ПРИЛОЖЕНИЯ

[1) Гоббс о труде, о стоимости и об экономической роли науки]

[XX—1291a] Гоббс считает науку, а не труд исполнителя, матерью искусств:

«Искусства, имеющие значение для общества, как, например, фортификация, создание машин и других орудий войны, представляют собой силу, ибо они способствуют обороне и победе; и хотя истинной матерью их является наука, а именно математика, всё же, так как они производятся на свет рукой ремесленника, они рассматриваются как его порождение, подобно тому как у простонародья повивальная бабка именуется матерью» («Leviathan», в книге «English Works of Th. Hobbes», edit. by Molesworth, London, 1839–1844, том III, стр. 75) [Русский перевод: Гоббс, Томас. Левиафан, или Материя, форума и власть государства церковного и гражданского. М., 1936, стр. 90].

Продукт умственного труда — наука — всегда ценится далеко ниже ее стоимости, потому что рабочее время, необходимое для ее воспроизведения, не идет ни в какое сравнение с тем рабочим временем, которое требуется для того, чтобы первоначально ее произвести. Так, например, теорему о биноме школьник может выучить в течение одного часа.

Рабочая сила:

«Стоимость, или ценность, человека, как и всех других вещей, — это его цена, т. е. она составляет столько, сколько можно дать за пользование его силой» (там же, стр. 76) [Русский перевод, стр. 90]. «Труд человека» (стало быть, «пользование его рабочей силой») «тоже является товаром, который можно с пользой обменять точно так же, как и всякую другую вещь» (там же, стр. 233) [Русский перевод, стр. 196].

Производительный и непроизводительный труд:

«Недостаточно, чтобы человек только трудился для поддержания своего существования: он должен также сражаться, в случае необходимости, для защиты своего труда. Люди должны либо поступать так, как поступали, возвратившись из плена, евреи, когда они при восстановлении храма одной рукой строили, а в другой держали меч; либо же должны нанимать других, чтобы те сражались за них» (там же, стр. 333) [Русский перевод, стр. 262]. [XX—1291a]

[2)] Из области истории: Петти [Отрицательное отношение к непроизводительным профессиям. Зачатки трудовой теории стоимости. Попытка объяснить на основе теории стоимости заработную плату, земельную ренту, цену земли и процент]

[XXII—1346] Petty. A Treatise of Taxes and Contributions. London, 1667.

У нашего приятеля Петти[121] «теория народонаселения» совершенно другая, чем у Мальтуса. По мнению Петти, следовало бы поставить препятствие для «размножения» пасторов и восстановить безбрачие духовенства.

Все это относится к разделу о производительном и непроизводительном труде[122].

a) Пасторы:

«Так как в Англии больше мужчин, чем женщин… то было бы хорошо, если бы священники вернулись к безбрачию, другими словами, если бы никто, будучи женатым, не мог получить духовный сан… И тогда наш неженатый пастор мог бы жить на половину церковного дохода так же хорошо, как он теперь живет на весь свой церковный доход» (стр. 7–8) [Русский перевод, стр. 20].

b) Купцы и лавочники:

«Из числа их также можно было бы сократить значительную часть; ведь они по сути дела не заслуживают того, чтобы получать что-либо от общества, являясь лишь своего рода игроками, которые ведут между собой [1347] азартную игру за счет труда бедняков, сами же не доставляют никакого продукта и только распределяют по разным направлениям, подобно венам и артериям, кровь и питательные соки общественного тела, т. е. продукцию сельского хозяйства и промышленности» (стр. 10) [Русский перевод, стр. 22].

c) Адвокаты, врачи, чиновники и т. д.:

«Если бы были сокращены многочисленные должности и жалованья, связанные с управлением, судом и церковью, а также число духовных лиц, адвокатов, врачей, купцов и лавочников, которые все получают крупные вознаграждения за незначительную работу, совершаемую ими для общества, то насколько легче было бы покрывать общественные расходы!» (стр. 11) [Русский перевод, стр. 22].

d) Пауперы: «избыточные люди» [supernumeraries]:

«Кто должен оплачивать этих людей? Я отвечаю: все… Для меня ясно, что они не должны ни умереть с голоду, ни быть повешены, ни быть отданы за границу», и т. д. (стр. 12) [Русский перевод, стр. 23–24]. Необходимо либо дать им «избыточные продукты», либо же, если таковых не имеется, «если излишка нет…. немного сократить изысканность питания других в количественном или в качественном отношении» (стр. 12–13) [Русский перевод, стр. 24]. Какую работу возлагать на этих «избыточных людей», это безразлично, лишь бы только она «не требовала расходования иностранных товаров». Главное заключается в том, чтобы «приучать сознание этих людей к дисциплине и повиновению, а их тела — к выносливости, которая потребуется от них при более полезной работе, когда в ней появится нужда» (стр. 13) [Русский перевод, стр. 24]. «Лучше всего использовать их для постройки дорог, мостов, для разработки рудников и т. д.» (стр. 12) [Русский перевод, стр. 23].

Население — богатство:

«Малочисленность населения — это действительная бедность. Народ, насчитывающий 8 миллионов, более чем вдвое богаче того народа, который на такой же территории насчитывает только 4 миллиона» (стр. 16) [Русский перевод, стр. 27].

К пункту а выше (Пасторы). О попах Петти говорит с утонченной иронией:

«Религия лучше всего процветает там, где священники больше всего умерщвляют свою плоть, подобно тому как… право… лучше всего процветает там, где адвокаты имеют наименьшие заработки» (стр. 57) [Русский перевод, стр. 64]. При всех обстоятельствах он советует пасторам «не плодить духовных лиц больше, чем могут поглотить существующие в настоящее время церковные приходы». Например, допустим, что в Англии и Уэльсе имеется 12000 церковных приходов. В таком случае «будет неблагоразумно наплодить 24000 священников». Ибо тогда 12000 необеспеченных вступят в конкурентную борьбу с теми, которые имеют приходы, «а это им легче всего сделать, убеждая людей в том, что 12000 обладателей приходов отравляют или иссушают их души» (намек на английскую религиозную войну) «и сбивают их с пути, ведущего в царство небесное» (стр. 57) [Русский перевод, стр. 64].

Происхождение прибавочной стоимости и ее исчисление. Изложение этой темы идет несколько беспорядочно, мысль напряженно борется в поисках подходящего выражения, но при всем этом разбросанные там и сям меткие замечания образуют некоторое связное целое.

Петти различает «естественную цену», «политическую цену» и «истинную рыночную цену» (стр. 67) [Русский перевод, стр. 73]. Под «естественной ценой» он понимает по сути дела стоимость, и это только и интересует нас здесь, так как [1348] от определения стоимости зависит и определение прибавочной стоимости.

В рассматриваемом нами произведении Петти по сути дела определяет стоимость товаров сравнительным количеством содержащегося в них труда.

«Но прежде чем распространяться о рентах, мы должны попытаться объяснить таинственную природу их, с одной стороны, в отношении денег, рента с которых называемся процентом, а с другой стороны — в отношении ренты с земель и домов» (стр. 23) [Русский перевод, стр. 33].

Прежде всего спрашивается: что такое стоимость товара, в частности хлеба?

а) «Если одну унцию серебра можно добыть и доставить в Лондон из перуанских рудников с такой же затратой времени, какая необходима для производства одного бушеля хлеба, то первый из этих продуктов будет составлять естественную цену второго; и если вследствие открытия новых, более богатых рудников две унции серебра можно будет добывать так же легко, как теперь одну, то caeteris paribus{58} хлеб будет так же дешев при цене в 10 шилл. за бушель, как теперь при цене в 5 шилл.» (стр. 31) [Русский перевод, стр. 40]. «Допустим, что производство одного бушеля хлеба и производство одной унции серебра требуют равного труда» (стр. 66) [Русский перевод, стр. 72]. Это прежде всего и есть «действительный, а не мнимый путь исчисления цен товаров» (стр. 66) [Русский перевод, стр. 72].

Я) Вторым пунктом, подлежащим исследованию, является стоимость труда.

«Закон… должен обеспечивать рабочему только самое необходимое для жизни; ибо если рабочему давать вдвое больше необходимого, то он будет работать только наполовину по сравнению с тем, сколько он мог бы работать и фактически работал бы без такого удвоения заработной платы, а это для общества означает потерю продукта соответствующего количества труда» (стр. 64) [Русский перевод, стр. 70–71].

Стоимость труда определяется, стало быть, необходимыми жизненными средствами. Рабочий только потому обречен на производство прибавочного продукта и на прибавочный труд, что его вынуждают употреблять всю свою годную к делу рабочую силу [Arbeitskraft] для того, чтобы сам он получил только самое необходимое для жизни. А дешевизна или дороговизна его труда определяется двумя обстоятельствами: природным плодородием почвы и размерами издержек (потребностей), обусловленных климатом.

«Естественная дороговизна или дешевизна зависит от того, больше или, меньше требуется рук для удовлетворения естественных потребностей (так, хлеб дешевле там, где один человек производит его для десятерых, чем там, где один в состоянии делать это только для шестерых); а кроме того, от климата, поскольку он принуждает людей в одних случаях к большим издержкам, в других случаях — к меньшим» (стр. 67) [Русский перевод, стр. 73].

у) Для Петти прибавочная стоимость существует только в двух формах: рента с земли и рента с денег (процент). Последнюю он выводит из первой. Первая для него, как позднее для физиократов, является истинной формой прибавочной стоимости. (Но Петти тут же заявляет, что под хлебом он подразумевает

«все необходимое для жизни, как это понимается под словом «хлеб» в молитве «Отче наш»».)

В своем изложении он не только изображает ренту (прибавочную стоимость) как избыток, извлекаемый предпринимателем сверх необходимого рабочего времени, но и трактует этот избыток как избыток прибавочного труда самого производителя над причитающейся ему заработной платой и возмещением его собственного капитала.

«Допустим, что какой-нибудь человек своими собственными руками возделывает под зерновой хлеб определенный участок земли, т. е. вскапывает или вспахивает его, боронит, очищает от сорняков, снимает урожай, увозит снопы домой, молотит и веет, как этого требует земледелие в данной стране, и что он, к тому же, обладает семенами, чтобы засеять этот участок земли. Я утверждаю, что когда этот человек вычтет из подученного им урожая свои семена» (т. е… во-первых, вычтет из продукта эквивалент постоянного капитала), [1349] «а также все то, что он сам съел и что он отдал другим в обмен на одежду и другие предметы, необходимые для удовлетворения насущных потребностей, то остаток хлеба составит естественную и истинную ренту с земли за этот год; а среднее за семь лет или, вернее, за тот ряд лет, в течение которого недороды чередуются с хорошими урожаями, дает обычную ренту с земли, выраженную в хлебе» (стр. 23–24) [Русский перевод, стр. 34].

Стало быть, так как стоимость хлеба определяется у Петти содержащимся в нем рабочим временем и так как рента есть у него то, что остается от совокупного продукта после того, как из этого продукта будут вычтены заработная плата и семена, то эта рента равняется прибавочному продукту, в котором овеществляется прибавочный труд. Рента здесь включает в себя прибыль; прибыль еще не отделена от ренты.

С такой же остротой ума Петти затем ставит следующий вопрос:

«Но здесь может возникнуть дальнейший, хотя и побочный, вопрос: какому количеству английских денег равняется по своей стоимости этот хлеб, или эта рента? Я отвечаю: такому количеству денег, которое в течение одинакового времени может сберечь другой индивидуум, за вычетом всех его издержек, если он целиком займется производством денег. А именно, предположим, что другой человек отправляется в такую страну, где имеется серебро, выкапывает его там из земли, очищает его, доставляет его в ту же местность, где первый возделывает свой зерновой хлеб, чеканит из него монеты, и т. д., и при этом в течение всего времени своей работы над серебром приобретает себе необходимую пищу, одежду и т. д. Тогда серебро одного должно признаваться равным по своей стоимости зерновому хлебу другого. Если серебра имеется, например, 20 унций, а зернового хлеба 20 бушелей, то унция серебра будет представлять собой цену бушеля этого хлеба» (стр. 24) [Русский перевод, стр. 34].

При этом Петти определенно указывает на то, что различие видов труда не имеет здесь никакого значения — все зависит только от рабочего времени:

«Хотя, быть может, производство серебра требует большего искусства и связано с большим риском, чем производство хлеба, но в общем итоге все сводится к одному и тому же. Допустим, что сто человек производят в течение десяти лет хлеб и что такое же число людей столько же времени затрачивает на добычу серебра; я говорю, что чистая добыча серебра будет ценой всего чистого сбора хлеба и одинаковые части первого составят цену одинаковых частей второго» (стр. 24) [Русский перевод, стр. 34].

После того как Петти таким путем определил ренту, которая здесь равна всей прибавочной стоимости (включая сюда и прибыль), и нашел ее денежное выражение, он приступает к определению денежной стоимости земли, что опять весьма гениально.

«Итак, мы были бы рады определить естественную стоимость свободно продаваемой земли, хотя бы и не лучше, чем мы определили стоимость ususfructus'a{59}, о которой говорилось выше… После того как мы определили ренту, или стоимость ususfructus'a за год, возникает вопрос, какой сумме годичных рент естественно равна по своей стоимости свободно продаваемая земля. Если мы скажем: бесконечному числу, то стоимость одного акра земли (так как бесконечность единиц равна бесконечности тысяч) будет равна стоимости тысячи акров такой же самой земли, что нелепо. Поэтому мы должны взять какое-нибудь ограниченное число лет, и я полагаю, что таким числом будет то число лет, которое могут рассчитывать еще прожить живущие одновременно представители трех поколений, из коих одному 50 лет, второму 28, третьему 7, т. е. дед, отец и сын. Ведь мало кто имеет основание заботиться о более отдаленном потомстве… Вот почему я принимаю, что число годичных рент, составляющих естественную стоимость какого-нибудь участка земли, равняется обычной [1350] продолжительности совместной жизни трех таких лиц. У нас в Англии эта продолжительность считается равной двадцати одному году. Следовательно, стоимость земли равна приблизительно такому же числу годичных рент» (стр. 25–26) [Русский перевод, стр. 35–36].

После того как Петти свел ренту к прибавочному труду и, следовательно, к прибавочной стоимости, он заявляет, что земля — это не что иное, как капитализированная рента, т. е. определенная сумма годичных рент, или сумма рент в продолжение определенного числа лет.

Рента капитализируется, т. е. исчисляется как стоимость земли, в действительности следующим образом:

Пусть акр земли приносит ежегодно 10 ф. ст. ренты. Если процентная ставка равна 5, то 10 ф. ст. представляют проценты с капитала в 200 ф. ст., и так как при 5 % проценты возмещают капитал в 20 лет, то стоимость акра земли была бы равна 200 ф. ст. (20 х 10). Капитализация ренты зависит, стало быть, от высоты процентной ставки. Если бы процентная ставка была равна 10, то 10 ф. ст. представляли бы проценты с капитала в 100 ф. ст., другими словами — с суммы дохода за десять лет.

Однако Петти, — так как он исходит из земельной ренты как всеобщей формы прибавочной стоимости, включающей в себя прибыль, — не может предполагать процент с капитала как нечто данное, а должен, наоборот, выводить его из ренты как ее особую форму (как это делает также и Тюрго, что вполне последовательно с его точки зрения). Но как же в таком случае определить то число лет, т. е. то число годичных рент, которое образует стоимость земли? Для человека [рассуждает Петти] представляет интерес купить лишь столько годичных рент, сколько лет ему надо «заботиться» о себе и своем ближайшем потомстве, т. е. сколько лет живет средний человек — дед, отец и ребенок. А это составляет 21 год по «английской» оценке. Следовательно, для него не имеет значения то, что лежит за пределами 21-летнего «ususfructus'a». Поэтому он оплачивает «ususfructus» двадцати одного года, что и образует стоимость земли.

Этим остроумным способом Петти выручает себя из затруднения; но важно при этом то, что, во-первых, рента, как выражение совокупной сельскохозяйственной прибавочной стоимости, выводится не из земли, а из труда и определяется как созданный трудом избыток над тем, что необходимо для поддержания жизни работника;

что, во-вторых, стоимость земли оказывается не чем иным, как наперед закупленной на определенное число лет рентой, такой превращенной формой самой ренты, в которой прибавочная стоимость (или прибавочный труд) стольких-то лет (например, 21 года) выступает как стоимость земли; короче говоря, стоимость земли оказывается не чем иным, как капитализированной рентой.

Так глубоко проникает Петти в сущность вопроса. С точки зрения покупателя ренты (т. е. покупателя земли) рента выступает, таким образом, просто как процент с его капитала, с того капитала, на который он ее купил, а в этой форме рента становится совершенно неузнаваемой и выступает как приносимый капиталом процент.

Определив таким путем стоимость земли и стоимость годичной ренты, Петти может теперь вывести «ренту с денег», или ссудный процент, как вторичную форму:

«Что касается ссудного процента, то он по меньшей мере должен быть равен ренте с такого количества земли, которое можно купить за отдаваемые в ссуду деньги, если при этом обеспеченность возвращения ссуды не вызывает сомнений» (стр. 28) [Русский перевод, стр. 38].

Здесь процент определяется ценой ренты, между тем как в действительности, наоборот, цена ренты, или покупная стоимость земли, определяется уровнем процента. Но это вполне последовательно, так как рента изображается у Петти как всеобщая форма прибавочной стоимости и вследствие этого процент с денег должен выводиться им из ренты как вторичная форма.

Дифференциальная рента. У Петти мы находим также и первое понятие о дифференциальной ренте. Он выводит ее не из различного плодородия земельных участков одинаковой величины, а из различного местоположения, из различного расстояния от рынка при одинаковом плодородии земельных участков, что, как известно, является одним из элементов дифференциальной ренты. Он говорит:

[1351] «Подобно тому как большой спрос на деньги повышает денежный курс, так большой спрос на хлеб повышает цену хлеба, а вследствие этого и ренту с земли, на которой растет хлеб»

(здесь, стало быть, прямо сказано, что ренту определяет цена хлеба, подобно тому как уже из предыдущего изложения следует, что стоимость хлеба рентой не определяется),

«и, в конце концов, цену самой земли. Если, например, хлеб, которым питается Лондон или какая-нибудь армия, доставляется туда из мест, отстоящих на 40 миль, то хлеб, растущий на расстоянии только одной мили от Лондона или от места расквартирования армии, принесет столько сверх своей естественной цены, сколько составляют издержки перевозки на 39 миль… Отсюда получается, что поблизости от населенных мест, для пропитания которых нужны большие районы, земли не только приносят по этой причине более высокую ренту, но и стоят большей суммы годичных рент, чем земли совершенно таково же качества, но находящиеся в более отдаленных местах», и т. д. (стр. 29) [Русский перевод, стр. 38–39].

Петти упоминает также и о второй причине дифференциальной ренты, о различном плодородии земли и, следовательно, и различной производительности труда на землях одинакового размера:

«Богатство или скудость земли, или ее ценность, зависит от отношения той, большей или меньшей, доли приносимого ею продукта, которая уплачивается за пользование ею, к простому труду, затраченному на выращивание указанного продукта» (стр. 67) [Русский перевод, стр. 73].

Таким образом, Петти объяснил дифференциальную ренту лучше, чем Адам Смит. [XXII—1351]


* * *


[XXII—1397] Дополнения из «A Treatise of Taxes and Contributions^ (издание 1667 года). 1) О массе находящихся в обращении денег, необходимой для данной страны, стр. 16–17 [Русский перевод, стр. 27–28].

Взгляд Петти на производство, взятое в целом, проявляется в следующей фразе:

«Если на данной территории живет 1000 человек и 100 из них в состоянии производить необходимую пищу и одежду для всей тысячи; если следующие 200 производят столько товаров, сколько другие страны готовы брать в обмен на свои товары или на деньги, и если следующие 400 заняты созданием украшений, удовольствий и великолепия для всей страны в целом; если, наконец, 200 человек являются правителями, духовными лицами, юристами, врачами, купцами и лавочниками — всего, стало быть, 900 человек, — то возникает вопрос» и т. д. — относительно пауперов («supernumeraries»{60}) (стр. 12) [Русский перевод, стр. 24].

При исследовании ренты и ее денежного выражения, где Петти берет за основу «равный труд»{61} (равные количества труда), он замечает:

«Я утверждаю, что это является основой для уравнивания и взвешивания стоимостей; однако я должен сознаться, что в надстройках, возвышающихся на этой основе, и в практических ее применениях имеет место большое разнообразие и большая сложность» (стр. 25) [Русский перевод, стр. 35].

[1398] 2) Что очень занимало Петти, это — «естественное отношение равенства между землей и трудом».

«Наши серебряные и золотые монеты имеют различные названия, таковы в Англии: фунты, шиллинги, пенсы, и каждая из этих монет может быть выражена как сумма или часть любой другой. Но по этому поводу мне хочется сказать вот что: оценку всех вещей следовало бы привести к двум естественным знаменателям — к земле и к труду; т. е. нам следовало бы говорить: стоимость корабля или сюртука равна стоимости такого-то и такого-то количества земли плюс такое-то и такое-то количество труда, так как оба они — и корабль и сюртук — произведены землей и человеческим трудом. А раз это так, то нам было бы весьма желательно найти естественное отношение равенства между землей и трудом, чтобы быть в состоянии выражать стоимость при помощи какого-нибудь одного из этих двух факторов нисколько не хуже (или даже еще лучше), чем при-помощи обоих вместе, и чтобы можно было так же легко и надежно сводить один из них к другому, как пенсы к фунтам».

Поэтому он и ищет «естественную, стоимость свободно продаваемой земли», после того как он нашел денежное выражение ренты (стр. 25) [Русский перевод, стр. 35].

У Петти беспорядочно переплетаются троякого рода определения:

a) Величина стоимости, которая определяется равным рабочим временем, причем труд рассматривается как источник стоимости.

b) Стоимость как форма общественного труда. Поэтому деньги выступают как истинная форма стоимости, хотя в других местах Петти опрокидывает все иллюзии монетарной системы. Здесь у него, стало быть, намечается определение понятия.

c) Смешение труда как источника меновой стоимости с трудом как источником потребительной стоимости, где труд предполагает вещество природы (землю). По сути дела у Петти, когда он устанавливает «отношение равенства» между трудом и землей, свободно продаваемая земля изображается как капитализированная рента — стало быть, Петти говорит здесь не о земле как веществе природы, с которым имеет дело реальный труд.

3) По вопросу о процентной ставке Петти говорит:

«Я высказался в другом месте относительно того, насколько тщетно и бесплодно издавать положительные гражданские законы, противоречащие законам природы»

(т. е. законам, проистекающим из природы буржуазного производства) (стр. 29) [Русский перевод, стр. 38].

4) Относительно ренты: прибавочная стоимость как следствие возросшей производительности труда:

«Если бы можно было сделать названные графства более плодородными путем приложения большего, чем теперь, количества труда (например, посредством того, чтобы вспахивание земли заменить ее вскапыванием, сеяние заменить посадкой, употребление семян без разбора — их сортировкой и отбором лучших, применение семян без всякой предварительной обработки — их размачиванием, удобрение почвы гнилой соломой — удобрением ее солями, и т. д.), то рента возросла бы тем больше, чем больше увеличившийся доход превзошел бы увеличенный труд» (стр. 32) [Русский перевод, стр. 41].

(Под увеличенным трудом здесь подразумевается возросшая «цена труда», или заработная плата.)

5) Повышение государством достоинства денег (глава XIV) [Русский перевод, стр. 68–74].

6) Цитированное выше{62} место: «если рабочему давать вдвое больше необходимого, то он будет работать только наполовину…» — следует понимать так: если бы рабочий за 6 часов труда получал стоимость, создаваемую за эти 6 часов, то он получал бы вдвое больше того, что он получает теперь, когда ему за 12 часов платят стоимость, создаваемую за 6 часов. В таком случае он стал бы работать только 6 часов, что «для общества означает потерю» и т. д.

Petty. An Essay concerning the Multiplication of Mankind (1682 год). Разделение труда (стр. 35–36) [Русский перевод, стр. 231].


* * *


Petty. Political Anatomy of Ireland (1672 год) и «Verbum Sapienti» (лондонское издание 1691 года).

1) «Это приводит меня к важнейшему вопросу политической экономии, к вопросу о том, как составить отношение равенства и уравнение между землей и трудом, чтобы выражать стоимость любой вещи посредством только одного из этих двух факторов» (стр. 63) [Русский перевод, стр. 122].

По сути дела в основе такой постановки вопроса лежит лишь задача свести стоимость самой земли к труду.

[1399] 2) Эта работа написана позже, чем та, которая рассматривалась выше[123].

««Общей мерой стоимости является среднее дневное пропитание взрослого человека, а не его дневной труд; эта мера представляется столь же регулярной и постоянной, как стоимость чистого серебра… Поэтому я определил стоимость ирландской хижины числом дневных пайков, израсходованных строителем при ее постройке» (стр. 65) [Русский перевод, стр. 123].

Последнее звучит совсем физиократически.

«Дело не меняется от того, что одни едят больше других, так как под дневным пайком мы понимаем сотую часть того количества пищи, которое потребляется сотней людей самого разнообразного телосложения и которое дает им возможность жить, работать и размножаться» (стр. 64) [Русский перевод, стр. 122].

Но то, что Петти здесь ищет в статистике Ирландии, есть не «общая мера» стоимости, а мера стоимостей в том смысле, в каком мерой стоимостей являются деньги.

3) Масса денег и богатство нации («Verbum Sapienti», стр. 13) [Русский перевод, стр. 84–85].

4) Капитал:

«То, что мы называем богатством, капиталом или запасом нации и что является результатом прежнего, или прошлого, труда, не должно мыслиться как нечто отличное от действующих в настоящее время сил» (стр. 9) [Русский перевод, стр. 82].

5) Производительная сила труда:

«Мы сказали, что половина населения могла бы путем затраты весьма небольшого количества труда значительно обогатить королевство… Производством каких товаров должны эти люди заняться? На этот вопрос я отвечаю в общей форме: производством пищи и предметов необходимости для всего населения страны посредством затраты труда небольшого числа людей; этого можно достигнуть либо путем большего напряжения труда, либо путем применения средств, сокращающих и облегчающих труд, что равносильно тому результату, который люди тщетно надеялись получить от полигамии. Ибо тот, кто может выполнить один работу пяти человек, достигает такого же результата, как если бы он произвел на свет четырех взрослых работников» (стр. 22) [Русский перевод, стр. 88–89]. «Пища будет наиболее дешева… в том случае, когда она производится при помощи меньшего, чем где бы то ни было, количества рабочих рук» (стр. 23) [Русский перевод, стр. 89].

6) Цель и назначение человека (стр. 24).

7) О деньгах см. также «Quantulumcunque» (1682 год). [XXII—1399]

[3)] Петти, сэр Дадли Норс, Локк

[XXII—1397] Сравнение произведений Норса и Локка с работами Петти «Quantulumcunque» (1682), «A Treatise of Taxes and Contributions)) (1662) и «The Political Anatomy of Ireland» (1672) показывает зависимость их от Петти 1) в вопросе о снижении процентной ставки, 2) в вопросе о повышении и снижении достоинства денег государством, 3) в том, что Норс называет процент «рентой с денег», и т. д.

Норс и Локк писали свои работы[124] одновременно, по одному и тому же поводу: снижение процентной ставки и повышение достоинства денег государством. Но развивают они самые противоположные взгляды. По Локку, недостаток денег в обращении является причиной высокой процентной ставки и вообще причиной того, что вещи не продаются по их действительным ценам и что они не приносят всех тех доходов, которые должны получаться из выручки, доставляемой этими вещами. Поре, наоборот, показывает, что причиной этого является не недостаток денег в обращении, а недостаток капитала или дохода. У него впервые появляется определенное понятие о stock{63}, или капитале, или вернее о деньгах в качестве всего лишь формы капитала, поскольку они не служат средством обращения. У сэра Дадли Норса мы имеем первое правильное понятие о проценте в противоположность представлению Локка. [XXII—1397]

[4)] Локк [Трактовка ренты и процента с точки зрения буржуазной теории естественного права]

[XX—1291a] Если общее воззрение Локка на труд сопоставить с его воззрением на происхождение процента и ренты, — ибо прибавочная стоимость выступает у него только в этих определенных формах, — то прибавочная стоимость оказывается не чем иным, как чужим трудом, прибавочным трудом, присваивать который дают возможность своим собственникам земля и капитал, эти условия труда. А собственность на большее количество условий труда, чем то количество их, которое человек может использовать своим собственным трудом, представляет собой, по Локку, политическое изобретение, [1292a] находящееся в противоречии с естественноправовой основой частной собственности.

Гоббса труд тоже — единственный источник всякого богатства, если не считать тех даров природы, которые существуют в годной для немедленного потребления форме. Бог (природа)

«или безвозмездно дает роду человеческому необходимые для него вещи или же продает их ему за труд» («Leviathan», [стр. 232]) [Русский перевод, стр. 196].

Но у Гоббса собственность на землю распределяет по своему усмотрению суверен.} Вот относящиеся сюда места из работ Локка:

«Хотя земля и все низшие твари принадлежат сообща всем людям, все же каждый человек обладает некоторой собственностью, заключающейся в его собственной личности, на которую никто, кроме него самого, но имеет никаких прав. Мы можем с полным основанием сказать, что труд его тела и произведения его рук по самой природе вещей принадлежат ему. То, что человек извлек из предметов, созданных и предоставленных ему природой, он слил со своим трудом, с чем-то таким, что ему неотъемлемо принадлежит; и тем самым он делает это своей собственностью» («Of Government», книга II, глава 5; «Works», 7th edition, 1768, том II, стр. 229).

«Труд человека взял необходимые ему предметы из рук природы, где они были общей собственностью и принадлежали одинаково всем ее детям, и тем самым присвоил их себе» (там же, стр. 230).

«Тот же закон природы, который таким путем дает нам собственность, точно так же и ограничивает размеры этой собственности… Человек имеет право обратить своим трудом в свою собственность столько, сколько он может употребить на какие-нибудь нужды своей жизни прежде, чем этот предмет подвергнется порче. А то, что выходит за эти пределы, превышает его долю и принадлежит другим» (там же).

«Но главным предметом собственности являются теперь не плоды земли и т. д., а сама земля… Участок земли, имеющий такие размеры, что один человек может вспахать, засеять, удобрить, возделать его и потребить его произведения, составляет собственность этого человека. Человек как бы отгораживает его своим трудом от общего достояния» (там же).

«Как мы видим, подчинение земли человеческому труду, или ее возделывание, и владение ею — связаны друг с другом. Одно дало право на другое» (там же, стр. 231).

«Меру собственности природа правильно установила в соответствии с тем, как далеко простираются труд человека и его жизненные удобства: никто не мог бы подчинить себе своим трудом, или присвоить себе, все, и никто не мог бы потребить для удовлетворения своих потребностей больше, чем только незначительную часть всего этого; так что этим путем ни одному человеку невозможно было нарушить права другого или приобрести себе собственность в ущерб своему соседу… Первоначально эта мера ставила владению каждого человека очень скромные пределы и ограничивала это владение тем, что он мог себе присвоить, не нанося ущерба другому… Еще и теперь, хотя мир кажется переполненным, можно было бы наделить каждого собственностью в этом размере без ущерба для кого бы то ни было» (стр. 231–232).

Труд дает вещам почти всю их стоимость {value{64} означает у Локка потребительную стоимость, и труд берется как конкретный труд, а не с количественной его стороны; но измерение меновой стоимости трудом действительно основывается на том, что работник создает потребительную стоимость}. Тот остаток потребительной стоимости, который не может быть сведен к труду, есть, по Локку, дар природы, а потому, сам по себе, общая собственность. Поэтому Локк старается доказать не то положение, что собственность может быть приобретена еще и другими путями, кроме труда, — это противоречило бы его исходной точке зрения, — а то, каким образом индивидуальный труд, вопреки общей собственности на предметы природы, может создать индивидуальную собственность.

«В самом деле, именно труд создает различия в стоимости всех вещей… В продуктах земли, полезных для человеческой жизни… девяносто девять сотых следует отнести всецело на счет труда» (стр. 234).

«Таким образом, большую часть стоимости земли создает труд» (стр. 235).

«Хотя предметы природы даны всем сообща, но человек есть господин над самим собой и владелец своей собственной личности, ее действий и ее труда, и в качестве такового он в себе самом заключает великую основу собственности» (там же).

Итак, одним пределом собственности является предел личного труда; другой состоит в том, чтобы человек не накоплял предметов больше, чем он может использовать. Этот второй предел собственности расширяется (помимо прочего обмена) благодаря обмену недолговечных продуктов на деньги:

«Человек может накоплять этих долговечных вещей столько, сколько ему угодно, потому что выход за пределы его правомерной собственности» {если отвлечься от того предела, который ставится его личным трудом} «состоит не в том, что у него много имущества, а в том, что часть этого имущества портится, не принося ему никакой пользы. Поэтому и было введено употребление денег, этой долговечной вещи, которая может оставаться у человека, не подвергаясь порче, и которую люди принимают, по взаимному соглашению, в [1293a] обмен на действительно полезные, но недолговечные средства существования» (стр. 236).

Так возникает неравенство индивидуальной собственности, по та мера, которая состоит в личном труде, остается в силе.

«Этому неравенству в распределении вещей между частными собственниками люди придали такие размеры, которые — без посредства какого-либо особого договора — выходят за пределы, устанавливаемые обществом. Люди сделали все это возможным единственно только потому, что приписали стоимость золоту и серебру и молчаливо согласились на употребление денег» (стр. 237).

С этим надо сопоставить следующее место из сочинения Локка о проценте[125], не забывая притом, что, по его мнению, естественное право делает пределом собственности личный труд:

«Теперь мы посмотрим, каким образом деньги приобретают такую же природу, как и земля, принося определенный ежегодный доход, который мы называем процентом или лихвой. Ведь земля естественным образом производит нечто новое и полезное, ценное для человечества. Напротив, деньги бесплодны и ничего не производят, но зато они, в силу взаимного соглашения, переносят ту прибыль, которая была вознаграждением за труд одного человека, в карман другого. Это вызывается неравенством в распределении денег, неравенством, которое в области земельных отношений ведет к таким же последствиям, какие оно имеет в области денежных отношений… Если у тебя больше земли, чем ты можешь или хочешь обработать, а у другого ее меньше, то вследствие этого неравенства у тебя появляется арендатор твоей земли; и такое же неравенство в распределении денег… доставляет мне арендатора для моих денег; таким образом, мои деньги приобретают, благодаря прилежанию заемщика, способность производить для него в его предприятии более шести процентов, совершенно так же, как твоя земля имеет способность, благодаря труду твоего арендатора, родить плоды в количестве большем того, которое составляет уплачиваемую им ренту» (folio edition of Locke's Works, 1740, vol. II [стр. 19])[126].

Тут у Локка отчасти был полемический интерес: он хотел показать земельным собственникам, что их рента ничем но отличается от процентов, взимаемых ростовщиком. Вследствие неравномерного распределения условий производства, и рента и процент «переносят ту прибыль, которая была вознаграждением за труд одного человека, в карман другого».

Взгляды Локка имеют тем более важное значение, что он является классическим выразителем правовых представлений буржуазного общества в противоположность феодальному; кроме того, его философия служила всей позднейшей английской политической экономии основой для всех ее представлений. [XX—1293a]

[5)] Норс [Деньги как капитал. Рост торговли как причина понижения процента]

[XXIII—1418] Sir Dudley North. Discourses upon Trade. London, 1691 (Добавочная тетрадь С)[127].

Это сочинение, совершенно так же, как и экономические работы Локка, находится в непосредственной связи с сочинениями Петти и прямо опирается на них.

Сочинение Норса трактует главным образом о торговом капитале и постольку относится не сюда. В пределах рассматриваемого им круга вопросов Норс проявляет находчивость и мастерство.

В высшей степени замечательно, что со времени реставрации Карла II до середины XVIII века со стороны лендлордов беспрестанно раздаются жалобы на падение ренты (чему ведь и соответствует то, что цены на пшеницу, особенно с? года[128], постоянно идут вниз). Хотя (со времен Калпепера и сэра Джозая Чайлда) класс промышленных капиталистов принимал большое участие в насильственном снижении процентной ставки, однако настоящими вдохновителями этого мероприятия были земельные собственники. «Стоимость земли» и «способы увеличения этой стоимости» выставляются на передний план в качестве национального интереса (совершенно так же, как, наоборот, начиная примерно с 1760 года возрастание рент, повышение стоимости земли, рост цен на хлеб, как и на другие продукты питания, и жалобы промышленных капиталистов по этому поводу образуют основу экономических исследований этого предмета).

Борьба между денежными людьми и земельными собственниками заполняет — за небольшими исключениями — все столетие от 1650 до 1750 года, так как дворяне, которые жили на широкую ногу, к своему крайнему недовольству видели, как ростовщики забирают их в свои руки, а возникновение в конце XVII века новейшей системы кредита и государственного долга дало этим ростовщикам возможность успешно бороться с дворянами в области законодательства и т. д.

Уже Петти говорит о жалобах лендлордов на понижение рент и о их оппозиции против сельскохозяйственных улучшений (посмотреть соответствующее место)[129]. Он защищает ростовщика от лендлорда и ставит на одну доску ренту с денег и ренту с земли.

Локк сводит и ту и другую ренту к эксплуатации труда. Он занимает такую же позицию, как и Петти. Оба выступают против насильственного регулирования процента. Земельные собственники заметили, что с понижением процента стоимость земли возрастает. При данной величине ренты ее капитализированное выражение, т. е. стоимость земли, падает или возрастает в обратном отношении к величине процентной ставки.

Сэр Дадли Норс, в указанном выше сочинении, является третьим представителем этого направления, начало которому положил Петти.

Это первый вид восстания капитала против земельной собственности. Да и на самом деле ростовщичество, т. е. переход в руки ростовщика части доходов земельного собственника, было одним из главных средств для накопления капитала. Но против этой старомодной формы капитала промышленный капитал и капитал торговый выступают более или менее рука об руку с земельными собственниками.

«Как земельный собственник отдает внаем свою землю, так отдают внаем свой капитал [stock] те, которые владеют необходимым для торговли капиталом, но не обладают достаточным уменьем для употребления его в торговле или не любят беспокойств, связанных с этим делом. То, что они при этом получают, называется процентом, но это только рента с капитала»

{тут, как и у Петти, мы видим, что людям, только что вышедшим из средневековья, рента

[1419] представляется первичной формой прибавочной стоимости},

«подобно тому как доход земельного собственника есть рента с земли. На некоторых языках выражения «наем земли» и «наем денег» являются общеупотребительными выражениями; так обстоит дело также и в некоторых графствах Англии. Таким образом, быть земельным собственником [landlord] — это то же, что быть капиталистом [stocklord]. Первый имеет только то преимущество, что арендатор его земли не может ее унести, между тем как арендатору капитала легко это сделать. И поэтому земля должна давать меньше прибыли, чем капитал, который отдается внаем с большим риском» (стр. 4).

Процент. Норс, по-видимому, первый правильно понял процент, ибо, как это видно будет из нижеследующих цитат, он под словом stock понимает не просто деньги, а капитал (подобно тому как ведь и Петти различает stock и деньги. У Локка уровень процента определяется исключительно количеством находящихся в обращении денег. То же самое у Петти. Посмотреть у Масси об этом):

«Если будет больше заимодавцев чем заемщиков, то процентная ставка понизится… Дело обстоит не так, что низкий процент оживляет торговлю, а так, что с ростом торговли капитал нации понижает уровень процента» (стр. 4).

«Золото и серебро и делаемые из них монеты — не что иное, как меры и веса, при помощи которых торговля совершается с большим удобством, чем это было бы возможно без них; а кроме того они служат фондом, пригодным для того, чтобы в этом виде откладывать излишек капитала» (стр. 16).

Цена и деньги. Так как цена есть не что иное, как эквивалент товара, выраженный в деньгах и — когда речь идет о продаже — реализованный в них, т. е. так как в цене товар выражается как меновая стоимость с тем, чтобы потом быть превращенным снова в потребительные стоимости, то одним из первых шагов экономической мысли явилось усмотрение того, что золото и серебро фигурируют здесь не как таковые, а только как форма существования меновой стоимости самих товаров, как момент их метаморфоза. Норс выражает это очень хорошо для своего времени:

«Так как деньги… служат всеобщей мерой для купли и продажи, то всякий, кто имеет что-либо для продажи, но не находит покупателя, склонен думать, что причиной, по которой его товары не находят сбыта, является недостаток денег в королевстве. И вот повсюду раздаются жалобы на недостаток денег. Но это большая ошибка…

Что нужно тем людям, которые жалуются на недостаток денег? Начну с нищего… Ему нужны не деньги, а хлеб и другие предметы первой необходимости… На недостаток денег жалуется и фермер… Он думает, что если бы в стране было больше денег, то ему удалось бы получить лучшую цену за свои товары. Следовательно, не деньги нужны ему, а хорошая цена за его хлеб и скот, которые ему хотелось бы, но не удается продать… А почему ему не удается получить за них хорошую цену?.. 1) Либо потому, что в стране имеется слишком много хлеба и скота, так что большинство из тех людей, которые приходят на рынок, нуждается, подобно ему самому, в том, чтобы продать эти продукты, и только немногие нуждаются в том, чтобы купить их. 2) Либо потому, что прекращается обычная продажа этих продуктов за границу, вывоз их за границу, как это бывает во время войны, когда торговля небезопасна или запрещена. 3) Либо потому, что сокращается потребление, как это бывает тогда, когда люди из-за бедности тратят на жизнь меньше прежнего. Поэтому не увеличение количества звонкой монеты облегчило бы фермеру сбыт его товаров, а устранение этих трех причин, которые в действительности вызывают спад на рынке.

В таком же точно смысле нуждаются в деньгах купец и лавочник, а именно — они нуждаются в том, чтобы продать те товары, которыми они торгуют, и это — в результате того, что рынки не предъявляют достаточного спроса» (стр. 11–12)[130].

Далее, капитал есть самовозрастающая стоимость, между тем как при образовании сокровищ целью служит кристаллизованная форма меновой стоимости как таковая. Поэтому одно из самых первых открытий классической политической экономии состоит в том, что она усматривает противоположность между образованием сокровищ и самовозрастанием денег, т. е. трактует деньги как капитал:

«Ни один человек не становится богаче оттого, что он держит у себя все свое имущество в форме денег, золотой и серебряной посуды и т. д.; наоборот, он от этого беднеет. Богаче всех тот, чье имущество находится в состоянии роста, будь это сданная в аренду земля или отданные взаймы за проценты деньги или пущенные в торговлю товары» (стр. 11).

{Вот как говорит об этом Джон Беллерс в своих «Essays about the Poor, Manufactures, Trade, Plantations, and Immorality» etc., London, 1699:

«Деньги возрастают и приносят пользу только тогда, когда с ними расстаются; и подобно тому как для частного лица деньги бесполезны, если оно не отдает их в обмен на что-нибудь более ценное, так и вся масса денег, превышающая то, что абсолютно необходимо для внутренней торговли, есть мертвый капитал для королевства или нации и не приносит никакой прибыли той стране, которая их удерживает» (стр. 13).}

«Хотя всякий желает иметь их» (деньги), «однако никто не желает — или только очень немногие желают — держать их у себя, а все стараются немедленно избавиться от них, зная, что от всех тех денег, которые лежат мертвыми, надо ожидать не прибыли, а только верного убытка» (Норс, цит. соч., стр. 21).

[1420] Деньги как мировые деньги:

«Что касается торговли, то отдельная страна занимает в мире во всех отношениях такое же положение, какое город занимает в государстве и семья в городе» (стр. 14). «В этих торговых сношениях золото и серебро ничем не отличаются от других товаров: они берутся у тех, которые имеют их в избытке, и перевозятся туда, где замечается в них недостаток или предъявляется требование на них» (стр. 13).

Количество денег, которое может находиться в обращении, определяется товарным обменом:

«Сколько бы денег ни было доставлено из-за границы и сколько бы ни начеканили их внутри страны, все то, что превышает потребность в них, испытываемую национальной торговлей, является просто-напросто драгоценным металлом и будет рассматриваться только как таковой; и начеканенные деньги, подобно подержанным серебряным изделиям, будут продаваться только по их металлическому содержанию» (стр. 17–18).

Превращение денег в слитки, и наоборот (стр. 18) (Добавочная тетрадь С, стр. 13). Оценка и взвешивание денег. Колебательное движение (Добавочная тетрадь С, стр. 14)[131].

Ростовщичество, земельные собственники и торговля:

«Из тех денег, которые в нашей стране отдаются под проценты, едва ли одна десятая часть размещена среди торговых людей, использующих эти ссуды в своих предприятиях; в большинстве случаев деньги даются взаймы для поддержания роскоши, для покрытия расходов тех людей, которые хотя и владеют крупными имениями, однако тратят приносимые их имениями доходы быстрее, чем эти доходы к ним поступают, и, не желая продавать что-либо из своего имущества, предпочитают закладывать свои имения» (Норс, цит. соч., стр. 6–7). [XXIII—1420]

[6) Беркли о трудовой деятельности как источнике богатства]

[XIII—670a] «Разве не было бы ошибочным думать, что земля сама по себе есть богатство? И разве мы не должны рассматривать прежде всего трудовую деятельность народа как то, что образует богатство и делает богатством даже землю и серебро, которые не имели бы никакой стоимости, если бы они не были средствами и стимулами к трудовой деятельности?» (The Querist. By Dr. G. Berkley. London, 1750. Вопрос 38). [XlII-670a]

[7)] Юм и Масси

[а) Вопрос о проценте у Масси и Юма]

[XX—1293a] Анонимное сочинение Масси «An Essay on the Governing Causes of the Natural Rate of Interest» появилось в 1750 году; вторая часть «Essays» Юма, в которой находится очерк «Of Interest», вышла в 1752 году, т. е. двумя годами позже. Таким образом, приоритет принадлежит Масси. Юм выступает против Локка, а Масси против Петти и Локка, которые оба еще придерживались того взгляда, что высота процентной ставки зависит от количества находящихся в обращении денег и что на самом деле настоящим предметом займа являются деньги (а не капитал).

Масси решительнее, чем Юм, объявляет процент всего лишь частью прибыли. Юм занимается главным образом доказательством того, что стоимость денег не имеет значения для высоты процентной ставки, так как при данной пропорции между процентом и денежным капиталом (например, при 6 %) 6 ф. ст. повышаются или понижаются в стоимости вместе с повышением или понижением стоимости 100 ф. ст. (значит — вместе с изменениями стоимости одного фунта стерлингов), но сама пропорция, выражаемая в данном случае числом 6, нисколько этим не затрагивается.

[б) Юм. Падение прибыли и процента В связи с ростом торговли и промышленности]

Начнем с Юма.

«Все в мире покупается на труд» («Essays», vol. I, part II. London, 1764 [ «Of Commerce»], стр. 289).

Высота процентной ставки зависит, по Юму, от спроса со стороны заемщиков и от предложения со стороны заимодавцев, — она зависит, стало быть, от спроса и предложения. А затем она существенным образом зависит от высоты

«прибылей, проистекающих из торговли» (там же [ «Of Interest»], стр. 329). «Больший или меньший запас труда и товаров должен иметь большое влияние на уровень процента, так как на самом деле и фактически мы берем взаймы труд и товары, когда занимаем деньги под проценты» (там же, стр. 337). «Ни один человек не удовольствуется низкой прибылью там, где он может получить высокий процент; и ни один человек не удовольствуется низким процентом там, где он может получить высокую прибыль» (там же, стр. 335).

Высокий процент и высокая прибыль, оба являются выражением

«незначительного развития торговли и промышленности, а не недостатка золота и серебра. Низкий же процент указывает на обратное» (стр. 329).

[1294a] «Поэтому в таком государстве, где имеются одни только земельные собственники» (или, как Юм говорит дальше, «помещики и крестьяне»), «всегда должно быть много заемщиков, и процентная ставка должна быть высока» (стр. 330),

так как представители только наслаждающегося богатства со скуки гоняются за удовольствиями, а с другой стороны, производство, за исключением земледелия, имеет очень ограниченные размеры. Обратное происходит, как только получает развитие торговля. Купец всецело охвачен страстью к наживе. Для него

«нет большего удовольствия, чем видеть ежедневный рост своего состояния».

(Здесь в погоне за потребительными стоимостями сильно перевешивает погоня за меновой стоимостью, за абстрактным богатством.)

«И это является причиной того, почему торговля способствует росту бережливости и почему среди купцов скряги так же преобладают над мотами, как — в противоположность этому — моты преобладают над скрягами в среде земельных собственников» (стр. 333).

{Непроизводительный труд:

«Адвокаты и врачи не вызывают к жизни никакой производственной деятельности; больше того, они приобретают свои богатства только за счет других, так что они непременно уменьшают имущество кого-нибудь из своих сограждан в такой же степени, в какой они увеличивают свое собственное имущество» (стр. 333–334).}

«Итак, рост торговли влечет за собой увеличение количества заимодавцев и благодаря этому вызывает понижение процентной ставки» (стр. 334).

«Низкий процент и низкая прибыль в торговле — это две вещи, взаимно содействующие одна другой. Обе они проистекают из развития торговли, которое создает богатых купцов и увеличивает количество денежных людей. Там, где купцы владеют большими капиталами, — безразлично, представлены ли эти капиталы большим или небольшим количеством монет, — часто случается, что, когда они устают от торговых дел или когда их наследники не расположены или неспособны заниматься торговлей, значительная часть капиталов естественным образом ищет спокойного годового дохода. Большое предложение вызывает падение цены и заставляет заимодавцев соглашаться на низкую процентную ставку. Это соображение побуждает многих оставлять свои капиталы в торговле и скорее довольствоваться низкими прибылями, чем отдавать свои деньги в ссуду по еще более низким процентам. С другой стороны, когда торговля достигает значительного развития и начинает применять весьма крупные капиталы, то неизбежно возникает соперничество среди купцов, которое уменьшает прибыли от торговли, но в то же время увеличивает объем самой торговли. Падение прибыли в торговле заставляет купцов охотнее соглашаться на низкий процент, когда они оставляют торговые дела и начинают предаваться спокойному безделью. Поэтому, бесполезно исследовать, какое из этих обстоятельств — низкий процент или низкая прибыль — является причиной и какое следствием. Оба они проистекают из сильно развитой торговли и взаимно содействуют друг другу… Сильно развитая торговля, создавая крупные капиталы, понижает как процент, так и прибыль, и всякий раз как она понижает процент, ей в этом понижении помогает соответственное падение прибыли, и наоборот. Я могу добавить, что подобно тому как низкие прибыли проистекают из роста торговли и промышленности, так они в свою очередь способствуют дальнейшему росту торговли, удешевляя товары, увеличивая потребление и стимулируя промышленность. И таким образом… процент является истинным барометром состояния государства, и низкая процентная ставка есть почти безошибочный признак процветания народа» (там же, стр. 334–336).

[в) Масси. Процент как часть прибыли. Объяснение высоты процента уровнем прибыли]

[J. Massie.] An Essay on the Governing Causes of the Natural Rate of Interest; wherein the Sentiments of Sir William Petty and Mr. Locke, on that Head, are considered. London, 1750.

«Из приведенных выдержек[132] видно следующее: господин Локк полагает, что естественный уровень процента определяется отношением имеющегося в стране количества денег к задолженности ее жителей друг другу, с одной стороны, и к ее торговле, с другой стороны; а сэр Уильям Петти ставит этот уровень процента в зависимость только от количества имеющихся в стране денег; так что они расходятся только по вопросу о роли задолженности» (стр. 14–15). [XX—1294a]

[XXI—1300] Богатые люди, «вместо того чтобы самим употреблять в дело свои деньги, отдают их взаймы другим для того, чтобы те извлекали из них прибыль и некоторую часть этой прибыли предоставляли владельцам денег. Но если богатство страны равномерно распределено между большим числом лиц, так что в ней мало таких людей, которые могли бы прокормить две семьи посредством помещения денег в торговлю, то денежные займы не могут получить большого распространения; ибо если 2000 ф. ст. принадлежат одному лицу, то оно может отдать их взаймы, так как на проценты с них можно содержать семью; если же они принадлежат десяти лицам, то эти последние не в состоянии отдавать их взаймы, так как проценты с них не могут прокормить десять семей» (стр. 23–24).

«Всякая попытка определить естественную норму процента, исходя из той процентной ставки, которую правительство платит за ссужаемые ему деньги, неизбежно обречена на неудачу. Опыт показывает, что между этой процентной ставкой и естественной нормой процента не бывает ни совпадения, ни соответствия, а разум говорит нам, что этого никогда и не может быть, потому что естественная норма процента имеет свое основание в прибыли, а высота процента по государственным займам определяется нуждой, причем прибыль имеет границы, а нужда их не имеет. Для дворянина, который берет взаймы деньги на улучшение своей земли, и для купца или промышленника, который занимает их для ведения своего предприятия, существуют определенные границы, дальше которых они нейдут: если с помощью взятых взаймы денег они в состоянии получить 10 процентов прибыли, то 5 процентов они могут отдать за полученную ссуду заимодавцу, но они не дадут ему 10 процентов. Напротив, у того, кто занимает из нужды, все определяется только степенью его нужды, а нужда не подчиняется никаким нормам» (стр. 31–32).

«Правомерность взимания процента зависит не от того, получает ли заемщик в самом деле прибыль с занятых им денег, а от того, могут ли эти деньги принести прибыль, если им дать правильное применение» (стр. 49). «Если то, что заемщики платят в качестве процента за занятые деньги, есть часть той прибыли, которую способны принести занятые деньги, то уровень процента всегда должен определяться этой прибылью» (стр. 49).

«Какая часть этой прибыли принадлежит по праву заемщику и какая заимодавцу? Определить это вообще могут только мнения тех, которые берут ссуды, и тех, которые дают их. Ибо определение того, что здесь правильно и что неправильно, является лишь результатом соглашения между людьми» (стр. 49).

«Однако это правило дележа прибыли применимо не к каждому отдельному заимодавцу и заемщику, а только к заимодавцам и заемщикам вообще… Исключительно большие и исключительно малые прибыли являются наградой за предприимчивость и расплатой за непредусмотрительность, до которых заимодавцам нет решительно никакого дела; ибо подобно тому как эти последние не несут убытка от указанной непредусмотрительности, так они не должны пользоваться выгодой от указанной предприимчивости. И то, что здесь сказано об отдельных людях в одной и той же отрасли торговли или промышленности, верно и в применении к отдельным отраслям торговли или промышленности» (стр. 50).

«Естественная норма процента определяется прибылью торговых и промышленных предприятий» (стр. 51).

Почему в Англии процентная ставка составляет теперь 4 % вместо 8, как это было прежде? Потому, что тогда английские купцы

«получали прибыль вдвое большую, чем теперь».

Почему процентная ставка в Голландии равна 3, во Франции, Германии, Португалии — 5 и 6, в Вест-Индии и Ост-Индии — 9, в Турции — 12?

«Для всех этих случаев достаточно дать один общин ответ, состоящий в том, что торговая прибыль в этих различных странах отличается от той, которая получается у нас, и притом отличается так сильно, что этим вызываются все указанные различия в норме процента» (стр. 51).

А чем обусловливается падение прибыли? Внешней и внутренней конкуренцией: «уменьшением внешней торговли» (в результате иностранной конкуренции) «или же тем, что торговые люди один перед другим всё больше понижают цены своих товаров… как потому, что им вообще необходимо продать что-нибудь, так и потому, что они, охваченные жадностью, стремятся продать возможно больше» (стр. 52–53).

«Торговая прибыль вообще определяется соотношением между числом торговцев и размерами торговли» (стр. 55). В Голландии, где отношение числа «людей, занятых в торговле, ко всему населению наибольшее… норма процента самая низкая»; в Турции, где в наибольшей степени имеет место обратное отношение, норма процента самая высокая (стр. 55–56).

[1301] «Чем определяется соотношение между размерами торговли и числом торговцев?» (стр. 57). «Стимулами к торговле»: вытекающей из природных условий необходимостью, свободой, соблюдением частных прав людей, общественной безопасностью (стр. 58).

«Нет двух таких стран, которые доставляли бы одинаковое число предметов необходимости в одинаковом изобилии и с затратой на их производство одинакового количества труда. Потребности людей возрастают и уменьшаются в зависимости от суровости или мягкости климата, в котором они живут. Поэтому размеры торговли, которую в силу необходимости вынуждены вести обитатели различных стран, не могут не быть различными, и степень этих различий нельзя определить иначе, чем степенью тепла или холода; из чего можно вывести то общее заключение, что количество труда, требующееся для содержания определенного количества населения, больше всего в странах с холодным климатом и меньше всего в странах с жарким климатом; ибо в холодных странах не только нужно больше одежды людям, но и земля нуждается в большей обработке, чем в жарких странах» (стр. 59). «Особого рода необходимость развивать торговлю присуща Голландии… Она проистекает из перенаселенности страны. Это обстоятельство, вместе с необходимостью затрачивать много труда на постройку плотин и осушение почвы, приводит к тому, что необходимость вести торговлю оказывается в Голландии более настоятельной, чем в какой бы то ни было другой части обитаемого мира» (стр. 60).

[г) Заключение]

Масси еще определеннее, чем Юм, изображает процент как всего лишь часть прибыли. Оба они объясняют падение процентной ставки накоплением капиталов (Масси говорит специально о конкуренции) и проистекающим отсюда падением прибыли. Оба одинаково мало занимаются вопросом об источнике самой «торговой прибили». [XXI—1301]

[8) Добавления к главам о физиократах]

[а) Дополнительные замечания об «Экономической таблице». Ошибочные предпосылки Кенэ]

[XXIII—1433]



Это — простейшая форма «Экономической таблицы»[133].

1) Обращение денег (предполагается, что платежи производятся только раз в год). Отправной точкой обращения денег является класс, производящий расходы, класс собственников, который не имеет никаких товаров для продажи, который покупает, ничего не продавая.

Собственники покупают на 1 млрд. у производительного класса, возвращая ему тот миллиард денег, которым он выплатил им ренту. (Тем самым реализуется 1/5 сельскохозяйственного продукта.) На 1 млрд. они покупают у бесплодного класса, к которому таким образом притекает 1 млрд. деньгами. (Вместе с тем реализуется 1/2 продукта промышленности.) Бесплодный класс покупает на этот миллиард предметы питания у производительного класса, к которому таким образом притекает обратно еще 1 млрд. деньгами. (Тем самым реализуется вторая 1/5 сельскохозяйственного продукта.) На этот же миллиард денег производительный класс покупает промышленные изделия стоимостью в 1 млрд., и этим он возмещает половину своих «авансов». (Вместе с тем реализуется вторая 1/2 промышленной продукции.) Бесплодный класс покупает [1434] на этот самый миллиард денег сырье. (Тем самым реализуется еще 1/5 сельскохозяйственного продукта.) Два миллиарда денег таким образом притекают обратно к производительному классу.

Остаются еще, следовательно, 2/5 сельскохозяйственного продукта. 1/5 потребляется в натуральной форме. В какой же форме происходит накопление второй 1/5? Это следует разобрать в дальнейшем[134].

2) Даже с точки зрения самого Кенэ, согласно которой все принадлежащие к бесплодному классу являются на деле только наемными работниками, можно обнаружить в «Таблице» ошибочность предпосылок.

У производительного класса «первоначальные авансы» (основной капитал) предполагаются в размере, превышающем в пять раз «ежегодные авансы». Для бесплодного класса эта статья вовсе не упоминается, что, конечно, не мешает ей существовать.

Далее, неверно, что воспроизводство равняется 5 млрд. Согласно самой «Таблице», оно равняется 7 млрд.: 5 — на стороне производительного класса, 2 — на стороне бесплодного.

[б) Частичный возврат отдельных физиократов к меркантилистским представлениям. Требование свободы конкуренции у физиократов]

Продукт бесплодного класса равен 2 млрд. Этот продукт представляет собой результат сложения сырых материалов на 1 млрд. (материалов, которые таким образом частью входят в продукт, частью возмещают износ машин, вошедший в стоимость продукта) и предметов питания на 1 млрд., потребленных при обработке этого сырья.

Весь этот продукт бесплодный класс продает классу собственников и производительному классу, чтобы, во-первых, возместить «авансы» (в виде сырья), а во-вторых, получить сельскохозяйственные жизненные средства. У бесплодного класса не остается, следовательно, для собственного потребления ни на грош промышленных изделий, а о проценте или прибыли и говорить не приходится. Бодо (или Ле Трон) замечает это и объясняет дело тем, что бесплодный класс продает свой продукт выше его стоимости; то, что. он продает за 2 млрд., равняется, таким образом, 2 млрд. минус х. Стало быть, прибыль и даже то, что этот класс сам потребляет в виде промышленных изделий, относящихся к числу необходимых ему жизненных средств, — все это сводится, согласно указанному объяснению, только к тому, что этот класс поднимает цену своих товаров выше их стоимости[135]. Следовательно, тут физиократы неизбежным образом возвращаются к меркантилистской системе, к понятию «прибыли от отчуждения».

Поэтому они и полагают, что свободная конкуренция между промышленниками совершенно необходима для того, чтобы последние не слишком уж надували производительный класс, сельских хозяев. С другой стороны, эта свободная конкуренция нужна для того, чтобы сельскохозяйственный продукт продавался по «хорошей цене», т. е. чтобы его цена, благодаря вывозу его за границу, поднималась выше его первоначальной местной цены, так как предполагается страна, вывозящая пшеницу и т. д.

[в) Первоначальная формулировка невозможности увеличения стоимости в обмене]

«Всякая купля есть продажа, и всякая продажа есть купля» (Quesnay. Dialogues sur le Commerce et sur les Travaux des Artisans и т. д., издание Дэра[136], стр. 170) [Русский перевод, стр. 414]. «Покупать — значит продавать, а продавать — значит покупать» (Кенэ у Дюпон де Немура, «Origine» и т. д., стр. 392)[137].

«Цена всегда предшествует покупкам и продажам. Если конкуренция продавцов и покупателей не привносит каких-либо изменений, цена остается такой же, какой она установилась в силу других причин, не зависящих от торговли» (стр. 148) [Русский перевод, стр. 384–385][138].

«Всегда можно предположить, что он» (обмен) «выгоден для обоих» (контрагентов), «так как обе стороны обеспечивают себе возможность пользоваться такими богатствами, которые они могут получить лишь посредством обмена. Но при этом всегда имеет место только обмен богатств одной определенной стоимости на другие богатства равной стоимости, и, следовательно, тут не может быть никакого действительного увеличения богатств» (надо было бы сказать: никакого действительного увеличения стоимости) (там же, стр. 197) [Русский перевод, стр. 482–483][139].

«Авансы» и «капитал» определенно отождествляются. Накопление капиталов как главное условие:

«Увеличение капиталов является, таким образом, главным средством для приумножения труда и приносит наибольшую пользу обществу» — и т. д. (Кенэ у Дюпон дв Немура, там же, стр. 391)[140]. [XXIII—1434]

[9) Восхваление землевладельческой аристократии у эпигона физиократов графа дю Бюа]

[XXII—1399] Buat (comte du). Elements de la politique, ou Recherche des vrais principes de l'economie sociale (6 томов). Лондон, 1773.

Этого слабого и многословного писателя, который внешнюю видимость физиократии принимает за ее сущность и всячески превозносит землевладельческую аристократию, — он прием-лет физиократию фактически лишь постольку, поскольку она соответствует подобной цели, — этого автора можно было бы и вовсе не упоминать, если бы грубо-буржуазный характер не обнаруживался у него так же резко, как впоследствии, скажем, у Рикардо. Ошибочный взгляд, будто «чистый продукт» ограничивается одной только рентой, нисколько не меняет дела.

Дю Бюа говорит то, что Рикардо затем повторяет относительно «чистого продукта» вообще[141]. Рабочие принадлежат к faux frais{65} и существуют только для того, чтобы владельцы «чистого продукта» «составляли общество» (см. относящиеся сюда места)[142]. Положение свободных рабочих рассматривается им как всего лишь измененная форма рабства, которая, однако, необходима, по его мнению, для того, чтобы высшие слои составляли «общество». {Также и у Артура Юнга «чистый продукт», прибавочная стоимость, трактуется как цель производства[143].}

[1400] В этой связи можно вспомнить то место у Рикардо, где он спорит со Смитом, считавшим наиболее производительным тот капитал, который применяет наибольшее количество рабочих[144]. Ср. у Бюа — том VI, стр. 51–52, 68–70; далее, относительно рабочего класса и рабства — том II, стр. 288, 297, 309; том III, стр. 74, 95–96, 103; том VI, стр. 43, 51; о том, что эти рабочие вынуждены выполнять прибавочный труд, а также о том, что означают «необходимейшие средства существования» — том VI, стр. 52–53.

Мы приведем здесь одно-единственное место, так как оно содержит неплохое возражение против болтовни о риске, которому-де вообще подвергается капиталист:

«Они» (купцы) «многим-де рисковали, чтобы много заработать. Но рисковали они либо людьми, либо товарами и деньгами. Если они ради наживы подвергали явной опасности людей, то они делали весьма дурное дело. Что же касается товаров, то определенную заслугу имеет тот человек, который их производит; но не может быть никакой заслуги в том, что эти товары подвергаются риску ради обогащения какого-нибудь одного человека», и т. д. (том II, стр. 297). [XXII—1400]

[10) Полемика против землевладельческой аристократии с точки зрения физиократов (анонимный английский автор)[145]]

[XXIII—1449] «The Essential Principles of the Wealth of Nations, illustrated, in opposition to some False Doctrines of Dr. Adam Smith, and others». London, 1797.

Автор этого сочинения знал работы Андерсона, так как в Приложении к своей книге он перепечатывает отрывок из сельскохозяйственного отчета Андерсона относительно графства Абердин.

Это — единственное значительное английское сочинение, прямо примыкающее к учению физиократов. Книжка Уильяма Спенса «Britain independent of commerce» (1807 год) — просто карикатура. Тот же самый Спенс выступал в 1814–1815 годах одним из самых фанатических защитников земельных собственников, отстаивавшим их интересы на основе физиократического учения, проповедующего… свободу торговли. Не нужно смешивать этого молодчика с Томасом Спенсом, смертельным врагом частной собственности на землю.

Сочинение «The Essential Principles» содержит прежде всего превосходное сжатое резюме физиократического учения.

Автор правильно прослеживает происхождение физиократических взглядов из взглядов Локка и Вандерлинта. Физиократов он изображает как таких авторов, которые

«весьма систематически, хотя и не совсем правильно, развивали» свое учение (стр. 4). См. об этом еще стр. 6 (выписки в тетради Н, стр. 32–33)[146].

Из даваемого анонимным автором резюме физиократического учения очень хорошо видно, как теория о воздержании, которое позднейшие апологеты, а отчасти уже и Смит, изображают как основу образования капитала, прямым образом возникла из того взгляда физиократов, что в промышленности и т. д. не создается никакой прибавочной стоимости:

«Затраты, идущие на применение и содержание ремесленников, мануфактуристов[147]и купцов, имеют своим результатом только сохранение стоимости затраченных сумм и поэтому непроизводительны» (ибо они не производят прибавочной стоимости). «Богатство общества ни в малейшей степени не может быть увеличено ремесленниками, мануфактуристами и купцами иначе как путем сбережения и накопления ими части того, что предназначено на их ежедневное содержание. Следовательно, только путем воздержания и бережливости» (теория воздержания Сениора и теория сбережения Адама Смита) «они могут прибавить что-нибудь к совокупному капиталу. Напротив, земледельцы могут потреблять весь свои доход и тем не менее обогащать в то же время государство; ибо их деятельность приносит прибавочный продукт, называемый рентой» (стр. 6).

«Класс людей, труд которых хотя и производит кое-что, но не больше того, что было издержано для поддержания этого труда, по всей справедливости может быть назван непроизводительным классом» (стр. 10).

Производство прибавочной стоимости надо строго отличать от ее «перемещения из рук в руки».

«Увеличение дохода» (т. е. накопление} «только косвенным образом является предметом изучения для экономистов[148]… Предметом их изучения является производство и воспроизводство дохода» (стр. 18).

И в этом-то и состоит большая заслуга физиократии. Физиократы ставят перед собой вопрос, как производится и воспроизводится прибавочная стоимость (у анонимного автора прибавочная стоимость называется «доходом»). Вопрос о том, как эта прибавочная стоимость воспроизводится в более крупном масштабе, т. е. как она увеличивается, возникает только во вторую очередь. Прежде всего необходимо вскрыть категорию прибавочной стоимости, [1450] раскрыть тайну ее производства.

Прибавочная стоимость и торговый капитал:

«Когда речь идет о производстве дохода, то совершенно нелогично подменять этот вопрос вопросом о перемещении дохода из рук в руки, к чему только и сводятся все торговые сделки» (стр. 22). «Слово commerce{66} означает не что иное, как commutatio mercium{67}… Иногда этот обмен более выгоден для одной стороны, чем для другой; но всегда то, что выигрывается одним, теряется другим, и торговая сделка между ними в действительности не производит никакого увеличения богатства» (стр. 23). «Если бы какой-нибудь еврей продал крону за 10 шилл. или фартинг королевы Анны за гинею[149], то он, несомненно, увеличил бы свой собственный доход, но он не увеличил бы этим имеющегося количества драгоценных металлов; и природа этой торговой сделки была бы одной и той же независимо от того, живет ли любящий редкости покупатель на одной улице с продавцом старинных монет или же во Франции или в Китае» (стр. 23).

У физиократов промышленная прибыль рассматривается как «прибыль от отчуждения», т. е. она объясняется меркантилистически. Поэтому наш англичанин делает правильный вывод, что эта прибыль только тогда является действительной прибылью, когда промышленные товары продаются за границей. Из меркантилистической предпосылки он делает правильный меркантилистический вывод.

«Ни один мануфактурист, как бы он сам ни обогащался, ничего не прибавляет к национальному доходу, если его товары продаются и потребляются внутри страны; ибо покупатель его товаров теряет… ровно столько, сколько приобретает мануфактурист… Здесь имеет место обмен между продавцом и покупателем, а не увеличение богатства (стр. 26). «Чтобы компенсировать себя за отсутствие избытка…. хозяин предприниматель набавляет 50 % прибыли на свои издержки по заработной плате, или 6 пенсов на каждый шиллинг, выплачиваемый им мануфактурным рабочим… Если товар продается за границей», то это «будет национальная прибыль» с такого-то и такого-то числа «искусных в ремеслах рабочих» (стр. 27).

Автор очень хорошо излагает причины богатства Голландии. Рыбная ловля (следовало бы указать также и скотоводство). Монополия на восточные пряности. Фруктовое дело.

Одалживание денег иностранцам (Добавочная тетрадь Н, стр. 36–37)[150].

Мануфактуристы, — пишет наш автор, — «являются необходимым классом», но они не являются «производительным классом» (цит. соч., стр. 35). Они «вызывают только замену или перемещение того дохода, который был предварительно добыт земледельцем, и достигают они этого тем, что придают долговечность этому доходу в некоторой новой форме» (стр. 38).

Существует только четыре необходимых класса: 1) производительный класс, или земледельцы; 2) мануфактуристы; 3) защитники страны; 4) «класс учителей», которых он ставит на место фигурирующих у физиократов «получателей десятины», т. е. попов.

«Ведь всякое гражданское общество нуждается в питании, одежде, защите и образовании» (стр. 50–51).

Ошибка «экономистов» состоит в том, что «получателей земельной ренты, как всего лишь получателей ренты, они считали производительным классом общества… До некоторой степени они исправили свою ошибку, намекнув на то, что церковь и король должны содержаться за счет тех рент, которые получаются земельными собственниками. Д-р Смит…, у которого она» (указанная ошибка «экономистов») «проходит через все его сочинение» (это верно), «направляет свою критику как раз против здоровой части системы экономистов» (стр. 8).

[1451] Земельные собственники как таковые не только не являются производительным классом, но они даже не являются необходимым классом общества:

«Земельные собственники как всего лишь получатели земельной ренты не составляют необходимого класса общества… Поскольку земельная рента отделяется от предназначенной ей конституцией цели — служить делу защиты государства, получатели этой ренты, вместо того чтобы быть необходимым классом, становятся одним из самых ненужных и наиболее обременительных для общества классов» (стр. 51). См. дальнейшее об этом в Добавочной тетради Н, стр. 38–39[151].

Все это очень хорошо, и эта полемика против получателей земельной ренты, развиваемая с физиократической точки зрения, очень важна как завершение учения физиократов.

Автор отмечает, что реальный налог на землю характерен для турок (цит. соч., стр. 59).

Земельный собственник облагает налогом не только наличные «улучшения земли», но часто также «предположения о будущих улучшениях» (стр. 63–64). Налог на ренту (стр. 65).

В отношении налогового обложения физиократическая доктрина осуществлялась в старину в Англии, Ирландии, феодальной Европе, империи Могола (стр. 93–94). Земельный собственник как тот, кто облагает налогом (стр. 118).

Физиократическая ограниченность обнаруживается в следующем рассуждении (нет понимания разделения труда):

Предположим, что какой-нибудь часовщик или ситцевый фабрикант не может продать свои часы или свой ситец; тогда он попадает в самое затруднительное положение. Это показывает, «что мануфактурист обогащается только благодаря тому, что является продавцом»

(в действительности это показывает только то, что он свой продукт производит как товар),

«и что когда он перестает быть продавцом, его прибыли немедленно прекращаются»

(а как обстоит дело с прибылями фермера, не являющегося продавцом?),

«потому что они не естественные, а искусственные прибыли. Земледелец же… может существовать, преуспевать и увеличивать свое богатство, не продавая ничего» (стр. 38–39)

(но в таком случае он должен вместе с тем быть мануфактуристом).

Почему автор говорит только о часовщике или ситцевом фабриканте? С таким же правом можно предположить, что производитель угля, железа, льна, индиго и т. д. не в состоянии продать эти продукты или что даже производитель пшеницы не может продать свою пшеницу. Об этом очень хорошо говорит упомянутый выше Беарде де л'Аббеи[152]. Анонимному автору приходится выдвигать против производства товаров производство для непосредственного потребления, в резком противоречии с тем обстоятельством, что самым главным для физиократов является, наоборот, меновая стоимость. Но этот последний момент проходит красной нитью и у нашего парня: буржуазный взгляд на вещи в рамках добуржуазного способа представления[153].

Наш аноним выступает против Артура Юнга, считавшего, что высокие цены важны для процветания земледелия; но эти возражения Юнгу являются вместе с тем полемикой против физиократии (цит. соч., стр. 65–78 и 118).

Прибавочная стоимость не может быть выведена из номинального повышения цены продавцами:

«Увеличение номинальной стоимости продукта… не может обогатить продавцов…. так как все то, что они выигрывают в качестве продавцов, они теряют в качество покупателей» (стр. 60).

В духе Вандерлинта написано следующее место:

«Пока для каждого безработного может быть найден участок земли, годный для обработки, ни один безработный не должен оставаться без земельного участка. Дома трудолюбия — хорошая вещь; но ноля трудолюбия гораздо лучше» (стр. 47).

Будучи вообще противником арендной системы, аноним все же отдает предпочтение аренде на длительный срок перед краткосрочной арендой, при которой собственность на землю только мешает производству и препятствует улучшению почвы (стр. 118–423). (Ирландское арендное право.)[154] [XXIII—1451]

[11) Апологетическая концепция производительности всех профессий]

IV—182] Философ производит идеи, поэт — стихи, пастор — проповеди, профессор — руководства, и т. д. Преступник производит преступления. Если мы ближе присмотримся к той связи, которая существует между этой последней отраслью производства и обществом в целом, то освободимся от многих предрассудков. Преступник производит не только преступления, но и уголовное право, а потому и профессора, читающего курс уголовного права, и, вместе с этим, также и то неизбежное руководство, в форме которого этот самый профессор выбрасывает свои лекции, в качестве «товара», на всеобщий рынок товаров. Этим достигает-ся-де увеличение национального богатства, не говоря уже о том личном наслаждении, которое рукопись такого руководства, — по заверению компетентного свидетеля, господина профессора Рошера, — доставляет самому автору.

Преступник производит, далее, всю полицию и всю уголовную юстицию, сыщиков, судей, палачей, присяжных и т. д., и все эти различные профессии, каждая из которых представляет собой определенную категорию общественного разделения труда, развивают различные способности человеческого духа, создают новые потребности и новые способы их удовлетворения. Уже одни только пытки дали толчок к остроумнейшим механическим изобретениям и обеспечили работой множество почтенных ремесленников, обратившихся к производству орудий пыток.

Преступник производит впечатление — то морально-назидательное, то трагическое, смотря по обстоятельствам, и тем самым оказывает определенную «услугу» в смысле возбуждения моральных и эстетических чувств публики. Он производит не только руководства по уголовному праву, не только уголовные кодексы, а стало быть и законодателей в этой области, но также и искусство, художественную литературу — романы и даже трагедии; доказательством этого служат не только «Вина» Мюльнера и «Разбойники» Шиллера, но даже «Эдип» и «Ричард III». Преступник нарушает однообразие буржуазной жизни, ее спокойное повседневное течение. Тем самым он предохраняет ее от застоя и порождает ту беспокойную напряженность и подвижность, без которой притупилось бы даже жало конкуренции. Этим он дает толчок производительным силам. В то время как преступления освобождают рынок труда от некоторой части избыточного населения и, ослабляя тем самым конкуренцию между рабочими, до известной степени препятствуют падению заработной платы ниже определенного минимума, — в это самое время борьба против преступлений поглощает некоторую другую часть избыточного населения. Выходит, таким образом, что преступник осуществляет одно из тех естественных «уравновешиваний», которые устанавливают надлежащий уровень и открывают поприще для целой вереницы «полезных» профессий.

Влияние преступника на развитие производительных сил можно было бы проследить до мелочен. Достигли ли бы замки их теперешнего совершенства, если бы не было воров? Получило ли бы изготовление банкнот такое усовершенствование, если бы не существовало [183] подделывателей денег? Проник ли бы микроскоп в обыкновенные торговые сферы (смотри Баббеджа), не будь в торговле обмана? Не обязана ли практическая химия своими успехами в такой же мере фальсификации товаров и стремлению ее обнаружить, в какой она ими обязана рвению честных производителей? Изобретая всё новые средства покушения на собственность, преступление вызывает к жизни всё новые средства защиты собственности и этим самым в такой же мере стимулирует производство, в какой забастовки стимулируют изобретение машин. И, — если покинуть сферу преступлений частных лиц, — мог ли бы без национальных преступлений возникнуть мировой рынок? Могли ли бы без них возникнуть сами нации? И разве древо греха не является со времен Адама вместе с тем и древом познания?

Уже Мандевиль в своей «Басне о пчелах» (1705) доказывал производительность всех возможных профессий и т. д., и у него уже видна общая тенденция всего этого рассуждения:

«То, что мы называем в этом мире злом, как моральным, так и физическим, является тем великим принципом, который делает нас социальными существами, — является прочной основой, животворящей силой и опорой всех профессий, и занятий без исключения; здесь должны мы искать истинный источник всех искусств и наук; и в тот самый момент, когда зло перестало бы существовать, общество должно было бы прийти в упадок, если не разрушиться совсем»[155].

Только Мандевиль был, разумеется, бесконечно смелее и честнее проникнутых филистерским духом апологетов буржуазного общества. [V—183]

[12)] Производительность капитала. производительный и непроизводительный труд

[а) Производительность капитала как капиталистическое выражение производительной силы общественного труда]

[XXI—1317] Мы видели не только, как капитал производит, по и как его самого производят и как он в качестве существенно измененного отношения возникает из процесса производства, как в этом последнем он получает свое развитие[156]. С одной стороны, капитал видоизменяет способ производства, а с другой стороны, это видоизменение способа производства и эта особая ступень в развитии материальных производительных сил представляют собой основу и условие самого капитала, предпосылку его собственного формирования.

Так как живой труд — в результате обмена между капиталом и рабочим — превращен в составную часть капитала и с первого же момента процесса труда выступает как деятельность, принадлежащая капиталу, то все производительные силы общественного труда принимают вид производительных сил капитала, совершенно так же, как всеобщая общественная форма труда выступает в деньгах в виде свойства некоторой вещи. Точно так же производительная сила общественного труда и его особые формы получают теперь свое выражение в виде производительных сил и форм капитала, т. е. овеществленного труда, вещественных условий труда, которые, в качестве такого обособившегося элемента, противостоят живому труду, персонифицированные в капиталисте. Здесь мы опять сталкиваемся с той извращенной формой отношения, которая выражается в том, что мы уже при рассмотрении денег обозначили как фетишизм[157].

Сам капиталист является властителем лишь в качестве персонификации капитала. (В итальянской бухгалтерии эта его роль капиталиста, персонифицированного капитала, неизменно противопоставляется ему просто как отдельному лицу, фигурирующему всего лишь в качестве частного потребителя и должника своего собственного капитала.)

Производительность капитала, — даже если рассматривать одно только формальное подчинение труда капиталу, — состоит прежде всего в принуждении к прибавочному труду, к большему количеству труда, чем то, которое необходимо для удовлетворения непосредственных потребностей. Капиталистический способ производства разделяет это принуждение с предшествующим способом производства, но осуществляет, применяет его в такой форме, которая в большей степени благоприятствует производству.

Даже если рассматривать это всего лишь формальное отношение, всеобщую форму капиталистического производства, которая является общей как для менее развитой его стадии, так и для более развитой, — даже в этом случае средства производства, вещественные условия труда — материал труда, средства труда (а также и жизненные средства) — выступают не как подчиненные рабочему; наоборот, рабочий подчинен им. Не он применяет их, а они применяют его. В силу этого они и являются капиталом. «Капитал применяет труд». По отношению к рабочему они выступают не как средства для производства продуктов — в виде ли непосредственных средств существования или же в виде средств обмена, в виде товаров. Наоборот, рабочий является для них таким средством, благодаря которому они и сохраняют свою стоимость и превращают ее в капитал, т. е. увеличивают ее, впитывая в себя прибавочный труд.

Уже в своем простом виде это вывернутое наизнанку отношение является олицетворением вещей и овеществлением лиц; ибо эта форма отличается от всех предшествующих тем, что капиталист господствует над рабочим не как носитель того или иного личного качества, а лишь поскольку он представляет «капитал». Его господство есть не что иное, как господство овеществленного труда над живым, как власть созданного рабочим продукта над самим рабочим.

Это отношение становится еще более сложным и кажется еще более мистическим вследствие того, что с развитием специфически капиталистического способа производства против рабочего выступают, противостоя ему в качестве «капитала», не только эти, непосредственно материальные вещи {все они — продукты труда; рассматриваемые со стороны потребительной стоимости, они, будучи продуктами труда, являются вещественными условиями труда; рассматриваемые со стороны меновой стоимости, они — овеществленное всеобщее рабочее время, или деньги}; также и формы общественно развитого труда — кооперация, мануфактура (как форма разделения труда), фабрика (как такая форма общественного труда, которая имеет своей материальной основой систему машин) — получают свое выражение в виде форм развития капитала, и поэтому производительные силы труда, развившиеся из этих форм общественного труда, а стало быть также наука и силы природы, принимают вид производительных сил капитала. И действительно, объединение одинаковых видов труда, осуществляемое в кооперации, сочетание различных видов труда, имеющее место при разделении труда, применение в машинной промышленности, в производственных целях, природных сил и науки, а также продуктов труда — все это противостоит рабочим, каждому в отдельности, как нечто чуждое им самим и как нечто вещное, как всего лишь форма бытия независимых от них и господствующих над ними средств труда, — подобно тому как сами эти средства труда, в их простой осязаемой форме, в качестве материала, инструмента и т. д., противостоят рабочим как функции капитала, а следовательно и капиталиста.

Общественные формы собственного труда рабочих — или формы их собственного [1318] общественного труда — представляют собой такие отношения, которые образовались совершенно независимо от рабочих, взятых отдельно друг от друга; рабочие, находясь в подчинении у капитала, становятся элементами этих общественных образований, но принадлежат эти общественные образования не им. Рабочим они противостоят поэтому как образы, принимаемые самим капиталом, как такие сочетания, которые — в отличие от рабочей силы каждого из этих рабочих в отдельности — составляют принадлежность капитала, возникают из него и включены в его состав. И это принимает все более реальную форму по мере того как, с одной стороны, сама рабочая сила этих рабочих претерпевает под воздействием указанных форм такие видоизменения, что она, в своем самостоятельном существовании, т. е. вне этой капиталистической связи, становится бессильной и ее самостоятельная способность к производству уничтожается; а с другой стороны, с развитием машинного производства условия труда все более выступают как силы, господствующие над трудом также и технологически, одновременно с этим заменяя труд, угнетая его, делая его излишним в его самостоятельных формах.

В этом процессе, в котором общественные черты труда рабочих противостоят им как нечто, в известном смысле, капитализированное (так, например, в машинном производстве осязаемые продукты труда выступают как властители труда), то же самое, естественно, происходит с силами природы и с наукой, этим продуктом всеобщего исторического процесса развития, абстрактно выражающим его квинтэссенцию: силы природы и наука противостоят рабочим как силы капитала. Наука и ее применения действительно отделяются от искусства отдельного рабочего и его знания дела, и хотя они, — если их проследить до самого их источника, — представляют собой опять-таки продукты труда, всё же они всюду, где они входят в процесс труда, выступают как включенные в состав капитала. Капиталист, применяющий машину, не должен обязательно понимать ее устройство (см. Юра)][158]. Но в машине сама реализованная наука противостоит рабочим в качестве капитала. И в самом деле, все эти основанные на общественном труде применения науки, сил природы и огромных масс продуктов труда выступают только как средства эксплуатации труда, как средства присвоения прибавочного труда, а следовательно как силы, принадлежащие капиталу и противостоящие труду. Капитал, конечно, применяет все эти средства лишь для того, чтобы эксплуатировать труд, но для эксплуатации труда капиталу неизбежно приходится применять эти средства в процессе производства. И таким образом развитие общественных производительных сил труда и условия этого развития выступают как такое деяние капитала, которое не только совершается помимо воли отдельного рабочего, но и прямо направлено против него.

Сам капитал имеет двойственный характер, так как он состоит из товаров:

1) Меновая стоимость (деньги); но это — самовозрастающая стоимость, такая стоимость, которая — благодаря тому, что она есть стоимость, — создает стоимость, возрастает как стоимость, получает приращение. Это возрастание стоимости сводится к обмену данного количества овеществленного труда на большее количество живого труда.

2) Потребительная стоимость. Здесь капитал проявляется со стороны тех определенных отношений, которые присущи ему в процессе труда. Но именно здесь капитал не остается таким материалом труда и таким средством труда, которым принадлежит просто лишь труд, включенный ими в свой состав: вместе с трудом капитал включил в свой состав также и общественные сочетания труда и ту ступень развития средств труда, которая соответствует этим его общественным сочетаниям. Капиталистическое производство впервые в крупном масштабе развивает как вещные, так и субъективные условия процесса труда, отрывая их от отдельного самостоятельного работника, но развивает их как такие силы, которые господствуют над отдельным рабочим и являются чуждыми для него.

Все это делает капитал каким-то весьма мистическим существом. [1318] [159]


* * *


[1320] Капитал, таким образом, производителен: 1) как сила, принуждающая к прибавочному труду, 2) как сила, поглощающая и присваивающая себе (в качестве их персонификации) производительные силы общественного труда и всеобщие общественные производительные силы, например науку.

Спрашивается: как или почему труд, противостоящий капиталу, выступает в качестве производительного, выступает как производительный труд, хотя производительные силы труда перешли к капиталу и хотя одну и ту же производительную силу нельзя считать дважды, один раз — как производительную силу труда, а другой раз — как производительную силу капитала? {Производительная сила труда составляет производительную силу капитала. А рабочая сила производительна вследствие различия между ее стоимостью и той стоимостью, которую эта рабочая сила создает.}

[б) Производительный труд в системе капиталистического производства]

Только буржуазная ограниченность, считающая капиталистические формы производства абсолютными его формами, а следовательно вечными естественными формами производства. может смешивать вопрос о том, что такое производительный труд с точки зрения капитала, с вопросом, какой труд вообще является производительным, или что такое производительный труд вообще; только она может поэтому кичиться, как проявлением особой мудрости, своим ответом, гласящим, что всякий труд, производящий вообще что-либо, имеющий что-либо своим результатом, тем самым есть уже производительный труд.

Производительным является лишь такой труд, который прямо превращается в капитал, т. е. только такой труд, который делает переменный капитал переменной величиной, а весь капитал К делает равным К + А[160]. Если переменный капитал до его обмена на труд равен х, — так что мы имеем уравнение у = х, — то производительным трудом является тот труд, который превращает х в х + h, а уравнение у = х превращает в уравнение у' = х + h. Таков первый пункт, требующий выяснения. Речь идет о труде, создающем прибавочную стоимость, или служащем капиталу тем фактором, который дает ему возможность образовать прибавочную стоимость и, следовательно, проявить себя в качестве капитала, в качестве самовозрастающей стоимости.

Во-вторых: общественные и всеобщие производительные силы труда выступают как производительные силы капитала; но эти производительные силы касаются только процесса труда, затрагивают только потребительную стоимость. Они принимают вид свойств, присущих капиталу как вещи, представляются в виде его потребительной стоимости. Они не затрагивают непосредственно меновой стоимости. Работают ли сто рабочих вместе или же каждый из них работает в одиночку, — стоимость произведенной ими массы продуктов равна ста рабочим дням, независимо от того, в большом или малом количестве продуктов представлены эти рабочие дни; другими словами, стоимость этой массы продуктов не зависит от производительности труда.

[1321] В одном только отношении различие в производительности труда затрагивает меновую стоимость.

Если, например, производительность труда развивается в какой-нибудь отдельной отрасли производства, — если, скажем, производство ткани с помощью механических ткацких станков, вместо ручных, перестает быть исключением и если при этом для изготовления одного аршина на механическом станке требуется только половина того рабочего времени, которое затрачивается при работе на ручном, — то 12 часов ручного ткача выражаются уже не в двенадцатичасовой стоимости, а только в шестичасовой, так как необходимое рабочее время сократилось теперь до 6 часов. 12 часов ручного ткача теперь равны уже только 6 часам общественного рабочего времени, несмотря на то, что этот ткач по-прежнему работает 12 часов.

Но не об этом здесь идет речь. Если мы, напротив, возьмем какую-нибудь другую отрасль производства, например в типографском деле — работу наборщика, где машины еще не применяются, то 12 часов труда в этой отрасли будут создавать совершенно такое же количество стоимости, какое создают 12 часов в тех отраслях производства, где машины и т. д. достигли самой высокой степени развития. Стало быть, как созидатель стоимости труд всегда остается трудом отдельного рабочего, только выраженным в виде всеобщего труда. Поэтому производительный труд в качестве труда, производящего стоимость, всегда противостоит капиталу как труд отдельной рабочей силы, как труд изолированного рабочего, в какие бы общественные сочетания эти рабочие ни вступали в процессе производства. Значит,

в то время как противостоящий рабочему капитал представляет общественную производительную силу труда, — противостоящий капиталу производительный труд рабочего всегда представляет только труд отдельного рабочего.

В-третьих: если свойство капитала — вынуждать у рабочего прибавочный труд и присваивать себе общественные производительные силы труда — принимает видимость такого свойства, которое присуще капиталу от природы, следовательно видимость свойства, вытекающего из его потребительной стоимости, — то также и наоборот: представляется, будто труду от природы присуще проявлять свои собственные общественные производительные силы как производительные силы капитала, а произведенный трудом прибавочный продукт — как произведенную капиталом прибавочную стоимость, как самовозрастание капитала.

Эти три пункта должны быть теперь рассмотрены в развернутом виде, и отсюда надлежит вывести различие между трудом производительным и непроизводительным.

К пункту 1-му. Производительность капитала состоит в том, что он противопоставляет себе труд как наемный труд, а производительность труда состоит в том, что он противопоставляет себе средства труда как капитал.

Мы видели, что деньги превращаются в капитал, т. е. определенная меновая стоимость превращается в самовозрастающую стоимость, в стоимость плюс прибавочная стоимость, благодаря тому, что одна часть этой меновой стоимости превращается в такие товары, которые являются для процесса труда необходимыми ему средствами труда (сырые материалы, инструменты, словом — вещественные условия труда), а другая часть идет на покупку рабочей силы. Однако не этот первоначальный обмен денег на рабочую силу, не самый факт покупки этой последней превращает деньги в капитал. Эта покупка превращает применяемую рабочую силу на определенный срок в составную часть капитала; другими словами, определенное количество живого труда становится одной из форм бытия самого капитала, его, так сказать, энтелехией{68}.

В действительном процессе производства живой труд превращается в капитал вследствие того, что этот труд, с одной стороны, воспроизводит заработную плату, — следовательно, воспроизводит стоимость переменного капитала, — ас другой стороны, создает прибавочную стоимость; в результате этого процесса превращения вся [авансированная] сумма денег превращается в капитал, хотя та ее часть, которая непосредственно функционирует как переменная, затрачивается лишь на заработную плату. Если раньше стоимость равнялась с + v, то теперь она равна с + (v + х), или, что то же самое, (с + v) + х[161]; другими словами: первоначальная сумма денег, первоначальная величина стоимости, возросла в процессе труда, проявила себя в качестве такой стоимости, которая одновременно и сохраняет и увеличивает себя.

{Необходимо отметить следующее: то обстоятельство, что только переменная часть капитала создает его приращение, ни в какой мере не меняет того факта, что посредством этого процесса увеличивается совокупная первоначальная стоимость, возрастая на величину прибавочной стоимости; остается, стало быть, в силе, что вся первоначальная сумма денег превращается в капитал. Ведь первоначальная стоимость равна с + v (постоянный капитал и переменный капитал). В указанном процессе она превращается в с + (v + x); выражение v + х представляет собой вновь созданную часть, возникшую путем превращения живого труда в труд овеществленный, превращения, которое обусловлено обменом v на рабочую силу и которое ведет свое начало от этого обмена, от превращения переменного капитала в заработную плату. Но с + (v + х) = + v) (первоначальный капитал) + х. Кроме того, превращение v в v + х, а стало быть и превращение + v) в + v) + х, могло осуществиться только благодаря тому, что часть денег превратилась в с. Одна часть денег может превратиться в переменный капитал лишь при том условии, что другая часть их превращается в постоянный капитал.}

В действительном процессе производства труд realiter{69} превращается в капитал, но это превращение обусловлено первоначальным обменом денег на рабочую силу. Только благодаря этому непосредственному превращению труда в овеществленный труд, принадлежащий не рабочему, а капиталисту, деньги и превращаются в капитал, включая и ту часть денег, которая приняла форму средств производства, условий труда. До этого деньги лишь an sich{70} являются капиталом, все равно, существуют ли они в своей собственной форме или же в виде таких товаров (продуктов), которые по своей натуральной форме могут служить средствами производства, необходимыми для создания новых товаров.

[1322] Только это определенное отношение к труду превращает деньги или товары в капитал, и только труд, превращающий деньги или товар в капитал, — в силу указанного отношения труда к условиям производства, которому соответствует определенный характер отношений в действительном процессе производства, — только этот труд и является производительным; иными словами, производительным является лишь тот труд, который сохраняет и увеличивает стоимость овеществленного труда, противостоящего рабочей силе как обособившийся от нее. Производительный труд — это лишь сокращенное выражение, обозначающее всю полноту и особый характер того отношения, в котором рабочая сила фигурирует в капиталистическом процессе производства. Но различение между производительным трудом и другими видами труда является в высшей степени важным, так как оно выражает как раз ту определенную форму труда, на которой основан весь капиталистический способ производства и сам капитал.

Итак, производительный труд в системе капиталистического производства — это такой труд, который производит для того, кто его применяет, прибавочную стоимость, или, иначе, это — труд, превращающий объективные условия труда в капитал, а их владельца — в капиталиста; это, стало быть, труд, создающий свой собственный продукт в качестве капитала.

Поэтому когда мы говорим о производительном труде, то мы говорим об общественно-определенном труде, о труде, который включает совершенно определенное отношение между покупателем труда и его продавцом.

И хотя деньги, находящиеся в руках покупателя рабочей силы, или имеющиеся у него товары — как средства производства, так и жизненные средства для рабочих — становятся капиталом только в силу указанного процесса, в котором они и претерпевают это превращение в капитал (до вступления же в процесс эти вещи не капитал, а только еще должны стать им), — тем не менее они «в себе» являются капиталом. Этим они обязаны тому факту, что они противостоят рабочей силе как нечто самостоятельное и что точно так же противостоит им рабочая сила, — мы имеем здесь то отношение, которое обусловливает и обеспечивает обмен на рабочую силу и последующий процесс действительного превращения труда в капитал. Средствам производства и жизненным средствам в их отношении к рабочим здесь с самого начала присущ тот определенный общественный характер, который делает их капиталом и дает им власть над трудом. По отношению к труду они являются поэтому предпосылкой, противостоя ему в качестве капитала.

Производительный труд может быть поэтому определен как такой труд, который прямо обменивается на деньги как на капитал, или — что является лишь сокращенным выражением того же самого — как труд, непосредственно обменивающийся на капитал, т. е. на деньги, которые «в себе» являются капиталом, которые предназначены функционировать как капитал, другими словами, которые противостоят рабочей силе в качестве капитала. Выражение: «труд, обменивающийся непосредственно на капитал», подразумевает, что труд обменивается на деньги как на капитал и actu{71} превращает эти деньги в капитал. Какие следствия вытекают из характеристики «непосредственно», — это будет сейчас выяснено точнее.

Производительным трудом является, следовательно, тот труд, который для рабочего лишь воспроизводит заранее определенную стоимость его рабочей силы, но вместе с этим, как созидающая стоимость деятельность, увеличивает стоимость капитала, иными словами: тот труд, который противопоставляет самому рабочему в виде капитала созданные этим трудом стоимости.

[в) Два существенно различных момента в обмене между капиталом и трудом]

В обмене между капиталом и трудом следует различать, как мы видели при рассмотрении процесса производства[162], два существенно различных, хотя и обусловливающих друг друга, момента.

Во-первых: Первоначальный обмен между трудом и капиталом есть формальный процесс, в котором капитал фигурирует как деньги, а рабочая сила — как товар. Продажа рабочей силы имеет место идеально, или юридически, в этом первом процессе, несмотря на то, что оплачивается труд только после того, как он выполнен, т. е. к концу дня, недели и т. д. Это ничего не меняет в сделке, посредством которой совершается продажа рабочей силы. В данном случае непосредственно продается не товар, содержащий овеществленный уже труд. а употребление самой рабочей силы, стало быть фактически самый труд, так как употребление рабочей силы выражается в ее действии — в труде. Значит, здесь мы имеем дело не с тем обменом труда на труд, который совершается через посредство обмена товара на товар. Если А продает В сапоги, то оба они обменивают труд: один обменивает труд, овеществленный в сапогах, а другой — труд, овеществленный в деньгах. Здесь же вступают в обмен, с одной стороны, овеществленный труд в его всеобщей общественной форме, т. е. в виде денег, а с другой стороны — труд, существующий еще только в качестве рабочей силы; предметом же купли и продажи служит употребление этой рабочей силы, т. е. самый труд, хотя стоимость продаваемого в данном случае товара представляет собой не стоимость труда (иррациональное выражение), а стоимость рабочей силы. Таким образом, здесь имеет место непосредственный обмен между овеществленным трудом и рабочей силой, которая de facto{72} превращается в живой труд, — т. е. здесь имеет место обмен между овеществленным и живым трудом. Поэтому заработная плата, — стоимость рабочей силы, — как это было развито выше, получает свое выражение в виде цены труда[163], его непосредственной покупной цены.

В пределах этого первого момента отношение между рабочим и капиталистом есть отношение между продавцом и покупателем товара. Капиталист уплачивает стоимость рабочей силы, т. е. стоимость покупаемого им товара.

Но в то же время рабочая сила покупается только потому, что то количество труда, которое она может и обязывается выполнить, больше того количества труда, которое требуется для воспроизводства рабочей силы; поэтому выполняемый ею труд и выражается в стоимости большей, чем стоимость рабочей силы.

[1323] Во-вторых: Второй момент обмена между капиталом и трудом не имеет на деле ничего общего с первым моментом, — строго говоря, он вовсе не является обменом.

Для первого момента характерен обмен денег на товар — обмен эквивалентов; рабочий и капиталист противостоят здесь друг другу только как товаровладельцы. Происходит обмен эквивалентов (а это значит: данное отношение не меняется от того, когда именно обмен фактически осуществляется; и стоит ли цена труда выше или ниже стоимости рабочей силы или же равна ей, — от этого характер сделки нисколько не меняется. Эта сделка может, следовательно, осуществляться в соответствии с общим законом товарного обмена).

Для второго момента характерно то, что здесь совсем нет обмена. Владелец денег перестал быть покупателем товара, а рабочий перестал быть его продавцом. Владелец денег действует теперь как капиталист. Он потребляет купленный им товар; поставляет же этот товар рабочий, так как употребление его рабочей силы есть не что иное, как самый труд его. В результате предшествующей сделки труд сам стал частью вещественного богатства. Рабочий выполняет этот труд, но принадлежит этот его труд капиталу, являясь отныне лишь функцией капитала. Он совершается поэтому под непосредственным контролем и управлением капитала, а продукт, в котором этот труд овеществляется, представляет собой ту новую форму, в которой выступает капитал, или, точнее, в которой он actu себя осуществляет в качестве капитала. Вот почему в этом процессе труд прямым образом овеществляется, непосредственно превращается в капитал, после того как в результате первой сделки труд формально уже превращен в составную часть капитала. При этом количество труда, превратившееся здесь в капитал, превышает то количество капитала, которое прежде было затрачено на покупку рабочей силы. В рассматриваемом процессе присваивается определенное количество неоплаченного труда, и только вследствие этого деньги превращаются в капитал.

Но хотя здесь в действительности и нет обмена, однако, отвлекаясь от посредствующих звеньев, мы видим, что в этом процессе — в качестве его результата, охватывающего оба момента в их единстве, — определенное количество овеществленного труда обменялось на большее количество живого труда. В итоге всего процесса это получает следующее выражение: труд, овеществившийся в своем продукте, больше того труда, который овеществлен в рабочей силе, и поэтому больше того овеществленного труда, который достается рабочему в качестве выплачиваемой ему заработной платы; иными словами: действительный результат процесса состоит в том, что капиталист не только получает обратно ту часть капитала, которую он израсходовал на заработную плату, но получает еще и прибавочную стоимость, которая достается ему совершенно безвозмездно. Непосредственный обмен между трудом и капиталом означает здесь: 1) непосредственное превращение труда в капитал, в вещественную составную часть капитала, — превращение, совершающееся в процессе производства; 2) обмен определенного количества овеществленного труда на такое же количество живого труда плюс добавочное количество живого труда, которое присваивается без обмена.

Выражение: «производительный труд есть такой труд, который непосредственно обменивается на капитал», охватывает все указанные моменты и представляет собой лишь производную формулировку того положения, что это — труд, превращающий деньги в капитал, труд, обменивающийся на условия производства как на капитал; следовательно, к этим условиям производства, фигурирующим здесь не просто лишь как условия производства, труд вступает в определенное отношение отнюдь не как труд просто, отнюдь не как лишенный специфического общественного характера.

Это заключает в себе: 1) взаимоотношение между деньгами и рабочей силой как отношение между товарами, куплю и продажу, происходящую между владельцем денег и владельцем рабочей силы; 2) прямое подчинение труда капиталу; 3) реальное превращение труда в капитал, совершающееся в процессе производства, или, что одно и то же, создание прибавочной стоимости для капитала. Происходит двоякого рода обмен между трудом и капиталом. Первый обмен выражает только покупку рабочей силы, стало быть, — если иметь в виду фактический результат, — покупку труда, а следовательно и его продукта. Второй обмен есть прямое превращение живого труда в капитал, или овеществление живого труда как осуществление капитала.

[г) Специфическая потребительная стоимость производительного труда для капитала]

Результатом капиталистического процесса производства является не просто продукт (потребительная стоимость) и не товар, т. е. потребительная стоимость, имеющая определенную меновую стоимость. Его результат, его продукт, состоит в создании прибавочной стоимости для капитала, а потому — в действительном превращении денег или товара в капитал, тогда как до процесса производства деньги и товары являются капиталом лишь в смысле своей общей направленности, лишь «в себе», лишь по своему назначению. Процесс производства поглощает большее количество труда, чем то, которое куплено. Это поглощение, [1324] это присвоение чужого неоплаченного труда, совершающееся в процессе производства, является непосредственной целью процесса капиталистического производства, ибо в задачи капитала как такового (а стало быть, и капиталиста как такового) не входит ни производство потребительных стоимостей, непосредственно предназначенных для собственного потребления, ни производство товаров для последующего превращения их в деньги, а затем — в потребительные стоимости. Цель капиталистического производства — обогащение, приумножение стоимости, ее увеличение, следовательно — сохранение прежней стоимости и создание прибавочной стоимости. И этот специфический продукт, производимый в процессе капиталистического производства, достается капиталу только в результате обмена на труд, называемый поэтому производительным трудом.

Для того чтобы производить товар, труд должен быть полезным трудом, должен производить какую-нибудь потребительную стоимость, выражать себя в какой-нибудь потребительной стоимости. И только труд, выражающий себя в товаре, следовательно — в потребительных стоимостях, является поэтому таким трудом, который обменивается на капитал. Эта предпосылка есть нечто само собой разумеющееся. Однако не этот конкретный характер труда, не его потребительная стоимость как таковая, не то, следовательно, обстоятельство, что он является, например, трудом портного, сапожника, прядильщика, ткача и т. д., — не это составляет специфическую потребительную стоимость труда для капитала, не это налагает на него в системе капиталистического производства печать производительного труда. Его специфическую потребительную стоимость для капитала образует не его определенный полезный характер, а также и не особые полезные свойства того продукта, в котором он овеществляется. Потребительная стоимость труда для капитала обусловлена характером этого труда как фактора, создающего меновую стоимость, обусловлена присущим ему характером абстрактного труда; однако дело не в том, что он представляет вообще определенное количество этого всеобщего труда, а в том, что он представляет большее количество абстрактного труда, чем то, которое содержится в цене труда, т. е. в стоимости рабочей силы.

Для капитала потребительная стоимость рабочей силы заключается именно в избытке того количества труда, которое доставляется рабочей силой, над тем количеством труда, которое овеществлено в ней самой и которое требуется поэтому для ее воспроизводства. Труд доставляется, конечно, в той определенной форме, которая присуща ему как особому полезному труду — как прядению, ткачеству и т. д. Но этот конкретный характер труда, который вообще делает его способным выражать себя в товаре, не составляет его специфическую потребительную стоимость для капитала. Для капитала эта потребительная стоимость труда состоит в том его количестве, которое он доставляет как труд вообще, и в избытке количества выполняемого труда над тем его количеством, которое составляет его оплату.

Определенная сумма денег х становится капиталом в силу того, что в своем продукте она выражается как х + h, т. е. в силу того, что то количество труда, которое содержится в ней как продукте, больше того количества труда, которое содержалось в ней первоначально. И это есть результат обмена между деньгами и производительным трудом; иными словами: только тот труд является производительным, который, обмениваясь на овеществленный труд, делает возможным, что этот последний получает свое выражение в виде увеличенного количества овеществленного труда.

Поэтому-то процесс капиталистического производства не есть просто производство товаров. Это — процесс, поглощающий неоплаченный труд, процесс, превращающий средства производства — материалы и средства труда — в средства поглощения неоплаченного труда.

Из всего вышеизложенного следует, что «производительный труд» — это такая характеристика труда, которая непосредственно не имеет абсолютно ничего общего с определенным содержанием труда, с его особой полезностью или со специфической потребительной стоимостью, в которой он выражается.

Один и тот же вид труда может быть как производительным, так и непроизводительным.

Например, Мильтон, написавший «Потерянный рай» и получивший за него 5 ф. ст., был непроизводительным работником. Напротив, писатель, работающий для своего книготорговца на фабричный манер, является производительным работником. Мильтон создавал «Потерянный рай» с той же необходимостью, с какой шелковичный червь производит шелк. Это было действенное проявление его натуры. Потом он продал свое произведение за 5 ф. ст. А лейпцигский литератор-пролетарий, фабрикующий по указке своего издателя те или иные книги (например, руководства по политической экономии), является производительным работником, так как его производство с самого начала подчинено капиталу и совершается только для увеличения стоимости этого капитала. Певица, продающая свое пение на свой страх и риск, — непроизводительный работник. Но та же самая певица, приглашенная антрепренером, который, чтобы загребать деньги, заставляет ее петь, — производительный работник, ибо она производит капитал.

[д) Непроизводительный труд как труд, доставляющий услуги. Покупка услуг в условиях капитализма. Вульгарный взгляд на отношение между капиталом и трудом как на обмен услуг]

[1325] Здесь возникают различные вопросы, которые нельзя смешивать. Покупаю ли я брюки в готовом виде или же покупаю сукно и нанимаю портного для работы у меня на дому, оплачивая ему его услугу (т. е. его портняжную работу), состоящую в превращении сукна в брюки, — это для меня совершенно безразлично, поскольку для меня имеют значение самые брюки. Вместо того чтобы брать портного на дом, я покупаю брюки у владельца портняжной мастерской, и я это делаю потому, что первый способ связан с большими издержками, — ведь брюки стоят меньше труда, следовательно обходятся дешевле, когда их производит портной-капиталист, нежели тогда, когда их производит портной у меня на дому. Но в обоих случаях я превращаю деньги, на которые я покупаю брюки, не в капитал, а в брюки; и в обоих случаях дело идет для меня о том, чтобы употребить деньги просто как средство обращения, т. е. превратить их в данную определенную потребительную стоимость. Таким образом, здесь деньги функционируют не в качестве капитала, несмотря на то, что в одном случае они обмениваются на товар, в другом же случае покупают самый труд как товар. Они функционируют только как деньги, выражаясь более определенно — как средство обращения.

С другой стороны, работающий у меня на дому портной не есть производительный рабочий, хотя его труд доставляет мне продукт, брюки, а ему — цену его труда, деньги. Возможно, что количество труда, доставляемое этим портным, превышает то количество труда, которое заключается в получаемой им от меня плате; это даже весьма вероятно, так как цена его труда определяется ценой, получаемой теми портными, которые являются производительными рабочими. Но для меня это абсолютно безразлично. Раз цена установлена, то мне совершенно все равно, работает ли этот портной 8 или 10 часов. Для меня имеет значение только потребительная стоимость, брюки, причем — независимо от того, приобретаю ли я их первым или вторым способом, — я заинтересован, конечно, в том, чтобы заплатить за них как можно меньше; в этом я одинаково заинтересован как в первом, так и во втором случае: уплаченная мною цена в обоих случаях не должна быть выше нормальной. Это — расход на мое потребление: не прирост моих денег, а наоборот, их убыль. Это — отнюдь не средство обогащения, как и вообще ни одна затрата денег для моего личного потребления не является средством обогащения.

Какой-нибудь «ученый», из персонажей Поль де Кока, пожалуй, скажет мне, что без этой покупки, так же как и без покупки хлеба, я не могу жить, а стало быть не могу и обогащаться; что эта покупка является, таким образом, косвенным средством — или по крайней мере условием — моего обогащения. На том же основании можно было бы считать мое кровообращение и процесс моего дыхания условиями моего обогащения.

Однако ни мое кровообращение, ни процесс моего дыхания сами по себе меня нисколько не обогащают, а наоборот, и то и другое предполагает наличие дорогостоящего обмена веществ, и если бы этот последний не был совершенно необходим, то на свете и бедняков не было бы. Поэтому простой, непосредственный обмен денег на труд не превращает ни деньги в капитал, ни труд — в производительный труд.

Что же является наиболее характерным в этом обмене? Чем отличается он от обмена денег на производительный труд? С одной стороны — тем, что деньги расходуются в данном случае как деньги, как самостоятельная форма меновой стоимости, которая должна быть превращена в какую-нибудь потребительную стоимость, в жизненные средства, в предмет личного потребления. Деньги не становятся здесь капиталом, а наоборот, они перестают существовать в качестве меновой стоимости — для того чтобы быть истраченными, потребленными в виде потребительной стоимости. С другой стороны, труд интересует меня здесь только как потребительная стоимость, как услуга, благодаря которой сукно превращается в брюки, — как такая услуга, которую труд оказывает мне вследствие присущего ему определенного полезного характера.

Напротив, та услуга, которую этот же наемный портной оказывает нанявшему его портному-капиталисту, состоит вовсе не в том, что он превращает сукно в брюки, а в том, что необходимое рабочее время, овеществляемое в брюках, равно 12 часам, получаемая же наемным портным заработная плата равна всего лишь 6 часам. Услуга, которую он оказывает капиталисту, состоит, стало быть, в том, что он работает 6 часов безвозмездно. То обстоятельство, что это совершается в форме шитья брюк, только прикрывает действительное отношение. Поэтому при первой же возможности портной-капиталист старается превратить брюки обратно в деньги, т. е. в такую форму, в которой определенный характер портняжного труда бесследно исчезает, а оказанная услуга получает свое выражение в том, что — вместо рабочего времени в 6 часов, [1326] представленного в определенной сумме денег, — налицо оказывается рабочее время в 12 часов, выраженное в сумме денег вдвое большей.

Я покупаю портняжный труд ради той услуги, которую он оказывает именно в качестве портняжного труда, удовлетворяя мою нужду в одежде, обслуживая, следовательно, одну из моих потребностей. Портной-капиталист покупает его как средство, позволяющее из одного талера сделать два. Я покупаю портняжный труд потому, что он производит определенную потребительную стоимость, оказывает определенную услугу.

Капиталист покупает этот труд потому, что последний доставляет такую сумму меновой стоимости, которая больше затраченных на него издержек, т. е. потому, что он для капиталиста всего лишь средство обменять меньшее количество труда на большее его количество.

В тех случаях, когда деньги непосредственно обмениваются на такой труд, который не производит капитала, т. е. на непроизводительный труд, этот труд покупается как услуга. Это выражение означает вообще не что иное, как ту особую потребительную стоимость, которую доставляет этот труд, подобно всякому другому товару; но особая потребительная стоимость этого труда получила здесь специфическое название «услуги» потому, что труд оказывает услуги не в качестве вещи, а в качестве деятельности, — что, однако, нисколько не отличает его, скажем, от какой-нибудь машины, например от часов. Do ut facias, facio ut facias, facio ut des, do ut des[164] являются здесь совершенно одинаковыми по своему значению формами одного и того же отношения, в то время как в капиталистическом производстве форма do ut facias выражает собой весьма специфическое отношение между отдаваемой стоимостью, имеющей вещную форму, и присваиваемой живой деятельностью. Поэтому, так как в покупке услуг совершенно не содержится специфического отношения труда и капитала, — здесь оно либо полностью изгладилось, либо вовсе отсутствует, — то. покупка услуг естественно является для Сэя, Бастиа и всей их компании излюбленной формой для выражения отношения между капиталом и трудом.

Как устанавливается стоимость этих услуг и как сама эта стоимость определяется законами заработной платы, — это вопрос, который совершенно не относится к исследованию изучаемого нами здесь отношения и который подлежит рассмотрению в главе о заработной плате.

Из сказанного вытекает, что один лишь обмен денег на труд еще не превращает этого последнего в производительный труд и что, с другой стороны, содержание этого труда, при первом подходе к вопросу, есть нечто безразличное.

Рабочий сам может покупать труд, т. е. товары, доставляемые в форме услуг, и расходование его заработной платы на такие услуги ничем не отличается от расходования ее на покупку каких бы то ни было других товаров. Услуги, покупаемые рабочим, могут быть более необходимыми или менее необходимыми: он может купить, например, услугу врача или услугу попа, совершенно так же, как он может купить себе хлеба или водки. Как покупатель, — т. е. как представитель денег, противостоящих товару, — рабочий принадлежит к той же самой категории, к которой капиталист принадлежит в тех случаях, когда он выступает только в роли покупателя, т. е. когда дело сводится только к тому, чтобы перевести деньги в форму товара. Как определяется цена этих услуг и каково отношение ее к заработной плате в собственном смысле слова, в какой мере она регулируется законами заработной платы, в какой мере отклоняется от них, — все эти вопросы подлежат рассмотрению в исследовании о заработной плате и к настоящему исследованию совершенно не относятся.

Если, таким образом, один лишь обмен денег на труд еще не превращает этого последнего в производительный труд, или, что то же, не превращает денег в капитал, — то, с другой стороны, и содержание труда, его конкретный характер, его особая полезность выступает, при первом подходе к вопросу, как нечто безразличное: выше мы видели, что тот же труд того же портного в одном случае фигурирует как производительный труд, а в другом — как непроизводительный.

Известного рода услуги, иными словами: потребительные стоимости, представляющие собой результат известных видов деятельности или труда, воплощаются в товарах, другие же услуги, напротив, не оставляют осязательных результатов, существующих отдельно от исполнителей этих услуг; иначе говоря, результат их не есть пригодный для продажи товар. Так, например, услуга, оказываемая мне певцом, удовлетворяет мою эстетическую потребность; но то, чем я наслаждаюсь, существует только в виде деятельности, неотделимой от самого певца, и как только прекращается его труд, т. е. пение, так прекращается и наслаждение, испытываемое мной; я наслаждаюсь самой деятельностью — ее воздействием на мой слух. Сами по себе эти услуги, подобно покупаемым мной товарам, могут быть действительно необходимыми или же только казаться таковыми — как, например, услуги солдата, врача, адвоката, — либо же они могут быть такими услугами, значение которых ограничивается доставляемым ими наслаждением. Но от этого нисколько не меняется их экономический характер. Если я здоров и не нуждаюсь в помощи врача или если я имею счастье не вести судебных процессов, то я буду избегать, как чумы, траты денег на услуги врачей и юристов.

[1328][165] Услуги могут быть также навязанными, например услуги чиновников и т. п.

Если я покупаю услугу учителя — или другие покупают ее для меня — не с той целью, чтобы развить мои способности, а с той целью, чтобы приобрести известную сноровку, дающую мне возможность зарабатывать деньги, и если я при этом действительно что-нибудь усваиваю, — что само по себе нисколько не зависит от оплаты учителю выполняемой им услуги, — то издержки на это обучение, подобно издержкам на мое содержание, входят в издержки производства моей рабочей силы. Но особая полезность этой услуги нисколько не изменяет данного экономического отношения; деньги не превращаются здесь в капитал, другими словами: я не становлюсь по отношению к исполнителю услуги, к учителю, капиталистом, не превращаюсь в его хозяина. И потому экономический характер этого отношения нисколько не зависит от того, излечивает ли меня врач, успешно ли обучает меня учитель, выигрывает ли мое дело адвокат. Оплачивается здесь услуга как таковая, но по самой ее природе ее результат не может быть гарантирован исполнителем услуги. Оплата значительной части услуг принадлежит к издержкам, связанным с потреблением товаров; таковы, например, услуги кухарки, горничной и т. д.

Характерным для всех видов непроизводительного труда является то, что я могу пользоваться ими, — как это имеет место и при покупке всех остальных товаров с целью потребления, — только в той мере, в какой я эксплуатирую производительных рабочих. Поэтому производительный рабочий меньше всех имеет возможность располагать услугами непроизводительных работников, хотя ему и приходится больше всех платить за навязанные ему услуги (государство, налоги). Наоборот, возможность применять труд производительных рабочих отнюдь не увеличивается для меня пропорционально тому, в какой мере я применяю труд непроизводительных работников; здесь, напротив, имеет место отношение обратной пропорциональности.

Даже производительные рабочие могут быть по отношению ко мне непроизводительными работниками. Если я, например, обиваю комнаты своего дома матерчатыми обоями, причем обойщики являются наемными рабочими того предпринимателя, который выполняет этот мой заказ, то для меня дело обстоит точно так же, как если бы я купил обитый уже дом, т. е. затратил бы деньги на товар, служащий мне предметом потребления. Но для предпринимателя, заставляющего этих рабочих производить обивку, они являются производительными рабочими, так как производят для него прибавочную стоимость. [1328]


* * *


[1333] Насколько с точки зрения капиталистического производства непроизводителен тот рабочий, который, хотя и производит пригодные для продажи товары, но лишь в размере стоимости его собственной рабочей силы, — тот рабочий, который, — следовательно, не создает прибавочной стоимости для капитала, — это видно уже из тех мест у Рикардо, где говорится, что самое существование такого рода людей является обузой[166]. Такова теория и практика капитала:

«Как теория капитала, так и практика, состоящая в том, что продолжительность труда доводится до той точки, на которой труд, сверх издержек на содержание рабочего, может произвести еще и прибыль для капиталиста, противоречат, по-видимому, естественным законам, регулирующим производство» (Th. Hodgskin. Popular Political Economy, London, 1827, стр. 238) [Русское издание, стр. 196]. [1333]


* * *


[1336] Мы видели: процесс капиталистического производства — это не только процесс производства товаров, но и процесс производства прибавочной стоимости, поглощение прибавочного труда и, следовательно, процесс производства капитала. Первый, формальный акт обмена между деньгами и трудом — или между капиталом и трудом — лишь в возможности является присвоением чужого живого труда посредством труда овеществленного. Действительный процесс присвоения совершается только в действительном процессе производства, для которого пройденным уже этапом является указанная первая, формальная сделка, где капиталист и рабочий противостоят друг другу просто как товаровладельцы, относятся друг к другу как покупатель и продавец. Поэтому-то все вульгарные экономисты, например Бастиа, не идут дальше этой первой, формальной сделки, — для того именно, чтобы мошеннически отделаться от специфически капиталистического отношения. В обмене между деньгами и непроизводительным трудом это различие обнаруживается с полной ясностью. Здесь деньги и труд обмениваются друг на друга только в качестве товаров. Этот обмен, стало быть, не образует капитала, а представляет собой трату дохода. [1336]

[е) Труд ремесленников и крестьян в капиталистическом обществе]

[1328] Как же обстоит дело с теми самостоятельными ремесленниками или крестьянами, которые не имеют наемных рабочих и производят, стало быть, не как капиталисты? Они, — что является типичным для крестьянина {но не относится, скажем, к садовнику, которого я нанимаю лично для себя}, — могут быть товаропроизводителями, и я покупаю тогда у них товар, причем дело нисколько не меняется, например, от того,

что ремесленник изготовляет свой товар по заказу, а крестьянин поставляет свой товар в меру имеющихся у него средств. В данном случае они вступают в определенное отношение ко мне в качестве продавцов товаров, а не в качестве продавцов труда, и, стало быть, это отношение не имеет ровно ничего общего с обменом капитала на труд, а следовательно сюда неприменимо различение между производительным трудом и непроизводительным, — различение, которое основано на том, обменивается ли труд на деньги как на таковые или же он обменивается на деньги как на капитал. Поэтому крестьяне и ремесленники не принадлежат ни к категории производительных рабочих, ни к категории непроизводительных работников, хотя и являются товаропроизводителями. Но это такие товаропроизводители, производство которых не подчинено капиталистическому способу производства.

Возможно, что эти производители, работающие с помощью собственных средств производства, не только воспроизводят свою рабочую силу, но и создают прибавочную стоимость, причем их положение позволяет им присваивать себе свой собственный прибавочный труд или же часть его (так как остальная часть отнимается у них в форме налогов и т. д.). Здесь перед нами выступает одна особенность, характерная для такого общества, в котором определенный способ производства является преобладающим, хотя еще не все производственные отношения данного общества подчинены этому способу производства. Так, в феодальном обществе приобрели феодальный облик даже и такие отношения, которые весьма далеки от существа феодализма (лучше всего можно изучать это на примере Англии, потому что феодальная система была перенесена туда из Нормандии в готовом виде и ее формы наложили свою печать на существовавший там общественный уклад, отличавшийся от нее во многих отношениях). Например, феодальный облик приобрели чисто-денежные отношения, где дело идет вовсе не о взаимных личных услугах сюзерена и вассала. Иллюстрацией может служить также фикция, состоящая в том, что мелкий крестьянин владеет своим участком земли на правах лена.

Точно так же обстоит дело при капиталистическом способе производства. Независимый крестьянин или ремесленник подвергается раздваиванию{73}. В качестве владельца средств производства он является капиталистом, в качестве работника — своим собственным наемным рабочим. Он, таким образом, как капиталист, уплачивает самому себе заработную плату и извлекает прибыль из своего капитала, т. е. эксплуатирует себя самого как наемного рабочего и, в виде прибавочной стоимости, платит себе самому ту дань, которую труд вынужден отдавать капиталу. Равным образом может случиться, что он, в качестве землевладельца, уплачивает себе еще и некоторую третью часть (ренту), подобно тому, — мы в дальнейшем увидим это[167], — как промышленный капиталист, применяющий в своем предприятии свой собственный [1329] капитал, уплачивает себе самому процент и притом считает, что это причитается ему не как промышленному капиталисту, а как капиталисту просто.

Тот определенный общественный характер, который средства производства, выражая определенное производственное отношение, приобретают при капиталистическом производстве, в такой мере сросся с материальным бытием этих средств производства как таковых, а в представлении буржуазного общества в такой степени неотделим от этого материального бытия, что указанный общественный характер (выражаемый как определенная категория) приписывается даже таким отношениям, которые прямо противоречат ему. Средства производства становятся капиталом лишь постольку, поскольку они, обособившись, выступают против труда как самостоятельная сила. В рассматриваемом же случае производитель — работник — является владельцем своих средств производства, их собственником. Стало быть, они — не капитал, и работник ни в какой мере не противостоит им как наемный рабочий. Тем не менее они рассматриваются как капитал, а сам работник раздваивается, — выходит, что он в качестве капиталиста нанимает самого себя как рабочего.

Такой способ представления, каким бы иррациональным он ни казался на первый взгляд, выражает все же на деле нечто правильное в следующем смысле. В рассматриваемом случае производитель создает, правда, свою собственную прибавочную стоимость { предполагается, что производитель продает свой товар по его стоимости}, иными словами: во всем его продукте овеществлен только его собственный труд. Но тот факт, что он может присваивать самому себе весь продукт своего собственного труда, что третьим лицом, хозяином, не присваивается избыток стоимости его продукта над средней ценой его труда в течение, скажем, одного дня, — этот факт должен быть отнесен не за счет его труда (в данном отношении он ничем не отличается от других рабочих), а только за счет того обстоятельства, что он владеет средствами производства. Значит, только благодаря тому, что он является собственником средств производства, ему достается его собственный прибавочный труд, и в этом смысле он относится как свой собственный капиталист к самому себе как к наемному рабочему.

Разъединение выступает в нынешнем обществе как нормальное отношение. Поэтому там, где это разъединение не имеет места в действительности, оно предполагается, и, как только что было показано, это в известном смысле правильно; ибо (в отличие, например, от общественных отношений Древнего Рима, Норвегии, а также Америки — на северо-западе Соединенных Штатов) соединение фигурирует здесь как нечто случайное, а разъединение — как нечто нормальное, и потому разъединение кладется в основу как определенное отношение даже и там, где в одном лице соединяются различные функции. Здесь совершенно разительно обнаруживается тот факт, что капиталист как таковой есть лишь функция капитала, а рабочий — функция рабочей силы. К тому же законом является то, что в процессе экономического развития эти функции разделяются между различными лицами и что ремесленник — или крестьянин, — производящий при помощи своих собственных средств производства, либо мало-помалу превращается в мелкого капиталиста, уже эксплуатирующего чужой труд, либо лишается своих средств производства { чаще всего бывает последнее, хотя бы он даже и оставался номинальным собственником средств производства, как, например, крестьянин при ипотечной задолженности} и превращается в наемного рабочего. Такова тенденция развития в той общественной формации, в которой преобладает капиталистический способ производства.

[ж) Дополнительная характеристика производительного труда как труда, овеществляющегося в материальном богатстве]

При изучении существенных отношений капиталистического производства можно, таким образом, допустить { так как капиталистическое производство к этому все более и более приближается; так как это — основное направление процесса и так как только при этом условии развитие производительных сил труда достигает наиболее высокой точки}, что весь мир товаров, все сферы материального производства — производства материального богатства — подчинены (формально или реально) капиталистическому способу производства. При этом предположении, которое выражает предел указанного процесса и которое, следовательно, все больше приближается к тому, чтобы стать точным изображением действительности, все рабочие, занятые в производстве товаров, являются наемными рабочими, а средства производства противостоят им во всех сферах материального производства как капитал. Согласно этому, можно признать характерным для производительных рабочих, т. е. для рабочих, производящих капитал, то обстоятельство, что их труд овеществляется в товарах, в материальном богатстве. И таким образом производительный труд, — кроме своей, имеющей решающее значение, характерной черты, которая относится совершенно безразлично к содержанию труда и которая от этого содержания не зависит, — кроме этой черты, производительный труд приобретает отличающуюся от нее вторую, дополнительную характеристику.

[з) Проявления капитализма в области нематериального производства]

В нематериальном производстве, — даже если оно ведется исключительно для обмена и, следовательно, производит товары, — возможны два случая:

1) Оно имеет своим результатом такие товары, такие потребительные стоимости, которые обладают самостоятельной формой, обособленной как по отношению к производителю, так и по отношению к потребителю, — которые, следовательно, способны сохранять свое существование в промежутке времени между производством и потреблением и, стало быть, могут обращаться в течение этого времени как пригодные для продажи товары; таковы, например, книги, картины и вообще все произведения искусства, существующие отдельно от художественной деятельности создающего их художника. Здесь капиталистическое производство применимо только в очень ограниченном масштабе, — например, в том случае, когда какой-нибудь литератор эксплуатирует для какого-нибудь коллективного произведения, скажем для энциклопедии, многих других авторов в качестве подручных работников. [1330] В большинстве случаев здесь дело ограничивается переходной к капиталистическому производству формой, заключающейся в том, что люди, занятые различными видами научного и художественного производства, ремесленники или же мастера своего дела, работают на совокупный торговый капитал книготорговцев, — отношение, не имеющее ничего общего с капиталистическим способом производства в собственном смысле слова и еще не подчиненное ему даже формально. То обстоятельство, что именно в этих переходных формах эксплуатация труда достигает наивысшей степени, нисколько не меняет существа дела.

2) Производимый продукт неотделим от того акта, в котором он производится, как это имеет место у всех художников-исполнителей, ораторов, актеров, учителей, врачей, попов и т. д. Капиталистический способ производства также и здесь находит себе применение только в небольшом объеме и по самой природе вещей может здесь применяться только в некоторых сферах. Например, учителя могут быть в учебных заведениях простыми наемными работниками для предпринимателя, владельца учебного заведения; подобного рода фабрики для обучения весьма многочисленны в Англии. Хотя по отношению к своим ученикам эти учителя вовсе не являются производительными рабочими, но они являются таковыми по отношению к нанявшему их предпринимателю. Последний обменивает свой капитал на их рабочую силу и обогащается путем этого процесса. Таким же путем обогащаются также и антрепренеры театров, увеселительных заведений и т. д. По отношению к публике актер выступает здесь как художник, но для своего предпринимателя он — производительный рабочий. Все эти проявления капиталистического производства в данной области так незначительны в сравнении со всем производством в целом, что могут быть оставлены совершенно без внимания.

[и) Проблема производительного труда под углом зрения процесса материального производства в целом]

С развитием специфически капиталистического способа производства, при котором значительное число рабочих сообща производит один и тот же товар, неизбежно становится весьма различным, конечно, то отношение, которое непосредственно существует между трудом тех или иных рабочих и предметом производства. Например, упомянутые выше чернорабочие на фабрике[168] совсем не имеют прямого отношения к обработке сырья. Рабочие, состоящие надсмотрщиками над теми рабочими, которые непосредственно имеют дело с этой обработкой, стоят еще несколько дальше. Отношение инженера опять-таки другое, и работает он преимущественно только головой — и т. д. Но совокупность всех этих работников, обладающих рабочими силами различной стоимости (хотя вся масса применяемого труда находится примерно на одном и том же уровне), производит такой результат, который, — если рассматривать результат процесса труда, взятого просто как процесс труда, — получает свое выражение в товаре, в каком-нибудь материальном продукте. Все эти работники вместе, в качестве одного производственного коллектива, представляют собой живую машину для производства этих продуктов, — подобно тому как они, если рассматривать весь процесс производства в целом, обменивают свой труд на капитал и воспроизводят деньги капиталиста как капитал, т. е. в качестве самовозрастающей, увеличивающейся стоимости.

Характерную черту капиталистического способа производства составляет как раз то, что он отрывает друг от друга различные виды труда, а стало быть разъединяет также умственный и физический труд — или те виды труда, в которых преобладает та или другая сторона, — и распределяет их между различными людьми. Это, однако, не мешает материальному продукту быть продуктом совместного труда всех этих людей, или — что то же — не мешает продукту их совместного труда овеществляться в материальном богатстве; с другой стороны, это разъединение нисколько не мешает также и тому, что отношение каждого из этих людей в отдельности к капиталу неизменно остается отношением наемного работника, отношением производительного рабочего в этом специфическом смысле. Все эти люди не только непосредственно участвуют в производстве материального богатства, но и обменивают свой труд непосредственно на деньги как на капитал и поэтому не только воспроизводят свою заработную плату, но непосредственно создают еще прибавочную стоимость для капиталиста. Их труд состоит из оплаченного труда плюс неоплаченный, прибавочный труд.

[к) Транспортная промышленность как одна из сфер материального производства. Производительный труд в транспортной промышленности]

Кроме добывающей промышленности, земледелия и обрабатывающей промышленности существует еще четвертая сфера материального производства, которая в своем развитии тоже проходит различные ступени производства: ремесленную, мануфактурную и машинную. Это — транспортная промышленность, все равно, перевозит ли она людей или товары. Отношение производительного труда, т. е. наемного рабочего, к капиталисту здесь совершенно такое же, как и в других сферах материального производства. Далее, здесь предмет труда подвергается известному материальному изменению — в смысле пространственной перемены, перемены места. Когда речь идет о перевозке людей, эта перемена места является только услугой, выполняемой для них предпринимателем. Но отношение между покупателями этой услуги и ее продавцами имеет так же мало общего с отношением производительных рабочих к капиталу, как и отношение между продавцами пряжи и ее покупателями.

Если же рассматривать этот процесс по отношению к товарам, то [1331] здесь в процессе труда предмет труда, товар, действительно претерпевает известное изменение. Изменяется его пространственное бытие и тем самым подвергается изменению его потребительная стоимость, так как изменяется пространственное бытие этой последней. Меновая стоимость товара возрастает при этом в размере того количества труда, которое требуется для того, чтобы произвести данное изменение потребительной стоимости товара, — в размере той суммы труда, которая определяется, с одной стороны, потреблением постоянного капитала, т. е. суммой овеществленного труда, входящего в товар, а с другой стороны, суммой живого труда, — как это имеет место в процессе увеличения стоимости всех других товаров.

Как только товар дошел до места назначения, перемена, которую претерпевала его потребительная стоимость, исчезла, и выражается эта перемена еще только в повысившейся меновой стоимости товара, в его вздорожании. И хотя реальный труд не оставил при этом никакого следа в потребительной стоимости, тем не менее этот труд реализовался в меновой стоимости данного материального продукта. Для транспортной промышленности, стало быть, имеет силу то же, что и для всех других сфер материального производства: труд также и в этой сфере воплощается в товаре, хотя он и не оставляет на потребительной стоимости товара никакого заметного следа.


* * *


Здесь мы имеем дело пока только с производительным капиталом, т. е. с капиталом, занятым в непосредственном процессе производства. В дальнейшем мы перейдем к капиталу в процессе обращения, и только потом, при рассмотрении той особой формы, которую капитал принимает в качестве торгового капитала, можно будет ответить на вопрос, в какой мере занятые им рабочие являются производительными или непроизводительными[169]. [XXI— 1331]

[13) Наброски планов I и III частей «Капитала»[170]

[а) План I части, или I отдела, «Капитала»]

[XVIII—1140] Первый отдел[171]«Процесс производства капитала» — разделить следующим образом:

1) Введение: Товар, Деньги.

2) Превращение денег в капитал.

3) Абсолютная прибавочная стоимость: а) Процесс труда и процесс увеличения стоимости; b) Постоянный капитал и переменный капитал; с) Абсолютная прибавочная стоимость; d) Борьба за нормальный рабочий день; e) Одновременные рабочие дни (число одновременно применяемых рабочих). Сумма прибавочной стоимости и норма прибавочной стоимости (величина и высота?).

4) Относительная прибавочная стоимость: а) Простая кооперация; b) Разделение труда; с) Машины и т. д.

5) Сочетание абсолютной и относительной прибавочной стоимости. Соотношения (пропорция) между наемным трудом и прибавочной стоимостью. Формальное и реальное подчинение труда капиталу. Производительность капитала. Производительный и непроизводительный труд.

6) Обратное превращение прибавочной стоимости в капитал. Первоначальное накопление. Теория колонизации Уэйкфилда.

7) Результат процесса производства. (Переворот в проявлении закона присвоения может быть рассмотрен либо в пункте 6-м, либо в пункте 7-м.)

8) Теории прибавочной стоимости.

9) Теории о производительном и непроизводительном труде. [XVIII—1140]

[б) План III части, или III отдела, «Капитала»]

[XVIII—1139] Третий отдел — «Капитал и прибыль» — разделить следующим образом:

1) Превращение прибавочной стоимости в прибыль. Норма прибыли в ее отличии от нормы прибавочной стоимости.

2) Превращение прибыли в среднюю прибыль. Образование общей нормы прибыли. Превращение стоимостей в цены производства.

3) Теории прибыли и цен производства у А. Смита и Рикардо.

4) Земельная рента (Иллюстрация различия между стоимостью и ценой производства).

5) История так называемого рикардовского закона земельной ренты.

6) Закон падения нормы прибыли. А. Смит, Рикардо, Кэри.

7) Теории прибыли.

(Вопрос, не следует ли включить Сисмонди и Мальтуса уже в «Теории прибавочной стоимости».)

8) Распадение прибыли на промышленную прибыль и процент. Торговый капитал. Денежный капитал.

9) Доход и его источники. Сюда же включить и вопрос об отношении между процессом производства и процессом распределения.

10) Возвратные движения денег в совокупном процессе капиталистического производства.

11) Вульгарная политическая экономия.

12) Заключение. Капитал и наемный труд. [XVIII—1139]

[в) План 2-й главы[172] III части «Капитала»]

[XVIII—1109] Вторая глава третьей части, исследующей «Капитал и прибыль», трактует об образовании общей нормы прибыли. Здесь надо рассмотреть следующие вопросы:

1) Различное органическое строение капиталов. Оно обусловлено отчасти различием [соотношения] между переменным и постоянным капиталом, поскольку это различие проистекает из определенной ступени развития производства, из абсолютных количественных соотношений между машинами и сырьем, с одной стороны, и той массой труда, которая приводит их в движение. Эти различия относятся к процессу труда. Равным образом здесь необходимо рассмотреть и те проистекающие из процесса обращения различия основного и оборотного капитала, которые вносят изменения в увеличение стоимости капитала за данный период времени в различных сферах.

2) Различия в соотношении стоимостей составных частей различных капиталов, не проистекающие из их органического строения. Это возникает в таком случае преимущественно из различия в стоимости сырья, даже при предположении, что в двух различных сферах сырье поглощает одинаковое количество труда.

3) Неодинаковость норм прибыли в различных сферах капиталистического производства, возникающая в результате упомянутых выше различий. Только для капиталов одинакового строения и т. д. верно то, что норма прибыли у них одна и та же и что масса прибыли прямо пропорциональна величине применяемого капитала.

4) Для совокупного же капитала имеет силу то, что изложено в первой главе. В капиталистическом производстве каждый капитал выступает как частица совокупного капитала, как некоторая его доля. Образование общей нормы прибыли (Конкуренция).

5) Превращение стоимостей в цены производства. Различие между стоимостью, издержками производства и ценой производства.

6) Чтобы включить еще разбор рикардовских представлений об этом предмете, добавить такой пункт: Влияние общих колебаний заработной платы на общую норму прибыли, а отсюда на цены производства. [XVIII—1109]

Загрузка...