Том 26, ч.3

[1)] Развитие капитала, приносящего проценты, на основе капиталистического производства [Фетишизация отношений капиталистического способа производства. Капитал, приносящий проценты, как наиболее полное выражение этого фетишизма. Вульгарные экономисты и вульгарные социалисты о проценте на капитал]

[XV — 891] Форма дохода и источники дохода выражают отношения капиталистического производства в наиболее фетишистской форме. Это — их бытие в том виде, в каком оно проявляется на поверхности, оторванное от скрытой под ней связи и посредствующих промежуточных звеньев. Так земля становится источником земельной ренты, капитал — источником прибыли, а труд — источником заработной платы. Та извращенная форма, в которой выражается действительно существующее извращение, естественным образом воспроизводится в представлениях агентов этого способа производства. Это — особого рода фикция без фантазии, религия вульгарного обывателя. Вульгарные экономисты — их надо строго отличать от экономистов-исследователей, являвшихся предметом нашей критики, — фактически переводят [на язык политической экономии] представления, мотивы и т. д. находящихся в плену у капиталистического производства носителей его, представления и мотивы, в которых капиталистическое производство отражается лишь в своей поверхностной видимости. Они переводят их на доктринерский язык, но с точки зрения господствующей части [общества], капиталистов, и поэтому не наивно и объективно, а апологетически. Скудоумное и педантичное высказывание вульгарных представлений, с необходимостью возникающих у носителей этого способа производства, весьма и весьма отличается от стремления таких политико-экономов, как физиократы, А. Смит, Рикардо, понять внутреннюю связь явлений.

Однако из всех этих форм наиболее завершенным фетишем является капитал, приносящий проценты. Здесь перед нами первоначальный исходный пункт капитала, деньги, и формула Д— Т — Д', сведенная к ее двум крайним членам, Д — Д'. Деньги, создающие большее количество денег. Это — первоначальная и всеобщая формула капитала, сокращенная до бессмысленного резюме.

Земля, или природа, как источник земельной ренты, т. е. земельной собственности, — это достаточно фетишистично. Но в результате милого смешения потребительной стоимости и меновой стоимости здесь у обыденного представления еще имеется возможность прибегать [для объяснения ренты] к производительной силе самой природы, которая посредством какого-то фокуса персонифицируется в земельном собственнике.

Труд как источник заработной платы, т. е. той доли рабочего в его продукте, которая определяется специфической общественной формой труда; труд как источник того, что рабочий за свой труд покупает себе у продукта (у капитала, рассматриваемого вещественно) разрешение производить и обладает в труде таким источником, благодаря которому к нему возвращается часть его продукта в виде платы от этого продукта как работодателя, — это тоже достаточно недурно. Но обыденное представление здесь все же в той мере согласуется с действительным положением дела, что хотя оно и смешивает труд с наемным трудом, а потому и продукт наемного труда, заработную плату, с продуктом труда, тем не менее здравому человеческому рассудку остается ясным одно, а именно — что труд сам создает свою заработную плату.

Что касается капитала, то, поскольку он рассматривается в процессе производства, о нем всегда в большей или меньшей степени сохраняется представление, что это есть орудие для ловли чужого труда. Считается ли это «справедливым» или «несправедливым», обоснованным или необоснованным, — здесь всегда предполагается и подразумевается отношение капиталиста к рабочему.

Поскольку капитал выступает в процессе обращения, что представителям обыденного воззрения особенно бросается в глаза в купеческом капитале, как такой разновидности капитала, которая занята только этой операцией, то здесь прибыль толкуется отчасти при помощи неопределенного представления о всеобщем надувательстве, отчасти же при помощи более определенного представления о том, что купец надувает промышленного капиталиста так, как промышленный капиталист надувает рабочего, или же что купец надувает потребителя так, как производители надувают друг друга. Как бы то ни было, прибыль объясняется здесь из обмена, стало быть из общественного отношения, а не из вещи.

Напротив, в капитале, приносящем проценты, фетиш получает свое завершение. Здесь перед нами капитал в его готовом виде, — следовательно, единство процесса производства и процесса обращения, — и потому в определенный период времени он приносит определенную прибыль. В форме капитала, приносящего проценты, остается только это последнее определение, без опосредствования процессом производства и процессом обращения. В капитале и прибыли существует еще воспоминание о том, что было до этого, хотя из-за различия между прибылью и прибавочной стоимостью, из-за единообразной прибыли всех капиталов — общей нормы прибыли — капитал уже [892] очень затемняется, становится чем-то темным и мистическим.

В капитале, приносящем проценты, получает свое завершение этот автоматический фетиш, самовозрастающая стоимость, деньги, создающие деньги, и в этой форме он уже не несет на себе никаких следов своего происхождения. Превращение общественного отношения в отношение вещи (денег, товара) к себе самой здесь завершено.

Дальнейшее исследование процента и его отношения к прибыли сюда не относится, как не относится сюда и исследование того, в какой пропорции прибыль делится на промышленную прибыль и процент. Ясно одно, а именно: что в капитале и проценте получает свое завершение капитал как таинственный и самосозидающий источник процента, т. е. источник своего собственного увеличения. Вот почему для [обыденного] представления капитал и существует преимущественно в этой форме. Это — капитал par excellence^{154}.

Так как на основе капиталистического производства определенная сумма стоимости, представленная в деньгах или товарах, — собственно говоря, в деньгах, в превращенной форме товара, — дает возможность извлекать gratis^{155} из рабочих определенное количество труда, присваивать определенную прибавочную стоимость, прибавочный труд, прибавочный продукт, то ясно, что сами деньги могут продаваться как капитал, как товар sui generis^{156}, или что капитал можно покупать в форме товара или денег.

Капитал может продаваться как источник прибыли. Посредством денег и т. д. я даю другому человеку возможность присваивать себе прибавочную стоимость. Естественно поэтому, что я получаю часть этой прибавочной стоимости. Подобно тому как земля имеет стоимость в силу того, что она дает мне возможность перехватывать часть прибавочной стоимости, и я поэтому оплачиваю в земле лишь эту перехватываемую при ее помощи прибавочную стоимость, — так и в капитале я оплачиваю создаваемую при его помощи прибавочную стоимость. Так как в процессе капиталистического производства, помимо реализации прибавочной стоимости, стоимость капитала увековечивается, воспроизводится, то естественно, что деньги или товары, когда они продаются в качестве капитала, возвращаются после определенного периода к продавцу и что продавец денег никогда не отчуждает их, как отчуждают продаваемый товар, а сохраняет за собой собственность на них. Деньги или товары продаются в этом случае не как деньги или товары, а как возведенные во вторую степень, как капитал, как самовозрастающие деньги или товарные стоимости. Они не только увеличивают себя, но и сохраняют себя в совокупном процессе производства. Поэтому они остаются капиталом для продавца, возвращаются к нему обратно. Продажа состоит здесь в том, что третье лицо, которое применяет их как производительный капитал, обязано определенную часть своей прибыли, которую оно получает лишь благодаря этому капиталу, уплатить владельцу капитала. Подобно земле, деньги сдаются в аренду как такая создающая стоимость вещь, которая сохраняется в этом процессе созидания стоимости, постоянно все снова и снова возвращается, а поэтому и может быть возвращена первоначальному продавцу. Только благодаря возвращению к первоначальному продавцу деньги являются капиталом. Не будь этого возвращения денег, он продавал бы их как товар, или покупал бы на них как на деньги.

Но во всяком случае форма, рассматриваемая сама по себе (в действительности деньги периодически отчуждаются как средство для эксплуатации труда, для получения прибавочной стоимости), здесь такова, что вещь выступает теперь как капитал, а капитал как всего лишь вещь, весь же результат капиталистического процесса производства и обращения — как некое присущее самой вещи свойство; и от владельца денег, т. е. товара в той его форме, которая всегда способна к обмену, зависит, израсходует ли он их в качестве денег или отдаст взаймы в качестве капитала.

Здесь перед нами отношение капитала как основной суммы к самому себе как к плоду, и его собственной стоимостью определяется размер той прибыли, которую он приносит, причем сам он в результате этого процесса не исчезает (как это и соответствует природе капитала).

Понятно поэтому, почему поверхностная критика, подобно тому как она хочет сохранить товар и борется против денег, обращается теперь со своей реформаторской мудростью против капитала, приносящего проценты, не затрагивая при этом действительного капиталистического производства, и нападает только на один из результатов последнего. Эта ведущаяся с позиций капиталистического производства полемика против капитала, приносящего проценты, которая ныне величает себя «социализмом», встречается к тому же как момент развития самого капитала, например, в XVII столетии, когда промышленному капиталисту приходилось еще отвоевывать себе положение в борьбе со старомодным ростовщиком, который тогда еще был сильнее его.

[893] Наиболее полным овеществлением [Versachlichung], извращением и сумасшествием капитала как капитала, приносящего проценты, — в чем, однако, лишь наиболее ощутимым образом выступает внутренняя природа капиталистического производства, его сумасшедший характер, — является капитал. приносящий «сложные проценты», где капитал выступает как какой-то Молох, который требует себе весь мир как причитающуюся ему жертву, но по вине некоего таинственного рока никогда не удовлетворяет своих законных, из самой своей природы вытекающих требований, постоянно встречает препятствия на пути их удовлетворения.

Характерным движением капитала — как в процессе производства, так и в процессе обращения — является возвращение денег или товаров к их исходному пункту, к капиталисту. Это выражает, с одной стороны, реальный метаморфоз, состоящий в том, что товар превращается в условия своего производства, а условия производства снова превращаются в форму товара: воспроизводство; с другой стороны — формальный метаморфоз, состоящий в том, что товар превращается в деньги, а деньги снова превращаются в товар. Наконец, это же возвращение к исходному пункту выражает здесь возрастание стоимости, Д — Т — Д'. Первоначальная стоимость, но увеличивающаяся в ходе процесса, всегда остается в руках того же капиталиста. Изменяются только те формы, в каких он владеет ею, — владеет ли он ею в форме денег, в форме товара или в форме самого процесса производства.

В капитале, приносящем проценты, это возвращение капитала к своему исходному пункту получает совершенно внешний облик, отделенный от того действительного движения, формой которого оно является. А затрачивает свои деньги не как деньги, а как капитал. Здесь не происходит никакого превращения денег. Они лишь переходят из одних рук в другие. Их действительное превращение в капитал происходит лишь в руках В. Но для А они стали капиталом благодаря своему переходу из рук А в руки В. Действительное возвращение капитала из процесса производства и обращения имеет место для В. А для А возвращение денег осуществляется таким же образом, как и их отчуждение. Из рук В деньги обратно переходят в руки A. Последний ссужает деньги, а не расходует их.

Всякое перемещение денег в действительном процессе производства капитала выражает какой-нибудь момент воспроизводства: либо превращение денег в труд, либо превращение готового товара в деньги (завершение акта производства), либо обратное превращение денег в товар (возобновление процесса производства, повторение воспроизводства). Перемещение денег, когда они ссужаются как капитал, т. е. когда они не превращаются в капитал, а вступают как капитал в обращение, выражает всего лишь передачу тех же самых денег из одних рук в другие. Титул собственности остается в руках ссудодателя, а владение деньгами переходит в руки промышленного капиталиста. Но для ссудодателя превращение денег в капитал начинается с того момента, когда он затрачивает их не как деньги, а как капитал, т. е. когда он передает их в руки промышленного капиталиста. (Деньги остаются для него капиталом и в том случае, когда он ссужает их не промышленнику, а расточителю, или когда он ссужает их рабочему, не могущему внести плату за квартиру. На этом основывается все ломбардное дело.) Правда, другое лицо действительно превращает их в капитал, но эта операция совершается за пределами той, какая происходит между ссудодателем и ссудополучателем. В последней это опосредствование погашено, не видимо, непосредственно не заключено. Вместо действительного превращения денег в капитал здесь имеется лишь бессодержательная форма этого превращения денег в капитал. Как это имеет место с рабочей силой, потребительной стоимостью денег становится здесь то, что они создают меновую стоимость, большую меновую стоимость, чем та, которая содержится в них самих. Они ссужаются как самовозрастающая стоимость, как товар, по такой товар, который именно этим своим свойством отличается от товара как такового, а потому и обладает особой формой отчуждения.

Исходным пунктом капитала является товаровладелец, владелец денег, одним словом — капиталист. Так как у капитала исходный и конечный пункт совпадают, то капитал возвращается к капиталисту. Но здесь капиталист существует двояким образом: как собственник капитала и как промышленный капиталист, действительно превращающий деньги в капитал. Фактически [894] капитал исходит от второго капиталиста и возвращается обратно к нему, но только как к временному владельцу. Капиталист существует здесь двояким образом: юридически и экономически. Как собственность, капитал и возвращается поэтому к юридическому капиталисту, к побочному супругу. Однако возвращение капитала, которое включает сохранение его стоимости и делает его сохраняющейся и увековечивающейся стоимостью, опосредствовано для капиталиста № 2, но отнюдь не для капиталиста № 1. Поэтому и возвращение капитала выступает здесь не как следствие и результат ряда экономических процессов, а как следствие особой юридической сделки между покупателем и продавцом, как следствие того, что капитал в данном случае отдан взаймы, а не продан, т. е. что он отчужден лишь на время. В действительности продается лишь его потребительная стоимость, которая здесь состоит в том, чтобы производить меновую стоимость, приносить прибыль, производить большую стоимость, чем та, которую содержит он сам. Как деньги, капитал не изменяется от употребления. Но как деньги он отдается другому лицу и как деньги он притекает обратно.

Та форма, в которой капитал притекает обратно, зависит от способа воспроизводства данного капитала. Если капитал ссужается как деньги, то он возвращается в форме оборотного капитала, — возвращается вся его стоимость плюс прибавочная стоимость, в данном случае та часть прибавочной стоимости или прибыли, которая сводится к проценту; отданная в ссуду сумма денег плюс приращение, возникшее из нее.

Если капитал ссужается в форме машин, зданий и т. д., одним словом, в той вещественной форме, в которой он в процессе производства должен функционировать в качестве основного капитала, то он возвращается обратно в форме основного капитала, в качестве аннуитета, т. е., например, ежегодного платежа, равного возмещению за изнашивание, соответствующему той части стоимости основного капитала, которая вошла в обращение, — плюс та часть прибавочной стоимости, которая начисляется как прибыль (здесь: как часть прибыли, как процент) на основной капитал (не поскольку это — основной капитал, а поскольку это вообще капитал определенной величины).

Уже в прибыли как таковой прибавочная стоимость — а потому и ее, прибыли, действительный источник — затемнена и мистифицирована:

1) тем, что, рассматриваемая формально, прибыль есть прибавочная стоимость, исчисляемая на весь авансированный капитал, так что каждая часть капитала, как основного так и оборотного, затраченная на сырье, машины или труд, приносит одинаковую прибыль;

2) тем, что, подобно тому как у отдельного данного капитала, например в 500, если прибавочная стоимость составляет 50, то и каждая часть капитала, например каждая пятая часть, приносит 10 %, — так теперь вследствие установления общей нормы прибыли всякий капитал в 500 или в 100, в какой бы сфере он ни был занят, каково бы ни было в нем соотношение переменного и постоянного капитала, каким бы различным ни было время его оборота и т. д., приносит в один и тот же период времени такую же среднюю прибыль, например в 10 %, как и всякий другой капитал, действующий при совершенно иных органических условиях. Тем, следовательно, что прибыль отдельных капиталов, рассматриваемых порознь, и прибавочная стоимость, созданная ими самими в их собственных сферах производства, становятся реально различными величинами.

Во втором пункте, впрочем, получает лишь дальнейшее развитие то, что заключалось уже в первом.

Но процент как раз и покоится на этой уже совершенно внешней форме прибавочной стоимости, форме, отличной от того ее первого простого облика, в котором она еще носит на себе следы своего происхождения, и отнюдь не распознаваемой с первого же взгляда, — на ее бытии как прибыли. Процент непосредственно предполагает не прибавочную стоимость, а прибыль, частью которой, отнесенной в особую категорию, особую рубрику, он всего лишь и является. Таким образом, в проценте прибавочную стоимость еще гораздо труднее узнать, чем в прибыли, так как он имеет непосредственное отношение к прибавочной стоимости лишь постольку, поскольку последняя выступает в форме прибыли.

Время возвращения капитала зависит от действительного процесса производства; у капитала, приносящего проценты, его возвращение как капитала кажется зависящим всего лишь от соглашения между ссудодателем и ссудополучателем. Поэтому с точки зрения этой сделки возвращение капитала выступает уже не как такой результат, который определяется процессом производства, а так, как будто капитал ни на один момент не утрачивал форму денег. Конечно, фактически эти сделки определяются действительными возвращениями капитала, но в самой сделке это не проявляется.

[895] Процент, в его отличии от прибыли, представляет силу голой собственности на капитал, т. е. он превращает собственность на деньги (на сумму стоимости, на товар в любой форме) потенциально в собственность на капитал, а потому превращает товары или деньги, взятые сами по себе, в самовозрастающую стоимость. Конечно, условия труда являются капиталом лишь постольку, поскольку они по отношению к рабочему функционируют как его не-собственность, а потому как чужая собственность. Но как чужая для рабочего собственность они функционируют только в антагонистическом отношении к труду. Антагонистическое бытие этих условий труда по отношению к труду делает их собственника капиталистом, а эти принадлежащие ему условия труда — капиталом. Однако в руках денежного капиталиста А капитал не обладает этим антагонистическим характером, делающим его капиталом и, стало быть, приводящим также к тому, что собственность на деньги выступает как капиталистическая собственность. Та реальная определенность формы, в силу которой деньги или товар становятся капиталом, здесь погашена. Денежный капиталист А никак не противостоит рабочему, он противостоит лишь другому капиталисту В. Он ему продает в действительности лишь «употребление» денег, те результаты, какие они вызовут, когда будут превращены в производительный капитал. Но на самом деле употребление, потребление — это не то, что он здесь продает непосредственно. Когда я продаю товар, я продаю определенную потребительную стоимость. Когда я на товар покупаю деньги, я покупаю ту функциональную потребительную стоимость, которою обладают деньги как превращенная форма товара. Потребительную стоимость товара я не продаю наряду с его меновой стоимостью, равно как и не покупаю особую потребительную стоимость денег наряду с самими деньгами. Но до своего превращения в капитал и функционирования в качестве капитала, чего деньги не делают в руках ссудодателя, — деньги как деньги не имеют другой потребительной стоимости, кроме той, какою они обладают как товар (золото, серебро— их, денег, вещественная субстанция) или как деньги, как превращенная форма товара. На самом деле то, что ссудодатель продает промышленному капиталисту, то, что происходит в этой сделке, состоит лишь в следующем: ссудодатель предоставляет промышленному капиталисту на определенное время собственность на деньги. Он отчуждает свой титул собственности на известный срок, и тем самым промышленный капиталист на известный срок покупает себе эту собственность. Поэтому деньги ссудодателя выступают как капитал еще до того, как они отчуждены: голая собственность на деньги или на товар, отделенная от процесса капиталистического производства, выступает как капитал.

Дело ничуть не меняется от того, что деньги проявляют себя как капитал только после их отчуждения, подобно тому как потребительная стоимость хлопка ничуть не меняется от того, что она проявляет себя на деле лишь после его отчуждения прядильщику, или потребительная стоимость мяса ничуть не меняется от того, что она проявляет себя на деле только после того, как мясо из лавки мясника перешло на стол потребителя. Деньги, коль скоро они не расходуются на потребление, товар, коль скоро он не служит опять-таки для потребления собственника этого товара, делают поэтому своего собственника капиталистом и сами по себе — отдельно от процесса капиталистического производства и до превращения их в «производительный» капитал — выступают как капитал, т. е. как самовозрастающая, самосохраняющаяся и увеличивающая самоё себя стоимость. Создавать стоимость, приносить проценты, является их имманентным свойством совершенно так же, как свойством грушевого дерева является приносить груши. И именно как такую приносящую проценты вещь продает свои деньги промышленному капиталисту ссудодатель. Так как деньги эти сохраняются, являются самосохраняющейся стоимостью, то промышленный капиталист может вернуть их в любой условленный срок. Так как они ежегодно создают определенную прибавочную стоимость, определенный процент, точнее, так как в каждый промежуток времени на них нарастает стоимость, то ссудополучатель может уплачивать ссудодателю эту прибавочную стоимость ежегодно или в другие, определенные в договоре сроки. Ведь в качестве капитала деньги ежедневно приносят прибавочную стоимость совершенно так же, как это делает наемный труд. Хотя процент есть лишь фиксированная под особым названием часть прибыли, он здесь выступает как такое созидание прибавочной стоимости, которое присуще капиталу как таковому, в отрыве от процесса производства, и потому свойственно голой собственности на капитал, собственности на деньги и товары, в отрыве от отношений, порождающих антагонизм между этой собственностью и трудом и потому придающих этой собственности характер капиталистической собственности, — свойственно голой собственности на капитал и потому капиталу в собственном смысле слова. Напротив, промышленная прибыль выступает здесь как всего лишь надбавка к проценту, которую ссудополучатель зарабатывает себе путем производительного применения полученного в ссуду капитала, т. е. путем эксплуатации рабочих при помощи этого капитала (иначе это выражают еще и так: путем приложения своего труда как труда капиталиста, так что функции капиталиста здесь приравниваются к труду, больше того — отождествляются с наемным трудом, поскольку [896] промышленный капиталист, действительно функционирующий в процессе производства, на самом деле выступает как деятельный агент производства, как работник, в отличие от ленивого, бездеятельного ссудодателя, выполняющего функции собственника в отрыве от процесса производства и вне этого процесса).

Таким образом, не прибыль, а процент выступает как созидание стоимости капиталом, проистекающее из капитала как такового, а потому — из голой собственности на капитал; процент выступает поэтому как такой доход, созидание которого свойственно капиталу. В такой форме его поэтому и берут вульгарные экономисты. В этой форме стерто всякое опосредствованно и завершен фетишистский облик капитала, равно как завершено и представление о капитале-фетише. Этот облик с необходимостью возникает в результате того, что юридическая собственность на капитал отделяется от экономической собственности на него и присвоение части прибыли, под названием процента, осуществляется таким потенциальным капиталом — или таким собственником капитала, — который совершенно отделен от процесса производства.

Для вульгарного экономиста, который хочет изобразить капитал как самостоятельный источник стоимости, самостоятельный источник созидания стоимости, эта форма, естественно, является настоящей находкой, такой формой, в которой уже нельзя распознать источник прибыли и при которой результат капиталистического процесса, отделенный от самого процесса, получает некое самостоятельное бытие. В Д — Т — Д' еще содержится опосредствованно. В Д — Д' мы имеем иррациональную форму капитала, извращение и овеществление [Versachlichung] производственного отношения в наивысшей степени.

Общей норме прибыли соответствует, естественно, общая норма процента, или общая процентная ставка. Мы не намерены заниматься здесь дальнейшим выяснением этого вопроса, так как анализ капитала, приносящего проценты, относится не к этому общему отделу, а к отделу о кредите[148]. Но для полного выяснения этой формы проявления капитала важно отметить то, что общая норма прибыли в гораздо меньшей степени выступает как осязательный твердый факт, чем норма процента, или процентная ставка. Правда, процентная ставка постоянно колеблется. Сегодня (на денежном рынке для промышленного капиталиста, а только об этом идет у нас речь) она составляет 2, завтра 3, послезавтра 5 %. Но эта ставка равна 2, 3, 5 % для всех ссудодателей. Это есть общее отношение любой денежной суммы в 100 ф. ст. — приносить 2, 3, 5 %, тогда как такая же сумма стоимости, действительно функционирующая в качестве капитала, в различных сферах производства приносит весьма различные действительные прибыли, отклонения которых от идеального среднего уровня прибыли ведут к тому, что этот средний уровень прибыли устанавливается из указанных отклонений всегда только посредством некоторого процесса, некоторой реакции, и это достигается всегда только в более или менее продолжительные периоды обращения капитала. На протяжении некоторого ряда лет норма прибыли в определенных сферах стоит на более высоком уровне, на протяжении следующего ряда лет — на более низком. Средняя прибыль получится как среднее при соединении вместе этих периодов или ряда подобных эволюций. Но в силу этого она никогда не выступает как нечто непосредственно данное, а только как средний результат противоречивых колебаний. Иначе обстоит дело с процентной ставкой. В своей всеобщности она — ежедневно фиксируемый факт, такой факт, который для промышленного капиталиста служит в его операциях даже предпосылкой и одной из статей при калькуляциях. Общая норма прибыли существует на деле лишь как идеальное среднее число, поскольку она служит для оценки действительных прибылей; она существует лишь как среднее число, как абстракция, поскольку она фиксируется как нечто само по себе готовое, определенное, данное; в реальной же действительности она существует лишь в форме тенденции, определяющей движение выравнивания действительных различных норм прибыли, будь то отдельных капиталов в одной и той же сфере или различных капиталов в различных сферах производства.

[897] То, что ссудодатель требует от капиталиста, исходит из расчета общей нормы прибыли (средней), а не из индивидуальных отклонений от нее, имеющихся у отдельных капиталистов. Среднее становится здесь предпосылкой. Сама процентная ставка изменяется, но для всех ссудодателей.

Определенная, одинаковая процентная ставка, напротив, существует не только в среднем, но и фактически (хотя и с вариациями между минимумом и максимумом, в зависимости от того, считается ли данный ссудополучатель первоклассным дебитором или нет), и отклонения от нее выступают скорее как исключения, обусловленные особыми обстоятельствами. Метеорологические бюллетени отмечают положение барометра не с большей точностью, чем биржевой бюллетень показывает положение процентной ставки — не для того или другого отдельного капитала, а для всего находящегося на денежном рынке, т. е. ссужаемого, капитала.

Здесь не место выяснять, откуда проистекает эта большая фиксированность и одинаковость процентной ставки на ссужаемый капитал в отличие от менее осязательной формы общей нормы прибыли и в противоположность ей. Выяснение этого относится к отделу о кредите. Но ясно одно: колебания нормы прибыли, — совершенно оставляя в стороне те особые преимущества, какими пользуются отдельные капиталисты в пределах одной и той же сферы производства, — зависят внутри каждой сферы от уровня рыночных цен в каждый данный момент и от их колебаний вокруг цен издержек. Различие норм прибыли в различных сферах может быть установлено только посредством сравнивания рыночных цен в различных сферах — т. е. рыночных цен различных товаров — с ценами издержек этих товаров. Падения нормы прибыли в какой-нибудь отдельной сфере ниже идеального среднего уровня достаточно, если оно удерживается более или менее продолжительное время, для того, чтобы отвлечь капитал от этой сферы или исключить для нее приток нового капитала в среднем размере. Ибо распределение капитала по отдельным сферам производства выравнивается не столько путем перераспределения уже вложенного капитала, сколько путем притока нового, добавочного капитала. Наличие, наоборот, сверхприбыли в отдельных сферах можно установить [также] лишь посредством сравнивания рыночных цен с ценами издержек. Как только различие так или иначе обнаруживается, начинается отлив капиталов от одних сфер производства и приток их к другим. Помимо того, что это — такой акт выравнивания, который требует времени, сама средняя прибыль в каждой отдельной сфере выступает лишь в виде некоторой средней величины из тех норм прибыли, которые реализуются в течение, например, 7-летнего цикла и т. д., в зависимости от природы данного капитала. Следовательно, простых колебаний вверх и вниз, если они не превышают средней меры, не принимают чрезвычайной формы, не достаточно для того, чтобы вызвать перемещение капитала, тем более, что тут для перемещения капитала возникают еще те трудности, которые вытекают из особенностей основного капитала. Кратковременные конъюнктуры могут действовать лишь в ограниченной мере и притом больше в отношении притока или отлива добавочного капитала, чем в отношении перераспределения уже вложенного в различные сферы капитала.

Мы видим, что все это в целом есть очень сложное движение, причем здесь играют роль, с одной стороны, рыночные цены в каждой отдельной сфере, сравнительные цены издержек различных товаров, состояние спроса и предложения в пределах каждой сферы, а с другой стороны, конкуренция капиталистов различных сфер; кроме того, более быстрое или более медленное выравнивание зависит здесь от особенностей органического строения капиталов (например, больше основного или оборотного капитала) и от особенностей природы их товаров, смотря по тому, насколько легче природа их как потребительных стоимостей допускает более быстрое снятие их с рынка, уменьшение или увеличение их предложения, соответственно состоянию рыночных цен.

Совершенно иначе обстоит дело с денежным капиталом. На денежном рынке противостоят друг другу только две категории: покупатели и продавцы, спрос и предложение. На одной стороне класс капиталистов, берущих взаймы, на другой — класс капиталистов, дающих взаймы. Товар имеет здесь одну и ту же форму — форму денег. Здесь стерты все те особые формы, которые капитал принимает в зависимости от того, в какой особой сфере производства или обращения он вложен. Капитал существует здесь в лишенной различий, равной самой себе форме самостоятельной меновой стоимости — в форме денег. Здесь прекращается конкуренция отдельных сфер; все они, как заемщики денег, свалены в одну кучу, и капитал противостоит им всем без различия тоже в такой форме, в которой он еще безразличен к формам своего применения. Если капитал, функционирующий в процессе производства, [898] только в движении конкуренции между отдельными сферами проявляет себя как общий капитал всего класса, то здесь он действительно всей своей массой выступает так в спросе на капитал. С другой стороны, денежный капитал (капитал на денежном рынке) действительно обладает той формой, в которой он, как общий для всех элемент, безразличный к тому или иному особому его применению, распределяется между различными сферами среди всего класса капиталистов, соответственно потребностям производства каждой отдельной сферы. К этому присоединяется еще то, что с развитием крупной промышленности денежный капитал, поскольку он выступает на рынке, все в большей мере представлен не отдельным капиталистом, собственником той или иной частицы находящегося на рынке капитала, а банкирами, которые его концентрируют, организуют и подчиняют своему контролю совсем иначе, чем реальное производство. Таким образом, со стороны спроса денежному капиталу противостоит класс в его целом, а со стороны предложения он выступает как ссудный капитал en masse^{157}, как ссудный капитал всего общества, концентрированный в немногих резервуарах.

Таковы некоторые из тех причин, в силу которых общая норма прибыли кажется расплывающимся миражем по сравнению с фиксированной ставкой процента, величина которой, правда, колеблется, но так, что это совсем не мешает тому, чтобы она колебалась одинаково для всех заемщиков и потому всегда противостояла им как фиксированная данная величина, подобно тому как изменение стоимости денег не препятствует тому, чтобы они обладали одинаковой стоимостью по отношению ко всем товарам. Подобно тому как ежедневно колеблются рыночные цены товаров, что не мешает их ежедневной котировке, так колеблется и процентная ставка, которая столь же регулярно отмечается в котировках в качестве цены денег. Это происходит потому, что сам капитал здесь предлагается как особого рода товар — деньги. Поэтому фиксация его цены является, как и у всех других товаров, фиксацией его рыночной цены. Поэтому норма процента всегда выступает как общая норма процента, как определенное количество денег за определенное количество денег. Напротив, норма прибыли даже внутри одной и той же сферы может быть различна при одинаковых рыночных ценах товаров (в зависимости от тех условий, при которых отдельные капиталы производят один и тот же товар; ибо особая норма прибыли зависит не от рыночной цены товара, а от разности между рыночной ценой и издержками производства), и выравнивается она внутри различных сфер только в процессе, посредством постоянных колебаний. Одним словом: только в денежном капитале, в ссужаемом денежном капитале капитал стал товаром, свойство которого самовозрастать имеет фиксированную цену, отмечаемую в существующем в каждый данный момент проценте.

Как капитал, приносящий проценты, и именно в его непосредственной форме приносящего проценты денежного капитала (другие формы капитала, приносящего проценты, которые здесь нас не интересуют, являются в свою очередь производными от этой формы и предполагают ее), капитал получил поэтому свою чистейшую фетишистскую форму. Во-первых, вследствие его постоянного пребывания в форме денег, т. е. в такой форме, в которой стерта всякая определенность его и не видны его реальные элементы, он существует только как бытие самостоятельной меновой стоимости, как стоимость, получившая самостоятельное бытие. В реальном процессе капитала денежная форма является мимолетной. На денежном рынке капитал всегда существует в этой форме. Во-вторых, созданная капиталом прибавочная стоимость, опять-таки в форме денег, представляется здесь принадлежащей капиталу как таковому, а потому принадлежащей просто собственнику денежного капитала, капитала, отделенного от проделываемого им процесса. Д— Т — Д' превращается здесь в Д— Д' и, подобно тому как формой капитала здесь служит лишенная различий денежная форма — ведь деньги суть именно та форма, в которой погашено различие товаров как потребительных стоимостей, а потому погашено также и различие производительных капиталов, состоящих из условий существования этих товаров, различие особых форм самих производительных капиталов, — так и та прибавочная стоимость, которую создает денежный капитал, те возросшие деньги, в которые он превращается или которыми он является, выступают в виде определенной нормы, масштабом которой служит величина самой денежной суммы. При ставке в 5 % 100 ф. ст. как капитал равны 105 ф. ст. Так получается совершенно осязательная форма самовозрастающей стоимости, или денег, создающих деньги, и вместе с тем — совершенно иррациональная форма, непонятная, мистифицированная. При анализе капитала мы исходили из Д — Т— Д, где Д — Д' было лишь результатом[149]. Теперь мы имеем Д— Д' в качестве субъекта. Как дереву свойствен рост, так капиталу в этой его чистой форме денег свойственно порождение денег (τοχοζ^{158}). Ту непонятную форму, которая предстает перед нами на поверхности и из которой мы поэтому исходили в своем анализе, мы находим снова как результат такого процесса, в котором форма капитала становится все более отчужденной и все менее связанной с его внутренней сущностью.

[899] Мы исходили из денег как превращенной формы товара. Мы приходим к деньгам как превращенной форме капитала. Совершенно аналогичным образом наше исследование явило нам товар как предпосылку и как результат процесса производства капитала.

В этой своей форме, наиболее причудливой и вместе с тем наиболее близкой обыденному представлению, капитал является как «основной формой» вульгарных экономистов, так и ближе всего лежащим пунктом для нападения со стороны поверхностной критики. Первое — отчасти потому, что здесь меньше всего проявляется внутренняя связь и капитал выступает в такой форме, в которой он кажется самостоятельным источником стоимости; отчасти потому, что в этой форме совершенно затушеван и погашен его антагонистический характер, не видна противоположность между капиталом и трудом. С другой стороны, в этой форме капитал подвергается нападкам потому, что здесь он выступает в наиболее иррациональном виде и представляет наиболее легкий пункт для нападения со стороны вульгарных социалистов.

Полемика буржуазных экономистов XVII столетия (Чайлд, Калпепер и т. д.) против процента как самостоятельной формы прибавочной стоимости есть лишь борьба возникающей промышленной буржуазии против старомодных ростовщиков, монополистов денежного богатства того времени. Приносящий проценты капитал является здесь еще допотопной формой капитала, которая еще только должна быть подчинена промышленному капиталу и стать в зависимое от него положение, какое приносящий проценты капитал теоретически и практически должен занимать на основе капиталистического производства. Буржуазия не преминула прибегнуть здесь к помощи государства, как она это делала и в других случаях, когда надо было приспособить существующие, унаследованные от прежних времен производственные отношения к ее собственным нуждам и потребностям.

Ясно, что какое-нибудь иное распределение прибыли между различными категориями капиталистов, т. е. повышение промышленной прибыли за счет понижения процентной ставки и наоборот, никак не затрагивает сущности капиталистического производства. Поэтому тот социализм, который направлен против капитала, приносящего проценты, как «основной формы» капитала, не только сам по уши увяз в представлениях, свойственных буржуазному горизонту. Больше того, в той мере, в какой его полемика не является такими нападками и такой критикой, которые, хотя и вслепую, направлены против самого капитала (отождествляемого, однако, с одной из его производных форм), он, этот социализм, представляет собой всего лишь социалистически переряженное стремление к развитию буржуазного кредита и, стало быть, выражает только неразвитость отношений в той стране, где эта полемика наряжается в социалистические одежды. Такого рода социализм сам есть лишь один из теоретических симптомов капиталистического развития, хотя эти буржуазные стремления могут принимать весьма сногсшибательные формы, как, например, форму требования «безвозмездного кредита»[150]. Сюда же относится сен-симонизм с его прославлением банкирства (Credit Mobilier[151] появился позднее).