novogorodiens disaient oui, et disaient oui et perdirent leur liberté». — Буквальный, почти бессмысленный перевод русской исторической поговорки «Новгородцы та́кали, та́кали да Новгород и прота́кали», вероятно, связанной с насильственным присоединением Новгорода и его владений к Московскому княжеству (1478). Перевод этот Салтыков приводит в нескольких своих произведениях (см., например, «Помпадуры и помпадурши» — т. 8, стр. 500). В «Письмах к тетеньке» (т. 14) он ссылается на какую-то «хрестоматию Тампе», в которой эта поговорка помещена.

«Раздался звук вечевого колокола — и дрогнули сердца новгородцев». — Неточно приведенные начальные строки исторической повести H. M. Карамзина «Марфа Посадница, или Покорение Новагорода» (1803).

«De viris illustribus»… — известное сочинение Плутарха (в латинском переводе) — «Сравнительные жизнеописания».

Судебная реформа… — 20 ноября 1864 года Александром II был утвержден новый судебный устав, которым сословные суды заменялись общими для всех сословий учреждениями и вводился институт присяжных заседателей.

…о каких-то баснословных кушах… — Речь идет о громадных гонорарах, получаемых некоторыми адвокатами за участие в защите обвиняемых, вопреки всем правилам и ограничениям. См. об этом в «Дневнике провинциала».

…грек… — Этим словом (франц. le Grec) обозначался человек неблаговидного поведения — шулер, мошенник, шпион.

…место председателя конкурса… — В буржуазном торговом праве — удовлетворение требований нескольких кредиторов к «несостоятельному должнику» («конкурс») производится посредством «конкурсного управления», состоящего из коллегии кредиторов, в состав которой часто вводятся и юристы. После судебной реформы, в 1868 году, были выработаны особые правила для конкурсных дел, подсудных окружным судам; они оставляли, однако, простор для всякого рода злоупотреблений.

Что под каждым здесь листом // Ты найдешь и стол и дом… — Перефразировка известного двустишия из басни И. А. Крылова «Стрекоза и Муравей» (1808).

…спирало в зобу дыхание. — Из басни И. Л. Крылова «Ворона и Лисица» (1807). У Крылова: «От радости в зобу дыханье сперло».

С одной стороны — лестная обязанность защищать общество… — Ироническая характеристика обязанностей прокурора в пореформенном суде.

С другой — лестная обязанность ограждать невинного… — Столь же ироническая характеристика обязанностей адвоката.

…татары бегают… — В самых модных ресторанах Петербурга того времени прислуга набиралась преимущественно из татар (см. А. Бахтиаров. Брюхо Петербурга, СПб. 1888, стр. 232–233).

Рыбари — продавцы рыбы.

…талия — круг карточной игры до срыва банка.

…камелия… — содержанка (так стали называть кокоток после сенсационного успеха романа и драмы А. Дюма «Дама с камелиями» («La Dame aux Camélias», 1848–1852), главной героиней которого являлась парижская кокотка Маргерит Готье.

…завелась игра в суды. — Историк училища правоведения отмечает, что в это учебное заведение доставлялись «решенные гражданские и уголовные дела из архивов разных присутственных мест низших и средних инстанций, которые разбирались воспитанниками под руководством профессоров; по ним воспитанниками составлялись доклады и решения как будущими секретарями и судьями» (Георгий Сюзор. Ко дню LXXV юбилея Императорского училища правоведения, 1835–1910 гг. (Исторический очерк), СПб. 1910, стр. 189). Эпизод «игры в суд» дал сатирику повод для пародирования процедуры нового суда и обличения беспринципности адвокатов и прокуроров, а также неподготовленности присяжных заседателей. Салтыков высмеивал при этом шаблонные приемы ораторского искусства, заимствованные из французской судебной практики, что подчеркивается приведением французских слов в скобках.

…от неключимости… — Неключимость — бесполезность.

…суд скорый, милостивый и правый… — Ирония по поводу указа Александра II от 20 ноября 1864 года о введении судебной реформы. Говоря о новых судебных уставах, Александр II заявлял: «Рассмотрев сии проекты, Мы находим, что они вполне соответствуют желанию Нашему водворить в России суд, скорый, правый, милостивый и равный для всех подданных наших» (СПб. вед., 1864, № 271, 23 ноября).

…заправских адвокатов из породы jeunes premiers. — См. об адвокатах этого типа в «Дневнике провинциала» — на стр. 365, а также в «Благонамеренных речах» (т. 11). jeune premier — актерское амплуа; «первый любовник».

…знаменитые духи, советовавшие господину Корбе в такую-то ночь посильнее взволновать г-жу Алымову. — Скончавшийся 27 декабря 1870 года помещик К. Ф. Корбе оставил завещание, по которому предоставил все свое имущество в пожизненное безотчетное пользование своей любовнице, капитанше Е. М. Алымовой — спиритке, служившей ему в качестве «медиума» при сношениях с «духом» покойного брата ее деда — Василия Соколинского. Поскольку Корбе подробно записывал все высказывания своего загробного «собеседника», внушавшего ему, что он должен любить Алымову «супружеской любовью», написать в ее пользу завещание, систематически истязать своего малолетнего сына и т. п., суду удалось установить, что он служил объектом бесстыдной эксплуатации со стороны авантюристки. Нашумевший процесс Алымовой, проходивший в Екатеринославе с 30 сентября по 2 октября 1871 года, широко освещался в печати. На суде зачитывались многочисленные выдержки из записей Корбе, в которых встречались следующие «повеления деда»: «Будь покровителем дочери моей! будь ее вожатым, будь ее опорою, люби ее, как Христос возлюбил церковь, делись с ней всем». «Соединяю союз ваш, но не раньше ночи», — вещал «дед», требуя далее, чтобы «внук покрепче взволновал внучку» (СПб. вед., 1871, № 314–315, 14–15 ноября).

…жалкой теории абсолютной невменяемости… — По-видимому, имеются в виду воззрения Чернышевского, Добролюбова и их последователей, подчеркивавших социальную обусловленность преступности.

…преступник, как говорит бессмертный Гегель, не только имеет право на наказание, но может даже требовать его… — Имеется в виду § 100 «Философии права» Гегеля: «Поражение, постигающее преступника, не только справедливо в себе, — в качестве справедливого поражения оно представляет собою вместе с тем его в себе сущую волю, наличное бытие его свободы, его право, — а есть также право, положенное в самом преступнике, то есть оно положено в его налично сущей воле, в его поступке…» (Гегель. Соч., т. VII, М. —Л. 1934, стр. 117).

Для обвинения в диффамации тут нет повода… — Согласно Уложению о наказаниях, лица, виновные в диффамации, то есть в «оглашении в печати о частном или должностном лице, или обществе, или установлении такого обстоятельства, которое может повредить их чести, достоинству или доброму имени», подвергались денежному штрафу и тюремному заключению (ст. 1039 и 1535).

…гард де-ссо! — министр юстиции (франц. garde de sceau).

…Плотицына сегодня во сне видел! — Намек на нашумевшее судебное дело, возбужденное в 1869 году против моршанского купца-миллионера М. Плотицына, обвиненного в распространении скопческой ереси и в попытке дать взятку полицейским властям. Огромное состояние Плотицына возбуждало в адвокатской среде самые неумеренные вожделения. Выступить в качестве его защитника значило получить огромный денежный куш и приобрести широкую известность. «Одно из больших развлечений адвокатуры составляют так называемые миллионные дела», — отмечалось в «Судебном вестнике» (1869, № 179, 17 августа).

…такую «деверию» завел… — Французская исполнительница главной партии в опере-буфф Жака Оффенбаха «Прекрасная Елена», Деверия, во время пребывания в России совмещала сценические выступления с амплуа содержанки; ее скандальные похождения были широко известны в обществе, обсуждались столичными периодическими изданиями и т. п.

…Катериновке… — Катериновка — Екатерининский канал в Петербурге (ныне Канал Грибоедова), о сомнительной чистоте которого иронически отозвался еще Гоголь в «Невском проспекте». К 70-м годам загрязненность канала достигла такой степени, что его собирались совсем засыпать.

Акрид… — Акриды — съедобные насекомые вроде саранчи. О них упоминается в евангельской легенде об Иоанне Крестителе, который в пустыне «ел акриды и дикий мед», то есть жил впроголодь (Марк, 1,6).

«бульи»… — отварная говядина (от франц. bouilli).

…которая двадцать миллионов долларов в наследство получила! — См. об этом сенсационном сообщении, появившемся в петербургской печати и оказавшемся чистейшим блефом, в «Русском мире» (1872, № 94, 11 апреля). Наследницей мифического американского миллионера Л-е называлась «одна проживающая в Петербурге бедная старушка».

…поднимать завесу будущего… — Крылатое выражение, связанное с тем, что в египетском храме, посвященном богине Изиде (в Заисе), находилась статуя, которая была покрыта завесой со следующей надписью: «Я то, что было, что есть и что будет: завесы моей еще ни один смертный не поднимал». В данном случае Салтыков приводит это выражение как образец словесного штампа, характерного для судебных ораторов того времени; нередко он применял его в эзоповском смысле — как обозначение социалистических устремлений и идеалов.

…кулеврина! — старинная пушка (франц. coulevrine). В данном контексте: «подвести мину».

…фетировать — чествовать (от франц. fêter).

…с капитанским чином на плечах… — По табели о рангах, гражданский чин VIII класса (коллежский асессор), который давался при успешном окончании училища, приравнивался к военному чину «капитан» (тоже VIII класса).


Параллель четвертая*

Впервые — ОЗ, 1872, № 9, стр. 1-60 (вып. в свет 18 сентября), под заглавием «Ташкентцы приготовительного класса (Параллель четвертая)».

Тексты отдельных изданий идентичны, за исключением ряда сокращений, произведенных в заключительной части очерка при подготовке изд. 1881.

Возможной причиной удаления из текста нескольких небольших фрагментов явилось появление в 1880 году первого отдельного издания «Господ Головлевых», так как некоторые характеристики Порфиши Велентьева были близки к соответствующим характеристикам Порфирия Головлева, что и могло побудить автора после завершения «Господ Головлевых» снять некоторые строки в «Параллели четвертой» и тем самым ослабить бросающуюся в глаза генетическую связь двух указанных персонажей.

Приводим текст сокращенных в 1881 году фрагментов:

1. Стр. 260. «…и принимали самый фантастический характер…» (в ОЗ и изд. 1873: характер!) — после этих слов в ОЗ и в изд. 1873 следовала заключающая абзац фраза:

То были целые последовательные сны, в которых он чувствовал себя таким же реальным действующим лицом, как и в реальнейшей из действительностей.

2. Стр. 260. «…умножает, поверяет и получает проценты...» (в ОЗ и в изд. 1873 вместо многоточия — точка). — После этих слов в ОЗ и в изд.1873 была следующая заключающая абзац фраза:

Словом сказать, процесс созидания, имеющий исходною точкой неразменный червонец, продолжается до тех пор, пока Порфиша окончательно не запутывается в громадности счетов.

3. Стр. 261. «…запутывается в собственных тенетах». — После этих слов в ОЗ и в изд. 1873 следовало: «в виде громадного ряда счетов и цифр».

4. «…наименование «внезапно данной пощечины». — После этих слов в ОЗ и в изд. 1873 следовало:

Никто не подозревал, что Порфиша рассеян единственно потому, что его занимают высшие финансовые соображения.

5. Стр. 262. «…вручил «следуемое по положению». — После этих слов в ОЗ и в изд. 1873 следовало: «Разговор шел оживленный и самый дружеский».

6. Стр. 265. «…она носила чисто отвлеченный характер», — После этих слов в ОЗ и в изд. 1873 следовало:

Порфиша неутомимо преследовал финансовую и экономическую суматоху, но преследовал ее бескорыстно.

7. Стр. 266. «…тем более умилялась его душа». — После этих слов в ОЗ и в изд. 1873 следовало:

Самое накопление привлекало его не столько как накопление, сколько как повод для приведения в действие тех самоновейших и усовершенствованных приемов, посредством которых оно достигается.

Наконец, наступил 1857 год, который всем открыл глаза. — 20 ноября 1857 года в рескрипте Александра II виленскому генерал-губернатору В. И. Назимову была впервые изложена правительственная программа крестьянских реформ.

…либералов-пенкоснимателей… — Этот термин был известен читателям, так как пятая глава «Дневника провинциала» (см. ниже), где подробно говорится о «пенкоснимателях», уже была опубликована в «Отечественных записках» — см. прим. к стр. 388.

…акционерные компании нарождались одна за другою… — Бурный рост акционерных компаний в России конца 50-х годов рельефно характеризуется следующими цифрами: в 1855 году их было основано 5, в 1856 — 8, в 1857 — 15, в 1858 — 43. См.: Л. Е. Шепелев. Акционерное учредительство в России (историко-статистический очерк). Сб. «Из истории империализма в России», М. — Л. 1959, стр. 136–139.

…созию… — двойника (франц. sosie) — по имени персонажа комедии Мольера «Амфитрион».

Оно увидело в них баловней фортуны, гениальных самоучек… — К этим «баловням фортуны», появившимся на общественной арене во второй половине 50-х годов, Салтыков относил, в первую очередь, известного откупщика-публициста, «миллионщика» В. А. Кокорева, начавшего свою карьеру сидельцем в питейном доме. Характерен отзыв о нем поэта и переводчика Н. А. Струговщикова, видевшего в Кокореве «величайшего гения русской земли» (см. А. В. Никитенко, Дневник, т. 2, М. 1955, стр. 118).

…поговорить о Василье Поротоухове при случае. — См. стр. 582.

Патристика — раздел богословия, посвященный разбору учения и «житиям» основоположников раннего христианства, так называемых «отцов церкви» (от лат. pater — отец).

…догматического богословия… — изложение системы и истории религиозных догматов.

…неизгладимое клеймо племени Левитова. — В духовных учебных заведениях конца XVIII — начала XIX века учащимся нередко присваивались своеобразные фамилии, переходившие затем к их потомкам. Вследствие этого легко угадывалось «духовное происхождение» носителя подобной фамилии (левиты — наследственный класс священнослужителей у евреев).

…Оболдуй-Щетина-Ферлакур… — Последняя часть этой татарско-русско-французской фамилии в переводе с французского означает «ухаживать, ходить на поклон» (faire la cour).

…проект «немедленного воссоединения унии…» — то есть воссоединения униатов с православием. В областях, находившихся под управлением Речи Посполитой, православные были в конце XVI века присоединены «унией» к римско-католической церкви, однако сохраняли в известной мере прежние религиозные обряды. На территории, отошедшей после раздела Польши к России, униаты стали постепенно переходить в православие. В данном случае говорится о мерах, принятых для насильственного массового перехода в православие униатов после Полоцкого собора 1839 года.

…вопрос о папской непогрешимости <…> повергающий в смущение современную католическую Европу! — Папа Пий IX провозгласил в 1867 году догмат о полной непогрешимости «наместника Христа» во всех вопросах. Передовые общественные круги Европы были в высшей степени возмущены этими средневековыми акциями, целью которых было усиление клерикализма; тем не менее в 1870 году этот догмат был утвержден Ватиканским собором.

…совлечь с себя ветхого семинариста и облечься в ризу серьезного молодого человека… — Ироническая перефразировка выражения из Библии — о необходимости совлечь с себя «ветхого человека», «облечься в нового» (Посл. ап. Павла к римлянам (6, 6), ефесянам (4, 22) и колоссянам (3, 9).

О «телесном озлоблении» — См. прим. к стр. 104.

Двадцатые годы были уже на исходе, и прежний пиетизм заменился страстью к законодательству. — Последние годы царствования Александра I характеризовались усилением религиозно-мистических настроений в дворянской и — особенно — придворной среде (см. т. 8, стр. 385). В начале царствования Николая I была предпринята обширная кодификационная работа, выполненная под руководством M. M. Сперанского в 1826–1835 годах.

…редижировались… — Здесь: редактировались (от франц. rédiger).

…«яко видевшим процветший в единую от нощей жезл Ааронов» — По библейской легенде, бог избрал первосвященником еврейского народа патриарха Аарона. Предпочтение это выразилось в том, что «жезл Ааронов», положенный в скинию откровения вместе с одиннадцатью другими жезлами, внезапно «расцвел, пустил почки, дал цвет и принес миндали» (Числа, 17, 5–8).

…эйзенахский уроженец фон Юнгфершафт, в то время уже возведенный в графское Российской империи достоинство. — Возможно, здесь содержится намек на Егора Францевича Канкрина, уроженца гессенского города Ганау, с 1823 года — министра финансов Российской империи. В графское достоинство он был возведен в 1829 году. Фамилия «Юнгфершафт» в переводе с немецкого языка означает «свежеприобретенный».

Франко-германской распри еще не существовало… — Начало ухудшения франко-германских отношений обычно относят к 1866 году.

…вопрос о национальностях дремал под сению венских трактатов… — Решениями Венского конгресса 1814–1815 годов, созванного после победы коалиции европейских государств над Наполеоном I, карта Европы была перекроена без всякого учета национальных особенностей разделяемых и сливаемых государств. Венские трактаты — международные договоры, принятые на Венском конгрессе. Они направлены были против национально-освободительного движения в европейских странах.

Менажировать — щадить (от франц. ménager).

Дормез — дорожная карета, приспособленная для сна в пути. Экипажи, изготовленные московским каретным мастером Иохимом, пользовались наилучшей репутацией.

…губернский город Семиозерск. — Одно из обычных в салтыковской топонимике названий губернского города, восходящее отдельными своими чертами к Рязани.

Казенная палата — губернское учреждение, подчиненное министерству финансов и ведавшее денежными делами губернии, сбором податей и пр. Салтыкову был особенно хорошо известен характер деятельности этого учреждения, так как в 1865–1868 годах он являлся председателем (управляющим) казенной палаты в Пензе, Туле и Рязани.

…мундир с шитьем шестого класса… — Каждому чину, в соответствии с табелью о рангах, был присвоен особый мундир с шитьем, пышность которого увеличивалась соразмерно со ступенью, занимаемой в чиновной иерархии. Шестой класс «коллежских» чинов принадлежал к числу «средних», и шитье на его мундире отличалось сравнительной скромностью.

…отыскивать жемчужное зерно в навозе… — Намек на басню Крылова «Петух и Жемчужное Зерно» (1809).

Всякому свое… — Перевод латинского крылатого выражения «suum cuique», часто употреблявшегося Салтыковым на языке подлинника.

…с презуса… — Презус — здесь: председатель казенной палаты.

…губернского правления… — Губернское правление — высшее административное учреждение губернии.

…были тайные поборники масонства, многие числились членами библейского общества… — Библейское общество, учрежденное в России в 1812 году, ставило своей задачей распространение Евангелия и прочих «священных» книг на русском языке и языках других национальностей. В 1826 году библейское общество было официально распущено.

…«благословиши венец лета благости твоея, господи!» — «Венчаешь целый год благости твоей, господи» (Псалтырь, 64, 12). — Салтыков с поразительной смелостью иллюстрирует приводимое грабительское «кредо» советника питейного отделения рядом библейских текстов, подчеркивая круговую поруку чиновных «столпов» самодержавия с официальной религией.

…лепта вдовицы… — евангельское выражение, означающее скромное приношение (Марк, 12, 42; Лука, 21, 1–4). Лепта — мелкая монета у древних евреев и у греков; …всякое даяние благо… — евангельское изречение (из Послания апостола Иакова — 1, 17); …и всяк дар совершен… — из того же Послания (1, 17); …ему же дань — дань, ему же честь — честь, ему же оброк — оброк… — Парафраз части стиха 7 гл. 13 «Послания апостола Павла к римлянам»: «Итак, отдавайте всякому должное: кому по́дать, по́дать; кому оброк, оброк; кому страх, страх»; …Ищите и обрящете… — выражение из Евангелия (Матф. 7, 7; Лука, 11, 9); обрящете (церковнослав.) — найдете.

…без лажа… — Лаж — приплата сверх номинальной цены денежных знаков.

…не человеком солгал еси, но богу! — евангельское выражение (Деян., 5, 4).

Подобно Иову, воскликнул: бог дал, бог и взял… — выражение из Библии (Книга Иова, 1, 21).

…принадлежал к секте скакунов, был пойман на радении в инженерном замке… — В 1817 году в петербургском Михайловском замке (позже носившем название Инженерного) была обнаружена хлыстовская секта, собиравшаяся на частной квартире у подполковницы Татариновой. Хлысты эти, числом до сорока, принадлежавшие к разным слоям общества, преимущественно к великосветским, собирались по воскресеньям на «радения» и после совместных молитв и «пророчеств» принимались исступленно вертеться. Через несколько лет в Коломенской части Петербурга появилась сходная секта, члены которой, вместо верчения, прыгали на одной ноге, отчего прозваны были «скакунами». Салтыков называет здесь хлыстов Инженерного замка («адамистов») скакунами (см. Ф. В. Ливанов. Раскольники и острожники, СПб. 1868, стр. 68–80 и 111–112. Ср. т. 8, стр. 582).

Полуимпериалы… — русские золотые монеты пятирублевого достоинства. Серенькие… красненьких… — ассигнации пятидесятирублевого и десятирублевого достоинства; и синеньких… — Пятирублевые ассигнации были синего цвета.

…присяжные… — здесь «доверенные служители при деньгах» (см. «Толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля», т. III, СПб. — М. 1882, стр. 450).

Одаренный от природы домовитыми инстинктами евангельской Марфы, он прикидывался беспечною Марией, и ни о чем так охотно не беседовал, как о масле, мирре и благовониях. — По евангельскому преданию, Христос посетил дом двух сестер — Марфы и Марии. Первая из них принялась тотчас же хлопотать по хозяйству, вторая же села у ног Христа, жадно вслушиваясь в его слова. Христос упрекнул Марфу за то, что она «заботится и суетится о многом», в то время как ее сестре «одно только и нужно» и что она «избрала благую часть» (Лука, 10, 38–42). Называя «масло, мирру и благовония» излюбленным предметом бесед Велентьева, Салтыков подчеркивает его ханжество и лицемерие.

…талек… — тальки — мотки ниток.

…отыскивали княжеское достоинство… — то есть добивались признания их князьями.

Герольдия — ведомство по делам о титулах и дворянских привилегиях.

…Амалата и Азамата. — Салтыков присваивает этим двум своим персонажам имена героев кавказских произведений А. Бестужева-Марлинского и Лермонтова — «Аммалат-бек» (1832) и «Бэла» (1839).

Магуль-Мегери — красавица турчанка, героиня сказки Лермонтова «Ашик-Кериб» (1837).

…стразовыми — из поддельных бриллиантов (страз — сорт стекла).

…пощечиться — поживиться.

…«Черную шаль»… — романс А. Н. Верстовского (1823) на слова Пушкина.

…в одно из аристократических заведений Петербурга… — Имеется в виду Александровский лицей.

…егермейстеры… — Егермейстер — придворный чин (начальник придворных егерей).

…вопрос о воссоединении латышей… — Латыши в основном принадлежали к лютеранскому вероисповеданию. В 40-х годах часть из них перешла в православие, рассчитывая на различные преимущества, вроде освобождения от рекрутской повинности, получения «работы и хлеба» и пр. Царское правительство вскоре постаралось избавить их от этих иллюзий. См. «Справку по делу о присоединении к православию крестьян Прибалтийских губерний» («Чтения в императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете», 1865, июль — сентябрь, книга третья, стр. 144–172).

…прием, носящий специальное наименование «внезапно данной пощечины». — Намек на «педагогическую» теорию Н. А. Миллера-Красовского, который в книге «Основные законы воспитания» (СПб. 1859), подвергшейся едкому разбору Н. А. Добролюбова («Современник», 1859, № 6), рекомендовал воздействовать на ученика «сильным моментным потрясением», поясняя этот тезис следующим примером: «Петя с такой быстротой получил <от учителя> три пощечины, что совсем растерялся, заплакал и давай просить у матери прощенья» (стр. 50–54). О педагогическом «методе» Миллера-Красовского Салтыков упоминает в «Испорченных детях» (1869) — см. т. 7, стр. 370.

…Скопинский уезд, в недрах которого без вести пропадали залежи каменного угля… — Открытые в 60-х годах в Скопинском уезде Московской губернии богатые залежи каменного угля в течение продолжительного времени оставались без эксплуатации. К их разработке приступили только в 70-х годах (см. И. А. Алексеев. Историческое, статистическое и современное значение города Скопина, отдел II, Скопин, 1868, стр. 31; В. Н. Ильинский. Скопинский уезд в прошлом (до 40-х годов XIX века), Скопин, 1928, стр. 6.

…из значительных железных дорог существовала только одна… — Николаевская железная дорога, соединявшая Петербург с Москвой (сооружена в 1843–1851 годах).

…а ты вон как развернулся! — Как отмечает биограф Салтыкова, «в качестве живой натуры» для сатирического типа «буржуазного ученого дельца» писателю послужил его сотоварищ по Лицею — известный экономист В. П. Безобразов (см. С. Макашин. Цит. соч., стр. 140. См. также ЛН, т. 11–12, стр. 302).

…старый храм разрушит… — Крылатое выражение о «разрушении храма» связано с известным Иерусалимским храмом, воздвигнутым при царе Соломоне и разрушенным халдеями в 588 году до н. э. Он был окончательно уничтожен римскими войсками в 70-х годах н. э.

…придет, насорит и уйдет. — См. прим. к стр. 15.


Дневник провинциала в Петербурге*

В декабре 1871 года Салтыков напечатал в «Отечественных записках» рецензию на книгу С. Максимова «Лесная глушь». В это время он уже начал писать «Дневник провинциала в Петербурге», и замысел произведения «или что-то похожее на творческую заявку», отчетливо зафиксирован в названной рецензии[756].

Однако подспудное созревание подобного замысла, в той мере, в какой это можно проследить и по другим, более ранним суждениям и высказываниям писателя, началось несколько ранее, с конца 60-х годов. Так, например, в статье о романе П. Боборыкина «Жертва вечерняя» (1868) Салтыков, отмечая ничтожество выведенных там героев, упрекал автора в том, что он «взглянул на хлам совсем не так, как на признак известного общественного строя, а просто как на хлам…» (т. 9, стр. 38). Почти одновременно в рецензии на сборник стихов Д. Минаева «В сумерках» писатель «порицает» современную русскую сатиру за то, что она, «прилепившись к Петербургу, ищет в нем совсем не того, что искать надлежит, а того, до чего никому нет никакого дела» (т. 9, стр. 243).

Не «водевильно-беспутная жизнь» Петербурга сама по себе (то есть не просто «хлам»), а «мероизлиятельное значение» его как «складочного магазина тех шишек, от которых, по пословице, тошно приходится бедному Макару», — таков, по мнению, Салтыкова, единственно плодотворный для сатиры угол зрения.

И хотя многое из фантасмагорической картины, развертывающейся в «Дневнике», на первый взгляд, не относится к народной жизни, но на самом деле и железнодорожные спекуляции, и зловещие проекты «уничтожения всего» (то есть даже тех половинчатых реформ, которые были осуществлены в начале 60-х годов), и даже гонение на «отвлеченное знание» — все это, когда прямо, когда более опосредованно, сказывалось — и сказывалось тяжело — на судьбе трудовых масс.

«Я в Петербурге» — такими словами начинается «Дневник». Кто же это «я», «провинциал»? Лишь на первый взгляд он может показаться персонажем, чья роль сводится к сюжетному объединению разнообразных тематических линий: железнодорожной горячки, разгула консервативного прожектерства, измельчания либерального лагеря, уголовного процесса, мошеннической аферы, кроющейся сначала под видом международного статистического конгресса, а потом — политического следствия. О характере рассказчика в этом и многих других произведениях Салтыкова долго шел спор.

Рассказчик у него — фигура далеко не однозначная, не поддающаяся педантической расшифровке. Произведения Салтыкова часто напоминают своеобразную по форме пьесу, где среди актеров действует сам автор, с поразительной непринужденностью переходящий от глубоко личного монолога к сатирическому «показу». Обычно предметом такого шаржированного изображения является выцветающий либерал, «играя» которого писатель одновременно как бы саркастически осмеивает своего героя.

«Изменчивость» образа рассказчика, провинциала, на которую давно обратили внимание исследователи, находится также в тесной связи с шаткостью позиции дворянского либерализма известной части так называемых «людей сороковых годов», обнаружившейся в эту пору.

Герой более раннего очерка Салтыкова «Они же» из книги «Господа ташкентцы» в прошлом тоже исповедовал весьма либеральную по тем временам веру в «добро, истину, красоту» и считал себя другом Грановского.

Столкнувшись с демократами-разночинцами, он быстро растерял свое либеральное словесное «оперение» и открыто перешел в ряды консерваторов-охранителей, став одним из «множества монстров… неумолимых гонителей всякого живого развития», подобно Каткову или Лонгинову.

Однако это самая крайняя точка, предел политического падения бывших (зачастую — мнимых) единомышленников Белинского и Грановского.

В целом же поколение «людей сороковых годов» представляло собою к тому времени картину пеструю и противоречивую. Не в силах отрешиться от своих взглядов, возникших в рамках дворянско-помещичьего общества, они враждебно относились к подымавшемуся освободительному движению! и идеалам революционных демократов 60-70-х годов, они поддавались влиянию консерваторов, чтобы потом в ужасе отшатнуться от «крайностей», реакции и вздыхать по идеалам, которые сами же только что торопливо предавали забвению.

Дневники современников запечатлели поразительную картину подобных переходов от панического поддакивания реакции к трезвым высказываниям и либеральным оценкам, и наоборот.

Временами там можно найти самые горькие автохарактеристики, после которых самобичевания провинциала уже не должны казаться неестественными и неправдоподобными.

Метания, упования, разочарования, страхи, саморазоблачения провинциала своеобразно воспроизводят настроения дворянских либералов, не могущих преодолеть своих «родственных» — классовых — связей с крепостным прошлым и его защитниками.

Не случайно герои книги не может избавиться от компании откровенного ретрограда — помещика Прокопа с его прямолинейно-алчным и циничным складом характера. Провинциал и впрямь неотделим от него: бессильные и несколько мстительные упования на сказочное возвращение былой мощи, мечтания о чуде, которое поможет ему спастись от грозящего разорения, посещают и провинциала. «Все сдается, что вот-вот свершится какое-то чудо и спасет меня, — думается ему. — Например: у других ничего не уродится, а у меня всего уродится вдесятеро, и я буду продавать свои произведения по десятерной цене».

Есть в фигуре провинциала и другие, более современные готовности (говоря позднейшим слогом Салтыкова) — сознание возможности заковать «освобожденный» народ «вместо цепей крепостных» в «иные цепи», по словам Некрасова.

Функции сатирической пары провинциал — Прокоп многообразны. Порой их разговоры и споры служат прямому выражению авторских раздумий, его живой, горькой, едкой, бьющейся в противоречиях и ищущей из них выхода мысли. С другой стороны, дружба провинциала и Прокопа оказывается прообразом того парадоксального единомыслия, которое, как доказывает автор «Дневника», существует на деле между консерваторами и либералами.

Одним из характерных проявлений реакционности правительства была политика, которую проводил министр народного просвещения граф Д. А. Толстой.

Стремление предельно сузить число образованных выходцев из народа, ущемление профессорских прав, предпочтение, оказываемое чиновникам-карьеристам перед цветом русской интеллигенции, кабальное слушание лекций заведомых бездарностей, уродливая «классическая» реформа среднего образования, проведенная в 1871 году, — все это катастрофически затрудняло развитие страны. Недаром современники метко сравнивали эту «просветительную» политику с избиением вифлеемских младенцев новым Иродом, опасающимся, что из рядов образованной молодежи выйдет «собирательный антихрист».

Уже в публицистике конца 60-х годов Салтыков определил эту правительственную политику как «заговор против знания вообще» и не упускал ни малейшего повода, чтобы высмеять мракобесов от просвещения (см., например, оценку картины Мясоедова в статье «Первая русская передвижная художественная выставка», т. 9).

Показательно в этом смысле и письмо писателю А. М. Жемчужникову — одному из создателей знаменитого Козьмы Пруткова — от 22 июня 1870 года:

«Братец Ваш, Владимир, слился с гр. Бобринским и, кажется, в совокупности с ним и графом Алексеем Толстым намеревается издать трактат о пользе классического образования, как умеряющего вред, производимый знанием вообще, и взамен оного доставляющего якобы знание».

«Соль» этой шутки усугубляется тем, что еще в 1863 году в «Современнике» был опубликован «проект» Козьмы Пруткова о введении единомыслия в России. К концу 60-х годов атмосфера тем более благоприятствовала подобному реакционному прожектерству. И в «Дневнике провинциала» брошенное в частном письме зерно творческого замысла дало обильные всходы в изображении проектов, «нагноившихся» в головах озлобленных реформой помещиков, проворовавшихся чиновников и т. д. и т. п.

Суть разнообразных записок, с которыми вынужден знакомиться провинциал, сводится, говоря слогом Прокопа, к тому, «чтобы, значит, везде, по всему лицу земли… по зубам чтоб бить свободно было». Он же определяет эти проекты как «уничтожение всего», то есть даже того, что было достигнуто куцыми реформами, предпринятыми в начале царствования Александра II.

Откровенная кровожадность проекта «о всеобщем расстрелянии» соседствует с более «гуманной» формой проекта «переформирования де сиянс академии». Касаясь внешним образом лишь Академии наук (президентом которой, кстати, спустя десятилетие стал все тот же граф Д. А. Толстой), проект этот, по сути дела, предлагал превратить всю страну в некий грандиозный полицейский участок.

И даже самые невинные — на таком фоне — проекты, с которыми знакомится провинциал, клонятся к тому, чтобы вместо беспокойного поколения нигилистов и «мальчишек» воспитать «поколение дремотствующее, но бодрое» (проект «О необходимости оглушения в смысле временного усыпления чувств»).

Казалось бы, русская либеральная печать занимала по этим вопросам совсем иную, чем эти мракобесы, позицию. Более того, она нередко негодовала на «Отечественные записки» за их, так сказать, недостаточную активность в тех или иных конкретных вопросах.

«Журнал этот, по мнению весьма многих российских литераторов, есть не что иное, как некоторый сфинкс, — иронически формулировал эти претензии журнал «Сияние». — …Место в ряду либеральных журналов отводится ему со скрежетом зубов. Причины следующие: об учебной реформе не сказал почти ничего; над прогрессистами ехидно смеется, говоря, что их восторженность не всегда находится в пределах опрятности; к сыроварению непочтителен» (1871, № 23, стр. 386).

Создав в «Дневнике» сатирический образ пенкоснимательства, наиболее ярко олицетворенного в Менандре Прелестнове, редакторе газеты «Старейшая Всероссийская Пенкоснимательница», и его сотрудниках, Салтыков обнажил типичнейшие тенденции либерального мышления и поступков. С предельной остротой это сделано в «Уставе Вольного Союза Пенкоснимателей» с его двумя главнейшими положениями: «не расплываться» и «снимать пенки», то есть всячески ограничивать, суживать круг и значение обсуждаемых явлений.

По сути дела, устав либеральных пенкоснимателей не так уж далеко отстоит от требований консервативных прожектеров. Это, можно сказать, всего лишь грамотная редакция их косноязычных помышлений. И вечер, проведенный провинциалом среди сотрудников пенкоснимательского органа, заполнен такой же трескучей болтовней, какую он слышал, внимая ораторам «аристократического» салона.

— И чего церемонятся с этою паскудною литературой! — негодуют у князя Оболдуя-Тараканова.

— Я, со своей стороны, полагаю, что нам следует молчать, молчать и молчать! — с готовностью отзывается послушливый пенкосниматель.

Оценить всю убийственность этой щедринской характеристики помогает свидетельство современницы — Е. А. Штакеншнейдер:

«Существует особая комиссия, созванная для того, чтобы снова рассмотреть законы о печатном деле, — записывает она в дневнике 1 декабря 1869 года, — и потому находят, что литература лучше всего сделает, если будет себя держать как можно тише и как можно меньше внушать поводов к новым стеснительным законам»[757].

Однако «молчать» в устах пенкоснимателей совсем не значит буквально безмолвствовать. Напротив, с их перьев низвергаются целые водопады слов, фраз и статей, но все они начисто лишены сколько-нибудь значительного содержания. Чем мельче предмет разговора, тем более горячится пенкосниматель.

«Наступившая весна, испортив петербургские мостовые до крайних пределов безобразия, на этот раз, сильнее чем когда-нибудь, напомнила тем, кому о том ведать надлежит, что пора наконец подумать о скорейшем разрешении вопроса об единообразном, своевременном, усовершенствованном и сосредоточенном в одном управлении мощении города» — это не щедринская пародия, а вполне серьезное рассуждение, почерпнутое из «С.-Петербургских ведомостей» (1872, № 109, 22 апреля).

В данном случае нельзя не согласиться с той оценкой русской журналистики, которую дала, подводя итоги 1872 года, газета «Русский мир»: «…предметом газетных и журнальных суждений являлись по преимуществу вопросы второстепенного и частного значения, причем нельзя было не заметить, что большинство газет даже и об этих вопросах высказывалось весьма уклончиво и поверхностно, как бы опасаясь углубиться до той почвы, на которой суждение о частном явлении действительности переходит в спор о принципе» (1873, № 5, 6 января).

Щедринские пенкосниматели — Неуважай-Корыто и Болиголова, досконально исследующие, «макали ли русские цари в соль пальцами, или доставали оную посредством ножа», публицисты Нескладин и Размазов — все они хором издают какое-то непрерывное монотонное жужжанье убаюкивающего свойства и превосходно выполняют пожелание автора упомянутого консервативного прожекта «О необходимости оглушения в смысле временного усыпления чувств»: «Необходимо, чтобы дремотное состояние было не токмо вынужденное, но имело характер деятельный и искренний».

Ядовитое разоблачение пенкоснимательства сделано Салтыковым в той части «Дневника», где провинциал, думающий, будто он находится под арестом по политическому обвинению, решает скрасить свой досуг сочинением статей для газеты Менандра.

Кстати, в способности писать на любую тему (об оспопрививании, о совмещении огородничества с разведением козлов, о геморрое, о Тибулловой Делии, и т. д.) есть нечто от ташкентской готовности «устремиться куда глаза глядят» и повсюду чувствовать себя специалистом.

Но дело даже не в этом. «Я, — рассказывает провинциал, — упивался моей новой деятельностью, и до того всерьез предался ей, что даже забыл и о своем заключении…» (Курсив мой. — А. Т.)

Так пенкосниматель приходит к полнейшему согласию с действительностью, которая нисколько не препятствует разработке излюбленных им тем и сюжетов. Он создает как раз ту «литературу», о которой метко выразился в своем дневнике А. В. Никитенко: «Хотеть иметь литературу, какую нам хочется, то есть Управлению по делам печати, значит не иметь никакой»[758].

Однако щедринское пенкоснимательство не сводится к фотографически точному отображению тогдашнего российского либерализма (при всем разительном сходстве многих их проявлений) и, разумеется, не претендует на историческое осмысление всего этого направления в русской общественной мысли и движении.

Тридцать лет спустя В. И. Ленин призывал «поддерживать всякую оппозицию гнету самодержавия, по какому бы поводу и в каком бы общественном слое она ни проявлялась… Сумеют либералы сорганизоваться в нелегальную партию, — тем лучше, мы будем приветствовать рост политического самосознания в имущих классах, мы будем поддерживать их требования, мы постараемся, чтобы деятельность либералов и социал-демократов взаимно пополняла друг друга. Не сумеют — мы и в этом (более вероятном) случае не «махнем рукой» на либералов, мы постараемся укрепить связи с отдельными личностями, познакомить их с нашим движением, поддержать их посредством разоблачения в рабочей прессе всех и всяких гадостей правительства и проделок местных властей, привлечь их к поддержке революционеров»[759].

Сатирический образ «пенкоснимателей» выявил наиболее вредные тенденции русского либерализма, его «готовности», послужил предупреждением о том, что они приведут его к откровенному прислужничеству «хищникам».

С этих пор особенно усиливается та ветвь щедринского творчества, которая посвящена прослеживанию эволюции либерализма.

Конечно, Салтыков больше, чем кто иной, знал тяжесть положения подцензурного русского публициста «с длинными, запутанными фразами, с мыслями, сделавшимися сбивчивыми и темными, вследствие усилий высказать их как можно яснее». Поэтому, еще раз возвращаясь к судьбе Менандра, он высказал догадку, что «это индивидуумы подневольные, сносящие иго пенкоснимательства лишь потому, что чувствуют себя в каменном мешке».

Извиняющийся голос этого «индивидуума» слышится нам и теперь, когда мы перечитываем некоторые строки либеральной прессы того времени. Вот характерное место из передовой «С.-Петербургских ведомостей» (1872, № 109, 22 апреля).

«Общественная жизнь, подобно морю, имеет свои приливы и отливы… Факт тот, что начался период отлива; море… далеко отошло от берега, и, гуляя на этом берегу, мы можем только любоваться на то, что выброшено великой стихией, на все эти раковины, морские растения, креветки и бочком двигающихся раков.

Удел публицистики в период отлива, преимущественно, исследовать все эти frutti di mare[760]. Рыболовами, забирающими в свои сети то, что выбрасывается русским житейским морем, пришлось быть преимущественно органам нового нашего суда».

Положение Салтыкова было не лучше. Напротив, значительно труднее. Изображение многих драматических событий русской действительности было для него, подцензурного писателя революционно-демократического лагеря, недоступно, хотя и общественный темперамент и совесть диктовали необходимость выступления по этим животрепещущим вопросам.

Однако та «принципиальная почва», которую он никогда не покидал, давала ему возможность, обращаясь даже к «легальным» явлениям, так сопоставлять и творчески преображать их, чтобы из россыпи разрозненных фактов возникла трезвая картина жизни, содержащая в себе бескомпромиссный приговор самодержавному строю.

Так, скандальное «мясниковское дело», фигурировавшее во всех газетах, послужило сюжетной основой для «сна» провинциала.

Но Салтыков глубоко обобщил все происшедшее на процессе. Он не видел в этом деле «невинно пострадавших». Ни откупщик Беляев, ни Караганов, ни Мясниковы не являлись для писателя каким-либо исключением: в них просто наиболее резким образом выявились черты беспринципной погони за наживой, и оправдание преступников выглядело в его глазах как солидарность хищников между собой.

Салтыков остроумно воспользовался прозвучавшей в речи прокурора апелляцией к «суду общественной совести» в противовес «суду общественного мнения». Он увидел в этом возможность показать истинное лицо тогдашнего общества, освобожденное от лицемерно соблюдаемых приличий. «Странные вопросы», которые предлагаются в сновидении провинциала на разрешение присяжных — «согласно ли с обстоятельствами дела» поступил Прокоп и не поступили бы точно так же истцы, родственники покойного, — предельно обнажают ту точку зрения, с которой взирает общество «хищников» и «ташкентцев» на происшедшее.

Перенос «дела Мясниковых» для нового рассмотрения в Московский окружной суд и очередное оправдание обвиняемых оборачиваются в книге Салтыкова фантастическим решением кассационного суда слушать дело Прокопа во всех городах России. Таким образом, происходит как бы своеобразный референдум, обнаруживающий аморальность общественных верхов.

Несмотря на внешнее положение подсудимого, Прокоп делается одним из самых популярных людей, и его путешествие по России выглядит как воцарение нового властителя — хищника, принимаемого обществом с раболепным восторгом.

Это путешествие длится годы, а положение России за это время фактически не меняется, благодаря черепашьей поступи «постепенного прогресса», ради сохранения которого либералы призывали не торопиться.

Таков очевидный результат той политической тактики, которую открыто осудил Салтыков в том же «Дневнике».

При всей беспощадности щедринской сатирической критики либерализма поучительно сопоставить ее с той, какую мы находим в романе Достоевского «Бесы», который появился почти одновременно с «Дневником провинциала».

В 1869 году Салтыков посвятил выходу в свет биографии Т. Н. Грановского статью «Один из деятелей русской мысли» (см. т. 9), рассматривая его судьбу почти как символ трагической участи русской мысли и ставя ее слабость и оторванность от жизни в вину не столько ей самой, сколько условиям, в которых она находилась.

Достоевский же видит в деятельности «наших Белинских и Грановских» корень будущей нечаевщины и всячески снижает, чтобы не сказать, начисто снимает, трагедию пленной, пусть подчас ошибочной и противоречивой мысли.

Придавая Степану Трофимовичу Верховенскому некоторые черты Грановского, автор «Бесов» изображает затем своего героя терзаемым страхом, что прежнее вольнодумство делает его в глазах властей сообщником радикально настроенной молодежи. Рассказчику у Достоевского «умилительно и как-то противно» «полнейшее совершеннейшее незнание обыденной действительности», выражавшееся в том, что Верховенский считает достаточной причиной для ареста найденные у него сочинения Герцена и свою поэму отвлеченного содержания. Мрачная, угрожающая, фантасмагорическая атмосфера в «Бесах» целиком обязана своим происхождением деятельности авантюристов от революции; фантастически разросшиеся тени нечаевцев заслоняют всю остальную действительность, а градоначальник Лембке со своими безумствами выглядит всего лишь несчастной жертвой коварства «революционеров».

Салтыков же обращает внимание читателей на то, что остается в тени в «Бесах», но о чем знали или догадывались современники.

«Сочиняются заговоры по всем правилам полицейского искусства, — записывает в дневник А. В. Никитенко, — или ничтожным обстоятельствам придаются размеры и характер заговоров»[761].

Некоторые современники подозревали даже, что в нечаевском процессе не обошлось без вмешательства полицейской провокации.

В «Дневнике провинциала» воссоздана та реальная общественная атмосфера, которая запугивает и оглушает людей настолько, что они готовы стать жертвой рокового недоразумения или чьей-либо злонамеренной мистификации.

В августе 1872 года в Петербурге происходил Международный конгресс статистиков. За месяц до этого события в «Отечественных записках» появилась статья Е. Карновича, где убедительно показывалось жалкое состояние этой науки в России.

«Статистика, — писал Карнович, — как известно, самым тесным образом связана с вопросами политико-экономического и социального быта, а между тем общий склад нашей государственной и общественной жизни не способствует пока широкой и самостоятельной разработке этих вопросов»[762].

Люди, помнившие «Современник», знали, что об этом в свое время говорил и Чернышевский: «…люди, весь успех которых зависит от таинственности, не любят статистики»[763], — заметил он в одной из своих статей о Франции, проводя явственную параллель с положением дел в самой России.

Возмущение, вызванное ранней повестью Салтыкова «Запутанное дело» в 1848 году, избавило от крупных неприятностей статистика К. С. Веселовского, опубликовавшего одну из своих работ — о жилищах рабочего люда в Петербурге — в том же номере «Отечественных записок», где была и повесть Салтыкова. Ученый избежал опасности, но, по его собственному признанию, «разом повернул на такие исследования, в которых можно говорить безопасно всю правду, а именно на исследование климата России и его влияния на человека и быт»[764].

Не пользовалась покровительством начальства статистика и в дальнейшем. Е. Карнович иронически сопоставлял сумму, ассигнованную на помпезный прием иностранных гостей, с другой, несравненно более скромной, которая крайне неохотно выделялась на ежегодное содержание Петербургского статистического комитета, и высказывал опасение, что русские делегаты на конгрессе будут выглядеть не столько статистиками, сколько статистами.

Герой «Дневника» тоже считает, что «ежели конгресс соберется в Петербурге, то предметом его может быть только коротенькая статистика, то есть такая, в которой несколько глав окажутся оторванными».

Однако в книге Салтыкова речь идет уже не о подтасовке тех или иных цифр или умолчании о неприглядных сторонах русской жизни: весь конгресс оказывается мистификацией, затеянной якобы какими-то досужими шутниками. Опутанные ложными показаниями и совершенно потерявшие голову, герои полны сознания своей виновности, впадают в какое-то истерическое самобичевание и взаимные оговоры.

«Шутники» разыграли свою мистификацию в полном соответствии с нравами тогдашней царской юстиции и точно так же неотличимо от «подлинника», как инсценируемое «ташкентцами приготовительного класса» судебное прение между будущим прокурором Нагорновым и будущей звездой адвокатуры Тонкачевым.

Почему же все-таки судебный процесс, описанный в «Дневнике», оказался мистификацией? Потому ли, что атмосфера общественной паники действительно достигла такой силы, что подобные истории были вполне возможны? (Об одной из них рассказала в своем дневнике Е. А. Штакеншнейдер, ужасаясь тому, «до чего возбуждена и неуверенна в своей безопасности наша мыслящая молодежь, если готова видеть руку правительства в подобном наглом мошенничестве».)[765] Или потому, что реальное, тем более выраженное в сатирическом тоне, описание действительного политического процесса выходило за пределы возможностей русского подцензурного писателя? (Так, Салтыков не мог откровенно высказаться по поводу нечаевского процесса, хотя, очевидно, это событие глубоко взволновало его.)

В хронике «Наша общественная жизнь» (март 1864 года) Салтыков предсказывал, что «разумное и живое дело не изгибнет никогда, хотя легко может случиться, что ненужные задержки извратят на время его характер и вынудят пролагать себе дорогу волчьими тропинками» (т. 6, стр. 294).

Однако, говоря о «волчьих тропинках», Салтыков тогда скорей всего имел в виду принципиально допускавшийся им в те времена «воровской образ действий» по отношению к торжествующему злу, заключавшийся в некоторых наружных компромиссах с последним, мнимой поддержке его ради тайного преследования нужной цели.

Методы Нечаева и его последователей, раскрывшиеся на процессе об убийстве студента Иванова, неожиданно придали размышлениям о «волчьих тропинках» новый, зловещий смысл. Салтыков вообще колебался в вопросе о применении революционного насилия и высказал в «Господах ташкентцах» мрачное опасение насчет преемственности насилия в истории: «Конечно, я знаю, что есть какой-то Ташкент, который умирает, но в то же время знаю, что есть и Ташкент, который нарождается вновь. Эта преемственность Ташкентов поистине пугает меня. Везде шаткость, везде сюрприз. Я вижу людей, работающих в пользу идей несомненно скверных и опасных и сопровождающих свою работу возгласом: «Пади! задавлю!» и вижу людей, работающих в пользу идей справедливых и полезных, но тоже сопровождающих свою работу возгласом: «Пади! задавлю!» Я не вижу рамок, тех драгоценных рамок, в которых хорошее могло бы упразднять дурное без заушений, без возгласов, обещающих задавить»[766].

Салтыков внимательно следил за процессом нечаевцев, был постоянным посетителем процесса.

И если даже предубежденные против революционеров современники вынесли из посещений суда убеждение в моральной чистоте и силе обвиняемых, ставших жертвой веры в своего руководителя, то Салтыков по своему общественному темпераменту не мог не возмущаться попыткой печати отождествить всех революционеров с Нечаевым. «Почитайте суждение газет и «Вестника Европы» по Нечаевскому делу и судите, до чего дошла наша печать, — писал он А. М. Жемчужникову 31 августа 1871 года. — Это царство мерзавцев, готовых за полтинник продать душу».

В статье «Так называемое «нечаевское дело» и отношение к нему русской журналистики» (т. 9) Салтыков предпринял свод возмущавших его статей. В результате этого труда, который он, как и обещал Некрасову в письме от 17 июля 1871 года, сделал «совершенно скромно», вышла в высшей степени язвительная картина поистине холопского единомыслия большинства органов русской прессы.

Однако в словах «совершенно скромно» звучит не только предвкушение этой картины, но и горестное сознание невозможности как-либо иначе легально высказаться самому.

Мыслью о том, что из круга тем русского подцензурного литератора изъяты многие важнейшие явления, буквально пронизана салтыковская публицистика конца 60-х годов и начала 70-х годов. Почти прямую полемику с ходячей трактовкой «нечаевского дела» мы находим в «Дневнике провинциала». Говоря о «новых людях» и о крайней легкости осуждения их «темных» сторон (которые сам автор считает скорее «слабыми»), оп задает вопрос о вероятных результатах честного их исследования:

«…не найдусь ли я вынужденным прежде всего подвергнуть осмеянию самые причины, породившие те факты, которые возбуждают во мне смех или ужас? Вот эти-то причины и приводят меня в смущение.

Кто знает, быть может, известные порочные явления сделались таковыми лишь благодаря порочной обстановке, в которой они находятся? Быть может, если дать человеку возможность выговориться вполне, то ультиматум, который вертится у него на языке, окажется далеко не столь ужасным, как это представляется с первого взгляда?»

И, изображая обстановку, в которой происходят похождения провинциала, Салтыков объективно выводит на сцену «смущавшие» его причины — нестерпимое насилие над мыслью, полицейские преследования, вырождение либерализма, вынуждавшее молодежь искать других путей и других союзников.

В заключительной главе «Дневника провинциала» Салтыков находил, что нарисованная им картина неполна, поскольку в ней обойдены два вида людей и явлений — «один, к которому можно отнестись апологетически, но неудобно отнестись критически; другой — к которому можно сколько угодно относиться критически, но неудобно отнестись апологетически».

И если «неудобство» по отношению к первому виду, говоря словами Салтыкова — виду «торжествующих» или, как сказал Некрасов «ликующих, праздно болтающих, умывающих руки в крови», — сатирик все-таки в значительной мере преодолел, и его извинения перед читателем в данном случае носят характер некоторого лукавства, понятного им обоим, то о втором «неудобстве» он говорит со всей искренностью и горечью.

Но за вычетом этой вынужденной неполноты «рассказ о положении минуты и общих тонах современной русской жизни», как характеризует «Дневник провинциала» сам автор, обладает поразительной масштабностью и глубиной.

Подводя ему итоги, Салтыков вновь обращается, как во вступительных очерках к «Господам ташкентцам», к характеристике русского дворянства, олицетворяемого им теперь в образе Петра Ивановича Дракина.

Торжество Дракина в пору реакции, когда тот «поступает совсем-совсем так, как будто ничего нового не произошло, а напротив того, еще расширилась арена для его похождений», не мешает писателю видеть в нем «ветхого», отходящего в вечность человека», который потерял прежнюю прочную почву крепостного права и не способен «куда-нибудь приткнуться, где-нибудь сыграть деятельную роль», совершенно бессилен «относительно созидания новых ценностей».

На место Дракина «народился тип новый, деятельный» — «хищник», еще более откровенно, нагло и «организованно» преследующий те же корыстные интересы, что и его предшественник, «сохраняя смысл традиций», то есть действуя в рамках прежнего государственного строя.

Исторические итоги деятельности этого «нового ветхого человека», по мнению Салтыкова, обещают быть столь же безрадостными (и здесь звучит явная перекличка с финалом «Господ ташкентцев»).

Уже в «Господах ташкентцах» очерки, которые непосредственно отображают «ташкентское дело» («Ташкентцы-цивилизаторы» и «Они же»), — в некоторых отношениях кажутся эскизами отдельных линий «Дневника провинциала» и, в особенности, «Современной идиллии» (так же, как статья, вернее, очерк «Наши бури и непогоды»).

В «Дневнике провинциала» сатирическое обозрение жизни тогдашних петербургских верхов, политических интриг и коммерческих махинаций влечет за собою трагикомическую феерию похождений самого рассказчика, выдержанную целиком в духе наступившего «спутанного» времени, когда, по выражению из «Господ ташкентцев», «самый горячечный бред не только сравнялся с действительностью, но даже был оттеснен последнею далеко на задний план».

В еще более заостренной форме обнажить это «безумие» жизни, эту «спутанность времени» намеревался Салтыков в задуманном им продолжении «Дневника провинциала» с весьма выразительным названием «В больнице для умалишенных». Почти все события, происходящие в лечебнице для умалишенных, судя по сохранившимся начальным главам, по существу развиваются согласно реально существующим нормам и законам современного сатирику общества. Так, отношения провинциала с Ваней Поцелуевым складываются в духе осмеиваемых Салтыковым и в других произведениях попыток «практиковать либерализм в самом капище антилиберализма». Суд сумасшедших, их поведение во время «бунтов» также имеют самые очевидные соответствия в тогдашней действительности.

Салтыкову описание сумасшедшего дома позволило еще раз воплотить свою излюбленную мысль о готовностях, кроющихся за «обыденною» действительностью: «…сумасшествие само по себе есть, по преимуществу, обнажение тех идеалов человека, которые он в нормальном состоянии не решается высказать…»

«В больнице для умалишенных» Салтыков следовал традиции Герцена, автора повести «Доктор Крупов», герой которой также занимался «сравнительной психиатрией», устанавливая сходство так называемых нормальных людей — военных, чиновников, офицеров и т. д. — с душевнобольными. Однако этот новый сатирический цикл не состоялся и работа над ним прекратилась в самом начале.

«Дневник провинциала» — произведение вполне завершенное, и оно явилось открытием такой формы сатирического романа, которая обладает значительной «емкостью» и полифонией изобразительных средств.

Диалоги провинциала с Прокопом, во многом предвещающие будущий сатирический дуэт «я» и Глумова, переосмысливание известных литературных персонажей (встреча провинциала на Международном статистическом конгрессе с Кирсановым, Рудиным, Берсеневым, Волоховым, Веретьевым), смелое введение литературной пародии (на статьи консервативных и либеральных публицистов) — таков далеко не полный перечень художественных приемов, сделавших «Дневник» глубоко своеобразным произведением русской литературы.

Многие затронутые в нем мотивы и набросанные образы получили в дальнейшем блестящее развитие, в частности разоблачение выцветающего либерала, образ беспринципного служителя Фемиды. Будущий Балалайкин происходит по прямой линии от Хлестакова-сына из сна провинциала, а в знаменитой сцене приема Балалайкиным своих клиентов в бывшем помещении публичного дома («Современная идиллия») проросло то сюжетное зерно, которое было заложено в мимолетной сценке «Дневника», где «купеческий сын» Беспортошный обращается с адвокатом Ненаедовым точно так же, как с «знаменитой девицей» Сюзеттой.

В письме к А. Ф. Писемскому, посвященном доказательству того, что «современную текущую жизнь… нельзя уложить в такой прочной и серьезной форме, как драма, даже трудно и в романе», И. А. Гончаров сделал характерную оговорку:

«Это возможно в простой хронике или, наконец, в таких блестящих, даровитых сатирах, как Салтыкова, не подчиняющихся никаким стеснениям формы и бьющих живым ключом злого, необыкновенного юмора и соответствующего ему сильного и оригинального языка»[767].

Сделанное вскоре после появления «Дневника провинциала» по поводу пьесы Писемского, затрагивавшей тему буржуазного хищничества, это высказывание, вероятней всего, имеет в виду именно «Дневник».

«Дневник провинциала в Петербурге» явился переходом в творчестве Салтыкова от публицистических и сатирических циклов к новой форме романа, принципы которого он сформулировал в «Господах ташкентцах» и принял в его собственном творчестве вид сатирического романа-обозрения.

О возникновении замысла и начале работы над «Дневником провинциала в Петербурге» точных сведений не имеется. Но, по-видимому, именно к замыслу «Дневника» относятся следующие строки из письма Салтыкова к А. Н. Энгельгардту от 18 октября 1871 года в Батищево: «Рекомендую Вам свою статью «Самодовольная современность», помещенную в октябрьской книжке «Отечественных записок»… Это только вступление; затем будет применение изложенного в первой статье к нашей современности и статьи будут появляться от времени до времени». Заключительная фраза журнальной публикации первой главы цикла, не вошедшая в окончательный текст: «Но об этих похождениях — в следующий раз»[768], — свидетельствует, что, публикуя первый очерк, Салтыков уже имел в виду его продолжение.

Главы «Дневника провинциала в Петербурге» появлялись в каждой книжке «Отечественных записок» за 1872 год, за исключением июльской и сентябрьской. Печатались они не в первом (художественном), а во втором (публицистическом) разделе «Современное обозрение» и были подписаны псевдонимом «M. М.». Салтыков в своей переписке называл эти главы «фельетонами».

Одновременно с последними журнальными публикациями в «Отечественных записках» готовилось первое отдельное издание произведения «Дневник провинциала в Петербурге». Сочинение М. Салтыкова (Щедрина), тип. В. В. Пратц, СПб. 1873. Оно вышло в свет между 17 и 23 декабря 1872 года. В отдельном издании, как это видно из следующей таблицы, была уточнена порядковая нумерация очерков. В журнальной публикации их нумерация началась со второго фельетона, главы VIII и IX были напечатаны без нумерации как одно целое, глава X обозначена как IX, а последняя глава не имела номера; слово «глава» отсутствовало, оно появилось только в посмертном издании (1889 года).

В помещаемой ниже таблице отражены изменения, которые произошли в нумерации глав в отдельном издании по сравнению с журнальной публикацией:

Порядок глав в журнальной публикации / изд. 1873

Без нумерации (ОЗ, 1872, № 1) / I

II (ОЗ, № 2) / II

III (ОЗ, № 3) / III

IV (ОЗ, № 4) / IV

V (ОЗ, № 5) / V

VI (ОЗ, № 6) / VI

VII (ОЗ, № 8) / VII

Без нумерации (ОЗ, № 10) / VIII

Без нумерации (ОЗ, № 10) / IX

IX (ОЗ, № 11) / X

Окончание (ОЗ, № 12) / XI

Таким образом, нумерация глав в отдельном издании не совпадает с нумерацией журнальной публикации. Кроме нумерации глав, в первом отдельном издании было внесено наибольшее количество изменений в текст: сокращения, стилистическая правка, сделан ряд дополнений, которые по цензурным соображениям отсутствовали в журнальной публикации. При жизни Салтыкова вышли еще два издания: изд. 2-е, тип. А. С. Суворина, СПб. 1881; изд. 3-е, тип. И. Н. Скороходова, СПб. 1885. Текст этих изданий отличался от изд. 1873 мелкими стилистическими разночтениями.

Немногочисленные сохранившиеся рукописи «Дневника провинциала» Хранятся в Рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинского дома) АН СССР.

В основу настоящего издания «Дневника провинциала в Петербурге» положен текст изд. 1885, сверенный со всеми прижизненными изданиями.


I*

Впервые — ОЗ, 1872, № 1, «Совр. обозр.», стр. 120–134.

В журналах заседаний Совета Главного управления по делам печати сохранилось донесение цензора В. Я. Фукса от 7 марта 1872 года о второй книжке «Отечественных записок», в котором содержится благожелательный отзыв о статье «Ташкентцы приготовительного класса (третья параллель)», а также о первом фельетоне «Дневника провинциала»: «В предшествующей книжке были помещены весьма спокойные и совершенно трезвые сатиры против действительных недостатков некоторых современных общественных явлений (статья Щедрина и «Дневник провинциала в Петербурге»)» (ЦГИАЛ, ф. 776, оп. 2, № 10, л. 262–263).


В журнальном тексте имя железнодорожного подрядчика Бубновина было Александр Тимофеевич (ОЗ, 1872, № 1, стр. 127). В изд. 1873 оно изменено на Анемподист Тимофеевич.

…Александр Прокофьич (он же «Прокоп Ляпунов») — Этот персонаж, занимающий одно из центральных мест в «Дневнике провинциала», далее называется просто Прокопом. Уподобление героя романа Прокопию Петровичу Ляпунову — политическому деятелю XVII века — подчеркивает преемственность традиций «высшего в империи сословия»; присущие салтыковскому крепостнику-фрондеру черты — беспринципность, наглость, лукавство, готовность к любому компромиссу и даже преступлению ради корыстных целей — приобретают благодаря этому сопоставлению характер обобщения. В «Культурных людях», где также фигурирует Прокоп, Салтыков дает ему развернутую характеристику и описывает его наружность, называя его Александром Лаврентьевичем Лизоблюдом (см. т. 12).

…в фуражках с красными околышами и с кокардой над козырьком. — Русскому дворянству в 1832 году была присвоена униформа министерства внутренних дел. Салтыков нередко употреблял выражение «красные околыши» метонимически, для обозначения дворян.

…в нашем рязанско-курско-тамбовско-воронежско-саратовском клубе… — Как Салтыков указывает ниже, этим многочленным названием он обозначал дворянско-помещичью часть земства. В ряде случаев этот термин трактовался им более расширительно — как дворянство вообще.

…сеятелями, деятелями… — См. очерк «Новый Нарцисс, или Влюбленный в себя» из цикла «Признаки времени» (т. 7), где Салтыков обрисовал типичные фигуры «сеятелей» — земцев-либералов, труды которых сведены к крохоборческой политике «малых дел».

…шлющимися и не помнящими родства людьми… — Об этом часто встречающемся у Салтыкова термине см. т. 8, стр. 158.

Кайданов удостоверяет, что древние авгуры не могли удерживаться от смеха, встречаясь друг с другом. — По свидетельству Цицерона, древнеримские авгуры (гадатели), зная истинную цену своим предсказаниям, втайне посмеивались над легковерием римлян. Салтыков шутливо приписывает это общеизвестное высказывание Цицерона своему лицейскому учителю, профессору И. Кайданову, упоминающему об авгурах в «Руководстве к познанию всеобщей политической истории», ч. 1, СПб. 1823, стр. 139.

…у Елисеева, Эрбера и Одинцова… — широко известные в то время магазины фруктово-колониальных товаров на Невском проспекте, при которых имелись отдельные «закусочные» комнаты ресторанного типа «с распивочной продажей питей». См. Вл. Михневич. Петербург весь на ладони, ч. II, СПб. 1874, стр. 475–476.

…насчет концессии одной… — Далее изображается концессионная горячка, охватившая в начале 70-х годов не только промышленно-коммерческие, но и помещичьи круги, а также высшую бюрократию и земство. С. Н. Терпигорев писал в своих воспоминаниях об этом времени: «Концессии сыпались на «соискателей», как из рога изобилия, и нахватали тогда их больше всего мои земляки, оскуделые или почти оскуделые помещики губерний Тамбовской, Саратовской и Пензенской» (ИВ, 1890, № 3, стр. 531). В 1868 году Тамбовское и Саратовское земства получили концессию на постройку Тамбовско-Саратовской железной дороги. Возможно, что это обстоятельство отчасти отразилось на салтыковском определении земства как «рязанско <…> — тамбовско <…> — саратовского клуба».

…от земства… — Как отмечалось в печати того времени, многие земские деятели, руководствуясь корыстными побуждениями, были одержимы страстью строить железные дороги даже в таких местах, где строительство не могло быть оправдано деловыми соображениями. Помимо громадных материальных выгод, которые сулила концессия, связанная с распоряжением крупными денежными суммами, строительными работами, поставкой материалов и пр., самый факт прохождения железнодорожной линии вблизи помещичьих имений удорожал стоимость последних, облегчал вывоз и реализацию сельскохозяйственных продуктов и пр. В Петербург то и дело наезжали делегации из разных земств «со специальной целью — угощать людей нужных, — отмечал Н. Демерт в одном из своих обозрений, — и так как это угощение производится враз пятью или шестью депутатами, то устричный земский расход оказывается вовсе не маленьким — рублей на 500 minimum в месяц на брата» (ОЗ, 1871, № 5, отд. II, стр. 44). На это растрачивались даже суммы, предназначавшиеся для народного продовольствия во время голода (см. там же, 1869, № 4, отд. II, стр. 318, и т. 7, стр. 568).

…все мы, то есть вся губерния, останавливаемся в Grand Hôtel… — «Гостиницы столицы никогда не были так набиты, как теперь, — сообщал в 1869 году из Петербурга корреспондент «Московских ведомостей», — все этажи наполнены железнодорожными предпринимателями или, вернее, теми, что желали бы сделаться таковыми», — людьми, «которые на действительный или мнимый капитал испрашивают какую угодно концессию, будь она на юге или на севере, на востоке или на западе империи» (цит. по ОЗ, 1869, № 4, отд. II, стр. 311). См. также «Пестрые письма» (письмо 8-е), т. 16.

…твердость Муция Сцеволы… — Мифический древний римлянин Кай Муций Сцевола добровольно положил руку в огонь, чтобы доказать тюремщикам свое презрение к физическим мукам и смерти.

И у Бубновина был, и у Мерзавского был, и у сына Сирахова был! — Под фамилией Бубновин, намекающей на «бубновый туз» каторжника, выведен богатый железнодорожный концессионер «из мужичков» П. И. Губонин, который пользовался постоянной поддержкой высокопоставленных лиц, получавших от него огромные субсидии. О нем и о других упоминаемых ниже железнодорожных воротилах см. в воспоминаниях А. И. Дельвига «Полвека русской жизни», т. II, М. — Л. 1930. «Губонин <…> — предтеча Разуваевых и Колупаевых и, подобно им, начал карьеру в черном теле и «вышел в люди» чуть ли не из-за стойки питейного заведения» (В. О. Михневич. Наши знакомые, СПб. 1884, стр. 70). Мерзавским Салтыков именует видного железнодорожного концессионера А. М. Варшавского. Прозвищем «сын Сирахов» Салтыков указывает на национальность богача С. С. Полякова — еврея, игравшего огромную роль в многочисленных железнодорожных предприятиях тех лет (в состав Библии входит «Книга премудрости Иисуса сына Сирахова»).

…тандрессы — нежности (франц. tendresses).

…на биржу к Елисееву… — магазин «фруктово-колониальных товаров» купца Елисеева с ресторанным залом, помещавшийся на Биржевой линии.

…жандарм и какой-то партикулярный молодой человек. — В это время правительство производило многочисленные аресты среди революционной молодежи, ссылая без суда в северные губернии России. Салтыков иронически указывает на то, что проектируемые железные дороги дадут возможность правительству более оперативно доставлять революционеров к местам ссылки.

…господин Латкин с свежею печорскою семгою и кедровой шишкой в руках… — Золотопромышленник Н. В. Латкин деятельно выступал в печати, пропагандируя освоение природных богатств Сибири и Крайнего Севера.

…не выпить ли на ночь прощёную! — то есть последнюю (подразумевается рюмка водки).

Хазовый — казовый, то есть выставленный напоказ (от татарского слова «хаз»).

…посещать лекции профессора Сеченова… — И. М. Сеченов в начале 70-х годов прочел в Петербургском Клубе художников несколько курсов лекций, пользовавшихся в демократических кругах огромным успехом (см. «Физиология растительных процессов И. М. Сеченова. Публичные лекции, читанные в Санкт-петербургском Клубе художников зимою 1870 года», СПб. 1871).

…buvons, chantons, dansons et aimons! — часто употреблявшееся Салтыковым выражение, которым он характеризовал «польдекоковское» жизненное кредо светских бездельников. Эти «программные глаголы» заимствованы из популярных опер-буфф Жака Оффенбаха, либретто А. Мельяка и Л. Галеви — «La belle Hélène» («Прекрасная Елена», 1864 — хор из д. III, сц. 1) и «La grande Duchesse de Gérolstein» («Герцогиня Герольштейнская:», 1867) — хор из д. I, сц. 1.

…исследуя вопрос о пришествии варягов или о месте погребения князя Пожарского… — Намек на историка М. П. Погодина, полувековой юбилей литературной и научной деятельности которого был отпразднован с большой помпой в Москве 29 декабря 1871 года (см. «Гражданин», 1872, № 1, 3 января, стр. 32–34). Предметом многочисленных и зачастую лишенных научного значения исследований Погодина был вопрос о пришествии в Россию на княжество варягов. Приняв в 1852 году участие в разыскании места погребения кн. Д. М. Пожарского и в водружении ему надгробного памятника в Суздале, Погодин опубликовал подробный мемуар — «Исследование о месте погребения кн. Дмитрия Михайловича Пожарского» («Москвитянин», 1852, № 19, отд. III, стр. 39–80). Салтыков считал исторические интересы, воодушевлявшие Погодина, «четвертаковыми» и относил его к числу «пенкоснимателей».

Говорит он о пользе классического образования <…> о податной реформе… — См. прим. к стр. 111 и 371.

…«Ярославль-сребре» — «Ярославль-сребро» — древнерусская монета.

…выпьем из той самой урны, в которой хранился прах Овидия! — Древнеримский поэт Овидий умер в Молдавии, куда был сослан императором Августом. Место его погребения остается неизвестным. В одном из вариантов «Недоконченных бесед» (1885) Салтыков упоминает об ученом, который, «возвратившись с какого-то археологического съезда, хвастался, что по окончании работ съезда был устроен банкет и на банкете этом пили из урны, в которой некогда был заключен прах Овидия, погребенного «в Полтавской губернии — в имении, принадлежавшем Ив. Ив. Перерепенко, который и доставил на съезд урну» (см. т. 14). Перерепенко — персонаж повести Гоголя «Как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». — С 7 по 20 декабря 1871 года в Петербурге проходил Второй археологический съезд, обсуждавший преимущественно малозначительные вопросы, связанные с археологией классических древностей. Этим, вероятно, и объясняется ирония Салтыкова.

Boulotte <…> Comme elle se gratte… les jambes… — В опере-буфф Жака Оффенбаха «Barbe bleue» («Синяя борода», 1868; либретто А. Мельяка и Л. Галеви) роль крестьянки Бюлотты исполняла знаменитая французская опереточная актриса Гортензия Шнейдер, гастролировавшая в петербургском театре Буфф в конце 1871 — начале 1872 года.

«Dites-lui»! — ария из «Герцогини Герольштейнской» — д. II, сц. 5, А. С. Суворин в одном из своих фельетонов отмечал, что в первой картине этой оперетты, проведенной Шнейдер «с отменным талантом», публика оставалась равнодушной, просыпаясь «только при грубых штрихах, при канканных движениях, при шаловливости, выходившей из границ», и добавлял: «Зато во второй картине публика ревела от восторга, от низу до верху, от фраков до чуек. Тут герцогиня желает соблазнить упомянутого Фрица, а Фриц ничего не понимает. Она поет арию «Dites-lui», исполненную вакхических движений совершенно разнузданной женской природы, и потом сажает его с собою и с ним заигрывает» (СПб. вед., 1872, № 23, 23 января). С. Н. Худеков в фельетоне, напечатанном в «Петербургской газете» под псевдонимом «Сережа» (1871, № 180, 19 декабря), писал: «Ходил по Невскому, в тот самый час, когда наша плешивая юность прогуливает себя для возбуждения аппетита перед обедом. Гуляли цилиндры, бобры, соболя, кепи и треуголки… Большинство из них пело «Dites-lui!»».

…у нас она в сто крат скромнее играет, нежели в Париже! — По признанию самой артистки, она во время русских гастролей, наоборот, огрубляла свою игру с тем, чтобы быть более «доходчивой» для петербургской публики (см. «Гражданин», 1872, № 4, 24 января).

«Le Sabre de mon père». — Под этим названием шла в Петербурге «Герцогиня Герольштейнская», в которой изображались «галантные» подвиги Екатерины II.

Эта оперетта и исполнявшая главную роль Гортензия Шнейдер вызывали у русских современников настолько живой интерес, что даже Александр II, правнук Екатерины II, приехавший в 1867 году в Париж на Всемирную выставку, чуть ли не прямо с вокзала устремился в театр Variété (см. Герцен, т. XIX, стр. 282).

…товарищи мои <…> изнемогали, таяли, извивались… — Кн. В. П. Мещерский в статье «У театра Буфф», выражая глубокое возмущение постановкой на русской сцене «пиесы» о Екатерине II, «Герцогини Герольштейнской» — «оскорбительной для всякого русского», где «цинизм разврата доведен до крайних пределов», описывал какого-то офицера, который, «высунувшись из ложи руками и половиною туловища», «впивался в сцену и в каждое движение г-жи Шнейдер до того соблазнительно, что обращал на себя внимание многих» («Гражданин», 1872, № 5, 31 января). Эта сценка как бы дополняет салтыковскую характеристику посетителей театра Буфф во время гастролей Шнейдер.

…борелевские татары… — См. прим. к стр. 182.


II*

Впервые — ОЗ, 1872, № 2, «Соврем. обозр.», стр. 262–288, с примечанием: «Первая статья под этим названием была помещена в предыдущем номере «Отеч. зап.». Автор».

Критика приветствовала острую сатирическую направленность

фельетона против реакционного дворянства и в первую очередь против его нового органа — газеты «Гражданин», издаваемой с начала 1872 года князем В. П. Мещерским. В статье В. П. Буренина «Журналистика» отмечалось: «Самая выдающаяся по беллетристике статья февральской книжки встречается не в первом отделе, а в конце — это фельетон «Дневник провинциала в Петербурге». Многие страницы этого фельетона представляют едкую и блестящую сатиру на некоторые «веяния времени» и некоторых «охранителей», появившихся в наши дни. Особенно хороши раут у князя Оболдуй-Тараканова и статья князя: «Как мы относимся к прогрессу», не уступающая ничем, по форме и содержанию, передовым выкликаниям «Гражданина». Не менее удачен проект «о расстрелянии и благих оного последствиях, сочиненный помещиком Поскудниковым» (СПб. вед. 1872, № 59, 29 февраля, Подпись: Z).

В изд. 1873 Салтыков внес несколько незначительных стилистических поправок, а также следующее дополнение к тексту:

Стр. 295. «…обладание властью действительно равносильно возможности гнуть в бараний рог, и что в этом смысле мы, точно, никакой власти не имеем» — после этих слов добавлено: «Или, быть может, мы имеем ее в каком-нибудь другом смысле? Risum, teneatis, amici!».

Стр. 299. В изд. 1881 после слов Прокопа: «А я нынче по административной части гусара запустил» добавлено: «Хочу в губернаторы».


…кокодессов… — Слово cocodès, появившееся во французском языке в начале 60-х годов, означает «фат», представитель «золотой молодежи», «прожигатель жизни».

…без начала, без конца, без середки… — Содержателю частного театра Буфф Егареву запрещено было в то время ставить на своей сцене музыкальные спектакли полностью; поэтому оперетты шли у него как полуспектакли-полуконцерты, и вдобавок немилосердно искажались.

…красоулю… — чашу.

…в отъезжее поле — на псовую охоту.

…из Александринки… — Петербургский императорский драматический (Александрийский) театр.

…охранение только одного-единственного права… — крепостного права.

…периодически, через каждые три года, бушевал в губернском городе… — то есть участвуя в дворянских выборах.

…подстрекающей мысли о каких-то якобы правах. — См. развитие этой мысли в «Завещании моим детям» («Признаки времени») — т. 7.

Если б кто-нибудь взял на себя труд обстоятельно написать историю этих пикировок… — См. об этом в «Помпадурах и помпадуршах» (глава «На заре ты ее не буди») — т. 8.

Реприманд… — Здесь: угроза (франц. reprimande).

Мы даже m-lle Филиппо не можем заставить спеть «L’amour ce n’est que cela» — Салтыков приводит припев из песенки «L’Amour» («Любовь») — «L’amour, qu’est-ce donc que cela?» (см. «Каскадный мир. Сборник французских шансонеток, исполняемых г-жами Шнейдер, Терезою, Силли, Кадуджею, Филиппо, Альфонсин, Альфонсиною-Дюроше, Лафуркад, Антуанет, Мариею Лажи, Бланш-Гандон, Бланш-Вилэн и проч., с переводом на русский язык в стихах», СПб. 1873, стр. 3). Шансонетная певица Луиза Филиппо выступала в течение нескольких лет подряд в театре Искусственных минеральных вод Излера. Она сумела «три года подряд привлекать ежедневно тысячу человек, распевая неизменно одну-единственную песню «L’Amour», где и слов почти нет, кроме «Oh Robin! oh la la, ola li! oh la la и т. д.» (СПб. вед., 1872, № 181, 5 июля). В апреле 1871 года Филиппо привлекалась к суду за то, что, исполняя эту песню, «производила на сцене бесстыдные телодвижения», и в результате подверглась денежному штрафу (СПб. вед., 1871, № 126, 9 мая).

Есть наслаждение и в дикости лесов… — Первая строка стихотворения К. Н. Батюшкова (без названия; 1819–1820).

…отставным козы барабанщиком. — Устаревшее шутливое выражение о человеке, потерявшем свое прежнее (крайне незначительное) служебное положение.

…мой друг Сеня Бирюков… — Этот салтыковский персонаж является действующим лицом «Сатир в прозе» и «Помпадуров и помпадурш».

…по утвердившемуся на улице понятию… — О термине «улица» у Салтыкова см. т. 9, стр. 485.

Risum teneatis, amici! — часть пятого стиха из «Науки поэзии» Горация.

Вон головорезы-то, слышали, чай! — миллион триста тысяч голов требуют… — Во время первого заседания Петербургской судебной палаты по «нечаевскому делу» — «о заговоре, составленном с целию ниспровержения существующего порядка управления в России», была процитирован? прокламация «Народная расправа», в которой говорилось о необходимости истребления «тех извергов в блестящих мундирах, обрызганных народною кровью, что считаются столпами государства», «целой банды грабителей казны» и т. п. («Правительственный вестник», 1871, № 156, 2 июля). Желая дискредитировать участников революционного движения III Отделение распускало провокационные слухи о намерении «нигилистов» истребить всех дворян, то есть миллион с лишним человек. Слух этот повторяет в разных вариантах ряд персонажей Салтыкова (например, Nicolas Персианов в «Господах ташкентцах» — см. стр. 101).

…сорок миллионов поясниц заполучить желаем! — Подразумевается дворянское право телесного наказания крестьян (к концу 60-х годов крестьянское население России составляло около пятидесяти миллионов человек). Законом от 17 апреля 1863 года телесные наказания «низших сословий», широко распространенные в судебной практике дореформенной России, были резко ограничены, что вызывало недовольство среди закоснелых крепостников.

…даже прожект о расстрелянии… — то есть о резком усилении правительственных репрессий против оппозиционных и революционных элементов — вплоть до их полного физического истребления.

…прожект о расточении… — Вероятно, имеется в виду широкое применение административной ссылки (в старинном словоупотреблении — «расточать» означало рассеивать, разгонять).

…с Домиником. — Как указывалось в одном из путеводителей по Петербургу, ресторан Доминика на Невском проспекте был «известен своими пирожками и вообще доброкачественностью и доступностью припасов; по количеству посетителей ему принадлежит первое место» (Вл. Михневич. Петербург весь на ладони, ч. II, СПб. 1874, стр. 486).

Нас встретил хозяин… — В сатирическом портрете князя Оболдуй-Тараканова современники угадывали черты реакционного беллетриста и публициста кн. В. П. Мещерского, изъявлявшего претензию на роль идейного вождя русской консервативно-помещичьей партии.

…уже смотрят государственными младенцами. — См. об этом: «Испорченные дети», т. 7.

…государственных семинаристов. — Речь идет о чиновниках Синода — в частности, департамента иностранных исповеданий, вице-директором которого был ранее гр. Д. А. Толстой Ср. т. 7, стр. 363–366 и 644.

…к догмату о папской непогрешимости. — См. прим. к стр. 217.

…мотивы, побудившие императора Наполеона III начать мексиканскую войну. — Цель военной авантюры, предпринятой в 1862–1867 годах Наполеоном III, было уничтожение республики в Мексике и замена ее империей, предназначенной стать оплотом против Северо-Американских Соединенных Штатов. Экспедиция эта закончилась полным провалом и ускорила крах наполеоновского режима.

…ососов… — поросят-сосунков.

Petit oiseau! qui es-tu? — По-видимому, пародируется «нравоучительное» стихотворение аббата Ашиля Девуаля «Le Mendiant et l’Oiseau» — «Нищий и птичка» («Où vas-tu, petit oiseau?»).

«Zaïre» — трагедия М.-А. Вольтера (1732).

«Излюбленные» — Избранные на какую-нибудь общественную должность (термин русского обычного права). Салтыков, возможно, намекает на высказывание славянофила А. И. Кошелева, писавшего, что для обсуждения всех проектов законов следовало бы направлять в столицу из губерний «гласных, избираемых на сей предмет губернскими земскими собраниями» («Беседа», 1871, № 8, стр. 171–172).

…nous dansons sur un volcan… — приобретшее широкую известность восклицание французского политического деятеля гр. А. де Сальванди на балу в Париже 31 мая 1830 года — за два месяца до Июльской революции.

…то посредники… то акцизные… то судьи… — Мировые посредники, на обязанности которых при проведении в жизнь крестьянской реформы 1861 года лежало регулирование взаимоотношений крестьян и их бывших владельцев, являлись в первое время объектом ненависти со стороны крепостников; их называли «поджигателями» и подвергали травле на дворянских собраниях (см. Введение к «Мелочам жизни» — т. 16). Вскоре, однако, доходную и влиятельную должность мирового посредника сумело заполучить множество бывших крепостников, и это примирило их как с самой реформой, гак и с институтом посредников. — В 1863 году в России были ликвидированы винные откупа и заменены вольной продажей вина, обложенного правительственным акцизом. Чиновники, контролировавшие правильность проведения этой реформы, подвергались травле со стороны крупных помещиков, характеризовавших этих, в сущности «благонамеренных», чиновников как «нигилистов» и даже «коммунистов» (см. т. 7, стр. 190).

…куда же можно прийти, кроме… Но я не произношу этого страшного слова… — Имеется в виду революция.

А суд, ваше превосходительство, между тем оправдывает-с! — Намек на ряд оправдательных приговоров, вынесенных петербургским судом книгоиздателям, против которых цензурными органами было возбуждено судебное преследование.

…со времени покойного Николая Михайловича… — то есть Карамзина, умершего в 1826 году.

…увидел тут все… — Приводится ходовой набор обвинений реакционно-охранительной печати по адресу демократических органов, в особенности «Отечественных записок» и публиковавшихся там произведений Салтыкова.

У нас была одно время газета… — Имеется в виду политическая и литературная газета «Весть», редактировавшаяся В. Скарятиным и Н. Юматовым Это был орган крепостников, добивавшихся передачи административной власти над крестьянами в руки помещиков. «Весть» выходила с 1863 по 1870 год, имея ничтожное число читателей; прекратилась, как сообщалось в последнем номере, «вследствие полного истощения денежных средств».

…мы решились издавать новую газету под юмористическим названием «Шалопай» — Здесь и далее высмеивается реакционно-консервативный еженедельник — «политический и литературный журнал-газета» «Гражданин», незадолго до того (с января 1872 года) начавший выходить в Петербурге под фактической редакцией кн. В. П. Мещерского.

…пренумерантов! — подписчиков.

Как мы относимся к прогрессу? — Пародируется передовая статья кн. В. П. Мещерского «Вперед или назад» («Гражданин», 1872, № 2, 10 января).

«Сила совершившихся фактов, без сомнения, не подлежит отрицанию». — Пародируется следующее место из статьи Мещерского: «В России не может быть движения назад, потому что движение вперед объявлено всенародным, — в марте 1856 года, русским государем; в русском государстве немыслимо движение назад, потому что движение вперед стало жизнью, органическою потребностью России».

…должен ли повторяться этот едва совершившийся факт безгранично? <…> что ежели бы рядом с совершившимся фактом было поставлено благодетельное тире́…— Пародируется высказывание из той же статьи Мещерского: «Но если движение назад немыслимо, а движение вперед есть такая же потребность для России, как жизнь, то из этого не следует, чтобы последнее, то есть движение вперед, могло бы быть нестройным, порывистым и управляемым не потребностями всех, а капризами нескольких, кто бы они ни были <…> К реформам основным надо поставить точку, ибо нужна пауза, пауза для того, чтобы дать жизни сложиться <…> Лихорадочно скачущие вперед создают упорно оттягивающих назад: и те и другие вне истины, вне России. России же нужна разумная средина, мир внутренний, мир безусловный…»

В своих позднейших воспоминаниях кн. Мещерский писал: «Эпизод с точкою вызвал против меня целый ураган. Он заключался в фразе, которую я дерзнул тогда сказать в одном из первых №-ров «Гражданина» о необходимости поставить к либеральным реформам точку. С этим словом все для меня кончилось, как будущность, и анафема надо мною произнесена была полная» (кн. В. П. Мещерский. Мои воспоминания, ч. II (1865–1881 гг.). Спб. 1898, стр. 169). Незнакомец (А. С. Суворин) прозвал кн. Мещерского в одном из своих фельетонов «князем точкой, или точкой печального образа» (СПб. вед., 1872, № 304, 5 ноября).

…со времени известного происшествия… — то есть отмены крепостного права.

…у председателя общества чающих движения воды, действительного статского советника Стрекозы. — По евангельской легенде, «чающими движения воды» назывались больные и обессиленные люди, ожидавшие близ купальни Вифезда в Иерусалиме момента, когда появится ангел и приведет ее воды в волнение. Первому вошедшему за ним в воду это сулило исцеление (Иоанн, 5, 2–4). Персонажи с именем Стрекоза проходят через многие произведения Салтыкова — от «Губернских очерков» до «Современной идиллии».

…с вавилонскою блудницей. — «Вавилонская блудница» — выражение из Апокалипсиса («Откровение св. Иоанна Богослова» 17, 1 и 5).

«Как лебедь на брегах Меандра…» — Начало «Оды на восшествие на престол Александра I» M. M. Хераскова (СПб. 1801). В подлиннике вместо: «на брегах» — «на водах».

…из всей этой плеяды остался только господин Страхов! — В журнале «Заря» (1870, № 10) H. H. Страховым была напечатана под псевдонимом Н. Косица статья «Вздох на гробе Карамзина». Называя автора «Бедной Лизы» «великим писателем, создателем русской истории, зачинателем нового периода нашей литературы», Страхов декларативно заявлял: «Я вам открою, что я воспитан на Карамзине, что мой ум и вкус развивался на его сочинениях. Ему я обязан пробуждением своей души, первыми и высокими умственными наслаждениями» (стр. 207). Об ожесточенной полемике Салтыкова с этим идеологом «почвенничества» в начале и середине 60-х годов см. т. 8, стр. 395, 584.

…к Шухардину… — Трактир на Литейной с садом, в котором давались «музыкальные вечера», упоминавшиеся современниками с неизменной иронией (см. Вл. Михневич. Петербург весь на ладони, ч. I, СПб. 1874, стр. 235–236).

…к Балабину… — «Балабинская гостиница» на Б. Садовой улице. При ней был ресторан.

…и охотно беседовал об искусстве <…> в трактире «Британия». — См. «Пошехонскую старину», гл. XXIV, «Валентин Бурмакин» (т. 15).


III*

Впервые — ОЗ, 1872, № 3, «Соврем. обозр.», стр. 119–145.

В изд. 1873 в текст III главы внесено большое количество изменений. Ниже приводятся наиболее существенные из них.


«Какое это в самом деле благодеяние, что откупа уничтожены — и опять ушло» — после этих слов в ОЗ было: «Дальше хорошо, однако ж, что присяжные по Мясниковскому делу оказались люди просвещенные, потому что ведь с бубновым-то тузом на спине… и опять ушло!»

После слов: «он знал и понимал, что если мир, по малой мере верст на десять кругом, перестанет быть пустыней, то он погиб?! — вместо: «А мы?! Что дедушкина мораль удержалась в нас всецело — в этом нет никакого сомнения <…> вот почему мы колеблемся, путаемся и виляем», в ОЗ было:

и потому высказывал свои заключения настойчиво и безбоязненно. А мы?! Предоставляю беспристрастному читателю самому по совести ответить, действительно ли дедушкина мораль уже исчерпала свое содержание, как о том повествуют пламенные панегиристы успехов нашего времени? И многие ли из нас вполне искренно и сознательно отказались от убеждения, что удел хама в этом мире ограничивается телесным наказанием? А ежели некоторые и догадываются, что дедушкина мораль не вполне состоятельна, то не знают, как с этим делом быть».

Вместо слов: «Какая же это будет жизнь, коли меня на каждом шагу думать заставлять будут?» — в ОЗ было: «А на кой черт, позволь тебя спросить, стану я думать, коли я и без думанья всякую штуку оборудовать могу? Да и какая же это будет жизнь, коли меня на каждом шагу думать заставлять будут? Ведь это каторга, а не жизнь! Думать!»

«…наша женерозность пришла к нам без особенно деятельного участия сознания» — после этих слов в ОЗ было: «Мы задались ею почти из того же побуждения, из которого Большов у Островского задался мыслью о банкротстве».

«Тогда только мы начали суетиться и ахать» — после этих слов в изд. 1873 добавлено «и извергать безграмотные проекты о необходимости возвратиться к системе заушения!»

«…в похвальном стремлении всех осчастливить» — после этих слов в ОЗ было: «(не я, конечно, буду называть это стремлением непохвальным)».

…из рязанско-тамбовского клуба… — из клуба дворянского собрания, имевшегося в каждом губернском городе.

…посылать какого-нибудь Андрюшку-пьяницу или Ионку-подлеца в часть! — До крестьянской реформы помещики, жившие в городе, имели право направлять своих дворовых для порки в полицейский участок.

И вот, о реформы, горькие ваши плоды! — Реминисценция из «Недоросля» Д. И. Фонвизина: «Вот злонравия достойные плоды!» (заключительная реплика Стародума — д. 5, явл. 8).

…розоперстую аврору… — поэтический синоним утренней зари, часто встречающийся в поэмах Гомера.

«…о необходимости оглушения… «о переформировании де сиянс академии…» — Об этих «прожектах» см. прим. к стр. 338.

Был момент, когда мы искренно поверили… — Имеется в виду время, предшествовавшее крестьянской реформе, которая казалась большинству дворян-помещиков непоправимой катастрофой (см., например, т. 2, стр. 25).

…la grandeur d’âme est à l’ordre du jour <…> alea jacta est… — См. прим. к стр. 65.

…на последнем я листочке напишу четыре строчки. — Банальные стишки, которыми обычно завершались альбомы «уездных барышень».

…это были дни нашего несчастия… — время подготовки и проведения крестьянской реформы.

…это аттанде — термин карточной игры: «Погодите, не мечите, я ставлю» (от франц. attendez).

…юдоль скорбей. — Библейское выражение (Псал., 83, 7), означающее «земная жизнь» («юдоль» по-церковнославянски — долина).

…женерозна… — великодушна, благородна (от франц. généreuse).

…палладиумом… — оплотом (от лат. palladium).

…господина Токевиля (удерживаю фамилию этого писателя в том виде, как она является в плодах деревенских досугов) — В фамилии французского публициста А. де Токвиля (Toqueville) средняя буква е — немая и выпадает из русского написания и произношения. Архаическая транслитерация подобного рода фамилий (напр., Дидерот вместо Дидро) продолжала частично бытовать в России XIX века.

Токевиль положительно сделался популярнейшим из публицистов в наших усадьбах. — В своих известных книгах «La Démocratie en Amérique» («Демократия в Америке», 1835–1840) и «L’Ancien régime et la Révolution» («Старый порядок и революция», 1856) Токвиль коснулся проблем, актуальных для пореформенной России: представительного правления, централизации и т. п. Перевод обеих книг Токвиля вышел на русском языке в начале 60-х годов,

…Наполеон III <…> диктовал свои мероприятия относительно расстреляния? — Имеются в виду мероприятия Наполеона III по установлению и упрочению режима жестокой личной диктатуры.

И Хлобыстовские приедут, и Дракины… — Салтыков впервые изобразил этих «зубров-крепостников» в «Признаках времени» (см. т. 7, стр. 547). См. также «Письма к тетеньке» (т. 14).

О необходимости децентрализации. — В этом «прожекте» Салтыков подвергает осмеянию децентрализаторско-крепостнические устремления дворян-землевладельцев, требовавших от правительства усиления своей помещичьей власти и охраны государством их имущественных и сословных интересов. Одним из конкретных объектов пародии является, по-видимому, докладная записка, поданная в 1866 году Александру II министром внутренних дел П. А. Валуевым, министром государственных имуществ А. А. Зеленым и шефом жандармов гр. П. А. Шуваловым, об усилении власти губернаторов на местах (см. «О минувшем. Исторический сборник», СПб. 1909, стр. 100–109). Значительное усиление власти губернаторов было проведено через Комитет министров. «Сущность этого проекта заставляет опасаться, что в силу его вся Россия отдается под полицейский надзор <…> — записал в своем дневнике 27 января 1870 года А. В. Никитенко. — Ничего чудовищнее, кажется, не было придумано в это бестолковое время, где самые пошлые личные интересы самолюбия, честолюбия и трусости уже даже перестали с некоторых пор прикрываться личиною забот о народных интересах» (А. В. Никитенко. Дневник, т. 3, М. 1956, стр. 167). Об аналогичном проекте Шувалова и Тимашева 1870 г. см. т. 7, стр. 627–728.

Токевиль выражается о сем прямо: «Централизация есть зло». — Вопросы, связанные с централизацией и децентрализацией власти, занимают заметное место в работах Токвиля, особенно в книге «Демократия в Америке». Об интересе Салтыкова к работам Токвиля см. в кн.: С. Макашин. Цит. изд., стр. 429–431 и 556.

Монтескью, подтверждая сие мнение, прибавляет: «Зло, с трудом поправимое даже деспотизмом». — Нелепость этой ссылки невежественного автора прожекта на Шарля Монтескье заключается в том, что он заставляет мыслителя, жившего за столетие до Токвиля, подтверждать изречения последнего.

…английский писатель Джон Стуарт выражается так: поле Централизация есть остаток варварства». — Автор «прожекта» имеет в виду известного экономиста Джона Стюарта Милля, но по невежеству принимает его двойное личное имя за имя и фамилию. В заключительной части своей книги «On Liberty» («О свободе», 1859), Милль резко осудил тенденции к централизации, проявляющиеся в европейских странах, в частности — в наполеоновской Франции.

..солнце наше вкруг нас ходит, да мы в безмятежии почиваем…» — Неточная цитата из речи Георгия Конисского в честь Екатерины II («Речь на прибытие ее императорского величества в город Мстиславль, говоренная синодальным членом, преосвященным Георгием, архиепископом могилевским, мстиславским и оршанским генваря 19 дня 1787 года»). В подлиннике: «Всесветлейшая императрица! Оставим астрономам доказывать, что земля вкруг солнца обращается: наше солнце вкруг нас ходит, и ходит для того, да мы в благополучии почиваем».

Наши заатлантические друзья… — См. прим. к стр. 450.

…даже Наполеон III нередко <…> о сем поговаривал в секретных беседах с господином Пиетри. — Иронический намек на попытки Наполеона III в конце своего царствования несколько «либерализировать» правительственный режим, который основывался на строгой централизации и полицейско-бюрократическом регламентировании всех сторон жизни французского народа. О Ж. Пиетри см. на стр. 61.

Известный криминалист Сергий Баршев говорит: «Ничто так не спасительно, как штраф, своевременно налагаемый, и ничто так не вредно, как безнаказанность». — Профессор Московского университета С. Баршев писал в книге «О мере наказаний» (М. 1840), которую он в предисловии назвал своим «исповеданием»: «…на людей грубых и необразованных, каковы, большею частию, преступники, всего более действует страх наказания» (стр. 123). В другой своей книге — «Общие начала теории и законодательств о преступлениях и наказаниях» (М. 1841) — Баршев посвятил целый раздел вопросу «О денежных наказаниях», подчеркивая целесообразность денежных штрафов в случае «маловажных преступлений» (раздел II, стр. 81–83). Ср. «Нашу общественную жизнь» — т. 6, стр. 173.

…ларчик просто открывался!!! — Заключительный стих басни И. А. Крылова «Ларчик» (1807).

…предоставить <…> издавать правила — К. К. Арсеньев замечал по поводу этого проекта: «Это напечатано в 1872 году, а в 1876 или 1877 году администрации на самом деле дано и впоследствии еще более расширено право издавать обязательные постановления. То, что прежде казалось утрировкой, является, таким образом, простою прозорливостью; г. Салтыкову удается иногда подметить «тень, отбрасываемую грядущим» (the shadow of coming things), как картинно выражаются англичане» (ВЕ, 1883, № 2, стр. 730). Ср. аналогичные высказывания Салтыкова в письмах к Н. А. Некрасову от 13 октября 1876 года и к П. В. Анненкову от 1 ноября 1876 года. Прожект «О децентрализации» был почти полностью воплощен в жизнь правительством Александра III в 80-х годах.

…и моего тут капля меду есть. — Из басни И. А. Крылова «Орел и Пчела» (1811).

Отставной корнет Петр Толстолобов. — В этом персонаже, фигурирующем также в «Помпадурах и помпадуршах», отражены некоторые черты лицейского товарища Салтыкова, «жестоковыйного человека», «ташкентца высшего полета» — гр. Д. А. Толстого, который ознаменовал свое многолетнее пребывание на посту министра народного просвещения, а затем министра внутренних дел рядом мероприятий по «помрачению просвещения в России».

Бьют, испытывают и ссылают. — См. гл. II «Итогов» — т. 7, стр. 434–444 и 656–667.

О необходимости оглушения в смысле временного усыпления чувств. — «Прожект» направлен против разработанной правительством программы «классического образования».

…азбуки в том первоначальном виде, в каком оную изобрел Таут… — Финикийцу Тауту легенда приписывала изобретение «письменных букв» (см. И. Кайданов. Руководство к познанию всеобщей политической истории, ч. I, СПб. 1823, стр. 17). Намек на введенное в классических гимназиях обязательное обучение древнегреческому языку.

…эфиопского языка — намек на эту же «реформу».

О переформировании де сиянс академии. — «Де сиянс академия» — Академия наук (от франц. Académie de Sciences). Салтыков предполагал представить в «оправдательных документах» к «Истории одного города» написанную «градоначальником Двоекуровым» «Записку о необходимости учреждения в Глупове академии», которая занималась бы не изучением, а «рассмотрением» наук. Какие-то причины помешали ему реализовать это намерение в «Истории одного города», и он сделал это в «Дневнике провинциала». «О переформировании де сиянс академии» — одна из самых острых сатир Салтыкова, обличающих истинное отношение царизма к науке и просвещению. Салтыков высмеял в ней постоянные усилия самодержавия создать «благонамеренную» лженауку, поддерживающую «законный порядок».

…как свидетельствует газета «Гражданин», одна дочь оставила одного отца… — Сатирическая реплика в адрес кн. В. П. Мещерского, выступавшего против равноправия женщин. В передовой статье газеты «Гражданин» (1872, 28 февраля, № 9), озаглавленной «Наш женский вопрос», рассказывалось о том, как «в одном помещичьем имении, в глуши Смоленской губернии, жил семидесятилетний старик с двадцатипятилетней дочерью», которая под влиянием брата, окончившего Петровскую сельскохозяйственную академию, бросила отца, переехала в Петербург «с обстриженными волосами» и заняла должность «свободной, самостоятельной наборщицы». Мещерский патетически описывал горе «покинутого отца».

…распространительница бездельных мыслей, весьма даже пагубная, называемая «Психологией». — У передовой русской молодежи глубокий интерес вызывали сочинения по естествознанию, посвященные связи физиологических и психических явлений, — книги Фейербаха, Фогта, Молешотта, Бюхнера и др. Герцен писал К. Фогту 9 мая 1866 года: «…в доносах Каткова упоминается и ваше имя. Он утверждает, что именно ваши сочинения, которые переводились ad hoc, и книги Молешотта развращали молодое поколение» (Герцен, т. XXVIII, стр. 185).

…маймистов… — Так прозвали финнов, живших в окрестностях Петербурга (искаженное «Эй мойста» — «Не понимаю»).


IV*

Впервые — ОЗ, 1872, № 4, «Совр. обозр.», стр. 305–331.

Критик журнала «Сияние» в статье «Журналистика». «Отечественные записки» № 4» охарактеризовал четвертый фельетон «Дневника провинциала» как «великолепную характеристику нашего общества в самой популярной форме» («Сияние», 1872, т. I, № 23, стр. 386).

В изд. 1873 Салтыков внес в текст IV главы следующие добавления.

Стр. 360. «Это начало — всегдашнее, никогда не оставляющее человека» — после этих слов добавлено: «совершившего рискованное предприятие по присвоению чужой собственности».

Стр. 370. «Через минуту ответы уж были готовы» — после этих слов добавлено: «(до такой степени присяжные заседатели были тверды в вере!)».

Стр. 371. «…Жаль этого дорогого принципа собственности, этого, так сказать, палладиума…» — после этих слов добавлено: «Но куда бежать? в провинцию? Но там Петр Иваныч Дракин, Сергей Васильич Хлобыстовский… Ведь они уже притаились… они уже стерегут! Я вижу отсюда, как они стерегут!!»

Стр. 343. …я должен сказать несколько слов о сновидениях… — Далее следует пародийная характеристика антикрепостнического протеста либерально-оппозиционных кругов дворянского общества 40-х годов, — протеста искреннего, но «гамлетовски» нерешительного и лишенного практических результатов. В эту характеристику Салтыков ввел ряд автобиографических реминисценций, к которым относятся и воспоминания о своих дебютах в литературе, — повестях «Противоречия», «Запутанное дело», «Брусин», упоминание о своем крепостном слуге Григории («собрат моего камердинера и раба Гриши») и др.


…лампопо́… — анаграмма слова «пополам»: напиток из пива с лимоном и гренками.

…alma mater… — студенческое наименование университета (в данном случае — Московского).

…«Маланьей» — См. прим. к стр. 383.

О Росс! о род непобедимый // О твердокаменная грудь! — Из оды «На взятие Измаила» Г. Р. Державина (1790–1791). В подлиннике: «О Росс! О род великодушный!»

…помещика Пеночкина! — Аркадий Павлович Пеночкин — главный персонаж рассказа И. С. Тургенева «Бурмистр» (1847) из цикла «Записки охотника».

…увлеченный артельными сыроварнями… — Начиная со второй половины 60-х годов помещик Н. В. Верещагин деятельно пропагандировал создание в России густой сети артельных сыроварен, которые должны были, по его мнению, значительно поднять благосостояние крестьянского населения. Рациональность повсеместного распространения сыроварен оспаривал на страницах «Отечественных записок» известный теоретик и практик агрономии — профессор А. Н. Энгельгардт, указывавший, что для многих крестьянских семей сыроварни явятся источником дополнительных лишений. В полемику между «Отечественными записками» и «С.-Петербургскими ведомостями» по этому вопросу был втянут и Салтыков (см. «Благонамеренные речи» — т. 11).

…местного комитета по улучшению быта крестьян. — «Комитеты по улучшению быта крестьян» были созданы в 1858 году из дворян-помещиков каждой губернии для разработки условий отмены крепостного права.

…председатель исчез неведомо куда, но «в сопровождении» — Намек на административную ссылку в Вятку (в сопровождении жандарма) председателя Тверского губернского комитета А. М. Унковского в 1860 году.

Итак, я видел сон. — В основу «сна» положены факты нашумевшего процесса братьев Мясниковых, обвиненных в подделке духовного завещания купца Беляева. Саркастическому анализу этого дела посвятил большую часть своего ежемесячного обзора «Наши общественные дела» Н. Демерт в мартовской книжке «Отечественных записок» 1872 года, то есть за месяц до появления в этом журнале настоящей главы «Дневника провинциала». После внезапной смерти (в 1858 г.) купца К. В. Беляева, ведавшего делами офицеров — братьев А. и И. Мясниковых, первый из них, бывший в это время адъютантом начальника III Отделения, тотчас же перевез к себе все бумаги Беляева. Спустя три недели жена Беляева предъявила для засвидетельствования духовное завещание покойного мужа, написанное не по форме, причем подлинность подписи Беляева возбудила большие сомнения. Осенью 1859 года племянник Беляева Мартьянов возбудил дело о подложности этого завещания, но умер еще до разбора своей жалобы. В 1868 году родственники и наследники Мартьяновых подали в прокуратуру прошение о возбуждении уголовного дела против Мясниковых. «Мясниковское дело», разбиравшееся в феврале 1872 года в Петербургском окружном суде, закончилось полным оправданием обоих братьев, чему, как предполагалось, содействовало служебное положение старшего брата в высшем органе политической полиции и, быть может, даже подкуп присяжных заседателей (эти предположения неоднократно высказывались в периодической печати). Большое влияние на исход процесса оказала «интересная, исключительно глубокая по содержанию и замечательная по ее юридическому анализу» речь защитника А. Мясникова — К. К. Арсеньева (см. сб. «Судебные речи известных русских юристов», изд. 2-е, M. I957, стр. 223–224). Вторичное судебное разбирательство, произведенное в Москве, также закончилось полным оправданием обвиняемых. Подробностями этого сенсационного процесса Салтыков воспользовался как материалом для сатирической характеристики и обличения общественного быта и нравов 70-х годов.

…что я был когда-то откупщиком… — Беляев также был винным откупщиком.

…выкупное свидетельство. — Выкупные свидетельства представляли собой своего рода облигации, которые выдавались помещикам после реформы 1861 года за земли, входившие в крестьянский надел.

…всем мужикам вольные дал, да всех их к купцу на фабрику и закабалил. — Намек на так называемую «Хлудовскую историю» — аферу с крепостными крестьянами, устроенную несколькими помещиками Рязанской губернии и богатейшими фабрикантами той же губернии Хлудовыми. Афера эта была разоблачена Салтыковым во время его вице-губернаторства в Рязани (см. т. 5, стр. 84–97 и 548–550).

…чтоб бутылка за семью печатями была! — то есть чтобы вино не оказалось отравленным.

Многие вот так-то обещают, а после, гляди, свидетелев-то на тот свет угодить норовят. — Намек на обстоятельства, связанные с делом Мясниковых, когда несколько наследников Беляева, а также свидетелей умерло один за другим в больнице, сумасшедшем доме и пр.

…что в моей шкатулке оказалось всего-навсего две акции Рыбинско-Бологовской железной дороги, да старинная копеечка… — Намек на Мясниковское дело. В кабинете Беляева после его смерти полиция обнаружила только триста пятьдесят рублей наличными деньгами и двадцать пять серебряных монеток старинной чеканки. Все остальное было увезено и припрятано Мясниковым (см. «Дело Мясниковых». Полный стенографический отчет, СПб, 1872, стр. 15).

Пришли, понюхали — и ушли. — Из «Ревизора» Гоголя (реплика городничего: «…мне всю ночь снились какие-то две необыкновенные крысы <…> пришли, понюхали — и пошли прочь» (д. I, явл. 1).

…что они миллионщики! — Этот эпизод, возможно, связан не только с Мясниковским делом, но и со следующим сообщением в русской печати того времени: «В нескольких верстах от гор. Змиева, верстах в сорока от Харькова, проживал один из первых богачей края Дмитрий Андреевич Донец-Захаржевский <…> имевший, по слухам, далеко за миллион рублей капитала в различных процентных бумагах <…> На днях в Харькове распространилась молва, что Д. А. Донец-Захаржевский скончался в деревне своей <…> Молва прибавляет, что, между прочим, при покойном не нашли капитала, бывшего при нем в последние дни» (СПб. вед., 1872, № 1, 1 января).

…сипация… — искаженное слово «эмансипация», то есть «освобождение» крестьян.

…на острове Голодае? — Близ острова Голодая (ныне остров имени Декабристов), на краю Смоленского кладбища в Петербурге хоронили нищих.

…мои таланты… — Здесь в смысле: деньги. В одной из евангельских притч упоминается раб, получивший от своего хозяина денежную сумму («один талант»); вместо того чтобы пустить ее в прибыльный оборот, раб зарыл этот талант в землю, чем вызвал негодование рабовладельца (Матф., 25, 15–30).

…искариот… — предатель (от евангельского персонажа Иуды Искариота, предавшего на казнь Христа).

Надо нам от этого Гаврюшки освободиться! — Здесь, по-видимому, содержится намек на одно из обстоятельств Мясниковского дела. Помощник Беляева А. А. Караганов, подделавший подпись Беляева по просьбе Мясникова, во время судебного процесса находился почти в невменяемом состоянии. По утверждению прокурора А. Ф. Кони, Мясниковы нарочно спаивали его, чтобы избавиться от опасного свидетеля обвинения («Дело Мясниковых», цит. изд., стр. 258–260).


V*

Впервые — ОЗ, 1872, № 5, «Совр. обозр.», стр. 128–153.

Сохранился отрывок наборной рукописи от слов: «Я не шел домой, а бежал…» до слов: «о… том, что было далее — до следующего раза. M. М.»

Сохранившийся отрывок представляет собой перебеленную с предыдущих черновиков рукопись с многочисленными исправлениями, вычерками и вставками. Судя по пометам и следам типографской краски, это рукопись, которая использовалась для набора первопечатного текста. Следовательно, ее можно датировать концом апреля 1872 года.

Авторская правка в рукописи имеет преимущественно стилистический характер.

Сличение автографов с журнальным текстом позволяет установить правку в не дошедшей до нас корректуре.

Стр. 389. «И этот человек — заговорщик!» — После этих слов в ОЗ добавлено: «Этот человек не настолько свободен, чтобы ясно сказать, что в городе Имярек исправник ездит на пожарных лошадях!» В одном только изд. 1881 вместо «на пожарных лошадях» напечатано: «на казенных лошадях».

Текст «Устава Вольного Союза Пенкоснимателей» — также добавлен в корректуре. В рукописи после слов: «…и на заглавном листе ее прочитал»: было «Устав Союза Пенкоснимателей». О том, что было далее — до следующего раза».

С пятой главы «Дневника провинциала», посвященной «пенкоснимательству» и его газете — «Старейшей Всероссийской Пенкоснимательнице», началась острая полемика «Отечественных записок» с «С.-Петербургскими ведомостями», как главным органом тогдашнего русского либерализма. В ответ на критику либералов в «Дневнике провинциала» и статье Н. К. Михайловского «С.-Петербургские ведомости». Их настоящее и будущее» («Литературные и журнальные заметки». — ОЗ, 1872, № 5, стр. 51–76). «С.-Петербургские ведомости» опубликовали две большие передовые статьи (СПб. вед. 1872, № 138, 21 мая, и № 142, 25 мая), а также серию фельетонов В. П. Буренина, подписанных буквой Z. В первом из них «Журналистика. Нечто о долгой скрытности «Отечественных записок» относительно своих принципов и своего направления…» (СПб. вед., 1872, № 144, 27 мая) содержались резкие нападки на всех основных сотрудников журнала — Некрасова, Г. З. Елисеева, Н. Курочкина, Н. Демерта и Салтыкова. Следующий фельетон Буренина «Журналистика… Два слова о беллетристической манере г. Боборыкина…» был непосредственно направлен против «Дневника провинциала». В частности, рассуждение Салтыкова о «молодцах лихачах», появившихся в современной литературе, было с полемической целью переадресовано Бурениным П. Д. Боборыкину и его роману «Дельцы». Фельетон заканчивался утверждением, что «статейка, из которой извлечен вышеприведенный намек на г. Боборыкина, есть не что иное, как насмешка над современной литературой вообще и над «Отечественными записками» в частности» (СПб. вед. 1872, № 156, 10 июня).

По этому поводу Салтыков писал Н. А. Некрасову из Витенева в Карабиху 20 июня 1872 года: «Негодяй Буренин, который не постыдился сказать, что мой предпоследний фельетон написан на Боборыкина, конечно, и на будущее время не воздержится от своих пакостей».

Положительная оценка пятого фельетона была дана в статье С. Т. Герцо-Виноградского «Очерки современной журналистики»: «Эфемерность и мизерность интересов, бессодержательность, случайность, болтовня, фельетонизм — вот типические черты нашей современницы-литературы, метко охарактеризованной сатириком литературой пенкоснимания, которая стала переполняться краткословными и краткомысленными представителями… Очертить характер текущей литературы злее и метче, чем это сделал сатирик, вряд ли можно» («Одесский вестник», 1873, 6 мая, № 98. Подпись: С. Г.-В).


…о подоходном налоге… — В начале 1872 года Комиссия для пересмотра системы податей и сборов рассматривала проект всесословного подоходного налога после обсуждения его на губернских и уездных земских собраниях. «С.-Петербургские ведомости» писали по этому поводу 22 февраля:

«Единственным выходом из такого положения представляется полная и окончательная отмена особенно неуравнительных податей: подушной, государственного земского сбора, общественного сбора и государственного земского сбора с гильдийских свидетельств. Существующую систему прямых налогов следует заменить иною, в основании которой лежал бы принцип всесословного налога…»

…о всесословной рекрутской повинности. — Дворянское сословие еще в 1762 году было освобождено от обязательной воинской повинности, которую отбывали в России только крестьяне и мещане. В начале 70-х годов периодической печатью обсуждалась реформа, вводившая всеобщую воинскую повинность. Утверждена она была в 1874 году.

…с других! — то есть податных сословий — крестьян, мещан, негильдийского купечества.

Да ведь других-то и порют! — Телесным наказаниям в 60-70-х годах подлежали крестьяне, арестанты, ссыльнокаторжные и ссыльнопоселенцы. Дворяне, купцы первой и второй гильдии и «именитые граждане» не могли быть подвергнуты телесным наказаниям.

…с чего только бесятся! — Прокоп имеет в виду губернские и земские собрания, обсуждающие проект всеобщего подоходного налога.

В надежде славы и добра // Иду вперед я без боязни! — Из «Стансов» А. С.Пушкина (1826). В подлиннике вместо «иду» — «гляжу».

…налоги, равномерно распределяемые, суть единственные… — См. прим. к стр. 411.

…пушнина… — Здесь: хлеб с мякиной.

…бунте на коленях. — «Бунт на коленях» — выражение Герцена в статье «Сечь или не сечь мужика?», напечатанной в «Колоколе» (1857, л. 6, 6 декабря). См. Герцен, т. XIII, стр. 106.

…Безе. — В переводе с французского эта фамилия означает «поцелуй» (le baiser).

…подарил все дворы через двор… — Подобную же злую шутку проделал, по рассказу Салтыкова в «Пошехонской старине», помещик Захар Капитонович, поделивший между своими двумя сыновьями вперемежку двадцать три крестьянских двора (см. т. 17).

…вицы — шутки (от нем. Witz).

…реки Пряжки… — Пряжка — «незначительная гнилая речонка в Коломне», «выходящая из Мойки, впадающая в залив» (Вл. Михневич. Петербург весь на ладони, ч. 1, цит. изд., стр. 52).

Менандр Прелестнов… — В образе либерального публициста Менандра Прелестнова современники узнавали черты издателя-редактора «С.-Петербургских ведомостей» В. Ф. Корша. Черновой автограф рассказа «Похороны» подтверждает, что именно В. Ф. Корш явился прототипом Менандра Прелестнова (т. 12. Ср. ВЕ, 1883, № 2, стр. 740). Упоминания о В. Ф. Корше, о его редакторской деятельности и о плачевном финале этой деятельности см. также «За рубежом» (т. 14). К. К. Арсеньев, один из близких друзей Корша, писал в его некрологе: «Мягкий, гуманный от природы, умеренный по убеждению, В. Ф. не был и не мог быть одним из тех бойцов, в которых типично выражается дух эпохи; как всем приверженцам середины, ему суждено было возбуждать неудовольствие направо и налево» (ВЕ, 1883, № 8, стр. 878). Ср. К. К. Арсеньев. Салтыков-Щедрин, СПб. 1906, стр. 93; ОЗ, 1877, № 7, стр. 128). Именем Менандр Салтыков, вероятно, не случайно связал своего персонажа с действующим лицом сатиры А. Д. Кантемира «О различии страстей человеческих», где изображен сплетник, жадно собирающий всякого рода слухи (см. Антиох Кантемир. Собрание стихотворений, М. — Л. 1956, стр. 92–93).

…еще в университете написал сочинение на тему «Гомер как поэт, человек и гражданин». — Этим намеком Салтыков подчеркивает тесную связь Менандра Прелестнова с его реальным прототипом: В. Ф. Корш в 40-х годах учился на историко-филологическом факультете Московского университета. Увлеченность античной и, в частности, греческой литературой он сохранил до конца жизни. В обширном, вышедшем под редакцией Корша труде «Всеобщая история литературы» (СПб. 1880–1883) ему принадлежал раздел «История греческой литературы».

«Старейшая Всероссийская Пенкоснимателышца». — Главным объектом сатиры Салтыкова послужили здесь «С.-Петербургские ведомости», начавшие выходить еще в 1728 году, как прямое продолжение петровских «Ведомостей о военных и иных делах, достойных знаний и памяти» (1703–1727). Редактором-издателем этой газеты с 1863 года был В. Ф. Корш.

Экземпляр «Маланьи», отлично переписанный и великолепно переплетенный, и доднесь хранится у меня <…> время «Маланий» прошло… — Здесь явный элемент автоиронии: в личном архиве Салтыкова несколько десятилетий хранилась переплетенная в «изящный шагреневый переплет» рукопись его раннего рассказа «Брусин» (см. т. 1, стр. 429).

…в Шемахе произошло землетрясение? — 16 февраля 1872 года сильным землетрясением был почти полностью разрушен город Шемаха и несколько окрестных селений. Этому событию в «С.-Петербургских ведомостях» был посвящен ряд телеграмм и корреспонденции.

«Башмаков еще не износила!» — Восклицание Гамлета в трагедии Шекспира «Гамлет, принц Датский» (перевод Н. А. Полевого, 1837, д. I, сц. 2). В годы учения в московском Дворянском институте Салтыков нередко посещал спектакли Малого театра с участием Мочалова, Щепкина, Живокини, в том числе и представления «Гамлета».

…как легко дышится!.. — Ср. аналогичную характеристику предшественников «пенкоснимательства» в статье Салтыкова «Наша общественная жизнь» (1863) по поводу газеты «Голос» (названной сатириком «Куриное эхо»), которая безудержно восхваляла результаты правительственных реформ (т. 6, стр. 41).

…ссудо-сберегательные кассы… — Ссудо-сберегательные товарищества начали появляться в России с 1870 года. Целью этих финансовых учреждений, поддерживавшихся земскими управами, было оказание помощи крестьянам-землевладельцам дешевым кредитом. (См. ВЕ, 1872, № 10, стр. 827–837.) На деле это свелось к финансированию зажиточных слоев крестьянства.

…об интернационалке… — В 1864 году было создано возглавлявшееся Карлом Марксом Международное товарищество рабочих — I Интернационал. По-французски «Internationale» женского рода, и в русском языке того времени это слово сохраняло женский род и иногда передавалось термином «международка» — см., например, передовую статью в РМ, 1872, № 97, 11 апреля.

…вследствие свободы печати… — С 6 апреля 1865 года в России было введено временное законодательство о печати, которое хотя и освобождало ряд изданий от предварительной цензуры, но вместе с тем давало возможность правительству применять самые суровые санкции. С I сентября 1865 по 1 января 1870 года было объявлено сорок четыре предостережения; семь периодических изданий были прекращены. Особенно усилились цензурные репрессии после покушения Каракозова и нечаевского процесса (см. К. К. Арсеньев. Законодательство о печати, СПб. 1903, стр. 25–85).

…в продолжение целого часа было видимо северное сияние… — В конце января 1872 года северное сияние наблюдалось не только в европейской части России, но далее в южной Европе.

…образовалось общество, под названием «Союз пенкоснимателей»…но ради бога, чтоб это осталось между нами! — Здесь впервые встречается у Салтыкова ставший классическим термин «пенкосниматели», который фигурирует и в произведениях: «Господа ташкентцы», «Недоконченные беседы» и др. Слово «пенкосниматели» («пенкоснимательство») получило широкое распространение в русской демократической публицистике для обозначения российского либерализма. Им не раз пользовался в своих произведениях В. И. Ленин (см. ЛН, т. 11–12, стр. 400, 419, 420). Предупреждение Прелестнова о необходимости соблюдать «тайну «Союза пенкоснимателей» — сатирический прием, подчеркивающий полную безобидность для правительства либералов и всех их объединений.

…настоящая ли разбойничья, или так, вроде оффенбаховской, при которой Менандр разыгрывает роль Фальзакаппы?! — В опере-буфф Жака Оффенбаха «Les Brigands» («Разбойники», либретто А. Мельяка и Л. Галеви, 1870), шедшей на петербургских сценах, представлена шайка наглых, но незадачливых грабителей, возглавляемых Эрнесто Фальзакаппой, который изображен либреттистами и композитором в подчеркнуто гротесковом плане.

В журнале «Вестник Пенкоснимания» — В этой и следующих главах «Дневника провинциала» называется множество пародийных заглавий столичных либеральных органов; некоторые из этих сатирических выпадов, вероятно, направлены по определенному и очевидному для современников «адресу». В статье «Несколько полемических предположений» Салтыков указывает, что, обличая «вредные и ненужные журналы», не следует создавать им рекламу, называя их, и что поэтому они должны быть окрещены «какими-нибудь псевдонимами», и это предоставит возможность «начать уже изобличать их со всею безопасностью!» (т. 5, стр. 268). Под «Вестником Пенкоснимания», вероятно, подразумевался либеральный ежемесячный журнал «Вестник Европы», тесно связанный с «С.-Петербургскими ведомостями».

«…перед судом общественной совести» — Пародируется высказывание из обвинительной речи прокурора А. Ф. Кони на процессе Мясниковых: «…приговоры общественного мнения по этому делу не могут и не должны иметь значения для вас. Есть другой, высший суд — суд общественной совести. Это ваш суд, господа присяжные» («Дело Мясниковых», цит. изд., стр. 275).

В сих печальных обстоятельствах… — Намек на цензурный террор после покушения Каракозова.

…задал такую работу близнецам «Московских ведомостей»? — то есть М. Н. Каткову и П. М. Леонтьеву, которые, по словам самого Каткова, «были неразлучны» «до последних тайников мысли и сердечных движений» и семнадцать лет «жили, почти не расставаясь, под одним кровом» (MB, 1875, № 97, 20 апреля). Катков и Леонтьев полемизировали с «С.-Петербургскими ведомостями», «Вестником Европы» и др., обвиняя их (совершенно неосновательно) в революционности.

…вертоград… — старинное название сада, часто употреблявшееся в переносном значении.

Пора, наконец, убедиться, что наше время — не время широких задач… — Одна из главнейших «формул» салтыковского обличения идеологии либералов, взятая из их основного органа — «С.-Петербургских ведомостей». Ср. в передовой статье «С.-Петербургских ведомостей» 1873, № 317, 17 ноября: «Несколько лет тому назад наша газета сделала верное замечание о настоящем времени, сказав, что наше время — скорее время практических, чем общих, широких, теоретических задач <…> В литературе появилось немалое число статей и беллетристических очерков, разрабатывавших ту же самую тему». Далее редакция отмечала, что «один из наших толстых журналов», то есть «Отечественные записки», «вот уже два или три года» цитирует эту «безвредную фразу», «сопровождая свои цитаты грубыми и вздорными толкованиями». Об этом «кредо» пенкоснимателей-либералов см. также в «Недоконченных беседах» (т. 14). Герой «Похорон» Пимен назвал это изречение либералов «распутной фразой», обвиняя ее автора — Менандра Прелестнова — в измене всему прошлому русской литературы. «Тут скудоумие, тут и распутство, и желание сказать нечто приятное» (т. 12). Это же изречение о «нашем времени» произносит пустоголовый фразер в «Благонамеренных речах» и Федот в «Пестрых письмах» (см. т. 11, т. 16).

…дабы полуда на посуде в трактирных заведениях всегда находилась в исправности… — Обвинение либеральной прессы в крохоборстве.

«Зеркало Пенкоснимателя» — Возможно, что имеются в виду «Биржевые ведомости», ведшие в то время ожесточенную полемику с «С.-Петербургскими ведомостями».

…третье предостережение. — После третьего предостережения периодические издания подвергались временной приостановке или полному запрещению.

…обличать городовых. — В качестве примера подобных «обличений» можно указать на статью, появившуюся в то время, когда писалась пятая глава «Дневника провинциала». «Все двинулось у нас вперед за последнее время; одной только провинциальной полиции это движение, по-видимому, не коснулось вовсе или коснулось очень мало. Грубые нравы, немыслимые при нашем новом законодательстве, в ее среде еще не утратили своей дикой первобытности. От души желаем, чтобы маши губернские начальства обратили серьезное внимание на это важное обстоятельство и тем предотвратили на будущее время возможность подобных историй» (СПб. вед., 1872, № 116, 29 апреля).

…внезапность обстоятельств, изменившая все к наилучшему (см. соч. Токквиля: «L’Ancien régime et la Révolution») — Намек на французскую революцию 1789 года.

…изданиям общества распространения полезных книг… — См. т. 5, стр. 185, т. 6, стр. 130.

…сын туманного Альбиона… — англичанин.

…«новое слово» когда-нибудь будет сказано. — См. прим. к стр. 9.

…инкюлькированием… — вдалбливанием в голову (от франц. inculquer).

…заношенное исподнее белье его соседа! — См. прим. к стр. 18.

…стоит подуть жестокому аквилону… — Реминисценция из стихотворения Пушкина «Аквилон» (1824). В подлиннике: «грозный аквилон».


VI*

Впервые — О3, 1872, № 6, «Совр. обозр.», стр. 216–238.

Глава VI «Дневника провинциала» продолжает и развивает тему «пенскоснимательства». В. П. Буренин откликнулся на нее большим фельетоном: «Журналистика… г. M. M., осмеивающий Салтыкова» (СПб. вед., 1872, № 170, 24 июня, подпись: Z), в котором, используя то обстоятельство, что «Дневник провинциала» печатался в «Отечественных записках» под малоизвестным псевдонимом M. M., пытался в полемических целях обратить критику пенкоснимательства против самого Салтыкова и его сатиры.

«В первых фельетонах г. М. М., — писал Буренин, — именно ощущалось присутствие некоторого дела, и потому я счел долгом рекомендовать их вниманию публики… Похвалы мои были тем более искренни и тем более мне приятны, что я заметил в моем собрате и юмор, и остроумие, и сатирический блеск, не уступающий ни в чем таковым же качествам первого сатирика и юмориста наших печальных дней, г. Салтыкова… Но с появлением майской книжки «Отечественных записок» правдоподобие помянутой догадки значительно поколебалось <…> К моему удивлению, в «Отечественных записках» я нахожу врага и разоблачителя слабой стороны г. Салтыкова… Этот разоблачитель — г. M. M., повторяю: последние два фельетона г. M. M. не что иное, как злая пародия на ложную сатирико-публицистическую манеру нашего даровитого автора».

Не стесняясь в средствах борьбы, Буренин, глубоко задетый салтыковской критикой, дошел до того, что назвал автора «Дневника» «непочтительным хамом», разоблачающим неприличные места сатиры «Отечественных записок», олицетворяемой г. Щедриным» (там же).

По поводу этого выступления «С.-Петербургских ведомостей» А. Н. Плещеев писал Некрасову из Петербурга в Карабиху 26 июня: «Затем, Н. С. Курочкин поручил мне спросить Вас — читали ли Вы фельетон «Петерб. вед.» (суббота, 24-го), где ругня этого паршивого Буренина вышла уже изо всяких пределов приличия. Все названы там хамами и проч. В особенности же оплеван Салтыков. Нам кажется, что подобной вещи оставлять без ответа не следовало бы. Если от Вас в скором времени не получится ничего для напечатания в июльской книжке (или от Салтыкова), то ответ будет написан сообща Курочкиным, Михайловским и Демертом. и этому прохвосту будет воздано по заслугам»[769].

Салтыков также счел необходимым ответить на выступление Буренина. 29 июня он сообщил Некрасову: «По поводу ругательного фельетона Буренина я надумал написать к нему письмо. Но так как ум хорошо, а два лучше, то я прилагаю это письмо к Вам, с тем что ежели Вы найдете его удобным, то заклейте и пошлите, а ежели оно не годится, то пришлите его мне обратно».

Дальнейшая судьба этого письма неизвестна. В архивах Салтыкова, Некрасова и Буренина оно не обнаружено. В. П. Буренину ответил Н. К. Михайловский в статье «Беседа со старым воробьем» (ОЗ, № 7, стр. 179. Литературные и журнальные заметки).

В июле 1872 года «Отечественным запискам» было объявлено первое предостережение за статью Н. Демерта «Наши общественные дела», напечатанную в июльской книжке. В правительственном распоряжении от 19 июля 1872 года ее автору инкриминировалось «резкое порицание недавно изданных законов о народном просвещении» и стремление «к возбуждению в обществе недоверия к сим законам, а в учащихся как неуважения к начальству и преподавателям, так и неудовольствие против вводимой ныне системы образования»[770].

Подобная мотивировка вызвала недоумение в редакции «Отечественных записок».

«Редакция нимало не виновата, — писал Некрасов Краевскому 3 июля 1872 года, — статью я читал и нахожу, что в ней сказано дело без задору и без неосторожных фраз»[771]. В литературных кругах распространились слухи, что репрессии против журнала вызваны главой VI «Дневника провинциала». Н. С. Курочкин 1 августа «из верного источника» информировал Некрасова.

«Дело вот в чем. Лонгинов обиделся до бешенства фельетоном Мих. Евг. в июньской книжке, так как ему почему-то показалось, что под видом Кузьмы Пруткова выведен он самолично». Однако по мнению С. А. Макашина, обоснованность возникшего слуха сомнительна[772], так как вскоре Салтыков преподнес M. H. Лонгинову, своему школьному товарищу (в 1844–1848 годах сослуживец по канцелярии военного министерства, а в 1872 году председатель Главного управления по делам печати), экземпляр только что вышедшего отдельного издания «Дневника провинциала».

Скорее всего, недовольство Главного управления по делам печати могло быть вызвано тем, что под видом двух проектов — «об упразднении» и «об уничтожении», — в обсуждении которых принимает участие тайный советник Козьма Прутков, Салтыков осмеял утвержденные 7 июня 1872 года временные правила о печати, дававшие министру внутренних дел право задерживать издания, освобожденные от предварительной цензуры. Документального подтверждения этих предположений в бумагах цензурного ведомства обнаружить не удалось. Как бы то ни было, в целях ограждения журнала от дальнейших цензурных репрессий Курочкин с разрешения Некрасова и самого Салтыкова вычеркнул из следующего, седьмого фельетона упоминания о Козьме Пруткове, о котором, по его словам, «там говорилось снова в трех местах». В отдельных изданиях эти купюры восстановлены не были, и текст их неизвестен.

В первом издании настоящей главы «Дневника провинциала», кроме стилистической правки, имеется одно дополнение, существенно меняющее характеристику общества «пенкоснимателей».

Стр. 403. В ОЗ было: «Этого ли мало для возбуждения в самом кротком человеке подозрительности?» В изд. 1885 исправлено: «в самом кротком начальнике».

Стр. 411. «Такое серьезное дело затеяли — да чтобы без дисциплины!» — после этих слов добавлено: «Мы, брат, только и дела делаем, что друг за другом присматриваем!»

Стр. 420. Вместо: «Да; нет мне от них спасения!» — в ОЗ было: «Alea jacta est! нет мне от них спасения!»


…вcкую шатающийся… — Выражение из псалма Давида: «Вcкую шаташася языцы?» — «Зачем мятутся народы?» (Псалтырь, 2, 1).

Читая эти вдохновенные речи, мы, провинциалы, задумываемся. — См. «Нашу общественную жизнь» (т. 6, стр. 207–211).

…славословят и поют хвалу? — Имеется в виду превознесение органами либеральной прессы реформаторской деятельности правительства и ее мнимых результатов.

…время господства «Британии» и эстетических споров — то есть 40-е — начало 50-х годов. См. выше прим. к стр. 315.

Никодим редижировал какую-то казенную газету, при которой <…> имелся и литературный отдел. — Никодима Крошечкина Салтыков наделил некоторыми чертами личности M. H. Каткова и фактами его биографии. В начале 50-х годов Катков стал редактором университетской газеты «Московские ведомости». «Насколько зависело от Каткова, — отмечал впоследствии его биограф, — он оживил казенную газету. В ней стали принимать участие московские профессора; был заведен постоянный литературный отдел». Вследствие этих мер тираж газеты за время редактирования ее Катковым поднялся вдвое (см. С. Неведенский. Катков и его время, М. 1888, стр. 98–99). Помощником, а затем преемником Каткова на посту редактора «Московских ведомостей» был В. Ф. Корш (до 1862 г.).

…Мудрый Натан… — главный герой одноименной драмы Г.-Э. Лессинга («Nathan der Weise», 1779).

…благорастворение воздухов — крылатое выражение, источником которого является литургия Иоанна Златоуста (молитва «великая ектинья» — «О благорастворении воздухов, о изобилии плодов земных и временах мирных»). Употребляется в значении «чудесная погода».

…не об этих ли птицах писал Страбон?.. — В своем описании Италии и Средиземного моря известный древнеримский географ Страбон упоминает, что на одном из пустынных островов спутники мифического героя Диомеда были превращены в птиц, которые ведут там «в некотором роде человеческую жизнь» (Страбон. География в 17 книгах, М. 1964, стр. 260).

…написал когда-то повесть, на которую обратил внимание Белинский!.. — В письме к В. П. Боткину от 4–8 ноября 1847 года Белинский назвал первую повесть Салтыкова — «Противоречия» — «идиотской глупостью» (В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. XII, М. 1955, стр. 421). Этот отзыв мог стать известным Салтыкову, по-видимому, не ранее конца 60-х годов, когда было опубликовано упомянутое письмо Белинского. Салтыков в письме к С. А. Венгерову от 28 апреля 1887 года упоминает о том, что Белинский назвал «Противоречия» «бредом младенческой души», а в главе VI «Дневника провинциала» вложил в уста Белинского аналогичную характеристику «Маланьи»: «бред куриной души».

…Иван Николаевич Неуважай-Корыто, автор «Исследования о Чурилке»! — В этом «пенкоснимателе», носящем гоголевскую фамилию (Петр Савельевич Неуважай-Корыто — крепостной помещицы Коробочки) сатирически заострены некоторые черты характера и научно-литературной деятельности сотрудника «С.-Петербургских ведомостей» известного критика и искусствоведа В. В. Стасова. Стасов принадлежал тогда к числу наиболее рьяных и последовательных сторонников компаративистской теории. Крайности этой теории и высмеивает прежде всего Салтыков в образе Неуважай-Корыта. В своей объемистой монографии «Происхождение русских былин» (ВЕ, 1868, №№ 1–4, 6–7), выводы которой получили непосредственное отражение в настоящем эпизоде, Стасов доказывал иностранное происхождение наиболее выдающихся памятников русского народного эпоса и его основных героев — Еруслана Лазаревича, Добрыни Никитича, Ильи Муромца и др.

Известен резкий отзыв Стасова о Салтыкове, вызванный, вероятно, обидой на комментируемые страницы «Дневника провинциала». В письме к В. П. Буренину от 8 октября 1873 года он охарактеризовал Салтыкова как «противного и тошнительного автора», отличающегося будто бы «стальной холодностью и бессердечностью», а в его произведениях находил «манерность, суесловие и скалозубленье», а также «недосказанность слов», которая вытекает из «недосказанности мысли» и т. д. («Новое время», 1915, № 14051, 24 апреля).

Семен Петрович Нескладин, автор брошюры «Новые суды» и легкомысленное отношение к ним публики»! — В этом персонаже воплощены некоторые черты известного юриста и публициста К. К. Арсеньева, которому принадлежал ряд передовиц на судебные темы в «С.-Петербургских ведомостях», а также брошюры «Предание суду и дальнейший ход уголовного дела до начала судебного следствия» (СПб. 1870), «Судебное следствие» (СПб. 1871), и др. Заголовок пародирует содержание передовых статей «С.-Петербургских ведомостей», посвященных юридическим вопросам. Впоследствии Арсеньев написал первую биографию Салтыкова (ВЕ, 1890, №№ 1–2) и ряд статей о его творчестве, вышедших отдельным сборником («Салтыков-Щедрин», СПб. 1906).

Петр Сергеич Болиголова, автор диссертации «Русская песня: «Чижик! чижик! где ты был?» — перед судом критики»! — В этом персонаже также воплощены крайности историко-литературного компаративистского метода, наиболее рельефно выраженного в трудах Александра Николаевича Веселовского. 7 мая 1872 года, то есть за месяц до появления в печати этой главы «Дневника провинциала», им была защищена в Петербургском университете докторская диссертация «Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе и западные легенды о Морольфе и Мерлине» (СПб. 1872). Веселовский в течение нескольких лет занимался научными изысканиями в европейских библиотеках и архивах — в том числе и испанских. Это обстоятельство далее особенно акцентируется сатириком.

Вячеслав Семеныч Размазов, автор статьи «Куда несет наш крестьянин свои сбережения?» — По-видимому, высмеивается публицист Ф. Ф. Воропанов, автор передовых статей на экономические темы в «С.-Петербургских ведомостях».

Реприманда — выговора (франц. reprimande).

…Чуриль, а не Чурилка, был не кто иной, как швабский дворянин седьмого столетия. — Салтыков пародирует следующие утверждения В. В. Стасова в его монографии «Происхождение русских былин»: «Наш Еруслан Лазаревич есть не кто иной, как знаменитый Рустем персидской поэмы «Шах-Намэ»» (ВЕ, 1868, № 1, стр. 175); «Наш Добрыня — не кто иной, как индийский Кришна <…> Похождения нашего Добрыни — это не что иное, как те же самые рассказы <…>, которые посвящены описанию похождений Кришны…» (№ 2, стр. 644) и т. п. Стасов, как и Веселовский, в течение продолжительного времени работал над историческими источниками во многих зарубежных библиотеках. — В «Вестнике Европы» (1872, № 4) было помещено два стихотворения В. П. Буренина под общим заглавием «Из русских былин». «Чурило Пленкович» и «Ссора Ильи Муромца с князем Владимиром». С этим, возможно, связаны упоминания Салтыкова о Чурилке и Илье Муромце.

…колебаниям, «ни в каком случае не достойным науки». — Пародируется полемический выпад Стасова против «общих рассуждений» защитников теории оригинального характера русских былин, удовлетворяющих, по его мнению, «только патриотическим чувствам, но не научным требованиям» (ВЕ, 1868, № 4, стр. 652).

Совопросник… — собеседник (церковнослав.).

…придет новый Моисей и извлечет из этого кремня огонь. — По библейской легенде, пророк Моисей, ударив жезлом по скале, извлек из нее воду, утолившую жажду возроптавших израильтян (Исход, 17, 5–6).

Существуют два проекта: один об уничтожении, другой об упразднении. — В 1872 году в Государственном совете разрабатывались новые цензурные правила «пресечения злоупотреблений печатным словом», возбуждавшие сильное волнение и беспокойство в литературных кругах. 7 июня 1872 года, за неделю до фактического выхода в свет журнала с настоящей главой, были утверждены правила, разрешавшие министру внутренних дел задерживать выход в свет книг и периодических изданий и проводить через Совет министров постановления об их окончательном запрещении. 4 июля А. В. Никитенко записал в своем дневнике: «Новый закон о цензуре. Finis <конец> печати <…> При этом законе, если он будет исполняться, решительно становятся невозможными в России наука и литература» (А. В. Никитенко. Дневник, т. 3, М. 1956, стр. 244).

Но тайный советник Кузьма Прутков!! Ужели он допустит до этого?! — О возникших в литературных кругах догадках и о циркулировавших в Петербурге слухах, будто в образе Козьмы Пруткова Салтыков задел M. H. Лонгинова, незадолго до того назначенного на пост председателя Комитета по делам печати — см. стр. 757–758.

…задали <…> вы задачу московским буквоедам! — Монография Стасова вызвала ряд возражений со стороны московских ученых, в частности — профессора Ф. В. Буслаева. Стасов ответил на них статьей «Критика моих критиков» (ВЕ, 1870, № 2, стр. 897–935).

Парис преле-е-стный // Судья изве-е-естный! — Из оперы-буфф Жака Оффенбаха «Прекрасная Елена».

Ведь я не го! // Сударственный преступник! — Реплика дона Гуана в первой сцене оперы А. С. Даргомыжского «Каменный гость» на текст одноименной «маленькой трагедии» Пушкина. Перенесением слога «го» в первый стих сатирик подчеркивает неверную, по его мнению, акцентировку этой музыкальной фразы композитором, претендовавшим на точную передачу средствами речитатива интонаций живой речи (аналогичным образом высмеял эту реплику и В. С. Курочкин в рецензии «Русский театр в Петербурге». — ОЗ, 1872, № 12, отд. II, стр. 398). Еще более резкий выпад против новаторских исканий Даргомыжского см. в «Недоконченных беседах» (т. 14). Премьера «Каменного гостя» состоялась в петербургском Мариинском театре 16 февраля 1872 года.

Я только однажды в жизни был в подобном положении, и именно, когда меня представляли одному сановнику… — Возможно, намек на представление Салтыкова великому князю Константину Николаевичу в Твери в середине августа 1860 года. Н. А. Белоголовый вспоминал об этом: «А после обеда подошел к Салтыкову один из свитских и сказал, что великий князь Константин Николаевич желает с ним познакомиться <…> Вскоре действительно великий князь вышел и прямо подошел к Салтыкову с вопросом: «Как ваша фамилия?», а потом надел пенсне и, осмотрев с головы до пяток, шаркнул ногой и с словами «честь имею кланяться» молодцевато удалился. Салтыков передавал эту сцену с удивительным юмором» («Салтыков в воспоминаниях…», стр. 623–624; ср. 54–56).

…свистун… — «Свистунами» реакционная печать 60-х годов называла, в первую очередь, сотрудников «Современника» (по названию сатирического отдела журнала — «Свисток»), а также всех «нигилистов».

…все на свете сем превратно, все на свете коловратно… — Реминисценция из «Оды на суету мира» А. П. Сумарокова (1763): «Во всем на свете сем премена // И всё непостоянно в нем <…> // Воззри на красоты природы // И коловратность разбери».

…рязанско-тамбовско-саратовского клуба <…>, то бишь земства… — См. прим. к стр. 272.

Что налоги, равномерно распределенные… — Пародируется стиль передовых статей «С.-Петербургских ведомостей» на экономические и юридические темы. Одна из них, например, начиналась словами: «Что наши гражданские законы нуждаются в тщательном пересмотре и в коренных улучшениях — эта истина давно уже высказывается и обществом, и юристами» (№ 130, 13 мая).

…мы с гомерическим хохотом… — Намек на выражение из статьи «С.-Петербургских ведомостей» (1872, № 104, 15 апреля): «При всем нашем отвращении к полемике, не осмысленной, бесцельной и грубой, мы не могли удержаться от гомерического хохота, читая в апрельской книжке «Отечественных записок» статью г. Д<емерта>, направленную против «С.-Петербургских ведомостей». «С.-Петербургские ведомости» принадлежат к числу ванек-встанек, — саркастически замечал Н. К. Михайловский в том же номере «Отечественных записок», в котором была напечатана и настоящая глава «Дневника провинциала». — Что бы вы с ними ни делали, они непременно встанут на ноги и со скрежетом зубов будут утверждать, что они заливаются «гомерическим хохотом» над своими противниками» (ОЗ, № 6, отд. II, стр. 314). И в следующей книжке журнала: «С.-Петербургские ведомости» всегда хохочут и всегда гомерически… «Весело им живется» (отд. II, стр. 170).

…литературные приличия… — Вероятно, пародируется высказывание редакции «Вестника Европы» при публикации материалов по нечаевскому процессу (процитировано Салтыковым в статье «Так называемое «нечаевское дело» и отношение к нему русской журналистики»): «Чувство нравственного приличия, понятное всем порядочным людям, не дозволяло бы нам употребить гласность для обсуждения вины…» (см. т. 9, стр. 222).

…лучшие крайние сроки для взноса налогов суть сроки <…> мы же, напротив того, утверждали, что сроки эти надлежит на две недели отдалить… — Ср. в передовой статье «С.-Петербургских ведомостей», (1872, № 120, 3 мая): «Мы уже заметили выше, что Положение о выкупе (ст. 121) дает крестьянам двухнедельный льготный срок для взноса платежей за вторую половину года, так что они, не будучи недоимщиками, могут внести эти платежи 15 января следующего года, а это изменяет весь расчет. Таким образом, при существовании недоимок, правильнее будет не признавать указанную сумму в долгу в 1870 году, когда она должна быть уплачена в 1871 году, и тогда окажется не дефицит в 4 миллиона, а остаток в 5 миллионов».

…наши бесшабашные свистуны… — Пародируется высказывание из передовой статьи «С.-Петербургских ведомостей» об «Отечественных записках» и их обозревателе Н. Демерте: «Мы не станем возвращаться к этому благовоспитанному джентльмену <…> Он пускается в оценку нашей газеты вообще, которая представляется ему «безалаберною» <…>, «запасающеюся сотрудниками-чиновниками из всех возможных ведомств <…> Нам с своей стороны нет дела до того, имеются ли в редакции «Отечественных записок» чиновники, служащие или вышедшие в отставку; но отныне мы будем знать, что между ее сотрудниками есть истинные башибузуки с заднего двора литературы, для которых ничего не значит нагородить десятки страниц невообразимой ерунды и которых мы не пустили бы в нашу «безалаберную» газету» (СПб. вед., 1872, № 104, 15 апреля).

…чтоб поднять нас на смех, подобно тому как уже и поступили они на днях с одним из наших уважаемых сотрудников… — Откликаясь на заявление «С.-Петербургских ведомостей» о том, что один из ее сотрудников, К. К. Арсеньев, выступавший в качестве защитника на процессе Мясниковых (см. прим. к стр. 347), «пользуется безукоризненною репутацией», Михайловский в «Литературных и журнальных заметках» писал: «Спрашивается, за что «С.-Петербургские ведомости», усердствуя в возвеличении одного из этих адвокатов, набрасывают неблаговидную тень на остальных двух? <…> Ясно, что «С.-Петербургские ведомости» связаны безупречною репутацией некоторого таинственного незнакомца, скажем, к примеру, г. Арсеньева, по рукам и ногам, и ни к одному делу, в котором принимает участие этот адвокат, свободно относиться не могут. Безупречная репутация человека есть, конечно, известная гарантия, но ее неудобно выставлять напоказ. Тем более что ведь Адам пользовался безукоризненною репутацией до съедения запрещенного плода древа познания добра и зла» (ОЗ, 1872, № 5, отд. II, стр. 64).

…что нас постигло уже два предостережения, тогда как другие журналы, быть может менее благонамеренные по направлению <…> еще не получили ни одного. — Намек на следующее высказывание из редакционной статьи «С.-Петербургских ведомостей» об «Отечественных записках». «Никаким невзгодам они себя не подвергали, и в числе периодических изданий, пораженных известного рода карами, мы напрасно стали бы искать «Отечественные записки» рядом с нашею газетой» (СПб. вед., 1872, № 138, 21 мая). Н. Демерт писал по этому поводу во «Внутреннем обозрении»: «Г-н Корш в одной из своих «бранных» статей хвалится, что «Петербургские ведомости» получили уже несколько предостережений, а «Отечественные записки» еще ни одного. Конечно, если больше нечем похвалиться, то можно и этим; но вот в чем беда: каждый ведь очень хорошо понимает, что предостережения — сколько бы их ни было, — не только не вредят «Петербургским ведомостям», но даже помогают» (ОЗ, 1872, № 7, отд. II, стр. 97).

Вы находитесь слишком в исключительном положении относительно известных сфер… — Намек на правительственные дотации, получавшиеся некоторыми органами печати, например «Голосом».

…почему предостережения постигают именно нас, а не «Истинного Пенкоснимателя», например? Ни для кого не тайна, что эта газета, издаваемая без цензуры, тем не менее пользуется услугами таковой… — Намек на газету А. А. Краевского «Голос», которая с 1867 года подвергалась «негласному «домашнему» цензурованию» Ф. М. Толстым (см. Б. Папковский и С. Макашин. Некрасов и литературная политика самодержавия. — ЛН, т. 49–50, 1949, стр. 479). Вместе с тем здесь содержится иронический отклик на высказывание «С.-Петербургских ведомостей» (1872, № 138, 21 мая) об «Отечественных записках», также подвергавшихся, по инициативе Н. А. Некрасова, «профилактической» цензуре Ф. М. Толстого, не одобрявшейся Салтыковым: «…еще недавно в литературных кружках было известно, что многие статьи почтенного журнала предварительно просматриваются кем-то и что мы, с своей стороны, лишены этого предохранительного средства от возможных крушений».

Мы и журналы издаем, и на суде защищаем, а быть может, участвуем и в акционерных компаниях. — Намек на то, что крупнейшие петербургские адвокаты К. К. Арсеньев, Е. И. Утин и др. сотрудничали в «С.-Петербургских ведомостях» — газете, тесно связанной с финансовыми и железнодорожными воротилами-акционерами, интересы которых она рьяно защищала. Н. Демерт в одном из обзоров «Наши общественные дела» упомянул, что «С.-Петербургские ведомости» сделались «органом Абрама Моисеевича Варшавского и Ко» (ОЗ, 1872, № 6, отд. II, стр. 242).

Факты эти мы надеемся изложить в целом ряде статей… — Редакционные статьи «С.-Петербургских ведомостей» часто завершались словами: «Мы не замедлим поговорить о том…»; «мы постараемся доказать это на днях…», «мы поговорим на днях и о других курьезах, в изобилии предлагаемых «Отечественными записками» своим читателям» и т. д. (№№ 16, 18, 138 от 16, 18 января и 21 мая 1872 года).

В заголовке, во-первых, Санкт Петербург, во-вторых, 30-го мая… — Передовые статьи в «С.-Петербургских ведомостях» и в других газетах того времени начинались с обозначения города, в котором издавался печатный орган, и даты, предшествовавшей дню выхода газеты в свет.

31-го мартобря. — Этим «заголовком» характеризуются умственные способности автора передовой статьи. Мартобря — название месяца в «Записках сумасшедшего» Гоголя (1835).

А ведь я должен был объявить, что автор ее, все тот же Hескладин, один из самых замечательных публицистов нашего времени! — См. прим. к стр. 404.

Я хотел тогда поместить ее в «Московском наблюдателе», но Белинский сказал… — Журнал «Московский наблюдатель» издавался под фактической редакцией В. Г. Белинского в 1838–1839 годах.

…бред куриной души… — См. прим. к стр. 404.

История маленького погибшего дитяти. — В этой сатирической «новелле» отражены некоторые подробности карьеры В. Ф. Корша. См. стр. 752–753.

…у нас обозреватель один есть… — Имеется в виду фельетонист «С.-Петербургских ведомостей» В. П. Буренин, бывший сотрудник «Современника» и «Свистка». В своих еженедельных обозрениях «Журналистика», подписанных инициалом Z, Буренин подвергал разбору (нередко издевательскому) все выступления Салтыкова в печати. Об отношениях Буренина и Салтыкова см. стр. 756–757.

«О типе древней русской солоницы <…> «К вопросу о том: макали ли русские цари в соль пальцами или доставали оную посредством ножей?» — Сатирический отклик на монографию московского историка И. Е. Забелина «Домашний быт русских царей» и «Домашний быт русских цариц», в которой скрупулезно воспроизводились все детали царской обстановки и обихода.

…«веселого мая» — Из «антинигилистического» стихотворения А. К. Толстого «Баллада с тенденцией» («Порой веселой мая…»).

…тут есть одно недоразумение! — Вероятно, намек на то, что Кюи, так же как и Стасов, являлся сотрудником «С.-Петербургских ведомостей», где регулярно вел отдел музыкальных обозрений, подписываясь знаком ***. Музыкальные вкусы Салтыкова (как и многих других его современников старшего поколения) сформировались преимущественно под влиянием итальянской и французской «большой оперы», что мешало ему оценить по достоинству «новую русскую музыкальную школу» и ее выдающихся представителей — Даргомыжского, композиторов «Могучей кучки», равно как и декларации теоретика и пропагандиста этой школы — В. В. Стасова. Отсюда сатирически заостренная тенденциозность ряда суждений и характеристик в этой главе «Дневника провинциала». Какие основания имел Салтыков приписывать «Неуважай-Корыту» враждебные чувства к Даргомыжскому и Кюи — неясно. В VII главе Салтыков подчеркнул, что «Неуважай-Корыто» — единственная личность среди пенкоснимателей, «к которой можно чувствовать симпатию», потому что это «человек убеждений», и что «притворство не в его характере». В то же время нельзя не отметить, что в переписке Стасова последующих лет (разумеется, неизвестной Салтыкову) находится несколько отрицательных отзывов о Даргомыжском, которого он характеризовал как «недостаточно русского», и о Кюи как о «ренегате кучкизма». «Я его самого все больше и больше терпеть не могу», — писал Стасов о Кюи (см. В. Стасов. Письма к родным, т. I, ч. 2, M. 1954, стр. 279). «Свойственная Кюи половинчатость, его постоянные компромиссы, поощряемые холодным скептицизмом, никак не могли удовлетворить цельного, горячего Стасова» (Ю. Кремлев. Русская мысль о музыке, т. II, Л. 1958, стр. 135).


VII*

Впервые — ОЗ, 1872, № 8, «Соврем. обозр.», стр. 340–364. Глава VII с самого начала работы над нею предназначалась автором не для очередной, июльской книжки журнала, а для августовской. Лето 1872 года (с 3 июня по 15 августа) Салтыков провел в своем подмосковном имении Витенево, откуда 20 июня он писал Н. А. Некрасову в Карабиху: «Работа моя идет довольно медленно, впрочем, к августовской книжке, наверное, пошлю фельетон…»

В этом «фельетоне» Салтыков намеревался продолжить полемику с «С.-Петербургскими ведомостями». В не дошедшей до нас рукописи содержался ответ на резкий фельетон В. П. Буренина «Г. M. M., осмеивающий г. Салтыкова» (СПб. вед. 1872, № 170, 24 июня). Рукопись седьмого фельетона была выслана в редакцию 5 июля; в сопроводительном письме от 4 июля Салтыков просил Курочкина: «Если возможно, прикажите его набрать поранее и корректуру пошлите мне и Некрасову… Я возвращу корректуру очень скоро». А 5 июля он писал Некрасову: «Если Вам что-нибудь не покажется, пожалуйста, вычеркните, не церемонясь, а если найдете нужным вычеркнутое чем-нибудь заменить, то пришлите ко мне».

Опасаясь привлекать излишнее внимание к только что получившему предупреждение журналу, Некрасов стремился к прекращению острой полемики с либеральной журналистикой. К тому же В. П. Буренину уже ответил Н. К. Михайловский в июльской книжке в статье «Беседа со старым воробьем» (ОЗ, 1872, № 7, стр. 179. Литературные и журнальные заметки). На этом основании Некрасов, по-видимому, предложил Салтыкову вычеркнуть в корректуре упоминания о Буренине. Того же мнения придерживался и А. Н. Плещеев, который 26 июля писал Некрасову по поводу августовского номера журнала:

«Салтыковские заметки не попали в эту книжку. Но статья Михайловского — в ответ Буренину — кажется, вышла очень удачна <…> После этой статьи несколько слов, сказанных Салтыковым о Буренине, в присланном им фельетоне, теряют свою ядовитость»[773].

Одновременно Н. С. Курочкин 26 июля из Петербурга сообщал Некрасову: «Фельетон М. Евгр. получил, он вычеркнул из него места о Буренине. Краевский его подписал, не найдя в нем ничего нецензурного»[774].

В отдельном издании эти купюры при переиздании не восстановлены, в тексты VII главы каких-либо существенных изменений не вносилось.

Буренин в связи с появлением VII главы «Дневника провинциала» пытался исказить смысл сатиры Салтыкова на «либеральное пенкоснимательство», переадресовав его «Отечественным запискам».

«В августовской книжке «Отечественных записок», в фельетоне «Дневник провинциала», наряду с милыми юмористическими игривостями, выражена скорбь о современной литературе… — писал он. — Нельзя не признать, что в приведенном мнении, впрочем, далеко не новом, а напротив, очень и очень заезженном в последнее время, много справедливого <…> Возьмем хоть «Отечественные записки»… В наипритязательнейшем органе вы встречаете не что иное, как выветрившуюся литературную мумию, которая только по внешности представляется журналом»[775]. В следующем фельетоне Буренин советовал Салтыкову «оставить заботы об отыскивании в литературе каких-то пенкоснимателей. Пенкосниматели — это фикция почтенного сатирика, зародившаяся в его воображении вследствие некоторых полемических огорчений»[776].

В. Г. Авсеенко, следуя примеру Буренина, в статье «Очерки текущей литературы» сделал вид, что под псевдонимом M. M. не узнал Салтыкова. «На задних страницах журнала появляется еще другой фельетонист, повествующий, не без значительного (правда, дубоватого) остроумия о пенкоснимателях и Менандрах, литературные приемы которых как-то случайно напоминают приемы известной приятельской компании…»[777]

Критик «Петербургского листка» M. M. Стопановский также выступил с развернутой статьей по поводу главы VII «Дневника провинциала», обнаруживая непонимание содержания и искусства сатиры Салтыкова. Он утверждал:

«Г. Щедрин вовсе не сатирик, если правильно понимать настоящие задачи и формы современной сатиры <…> — чтобы наши положения не показались слишком голословными, мы укажем на следующий образчик: нужно разоблачить и дискредитировать в глазах заблуждающейся публики тот фальшивый либерализм, которым кичатся, например, «Петербургские ведомости»… Г. Михайловский выполнил эту задачу блистательным образом на двух-трех страничках в одной из недавних книжек «Отечественных записок». Теперь в чем заключалось дело сатиры? В том, чтобы нанести последний решающий удар… Вместо того сатирик преподнес длиннейшую и скучнейшую аллегорию о каких-то пенкоснимателях, тянувшуюся в двух книжках»[778]. Речь здесь идет о «Литературных и журнальных заметках» в пятой книжке «Отечественных записок», где Михайловский в ответ на полемические фельетоны Буренина (см. стр. 750) охарактеризовал непоследовательность позиции либеральных «С.-Петербургских ведомостей» и утверждал, что «отсутствие какой бы то ни было цельной теоретической подкладки заставляет ее качаться из стороны в сторону и мешает ей свободно относиться к явлениям русской и европейской жизни»[779].

Обозреватель газеты «Гражданин» дал резко отрицательную оценку VII главы и всего творчества Салтыкова, признавая, однако, растущую популярность его произведений в читательских кругах. Процитировав характеристику современной литературы, данную в «Дневнике провинциала», он закончил статью следующим образом:

«Вот драгоценные признания… Теперь нам становится понятно, почему жалкая вымученность сквозит в большей или меньшей степени в произведениях гг. Некрасова, Щедрина, Боборыкина, Скабичевского и других постоянных сотрудников «Отеч. записок»… «Отеч. записки» имеют в нынешнем году необыкновенный успех… Успех «Отеч. записок» должен быть всего более приписан г. Щедрину. Очевидно, у нас существует такой разряд читателей, которого не поражает никакая вымученность, который не замечает отсутствия вдохновения и свежей мысли. Им только нужно, чтобы были затронуты их знакомые, любимые идеи… Понятно, что такие люди никогда не устанут читать журнал, толкующий обо всем в их направлении…»[780]

Через десять лет к полемике Салтыкова с «пенкоснимателями» возвратился К. К. Арсеньев в ряде статей о творчестве Салтыкова на страницах «Вестника Европы». Защищая газету, в которой он сотрудничал, критик обвинил Салтыкова в «несправедливости и преувеличениях»[781]. Ответ на эти упреки был дан Михайловским уже после смерти Салтыкова в газете «Русские ведомости»:

«Один, вообще говоря, очень благосклонный критик, делает по поводу упомянутой полемики упрек сатирику в преувеличении, несправедливости и ошибке… Упомянутый критик говорит, что Салтыков потратил в этой полемике слишком много слишком тяжелых снарядов, но о том, какие снаряды пускались в ход пенкоснимателями, не говорил ни слова. Это придает всей истории неверное освещение. Полемика «Отечественных записок» с «С.-Петербургскими ведомостями» была не поединком Салтыкова с Менандром Прелестновым, а борьбою двух направлений»[782]. Михайловский справедливо имел тут в виду борьбу революционно-демократического направления с направлением буржуазно-либеральным.


Что внешний гнет играл здесь немалую роль — в этом не может быть ни малейшего сомнения. Но <…> сопровождалось ли это вынужденное измельчание какой-нибудь попыткой ускользнуть от него?.. — Вероятно, это высказывание является ответом на следующий выпад В. П. Буренина в обзоре «Журналистика» (СПб. вед., 1872, № 170, 24 июня) — по поводу V и VI глав «Дневника провинциала»: «…я не нахожу ничего предосудительного в намерении сатирика осмеять либеральную журналистику наших дней. Но вопрос вот в чем: что должен был он сделать для такого осмеяния? Он должен был, прежде всего, выяснить себе главную, существенную причину отрицательного явления, подвергающегося его осмеянию, и затем устремлять свои сатирические удары, отправляясь от этого пункта». Автор сатиры, по мнению Буренина, «искал» «эту причину не в ничтожестве и оскудении общественных интересов, которыми живет журналистика, а выставляет дело так, будто вся суть происходит от ничтожества и самодовольства деятелей либеральной печати; он старается доказать, что они нимало не страдают от своего положения, что им, в качестве журнальных деятелей, столь же приятно подвизаться в душной общественной атмосфере, как рыбам приятно и свободно плавать в воде».

…стенографические отчеты. — Имеются в виду отчеты о судебных заседаниях, регулярно печатавшиеся в столичных и провинциальных изданиях после судебной реформы.

…к так называемым утопиям — то есть к социалистическим учениям и вообще ко всем программам радикального переустройства общественных отношений.

…у тех харьковских юношей, которые от хорошего житья задумали убить ямщика… — В начале мая 1872 года в Харькове закончился судебный процесс над двумя шестнадцатилетними юношами из состоятельных семейств, Н. А. Полозовым и И. А. Эдельбергом, которые, решив стать профессиональными разбойниками, убили молодого извозчика. «Эта мысль родилась и развивалась под влиянием романов, в которых действующими лицами были разбойники», — объяснял Полозов мотив своего преступления. Убийство извозчика совершено было, по его словам, для того, чтобы испытать себя, то есть насколько он годится для того дела, которому хотел себя посвятить; Полозов заметил, что «считает себя вправе убить человека, если это может принести ему пользу» (СПб. вед., 1872, № 146, 29 мая). Несмотря на то что состав преступления был полностью доказан, присяжные заседатели признали обоих юношей невиновными; для этого им пришлось отрицательно ответить на вопрос относительно самого факта убийства, в котором обвиняемые откровенно сознались. А. С. Суворин не без основания отмечал, что если бы вместо богатого Полозова перед судом сидел «крестьянский сын», «присяжные отправили бы его в Сибирь, долго не размышляя» (СПб. вед., 1872, № 185, 9 июля).

Фаланстер… — дворец и мастерские, в которых, согласно утопическому учению Шарля Фурье, должны были жить и работать члены социалистического общества.

Икария — страна, описанная в утопическом романе Э. Кабе «Путешествие в Икарию» (1840) как прообраз будущего коммунистического общества.

…как живали некогда целые поколения людей с хозяйственными наклонностями, прокармливаясь около Исакиевского собора. — Исаакиевский собор в Петербурге строился в течение сорока лет — с 1818 по 1858 год. На его строительство и содержание правительством отпускались колоссальные средства, что давало возможность предприимчивым поставщикам и интендантам наживаться в течение долгих лет.

…василиск — мифологическое чудовище — полуптица-полузмея, которое одним своим взглядом способно было убивать людей.

…заглянул в Лесной, но вспомнил, что здесь главный очаг наших революций… — В Лесном помещался Петербургский земледельческий институт; там же обычно устраивались студенческие сходки.

…довлели сами себе… — то есть были достаточными для самих себя — старинное выражение, встречающееся у Герцена и других критиков и публицистов 40-х годов.

Говорят, что расплывчивость сороковых годов породила множество монстров, которые и дают себя знать теперь в качестве неумолимых гонителей всякого живого развития. — Одним из наиболее ярких примеров подобной эволюции, который Салтыков, в первую очередь, имел в виду, являлся M. H. Катков.

…через Валдайские горы однажды перешел! — Ирония заключается в том, что самая высокая вершина Валдайских «гор» едва достигает трехсот метров.

Через Балканские — это прежде бывало… — Намек на переход русских войск через Балканы в 1829 году, во время русско-турецкой войны, когда тридцать пять тысяч солдат форсировали неприступные горные перевалы.

…обедать к Дороту — Ресторан Дорота помещался на Черной речке. В. Михневич охарактеризовал его как «загородный притон для фешенебельного обжорства и пропойства», в котором угощаются «гулящие богатые «саврасы» и «ташкентцы» да ворующие кассиры» («Наши знакомые», цит. изд., стр. 76).

…Минералы <…> — Каких, брат, там штучек с последними кораблями привезли! — «Увеселительное заведение искусственных минеральных вод» Излера в Новой Деревне, на окраине Петербурга, нередко упоминаемое в произведениях Салтыкова. Зрелища в «минерашках» отличались специфическим характером. В. А. Слепцов отмечал в романе «Хороший человек», что у Излера в это время «можно было видеть голых женщин» (ОЗ, 1871, № 2, стр. 330).

…в Белобородовском полку состоял… — В Белобородовском гусарском полку служил персонаж комедии Салтыкова «Смерть Пазухина» и «Книги об умирающих» — Живновский (т. 4, стр. 99 и 180), а также герой «глуповского распутства» — Ферапонт Сидорович, утверждавший, что там в ходу было рукоприкладство (т. 4, стр. 230).

Боговдухновенный… — вдохновенный богом (церковнослав.).

«Правило веры, образ кротости, воздержания учителю!» — Из тропаря Святителю Николаю (Мир Ликийских епископа — IV в.). Впоследствии прилагалось и к другим «святителям».

…двести лет сряду в плену у себя нас держат! — Весной 1872 года в России широко отмечался двухсотлетний юбилей Петра I, в царствование которого выходцы из Германии и прибалтийских губерний стали занимать особенно видное положение в правительственно-бюрократических сферах.

…в Калуге семнадцать гимназистов повесились? <…> Не хотят по-латыни учиться… — Н. Демерт писал незадолго до того: «В последние три-четыре года у нас на каждый год приходится по два, по три случая самоубийств по учебному ведомству, не считая высших и низших учебных заведений и специальных школ. Нынче только еще июль месяц, а уже нам известны два случая самоубийств гимназистов (в Пензе и Одессе)» (ОЗ, 1872, № 7, отд. II, стр. 86–87). Самоубийства гимназистов были вызваны, главным образом, казарменным режимом, введенным в средних учебных заведениях министром народного просвещения гр. Д. А. Толстым, а также внедрением классических языков: неуспеваемость по ним лишала гимназистов шансов на поступление в университет.

…то нигилизм, то сепаратизм… — Наиболее частыми объектами нападок Каткова являлась революционная молодежь, ее «нигилистическое» направление и так называемый сепаратизм. С середины 1863 года Катков неоднократно выступал с утверждениями, будто на Украине существуют сепаратистские тенденции, подогреваемые «иезуитскими интригами», идущими из Польши, и называл сепаратизм «внутренней язвой», которая в своем развитии может стать «неизлечимым недугом».

Кулеврину. — См. прим. к стр. 209.

Шато-де-Флёр — кафешантан на Каменноостровском проспекте.

…Малоярославский трактир — известный петербургский ресторан «Малоярославец» на Большой Морской улице.

Чертог сиял… — Начало первого стиха импровизации в «Египетских ночах» А. С. Пушкина (1827–1835).

…Клеопатры из Гамбурга. — Салтыков сопоставляет с героиней «Египетских ночей», царицей Клеопатрой, предлагавшей купить «ценою жизни» ее ночь, публичных женщин, доставлявшихся в Петербург преимущественно из Гамбурга. О «гостеприимных принцессах вольного города Гамбурга» Салтыков упоминает в ряде своих произведений.

…присутствовал при защите педагогических рефератов… — Петербургское педагогическое общество устраивало регулярные публичные заседания, во время которых зачитывались и обсуждались рефераты на педагогические и методические темы (например, «О преподавании французского языка по генетическому методу», «О воспитательном значении отечественной истории в курсе средних учебных заведений» и т. п.). Отчеты о заседаниях печатались в крупнейших петербургских газетах.

…видел в «Птичках певчих» Монахова… — Известный драматический актер И. И. Монахов выступал время от времени и в оперетте. Под названием «Птички певчие» шла в Александрийском театре с 1870 года опера-буфф Жака Оффенбаха «Перикола» («La Péricole», 1868), либретто А. Мельяка и Л. Галеви.

…«Fanny Lear» — драма А. Мельяка и Л. Галеви «Фанни Лир» (1868). Премьера ее состоялась на сцене французского Михайловского театра при участии гастролировавшей в Петербурге французской актрисы Паска (для которой пьеса и была написана), в бенефис актера Дьёдонне, 9 сентября 1871 года (см. о ней в статье П. Д. Боборыкина «Петербургское театральное искусство». — ОЗ, 1871, № 11, отд. II, стр. 72–74).

…в Артистическом был даже свидетелем скандала… — «Художественный клуб» — Петербургское собрание художников (Троицкий переулок, дом Руадзе), основанный в 1865 году «с целью служить, главнее всего, местом для собрания артистов, литераторов, художников…». «Несмотря на точную определенность своей основной, чрезвычайно плодотворной идеи, он вскоре свернул с ее колеи и превратился в чисто увеселительное заведение, каким и поднесь пребывает» (Вл. Михневич. Петербург весь на ладони. Часть I, цит. изд., стр. 232). О скандалах и драках в Артистическом клубе не раз сообщалось в это время в периодической печати.

…радужную бумажку — сторублевку.

Импетом — напором (от лат. impeto).

…помпадуром — губернатором. О происхождении этого термина см. в прим. к «Помпадурам и помпадуршам» (т. 8).

«Le Sire de Porc-Epic» — музыкальная буффонада Эрве (Флоримона Ронже), ставившаяся на сцене «Заведения искусственных минеральных вод» в 1871–1872 годах.

…медиатор… — посредник (лат. mediator).

…вот как я понимаю мое назначение! — Ср. аналогичные «исповедания веры» помпадуров Митеньки Козелкова и Феденьки Кротикова в «Помпадурах и помпадуршах» — т. 8.

…тройка, увлекающая двоих пассажиров (одного — везущего, другого — везомого) — то есть революционера и жандарма, сопровождающего его к месту ссылки.

…тихое пристанище. — Так Салтыков назвал свою незаконченную повесть начала 60-х годов (т. 4, стр. 260–333), в которой отразились его впечатления от города Сарапула Вятской губернии («Срывный»).

…служители Марса — офицеры.

…мафусаилов век… — По библейскому преданию, патриарх Мафусаил прожил 969 лет.


VIII*

Впервые — ОЗ, 1872, № 10, «Совр. обозр.», стр. 325–347.

В июле — августе 1872 года в Витеневе Салтыков одновременно работал над восьмым фельетоном «Дневника провинциала» и очерком «Ташкентцы приготовительного класса (параллель четвертая)». 20 июня он писал Некрасову в Карабиху: «К августовской книжке, наверное, пришлю фельетон, а к сентябрьской приготовлю и рассказ и фельетон». 28 июля Салтыков сообщал ему:

«Я 16-го августа непременно буду в Петербурге и надеюсь сдать в типографию, что нужно, хотя пишется довольно вяло».

Однако в сентябрьской книжке появился только «рассказ», то есть «Ташкентцы приготовительного класса», восьмой же фельетон «Дневника провинциала» был напечатан одновременно с девятым в октябрьской книжке.

Восьмой и девятый фельетоны «Дневника провинциала» были положительно оценены критикой. Обозреватель журнала «Сияние» писал: «Последняя, десятая книжка «Отечественных записок» вышла в свет, так сказать, с шиком: каждый №, в котором есть хоть строка Щедрина, обращает уже на себя всеобщее внимание, а тут вдруг целых две статьи, обе в высшей степени интересные, живые, чрезвычайно талантливые, а последняя принадлежит положительно к числу самых крупных произведений русской сатиры» («Сияние», 1872, т. 11, № 47, стр. 340. Журнальное обозрение).

По словам Буренина, «фельетон в октябрьской книжке» «Отечественных записок» «представляет одну из остроумных сатир и одну из выдающихся статей <…> Автор «Дневника» на этот раз откидывает всякое глубокомыслие и просто забавляется: в результате, однако же, является меткая и тонкая сатира, проникнутая очень серьезной идеей…» (СПб. вед., 1872, № 296, 28 октября).

Стр. 455 и 478. В восьмом и девятом фельетонах упоминается персонаж из романа Тургенева «Отцы и дети» — Феничка. В журнальном тексте и во всех прижизненных изданиях автор называет ее Аннушкой. Эта ошибка была исправлена в посмертном издании 1889 года.

Кроме того, в изд. 1873 Салтыков сделал следующую поправку в тексте.

Стр. 450. «…чему хохочете! над собой хохочете!» — после этих слов в ОЗ было: «Ибо вы плоть от плоти моей, кость от костей моих!»


…VIII международного статистического конгресса… — Восьмая сессия Международного статистического конгресса проходила в Петербурге с 10 по 18 августа 1872 года. В ней участвовало около двухсот иностранных делегатов, среди которых находились и всемирно известные статистики А. Кетле (Бельгия), В. Фарр (Англия), Ц. Корренти (Италия) и Е. Лавассёр (Франция), избранные вице-председателями конгресса.

…опаснейшего тайного общества, имевшего целию ниспровержение общественного порядка… — Официальная терминология правительственных сообщений и обвинительных актов по делам о «государственных преступниках», в частности по недавнему процессу нечаевцев.

…Корподибакко… — Фамилия этого персонажа — одно из распространенных итальянских ругательств (Согро di Bacco).

…эмиссары от интернационалки… — Как отмечал Б. П. Козьмин в книге «Русская секция Первого Интернационала» (М. 1957), «в русском обществе второй половины 60-х годов при наличии большого интереса к Интернационалу наблюдалось отсутствие правильного представления о задачах этой организации. На страницах русской прессы того времени Интернационал часто изображался <…> как союз таинственных заговорщиков, готовящихся потрясти весь мир» (стр. 54). Так, в передовой статье «С.-Петербургских ведомостей» (1872, № 116, 29 апреля) отмечалось: «Под влиянием страха пресловутому Международному обществу уже приданы там какие-то мифические размеры. Оно чуть не везде присутствует в виде шапки-невидимки и чуть не летает по всему миру на ковре-самолете. Всякое тревожное событие непременно исходит от него…» О термине «интернационалка» см. на стр. 753.

…чему хохочете! над собой хохочете!» — Перефразировка заключительного монолога городничего в «Ревизоре» Гоголя. В подлиннике: «Чему смеетесь? над собою смеетесь!..» (д. V, явл. 8).

…то «братья», то «друзья», то «гости». — В мае 1867 года, в связи с торжественным открытием в Москве большой этнографической выставки, в Россию съехались представители различных славянских стран, находившихся под владычеством Турции и Австро-Венгрии. Приезд их послужил поводом для продолжительных дружественных манифестаций. Александр II, которому делегаты были представлены в Царском Селе, приветствовал их как «родных славянских братьев на родной славянской земле» (см. С. А. Никитин. Славянские съезды шестидесятых годов XIX века. — «Славянский сборник», М. 1948, стр. 16–72). Выражения «славянские братья», «славянские гости» долго не сходили со страниц газет.

…роскошного пира науки… — Салтыков, возможно, пародирует следующее высказывание из передовой статьи «С.-Петербургских ведомостей» (1872, № 213, 6 августа) по поводу Статистического конгресса: «От нас будет теперь вполне зависеть произвести на наших гостей такое впечатление и оставить им по себе такое воспоминание, чтоб, разъехавшись по домам, они не затруднились заявить Европе, что Россия перестала быть той неблагоприятной средой для подобных праздников свободной человеческой мысли, какою она, справедливо или несправедливо, считалась до самого последнего времени <…> Не одними обедами и комплиментами, конечно, сумеем мы встретить наших посетителей в течение будущих двух недель: в достоинствах нашей кухни и в радушии нашего гостеприимства никто никогда не сомневался <…> Мы уверены также, что будет дан достаточный простор выражению русской мысли…»

…кадетами цивилизации… — Многие органы западноевропейской печати с пренебрежением относились к России и русскому народу, нередко характеризуя последний как «кадетов цивилизации» (cadets de la civilisation), в смысле «младших детей», еще не доросших до вершин культуры. Некоторые русские либералы присоединялись к этой оценке. «Нас смущает мысль, что мы все-таки не больше чем les cadets de la civilisation», — иронически отмечал Салтыков в «Признаках времени» (т. 7, стр. 112).

…заатлантические друзья!.. — Под именем «заатлантических друзей» и просто «друзей» в русской прессе фигурировала американская дипломатическая миссия во главе с посланником конгресса Густавом Фогтом, прибывшая в Петербург 25 июля 1866 года. Делегация привезла адрес Александру II с выражением «сочувствия и уважения всей американской нации» в связи с покушением Каракозова. «Всякий здравомыслящий человек, глядя на тогдашнее наше беснованье, — писал фельетонист Экс (А. П. Чебышев-Дмитриев), — должен был подумать, что мы в уме повредились, и он был бы прав. Мы бегали за ними, не давая ни на минуту покоя, целовались с ними до изнеможения сил, закормили было их до смерти, заморили было их своими любовными спичами…» (Р. вед., 1872, № 138, 21 мая.)

…предметом его может быть только коротенькая статистика... — Сходные мысли высказал Е. Карнович в статье «Предстоящий международный статистический конгресс в Петербурге» (ОЗ, 1872, № 7). Ряд вопросов был снят с повестки дня конгресса по политическим мотивам — например, вопрос о сокращении вооруженных сил европейских держав.

…учреждения, обязанность которых главнейшим образом заключается в наблюдении... — Имеются в виду органы цензуры.

…о неприкосновенности или общедоступности домашнего очага. — Салтыков подразумевает обыски, ставшие в России 70-х годов частым, почти повседневным явлением.

Risum teneatis, amici! — См. прим. к стр. 295.

…публичные сборища, митинги... — Намек на полное отсутствие в самодержавной России демократических свобод.

…«в зобу дыханье сперло» — Из басни И. А. Крылова «Ворона и Лисица» (1807).

…стало быть, и я не лыком шит... — В списке русских делегатов съезда значилось свыше шестисот имен — министров, губернаторов, директоров департаментов, редакторов газет, профессоров и пр. Делегатов же из провинции было сравнительно мало.

Конгресс помещался в саду гостиницы Шухардина... — VIII Статистический конгресс проходил в помещении Петербургского дворянского собрания. Этим объясняется выражение о «странности помещения конгресса» и сопоставление его с трактирным заведением третьего разряда.

…в залах у Марцинкевича... — Танцевальное заведение Марцинкевича, в залах которого происходили публичные балы, нередко упоминается в произведениях Салтыкова — см., например, «Наша общественная жизнь» (т. 6, стр. 10 и 18).

…арфисток... — Имеются в виду «артистки» ресторанных эстрад, обслуживавшие гостей не только музыкальным искусством.

Веретьев, с которым я провел столько приятных минут в «Затишье»! — Один из персонажей повести Тургенева «Затишье» (1854), отставной гвардии поручик Веретьев, охарактеризованный Салтыковым в рецензии на роман К. Леонтьева «В своем краю» как «цыган-шалопай <…>, который у Тургенева пленяет дам залихватскими русскими песнями, подражанием жужжанию мухи и другими такой же силы талантами» (т. 5, стр. 454). Веретьев выведен Салтыковым также в «Помпадурах и помпадуршах» в качестве чиновника особых поручений при помпадуре Кротикове.

Топилась, да вытащили. После вышла замуж за Чертопханова... — Героиня «Затишья» — Марья Павловна Ипатова, дочь помещика, утопившаяся в пруду от несчастной любви; Пантелей Еремеич Чертопханов — герой рассказа Тургенева «Чертопханов и Недопюскин» (1848), из цикла «Записки охотника». В этом рассказе изображена любовница Чертопханова — цыганка Маша, ничего общего не имеющая с Марьей Павловной Ипатовой из «Затишья» (цыганка Маша также упоминается в рецензии Салтыкова на роман Леонтьева — т. 5, стр. 454).

…даже Фет — и тот от нее бегать стал! — Поэт А. А. Фет напечатал в начале 60-х годов два публицистических очерка «Из деревни» (РВ, 1863, № 1 и 3). Изобразив помещиков жертвами «обнаглевших после реформы» крестьян, он делился с читателями своим опытом «обуздания» бывших крепостных при помощи системы штрафов. Салтыков высказал свое резко отрицательное отношение к очеркам Фета в апрельском номере «Отечественных записок» 1863 года («Наша общественная жизнь» — т. 6, стр. 59–75) и не раз саркастически упоминал о них в своих позднейших произведениях.

…И. С. Тургенев совершенно иначе рассказал конец Чертопханова в «Вестнике Европы» за ноябрь 1872 г. — В рассказе Тургенева «Конец Чертопханова» цыганка Маша бросила Чертопханова. Восьмая глава «Дневника провинциала» была опубликована до появления в печати «Конца Чертопханова». Этим примечанием Салтыков снабдил отдельное издание.

…молодой Кирсанов... — Далее Салтыков характеризует идейную эволюцию Аркадия Кирсанова, слегка намеченную в «Отцах и детях» самим Тургеневым. Аркадий Кирсанов фигурирует также в «Признаках времени» (т. 7, стр. 82).

Берсенев — один из героев романа Тургенева «Накануне».

Ваш батюшка? Дяденька? — Николай Петрович и Павел Петрович Кирсановы — персонажи «Отцов и детей».

Феничку мы пристроили... — Речь идет о персонаже «Отцов и детей», возлюбленной Николая Петровича Кирсанова. Салтыков, вероятно, забыл, что Феничка в конце романа выходит замуж за Николая Петровича Кирсанова, следовательно, необходимости «пристраивать» ее при живом муже не было.

…на Кате Одинцовой... — Катя Одинцова — персонаж «Отцов и детей».

Базаров. — Об отношении Салтыкова к этому главному герою «Отцов и детей» см. т. 5, стр. 581–582.

Рудин! Да вы с ума сошли! ведь вы в Дрездене на баррикадахубиты! — Как указывает Тургенев в эпилоге к роману «Рудин», главный герой его романа погиб на парижских баррикадах в 1848 году. Заменив в данном контексте Париж Дрезденом, Салтыков подчеркнул общеизвестный, впрочем, факт, что прототипом этого тургеневского образа отчасти послужил М. А. Бакунин, сражавшийся на баррикадах в дни дрезденского восстания 1849 года. В цикле «В среде умеренности и аккуратности» Салтыков снова связывает судьбу Рудина с Дрезденом (см. об этом: С. Макашин. Полное собрание сочинений Салтыкова-Щедрина. — «Советская книга», 1946, № 5, стр. 52). — Рудин фигурирует и в ряде других произведений Салтыкова — «Помпадуры и помпадурши», «Круглый год», «Письма к тетеньке», «Пошехонские рассказы» и др.

…«права человека-с» — один из основных принципов, выдвинутых Великой французской буржуазной революцией.

…Лаврецкий — главный герой тургеневского «Дворянского гнезда». — В «Помпадурах и помпадуршах» Салтыков характеризует его как человека, который раскаялся в былом либерализме и до того разжирел, что с трудом отличал уже теперь либеральные идеи от консервативных (т. 8, стр. 182).

Лиза... — героиня «Дворянского гнезда» Тургенева.

..Марка Волохова. — Анализу образа «нигилиста» Марка Волохова из «Обрыва» Гончарова Салтыков посвятил большую часть своей статьи «Уличная философия» (т. 9).

…фигура Собакевича. — Этот персонаж из «Мертвых душ» Гоголя фигурирует также в одном из «Писем к тетеньке» Салтыкова, где он женится на Коробочке, чтобы воспользоваться ее имением (т. 14).

…рипостировал — ответил (от франц. riposter).

Первое заседание прошло шумно и весело <…> мы заключили наш avant-congrès... — Салтыков намекает на «Предварительное совещание официальных делегатов» Статистического конгресса («Réunion des délégués officiels de l’avant-congrès»), состоявшееся 4 августа под почетным председательством Кетле. На этом заседании делегаты были разбиты на пять отделений.

Завтрашний день начать осмотром Казанского собора... — Для делегатов VIII Статистического конгресса в Петербурге было организовано множество развлечений и экскурсий. Они осматривали Павловск, Петергоф, Кронштадт, дворцы, музеи, соборы и пр. Генерал Трепов пригласил делегатов конгресса посетить даже больницу для умалишенных (СПб. вед., 1872, № 225, 18 августа). 16 августа делегаты присутствовали на смотре пожарных команд (там же, № 224, 17 августа).

…имеет быть обеденный стол. — «В воскресенье членам Международного статистического конгресса будет предложен от имени его императорского величества государя императора обеденный стол в Царском Селе», — сообщалось в петербургских газетах (СПб. вед., 1872, № 219, 12 августа).

…la république <…> il n’y a que ça!.. — пародия на припев шансонетки «L’amour ce n’est que ça», часто приводимый Салтыковым (см. стр. 737–738).

…покажем-ка мы иностранным гостям Москву! — Делегаты VIII Статистического конгресса после окончания его работы выехали в полном составе в Москву, где в их честь состоялся ряд: обедов и всякого рода увеселений, выдержанных в духе той программы, которую излагает ниже Прокоп (см. СПб. вед., 1872, № 230, 23 августа). Часть делегатов отправилась затем в Троице-Сергиевскую лавру, часть — в Нижний Новгород. Все уехали «очень довольные приемом, оказанным им в России, который, конечно, был роскошнее, нежели прием, сделанный где-либо Международному статистическому конгрессу» (там же, № 232, 25 августа).

…от такового ж, имевшего свое местопребывание в Гааге. — VII Международный статистический конгресс состоялся в Гааге в 1869 году.

…встал Левассёр... <…> Messieurs <…>, — сказал он, — l’espionnage... — Салтыков воспроизводит речь Левассёра по-французски, вероятно рассчитывая придать обличению политической полиции и ее тайных агентов-осведомителей более безопасный в цензурном отношении характер.

Déjà l’antique Jéroboam promettait des scorpions à ses peuples — неточная ссылка на текст Библии (Третья кн. Царств, 12, 11), где сын царя Соломона, Ровоам, заявляет Иеровоаму и другим представителям израильского народа: «Отец мой наказывал вас бичами, а я буду наказывать вас скорпионами» (скорпионы — плети с несколькими хвостами, снабженными наконечниками).

…nous trouvons dans Aristophane des preuves irrécusables que les Grecs <…> donnèrent aux espions le surnom sonore des sycophantes. — Профессиональные доносчики и клеветники встречаются в ряде комедий Аристофана («Птицы», «Плутос» и др.). В эписодии тринадцатом комедии «Птицы» выведен «потомственный» сикофант, чей «отец, дед и прадед» занимались тем же грязным ремеслом (см. Аристофан. Комедии в двух томах, т. II, М. 1954, стр. 82–85).

Au dire de Tacite <…> il n’y avait presque pas un seul homme <…> qui ne fût espion ou ne désirât de l’être. — Здесь резюмируются в шаржированном виде некоторые утверждения из «Истории» и «Летописи» Тацита. В рецензии на сочинение Н. И. Костомарова «Кремуций Корд» Салтыков привел цитату из монолога Тиверия об искусственном оподлении римлян: «А стая доносчиков, которые мне служат, стараются отличиться подлостью <…> Уже в Риме мало остается благородного и высокого: я начинаю стравливать доносчиков между собою», и, намекая на русскую современность, добавил: «Трудно поверить, чтобы могли быть такие времена! А между тем они были: в том убеждает нас летопись Тацита» (т. 5, стр. 321).

Прокоп, по обыкновению, ошибся и крикнул: Vive Henry IV! — Прокоп, вероятно, хотел провозгласить здравицу в честь графа Шамбора, которого французская монархическая партия в это время надеялась возвести на престол пол именем Генриха V.

…lassassine... — русское слово «лососина» звучит сходно с французским «l’assassine» — женщина-убийца.

«Эльдорадо» — «танцевальное» заведение в Петербурге, пользовавшееся репутацией «злачного места».

C’est ici que le sort du malheureux von-Zonn a été décidé! — В ночь с 7 на 8 ноября 1869 года содержатель притона Максим Иванов встретился в «Эльдорадо» с отставным надворным советником Н. Х. фон Зоном и, заманив его на свою квартиру, зверски убил при участии нескольких молодых людей и проституток. Судебный процесс над убийцами фон Зона проходил в Петербургском окружном суде 28–29 марта 1870 года. Защитником Иванова выступал К. К. Арсеньев. О судьбе фон Зона упоминает Достоевский в «Подростке» и в «Братьях Карамазовых» (Ф. М. Достоевский. Собр. соч., т. 8, М. 1957, стр. 583, и т. 9, М. 1958, стр. 49).

Меридиональною — южною (от франц. méridionale).

…заметил на континенте особенный вид проступков, заключающийся в вскрытии чужих писем. — На одном из заседаний четвертого отделения конгресса (14 августа) обсуждался доклад о международных почтовых сообщениях; при этом был затронут вопрос о перлюстрации иностранных писем.

инсулярному — островному (от франц. insoulaire).

Петропавловским собором иностранные гости остались довольны... — В этом соборе погребены русские цари, начиная с Петра I.

В сей местности воздух есть нездоров! — На территории Петропавловской крепости, как известно, размещалась главная тюрьма для политических противников самодержавия, отличавшаяся исключительно тяжелым режимом.

…я докладывал свою карту, над которой работал две ночи сряду(бог помог мне совершить этот труд без всяких пособий!)... — Салтыков иронизирует над графическим методом в сравнительной статистике, рекомендованным конгрессом. «Эту отрасль нужно оставить в полном господстве фантазии и ума, — заявили докладчики. — Пусть прилагают однообразие там, где оно приложимо, но пусть оставят нашим статистическим диаграммам их национальные и индивидуальные формы» «Дело автора — найти средства рельефнее выставить простую или сложную мысль, какую он желает выразить: ответственность, как и слава труда, должна остаться все-таки за ним» («Восьмая сессия Международного статистического конгресса…», цит. изд., стр. 24 и 33).

…самый вид Марсова поля действует на него неприятно. — На Марсовом поле в Петербурге проходили военные парады, демонстрировавшие военную мощь царской империи.

…всегда был сторонником Парижской коммуны... — Левассёру, оказавшемуся (см. ниже) отставным корнетом Шалопутовым, Салтыков придал некоторые черты Н. А. Шевелева — агента-провокатора, доносившего версальскому правительству о действиях революционных органов Парижской коммуны. См. о нем далее, на стр. 789.

Ma femme est une pétroleuse... — Реакционная печать во Франции и в других странах старалась опорочить активных участниц Парижской коммуны, называя их «петролейщицами» («петрольщицами») и распуская слухи, будто они поджигали общественные и частные здания, поливая их предварительно керосином (франц. pétrole). Щедринский «помпадур» Феденька Кротиков также называл русских «нигилисток» «петролейщицами» (т. 8, стр. 518).

Коммуналист! — участник Парижской коммуны (коммунар).

…блягировать — привирать (от франц. blaguer).

…калужское тесто — тестообразная масса, в состав которой входят растертые ржаные сухари, мед и пряности.

Речь, сказанная профессором Морошкиным <…> «Об Уложении и его дальнейшем развитии». — Речь была произнесена 10 июня 1839 года и вскоре же издана отдельной брошюрой. Приведенная здесь Салтыковым цитата не раз повторяется в его произведениях. Она могла ему запомниться по «Полной русской хрестоматии» А. Д. Галахова, которая входила в число учебных пособий лицеистов; в ней отрывок из речи Морошкина был представлен как один из образцов «светских речей».

Я сказал, господа! — Перевод заключительной древнеримской ораторской формулы «dixi» — «Все необходимое сказано».

Иван Иванович Перерепенко — персонаж из «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» Гоголя; упоминается также в «Признаках времени» и в сказке «Вяленая вобла» (см. т. 7, стр. 79 и т. 15).

«…А может, тебе и мяса, небога, хочется?» — вопрос, который Иван Иванович Перерепенко обычно задавал нищенке. Приводится неточно.

Довгочхун — Иван Никифорович Довгочхун — персонаж той же повести Гоголя.

Оттого-то немцы вас и побивают! — Намек на результаты недавней франко-прусской войны.

Тогда мы начали толкать его вперед и кончили, разумеется, тем, что враги столкнулись. — Реминисценция знаменитой «сцены примирения» в главе VII «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» Гоголя.

…из газет достоверно известно, что японцы уже прибыли. — Среди участников VIII Статистического конгресса было несколько японских представителей.

…осмотр сфинксов. — Имеются в виду установленные у Петербургской Академии художеств в 1832 году два древнеегипетских сфинкса.

«С тех пор <…> как Рим сделался нашей столицей... — После занятия Папской области итальянскими войсками Рим 26 января 1871 года был объявлен столицей объединенной Италии.


IX*

Впервые — ОЗ, 1872, № 10, «Совр. обозр.», стр. 347–366.


…в списки сочувствующих... — то есть в досье III Отделения, заведенные для лиц, сочувствующих «противогосударственным замыслам».

…в книгу живота! — в книгу жизни (церковнослав.: живот — жизнь). Так в библейских преданиях называется книга, в которую вносятся записи о благих и дурных деяниях человека, зачитываемые на Страшном суде. В данном случае имеется в виду зачисление в списки «неблагонамеренных» и подлежащих политическим репрессиям.

…должно признаться <…> хотя, с другой стороны, нельзя не сознаться... — Одна из наиболее известных салтыковских «формул», обличающих общественно-политическую беспринципность либеральной публицистики. В основу ее, вероятно, легли следующие строки из редакционной статьи «С.-Петербургских ведомостей» (1872, № 300, 1 ноября): «С таким мнением меньшинства нельзя не согласиться, точно так же как трудно не признать…» и т. д. Формула эта, часто употреблявшаяся Салтыковым, приобрела характер крылатого выражения. Ее неоднократно цитировал В. И. Ленин.

Идет ли человек по тротуару, сидит ли в обществе пенкоснимателей, читает ли корреспонденцию из Пирятина... — Перефразировка первых строк стихотворения Пушкина «Брожу ли я вдоль улиц шумных // Вхожу ль во многолюдный храм, // Сижу ль меж юношей безумных…» (1829).

…тем рыцарям современной русской журналистики, которые, не имея возможности проникнуть в «храм удовлетворения», накидываются друг на друга... — Пародируя банальную фразеологию писателей XVIII — начала XIX века («храм славы», «храм утех»), Салтыков называет «храмом удовлетворения» правительственные дотации, которых добивались многие газеты, но получали только отдельные претенденты. Обойденные органы печати нередко вступали в полемику, упрекая друг друга в погоне за казенным пирогом.

…ни «хамами», ни «клопами», ни одним из тех эпитетов, которыми так богата «многоуважаемая редакция «Старейшей Русской Пенкоснимательницы»... — См. фельетон В. П. Буренина «Журналистика» (СПб. вед., 1872, № 170, 24 июня), где он относил автора «Дневника провинциала» к «непочтительным Хамам», «игривым Хамам» и т. п. (ср. передовую статью: СПб. вед., 1872, № 162).

Астахов! — герой рассказа Тургенева «Затишье» (см. прим. к стр. 454). С Веретьевым он находился во враждебных отношениях; они чуть не стрелялись на дуэли.

«Человек он был!» — Реплика Гамлета о своем отце — из трагедии «Гамлет, принц Датский» Шекспира в переводе Н. А. Полевого (д. I, сц. 2).

Утонула! — См. прим. к стр. 454–455.

«Башмаков еще не износила»... — См. прим. к стр. 386.

Ты вспомни-ка, что́ ты с Базаровым, лежа на траве, разговаривал! — Имеется в виду эпизод из главы XXI «Отцов и детей», когда Базаров и Кирсанов, лежа «в тени небольшого стога сена», дружески беседовали, причем Базаров не скрыл от Кирсанова, что придерживается «отрицательного направления».

…эта история с Феничкой! — Эпизод из «Отцов и детей»: Базаров, поцеловавший в сиреневой беседке Феничку, был вызван на дуэль Павлом Петровичем Кирсановым.

Как ты дворян-то на очные ставки с хамами ставил? — При проведении в жизнь крестьянской реформы многие помещики отказывались от непосредственных переговоров со своими бывшими крепостными в присутствии мирового посредника, выражая тем самым протест против отмены крепостного права.

…вызвал воинскую команду в деревню Проплёванную... — Намек на кровавые усмирения бывших крепостных, выражавших недовольство результатами крестьянской реформы.

…об эмиссарах... — Подразумеваются «эмиссары» I Интернационала и Парижской коммуны. См. прим. к стр. 448.

…что необходимо Семипалатинской области дать особенное, самостоятельное устройство? — Пародируется официальное обвинение привлеченных к «нечаевскому делу» студентов-сибиряков П. Кошкина и А. Долгушина в «образовании кружка сибиряков с целью ниспровергнуть правительство в некоторой части государства (отделить Сибирь), каковой умысел открыт правительством заблаговременно, при самом оного начале» (Обвинительное заключение. — См. «Правительственный вестник», 1871, № 205, 28 августа). Адвокат В. Д. Спасович разъяснил в своей речи на процессе «ребяческий характер» приписываемого студентам замысла. Источником пародии могло служить и более раннее дело о «сибирских сепаратистах» — Г. Н. Потанине, Н. М. Ядринцеве и др. — См. т. 7, стр. 576.

…Фонарный переулок... — переулок, в котором находились публичные дома и «торговая баня» Воронина.

…в Полтавскую губернию лапу засунет... — здесь и несколько ниже (см. обвинение Перерепенко в намерении отделить Миргородский уезд от Полтавской губернии) Салтыков высмеивает постоянные обвинения «украинофилов» официальной прессой и катковскими изданиями в сепаратистских тенденциях.

…«русская сирота» — это «Ольга». — На сцене Александринского театра в это время шел водевиль Э. Скриба «Ольга, русская сирота» (перевод Н. Мундта); в главной роли выступала известная танцовщица Мариинского театра Вергина.

…молодой человек в сюртуке военного покроя... — жандармский офицер.

…о происшествии, когда-то случившемся на Рогожском кладбище, где тоже приехали неизвестные мужчины, взяли кассу и уехали... — В ночь с 5 на 6 сентября 1866 года контора богадельни старообрядческого Рогожского кладбища в Москве была ограблена мошенниками, переодевшимися в офицерские и жандармские мундиры. Ими был произведен обыск и увезен якобы для представления московскому генерал-губернатору денежный ящик с суммой, превышавшей пятьдесят тысяч рублей. См. судебный отчет по этому делу в «Голосе» (1867, №№ 14 и 17, 14 и 17 января).

…кажется, через Троицкий мост сейчас переезжать станем... — Через Троицкий мост лежал путь из центра Петербурга к Петропавловской крепости. На последнее обстоятельство Прокоп и намекает.

…где едят, там и судят! — Ироническая перефразировка русской поговорки «Где едят, там и гадят».

…презуса! — председателя военного суда.

Покуда вы не осуждены законом — вы наши гости, messieurs! — Вероятно, пародия на заключительное высказывание судьи, во время нечаевского процесса, обратившегося к лицам, признанным невиновными, с подчеркнутой любезностью.

…преступник Рудин? — Прототипом Рудина в романе Тургенева являлся М. А. Бакунин, имя которого часто фигурировало на нечаевском процессе.

…дом Вяземского на Сенной площади-с! — Огромная ночлежка, принадлежавшая кн. П. А. Вяземскому. Д. Д. Минаев писал о ней:

«Что за развалина! Скажите, мой любезный!

Тут разве крысы могут только жить!» —

«В нем столько жителей, что городок уездный

Не в состоянье всех их приютить».

(«Искра», 1872, № 4, стр. 59)

…вместо того, чтобы изгонять «этих дам» из Парижа... — Парижская коммуна вела последовательную борьбу с проституцией, подвергая аресту женщин, промышлявших на улице.

…очистить от них бельэтаж Михайловского театра-с! — А. С. Суворин отмечал в одном из своих фельетонов: «В настоящее время в Петербурге необыкновенный урожай на кокоток <…> В ложах <Михайловского театра> вы можете видеть женщин всех наций <…> Любопытно, что их влечет сюда? Наши ли ассигнации или наша широкая натура, сузившаяся в тесные рамки беспутства?» (СПб. вед., 1872, № 30, 30 января).

…положить в России начало революции введением обязательного оспопрививания! — Закон о введении в России обязательного оспопрививания был опубликован еще 6 августа 1865 года. В начале 70-х годов в земских собраниях обсуждался проект Медицинского совета о мероприятиях, необходимых для реализации ранее принятого закона. Салтыков высмеивает здесь тенденцию русских либералов подменять революционные преобразования крохоборческой политикой «малых дел».

…Москву упразднить, а вместо нее сделать столицею Мценск. — Насмешка над обвинениями в «сепаратистских» тенденциях, являвшихся навязчивой идеей Каткова. См. прим. к стр. 480.

Я и до сих пор не могу опомниться от стыда! — «Провинциал» был подвергнут телесному наказанию. Слухи, что в III Отделении арестованных секут и пытают, широко распространенные в русском обществе, не лишены были оснований. Так, причиной покушения Веры Засулич на петербургского градоначальника ген. Ф. Ф. Трепова (в 1877 году) было наказание розгами политического заключенного Боголюбова.

…уже прошедших сквозь искус. — Возможно, что в этом эпизоде содержится намек на угрозу некоего петербургского (вероятно, мифического) «Департамента Правосудия» из «Общества Спасения», который объявил о своем намерении «наказать на первый раз двадцатью ударами розог» фельетониста «С.-Петербургских ведомостей» А. С. Суворина. Экзекуция должна была состояться в трактире «Лондон» на Васильевском острове, куда Суворина обязывали явиться. Об этой проделке опасных «шутников» Суворин поспешил сообщить читателям «С.-Петербургских ведомостей» (1872, № 4, 4 января). По мнению Р. В. Иванова-Разумника, этот случай, подхваченный многими газетами, сыграл важную роль в генезисе настоящей главы «Дневника провинциала» (см. М. Е. Салтыков (Щедрин). Соч., т. III, М. — Л. 1927, стр. 739).

…ces petits colifichets... — Вероятно, имеются в виду порнографические картинки.

…с фениями... — Фении — ирландские республиканцы, члены заговорщицкого «Ирландского революционного братства», основанного в 1858 году для борьбы за независимость Ирландии от Англии. В 1867 году они организовали ряд восстаний, закончившихся полным поражением.

…при нынешней свободе книгопечатания, чего доброго, она даже и пройдет. — См. прим. к стр. 387.

…они прививали оспу совсем не туда, куда следует. — «Китайский способ прививки непривлекателен, так, китайцы вкладывали оспенные струпья в нос (вместе с мускусом или камфорою) или превращали их в порошок и затем уже вдували» (см. А. Эуленбург. Реальная энциклопедия медицинских наук. Медико-хирургический словарь, т. 14, СПб., 1895, стр. 66).

…сажусь и с божьею помощью пишу. — Вероятно, здесь содержится намек на статью «Оспа и оспопрививание», помещенную за подписью X в «С.-Петербургских ведомостях» (1872, № 265, 27 сентября); в ней подробно описывалась история эпидемий оспы. Отмечая старинный обычай крестьян Казанской губернии, которые для предупреждения заболевания оспой «нюхали оспу и потом три дня потели в бане», автор добавляет в скобках: «Это напоминает китайский способ».

«Вестник пенкоснимательства». — См. прим. к стр. 390.

…нет, г. Сури (автор статьи «La Délia de Tibulle», помещенной в «Revue des Deux Mondes» (1872 года). — Имеется в виду статья «Une étude des moeurs antiques; La Délia de Tibulle» par Jules Soury («Очерк античных нравов. Делия Тибулла», Жюля Сури), напечатанная в парижском журнале «Revue des Deux Mondes», 1872, 1 сентября, стр. 68-104. Подвергая разбору пять знаменитых элегий из первой книги Тибулла, целиком посвященных Делии, автор пытался воссоздать личность возлюбленной поэта и историю их взаимоотношений.


X*

Впервые — ОЗ, 1872, № 11, «Совр. обозр.», стр. 175–202, под номером IX.

Сохранились отрывки наборной рукописи с авторской правкой:

Главка I (конец) от слов: «Да-с, не лестно, и не расчет-с!..» до слов: «…чувство собственности заглушило все другие наплывные соображения».

Главки 2 (конец), 3, 4 (начало) от слов: «…80½, сделано 79⅛. Но в тот самый момент…» до слов: «…Во-первых, с самого основания университета».

Приводим наиболее существенные варианты.

Стр. 503…После слов: «…разговаривать с вами мне некогда» в рукописи было (зачеркнуто):

Вот вам мой ультиматум! Вы понимаете: «ультиматум»? На дипломатическом языке это значит: если вы не примете этих условий — ну и делайте, как знаете!

Ультиматум состоял в следующем: 1) Сестрицы получают десять тысяч (пять сейчас и пять по окончании дела) и затем выдают ему, адвокату Хлестакову, безграничную доверенность, которою предоставляют ему как ведение дела, так и взыскание денег, с употреблением сих последних по своему усмотрению, не отдавая им, сестрицам, в том никакого отчета; 2) кроме того, сестрицы обязываются: а) являться в суд, в качестве свидетельниц, в самой бедной одежде, лгать, как им будет указано, и, в случае надобности, плакать; б) дозволить газете «Старейшая Российская Пенкоснимательница» напечатать рекламу следующего содержания: «Нас обвиняют в том, что в последнее время мы сделались как бы органом известного Прокопа и его защитников. Взятое само по себе, обвинение это так пошло, что не может не возбудить в нас ничего, кроме гомерического хохота. И мы, конечно, не говорили бы об нем, если б сами не подали к нему довольно серьезных оснований. Не раз представляли мы довольно веские доводы в пользу ответчиков по этому делу, и хотя внутренно всегда сознавали, что эти доводы бледнеют перед массою сомнений, которые высказывались по их поводу в нашей публицистике, но для читателей это внутреннее сознание наше было недостаточно ясно, читателям казалось, что слова наши должны выражать наше убеждение, — и вот в чем вся ошибка.

Сличение автографов с журнальным текстом позволяет установить авторскую правку в несохранившейся корректуре.

Стр. 519…В рукописи было: «…ибо он только что приторговал дом усвоего соседа с правой стороны, а затем намерен приторговать дом у соседа с левой стороны» вместо: «…ибо он только что приторговал дом у своего соседа с левой стороны». Восстановлен рукописный текст.

Стр. 521. В описании визита к Прокопу депутации студентов Верхотурского университета фамилия «действительного статского советника и всех железнодорожных жетонов кавалера Губошлепова» первоначально читалась: «Губонина». Эта фамилия упоминается дважды на одной странице рукописи. Автор исправил ее на «Губошлепова» только в первом случае. Вторая же фраза напечатана в «Отечественных записках» с фамилией «Губонин», очевидно, по недосмотру. В изд. 1873 эта ошибка была исправлена.

Стр. 497. В изд. 1873 вместо слов: «…хотя же впоследствии афинство в нем мало-помалу испарилось…» напечатано: «…хотя же впоследствии афинство в нем мало-помалу обратилось в свинство…»

Особенное внимание критики привлек «биржевой эпизод» девятого фельетона, в котором выведены евреи — руководители акционерной компании. Отрицательное отношение к ним «провинциала», от имени которого ведется дневник, некоторыми читателями было отождествлено с точкой зрения Салтыкова, которого стали обвинять в антисемитизме.

М. М. Хволос в открытом письме к Н. А. Некрасову резко протестовал против этих мест сатиры.

«Нам было особенно больно и обидно встретить в этом «Дневнике» такую грубую, ни к селу ни к городу, даже в прямой ущерб общей связи сатирической мысли пригнанную брань, что по некоторым литературным приемам, развязности и резкости стиля, а подчас — бесспорно своеобразному едкому юмору, в нем чувствуется как бы сатирическое перо г. Щедрина. Но кто бы ни скрывался под буквами М. М., нельзя не пожалеть о появлении такой брани в «Отеч. записках» <…> Мы утверждаем — и, надеемся, всякий порядочный человек с нами согласится, — что брань на целую нацию в такой грубой форме, какою пестреет сказанный «Дневник», непристойна и унизительна в образованном обществе, а еще более в уважающей себя литературе» («Вестник русских евреев», 1872, № 24, 14 декабря).

На это письмо Салтыков ответил в подстрочном применении к I главе «В больнице для умалишенных» (см. стр. 606). Свое отношение к еврейскому вопросу Салтыков высказал позднее в статье «Июльское веяние» (ОЗ, 1882, № 8; см. т. 14).


Просвети мой ум глупопониманием! — Пародируется библейское выражение: «Господи, просвети тьму мою» (2 Цар., 22, 29).

…простое, не гарантированное правительством предприятие... — Почти одновременно с процессом Мясниковых в Лондоне проходило судебное разбирательство по делу о наследстве богача Тичборна. «Дело Тичборна ведет свое начало издалека, как и дело Мясниковых, — сообщалось в «С.-Петербургских ведомостях». — При его возникновении пущены были в ход всевозможные слухи в пользу неизвестного искателя богатого аристократического семейства; для ведения дела нужны были деньги, и, при отсутствии их у претендента, образовалась компания на акциях, проданы ей паи будущего богатого наследства, из которого не много бы, пожалуй, досталось в руки претендента после всех издержек, понесенных на собирание сведений, вызов свидетелей, наем адвокатов и печатание статей в различных журналах. В течение нескольких месяцев длился этот процесс; акции претендента то возвышались, то падали…» (1872, № 66, 7 марта). Этот редкий в судебной практике случай, видимо, лег в основу комментируемого эпизода. Схожая ситуация сложилась и у наследников Беляева в деле Мясниковых. «В городе рассказывают (и, кажется, толки эти более чем правдоподобны), что гражданский иск ведется целой компанией на акциях, которая всадила в процесс до пятидесяти тысяч рублей», — указывало «Новое время» в передовой статье (1872, № 120, 7 мая). «Вокруг наследственных прав безвестного сарапульского мещанина Ижболдина, предъявившего гражданский иск о признании завещания подложным, — писал впоследствии по поводу «Мясниковского дела» А. Ф. Кони, — образовалась группа далеко не бескорыстных радетелей и участников будущего дележа…» (А. Ф. Кони. На жизненном пути, т. I, М. 1913, стр. 149).

…миллион в тумане... — Намек на название «романа-фельетона без начала и конца» А. С. Суворина (Незнакомца) — «Миллиард в тумане», печатавшегося в «С.-Петербургских ведомостях» в конце 1871 — начале 1872 года. В нем изображалась концессионная горячка и был выведен (под фамилией Дубровин) известный железнодорожный туз Губонин, фигурирующий в первой главе «Дневника провинциала», где он носит фамилию Бубновин (в предисловии Суворина к роману, между прочим, упоминаются Салтыков и его последние произведения). «Миллиардом в тумане» называлась и статья В. А. Кокорева (СПб. вед., 1859, №№ 5–6, 8–9 января), упоминаемая Салтыковым в «Нашей общественной жизни» (см. т. 6, стр. 197 и 603).

…«покупатели» 71¾, «продавцы» 72⅛... «сделано» 71⅞... — Пародируются сводки биржевых сделок, ежедневно печатавшиеся в газете «Биржевые ведомости» под рубрикой «С.-Петербургская биржа».

…судить обвиняемого Прокопа во всех городах Российской империи по очереди, начав таковую с города Срединного... — Намек на ход «Мясниковского дела», которое, после кассации сенатом первого приговора (в апреле 1872 года), вторично разбиралось в Москве («городе Срединном», как называет его сатирик) в октябре 1872 года, причем присяжные снова безоговорочно оправдали подсудимых. Защитник К. К. Арсеньев указал во время московского процесса Мясниковых, что он «просил правительствующий сенат на случай отмены решения передать его именно в Москву», так как думал, что «в этом городе, отдаленном от того, где возникло это дело и где происходили различного рода движения, открытие тайн по этому предмету, у всякого состава присяжных хватит достаточно спокойствия и беспристрастия для того, чтоб взглянуть на дело это, как и на всякое другое» (Спб. вед., 1872, № 284, 16 октября). Вероятно, это высказывание и имел в виду Салтыков.

…с белозерского суда, которому до сих пор были подсудны только снетки! — то есть самая мелкая «рыбешка». — Ср. в «Благонамеренных речах»: «Покуда не сдадут меня, наконец, в виде милости, в архив, членом белозерского окружного суда, где я и буду до конца жизни судить «белозерских снетков»» (т. 11).

Было время, когда Срединный чуть-чуть не сделался русскими Афинами <…> впоследствии афинство в нем мало-помалу обратилось в свинство... — Москва являлась в начале XIX века центром русского просвещения. «Московский университет, — писал Герцен в «Былом и думах», — вырос в своем значении вместе с Москвою после 1812 года <…> В ней университет больше и больше становился средоточием русского образования. Все условия для его развития были соединены — историческое значение, географическое положение и отсутствие царя» (Герцен, т. VIII, стр. 106). Однако при Александре II дворянская и ученая Москва превратилась «в главный оплот реакционного патриотизма» (там же, т. XVIII, стр. 206–210). Салтыков намекает на неблаговидную роль, сыгранную профессорами и ретроградной частью студенчества в период реакции 60-х годов, когда в университете в честь Муравьева («Вешателя») устраивались многочисленные манифестации, подписывались верноподданнические адресы и т. п.

…от откупов непосредственно перешел к либерализму. — Вероятно, намек на московского питейного откупщика-миллионера В. А. Кокорева, либеральные поползновения которого неоднократно служили объектом сатирических обличений Салтыкова.

Я помню наш дом... — Ср. гл. XII–XV «Пошехонской старины», где подробно описан быт семьи Затрапезных во время их пребывания в Москве 30-х годов.

…по́нитках... — зипунах из домотканой материи.

…современное европейское равновесие... — В результате франко-прусской войны 1870–1871 годов, приведшей к разгрому Франции и возникновению мощной Германской империи, произошла перегруппировка европейских держав, образование новых союзов — для установления и поддержания равновесия сил. Реваншистские настроения, усиливавшиеся в это время во Франции, создавали серьезные сомнения в стабильности установившегося порядка.

…сиверки... — сиверка (сивер) — холодный северный ветер с дождем.

…поленишевки... — настойка из ягоды палени́ки (княженики).

…нынче над ними начальники в судах поставлены. — В соответствии с судопроизводством, введенным в 1864 году, контроль над деятельностью присяжных поверенных осуществлял Совет, имевший право подвергать адвокатов различным взысканиям.

…по десяти процентов с рубля... — Присяжные поверенные получали вознаграждение от своих клиентов за ходатайство по делу с суммы свыше 500 рублей (до 2000 рублей) — 10 % («Русский календарь на 1872 год» А. Суворина. СПб. 1872, стр. 167).

…князь Серебряный(вот тот, что граф Толстой еще целый роман об нем написал!)... — Главный герой «исторической повести времен Иоанна Грозного» гр. А. К. Толстого «Князь Серебряный» (1862) — Никита Романович Серебряный. Рецензию Салтыкова на роман А. К. Толстого, см. в т. 5, стр. 352–362.

…res nullius <…> occupanti! — См. прим. к стр. 38.

Давали «Жидовку» — оперу Ф. Галеви, либретто Э. Скриба («La Juive», 1835).

Все пархатые были налицо... — См. прим. к стр. 497.

…опресноки... — лепешки из пресного теста (маца), которые, по религиозному ритуалу, евреи должны есть в пасхальные дни — в память об исходе их предков из Египта.

…каширная овца... — овца, заколотая по особым правилам еврейского религиозного ритуала.

…Иуда Стрельников... — В Иуде Стрельникове, как и в Шалопутове-Корподебакко (см. выше) отражены некоторые черты Н. А. Шевелева, «ташкентца III Отделения», который был связан с русской революционной эмиграцией 60-х годов (см. ЛН, т. 41–42, стр. 615 и т. 63, стр. 266–267 и 711). В 1871 году, после разгрома Парижской коммуны, в которой Шевелев «участвовал» в роли провокатора-осведомителя, он был арестован французской полицией и по просьбе русских властей выдан им.

Стегно — бедро, ляжка (церковнослав.).

…гешвинд! — быстро! (нем. geschwind).

…телеграфировал в Ярославль с требованием скупить у тамошних баб все билефельдское полотно... — Намек на то, что широко рекламировавшиеся распродажи билефельдского полотна (Билефельд — город в Пруссии, славившийся изготовлением тонких сортов полотна и батистов) часто представляли собой мошеннические аферы, а само так называемое билефельдское полотно было не чем иным, как ярославским домотканым изделием.

…касательство в Версали-с... — То есть отправляясь в Версаль со шпионскими сведениями о Коммуне.

…даже Верхотурье увидело гласный суд в стенах своих. — Судебная реформа 1864 года проводилась постепенно, так что в начале 70-х годов северная и юго-восточные окраины страны продолжали оставаться при старом судебном устройстве.

…nunc dimittis. — Это евангельское выражение употребляется при избавлении от тяжкого бремени (Лука, 2, 29).

…«излюбленных губернаторами людей» — См. прим. к стр. 303.

…даже пастухи, охраняя вверенные им стада, оченьудовлетворительно склоняют mensa. — Ироническая оценка будущих мнимых «успехов» классической системы образования.

В колонну! <…> скорей! — солдатская песня, которая здесь, как и в «Истории одного города», символизирует военные экзекуции.

Податная комиссия, выдав 501-й том своих трудов, выработала наконец устав, которым все остались довольны. — В 1862 году при министерстве финансов была учреждена особая, так называемая податная комиссия, которая должна была разработать новые принципы налоговой системы в России. Отчеты о ее работе публиковались время от времени в виде правительственных сообщений (см. «Гражданин», 1872, № 12, стр. 429) и сборников «Трудов». В 1872 году вышел в свет XXII том «Трудов комиссии, высочайше утвержденной для пересмотра системы податей и сборов» (в двух книгах). Такое обилие печатной документации представляло резкий контраст убожеству результатов работы комиссии. К числу «пророческих» предсказаний Салтыкова должно быть отнесено и утверждение, что и четверть века спустя податная комиссия не завершит разработки вопроса о едином подоходном налоге. Этот вопрос так и не был разрешен до самой революции 1917 года.

Австрию мы предоставили ее собственной судьбе... — «Лоскутная империя» Австрия пользовалась поддержкой, а затем — благожелательным нейтралитетом России, что помогало ей удерживать в течение нескольких десятилетий одно из ведущих мест в Европе и предотвращало ее неизбежный распад.

…ежели Пий IX будет упорствовать в своих заблуждениях... — После занятия Рима войсками короля Виктора Эммануила и уничтожения в 1870 году светской власти пап, Пий IX отказался признать новое итальянское правительство, объявил себя «ватиканским узником» и пытался восстановить свое прежнее влияние на положение дел в Италии, усиливая позиции клерикализма во всем мире.

Византия еще не покорена. — Намек на экспансионистские устремления царской России, издавна строившей планы захвата Босфорского пролива и Константинополя. Одним из идеологов этой политики в 60-70-х годах являлся И. С. Аксаков.

…действие единства касс... — В связи с финансовой реформой 1862–1866 годов были уничтожены кассы и казначейства отдельных ведомств и учреждено «единство кассы». Все ассигнования должны были поступать из кассы министерства финансов.

…котелок... — котелки — кренделя, варимые в котлах.

…«запахом миллиона»... — Возможно, намек на следующее высказывание адвоката Громницкого, заявившего во время процесса Мясниковых в Москве: «Вы знаете, насколько вообще миллионы соблазнительны; если они соблазнительны в провинции, то вы хорошо понимаете, что в Петербурге еще более народа, который при одном слове «миллион» решится на такие действия, перед которыми остановился бы, если бы дело шло о чем-нибудь другом» (СПб. вед., 1872, № 285, 17 октября).

…«часы»... — См. прим. к стр. 168.

Потом выйдет на сцену прокурор, скажет для проформы: «Ах, какое негодование возбуждает в душе моей этот ужасный преступник…» — Намек на речь прокурора А. Ф. Кони, заявившего во время процесса Мясниковых, что обвиняет Александра Мясникова в составлении подложного завещания. В то же время он просил присяжных заседателей признать Ивана Мясникова и Курганова «заслуживающими полного снисхождения». В своих воспоминаниях Кони писал: «Окончание моей речи вызвало в печати ядовитые выходки <…> Один <писатель>, имевший крупную известность в беллетристике, искусный улавливатель общественных настроений, даже назвал в своем фельетоне мое обвинение защитительною речью» (А. Ф. Кони. Собр. соч., т. I, М. 1913, стр. 153). Возможно, Кони имел в виду именно это место в «Дневнике провинциала».

…киосков для проходящих... — то есть общественных уборных.

…гласную кассу суд… то бишь ссудо-сберегательный банк для крестьян... — См. прим. к стр. 387.

…Губошлепова... — См. прим. к стр. 275. Салтыков, вероятно, иронизирует здесь по поводу сообщений печати о создании на средства Губонина «комиссаровской технической школы» и других учебных заведений для неимущих (см. «Новое время», 1872, № 98, 11 апреля; ОЗ, 1872, № 7, отд. II, стр. 161–162).

…Невтонов и быстрых разумом Платонов... — Из оды М. В. Ломоносова (1747). В подлиннике: «Собственных Платонов // И быстрых разумом Невтонов».

…чур не шуметь! <…> наймите-ка латинского учителя подешевле да и за книжку!.. Покуда зады-то твердите — ан хмель-то из головы и вышибет! — Намек на студенческие волнения 60-х годов, а также на систему классического образования, в котором правительство видело средство для обуздания революционных настроений в среде молодежи.

…древние нежинские греки... — Эпитет «нежинские» вставлен здесь Салтыковым для комического эффекта (в городе Нежине с XVII века жила довольно многочисленная греческая колония).

…согласно с обстоятельствами дела! Согласно! поступили бы!.. — См. прим. к стр. 347.


XI*

Впервые — ОЗ, 1872, № 12, «Совр. обозр.», стр. 408–437, под заголовком «Окончание».

В начале 1873 года начали появляться отзывы на весь цикл фельетонов и первое отдельное издание «Дневника провинциала в Петербурге». Подробный разбор произведения с высокой оценкой его общественного звучания появился в газете «Неделя» (1873, №№ 6 и 7). «В «Записках провинциала», изданных г. Салтыковым-Щедриным, мы имеем дело уже не с отдельным типом, как в ташкентцах, а с целою панорамою современной общественной жизни… Мы… от души приветствуем эту первую в литературе попытку предостеречь общество от болезни, гораздо более опасной, чем пресловутые «язвы»… В литературной попытке автора «Дневника» нам сказывается первое пробуждение общественного сознания, подмеченное чутьем художника и публициста».

Положительная оценка «Дневника провинциала» дана также в «литературных очерках» С. Т. Герцо-Виноградского («Одесский вестник», 1873, № 3, 8 февраля, стр. 117–118).

Одиннадцатый фельетон содержит наибольшее количество разночтений между журнальным текстом и текстом отдельного издания.

Стр. 525. «Обо всем этом, однако же, речь впереди» — после этих слов в ОЗ было:

В будущем году я представлю читателям «Отечественных записок» подробный отчет об имеющем произойти со мною в сумасшедшей доме.

Стр. 526…на которой — я знаю это наверно — рано или поздно, тем или другим способом, но провалюсь?» — после этих слов в ОЗ было:

Быть может, оно и правильно так устроено, чтоб современники не слишком-то охотно накидывались на разъяснение современности (страсти, говорят, у них есть, которые всему делу помехой) — этого я, опять-таки по скромности, не знаю, но не подчиниться этой правильности, но не признать ее для себя обязательною все-таки не могу.

Стр. 529. «…становится заповедною областью, недоступною ни для воздействия публицистики, ни для художественного воспроизведения» — после этих слов в ОЗ было:

До поры до времени это не живые люди, а иксы и игреки, действия которых могут быть комментируемы лишь на основании отрывочных слухов и сплетен. Они могут совершать героические дела — и литература не засвидетельствует об них; они могут совершать дела лишь средние — и литература опять-таки не занесет о том в свои летописи. И героизм, и темные дела останутся заключенными в темном месте, откуда их может вывести на свет только история. Когда-то она их выведет?

«Средний человек, человек стадный, вырванный из толпы» — после этих слов в ОЗ было: «Вроде Менандра, Прокопа, Нескладина, Неуважай-Корыто».

Стр. 535. «И Петр Иванович был прав» — после этих слов в ОЗ было:

Когда часовая стрелка показала ему, что его час настал, он без труда разбудил беспастушное либеральное стадо и сплотил в одну массу всех тех, кого мы некогда, в шутливом русском тоне, напутствовали словами: бог подаст!

Стр. 536. «А вечером, как начнешь себя усчитывать… Грош! — после этих слов в ОЗ было:

Истинным богом, грош, и ни копейки больше! Да ежели по правде-то говорить, так и гроша-то нет, а просто себе убыток!

Стр 539. «…как питал и питает сам себя тот распивочный и раскурочный либерализм, который можно на золотники получать из лавочек современных пенкоснимателей» — после этих слов в ОЗ было:

Но если, подкидывая и скидывая на весах граны и унции, люди могут доходить до исступления и с пеною у рта доказывать своим собратьям, что у того-то на полграна либерализма менее, нежели у них, а у того-то полграна хватило через край, то отчего же не признать и за Петром Ивановичем этого права доходить до исступления! Его исступление все же не так беспредметно: у него есть месть! У него есть хоть призрак задачи!

«…как вычеркнет из прошлого кровную обиду свою? — после этих слов в ОЗ было:

А ведь пенкосниматели, даже не будучи обижены (сами, напротив, пропасть народу обидели!), сидят себе, в укромном месте, и самым резонным и солидным образом выжимают из себя передовые статьи о грозящей для общества опасности от неснабжения городовых свистками!

«Пусть даже он будет тысячу раз неправ» — после этих слов в ОЗ было:

Я очень хорошо понимаю, что если он и не неправ, то деятельность его во всяком случае ни для него, ни для других пользы принести не может.

Стр. 552. «…и, во-вторых, есть счеты сзади…» — после этих слов в ОЗ было:

И вот он опять устремляется вперед, и в то же время заканчивает старые счеты, то есть мстит своим бывшим конкурентам, и мстит с тою холодною жесткостью, на которую способен только человек, не знающий никаких других интересов, кроме интересов куска.

…кажется, это было в Ахалцихе Кутаисском... — Намек на подкупы присяжных заседателей. «Еще в начале этого года, — сообщалось в «Отечественных записках», — правительствующий сенат действительно вел расследование по делу о лихоимстве присяжных заседателей в одной из южных губерний» (ОЗ, 1872, № 4, отд. II, стр. 269).

…«Tricoche et Cacolet»... — водевиль А. Мельяка и Л. Галеви (1871). В нем изображено, между прочим, агентство, о характере которого дает представление следующий его проспект:

«Фирма, заслуживающая доверия; расследования, производимые в семейных интересах. Устройство на работу слуг обоего пола. Продажа фондовых ценностей в Париже и вне его. Различные объединения, браки и прочее. Особая служба для встревоженных мужей, наблюдение за их дамами — до, во время и после; то же в отношении мужей, и вообще предприятия всякого рода» (H. Meilhac et Lud. Halévy. Tricoche et Cacolet. P. 1872, p. 10). Комедия эта шла в петербургском Михайловском театре в 1872 году.

…это не люди, а жертвы... — то есть «жертвы» исторического развития.

…один, к которому можно относиться апологетически <…> другой — к которому можно сколько угодно относиться критически, но неудобно отнестись апологетически... — В первом случае подразумеваются деятели революционно-демократического лагеря («новые люди»), во втором — лица из официального мира и из охранительного лагеря. Правдивое изображение тех и других было невозможно в цензурных условиях 70-х годов.

…«новых людей»... — Революционно-демократическая молодежь — по определению Н. Г. Чернышевского, назвавшего свой роман «Что делать?» «рассказами о новых людях».

…современных беллетристов, лавреатов и нелавреатов... — Имеются в виду авторы так называемых «антинигилистических» романов 60-70-х годов — В. П. Авенариус («Поветрие»), В. П. Клюшников («Марево»), Вл. Крестовский («Панургово стадо») и др. К этим третьестепенным писателям — «нелавреатам» (не лауреатам) Салтыков причисляет также и «лавреатов» — А. Ф. Писемского («Взбаламученное море»), И. А. Гончарова («Обрыв»), Ф. М. Достоевского («Бесы»). К «лавреатам» Салтыков тогда относил и И. С. Тургенева, как создателя образа «типичного нигилиста» — Базарова.

…полное воспоминаний о недавних торжествах... — Имеется в виду разгул правительственного террора и торжество общественной реакции над революционно-демократическим движением 60-х годов.

…fin de non-recevoir? — французский правовой термин, означающий отказ от признания судебного иска. В данном случае имеется в виду отказ по чисто внешним мотивам.

…отдать свои права первородства... — Согласно библейской легенде, сын пророка Исаака Исав, изнемогая от голода, продал своему младшему брату-близнецу право первородства за блюдо чечевичной похлебки (Кн. Бытия, 25,31–34).

…всуе труждающихся... — Из выражения «всую труждаются зиждущие» («напрасно трудятся строящие») (Псал., 126, 1), часто цитировавшегося Салтыковым.

…самого самоотверженного человека... — то есть человека, всецело преданного революционному делу.

…«ветхого человека»... — Имеются в виду помещики-крепостники, консерваторы всех родов. В основе этого термина лежит евангельское выражение «совлечь с себя ветхого человека» (или «ветхого Адама») (см. прим. к стр. 220).

То было время образцовых мировых посредников. — В первый состав мировых посредников вошел ряд гуманно настроенных помещиков — например, Л. Н. Толстой, декабристы А. Е. Розен, Г. С. Батеньков, братья Бакунины и др.

…одиноко раздававшиеся голоса Н. Безобразова и Г. Б. Бланка... — Реакционные дворянские публицисты Н. А. Безобразов и Г. Б. Бланк в конце 50-х — начале 60-х годов открыто выступали против крестьянской реформы. См. рецензию Салтыкова на книгу Бланка «Движение законодательства в России» — т. 9.

…потерял свою Эвридику — то есть потерял свое счастье. Словами «потерял я Эвридику» начинается известная ария Орфея из оперы Хр.-В. Глюка «Орфей и Эвридика» (1762), написанная на сюжет древнегреческого мифа о певце Орфее, который в поисках своей умершей жены Эвридики спускается живым в преисподнюю (аид, ад). Этот же сюжет подвергся пародийному переосмыслению в знаменитой опере-буфф Жака Оффенбаха «Орфей в аду» («Orphée aux Enfers»), либретто А. Мельяка и Л. Галеви (1858).

…физикат... — врачебная управа.

Я не только у вас, но и у господа бога моего объедком быть не хочу. — Реминисценция известного выражения из письма М. В. Ломоносова к И. И. Шувалову от 19 января 1761 года, впервые опубликованного в альманахе «Урания» на 1826 год: «Не токмо у стола знатных господ или у каких земных владетелей дураком быть не хочу, но ниже у самого господа бога, который мне дал смысл, пока разве отнимет» (М. В. Ломоносов. Полн. собр. соч., т. 10, М. — Л. 1957, стр. 546).

…Михаилом Никифоровичем... — Катковым.

Кирсанов... — Об Аркадии Кирсанове см. прим. к стр. 455.

…нет места на жизненном пире. — Намек на известное высказывание английского экономиста Т. Р. Мальтуса в его сочинении «Опыт о законе народонаселения» («An Assay on the Principle of Population», 1798), содержащее утверждение, будто «человек, пришедший в занятый уже мир, если родители не в состоянии прокормить его или если общество не в состоянии воспользоваться его трудом, не имеет права требовать себе пропитания <…> На великом жизненном пире для него нет места».

…кимвал бряцающий... — Выражение из «Первого послания апостола Павла к Коринфянам»: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я медь звенящая или кимвал бряцающий» (13, 1). Кимвал — музыкальный инструмент, издающий пронзительные звуки.

«Je m’en fiche, contrefiche» — По-видимому, слова из какой-то французской шансонетки. Салтыков цитирует их в ряде своих произведений.

…порутирует — достанется (от франц. router).

…Орфеум — кафешантан на Владимирской улице в Петербурге, в который, как отмечал А. С. Суворин, был «свободен вход для милых, но погибших созданий» (СПб. вед., 1872, № 30, 30 января).

…«нраву моему не препятствуй»... — Выражение купца-самодура из «Сцен купеческого быта» И. Ф. Горбунова (1861). В подлиннике: «ндраву».

…эффигия — изображение (лат. effigies). Здесь Салтыков намекает на средневековый обычай публичной казни изображения преступника, в случае, когда ему удавалось скрыться от правосудия. Предполагалось, что эта позорная процедура окажет соответствующее влияние на личную судьбу преступника.

…новый «ветхий человек»... — Салтыков имеет в виду вновь народившегося хищника капиталистического типа, пришедшего на смену старому «ветхому человеку», обреченному на гибель, то есть помещику-крепостнику. О термине «ветхий человек» см. прим. к стр. 531.

…«Не расплывайтесь!», «Не забудьте, что наше время — не время широких задач!» — См. прим. к стр. 391.

Незавершенные замыслы и наброски

Господа ташкентцы*

Сохранившиеся рукописи «Господ ташкентцев» относятся к тем фрагментам цикла, которые остались незавершенными и при жизни писателя им самим не публиковались. В настоящем издании печатаются две редакции очерка «Господа ташкентцы». Из воспоминании одного просветителя. «Нумер второй» (1869) и «Параллель пятая и последняя» (1872), предназначавшаяся для раздела «Ташкентцы приготовительного класса». Все эти рукописи были в 1914 году извлечены из той части салтыковского архива, которая хранилась у М. М. Стасюлевича и после его смерти в 1911 году поступила в распоряжение М. К. Лемке. Первая публикация их была произведена одновременно В. П. Кранихфельдом и М. К. Лемке и приурочена к 25-летию со дня смерти писателя[783].


Из воспоминаний одного просветителя. Нумер второй*

Впервые в контаминации двух редакций и неполно — ВЕ, 1914, № 5, стр. 6-18 (первая глава очерка в публикации М. К. Лемке под общим заглавием «Неизданные произведения М. Е. Салтыкова»). Полностью — «Звезда», 1926, № 19, стр. 190–201 (в публикации Н. В. Яковлева «Неизданные произведения М. Е. Салтыкова-Щедрина»).

Напечатав в «Отечественных записках» (1869, № 10) очерк «Господа ташкентцы. Из воспоминаний одного просветителя», Салтыков задумал, видимо, продолжить начатое «исследование» и дать серию очерков, посвященных различным наиболее характерным представителям ташкентского «просветительства».

Настоящий незавершенный очерк и относится к предполагавшейся серии, от осуществления которой Салтыков отказался в конце 1869 года (см. стр. 673). Помеченный писателем как «Нумер второй», он должен был следовать непосредственно за опубликованным очерком «Господа ташкентцы. Из воспоминаний одного просветителя» и, по-видимому, являвшимся «Нумером первым» задуманной серии. Оба эти очерка создавались одновременно, что подтверждается зачеркнутым в рукописи «Нумера второго» подзаголовком «Из записок одного просветителя», (вместо которого вписан подзаголовок первого очерка: «Из воспоминаний одного просветителя»). Такое изменение могло быть произведено не позже начала октября 1869 года (в корректуре октябрьского номера), ибо первый очерк ташкентской серии появился в свет уже с измененным подзаголовком.

В октябре 1869 года, работая над «нумерами», Салтыков еще не подразделял свое произведение на «Ташкентцев приготовительного класса» и «Ташкентцев в действии». Его замысел пока еще не расчленился, свидетельством чего является публикуемый очерк.

В настоящем издании, как и во всех предшествующих, очерк печатается по рукописи в ее последней редакции. Варианты рукописи немногочисленны и содержат преимущественно мелкие стилистические разночтения. Текст неопубликованного автором очерка явился источником, из которого он заимствовал ряд тем, фрагментов и отдельных фраз для других своих произведений начала 70-х годов, в том числе для «Помпадуров и помпадурш».


Один из моих предков ездил в Тушино... — то есть на поклон к Лжедмитрию II, так называемому «тушинскому вору».

…Маринкою... — Мариной Мнишек, женой Лжедмитрия I, признавшей из политических соображений, что Лжедмитрий II якобы является ее мужем.

…соперничал с Бироном в грасах... — то есть соперничал в расположении к себе со стороны императрицы Анны Иоанновны, всесильным фаворитом которой был Бирон.

Как в лугу весной бычка // Пляшут девицы российски // Под свирелью пастушка. — Из стихотворения Г. Р. Державина «Русские девушки» (1799). «Бычок» — название танца.

…мютизма... — немоты (от франц. mutisme).

Шуми, Иртыш... — из стихотворения И. И. Дмитриева «Ермак» (1794).

…vogue, la galère! — Выражение из «Гаргантюа и Пантагрюэля» Ф. Рабле (кн. 1, гл. 3), ставшее популярным фразеологизмом.

На это дает мне permis сам идеал наших нигилистов, Дарвин. — Намек на термин Дарвина «борьба за существование». См. прим. к стр. 33.

«На заре ты ее не буди» — начало стихотворения А. А. Фета без названия (1842).


Из воспоминаний одного просветителя. Нумер третий*

Впервые в контаминации двух редакций и неполно — ВЕ, 1914, № 5, стр. 13–18 (отрывок: от «Годы летели мимо меня» и до «в деле искусства приобретать успехи» в публикации М. К. Лемке под общим заглавием «Неизданные произведения М. Е. Салтыкова»); ГМ, 1914, № 5, стр. 21–26 (публикация В. Кранихфельда с сокращениями, до слов: «…в деле искусства приобретать успехи»). Полностью — «Звезда», 1926, № 1, стр. 201–210 (в публикации Н. В. Яковлева «Неизданные произведения М. Е. Салтыкова-Щедрина»).

Вторая, более расширенная редакция очерка «Господа ташкентцы». Из воспоминаний одного просветителя. «Нумер второй», переработка и дополнение которой осуществлялось, видимо, в конце 1869 года, после публикации в «Отечественных записках» первых двух ташкентских очерков. В пользу этой датировки свидетельствует отсутствующее в первой и появившееся во второй редакции очерка упоминание о деле фон Зона, относящемся к ноябрю 1869 года.

Перерабатывая и дополняя первый вариант очерка («Нумер второй»), Салтыков решительно сокращает те его части, которые посвящены формированию ташкентца и значительно расширяет рассказ о действиях героя в провинции. Сравнение этого рассказа с очерком «Здравствуй, милая, хорошая моя!» (1864) из цикла «Помпадуры и помпадурши» (т. 8) обнаруживает сюжетное сходство между ними, а образ изображаемого ташкентца во многих своих чертах сливается с образом помпадура Митеньки Козелкова. Возможно, что это обстоятельство сыграло свою роль в прекращении работы над серией «нумеров». Образ действующего ташкентца еще не выкристаллизировался в сознании писателя и был очень близок или даже почти сливался с образом помпадура.

Не поддается пока вполне аргументированному объяснению проведенное Салтыковым изменение нумерации очерка: «Нумер второй» на «Нумер третий». Трудно предположить, что это простая ошибка Салтыкова, но для окончательного решения вопроса нет данных. Предположительно можно сказать, что в период, который отделяет первую редакцию от второй, Салтыков несколько реконструировал план цикла: в «Отечественных записках» был напечатан очерк «Что такое «ташкентцы»? Отступление», который он, возможно, намеревался сделать вступительным к будущему циклу и обозначить его «Нумером первым», а таким образом первый ташкентский очерк становился уже вторым, вследствие чего изменялась и нумерация всех следующих за ним произведений и «Нумер второй» закономерно превращался в «Нумер третий».

Очерк печатается, как и во всех предшествующих изданиях, по рукописи в ее последней редакции. Кроме публикуемой, существовала еще одна редакция очерка, промежуточная между «Нумером вторым» и «Нумером третьим». Текст сохранившихся отдельных листков этой редакции близок «Нумеру третьему», в связи с чем в настоящем издании он не воспроизводится.


…пик-ассьетов — блюдолизов (франц. pique-assiettes).

…участвовал в ограблении Зона!... — См. прим. к стр. 462.


Ташкентцы приготовительного класса. Параллель пятая и последняя*

Впервые — ВЕ, 1914, № 5, стр. 18–25 (публикация М. К. Лемке под общим заглавием «Неизданные произведения М. Е. Салтыкова») — ГМ, 1914, № 5, стр. 27–32 (публикация В. П. Кранихфельда).

Сохранились две рукописи очерка, представляющие собою разные редакции произведения. Тексты их весьма близки между собой. В настоящем издании текст печатается по более поздней редакции.

Очерк написан, по-видимому, в июле 1872 года во время поездки Салтыкова в Спасское и Заозерье. На это указывают цифровые расчеты и даты, связанные с разделом наследства по имению, находившемуся в совместном владении Салтыкова и его брата Сергея Евграфовича, скончавшегося 7 июля 1872 года. Подсчеты на полях рукописи доведены до мая месяца включительно. Текст написан на шероховатой бумаге с серым оттенком, какой Салтыков в Петербурге никогда не пользовался.

Еще в «Параллели четвертой» Салтыков наметил образ купца и будущего финансового воротилы Василия Поротоухова, пообещав позднее специально к нему вернуться, что он и намеревался сделать в следующей «Параллели пятой и последней».

Отказ Салтыкова от завершения последней параллели связан, по-видимому, с тем, что именно в это время им был задуман цикл «Благонамеренные речи». Центральное место в этом произведении уделялось нарождающейся русской буржуазии, рассмотрению наиболее выразительных ее явлений и типов, среди которых герой заключительной ташкентской параллели занимал не последнее место.


Дневник провинциала в Петербурге*


В больнице для умалишенных. Продолжение*

Впервые — ОЗ, 1873, «Соврем, обозр.», № 2, стр. 344–370, глава I; № 4, стр. 293–316, глава II. Подпись: Н. Щедрин.

Сохранились черновые рукописи незавершенной III главы, при жизни автора не публиковавшиеся.

В настоящем издании I и II главы печатаются по тексту «Отечественных записок». III глава печатается по автографам (ИРЛИ)[784].

Название этого произведения впервые встречается на л. 4 черновой рукописи «Господа ташкентцы. Из воспоминаний одного просветителя. Нумер третий». Здесь имеется карандашная запись рукой Салтыкова: «В больнице для умалишенных». — Рукопись относится, по-видимому, к 1869 году, но когда была сделана карандашная запись на полях, сказать трудно. Более определенное указание на замысел цикла встречается в XI главе «Дневника провинциала». Говоря о помешавшемся на тушканчиках Менандре, автор после слов: «Обо всем этом, однако же, речь впереди» — добавляет: «в будущем году я представлю читателям «Отечественных записок» подробный отчет об имеющем произойти со мною в сумасшедшем доме»[785].

Л. Ф. Пантелеев в своих воспоминаниях рассказывает, что Петербургский цензурный комитет намеревался задержать февральский номер «Отечественных записок» с первым фельетоном «В больнице для умалишенных» (Пантелеев неточно называет его «Дневником провинциала), так как «председателю Петрову показалось, что М. Е. вывел личность вел. кн. Константина Николаевича, о чем у него и помышления не было». Далее в воспоминаниях передается рассказ самого Салтыкова: «А Лонгинова в то время в Петербурге не было; решил дождаться его возвращения. Вы знаете, что такое был Лонгинов; но все же у него был вкус, своего рода уважение к литературе. Только что он приехал, отправляюсь я к нему. Знаю, зачем пришли, — сказал Лонгинов, — не беспокойтесь. Мы с Тимашевым едва животики не надорвали, читая ваш дневник. Комитету бог знает что пригрезилось, ему уже послано распоряжение выпустить книгу»[786].

В архиве М. М. Стасюлевича сохранились семь рукописей, относящихся к незавершенной III главе «В больнице для умалишенных». Салтыков работал над ней, по-видимому, летом — осенью 1873 года и предназначал ее для октябрьской книжки «Отечественных записок», так как в подстрочном примечании к началу главы указано, что между появлением второй главы, напечатанной в апрельской книжке, и настоящей «прошло шесть месяцев» (см. стр. 645). Каждая из семи рукописей имеет заголовок «В больнице для умалишенных. III», но три рукописи относятся к одному сюжетному единству, а четыре остальные — к другому. В изд. 1933–1941 и в научном описании рукописей Салтыкова эти две группы рукописей были сочтены двумя редакциями начала III главы[787]. В действительности, рукописи содержат несколько вариантов двух различных по содержанию фрагментов III главы.

Первый фрагмент — от слов «Волей-неволей я должен был покориться» — представлен тремя следующими последовательными вариантами:

1. Текст, вероятно, перебеленный с не дошедшего до нас черновика, с значительной правкой, до слов: «…Вслед за тем доктор представил нас друг другу»[788]. Имеется вариант, где Елеонский представлен читателю как «старичок в синем вицмундире, который сидит в углу и делает рукой движения сверху вниз», то есть где он представлен помешанным на сечении воспитанников.

2. Перебеленный текст рукописи с значительной стилистической правкой и дополнениями, переходящий в другую редакцию до слов: «…должна быть сильна и страшна»[789]. Добавлено примечание, излагающее содержание предыдущих глав (см. стр. 645). В конце фрагмента содержится более полное изложение педагогических принципов Елеонского, послуживших основой «безазбучному просвещению», отсутствующее в рукописи 1. Приводим текст этого изложения.

Стр. 651. После слов на стр. 5: «…расскажите господину «провинциялу», в чем заключается ваш педагогический план», следовало:

И прежде, нежели я мог произнести слово, доктор уже представил нас друг другу.

Многие находят мой педагогический план слишком младенческим и потому смеются над ним, — начал Елеонский, — но, в сущности, он гораздо сложнее, нежели это может показаться на поверхностный взгляд.

Скрыть истину или показать ее в соответствующем известным целям свете — не менее трудно, как, например, на суде схоронить концы в воду или устроить более или менее правдоподобное alibi. Во-первых, истина не требует ни изворотливости, ни сноровки, ни творчества; во-вторых, она увлекает, так что надо обладать большой силой характера, чтоб не поддаться ее увлечениям.

В основании моего плана лежат именно те две вещи, о которых я сейчас упомянул, то есть: или полное сокрытие истины, или уснащение ее такими околичностями, которые давали бы ей смысл, споспешествующий достижению известных, заранее обдуманных целей.

Быть может, вы спросите меня, милостивый государь, для чего требуется сокрытие или искажение истины в таком важном деле, как воспитание юношества? — на это отвечу вам: это нужно, во-первых, для удовлетворения потребности творчества, которая равно присуща педагогике, как и всем прочим отраслям человеческой индустрии, и, во-вторых, для того, чтобы с помощью воспитания получать благонамеренных граждан.

Как бы то ни было, но насмешки над моей педагогической методою не имеют никакого основания. Поводом для них послужила рутинность приемов и еще воспоминание о педагогах доброго старого времени, над которыми действительно много смеялись и в повестях и в жизни. Но не надо забывать, что времена значительно переменились. Старинные педагоги прибегали к своим приемам в наивности сердца своего; это были педанты, которые в схоластике видели гимнастику для ума. Мы же возобновляем старинные схоластические приемы совсем не с этой целью, а в видах [рации] [буйному] духу времени. Поэтому ежели старинная педагогика была бесцельна и смешна, то новейшая педагогика при том же содержании и тех же приемах должна быть сильна и страшна.

3. Перебеленный текст рукописи 2 с значительными исправлениями, до слов: «…оставив меня в жертву этому странному существу»[790]. Судя по содержанию последнего абзаца, продолжением данной рукописи должен был служить рассказ Елеонского о его «педагогическом плане» (см. вариант рукописи 2), возможно, в переработанном виде.

Второй фрагмент представлен четырьмя последовательными рукописными вариантами, отличающимися друг от друга некоторыми добавлениями:

1. Перебеленный текст не дошедшего до нас черновика с многочисленными исправлениями, от слов: «Утро. В больнице царствует загадочное движение…» до слов: «…наши рабы верны, когда мы сами чувствуем себя властными и несокрушимыми»[791]. На полях — конспективные карандашные записи, относящиеся к развитию сюжета.

2. Перебеленный текст начала рукописи 1 с многочисленными исправлениями, от слов: «Утро. В больнице царствует загадочное движение…» до слов: «…Ужели для того, чтобы быть взятым с оружием в руках… в сумасшедшем доме?!»[792]

3. Перебеленный текст рукописей 2 (начало) и 1 (продолжение) с многочисленными исправлениями и дополнениями, переходящий в другую редакцию, от слов: «В больнице царствует загадочное движение…» до слов: «…которых не тронула ее коса — вы видите перед собой…»[793] Конец рукописи от слов: «Да, Иван Карлыч, желательно бы»[794] впервые опубликован в газете «Литературный Ленинград», 1934, 14 мая, № 22 (44).

4. Перебеленный текст рукописи 3 с исправлениями, переходящий в другую редакцию, от слов: «С раннего утра в больнице царствует загадочное движение…» до слов: «…я назначаю вас главным бунтовщиком!» Конец рукописи 3 после слов: «Вы, господа, вероятно, бунтовать желаете?» от слов: «Да, Иван Карлыч, желательно бы!» заменен в данной рукописи, возможно по цензурным соображениям, следующим вариантом.

— Однако, шпионы-то ваши не дремлют! — с дерзостью выступила вперед одна из тех мрачных личностей, которые на воле называются коноводами и зачинщиками.

Я взглянул на [этого человека] нахала: рожа у него была совершенно разбойничья!

— Господин Соловейчиков! ваш дерзкий поступок не остается безнаказанным! — твердо сказал доктор, — господа консерваторы! наденьте на господина Соловеичикова рукавицы и уведите его в уединенный номер.

В одну минуту вся толпа сумасшедших бросилась на Соловеичикова и чуть не растерзала его. Только двое оставались [очевидно, радикалы] в стороне и угрюмо смотрели на эту сцену.

— Ввиду такого важного акта, как бунт, происшествие, случившееся с г. Соловейчиковым, — очень кстати! — продолжал доктор. — Обыкновенно такие происшествия случаются после бунта, при так называемой переборке, у нас же оно случилось как раз наоборот. Я очень рад этому, потому что участь, постигшая преступника, должна внушить вам спасительный страх, господа! Но пусть знают «злые» [доктор искоса взглянул на двоих радикалов], что око правосудия не дремлет, и пусть трепещут заранее! Затем, господа, я ничего не имею против бунта… с тем, разумеется, что он будет происходить в совершенном порядке. А для того, чтобы окончательно устранить все недоразумения, я считаю нелишним указать вам, господа, на лицо, которое будет руководить вами в ваших бунтовских действиях. Господин Морковкин! вы так долго служили предводителем до поступления в наше заведение, что бунтовские порядки должны быть известны вам в совершенстве! Я назначаю вас главным бунтовщиком![795]

Впервые рукопись 4 опубликована в журнале «Всемирная иллюстрация», 1914, 23 марта, № 3, стр. 39–40, в статье В. П. Кранихфельда «Щедрин по новым раскопкам».

В настоящем издании первый фрагмент главы III публикуется по тексту рукописи 3, второй фрагмент — по тексту рукописи» 4 (от слов: «С раннего утра в больнице царствует загадочное движение…» до слов: «…Вы, господа, вероятно, бунтовать желаете?совершенно спокойно обратился он к обществу сумасшедших» (см. стр. 653) и рукописи 3 от слов: «Да, Иван Карлыч, желательно бы!» — до слов: «…вы, видите перед собой» (см. стр. 654).


Опубликованные две первые главы «В больнице для умалишенных» не встретили сочувствия критики. Почти все газеты (за исключением кратких положительных замечаний в «Камско-волжской газете» и «Сыне отечества»)[796] поместили отрицательные отзывы, в которых эти главы трактовались как шуточное произведение, лишенное художественных достоинств и сатирического значения «Дневника провинциала». Так, литературный обозреватель газеты «Азовский вестник» писал: «Увлекшись, по-видимому, успехом своего прошлогоднего «Дневника провинциала в Петербурге», г. Щедрин предпринял теперь продолжение его, под заглавием «В больнице для умалишенных». Но последнее, не имея и тени достоинств «Дневника», не представляет ничего, кроме бессодержательной болтовни, которой прямое место было бы в фельетоне «Петербургской газеты» или и «Развлечении». Мы посоветовали бы даровитому сатирику поискать нового предмета для своего пера»[797].

По-видимому, и сам Салтыков считал, что тема «Дневника провинциала» уже завершена и в ее продолжении «нависла угроза повторений, простого варьирования мотивов, идей, сюжетных положений и типов как «Дневника», так и других произведений»[798]. Во всяком случае, замысел «В больнице для умалишенных» как самостоятельного цикла, продолжающего тему «Дневника провинциала», осуществлен не был.


…термин... — Здесь: срок (лат. terminus).

У нас три категории больных. — В своей характеристике больницы для умалишенных Салтыков, несомненно, использовал появившиеся в печати сообщения об открытом в октябре 1871 года «Приюте государя наследника для неизлечимо помешанных» (вблизи Земледельческого училища). «Приют устроен по мысли и на средства государя наследника <…> Внутреннее устройство приюта подчинено самым строгим требованиям современной науки, с разделением больных на категории. Каждая категория имеет отдельные помещения» («Русский календарь на 1872 год» А. Суворина, СПб. 1872, стр. 363).

…«Десять лет счастливейшего пристанодержательства». — Выпад против В. Ф. Корша: в начале 1873 года исполнилось десять лет его деятельности как издателя-редактора «С.-Петербургских ведомостей», взятых им в аренду в 1863 году (пристанодержателями по уголовному праву назывались укрыватели преступников). Салтыков пользуется здесь выражением Герцена, отметившего в «Колоколе» от 1 сентября 1863 года двадцатипятилетие «пристанодержательства в русской литературе» А. А. Краевского, прежнего издателя «С.-Петербургских ведомостей» (см. Герцен, т. XVII, стр. 252).

…иск игуменьи Митрофании с наследниками скопца Солодовникова? — Игуменья Серпуховского Владычно-Покровского монастыря Митрофания, рожденная баронесса Розен, была в 1873 году обвинена в крупных денежных злоупотреблениях. Непосредственным поводом к судебному процессу, состоявшемуся только в октябре — ноябре 1874 года, явилось представление игуменьей к оплате векселей, подписанных московским миллионером М. Г. Солодовниковым и признанных его наследниками подложными. По свидетельству Н. А. Демерта, «с самого открытия новых судебных учреждений не было еще такого громкого, шумного, возбудившего такой общий, всероссийский интерес дела, как это» (ОЗ, 1874, № 11, отд. II, стр. 256). Дело игуменьи Митрофании упоминается также в гл. 1 цикла «В среде умеренности и аккуратности» (т. 12) и в ряде других произведений Салтыкова 70-х годов.

…будто дважды два равняются стеариновой свечке. — Выражение из романа И. С. Тургенева «Рудин»: «…мужчина может, например, сказать, что дважды два — не четыре, а пять или три с половиною; а женщина скажет, что дважды два — стеариновая свечка» (гл. II, реплика Пигасова).

«Какую роль в русской литературе играл бы воронежский литератор Де-Пуле, если б он писал в начале царствования императора Александра Благословенного?» — Речь идет о статье М. де-Пуле «Нечто об оскудении литературных талантов (письмо в редакцию «С.-Петербургских ведомостей» — СПб. вед., 1872, № 351, 22 декабря). Де-Пуле утверждал в этой ретроградной статье, будто в последние пятнадцать лет в России не появилось «ни одного крупного дарования». Салтыков, в частности, был им отнесен к числу малозначительных литераторов конца 50-х годов (см. в ОЗ, 1874, № 1, отд. II, отклик Н. К. Михайловского на статью де-Пуле).

…наш знаменитый историограф, господин Богданович... — Салтыков намекает на обширный труд М. И. Богдановича «История царствования императора Александра I и Россия в его время» (1869).

Требуются нравственные гарантии, да еще чтоб курс юридических наук был пройден, а насчет умственных гарантий ничего не упомянуто. — Согласно 354 статье Судебных уставов от 20 ноября 1864 года присяжными поверенными могли быть «лица, имеющие аттестаты университетов или других высших учебных заведений об окончании курса юридических наук». По статье 380 в звании присяжного поверенного отказывалось всякому лицу, которое «хотя и удовлетворяет требованиям закона, но, по собранным о нем сведениям, не имеет нравственных качеств, необходимых для правильного отправления адвокатских обязанностей» (см. К. К. Арсеньев. Заметки о русской адвокатуре, ч. II, СПб. 1875, стр. 1 и 23).

Суп протоньер-с... — «весенний» суп (искаж. франц. printanière).

…вас будут свидетельствовать в губернском правлении... — Сам Салтыков по должности вице-губернатора не раз присутствовал в Рязанском и Тверском губернских правлениях при освидетельствовании душевнобольных.

…гонвед... («защитник родины» — венгр.) — офицер или солдат особого венгерского ополчения, созданного в Австро-Венгрии в 1868 году.

…оттеснить господина Марфори... — то есть занять место фаворита при испанской королеве Изабелле — дона Карлоса Марфори.

…общекавалерийский романс «La donna è mobile» — куплеты герцога Мантуанского из оперы Дж. Верди «Риголетто», либретто Пиаве, 1853 («Сердце красавицы»).

…за кокардою... — Имеется в виду дворянская кокарда. См. прим. к стр. 271–272.

…Beist, qui a écrit ce livre <…> «Manuel du laquais cosmopolite»... — Реакционный политический деятель граф Ф. Ф. фон Бейст начал свою административную карьеру в Саксонском королевстве; однако в октябре 1866 года он перешел на службу к австрийскому королю, заняв пост министра иностранных дел, а затем — премьер-министра. Названием мнимого сочинения Бейста «Руководство для лакея-космополита» Салтыков подчеркивает глубокую беспринципность и цинизм этого политического деятеля.

Sa Majésté Très Dualistique! — форма обращения к императору Францу-Иосифу — главе преобразованной в 1867 году двуединой монархии Австро-Венгрии.

…toute la vérité, rien que la vérité! — слова присяги во французском судопроизводстве.

…старый девиз Австрии: tu, felix Austria, nube! — Этот латинский стих процитировал Н. Я. Данилевский в своем труде «Россия и Европа». «Австрийские земли соединялись в одно целое посредством ряда наследств и брачных договоров», — отмечал Данилевский (глава «Место Австрии в восточном вопросе». — «Заря», 1869, № 8, стр. 30).

…то самое, что в наших газетах известно под именем «иностранной политики»? — Русская периодическая печать того времени уделяла много места личной жизни зарубежных «царственных особ», особенно смакуя альковные похождения испанской королевы Изабеллы II и подробности ее отношений со своим фаворитом — дон Карлосом Марфори.

…развод с церемонией... — Развод караула в императорской Австрии совершался с пышным церемониалом.

Эскуриал — королевский дворец вблизи Мадрида.

…сделаем в вашу пользу pronunciamento... — См. прим. к стр. 603.

…aux Miloutines! — то есть в «Милютином ряду» Гостиного двора в Петербурге, где торговали фруктами и так называемыми «колониальными товарами».

…en conversation criminelle avec la mère Patrocinia. — Монахиня Патросинио, фаворитка Изабеллы II, известная своими интригами, внушала королеве мысль о необходимости начать гражданскую войну для подавления оппозиционных сил.

…это проказы изменника Серрано! — Генерал Серрано-и-Доминос был участником заговора против королевы Изабеллы II; во время переворота в сентябре 1868 года он возглавил войска, двинувшиеся на Севилью.

…называется по-здешнему гишпанскою революцией! — Салтыков высмеивает буффонаду дворцовых переворотов в Испании, так называемых pronunciamento. В данном случае — намек на события сентября 1868 года, когда в результате переворота Изабелла II вынуждена была бежать из Испании вместе со своим фаворитом Марфори. Как отмечают историки, Изабелла «могла, быть может, еще примириться с подданными, но для этого необходимо было принести в жертву Марфори. На это она, однако, не могла решиться» («История XIX века» под ред. проф. Лависса и Рамбо, т. 5, М. 1938, стр. 364). В «Отечественных записках» (1872, №№ 9 и 11, и 1873, №№ 2 и 6) были напечатаны «Письма об Испании» В. А. Зайцева, в которых ярко обрисована трагикомическая история революций в Испании XIX века. Возможно, что чтение этой статьи натолкнуло Салтыкова на создание «испанского эпизода» в «Больнице для умалишенных». Нарваэса Зайцев характеризовал как «простого Угрюм-Бурчеева» (№ 11, отд. II, стр. 155).

…египетская тьма... — По библейской легенде, пророк Моисей погрузил на три дня Египет в «осязаемую» густую тьму (Исход, 10, 22).

…la candidature Hohenzollern va faire le reste! — После отречения от престола королевы Изабеллы II (23 июня 1870 года) одним из берлинских банкиров была выдвинута кандидатура немецкого принца Леопольда Гогенцоллерна-Зигмаринского, давшего согласие стать королем Испании. Этот проект, приобретший широкую известность (но не осуществленный), явился непосредственным поводом к франко-прусской войне 1870–1871 годов.

…дул по обе стороны на плечи... — намек на погоны.

«Тайны мадридского двора»... — роман Г. Борна, русский перевод которого был выпущен в 1870 году в Петербурге. Вскоре это название приобрело характер крылатого выражения, означающего разоблачение сенсационных секретов.

…пензенские корнеты... — В незаконченном рассказе Салтыкова «Приятное семейство» Пенза характеризуется как город, «сплошь населенный отставными корнетами», предающимися чревоугодию и старающимися «веселиться так, как умеют веселиться только корнеты» (см. т. 11).

…je conclue un emprunt à la manière austriaque... — В австрийских финансах второй половины XIX века государственный дефицит сделался хроническим явлением, а после австро-прусской войны 1866 года финансовое положение страны стало совсем катастрофическим. «Эта несчастная война довершила финансовое расстройство, начатое в давние годы частыми займами, чрезмерным выпуском бумажных денег и обременительными, но нецелесообразными расходами…» (Н. Кутейщиков. Вопрос о национальностях в Австрии и политика Бейста. — ОЗ, 1871, № 7, отд. II, стр. 138). Только на уплату процентов по старым долгам в это время уходило около 49 процентов всего национального дохода Австрии, сами же долги не погашались, (см. там же, № 5, стр. 139).

Печатание объявлений о распродаже настоящих голландских и билефильдских полотен... — См. прим. к стр. 509.

Здесь я должен оговориться. В одном из органов еврейской журналистики достопочтенный г. Хволос напечатал письмо к г. Некрасову... — О выступлении Хволоса см. на стр. 786. Взгляд Салтыкова на еврейский вопрос изложен им в позднейшей статье, озаглавленной «Июльские веяния» (ОЗ, 1883, № 8), вошедшей в качестве шестой главы в «Недоконченные беседы» (т. 14). Ср. прим. к сказке «Пропала совесть» — т. 15.

…в год от разорения Иерусалима 5001. — Иерусалим разрушен в 70 г. н. э. войсками римского императора Тита.

…телесные наказания уничтожены... — См. прим. к стр. 371.

…фюить! — Решения суда не являлись обязательными для органов политической полиции; в административную ссылку могло быть отправлено любое лицо, оправданное по суду.

…Царицынского луга. — Царицын, или Царицынский луг (затем Марсово поле) в Петербурге — плац, где производились военные парады (теперь площадь Жертв Революции).

…генерала Дитятина... — Популярный герой устных (впоследствии напечатанных) рассказов И. Ф. Горбунова, самодур времен Николая I, оппозиционно настроенный по отношению к военным реформам 60-х годов.

Tout s’enchaîne et se lie dans mon système... — Это банальное изречение Салтыков цитирует в разных вариантах, относя его к «ламартиновскому словесному распутству» (ср. «Пестрые письма», т. 16).

Содержание судоговорения будет предметом особенной статьи, имеющей войти в настоящий «Дневник». — Это намерение осталось неисполненным.

…noblesse oblige! — ставшее крылатым выражение герцога Гастона Пьера Марка де Леви.

Ты, по выражению Фета, никогда не знаешь, что́ будешь петь... — Имеются в виду заключительные строки стихотворения А. А. Фета «Я пришел к тебе с приветом» (1843): «Я не знаю сам, что буду // Петь, — но только песня зреет».

…ubi bene, ibi Patria! — Это крылатое выражение приписывается римскому трагику Пакувию. Сходное выражение встречается и в комедии Аристофана «Богатство».

Вчера, например, отечество немцев кончалось у Страсбурга, а нынче вон оно уж Мец захватило. — В результате франко-прусской войны 1870–1871 годов Эльзас и Лотарингия, вместе с городами Страсбургом и Мецем, отошли от Франции к Германии.

…так называемые «помпадуры»... — См. прим. к стр. 441.

…delenda est Carthago! — Вариант известного афоризма римского государственного деятеля Катона Старшего, который, по утверждению Плутарха, каждую свою речь в сенате заканчивал словами: «Карфаген должен быть разрушен» («Carthaginem esse delendam»).

…в «замарании халата» — Сатирическое переосмысление так называемой «офицерской морали», не допускавшей «запятнания мундира» (или «чести мундира»).

…ведите его на конюшню! — Во времена крепостного права это означало «подвергнуть телесному наказанию».

Мне снятся годы ранней юности, тяжелые годы, проведенные под сению «заведения». — В следующую далее сатирическую характеристику привилегированных учебных заведений Салтыков ввел немало личных воспоминаний, относящихся к его пребыванию в московском Дворянском институте и в Царскосельском (Александровском) лицее. См. об этом в кн.: С. Макашин. Салтыков-Щедрин, цит. изд., стр. 95-170.

…наше «пустое и жалкое поколение»... — Реминисценция из «Думы» Лермонтова (1838): «Печально я гляжу на наше поколенье! // Его грядущее — иль пусто, иль темно!»

…кто разрубил гордиев узел, Александр Македонский или князь Александр Иванович Чернышев... — По древней легенде, фригийским царем можно было стать, только распутав сложный узел, завязанный царем Гордием. Александр Македонский остроумно разрешил эту задачу, разрубив гордиев узел мечом. Салтыков иронически сопоставляет Александра Македонского с другим военачальником — Александром Ивановичем Чернышевым, военным министром при Николае I, человеком весьма ограниченных умственных способностей.

…два кауфера. — Кауфер — парикмахер (франц. coiffeur).

С пальцем девять, с огурцом пятнадцать! Закончил он, пародируя известную гостинодворскую поговорку автора Григорьева. — О происхождении этой поговорки см. в статье В. В. Виноградова «Из истории русских слов и выражений» («Русский язык в школе», 1940, № 2, стр. 36–37).

…басню о комаре, залезшем в нос к льву. — Басня И. А. Крылова «Лев и Комар» (1809).

Амедей отказался <…> Что скажет Олоцага. — Амедей Савойский, сын итальянского короля Виктора-Эммануила, избранный королем Испании 16 ноября 1870 года, отрекся от престола 11 февраля 1873 года, в разгаре гражданской войны, охватившей Испанию. В «С.-Петербургских ведомостях» (1873, № 35, 4 февраля) сообщалось: «Сегодня в Палате депутатов прочитано послание короля Амедея <…> Все дальнейшие попытки к умиротворению он считает тщетными, а потому и слагает с себя корону». В том же номере была напечатана телеграмма из Мадрида: «Испанское правительство просило Олоцагу остаться испанским послом в Париже». На следующий день в «С.-Петербургских ведомостях» были опубликованы сведения о составе нового правительства: министр-президент — Фигверас; министр иностранных дел — Кастеляри. Президентом Национального собрания был избран Мартос.

…что он полюбил новое отечество совершенно так, как будто оно было старое, и что теперь ему предстоит полюбить старое отечество... — Испанский король Амедей приехал в Испанию в конце 1870 года, совершенно не зная ни ее «истории, ни языка, ни учреждений, ни нравов, ни партий, ни людей» («История XIX века» под ред. проф. Лависса и Рамбо, т. 7, М. 1939, стр.312).

…фендрих... — шутливо-пренебрежительное наименование молодого офицера.

…«мормон»... — член американской религиозной секты, разрешающей многоженство.

…сочинение доктора Тиссота по этому предмету — вы увидите, до чего может довести эта изнурительная страсть! — Имеется в виду изданная в Петербурге в 1787 году книга: «О здравии ученых людей, сочинение Г. Тиссота, Доктора и Профессора Медицины Лондонского Королевского Социетета, Базельской физикомедической Академии и Бернского Економического общества члена, переведенное с Немецкого языка на Российский и с подлинником французским поверенное Доктором Медицины А. Ш.», с эпиграфом из Плиния: «Болезнию и то почитается, чтоб умереть от наук». В книге доказывается, что «болезни ученых имеют два главные источника: неусыпные ума томления и всегдашняя тела недвижимость» (стр. 18). Подробно описывая бедствия, претерпеваемые учеными «от сильного ума напряжения», автор приводит множество курьезных фактов, подтверждающих его высказывания, — о женщине, «которой вдруг приключалась жестокая колика, как скоро хотела умом что-нибудь сделать» (24), об «одном заслугами славном муже, который чрез прилежное учение потерял свое здоровье: он впадал в обморок, как скоро было станет со вниманием слушать какую-либо историю или хотя маловажную повесть» (23) и т. п.

…в углу сидит субъект в синем вицмундире <…> — Это педагог <…> ближайшая цель которого — истребление идей. — В изображении действий педагога Елеонского обличается направление системы классического образования, ставившего своей целью предохранение учащейся молодежи («закупориванье») от участия в общественно-политической жизни страны и от возникновения революционных настроений.

…начинается переборка... — то есть аресты всех причастных к революционному движению и проверка «благонадежности» лиц, так или иначе связанных с участниками этого движения.

…вы так долго служили предводителем <…> что порядки эти должны быть вам известны в подробности. — Речь идет о нередких в те годы случаях проявления дворянской оппозиции крестьянской реформе.

Загрузка...